Елена Саулите

Швейцарский счет

Глава первая

Ослепительное сияние девственно-белого снега и оглушительная, неземная тишина… Склоны альпийских ледников, похожие на гигантские пасхальные куличи, безмятежно покоились под куполом холодной голубой бесконечности. Желтые лучи зимнего солнца едва ощутимо грели оконное стекло, Алиса потрогала его кончиками пальцев и недоуменно покачала головой.

– Солнце в ледяной пустыне – обалдеть, – прошептала она.

Не в силах оторваться от завораживающей картины ледяной вечности, Алиса приникла лбом к прохладному окну и замерла в благоговейном восхищении.

Швейцария. Гриндельвальд. Бескрайние снежные просторы и полное безлюдье, будто Алису занесло на край света. А ведь в ста километрах от их уютного шале – Берн и международный аэропорт, откуда они с Марком добирались в умопомрачительном лимузине с диванами, баром и спутниковым телевидением.

– Можно было на поезде, – рассуждал Марк, развалившись на мягкой сливочной коже заднего сиденья. – Но мне хотелось тебя побаловать.

Последние полтора месяца Алисе с трудом верилось в происходящее. Она– обыкновенная девятнадцатилетняя девчонка, чьим главным жизненным достижением был титул «Мисс Тверь-1993», она и Венеция, она и Париж, она и элитный курорт Гриндельвальд, она и сын одного из богатейших людей мира Лейба Фридмана. Она – жена его сына! Чудесный сон. Рождественская сказка про Золушку. А вот, поди ж, ты… Алиса сильно ущипнула себя за ухо, чтобы проверить, не сон ли это в самом деле, зашипела от боли, но все осталось на своих местах – и худощавое тело Марка, разметавшееся на синих шелковых простынях, и далекие пестрые крыши Гриндельвальда, и приближающееся Рождество с подарками, которых Алиса ждала с замиранием сердца. Марк обещал подарить ей нечто, о чем она и мечтать не могла. Так и сказал:

– Ты в обморок упадешь, готовься.

Зеленые, как альпийские луга, глаза Алисы молили:

– Скажи. Не мучай.

Но он только тихо смеялся, нежно целуя ее прозрачные пальцы:

– Нет, нет, Лиса, – так он прозвал ее с первого дня знакомства, – не могу. Это сюрприз.

Сверкающий ореол далекой вершины Шильтхорн, самой высокой горы Гриндельвальда, притягивал взгляд. Марк, теша эго всезнайки, любил блеснуть эрудицией и рассказывал Алисе о Швейцарии много занимательного. К примеру, он знал, что здесь в Гриндельвальде проложена самая высокогорная железнодорожная ветка в мире, и ведет она к перевалу Юнгфрауйох.

– А на перевале расположена самая крупная в Европе звездная обсерватория, оснащенная мощнейшим телескопом, – с гордостью продолжал он. Он так расхвастался, что Алиса не удержалась и уколола:

– Ты говоришь так, будто сам ее построил.

– Какие мои годы! Еще и не такое построю. И знаешь, как назову?

– Ну?

– Лиса!

– Дурашка ты, – звонко хохотала Алиса.

Боже, вот она Швейцария! Страна банков, лучших в мире часов, вкуснейшего шоколада и чудес. И Алиса. Алиса в стране чудес! Невероятно! Дух захватывает!

Алиса лихо крутанулась на одной ноге и взвизгнула от восторга, опомнившись, испуганно прикрыла рот ладошкой и оглянулась на, мерно посапывающего Марка, он зашевелился было, но тут же затих. Алиса решила не будить новобрачного, они были женаты всего-то шесть дней, потихоньку оделась и на цыпочках вышла из комнаты. Шале было в два этажа, на первом – кухня и столовая, на втором – две небольшие спальни.

Снизу доносился звон тарелок, домовитое шкворчание масла на сковороде, и монотонное шарканье прислуги. В воздухе витал терпкий, ни с чем несравнимый аромат свежемолотого кофе. Ингрид, мужеподобная женщина неопределенного возраста с топорным лицом и большими жилистыми руками, приходила в восемь часов утра, готовила, убиралась в доме, подавала на стол, а в пять вечера с поистине швейцарской точностью удалялась. Жила она в соседней деревушке Лаутербрюннен, что раскинулась у подножия Шильтхорн в четырех километрах от их шале. Обыкновенно Ингрид перемещалась на мотосанях. Алису от души забавляло, когда крупная, похожая на гренадера, Ингрид в пуховой куртке, высоких теплых ботинках, замотанная в шерстяную шаль по самые глаза, седлала своего механического коня и включала зажигание. Два-три коротких чиха двигателя, и она срывалась с места, бешено несясь по ледяной пустыне и взметая за собой столб радужной снежной пыли. Деревенская крестьянка верхом на мотосанях была предметом их с Марком постоянных шуток.

Сбежав по узкой деревянной лестнице, Алиса заглянула в кухню. Возившаяся с тестом для круассанов, Ингрид обернулась и приветственно кивнула, ее выцветшие серо-голубые глаза неодобрительно уставились на полураздетую Алису. Громко чихнув, женщина утерлась тыльной стороной ладони и громко заговорила по-французски, тыча узловатым, испачканным мукой пальцем в окно. Алиса озадаченно уставилась на женщину, потом перевела взгляд на окно и радостно улыбнулась:

– Бонжур, Ингрид. Погода манифик. Шарман, – попыталась она выразить свою мысль на смеси русского и французского.

Швейцарка сердито кивнула, и ее длинные прямые, точно проволока, волосы упали на лицо. Большего она от Алисы и не ждала. Бернский кантон, один из двадцати шести кантонов Швейцарии разговаривал преимущественно по-немецки, Ингрид была одной из немногих в деревне, кто говорил на французском. А чего ждать от русских? Слава богу, хоть понимают!

В ожидании завтрака, Алиса решила прогуляться по окрестностям. Она проворно забралась в пухлый лыжный костюм, собрала длинные волосы в пучок, натянула вязаную шапку с помпоном и, махнув Ингрид рукой, отправилась на прогулку. Выйдя на улицу, невольно зажмурилась, солнце – яростное, неудержимое – слепило глаза. Алиса вспомнила прошлогоднюю телепередачу, где ученые объявили, что обнаружили трещину на солнце. «Оно, светило, – авторитетно вещал седой академик с экрана, – грозит взорваться в любой момент, и шансов спастись нет. Апокалипсис на пороге!». Тогда, сидя на шестиметровой кухне крохотной квартирки, девушка злорадно потирала руки: «Ага! Значит, судный день грядет, где все будут равны: и бедные и богатые! Так оно! Солнце не купишь. Значит, всем конец! И вам, господа олигархи, тоже! А то плавают, гады, в нефтяных бассейнах и думают, что сам черт им не брат!».То, что ей, Алисе Вересаевой, в этом случае тоже крышка, девушке тогда в голову не пришло. Уж очень устала от нищенской жизни на копеечную зарплату мамы – рядовой школьной учительницы. Жили они вдвоем, отец бросил семью, когда Алисе было два года, и больше в их жизни никак не проявлялся. Типичная российская ситуация. Росла она обыкновенной девчушкой, веселой, послушной, хорошо училась – у мамы учительницы не забалуешь, когда ей исполнилось четырнадцать и начался период полового созревания, она с удивлением обнаружила, что все окрестные мальчишки, парни и даже мужчины постарше не сводят с нее восторженных глаз и откровенно робеют в ее присутствии. К пятнадцати она уже прекрасно сознавала силу своей привлекательности, эту безграничную «мягкую власть» над противоположным полом. Всеобщее поклонение вскружило ей голову. Несмотря на то, что они с мамой продолжали экономить каждую копейку (даже колготки в морозилку клали, чтобы дольше носились), вообразившая себя Ким Бесинджер, Алиса сделалась нагловатой и высокомерной, частенько обижала мать, хотя видела, как та тянет из себя последние жилы, чтобы заработать. Но денег постоянно не хватало, за три дня до зарплаты они всегда ели «голые» макароны без масла. Тяжело было. Ох тяжело. Теперь, когда колесо фортуны совершило магический оборот, и она очутилась в клане олигархов, ее радикалистские взгляды съежились, полиняли и плавно трансформировались в широкие демократические, а если называть вещи своими именами, то попросту ханжески «мимикрировали». Алиса поежилась, в столь счастливый момент думать о социальной несправедливости, глобальных катастрофах и собственном меркантилизме и малодушии не хотелось. Она досадливо отмахнулась от непрошеных воспоминаний и поспешила в сторону темнеющих справа въездных ворот. Мерзлый снег обиженно визжал под ногами, солнце слепило, морозный воздух обжигал ноздри.

Выйдя за пределы усадьбы, Алиса осмотрелась – узкая, извилистая, уходящая вдаль дорога, и ни души вокруг. Только обглоданные ветрами заиндевелые деревья по обочинам. Холодно и стерильно как в операционной.

«Жутковато как-то», – подумала она и, немного потоптавшись, двинулась в сторону видневшейся впереди Шильтхорн.

– Туда. Там канатки, лыжи, люди, – вполголоса приговаривала она на ходу. – Там жизнь.

Добравшись до ближайшего дерева, девушка остановилась. Старый заледеневший вяз тянул скрюченные пальцы ветвей к равнодушному зимнему солнцу, будто моля о благодатном тепле. Алиса подошла к дереву, обняла покрытый изморозью ствол руками и пожалела старика:

– Потерпи, дедушка. Через пару месяцев оттаешь, согреешься и оживешь. Молодые листочки будут шептаться в твоей кроне под дуновение летнего ветерка. У тебя все будет хорошо. Как у меня. Не веришь? Правда-правда, – Алиса запрокинула голову и вгляделась в искореженные временем сучья. – Еще три месяца назад я думала, что пропадаю, а теперь… – и она зажмурилась от внезапно накатившего счастья.

Все началось три месяца назад. Хмурым октябрьским утром после очередного неудачного кастинга, на котором ей посоветовали не выщипывать брови, покрасить волосы и набрать два килограмма, Алиса понуро вышла из дверей модельного агентства «Евростиль» на Кузнецком мосту и медленно побрела в сторону метро. Два месяца бесплодных скитаний по московским агентствам и житья на съемной квартире в Перово у глуховатой старушки Аиды Степановны истощили ее как морально, так и материально. В беготне по бесчисленным модельным заведениям и ночным клубам сияющая мечта о головокружительной карьере модели потускнела и поистерлась, работа не находилась, а вместе с копившимися неудачами росла и неуверенность в себе. Неласковая московская жизнь спеси здорово поубавила, зато научила держать удар. Возвращаться домой к маме с ее оскорбительной учительской зарплатой и доисторическими взглядами на жизнь не улыбалось. И она не сдавалась. По утрам, разглядывая себя в зеркале, Алиса видела бледное худое лицо и огромные, полные щенячьей тоски глаза, обведенные фиолетовыми кругами.

– Зато экономия на косметике. Никакие тени не нужны, – вяло шутила она, собираясь в очередной поход.

– Избегалась совсем, – качала головой жалостливая хозяйка квартиры Аида Степановна. – Иди официанткой в «Колизей», хоть кормить будут бесплатно.

«Колизеем» называлось претенциозное кафе на углу их улицы, хозяин заведения Тофик давно заприметил красивую худышку и при каждой встрече предлагал ей работу на «взаимовыгодных условиях». Об истинной подоплеке «взаимовыгодных условий» Алиса догадывалась, потому вежливо, но твердо отклоняла предложения кавказца.

На улице сеял мерзкий холодный дождь, зонта у девушки не было, но расстроенная Алиса не чувствовала ни резких порывов октябрьского ветра, ни онемевших от ледяного дождя пальцев, она понуро плелась по мостовой, то и дело оступаясь в лужи. Уныние и обреченность, пустота и растерянность царили в неокрепшей душе девятнадцатилетней девочки. Неумолимый, жестокий город сдавил ее бетонными челюстями, грозя раздавить.

– Смотри не подавись! – с неожиданной силой пригрозила ему Алиса. – Выживу я. Все равно выживу.

– Здравствуйте, Алиса, – низкий с хрипотцой голос, прозвучавший за спиной, заставил ее вздрогнуть и обернуться.

За спиной никого не оказалось, а в метре от нее на проезжей части застыло длинное блестящее тело черного лимузина с тонированными стеклами. Алиса растерянно захлопала глазами, силясь сообразить, не послышалось ли ей.

– Подойдите, Алиса. Я здесь, в машине, – в голосе зазвучали нотки раздражения.

Похоже, обладатель голоса был человеком властным и привык к безоговорочному подчинению.

Алиса наконец сообразила, что голос доносится из крокодилоподобного авто, так как одно из окон оказалось приспущено, именно оттуда с ней и разговаривали. Она осторожно двинулась к машине, раскисшие от сырости сапоги предательски чавкали, отчего Алиса чувствовала себя еще более жалкой.

– Смелее, – скомандовал голос.

Остановившись напротив узкой щели мрачно поблескивающего стекла, она вопросительно уставилась в темное чрево автомобиля, что-то зажужжало, и стекло опустилось ниже, на нее в упор смотрел лысеющий холеный мужчина в очках без оправы. На вид ему было около шестидесяти.

– Вы Алиса Вересаева? – уточнил он, скептически глядя на съежившуюся под дождем девушку.

– Да, – пролепетала Алиса, от волнения глубже засовывая руки в карманы короткой куртки.

– Садитесь в машину, – приказал мужчина и распахнул перед ней, похожую на въездные ворота, дверь автомобиля.

Алиса попятилась, испуганно мотая мокрой головой.

– Садитесь, я сказал. У меня к вам деловое предложение,– приказал мужчина и повелительным жестом указал на диван напротив.

Трясясь от страха, абсолютно не сознавая, что делает, она послушно забралась в необъятный салон и буквально утонула в мягкой коже заднего сиденья.

– Домой, – бросил мужчина водителю и повернулся к Алисе.

– К кому домой? – затравленно озираясь, испуганно пролепетала Алиса.

Мужчина не ответил, с минуту он придирчиво оглядывал ее с ног до головы, его небольшие черные глаза прожигали насквозь. Алиса ежилась под его проницательным взглядом, все плотнее вжимаясь в мягкое кресло. Наконец, очевидно, удовлетворенный первоначальным осмотром, он улыбнулся и неожиданно подмигнул перепуганной девушке:

– Лейб Афроимович Фридман. Банковская сеть «Фридман групп». Если это вам о чем-нибудь говорит, – в маленьких жгучих глазках мелькнула откровенная насмешка.

– О-ч-чень приятно, – заикаясь, пробормотала Алиса.

Она естественно и представления не имела о «Фридман групп», но магическое слово «банк» произвело на нее необходимое впечатление.

– И ничего вам неприятно, – оборвал ее Фридман, доставая сигареты. – Скорее, страшно, так? Курите? – поинтересовался он, протягивая золотой портсигар.

Алиса коротко кивнула и, не сводя глаз с холеного господина напротив, взяла длинную коричневую сигарету.

– Зря. Табак и красота – вещи полярные, – не без сарказма заметил банкир и глубоко затянулся. Продольные морщины на его щеках прорезались еще глубже. – Вас, Алиса, интересует, куда я вас везу, а главное, зачем? – продолжал томить девушку банкир. – Что ж, извольте. Я изложу вам суть. Все дело в моем сыне. Его зовут Марк. Он видел вас в «Метелице» на прошлой неделе, вы ему понравились. Запали в душу, как говорится. Я разыскал вас по его настойчивой просьбе и теперь везу к нему. У него сегодня день рождения, – добавил банкир, нехорошо улыбаясь.

От растерянности Алиса выронила из рук сигарету, ее точно ледяной водой окатили, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами, девушка резко выпрямилась и закричала тонким срывающимся голосом:

– Остановите машину! Я никуда с вами не поеду! Сейчас же остановите!

Видя, что Фридман на крик не реагирует, она соскочила с места и забарабанила кулаками в стекло, за которым виднелась широкая спина водителя. Тот даже не обернулся.

– А ты молодец, – выдержав паузу, снова заговорил мужчина. – Проверку прошла, с проституцией не дружишь. Во всяком случае, пока. Ну- ну, детка, успокойся, – сбавил тон финансист. – Не нужно так волноваться. Дослушай. Я еще не закончил, – в голосе вновь зазвучали властные нотки. – Паника, знаешь ли, советчик плохой. Марк серьезно болен. У него лимфосаркома. Доктора говорят, остался год, может чуть меньше. Его мать умерла год назад от обширного инфаркта, не смогла пережить известия о близкой смерти сына. Ему очень одиноко. Старых друзей он не выносит. Они напоминают ему о прошлом, когда он был здоров и беспечен. Завидует парень здоровым баловням судьбы. На профессиональных сиделок у него аллергия, мы поменяли не меньше трех десятков за последние полгода. Словом, моему сыну нужен друг, жилетка и медсестра в одном лице. Он увидел тебя неделю назад в клубе и с тех пор говорит только о тебе, Алиса. Говорит, ты классно танцуешь. На секс он не способен, можешь не опасаться. Словом, я работу тебе предлагаю. Не пыльную. Две с половиной штуки баксов в месяц и на всем готовом. Если приживешься, то через полгода поговорим о надбавке. Согласна?

Озадаченная услышанным Алиса притихла, по-ученически сложив руки на коленях и недоверчиво поглядывая на банкира. Фридман достал из портсигара следующую сигарету, щелкнул золотой зажигалкой, неторопливо открыл бар, густонаселенный разнокалиберными бутылками, вынул оттуда початый виски и два бокала, плеснул на донышко каждого по глотку, один протянул девушке. Алиса послушно взяла и, не глядя на Фридмана, еле слышно пролепетала:

– А вы не обманываете?

– Я работу тебе предлагаю. Хорошо оплачиваемую работу. Или ты завалена предложениями? – ядовито заметил финансист, делая вид, будто не слышал вопроса.

Алиса машинально кивнула и сжала в ладонях стакан с такой силой, что он чудом не треснул.

– Вот и прекрасно! Выпьем за успех нашего предприятия, госпожа Вересаева!

Фридман опрокинул виски в рот. Алиса последовала его примеру, рот обожгло, но уже через минуту взвинченные нервы размякли, точно масло на солнцепеке, исчезла противная дрожь в пальцах, и Алиса робко улыбнулась работодателю.

Автомобиль выехал из города, за заплаканным стеклом замелькали деревья, деревеньки, коттеджные поселки, под действием виски и дождя, чуть слышно шуршавшего по крыше машины, Алиса окончательно расслабилась и незаметно для себя задремала. Проснулась, когда автомобиль затормозил перед огромным двухэтажным особняком в викторианском стиле, украшенным многочисленными башенками, балкончиками и балюстрадами. Дом располагался на небольшом пригорке, отчего возникало ощущение, что он реет над ухоженным садом и громадным лиственным парком. С красно-коричневой крышей, островерхими башнями и стенами, окрашенными в теплый песочный цвет, он будто сошел с полотен Гейнсборо.

Алиса была подавлена. В просторном, отделанном каррарским мрамором и бронзой холле их встретила миловидная светловолосая женщина в белом крахмальном передничке, она почтительно поздоровалась и забрала у вошедших верхнюю одежду. Они поднялись по широкой кованой лестнице, по обеим сторонам которой на разной высоте парили объемные люстры муранского стекла. Вошли в просторную гостиную, декорированную в изысканных жемчужно-перламутровых тонах, где резная мебель из беленого дуба, инкрустированная все тем же перламутром, была такой изящной, что казалась игрушечной. Красивое сочетание полированного бежевого и коричневого мрамора на полу, картина украшенная камнями Сваровски, ниши с антикварными статуэтками и полупрозрачный матовый потолок с вензелями– все поражало утонченным вкусом и безумной роскошью.

На широком, обитом бледным кремовым шелком диване сидел большеглазый изможденный молодой человек в джинсовой футболке и черной бандане, он читал. Увидев вошедших, отложил книгу и пошел навстречу. Алиса стушевалась и, спрятавшись за спину банкира, продолжала исподволь разглядывать окружавшее ее великолепие. Справа в углу красовался большой камин, украшенный бронзой и пепельно-розовым в тонких коричневых прожилках натуральным ониксом. О! Дверные ручки литого серебра! Да, это же настоящий дворец! Неожиданно вспомнился ожидавший королевской аудиенции, очень храбрый и очень бедный д’Артаньян. Мысль о том, что она подобно знаменитому мушкетеру удостоилась чести быть представленной ко двору, рассмешила ее, не удержавшись, она прыснула в кулачок. Мужчины разом обернулись и вопросительно посмотрели на девушку.

– Извините, нервное – оправдалась Алиса, – чувствую себя как в Эрмитаже.

Молодой человек заразительно расхохотался. Возникшая было неловкость мгновенно улетучилась, и банкир, похлопав сына по плечу, сказал:

– В общем, подругу я тебе привез. Как обещал. С днем рождения, сынок. Ну, да некогда мне с вами хихикать. Через час встреча с членами правления. Извини. Дальше разбирайся сам, – с этими словами он вышел из зала.

Когда они остались одни, молодой человек осторожно приблизился к девушке и попытался взять ее за руку, но почувствовав, как Алиса вздрогнула, отшатнулся и с горечью сказал:

– Да не бойся ты. Я не опасен. Химическая кастрация, знаешь ли. Самый унизительный из всех медицинских терминов.

Так все и началось. Алиса поселилась в загородной резиденции Фридманов, следила за тем, чтобы Марк вовремя принимал лекарства, болтовней вытаскивала его из депрессий, сопровождала в частых медицинских и редких увеселительных мероприятиях. По большей части это были «Ленком», «Современник», реже Театр сатиры, читала ему на ночь Кафку и Пруста, совершенно не понимая ни того, ни другого и откровенно этим возмущаясь.

Девушку поселили в комнате рядом с Марком.

– Чтобы всегда под рукой была, мало ли что, – заявил Фридман-старший, распахивая перед ней дверь в просторную светлую комнату, стены которой были обиты палевым гобеленом с изображениями пасторальных сцен.

Мебель цвета слоновой кости в стиле Людовика XIV, удобный зеркальный шкаф во всю стену – дорого и очень по-девичьи.

Фридман позаботился и о гардеробе компаньонки сына, выделив на это пять тысяч долларов.

– Чтоб Марку было не стыдно с тобой куда-то выйти. Сапоги новые купи, твои больше похожи на калоши, – ворчал он, вынимая деньги из портмоне.

Теперь в шкафу Алисы красовались эффектные платья, костюмы, блузки, брючки, был даже купальник от Chanel, над ним Алиса даже дышать боялась. Шутка ли, настоящий Chanel!

А через полтора месяца молодые люди поняли, что полюбили друг друга. И – о чудо! У Марка наступил период стойкой ремиссии, значительное улучшение здоровья позволило ему вернуться к занятиям литературой и физическим упражнениям. Он мечтал стать известным драматургом и страстно любил верховую езду. В начале декабря он предложил Алисе отправиться в путешествие по Европе, всемогущий отец в два дня оформил шенгенскую визу и влюбленные уехали. Перед отъездом Фридман-старший внимательно посмотрел в глаза сыну и посоветовал не делать глупостей.

– Я много раз говорил тебе, что любовь есть не что иное как основанная на биохимических реакциях, уловка природы. Провокация с целью продолжения рода. Гормональный взрыв, толкающий людей на глупости. А брак – дело интеллектуальное, продуманное и только тогда удачное. Помни об этом и отделяй зерна от плевел.

Сын, однако, к словам отца не прислушался. Проведя две романтические недели в Италии, где влюбленные облазили достопримечательности Флоренции (именно там под впечатлением истории Данте и Беатриче Портинари они дали друг другу клятву никогда не расставаться), Венеции и Рима, они переехали в Париж и однажды вечером, смакуя божоле нуво в маленьком ресторанчике на улице Муфтар, Марк подарил Алисе потрясающее кольцо с четырехкаратным кабошоном от Van Cleef & Arpels и сделал ей предложение. Зеленоглазая невеста смешалась, резко побледнела, потом густо покраснела и после недолгих колебаний тихо произнесла очаровательное «да». Они поженились через три дня в муниципалитете одного из парижских предместий. Аристократизм и романтика старой Европы, пылкая влюбленность, приближение самого счастливого в их жизни Нового года кружило молодым головы крепче испанского хереса, который Марк так любил потягивать в баре по вечерам. Что касается Фридмана-старшего, то он не разделил восторгов сына по поводу женитьбы. Узнав о состоявшемся бракосочетании, отец процедил недовольное: «Поздравляю, еще одного идиота окольцевали» – и бросил трубку. Правда, утром следующего дня он перезвонил и поинтересовался, где молодые хотят провести медовый месяц. Марк ответил, что планирует переехать на виллу в Лугано. Отец недовольно фыркнул:

– Я ожидал этого. Не получится. В Лугано буду я, Фриц уже готовит дом к моему приезду.

– Но я хочу показать Алисе Швейцарию, – упрямо возразил Марк и беспомощно взглянул на сидящую рядом жену.

– Ну так и быть, – после небольшого раздумья отозвался отец. – Я сниму для вас небольшое шале в Гриндельвальде. На лыжах покатаетесь, свежим воздухом подышите. После загазованной Европы вам это не помешает. Идет?

– Еще как идет! Папа, ты просто гений, – радостно отозвался Марк.

– Я позвоню, когда все устрою. Удачи, молодожен, – сухо попрощался финансист, и из трубки послышались короткие резкие гудки.

Так они оказались здесь, в Гриндельвальде.

За спиной Алисы послышались шаги, и незнакомый баритон вернул ее к действительности:

– Hi, are you my neighbour, miss?

Обернувшись, она увидела невысокого плотного мужчину в спортивной куртке канареечного цвета и зимних кроссовках. Английский Алиса знала плохо, говорила коряво, понимала в рамках школьной программы. Сейчас она сообразила, что мужчина поздоровался и поинтересовался, является ли она его соседкой. Вежливо улыбаясь, она произнесла сакраментальное:

– Yes, of course, – и настороженно уставилась на незнакомца.

Тот заулыбался еще шире, обнажив широкий ряд ослепительно-белых зубов, и затараторил:

– I am Frank Lewis a lawer from USA. I am staying over there, – и он радостно ткнул коротким пальцем в сторону, видневшегося на соседнем холме небольшого крытого коричневой черепицей дома.

– Он адвокат из Штатов и наш сосед, – вслух перевела Алиса и сосредоточенно наморщила лоб. – Ага! I am Alice from Russia and your neigbour, – после минутной паузы выдала она и остановилась: «На этом мой словарный запас практически исчерпан, придется делать умное лицо и приветливо кивать болтливому янки».

– Fine! Nice to meet you. – не унимался американец, блестя близко посаженными голубыми глазками. – It is Christmas today. I am absolutely alone. It is boring. I’d like to invite you to dine with me tonight.

– Господи, как же ты меня достал, – вполголоса пробормотала Алиса, напряженно обдумывая ответ на приглашение радушного американца. – Скучно ему одному в Рождество, видите ли.—Merry Christmas, Frank, and thank you, – начала она – but I married. My husband in house now, – на ломаном английском пыталась объяснить она.

Вместо «хасбанд» произнесла «хусбанд», чем немало позабавила адвоката.

Разочарованно хмыкнув, тот снова ощерился в рекламном оскале и начал прощаться:

– O.k. Anyway you are welcome. I mean you and your husband. I’ll send you some presents. Merry Christmas, Alice. Remember me to your husband, please. See you.

– Ciao, Frank, – кивнула Алиса.

Глядя на удаляющуюся желтую спину адвоката, Алиса беззвучно шевелила губами, силясь перевести последнюю тираду американца.

«Что-то про подарки брякнул, – озадаченно пожала плечами она. – Может, у них так принято на Рождество соседям подарки дарить? Чудной народ эти иностранцы, в Европе скупердяй на скупердяе сидит и скупердяем погоняет. А тут подарки соседям по горнолыжному курорту! Бред какой-то. Надо рассказать Марку», – гулять Алисе почему-то расхотелось, и она повернула назад, к дому.

Глава вторая

За завтраком обыкновенно спокойный и выдержанный Марк веселился напропалую, завидев Ингрид в блузке фисташкового цвета, он прыснул и вполголоса обратился к жене:

– Ты заметила? Обожает фисташковое мороженое, пиво пьет исключительно с фисташками и даже одежду предпочитает фисташкового цвета. Ходячая реклама компании по производству фисташек! Может, она у них подрабатывает, а?

Поймав на себе настороженный взгляд прислуги, Алиса благоразумно промолчала. Белесые глаза Ингрид вызывали у нее смешанное чувство страха и благоговения. Несмотря на скромное положение прислуги, швейцарка держалась с видимым превосходством и завидной уверенностью, а ее прозрачные, почти бесцветные глаза, обращенные на суетливых русских, всегда смотрели сквозь них. Она держалась так холодно и высокомерно, будто это Алиса с Марком ее обслуга, а не наоборот.

– Наблюдая ее манеры, – заметил как-то Марк, – можно подумать, что она принцесса крови, вынужденная батрачить на нуворишей. Королева в изгнании не иначе.

Из-под длинной шерстяной юбки Ингрид торчали тощие лодыжки, а ступни мужеподобной мадам, широкие, растоптанные – настоящие крестьянские ножищи, уродливо выпирали из туфель последнего размера.

После завтрака, состоявшего из кофе, жареного бекона, настоящего овечьего сыра и горячих круассанов, они с Марком отправились кататься на лыжах. Крутые снежные склоны, поросшие редкими соснами, отбрасывали глубокие синие тени, ослепительное солнце и ни ветерка. Вечный покой, нарушаемый лишь мягким шорохом несущихся лыж и свистом рассекаемого на большой скорости воздуха.

Для Алисы и обыкновенные лыжи были диковиной, а горные и вовсе. На высоте тысячи метров над уровнем моря воздух не был разрежен, дышать было легко, но крутые горные склоны и стремительно несущиеся мимо люди пугали ее. Алиса, экипированная по последнему слову горнолыжного спорта, стояла на небольшом пригорке и с ужасом смотрела прямо перед собой.

– Надо было на инструктора согласиться, дура ты набитая, – бормотала она, затравленно озираясь вокруг. – Говорил тебе Марк, так нет же. Довыпендривалась вот.

Небольшой пологий спуск, по которому ей надлежало съехать, выглядел совершенно безобидно, но отчаянно трусившая Алиса не могла заставить себя сдвинуться с места. Глядя как, сверкая очками, вниз проносятся лихие мужчины и женщины, она мучительно потела, не решаясь спуститься с крохотного пригорка, отведенного для детей и начинающих. Марк то и дело пролетал мимо, залихватски крича и взметая столбы снежной пыли на виражах. Его синяя вязаная шапочка и платиновый костюм, блестевший в солнечных лучах как олимпийская медаль, с сумасшедшей скоростью мелькали между одиноко торчавшими на трассе соснами. У Алисы внезапно затряслись колени, от непрестанного мелькания лыжников перед глазами поплыли разноцветные пятна, закружилась голова, противная горькая тошнота подступила к горлу, и она с размаху села в сугроб.

– Вам помочь? – раздался рядом незнакомый голос.

Алиса скосила глаза и увидела симпатичного парня в лыжном костюме василькового цвета, на вид ровесника, он присел на корточки, поднял очки на лоб и участливо заглянул ей в лицо.

– Страшно? – понимающе улыбнулся молодой человек. – Первый раз, наверно?

Девушка удрученно кивнула и попыталась подняться, но непослушные ноги подкосились, и она неуклюже плюхнулась обратно в снег.

– Давайте-ка помогу, – бодро сказал шатен, крепко ухватил Алису подмышки, поставил на ноги и аккуратно отбуксировал в ближайшее кафе у подножия холма, помог снять лыжи, заказал глинтвейн, не слушая возражений, оплатил его и сунул ей в руку визитку:

– Невнимательный у вас, однако, друг, – с улыбкой констатировал парень, глядя, как Алиса торопливо глотает горячий напиток. – Новичков бросать нельзя. Отдыхайте. Если охота не пропала, то через полчаса жду вас на том же месте. Будем учиться, – скороговоркой выпалил он и, не дожидаясь ответа, умчался прочь.

Огорченная лыжным фиаско, Алиса благодарно улыбнулась вслед спасителю, блаженно вытянула усталые ноги, достала из кармана мобильник и набрала номер мужа:

– Я замерзла, домой хочу, – заканючила она, пыхтящему в трубку Марку.

– Лады, Попелюшка, – ответил Марк. – Я тоже подустал с непривычки. Да и погода портится.

– Я тебя сто раз просила не называть меня Попелюшкой, – нарочито капризно сказала Алиса, глядя в окно на неожиданно начавшийся снегопад.

– Хорошо. Лиса, а ты где?

– Внизу. В кафе. И соскучилась.

– Я тоже. Буду минут через десять. Целую, Попелюшка.

Из трубки понеслись короткие гудки. Не успев ответить на провокацию мужа, Алиса в сердцах бросила мобильник на стол. Попелюшка на украинском означает Золушка и когда Марк хотел поддразнить молодую жену, то пускал в ход это неуклюжее прозвище. Алиса непритворно возмущалась, Марк смеялся и ласково пояснял:

– Не злись, солнышко. Ты же и впрямь Золушка! Такая же добрая, красивая и удачливая. Или я не прав?

Допив глинтвейн, Алиса отодвинула бокал и от нечего делать начала изучать оставленную спасителем визитку. На серебристом кусочке картона черным шрифтом значилось: Британов Евгений Альфредович, Банк«Пирамида», юрисконсульт.

– Одни банкиры кругом! Складывается впечатление, что это самая востребованная профессия, – усмехнулась Алиса и запихнула визитку в салфетницу. – Может, кому и пригодится.

Через пятнадцать минут возле кафе притормозило взятое напрокат красное «вольво», из машины высунулся Марк, заметил в стеклянной витрине кафе светлую головку жены и призывно помахал рукой. Вернув лыжи Алисы, он сел за руль, чмокнул ее в теплую щеку, извиняясь за чрезмерное увлечение катанием, и заявил:

– Едем за вином и продуктами. Вечером устроим празднование католического Рождества. Кто против? Принято единогласно!

Алиса с удовольствием смотрела на худое подвижное лицо Марка, длинный хрящеватый нос с заметной горбинкой, чуть вздернутую белесым шрамом бровь, крупные чувственные губы, шапку черных вьющихся волос (они наконец отросли) и счастливо улыбалась.

– Ты – ангел, – шепнул Марк, ткнувшись губами в шею Алисы, и резко вывернул руль, выбираясь с местной дороги на шоссе.

– Нет, это ты мой ангел-хранитель. И прошу об этом помнить, – игриво оттолкнула она мужа. – Если ты сейчас не будешь осторожным, то мы вляпаемся во что-нибудь.

– Ни за что! Мы просто обязаны жить долго-долго и умереть в один день! Последние анализы пообещали мне еще лет пять, – Марк хитро подмигнул жене.

– Очень праздничная тема, – надула губы Алиса, достала из бардачка несессер и принялась подпиливать сломанный ноготь.

– Упала? – сочувственно покосился Марк. – Кстати, с каких это пор ты стала избегать разговоров о моем драгоценном здоровье?

– Я не избегаю. Просто, когда чувствуешь себя счастливой, упоминание о смерти бестактно.

– А ты счастлива? – Марк испытующе посмотрел на жену.

Она загадочно молчала, томно прикрыв глаза темными ресницами, и он понял. Съехал на обочину, остановился, повернулся к притихшей девушке, осторожно убрал тонкие светлые пряди с узенького лица, обхватил его ладонями и принялся осыпать поцелуями глаза, покорно закрывшиеся под любовным натиском, усыпанный крохотными рыжими веснушками нос, круглую родинку возле правого уха.

– Девочка моя, единственная. Радость моя, как я жил без тебя? – бормотал он, задыхаясь от нежности. – То был сон, похожий на смерть! – неожиданным басом взревел он, внезапно оторвавшись от теплых податливых губ жены.

– Ты опять за свое? – с напускной суровостью фыркнула Алиса. – Я не хочу, слышишь, не хочу больше слышать это омерзительное слово, – протестовала она, шутливо молотя кулачками по жесткому худому плечу Марка. – Обещаешь больше никогда не произносить эту гадость в моем присутствии? Обещаешь?

– Обещаю. Да будет так. Аминь, – сдался наконец Марк, ловко уворачиваясь от тумаков.

– То-то же. Вот теперь поехали, – примирительно сказала Алиса и вернулась к шлифовке покалеченного ногтя.

Вечер обещал быть чудесным. Снегопад неожиданно прекратился. Воздух, напоенный морозной свежестью, крупные, словно вырезанные из мягкой желтой жести, звезды и вселенская тишина. Как в храме. Алиса стояла на веранде, запрокинув голову к небу, курила и любовалась. Она так пристально вгляделась в мерцающую звездную россыпь, что от напряжения на глаза навернулись слезы. И вдруг тонкий серпик месяца дрогнул и кокетливо затанцевал. Точь-в-точь, как у Гоголя в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», когда пакостник-бес перебрасывал его с руки на руку, поминутно дуя на обожженные ладони. В детстве перед Новым годом они с мамой часто пересматривали этот фильм.

– Офигеть! – вполголоса сказала девушка и обернулась на звук распахнувшейся двери.

– Тет-а-тет со звездами? – спросил Марк, кутаясь в толстый шерстяной плед.

Слабое здоровье не позволяло ему гусарствовать, и он постоянно носил теплые шарфы и носки, а о том, чтобы выскочить зимой на улицу без шапки, не могло быть и речи.

– Помнишь, ты обещала мне поступить в университет? – неожиданно спросил он. Вероятно, слово «офигеть», которым Алиса по обыкновению выразила свой восторг, покоробило его утонченную натуру.

Алиса промолчала. Вопрос образования в рождественский вечер ее волновал мало.

– А на какой факультет ты бы хотела? – не отставал муж, обнимая ее за плечи.

– Ну, не знаю-ю, – нехотя протянула Алиса и ткнулась носом в шею мужа. – Куда угодно, только чтоб с литературой не связано. Терпеть не могу книги.

– Почему? – изумился Марк, отстраняясь от жены, чтобы лучше видеть ее глаза, загадочно блестевшие в лунном свете.

– Ну, потому что в книгах одна неправда. В жизни грязь и проблемы, подлец на подлеце, а в книгах благородные рыцари, любовь до гроба, верность, добро всегда побеждает и прочая чушь, – цинично пояснила Алиса, берясь за следующую сигарету.

– Ну, знаешь, книги разные бывают, – возразил Марк. – Если ты про бульварные романы, то пожалуй. Но есть ведь Достоевский, Набоков, Чехов, в конце-то концов.

– В конце концов, среди концов конец-то будет, наконец? – насмешливо пропела Алиса, затягиваясь сигаретой.

– Иногда ты бываешь вульгарна, – сухо заметил Марк и ушел, оставив жену одну. Это была их первая размолвка.

Алиса продолжала стоять на улице, возвращаться в дом почему-то не хотелось, впервые за последние месяцы она ощутила, что они с Марком люди разной породы. Он – образованный интеллигентный мальчик из богатой семьи, она – обычная девушка из народа. «Жалко мне его. Странный он, несовременный какой-то, – думала она. – Ему всего двадцать пять, а рассуждает как пенсионер».

За воротами послышался шум подъехавшей машины, и в калитку позвонили.

«Кто бы это мог быть?»– терялась в догадках Алиса, открывая.

При виде невысокого человека в белой куртке и поварском колпаке она удивилась еще больше. Человечек протянул ей открытку с традиционной надписью «FroheWeihnachten!» и большую нарядную коробку, сопроводив подношение длинной очередью по-немецки. Алиса уловила только четыре знакомых слова: «Herr Brutner» (название ближайшего ресторана), «сашими» и «пондзю». Наконец, она сообразила, что светловолосый швейцарец – ресторанный курьер, который привез заказ. Алиса замахала руками и затрясла головой, намереваясь объяснить посыльному, что он ошибся и никакого заказа в «Herr Brutner» они не делали. Но мужчина настойчиво совал ей коробку, беспрестанно лопоча по-немецки что-то вроде: «Es ist völlig kostenlos, Mädchen» и тыча ей в лицо, бланк заказа, в котором черным по белому был выведен их с Марком адрес. Алиса сдалась. Курьер, лица которого она не так и не разглядела, прыгнул в потрепанный «форд» с эмблемой ресторана, махнул рукой и умчался в темноту. Озадаченная Алиса повертела в руках поздравительную открытку, заперла калитку и побрела к дому: «Если это заказал Марк, то почему он меня не предупредил? И вообще, он прекрасно знает, что я японскую кухню терпеть не могу». И тут ее осенило: Господи, да это ж Льюис, американец, с которым она познакомилась сегодня утром. Ну конечно! Как она могла забыть! Верный своему слову сосед прислал им гастрономический подарок из дорогого ресторана. «Какая же он душка!» – умилилась Алиса, возвращаясь в дом.



«Мы говорим на разных языках, нас интересуют полярные вещи. Что нас тогда связывает? Неужели примитивная животная страсть? Та пресловутая химическая реакция, о которой говорил отец?» – размышлял тем временем Марк, задумчиво глядя на дрожащее пламя красных свечей. Он переоделся к ужину в черный велюровый пиджак, побрызгался душистой водой и коротал время, размышляя об их с Алисой отношениях.

Стеклянные салатники, креманки и блюда, наполненные разнообразной снедью, терпеливо ждали, когда их опустошат. Тонкая высокая бутылка красного французского вина гармонично венчала аппетитно пахнущий натюрморт.

«Ингрид потрудилась на славу», – подумал Марк, покосившись на блюдо с румяной индейкой.

–Алиса, давай скорее! Я просто умираю от голода, – громко позвал он, услышав, как хлопнула входная дверь.

Послышались торопливые шаги, и в столовую впорхнула Алиса. Ее тонкие пепельные волосы развевались от быстрой ходьбы, огромные нефритовые глаза и изящный с едва заметной горбинкой нос, гибкая шея с маленькой пикантной родинкой у основания и высокая тонкая фигурка приковывали взгляд. Марк невольно залюбовался женой:

«Она похожа на нежную русалку с картины Зацки. Одни глаза чего стоят! Огромные, зеленые, они постоянно меняют цвет, от легкого оттенка неспелого крыжовника до насыщенного темно-нефритового. Яркие волнующие. Умопомрачительно хороша! Такой женщине можно простить все. Даже временное отсутствие интеллекта. Именно временное, потому что я сделаю из нее леди. Она, несомненно, способнее Элизы Дулиттл»,– подумал он и поднялся навстречу.

– А я с небольшим сюрпризом, – весело прощебетала девушка.

– Ты с огромным капканом, я бы сказал, – пошутил Марк, но девушка не поняла иронии:

– Сумерничаешь? Давай включим свет, я не люблю торчать в темноте.

Алиса заметила, что Марк больше не дуется, и благодарно засуетилась вокруг мужа.

– Представляешь, утром познакомилась с нашим соседом, его вилла километрах в двух отсюда, на холме. Он американец, приглашал нас сегодня на рождественский обед, но я отказалась. Тогда он пообещал прислать нам праздничный подарок. И прислал! Сашими. Ты же это обожаешь, правда? – и Алиса звонко чмокнула Марка в нос.

Водрузив коробку на стол, она включила свет в комнате. Пляшущие языки пламени в уютно потрескивавшем камине сразу потеряли свое очарование, главная партия рождественского вечера теперь принадлежала изысканно накрытому столу. Толстые красные свечи, белая крахмальная скатерть и разноцветные льняные салфетки придавали ему особый европейский шик.

– Что ж, сюрприз за сюрприз! Получайте свой обещанный подарок, мэм, – Марк театральным жестом взлохматил буйную шевелюру и вытащил из внутреннего кармана пиджака большой конверт. – Вот, держи, Попелюшка.

– Ты опять?! – притворно насупившись, вскинулась Алиса. В глазах, однако, светилось веселое любопытство. – Что там?

– А ты не спрашивай. Достань и посмотри.

Прикусив губу, Алиса надорвала конверт, достала плотный лист бумаги и в очередной раз вопросительно взглянула на мужа.

– Это письмо. Читай вслух, – нетерпеливо заметил Марк.

– Но оно же на французском, – неуверенно протянула Алиса.

Было заметно, что подарок в виде письма ее слегка разочаровал.

– Смотри внимательно. Перевод прилагается.

Алиса нехотя повиновалась. Письмо, украшенное затейливым логотипом, гласило:

«Уважаемая госпожа Алиса Фридман, Вы приглашаетесь для подписания контракта о сотрудничестве с Домом Моды Givenchy. Условия работы будут оговорены при личной встрече. Наш адрес и контактные телефоны приведены ниже. Пожалуйста, сообщите нам о дате своего приезда, чтобы мы сделали все необходимые приготовления. Искренне ваш креативный директор дома моды, Джон Гальяно»

По мере чтения голос Алисы становился все звонче, закончив чтение, она подскочила к мужу, повисла у него на шее и радостно завопила во все горло. Он шутливо отталкивал разбушевавшуюся жену, приговаривая:

– Тише ты, ненормальная, задушишь же.

– Ты – гений, Маркес! (Марку безумно льстило, когда жена называла его именем великого писателя) Как тебе это удалось? – не унималась Алиса.

Лицо ее от возбуждения пошло красными пятнами, она визжала от восторга, то пускаясь в пляс, то снова бросаясь на шею мужу.

– О, это не моя заслуга. Отца благодари. Он сказал, что если уж в нашей семье появилась модель, то она непременно должна быть мирового масштаба, – отбивался от Алисы Марк. – Слушай, давай за стол, а? Есть хочу зверски.

– Давай! – Алиса в последний раз взвилась до потолка и плюхнулась на ближайший стул. – Нет, о таком я даже и мечтать не могла. Живанши! Гальяно! Офигеть!

– Только без жаргона, ладно? – поморщился Марк, усаживаясь напротив. Казалось, головокружительная карьера жены его совсем не радует.– Давай, обмоем твой молниеносный успех, – безрадостно предложил он, открывая бутылку вина.

– Класс!

Марк снова скривился, но от замечания воздержался. Молча наполнил тонкие высокие фужеры искрящимся вином и тихо сказал:

– За восходящую звезду мирового модельного бизнеса! За тебя, Лиса!

– А почему так печально, Маркес? – чтобы угодить мужу, Алиса продолжала льстить, называя его именем великого писателя.

– Просто я хорошо знаю отца. Он ничего не делает просто так. И сей широкий жест лишь часть его грандиозного плана. Он хочет развести нас, Попелюшка!

– Что-о-о? – от неожиданности Алиса поперхнулась вином.

– Ты не ослышалась. Подумай, что нас ожидает? Ты работаешь, вращаешься среди красивых и крепких знаменитостей, а я таскаюсь за тобой по пятам. Очередной рецидив саркомы и я зависаю в какой-нибудь немецкой клинике зализывать раны. А ты спешишь дальше, тебе не до меня, тебя влекут выгодные контракты, баснословные гонорары и бурлящая толпа здоровяков-поклонников. Я одной ногой в могиле, ты – в центре внимания. Мы по разные стороны баррикад, – в голосе Марка послышался тоскливый надрыв, казалось, еще секунда и он расплачется. – Развод и девичья фамилия. Вот чего хочет мой прозорливый папенька. Просто как все гениальное. Одним письмом он уничтожает неугодный ему мезальянс и ломает две судьбы. И я догадываюсь, кто надоумил его. Это Диана. Моя бывшая мачеха и завистливая дрянь, – молодой человек быстро отвернулся, чтобы незаметно смахнуть набежавшую слезу. – Так давай же выпьем, любимая, за наше короткое счастье.

Оторопевшая Алиса ошалело смотрела на расстроенное лицо мужа, понимала, что он любит ее, и что она, Алиса, должна развеять его сомнения, убедить его в безосновательности его опасений и не могла. Не могла, потому что Марк сказал правду, пусть жестокую, но правду. Она совсем забыла, что ее муж смертельно болен. Она смотрела, как Марк торопливо, жадными глотками пьет вино, и подбородок у нее дрожал, глаза, готовые пролиться слезами, подозрительно заблестели, Алиса едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, потом схватила свой бокал и залпом выпила. Вкуса она не почувствовала, поставив фужер обратно на стол, она ждала, когда алкоголь подействует и острый приступ жалости к несчастному отпустит. Марк тоже избегал смотреть на жену, с коротким нервным смешком он придвинул к себе коробку с сашими, вынул из нее плоское блюдо с прозрачными кусочками сырой рыбы, миниатюрную чашечку с соусом, пару палочек и с деланным весельем провозгласил:

– Начнем с презента! Банзай!

Алиса мрачно смотрела, как он ловко орудует деревянными спицами, поочередно обмакивая в темный соус то тонкие лепестки прозрачной рыбьей плоти, то ярко-розовый маринованный имбирь, и молчала. Тягостная церемония вручения рождественского подарка отбила у нее аппетит. Марк, казалось, не замечал траурного настроения жены, выпив два бокала вина подряд, он раскраснелся и, демонстрируя гастрономическое упоение изысканным блюдом, смаковал каждый кусочек.

– Восторг! Просто восторг, – бормотал он. – М-м-м, вкус необыкновенный, чуть жестковата, правда. Никогда не пробовал ничего подобного. Язык чуточку покалывает, будто от мороза. Интересно, что это за рыба? Надо будет спросить этого американца.

Алиса отодвинулась от стола и развернулась к задорно трещавшему камину, ее знобило, и она протянула к огню ладони, но заметив, что руки сильно дрожат, поспешно скрестила их на груди. Еще полгода назад Алиса готова была бы отдать за подобное приглашение полжизни, но судьба не любит, когда очень хотят, она дает тогда, когда это уже не столь важно. Совсем как сейчас. Взвинченные нервы никак не хотели утихомириваться, вино не помогало, затянувшаяся пауза давила, и Алиса не выдержала, схватив лежавшее на столе письмо, она скомкала его и швырнула в пылающую глотку камина, огонь с жадностью набросился на белый клочок и мгновенно превратил его в летучий прах. В ту же секунду за ее спиной раздался странный клокочущий хрип, глухой стук и звон бьющегося стекла, Алиса вздрогнула и резко обернулась.

Марк лежал, навалившись грудью на стол, шея неестественно вывернута, широко открытые застывшие глаза неподвижно смотрели на огонь, в них отражались дрожащие языки желтого пламени, из опрокинутого бокала на стол сочилось вино, белоснежная скатерть медленно набухала неряшливым бурым пятном. Алиса опрометью вскочила, подбежала к мужу, схватила его за плечи и потянула на себя:

– Маркес, что? Что с тобой, Маркес? – лепетала она, стараясь оторвать тяжелое тело от стола. Марк не отзывался. – Господи, да что же с тобой? – запричитала Алиса:– Тебе плохо, милый? Плохо, да? – продолжала она тормошить мужа.

Наконец, тело подалось, тяжело завалилось на спинку стула, от неожиданности Алиса не удержала его, и оно с грохотом опрокинулось на пол. Теперь Марк лежал на спине, уставившись в потолок невидящими глазами, широко разбросав руки в стороны.

– «Совсем как в старых фильмах про войну», – промелькнуло в голове Алисы. И только тут до нее дошло: Марк мертв!

– А-а-а! – закричала она и не узнала собственного голоса, резкий и сиплый, он больше походил на карканье кладбищенской вороны.

Бессильно опустившись рядом с телом, она подняла худую еще теплую кисть мужа и попыталась нащупать пульс. Безрезультатно. Тогда она в невыразимой тоске прижалась к остывающей ладони щекой и застонала:

– Мамочка, что делать? Что же мне делать? – китайским болванчиком раскачивалась она. – В чужой стране, ночью, наедине с трупом. Телефона скорой помощи не знаю. Боже мой, языка и то не знаю. Даже объяснить, что произошло не смогу, – слезы, застрявшие где-то в гортани, вырвались на волю, размочили тушь и полились по щекам, черные дорожки текли с подбородка на дорогую шелковую блузку, но Алиса и не пыталась их вытирать, она ошалело смотрела на мгновенно заострившееся лицо покойника и тихонько, по-бабьи выла:

– Это я… я тебя убила. Ты любил меня. А я, эгоистка чертова, думала только о себе. Ты не вынес этого. Марик, милый, прости. Прости меня. Господи, я – убийца. За что? – с отчаянной злостью выкрикнула она вверх, туда, где по ее разумению должен был находиться Всевышний.

В ответ раздался оглушительный треск взорвавшегося полена и из камина посыпался сноп оранжевых искр. Алиса испуганно втянула голову в плечи и затихла, беспомощно глядя на распростертое рядом тело Марка.

За окном глухо завывал ветер, прекратившаяся на пару часов метель снова разбушевалась. Сидела она долго, в голову лезли беспорядочные мысли о болезни Марка, об их разом рухнувшем счастье, о себе, сиротине. И вдруг ее осенило! Не может быть, чтобы отлично чувствовавший себя накануне Марк внезапно скончался! Раковые больные не умирают в одночасье. Как правило, их смерть – процесс медленный, мучительный, болезненный. Она вспомнила, как умирала ее тетка, тогда мама месяцами дежурила у постели иссохшего, корчащегося от непереносимой боли тщедушного тела, вкалывая страдающей все возрастающую дозу морфина. А тут такое…

Алиса снова вгляделась в застывшее лицо мужа, его распахнутые навстречу вечности глаза были пугающе неподвижны, превозмогая страх, она потянулась к его лицу и осторожно прикрыла остывающие веки. Немного успокоившись, она принялась соображать дальше. Похоже, причиной смерти Марка оказалась не лимфосаркома, а что тогда? Тогда – это убийство. Отравление! Ну конечно! Как она сразу не догадалась! Чертов американец прислал им рыбу, которая, очевидно, была напичкана ядом. Две минуты – и Марка не стало. Но зачем? Кто этот проклятый американец? Получается, что он хотел убить их обоих, ведь не мог же он знать, что Алиса терпеть не может японскую кухню. И что теперь делать? Заявить на него в полицию? Но кто ей поверит? Свидетелей нет. Никто не видел, как она разговаривала утром с этим типом. Никто не видел, как посыльный привез коробку из ресторана. Хотя, стоп. Рассыльный-то как раз и может подтвердить доставку заказа. Ну и что? Ведь он не покажет, что рыба была отравлена. Полиция может решить, что яд подсыпала Алиса. Именно так они и подумают. Арестуют, посадят в камеру, начнется следствие. И никто, никто ей не поможет. «Господи, кошмар какой! Такого не бывает! Я сплю. Сплю, и мне снится жуткий сон. Проснусь, и все будет хорошо».

Медленно поднявшись с колен, Алиса подошла к столу, машинально налила себе вина, выпила, покосилась на деревянную плошку с рыбой, в ней оставалась добрая половина.

– Может и мне за тобой, Маркес? Что мне теперь?– шепотом произнесла она и оглянулась на покойника. Он неподвижно лежал на ковре, лицо, тронутое дыханием смерти, приняло величественное выражение, точно ему открылась высокая тайна, непостижимая для еще живущих. Отрешенность и безмятежность. Покой. Будто под гипнозом, Алиса потянулась к маслянисто поблескивающим прозрачным кусочкам. И вдруг правый глаз мертвеца влажно блеснул в полумраке, Марк как будто наблюдал за женой из потустороннего мира. Лукавый прищур его глаза словно подначивал: «Давай-давай! Слабо, Лиса, а?»

Громоподобный звонок телефона разорвал оглушительную тишину, и Алиса испуганно отдернула руку. С трудом ориентируясь в пространстве, она вслепую нашарила, валявшуюся среди диванных подушек трубку телефона. Нелюбезный тон Фридмана-старшего заставил ее очнуться:

– С Рождеством тебя, дорогая. Подарок Марка понравился? – несмотря на ласковое обращение, нотки высокомерия в голосе свекра свидетельствовали о том, что ее наглое вторжение в клан Фридманов не вызывает у главы семейства ни малейшего энтузиазма.

– Да, спасибо, – выдавила Алиса, усилием воли подавляя рвущиеся наружу рыдания.

– Благодарить не стоит. Это идея Марка, – небрежно продолжал Лейб. – Он рядом? Передай ему трубку. Мне нужно сказать ему пару слов.

– Я…я… – Алиса никак не могла решиться сказать банкиру, о том, что Марк мертв. – Марка больше нет, – наконец осмелилась она.

– Нет? Он вышел? – не понял Фридман. – Тогда передай ему, что приехала Диана с дочерью. Это моя бывшая жена, мачеха Марка, – нехотя пояснил он невестке. – Она хочет увидеться с Марком и познакомиться с тобой. Проще говоря, я хотел пригласить вас завтра к обеду. Часам к двенадцати я пришлю за вами вертолет. Полчаса и вы у меня в Лугано. Надеюсь, ты передашь Марку мое приглашение, – закончил он уже более миролюбивым тоном.

– Нет, – безжизненным голосом пробормотала Алиса и больше не в силах сдерживаться громко всхлипнула.

– Что такое? – насмешливо отозвался Лейб. – Что там у вас? Поссорились?

– Ма-а-арк… – горько зарыдала Алиса.

– Что? Что Марк? Говори же, черт тебя возьми! – почуяв неладное, бешено заорал свекор.

– Он…умер… – сквозь сопливую икоту пролепетала Алиса.

– Что-о-о? – проревел Фридман. И через паузу: —Дря-я-я-янь!!!

Пытаясь хоть как-то оправдаться, Алиса залепетала было что-то про американца и рыбу, но свекор грубо оборвал ее, принявшись сыпать оскорблениями, и ее дрожащий голос потонул в этом потоке как щебет пичужки в реве урагана.

Наконец он устал, последовала напряженная пауза, и неожиданно спокойным ровным тоном, точно речь шла о прогулке в ближайшем парке, Фридман сказал:

– Быстро ты с ним управилась. Не уберег я парня. Не успел.

Потрясенная несправедливыми обвинениями Алиса остолбенела, трубка вывалилась у нее из рук, колени подогнулись, она упала на диван и заплакала в голос. Из валяющейся рядом трубки послышалось:

– Сиди, где сидишь. Ничего не предпринимай. Я буду ровно через час. Поняла?

Поскольку в ответ кроме приглушенных подвываний он ничего не услышал, то со словами:

– Кукла чертова! С бабами свяжешься… – швырнул трубку.

Алиса захлебывалась в рыданиях.



В Лугано потрясенный услышанным банкир с минуту молчал, затем, обернувшись к бывшей жене, с любопытством прислушивавшейся к разговору, Лейб отрезал:

– Умер Марк. Мне нужно в Гриндельвальд. Срочно. А там кроме этой эйфелевой башни с тараканьими мозгами никого.

Диана, тонконогая брюнетка средних лет с мраморной кожей чувственно охнула и картинно прижала бледную алебастровую руку к сердцу:

– Боже мой, Марк умер? Но ты говорил, что у него ремиссия. Как же это, Лейб?

– Как, как… Откуда я знаю как! – яростно огрызнулся Фридман, на ходу натягивая куртку. С трудом попав в рукава, он схватил мобильный и набрал номер телохранителя. – Тигран, бегом в аэропорт! Чтоб через полчаса геликоптер был на площадке. Летим в Гриндельвальд, – приказал он.

– Лейб Афроимович, погода нелетная. Метель, понимаете, – попытался возразить Тигран.

– Через полчаса, я сказал. Все! – рявкнул Фридман.

– Я с тобой? – вопросительно вскинула брови Диана и, услышав в ответ глухой рык, с облегчением вздохнула.

– Я вообще не знаю, зачем ты сюда приволоклась! Мне кажется содержание у тебя королевское, могла бы остановиться в «Плаза», – раздраженно продолжал Лейб, метавшийся по кабинету в поисках загранпаспорта. – Черт побери, в этой спешке ничего не найти! Или соскучилась по кому? – он обернулся на бывшую жену и его голос зазвучал угрожающе.

– Ну как же, Лейб, у нас ребенок… – попыталась сгладить ситуацию Диана, заламывая руки и заискивающе глядя в глаза бывшего мужа.

– Ребенок? Знать бы чей он, – рубанул тот и грохнул дверью.

Оставшись одна, женщина лениво растянулась на обитой шелком кушетке и тихо произнесла:

– Идиот.

Не уточняя имени пресловутого идиота, она добавила. – Этот скоропостижный брак не мог закончиться иначе…

В комнату, волоча за собой большого плюшевого динозавра, вошла темноволосая кареглазая девчушка лет пяти.

– Иди ко мне, кисуля, обними меня, – нежно проворковала мать и, прижав кудрявую головку к своей груди, глухо пробормотала:– Страшно мне, Маюша… Началось.

– Что началось, мамочка? – удивилась девочка, озабоченно глядя в расстроенное лицо матери.

– Ничего, детка. Это я так. Предчувствия нехорошие. Пойдем спать,– ласково поцеловав дочь в теплый, покрытый бархатистым пушком лобик, Диана встала и, подхватив девочку на руки, понесла в спальную.

Глава третья

Зареванная Алиса с трудом поднялась с дивана и подошла к окну. Глухая пугающая чернота блокировала дом, снова повалил снег, он яростно бился о стекло и, тая на теплом стекле, стекал вниз юркими струйками, жиденький свет одинокого фонаря над входом с трудом пробивался сквозь крутящуюся снежную пелену. Наблюдая за разгулявшейся стихией, Алиса пощупала распухший от слез нос и прерывисто вздохнула. Через час здесь будет Лейб Афроимович. Нужно встряхнуться и взвесить все обстоятельства. Марк мертв, его отец еще не знает, что он убит, но уже винит ее в смерти сына. Что же будет, когда он узнает, что Марк отравлен? Первой подозреваемой тут же станет она, Алиса. И ничего, ничегошеньки она не сможет доказать, ведь кроме нее и Марка в доме никого не было. Полиция. Арест. Камера. Бред. Что делать? Бежать? Одна, в чужой стране, ее тут же схватят. Марка отравил Льюис, в этом она не сомневалась ни секунды, имя конечно вымышленное. И никакой он не адвокат, да и не американец. Нужно попытаться выследить преступника, хотя его наверняка и след простыл. Будет он дожидаться, когда нагрянет полиция! Господи, что же делать? Но что-то делать надо. Собрав всю силу воли, она двинулась к лестнице, ведущей наверх, в спальню, откуда был виден дом лжеадвоката. Она боком протиснулась между столом и лежащим на полу телом Марка, в тусклом свете догорающих поленьев труп выглядел зловеще. Стараясь не глядеть на убитого, Алиса неслышно скользнула в темный коридор, до выключателя всего десять шагов, но девушка не могла найти в себе мужества, чтобы преодолеть столь ничтожное расстояние. Покрепче зажмурившись, она на ощупь поднялась по лестнице и толкнула дверь. Прямо с порога она увидела свет в окнах адвокатского коттеджа! Значит, американец там. Какая удача! Алиса подпрыгнула от радости, но тут же сникла, сообразив, что ее теория о том, что убийцей является Льюис, летит к чертям. Какой преступник станет дожидаться, когда его арестуют? Если Льюис не сбежал, значит, он ничего не боится. А раз не боится, значит, он ничего не совершал. Круг замкнулся.

За спиной послышался тоненький скрип паркетных досок, кто-то подошел к дверям спальни! Алиса оцепенела от ужаса, боясь оглянуться. Прошла минута, две, ничего не происходило, и девушка все еще отчаянно труся, осторожно обернулась. Никого. Треклятые нервы! Ее била дрожь, зубы плясали, в животе мерзкий мятный холод, будто туда килограмм валидола натолкали. Мысленно убеждая себя не паниковать, Алиса посмотрела на часы, они показывали четверть двенадцатого, свекор будет только через сорок минут. Нужно взять себя в руки и спуститься вниз. Убеждая себя не паниковать, девушка сдвинулась с места и на цыпочках прокралась к двери, прислушалась. Пронзительная, выворачивающая душу тишина. Осторожно высунулась наружу, в отблесках красноватого света, падающего из гостиной на нижние ступеньки, постепенно проступили очертания лестницы. Набрав в грудь побольше воздуха, Алиса решилась. Рывком распахнула дверь и что было духу, помчалась вниз, на последней ступеньке споткнулась и рыбкой шлепнулась на пороге. Скорчившись от боли, зашипела. В ту же секунду наверху раздался грохот, будто уронили что-то тяжелое. Не обращая внимания на боль в ушибленном колене, Алиса вскочила точно ошпаренная и оглянулась. На верхней площадке лестницы мелькнула большая черная тень. Обезумевшая от ужаса девушка, пронзительно закричала и не помня себя метнулась к выходу. Не обращая внимания на непогоду, Алиса выскочила на крыльцо и как была в шелковой блузке и замшевых туфлях бросилась бежать. Выскочила за ворота и что есть мочи понеслась по заснеженной дороге, ноги тонули в липком снегу, одну туфлю она потеряла сразу, на ходу стащила вторую и зашвырнула в сугроб. В лицо бил резкий ветер, залепляя снегом воспаленные глаза, голые ступни мгновенно окоченели, в глубокий вырез набивался снег и таял, стекая по животу ледяными струйками. Алиса тяжело дышала, но при мысли о скрывавшемся в доме убийце силы ее утраивались и она, стиснув зубы, неслась дальше. После пятнадцатиминутного марафона, во время которого беглянка несколько раз падала, вставала и снова падала, Алиса остановилась. Убедившись, что погони нет, перевела дух, добрела до ближайшего дерева, прислонилась к нему и принялась на весу растирать посиневшие ступни. Разбитые колени надсадно ныли, в горле стоял сухой горячий комок. К ней постепенно возвращалась способность соображать. Что делать? Мобильник остался в спальне. Вернуться? Теперь, когда страшный дом остался позади, ее одолели сомнения. А не привиделась ли ей мелькнувшая на верхней площадке лестницы тень? Но, поселившийся внутри, жуткий безотчетный страх выбора не оставлял. Нужно идти вперед. До коттеджа американца оставалось километра два. Небольшой домик на холме, расцвеченный праздничными огнями, был хорошо виден. И Алиса молила Бога, чтобы Фрэнк не ложился спать как можно дольше. Ведь если он погасит свет, то она потеряет последний ориентир в мелькающей снежной круговерти. И тогда ей конец.

Метель все усиливалась, казалось, ветер задался целью сбить дрожащую девушку с ног и завалить снегом. И Алиса в первый раз за последние три года пожалела, что весит всего пятьдесят два килограмма. Легкое поджарое тело без единой капли жира, способного сберечь спасительное тепло. Немного помогали кожаные джинсы, они не промокали и хорошо защищали нижнюю часть тела, однако Алиса чувствовала, как сильно застыла открытая навстречу ветру грудь и саднит осипшее горло, ноги совершенно потеряли чувствительность, ей казалось, что они покрылись толстой колючей коркой. Шелковая блуза, сначала намокшая от таявшего на теле снега, замерзла и теперь стояла колом. Она скрестила руки на груди, защищаясь от снега. Ничего, нужно только добраться до дома Льюиса. Оттуда она позвонит отцу Марка, предупредит его о том, что в доме кто-то прячется. Он явится с телохранителем, они вызовут полицию и поймают преступника, если он конечно не плод ее воспаленного воображения. И все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – уговаривала она себя, с трудом шевеля непослушными губами. – Я справлюсь. У меня все будет хорошо.

Сработал инстинкт самосохранения, и мысли о собственной безопасности вытеснили страдания по погибшему Марку. Сейчас Алиса думала только о том, как не упасть и не замерзнуть на занесенной снегом дороге. Захлебываясь рвущим ее ветром, она упрямо двигалась вперед, минут через двадцать добрела до поворота к коттеджу американца. Там ее ожидало новое испытание: оставшиеся двести метров дороги оказались занесены снегом. Вероятно, Льюис машиной на отдыхе не пользовался, и дорога выглядела так, будто ее не чистили с начала зимы, узенькая тропка, тоже основательно присыпанная снегом, петляла среди нетронутой мертвенно-белой целины. Алиса решительно шагнула вперед, но метров через пятьдесят оступилась и тут же провалилась по грудь. Вылезти из снежной ловушки оказалось невероятно трудно, обмороженные ноги отказывались повиноваться, обессиленная девушка вяло барахталась в сугробе, пытаясь выбраться на едва заметную под нападавшим снегом тропинку. Лиловые от холода руки не слушались, скрюченные, словно сведенные судорогой, застывшие пальцы скребли по снежному покрывалу, захватывая зябкие комки снега.

«Будто могилу себе рою», – равнодушно подумала она, медленно оседая на дно глубокой берлоги.