— Погоди, я сам за твоим автобусом схожу!

Но в прихожей уже никого не оказалось, из-за двери послышалось натужное гудение лифта, и все стихло.

— Вот и живи с деловой женщиной, — бормотал Олег. И кто только эту эмансипацию придумал? Удавил бы, мерзавца, ей-богу, — и он поплелся на кухню.

Перс, будто нищий на паперти, безмолвно грустил над пустой миской.

— У, дармоед! — сорвался на животину Олег.

Веня печально взглянул на хозяина и, встав на задние лапы, вытянул передние вверх, мол, возьми на руки, добрый хозяин. Молящая поза кота выглядела такой трогательной, что Олег мгновенно смягчился, опустился на корточки и взял животное:

— Ладно, злодей, иди уже.

Кот обхватил его за шею теплыми пушистыми лапами и, громко мурлыча, принялся подхалимски тереться о небритую щеку.

— Хоть ты меня любишь, балбес, — Олег окончательно растаял и полез в морозилку за минтаем.

Ольга выбралась на трассу только через два с половиной часа, пробки в начале девятого — дело в Москве обычное. «Эксплорер» шутя разогнался до ста тридцати километров в час, гигантские щиты дорожных реклам жадно набрасывались на водителей, требуя купить, продать, вложить… Ольга брезгливо поморщилась, агрессивные слоганы ввинчивались в мозг, сбивали с мысли. А ей необходимо было подумать. Стас говорил, что потенциальных преступников в деле хоть отбавляй, к недоброжелателям Каспарова можно отнести добрую половину города, а вот с уликами дело обстоит много хуже. Проще говоря — никак.

— Ничего, — бормотала под нос Ольга. — На месте разберусь, где наша не пропадала. Сначала в управление, Стас местного следователя о моем приезде предупредил.

Через полтора часа на дорожном указателе промелькнуло название «Рузавин», оставалось 65 километров. Машин поубавилось, ландшафт изменился, дорогу обступили стройные колонны сосен, их чешуйчатые стволы, увенчанные темно-зелеными кронами, стояли навытяжку, словно несли почетный караул. «Красота-то какая! Важные, надутые, будто курфюрсты, — подумала она и улыбнулась. Слово “курфюрсты” применительно к русским соснам рассмешило ее. — А мы в грязи копошимся. Эх, люди…» Философские мысли плавно текли в унисон с окружающим покоем.

Мобильник на передней панели подскочил и завертелся, сопровождая свой нелепый танец надсадным жужжанием. Ольга очнулась:

— Слушаю, Стас.

— Ты уже на месте? — прогудел Дубовой.

— Через полчаса буду.

— Езжай прямиком на двести тридцатый километр Можайского шоссе. Там новый сюрприз.

— Брось шутить, говори прямо, — проворчала Ольга и резко ударила по тормозам, пропуская нахально рвущуюся вперед красную «десятку».

— Следователь Щепкин, который ведет дело Каспарова, сейчас находится там. Четыре свеженьких трупа. Владелец игорного клуба «Чикаго» (он же глава местной бандитской группировки — Раджа) и трое братков. И, как всегда, — ни одного свидетеля, — серьезным тоном закончил Дубовой.

— А наш мистер «Икс» — парень хоть куда! Просто Рембо какой-то, — с невольным восхищением вырвалось у Ольги.

— Н-да, восемь человек у милиции под носом положил. Да каких людей! — поддакнул Дубовой и добавил: — Так что ты там особо не мельтеши. Осторожнее, поняла, Олька?

Олька — так фамильярно подполковник называл ее только в особо серьезных случаях, значит, дело и впрямь опасное.

— Я жалею, что втянул тебя в эту историю, — озабоченно продолжал Дубовой. — Ты сейчас на особом положении.

— Вот только без проповедей. Не стучите лысиной по паркету, как говорил Бендер. Не маленькая. Справлюсь, — рассердилась Ольга. — И ты здесь вообще ни при чем. Меня Каспарова наняла. Все, Стас, до связи.

Минут через двадцать вдали показались высотные дома, и бетонное полукольцо с надписью «Рузавин» возвестило, что Ольга прибыла на место. Оставалось выяснить местонахождение пресловутого шоссе, и она затормозила у разместившейся в облезлом вагончике придорожной шашлычной. На вопрос, как проехать на Можайку, заспанная продавщица в стеганом ватнике поверх блестящей кофты недоуменно захлопала глазами и, простодушно улыбнувшись, спросила:

— А шашлычку не хочуте?

— Нет. Мне нужно на двести тридцатый километр Можайского шоссе, — стараясь ни к чему не прикасаться, твердо ответила Ольга. Закапанный жиром прилавок не вызывал ничего, кроме брезгливости.

— Вы, случаем, не родственница ли погибших? Седни по местному радию про ентот километр только и жужжат. Шо ж это деется? Людев каждый день быдто мух шлепают, а милиция «ни бэ, ни мэ», — запричитала продавщица. Сонная одурь слетела с ее оплывшего, словно свечной огарок, лица, и она громко крикнула кому-то:

— Семен, тут дамочке за «Можайку» кой-чо пояснить нада! Подь суды!

Странно, но ее деревенский говор не раздражал, совсем наоборот, речь звучала неторопливо и напевно, приятно лаская издерганный городской слух. Из-за лоснящейся занавески неопределенного цвета показался квадратный, похожий на морозильный ларь, парень в кожанке. Он с любопытством оглядел Ольгу и, лениво растягивая слова, сказал:

— Ща прямо, потом по кольцевой километров десять, и «Можайка». Да там указатель есть. Не промахнетесь.

Наспех поблагодарив, Палева выскочила на крыльцо. Жадно хватая ртом морозный воздух, она пыталась унять внезапно накатившую тошноту. Спустя несколько минут ее отпустило, пошатываясь, она побрела к машине. Проглянуло солнце, снег вспыхнул и заиграл мириадами слепящих искр, женщина инстинктивно зажмурилась — снежная равнина, пронизанная сияющими иглами солнечного света, выглядела волшебно. Ольга поправила съехавшую на лоб шапку и огляделась. Ширь, воля, простор! И тишина…

Мороз незаметно пробрался под пуховик и ущипнул за поясницу, она очнулась и, поежившись, заспешила к машине. Природа природой, а дело надо делать.

Следуя инструкции парня из шашлычной, Палева без труда сориентировалась и, объехав город, через двадцать минут летела по Можайской трассе. Она внимательно смотрела по сторонам, дабы не проскочить место происшествия. И совершенно напрасно, потому что колонну машин, запрудивших шоссе, неподалеку от коттеджного поселка, было трудно не заметить.

Ольга притормозила, припарковалась позади коронованной милицейской мигалкой «нексии», вышла и пошла вдоль вереницы выстроившихся вдоль обочины машин. Сновавшие вокруг милиционеры не обращали на нее внимания, и она беспрепятственно добралась до места происшествия. Картина, представшая перед глазами, заставила содрогнуться даже ее, повидавшую на своем веку немало чудовищных сцен. По правую сторону дороги лежала развороченная сильно обгоревшая машина, неподалеку виднелись остатки взорвавшейся трансформаторной будки, куски железа, копоть и рваные лохмотья чего-то обугленного валялись в радиусе тридцати метров, висели на почерневших ветках ближних деревьев. Человек пятнадцать, одетых в черные милицейские бушлаты, ползали по закопченному снегу в поисках останков и вещдоков. Чуть в стороне слабо дымился искореженный корпус второй машины. Скомканный в промокашку кусок железа, вероятно, бывший раньше капотом, торчал поодаль.

— Господи, да это ж теракт! — вырвалось у Ольги.

Стоявший неподалеку старшина милиции обернулся на ее возглас и грубо спросил:

— А вы тут как оказались? Кто вас через оцепление пропустил?

И, не дожидаясь ответа, крикнул:

— Котельников, ерш твою медь, куда смотришь? Почему на месте происшествия посторонние? — и тут же осекся.

Перед глазами замаячило служебное удостоверение на имя капитана милиции Палевой. Старшина моментально прикусил язык и взял под козырек. Удовлетворенная произведенным эффектом Ольга усмехнулась, убрала документ в карман и невозмутимо попросила проводить ее к следователю Щепкину. Милиционер оглядел невысокую женщину в коротком зеленом пуховике и рыжих ботфортах с плохо скрываемым неудовольствием, пожал плечами и буркнул:

— Опять, значит, московские. Был тут вчера один. Ничего, кроме форсу.

Ольга вспомнила солидную фигуру Дубового и подумала: «Вот, блин, а у меня и форсу-то нет!»

Капитан полиции Щепкин удивительно соответствовал своей фамилии: маленький, щуплый, вертлявый, он беспокойно сновал от одной группы оперативников к другой, совал нос везде и всюду, сопровождая свои действия беспрестанными и абсолютно ненужными восклицаниями. Казалось, его сипловатый фальцет доносится отовсюду одновременно:

— Ага. Вот, значит, как! Давай, ребятушки, давай! Опаньки!

Кургузое демисезонное пальто и потертая кожаная кепка, натянутая по самые уши, грели плохо, и тридцатиградусный мороз заставлял Щепкина, чтобы не превратиться в ледышку, выделывать на ходу замысловатые па. От его стремительного веретенообразного движения у Ольги зарябило в глазах, она встала рядом с усердно трудившейся группой оперативников и решила выждать, когда неугомонный Щепкин окажется в пределах досягаемости. Ольгу мучил вопрос: как обратиться к следователю? Назвать его господином Щепкиным, принимая во внимание его чекистский имидж, не поворачивался язык. Архаичное слово «товарищ», давно почившее в бозе, тоже казалось неуместным. В результате Ольга плюнула и решила никак его не называть.

Наконец мелкая фигура Щепкина протанцевала в сторону Ольги, она решительно выступила вперед и громко отрапортовала:

— Добрый день! Капитан милиции Палева. Частный детектив из Москвы. Расследую исчезновение Андраника Каспарова. Подполковник Дубовой насчет меня вам звонил, помните?

Щепкин замер от неожиданности, затем осторожно приблизился к Ольге:

— Приветствую вас, коллега. Однако абсолютно не понимаю, чем вызван ваш визит. Мы, собственно, и сами справляемся. Дело практически раскрыто.

— Правда? — изумилась Ольга. — А у меня несколько иная информация.

— Принимая во внимание то, какой путь вам пришлось проделать, я расскажу вам о своих умозаключениях, хотя делать этого не обязан, — важно произнес Щепкин.

Ольге показалось, что от сознания собственной значимости он непостижимым образом сделался на полголовы выше.

— С предысторией я знакома, — поспешила заметить она.

— Надеюсь, — важно кивнул следователь, прикрывая багровые от мороза уши жиденьким воротником. — Итак, в нашем городе конкурируют две бандитские группировки: одна под руководством ныне покойного Раджи, другая работает под началом некоего Чероки. Они контролируют весь крупный бизнес города и области. Господин Каспаров в последнее время артачился, платежи задерживал. У него серьезная крыша в Москве, решил, очевидно, что он на особом положении. Строптивый нрав Каспарова господам мафиози надоел, и они решили положить этому конец. И положили конец… самому Андранику Левоновичу, — посчитав шутку исключительно удачной, Щепкин придурковато хихикнул. — Убрали они его вместе, но вот договориться после смерти Каспарова о контроле над «Джитеком» не смогли. И не далее как вчера вечером Чероки убрал Раджу с дороги. Вот так, м-м-м… — следователь замялся.

Взглянув на визитку, он прочел имя и продолжил:

— Детектив Палева Ольга Николаевна. Все просто.

— Даже чересчур, — задумчиво проговорила Ольга. — А как же трупы тележурналистки и охранника мэра? Они здесь причем?

— Очевидно, стали случайными свидетелями. Только и всего. Чтобы доказать вам правильность своей версии, я могу кое-что показать, — он полез в карман пальто и вынул пластиковый пакетик с чем-то блестящим. Это оказался мужской перстень из платины с тремя крупными бриллиантами в центре, с внутренней стороны были выгравированы инициалы «А.К.».

— Это перстень Андраника Каспарова. Как он оказался на погибшем Радже? Не знаете? А я знаю! — и Щепкин торжествующе помахал пакетиком перед лицом Ольги. — Раджа собственноручно снял эту драгоценность с трупа Каспарова. Жадный был до абсурда. Я не обязан был вводить вас в курс дела, но из уважения к подполковнику Дубовому… — и он многозначительно уставился на Ольгу. — Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

— Может быть, вы и правы, — задумчиво проговорила Ольга. — Но позвольте мне ознакомиться с протоколами допросов свидетелей и, если понадобится, с некоторыми из них встретиться.

— Ох уж эти мне столичные амбиции! — фыркнул Щепкин. — Неужели вы считаете, что в провинции одни дураки сидят?

— Я так не считаю, — спокойно заметила Ольга, собираясь уходить. — Просто привыкла все перепроверять. Так надежнее. Ну так как? Позволите?

Не удостоив ее ответом, Щепкин повернулся в сторону патрульной машины и крикнул:

— Котельников, сопроводите дамочку в управление. Пусть Кузнецова ей покажет материалы дела.

Ольга проторчала в кабинете Щепкина около трех часов, устала до безобразия, но в голове закопошились кое-какие догадки. Ее насторожил тот факт, что последней видевшей Каспарова живым была дочь его бывшего компаньона — Елизавета Градова. Да и сам Градов, бывший бизнес-партнер Каспарова, был допрошен лишь формально. Опергруппа вернулась в управление около четырех часов. Заиндевевший Щепкин долго оттаивал за кружкой горячего чая, время от времени бросая на Ольгу косые трассирующие взгляды. После третьего стакана он с напускным безразличием спросил:

— Ну, накопали что-нибудь?

— Да нет, — Ольга усмехнулась. — Пока ваша версия выглядит наиболее правдоподобной. А у вас? Есть что-то новенькое?

Следователь метнул на Ольгу победоносный взгляд и самодовольно ухмыльнулся:

— Я не сомневался. У нас тоже без неожиданностей. Опросили жителей поселка, но никто ничего не видел. Некто из банды Чероки поджидал Раджу на подъезде к поселку, он всегда возвращался домой около половины первого ночи, летал на своем «феррари», как на сверхзвуковом самолете. Километрах в двух от поселка есть небольшой перекресток, напротив которого стояла трансформаторная будка, хотя вы сами сегодня были на месте и все видели. Завидев машину Раджи, преступник рассчитал траекторию движения, разогнался и с ходу врезался в «феррари». Очевидно, водитель Раджи слишком поздно сообразил, что происходит, а учитывая бешеную скорость, просто не успел ничего предпринять. «Феррари» швырнуло в кювет, а преступник направил свою колымагу на трансформаторную будку, сам же, по моему мнению, выпрыгнул из машины. Будка рванула в момент удара с такой силой, что горящие обломки разлетелись метров на пятьдесят, автомобиль Раджи вспыхнул мгновенно, так как бензобак при столкновении оказался сильно поврежден, еще через пару минут он взорвался. Драндулет, на котором «сработал» киллер, был угнан, это оказалась «победа» 1958 года выпуска, с корпусом из листового металла, то есть парень о собственном здоровье заботился. Все грамотно, комар носа не подточит. Впрочем, этого и следовало ожидать. Эти ребята — профессионалы. Работа у них такая — убивать. Сами понимаете, — Щепкин встал и направился к двери. — Что ж, приятно было познакомиться, Ольга… — он запнулся, припоминая отчество. Так и не вспомнив, досадливо махнул рукой. — Желаю вам легкой дороги.

— Спасибо за помощь. Всего доброго, — Ольга тоже поднялась.

Ей предстоял визит к Елизавете Градовой. Да и место происшествия осмотреть еще раз не помешало бы. Адрес Градовых лежал в кармане, в желудке неприятно посасывало, как-никак без обеда осталась.

— Зато не тошнит, — успокаивала она себя, лавируя по узким, плохо освещенным улицам окраины.

Часы на приборной панели показывали половину шестого, и Ольгу удивило непривычное для столичного жителя безлюдье. «Половина шестого, а вокруг ни души! Ощущение, что находишься на краю света, а не в двухстах километрах от Москвы. Большая деревня. И как они тут живут? — недоумевала она. Где-то в кармане встрепенулся и загудел мобильный. — Господи, если это Олег, то…»

— Алло, — строго сказала Ольга.

Послышался кокетливый женский голосок:

— Аля, меня надо встретить. Я в поезде, через два часа буду на Казанском. Кстати, здравствуй! Ты, как всегда, забыла поздороваться с матерью.

— Просто не успела, — оправдалась Ольга, холодея. Визит матери приравнивался к национальной катастрофе. — Мара, ты должна была предупредить. Меня в городе нет, но я перезвоню Олегу. Он встретит. Я буду поздно.

— Боже мой, имей совесть, Аля! В кои-то веки я собралась навестить дочь, а она, видите ли, будет поздно. Аля, это как-то некрасиво.

— Мара, я на работе. Прибереги нотации на потом, — устало сказала Ольга и отключилась.

Мама Ольги настолько отличалась от общепринятого представления о родителях, что вполне могла бы стать темой диссертации какого-нибудь психоаналитика. Ольга полагала, что Мара затормозила в своем психическом развитии лет этак в двадцать пять. Да так в той «девической поре» и застряла. Сейчас ей было пятьдесят семь, но Ольгу не покидало ощущение, что именно она приходится матерью этой миниатюрной, как японское нэцкэ, инфантильной женщины-девочки. Мария Маевская, так звали Ольгину матушку, имея диплом химика-фармацевта, не проработала в своей жизни ни дня, считая женский труд моветоном, всю жизнь состояла при солидных мужьях. Она до сих пор не могла понять, как у нее, стопроцентной фемины, могла вырасти такая эмансипе, как Ольга.

— Это немыслимо! — восклицала она. — Отец — чрезвычайно приличный человек, служил секретарем обкома, я — женщина до кончиков ногтей. И вдруг милиционерша! Трупы, кровь, преступники! Ольга, тебя случайно подменили в роддоме, ей-богу! Никак иначе я это объяснить не могу.

С отцом Ольги и своим вторым мужем Николаем Палевым, видным партийным функционером Смоленской области, она прожила дольше всего — семнадцать лет — и прекрасно о нем отзывалась.

Мара носила прическу в стиле светской дамы восемнадцатого века — собранные в узел и небрежно ниспадающие на лоб русые букли. На изящном носике красовались стильные очки в дорогущей оправе. Полгода назад Мара специально приезжала в Москву, чтобы прикупить себе фирменные от Пако Рабанна. Кстати, идея называться Марой тоже принадлежала ей.

— «Мама» меня старит, — говорила она, театрально закатывая глаза.

Копна вьющихся волос, торчащий из-под нее кончик хорошенького носа, округлая спинка и ровные ножки делали ее похожей на симпатичную выхоленную овечку. Ее нынешний, четвертый по счету, муж — Ларик (в миру просто Алексей, но Мара, рьяно ненавидевшая все тривиальное, окрестила его на свой лад) — простоватый малый с длинными зубами, вечным запахом изо рта и на восемнадцать лет моложе Марочку боготворил. Мара дурашливо называла его «котей», за спиной же корчила насмешливые гримаски и частенько передразнивала.

Ольга с раздражением подумала о ворохе шоколадных конфет и местных сплетен, привозимых Марой в качестве подарка, обреченно вздохнула и набрала Олега. За сообщением о приезде тещи последовала оглушительная пауза, полная немых упреков и недовольства, затем Олег буркнул что-то невнятное и отключился.

Улица Достоевского, на которой проживали Градовы, оказалась скудно освещенной и засыпанной снегом узкой улочкой частного сектора. Покосившиеся избушки соседствовали с добротными двух-, а то и трехэтажными особняками «хозяев жизни». Кое-где из труб торчавших среди сугробов бань курился белесый дымок. Попариться в горячей баньке в такой мороз — милое дело.

Свора облезлых бродячих собак с традиционными бубличными хвостами окружила Ольгину машину, парочка самых отчаянных неслась вровень с джипом, отводя душу в остервенелом лае.

Остановившись возле дома номер сто семьдесят четыре, Ольга боязливо открыла дверцу и высунулась наружу, собаки расселись неподалеку и настороженно следили за незваной гостьей. Видя, что псы не проявляют агрессии, Ольга осмелела и выбралась из машины. Собаки не шелохнулись, но стоило Ольге захлопнуть дверцу, как они сорвались с места и обрушили на нее всю сиплую мощь своих глоток.

— Э-э-э, ребята, не надо так. Горло простудите, — дрожащим голосом прошелестела Ольга, тесно прижавшись к гладкому боку джипа.

Она торопливо шарила по карманам в поисках чего-нибудь съедобного, нужно было срочно задобрить вожака. Громадный черный пес со свалявшейся шерстью и вислым ухом, разодранным в уличных боях, медленно приблизился и глухо зарычал, оскалив крупные желтые клыки. В карманах, как назло, ничего кроме жевательной резинки не было.

— Значит, ты тут за главного? — дрожащим голосом начала Ольга. — Извини, но у меня, правда, нет ничего съедобного. Сама с утра на голодном пайке, понимаешь?

Пес неожиданно уселся и уставился на Ольгу, в его по-человечьи внимательном взгляде светилось сомнение и даже любопытство. Разномастные подданные немедленно сделали то же самое, взяв Ольгу в кольцо.

— Я могу предложить тебе жвачку. Но очень сомневаюсь, что она придется тебе по вкусу.

Ольга заговаривала главарю зубы в надежде выиграть время. Вдруг кто-нибудь придет ей на выручку. Вытащив из кармана упаковку мятной резинки, она присела на корточки и бросила ее псу, тот брезгливо обнюхал подношение, чихнул и отвернулся.

— Ну вот, я же говорила, что тебе не понравится, — понимающе вздохнула Ольга. — Ты бы пропустил меня, о великий вождь, а я в следующий раз непременно угощу тебя чем-нибудь стоящим.

То ли молящий тон Ольги, то ли пес и впрямь понимал человеческую речь, но только он с достоинством поднялся и лениво затрусил прочь, разочарованная собачья свита неохотно потянулась за ним.

«Похоже, в прошлой жизни он был человеком, умен, как некоторым гражданам и не снилось, — с удивлением подумала Ольга. — Очевидный пример реинкарнации. По-другому я объяснить это не могу».

Дворовая калитка Градовых оказалась не заперта, и она беспрепятственно прошла к добротному двухэтажному дому из красного кирпича. В больших окнах уютно горел свет, двигались какие-то тени, аромат домашних пирогов просачивался даже на крыльцо.

«Славно устроились. Мир и покой, — с внезапным волнением подумала Ольга. — А тут я со своими вопросами». Непонятно откуда, но возникло ощущение неотвратимой беды, будто она, Ольга, должна принести этому симпатичному дому боль. Ей вдруг захотелось повернуться и уйти, не нарушая хрупкой гармонии чужого счастья. Она в нерешительности остановилась, потом упрямо тряхнула головой и нажала кнопку звонка. «Ох и мнительная я стала! Нервы, как у тургеневской барышни. Это все малышонок… — Ольга отогнала от себя дурные предчувствия, — я же только пару вопросов и все. И домой, к Олежке… и к Маре». При воспоминании о маме она скривилась, ее сентиментальное настроение мгновенно улетучилось.

Дверь открылась, и Ольга увидела высокую полную блондинку в туго обтягивающем джинсовом сарафане. Пышные формы хозяйки выпирали из него, как дрожжевое тесто из кастрюли. Вероятно, сарафан раньше носили на выход, но женщина располнела, и теперь он годился только для дома.

— Вы к кому? — удивленно спросила женщина, и ее студенистая грудь тревожно заколыхалась.

— Меня зовут Ольга Палева, я частный детектив из Москвы. Хотела бы видеть Павла Андреевича и Елизавету Павловну Градовых. Это в связи с исчезновением Каспарова, — быстро проговорила Ольга. Воинственный вид женщины окончательно лишил ее уверенности.

— Час от часу не легче! То по милициям таскают, то московские детективы являются. Каспаров пропал, а мы-то здесь причем? — возмутилась блондинка. Ее пышно взбитые волосы поднялись дыбом, и теперь она походила на милого упитанного дикобраза.

— Да не волнуйтесь вы так. Я задам всего несколько вопросов и уеду. Устала очень, мне бы чаю.

Миролюбивый тон Ольги подействовал, женщина смягчилась и отступила, пропуская ее в просторную прихожую. Слева висело большое зеркало в темной деревянной раме. Увидев свое отражение, Ольга испугалась. В свете висевшего на стене бра ее мучнисто-белое лицо с черными полукружьями под глазами смахивало на физиономию пресловутого «зеленого человечка». Женщина окинула посетительницу оценивающим взглядом и сочувственно покачала головой:

— Так и быть — проходите. Чаем я вас напою. Только Павла дома еще нет, он на работе. А Лизу я сейчас позову.

И она исчезла в темной расщелине коридора. Ольга почувствовала внезапную слабость, с трудом разделась и без сил опустилась на мягкий коричневый пуфик у зеркала. Перед глазами мельтешили черно-золотые мушки, ноги противно тряслись. «Так и до голодного обморока недалеко», — размышляла она, пытаясь унять дрожь.

Через несколько минут хозяйка дома появилась вновь, за ней шла молодая женщина лет двадцати пяти. Ольга оторопела, ей еще никогда не доводилось видеть таких красавиц. Ровная шелковистая кожа, темные глаза с поволокой, яркий сочный рот, иссиня-черные блестящие волосы, стянутые на затылке. Хрупкая грациозная девушка выглядела высокой, хотя на поверку оказалось, что они одного с Ольгой роста. В красавице определенно было что-то южное, итальянское, но едва уловимое, словно тонкий аромат экзотических фруктов. Простенькая красная футболка подчеркивала точеную шею и высокую грудь.

— Здравствуйте, — просто сказала она, и Ольга изумилась еще раз.

Тембр ее волнующего с легкой хрипотцой голоса отличался бархатистой мягкостью и чувственностью. «Какая богиня, господи! Невозможно хороша, — пронеслось у Ольги в голове. — Я по сравнению с ней просто замухрышка». Тут Ольга явно преувеличивала, дурнушкой она не была никогда, узколицая, кареглазая, с аккуратным чуть вздернутым носиком, решительным упрямым взглядом исподлобья и густой каштановой челкой она напоминала пригожую норовистую лошадку.

— Что ж вы у порога сидите? Проходите в столовую, — запричитала мать богини и легонько подтолкнула остолбеневшую Ольгу к дверям.

Столовая, выполненная в псевдовосточном стиле, живо напомнила телепередачу «Квартирный вопрос»: низкий угловой диван, заваленный пестрыми шелковыми подушками, яркие атласные шторы, затканные крупными цветами и диковинными тропическими птицами, пальмы и фикусы в больших кадках по углам, в центре большой круглый стол с шелковой скатертью винного цвета, рядом с диваном, царственно поблескивая медными боками, гордо высился кальян.

— Как у вас… празднично, — Ольга не сразу подобрала подходящее необидное слово, щурясь от режущего глаз калейдоскопа желтого, зеленого и бордо.

— Это Лизавета колдует, у меня таких талантов нет, — не без гордости ответила хозяйка. — Меня Мариной зовут. А вы не стойте, присаживайтесь, где удобно.

Лиза уже устроилась на диване, напряженная, как струна, она сидела очень прямо, уставившись в пол и крепко сцепив руки на коленях.

Пока Марина сервировала чай, Ольга собралась с мыслями и приступила к делу:

— Дело вот в чем, после исчезновения Каспарова ко мне обратилась жена с просьбой помочь в поисках. Я сегодня была в вашем управлении внутренних дел и ознакомилась с материалами дела. И на сегодняшний день уже очевидно, что его нет в живых. Известен также и убийца, — Ольге показалось, что при этих словах Лиза едва заметно поежилась. — Но ведь должен быть и труп, и я хочу его найти.

— Не понимаю, причем здесь я? Если убийцу нашли, то он и скажет где, — нелюбезно ответила красавица и картинно пожала плечами.

— Да вы, конечно, ни при чем, только вот убийца не может сделать этого, потому что он тоже мертв.

— Как мертв? Не может этого… — выпалила Лиза и осеклась.

Усталость как рукой сняло, Ольга моментально насторожилась. Елизавета повела себя так, точно знала убийцу. Она явно испугалась, когда Ольга объявила о его смерти, и тем самым себя выдала. А если она знает убийцу, значит, она имеет отношение к жуткой истории с пропажей Каспарова и к череде последовавших за ней убийств. По некотором размышлении Ольга решила сделать вид, будто не заметила неосторожной реакции Градовой на свое заявление, она откинулась на спинку стула и продолжала:

— У меня к вам только два вопроса: в каких отношениях вы были с пропавшим Каспаровым? И имеется ли в вашем доме огнестрельное оружие?

— Погодите-погодите, — опешила Марина, ставя перед Ольгой чашку с горячим чаем. — Вы это что же? Дочь мою подозреваете? Милиция нас допрашивала уже раз пятнадцать. А теперь, значит, вы взялись?

Легкий танцующий запах бергамота, струящийся из чашки, вызвал у Ольги очередной приступ дурноты. Она судорожно сглотнула слюну, глубоко вдохнула, медленно сквозь зубы выдохнула и пришла в себя.

— Работа такая, — ответила она, как бы извиняясь. Корчить из себя идиотку всегда неприятно, но в данном случае другого выхода не было. В противном случае ее просто выставят за порог. Она сделала глоток, обожглась и зашипела:

— Ш-ш-ш, горячо как.

Послышался звук хлопнувшей двери, и в столовую заглянул пожилой мужчина в черной вязаной шапке с усталыми глазами. Из-за его спины высунулась хорошенькая мордашка девочки лет семи-восьми с льняными, как у матери, волосами:

— Ой, здрасьте, — удивленно пискнула она и спряталась за отца.

— Папа! Почему так долго? — с волнением выдохнула Лиза и порывисто вскочила. Безукоризненная кожа на ее лице пошла некрасивыми нервными пятнами, она бросилась к отцу и зарылась лицом в мохнатый воротник потертой дубленки, точно ища у него защиты.

— Ну-ну, Лизавета, все хорошо. Не переживай так, разберемся, — глухо сказал мужчина, бережно отстраняя старшую дочь. — Вечер добрый, — поздоровался Градов (Ольга догадалась, что явился хозяин дома), в его голосе слышалось откровенное недоумение. — У нас что, гости?

— Да какие! — желчно заметила Марина, помогая мужу раздеться. — Московский детектив Ольга Полевая собственной персоной.

— Палева, — невозмутимо поправила Ольга с вожделением глядя на корзинку с румяным маковым печеньем. Ей мучительно хотелось есть, но под нелюбезными взглядами семейства Градовых она не решалась к нему притронуться.

— Опять про Каспарова пытают? — тон хозяина сделался жестким. Глаза сузились и потемнели. Он смотрел на Ольгу и ждал. Под плохо выбритыми скулами нервно вздулись желваки.

Продолжая играть роль недалекой милиционерши, Ольга простодушно улыбнулась:

— У меня буквально пара вопросов.

— Да, и один из них мне особенно понравился, — вмешалась Марина, ее глаза возмущенно блестели, на скулах проявился лихорадочный румянец. — Имеется ли в нашем доме оружие?

Градов сорвал с себя шапку, бросил жене и, не разуваясь, прошел к столу:

— Насколько я понял, вы работаете в частном порядке?

Ольга уже поняла, что разговора не получится, но изо всех сил старалась спасти положение. Кивнув, она взяла-таки печенье и засунула его в рот.

— Ну а если это так, то мы не обязаны отвечать на ваши вопросы.

Ольга заметила, как дрожат руки мужчины, недоуменно захлопала глазами и торопливо бросила в рот еще одно печенье, необходимо было заглушить острую сосущую боль в желудке до того, как ее выпроводят.

— Я вижу, вы меня не понимаете…

Градов недобро усмехнулся и закончил:

— Другими словами, я прошу вас немедленно покинуть наш дом и больше здесь не появляться. До свидания.

Он с грохотом отодвинул стул, встал, метнул гневный взгляд на притихшую жену и со словами «Зачем ты ее вообще впустила?» вышел из комнаты. За столом повисла напряженная пауза. Ольга медленно обвела взглядом присутствующих. Марина смотрела на нее с вызовом, Лиза съежилась и вдавилась в спинку дивана так, точно хотела просочиться сквозь обшивку, младшая дочь Градовых удивленно разинула рот, уставившись на Ольгу широко открытыми глазами. Ольга взяла себя в руки и подмигнула перепуганной девочке:

— Н-да, видно, из вашего дома людей не каждый день выгоняют. Да, детка? А вот мне повезло.

Она с достоинством поднялась и вышла в коридор. Из гостиной не доносилось ни звука. Ольга неторопливо оделась и, торжественно произнеся в пустоту коридора «Спасибо за чай. До свидания!», закрыла за собой дверь. Внутри клокотала обида, ей еще никогда не доводилось бывать в столь унизительной ситуации. К обиде примешивалось и чувство некоторого удовлетворения, визит к Градовым принес ей больше, чем она ожидала. Необдуманные слова Лизы, нервозность и агрессивное поведение ее отца доказывали — они что-то скрывают.

— Горячо, нюхом чую. Горячо, — твердила она, отворяя калитку.

За спиной гулко бухнула дверь, и кто-то крикнул:

— Подождите, пожалуйста!

Ольга оглянулась, по дорожке бежала наспех закутанная в шерстяную шаль Марина, в руках она держала что-то завернутое в салфетку.

— Подождите, я вам тут пирожков положила.

— Не надо, — Ольга открыла калитку и зашагала к машине.

— Извините нас, — не отставала Марина. Она задохнулась от быстрого бега, — нехорошо получилось. Люди от меня никогда голодными не уходили.

Сунув сверток Ольге за пазуху, она остановилась, шумно перевела дух и скороговоркой выпалила:

— Не обижайтесь. Нас милиция две недели дергала. Только успокоились, а тут вы.

— Бывает. Я на вас зла не держу, — сдержанно ответила Ольга. Видя, что Марина медлит, она улыбнулась. — Все в порядке. Идите, замерзнете совсем.

— До свидания, еще раз извините, — Марина нерешительно потопталась на месте, повернулась и побежала к дому.

Звякнул засов, Ольга осталась одна. Мороз опять усилился, пронизывающий ветер пробирал до костей, она бегом припустила к машине. И тут из-под джипа вынырнула низкая черная тень, потом еще одна и еще.

— Собаки, — догадалась Ольга. — Придется выполнять обещание.

Она с готовностью зашуршала врученным ей свертком, в нем оказались еще теплые беляши.

— Налетай, ребятки, — задорно крикнула она и вывалила угощение на снег.

Едва не сбив ее с ног, собачья шайка алчно накинулась на еду. Ольга спокойно села в машину, включила зажигание и, пока грелся двигатель, наблюдала за собачьей пирушкой.

«Хороший день, — размышляла она, — дельце запахло. Пока непонятно чем, но запахло. За Градовым нужно установить наружное наблюдение. Срочно».

Джип плавно тронулся и медленно покатил к выезду из города. Благодарные дворняги проводили Ольгу до конца улицы, устроив что-то вроде почетного эскорта. Она помахала им на прощание, лохматые бродяги разразились в ответ звонким дружелюбным лаем.

Проезжая мимо местного муниципалитета, находившегося в скромном трехэтажном здании советской постройки, она притормозила. Поникший выцветший флаг безмолвно грустил над козырьком центрального входа. Припорошенный снегом бронзовый бюст Ленина на постаменте напротив — все как пятнадцать лет назад. Ольге показалось, что она вернулась в прошлое, в огромную мощную страну под названием СССР, что перестроечная кутерьма — только сон, что за следующим поворотом вместо рекламного щита окажется красный транспарант с надписью: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Щемящая ностальгия по беззаботному светлому детству, по чувству защищенности и уверенности в завтрашнем дне захлестнула ее. Взгрустнулось.

«Москва за пятнадцать перестроечных лет изменилась до неузнаваемости, а здесь все, как прежде. Ничего не поменялось. Ничего, кроме убийств. В те времена люди жили спокойнее», — размышляла она, прощаясь с патриархальным Рузавиным. Впереди была двухчасовая дорога, Ольга включила радио, настроилась на «Маяк» и принялась анализировать свой визит к Градовым.

Подъезжая к Москве, Ольга решила позвонить домой. Трубку, как и следовало ожидать, сняла Мара:

— Да, Аля. Олежек меня встретил, готовит ужин. Я путаюсь у него под ногами и травлю анекдоты «от Ларика». Оказывается, твой муж до безумия любит всякие приколюхи.

— Мара, что это за жаргон? — фыркнула Ольга. — Тебе мартини купить?

— Еще спрашиваешь! Конечно. И оливки не забудь. Я пью мартини только с оливками. Попробуешь. Это просто отпад!

— Побойся бога, Мара. Влияние Ларика низведет тебя до уровня австралопитека, — кольнула Ольга мать.

— Ерунда. А вот то, что нормальный мужчина под влиянием твоей варварской работы превращается в истеричную домохозяйку, — предмет серьезного разговора. И он состоится! — пригрозила Мара и положила трубку.

— Нажаловался уже, — тяжело вздохнула Ольга и вдавила педаль акселератора до отказа.

Шоссе прорезало белое тело замерзшей земли грубым незаживающим шрамом, мимо проносились деревеньки, поселки, небольшие города. А впереди воинственно полыхало оранжевое зарево, город-монстр нервно пульсировал бесчисленными огнями ночных клубов, торговых центров, ресторанов и дискотек. То была Москва.

Глава десятая

После ухода Ольги в доме Градовых воцарилась давящая, изматывающая душу тишина. Все попрятались по своим углам, даже хлопотливая Марина умудрилась подогреть ужин, ни разу не брякнув посудой. Ели тоже молча, не глядя друг на друга. Павел механически двигал челюстями, не чувствуя ни вкуса, ни запаха еды. Лиза с видом безутешной вдовы вяло ковыряла вилкой кусок дымящегося ароматного курника. Марина сидела, подперев щеку ладонью. И только Варюшка громко причмокивала, самозабвенно уплетая пропитанную бульоном нежную корочку пирога.

По телевизору транслировали очередной милицейский сериал, где оголтелый уголовник с автоматом метался по бесконечным катакомбам, то и дело отстреливаясь от бравых милиционеров.

— Господи, как же это надоело, — простонала Марина. — Опять из цикла «Наши победят». Сказки показывают. Сидит сейчас какой-нибудь маньяк дома, смотрит эту муть, ужинает и надрывается от хохота.

Павел вздрогнул и отшвырнул вилку, тарелка отчаянно зазвенела и треснула пополам. Марина подпрыгнула от неожиданности:

— Да что с тобой сегодня?

— Ничего. От твоих глубоких мыслей воротит. Чаю налей.

Губы Марины скривились, глаза наполнились слезами, но она сдержалась. Лиза нервно теребила бумажную салфетку и молчала. Варюшка сыто икнула и попросила:

— И мне, мам. С сахаром. Три ложки.

Опустошив залпом бокал, Павел отправился в кабинет, на пороге он задержался и холодно произнес:

— Лиза, зайди ко мне, как поешь. Поговорить нужно.

Проводив мужа неприязненным взглядом, Марина вытерла мокрые руки о фартук и повернулась к дочерям:

— Ваш папенька окончательно рехнулся.

Варюшка прыснула от смеха, Лиза решительно отодвинула еду и поднялась из-за стола. Глядя на нетронутый пирог, Марина возмутилась:

— Что происходит? После истории с Каспаровым вы все как с ума посходили. Ходите как в воду опущенные, шушукаетесь, есть — и то перестали! Только посмотри, на кого ты похожа? Кожа да кости, совсем высохла, — продолжала наступать она. — На кой вам сдался этот Каспаров? Ну прибили очередного богатея. И что теперь?

— Ты бы хоть при Варюшке постеснялась, — сдержанно посоветовала ей Лиза. — И Каспаров здесь абсолютно ни при чем. Я на диете.

Она невозмутимо стряхнула нетронутый кусок с тарелки на противень, бросила тарелку в мойку и вышла из кухни. Вслед понеслись упреки в неуважении к материнским стараниям и к матери как таковой, сетования на неудавшуюся семейную жизнь и оставленную ради неблагодарных домочадцев карьеру парикмахера. Марина разбушевалась не на шутку. Такого рода скандалы обычно заканчивались истерикой, корвалолом и обетом молчания дня на три.

Осторожно отворив дверь, Лиза вошла в кабинет. Отец неподвижно сидел перед камином, наблюдая за беспокойно пляшущими языками пламени, красноватые отблески огня придавали его угрюмому лицу зловещее выражение, он походил на изъеденного временем старого шамана. «Как же он сдал за последнюю неделю», — подумала Лиза и сказала:

— Ты хотел поговорить, папа. Я здесь.

Павел пошевелился в кресле и, не оборачиваясь, попросил:

— Закрой за собой дверь и садись.

Лиза послушно выполнила просьбу и присела напротив. Не отрывая взгляд от огня, Павел глухо спросил:

— Мать истерит?

— Как обычно, — пожала плечами Лиза и выжидательно взглянула на отца.

Немного удлиненные глаза, светящаяся кожа, манкие губы и длинная шея — вся хрупкая изящная фигурка напоминала картинку из сборника восточных сказок — принцесса Жасмин, грациозная, гибкая, восхитительная.

Павел молчал, словно напитываясь бушующей энергией огня, он собирался с духом перед предстоящим тяжелым разговором. Огонь осторожно подполз к еще не тронутому полену и плотоядно лизнул его, оно громко протестующе затрещало в ответ, и на желтоватом сколе древесины проступили крохотные капельки смолы. «Будто слезы», — промелькнуло в голове, и Павел решился:

— Вчера я был у Раджи. Я все знаю. Ты обманула меня. Обманула своего отца.

Лиза потерянно охнула, но Павел не дал ей сказать, он гневно взглянул на нее и продолжал:

— Я знаю, что ты была любовницей Андрона, что ты убила его из мести и из-за денег, что ты просто подставила своего дурака-отца. Я все знаю, но ты — моя дочь… К несчастью, моя. И я не могу отказаться от тебя даже сейчас, когда я узнал, что ты порочная продажная дрянь. Не перечь! — возвысил голос Павел, видя, что Лиза пытается протестовать. — Ситуация паршивая. Мне очень не понравился визит этой дамочки из Москвы. Анна Каспарова сделает все, чтобы найти убийцу, в этом я не сомневаюсь. На себя мне плевать. Я человек конченый. Хотя сдаваться без боя не собираюсь, — чуть мягче добавил он, заметив, как глаза дочери наливаются слезами. — Но вот тебя я должен спасти. Выход один — ты должна уехать. Далеко и навсегда.

— Куда, зачем? Меня все равно найдут, — губы Лизы дергались, она шумно дышала, стараясь сдержать клокочущие в груди рыдания.

— Не найдут, у меня есть план. Ты должна исчезнуть — это единственный выход. Исчезнуть с деньгами и как можно скорее. До того как отыщется труп Каспарова, — Павел понизил голос до шепота, — в ту ночь, когда мы с Сабиной вывозили труп, я и предположить не мог, что тело похитят, и положил ту каменную штуковину в ковер. Вместе с трупом. Я понимал, что на ней остались твои отпечатки, а стирать их было некогда, да и нечем. Теперь это главная улика. Понимаешь? — голос Павла зазвенел. — Раньше или позже труп найдут, найдут и этот треклятый булыжник с твоими отпечатками, и тогда тебе конец. А я не хочу, чтобы мы проиграли. Я должен отправить тебя за границу. Большую часть денег возьмешь с собой, подумаем, как их лучше вывезти. Там откроешь банковский счет на свое имя, причем в солидном банке, из которого можно перевести деньги в Европу или Америку. Поедешь не одна, с Катей, продавщицей из моего магазина. Молчать, я сказал! — прикрикнул он, видя, что дочь опять пытается возразить. — Я должен найти тело Андрона, найти и похоронить вместе с уликами. Если мне это удастся — мы спасены. Если нет, то хотя бы моя дочь будет вне опасности. Я так решил. Все! — Павел откинулся на спинку кресла, стиснул челюсти и замолчал, на его лбу заблестели крупные капли пота.

Лиза обхватила голову руками и расплакалась, ее била нервная дрожь, она громко всхлипывала, приговаривая:

— Я виновата. Папа, как я перед тобой виновата! Прости меня, папочка. Прости.

Отец молчал. Уютно потрескивали догорающие поленья, в красноватом сумраке она не видела его лица, да и не хотела видеть. Ей было страшно, очень страшно. Взяв себя в руки, она утерла слезы и, задыхаясь от душившего ее отчаяния, сбивчиво заговорила:

— Я не все тебе наврала. Все было почти так, как я тебе рассказывала. Только это произошло сразу, как ты устроил меня к Андрону. Он мне месяц проходу не давал, ухаживал, хвалил, говорил, что я толковая, что я его правая рука, и что со временем он сделает меня компаньонкой. Ну вместо тебя. Поначалу я решила его окрутить и использовать. Думала, отыграюсь за тебя, за нас, за всю семью, верну нашу долю, заживем безбедно, вам с мамой помогу. Вижу ведь, как тебе тяжело, здоровья совсем нет. Играла, играла и сама не поняла, как влюбилась. До дрожи. Как кошка. Никого кроме него не видела. Будто только он один в мире и был. Только он. Он один. Я все забросила: подруг, друзей, ишачила на этот чертов «Джитек», как проклятая, в его финансовых аферах увязла, рисковала напропалую. Тенью за ним ходила, заботилась, как о ребенке! Я же, дурочка, молилась на него, пап! А он со мной, как с дешевкой, — позабавился пару месяцев и бросил. Другая подвернулась. Ну да ты его знаешь. Знал…

Лиза перевела дух и с надрывом в голосе продолжила:

— Он предложил мне уволиться по собственному, потому что на мое место планировал взять ту, другую. Это стало последней каплей. Я пошла к Радже, попросила, чтобы он убрал эту сволочь, но тот отказал. Вместо этого предложил содрать с Андрона сто тысяч евро, шантажируя его же грязными махинациями, и на этом успокоиться. У меня в голове совсем помутилось, я не знала, что делать, бесилась от бессилия, спать перестала, есть. Я ненавидела его до исступления, я не могла с этим жить, ненависть сжирала меня изнутри, сушила мозг, выворачивала душу, и, наконец, я решилась убить его сама, отомстить за всех нас: за себя, за тебя, за всех. И денег взять. Компенсацию за глумление. Решила, будь что будет. Лучше сесть, чем жить с таким позором. Мне казалось, что я готова… — она помолчала с минуту, словно собираясь с силами, и продолжала, но уже глуше и медленнее:

— Господи, с каким же яростным наслаждением я его била! Он орал, отбивался, кровь была повсюду, а я била, била, била… Когда поняла, что он мертв — испугалась. Силы вдруг кончились. Вместе с ненавистью кончились. Увидела его мертвым, и все. Как ватная стала. Опомнилась, поняла, что меня арестуют, судить будут. Ужасно! Хладнокровной преступницы из меня не вышло. Струсила. Позорно струсила и бросилась к тебе. Мне больше не к кому было идти. Прости, папа. Тебя я тоже испугалась, не смогла рассказать все, как есть. Боялась, что не простишь. Я знала, что ты меня любил, всегда знала и не хотела упасть в твоих глазах. Духу не хватило. Ох, папа… как же больно…

В кабинете воцарилась тишина, время от времени нарушаемая лишь прерывистым дыханием Лизы да осторожными шорохами гаснущих углей. Девушка робко подошла к отцу и, не смея взглянуть ему в глаза, прошептала:

— Прости меня.

— Бог простит, — сухо отозвался Павел и поежился, как от озноба. — А теперь иди. Оставь меня. Мне нужно продумать детали. Завтра я скажу тебе, что нужно делать. Иди, — твердо повторил он, видя, что Лиза не двигается.

Дочь слабо кивнула и неслышно пошла к двери, распахнув ее, она отшатнулась.

За дверью стояла Марина, ее мучнисто-белое лицо слабо светилось в темноте. Обезумевшие глаза, опухшее от слез лицо, трясущиеся руки, судорожно перебиравшие подол фартука, — все говорило о том, что мать потрясена. Марина тяжело дышала, не сводя с дочери глаз, полных немого отчаяния и боли.

— Ты… — начала было Лиза и осеклась.

— Я все слышала, — пересохшие губы Марины с трудом шевелились.

Она ухватилась руками за стену, чтобы не упасть, собралась с силами и прошептала:

— Ты ведь своего отца убила, дочка. Ой, грех, грех-то какой! Кровосмешение, убийство… Смертный грех! Что же теперь с нами будет, Господи?

Лиза беспомощно оглянулась на сидевшего в кресле отца, тот даже не повернулся, только по еще более сгорбившейся спине можно было догадаться, что он слышал все до последнего слова.

— Кого я убила, мама? — недоуменно переспросила Лиза.

— Андрон — кровный отец тебе, глупая, — чуть слышно прошелестела Марина и медленно сползла на пол, заливаясь слезами.

Глава одиннадцатая

Ужин с Марой Ольга вынесла, хотя ее словесная канонада действовала на нервы и мешала думать. Она старательно прокручивала в голове материалы дела Каспарова, свой визит к Градовым. И чем дальше, тем больше утверждалась во мнении, что копать нужно именно Градовых. Уж слишком близко они оказались к исчезнувшему бизнесмену. Отец в свое время состоял в компаньонах Каспарова, но с ним обошлись отнюдь не любезно, а дочь еще вчера считалась его «правой рукой». Рассеянно пережевывая капустный салат, Ольга приняла решение установить за Градовыми наблюдение.

— Женьки будет мало, — рассудила она, — придется обращаться к Дубовому. Слежка должна быть круглосуточной. Надо просить как минимум еще двоих.

— Почему ты не ешь? — в пятый раз повторила Мара, призывно щелкая пальцами перед Ольгиным носом. Она изо всех сил старалась достучаться до погруженной в размышления дочери, вернуть ее, так сказать, в лоно семьи. — Ау, милая!!! Я здесь. Аля, ты меня слышишь?

— Слышу, слышу, — сердито проворчала Ольга и сунула в рот паровую котлетку.

С некоторых пор Мара признавала исключительно диетические блюда. Выйдя замуж за мужчину много себя моложе, она поставила перед собой задачу не стареть ни под каким видом. И изводила себя то голоданием, то сыроедением, то вегетарианством. Мара жаждала потерять пять килограммов и приобрести свежий цвет лица, вместо этого она едва не потеряла зубы и волосы и приобрела хронический гастрит.

— Господи, Олег! Как ты живешь с этой тронутой? — Мара картинно воздела холеные ручки к потолку и возмущенно закатила глаза. — Она же круглосуточно со своими бандитами. Медиум преступного мира какой-то! Аля, ты добром не кончишь, помяни мое слово, — и Мара погрозила тридцатипятилетней дочери наманикюренным пальчиком.

— Мара, прекрати этот спектакль. Я устала. Мне отдохнуть хочется, расслабиться, а ты вдруг о материнских обязанностях вспомнила. О воспитании, в частности. Опоздала, дорогая. Лет этак на двадцать пять опоздала, — огрызнулась Ольга, она устала настолько, что сил сердиться всерьез не было.

— Я добра тебе желаю, — не сдавалась Мара. — Тебе сейчас о ребенке нужно думать, а Олег говорит, что ты ввязалась в очередную криминальную авантюру.

Олег проигнорировал негодующий взгляд Ольги и шмыгнул на кухню под предлогом, что нужно поставить чайник.

— Твой зять просто ябеда.

— Ну хорошо. А почему вы никуда не ходите? Здесь в Москве столько крутых тусовок, я бы на твоем месте…

Сленг матери забавлял Ольгу, она понимала, что Маре хочется выглядеть современной, «продвинутой». И она тянется, пыжится из последних сил, чтобы не отставать от молодежи, ее неловкие потуги делали ее смешной и трогательной.

— Мара, — Ольга укоризненно посмотрела на мать. — Твой, мягко говоря, эпатаж неуместен. Ну зачем тебе все эти «круто», «тусовка», «офигенно»?

— Докатились. Яйцо курицу учит, — надулась Мара, бросила на Ольгу гневный взгляд и обиженно отвернулась.

Ольга устало огляделась: стол, диван, кресло и тумба с телевизором. Спрятаться было негде, квартира небольшая: всего-то две комнаты — они с Олежкой приобрели ее около года назад. Продали однокомнатную в Чертаново, доставшуюся Олегу после смерти бабушки, добавили денег и купили эту. Площадь квартиры, конечно, небольшая, зато в новом доме и в Хамовниках. Ольге не терпелось обустроить дом по высшему разряду, но денег постоянно не хватало, и пока они осилили только добротную итальянскую кухню, вся остальная мебель перекочевала сюда из старой квартиры. У них даже книжного шкафа не было, и книжные стопки пылились на полу в спальне. Кроме кухни было еще одно дорогостоящее приобретение — антикварная люстра, ее Ольга купила по случаю у знакомой, та переезжала на постоянное место жительства в Нью-Йорк и перед отъездом распродавала вещи. И Ольга не удержалась, люстра была потрясающая — прозрачный, как слеза, богемский хрусталь в бронзе с патиной, XIX век. Если верить Наташкиной легенде, то принадлежала она семье графов Карницких. Благородная антикварная вещь смотрелась в их простецкой гостиной нелепо, как герцогиня, по иронии судьбы оказавшаяся в хижине. Любуясь мириадами переливающихся хрустальных искр, Ольга понемногу успокаивалась. Бежать в любом случае было некуда. Мара через месяц уедет, и все вернется на круги своя. Ее, как и крещенские морозы, нужно просто пережить.

Олег вернулся в комнату и, увидев надувшихся друг на друга женщин, предложил:

— Девочки, я предлагаю еще выпить. Честно говоря, Мара, ваш итальянский компот меня не впечатлил. У меня в заначке имеется старый добрый «Арарат». С Нового года греется. Сейчас принесу, — и, мурлыча под нос «А твои глаза цвета виски…», он удалился.

Его миротворческая деятельность принесла плоды — Мара чуть оттаяла, включила музыку и принялась убирать со стола, Ольга зажгла красную ароматическую свечу и отправилась на кухню за лимоном.

— Правильно, девочки, армянский коньяк нужно пить в торжественной обстановке, — балагурил Олег, разливая красноватую маслянистую жидкость по пузатым приземистым бокалам. — За маму самой прекрасной женщины на земле, за любимую жену и сына! Виват!

Дамы пригубили коньяк и смущенно улыбнулись. Олег поправил галстук (он был единственным в его гардеробе и надевался лишь в особых случаях) и продолжил:

— Моя дражайшая половина состоит из сплошных достоинств, ее единственный недостаток — это профессия!

— Понесло, — раздраженно пробормотала Ольга и сунула в рот ломтик лимона.

— Дай человеку высказаться! — вступилась Мара за зятя. — Продолжай, Олежек, продолжай.

— Так вот, сей пресловутый недостаток ставит под угрозу здоровье нашего будущего сына и семью как таковую. Два дня назад мне предложили должность заместителя директора фирмы по финансам, я, естественно, согласился. Оклад втрое выше, персональный автомобиль плюс социальный статус. Я недаром затеял этот разговор при твоей маме, дорогая, — и он эффектно развернулся к Ольге. — Я прошу твою маму повлиять на тебя.

— В каком смысле?

— Я прошу тебя оставить работу. С завтрашнего дня я в состоянии обеспечить семье достойную жизнь. Я закончил.

— Браво! Браво! Поздравляю! — Ольга бурно захлопала в ладоши. — Я оценила. Долго репетировал, милый?

Откровенная насмешка жены Олега огорошила, он-то думал, она обрадуется его успеху, будет гордиться мужем, но вместо ожидаемых восторгов он получил охапку колкостей. Ища поддержки, он беспомощно взглянул на тещу. Мара схватила свой бокал, опрокинула его в рот, поперхнулась, закашлялась, рассвирепела и только открыла рот для сурового назидания, как раздался звонок в дверь.

— Я так и знал! — Олег вскочил как ужаленный. — Это Дубовой, голову на отсечение даю! Прячьте коньяк.

— И кто из нас после этого чокнутый? — Ольга демонстративно постучала себя пальцем по лбу и отправилась открывать дверь.

— Вот сейчас мы и выясним — кто! — вспылил Олег. — Только твой беспардонный дружок шляется по ночам без приглашения. Мара, уберите бутылку, не то этот тираннозавр все вылакает. А я для вас ее берег.

Олег не ошибся. Органный бас Дубового разом перекрыл все звуки в квартире. Поздоровавшись с Ольгой, подполковник протиснулся в гостиную и радостно взревел:

— Мара, дорогая, здравствуй! Ты молодеешь не по дням, а по часам, если так пойдет, то скоро Ольгу будут принимать за твою маму, а не наоборот.

Очки Мары запотели от удовольствия, она заливисто рассмеялась и протянула Стасу обе руки для поцелуя. Дубовой с чувством поцеловал сначала одну, потом вторую и заговорщически подмигнул Ольге.

— Это ты сейчас в точку сказал. Скоро перейдем на гольфы и бантики, — едко заметила Ольга, протискиваясь на свое место.

Стас добродушно захохотал, от его зычного смеха стены загудели, сам собой выключился магнитофон, а Олег саркастически улыбнулся.

— Сто лет будешь жить, Стас, только я про работу заговорил, ты тут как тут. Мы приезд Мары отмечаем. Водку будешь? — Олег гостеприимно пододвинул гостю стул и еще раз вымученно улыбнулся. В глазах, однако, явственно читалось: «Черт бы тебя побрал, сарацин проклятый!»

— Какой русский откажется от нее, родимой? Наливай! — и Стас по-хозяйски облокотился на стол. — Я ведь, откровенно говоря, минут на пять заскочил. По делу.

— И слава богу, — съязвил Олег, наливая добрую порцию принесенной из холодильника водки в коньячный бокал.

Ольга метнула на мужа убийственный взгляд и уселась напротив подполковника:

— Что случилось, Стас?

Дубовой оценивающе посмотрел на водку, поднял бокал, круговым движением взболтал содержимое и со словами «Ну, будем здоровы!» залил его внутрь. Громко крякнул и огляделся в поисках закуски, не найдя на столе ничего, кроме лимона, аккуратно положил в рот три ломтика сразу, тщательно прожевал, сглотнул и наконец отозвался: