Эмилио Д\'Алессандро

Стэнли Кубрик и я. Биография режиссера глазами его ассистента


Emilio D’Alessandro e Filippo Ulivieri
Stanley Kubrick e me
© il Saggiatore S.p.A., Milano 2012
© Шальнов И., перевод на русский язык, 2018
© Сажина Д., перевод на русский язык, 2018
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018


Глава 1

Очень приятно, я – Стэнли Кубрик

В офисе кинокомпании Hawk Films гигантский белый фаллос отражал свет с потолка. Сбоку стояли два молодых человека, неподвижно уставившись на него.

Была половина десятого вечера. На улице шел дождь, мне было холодно и хотелось пойти домой. Я колесил по всему Лондону более 18 часов только для того, чтобы узнать, что последняя важная доставка, которая мне предстояла, – это огромный фарфоровый член.

«Эй, – сказал я, напугав их, – помогите мне отнести эту штуку». Мы вынесли это к «Минксу» (марка автомобиля), но, как мы и боялись, он не поместился в багажник. Мы положили его на переднее сиденье. Конец высовывался из переднего окна: «Не думаю, что у вас есть покрывало, так ведь?»

Из Associated British Pictures Studios в Боремвуде я на автомобиле поехал в Темзмид, модернистское местечко на правом берегу Темзы. Черный лед замедлял мой путь, и прошло около полутора часов, прежде чем я достиг пункта назначения. Груз рядом со мной прыгал вверх и вниз, как будто он был живой. Для какого фильма, черт возьми, он предназначен?

Когда я прибыл, двое других молодых людей ждали меня. Они открыли дверь машины, вытащили эту штуковину наружу и сказали мне ждать: я должен был забрать посылку обратно. Они ушли, неся его на руках как младенца, а затем принесли его назад, не сказав ни слова. Я был сбит с толку. Не только из-за особенного груза, но и от чрезмерной подозрительности, окружавшей весь этот эпизод. Я сел в машину и поехал домой, к Жанет. Когда я встретился со своим боссом Тони в полночь, то подтвердил, что ухожу в двухнедельный отпуск, о котором попросил, и пожелал ему счастливого Рождества: 1970 год подходил к концу, а у меня не было ни одного выходного почти два года.

Отпуск в родительском доме в Сант-Анджело прошел быстро. Когда я вернулся в Англию, на столе в «Миникэбах Мака» (Mac’s Minicabs) меня ждала записка. В ней говорилось, что с момента моего ухода мне каждый день звонили с Hawk Films. Они хотели, чтобы именно Эмилио Д’Алессандро занимался всеми последующими доставками. В конце записки говорилось: СПРОСИТЬ МИСТЕРА ХАРЛАНА.

«Миникэбы Мака» практически спасли меня. Потеряв работу из-за забастовок шестидесятых годов, я провел недели на бирже труда, ожидая, что что-нибудь произойдет. Я верил в то, что благодаря всем работам, на которых я трудился на протяжении 10 лет в Англии, я мог рассчитывать на что-то. Писатель, садовник, уборщик в клинике, помощник повара в больнице, механик, рабочий завода, работник бензоколонки и автогонщик – все это на одном листе бумаги должно было произвести одинаково хорошее впечатление на любого потенциального работодателя. Между тем я каждый вечер тащился домой деморализованным. Мы с женой пробовали все. Мы даже сдали в аренду наш дом и переехали к моему брату в Уэльс, но это ничего не поменяло. Через шесть месяцев на нашем сберегательном счете осталось всего пять фунтов. Этого было недостаточно даже для того, чтобы делать покупки. Если бы я не нашел работу в течение недели, я не смог бы накормить своих детей и сделать выплату по ипотеке – дом был бы изъят за неуплату.

«„МИНИКЭБЫ МАКА“, КАТАЙТЕСЬ КОГДА ХОТИТЕ, ЗАРАБАТЫВАЙТЕ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ХОТИТЕ, РАБОТАЙТЕ СТОЛЬКО ЧАСОВ, СКОЛЬКО ХОТИТЕ!» – это то, что говорилось в объявлении. Я потратил последние монеты, лежавшие в моем кармане, в газетном киоске на журнал с объявлениями о дешевой работе для отчаявшихся. Другие объявления были не лучше, а это, по крайней мере, было связано с моей самой большой страстью – машинами. Мне было нечего терять, поэтому я позвонил по объявлению и договорился о встрече в тот же день в их офисе, в Боремвуде.

Управляющий «Миникэбов» Тони МакДонах показал мне, что и как. Он объяснил, что эта работа – работа частным таксистом без фиксированного рабочего времени. В Боремвуде и близлежащем Эльстри родились British National Studios, киностудии Metro Goldwyn Mayer и EMI Films, прозванные Британским Голливудом. У «Миникэбов Мака» был заключен эксклюзивный контракт с некоторыми компаниями, и они предоставили транспорт для менеджеров, руководителей и актеров. У компании «Миникэбы» были свои клиенты, и водители получали процент от дохода в конце недели. Чем больше я работаю, тем больше зарабатываю. «Двадцать четыре часа в день, если хотите», – сказал Тони. Я не нуждался в каких-либо специальных лицензиях или документах, было достаточно обычных водительских прав. Взгляд Тони остановился на пункте «гонщик „Формулы Ford“» в моем резюме, и он немедленно протянул мне договор и предложил работу.

«Под более высокую недельную комиссию мы сдаем в аренду лимузины, если вы хотите иметь дело с важными клиентами», – сказал он мне по дороге на автостоянку.

«Нет», – сразу ответил я, зная, что не могу позволить себе отдавать им более высокий процент. «Я буду использовать свою машину», – и я подмигнул, заводя свой «Форд Капри» (Ford Capri), который купил в Кардиффе.

Это произошло в пятницу, выходные были не за горами, и люди собирались провести вечер в ресторанах, пабах или кинотеатрах. Тони дал мне адрес моих первых клиентов; я пригласил их в «Капри» и отвез в пункт назначения. В дополнение к тарифу я получил десятку. К концу вечера я понял, что заработал невероятную для меня сумму денег.

Я вошел домой, поднялся наверх и обнаружил, что Жанет уже лежит в постели. Я спокойно разделся, чтобы не разбудить ее, но она, не оборачиваясь, прошептала: «Который час? Как все прошло?» «Хорошо, – ответил я, прижимаясь к ней и обнимая ее обеими руками. – Все в самом деле прошло хорошо. Теперь ты можешь спать спокойно. На самом деле».



Эксклюзивные контракты Тони включали в себя юридическую бумажную работу для продюсерских компаний, поэтому в некоторые дни я перевозил посылки, полные контрактов, чеков и продюсерских документов. Я ожидал в роскошных холлах в центре города, чтобы мне вернули подписанные документы. Hawk Films, вероятно, была одной из этих компаний, хотя я не могу сказать, что я действительно помню все их названия.

Ян Харлан, стройный, хорошо одетый мужчина с густыми каштановыми волосами и усами, пригласил меня и попросил отвезти его жену Марию с детьми в аэропорт. В течение следующих нескольких дней он продолжал просить меня и оставил Тони список дел для меня. Доставка была предметом максимального приоритета. Было нелегко понять, чем на самом деле занимались в Hawk Films: снимали фильмы или снимали людей, но у меня не было причин для беспокойства, мне нужна была работа. Как-то мне удалось увидеть кое-что отличное от обычной езды туда-сюда: входная дверь белого дома на отшибе за деревней Уэл Энд была приоткрыта, и я увидел, как почти дюжина кошек преследуют друг друга и игриво катаются по коричневому ковру; почти сразу член съемочной группы захлопнул передо мной дверь.

В Hawk Films было особое требование, чтобы каждое задание было завершено вовремя, без сбоев. Всегда был крайний срок, время доставки. Я должен был уважать это, и мне была разрешена погрешность в 15 минут. После моей встречи с мистером Харланом у меня не было прямой связи с ними: каждое утро секретарша «Миникэбов Мака» давала мне список задач, которые были продиктованы ей по телефону. Каждый раз, когда я возвращался в офис, там накапливалось еще много работы. Однако однажды кто-то из офиса Hawk Films позвонил и попросил поговорить со мной лично.

– Вам интересна работа в кино?

– Кино? Нет, я вожу машины, – ответил я, до конца не понимая вопрос.

– Очень хорошо, – был ответ. Больше не раздалось ни слова.

– Меня интересует работа, – сказал я, чтобы нарушить повисшее молчание, – двадцать четыре часа в сутки, если потребуется.

– Это как раз то, что мы ищем. Кого-то, не привязанного к графику, – сказал смеющийся голос. – Так вы хотели бы работать на нас? Я имею в виду только на нас?

Несколько дней назад Джон Уэйн спрашивал меня то же самое. Сидя на заднем сиденье «Хилман Минкс», он выглядел так же, как на экране. Со своими тонкими губами и щелевидными глазами, он молча смотрел на меня с экрана зеркала заднего вида. После нескольких дней непрекращающейся тишины на дороге между Shepperton Studios и Pinewood Джон Уэйн наконец открыл рот и предложил мне работать только на него. Предложение заставило меня задуматься: работа в кино означала, что я буду постоянно в движении, от одной съемочной площадки к другой, особенно в мексиканских пустынях, где они снимали вестерны… Был риск того, что это окажется непостоянной работой. Зато стабильной работой было то, что предлагали в Hawk Films, с их постоянной базой в Лондоне. Я взглянул на него в зеркало и, не оборачиваясь, сказал: «Нет, я не соглашусь». Десятки раз я видел, как он пристреливает плохого парня, но внутри «Минкс» он просто сказал «Я понимаю», и отвернулся.

– Меня это устраивает, – ответил я голосу в телефоне, – но у меня все еще договор с «Миникэбами».

– Мы об этом позаботимся, – сказал голос, – мы достигнем с ними соглашения по вашему договору.

Так это и было. Весной 1971 года я начал работать на Hawk Films, с шести утра до обеда. Конечно, были перерывы, когда я мог отдохнуть, но, как только зазвонит телефон, я должен был быть в полной готовности. Это было тяжело, но я чувствовал себя отлично. Мне скоро должно было исполниться 30, и у меня снова была постоянная работа.

Однажды, спустя пару месяцев, мистер Харлан послал меня в Эбботс-Мид, в дом за северо-восточным пригородом Лондона. Он находился на полпути к Барнет-Лэйн, на трехполосной дороге с высаженными вдоль деревьями, которая тянулась через общину Эльстри и Боремвуд.

Меня встретили закрытые металлические ворота без звонка. Я попробовал их толкнуть, и они медленно открылись. Я припарковал машину на посыпанном гравием дворе под ветвями двух больших деревьев. Я позвонил в звонок, и довольно высокая леди с широкой улыбкой открыла входную дверь. Она представилась секретарем Кей.

– Вы Эмилио? – спросила она. – Вы знаете, на кого вы работаете?

– Да, на Hawk Films.

– Кое-кто хочет встретиться с вами. Он будет здесь через минуту.

Несколько минут спустя два золотистых ретривера выбежали через одну из дверей коридора, сопровождая бодро выглядевшего мужчину около сорока.

– Доброе утро, – сказал он, протягивая руку.

– Доброе утро, – ответил я. Мы пожали друг другу руки.

Он был немного выше меня и носил внушительную курчавую черную бороду. Он был похож на Фиделя Кастро.

– Я – Стэнли Кубрик, – сказал он, смотря мне в глаза.

Наступило молчание. Наверное, ожидалось, что я скажу что-то. Я ничего не сказал, кроме: «А я Эмилио Д’Алессандро».

Не отпуская моей руки, он достал вырезку из газеты из своего кармана.

– Это вы?

Это была старая статья 1968 года, в которой рассказывалось о моей карьера гонщика «Формулы Ford».

– Да, это обо мне, – ответил я.

– Вы так же водите на наших дорогах?

– Нет, вы, должно быть, шутите! Только когда я на кольце.

– Вы уважаете ограничения скорости и дорожные знаки?

Это был вопрос с подвохом?

– Конечно, – ответил я, – я должен уважать правила дорожного движения. Любое нарушение повлияет на мою лицензию автогонщика. Я потеряю очки, и мой счет отразится на моем рейтинге. Мне нужно быть осторожным, даже когда я паркуюсь.

Улыбка проявилась сквозь его бороду.

– У меня Мерседес 280SEL, автомат. Думаете, смогли бы водить его без каких-либо проблем?

– Это машина, которая делает половину работы за тебя. Думаю, я могу справиться с оставшейся частью.

– Тогда давайте попробуем. Почему бы вам не отвезти меня с женой в оперу сегодня вечером?

Он забрал свою ладонь и в сопровождении псов ушел назад в комнату. Прежде чем он закрыл дверь, я увидел, как на столе зевает и протягивается кошка. Я улыбнулся.

Секретарь объяснила мне, что этот человек – Стэнли Кубрик – был известным американским режиссером, который уже несколько лет живет в Англии. Я никогда не слышал о нем. В те дни я никогда не ходил в кино; у меня не было времени. Я развозил множество актеров, актрис и продюсеров, но мое знакомство с миром кино не продвинулось дальше рукопожатий и чаевых. Мне приходилось видеть актеров только во плоти.

– Вы польщены тем, что познакомились с ним? – спросила секретарь.

– Ну, – выпалил я, пытаясь придумать, как сказать что-то вежливое. – Я рад, что он честный и уважаемый человек; это значит, что ко мне он тоже будет хорошо относиться.

Тем вечером, когда я вернулся в Эбботс-Мид, чтобы забрать мистера Кубрика и его дружелюбную улыбающуюся жену Кристиану в Королевскую оперу, я извинился за то, что не узнал его. Автомобили, а не камеры были моим миром. Я даже не знал, как правильно держать камеру. Его жена громко рассмеялась над моими словами, и он сказал мне, что это ничуть не важно.

Через два часа, после представления, мистер Кубрик спросил, не возражаю ли я, если мы возьмем еще одного пассажира. Он подвинулся, чтобы впустить молодую и очень элегантную леди. Он представил ее мне как Гвинет Джонс, добавив: «Она известная оперная певица». Очевидно, он думал, что я никогда не слышал о ней раньше.

– Нам надо остановиться у одного ресторана, ты не против подождать нас, пока мы что-нибудь съедим? Это «Мумтаз» (Mumtaz). Знаешь, где он находится?

– На полпути вниз по Парк-Роуд, я бывал там раньше.

– И как там еда?

– Вообще-то я имел в виду, что я отвозил клиентов туда. Я никогда не был внутри, но снаружи я могу сказать, что он выглядит как хорошее место.

– О’кей… Но разве тебе не нужна карта? – он добавил: – Мой водитель всегда ездит с картой в руке.

– Если вы не знаете улицы Лондона после двух лет вождения такси, то вам лучше эмигрировать!



На следующий день мистер Кубрик попросил меня доставить его к американскому посольству на Гросвенор-Сквер, чтобы обновить свой паспорт. Затем он направился на Вардур-Стрит в лондонский офис Warner Bros., – американской компании, которая финансировала его фильмы. Я уже собирался снова сесть в «Мерседес», но мистер Кубрик остановил меня: «Ты не возражаешь, если мы поедем на твоей?» До того, как я успел возразить, что «Минкс» – просто супермаленький и нигде не будет так комфортно, как в «Мерседесе», он уже оказался на заднем сиденье.

Кубрик молча осмотрелся. Через несколько минут он сказал: «Симпатичная машина, она новая?»

– Нет, я купил ее со вторых рук. Ей как минимум три года. Тут изрядное количество миль на счетчике.

– Выглядит новой. Она в лучшем состоянии, чем мой «Мерседес». Ты сам следишь за ней?

– Да, но это не требует больших усилий: просто протираю влажной тряпкой, чтобы избавиться от пыли.

– «Мерседес» не выглядит так чисто, даже когда возвращается из мойки. Все работает?

– Пока что да…

Повисло долгое молчание.

– Почему ты водишь так осторожно?

Он ожидал от гонщика «Формулы Ford», что тот будет более агрессивным: все эти визжащие шины и свистящие крутые повороты. Я объяснил, что это был один из самых важных уроков, которые я получил на курсах Brands Hatch Motor Racing Club: если вы войдете в поворот слишком быстро, когда управляете автомобилем на улице, то рискуете заносом. «Представьте себе, что у вас есть стакан с водой, стоящий посреди капота, – говорил нам Тони Ланфранчи. – Когда вы входите в поворот, вода может наклониться, но не настолько, чтобы она разлилась. Если вода окажется на капоте, вы допустили ошибку».

Тони был тем, кто научил меня всему, что я знал об автогонках: он был потрясающим водителем. Он знал, как входить в повороты, на уровне инстинктов и пытался научить меня делать это. «Коснись передними колесами края обочины, а затем забудь о повороте, подумай о том, чтобы прибыть в пункт назначения по кратчайшей возможной траектории. Ты должен предвидеть: твой мозг должен выстроиться в одну кривую с твоим телом». Затем он сказал: «Научись чувствовать, как вибрирует автомобиль, если твои шины теряют сцепление. Предчувствуй и это. Подобно тому, как врач обнаруживает болезнь, прежде чем она проявится, ты должен понять, что ты скользишь еще до того, как на самом деле начнешь скользить». Беспокоил ли я Кубрика, говоря так много? Энтузиазм и ностальгия унесли меня. Но в зеркало заднего вида я мог видеть, что он заинтересовался и внимательно слушал, поэтому я добавил, что Тони также был советником Джона Франкенхаймера на Гран-при. Он также водил все одноместные автомобили, стараясь изо всех сил, чтобы предоставить директору самые захватывающие снимки.

– Такой звук слышится, когда что-то сломалось? – спросил он, заметив скрипучий звук, исходящий от колес.

Я получал удовольствие, отвечая на такие вопросы, потому что не мог поговорить о машинах с Жанет – ей моментально становилось скучно.

– Должно быть, камень застрял между тормозным диском и кожухом.

Я остановился на ближайшей стоянке для грузовиков, вышел из машины и аккуратно пнул.

– Это опасно?

– Нет, не беспокойся.

В следующий раз, когда я затормозил, колесо не издало ни звука.

– Как ты это узнал?

– Это случалось раньше. Такое случается иногда.

Он не сказал ни слова, пока мы не остановились перед посольством. Он попросил меня припарковаться на ближайшей обочине и подождать. Я ждал почти три часа, и когда он вернулся к машине, то был довольно раздражен. «Пустая трата времени! – проворчал он. – Ты можешь приехать и забрать мои документы в следующий раз? Я дам тебе подписанную доверенность».

Когда мы приехали в Эбботс-Мид, во дворе роились занятые секретари и помощники. Кубрик показал мне сарай с левой стороны двора и остановился перед двумя 146-ми «Вольво», «купленными недавно», и желтым 240-м, на котором «ездит только Кристиана». Он указал на фургон «Форд» и микроавтобус «Фольксваген», припаркованные у сарая чуть дальше. Оба они принадлежали Hawk Films и использовались, чтобы доставлять на съемочную площадку материалы и оборудование. Для тех же целей был предназначен пикап «Фольксваген» с кузовом, прикрытым брезентом.

На другой стороне стоял потерявший свою белую окраску «Лендровер». Он прибыл из реквизита для его последнего фильма, где использовался как полицейская машина. На крыше все еще были прикреплены синие огни. Он сказал мне, что его жена использовала «Лендровер» для поездок на близкие расстояния от дома. Напоследок он сказал: «Не мог бы ты почистить их все? Я хочу, чтобы они были как твои. Но тебе нужно почистить только „Мерседес“ изнутри».

Мне нравилось водить этот чудесный автомобиль. Он был тихим и комфортным. В первый раз, когда я попал туда, меня поразили ремни безопасности. У них были крепления как на гоночных автомобилях, где ремни шли от плеча до паха.

Во время нашей следующей поездки в Лондон Кубрик снова уселся сзади и говорил даже меньше, чем в прошлый раз. Я тоже ничего не говорил, позволив ему читать его документы. Только после того, как мы проехали много миль, он заметил, что, несмотря на то что на его «Мерседесе» стоял полный автомат, он не заметил разницы с моим «Минксом».

– Это потому что я пользуюсь одной и той же ногой.

– Я чувствую себя менее расслабленно, если там находится чья-то другая нога.

«Я оставлю тебя с Андросом», – сказал он, когда мы вернулись в Эбботс-Мид, и исчез в маленькой комнате, пристроенной к дому сбоку. Молодой человек с такой же черной взъерошенной бородой и с проницательным взглядом возник передо мной и представился Андросом Эпаминондасом, личным ассистентом Кубрика.

«Он ушел в комнату для дубляжа, – объяснил он, – мы сейчас снимаем фильм». Он показал мне маленькое квадратное здание рядом со входом во двор. «Я покажу вам нашу штаб-квартиру», – усмехнулся он, и, когда мы поднялись по лестнице на первый этаж, он рассказал, что он из Греции: ему было двадцать семь лет, и у него была страсть к кино. Несмотря на постоянные протесты со стороны семьи, он решил работать в кино. Я испытал точно такое же сопротивление моему интересу к автогонкам. Он говорил открыто и жизнерадостно, и я сразу привязался к нему.

«Здесь я провожу большую часть моего времени, в основном на телефоне, – сказал он, указывая на свой стол. – Кабинет Яна, секретаря, и кабинет бухгалтера – вот здесь. Есть еще несколько комнат, которые мы используем для хранения вещей. Стэнли предпочитает работать дома, но здесь и во флигеле не хватает комнат на всех, поэтому он арендовал ту часовню. Это здание, которое ты видел слева перед тем, как въехал в ворота».

Андрос работал с Кубриком уже больше года. Он рассказал мне о всем многообразии трюков, которые используют управляющие Эбботс-Мид: он рассказал, как комнаты пустеют и заполняются, о фургонах для перевозки мебели и освобожденных локациях. Он сделал дом Кубрика похожим на фабрику. «Если нам нужна пустая комната, – добавил он, – мы грузим все в контейнер и отправляем его на склад, который мы арендуем в Буллене, недалеко от Боремвуда». Я слышал, как Андрос называл комнаты «хранилищем» по меньшей мере десять раз, и я спрашивал себя, как у них могут быть проблемы с хранением вещей на всем этом пространстве.

Когда мы спустились во двор, он сказал мне, что Кристиана использовала первый этаж флигеля для того, чтобы писать свои картины. Она проводила много времени, рисуя растения и цветы, которые выращивались в теплицах, а также местные сельские пейзажи. Это была ее территория: в окружении холстов и запаха темперы, а также классической музыки и лирических опер, которые составляли ей компанию. Я заметил трех золотистых ретриверов, дремавших в тени деревьев в саду: «Это Тедди, Фиби и их мать Лола. У нас также водятся три кошки». Он назвал такой длинный список имен, что я не мог угнаться за ним. «Всегда помни, что ты никогда не должен оставлять Фредди и Лео вместе. Они дерутся так остервенело, что неизменно разрушают все вокруг. На первом этаже дома есть комната, специально для них. Они занимают ее по очереди: один в комнате, другой в саду. Да, – закончив, он серьезно взглянул на меня: – Я бы сказал, что это самое главное».

На следующий день, в семь утра, Андрос ждал меня на первом этаже флигеля с чашечкой американо. Он протянул мне стопку конвертов, чтобы я отвез их в Лондон. По возвращении я должен был пересесть в «Мерседес», чтобы развезти некоторых сотрудников Кубрика. Несмотря на то что съемки фильма были окончены, он все еще звал к себе домой некоторых людей, и моей работой было подвозить их. Мой рабочий день был почти таким же, как когда я работал в Hawk Films и знал только Яна Харлана. Хотя получение списка задач стало более веселым: Андрос пользовался каждой возможностью, чтобы подкалывать меня и шутить почти обо всем на свете, смеясь от души.

Несколько дней я выполнял задания, которые надавал мне Андрос, но однажды утром я снова увидел Кубрика: «Эмилио, мне нужное съездить в Лондон». Как только он сказал это, то сразу оказался в машине. В отличие от других актеров и режиссеров, которых я возил в «Миникэбах», Кубрик не дождался, когда я открою для него дверь. Он был так быстр, что добрался до машины раньше меня. Все чаще и чаще он выбирал «Минкс», а не «Мерседес», которым управлял его пожилой шофер Лесли. Кубрик снова говорил немного, когда ехал в машине. Он читал различные документы и делал заметки в своей записной книжке, которую всегда быстро клал на место во внутренний карман пиджака. Когда он открывал рот, оттуда всегда вылетал совершенно неожиданный вопрос.

– Ты перепробовал множество разных работ, – спросил он однажды днем, – какая твоя любимая?

– Гоночные машины – это моя страсть, остальное – просто работа. Надеюсь, у меня будет возможность участвовать в гонках в скором времени.

На мгновение я умолк.

– Можешь пообещать, что продолжишь работать на меня?

– Конечно. Если все будет так продолжаться, с большим количеством работы и соответствующим чеком в конце недели.

Он не возвращался к этой теме, пока мы не поехали домой. Вдруг он спросил, состою ли я в профсоюзе? Я услышал нотку надежды в его голосе. Для меня было достаточно услышать слово «профсоюз», чтобы в подложечной ямке завязался узелок. Он не дождался ответа и объяснил, что ему нужен ассистент, который не связан английской рабочей неделей с восьми до шести. «Это пустая трата времени – заканчивать работать в шесть. Остается еще целых полдня, – прокомментировал он просто. – Мне нужно, чтобы ты был тогда, когда ты мне понадобишься, даже если это означает вечером после обеда. Когда я снимаю фильм, мне нужно, чтобы я мог положиться на своих ассистентов всегда». Он подчеркнул последнее слово, сказав его медленно. Внезапно он стал болтливым: добавил, что человек, которого он искал, должен помогать ему в решении самых различных задач. Он должен был быть водителем, курьером, секретарем, менеджером автомобилей для служебных задач и так далее. Это не соответствовало нормам труда, принятым в английских профсоюзах, которые чрезмерно категоризировали работу. Эта сегментация означала, что для выполнения того, что он считал работой для одного человека, профсоюзы требовали бы нескольких человек. Он считал это еще очередной тратой времени. «Когда мы будем работать вместе, мне нужно будет передавать тебе блокноты, заметки, камеры… Мне нужно, чтобы я мог положить блокнот тебе в карман, не думая, что это нарушает правила профсоюза. Если бы я следовал этим правилам, мне нельзя было бы тронуть тебя даже пальцем».

– Я понимаю, – ответил я, когда он закончил говорить. – Если помощь означает следование этим чрезмерно требовательным правилам, она будет не очень-то полезной, да?

– Точно. Не следует вестись на то, что говорят профсоюзные активисты. Я дам тебе все, что тебе может когда-нибудь понадобиться.

В тишине салона автомобиля я думал, как чудесно было бы, если бы то, что сказал Кубрик, было правдой. Я больше никогда не собирался верить профсоюзам, это точно. Когда волна забастовок в шестидесятых годах дошла до фабрики чулочно-носочных изделий в Боремвуде, где я работал, мои коллеги заверили меня, что профсоюзы защитят нас и что можно не беспокоиться о нашей зарплате. Тотальная забастовка продолжалась, и я чувствовал, что нахожусь в одиночестве среди всех этих подверженных эйфории людей, думая о том, что в то время мне казалось очевидным: мы не работаем, мы не производим чулочно-носочные изделия, поэтому нечего продавать, нет выручки, нам не заплатят. Фактически завод закрылся. На телевидении шли бесконечные дебаты, но я был несильно образован, и они были слишком сложны для меня. Я не мог понять, кто был прав: лейбористы, которые поддерживали забастовку, или консерваторы, которые выступали против нее. Рабочие, которые протестовали за лучшую зарплату и сокращение рабочего времени, или руководство, которое демонстрировало цифры и статистику, чтобы показать, что это просто невозможно. Единственное, в чем я был уверен, – это в своей злости на то, что я потерял работу, а вместе с ней и будущее, которое я собирал по кусочкам, а также в том, что мне будет стыдно вернуться домой и посмотреть Жанет в лицо. Под конец этих тяжелых месяцев она дала мне тарелку с супом и оставила меня есть за столом в одиночестве. Когда я спросил ее, дала ли она Маризе и Джону что-нибудь поесть, она неуловимо ответила: «Да, конечно». «А что насчет тебя? Ты-то что-нибудь поела?» – спросил я. «Да, не волнуйся», – ответила она незамедлительно, но я знал, что это неправда: она всегда отвечала на этот вопрос, стоя спиной ко мне. Отчаяние, беспомощность и застойный запах нищеты, который заполнил наш дом, – я никогда этого не забуду.

«Эмилио, помоги мне подвинуть весь этот хлам!» – Андрос махал руками, чтобы привлечь мое внимание. Он находился в кладовой за кучей сундуков. Работая в Сант-Анджело, я погрузил много мешков с цементом и другого барахла. Работа руками, конечно, была для меня не проблемой. Однако вместо того, чтобы сказать спасибо, он начал насмехаться надо мной. «Давай, ты, ленивый ублюдок! Разве ты не сказал, что тебе нравится работать?» – ворчал он сквозь усы. Но взгляд моих глаз остановил его, и он рассмеялся над удивленным выражением моего лица. Андрос, не переставая, дразнил окружающих: когда я звонил утром, чтобы разбудить его, он говорил, чтобы я шел куда подальше, и бросал трубку. Когда я добирался до Эбботс-Мид, он уже был там и предлагал мне кофе: «Давай посмотрим, о чем дядя Стэнли попросит нас сегодня».

Если я был курьером и водителем, то Андросу лучше всего подошло бы описание фильтра между офисом и внешним миром. Он проводил весь день на телефоне, дергая за крепко связанную паутину контактов, что позволило ему выследить любого, кто понадобится Кубрику, за пять минут. Какая бы проблема ни вставала, он всегда знал, с кем связаться. Он организовывал встречи, спрашивал советы экспертов и следил за тем, чтобы все прошло гладко. Когда я не возил Кубрика куда-то, он заботился и обо мне и учил меня тому, как все работает в Эбботс-Мид.

– Мы не можем ждать вечно, пока нам что-то доставят. Прыгай в машину, езжай и забери это сам. Никогда не попадайся на холостом ходу. Стэнли смотрит на тебя. Ты можешь его не видеть, но он есть.

– Кто он, дар бога роду человеческому?

– В определенном смысле, – кивнул он серьезно.

В другой раз он говорил: «Если устройство сломано, разберись, как оно работает, и попытайся починить его самостоятельно, пока ты ждешь техника. Если ты разберешься к тому времени, когда он прибудет, отправляй его домой. Так ты поможешь ему сберечь и его время».

Старая поговорка «Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам» – это правда. Версия Эбботс-Мид получилась такой: «Если хочешь, чтобы что-то было сделано, сделай это».



Ознакомительный курс Андроса включал в себя также семинар по животным, которые обитают в доме: «Тебе нужно быть с ними очень осторожным, очень-очень осторожным». Пока мы оба пытались затолкать Фредди в его клетку, чтобы они с Лео могли поменяться местами, Андрос рассказал мне о том, как однажды кот забрался на вершину одного из деревьев во дворе перед домом. Он начал громко мяукать, и, хотя Андрос умолял кошку вести себя тихо, Кубрик услышал это, прибежал и впал в панику. «Ты не представляешь, какая неразбериха тут началась, – признался он, – Стэнли постоянно говорил: „Вызовите пожарную бригаду! Позвоните ветеринару! Звоните Кристиане!“, ну и почти всем, кто когда-либо бывал в Эбботс-Мид». Андросу пришлось не только вызвать пожарную бригаду, но и помочь Фредди спуститься без помощи лестницы.

– Но вы поступили неправильно, – сказал я, смеясь, – вы должны были оставить Фредди на дереве. Ему бы пришлось спуститься самостоятельно.

– Конечно, – иронично ответил он, – я бы посмотрел, как ты говоришь ему: «Не беспокойся, Стэнли, кот спустится, когда сочтет нужным». Тут ничего не поделать, когда замешаны животные, совершенно ничего не поделать.



Когда мы шли через двор, возвращаясь в офис во флигеле, Андрос остановился перед дверью сарая. «Ты же можешь управлять грузовиками?» Он распахнул дверь, и в полумраке я разглядел прочно выглядящий желтый грузовик с очень большими колесами и необычайно высокой подвеской.

– Желтая подводная лодка? – спросил я в шутку.

– Это чертов «Юнимог»! – объяснил Андрос в своей яркой манере, – «Мерседес» разработал его для военных. Трудно управлять, потому что у него шестнадцать передач и настолько жесткий руль, что понадобится четыре руки, чтобы повернуть его!

Он завел его, и рев двигателя зазвучал как концерт для симфонического оркестра. Андрос нашел его сам. Он принадлежал землевладельцу, который купил его у НАТО для использования в деревне, но вскоре после этого продал, потому что он потреблял слишком много топлива. Стэнли любил все военное и поэтому купил его, даже не думая, будет он им пользоваться или нет. Андрос предполагал, что, поскольку он был компактным, на нем было бы полезно перевозить тяжелые грузы на съемочную площадку. Но никто не смог управлять им, поэтому он был заперт, собирая пыль в Эбботс-Мид, как старый трофей.

В то утро я помыл его внутри и снаружи, убрал паутину и смазал двигатель. Технически он был в хорошем состоянии, просто грязным. Я провел рукой по закругленному кузову и кованым железным бамперам. Я не мог дождаться возможности завести двигатель и поехать на нем. Невероятно прочная ходовая часть была сделана из железных балок размером с железнодорожные рельсы, соединенных огромными болтами. Он был поднят на высоту почти полметра от земли и создавал впечатление, что на нем можно легко заехать вверх по лестнице. Воздухоотвод выступал из крыши как гриб, а это значило, что даже если половина автомобиля окажется под водой, двигатель все равно продолжит работать.

– Я надеюсь, что ты сможешь с ним управиться, потому что Стэнли просто обожает его, – сказал Андрос.

– Увидишь: через пару часов мы вернем его к жизни.

Я забрался в кабину. Там было два места на жестких металлических сиденьях. Пространство между сиденьями занимала панель с кучей рычагов и кнопок. Когда я завел двигатель, все начало громко трещать: кабина была сделана из железа, и не было никакой звукоизоляции. Звучало так, будто я завел пневматическую дрель.

Сначала я нашел задний ход, а затем первую скорость. «Юнимог» медленно тронулся. Стэнли услышал рев двигателя и позвонил Андросу во флигель.

– Кто за рулем «Юнимога»?

– Эмилио.

– А он знает о 16 скоростях? Как они работают?

– Если бы он не знал, он бы уже уничтожил половину дома.

– Тогда ладно. Отдай ему ключи. Пусть заводит двигатель раз в неделю.

Сидя в кабине едущего по Барнет-Лэйн грузовика, я чувствовал, что лечу. Нужно было дважды выжимать сцепление, чтобы избежать стирания передач. Два толчка рычага передач и одно нажатие педали сцепления. Можно было использовать только некоторые из шестнадцати передач: с четвертой на шестую, затем на девятую и так далее; три за раз. Самые низкие передачи были предназначены для того, чтобы «Юнимог» использовался без водителя: можно было заблокировать руль, включить первую или вторую скорость, и автомобиль поехал бы сам по себе. Это могло быть полезно, если вам, например, нужно было пересечь реку: «Юнимог» бы продолжал двигаться вперед, медленно и неустанно, как гигантская металлическая черепаха.

Внезапно я услышал резкий звук, и «Юнимог» начал бушевать. Коробку передач заклинило. Я остановился на обочине, позвонил Андросу и попросил его вызвать аварийный автомобиль. Когда я вернулся в Эбботс-Мид, Кубрик спросил меня, что случилось.

– Когда я не мог переключить скорость, то подумал, что сломался диск сцепления.

– Это серьезно? – спросил он меня немного обеспокоенно.

– Нет, просто нужно его заменить. Это довольно часто случается, когда автомобиль долгое время не используется.

Механик «Мерседеса» увез «Юнимог» и прислал отчет о ремонтных работах. Кубрик прочел, что металлические пружины, которые держали диск на месте, сломались; их сожрала ржавчина. «Как ты узнал об этом?» – спросил он, и я рассказал, что в прошлом я был механиком в Кассино. Моя работа заключалась в починке старых машин, у которых были подобные проблемы. «Ты можешь заняться техобслуживанием всех машин?» – спросил он и ушел в монтажную комнату, так и не дав мне время, чтобы ответить.



«Когда вы просите меня отвезти вас куда-нибудь, – спросил я у Кубрика однажды утром, пока мы ехали в Лондон, – вы хотите, чтобы я одевался официально, чтобы носил галстук?» Я не получил никаких инструкций по этому поводу, и все же было похоже, что в Эбботс-Мид существуют правила для всего. Я смотрел на Лесли в его элегантном темном костюме и белых перчатках и спрашивал себя, нарушал ли я какой-то неписаный закон.

«Святые небеса, нет! Одевайся, как хочешь!» – неожиданно взмолился он. Это была одна из первых приятных вещей, которые я слышал от Стэнли. Работая таксистом, мне приходилось носить куртку и галстук. Возможность неформально одеваться была облегчением. Когда я работал с ним, я носил белую рубашку и темные брюки. Я был одет хорошо, но неформально. Самое главное, что это была не форма. «Я вижу, что кто-то повлиял на ваш выбор одежды, – прокомментировала это его жена Кристиана. – Пожалуйста, продолжайте бриться, иначе совсем скоро я не смогу вас различать!»

Вначале Кристиана произвела впечатление простой и доброй женщины, которая ни капли не заинтересована в соблюдении формальностей. Тем вечером в машине я увидел, как она улыбается тем забавным вещам, которые говорил ее муж. В последующие дни она вела себя похожим образом. Независимо от того, встречались ли мы во внутреннем дворе или она просила меня отвезти ее в Лондон в белом «Мерседесе». Она носила очень удобную красочную одежду с карманами, набитыми кистями, тюбиками темперы и другими принадлежностями для живописи. Я думал, что это прекрасно отражало ее характер. В отличие от своего мужа, который всегда сидел сзади, чтобы иметь возможность раскладывать свои документы на сиденье, Кристиана всегда сидела рядом со мной. Она никогда не заставляла меня чувствовать себя водителем, даже в самом начале. Она сама себе открывала дверь, включала радио и начинала болтать.

Она призналась мне, что тоже была иностранкой в Англии: она и ее брат Ян родились в Германии и выросли там. Она жила в Германии, пока не встретила Стэнли в Мюнхене, когда он снимал фильм. Я в свою очередь рассказал ей о том, как я встретил свою жену на рождественском завтраке в доме друга. Жанет было семнадцать. У нее были короткие, аккуратно расчесанные волосы и остроумная улыбка, которая не совсем соответствовала привлекательной застенчивости в ее глазах. Я наблюдал за ней какое-то время, и когда она наконец посмотрела на меня, то дружелюбно улыбнулась: движение ее губ, казалось, отразилось на всем ее лице, прищурив глаза и придав цвет ее щекам. Когда мы добрались до десерта, я безнадежно влюбился. Через несколько дней я пригласил ее на прогулку в Кэнонс-Парк. После того как я, несмотря на мою нервозность и плохое владение английским языком, целый день пытался сказать что-то интересное, Жанет попросила меня отвезти ее домой на моей «Ламбретте». На каждом перекрестке она шептала мне в ухо, куда поворачивать, и все крепче и крепче обнимала меня за талию. Через год мы поженились.

Кристиане тоже очень нравился Лондон. Несколько лет она жила со Стэнли в Нью-Йорке, но этот город был слишком хаотичен и опасен для нее. Впоследствии они переехали в Англию в связи со съемками фильмов мужа. Они оба любили спокойствие области к северу от города, с его усаженными деревьями дорогами, широкими тротуарами и хорошо ухоженными живыми изгородями. Это было идеальное место для воспитания детей. Государственные школы были превосходными, и Катарина, Аня и Вивиан прекрасно обосновались. Я объяснил, что Марисе было шесть, а Джону четыре. Слишком рано беспокоиться об их академической карьере. Тем временем Жанет зачислила их в начальную школу, ближайшую к нашему дому, на Фарм-Роуд.

Глава 2

Гонки со временем

Фильм, который делали в Эбботс-Мид, назывался «Заводной апельсин». Съемки были закончены, но по-прежнему оставалось уладить несколько мелких проблем. Пока Стэнли работал с командой по промоушену, я отправился к Малкольму Макдауэллу. Мальколм был звездой этого фильма, и Стэнли решил подарить ему одного из щенков Фиби. Это был золотистый ретривер, которого Стэнли назвал Алекс в честь героя Малькольма. Вместе с собакой Малькольм получил детальную инструкцию о том, как за ней ухаживать, включая информацию о том, в каких магазинах покупать еду, поскольку супермаркетам не следует доверять. В то время Малькольм жил на Бэйсуотер-Роуд в Ноттинг-Хилле. Поставщик еды для собак, которому доверял Стэнли, был оптовиком в Стокенчерче, на другой стороне Хай-Уикома, в 40 милях или около того на восток. Малькольм был в явном затруднении, когда надо было выполнять сложные инструкции по уходу за щенком, так что раз в месяц, когда я ехал покупать еду для собак Кубрика, Стэнли просил меня купить мешок еды и для собаки Малькольма. «Когда поедешь, убедись, что передаешь еду ему лично в руки. Так ты сможешь войти и посмотреть, как поживает собака. Проверь, хорошо ли он питается, есть ли у него вода, спроси, хватает ли ему физических нагрузок, выгуливают ли его на траве…»

Квартира располагалась в многоквартирном доме без сада с бетонным внутренним двором, так что собаке негде было покататься по траве, если только Малькольм не водил ее «как минимум раз в день», как просил Стэнли, через дорогу в Гайд-Парк. С нарастающим нетерпением Малькольм обратил мое внимание на то, что он берет Алекса на прогулку в парк: «И скажи об этом Стэнли, пожалуйста!»



В мои обязанности также входило помогать в демонтаже съемочных площадок и декораций: как и говорил Андрос, большая часть реквизита и оборудования хранилась в Эбботс-Мид и перемещалась на склады, только когда не оставалось ни единой свободной комнаты. Перевозя все эти вещи, я не мог не заметить, что большая часть картин Кристианы и других художников имеет эротическую направленность. Я даже переносил скульптуры обнаженных женщин и другие странные объекты. Фаллос, который я перевозил в прошлом году, очевидно, оказался в хорошей компании.

Я думаю, не все восприняли этот фильм правильно. На самом деле нужно сказать, что этот фильм в своей основе был довольно особенным, и в начале 1972 года, после того как «Заводной апельсин» довольно успешно показывали на больших экранах в течение нескольких месяцев, газеты наполнились ожесточенными дискуссиями. Фильм обвинили в разжигании насилия среди молодежи, и больше года после выхода его обвиняли практически в каждом эпизоде насилия, который происходил в Англии. Я не мог понять всей серьезности происходящего: как они могли раздуть это до такой степени? Я был убежден, что Стэнли слишком сильно беспокоится, но он беспокоился все больше и больше. Наконец, я спросил себя, кто он вообще такой? В конце концов, он просто режиссер, который снял… фильм. Каким образом все внезапно посходили с ума? Стэнли тоже не мог этого понять. Пресса освещала это так, словно любой человек, который посмотрел фильм, автоматически захочет делать то же самое, что и главный герой. Вся эта история озадачивала меня. В конце концов, как я и сказал ему, когда он спросил меня, что я об этом думаю, после просмотра вестерна вы не идете покупать пистолет и не начинаете обстреливать паб!

Я понял, что напряжение реально нарастает, когда в корреспонденции для Стэнли, которую я приносил каждый день, он нашел письмо с угрозой убийства. Оно было написано при помощи букв, вырезанных из газет.

– Никогда больше не прикасайся к этому письму, – сказал он, – и Кристиане ничего об этом не говори!

Мы с Андросом находили все более и более пугающие письма: угрозы, рисунки с бомбами и оскорбления, посылаемые Стэнли и его дочерям. Несколько раз нам приходилось вызывать полицию, чтобы они проверили, не начинены ли взрывчаткой и не опасны ли тикающие и вибрирующие посылки. С того самого дня я приносил письма только от известных отправителей. Остальные письма почта перенаправляла прямиком в Боремвудскую полицию. Стэнли также не понимал особенной «английской» природы проблемы. Фильм имел позитивный отклик везде, кроме Англии. Он действительно вызывал оживленные дискуссии и чуть более оживленные дебаты в прессе, но нигде он не вызывал столь враждебную реакцию, как в Лондоне и в других уголках страны.

В конце концов полиция попросила Стэнли вмешаться, и в 1974 году он принял решение снять «Заводной апельсин» с проката. Независимо от причин, по которым фильм наделал столько шума, его запрет сработал: угрозы перестали поступать, и постепенно жизнь вернулась в прежнее русло. Стэнли говорил мне, что думал о фильме как о лекарстве; именно это слово он использовал. И когда он понял, что лекарство не работает, он убрал его с рынка.

Секретарь, которая впервые встретила меня в Эбботс-Мид, ушла сразу после того, как завершились съемки «Заводного апельсина». В 1972 году, прежде чем приступить к съемкам нового фильма, Стэнли нанял нового личного секретаря, которую звали Маргарет Адамс. Когда я впервые встретил ее во флигеле, она говорила одновременно по двум телефонам и печатала с такой скоростью, что это звучало как пулеметная очередь. Ей было всего 28, но у Маргарет было много опыта. Она была отличным выбором. Несмотря на то что она была крохотной худенькой женщиной, она была полна энергии; было трудно представить, откуда в ней бралось столько сил. Она весь день проводила в штаб-квартире во флигеле, договариваясь с администрацией, разбираясь с документами, реестрами и тоннами бумажек. Она дала новое значение слову «секретарь», потому что она занималась не только документами, касающимися съемок кино, но и заботилась о «секретных» семейных делах Стэнли.

Я сразу поладил с Маргарет.

– Заходи, включай чайник, – говорила она весело каждое утро, приглашая Андроса и меня зайти и выпить кофе, пока мы планировали будущий день.

Мы быстро стали изумительно эффективным трио. Мы втроем заботились, чтобы все было сделано правильно. Я был индивидуалистом в гоночном спорте, но теперь, с ними, я понимал, как хорошо быть частью команды: если Маргарет была занята фотокопированием, Андрос отвечал на телефон, если Андросу нужно было ехать в Borehamwood Studios за чем-нибудь, я следил за делами в офисе или, чаще, предлагал поехать вместо него. Если Маргарет была слишком занята, чтобы сделать перерыв на обед, я заскакивал к ней на квартиру, чтобы покормить ее кошек. Стэнли не жаловался, что я опаздывал на полчаса, потому что мне надо было кормить кошек. Наоборот, он спрашивал, покормил ли я Вишбоун и Розмари и всегда ли я кормлю их свежей рыбой и ничем другим. На самом деле очень часто, когда мне нужно было идти кормить животных, он давал мне какое-нибудь поручение, и это можно было сделать недалеко от моста Кью, где жила Маргарет.

Мы были замечательным конвейером, который не нужно было поддерживать. Все было даже лучше, чем когда я в первый раз приехал в Эбботс-Мид: я мог ходить на встречи, так как Маргарет и Андрос замечательно меня представляли. Секретари всегда обращались со мной вежливо и с уважением. Несмотря на это, когда я в первый раз приехал в административный отдел кинокомпании, меня не хотели пускать. В таких местах секретарям на ресепшн дают указания не пропускать никого, кто одет не в официальный костюм. Но когда они узнали, кто я, они перестали обращать внимание на мою одежду. Я мог прийти грязным и покрытым пятнами масла после работы с автомобилями, но стоило мне сказать: «Пожалуйста, пропустите меня. Я вам уже звонил. Я Эмилио Д’Алессандро, и я от Стэнли Кубрика», они отвечали: «О, конечно. Я прошу прощения». Двери открывало имя, а не галстук.

Я понял, как для нас важно было, чтобы нас узнавали как представителей Стэнли Кубрика. Нам приходилось иметь дело с огромным количеством людей, и, если бы нам снова и снова приходилось объяснять, кто мы такие, мы бы тратили драгоценное время. А время было драгоценным; Андрос объяснил, что единственный способ выиграть ежедневную гонку со временем – на полную катушку стараться быть «добрыми», тогда мы сможем просить о небольших одолжениях. Каждое Рождество я тратил два дня на развоз роскошных подарков, в основном кейсов с виски, в дюжины офисов в Лондоне.

Стэнли был нашим работодателем, и то, что он говорил, не подлежало сомнению. Все, что он хотел, должно было быть исполнено. Если ему нужен был какой-нибудь документ в течение двух часов, он должен был быть готов вовремя. Если он звонил домой вечером в субботу, потому что нужно сделать что-то важное, мы возвращались в Эбботс-Мид. Воскресенье, суббота, день или ночь, Рождество или Пасха, не имело значения: мы втроем были всегда в его распоряжении.

Не думайте, что наша преданность не была беспрекословной. Если его просьба казалась нам неразумной либо если мы думали, что это будет плохим выходом из ситуации, мы ему говорили об этом. Обычно Стэнли отказывался от альтернатив своим идеям со страшным недовольством и резкими объяснениями, которые обижали. То, насколько быстро он принимал предложения Маргарет и Андроса, ясно показывало, насколько сильно он доверял нам.

Стэнли: «Нет».

Маргарет: «Вообще-то, да».

Стэнли: «О’кей».

Проще простого.

Так же он доверял еще только одному человеку – главе департамента рекламы и связей с общественностью Warner Bros. Europe. Впервые я встретил Джулиана во дворе за домом, и я сразу же понял, что не будет проходить и дня, чтобы он не заглянул к Стэнли. Прежде чем «Заводной апельсин» увидел свет, Стэнли и Джулиан обсудили каждую деталь рекламной кампании: постеры, фотографов для журналов и трейлер к фильму, созданный Пабло Ферро. Джулиан не стал приезжать реже после выхода фильма. Как и Маргарет, Андрос и я, Джулиан занимался тем, что было выше его компетенции. Благодаря своему высокому посту он знал обо всех текущих проектах Warner, так же как и о проектах других кинокомпаний. Стэнли до смерти хотелось знать, над какими проектами трудятся какие режиссеры. Ему также было интересно узнать, каких актеров, какую съемочную команду и площадки они выбрали.

Джулиан, должно быть, не раз нарушал договор о неразглашении, когда рассказывал Стэнли последние новости со студии, но я клянусь, это никуда не шло дальше: Стэнли доверял Джулиану безоговорочно и знал, что никогда не предаст его доверия. Джулиан всегда мог дать ему объективную оценку на все случаи жизни и сделал бы все, что мог, чтобы решить какую-либо проблему. Джулиан был в курсе всего, экспертом по кино. Он был недостающим пазлом, четвертым членом нашей команды. Он был тем, кто давал Стэнли возможность сообщаться с миром кинематографа. Он исполнял все профессиональные поручения Стэнли.

Конечно, быть ключевым членом команды Кубрика иногда трудно.

– Я не могу сделать это сегодня вечером, я отложу на завтра. Какая разница? – говорил Джулиан, напрасно пытаясь выскользнуть из сетей Стэнли.

– Нет, я не приеду сегодня вечером, – мог сказать он, пытаясь притопнуть ногой, – потому что я уверен, что то, что я скажу тебе завтра, будет точно тем же, что я сказал тебе вчера!



Невозможно было злиться: от себя он ожидал в два раза больше, чем от кого бы то ни было другого. Мысленно возвращаясь назад, вы понимали, что он почти всегда был прав, а когда вы понимали, что все, о чем он просил, имело причину, и причиной было выполнение работы наилучшим способом, вы не могли чувствовать возмущения: вам оставалось лишь восхищаться им.

– Либо вам есть дело, либо вам все равно, – так он ответил однажды, поручая нам еще работу, хотя мы уже и так сильно устали. Нет, мы не смогли в тот день отвернуться от него, просто потому что: – Либо тебе есть дело, либо нет. Вот и все, Эмилио.

В этом Стэнли был очень прост: ему было дело до его работы и до его семьи, вот и все.

Однажды я поехал забрать его на Флит-стрит после встречи с адвокатами, он начал жаловаться на то, насколько богатыми являются юридические фирмы:

– Эти люди разрушат страну. В их офисах полно ценного дерева, дорогущих украшений и огромных картин. Для чего им это все? Все, что мне нужно, это стол, стул, ручка и кофемашина, больше ничего.

Когда я работал в британском Голливуде, у меня была возможность узнать, как много известных людей испорчены деньгами и роскошью и что для них не странно быть высокомерными и грубыми. Стэнли был одним из немногих знаменитых людей, которые сохраняли связь с реальностью. Вместо того чтобы взять Кристиану или одну из своих ассистенток на ужин в известный ресторан, полный VIP-персон, где его могли бы сфотографировать на выходе, Стэнли предпочитал заказывать доставку еды в Эбботс-Мид, где он мог прекрасно поужинать в гостиной. Когда я спросил его, почему он никогда не ходит на фешенебельные вечеринки, на которые ходят его коллеги, он ответил:

– Они слишком заумно говорят.

Я думаю, Стэнли превосходно руководил своими ассистентами. Если он хотел что-то сказать мне, Андросу или Маргарет, он говорил это лично. Нас вызывали в его кабинет по одному, и он объяснял, как следует выполнить то или иное поручение или как нам лучше себя вести в особенно затруднительных ситуациях в будущем. Ему нравилось иметь простые отношения с людьми, которые на него работали. Он знал, что все вертится вокруг него, но он нисколько не был заинтересован в том, чтобы быть заносчивым. Если бы он был, ему оставалось бы только выстраивать нас в линию в своем офисе каждое утро, давать нам приказы и слушать, как мы хором отвечаем: «Да, сэр!» Но такое положение дел было как нельзя далеко от реальности.

– Не называй меня «сэр». Мне этого не надо, – сказал он мне во время одной из первых совместных поездок.

Система правил Стэнли была разработана, чтобы обеспечить идеальное функционирование Эбботс-Мид. Все, что нам нужно было делать, – это следовать им слово в слово. Я понял это практически сразу, когда он посоветовал мне никогда не верить секретарям на ресепшн в отелях или консьержам, когда я доставлял документы. Я всегда должен был передавать их точно в руки адресату. Он делал все, что мог, чтобы избежать проблем. Ему было наплевать на пустую болтовню: после того как он говорил нам, что мы должны сделать, он мог просто оставить записки с обычными задачами на наших столах.

Стэнли ничего не бросал на ветер. Но он также не сходил с ума по экономии. Он просыпался в 10 или в 11, иногда в полдень и ложился очень поздно, так что мог на полную катушку использовать часы, когда были открыты офисы Warner в США. Андрос, Маргарет и я начинали работать ранним утром, когда Стэнли еще спал. Мы расправлялись с задачами, которые он нам оставлял за несколько часов до начала нашего рабочего дня, когда он шел спать. Когда он просыпался, все уже было сделано, и мы начинали делать что-то другое. Это казалось бесконечным циклом, впрочем, так оно и было.

Мы все получили сумки со всем необходимым. Мне достался портфель с эксплуатационной документацией и страховками на «Мерседес» и другие автомобили и все другие документы, которые могли мне понадобиться при выполнении поручений. Имея при себе все эти документы, я сокращал риск ехать обратно на базу и тратить время. Стэнли делал то же самое, набивая свои карманы ручками, фотокопиями, листками бумаги, диктофонами и записями.

Мои карманы тоже были полными. Я носил с собой два блокнота, большой и маленький, две ручки (одна была запасной) и мой органайзер, который я использовал как дневник с еженедельным планированием на каждой странице. Там я писал имена, офисные адреса, даты встреч, телефонные номера и цены на разные вещи. Блокноты подбирались так, чтобы они уместились в нагрудном кармане моей рубашки. Стэнли знал все про рубашки: мне полагалось носить только рубашки с двумя карманами. В правом кармане у меня был блокнот, записки, которые он дал мне, и квитанции. В левом у меня были деньги, мое водительское удостоверение и другие удостоверения. Карманы обязательно должны были застегиваться на пуговицу, чтобы ничего не могло выпасть. Он также просил меня, чтобы я был уверен, что в моем кошельке всегда есть пятьсот фунтов, которыми я мог бы покрыть любые расходы в течение рабочего дня. Если я что-то тратил, мне приходилось возвращаться домой и восполнять их, чтобы у меня опять стало пятьсот фунтов.

Оборудование для автомобиля включало в себя аптечку, горелку, зажигалку и кучу ручек, натыканных там и тут. Мы также возили с собой 30-метровые веревки для случая, если бы мы нашли по пути раненую или брошенную собаку (надо было связать собаку, отвезти ее к ветеринару, вернутся в Эбботс-Мид и найти ответственного человека, которому можно было бы поручить ее). У нас также был с собой намордник, если собака начинала нервничать, и по той же причине толстые кожаные перчатки. Перчатки также шли в ход, когда мы находили злых кошек.

Мы должны были быть уверены, что в офисе всегда есть фотобумага. Нам нужно было следить за блокнотами и тетрадями, так же как и за бесчисленным количеством шариковых и перьевых ручек. Стэнли обожал перьевые ручки. У него было несколько разных, он очень любил погружать их в бутылочку с чернилами, когда что-то писал. Он так сильно любил свои «Паркеры», что даже попытался приучить меня к ним, подарив мне одну в роскошной подарочной упаковке.

– Стэнли, почему ты мне это даешь? Я даже не умею ею пользоваться. Мне намного больше нравится шариковая ручка.

– Нет, – ответил он, вкладывая коробку с ручкой обратно в мои руки, – пожалуйста, прими этот подарок.

У меня не было выбора, но она просто лежала у меня дома в ящике, а я продолжал пользоваться двадцатипенсовыми шариковыми ручками. Но обычного «спасибо» для Стэнли всегда было мало. Несколько недель спустя он пришел с другой блестящей деревянной коробочкой, на этот раз на ней была надпись Montblanc. Внутри лежали ручка и карандаш, а рядом две шариковые ручки.

– Теперь пользуйся тем, что тебе нравится.

– Стэнли, их ведь кто-нибудь украдет! Зачем ты даришь мне такие дорогие подарки? Мне они не нужны.

– Ну пусть они дома лежат. Мариса и Джон могут ими домашнее задание делать.

Все, что просил меня сделать Стэнли, неизбежно занимало целую кучу времени, и это имело негативные последствия для моей семейной жизни. Жанет не видела меня целыми днями: я уходил из дома сразу после шести и не возвращался до ужина, а гораздо чаще даже позже.

– Извини меня, Жанет, но Стэнли… – я пытался объяснить, но пустой стул за обеденным столом говорил за меня.

Она сказала мне, что мы уже прошли через сложный период несколько лет назад, и теперь не было никакой необходимости посвящать каждый момент существования зарабатыванию денег. Я объяснил ей, что речь идет не о деньгах: я совсем недолго работал на Стэнли и хотел доказать ему, что гожусь для этой работы. Более того, как я мог просить о свободном времени, когда Андрос и Маргарет работали столько же, сколько и я?

– Им что, не к кому пойти? – спросила в замешательстве Жанет.

– Нет, у Андроса тоже двое детей, но он мне так и не рассказал секрет, как сохранить мир в семье.

Жанет заботилась о Марисе и Джоне. Она любила искусство и брала их на выходные в город в театр или кино. Она всегда говорила, что невозможно понять, к чему ребенок проявит склонность, поэтому есть смысл заинтересовать его как можно большим количеством разных вещей. Мариса ходила на танцы, а Джон учился играть на гитаре, но, когда она отправляла их обоих на уроки итальянского после школы, я знал, что в семье Д’Алессандро все в порядке.

Глава 3

Приключение «Барри Линдона»

Ближе к концу 1972 года в Эбботс-Мид начало приезжать множество людей, которых я не видел раньше. Каждое утро во дворе дома было больше людей, чем днем ранее.

Приключение «Барри Линдона» началось.

Продакшн-офис Стэнли был домом Стэнли, и наоборот. Не было ни студии, ни офиса, откуда бы приходили люди, работавшие над фильмом. Все происходило в Эбботс-Мид. Любой вовлеченный человек должен был проснуться, сесть в машину и примчаться домой к Стэнли.

Я говорил всем «привет», но я не знал ничьих имен. Как только я запоминал несколько, люди менялись. Я видел, как они бегают здесь и там, и спрашивал себя: «Делаю ли я все правильно?» Я все еще учился делать свою работу. Я работал со Стэнли уже год, но «Барри Линдон» был первым фильмом, в котором я принял участие.

Ранее тем же днем на тропинке во дворе я столкнулся с Маргарет. «Эмилио, подойди, я представлю тебе твоего земляка», – сказала она. У ворот стояла Милена Канонеро. Она улыбнулась, пожала мне руку и сказала «привет» на итальянском. Она была маленькой и стройной и работала над фильмом уже какое-то время. Я надеялся, что она даст мне какой-нибудь совет, но она неожиданно исчезла в беготне, которая была частью процесса подготовки фильма. Однажды утром я встретился с ней снова. «Вы работаете над фильмом, так ведь?» – я обратился к ней на итальянском, рассчитывая на то, что другие люди не поймут, о чем мы говорим. Ее слова были обнадеживающими: «Это просто. Стэнли не любит, когда люди попусту теряют время. Если ты не тянешь резину, все будет хорошо. Извини, но мне правда нужно идти».

И она убежала, но куда?

«Эмилио, иди сюда, ты, бездельник!» Меня звал Андрос. Тогда ладно. Время пошевеливаться. Новая партия реквизита означала, что место в Эбботс-Мид заканчивается, поэтому Стэнли решил сформировать небольшой склад в здании, находящемся во дворе перед домом. Официально это был гараж для машин, но на самом деле он использовался как художественный департамент. Мы повесили доску для рисования на левую стену и установили большой чертежный стол с пантографом. Андрос нанес последний штрих в виде коробки сигар «Монтекристо» и вернулся во флигель. Я снова столкнулся с Миленой во дворе. «Я видела тебя с Андросом. Это хорошо, позволь ему быть твоим гидом», – сказала она, не останавливаясь. «Не так-то просто поспевать за ним. Андрос – феноменален, – ответил я, догоняя ее, – как и Маргарет».

– Прекрасные учителя! – Милена засмеялась.

– Чем ты занимаешься?

– Я и Улла – художники по костюмам. Мы работаем над внешним видом актеров в фильме вместе с Барбарой, художником по гриму, и Леонардом, гримером-постижером. Еще есть Кен, который отвечает за декорации.

– Не могу привязать имена к лицам. Который из них Кен?

– Который с сигарами.

Был один элегантный джентльмен, который уезжал каждое утро на белом «Роллс-Ройсе», окруженный густыми облаками дыма. В течение нескольких дней он собирал десятки книг на складских столах, склеивал карты Англии и делал зарисовки углем на стенах. О’кей. Это, должно быть, Кен Адам.

Складские полки были заполнены объективами и другим операторским оборудованием. Все это принадлежало худому вежливому парню, которого звали Джон Олкотт. Он был оператором, которого выбрал Стэнли. Казалось, им втроем хорошо работалось вместе. У них присутствовало взаимное уважение: один из них тщательно обдумывал замечания двух других, прежде чем что-то сказать. На фоне творящегося во дворе безумия казалось, что время в художественном департаменте идет медленнее; отчасти это было связано со спиралями густого дыма, исходящими от сигар Кена и сигарет Стэнли. Более того, задумчивый характер Джона идеально сочетался с желанием Стэнли держать все под контролем: он высказывал свое мнение по техническим вопросам, предлагая решения, но никогда не навязывал их и никогда не принимал решения, не посоветовавшись со Стэнли.

Поскольку Стэнли был все время занят, было непросто найти время, чтобы обсудить дела всем вместе. Кен и Джон оставляли Стэнли записки и комментарии на доске. Они обычно тоже были далеко: фотографировали или проводили исследования, поэтому Стэнли отвечал, тоже оставляя для них записи. Иногда целые разговоры, состоящие из гипотез, вопросов и ответов, формировали цепочки записей во все стороны.

Стены гаража быстро заполнились диаграммами и фотографиями английских деревень. Вокруг скопилось столько книг, что было сложно через них пробираться.

Почти каждый день, перед тем как приехать к Стэнли, Кен ездил на своем «Роллс-Ройсе» в Лондонскую библиотеку, в которой он обшаривал отдел старинных книг, разыскивая информацию о XVIII веке и аристократических домах. Действие фильма происходило в XVIII веке, и это было работой Кена – создать фотографический архив исторических английских домов и деревенских ландшафтов вокруг Лондона. Стэнли также дал Кену задание оценить влияние съемочного процесса на эти места. Он должен был рассчитать размер и вес оборудования и решить, смогут ли полы выдерживать вес камер и осветительных установок. Он также должен был учесть каждую антикварную картину или мебель, которые нужно будет защитить, и, в случае необходимости, придумать хитрый способ, как сделать это.

Иногда Кен был настолько занят, что меня просили поехать в библиотеку для него. Меня подозвала Милена. «Эмилио, Кен сказал, что ты собираешься ехать в Лондон. – Она продолжала на итальянском: – Поможешь мне, а? Забери оперение для этой шляпы. Я заказала его в одном месте, в центре города. Маргарет сказала, что ты раньше жил в деревне. Это замечательно. Ты можешь убедиться, что перья – от реальных петухов или фазанов, как те, которых ты видел? Если они выглядят поддельными, просто оставь их там». Она дала мне записку с адресом магазина и деталями заказа, который она сделала по телефону. Когда я садился в машину, она остановила меня:

– Эмилио, я правда думаю, что у тебя получится.

– Что именно?

– Ты прекрасно справляешься.



Длинная цепочка фургонов «Volkswagen Type 2» в течение всего дня заезжала и выезжала из аэродрома Радлет. Заброшенный аэропорт был построен в тридцатых годах компанией Hadley Page Ltd. Диспетчерская вышка разваливалась на куски: повсюду было разбитое стекло, обломки, потрескавшиеся плиты и оконные рамы с разбитыми стеклами; но низкие просторные ангары были в хорошем состоянии. Стэнли заметил их, и, поскольку оба гаража в Эбботс-Мид и все комнаты в доме были заполнены, он тайно использовал ангары для хранения костюмов для «Барри Линдона». Радлет идеально подходил. Он был дешевле, чем студия, он был огромным, не было времени открытия и закрытия, и там было спокойно. Это дало Стэнли возможность вынести работу за пределы дома; аэропорт стал своего рода расширением Эбботс-Мид.

Фургоны «Фольксваген» были одной из первых инвестиций продюсерской компании. Стэнли купил тридцать два из них. Таким образом, он мог быть уверен, что парочка свободных найдется в любое время, поэтому никому не придется ждать, когда какой-нибудь из них освободится, прежде чем приступить к работе. Для каждого фургона Маргарет сделала фотокопию карты района, на которой были четко обозначены маршруты.

В мгновение ока ангар превратился в костюмерную мастерскую. На длинных столах выстроились десятки швейных машин. Здесь Милена работала над костюмами для «Барри Линдона» вместе с маленькой девушкой из Копенгагена по имени Улла Брит Содерлунд.

Армия портных сшивала ткань, которую Милена и Улла вырезали, используя выкройку для одежды того периода. Более двух месяцев ангар эхом отзывался на металлический звук швейных машин. Костюмерный цех работал как производственная линия: Милена и Улла выбрали модели из книг, соответствующим образом нарезали ткань, а портные собирали макет для утверждения у Стэнли. Если он говорил: «Да, все в порядке», то десятки копий одежды делались для массовки.

Оставалось еще некоторое пространство, поэтому Стэнли использовал Радлет также для гримерного цеха и офиса, в который впервые приезжали актеры, где проводились собеседования и прослушивания. У него был ангар, поделенный на секции, и каждая секция была оборудована запирающимися дверями. В конце концов он успешно превратил аэродром Радлет в киностудию.

Прошел почти год, а съемки фильма все еще не начались. Стэнли и его команда все еще планировали, изучали и занимались организационными вопросами. Все это разбудило воспоминания о том, что мой итальянский учитель сказал мне в средней школе Кассино во время провидческого урока о режиссерах «Чинечитты»: «Серьезный кинорежиссер заботится обо всем; даже о самых мелких деталях. Это так же сложно и трудно, как работать на земле». Стэнли, должно быть, был одним из этих редких продюсеров. Он руководил командой художников, которые, начиная с нуля, пытались создать целый мир. От обуви до париков, от карет до зданий – все было сделано с такой внимательностью и точностью, на которую, я думал, способен только Бог.

Стэнли взял еще одну секретаршу, чтобы она помогла Маргарет с документами для съемок. Ее звали Патриция Пеннележон. Она была моего возраста, но уже обладала значительным опытом. Можно было легко понять, кто произвел хорошее впечатление на Стэнли, потому что он давал им доступ к некоторым офисам, которые обычно были заперты на ключ. Однако пес Пэт по имени Фергус не произвел такое же хорошее впечатление на Лолу, Тедди и Фиби, которые начали рычать, как только увидели его во дворе. Часть флигеля была отгорожена, поэтому я должен был ставить сначала собак Стэнли, а затем собаку Пэт в своеобразный загон. Они гуляли по очереди, как кошки: максимум два часа, и, конечно, мне каждые полчаса приходилось проверять, все ли нормально.

Стэнли считал решение проблем животных одной из многих проблем кинопроизводства и был невозмутим в своем поиске решений. Поэтому неудивительно, что одной из первых задач строителей декораций «Барри Линдона» стало добавление вторых ворот в Эбботс-Мид. Эти меньшие внутренние ворота предназначались для того, чтобы остановить убегающих кошек и собак, которые часто делали это благодаря постоянно приезжающим и уезжающим на Барнет-Лэйн людям. Тщетно Стэнли выставил знак: «ПОЖАЛУЙСТА, ЗАКРЫВАЙТЕ ВОРОТА». Он установил другие знаки на главные ворота, флигель, дверь гаража – практически повсюду. Не работала даже раздраженная надпись «ПРИКАЗАНО ЗАКРЫВАТЬ ВОРОТА!», написанная большими буквами снаружи. Стэнли раздражал тот факт, что люди продолжали игнорировать знак, поэтому он снова позвал декораторов в свой дом. На этот раз они окружили дом проволочной сеткой, чтобы животные точно не смогли выбежать на дорогу. Теперь мы могли снизойти до работы над «Барри Линдоном».

– Здравствуйте, могу я вам помочь?

Имя вылетело у меня из головы. Я смотрел на администратора отеля, но не мог его вспомнить.

– Американский актер… – сказал я, чтобы выиграть немного времени.

– Это наша привилегия – принимать много американских актеров среди наших гостей, – ответил он.

– Он знаменитый…

Он моргнул и сказал: «Почему бы вам не прогуляться по кварталу? Может быть, это поможет вам вспомнить», – и он указал на дверь подбородком.

Я ушел, поджав хвост. «Скажи Эмилио, чтобы ехал в отель „Вестбьюри“ и подобрал его, – сказал Стэнли Андросу, – и убедись, что он записал имя и адрес». Имя казалось таким знакомым, что я проигнорировал указания Стэнли. «Его же каждый день показывают по телевизору в „Пейтон-Плейс“, я точно не забуду его», – сказал я Андросу. Пять минут я пытался вспомнить, но безрезультатно. Признав поражение, я позвонил во флигель. «Чтоб меня, – воскликнул Андрос, – ты забыл его! Я говорил тебе записать его! Его зовут Райан! Райан О’Нил!»

Я выучил урок: всегда записывать абсолютно все в блокнот, который Стэнли сказал мне носить в кармане рубашки. В тот день я выучил еще один урок: можно понять, насколько рад тебя видеть американец, по тому, насколько сильно он пожимает тебе руку. Райан был хорошо выглядящим парнем с густыми зарослями волос на голове и голубыми глазами. Он с энтузиазмом улыбнулся, схватил меня за руку и крепко сжал мои пальцы; но меня больше обеспокоило рукопожатие его телохранителя – Грег Ходелл был двухметровым викингом с блондинистыми усами.

У продюсерской компании был новый «Роллс-Ройс» для развоза актеров, но Стэнли попросил меня забрать Райана в его «Мерседесе», провести весь день с ним и сделать все возможное, чтобы удовлетворить все его просьбы. Мне это показалось не так сложно, как Стэнли говорил об этом. Свозить Райана на шопинг в Савил-Роу или пообедать в самом модном ресторане в Белгрейвии было большим удовольствием. Мы провели весь день в машине, подкалывая друг друга и смеясь. Вечером я высадил его у Королевского Альберт-холла, где продюсерская компания сняла ему роскошную квартиру. Затем я вернулся в Стэнли, чтобы успокоить его, рассказав, что его звезда обосновалась в Лондоне довольно хорошо.

В последующие несколько дней утренние часы были потрачены на примерки костюмов на Радлет, а дневные часы – в клубе Лондсдейл в центре Лондона, где Райан учился фехтовать.

Именно там наше идиллическое существование подошло к концу. Даже если бы Райан не снялся в «Истории любви», он физически был таким человеком, который мог вскружить голову любой женщине. Его лицо было повсюду: в телевизорах и в городских киосках, где продавались плакаты с его лицом крупным планом. Райан сделал все возможное, чтобы оставаться в тени, но однажды утром девушка узнала его на улице, и всего за несколько минут он был окружен толпой кричащих фанаток. Грег вмешался немедленно. Он схватил Райана за плечи и отгородил его от девушек: «Иди к машине!» Я побежал к «Мерседесу», позади меня Грег пробивался сквозь толпу, как снегоуборочная машина. Он крепко держал Райана. Ноги Райана едва касались земли. Он швырнул Райана в машину, заскочил внутрь и захлопнул дверь. «Жми на газ!» – приказал он. Я ухватился за руль, и передо мной возникла трасса Брэндс-Хэтч, но моими соперниками были прохожие и такси на дорогах, ведущих к Слоун-стрит. Когда я дал по тормозам и с визгом остановился перед Королевским Альберт-холлом, Грег с облегчением улыбался. Райан был белым, как лист бумаги. «Эмилио, где ты научился так ездить?» – он заикался.

«Стэнли, сегодняшний день был катастрофой», – так я начал свой ежедневный отчет о Райане. Стэнли внимательно выслушал, но в конце все, что он сказал, не выразив никаких эмоций, было: «Мне жаль, что ты напугался». Удачных острот Грега о полураздетых девушках летом и энтузиазма Райана по поводу моей карьеры гоночного водителя был достаточно, чтобы поднять настроение. Очевидно, они гораздо больше привыкли к подобным вещам, чем я. Я не собирался снова ездить как маньяк по улицам Лондона. Если Стэнли не хотел освобождать меня от обязанностей водителя Райана, то, возможно, этого хотел кто-то еще. В следующий раз, когда Райан задал вопрос о гоночных автомобилях, я с помощью Андроса приплел к разговору «Мини» Маргарет. Я объяснил, что это была та же самая модель, которая использовалась в фильме «Ограбление по-итальянски» во впечатляющей сцене автомобильных гонок в городе. Это так взволновало Райана, что единственным способом его успокоить оказалась покупка оранжевого «Мини», которую в тот же день совершила продюсерская компания. С детским энтузиазмом Райан вскочил в машину и помчался по Барнет-Лэйн, забрасывая гравий во двор во время старта. Грег почесал голову: «Как, черт возьми, я влезу в эту штуку?»

Непрерывный поиск подходящих локаций для фильма разошелся как рябь в пруду после того, как в воду бросили камень. Кен уходил все дальше и дальше от Эбботс-Мид, пока не достиг Ирландии. Холмы и исторические здания вокруг Дублина казались незаменимыми, тем более что большая часть истории происходила в ирландской деревне. У Стэнли не было выбора: он должен был покинуть Англию.

Летом 1973 года он планировал большую операцию по отъезду. Каждому съемочному департаменту выделили пару машин, чтобы они перевезли все свои материалы, и Стэнли выбрал кого-то ответственным за весь процесс. Кристиана и девочки отвечали за собак: целый вагон поезда в Дублин был забронирован для Фиби, Тедди и Лолы. Маргарет должна была заботиться о семи котах. Она осталась в Эбботс-Мид, чтобы поддерживать базовый лагерь.

Нужно было перевезти невообразимое число предметов: десять камер, объективы, фильтры, десятки осветительных установок и ламп, сотни костюмов и катушек пленки. Когда все это было упаковано и загружено, сама транспортировка не должна была занять много времени, потому что Стэнли решил перевезти все сразу, чтобы потратить на это как можно меньше времени. Один за другим автопоезда, грузовики, фургоны и автобусы выезжали из ворот Эбботс-Мид и Радлет в направлении Дублина. Когда хвост этой огромной змеи на колесах ушел, ее голова уже была на полпути. Большая часть оборудования и материала была загружена на автопоезда, но Стэнли попросил, чтобы каждый отдел взял все необходимое для двух-трех дней работы в микроавтобусы. Таким образом, они могли начать работу, как только прибудут в Дублин.

Желтая «Вольво» Кристианы, полная красок, отправлялась в Дублин. Водитель перегонял также белый «Мерседес» Стэнли. «Юнимог», который мы вернули к жизни после многих лет простоя, превратился в камерваген. Внутренняя часть кузова была утеплена и гидроизолирована резиновым уплотнителем. Это означало, что все три двери – задняя и две боковые – были воздухо-, свето- и влагонепроницаемыми. Мы установили внутрь несколько полок для катушек с пленкой, объективов и другого операторского оборудования. Поскольку транспортировать камеры поручили мне, «Юнимог» в Дублин перегонял член съемочной команды. Он выглядел довольно обескураженным этой перспективой, поэтому я устроил ему своего рода краткий курс, как управлять этим зверем. Я попытался успокоить его: «Юнимог» был большим, но ручным. «Когда ты не знаешь, на какую скорость переключиться, остановись и снова начинай с четвертой!» Он забрался в кабину и отправился в Дублин с невероятной скоростью – 50 миль в час.

Ян Харлан тоже поехал. Он отвечал за экономический аспект фильма и должен был внимательно следить за всеми расходами, бюджетом, а также зарплатами и многочисленными счетами. Когда начнется съемка, он должен будет убедиться, что Стэнли располагает последними цифрами. Это значит баланс: бюджет, выделенный для фильма, за вычетом производственных издержек. Warner прислал пару бухгалтеров, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Они были посажены в один из автобусов до Дублина.

Ян взял с собой жену и детей. То же сделал и Андрос, и ассистент продюсера. Я смотрел, как пустеет двор Эбботс-Мид, и думал, что Стэнли припас для меня. Должен ли я предложить подобные радикальные перемены Жанет и детям?

– Нет, ты отвечаешь за транспортировку.

Стэнли и другие были около Дублина, а Маргарет не могла покинуть Эбботс-Мид, поэтому кто-то должен был быть обеспечить эффективную связь между двумя локациями.

Моя первая поездка в арендуемом фургоне «Форд» прошла с операторским оборудованием. В Дублине находилась хорошо оборудованная студия, но Стэнли хотел использовать свои собственные камеры. Из-за этого я провел неделю в почтовом отделении, собирая посылки из Боремвуда. Я получил почту вместе с запечатанными конвертами, которые Маргарет отправила мне, и направился на север.

Все остановились в отеле «Ардри» в Дублине. Стэнли забронировал соседние комнаты, все на одном этаже. Ему не нравилась идея использовать рации для приема важных сообщений, потому что он боялся, что кто-то может подслушать. Он знал, что это возможно, потому что он слушал полицию и аэропорт Лондона с его радиооборудованием в Эбботс-Мид. Разумнее было постучать в дверь и обсудить все лицом к лицу.

На прошлой неделе я обошел отель, чтобы выбрать для него комнату. Он попросил меня: «Выбери такую, которую бы выбрал для своей семьи». Затем мне пришлось доставить все необходимые принадлежности, такие как простыни, мыло, полотенца, туалетная бумага и т. д. Когда я попытался сказать ему, что об этом не нужно беспокоиться, потому что работники отеля позаботятся об этом, он спокойно ответил: «Я просто хочу быть в безопасности».

Потребовалось всего несколько дней, чтобы все сотрудники продюсерской компании прибыли в Ирландию. Каждый, кто начал работать над «Барри Линдоном», должен был оставаться до самого конца. Стэнли не отменил ни одного аспекта работы, хотя он уменьшил количество рабочих в платежной ведомости, чтобы как можно больше сэкономить. Огромная производственная машина, которая постепенно набирала обороты в Эбботс-Мид и Радлет, продолжала работать. Она состояла из десятков винтиков: некоторые были небольшими, некоторые – крупными, но все они были важны. Каждый из них был необходимой частью двигателя, сердцем которого являлся Стэнли Кубрик.



Я привез в Ирландию множество документов: разрешения юристов начать работу над фильмом, платежные ведомости, составленные бухгалтерами, страховые договоры, составленные Маргарет. Затем я отправил несколько грузовиков мебели и реквизита, которые были арендованы или заказаны в Лондоне. На обратном пути грузовики были заполнены материалами, которые были больше не нужны в Ирландии и могли храниться на складах в Англии. Мне даже пришлось доставить десятки и сотни коробок со свечами. Стэнли и Джон решили использовать их для освещения интерьерных ночных сцен; они хотели как можно меньше использовать прожекторы и другое электрическое освещение.

Я путешествовал по земле, воде и воздуху. На самолете я долетал примерно за час, плюс время регистрации на рейс. На машине или грузовике с прицепом это занимало все утро или день. На поезде было так же долго, но зато более комфортно. Я мог съесть что-то и отдохнуть. Я словно находился в номере отеля. Несмотря на то что это было шикарно, мне нечасто выпадал шанс насладиться, потому что все было неожиданно и срочно. Самыми плохими поездками были морские. Когда я отправился в Кале 19 января 1960 года, чтобы иммигрировать в Англию, я впервые в жизни увидел море. Это было страшное путешествие: паром казался слишком маленьким, перегруженным людьми и опасно неуправляемым. Я приложил все усилия, чтобы не умереть здесь, посреди бури, даже не зная, был я в Англии или во Франции. Когда Стэнли сказал, что не готов доверять паромной компании заботу о дюжине коробок, мне перестало хватать воздуха. Я совершил трехчасовое путешествие, цепляясь за поручни и закрыв глаза, оглушенный звуком волн, разбивающихся об окна, и молясь, чтобы снова коснуться суши.

В аэропорту Хитроу я использовал билеты с открытой датой, что означало, что я мог сесть на первый доступный рейс. Маргарет сумела договориться с авиакомпаниями на благоприятных условиях благодаря большому количеству заказов, которые сделали Hawk Films. Любой, кто был в Хитроу осенью 1973 года, слышал это сообщение: «Эмилио Д’Алессандро, свяжитесь с офисом». Объявление давалось каждые пятнадцать минут вместе с другими, в которых говорилось о задержках или о том, куда идти. Я знал: это значило, что я должен связаться с Маргарет. Это была ее идея: я услышу это, как только доберусь до места регистрации и узнаю, что мне нужно немедленно связаться с флигелем. По дороге к выходу на посадку я проходил мимо доски объявлений персонала аэропорта. Среди их сообщений были заметки, которые Маргарет оставляла для меня по телефону, с подробностями о том, где взять различные материалы и с кем связаться, когда я доберусь до места. Я срывал эти записки с доски, запихивал их в карманы и спешил на рейс. Это были особые привилегии, полученные благодаря использованию зарекомендовавшей себя системе флигеля: подарки тем, кто был на посту.

Той же стратегией мы пользовались на таможне в портах в Англии и Ирландии. Таких случаев было не очень много, но они имели огромное значение: телефонный звонок накануне, чтобы убедиться, что все еще есть место, подсунутая банкнота тому, кто позволил бы подняться на паром, который уже был заполнен… Если бы мы этого не делали, потребовалось бы десять лет, чтобы закончить «Барри Линдона». Съемки постоянно висели на волоске эффективности транспортной системы. Даже малейшая задержка, вызванная однажды недоразумением на таможне или отмененным самолетом, означала бы, что сотни людей будут стоять и ничего не делать, а это было ужасно дорого. Чем были жалкие пять фунтов, привлекательные чаевые, в те дни, по сравнению с пятью тысячами фунтов, сэкономленными благодаря соблюдению графика?