Должен!

А потом ни с того ни с сего ее чертова бестолковая мать набрасывается на отца, как полная идиотка.

Беззвучно. Ни малейшего намека о том, что сейчас произойдет. Папа замолкает на полуслове, и мама хватает его за ноги, опрокидывая навзничь. Он падает в проход между койками, дребезжат занавески, отец пытается схватиться за чей-то пакет с продуктами. Голова с глухим стуком бьется о пол, он теряет ориентацию, и мама седлает его, фиксируя его руки ногами.

— Челси тебе лучше… — рычит он.

Мама хватает что-то с нижней койки, и…

О господи.

Господи.

Она целит в голову, обрушивая на его лоб нечто розоватое. Держит предмет двумя руками и колотит со всей силы, снова и снова — теперь Элле удается разглядеть, чем именно.

Это ящик с косметикой.

Гребаный ящик с косметикой.

Розовый пластик, скругленные края, и вот теперь — кровавые подтеки.

Бум! Бум! Бум!

Мать ничего не говорит и вообще не издает ни звука.

В автобусе стоит полная тишина, если не считать хруста пластика, который впечатывается в голову отца. Его голова отскакивает от коврового покрытия. Точно так же было в тот раз с двумя мальчиками в школе, когда у Томаса начался приступ Ярости прямо в кафетерии, — но никто не бежит, чтобы остановить это.

— Что происходит? — глухо спрашивает Бруклин.

Пока Элла смотрела, не в силах оторвать взгляд, на этот ужас, ее тело благоразумно прижало Бруклин к боку. Руками она обхватила голову сестры поверх тиары, чтоб та не могла видеть, что происходит.

Элла переводит взгляд на бабушку. Та смотрит на происходящий кошмар как на скучное телешоу: глаза у нее остекленевшие, взгляд плывет, а гладкая загорелая кожа неприятно порозовела.

Высокая температура, сказала она.

Элла качает головой. Нет, это уже чересчур.

Она оглядывается на маму с папой.

Это не… Она…

Не может… его…

…Голова…

Мать молча встает, хотя ее кости хрустят — то ли колени, то ли позвоночник.

Роняет косметичку на грудь отцу.

Папина грудь больше не двигается.

Лицо похоже на смятый вишневый пирог.

Элла отворачивается, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Внутри все разъедает, словно кислотой.

Кошки миссис Рейли. Дядя Чед.

У нее внутри пустота, которую уже не заполнить.

Она ела суп с Лиэнн и Ривер, и это было много лет назад.

Мама идет к ней, все так же молча, ладони и запястья в крови. Фальшивые брызги на футболке Девицы из Флориды разительно отличаются от настоящих. На секунду Элле кажется, что ее мать, возможно, все еще под влиянием Ярости, что она хочет сделать больно кому-то из них.

Но нет, так Ярость не работает.

Мама пришла в себя. Припадок миновал.

Мама будет в порядке.

Но… стоп.

Она смотрит в глаза матери и замечает ее почти нормальные зрачки.

Она не выглядит сбитой с толку.

Элла помнит, каково это — приходить в себя после приступа Ярости. Как просыпаться посреди сна: непонятно, где ты, что делаешь, что произошло.

Но мама так не выглядит.

— Мама?.. — дрожащим голосом спрашивает Элла.

Мама чопорно опускается на диван рядом с ними. Протягивает руку, смотрит на нее, потом встает, моет руки в крошечной раковине и обтирает их бумажными полотенцами, оставляя разводы. Сбрасывает с себя окровавленный белый халат, как змея кожу. Все это время она ничего не говорит; потом снова подходит и опять садится на диван.

— Дорогая, я здесь. Я в порядке. Тебе больше не надо меня бояться.

Она протягивает руки, и прежде чем Элла успевает осознать, что происходит, Бруклин переползает на колени к маме, засунув в рот большой палец.

— О, мамочка, мамочка! — повторяет она снова и снова. Мама гладит ее по волосам, под ногти на руках забилась кровь, некоторые сорваны. Она пересекается взглядом с Эллой. Выражение лица спокойное и пустое, с едва заметным намеком на улыбку, но в то же время она как будто не вполне в своем уме.

— Мам, у меня есть вакцина, — говорит Элла, запинаясь, потому что забыла, как разговаривать. — Хватит на тебя и Бруклин. Если б я приехала раньше, этого не случилось бы, ты бы не… Я…

Мама обнимает Эллу за плечи.

— Это не имело бы значения, — шепчет она.

— Вовсе нет, она поможет! — возражает Элла, жалея, что мама не зашла на «Крейгслист» чуть раньше, что Элла не приехала сюда быстрее. — Это терапевтическая вакцина, она…

Но тут мама притягивает Эллу к себе и прижимается губами к ее уху.

— Это была не Ярость, — говорит она так тихо, что никому больше не слышно. — Это сделала я сама.

57.

Самое замечательное в работе на Харлана Пейна — это то, что Челси не нужно прятаться и скрывать случившееся здесь. Она размеренно шагает и улыбается холодно, как Мона Лиза.

Ей знакомо это чувство — будто вот-вот воспаришь.

Диссоциация.

Как будто разум — это воздушный шар, покачивающийся над телом.

Она верит, что скоро соберется воедино.

Это нестрашно, потому что такое уже случалось раньше, а еще потому, что теперь ее дети в безопасности.

Однако ей все же нужно кое-что сделать.

— Могу я взять у кого-нибудь телефон? — спрашивает Челси, раздраженная тем, что Арлин так и не вернула ее трубку.

Элла дрожащей рукой протягивает ей свой телефон, и Челси берет его с таким видом, будто ей доверили величайшее сокровище.

— Иди-ка, выпусти Индиго из ванной, — велит она, потому что Элле надо заняться чем-то, чтоб прекратить дрожать.

Челси идет в переднюю часть автобуса, где к приборной панели приклеена табличка со всеми нужными номерами. Мир снаружи погрузился во тьму, фанаты переминаются в лучах оранжевого света, как косяк рыб, не подозревая об акулах, которые были поблизости сегодня вечером. Впервые за все время сев на место водителя, Челси строчит групповое сообщение для Арлин, Харлана, Криса и Сиенны. Нет смысла оставлять кого-то за бортом.

«Это Челси. Мой муж спрятался в автобусе и пытался убить меня и моих дочерей. Нужна ваша помощь. НИКАКОЙ ПОЛИЦИИ. У меня был приступ».

Только одна фраза — ложь, но Челси не собирается брать на себя полную ответственность за убийство Дэвида.

Она… убила Дэвида.

Она представляла это несколько раз, еще в те времена, когда он издевался над ней, — но не так конкретно. И совсем уж не так, как это в итоге случилось.

Каждую секунду она была там — и в то же время как будто отсутствовала. Она ощутила себя порталом для иной сущности, для глубокой, безграничной, кипящей ярости, которую нельзя было больше сдерживать. Она была рада ей, позволила ей управлять своими руками, поднимать и опускать их с твердым убеждением, без пауз, без лишних размышлений.

В детстве Элла подхватила ужасный кишечный вирус, и Челси целыми днями спала с ней на полу в ванной. Когда ее рвало, звук напоминал пожарный шланг прямиком из ада, потому что это было куда громче и мощнее, чем способно выдать это маленькое тельце.

В этот раз получилось почти так же, только эта адская сущность пыталась помочь Челси.

Она качает головой и нажимает на «Отправить».

Странные мысли — странные времена.

Она сидит на месте водителя, глядя, как мерцает за окном свет, как ей машут фанаты, и думая, что это происходит где-то в другом мире. Постепенно к ней возвращается слух, и громкое гудение со временем превращается в полноценные слова.

— Мам, у тебя есть ибупрофен? Бабушку очень сильно лихорадит.

Челси смотрит в проход между койками. Всего несколько часов назад это место казалось таким безопасным. Она не сможет больше здесь ночевать. Может, вообще никто не должен. Все эти сильные, храбрые женщины, отстраивающие свои жизни заново, не заслуживают соседства с мудаком вроде Дэвида.

Элла сидит рядом с бабушкой на диване, и Бруклин все еще цепляется за старшую сестру. Патрисия выглядит ужасно. Чтобы подойти к ним, Челси приходится перешагнуть через то, что осталось от ее мужа. Она даже не помнит, как сделала это. Человеческий мозг прекрасно создает дыры и провалы на месте травмирующих воспоминаний.

— В шкафчике над раковиной на кухне. Стаканы для воды — справа.

Челси хрипит, как будто десять лет молчала и теперь учится говорить заново.

Частично она ощущает это старое знакомое чувство долга, ответственности. Она не должна взваливать это на ребенка. Надо перейти на другую сторону автобуса, понять, сильный ли жар у матери и почему ей так плохо. Однако сейчас цепи, приковывающие ее ко всякому долженствованию, определенно ослабли.

Элла вполне в состоянии дать кому-то таблетку и налить воды в стакан. А Челси надо сидеть тут, пока она не поймет, что помощь уже близко.

Она смотрит на телефон в руке.

Даже не заметила, как он жужжал. Есть сообщения.

Арлин: «Уже иду. Держись».

Крис: «Он все еще представляет угрозу?»

Сиенна: «Индиго с тобой?»

От Харлана ничего — должно быть, он все еще на ринге или где-то перед камерами.

Она пытается написать Сиенне, чтобы сообщить такой же перепуганной матери, что ее ребенок в безопасности.

И тут раздается резкий стук в дверь.

Это Крис — он выглядит смертельно опасным и таким разъяренным, каким она его раньше не видела.

Почему он не… Ах да, точно. Дверь. Дэвид ее запер.

Челси протягивает руку, отмечая, что чуть выше того места, до которого она отмыла их, тоже имеются красные пятнышки, — и открывает дверь. Крис поднимается и проходит, обеими руками держа перед собой маленький черный пистолет, тонкий и мощный, как направленное лезвие.

— Все в порядке, — говорит Челси.

Слова не совсем к месту, но Крис видит тело Дэвида. Любой, кто взглянет на то, что осталось от его головы, признает, что на данный момент он совсем не представляет никакой угрозы.

Крис убирает пистолет обратно в кобуру на поясе и поворачивается к Челси.

— Он причинил тебе боль? Кто-нибудь пострадал?

«Нет, если не считать последние лет двадцать», — хочется ответить ей. Но Челси просто качает головой.

— Его пистолет на стойке, — добавляет она, желая быть полезной. — Он заряжен.

— Челси?

Теперь уже в дверях автобуса стоит Арлин, и она тоже делает шаг вперед. Арлин не задает никаких вопросов, заглядывает внутрь, видит Криса и сжимает Челси в объятиях.

— Все хорошо, — нараспев говорит она. — Все кончено. Ты в безопасности.

Челси издает странный смешок.

Она не чувствует, что все хорошо. Ничто никогда по-настоящему не будет кончено. Она не чувствует себя в безопасности.

— Он нашел меня, — шепчет она этим новым хриплым голосом, будто сорвала горло (хотя она совсем не кричала). — Он загнал нас в угол. У него был пистолет.

— Я знаю, знаю. Это не твоя вина.

Эти четыре простых слова, как ледоруб, пробивают дыру в плотине ее эмоций. И воздушный шар опускается к плечам, тело и разум сливаются воедино, и Челси визгливо, по-животному вздыхает, а потом выдыхает с ужасным дрожащим всхлипом. Она хватает ртом воздух между рваными стонами, поливая слезами уже дважды окровавленную футболку.

— Мамочка, ты в порядке? — кричит Бруклин из задней части автобуса, но ей не добраться туда, не обнять маму, потому что папа мертвый лежит на полу, и Элла, конечно, сделает все, чтоб Бруклин этого не увидела, потому что она хорошая, благородная, самоотверженная, замечательная девочка, которая с юных лет научилась приносить себя в жертву. Совсем как ее мать.

— С твоей мамой все в порядке, — отвечает Арлин, все еще прижимая голову Челси к своему плечу и покачиваясь туда-сюда. — Всем время от времени надо поплакать.

Кто-то резко двигается рядом, слишком близко, и Челси вздрагивает, как лесной олень, — но это всего лишь Крис. Он всегда выглядит строго профессионально и весьма компетентно, но сейчас он мрачен и задумчив.

— Я накрыл его простыней. Нам надо дождаться Харлана. Сегодня ночуем в отеле.

Арлин поднимает глаза, все еще нежно обхватывая рукой голову Челси, как будто она маленькая.

— Сиенна все устроит, — говорит она. — Пусть Ти-Джей отведет всех в гримерку, когда шоу закончится. И скажи ему, чтоб заказал пиццу.

— Понял.

Челси позволяет себе легкую улыбку сквозь слезы. Конечно, Арлин берет все в свои руки — особенно теперь, когда понятно, что никому не угрожает физическая опасность.

Отстранившись, Арлин изучает лицо Челси, спрашивает ее, какой сегодня день и год, наблюдает за ее зрачками, попросив следить за ее пальцем. Он медленно движется вверх-вниз, потом вправо-влево.

— Ты можешь рассказать, что произошло? — тихо спрашивает Арлин.

— Мои девочки, — шепчет Челси.

Они там, одни, отгорожены от всего мира трупом. Она должна пойти и утешить их.

— Они в порядке, давай-ка минутку побеспокоимся о тебе. Ты ранена?

Челси объясняет все — быстро и, как может, подробно. Она не знает, что было до того, как она зашла в автобус: Дэвид уже вытащил пистолет и угрожал ее матери и детям. Ей отдаленно любопытно, как это было: он притащил их сюда, потому что хотел зрителей? Или же это был запасной план, потому что Челси не сбежит, если дети здесь? Или все они каким-то образом оказались здесь независимо друг от друга?

Она доходит до той части, где описывает, как напала на Дэвида.

— Это была Ярость? — тихо спрашивает Арлин.

— Я… — Челси не хочется лгать этой женщине, которая сделала для ее психики больше, чем кто-либо за последние лет двадцать. Однако пристальный, испытующий взгляд Арлин сигнализирует о том, что то, что она сейчас скажет, очень важно, потому что на карте стоит нечто большее, чем правда. — Да, так и было.

— Такая ужасная болезнь, — сочувственно говорит Арлин, похлопывая ее по руке. — Я спрошу тебя кое о чем, пока Харлана еще нет — а он уже мчится сюда. — Она склоняется ближе. — Как ты хочешь, чтоб мы с этим разобрались? Можно позвонить в полицию и оформить все официально, но тогда они тебя заберут и, может быть, поместят в один из этих жутких карантинных лагерей, и я знаю, что ты только что вернула дочерей. Возможно, было бы лучше, если б мы…

— Разобрались с этим сами, — заканчивает Челси.

Арлин медленно и понимающе кивает.

— Не буду притворяться, что нас не закроют, если это всплывет. И не буду врать, что у тебя будет шанс остаться с твоими девочками. Но решать тебе.

Челси стоит в проходе, ноги онемели и трясутся, а мысли носятся мимо тела, накрытого темно-синей простыней. Элла держит на руках Бруклин, и та ест «Чокопай», который они, наверное, нашли в шкафчиках на кухне. Патрисия сидит спиной к стене с напряженным лицом и прикрытыми глазами, красная, как вареная ветчина, и Индиго кладет ей на лоб компресс.

— Арлин, — твердо зовет Челси, оборачиваясь, — я хочу…

— Прости, что не мог прийти раньше! — кричит Харлан от дверей, протискиваясь наверх. Проход узкий, но он справляется. Фанатки снаружи выкрикивают его имя, зовут Рэмпейджа, и вспышки двадцати камер ослепляют Челси. Харлан хмурится, захлопывает дверь и обнимает ее за плечи со странной нежностью. — Ты в порядке?

Челси кивает, и он задает ей те же вопросы, что и Арлин. Она отвечает, обходясь в этот раз меньшим количеством слов. Переживать это снова — утомительно, и Арлин, должно быть, чувствует это, потому что перебивает ее.

— Я знаю все, что нужно. Давай не будем заставлять Челси снова переживать эту историю. Надо отогнать автобус подальше, разместить людей в отеле и немного прибраться тут.

Харлан бросает на Челси хитрый острый взгляд.

— Никакой полиции?

Челси пожимает плечами.

— Какой в этом смысл? Я не хочу на карантин, а ты не хочешь потерять БКЯ.

— Да, но что тебе на самом деле нужно, после всего этого?

Звучит странно, но Челси приятно. Как она хочет действовать дальше?

Забавно, что ее уже во второй раз за последние дни спрашивают об этом.

— У меня все еще есть работа?

Харлан Пейн, звезда профессионального реслинга, два с лишним метра ростом, одетый в костюм за пять тысяч долларов, хихикает, как маленький ребенок, который только что пукнул.

— Дорогая, ты серьезно думаешь, что я уволю тебя за то, что ты избавилась от жестокого мудака, который угрожал убить твоих детей? Который и нашел-то тебя, наверное, только потому, что я засветил твое лицо повсюду на телевидении и в сети? Ни за что, блядь! Мы выбросим этот кусок дерьма в болото и продолжим сражаться. Если ты все еще хочешь, эта работа твоя.

— А что насчет автобуса?

Он пренебрежительно машет рукой.

— Снимем ковер, постелем новый, а потом продадим этот автобус и купим другой взамен. — Он подмигивает. — У меня теперь есть деньги, знаешь ли. Но я должен снова спросить тебя: ты намерена подавать на меня в суд?

Теперь уже Челси прыскает со смеху.

— Подавать в суд… на тебя?

— Я сказал, что буду тебя защищать, и явно слажал. Это нигде не зафиксировано в письменном виде, но… — Он косится в проход и скребет щетину на горле. — Это за гранью.

В груди у Челси расцветает теплый шар.

— Просто позволь мне работать. И взять с собой моих девочек. Они могут спать на одной койке, они…

Он кладет руку ей на плечо, но не так, как это делал когда-то Дэвид. Не для того, чтоб удержать ее на месте, а желая поддержать.

— Договорились. Я просто куплю тебе трейлер. Не такой, как мой, конечно, небольшой. Ты умеешь водить такой?

— Нет, но могу научиться.

— Хорошая девочка. — Он снова окидывает взглядом автобус. — Если ты больше не будешь здесь ночевать, то могу просто заменить ковер и мы продолжим использовать его, как ни в чем не бывало, и сэкономим пару тысяч. Но тогда это все должно остаться между нами. Ты никому не расскажешь, что тут произошло. А что до трейлера — просто скажем, что твой банковский счет наконец разморозили и ты сама купила его.

Облегчение так велико, что все тело расслабляется, становится мягким и податливым. Челси плюхается обратно на водительское сиденье, внезапно остро осознав, как ей неудобно стоять, как у нее болят руки, как синяки, полученные во время матча с Ти-Джеем, наливаются фиолетовым.

Кстати.

— Ты собираешься наорать на меня за то, что я убедила Ти-Джея слить матч? — спрашивает Челси. По сравнению со всем произошедшим это кажется мелочью, но и мелочи имеют значение.

Харлан ухмыляется.

— Ага, вот он я, ору на тебя… Но, серьезно, не смей идти поперек моих планов. В следующий раз ты проиграешь. Мэтту. И это будет очень некомфортно, и ты просто примешь это, понятно?

— Понятно.

Он решительно кивает и кладет руки на бедра. Локтям мгновенно становится неудобно в тесном коридорчике.

— Тогда мы просто отгоним этот автобус подальше, к чертовой матери, а вас, леди, отвезем в более… — он косится на труп Дэвида, — комфортное место. Я слышал, у них там есть пицца.

— Пицца? — восторженно вопит Бруклин.

Харлан смотрит на маленькую девочку, которая топчется ногами по дивану. На голове у нее маленькая пластмассовая тиара.

— Все, что захочешь, принцесса, — заверяет он.

Эпилог

Они снова в разъездах — вот уже два месяца, — и Элла сидит за маленьким кухонным столом, заканчивает домашнее задание и следит за тем, чтоб Бруклин заполняла строчки в рабочей тетради, пока мама везет их домой. В трейлере приятно пахнет лавандой, и это куда лучше, чем в любом другом месте, где она жила с тех пор, как покинула дом, в котором выросла.

Она не знает, что случилось той ночью после того, как мама убила папу, Крис отогнал туристический автобус к отелю и помог ей, Бруклин и бабушке перебраться через… нечто на полу… как будто он рыцарь, переносящий дам через лужу. Элла не смотрела вниз, не дышала — просто вскочила и помчалась прочь следом за Бруки — из автобуса в чистый симпатичный вестибюль, где бесплатно раздавали шоколадное печенье. Они сняли комнату по соседству с бабушкой, которая, выпив пару таблеток, провалилась в глубокий сон. На следующее утро Арлин отвезла бабушку в отделение неотложной помощи, оплатила ее счета и купила нужные ей антибиотики. Когда лихорадка спала, бабушка превратилась почти в другого человека.

Она забавная и остроумная. У нее даже голос изменился, в речи прорезался как будто деревенский акцент. Она по-другому ходит и на самом деле видит своих внучек, а не просто смотрит сквозь них, торопясь убежать на стрижку. Элле она даже начинает немного нравиться. Бруклин просто обожает бабушку, и это невероятно. Похоже, пока Элла жила в доме мистера Риза, между ними произошло очень многое. Часть ее рада разделить бремя заботы о Бруклин — пусть кто-то еще будет ей товарищем по играм, лучшим другом и утешителем по ночам, — но в то же время Элла ощущает угрозу, будто может утратить нечто важное (но не понимает, что именно). Она просто знает, что бабушка из странной карикатуры на королеву загородного клуба превратилась в реального человека. А еще она встречается со Стивом, который сражается в БКЯ и выглядит как банкир, и, похоже, в самом деле любит его.

Жить с БКЯ довольно приятно. У них есть свой дом на колесах, и да, Элла спит на крошечной двухъярусной кровати над водительской кабиной, но зато это ее кровать, ее отца не забивали тут до смерти, не пахнет дохлыми кошками — в общем, не на что жаловаться. Девять женщин все еще не в курсе, что случилось в автобусе, и так и спят там, но Элла никогда в жизни туда не зайдет. Плевать, что там постелили новый ковер.

Они гастролируют по стране, и Харлан включил в их расписание дополнительные дни, чтобы бойцы могли отдохнуть и насладиться городом, в который приехали, или полежать на пляже поблизости. Она увидела Флориду новыми глазами, и теперь уже отдых не подразумевает, что где-то на горизонте всегда ошивается отец, в любой момент готовый взорваться.

Но самое классное, что когда БКЯ стал популярен, а у Харлана завелись деньги и он узнал, что у нее есть формула вакцины, то сделал несколько звонков и закупил нужное оборудование. Элла отправила Лиэнн имейл с несколькими именами, и теперь Тара и Педро путешествуют вместе с ними в своем маленьком трейлере и вакцинируют столько людей, сколько получается, — всех, кто захочет. Конечно, всем в БКЯ вкололи вакцину в первую очередь, и Элла гордилась тем, что именно ее рука держала иглу.

Как и предсказывали Лиэнн и Ривер, в мире все еще остались люди, которые не хотят избавляться от Ярости и превентивно носят при себе пакетик с запрещенным перцем, потому что только так они будут свободны и в безопасности от всего, что угрожало им раньше. Элла их не винит: не все монстры были изгнаны из этого мира.

На самом деле было здорово оставить прошлое в прошлом. У Эллы новый телефон с новым номером, новая электронная почта. Никто в Тампе не знает, где она, как с ней связаться, жива ли она вообще. Впрочем, Оливия и Софи, наверное, даже не заметили ее отсутствия, а Хейден отправил ей очередное письмо с заголовком «Я СЕРЬЕЗНО», и после этого она разлогинилась, чтобы никогда больше не заходить туда.

У нее есть Бруклин, мама и бабушка. У нее есть целый Бойцовский клуб Ярости, который очень похож на большую семью. У нее есть Индиго — лучшая подруга из всех, которые у Эллы когда-либо были, которая каким-то образом всегда находит лучшую музыку и точно знает, куда зайти поесть в очередном городе. Наконец, у нее есть Арлин, и Крис, и Сиенна, и Харлан, волшебным образом сочетающий в себе медведя гризли, кинозвезду и богатого дядюшку.

И, может быть, самое странное — у Эллы есть теперь работа, и ей хорошо платят. Она помогает Сиенне с готовкой и получает настоящую зарплату, у нее есть собственный банковский счет, а не оформленный на отца.

Ах да, совсем забыла.

Самое странное — что ее мама стала по сути известным профессиональным рестлером. БКЯ растет и расширяется. Знаменитости платят за то, чтоб заглянуть в гримерку, и у Эллы есть целая серия фотографий с мамой и Гаем Фиери, Джоном Оливером, Ники Минаж (но, правда, не со всеми сразу, конечно).

Все так странно, но так хорошо.

Ярость понемногу сходит на нет, и не вполне понятно, благодаря чему: может, выработался коллективный иммунитет, может, помогла массированная обработка территорий от комаров, а может, тот факт, что вакцина медленно, но верно распространяется подпольно благодаря армии добровольцев. То дорогое дерьмо, за которое платят богачи, никому не нужно. Парень, купивший патент, разорился из-за какой-то аферы, связанной с инсайдерской торговлей. Власти так и не разработали свою вакцину. Президенту снова объявили импичмент. Мир исцеляется самостоятельно.

И они никогда не говорят об отце.

Вообще никогда.

Хороших воспоминаний и без того было не так уж много, а последние события и вовсе перечеркнули всё.

Даже Бруклин ни о чем не спрашивает, хотя Элла почти уверена, что с возрастом у нее возникнут вопросы.

Элла все то время держала ее, закрывая глаза, и она почти уверена, что Бруклин ничего не видела. После того как Крис накрыл тело простыней, Бруки только спросила, что это за куча, и Элла ответила — грязное белье. Казалось, сестра поверила в это. Согласно всем законам, девочке полагается стать капризной и испорченной, но она все так же танцует по жизни в разномастных носках и диадеме (хотя Харлан купил ей новую, без сколов и трещин, чем навсегда завоевал любовь Брукин).

Итак, Элла живет в доме на колесах вместе с мамой, бабушкой и сестрой, и постепенно выплывает наружу то, что Элла никогда не думала, что услышит или расскажет сама. У каждой из них своя история, и было много извинений, и слез, и объятий. Элла не сожалеет ни о чем из того, что делала, пока жила одна, и мама не хочет, чтоб она сожалела. Бабушка сожалеет почти обо всем, но когда Элла слышит, что они с Бруклин пережили вдвоем, то переходит от ненависти к пониманию. Теперь люди называют ее Пэтти, а Челси все еще мамой, но куда теплее, чем раньше. Это самое счастливое семейное время за всю жизнь Эллы, что немного странно, учитывая пандемию и смерть одного из родителей.

Что ж, нельзя сказать, что у нее все в порядке с головой.

Это вовсе не так.

Каждый четверг она ходит на прием к Арлин, и они вместе прорабатывают ее травмы. Сперва Элла сопротивлялась, но это действительно помогает.

Арлин сказала так: травма не означает, что ты сломлен и что жизнь никогда не наладится. Травма становится частью тебя, и если сможешь встретиться с ней лицом к лицу, примириться с ней и найти способ двигаться дальше, то будешь в порядке — гораздо в большей степени, чем те, кто подавляет свои чувства, и даже те (это немного странно), кто никогда не имел травмирующего опыта.

— Травма в некоторой степени делает тебя выжившей, — как-то объяснила Арлин. — Твой мозг всегда был в режиме готовности, всегда работал на полную катушку, и когда нужно было действовать ради выживания и защищаться, то ты так и сделала. Ты не колебалась. И выжила. И в этом ты не одинока, тебя окружают такие же выжившие. Даже Харлан. Даже я сама.

Это помогло. Элла всегда воображала, что она единственная в школе, у кого не было идеальной семьи, кто плакал по ночам и подпирал стулом дверь. Оказывается, она никогда не была одинока, просто все остальные тоже скрывали свою боль. Элле неприятно от мысли, что теперь, со смертью отца, ей намного легче, но… все-таки ей легче, и это главное.

Что насчет сегодняшнего дня? Что ж, он обещает быть просто великолепным.

Пока их караван ползет по дорогам Флориды, она не может не коситься на часы. Элла уже готова взорваться, и тут ее зовет мама с переднего сиденья:

— Элли, какие у тебя на сегодня планы после занятий на дому?

Она старается не улыбаться слишком широко, поднимая голову.

— Боже, мам, мне действительно нечем заняться до завтрашнего шоу. Знаешь, что мы могли бы сделать, а?

Элла слышит, как мама с трудом сдерживает смех.

— М-м-м, даже не знаю. То есть мы ведь в Орландо, да? Чем люди вообще занимаются в Орландо?

Бруклин поднимает глаза от тетрадки с прописями, и солнечный свет вплетается в ее золотистую шевелюру. Вообще шестилетние дети, которые не уделяют особого внимания географии штатов, — это просто чудесные дети.

— Мы в Орландо? — пищит она.

— Да, но я слышала, что тут довольно скучно, — говорит Элла и широко зевает. — Здесь нечего делать.

— Но ведь здесь «Мир Диснея»! — вопит Бруклин. — О, мамочка, пожалуйста, можно поедем туда? Пожааалуйста! У меня осталось десять долларов со дня рождения, и я за все заплачу сама, и…

— Кто-то сказал, что он за все платит? — Бабушка высовывается из спальни в задней части трейлера и ухмыляется. Бруклин возбуждено кивает.

— Да! Бабушка, мы едем в «Мир Диснея»!

— Так, погодите, мы ведь еще не договорились насчет этого… — тянет мама, стараясь продлить этот восхитительный момент.

— Пожалуйста? — спрашивает Элла.

— Пожалуйста-пожалуйста! — вскрикивает Бруклин.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста? — добавляет бабушка.

— Ну ладно, договорились.

Бруки вскакивает, отбрасывая в сторону рабочую тетрадь, и исполняет бестолковый танец — нечто среднее между балетом и дурацкими подпрыгиваниями, и Элла хватает ее за руки и прыгает вместе с ней, а когда Бруклин протягивает руку, бабушка тоже присоединяется к ним — качает бедрами и даже делает несколько старомодных движений в стиле диско.

Элла хочет закупорить этот момент, чтобы иметь возможность снова ощутить его, когда темнота опять навалится на нее. У нее временами ноет в сердце, а по ночам она просыпается от кошмаров, в глазах горит и жжет, и трудно дышать. Все, что случилось до, вело к этому моменту. Ради него они выживали, и боролись, и даже убивали.

Может, все не идеально, потому что ничто и никогда не бывает идеальным.

Но они именно там, где должны быть.

Благодарности

Моему редактору Саре Пид за то, что всегда защищала идею «Ярости».

Моему другому редактору Трише Нарвани, к которой перешел проект.

Моему агенту Стейки Декер, которая увидела многообещающую историю и смогла продать ее.

Дэвиду Моэнчу, Алексу Дэвису, Алексу Ларнеду, Киту Клейтону, Нэнси Делия, Лиз Карбонелл и вообще всем сотрудникам Del Rey, благодаря которым эта книга вышла.

Моему мужу Крейгу за то, что последние двадцать четыре года он был моим неофициальным психотерапевтом. Я так счастлива, что, когда я произношу: «Я сломлена, помоги мне прийти в норму», мой партнер и лучший друг с радостью готов поговорить о моих чувствах.

Рису за исцеляющий смех и Рексу за исцеляющие объятия.

Бетси, психотерапевту, которая сказала мне, что все, что со мной случилось, — это не моя вина.

Миссис Вулф, доктору Хантли и Джону Гиббонсу, которые поддерживали меня в школьные годы, в то время, когда я старательно скрывала от сверстников, что у меня в голове совершенный бардак.

Доктору Брайану Хейту за то, что помог мне понять, как могла бы работать Ярость. Если я где-то и была близка к правде в описании болезни и вакцины, то только благодаря ему. Если я что-то не так поняла, то это целиком и полностью на моей совести.

Друзьям, которые помогли мне пережить пандемию: Кевину и Чаку за «Пятничный коктейльный чат», а также Кэти, благодаря которой — упс — я теперь обожаю горные велосипеды.

И моей маме, которая вытащила нас обеих из кошмарной ситуации. Сегодня у нас прекрасная жизнь, и это лучшая месть.

Об авторе

Делайла Доусон — автор бестселлера «Звездные войны: Фазма» по версии New York Times. Кроме того, написала ряд книг: «Звездные войны. Край галактики: Черный шпиль», «Шахта», «Майнкрафт: Отряд мафии». Создатель серий «Хит», «Блуд», а также комиксов «Леди Касл», «Ястреб-перепелятник», «Звездная свинья» и серии «Тень» (под псевдонимом Лайла Боуэн). С Кевином Хирном является соавтором серии «Сказки Пелла». Живет в Джорджии вместе со своей семьей.

Над книгой работали



Руководитель редакционной группы Анна Неплюева

Ответственный редактор Дарина Андреянова

Арт-директор Яна Паламарчук

Иллюстрация обложки Дмитрий Хомяков

Корректоры Лилия Семухина, Римма Болдинова

В макете использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com



ООО «Манн, Иванов и Фербер»

mann-ivanov-ferber.ru