Посвящается Джуди Тейлор с благодарностью за ее исследования жизни и творчества Беатрикс Поттер
Благодарности
Я безмерно признательна тем людям, чьи исследования, посвященные Беатрикс Поттер, сделали возможным появление на свет этого вымысла. Их имена и названия их трудов приведены в разделе «Источники», завершающем мою книгу. Особая благодарность — доктору Линде Лир, ведущей исторические изыскания в Мэрилендском университете, округ Балтимор. Принадлежащая ее перу давно ожидаемая биография Беатрикс Поттер выйдет в свет в 2006 году. Доктор Лир прочла эту книгу и сделала свои замечания, она помогла мне уточнить многие детали, связанные с фоном повествования, и, что еще важнее, подтвердила правомерность моего беллетристического подхода к описанию жизни Беатрикс Поттер. Я благодарю также директора-распорядителя издательства «Фредерик Уорн» Салли Флоер, сотрудницу Национального треста, ведающую имуществом Беатрикс Поттер, Лиз Хантер, а также садовника Фермы-На-Холме Питера Таскера.
Я храню неизменную благодарность моему редактору Натали Розенстайн, чей острый ум и тонкий юмор всегда оживляли наши беседы и чье долготерпение я ценю особенно высоко. И, разумеется, спасибо моему мужу Биллу Алберту за внимательное чтение книги и благожелательную критику.
Сюзан Уиттиг Алберт
От автора
В этой и последующих книгах из серии «Деревенские истории Беатрикс Поттер» прослеживается жизнь этой замечательной писательницы — начиная с 1906 года, когда она приобрела Ферму-На-Холме в деревне Сорей, и до 1913 года, когда Беатрикс Поттер вышла замуж за Уильяма Хилиса и стала в Сорее жить постоянно. Читатель, побывавший в Озерном крае Англии, узнает названия деревень, городков, озер, рощ и даже отдельных домов и усадеб — я нашла немало дивных мест, чтобы поместить в них своих героев. Однако, за исключением Беатрикс, ее семьи, ее друзей и животных, все мои прочие персонажи и происходящие с ними события — это чистый вымысел. В приведенном ниже списке действующих лиц реальные герои помечены звездочкой, остальные рождены фантазией автора.
Сюзан Уиттиг Алберт
Бертрам, шт. Техас, 2003 г.
Действующие лица
(знаком * помечены реальные люди и животные)
Беатрикс Поттер* — сочинительница детских книг и художник-иллюстратор, недавно купившая Ферму-На-Холме. Приехала в Сорей в сопровождении своих зверюшек: ежихи миссис Тигги-Уинкль*, крольчих Джози* и Мопси* и мыши Мальчик-с-пальчик*.
Димити Вудкок и капитан Майлс Вудкок живут в Береговой Башне, просторном доме с окнами на дорогу в Хоксхед. Димити всегда найдет в запасе пару добрых слов о каждом и охотно занимается благотворительными делами прихода. Ее брат Майлс — мировой судья округа Сорей. Им помогает по дому и стряпает Эльза Грейп.
Абигайл Толливер, недавно скончавшаяся, жила в Доме-Наковальне с Табисой Дергуньей*, самой старой кошкой деревни. Ожидаемый наследник мисс Толливер — ее племянник Генри Робертс, торговец мануфактурой из Кендала. Для продажи Дома-Наковальни им нанят агент по торговле недвижимостью мистер Оскар Спрай. С мисс Толливер каким-то таинственным образом связана Сара Барвик из Манчестера.
Матильда Крук держит пансион в своем доме Зеленая Красавица, что в конце Рыночной улицы. Ее муж Джордж Крук — местный кузнец, человек своенравный и раздражительный. У Круков есть пес, маленький терьер по кличке Плут. В Зеленой Красавице также живут Чарли Хочкис (подмастерье в кузнице) и Эдвард Хорсли. Там же в 1905 году во время своего визита в Сорей остановилась и Беатрикс Поттер.
Грейс Литкоу — вдова бывшего викария. Грейс живет в Розовом Доме и играет заметную роль в делах деревни.
Люси Скид — местная почтальонша. Ее муж Джозеф Скид служит пономарем в церкви Св. Петра. Ее престарелая мать Долли Доркинг, слывущая ведьмой, живет с ними в Зеленой Калитке — доме, где также размещается и почта.
Джон Дженнингс арендует Ферму-На-Холме, его жена Бекки управляется там с маслобойней. У Дженнингсов двое детей, Сэмми и Клара, и кошка по имени мисс Полина Полба.
Мертл Краббе — учительница первого класса и директриса сорейской школы. Она живет в доме, получившем название Замок, вместе с двумя младшими сестрами: Пэнси Краббе, которая дает уроки игры на фортепиано и возглавляет местное Общество любителей хорового пения, и Виолой Краббе, увлеченной художественной декламацией. С сестрами живет мэнкский[1] кот по имени Макс.
Маргарет Нэш преподает в подготовительном классе сорейской школы, она живет со своей сестрой Энни в Солнечном Доме.
Берта Стаббс и ее муж Генри Стаббс живут в левом из трех примыкающих друг к другу домов, получивших общее название Озерная Поляна. Берта убирается в сорейской школе, Генри служит паромщиком. У Берты живет полосатая серая кошка по кличке Пышка.
Джереми Кросфилд и его тетушка Джейн Кросфилд обитают в живописном Ивовом Доме у ручья Канси-бек. Джереми учится в первом классе сорейской школы, том самом, где преподает мисс Краббе. Мисс Кросфилд — пряха и ткачиха.
Роуз Саттон — жена Десмонда Саттона, ветеринара. Живет в Курьерском Доме.
Роджер Доулинги его племянник Дэвид Доулинг выполняют столярную и плотницкую работу в мастерской, расположенной на Рыночной улице неподалеку от Лугового Дома, где Роджер живет со своей женой Лидией. В том же доме размещается деревенская лавка, где управляется Лидия. Позже этот магазин Беатрикс Поттер изобразит в одной из своих книжек под названием «Джинджер и Пиклс»[2].
Викарий Сэмюэль Саккет — приходской священник церкви Св. Петра в Дальнем Сорее, живет в доме при церкви. Хозяйство викария ведет миссис Томпсон.
Доктор Баттерс, всеми любимый врач, живет в Хоксхеде и пользует всех обитателей в округе.
Лоренс Рэнсом — владелец антикварной лавки в Эмблсайде.
Лу и Софи Армит*, подруги Беатрикс, живут в усадьбе Райдал-коттедж рядом с Эмблсайдом. Со временем Беатрикс передаст свои ботанические рисунки и книги своего отца в дар библиотеке, основанной сестрами Армит в Эмблсайде.
Уильям (Уилли) Хилис* — местный стряпчий, его контора находится в Хоксхеде.
Галилео Ньютон, д-р философии, — рыжий филин, живущий в Кукушкином лесу. Галилео Ньютон изучает небесную механику и обычаи мелких покрытых мехом зверюшек, а также считает своим долгом знать обо всех событиях в Сорее и его окрестностях.
Ридли Длиннохвост — почтенный сельский крыс, попавший в сети Ловкача Роджера и Братана Джека, двух злокозненных представителей крысиного племени, приехавших в Сорей из Лондона и пытающихся выманить у Ридли деньги.
1
Кончина мисс Толливер
Ближний Сорей. Октябрь 1905 года
Мисс Абигайл Толливер покинула этот мир восхитительным октябрьским утром — в подобные деньки, когда все вокруг сверкает и искрится, душа так и хочет излить себя в песне, а легкий ветерок слегка морщит синеву английских озер и гонит многоцветье подсвеченных солнцем облаков по синеве английского же неба. Благие начинания — вот что обещают нам там такие дни, исполненные совершенства; но они же предвещают и конец, ибо листья уже срываются с деревьев и, медленно кружа, плывут к земле.
В одиннадцать часов Димити Вудкок отправилась в Дом-Наковальню, чтобы потолковать с мисс Толливер о школьном фонде для ремонта крыши, и тут-то обнаружила, что стряслось. Она постучалась в заднюю дверь, что выходит в сад, но никто не ответил на стук, а поскольку дверца эта никогда не запиралась, Димити возвысила голос, призывая хозяйку, и вошла в дом, полагая найти ее на кухне. И нашла — скрюченной в зачехленном кресле, в гостиной, где накануне Димити председательствовала на торжественном чаепитии с пирожными, устроенном в деревне в честь шестьдесят пятого дня рождения мисс Толливер.
— Боже мой! — Димити коснулась холодной руки мисс Толливер, и сердце ее учащенно забилось. — Милая мисс Толливер!
— Она умерла этой ночью, — сообщила Табиса Дергунья и вздохнула, глубоко и печально. — Я все время здесь, ни на минуту не отлучалась.
Димити опустила взгляд на старую черно-рыже-белую кошку, давно жившую в доме мисс Толливер.
— Бедная, бедная киска, — сказала она и наклонилась, чтобы погладить ее шкурку. — Вы ведь были неразлучны столько лет! Ты будешь тосковать без нее. — Димити выпрямилась. — Табиса, ты, верно, голодна, пойдем-ка со мной, я тебя покормлю.
— Большое спасибо, но я останусь здесь, с мисс Толливер, — ответила Табиса, пряча передние лапы под пушистой грудкой. — Ночью я перекусила мышью, но если вы будете столь любезны, что принесете мне блюдце молока с размоченным в нем кусочком хлеба, это будет весьма кстати.
Димити задумчиво смотрела на кошку, размышляя о том, что животные, пожалуй, чувствуют смерть не менее остро, чем люди.
— Пожалуй, тебе все-таки лучше остаться со своей хозяйкой. Вот что, милочка, когда вернусь, прихвачу-ка я тебе блюдце с хлебом и молоком.
На том Димити поспешила домой, к Береговой Башне, за своим братом капитаном Майлсом Вудкоком, мировым судьей округа Сорей, — его всегда вызывали, если кто-нибудь умирал: капитан Вудкок точно знал, что следует делать в таких случаях.
Известие о нежданной смерти мисс Толливер мгновенно распространилось по Ближнему Сорею. Агнес Льюэллин, что жила на ферме Зеленые Ворота, рядом с Рыночной улицей, столкнулась с Димити, когда та выходила из Дома-Наковальни, и узнала от нее о случившемся несчастье. Она поспешила домой, чтобы захватить траурный венок из черного крепа, который несколько месяцев назад повесила на двери дома своей покойной матушки. Кто-то может сказать, что не к добру использовать один и тот же венок дважды, но Агнес, женщина практичная, не видела смысла в том, чтобы дать зазря пропасть вполне пригодному куску крепа, а коли мисс Толливер уже померла, то какое же еще несчастье от такой экономии могло воспоследовать?
Бетти Лич как раз собирала последние, уже тронутые морозцем кабачки на огороде в Бакл-Йит, когда услыхала печальную весть от Мэри, дочери Агнес Льюэллин. Она тут же отставила свою корзину, велела десятилетней Рут — та не пошла в школу из-за сильной простуды — приглядывать за малышней, а сама отправилась помогать Агнес приладить венок. Сделав дело, она поспешила на задний двор Дома-Наковальни, где мисс Толливер держала два улья, чтобы сообщить пчелам о кончине их хозяйки. Говорить с пчелами следовало вежливо, осторожно, со всем уважением к их чувствам, дабы те не занедужили и не умерли от сострадания к покойной или не обиделись на вестника и не улетели прочь в поисках нового пристанища. Завершив и эту миссию, Бетти принялась обходить все дома на Рыночной улице, а старшую свою дочь Рейчел послала сообщить о случившемся обитателям Грейтуэйт-Лейн.
Виола Краббе, живущая в Замке на холме, узнала о смерти мисс Толливер от мальчишки-разносчика, присланного пекарем из Хоксхеда, когда тот принес ее обычный еженедельный заказ — два каравая, полдюжины глазированных булочек с изюмом и три булочки с тмином, по одной каждой из трех мисс Краббе. Парнишка шел по Рыночной улице, остановился у Дома-Наковальни, чтобы отдать заказ хозяйке, но на его стук вышла Димити Вудкок, которая ему все и рассказала. Виола Краббе немедленно отправилась к своей сестре Пэнси и застала ее в гостиной за роялем, в свободном домашнем платье багряного цвета — очевидном свидетельстве ее художественной натуры.
— Боже мой! — воскликнула Пэнси, закидывая за плечо конец пурпурного шелкового шарфа с бахромой. — Кто же теперь исполнит партию сопрано в «Да возрадуемся»?
Пэнси возглавляла Общество любителей хорового пения Сорея.
— Решительно не могу себе представить, — сказала Виола голосом, визгливым и гнусавым в одно и то же время. — Может быть, Матильда Крук, хотя ее верхнее соль самым отвратительным образом напоминает соль-бемоль. Абигайл с легкостью брала эту ноту, нам будет ее не хватать. — Виола извлекла платок и коснулась им глаз. — Да, да, нам всем будет очень ее не хватать.
Голос Виолы дрогнул. Она занималась художественной декламацией и приобрела навык весьма убедительно выражать печаль и страдание.
— Как странно, что Мертл ничего не сказала о болезни мисс Толливер, — сказала Пэнси. (Мертл, третья мисс Краббе, их старшая сестра, была учительницей и директрисой сорейской школы.) — Разве вчера вечером она не разговаривала с Абигайл?
— Действительно странно, — подтвердила Виола, возвращая платок на место. — Пойду-ка посмотрю, что у меня есть черного. Понадобится для похорон.
Не прошло и получаса, как Джозеф Скид, пономарь церкви Св. Петра, мерными ударами колокола возвестил о несчастье: шесть ударов — пауза — еще шесть ударов. Так прихожане узнавали, что скончалась именно женщина. (Будь покойник мужчиной, Джозеф бил бы девять раз подряд, а три удара означали смерть ребенка.) В деревушках-близнецах Ближнем и Дальнем Сорее и в прочих селениях по берегам озера Уиндермир мужчины прерывали работу, чтобы подсчитать удары колокола и задуматься: кто бы это мог быть? Во всех домах, на всех огородах в пределах слышимости женщины прекращали помешивать суп на плите или собирать последние стручки фасоли и прислушивались, и считали, и легкая дрожь охватывала их, а колокол звенел и звенел: шесть ударов — пауза — шесть ударов — пауза…
— Какая жалость. Бедная, бедная мисс Толливер, — сказала Маргарет Нэш, учительница подготовительного класса сорейской школы, обращаясь к Мертл Краббе, директрисе и учительнице первого класса. Они стояли на пороге школы, наблюдая, как их шустрые подопечные наперегонки бегут через двор к столовой. — Кончается целая эпоха. — Маргарет покачала головой в глубокой задумчивости. — Такая потеря для всех нас. Каково нам будет без нее?
Мисс Краббе, которая с недавнего времени стала нервничать по разным поводам, вытянула свою и без того длинную верхнюю губу.
— Да, жаль, очень жаль. И так внезапно. Я все ж таки надеюсь, что она успела позаботиться о починке крыши. Вчера на мой стол просто-напросто текло, пришлось ведро подставлять. — Она повысила голос: — Гарольд, прекрати толкать Джереми! Веди себя как полагается!
Маргарет обратила на свою начальницу испуганный взор.
— Но мисс Краббе! Ведь Комитет фонда для ремонта крыши еще только-только приступил к работе. Вряд ли они успели собрать деньги.
— Насколько я понимаю, мисс Нэш, соответствующее ходатайство было заявлено, — произнесла мисс Краббе с упреком.
Маргарет знала, что спорить не имеет смысла. На память мисс Краббе уже давно нельзя было полагаться, но директриса была слишком горделива, чтобы признать наличие проблемы, а потому любая попытка поправить ее могла лишь вызвать раздражение. Неделю назад она не положила на место классный журнал, и пришлось перевернуть всю школу вверх дном, пока злосчастный журнал не был обнаружен под стопкой нотных листов в шкафу для хранения географических карт. А до того счастливого момента вина была возложена на Берту Стаббс, производившую ежедневную уборку. В школе властвовал дух вражды и недоброжелательства.
— Вы, кажется, упоминали, что собирались встретиться с мисс Толливер вчера вечером, после ужина, — сказала Маргарита, осторожно возвращая разговор к прежней теме. — Она не показалась вам больной?
— Мы не встречались, — сухо ответила мисс Краббе. — Было слишком поздно, и у меня оказалось много дел.
— Увы, — Маргарет вздохнула. — Нам всем будет ее так не хватать!
* * *
Это мнение Маргарет Нэш разделяли буквально все. На почте в Зеленой Калитке царили печаль и смятение.
— Просто не верится, — горевала Люси Скид, пухленькая почтальонша с ангельским личиком. — Да ведь и не такая уж старая она была, мисс Толливер, и больной-то ее не видели. И кто ж теперь за нее будет в Союзе матерей?
Матильда Крук, заглянувшая на почту за маркой для письма в Брайтон, своей сестре, ответила почтальонше с тяжелым вздохом:
— А майский праздник? Ведь она-то, мисс Толливер, почитай тридцать пять лет там всем заправляла. — И добавила решительно: — Если кому взбредет на ум меня об этом просить, сразу скажу — ни в кои веки. Там и вдвоем не управиться, а у меня в Зеленой Красавице полно гостей, с ними хлопот невпроворот.
— Как всегда преувеличивает! — негромко заметил Плут, маленький терьер с жесткой светло-коричневой шерсткой. Он обращался к Пышке, миловидной полосатой кошечке с серым мехом и красным ошейником. Плут питал страсть к деталям и не терпел неточностей. — Гостей всего-навсего двое, а две комнаты пустуют.
— Ох, Плут, не время придираться к словам, — строго ответила Пышка и передернулась, так что крошечный золотистый колокольчик на ошейнике звякнул. Кое-кто из кошек не любит, когда хозяева (в данном случае — Берта Стаббс) вешают им на шею колокольчики, но Пышка не из их числа. Она, напротив, полагала, что этот источник мелодичного звука придает ей вес в обществе. — Главная проблема заключается совсем в другом — что после смерти мисс Толливер станется с Табисой Дергуньей?
Следом за Матильдой заговорила Ханна Брейтуэйт, супруга местного констебля. И голос ее был печален:
— А уж как добра и щедра была мисс Толливер. Прошлым Рождеством моей Салли дала пару башмаков, а Джеку — вязаную шапчонку. — И добавила: — Уж викарий-то небось дал телеграмму ее племяшу в Кендал?
— Этому-то? — Матильда презрительно фыркнула. — Да он ни разу к ней не приехал, ни одного письма не прислал. А все же дом к нему отойдет, другой-то родни нет. — И Матильда принялась отчитывать собаку, вздумавшую зайти следом за ней. — У тебя все лапы в грязи, Плут. Жди на улице, да не вздумай удрать!
— Да будет тебе, Плут, — Пышка увидела, что пес повесил нос, и решила его подбодрить. — Выйдем вместе, нам все равно надо поговорить.
— Родня не родня, а в Манчестере живет одна женщина, — сказала Люси Скид. — Сара Барвик ее звать. Так та дважды в год пишет, а на Рождество и в день рождения мисс Толливер подарки кой-какие присылает. Да вот позавчера, к примеру, кексы прислала, домашние. Надо думать — с миндалем.
Люси, которая всегда и всюду совала свой нос, уж точно знала по именам родню любого жителя деревни, да как часто кому пишут — ведь все письма, все открытки и посылки проходили через ее руки. Кое-кому это пришлось не по душе, но тут уж ничего не поделаешь: скорее солнце откажется от привычки заглядывать в окна, чем Люси забудет, кто кому и когда написал.
Тем временем Пышка и Плут уже немного отошли от почты.
— Думаю, нам следует навестить Табису, — сказала Пышка, на мгновение остановившись, чтобы по достоинству оценить аромат низенького кустика мяты. — Бедняжка осталась в Доме-Наковальне совсем одна. После смерти мисс Толливер ее и покормить некому. Мы просто обязаны помочь ей найти другое пристанище.
Пышка была отличным организатором и в сложной ситуации неизменно брала дело в свои лапы. Покажите ей бездомного котенка, и она найдет для него хозяина, прежде чем кто-нибудь из Большой Родни успеет сказать: «Никак кто-то избавился от лишнего кота».
— Что ж, — рассудительно заметил Плут, — в Зеленой Красавице нынче есть место. К тому же Круки держат корову, а стало быть, в молоке недостатка не будет. После смерти Клюковки мыши там совсем совесть потеряли, так что Табиса без работы не останется.
— Отличная мысль, — согласилась Пышка. — Я передам это Табисе.
Плут посмотрел через плечо, не вышла ли Матильда Крук из почты. Нет, не вышла.
— Я догоню тебя, Пышка. Хочу заглянуть в столярку — мистер Доулинг всегда оставляет мне кое-что из своего завтрака.
А в столярной мастерской Роджера Доулинга хозяин и его племянник Дэвид уже трудились над гробом для мисс Толливер. Владелец похоронного бюро и гробовщик в одном лице, Роджер гордился тем, что гроб у него всегда был готов к тому времени, когда члены семьи приходили обряжать покойника. В данном случае, поскольку ближайший родственник усопшей, ее племянник, жил в Кендале, эту обязанность предстояло выполнить женщинам деревни.
— Что-то теперь станется с Домом-Наковальней, — сказал дяде молодой Дэвид Доулинг, когда они прилаживали последнюю гладко оструганную доску из мореного дуба. — Домик-то хорош, — добавил он с ноткой зависти, — и сад при нем, и пчелы. Уж наверно кто-нибудь догадался рассказать им, что стряслось.
Роджер взял рубанок и принялся за окончательную отделку края гроба. Тонкая стружка золотистыми кольцами падала на усыпанный опилками пол.
— Дом, знамо дело, продадут, — проворчал Роджер. — Всей родни там один этот племяш из Кендала, мануфактурой торгует, у него там лавка, да не одна, за ними пригляд нужен. Не захочет он с этим домом маяться. Продаст за что дадут, да и дело с концом. — Он взглянул на песика, только-только вошедшего в открытую дверь. — Привет, Плут. Небось за костью своей пришел?
Роджер заглянул в ведерко, где лежали остатки его завтрака, вытащил небольшую кость от окорока и кинул собаке. Плут ловко поймал ее зубами.
— Весьма признателен, — пробормотал он, не выпуская кости.
— Пустяки. — Роджер усмехнулся, глядя, как Плут повернулся и выбежал на улицу. — Чудно, до чего этот пес старины Джорджа на человека смахивает. Иной раз больше, чем сам старина Джордж.
А Дэвид все размышлял о доме:
— Да, жаль будет, коли дом уйдет кому-то со стороны, чужаку то есть.
В голосе его звучала неприязнь, поскольку сам Дэвид прекрасно знал, что ему такая покупка не по карману. Но чувства Дэвида можно было легко понять: мисс Толливер владела Домом-Наковальней с незапамятных времен, когда Сорей только-только появился, и жителям деревни, уж правы они или нет, казалось, что и они в какой-то мере владельцы этой усадьбы. А чужаков никто из них особо не жаловал, тем более в самой деревне. Дома были небольшими, стояли довольно тесно, будто все принадлежали одной семье, что в некотором смысле соответствовало действительности: ведь обитатели Сорея, за редким исключением, считали свою деревню одной большой семьей, и это тоже было недалеко от истины. Пришельцев же со стороны здесь не привечали.
В кузне Джорджа Крука, по соседству со столярной мастерской, хозяин Плута делился сходными переживаниями со своим помощником Чарли Хочкисом. В данный момент они подковывали Красавчика, могучего тяжеловоза, принадлежавшего Тобиасу Льюэллину, владельцу фермы Зеленые Ворота.
— Уйдет дом к кому-нибудь из городских, как пить дать, — изрекал Джордж мрачные предсказания, засовывая подкову в кузнечный горн, где она раскалилась и налилась вишневым цветом, который вскоре превратился в ярко-оранжевый. — Навроде той одинокой дамочки, писательницы, что купила Ферму-На-Холме — увела ее из-под самого носа Сайласа Тедкасла. Уж как он переживал, Сайлас-то, как переживал, да оно и понятно.
Чарли покивал в ответ.
— Да, ферма что надо, — сказал он задумчиво. — Уж Сайлас сделал бы из нее игрушку, право слово.
— А уж что с ней эта дамочка сделает, одному Богу известно, — продолжал Джордж. — Она ж из Лондона и в животных не кумекает, это мне Дженнингс сказал. — Джон Дженнингс арендовал Ферму-На-Холме и жил там в небольшом доме с женой Бекки и двумя детьми. — Если ты вставляешь в книжку кроликов в штанах и всякое такое, то какой из тебя фермер, скажи на милость.
— Это ты верно сказал, — согласился Чарли. Он поднял левое заднее копыто Красавчика, зажал его между колен и принялся вытаскивать гвозди щипцами. — Стыд берет, когда видишь, как эти городские скупают дома и фермы. Им-то что — приехал да уехал, а до земли, до деревни им и дела нет.
Будучи активным членом Общества защиты Озерного края, мисс Толливер энергично противилась строительству на побережье летних домов и вилл, которые росли как грибы, и нашествию сотен гуляк, так и норовивших закусить на обочине дороги и побросать в кювет жирные пакеты из-под рыбы и жареной картошки.
— А еще позорней, когда добрую ферму покупают богатые дамочки, которые в фермерском деле ни уха ни рыла, да и в торговле землей тоже, — заметил Джордж, вытаскивая раскаленную подкову и примеривая ее к мощному копыту Красавчика. — Ты слышал, сколько она отдала за ферму? Да без малого три тысячи фунтов, а там всего-то тридцать четыре акра. Старина Джепсон взял с нее двойную цену против той, что сам заплатил торговцу лесом всего-то за пару месяцев до того. Обдурил он дамочку, ясное дело. — Джордж презрительно улыбнулся. Обстучав подкову на наковальне, вогнав в размер, он сунул ее в бадейку с водой и с удовлетворением прислушался к шипению, будто издавала его сама дамочка-писательница.
— В том-то и беда этих богачей, — отозвался Чарли. Он принял в мозолистую ладонь дымящуюся подкову и набил рот гвоздями из кармана кожаного фартука. — Денег у них куры не клюют. С Тедкасла-то Джепсон получил бы куда меньше, не встрянь в это дело богатенькая дамочка да не задери она цену. Правда, дом-то хорош, ничего не скажешь, — признал Чарли. — Я бы и сам не отказался пожить в таком.
Он стал прибивать подкову, а Красавчик тем временем безмятежно жевал добавку овса к своему обычному рациону.
— Маслобойню-то пора бы подлатать, — заметил Джордж, не забывая накачивать мехи одной ногой. — И куда теперь съедут Дженнингсы, хотел бы я знать. — Он нахмурился, помолчал. — Уж не на этой ли неделе собиралась она приехать, дамочка эта, и вроде как остановиться у мисс Толливер?
— Похоже, так оно и есть, Джордж, — сказал Чарли. — Да только где она теперь поселится, когда мисс Толливер померла?
Тот же вопрос прозвучал и на улице, за дверями кузни. Миссис Грейс Литкоу, вдова бывшего викария, только-только вышла из Розового Дома с корзинкой в руках и направлялась в соседнюю лавку, чтобы купить немного сыра и соленого печенья, как повстречала Матильду Круг и милашку Ханну Брейтуэйт, которых сопровождали Пышка, серая упитанная кошечка, живущая в доме Берты Стаббс, и Плут, пес Джорджа Крука, с костью в зубах.
— Ах, миссис Литкоу, — задыхаясь от волнения, заговорила Ханна Брейтуэйт, — какой ужас, бедная, бедная мисс Толливер! Подумать только, ведь она была такой крепкой, никогда не хворала. Как же нам всем будет ее не хватать!
— Весьма, весьма прискорбно, — согласилась Грейс. Она помрачнела, а затем высказалась по поводу обстоятельства, которое беспокоило ее с того самого момента, как печальная новость достигла ее ушей. — Если я не ошибаюсь, у мисс Толливер предполагала остановиться на пару недель мисс Поттер. Она должна приехать со дня на день.
— Так оно и есть! — воскликнула Пышка, обращаясь к Плуту. — Совсем из головы вон, но Табиса и в самом деле говорила, что они с мисс Толливер ждут гостью. Эта мисс Поттер, похоже, особа весьма эксцентричная: у нее домашний еж. — Пышка презрительно сморщила нос. — Подумать только, держать в доме глупого ежа, вместо того чтобы делить общество с умной, утонченной и весьма полезной кошкой!
— Святая правда, миссис Литкоу, — заговорила Матильда. — Мисс Толливер так и сказала мне, вчера это было, я как раз раздавала ее деньрожденный торт. — Матильда возвела глаза к небу и благочестиво добавила: — Смерть средь житейских хлопот. И неведомо, когда она к тебе заявится. Лучше всегда быть готовой, право дело.
— А кто эта мисс Поттер? — поинтересовалась Ханна Брейтуэйт.
В ответе Матильды звучали нотки пренебрежения:
— Безмужняя дамочка, писательница, она купила Ферму-На-Холме.
— Купила Ферму-На-Холме? — Пышка взволнованно покрутила хвостом. — Табиса ничего об этом не говорила!
Пышка, почитавшая своим непременным долгом знать обо всем, происшедшем в деревне, была глубоко уязвлена тем, что кто-то, а тем паче Табиса Дергунья, не счел нужным поделиться с ней столь интересными сведениями.
Тем временем Плут улегся посреди улицы, разместил кость между лапами и принялся сосредоточенно ее облизывать.
— Похоже, Табиса хотела сохранить это в тайне, — заметил он. — Видимо, она вовсе не считает себя обязанной рассказывать тебе обо всем.
Пышка издала недовольное ворчанье — звук зародился где-то глубоко в ее глотке.
— Я всего лишь хочу быть в курсе событий, не более того. Нельзя же пускать все на самотек.
— Да, да, теперь вспомнила, — сказала Ханна. — Это ж та самая мисс Поттер, что прислала книги, когда началась ангина и школу закрыли. Нашей Салли достался «Кролик Бенджамин», так она сразу смогла прочитать, все-все до последнего слова. Ей еще понравилось, как кот мистера Мак-Грегора сидел на корзине, а под ним — два кролика.
Услышав подобное, Пышка мгновенно позабыла о своем споре с Плутом.
— Кот на корзине с кроликами? — Пышка издала довольный смешок. — Неглупо, неглупо. Не исключаю, что эта самая Поттер — вполне приличная особа с разумным взглядом на вещи.
Матильда нахмурилась и легонько толкнула кошку ногой.
— Беги домой, Пышка. Нам тут твой вой ни к чему.
Тем временем Ханна продолжала:
— Но мистер Брейтуэйт говорит, что она, мисс Поттер то есть, ферму-то и в глаза не видела. Ему невдомек, на кой она ей, ферма эта, да еще за такие деньжищи. — И добавила с благоговейным ужасом: — Без малого три тыщи фунтов, так он сказал.
— Да нет, видела она эту ферму, — авторитетно возразила Матильда. — Мисс Поттер, и матушка ее, и батюшка, они в Озерной Поляне жили, отдыхали значит. Ты тогда еще не вышла за Брейтуэйта, и не было тебя тут. — Озерной Поляной назывался большой красивый дом близ деревни с обширным садом над озером Эстуэйт-Уотер. Владельцы усадьбы, семейство Белтонов, сдавали ее на лето отдыхающим. — Мисс Поттер прямо без ума была от деревни, всюду ходила, что ни увидит — все рисует. Не поверите, только она как-то целое утро простояла перед дверью почты, рисовала ее, дверь эту, а еще два утра рисовала шпицев Миранды Роллинс. А как-то я видела ее на Моховом озере — она вокруг бродила, поганки собирала ядовитые.
— Поганки! — У Ханны сделались круглые глаза. — Это еще зачем? — Она понизила голос до шепота. — Может, она ведьма, как старуха Долли?
— Ведьма? Это уже любопытно, — заметила Пышка, насторожив ушки. Кошки питают отнюдь не поверхностный интерес к оккультизму и на протяжении многих веков охотно сопровождают тех из Большой Родни, которых молва считает ведьмами и колдунами. Пышку давно уже посещали мысли, что познакомиться с какой-нибудь ведьмой было бы весьма и весьма интересно.
— Не болтайте ерунды, Ханна, — резко сказала Грейс. Ханна была женщиной впечатлительной, склонной к преувеличениям да к тому же болтливой. Не останови ее, так по всему Сорею разнесется весть, что мисс Поттер — ведьма, и о ней станут говорить с той же опаской, что о старухе Долли.
— Спрашиваешь, зачем она поганки собирала? — повторила Матильда вопрос Ханны. — Она-то сказала, что рисует картинки, но я что-то ни разу в ее книжках поганку не видела. А уж в «Кролике Питере» так точно, — добавила Матильда. — Эту-то я читала.
— Мисс Поттер изучает грибы, — строго сказала Грейс. — Я ее встречала несколько лет назад, и она проявляла к ним большой интерес, и еще к различным окаменелостям. Она не только писательница, но еще и натуралист.
— Натуралист, говорите? — Матильда пренебрежительно фыркнула. — А я вам скажу, этот ее кролик Питер не шибко-то натуральный. В синей-то курточке да в тапочках. Не приходилось мне видеть кроликов в куртках да тапочках, провалиться мне на этом месте.
Ханна все еще недоуменно качала головой.
— Ну и ну, такая дама — и покупает не что-нибудь, а ферму! Ума не приложу, зачем бы ей это.
— Вот и я в толк не возьму, — Матильда негодующе фыркнула. — Бекки Дженнингс, бедняжка, извелась вся, все переживает, куда им теперь податься, когда новая хозяйка объявится, а ведь на сносях она нынче.
— Да я уверена, что мисс Поттер вовсе не захочет, чтобы Дженнингсы съезжали, — сказала Грейс. Новый поворот беседы ей явно не нравился.
Ханна даже разинула рот от удивления:
— Ясное дело, не станет она гнать Дженнингсов. Не захочет же она сама землю пахать да коров доить.
— Надо думать, не станет, — охотно согласилась Матильда. — Крук всегда говорил, не для дамочек это дело, на ферме ломаться, и тут он в самую точку попал.
— Вот и я того же мнения, — заметил Плут, бросив лукавый взгляд на Пышку. — Кухня — вот место для женщины, так уж Бог распорядился.
— Твоего умишка только и хватает, чтобы такое ляпнуть, — надменно отозвалась Пышка и облизала лапку. — Если хочешь знать, женщина может управиться с фермой не хуже любого мужчины.
— Боюсь, это дело вот-вот станет неотложным, — Грейс заговорила быстрее, желая прекратить обсуждение планов мисс Поттер. — Поскольку мисс Толливер скончалась, мисс Поттер, со всей очевидностью, не остановится в Доме-Наковальне. И в «Гербе береговой башни» она не сможет поселиться — у Барроу дети подхватили ветрянку, оба. Скажите-ка мне, Матильда, а у вас в Зеленой Красавице для нее найдется место? Насколько мне известно, Бен Драйсдейл съехал в Эмблсайд и его комната пустует.
— Думаю, место найдется, — отозвалась Матильда, старательно показывая, как трудно ей дается такое решение, — хотя Круку это ох как не понравится. Очень он зол на нее — ведь она эту усадьбу перехватила у работящего фермера, а тот бы не дал земле пропасть.
— Может, вам стоит потолковать об этом с Джорджем, — сказала Грейс примирительно. Зная Круков много лет, она и сама давно научилась укрощать буйный нрав Джорджа. — Я не сомневаюсь, что неделю-другую он сможет держаться в рамках приличий.
— Но коли мисс Поттер не станет землей-то заниматься, — снова завелась Ханна, — на кой ей такая усадьба? Не дура ж она, право дело.
Грейс с улыбкой уклонилась от ответа, но Матильда уцепилась за тему.
— Вот и я в толк не возьму, чего ей там надо. — Она прищурилась и решительно закончила: — Но я-то эти тайны терпеть не могу, я-то до правды докопаюсь.
— Вот и славно, — одобрила Ханна. — Как докопаешься, так мне расскажешь.
И в ту же минуту, подумала Грейс, об этом узнает вся деревня.
2
Мисс Поттер приезжает в Сорей
Хоронили мисс Толливер в пятницу. По местным правилам каждого, кто пришел на похороны, угощали арвалом — традиционным поминальным хлебом, сыром и пивом. А в следующий понедельник Димити Вудкок переправилась на пароме через озеро в Уиндермир, чтобы провести денек со своей престарелой няней, которая уединенно жила там в небольшом доме. Возвращалась она ближе к вечеру. Ее шарабан подкатил к пристани в Боунесе как раз следом за экипажем, что привез пассажиров с железнодорожной станции. Паром в это время находился на противоположной стороне, поэтому всем пришлось ждать. Димити выбралась из шарабана и направилась к берегу.
День клонился к закату, погода стояла безоблачная, и озеро Уиндермир, самое большое во всей Англии, являло собой изумительное зрелище. Свежий южный ветер морщил голубую гладь, деревья на западном берегу уже оделись роскошным золотом и пурпуром поздней осени. Димити нежилась под еще яркими лучами солнца, слушала крики чаек, а ветерок играл ее волосами — и вдруг дерзко сорвал с головы шляпу.
— Держу! — услышала она торжествующий голос женщины, стоявшей на берегу чуть поодаль. Шляпа была у нее в руках. — Как я ее изловила!
— Очень вам признательна, — сказала Димити, направляясь к ней, чтобы взять свое сокровище. — Увы, я не завязала ленты. — Она решительно нахлобучила шляпу на голову. Внимательно вглядевшись в спасительницу своего имущества, Димити ее узнала. — О, это вы, мисс Поттер! — воскликнула она, протягивая к ней руки. — Как я рада вновь вас видеть!
Женщина смущенно улыбнулась, неуверенно коснулась руки Димити и тут же отпустила ее. Среднего роста, лет под сорок, она была одета весьма просто, явно чураясь моды: серая саржевая юбка, черный жакет, черные же перчатки и серая шляпка с узкими полями, украшенная незамысловатой черной лентой и букетиком искусственных цветов из той же ленты. В ней чувствовалась какая-то прелесть, обычно свойственная юности, но ее каштановые волосы были стянуты назад без всякого намека на продуманную прическу, открывая круглое розовощекое лицо женщины, совершенно равнодушной к своей внешности. Довольно заметный нос, твердый подбородок, решительно сдвинутые брови и, наконец, острые и яркие голубые глаза, которые выдавали ум и проницательность. Однако в описываемый момент она была, по всей видимости, утомлена, и взор ее подернулся печалью, как у человека, переживающего потерю, тяжесть которой трудно выразить словами.
— Я знала, что вы сегодня приезжаете, — сказала Димити. И добавила после нерешительной паузы: — Наша встреча так неожиданна, но все же, коль мы уже встретились, хочу спросить: дошло ли до вас печальное известие?
— Печальное известие? — удивленно спросила мисс Поттер. Голос у нее был весьма приятным и довольно высоким.
— Увы, увы, мисс Толливер скончалась.
— Скончалась! — Мисс Поттер была потрясена. — Какая неожиданность! Не далее как две недели назад она мне писала, что ждет меня. И ни слова о какой-нибудь болезни.
Димити покачала головой.
— Она и не болела вовсе. Доктор Баттерс говорит, что у нее просто-напросто остановилось сердце. Бедняжку похоронили в пятницу на кладбище у церкви Св. Петра.
На глаза мисс Поттер навернулись слезы, и она отвернулась, кусая губы.
— Боже, Боже мой, — шептала она.
— Дорогая мисс Поттер! — сказала Димити, машинально протягивая вперед ладонь. — Не убивайтесь вы так. Она отошла быстро и без мучений, слава Богу, так сказал доктор Баттерс.
— Хоть какое-то утешение. — Мисс Поттер глубоко вздохнула и с некоторым усилием расправила плечи. — Такой скорый конец стоит благодарности. Спасибо, что сказали мне, мисс Вудкок. Похоже, мне придется искать другое место, где бы я смогла остановиться. Я предполагала пробыть в Сорее недели две, может быть, чуть дольше… Дом-Наковальня, полагаю, теперь отпадает.
— Боюсь, вы правы, — согласилась Димити и тут же продолжила: — Но у Круков сдается комната в Зеленой Красавице. Очень милая, выходит окнами в сад, довольно просторная — и никакого беспокойства. Круки с нетерпением вас ждут.
Не совсем так, сокрушалась про себя Димити, думая о том, как Джордж Крук отнесся к приобретению мисс Поттер Фермы-На-Холме. Впрочем, Джордж и мисс Поттер будут встречаться только за столом, а Грейс Литкоу заверила Димити, что Джордж не даст воли своему языку. Уж на две-то недели они как-нибудь поладят.
— Что ж, — мисс Поттер заставила себя улыбнуться, — значит, все улажено. Я очень признательна тем, кто об этом позаботился.
— Это Грейс Литкоу устроила, — сказала Димити. — Она предложила…
Пронзительный свисток прервал ее на полуслове, и паром, открытая посудина с деревянным корпусом, нагруженная лошадьми, повозками и полудюжиной пассажиров, уткнулась в пристань, изрыгая черный вонючий дым.
— Увидимся в Сорее, — закончила она, стараясь перекрыть шум, и пошла к своему шарабану.
Мисс Поттер также вернулась к своей карете, где в багажном отделении, наряду с ее дорожным сундуком, чемоданом и большим ящиком с принадлежностями для рисования, были аккуратно уложены плетеная корзина миссис Тигги-Уинкль, коробка Джози и Мопси и клетка Мальчика-с-пальчик.
— Эти морские путешествия мне не по вкусу, — пискнул Мальчик-с-пальчик, серая мышь. Мальчик-с-пальчик недавно овдовел (его супруга, Ханка-Манка, минувшим июлем роковым образом упала с канделябра) и к переездам относился с опаской. — Ох, надо было остаться в Лондоне.
— Это всего лишь озеро, а не море, — презрительно отозвалась миссис Тигги-Уинкль, — к тому же довольно узкое. — Миссис Тигги-Уинкль, ежиха мисс Поттер, была искушенной путешественницей и на тех, кто не обладал ее опытом, смотрела сверху вниз.
«Путешествия весьма поучительны, — говаривала она. — Я рада, что мне не приходится коротать свой век в грязной норе, где по соседству не с кем перемолвиться словом, кроме пары невежественных кротов и придурковатой крысы. Или вы со мной не согласны?»
— Питаю надежду, что там, куда мы держим путь, будет приличный огород, — вступила в беседу крольчиха Джози, подергивая носом. — Доколе мне доедать салат, приправленный маслом с уксусом? Вожделею свежей зелени. Веточка петрушки, морковка-другая, тугой капустный лист!
Юность Джози прошла на воле. Мисс Поттер выручила ее из ловушки, в которую она угодила во время набега на огород, и в ней еще не угасла тоска по прежним денькам, когда она могла ходить где вздумается, хотя в то же время Джози была вынуждена признать, что зимой куда приятнее жить в доме — при условии, разумеется, что там нет недостатка в свежей зелени.
— Умоляю, не надо о еде! — простонала крольчиха Мопси. Она отодвинулась в угол клетки, которую делила с Джози, и прикрыла глаза. Мопси была капризна, страдала желудочными расстройствами и терпеть не могла переездов. Будь ее воля, она никогда не покидала бы дом номер два по Болтон-Гарденс в Южном Кенсингтоне, где жила с мисс Поттер.
Кому не покажется странным, что взрослая женщина путешествует в компании животных, особенно если принять во внимание отсутствие среди этих ее спутников привычных кошек или собак. Однако животные всегда занимали важное место в жизни — довольно одинокой жизни — мисс Поттер. Предоставленные заботам не слишком внимательных нянюшек и воспитательниц в огромном лондонском особняке, где они родились, Беатрикс с братом Бертрамом, пятью годами ее младше, утешали себя тем, что приносили немыслимое количество мышей, кроликов, змей, лягушек, птиц и насекомых в детскую комнату на верхнем этаже дома, куда родители заглядывали редко. Оба ребенка оказались заядлыми натуралистами, и все эти живые твари были не просто милыми сердцу друзьями, но и объектами научного интереса. Находя тельца мертвых животных, они вываривали их, отделяли плоть от костей и изучали скелеты.
Школьником Бертрам покинул дом, оставив своих питомцев. Что касается Беатрикс, то она занималась с домашними учителями в классной комнате на третьем этаже особняка, а животные — в шкурках, в перьях, в чешуе — заняли место и брата, и друзей, и одноклассников, которые у нее так и не появились. Конечно же, Беатрикс их рисовала, и когда родители проявляли беспокойство по поводу очередного приобретения дочери, она находила удобное объяснение: это модель для ее рисунков. Но правда заключалась в том, что Беатрикс их любила. Она любила даже тех, кого любить не принято, вроде Джуди (ящерицы) и Панча (зеленой лягушки); любила глубоко — такую любовь бесконечно одинокий человек питает к маленькому существу, которое, как кажется, отвечает взаимной преданностью, причем без каких-либо условий. Подобно множеству других одиноких людей Беатрикс нередко чувствовала, что подлинную любовь к ней испытывали только ее животные, — печальная истина, которая стала еще печальней за последние несколько месяцев.
Вновь оказавшись в карете, Беатрикс, к своему удовольствию, обнаружила, что второй пассажир, ее единственный спутник, дородный лысый господин в цветастом жилете, крепко спит. Карету втянули на паром, лошадей распрягли, и пока судно пересекало неширокое озеро, Беатрикс неотрывно смотрела в окно. Лысый господин поеживался и похрапывал, но продолжал спать.
Паром выглядел довольно хрупким средством переправы, и, оказываясь на нем в качестве пассажира, Беатрикс неизменно нервничала, особенно если дул южный ветер и через низкий борт этой посудины перехлестывали волны. Однако на сей раз и зыбь на озере, и густеющие сумерки остались ею не замеченными. В ее намерения отнюдь не входило показать мисс Вудкок, как сильно подействовало на нее столь неожиданное сообщение о кончине мисс Толливер, тем более что скорбела она в настоящий момент не из-за мисс Толливер. Хотя Беатрикс и была признательна за щедро предлагаемые ей кров и стол во время наездов в деревню, но саму даму, оказывающую мисс Поттер такую любезность, она едва знала.
Нет, истинным предметом ее скорби был Норман Уорн. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как весть о его смерти настигла ее в Уэльсе, где мисс Поттер гостила у своего дяди. Нежный, мягкий Норман — она любила его с пылкой, но сдерживаемой страстью, которой только и могут гореть сердца, давным-давно разуверившиеся в возможности полюбить или завоевать любовь. Добрый, исполненный сострадания к людям Норман знал ее такой, какой она была на самом деле, и любил вопреки всем ее изъянам и порокам. А всего лишь через месяц после их помолвки (приведшей в отчаяние родителей невесты) он внезапно умер. И вот теперь все планы, все надежды Беатрикс на безмятежное будущее оказались погребенными на Хайгетском кладбище, в свежей могиле, под свежей еще землей — и так же свежа была рана в ее сердце.
Паром издал свисток, и Беатрикс решительно прогнала мысли о Нормане и той жизни с ним, что так и осталась мечтой. Ведь и сюда она приехала не проливать слезы, а продолжать жить, погружаясь в каждодневные дела и хлопоты, — именно таким видел их будущее Норман, и к этому же понуждал мисс Поттер ее нрав, жизнелюбивый и оптимистичный. Она вынула платок, промокнула глаза и высморкалась. В этот самый момент лысый господин пробудился, икнул и встряхнулся.
— Ч-что это? — спросил он. — Где это?
— Мы причаливаем, — внятно ответила Беатрикс. — Приплыли в Сорей.
Через мгновение лошадей снова впрягли в карету, и та, стуча колесами, выкатилась на берег. Сердце Беатрикс забилось сильнее — цель близка, вот-вот она окажется там, где надеялась начать новую жизнь, пусть не сейчас, но когда-нибудь.
Деревня Дальний Сорей стояла как раз над пристанью, на вершине Паромного холма, а в полумиле за ней располагалась Ферма-На-Холме и начинались дома Ближнего Сорея. Эти названия деревушек-близнецов казались перепутанными и всегда сбивали с толку тех, кто прибывал сюда, переправившись через озеро. С какой стати деревня зовется Дальний Сорей, если она на полмили ближе к озеру, к парому, к железнодорожной станции? А ту, другую, почему ее назвали Ближний Сорей, когда она на самом деле дальше, да и вообще не такая уж заметная?
Однако все становилось понятно, когда гость уяснял, что «ближний» и «дальний» означали расстояние, измеренное не от озера, а от старинного городка Хоксхед, где был рынок. Хоксхед находился в трех милях к западу и сотни лет слыл самым важным селением во всей округе, а Ближний Сорей (сорей — это англо-саксонское название тростника, что рос по берегам Эстуэйт-Уотер) потому и стал Ближним, что оказался на полмили ближе к Хоксхеду.
Под крики кучера, щелканье бича и скрип упряжи четверка лошадей тянула громыхающий экипаж вверх по извилистой дороге на Паромный холм и затем через Дальний Сорей. Слева по ходу кареты и на некотором отдалении Беатрикс разглядела церковь Св. Петра, стоявшую на зеленом холме, и кладбище, на котором упокоилась мисс Толливер. Мисс Поттер отвела взгляд, но не смогла совладать с охватившей ее печалью. Норман лежал в свежей могиле на Хайгетском кладбище под сенью высокой ели. Единственным человеком, с которым Беатрикс могла говорить о своем горе, была Милли, сестра Нормана; что до родителей, то они весьма энергично противились их союзу, по каковой причине лишь самые близкие родственники знали о том, что Беатрикс и Норман обручились.
Все случилось так внезапно — слишком внезапно, чтобы она могла это осознать. От несказанной радости до нестерпимой боли — за такой короткий, такой малый срок, за считанные дни: двадцать пятого июля Норман попросил ее руки, двадцать пятого августа он умер. А новые сведения о Ферме-На-Холме только добавили трудностей. Вскоре после того, как Норман сделал ей предложение, Беатрикс узнала, что эта ферма (еще в начале года купленная неким лесоторговцем из Хоксхеда) снова выставлена на продажу. Цена была по-прежнему непомерно высокой, однако на сей раз ей это оказалось под силу, поскольку площадь угодий сократилась со ста пятидесяти одного акра до тридцати четырех. Беатрикс дала телеграмму, уведомляя продавца о своем намерении приобрести ферму.
Ее родители, разумеется, первоначально возражали против такой покупки. В этом не было ничего удивительного, поскольку любые действия, позволяющие предположить, что дочь желает вести независимую жизнь, вызывали их недовольство, приводили в дурное расположение духа и нередко встречали с их стороны неприкрытую враждебность. Но Беатрикс удалось настоять на своем, и теперь она была рада этому. Ферма позволит ей освободиться от несбывшихся грез о счастливой жизни, от тяжелого нрава отца, от вечных придирок матери.
Кучер издал громкий крик, и карета резко остановилась перед «Гербом береговой башни», единственной гостиницей в Ближнем Сорее. Беатрикс вышла из экипажа, извлекла оттуда миссис Тигги и других и проследила, чтобы все их коробки и клетки были аккуратно уложены на деревянную телегу, которую прикатил Спагги Причард.
— Отвезите все это в Зеленую Красавицу, — сказала Беатрикс, когда Спагги присоединил к поклаже ее сундук, чемодан и ящик, и вручила старику шестипенсовик. — И предупредите, пожалуйста, миссис Крук, что я скоро приду.
— Осторожней! — скомандовала миссис Тигги-Уинкль. — Не толкай мою корзину. И что тут делает этот пес, отгони его!
Маленький светло-коричневый терьер приплясывал у телеги и весело лаял на неведомых зверюшек.
— Пес? — простонала Мопси. — Кто-то сказал «пес»?
— Пес? Пес? Горе нам! — заверещал Мальчик-с-пальчик. Весь путь на пароме он пролежал, забравшись с головой под кучу стружек на полу своей клетки. — Куда, Бога ради, мы попали? Что за дыра? Ох, не по мне эта сельская жизнь, ох, не по мне. Я мышь городская, уж можете мне поверить.
— Мы прибыли в деревню Сорей, малыш, живо отозвалась Джози. — А по поводу собаки нет причин для беспокойства, очень дружелюбный песик.
Позади кареты остановился шарабан, и из него вышла Димити Вудкок.
— Добро пожаловать в Сорей, мисс Поттер, — сказала она. — Могу я проводить вас до Зеленой Красавицы?
Беатрикс колебалась. Она вовсе не чуралась общества мисс Вудкок, ни в коей мере, но ей хотелось полюбоваться милым деревенским пейзажем в одиночестве, не отвлекаясь на вежливую беседу. В прежние времена она, боясь обидеть мисс Вудкок, скорее всего приняла бы это предложение. Но за несколько месяцев, миновавших с того дня, когда она согласилась стать женой Нормана, Беатрикс пережила тяжелую размолвку с родителями и научилась понимать, до чего приятно говорить людям то, что ты действительно хочешь сказать, а не то, что они хотят от тебя услышать.
— Благодарю вас, — ответила мисс Поттер, — но я не хочу причинять вам беспокойство. Скоро стемнеет, а у вас наверняка немало домашних хлопот.
Похоже, Димити Вудкок поняла ее правильно.
— Конечно, конечно, — сказала она дружеским тоном. — Но, прошу вас, загляните завтра в Береговую Башню на чашку чая. Поздние розы все еще великолепны, но первый же морозец с ними покончит.
— С радостью приду, — ответила Беатрикс. Ее характер не отличался общительностью, но она подумала, что мисс Вудкок ей понравится.
— Замечательно, — сказала Димити Вудкок и рассмеялась. — Ваше согласие может подвигнуть меня на какое-нибудь сумасбродство, скажем, я выполю весь крестовник по краям дорожки. А уж если я решусь на такой подвиг, то заодно приглашу несколько друзей, чтобы вы могли с ними познакомиться. Впрочем, обещаю, мы не будем вам сильно досаждать. Четыре часа для вас удобно?
— Да, да, конечно, — сказала Беатрикс. Ей пришлись по вкусу легкая манера общения и дружелюбие мисс Вудкок. Если не считать кузину Кэролайн Хаттон и сестру Нормана Милли, у нее не было друзей в общепринятом смысле этого слова. Возможно, ей будет приятно — позже, не сегодня, не в первый день — поболтать с этими людьми. К тому же Димити Вудкок, без сомнения, знает все о деревне и ее обитателях — ведь они с братом живут здесь с давних времен.
С этими мыслями Беатрикс пустилась в путь по деревенской дороге мимо усадьбы Бакл-Йит с чудным садом и огородом за забором из сланцевых пластин, поставленных вертикально. Смеркалось. Деревня выглядела точь-в-точь как мисс Поттер помнила ее по прежним своим визитам. Она смотрела на крытые сланцевой плиткой домики, приткнутые к нежно-зеленому склону холма, и пейзаж этот веял покоем, вселял чувство чего-то родного — ну как объяснить это другим, а в особенности ее родителям, которые делали вид, что находят ее решение совершенно необъяснимым. Они наведывались в Озерный край с не меньшим удовольствием, чем в любое другое место отдыха, но, изведав все местные развлечения, неизбежно заявляли, что в Сорее можно умереть со скуки. И хотя отец, пусть и неохотно, признавал, что приобретение фермы может стать неплохим вложением для растущих доходов Беатрикс, мать приходила в ужас от одной мысли, что ее дочь поселится вдали от Болтон-Гарденс.
В сущности, ничего особенного в этой деревушке не было. Свернув с главной дороги на Рыночную улицу, Беатрикс справа от себя увидела Луговой Дом, где помещалась деревенская лавка, и — через открытую дверь — Лидию Доулинг в расшитом переднике. Та сидела за чаем со своей племянницей Глэдис, которая обычно дважды в неделю приходила помочь по хозяйству. Неширокий проход отделял от Лугового Дома Дом-Наковальню, принадлежавший мисс Толливер, и там на крыльце сидела безутешная черно-рыжая кошка. Чуть выше по склону холма стояла ферма Зеленые Ворота, а сразу за ней — Береговая Башня. По соседству с лавкой стоял Розовый Дом, в котором после смерти викария Литкоу, приключившейся десять лет назад, обитала его вдова Грейс Литкоу; дальше располагалась кузница Джорджа Крука, а еще дальше — столярная мастерская Роджера Доулинга, мужа Лидии. Если пройти по узкой дорожке направо, то окажешься у дома под названием Зеленая Калитка (не путать с фермой Зеленые Ворота), где помещалась почта. Кругом не было ни души, только Спагги Причард в конце улицы, пыхтя, толкал свою тележку. Какой-либо лужайки или парка в деревне не было, а школа и церковь находились в десяти минутах ходьбы в Дальнем Сорее. Суммируя сказанное, можно смело утверждать, что ничем особенным Ближний Сорей не отличался, хотя и был по своему уютным и сохранил атмосферу селения чуть ли не восемнадцатого века.
Однако стоило Беатрикс повернуться и посмотреть на запад, на величественную цепь холмов Конистона, вздымающихся на фоне закатного бледно-лилового неба, подсвеченного золотом, как она с особой ясностью почувствовала, что же привело ее в эти места. Стоял октябрь, Кукушкин лес сиял богатством многокрасочного убора, как старинный восточный ковер, луга вдоль Эстуэйт-Уотер, все еще зеленые, были усеяны безмятежно пасущимися овцами и черно-белыми коровами. Тут же щипали траву белоснежные гуси. Когда лет десять назад она впервые приехала сюда с отцом и матерью, это место показалось ей почти идеальным, как и здешние люди, что жили по старинному укладу и в поте лица трудились на земле. Весь облик деревни как будто взывал к сокровенному и непобедимому чувству дома, родного очага, живущему в глубине ее сердца. Вот и сейчас она испытала то же чувство — и глубоко вздохнула, с радостью подумав, что наконец и она обрела свой дом.
Поднимаясь по Рыночной улице к Зеленой Красавице, Беатрикс подумала, что радость ее в значительной степени может объясняться и тем, что здесь ее никто не знает. Да, конечно, она приезжала сюда, и не раз, делала зарисовки домов и свела знакомство кое с кем из местных обитателей — но за исключением того, что она писала и иллюстрировала книги для детей, им почти ничего не было о ней известно. После всего пережитого — смерти Нормана, углубляющегося разлада с родителями — мысль начать все заново влекла ее все сильнее. Начать новую жизнь — вот что ей нужно, и еще место, где можно укрыться от матери и отца, от большого города, от крушения прежних планов, от несбывшихся грез. Пусть она утратила любовь, с которой были связаны прежние надежды, но осталась ее работа, у нее есть Ферма-На-Холме, есть Сорей. «Этого достаточно, — думала Беатрикс, не отрывая глаз от колдовского пейзажа, расстилавшегося вокруг. — С этим можно жить дальше».