Дамер, который также видел фотографию Конерака в журнале, все еще понятия не имел, что убил мальчика, чей брат заявил на него в полицию, из-за чего его отправили отбывать наказание в исправительную палату.

– Если бы я знал, с кем имею дело, – говорил он, – я бы ни за что не стал его окликать, это точно.

— Ее медицинская карта. Сами знаете, они уехали в спешке, никого не предупредив, взяв только паспорта и минимум вещей. Полгода назад Александра простудилась, потом начались осложнения, вот ее лечащий врач и попросил всю историю ее болезней предоставить. А поскольку свое новое место жительства они не хотели раскрывать, то попросили меня достать карту. Она приехала, забрала ее, и больше мы не виделись. Я был уверен, что она давно уехала, — уверенно заявил допрашиваемый.

Но даже если это правда, какие в таком случае были мотивы для этого убийства? Или он не собирался убивать? В тот день он никого не искал. Конерак появился у него на пути по чистой случайности; он не был гомосексуалом и согласился позировать Дамеру только ради денег. Однако в позах, которые он принимал, его руки подняты вверх и заведены за шею, а грудь выставлена вперед, то есть он находился в том самом положении, в котором убийца фиксировал трупы, когда их фотографировал. Более вероятно, что данная поза разбудила в Дамере фетишизм и побудила превратить Конерака из модели в свою личную собственность. Фотографируясь в этой позе, мальчик уже был обречен. Дамер утверждает, что не планировал его убивать, когда поздно ночью пошел выпить пива, но признает, что его настроение могло запросто измениться. Отпустил бы он его, если бы тот не выбежал на улицу?

– Нет, я не отпускал остальных и не понимаю, почему я мог бы отпустить его. Я очень сильно в этом сомневаюсь.

— Почему я должна вам верить?

Появляется еще один мотив – холодный, черствый и расчетливый. Теперь, когда полиция и соседи видели мальчика с ним, это могло стать потенциальной уликой, и поэтому пришлось от него избавиться.

– Я просто-напросто не хотел, чтобы он что-то рассказал, – уклончиво признается он. – Я не мог позволить себе совершить подобную ошибку, поэтому даже тогда был сильно напуган.

— Не должны. Работа такая — во всем сомневаться, но другого ответа у меня все равно нет.

По крайней мере, возможно, что Конерак погиб не для того, чтобы составить компанию Джеффу Дамеру, а чтобы держать язык за зубами.

— А вот бармен сказал, что видел вас там несколько раз.

28 мая Дамер взял выходной, чтобы заняться утилизацией двух тел, а на следующий день сообщил своему инспектору по надзору Донне Честер, что у него нет никаких «серьезных проблем». Здесь начинают проявляться первые признаки неминуемой катастрофы. Во-первых, Дамер слишком часто стал пропускать работу на шоколадной фабрике, и его поставили в известность, что «поблажки» скоро закончатся и его могут уволить. Во-вторых, мистер Принсвилл предупредил его, что запахи, исходящие из квартиры, стали просто невыносимы и ему грозит выселение. Донна Честер также начала волноваться по поводу Дамера; она отправила его к доктору Кроули, который после осмотра 11 июня выписал ему несколько сильнодействующих антидепрессантов. Но было слишком поздно. Джефф Дамер мог потерять работу, дом, здоровье и тем не менее был неспособен избавиться от навязчивой идеи, которая теперь управляла каждой минутой его существования, когда он бодрствовал. И вскоре ей предстояло окончательно его поглотить.

— Обознался, скорее всего. Да и с каких пор милиция верит слухам?

— Это не слухи, а свидетельские показания.

На далеких задворках его сознания все еще оставалась любящая, милая бабушка, которая могла вывести его из мрачного безумия. В то время она попала в автокатастрофу, когда возвращалась домой, в результате чего ее машина оказалась разбита, а у нее на теле остались небольшие царапины. Внезапно Джеффа Дамера вырвали из кошмара и напомнили ему о нормальных, обычных хлопотах. Он приехал к ней, чтобы «помогать», и выразил надежду, что теперь она будет спокойно жить вместе со своей кошкой и больше не станет водить машину. «Для нее так будет намного безопаснее», – говорил он. Это был редкий момент, когда он оказался в состоянии думать о ком-то, кроме самого себя, потому что обычно именно эгоизм двигал им и аккумулировал его энергию. Через несколько недель детективу Мёрфи придется вызвать старушку и сообщить ей новость о том, что ее внук зарезал троих мужчин у нее в подвале.

— Я же говорю, обознался. Полумрак, светомузыка, обилие посетителей, мало ли кто может быть похожим на меня. Внешность, как видите, обычная, ни особой красоты, ни уродства.

Неравный бой достиг своего апогея в июле. 30 июня Дамер познакомился с двадцатилетним Мэттом Тёрнером на автобусной остановке в Чикаго, привез его в Милуоки и задушил. Сообщений о его пропаже не поступало. Через пять дней, также в Чикаго, Дамер встретил Джереми Вайнбергера, двадцатитрехлетнего парня с могучим телосложением, еврейско-пуэрториканского происхождения, который, вероятно, погиб 7 июля после длительных тяжких мучений. У полиции было точное описание Дамера как последнего человека, с которым видели Вайнбергера, а также фоторобот. 12 июня он купил синюю бочку примерно на 216 литров, чтобы поместить скапливающиеся останки изуродованных тел. 15 июля на улице он познакомился с двадцатичетырехлетним Оливером Лейси, привел его к себе домой и задушил. Лейси был красивым чернокожим культуристом, его голову и скелет Дамер хотел сохранить для украшения своего святилища. О его пропаже сообщила невеста, с которой он встречался много лет. В тот же день его отстранили от работы на шоколадной фабрике «Амброзия», так как он пропустил рекордное число рабочих дней.

— Что скажете по этому поводу? — Градова положила на стол снимки Кроткова с бара.

Но ему уже было все равно. Грязный и небритый, он сообщил Донне Честер, что серьезно задумывается о самоубийстве. (Он размышлял об инъекции формальдегида, но боялся, что это займет слишком много времени.) У него заканчивались деньги, и он должен был съехать с квартиры. Он не знал, куда пойдет и как будет жить. Она связалась с Армией Спасения от его имени и внесла его в список временного размещения. Также она дала ему адреса продуктовых баз, где он мог бесплатно получить еду. Дамер превращался в бродягу.

— Юра?! А что он тут делает? — искренне удивился Константин.

В тот же день, в четверг, 18 июля, Дамер вышел из офиса Донны Честер, чтобы еще раз встретиться с доктором Кроули. Кроули отметил, что тот был «напряжен, встревожен и очень подавлен», и про себя подумал, что ему действительно плохо. Он без колебаний предложил ему выписать побольше антидепрессантов, но Дамер этим рецептом так и не воспользовался. Напротив, его поведение по дороге домой в данных обстоятельствах кажется просто невероятным. Он подошел к чернокожему мужчине по имени Рики Томас и пригласил его в свою квартиру выпить. Томас отказался. Дамер уже был не в состоянии рассуждать последовательно или действовать логически. Он стал заложником принуждения. На самом низшем уровне единственным утешением, которое он мог себе представить, было очередное тело.

— Хотите сказать, что не знали об этом?

В пятницу, 19 июля, он получил известие о том, что его уволили. «Как я и говорил вам вчера, – писал Аллен Ципперер, – компания завершила расследование и решила изменить решение об отстранении и уволить вас за систематические прогулы. Очень жаль, Джефф, что вы не предприняли корректирующих действий для исправления ситуации. Вы были обязаны взять данный вопрос под свой личный контроль. Если на территории компании у вас остались какие-то личные вещи, пожалуйста, заберите их не позднее 25 июля 1991 года».

— Нет! Где он? У вас? Я хочу его видеть! — подскочил со стула собеседник.

Получив эту новость, Дамер вышел из дома и начал шпионить за двадцатипятилетним Джозефом Брэйдхофтом неподалеку от автобусной остановки возле университета Маркетт. Брейдхофт был женат, два года назад у него родилась дочь, но, как известно, имел бисексуальные наклонности. Он расстался со своей женой, которая подала на развод и запретила ему видеться с девочкой. Он пошел домой к Джеффри Дамеру, где его задушили и расчленили.

— Сядьте, гражданин Злюков! — Игра была столь убедительна, что Ольга была готова ему поверить, но в этот момент в кабинет вошел напарник.

Картина, развернувшаяся в квартире № 213 в течение недели с 12 по 19 июля, была намного ужаснее, чем видение ада Джотто на стене капеллы Скровеньи в Падуе, где демоны поедают кишки мертвых. Когда в одной комнате Оливеру Лейси делали массаж, в ванне с холодной водой и отбеливателем по соседству плавало тело Джереми Вайнбергера. Дамеру пришлось принимать душ с двумя трупами в ванне. Он сделал одно фото Мэтта Тёрнера после смерти в положении стоя, так как труп окоченел и не гнулся. На других фотографиях изображен обезглавленный Оливер Лейси, которого Дамер на ремне подвесил к перекладине занавески для душа; тот же изуродованный труп он сфотографировал уже со вскрытой грудной клеткой, лежащим на обезглавленном теле Вайнбергера. Одна голова хранилась в холодильнике, а другая в морозильной камере, ко дну которой примерз пакет с внутренними органами. Сердца были в холодильнике, а бицепс, размером с тарелку, Дамер пожарил и съел. В бочке, стоявшей в спальне, хранились останки трех человек. Брейдхофт погиб 19-го числа. Дамер оставил его тело на кровати на два дня, накрыв сверху одеялом. Он не говорит, где спал все это время, но мы можем предположить, что рядом с трупом. 21 июля он открыл тело и обнаружил, что голова покрылась личинками. Он отрезал ее, почистил и положил в морозильную камеру. Мы начинаем быстро приближаться к развязке.

— О, как удачно я зашел! Ну, здравствуйте…

Все эти действия не похожи на то, что человек владеет собой, напротив, он скорее «одержим» демонической силой; это, безусловно, дикие, странные акты прогрессирующего безумия. Он говорит, что слишком устал, чтобы заниматься анатомированием, которое так интересовало его прежде, но изнеможение не стало поводом отказаться от планов относительно святилища. По его словам, он полностью «осквернил» тело Оливера Лейси, чтобы заполучить еще один скелет, который был необходим ему для охраны алтаря (первым стал скелет Эрнеста Миллера). Также он узнал стоимость аппарата для сублимационной сушки в тщетной надежде, что сможет «сохранять» людей целиком, оставлять их у себя навсегда. Но машина, которая подошла бы для данной цели по размеру, стоила тридцать тысяч долларов. Вариант бальзамирования он не рассматривал, потому что даже забальзамированное тело в конечном итоге разлагается. Оба грифона были повержены в драке, когда одна из жертв ударила ногой по столу и опрокинула их, но он не выбросил фигуры; они требовались для достижения цели гораздо более важной, чем остаться на работе или продолжать жить в квартире. Привычное понимание реальности в его сознании уже исчезло.

— И вам доброго вечера, господин Ланков.

Кстати говоря, рассказ о том, что грифоны разбились во время борьбы, проливает мрачный свет на то, как умирали жертвы во время последней стадии этого безумия. Теперь они не всегда находились в состоянии глубокого сна и бессознательного забвения. Убийца стал неаккуратен, беспечен, недостаточно сосредоточен, и кого-то из мужчин пришлось подчинить себе с помощью грубой силы. На каком этапе этот человек начал сопротивляться? В процессе удушения. Значит, он не спал? «Не совсем, нет, не спал». Он боролся за свою жизнь, хоть и с меньшей силой. Не важно, кто именно был этот человек: в данном случае для Дамера ситуация была не безобидным поиском партнера, а битвой, которую он выиграл подавляющими силами. Образ мышления Джеффри Дамера изменился.

— Прячетесь от нас?

— С чего вдруг такие мысли?

Когда его спросили, чувствует ли он раскаяние из-за того, что сделал, Дамер ответил: «Да, я испытываю чувство раскаяния, но даже сам не уверен, настолько ли оно глубокое, каким должно быть. Я всегда задавался вопросом, почему я не чувствую глубокого раскаяния»[54]. Трех человек он жалел больше всего, хотя в первых двух случаях речь скорее идет о жалости к самому себе, нежели к жертвам. Он раскаивался по поводу смерти Стивена Хикса, так как пребывал в шоке после его убийства: «Хотел бы я не делать этого»; Стивена Туоми, потому что он «вообще не собирался совершать ничего подобного»; и Джереми Вайнбергера, так как он был исключительно ласков: «С ним было приятно общаться». Этот роковой комментарий одновременно и жалок, и содержит серьезный подтекст. Надеюсь, это позволит нам лучше изучить то, что произошло с Джереми.

— Три дня уже ищем.

Аарон Вайнбергер усыновил мальчика, который был наполовину пуэрториканцем, наполовину евреем, и воспитал его под своим именем. Он знал, что Джереми является гомосексуалом и может не ночевать дома день или два, но парень всегда звонил, чтобы сообщить, где находится. Он жил с отцом, чтобы накопить денег на колледж, и мечтал построить карьеру в области художественного дизайна. Джереми был красив и очень стеснялся своей внешности. По выходным он ходил в гей-бары Чикаго, такие как «Кэролз», «Роскоуз», «Сайдтрэкс», чтобы пообщаться и встретиться с друзьями, но в течение недели он всегда ночевал дома. 5 июля вечером он зашел в ресторан, чтобы повидаться с другом, работавшим там, Тедом Джонсом, и сказал ему, что собирается пойти потанцевать в «Вортекс», а затем встретится с ним после работы в баре «Кэролз», в доме № 1355 на Норт-Уэллс-стрит. Тед пришел в бар «Кэролз» примерно в полтретьего ночи.

— Так я уезжал из города, бабушку в Приморской деревушке проведывал. Одна живет, забор прохудился, крыша потекла. Вот помогал ей.

Там он увидел Джереми, оживленно беседовавшего с неким блондином, – во всяком случае, активным был его друг, а блондин выглядел довольно тихим. Джереми подошел к нему и спросил:

– Этот парень хочет, чтобы мы ушли отсюда и поехали к нему в Милуоки на выходные. Что думаешь?

— И как, справились, все починили?

– Он неплохо выглядит, дерзай. Тебе все равно нечем заняться на этих выходных, – ответил Тед.

Джереми вернулся к блондину и сел за барную стойку рядом с ним. Вскоре после этого они отправились в темную подсобку, где обнялись и поцеловались.

— Да вроде силен еще. Все сделал.

– Он был очень ласков в баре, – вспоминает Дамер. – Он прямо там сделал мне минет и все остальное.

— Ну, теперь вы под подпиской о невыезде, позвоните, предупредите бабушку, чтобы не ждала внучка. Я прав, Оленька? — повернулся к напарнице.

В его голосе звучало удивление человека, для которого подобное внимание было в новинку. Не может быть, что кто-то настолько увлекся компанией Дамера, что проводит с ним время по собственному желанию! Они вернулись в бар, где Дамер сел на табурет, а Джереми – к нему на колени. Джереми позвал Теда Джонса и полчаса разговаривал с ним, в это время Дамер пересел на соседний табурет, замолчал и задумался. Возможно, в тот момент чары разрушились. В конце концов, Джереми не мог быть только его достоянием, он имел связи с разными мужчинами, дружил с кем-то из них, например, с этим человеком, принадлежал людям. Эта мысль была для Дамера невыносима.

Последний раз они заказали выпить в 3:45. Тед Джонс сказал:

— Конечно. Оснований задерживать его нет.

– Я позвоню тебе завтра, чтобы узнать, не хочешь ли ты сходить на пикник в эти выходные. Если не ответишь, я пойму, что ты на выходные уехал в Милуоки.

— Так, значит, я свободен?

Дамер и Вайнбергер сели в автобус марки «Грейхаунд» до Милуоки. Они провели в дороге полтора часа, в течение которых Вайнбергер все время занимался любовью со своим новым приятелем. «Когда мы ехали домой на автобусе, я уже все решил». Он был обижен, доверие испарилось еще в баре «Кэролз». Кроме того, сомнительно, что на данном этапе Джеффри Дамер мог чувствовать хоть что-то. Он искренне понравился Джереми, который кроме него не флиртовал больше ни с кем. Однако Дамеру этого было недостаточно.

— Не торопитесь. — Она положила на стол фотографию Шагалова. — Может, встречали где данного гражданина?

Приехав домой, они обнялись и начали заниматься оральным сексом, после чего Дамер приготовил свой коварный напиток, добавив в него снотворное. «Я хотел проверить, смогу ли найти способ удержать его у себя, не убивая при этом». Ирония состоит в том, что Джереми, вероятно, остался бы у него по своей воле, поскольку он сказал Теду Джонсу, что его не будет все выходные, и проявлял энтузиазм. Пока добрый и порядочный парень спал, Дамер просверлил ему череп и впервые после того, как инъекции кислоты привели к летальному исходу, ввел кипящую воду ему в мозг.

– Он проснулся поздним утром на следующий день и был немного вялым или что-то подобное. Он разговаривал и, казалось, был крайне чем-то удивлен, я подумал, что смогу оставить его в таком состоянии.

— А не его ли фоторобот вы показывали несколько лет назад? — Константин еле сдержал свои эмоции, ведь это был он, Леший. — Что, так и не нашли?

Джефф помог ему принять душ. Джереми ничего не сказал про свою голову. Никаких кровяных или жидких выделений не было. Он не спал примерно шесть часов и был вялый и сонный. Выбраться из квартиры он не пытался. Конечно, Джереми не знал, что с ним произошло, и не мог понять, почему находится в таком коматозном состоянии.

— Это не ваше дело. Так видели или нет?

– Он расхаживал по квартире, сходил в ванную, но следующей ночью, в конце второго дня, мне нужно было на работу, а он все продолжал ходить, поэтому я дал ему еще одну таблетку и ввел вторую порцию кипятка в то же отверстие.

— Может, и видел. Лицо у него на среднестатистического бандита похоже. Но в последнее время не встречал. А кто он?

Он оставил Джереми лежащим на кровати. Вернувшись на следующее утро, он обнаружил, что тот умер. Парень упал с кровати и лежал на полу с широко открытыми глазами. Дамер очень этому удивился, поскольку все остальные умирали с закрытыми глазами. Остается только надеяться, что Джереми не проснулся и не пытался спастись от безумия, в котором он оказался.

Дамер сделал семь фотографий Джереми; первую, когда тот лежал на полу, глядя куда-то в недоумении, остальные – после обезглавливания. Туловище без головы целую неделю пролежало в ванне в холодной воде с отбеливателем.

— Подозреваемый по одному из дел.

Тем временем Аарон Вайнбергер сообщил о пропаже своего сына, и Тед Джонс, Аллен Патрикус и Чак Плиммер составили описание человека, с которым он поехал в Милуоки. Основываясь на их словах, Джон Холмс, художник, работавший в полиции, нарисовал изображение подозреваемого, которое должны были распространить среди гей-сообщества Чикаго, надеясь на то, что кто-нибудь его узнает. Однако события следующих двадцати четырех часов привели к тому, что данный рисунок оказался не нужен.

— Ну, если увижу, то сообщу, — сказал он, забирая подписку и направляясь к выходу.

Безумие Дамера достигло апогея. Он находился во власти своих извращенных желаний настолько, что те изгоняли все остальные мысли.

– В конце концов ничто не доставляло мне удовольствия, ничто из нормальных вещей, особенно ближе к концу, когда тела начали скапливаться, человек за человеком, в течение последних шести месяцев. Я не мог получать удовольствие от пищи, я всегда чувствовал опустошение, разочарование, что побуждало меня продолжать этим заниматься. Это ни в коем случае не оправдывает то, что я сделал, но именно такие чувства я испытывал в последние месяцы, и они были очень сильными. По какой-то причине я продолжал. Примерно в феврале я понял, что моя деятельность находится под угрозой. Все, что я должен был сделать, это просто на несколько месяцев остановиться, но я не мог. Меня просто заставляли совершать это все чаще и чаще, пока трупов не стало слишком много – явный перебор. Я больше не мог себя контролировать.

— Если друга своего, Юрия, увидите, передайте, чтобы заходил тоже к нам в гости.

Если и был момент, когда он принял роковое решение, то это произошло в девять утра 15 июля. В квартире Дамера находился Оливер Лейси, которому он дал небольшую дозу снотворного, тело обезглавленного Джереми Вайнбергера лежало в ванной. Он пытался усыпить Лейси хлороформом, но это не сработало, что очень удивило Дамера, потому что, по его словам, «это отлично действовало на плодовых мушек во время уроков биологии в школе». Он знал, что примерно через час ему придется пойти на работу, но Лейси нравился ему, и он хотел оставить его себе. Только его, он станет последним. Как поступить, что выбрать? Если он отправится на работу, к утру Лейси придет в себя и почти наверняка уйдет – он даже не гей. Дамер позвонил на шоколадную фабрику «Амброзия» и отпросился с работы. Ему разрешили, но на следующий вечер, когда Лейси умер, сообщили, что он превысил разрешенное количество «отгулов» и отстранен от работы. Оливер Лейси стал тем, кто уронил «первую костяшку домино».

– Если бы я рассуждал здраво, я бы остановился. Я не думал рационально, потому что оно [принуждение] становилось все сильнее и сильнее. Это было так, словно я хочу, чтобы оно достигло точки невозврата, точки, когда я не смог бы его контролировать. Я хочу сказать, что я был очень осторожен в течение многих лет, понимаете. Очень, очень осторожен, я следил, чтобы не осталось ничего компрометирующего, но за последние несколько месяцев я словно сошел с ума.

— Обязательно. — С этими словами он поспешил покинуть здание милиции. Ему нужно было срочно найти Юру и все ему рассказать.

Он подумал про Чикаго. Наверное, ему не стоило туда ездить. Может быть, что-то тогда пошло не так. Скорее всего, он бы не потерял работу, если бы сумел вовремя остановиться.

– Просто казалось, что оно стало неистовым в прошлом месяце. Все действительно рушилось. Все стало рушиться у меня в голове.

— Ну и что тут было? — спросил Михаил, когда за Константином закрылась дверь.

В течение последней недели ему пришлось подумать. Он собирался съехать с квартиры, а это значило потерять святилище, два скелета, одиннадцать черепов и голов – всю красоту, которую он создал.

— Вот, — Ольга показала фотографии с видео и рассказала о том, как проходила беседа со Злюковым. — Но я только половину видео с «Легаси» посмотрела, надеюсь, что со временем обнаружу еще что-нибудь полезное для дела. А пока что нам точно известно, что жертва прибыла в город не больше месяца назад. А от твоего боевого товарища новостей нет?

– Оставалась последняя неделя, которую я планировал провести в том многоквартирном доме. Мне нужно было съехать и найти место, где я могу разместить все свое имущество. Может, мне следует купить сундук и сложить в него то, что я хочу, а от всего остального избавиться? Или я должен положить этому конец, попытаться остановиться и изменить свою жизнь в верном направлении? Именно об этом я размышлял на прошлой неделе.

— Пока тишина. Но, зная его, думаю, он ничего не скажет, пока не найдет бомбу, во взрыве которой будет уверен, как в себе самом. Так что минимум неделю вестей ждать и не стоит. Ладно, давай мне парочку кассет, пойду несколько часов тоже посмотрю и поедем домой.

— Вообще-то я сегодня на сутках. Так что можешь сразу ехать и там смотреть.

Один из его коллег по работе, Ричард Бертон, ехал в машине с другом, когда подобрал Дамера на углу улицы. Джеффри сказал, что хочет уехать из Висконсина во Флориду. Бертон пожелал ему удачи, и Дамер ушел. Своему другу Бертон рассказал, что Джефф, по его мнению, «потерял все» – у него не осталось ни работы, ни друзей. Чуть позже он заметил, как Дамер разговаривает с чернокожим мужчиной на автобусной остановке.

— Как так? — удивился парень. — Ведь мы же всегда в один день дежурили.

21 июля, после расчленения тела Джозефа Брейдхофта, Дамер бродил по торговому центру на Гранд- авеню, где дважды предлагал мужчинам с латиноамериканской внешностью заработать денег: они должны были позировать для фотографий и смотреть с ним видео. Их звали Джозеф Роза и Рикардо Ортис. Оба отказались.

— Помнишь твой загул после ее смерти? Тогда наши графики и сместились. В этом месяце работаем по-разному.

События 22 июля показывают, что его рассудок одновременно находился в рассеянном, болезненном, расстроенном и апатичном состоянии. Дамер поздно проснулся посреди останков человеческих тел и пошел выпить пива. Сопа Принсвилл столкнулся с ним, идущим по коридору с литровой бутылкой пива, и предупредил, что его могут выгнать еще до конца месяца, когда заканчивается срок его аренды, так как в его квартире ужасно воняет. Он выслушал, но практически никак на это не отреагировал. Он пошел в центр по 3-й улице и в 14:00 возле Уэллс-стрит на скамейке возле тротуара увидел чернокожего мужчину. Это был двадцатипятилетний Ормелл Холмс. Хочет ли тот заработать пятьдесят долларов?

— Ладно, поехал гулять с собакой и кормить Максика. Увидимся завтра вечером.

– Что я должен для этого сделать? – спросил Холмс.

Поцеловав девушку, Михаил поехал домой.

– Позировать для фотографий и пить ром.

Волшебная программа

Холмс ответил, что не интересуется подобными вещами, и Дамер ушел. На улице он подошел еще к одному мужчине, но также безрезультатно.

Дежурство в этот день выпало следователю Градовой спокойное: никаких выездов, поэтому, пользуясь возможностью, она нашла в сети тестовую программу по поиску лиц с помощью анализа антропометрических черт черепа, написанную каким-то умным студентом технического института. Она была достаточно сырой и не до конца изученной, но зато помогала сэкономить много времени и не всматриваться в каждое лицо на видеозаписи. Ольга связалась с создателем и попросила его предоставить полную оригинальную версию, пообещав дать экспертное заключение и по возможности постараться помочь в ее дальнейшем продвижении в правоохранительных органах. Создатель был безумно рад и ближе к двум часам ночи он не только установил ее на личный ноутбук, но и подробно проинструктировал и пообещал консультировать по каждому появившемуся вопросу. Благодаря программе к восьми утра девушке удалось обнаружить человека, похожего на подозреваемого, в двух барах, расположенных в районе убийства. Как она и предполагала, преступник изменил внешность, но технический гений создал свое творение, основываясь именно на костных особенностях черепа человека, которые без операции изменить невозможно. Записи были сделаны за неделю до обнаружения тела и два дня назад. Теперь оставалось обследовать местность, узнать, есть ли там какие-либо организации с системой видеонаблюдения, чтобы запросить данные. Конечно, это займет время, но, возможно, позволит им отследить его путь передвижения по городу.

Затем он пошел в свое любимое место, торговый центр на Гранд-авеню, и быстро перекусил. В 15:30 на одной из скамеек он заговорил с мужчиной. Чуть позже предложил шестнадцатилетнему чернокожему парню по имени Андерсон пойти к нему домой и посмотреть фильм, но снова получил отказ. В 16:30 Деннис Кэмпбелл, который работал в известном немецком ресторане «Карл Рациез» и в тот момент находился в торговом центре вместе со своей девушкой Джули Вейер, пошел в мужской туалет на первом этаже. Он облегчился и сушил руки с помощью настенной сушилки, когда открылась дверь и вошел белый мужчина, небритый и неряшливо одетый. Мужчина встал позади него и начал делать странные танцевальные движения, причем было понятно, что он не обладает специальной хореографической подготовкой. Затем он прямо спросил:

— Доброе утро, дорогая, как прошло дежурство? — спросил Михаил, ставя на стол пакет с завтраком.

– Хотите ли вы заработать пятьдесят долларов?

— Спокойно, а ты что так рано? Еще час до начала работы.

– Что нужно делать? – поинтересовался Кэмпбелл.

— Хотел увидеть тебя. Ты же после пересменки, скорее всего, поедешь спать, и до вечера мы не увидимся, — улыбнулся он, целуя девушку в губы. — Есть что-то интересное?

– Пойти ко мне в квартиру и посмотреть видео.

— Да, я тут кое-что обнаружила. — Ольга рассказала напарнику о программе, о том, что нашла на записях подозреваемого и посвятила в свои дальнейшие планы. — Так что сейчас дождусь полковника, подпишу у него запросы на доступ к новым видео и поеду в район обнаружения Шагалова.

– Я так не думаю, – ответил Кэмпбелл.

— Нет, дорогая, ты сейчас поедешь домой и хорошо выспишься, а я подпишу запросы и прокачусь по местности. Как что узнаю — сообщу.

– Ну ладно, – ответил мужчина, который показался ему странным, пугающим и очень необычным.

Девушка не стала с ним спорить, поскольку понимала, что чувство бодрости, которое она испытывает, вызвано исключительно эмоциями по поводу продвижения в деле и оно в любой момент может смениться на глубокую усталость. Собрав ноутбук и непросмотренные видео, вызвала такси и отправилась отдыхать. Едва коснувшись подушки, Ольга провалилась в глубокий и крепкий сон.

Позже Кэмпбелл рассказал об этом Джули, и они вместе посмеялись над произошедшим.

Открыв глаза и посмотрев на часы, поняла, что проспала почти пять часов. Приняв душ, она сварила кофе и, лишь присаживаясь с кружкой на диван, заметила пакет и записку от Ланкова, в которой он сообщал о том, что ему удалось достать несколько видеозаписей с ближайших магазинов. Не теряя времени, она загрузила программу и стала ждать. Через пару часов необходимая личность попала в кадр. Он вновь изменил внешность, но это его не спасло. Ближе к вечеру следователю удалось отследить передвижения до домов, недалеко от места убийства. Но это было минимум пять девятиэтажных жилых домов, круг поиска необходимо было еще сузить, поскольку разброс был слишком огромен. Запустив оперативников поквартирно, подозреваемого можно спугнуть. Оставалось надеяться, что Михаил привезет еще какие-нибудь записи. А пока она распечатала три его новых образа, но пускать эту информацию в прессу в рубрику «Розыск» пока не хотела, чтобы не дать ему шанса уйти. В этот момент вернулся напарник.

Дамер съел немного пиццы и выпил пива, а через полчаса у одного из боковых входов увидел трех мужчин, один из которых два раза за последние несколько недель «стрелял» у него сигареты.

— Что, он вновь меняет образы? — спросил тот, глядя на снимки.

Это был Трейси Эдвардс, который жил в Милуоки только с начала июня – раньше он проживал вместе с матерью в Миссисипи. Однако здесь у него было много старых друзей, так как до этого он уже жил в Милуоки в течение четырех лет. С ним были двое мужчин по имени Джефф Стивенс и Карл Гиллиам. Дамер заговорил с ними, сказал, что ему «очень скучно», и предложил по сто долларов каждому, если они придут к нему домой и составят ему компанию. (На данном этапе у него не осталось практически ни гроша.) Один из них поинтересовался, не в сексе ли дело, а Дамер ответил, что он хочет просто надеть на кого-нибудь наручники. Они согласились пойти с ним в алкогольный магазин на 7-й улице, в нескольких кварталах вверх по Висконсин-авеню, и все они вышли оттуда до 18:00. Дамер зашел обратно, оставив их втроем на тротуаре. Брат-близнец Трейси, Терренс Эдвардс, сидевший со своей девушкой в баре через дорогу, подошел к ним поздороваться, и они рассказали ему о странном парне, который заплатит им просто за то, что они хорошо проведут с ним время. Терренс ответил, что категорически не советует им этого делать. После этого из магазина вышел Дамер, они еще немного пообщались все вместе, а затем Стивен и Гиллиам ушли на поиски своих подруг. Дамер и Трейси сели в такси возле автобусной остановки «Грейхаунд». Терренс не успел остановить своего брата, но сумел догнать Карла. Дамер сообщил им, что якобы живет в отеле «Амбассадор».

— Ага.

— Есть еще видео?

Терренс и Карл пошли в гостиницу с целью остановить Трейси, прежде чем произойдет что-нибудь безрассудное. Они пришли туда и ждали полтора часа, прежде чем сдаться. Теперь они понятия не имели, где он может быть, и были серьезно обеспокоены.

— Пока нет, но завтра несколько организаций обещали дать. Там еще новый частный детский сад строится, но сегодня никого, кроме рабочих, не было, попробую еще у них счастья попытать.

— Что у нас на ужин?

Трейси же находился в квартире № 213 в многоквартирном доме на 25-й улице со страшным, грязным мужчиной, который, казалось, лишь отчасти осознает, где он находится и что делает. Чтобы попасть в квартиру, из которой шел крайне неприятный запах, ему пришлось отключить сигнализацию, и несмотря на то, что в квартире оказалось довольно опрятно и чисто, внутри царила странная атмосфера. На полу лежали четыре коробки с соляной кислотой, которую, по словам Дамера, он использовал для чистки кирпичей. Трейси уже сожалел, что оказался здесь, но решил, что если будет держать себя в руках, то сможет выбраться. Он должен заставить человека говорить. Дамер позднее рассказывал, что помнит, как они разговаривали о гей-барах Чикаго и как он показывал ему нож, но после этого воспоминания стали «нечеткими». Эдвардс говорит, что Дамер надел на него наручники, когда он повернулся к нему спиной, чтобы посмотреть аквариум.

— Ой, засмотрелась и забыла. Можно пельменей сварить либо что-то заказать на дом.

– Что происходит? – спросил он.

— Давай тогда чая и бутербродов, устал, спать хочу. К тому же завтра еще дежурить, хочу лечь пораньше.

Дамер ответил, что просто пошутил и что он даст Эдвардсу ключи от наручников, но они находятся в спальне. Они вошли в спальню, где, как и планировалось, по телевизору уже шел «Экзорцист – 2», Трейси обратил внимание на большую синюю бочку в углу и плакаты с обнаженными мужчинами на стенах.

Ностальгия

– Я не причиню тебе вреда, если ты позволишь мне надеть на тебя наручники и сделать несколько снимков, – сказал Дамер. – Ты должен полностью раздеться.

С последней встречи с Юрой прошло больше недели и, хотя Константину было что ему рассказать, он не знал, как найти его. Было несколько мест, где тот мог находиться, но идти туда ему не хотелось, чтобы не рассекретить того. Он несколько раз был в «Легаси», надеялся, что Юра его увидит и выйдет на связь. Время шло, надо было что-то делать. И вдруг он вспомнил одно место — тихая заброшенная гавань. Там они познакомились. Костя тогда был восемнадцатилетним юнцом, приехавшим в город из сельского захолустья. За душой ни кола ни двора, только немного наличности, заработанной не совсем честным путем. На тот момент его биография была чиста, а воровские проделки не замечены органами, от которых он, собственно, и бежал в городскую суету, чтобы затеряться. Купил пива и сел на берегу, любуясь закатом и наслаждаясь морским бризом. Там его и нашел Лакей, пришедший, чтобы подумать о своих делах. Это было его любимым местом: природа, море, тишина… Тогда он взял парнишку под свое крыло, научил законам, по которым жил, приютил в своей квартире. Со временем он привязался к нему, как к сыну, и доверял, как самому себе. Вот и этим вечером, как много лет назад, Костик купил выпивку и направился туда.

Трейси понял, что имеет дело с нестабильным человеком, настроение которого меняется каждую секунду: он то был добрым, то начинал угрожать, затем казался холодным и решительным, а после этого становился спокойным и жалким. Он все время следил, чтобы Дамер держал свои руки подальше от него и не мог до конца надеть наручники, а также заставлял Дамера говорить об этом. Зачем он хочет надеть наручники?

— Такое еще продается? — услышал он за спиной знакомый голос.

– Я буду контролировать ситуацию, – сказал Дамер. А после этого стал размахивать ножом.

— Как видишь. Чисто случайно его увидел на витрине и не удержался. Будешь? — Костя протянул непочатую бутылку.

Трейси ответил, что позволит сделать снимки, только если Дамер уберет нож. Он зашел в ванную и разделся. Чтобы продемонстрировать свое намерение подчиниться, он снял рубашку, не зная, что обнаженная грудь является спусковым крючком и что в похожей ситуации это определило судьбу Стивена Хикса тринадцать лет назад; из-за этого же Дамер пробил грудную клетку Стивена Туоми, а также убил еще пятнадцать мужчин. К его счастью, Дамер был уже так далек от здравого смысла, что его чувство прекрасного стало фрагментарным и неполноценным. Он сказал Трейси, что тот очень красив. И внезапно показался расслабленным и «спокойным»: сидел на краю кровати и смотрел фильм, при этом раскачиваясь и все время что-то напевая. Изменения в его личности произошли внезапно и резко. Когда он положил голову на грудь Трейси и начал слушать его сердцебиение, мужчина наконец понял, что находится в компании сумасшедшего.

— Давай, поностальгируем, — ответил Лакей, принимая угощение. — Я знал, что однажды ты вспомнишь об этой гавани и придешь сюда. Ведь это единственное место, о котором не знала даже она. Что нового расскажешь?

Затем Трейси каким-то образом сумел засунуть нож под кровать и пробраться в гостиную, Дамер же в это время пошел к холодильнику за пивом. Трейси сказал Дамеру, что доверяет ему и сделает все, что он захочет, как только с него снимут наручники. Дамер ответил, что должен найти ключ, и пошел за ним в спальню, после чего Трейси бросился к входной двери. Дамер успел догнать его, схватил за руку и стал умолять вернуться. Но Трейси Эдвардс сбежал.

— Да вот, приезжали ко мне гости в погонах…

Мы уже знаем, что было дальше, поскольку после этого полицейские встретили Трейси Эдвардса, который привел их к квартире Дамера и открыл ее страшные тайны. Впервые после Луи Пине в логове Дамера оказался мужчина и не было снотворного, чтобы его усыпить. О чем он думал? Его шаблон был сломан, разрушен. Но похоже, что это больше его не беспокоило. Он предпринял вялую попытку удержать Трейси Эдвардса, и даже когда полиция подошла к двери, он разрешил им войти. Он не стал препятствовать и позволил полицейскому зайти в спальню, зная, что тот обнаружит там. И только когда его арестовали, Джефф очнулся от забытья и вернулся в реальный мир.

Он поведал о том, как его вызвали на допрос, где показали фотографию Лешего, что просили его зайти в отдел и что в обществе тишина, только Скелетик как-то подозрительно затаился. Полночи они провели на берегу в разговорах и рассуждениях. В итоге пришли к выводу, что Юрий будет следить за Скелетом, а Костя продолжит поиск неуловимого Лешего. В том, что он в городе, они уже не сомневались и были уверены, что он как-то узнал, что Кротков жив и теперь снова жаждет его смерти. И именно поэтому тот убил Александру, чтобы причинить максимум боли тому, кого винит в смерти своего отца, и выманить его из своего скромного укрытия.

– Это произошло благодаря вмешательству какой-то более могущественной силы, чем моя сознательная воля, – рассуждал Дамер. – Я считаю, что какая-то высшая сила устала от того, что я делаю, и решила положить этому конец. Я не верю в совпадения. Как это закончилось и давали ли мне какие-то знаки или что-то в этом роде, я не знаю. Даже если это так, я бы не обратил на них никакого внимания. Если бы меня не поймали или если бы я не потерял работу, я бы все равно продолжал этим заниматься, я уверен. Я бы делал это опять и опять, снова и снова, не обращая внимания на беспокойство и полное отсутствие удовлетворения.

Там же на пляже Лакей и Костя уснули. Утром, искупавшись в прохладной воде и взбодрившись, они разошлись по разным сторонам, условившись о встрече через неделю на этом же месте.

22 июля он не был пьян (по его собственным меркам) и все помнит, но он начал вести себя настолько распутно и небрежно, что арест для него стал практически неизбежен.

Еще один труп

– Как высокомерно и глупо с моей стороны думать, что я могу делать что-то подобное и просто жить как ни в чем не бывало. Говорят, что посеешь, то и пожнешь, ну, действительно, в конце концов и пожнешь… С тех пор как я впервые совершил ту ужасную ошибку, с Хиксом, я всегда задавался вопросом, было ли это предопределено заранее или я мог как-то все изменить. Мне интересно, насколько предопределение контролирует жизнь человека и насколько каждый способен контролировать себя.

Проснувшись утром от звонка будильника, Ольга приняла душ и пошла готовить завтрак. Вдруг ее взор привлек какой-то белый конверт, лежащий у входной двери. Подойдя ближе, она долго не решалась его поднять, пока не увидела что-то напоминающее татуировку на руке у напарника. Поняла, что это от его боевого товарища.

— Миша! Иди сюда, нам письмо от твоего друга, — сказала она, направляясь к дивану и вскрывая конверт.

Глава 8

— В смысле письмо? — спросил не до конца проснувшийся парень.

Вопрос контроля

— Вот. — С этими словами она извлекла несколько фотографий, на которых был изображен полковник и еще один мужчина. На обороте были указаны даты, время и места. Поскольку люди на снимках были в гражданском, она не сразу узнала собеседника Крестова. Но, внимательно присмотревшись, вдруг тихо сказала: Это же он!

— Кто он?

Вопрос, заданный Джеффри Дамером в конце предыдущей главы, затрагивает самую суть дебатов по поводу уголовной ответственности и свободы воли. Проще говоря, свобода воли не существует в природе, а концепция свободы выбора, которая является основой морального устройства и всех представлений о совести, создана и навязана человеком. Мораль – это изобретение цивилизации, которое человечество создало, чтобы оградить себя от пугающего вакуума своей хаотической природы, где разумом повелевают низменные желания. Вопрос: являются ли действия Дамера продуктом тиранической природы и, следовательно, он не мог ими управлять, или же это был его свободный выбор, который он сделал, отвергнув моральные ограничения окружающих его людей? Если верен первый вариант, то поведение Дамера невозможно было контролировать; если же второй – то контроль и есть его суть. В любом случае контроль представляет собой ключевое понятие, которое будет доминировать во время судебного процесса, также о нем постоянно будет рассуждать и сам Дамер.

— Старлей из Госнаркоконтроля! Котов! Я с ним познакомилась, когда мы искали убийцу Лехи. Помнишь, он еще проявлял повышенный интерес к моим данным по тому наркотику? — Михаил кивнул. — Так они что, заодно?

— Не торопись делать выводы. Они могут просто быть друзьями, которые общаются вне работы. Видишь, у них водка на столе. Пока что это просто фото, которые говорят о том, что они пьют вместе. Проверь конверт, там должно быть что-то еще. — Он оказался прав: внутри лежала записка с адресом и временем. — Это от Сереги. Место встречи с ним. Там завтра все и узнаем, а пока давай собираться на работу, я все же дежурю, и мне нельзя опаздывать.

Контролирующие системы, назовем ли мы их моралью или модификацией поведения, в процессе развития человечества эволюционировали, став частью организованных социальных существ, и их начальную стадию мы можем видеть в «замещающей деятельности» других созданий, когда они пытаются выйти из анархичного индивидуализма на уровень групповой ответственности. Решающее значение в подобных исследованиях сыграли работы этологов[55], в частности Тинбергена и Лоренца. Они заметили, что гуси, например, покачивают шеей и шипят, а не вступают в жестокую схватку, и что самцы колюшки во время спора с яростью клюют песок, чтобы направить свое раздражение на него, а не друг на друга. Эти начальные и успешные попытки создания контролирующей системы или «морали» призваны обеспечить большее благо обществу за счет личного выбора его отдельного представителя. С этой точки зрения контролирующие системы Дамера были серьезно повреждены, если только мы не предположим, что он сознательно отказался от них, чтобы вернуться к жестокому эгоизму необузданной первоначальной природы.

Очевидно, что контролирующая система, которая отвечает за моральный выбор, относится к сознательной части личности; и столь же ясно, что неконтролируемое дионисийское выражение доморальных побуждений относится к подсознательному «я». Фрейд называл подсознание «das Unbewusste», что буквально означает «непостижимое». Отсюда следует такой факт: то, что не может постигнуть сознание, не может и контролироваться им. Идея отрицания также чужда бессознательному – в нем отсутствует слово «нет». Сознательная мораль говорит: «Не делай этого», – запрещая любые действия, которые не способствуют социальному спокойствию и взаимодействию. Бессознательное говорит: «Ты должен», – чтобы подчиниться более глубокому императиву. Я не предполагаю, что во время убийств Дамер каким-то образом мог оказаться «без сознания», но утверждаю, что движущая сила, которая привела его к ним, исходила из глубоких неприкасаемых укромных уголков «das Unbewusste».

Через час, приняв смену, Ланков уехал на выезд: мужики что-то не поделили на пьяном фоне и решили в качестве аргументов использовать ножи. По пути на место преступления он ожидал увидеть алкоголика с многолетним стажем, но когда скорая погружала в машину пострадавшего, он замер. Это был тот самый человек с фото, старший лейтенант Госнаркоконтроля Андрей Викторович Котов! Поговорив с медиками, он узнал, что тот потерял много крови и его состояние оценивается как крайне тяжелое. А вот его собутыльник отделался парочкой ножевых, которые в этот момент уже были перебинтованы. Судя по внешнему виду, это был не опытный наркоман, а обычный мужчина, любивший выпить, только вот что у него могло быть общего с сотрудником правоохранительных органов, он пока не понимал. Тот был крайне пьян и членораздельно отвечать на вопросы не мог. Попросив отвезти его в камеру, Михаил остался вместе с дежурным следователем для сбора улик и опроса соседей. Те рассказали о том, что задержанный был вполне тихим человеком, несмотря на его пристрастия. Лет десять назад был обычным работягой, жил с женой, но потом что-то произошло: начал пить, покуривать, подсел на какой-то новый вид наркоты. Несколько раз жена отправляла его в клинику на лечение, а потом сдалась, подала на развод и уехала. Так и живет он последние несколько лет один. Никогда не буянит и в нетрезвом виде из дома не выходит. Гостя они пару раз видели до этого, но проблем никогда не было, поэтому произошедшее стало для них полным шоком. Квартира на удивление выглядела опрятно. В холодильнике более-менее свежая еда, пиво, водка, минералка, несколько пустых бутылок в мусорке, никаких шприцов и признаков того, что он делал запрещенные инъекции. Да, пыль на полках, немытый пол, но ничего напоминающего классические притоны заядлых алкоголиков и наркоманов, что было довольно подозрительным. Появлялось много вопросов. Закончив осмотр квартиры и собрав все улики, они уже собирались уходить, как вдруг у Михаила отлетела пуговица. Наклонившись ее поднять, он заметил что-то голубое под креслом на кухне. Отодвинув его, Михаил увидел знакомую таблетку и приобщил ее к уликам. К сожалению, к тому моменту, как они завезли улики в лабораторию и вернулись в отдел, задержанный так и не протрезвел, он крепко спал на лавке в камере. Поняв, что до утра ничего от него не добьется, Михаил направился заполнять документы по делу, мысленно молясь, чтобы это был последний выезд на сегодня. Но мечты не оправдались, на удивление в эту среду было много нарушений Уголовного кодекса, правда, трупов больше не было. Поэтому к утру он чувствовал себя словно выжатый лимон, жутко хотелось лечь и уснуть. Закончив с бумагами и сдав смену, он уже собирался отправиться домой, как вдруг вспомнил о задержанном. Позвонив дежурному, опер попросил привести его для допроса и позвал уже приехавшую на работу Ольгу.

— Ну как вы себя чувствуете, гражданин Козин? — спросил он, едва того завели в кабинет. — Протрезвели?

Все это является переформулированием с использованием различных терминов вводного предложения, главный вопрос которого заключается в том, можно ли утверждать, что свобода воли существует в каком-то глубоком смысле в таком случае, как этот. Мы экспериментируем словами в надежде понять суть важной дилеммы и просто находим способ сказать одно и то же по-разному. Человек контролирует или его контролируют? Мы активные деятели или пассивные субъекты? Сможем ли мы когда-нибудь понять запутанные мотивы, которые переплетаются с причинами того, что мы делаем, или же они скрыты от нас за пределами видимости, обрекая людей, как роботов, находиться в их подчинении? Эти философские вопросы выходят за рамки психиатрии (так как она имеет дело с результатами отклонений, а не теорией воли) и выходят за рамки судебного заседания. Юристы обычно говорят о разнице между импульсом и непреодолимым импульсом, которому человек не может сопротивляться, но вопрос контроля гораздо сложнее, чем разница между этими идеями, он имеет дело с понятием фундаментального принуждения, а не с понятием мгновенного импульса.

— Да. Водички не найдется? А то голова сейчас взорвется.

— Даже парочку таблеток аспирина дам, если пообещаете отвечать на вопросы честно и откровенно.

Когда возникает конфликт между глубоко укоренившимся принуждением и остатками морального сопротивления (когда человека контролирует принуждение, или он контролирует сам себя), убийца часто прибегает к алкоголю, выступающему в роли союзника, который высвобождает первое и избавляется от второго. Это относится и к Джеффри Дамеру, и к Деннису Нильсену, и к десяткам других. Иногда, когда внутри него происходит борьба с принуждением, убийца словно оказывается в эпицентре боя Геракла, как в случае Теда Банди, который, казалось, управлял не только своим сознанием, но и своими мыслями; он осознавал, что его поглощают мрачные побуждения, и старался держаться подальше от улиц, когда чувствовал, что их давление усиливается, чтобы ни одна женщина не оказалась в его поле зрения. Но принуждение нарастало, и Банди чувствовал, «что снова и снова перестает себя контролировать». В конце концов, он понял, что совершает самые отвратительные поступки, подчиняясь своему «я», которое безудержно бушевало внутри него. Ян Брэди провокационно назвал это «высшим я» – налицо остается факт тирании. Он говорил, что этому невозможно сопротивляться, что человек вынужден подчиниться его воле, так как «высшее я» несравнимо сильнее сознания.

— Спасибо. А что вчера было? Почему я в крови и что за бинты на мне? — спросил допрашиваемый, принимая стакан с таблетками.

— Вы что, ничего не помните?

А теперь послушайте Джеффри Дамера: «Меня полностью захватило мое собственное принуждение. Не знаю, как еще это объяснить. Оно не принесло мне полного удовлетворения, так что я подумал, что, возможно, еще одно [убийство] удовлетворит меня. Может, так и произойдет, и цифры начали расти и расти, и в итоге, как вы видите, все вышло из-под контроля. Я дошел до того, что потерял из-за этого работу». Парадокс в том, что Дамер пытался контролировать свой мир и людей, которые там оказались, но в конце концов этот мир сам стал его контролировать. Ненасытная жажда убийства постоянно таилась в его глубинах. Затем эта жажда вышла из-под контроля и вырвалась на свободу, «сорвалась с якоря, начала властвовать над человеком, который прежде мог хоть как-то ею управлять, и продолжила убивать его самого, как всадник в бессилии убивает сбежавшую от него лошадь»[56]. В таких обстоятельствах говорить о свободе воли – абсурд. С тем же успехом можно попробовать упасть вверх.

— Смутно.

В случае Дамера мы наблюдали рождение этого монстра внутри, видели, как он постепенно отравлял его психику, были свидетелями зарождающейся попытки сдержать его и отчаянной внутренней борьбы с ним после убийства Стивена Хикса в 1978 году. Стоит обратить пристальное внимание на то, что девятилетний промежуток между первым и вторым убийством является крайне необычным. В других подобных случаях, когда убийца преодолел сопротивление начального этапа, возникает непреодолимая потребность повторения, и последующие убийства быстро следуют одно за другим. Сам факт того, что Джеффри Дамер сдерживал потребность убивать в течение девяти лет, свидетельствует о том, как сильно он старался контролировать себя, абсолютно не стремясь быть управляемым. После смерти Стивена Туоми, которую он не планировал и не помнит, эта борьба прекратилась. Он сам говорит, что мораль пошатнулась, что он отказался от попыток сопротивления, что он сдался монстру. Ему было легче продолжать, чем начать все заново. Как и Макбет, он «в кровь / Так далеко зашел, что повернуть / Уже не легче, чем продолжить путь»[57].

— Расскажите, что помните… — вмешалась в допрос Ольга, — а я все запишу в протокол.

— Понимаете, пару лет назад моя жизнь повернула на не совсем правильную дорожку — запил. Жена какое-то время терпела, даже пыталась меня лечить, потом ушла. Я работаю на стройке неделю через неделю, получаю неплохо, но, как вы заметили, немного зависим. Вчера, как обычно, после завершения рабочей недели (а она была очень тяжелой) зашел в магазин. Дома принял душ, приготовил на скорую руку ужин, включил телик и начал расслабляться. Вдруг звонок в дверь, открываю, там этот Андрюха стоит, говорит, принес то, что мне нужно, ну я его и впустил. Предложил составить мне компанию, он согласился. Уговорили бутылочку, он мне таблеточку голубую. Препарат сильный, хороший, после него дурку не ловишь. Я редко брал, одну раз в несколько месяцев. Когда отчаяние накатывало, съедал четвертиночку, и жизнь краше становилась. А тут попробовал — и по ощущениям понимаю, что что-то не то. Думал сначала, водка паленая, а потом в голове какая-то жуть началась, дальше — пусто. Очнулся в камере, башка болит, тело ломит. Так чего я тут делаю?

Это понятие контроля настолько скользкое, что его тонкости могут сбить с толку. Хоть убийца в данном смысле – жертва своего хозяина, он неосознанно вступает с ним в сговор, поскольку в некоторых случаях убийство является личным предохранительным клапаном, который может предотвратить нечто «худшее», например, полный психический распад личности. «Общество видит тех, кто уничтожен, а не скрытую фигуру того, кто таким образом защищен… Этическая цель убийцы индивидуальна, она очень личная и остается невидимой как для окружающих, так и для него самого»[58]. В своих внутренних переживаниях убийца должен принести в жертву других, чтобы спасти себя, и таким образом идея контроля из пассивной переходит в активную. Джеффри Дамер боялся находиться под контролем таинственной безымянной силы, которую не понимал. Его ответом стал контроль своих жертв, другими словами, захват инициативы. Мы снова и снова слушали, как он говорит, что больше всего в своей «никчемной» жизни хотел хоть что-то контролировать, и только когда он оставался наедине со своей добычей, он испытывал ощущение «победы». Это еще один парадокс: способом противостоять невыносимой беспомощности, которую он ощущал при подчинении, стало навязывание этой же беспомощности своим жертвам. Это прямой перенос, своего рода возмездие.

— А этого Андрея давно знаете? При каких обстоятельствах познакомились?

— Да где-то с полгода назад, может, чуток больше. Мент он, простите. Я тогда по городу рыскал в поисках чего бы курнуть и на одного барыгу нарвался, который этими таблеточками промышлял. Как раз премию получил, ездил к жене мириться, она прогнала, вот я с горя и взял у него штук пять сразу. За угол заворачиваю, а тут — этот, ксиву мне в лицо, мол, особо крупный размер и т. д. Стал тюрьмой запугивать. Предложил сделку: он меня отпускает, по необходимости бесплатно по таблеточке дает, а я ему рассказываю, если узнаю, кто, где и по какой цене их продает. Пришлось согласиться, не хотелось садиться.

В случае психопата из Британии Патрика Маккея доктор Джеймс Стюарт сказал: «Патрик может испытывать возбуждение от осознания того, что кто-то находится в его власти, и… в подобной ситуации он, вероятнее всего, больше не может себя сдерживать»[59]. В данном контексте важно отметить, что удушение как способ убийства предлагает более заманчивую возможность контроля, чем любой другой, поскольку жертва полностью находится под властью той степени давления, которую собирается оказать убийца. На подобный метод убийства может потребоваться пять минут, но это время можно увеличить за счет уменьшения давления и постепенного восстановления жертвы. В таких обстоятельствах убийца полностью контролирует жизнь и смерть – он может подарить своей жертве жизнь, но также может и отправить ее в загробный мир. Именно это сделал Деннис Нильсен с Карлом Стоттором, которого он чуть не убил, а затем помиловал, оставив Стоттора в замешательстве относительно того, был ли он его палачом или спасителем. Дамер, похоже, проявил аналогичную власть в случае с Луи Пине. Хоть он и продолжал последовательно признаваться в том, что его целью был контроль, он никогда не говорил, что ему нравился сам акт убийства и тот образ, который отложился в нашем сознании – любовник душит своего партнера, который находится без сознания, прежде чем заключить его в объятия. Однако он не упомянул, что одна из жертв потеряла сознание не полностью и ее пришлось усмирить, что все-таки может указывать на получение удовольствия от процесса медленного удушения, которое он никак не желал признавать. Только сам Дамер знает правду.

— И что, много ему рассказали за это время?

— Да не особо. Я либо на работе, либо в загуле, да и только одного того барыгу-то и встречал.

Также неуместным будет напоминание, насколько глубоко в нашей истории укоренилось представление о том, что любимого человека нужно контролировать и подчинять. Краффт-Эбинг упоминал, что в доисторические времена первое совокупление пары являлось прямой наградой после погони и победы (как это до сих пор происходит у остальных животных), и по сей день в карикатурах встречается грубое изображение пещерного человека, который бьет свою подругу дубинкой и тащит к себе в логово. В современном христианском браке сохранились отголоски этой древней традиции, когда жених-хищник подхватывает на руки свое «завоевание» и уносит в свои владения.

— Можете описать?

— Высокий, худой сильно, почти прозрачный, на вид лет тридцать-сорок. Я его месяца два не видал уже. Так почему я здесь?

Краффт-Эбингу мы обязаны за объяснение еще одного явления: существует следствие между дефлорацией девственницы и разрезанием ее плоти убийцей, который совершает преступление на сексуальной почве, между пронзающими и разрывающими действиями. Можно также предположить, что даже в самых «традиционных» занятиях любовью со стороны мужчины присутствует желание не просто наслаждаться чувственными удовольствиями, но вонзаться в женщину настолько глубоко, насколько это возможно; этот акт имитирует действие некоторых гомосексуалистов, которое они называют «фистинг»: во время него рука глубоко вдавливается в прямую кишку партнера. Этими рассуждениями я пытаюсь подчеркнуть, что мрачные отклонения такого человека, как Дамер, по своему характеру не так уж сильно отличаются от поведения, которое характеризует каждого человека – от нормального до чрезвычайно эксцентричного. Действия Дамера, какими бы отвратительными они ни были, ставят его в область человеческого опыта, а борьба с контролирующим его принуждением только усиливает аналогичные обстоятельства, с которыми сталкиваются многие из нас и которые не считаются опасными.

— Вы вчера, товарищ Евгений, набедокурили после таблеточки-то. Ваш собутыльник сейчас в реанимации за жизнь борется, хорошо же вы его ножом ударили…

Требует некоторого объяснения тот факт, что фантазии, присутствующие в сознании большинства людей (включая самые причудливые из них), в случае Дамера стали опасными. Ясно, что его эмоции и психика не достигли зрелости ожидаемым образом; их развитие остановило то или иное событие, которое приобрело катастрофическую важность. Данное событие, скорее всего, произошло в то время, когда он был очень маленьким, когда мать и младенец еще являлись одним целым, союзниками в борьбе против целого мира, а значимость ребенка была тотальной. Как показала Мелани Кляйн, младенец проходит фазу, когда его душевный покой еще чрезвычайно хрупок, и любая перенесенная потеря переживается им крайне остро и, вероятно, будет отражаться на его жизни еще очень долго. Можем ли мы понять, какую серьезную потерю пережил маленький Джеффри Дамер?

— Не может быть… — тихо прошептал задержанный. По его лицу и голосу было видно, что он в шоке от произошедшего, но сути дела это не меняло. — Не помню ничего. И что со мной теперь будет? — обреченно спросил он.

Я считаю, что его жизнь изменили две операции по удалению грыжи в возрасте четырех лет. Хорошо задокументирован тот факт, что дети в возрасте от четырех до шести лет значительно больше страдают от хирургического вмешательства, чем их более старшие братья и сестры, так как их понимание того, что происходит, и возможного влияния данного действия на их тело крайне ограничено. Ребенок стремится к независимости, к возможности существовать самостоятельно без постороннего вмешательства матери, он наслаждается своими первыми неуверенными шагами на пути к самостоятельному контролю над своей судьбой; есть вещи, которые он может делать по собственному желанию и которые приводят к нужному ему результату. Что же тогда происходит в больнице, в том месте, где он никогда раньше не был и куда не хочет ехать? Его автономия, находящаяся в эмбриональной стадии, внезапно разрушается грубым вторжением; его резко лишают зачатков способностей к принятию решений, и он становится объектом в незнакомых руках. Подрывается его способность сохранять над собой контроль, она игнорируется или, возможно, даже уничтожается. Он переживает «потерю контроля, автономии и компетентности»[60]. И он не понимает почему.

— Пока посидите в камере, а там все зависит от того, выкарабкается ли пострадавший или нет.

— Прочитайте и подпишите протокол, если согласны, — сказала следователь, протягивая бумаги и ручку.

А без понимания он будет недоумевать и начнет домысливать, придумывать. Его способность справляться с эмоциональными реакциями на травму и угрозу все еще очень хрупкая, его понимание данной ситуации, понимание своего тела, как оно работает и что можно с ним сделать, крайне мало. «Его знания собственной физиологии и анатомии скудны и смешаны со странными предположениями о внутренней области его тела»[61]. Джеффри Дамер начал представлять внутренние части человеческого тела именно после операции по удалению грыжи и после вторжения в его собственный организм. Атмосфера больницы не может не испугать, поскольку она как минимум ему не знакома. Добавьте к этому беспокойство родителей, уколы, которые ему делают незнакомые люди, ощущение, что вот-вот произойдет что-то ужасное, неизвестное и непонятное, а также императив, что перед лицом всего этого он должен быть пассивным и уступчивым, – в такой ситуации ребенок безусловно будет подавлен. «У него сформировались фантазии о том, что случилось, намного преувеличивающие реальные факты», – пишет ученый-педиатр, убежденный, что «травма продолжит прогрессировать и сделает его абсолютно отличным от всех остальных людей в мире». Эти наблюдения с особой точностью описывают случай Джеффри Дамера. Есть также третье наблюдение, которое немного пугает своим пророческим значением: «Он может отреагировать на страх таким образом, что начнет в игровой форме проводить операцию на другом ребенке»[62].

Задержанный дрожащими руками все подписал.

— Ну и что ты по этому поводу думаешь? — обратилась Ольга к напарнику, когда Козина увели обратно в камеру.

Воспоминания о страхах и фантазиях, предшествующих операции, затем могут подавляться бессознательными воспоминаниями, которые начинают заражать восприятие растущим ребенком окружающего мира и людей вокруг, при этом каждый новый опыт предполагает угрозу повторения старого. Конечно, это глубокая скрытая реакция; нельзя предположить, что всех своих новых знакомых Дамер считал замаскированными хирургами, но, не желая больше видеть этого хирурга и ощущать его прикосновения, он начал думать, что все люди представляют для него явную опасность – его ответные действия имели явную эмоциональную окраску, связанную с пережитым в детстве опытом. «Эмоциональное потрясение некоторое время может не выражаться открыто… Подобно тому как физический шок иногда приводит к смерти, эмоциональное потрясение может привести к тому, что человек будет несчастен всю жизнь».

— Ничего. Хочу спать, поэтому поехал-ка я домой отдохнуть и привести себя в порядок перед встречей с боевым товарищем, которая у нас назначена сегодня на семь. Так что давай не задерживайся, жду тебя в шесть у отдела. Да, кстати, я там лаборантам таблеточку голубую из квартиры задержанного на экспертизу отвез, держи руку на пульсе. — С этими словами Михаил поцеловал девушку в губы и ушел.

Часто бывает сложно заметить связь между неординарным поведением взрослого человека и хирургической операцией, которую он перенес в детстве, но в случае Дамера ясно просматривается путь от причины к следствию. История четырехлетнего ребенка, который пережил процедуру меатомии (расширение отверстия уретры) без анестезии, имеет некоторые сходства с нашим случаем[63]. После процедуры во время игр этот мальчик резал людей, собственное лицо, руки и пенис. Все это происходило потому, что из-за данной процедуры у ребенка появился страх кастрации. Во время операции, которую делали Джеффри Дамеру, ему вскрыли брюшную полость при помощи довольно глубоких надрезов, ощупали и изучили его внутренности, в то время как он уже не мог полностью доверять своей матери, учитывая ее собственную неуверенность и нервозность. Позже он спросил, удалили ли ему пенис (он задал этот вопрос доктору Беккеру), ведь послеоперационную боль он ощущал так, словно с ним произошло что-то подобное. Страх кастрации в основном имеет сексуальный подтекст, и здесь мы должны прийти к самому убедительному выводу. Когда хирург делал надрезы на теле Дамера, в его собственном сознании он раз и навсегда потерял контроль над своим собственным телом, а преступления, которые он совершил во взрослом возрасте, стали запоздалой попыткой вновь заявить о себе и вернуть себе этот контроль. Так он выражал отчаянное желание вернуть ту силу, которую он бессознательно считал потерянной после вторжения в его тело хирургического скальпеля.

День у следователя Градовой прошел вполне спокойно. Лаборанты пока ничем не обрадовали, как, собственно, и медики, сообщив, что Андрей Викторович Котов прооперирован, но пока не приходил в сознание и что ближайшие два дня станут для него решающими. Изучив документы по выезду на место происшествия, она пришла к заключению, что если состав найденной таблетки совпадет с делом Седова, то все это неспроста и поножовщина может быть далеко не случайной. Ну а поскольку до понедельника отчеты не будут готовы, можно с чистой совестью идти домой и выходные провести, как положено, занимаясь личными делами. Попрощавшись с дежурными, она вышла из отдела и увидела машину Михаила.

Вот почему он так часто говорит о контроле, а его достижение лейтмотивом звучит в жизни Дамера. Контроль для него является тем, что он утратил еще во младенчестве и что он так никогда и не смог себе вернуть. Совершая преступления над своими жертвами, он наконец-то поставил себя в положение, когда мог контролировать не только то, что происходит с ними, но также и то, что происходит с их телами. Он наконец-таки стал хирургом, а они – пассивным ребенком во время операции. Он мог делать все что угодно с их внутренностями, словно они его собственные, мог разрезать их тела там же, где резали его, а забрав органы себе, мог возвращать автономию, которой его лишили. В то же время тактильная близость во время операции соединяла чувство сексуального доминирования с ощущением телесного вторжения, поэтому он решил вернуть себе контроль и восстановить свою украденную потенцию не с помощью врагов и ненависти к ним, а через своих возлюбленных. Комбинация оказалась катастрофической.

Тайна полковника

Теперь мы начинаем понимать подсознательный смысл и значение черного стола Дамера, который должен был стать центральным элементом его храма или святилища. В некотором смысле он был для него алтарем, и позже мы изучим возможные значения этого символа как ритуального элемента. Но в данный момент нас интересует другая составляющая. Почему он купил именно стол, а не что-то пониже, поменьше или что-то более изысканное, более походящее на алтарь? И для чего он использовал стол? Именно на стол он помещал обнаженные трупы своих жертв, на столе фотографировал их грудь, живот и гениталии, на столе он иногда делал первый надрез перед тем, как начать расчленение в ванной. Чем же еще является черный стол для Дамера, как не воспоминанием о том больничном операционном столе, на котором его «кастрировали» самым интимным способом?

Отель, в котором была назначена встреча, больше напоминал старый заброшенный хостел, обшарпанные стены здания не внушали уверенности в его безопасности, но внутри все оказалось совсем не так. Маленькая уютная комнатка со всеми необходимыми для жизни условиями, чисто, опрятно и главное — никаких признаков насекомых, что было довольно редко в таких местах. Познакомившись с Сергеем и заварив по чашке крепкого кофе, они приготовились слушать рассказ опытного разведчика.

Вряд ли нужно говорить, что мы не должны выдвигать абсурдные предположения о том, что каждый ребенок, который перенес две операции по удалению грыжи, обязательно вырастет некрофилом. И наоборот, то, что подобное развитие ситуации применимо не для всех, не отменяет его истинности в данном случае; это, я думаю, одна из таких ситуаций.

— В общем, так, ребята, ваш Виктор Сергеевич — довольно интересная и скользкая рыбка, которая ведет двойную жизнь. С одной стороны, он хороший начальник, отлично справляющийся со своей работой, с другой — неприметная серая мышка, любящая старые заношенные джинсы, черные очки и видавшую виды серую «тойоту». Встретив такого, пройдешь мимо, даже не взглянув на него. Вторая тачка стоит в стареньком гараже в одном из неприметных районов города. До нее он всегда добирается на автобусе, предварительно сменив одежду. С человеком на фотографии его связывают какие-то финансовые дела, и, кстати, они всегда заказывают водку, но пьют не больше одной рюмки. Собеседник его немного побаивается, никогда не спорит и со всем соглашается. Каких-то прямых доказательств того, что их связывает, у меня нет, для этого нужна дополнительная техника, которой у меня нет, и в его гараж просочиться бы… Но без напарника я не рискну, кто-то в данном деле должен прикрывать мою спину.

— Да не вопрос, Серега, я согласен, — сказал Михаил. — Ты же знаешь, и не в таких условиях работали. Надо подумать над этим, но с условием, что брать там ничего не будем, а то без ордера за такое и срок получить можно.

Так, по крайней мере, данный случай рассматривается, если говорить о предопределении. Можно возразить, что подобный теоретический взгляд полностью освобождает Дамера от какой-либо ответственности за свое поведение и, таким образом, является неприемлемым. Как известно, каждый из нас виновен в первородном грехе и в каждом из нас есть множество недостатков. Мы можем выбирать, потакать ли этим недостаткам или отрицать их, соглашаться или сопротивляться. История Дамера показывает, что он действительно какое-то время пытался им сопротивляться, подтверждая таким образом тезис о том, что ему, как и всем нам, ежедневно предлагался выбор, над которым он мог размышлять, а затем уже действовать. Согласно этому, он не руководствовался непреодолимым подсознательно контролирующим его побуждением, а принимал решения либо избегать желаний, которые, как он знал, являются порочными, либо поддаться им. Каждому из нас приходится делать подобный выбор, последствия которого, конечно, будут менее разрушительными, чем в случае Дамера, и принимать за него ответственность. Его свобода выбора, верного или неверного, была неприкосновенна, несмотря на специфический характер его проблемы. Он обладал волей, силой, потенциалом творить добро. Он убивал, потому что сам решил убить. Данное утверждение будет яростно и неоднократно доказывать в суде окружной прокурор Э. Майкл Макканн.

— Хорошо, тогда, если вдруг он куда-то в командировку соберется или что-то на работе, чтобы он часа три не мог отлучиться, — маякуй, а я со своей стороны работать буду. Да, вот еще… — Он положил на стол конверт. — Распечатка его звонков и его собеседника. По рабочему номеру все чисто, а вот по второму, личному, есть что поизучать, в этом сами разбирайтесь. А теперь, может, немножко встречу отметим? — С этими словами он пододвинул стоявший неподалеку столик, на котором стояло шампанское, коньяк и закуски.

В этой точке зрения есть одна серьезная ошибка. Человек может принимать решения, которые во всех очевидных смыслах являются добровольными и логичными, они могут служить для достижения цели, которая сама по себе является «навязанной» и нелогичной. Другими словами, можно делать разумные последовательные шаги на пути к безумной и несуществующей цели. Этот вопрос практически не рассматривался в суде. Если бы Джеффри Дамер убивал из ненависти к чернокожим или к гомосексуалистам, он бы преуспел, так как в этом случае утолил бы свою ненависть. Если бы он убивал, чтобы отмстить кому-то, кто его оскорбил, он также бы добился успеха, поскольку обрел бы отмщение. Если бы он убивал ради финансовой выгоды, он бы преуспел, поскольку ограбление улучшило бы его финансовую ситуацию. Все эти решения он бы принял добровольно для достижения реальной цели. Но если он убивал, чтобы у него появился друг, если убивал, чтобы завладеть телом, если убивал, чтобы компенсировать контроль, который он утратил в детстве во время хирургической операции, если убивал, чтобы создать зомби, если убивал, чтобы его личное святилище обрело силу, он бы потерпел неудачу по всем пунктам, поскольку ни одной цели нельзя достичь подобными средствами. Следовательно, его решение убить является результатом постороннего или бредового мышления, и, несмотря на то, что оно может быть принято свободно, такое мышление явно безумно.

— Отличная идея, — поддержал друга Михаил, откупоривая бутылки и наполняя бокалы. Оставшаяся часть вечера была наполнена воспоминаниями, расспросами о жизни и тостами. Домой они решили не разъезжаться: Сергей по привычке уснул в кресле, а влюбленные устроились на кровати. В десять утра Олю разбудил звонок полковника: он просил ее срочно приехать в отдел по поводу дела о Котове, спросил, не знает ли она, где Ланков.

Адвокаты не связываются с подобной диалектикой, считая ее подозрительной. Они неохотно соглашаются даже с тем, что свободную волю может поколебать даже тяжелая и легко узнаваемая болезнь. С другой стороны, врачи столь же неохотно признают, что свобода выбора может быть связана с особенностями биохимического состава или психологическим влиянием. Они говорят, что такова наша суть, что так мы устроены; юристы считают, что наши деяния и есть мы. Этот экзистенциальный спор не имеет разрешения, поэтому адвокаты и психиатры, говорящие на разных языках, неизбежно сталкиваются друг с другом в суде. Они находятся по разные стороны баррикад в споре, с которого мы начали и который связан с сущностью Дамера, а именно, со степенью контроля, который осуществлял он или который осуществлялся над ним. Это уместно в отношении еще более страстной дискуссии о том, был ли Дамер вменяемым (контролировал свои действия) или сумасшедшим (находился под контролем) во время совершения убийств, и неудивительно, что юридическая интерпретация безумия прошла так много ошибок в своем стремлении привязать преступника к его действиям и лишить его оправданий.

— А он вроде вчера после суток должен был к брату в гости в другой город уехать. У них там какое-то семейное событие намечалось, видимо, загулял на празднике, — соврала она Виктору Сергеевичу, подавая ребятам рукой знак молчать, понимая, что это отличная для них возможность и нельзя упускать столь щедро подаренный судьбой шанс. — Да, я вас поняла, буду через час, если в пробки не попаду. — Закончив звонок, она повернулась к боевым товарищам. — Так, у вас минимум часа два есть. Миша, телефон не включай, он, похоже, у тебя разрядился, связь через Сергея держать будем. Все, я пойду мотор поймаю, заскочу домой переодеться и — в отдел, а вы давайте пулей в его гараж.

По пути на работу Градова терялась в догадках, что же хочет узнать от нее полковник, обдумывала возможные вопросы и ответы на них. Хорошо, что она вчера выпила только пару бокалов шампанского и следила, чтобы мальчики не перебрали — ее мозг был абсолютно трезв и объективен. Зайдя в кабинет за делом, она направилась к начальнику.

* * *

— Доброе утро, Виктор Сергеевич, — поздоровалась она, входя.

— Да ничего оно не доброе, Оленька, присаживайся.

Вопреки распространенному мнению, действующая защита, которая связана с невменяемостью преступника, помогает гарантировать, что большинство обвиняемых все-таки привлекут к ответственности в соответствии с законом. Если говорить о редких основаниях для освобождения от уголовной ответственности, тем самым сильнее действует сам принцип уголовной ответственности. Концепция отсутствия свободы воли является основой защиты, если она пытается доказать, что преступник невменяем. Признак цивилизованного общества – это то, что сумасшедший (как, например, младенец или идиот) не должен нести ответственность за свое поведение. Лорд Хейл сформулировал этот принцип в 1736 году: «Там, где полностью отсутствует понимание поступков, не может действовать свобода воли». Алан Дершовиц, профессор юридической школы Гарвардского университета и бесстрашный защитник безвинно осужденных, кратко сформулировал данное положение таким образом: «Это глубоко укоренившееся человеческое состояние, поэтому тех, кто находится в состоянии сильной тревоги, считают ли их «сумасшедшими», «не в своем уме», «лунатиками» или «душевнобольными», не должны наказывать так же, как обычных преступников»[64]. Альтернативные представления о том, что сумасшедших нужно вешать или запирать в четырех стенах на всю жизнь, сильно отталкивают общественность. В итоге, когда линия защиты заключается в доказательстве того, что преступник невменяем, присяжным следует предлагать рассматривать не поступки, которые совершил подсудимый, а то, каким человеком он является.

— Так что случилось-то?

— Почему мне вчера ничего не сообщили о происшествии с Котовым?

Исторически сложилось так, что по эмоциональным причинам рассмотрение подсудимого с этой точки зрения – сложное действие для присяжных, и часто они приходили к довольно странным выводам. На суде над шестидесятипятилетним Альбертом Фишем в 1935 году присяжные услышали неопровержимые доказательства психического расстройства, в том числе о его привычке есть собственные экскременты и протыкать свою мошонку иглами, которые он оставлял там ржаветь. Он убил маленькую девочку, приготовил из нее тушеное мясо и съел его. Защитник утверждал, что мужчина безумен, но присяжные не согласились с этим и признали его виновным без права смягчения наказания. Его казнили в 1936 году. Ричарда Чейза, мужчину из Сакраменто, который смешивал в блендере внутренности и ел желудки собак и свиней еще до того, как начал нападать на людей, признали (что вызывает тревогу) вменяемым два назначенных судом психиатра; присяжные были счастливы объявить такого монстра виновным в убийстве первой степени, вместо того чтобы признать, что он – один из самых сумасшедших людей, когда-либо появлявшихся в зале суда.

— Так пока нечего сообщать. От экспертов до понедельника ничего не будет, задержанный помнит только половину, поножовщина под воздействием алкоголя. Вот ждем, что пострадавший расскажет, — спокойно ответила Ольга, понимая, что неспроста он так за это дело беспокоится.

Бывают случаи, когда человек непременно испытывает сочувствие к присяжным, которых просят оценить чьи-то жуткие действия. Двадцатишестилетний житель Лондона по имени Джон Боуден убил Дональда Райана в 1982 году, ударив его по голове мачете, затем бросил его, все еще находящегося без сознания, в ванну с кипящей водой; затем отнес в спальню и начал отрезать ему руки и ноги электрическим ножом, пока тот еще был жив. Фотографические доказательства оказались настолько отталкивающими, что, когда четырем присяжным стало плохо, суд пришлось отложить. В таких обстоятельствах неудивительно, что они не хотят прибегать к «оправданиям» психиатров.

— Ничего он уже вам не расскажет…

— Откуда такая уверенность? — напряглась девушка.

Существует дополнительная опасность, которую присяжные обязательно должны иметь в виду: обвиняемый может успешно заявить о своей невменяемости под каким-либо предлогом. Это чуть не произошло в случае с так называемым «Душителем с холмов» Кеннетом Бьянки, который на протяжении нескольких месяцев убеждал психиатров в том, что он сумасшедший. В конце концов его признали сумасшедшим, но в последнюю минуту поняли, что он мошенник. Вынося приговор, судья Джордж прокомментировал его так: «Мистер Бьянки инсценировал потерю памяти; придумал, что находится под гипнозом; он притворялся, что в его сознании живут несколько разных личностей. Данные действия мистера Бьянки вызвали путаницу и привели к задержке в разбирательстве. На это мистера Бьянки сподвигли и невольно помогли большинство психиатров, которые наивно попались на крючок, леску и грузило его историй, таким образом ему практически удалось запутать систему уголовного правосудия»[65].

— Не справился старлей с ранением. Умер сегодня ночью, мне утром его начальство звонило, просило взять дело на особый контроль.

— Сергей Петрович, что ли?

В конечном итоге общество должно полагаться на здравый смысл присяжных, которые являются окончательными арбитрами и решают, какой вердикт следует вынести. При этом они могут игнорировать указания и советы судьи в своем рвении явить обычное и неискушенное правосудие. Однако в этом таится еще одна опасность, поскольку самый простой и наиболее убедительный аргумент в пользу здравого смысла звучит так: res ipsa loquitur («вещи говорят сами за себя»), смысл которого в том, что человек, совершающий отвратительные поступки, скорее всего, является сумасшедшим, иначе он бы их не совершал. Но данное утверждение является псевдологичным, и оно ошибочно, поскольку вывод уже содержится в самом посыле. По такой логике, которая движется вверх-вниз, словно американские горки, осудить преступника за убийство было бы практически невозможно. Как осторожно выразился Джек Левин, «то, что является ненормальным, не одно и то же с тем, что вызывает отвращение»[66].

— Он самый. Говорит, толковый малый был, гордость отдела. Не верит, что так вот, непонятно от чьих рук погибнуть мог. Градова, ты же ведь его тоже знала? — полковник пристально посмотрел на следователя.

— Ну, как знала. Пару лет назад сталкивались несколько раз по работе. И все, больше пути не пересекались. — Она понимала, что нужно тянуть время. — У вас есть какие-то сомнения по делу? Вот все рапорты, читайте, спрашивайте.

— Что, никуда не торопишься? Может, от планов каких отвлек?

Также присяжные имеют право вынести смешанный вердикт, который представляет особый интерес в связи с делом Дамера. В Гамильтоне, штат Огайо, Джеймсу Рупперу предъявили обвинение в одиннадцати убийствах. Его признали виновным в убийствах при отягчающих обстоятельствах в связи со смертью его матери и брата, но не признали виновным в смерти остальных девяти человек: его невестки, племянниц и племянников, так как решили, что он сумасшедший. Все эти люди погибли, когда он выстрелил в них. Объясняется данное решение тем, что Рупперт сошел с ума после двух первых убийств. Читатель достаточно узнал о преступлениях Джеффа Дамера и об их головокружительной эскалации в июне и июле 1991 года, чтобы суметь по достоинству оценить такой неоднозначный вердикт. Ожидалось, что, поскольку развитие его психического заболевания можно было проследить доказательно, его признают виновным по первым десяти или двенадцати пунктам обвинения и посчитают, что он безумен, когда будут рассматривать остальные пункты. Рупперт совершил все преступления в один и тот же день (пасхальное воскресенье 1975 года), тогда как Дамер совершал убийства в течение нескольких лет, и данный период времени предполагает гораздо более убедительные аргументы в пользу версии о нарастающем безумии.

— Да нет, Виктор Сергеевич. Домашние хлопоты, ничего особенного не было. Так что читайте, стирка с уборкой подождут. — Взглянув на часы, она с удовольствием отметила, что дала ребятам уже два часа. Минут тридцать в кабинете царила тишина, Крестов внимательно изучал каждую букву. Наконец отложил бумаги в сторону.

— Ну что, мне все понятно. Подозреваемый задержан, ждем результатов от экспертов и заключение судебного медика о причине смерти Котова. А что по делу об убитой девушке, есть подвижки?

— Отслеживаем по камерам возможного убийцу, — ответила девушка. — Других зацепок пока нет.

— Это того, который вроде как взорвался?

Присяжным по делу Дамера следовало дать рабочее объяснение некоторых определений хотя бы для того, чтобы они понимали, какие из них в данном случае нужно отбросить, но в этой ситуации они получили слишком мало посторонней помощи. Никто не объяснил истинное значение слова «психопат», хотя понимание важности этого понятия имело решающее значение в процессе их размышлений о том, что может означать выражение «сознание, которое находится в нездоровом состоянии». Первое определение данного термина дал сэр Дэвид Хендерсон, профессор психиатрии Эдинбургского университета, в своей работе «Психопатические состояния» (1957), оно обсуждалось Королевской комиссией по смертной казни, доклад которой привел к принятию закона об убийстве 1957 года в Англии. В книге «Убийство ради компании» я избегал этого слова, так как мне казалось, что его можно применить к любому преступнику, мотивы которого непонятны другим людям, и описывал сам поступок, а не состояние, в котором находился убийца. Никто не может распознать психопата до того, как он совершил психопатический акт, что подразумевает нелепое утверждение: человек не является психопатом, пока его состояние не требует выражения. Королевская комиссия приняла во внимание видимую «нормальность» психопата, специально исключив данное состояние из своего понимания психического заболевания. Аномалия, проявляющаяся только в результате неоднократного преступного или антиобщественного поведения, не считается психическим заболеванием. В отчете сказано, что психопатия – это статическая аномалия: «психопат отличается от нормального человека только количественно или разницей в степени, но не качественно; и диагноз психопатической личности не влечет за собой объяснения причин этой аномалии». Другими словами, выявлять психопата только по его действиям – значит заблуждаться догмой res ipsa loquitur.

— Того самого.

— Тогда можете быть свободны и держите меня в курсе по делу Котова.

Никто не выдвинул предположение о том, что Дамер был психопатом, предположительно потому, что даже если бы с ним согласились, это бы не изменило волновавших всех проблем, проблем, которые требовалось решить в соответствии с законом штата Висконсин (к нему мы еще вернемся позже). Но Королевская комиссия несправедливо поддержала другое утверждение, не объясняя своей ошибки или первоначальной цели присяжным (сам судья явно не понимал подобных различий).

— Так точно, товарищ полковник. — С этими словами она поспешила домой.

Также никто не предположил, что Дамер был антисоциальной личностью и, если воспользоваться не слишком уместным словом, пришедшим на смену понятию «психопат», был социопатом. Социопат существует где-то на периферии общества, частью которого он должен быть, он подчиняется личному кодексу, который не имеет ничего общего с кодексом остальной части общества, у него не развито чувство вины, он обладает слабой терпимостью к событиям, расстраивающим его, и живет только ради удовлетворения своих желаний и потребностей, чего бы это ни стоило другим. Другими словами, у него нет совести. Такое определение могло подходить Дамеру, который сам говорил полиции о том, что его преступления явились результатом искаженного стремления к самоудовлетворению, и окружной прокурор был близок к тому, чтобы этим воспользоваться. Однако защита избегала данного утверждения, поскольку, опять же, профессионалы понимали социопатию как расстройство личности, а не психическое заболевание; психическое заболевание допускает использование понятие безумия в качестве защиты, а расстройство личности – нет.

Ребята были уже там и с нетерпением ждали, что она им расскажет. После того, как Ольга в подробностях поведала о встрече с полковником, спросила, что нашли они. Вместо ответа Михаил дал ей в руки свой телефон — посмотреть сделанные на месте снимки: старая машина, полки с инструментами, какие-то пакеты с одеждой, бумаги. Вроде все, как в обычном гараже, но на следующих фото бумаги и одежда были сняты крупным планом. Она то приближала, то уменьшала их, а потом вдруг молча встала и пошла к своей сумке, извлекла фотографии подозреваемого, распечатанные с видеосъемки, положила их на стол и стала сравнивать с теми, что сделал напарник. Мужчины ничего не понимали, но не отвлекали и не задавали вопросов, просто ждали. За годы работы Ланков привык к такому поведению девушки и знал, что лучше не прерывать ход мыслей в ее голове, пока она сама не захочет остановиться. Прошло два часа. За это время ребята успели съездить в магазин за продуктами и накрыть на стол. Когда последние приготовления были закончены, а боевые товарищи попивали холодное пиво, Ольга наконец-то заговорила.

— Возможно, мои заключения покажутся вам бредовой версией, но я не спишу ее в никуда. Документы из гаража — это полные копии дела убитого Седова, Александры, Лазаря и тех пропавших сотрудников. Среди них есть и мои рабочие заметки, которые я в дело не подшивала. Одежда — составляющие новых образов Шагалова, и в этом я уверена на все сто процентов. Поэтому мое заключение таково: хозяин гаража отлично знает нашего подозреваемого, его историю, помогает ему скрываться и замешан в чем-то настолько серьезном, о чем мы с вами пока даже не догадываемся. — Отложив телефон, Ольга сделала глоток воды и потянулась за сигаретой.

Но что же тогда может стать верной линией защиты в случае, если преступник безумен? С библейских времен общество неохотно признавало, что человек заслуживает порицания, если он не способен отличить хорошее от плохого. Этот принцип наконец-то получил законодательную силу благодаря так называемому правилу Макнотена 1843 года, которое стало важнейшей вехой в истории юридического определения безумия. Дэниел Макнотен был оправдан в убийстве секретаря премьер-министра, так как сошел с ума (он страдал от заблуждения, будто все, начиная от папы римского и остальные, ниже по статусу, пытаются его убить). Общественность была возмущена[67], за этим последовали ожесточенные дебаты в Парламенте, в результате которых палата лордов попросила судей раз и навсегда дать определение понятию «безумие». Отныне главный судья, лорд Тиндал, был обязан соблюдать правило Макнотена, согласно которому преступник не несет ответственности за свои действия, если он по причине психического заболевания либо не понимает их характера и последствий, либо не знает, что поступает плохо. С тех пор каждое постановление представляло собой вариации на данную тему; определение сохраняло в себе двойственный аспект, хотя его формулировка и нюансы, на которые было направлено особое внимание, изменились. Свод законов Англии содержал в себе правило Макнотена до 1957 года, и оно до сих пор является единственным критерием определения безумия в шестнадцати штатах Америки.

— Ну и что вы теперь планируете делать? — нарушил тишину Сергей. — Кстати, я с этой версией тоже полностью согласен.

В соответствии с этим определением Джеффри Дамер, вероятно, не отвечал бы требованиям, согласно которым его могли считать безумным, поскольку он понимал природу и особенности своих поступков, а также знал, что это неправильно. Но, возможно, «знание» недостаточно описывает когнитивный процесс, так как эмоциональное понимание должно являться его неотъемлемой частью. В 1954 году в некоторых штатах приняли новый «стандарт» безумия, который сформулировал судья Дэвид Базелон из округа Колумбия. Известное как «правило Дарема» (названное в честь сумасшедшего преступника по имени Монти Дарем), оно гласило, что человек может отличить хорошее от плохого, но либо испытывает недостаток в эмоциональной оценке того, что он сделал неправильно, либо не способен контролировать свое поведение, поскольку противоправное действие, которое он совершил, является «результатом психического заболевания или умственного дефекта». По обоим пунктам Дамера вполне можно квалифицировать как сумасшедшего; его эмоции, безусловно, были неадекватными, а его преступления определенно являлись продуктом дефекта сознания, если такой дефект можно было бы установить (в том случае, если он действительно присутствовал).

— Без ордера на обыск все эти фото — статья за незаконное проникновение. Поэтому единственный выход, который я вижу, — это обойти все близлежащие торговые точки и заведения и попросить у них видеозаписи. Если хоть на одной из них мы найдем нашего подозреваемого в максимальной близости к данному гаражу, то обследование местности будет в рамках закона, — ответила Ольга.

Далее Американский институт права в 1962 году адаптировал данные представления, чтобы установить критерий безумия, который сейчас применяется в большинстве штатов, включая штат Висконсин. Согласно этому документу (раздел 4.01 Типового уголовного кодекса):

— А ты молодец, девчонка, хваткая, — сказал гость. — Мишке повезло, такая Родину никогда не предаст и не продаст! Давно не встречал таких. Только стоя и только до дна, — улыбнулся он, поднимая бокал пива, и друг его поддержал.

Лицо не несет ответственности за преступное поведение, если во время этого поведения в результате психического заболевания или дефекта у него либо полностью отсутствует способность оценивать противоправность своих действий, либо отсутствует способность вести себя в соответствии с требованиями закона.

— Тогда в понедельник, а может, и завтра, я с утра и начну обход территории, заодно пару ребят возьму, да фотки. Глядишь, и повезет, — согласился Ланков.

Дамер должен был пройти специальный тест, если бы намеревался сослаться на безумие. От его адвоката требовалось доказать, что, во-первых, он страдает психическим заболеванием или обладает дефектом психики, а во-вторых, что данная болезнь или дефект ограничили его эмоциональное понимание, что привело к неспособности контролировать свое поведение.

Новый начальник

Первая половина данного исследования вызывает множество насмешек со стороны юристов, особенно после вердикта Хинкли: он признал невменяемым подсудимого, который пытался убить президента Рейгана. Проблема в том, что все чаще и чаще расстройства личности пытаются выдать за психические заболевания в соответствии с ростом изощренности психиатрических представлений. Известный британский юрист лорд Девлин официально не одобряет подобное: «Понятие болезни постоянно расширяется за счет концепции моральной ответственности»[68], – писал он.

Выходные прошли спокойно: ни звонков, ни происшествий. У Сергея было еще две недели отпуска, и он решил остаться, но жить у друзей отказался — так безопасней и неприметней. В понедельник, как обычно, коллеги, поздоровавшись с дежурным, уже собирались разойтись по кабинетам, как их окликнули.

— Стойте! — Денис рукой звал их к себе, знаками показывая, что хочет сообщить что-то важное.

Психическое заболевание определяют как «нездоровое состояние сознания, которое существенно влияет на психические или эмоциональные процессы». Несмотря на то что в инструкциях для присяжных по-прежнему есть запись, гласящая: «Вы не связаны медицинскими ярлыками, определениями или выводами относительно того, что является или не является психическим заболеванием», – довольно неразумно ожидать, что присяжные будут обсуждать подобный вопрос, не опираясь на чье-либо компетентное мнение, и поэтому в случае Дамера исследование изобиловало ярлыками, определениями и выводами, через призму которых они и изучали его дело. В таких случаях юристы используют «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам», сокращенно известное как DSM – III[69]. Психическое заболевание, которое признали применимым в случае Дамера, идентифицировали с помощью определений, с которыми никто в зале суда никогда раньше не сталкивался.

— Что случилось? — спросили они, заходя в дежурку.

Вторая половина исследования, которая касалась вопроса, мог ли Дамер контролировать себя, ставит перед присяжными столь же запутанную задачу, поскольку «опытным путем подтверждено, что до сих пор нет точной основы для измерения способности к самоконтролю или калибровки нарушений такой способности»[70]. В подобных вопросах присяжные вынуждены опираться на понятия морали, а не на медицинские мнения (не «почему он не мог себя контролировать», а «должен ли он был это делать»), и в конечном счете на свой собственный опыт в данной области. Эксперты-психиатры спорили друг с другом в вопросе, контролировал ли себя Дамер, но для выявления таких тонких отличий были подготовлены ненамного лучше, чем отдельные представители общественности. Американская психиатрическая ассоциация допускает дилемму, которая дает нам возможность поразмышлять над прекрасным утверждением: «Граница между непреодолимым импульсом и импульсом, которому не сопротивляются, вероятно, видна не более чем разница между сумерками и сумраком»[71].

— Полковник наш, говорят, внезапно приболел и в санаторий уехал. Мол, в субботу вечером к нему сюда скорую вызывали и все такое, то ли давление, то ли сердечко. Доподлинно ничего не известно, но он на больничном.

— Вот это новость, — прошептал Михаил. — Это что, ты его так довела? — повернулся он к напарнице. — Ты же была тут. Да ты, Градова, оказывается, очень опасная женщина. Подумаю о том, чтобы держаться от тебя подальше, а то вдруг скоро и меня куда-нибудь увезут, — пошутил он.

Таким образом, в целом обвинение и защита были согласны в том, что что-то в сознании Джеффри Дамера было глубоко повреждено и что он обладал серьезным расстройством личности; однако обвинение продолжит утверждать, что это не так и что психическое заболевание не лишило его свободы воли, тогда как защита будет настаивать на том, что это болезнь, из-за которой он совершал действия автоматически. Иначе говоря, мистер Макканн будет пытаться доказать, что Дамер решил не сопротивляться импульсу, а мистер Бойл – что он не мог ему сопротивляться.

— Не смешно! — резко осадила она друга. — Когда я уходила, он был бодр, и это было часа в два дня. А кто за него?

— Ну, нам пока об этом официально никто не заявлял, думаю, к вечеру все будет известно.

В своих исследованиях они привлекут к работе пять психиатров и еще двух вызовут в зал суда. Психиатры, свидетельствующие об уголовной ответственности, известные как судебные психиатры, – это редкий «вид», который составляет всего лишь три процента от общего числа практикующих психиатров в Соединенных Штатах. Они следуют по извилистому пути, используя в своей речи что-то среднее между юридическими и медицинскими терминами, а иногда состязательная система в суде заставляет их забредать на чужую территорию, где они рискуют подвергнуться унижениям и оскорблениям. Самые мудрые из них не слушают представителей обвинения или защиты, которые могли бы заставить их свидетельствовать в свою пользу, так как они являются их работодателями, потому что те, кто зарабатывает на жизнь подобным свидетельством, могут обнаружить, что стали намного беднее, отказавшись сотрудничать. (Из восьми экспертов, обследовавших Джеффри Дамера, только один, доктор Кеннет Смейл, отказался давать показания, потому что не мог поддержать доводы защиты, в отношении которых запрашивались его показания.) Жаль, что ситуация обстоит подобным образом, потому что судебные психиатры соглашаются с диагнозами друг друга в 80 % подобных случаев; только манера поведения в зале суда и (иногда) коммерческие соображения заставляют их делать вид, что они постоянно атакуют друг друга.

— Дениска, Родина тебя не забудет, — Михаил пожал дежурному руку, Ольга улыбнулась, и они направились в ее кабинет. — Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, закрывая дверь.

— Пока сложно делать выводы, но, скорее всего, это не просто так. Если бы мы знали точный диагноз, то можно было бы и версии строить, а пока давай позвоним экспертам или сразу поедем к ним?

Их участие потребовалось во втором из двух запланированных судебных процессов, которые требует закон штата Висконсин. Целью первого судебного разбирательства было определение, действительно ли подсудимый совершил то, в чем его обвиняют; это формальная проверка фактов, actus reus (совершил ли обвиняемый данные правонарушения). Если будет вынесен оправдательный приговор, дело закроют, а подсудимый выйдет на свободу. В случае вынесения обвинительного приговора начинается второе судебное разбирательство, чтобы определить mens rea (отдавал ли обвиняемый отчет в своих действиях в момент совершения правонарушений). В данном судебном процессе традиционные роли обвинения и защиты поменяются местами, поскольку именно защите придется доказывать невменяемость Джеффри Дамера, в то время как обвинение постарается доказать, что он вменяем.

— Ты давай, звони, если что есть, то поедем, если нет, останешься ждать, а я — в район гаражей за поисками новых видео. — Ланков подождал, пока напарница пообщается с экспертами и, поняв, что результаты будут только через пару часов, отправился по оговоренному маршруту.

Дамер признал себя виновным по всем пунктам и отказался от своего права на первое судебное разбирательство. Он не стал отрицать, что виновен во всех преступлениях. На самом деле, он вообще не собирался ничего оспаривать и предпочел бы, чтобы приговор вынесли, не вникая в его душевное состояние. Когда он закончил свою долгую исповедь в полиции, он впал в фаталистическое оцепенение. Его первая просьба к детективу Мёрфи заключалась в том, чтобы ему предоставили Библию, просьбу удовлетворили, и он убедился, что все ветхозаветные представления о возмездии действительно явили себя в его случае. Он считал, что заслуживает смертной казни (которая не применялась в штате Висконсин), потому что в таком случае «правосудие настигнет его быстро». Что изменится, если к совершенным им семнадцати убийствам добавится еще одно (санкционированное в судебном порядке)?

– Я считаю, что, если бы это выходило за рамки морали, этого бы не было в Библии, – сказал он, – но об этом должны рассуждать теологи и философы.

Из-за происшествия с полковником в отделе была суматоха. Никто ничего не понимал и не знал деталей. Официальная версия — у Крестова давно пошаливало сердечко, видимо, перенервничал из-за чего-то, и случился внезапный приступ. Кроме членов семьи, к нему никого не пускали. Майора милиции Рожина временно назначили на его место. Он также не ожидал такого развития событий и попросил Ольгу ввести его в курс дел, по которым ее в выходные вызывал Виктор Сергеевич. Когда после разговора с ним Градова направлялась в свой кабинет, ее окликнула девушка из секретариата и передала отчеты с лаборатории. Погрузившись в их чтение, Ольга присела на подоконник. Судя по анализу, состав голубой таблетки был идентичен с наркотиками из дела Седова, но изменен: в нем была большая доза уличного героина с вредными примесями, словно кто-то пытался скопировать чей-то рецепт и не подрассчитал с количеством составляющих ингредиентов. Видимо, именно поэтому задержанный Евгений ничего не помнит и видел какие-то галлюцинации. Вот только кто и зачем сделал это? Неужели погибший Котов так решил подзаработать? При работе с наркотиками искушение настолько велико, что не раз добропорядочные милиционеры сворачивали на преступную дорожку. Но как это проверить? Да и зачем: он же погиб. Не менее интересны были и отчеты по кухонным ножам: кровь совпадала с кровью жертвы и задержанного, а вот отпечатки пальцев на них не принадлежали ни одному из мужчин. Следовательно, Козина можно было успокоить и отпустить — заключения экспертов доказывали, что он не брал в руки нож, которым были нанесены смертельные ранения старшему лейтенанту. На удивление следователя, владелец отпечатков был в их базе — бывалый вор с богатым послужным списком, некто Григорий Донин. Его «список славы», как и фото, также были подкреплены к отчетам. Она долго вглядывалась в лицо, но поняла, что не знает данного человека. Надо бы поискать другие его фото, чтобы показать задержанному, может, он узнает в нем того барыгу, который ранее ему таблетки продавал. Дочитав бумаги до конца, больше ничего значимого для дела она не нашла и направилась в кабинет, чтобы поискать в базе Донина. Кроме того, надо было получить ордер на его задержание и поехать с дежуркой по указанному в его биографии адресу. Ольга понимала, что, имея такой криминальный опыт, он вполне мог и скрываться, но попытаться она должна была. Через пару часов она уже звонила в квартиру. Как и ожидала, никто им не открыл. Оставив одного из ребят наблюдать, Ольга вернулась в отдел, где ее уже ждал Михаил. Ему повезло, и он привез несколько новых записей. Не теряя ни секунды, Ольга сразу же включила видео и запустила волшебную программу. Пока та искала совпадения, следователь рассказала о результатах от экспертов, нашла в базе несколько иных фотографий убийцы Котова и позвонила дежурному, чтобы тот привел задержанного.

Однако Дамера убедили, что он имеет право изучить вопрос своей вменяемости в суде, даже если он этого не хочет, и что ради справедливости он должен согласиться на проведение надлежащей правовой процедуры и предстать перед судом. Тем не менее он не хотел в этом участвовать.

— Ну, здравствуйте еще раз, гражданин Козин, как самочувствие? Голова прошла? — спросила Ольга, когда того привели.

— Спасибо аспирину. Есть новости? Андрей пришел в себя? Что он рассказал?

– Я не собираюсь вставать на скамейку и что-то говорить, это точно. Насколько я понимаю, мне нет никаких оправданий. Я не вижу надежды. С моей точки зрения, это совершенно безнадежно. Я не собираюсь сидеть перед всеми этими людьми и отвечать на вопросы.

— К сожалению, старший лейтенант не выжил, — ответил Михаил.

— О боже, меня же теперь посадят! — Евгений схватился за голову. — Что я натворил?

На данном этапе он испытывал сильное чувство стыда и унижение, а также глубокий страх разоблачения. Если бы он действительно получил то, что хочет, судебное заседание прошло бы без него.

— Успокойтесь. — Оля протянула мужчине стакан воды. — Это были не вы. По заключению экспертов, отпечатки пальцев на ноже, которым был убит Котов, принадлежат некому Григорию Донину, что означает, что вы не виновны в смерти своего знакомого. Вот… — Она положила на стол несколько фотографий. — Скажите, пожалуйста, вам знаком этот человек?

Он считал, что его единственным долгом является идентифицировать личности людей, которые погибли, доверившись ему, и больше всего беспокойство в его голосе было заметно в течение двух недель, которые прошли до того, как определили имя последней жертвы. Волновался он и по другому поводу. Он хотел написать своей бабушке, которая уже находилась в доме престарелых, как сильно он ее любит и как глубоко сожалеет о горе, которое ей причинил. Но не мог, так как ему не давали ручку, чтобы он не использовал ее как орудие и не нанес себе каких-либо повреждений.

— Мне кажется, что это он, тот, у кого я покупал таблетки раньше, — ответил Козин, вглядываясь в снимки. — Только здесь он немного полнее.

Благодаря долгим сеансам с психиатрами он сумел по-настоящему излить душу, хотя даже с ними исповедь Дамера явно не отличалась красноречием. Его привычная сдержанность боролась с желанием «выложить все карты на стол». «Какое облегчение, что теперь мне не надо ничего скрывать», – признавался он. Он нервничал в преддверии первой встречи с отцом после ареста, во время которой ему придется столкнуться с безмолвным упреком богобоязненного, разочарованного и потрясенного человека. Однако их свидание прошло без происшествий, а поведение Лайонела Дамера вызвало глубокое восхищение за ту стойкую поддержку, которую он оказывал своему сыну среди вопиющих проявлений общественного ужаса.

— Помните адрес, где видели его? Напишите на бумаге и Михаил проводит вас.

Как только всех жертв опознали, Дамер почувствовал, что его жизнь действительно подошла к концу, что прошлое безвозвратно потеряно, утрачено, а вместе с ним потерян и он сам.