Энзирис обычно в эти перебранки не встревал, позволяя подданным решать столь важные вопросы самостоятельно. Однако сегодня он то ли чуть больше обычного выпил, то ли просто был в особенно драчливом настроении. Сегодня Энзирис не ограничился тем, что вслух провозгласил свою способность свернуть шею кому угодно. Он что-то обмыслил, опрокинул еще чашу блаженной сомы, сожрал запеченную целиком кабанью тушу и гаркнул:
- Подъем, воины! Что-то мы засиделись, мхом скоро покроемся!
Оргримус по сути – громадный пиршественный зал. Его облаце парит неподалеку от Сидерополида, вместе с ним вращается вокруг Облачной Вершины, но другие облаца сюда подлетают редко, других дворцов и небесных садов поблизости нет. Слишком уж шумно в этой области Сальвана, слишком громко играет музыка и слишком часто звенит оружие. А уж когда эйнхериям надоедает безудержно пировать, и они выбираются размяться, начинается такой гам, грохот и тарарам, что хоть беги прочь, спасайся в недрах Грухтахена.
В Светлых мирах жизнь ведь тоже бурлит. Существование там не сводится к блаженному кейфу, игре на арфах и рассудительных беседах под пение птиц. Небожители в среднем добрее, вежливее и благочестивее смертных – но только в среднем. Большая их часть сами – бывшие смертные, и после смерти им вовсе не очищают разум, удаляя оттуда все неприглядное. Конечно, кому попало в Сальван не попасть, боги тщательно отбирают своих избранников, но даже лучшие из смертных – существа отнюдь не идеальные.
А еще не забываем, что «лучший» - понятие субъективное. Сальваном управляют два с лишним десятка богов, и у каждого свое понимание того, кого следует считать лучшими. Энзирис, а до него Кневит отбирали в дружину тех, кто был преисполнен героизма и воинского духа, прирожденных солдат и офицеров – а среди этой братии редко встречаются мягкие и добродушные. Да, совсем уж конченые ублюдки Оргримуса не удостаиваются, но все-таки этот сорт небожителей отличается… грубоватостью.
Нет, обычно они никому не мешают. Сальван – просторный мир, в нем поместится целая куча обычных планет. От тесноты никто не страдает, и если ты любитель уединения – просто отгони свое облаце подальше от остальных, да живи спокойно. В Сальване не принято тревожить тех, кто не хочет быть потревоженным.
Но боги периодически наносят друг другу визиты. Иногда с сопровождающими. Иногда с целой свитой. Именно наносить визиты сегодня отправился Энзирис – и свиту он прихватил феноменальную.
Дворец Аргирополид, серебряная цитадель Венаты, стал первой жертвой вторжения. Богиня охоты была весьма удивлена, обнаружив у ворот целую армию незваных гостей – шумных, пьяных, до зубов вооруженных. Любезно раскланявшийся Энзирис поведал, что у его воинов тут случилась философская дискуссия… так не поможет ли Вената ее разрешить?
- Не ошибся ли ты адресом, Жестокосердный? – иронично вскинула бровь богиня. – С ученостями тебе охотно поможет Елегиаст, мне же больше по сердцу забавы ратные.
- Потому к тебе я первой и пришел, - ухмыльнулся Энзирис. – Наш спор о том, кто в Сальване сильнее всех. Я утверждаю, что я. Возразишь?
Надо было видеть, как вспыхнула богиня охоты. В Сальванский пантеон она вступила не так уж и давно, прошло менее полутора тысяч лет с тех пор, как Кефринекс и Гильфаллерия нарекли ее своей дочерью. Но все же она провела здесь в двадцать раз больше времени, чем Энзирис, и, подобно многим иным богам, почитала его выскочкой и дуболомом.
- А с кем вышел спор? – язвительно спросила Вената. – Неужели в твоей дружине нашлись те, кто не считает тебя мерилом всех вещей? Покажи мне этих мудрых мужей, ибо они достойны большего, чем служить под твоим началом. Право, я готова даже сделать ради таких смышленых воинов исключение и взять их под свое крыло.
Энзирис громогласно расхохотался, и эйнхерии тоже залились смехом, хотя некоторые как будто и призадумались. Алайсиаги, девы-воительницы Венаты, были их постоянными соперницами и объектами воздыхания. Сама Вената мужчин презирала, и дружинницы ей в том подражали, но именно оттого эйнхерии свистели им вслед.
- Так что же? – спросил Энзирис, отсмеявшись. – Ты согласна помериться силой или сразу признаешь поражение?
- Что за детская попытка взять меня на слабо? – фыркнула Вената.
- Так я и знал. Даже величайшая из воительниц не посмеет вступить в бой с мужчиной. Идем к Елегиасту, парни! Лучше драться с книжником, чем с бабой!
- Что?.. – тихо переспросила Вената.
В ее руке засверкало копье, на предплечье закружился щит. Гнев богини охоты стал почти осязаем, она ступила вперед, и под ее ногами вспучилось маленькое облаце.
- Один быстрый спарринг, до первой крови, - коротко бросила она. – Я отколошмачу и унижу тебя на глазах твоих дружинных.
- Даже после этих слов я буду галантен с тобой, - поклонился Энзирис. – Но ты проиграешь. Все-таки женщины – нежные создания.
О, какой крик подняли алайсиаги! Они очень быстро подтянулись к месту схватки. Многие собрались посмотреть – все-таки не каждый день случается поединок богов. Посреди чистого неба сформировалось огромное поле, и выросли по его краям трибуны, а на них зашумели эйнхерии, алайсиаги и иные небожители, что тоже возжелали полюбоваться редким зрелищем.
Битва богов. Энзирис на мгновение закрыл глаза, впитывая эту атмосферу. Особенную, совершенно особенную атмосферу. Стоящая напротив Вената источала гневные эманации, ее облик слегка смещался, из юной девушки в легкой стеганке становясь мохнатым зверем, клыкастым амфиционом. В руках ее то возникало копье, то мерцал серебряный лук.
А Энзирис воплотил свой старый испытанный меч. Не тот же самый, которым сражался при жизни – даже клинок Макроденита не уцелел во взрыве флагмана федератов. Память о нем, точное подобие, ставшее божественным атрибутом. Этот меч был продолжением самого Энзириса, он ощущал его, как третью руку, и уже слышал зов железа.
- До первой крови, - повторила Вената с презрением.
Запела тетива. Сияющая стрела сорвалась с пальцев богини, устремилась в цель!.. Энзирис с хохотом ринулся вперед, легко отбивая импульс чистой божественной силы!..
Быстрее света, быстрее мысли бог войны и богиня охоты обменивались ударами. Воздух кипел, и ревели трибуны. Эйнхерии и алайсиаги восхищенно гомонили – друг с другом их сюзерены не сдерживались, дрались в полную силу… и глаз не поспевал за этими вихрями!..
Это длилось недолго. Энзирис победил… до обидного быстро. Меч чиркнул по розовому плечу, и брызнул серебристый ихор, и заблестела на облацах кровь богини.
Вената страшно закричала. Ее крик был полон ярости, гнева, ненависти. Губы раненой богини искривились, и с размаха сломала она об колено копье.
Хотела сломать и лук, но со всех сторон набежали алайсиаги, обступили свою предводительницу, окутали тенями и увели прочь. А Энзирис остался стоять посреди ристалища – и с трибун кричали ему славу эйнхерии.
Разумеется, на этом он не остановился. Победа над Венатой даже не показалась Энзирису чем-то заслуживающим внимания. Он начал с нее, поскольку в Сальване она была ближе всех к нему по аспектам, поскольку отличалась вспыльчивостью и гневливостью, поскольку мнила себя воительницей, но воительницей иного сорта – не из тех, что льют кровь на полях брани, но лишь скрещивают турнирные копья, да стреляют из лука по дикому зверью.
Воин победил охотницу – что ж тут удивительного?
Но пролитая кровь разгорячила Энзириса. Он будто снова вернулся в Алмазный Рай, будто снова бросал вызов всем, кто желал его принять, а кто не желал – тех клеймил трусом и объявлял себя победителем несостоявшегося боя.
Только в этот раз он не был ребенком, что мерился силами со взрослыми титанами. Он был богом среди богов – и, судя по всему, сильнейшим среди них.
Алемир в своих медных доспехах продержался дольше Венаты. Высший Судья был прочен и вынослив, как боевой робот. Он не уклонялся от ударов, а принимал их на щит или кирасу – и Энзирис наращивал темп, бил все сильнее и сильнее… пока очередная волна божественной силы не превзошла защиту Алемира, не пробила его боевую стойку. Бледно-серый ихор расплескался по мраморному плацу, и суровый бог-ключарь чуть наклонил голову.
- Победа за тобой, Воитель, - спокойно произнес он. – Но не позволяй ей вскружить себе голову.
Уступил Энзирису и Марекс. Бог океанов оказался крепким орешком, но в конце концов он рухнул в Блаженный Океан, и тот окрасился лазуревым ихором. Не пожелав оттягивать неизбежное, Марекс признал поражение и сердито сказал:
- Я знал, что рано или поздно ты затеешь что-то такое.
- В самом деле? – ухмыльнулся Энзирис.
- Конечно. Кневит тоже в свое время устроил подобный турнир. Правда, тогда нас было гораздо меньше… ты не собираешься пускать кровь всем, надеюсь?
Конечно, Энзирис не собирался. При всем его уважении к Люгербецу, Лилейне, Гильфаллерии и старухе Юмпле, достойных противников он в них не видел. И уж конечно ему не нужна была комедия в виде драки с Йокридом.
Но в Сальване были и другие боги. Побив Марекса, Энзирис отправился в Рощу всех Миров и там сразился с Кефринексом. Бог-олень, как и ожидалось, доставил хлопот, но Энзирис превзошел и его. Золоторогое чудовище пало, ихор засверкал на изумрудной траве, и хохотал над этим бог войны, а его хохоту вторила свита.
Энзирис не делал из своей эскапады тайны, и на каждый следующий поединок смотрело все больше небожителей. Смеялись и веселились амуры, которых привела с собой Лилейна, разливали всем сому и нектар гастроны, отпускали язвительные шутки трикстераты, переговаривались негромко Светоносные. Поглазеть явились даже демоны из Темной Слободы, такого шума наделали победы Энзириса.
Одного за другим бог войны одолел Тостакора, Часкета, Гласитариду, Экезиэля, Гжеданиру и Елегиаста. Он взял верх над Проспериной, доказав, что война сильнее рока. Расправился с Херемом, провозгласив, что не властно над ним и время. Поверг Скогароха, оказавшись сильнее страданий.
Из непобежденных в Сальване оставались только Солара, Цидзуй, Савроморт и Космодан. Все сплошь могучие божества. Однако Савроморт отсутствовал в своем костяном дворце, а драться, пусть и с нареченной, но матерью, Энзирису претило. Из всех титанов Алмазного Рая только с Мастирой ему никогда не приходило на ум схлестнуться.
Зато по отношению к отцу у него таких сомнений не было. Не став тратить времени на толстяка Цидзуя, Энзирис устремился сразу в Диамполид, бриллиантовый дворец Космодана. Многочисленные битвы и восторженный рев дружины разогрели его, заставили кровь пылать – и Энзирис чувствовал в себе такую мощь, какой не чувствовал даже во время битвы с Кневитом. Он словно становился сильнее с каждой победой, прибавлял в могуществе всякий раз, когда пускал кому-то кровь.
Космодан, конечно, уже знал, что происходит, и дожидался сына у ворот. Божественный лик окаменел в плохо сдерживаемом гневе, пышные грива и борода сверкали молниями, над головой ворчала грозовая туча. Космодан окинул Энзириса и его дикую ватагу многообещающим взглядом и швырнул к ногам сына какой-то пояс.
- Что это, отец? – издевательски-вежливо спросил бог войны.
- Ты причиняешь немало беспокойств пантеону, - молвил бог неба. – Их нервирует твоя кровожадность. Сей пояс сковал по моей просьбе Экезиэль, и он ограничит твою силу. Запрет ее в безопасных пределах, не даст выплескиваться без удержу.
Энзирис откинул голову и расхохотался. Вот оно! Они боятся его! Он побил почти всех, кто чего-то стоил, осталось повергнуть только Вечно Молчащего и Седого Мертвеца… да еще отца, разумеется. В первую очередь отца.
И раз он притащил этот пояс – он боится своего детища! Хочет усмирить, посадить на цепь!
- Вот что я скажу тебе, отец, - широко ухмыльнулся Энзирис. – Победишь меня – надену этот пояс. Буду носить постоянно, не скажу тебе слова поперек и не трону больше никого из пантеона.
Туча над головой Космодана раздулась и загрохотала. Густые брови сошлись на переносице. Космодан недобро глянул на Энзириса и проронил:
- А если победишь ты?
- То есть ты допускаешь, что я могу победить?! – осклабился Энзирис. – Ты, Отец Богов, Громовержец и Тучегонитель?! Ты допускаешь, что можешь проиграть собственному сыну?!
Эйнхерии залились дружным смехом, застучали мечами о щиты. Они не боялись никого и ничего, эти небесные воители. Космодан – верховный бог Сальвана, но верховный главнокомандующий эйнхериев – Энзирис, и если Энзирис прикажет – эйнхерии нападут хоть на Космодана!
- Надо же, как отцовское признание радует тебя, малыш Энзирис, - сухо сказал Громовержец. – Что же, посмотрим, чего ты стоишь.
Космодан не стал размениваться на церемонии. Он просто жахнул молнией. Колоссальной, способной уничтожать армии и города… да что там, планеты!..
Будь Энзирис смертным – от него не осталось бы и пепла. Оставайся он титаном – стал бы похож на свечной огарок. Но Энзирис был богом – и этот удар его только… разозлил.
- ААААААА!!! – прогремело на весь Сальван.
Словно десять тысяч воинов вскрикнули сразу, вступая в яростную битву – так закричал от боли Энзирис. Вздрогнули в ужасе эйнхерии и все прочие небожители, а неистовый Энзирис понесся, окутанный мрачным облаком, к отцу своему Космодану.
От него шел дым. Пылали глаза. Все прочие боги сражались… нет, не вполсилы, но все же помня, что бьются не насмерть, что это просто дружеский спарринг.
Космодан же… он как будто всерьез попытался убить Энзириса.
- Кому-то следует преподать тебе урок, мальчишка, - громыхнуло из тучи, которой стал Космодан. – Кому, как не отцу?
- Слишком поздно для уроков! – взревел Энзирис.
Космодан вгляделся в искаженный лик сына. Ах вот в чем дело. Тот все-таки таит обиду. Даже став богом и заняв место в пантеоне, Энзирис принес с собой обиду на отца. Этот червь точит его с младых ногтей, ищет выхода в разрушительной ярости.
Свистнул клинок. Божественный меч, чье лезвие было гибелью народов и цивилизаций. Воплощенная война, воплощенный разгром, Энзирис ворвался в присутствие Космодана, и их аспекты вступили в противоборство.
Отец Богов не только владыка молний и грома, не только хозяин небес и космического пространства. Он еще и воплощает стабильность, воплощает крепкую власть. Бог-оплот, бог-твердыня, он гарант великого спокойствия, и хотя войны ему тоже не чужды, милей всего Космодану та война, что не состоялась.
Насколько это шло вразрез с жребием и аспектами его сына, насколько разными они предстали здесь, в блаженных воздусях Сальвана! Воздух клокотал, и само мироздание пошло трещинами в этой божественной схватке, в этой битве, что все меньше походила на дружеский спарринг!
От Энзириса расходились волны энергии. Сила разрывала его изнутри, мускулы страшно вздувались, и тело ныло, с трудом сохраняя целостность. Реальность расползалась по швам, случайные облаца развеивались, и разумы взрывались от этого чудовищного давления.
Вот Энзирис снова взмахнул мечом!.. Рассек все вокруг на сотню вспашек, снес одну из башен Диамполида… и убил нескольких небожителей!.. Случайно попавшие под горячую руку, они просто развеялись, перестали жить!..
- Остановись! – гаркнул Космодан. – Это уже не игра!
Энзирис не слышал. Его охватила безудержная ярость, им овладел дух худшего, что есть в войнах. Он нес гибель, нес разрушение – и он почти перестал это контролировать.
Да и не хотел он это контролировать. Энзирис видел перед собой противника… и больше не видел ничего. Его меч рвался к цели, он жаждал утопить мир в крови Космодана – и тот отступал, уклонялся от острого куска железа!
- Я сильнее тебя, отец!!! – прорычал Энзирис, рубя наискосок.
Тот полоснул грудь Космодана. Кожа лопнула, во все стороны расплескался ихор. Где-то далеко завыли от восторга эйнхерии, но даже они уже с примесью страха глядели на буйствующего Энзириса.
Еще удар! Теперь Энзирис дотянулся до плеча отца, рассек мышцу, обнажил божественную плоть. Бог войны наступал все яростней, осыпал Космодана железным градом.
Его вела ненависть, наконец получившая выход. Затаенная обида на отца, что просто походя зачал сына и забыл о его существовании. Титанова гордость, кричавшая, что никто не вправе диктовать ему, что делать и как себя вести. Честолюбие воина и полководца, жаждущего победы и трофеев.
Всякая война имеет целью получение выгод. Победив Кневита, Энзирис стал богом.
Кем он станет, победив Космодана?
Почти все боги Сальвана уже были здесь, смотрели на битву отца и сына. Они не встревали, ибо Энзирис сейчас мог убить просто нечаянным ударом. Но он чувствовал их негодование, чувствовал осуждение – и от этого злился только сильнее.
В голове пылало пламя, он слышал рев боевой трубы и звон миллионов мечей. Космодан уже истекает кровью, еще один удар – и с ним покончено!
Энзирис нанес этот удар. Он почувствовал, как входит железо в плоть, налег всей силой на рукоять – и Космодан рухнул. Пылающей кометой он врезался в Диамполид, взрывая бриллиантовый дворец в россыпь осколков. Сальван наполнился агонией Отца Богов, миллионы разумов пронзило резкой болью, и даже в соседних мирах услышали этот громогласный стон.
Энзирис ринулся следом. Он победил своего отца. Доказал свое превосходство. Теперь… что-то в голове бормотало, что теперь можно и отступить, ведь это не настоящая битва, ведь это просто дружеский спарринг…
Энзирис отверг эту мысль. Пусть отступают трусы. Плевать на Венату, на Алемира, на Марекса. На всех плевать. Они ничто, он уже это доказал. Убив Кневита, он занял место Кневита. Убив Космодана, займет место Космодана.
Станет верховным богом Сальвана.
Меч пошел вниз. В этой полосе железа сконцентрировалась божественная сила Энзириса. Пронзив сердце отца, он одержит окончательную победу…
Вспышка. Не хватило одного микрона. Миллионной доли секунды. Пальцы Космодана сомкнулись на лезвии, глаза резко раскрылись, и Энзирис услышал безжалостный голос:
- Я до последнего надеялся, что ты остановишься.
Удар был таким, что Энзириса скомкало. Меч выбило из руки, и тот отлетел прочь, унесся в безбрежную даль… пронзил саму Кромку, исчезнув где-то в сплетениях иных пространств. А голову Энзириса стиснула громадная ладонь, и Космодан впечатал его лицом в пол, размазал по бриллиантовой глади.
- Ты думал, я не замечаю, как ты оттягиваешь на себя потоки?! – гневно гремело над ухом. – Думал, не вижу, как твои культисты проповедуют вечную войну во славу Твою?! Но я закрывал глаза, ибо ты очень молод, и сами твои аспекты требуют агрессии, требуют конфликта! Без них война – не война, а ты, сын мой, воистину бог войны… но, пожалуй, даже чересчур! Иногда ты должен и проигрывать!
Космодан швырнул Энзириса вверх, подбросил, как мяч, и тут же сам поймал. Юный бог врезался в адамантовой твердости ладонь, и уже его ихор расплескался во все стороны. Где-то далеко кричали и стенали эйнхерии, и вопили от ужаса другие небожители, ибо все стали уверены, что уж какой-нибудь бог сегодня точно погибнет…
- Сын мой, ты заблудился, - раздались в конце концов строгие слова. – Тебе стоит побыть одному и научиться смирению.
Дальнейшее Энзирис осознавал смутно. Скорый суд богов, решительный приговор. Безусловно виновен – в попытке убить отца, в попытке силой захватить верховную власть. Боги постановили исключить Энзириса из числа Двадцати Трех, опечатать Сидерополид, вновь передать эйнхериев на попечение Алемира, а их главнокомандующего… низвергнуть.
Потом был Хиард. Космодан лично швырнул туда Энзириса. Размахнулся так, что трижды пробил Кромку, заставил пролететь через несколько миров и подпространств, и в конце концов бог войны врезался в ледяную пустыню, оказавшись посреди серого ничто.
Сначала Энзирис кричал и злился. Сначала он кипел от гнева. Потом… потом он начал смеяться, оценив всю иронию ситуации. Космодан и впрямь его отец. И когда вздорный сынок бросился на папулю с острой железкой, тот отшлепал его и поставил в угол – подумать над своим поведением.
Что ж. Победы есть победы, а поражения есть поражения. И кроме как размышлять, в Хиарде и вправду особо больше нечем заняться.
Энзирис был не единственным узником этой тюрьмы бессмертных. Космодан и Савроморт сообща создали ее пятнадцать тысяч лет назад, и использовали с тех пор, чтобы запирать тех, кто им мешает.
Они не любят убивать, милостивые владыки Сальвана. Стараются избегать этого всеми силами.
Тут было несколько Всерушителей из тех, что пали вместе с Малигнитатисом. Были другие титаны – но сплошь озверелые, упрятанные богами после Мирового Катаклизма. Были кошмарные твари из других миров, которых сальванцы в разное время победили, но оставили в живых.
Наверху был Шиасс, а над ним – мир Камня. Год за годом и век за веком Энзирис сидел в ледяной пустоте, вспоминая две свои жизни, обдумывая свершенные поступки и принятые решения. В чем-то он не сомневался и спустя тысячу лет, что-то отчасти для себя переосмыслил.
Время от времени в Хиард низвергали новых узников – только от них Энзирис и узнавал новости извне. Например, после войны Сальвана и Пшетраха сюда рухнул ужасный Кшеневи-Гев-Дарум – безумный владыка демонов, что первым делом попытался убить Энзириса. Однако делать это в Хиарде даже сложней, чем снаружи, ибо хотя никакие высшие силы здесь не действуют, бессмертие сохраняется в полной мере, и любая битва по сути есть битва неуязвимых слабаков.
Нет, кое-что все-таки осталось – чуть-чуть, лужица на самом дне. У Энзириса получалось творить чай, вино, другие простенькие вещи. Он сумел сформировать себе новый меч… хотя это вообще получилось почти само собой, ненароком. Слишком въелся этот атрибут в его облик, слишком трудно было Энзирису даже представить себя без меча.
С Кшеневи-Гев-Дарумом Энзирис не нашел общего языка. Он вообще мало с кем тут сдружился, ибо большая часть узников Хиарда отличалась либо скорбностью разума, либо дикой злобностью. И потому бог войны с радостью встретил трех несколько более адекватных созданий, что были сброшены в Хиард после того, что в Сальване прозвали Явлением Тьмы.
Столетняя война Сальвана и Паргорона закончилась подписанием мирного договора, но по очкам победил все же Сальван – и в Хиард рухнули три демолорда. Согерахаб, Мизхиэрданн и Джулдабедан. Десница, Кожа и Зуб Мудрости Древнейшего.
Первые двое не пожелали вступать с Энзирисом в диалог, зато Джулдабедан охотно согласился с ним выпить. Сейчас они не были светлым божеством и владыкой демонов, не были врагами, а оба были узниками Хиарда. Именно от Джулдабедана бог войны узнал, какую пропустил славную битву, и впал в расстройство.
Но Джулдабедан провел в Хиарде всего несколько дней. А потом случилось небывалое – врата на краткий миг распахнулись не внутрь, а наружу, и Джулдабедана выпустили. Впервые за все время пребывания здесь Энзириса кого-то выпустили из Хиарда!
И однако взамен тут же сбросили другого демолорда. Совсем иного обличьем, но тоже прирожденного воина, Энзирис сразу это почувствовал.
- Добро пожаловать в Хиард, - доброжелательно произнес Энзирис. – За что тебя?
- Восстал против своих, - горько произнес демон.
- Аналогично, - осклабился бог.
Этого демолорда звали Фар’Дуватхим, и его обменяли на Джулдабедана. Он сыграл значительную роль в поражении Паргорона, но в своем деле не преуспел.
- Отсюда можно выбраться? – спросил он ради проформы.
- Если бы было можно – меня бы тут не было, - усмехнулся Энзирис, протягивая чашу с вином.
Фар’Дуватхиму пришлось в Хиарде нелегко. Согерахаб и Мизхиэрданн быстро узнали о его появлении и немедленно возжелали прикончить. Убить кого-то в Хиарде очень трудно, но все-таки можно, если всерьез задаться такой целью и приложить побольше стараний.
- Отойди от него ненадолго, бог войны, - проронил Согерахаб, растопыривая чудовищные лапы. – Не заступайся за предателя.
- Предателей я действительно не люблю, - задумчиво сказал Энзирис, вынося из-за спины меч. – С другой стороны, предал он вас, а вы – враги моего пантеона. С третьей – мой пантеон меня сюда и упрятал, так что я им сам теперь враг, получается. С четвертой – я и сам своего рода предатель, так что получил по заслугам. Сложная ситуация, а?..
- Мне не нужна твоя помощь, - бросил Фар’Дуватхим, пристально глядя на Десницу Древнейшего.
- Зато мне нужно чем-нибудь развлечься, - хрустнул шеей Энзирис.
- Пошел… нахер… отсюда… - прошелестел Мизхиэрданн.
- Войны и резня заслуживают бога получше, - презрительно молвил Согерахаб.
- А вот это ты зря, - изогнул уголки губ Энзирис. – Вы двое – всего лишь шкурка и… Согерахаб, да?.. в моменты одиночества подружкой Древнейшего был ты или твой близнец?
Энзирис очень, очень хотел подраться. В Хиарде он успел надоесть всем, а все успели надоесть ему – и он ужасно обрадовался, увидев свежую кровь.
Но та битва закончилась ничем. С урезанной в нули божественной и демонической силой эти сверхсущности почти не могли причинить друг другу вреда. Убедившись, что занимаются пустым делом, демолорды оставили Фар’Дуватхима в покое – и Энзирис стал расспрашивать его о прошлом, о пережитом, о битвах, в которых тот участвовал.
В Хиарде не очень-то много развлечений.
И выбраться из него и впрямь оказалось невозможно. Кроме трех демолордов Паргорона в Хиарде прозябали еще шесть владык демонов из разных миров – от безумного чудовища Кшеневи-Гев-Дарума до коварного выродка Льхота. Самый старый из них сидел тут почти с самого начала, почти полные пятнадцать тысячелетий – и никто еще ни разу не сумел сбежать.
- Сколько ты уже здесь? – спросил Фар’Дуватхим, сидя перед шахматной доской.
- Тысячу шестьсот… нет, семьсот лет, - задумался Энзирис. – Неполных семьсот. Хм. Забавно, я три четверти жизни провел в Хиарде.
- Как думаешь, тебя выпустят… когда-нибудь?
- Нет! – рассмеялся Энзирис. – Я пытался убить своего отца! Ты бы такое простил? Я бы нет. Я тут навсегда, друг Фар’Дуватхим. Может, если старик Космодан когда-нибудь сдохнет и власть сменится, освободят и меня, но…
Он ошибся. Прошло чуть больше тысячи лет – и Хиард вновь распахнулся, и в него вступил… сам Космодан. У врат тюрьмы богов остались стоять Просперина и Савроморт, а Космодан прошествовал прямо к Энзирису и негромко молвил:
- Мир тебе, сын мой.
- И тебе мир, отец, - медленно ответил Энзирис. – Давно не виделись.
- Почти три тысячи лет.
- Всего две тысячи семьсот. Не преувеличивай.
- Я пришел к тебе с предложением, Кроваво-Красный. Я… мы все считаем, что с тебя достаточно. Ты можешь покинуть Хиард… при одном условии.
- Вести себя тише воды и ниже травы? – осклабился Энзирис. – Быть паинькой, никого не трогать, носить твой сраный пояс?..
- Нет, столь многого мы от тебя не ждем. Хотя пояс носить придется. Покинув Хиард, ты… вступишь в войну.
- Идет! – гаркнул Энзирис.
- Ты даже не спросил, с кем.
Интерлюдия
- Так… а про битву с Малигнитатисом рассказывать не будешь? – спросил Дегатти, когда Бельзедор замолчал. – Это конец истории?
- Это конец истории, - кивнул Темный Властелин. – Война с Малигнитатисом – это уже не про Энзириса. Байка и без нее получилась длинная… а мне уже пора, пожалуй.
Янгфанхофен, который большую часть байки не проявлял особого интереса, в конце ее обратился в слух. А когда Бельзедор замолчал, гохеррим налил себе огромную кружку чего-то дымящегося, опрокинул одним глотком и почти прохрипел:
- Фар’Дуватхим вышел из Хиарда?!
- Причем очень давно, - весело ответил Бельзедор. – Он там не особо-то и долго просидел… ну так, всего тысячу лет.
- И где он сейчас?!
- Понятия не имею, я ему не сторож. Но в Паргорон он, я так понимаю, не вернулся.
- И в Сальване его тоже явно нет… - задумался Дегатти. – Значит…
- Думаешь, он сейчас у ла-ционне? – подался вперед Янгфанхофен.
- Возможно, - ухмыльнулся Бельзедор. – А возможно… понятия не имею. И жив ли он еще, тоже не знаю. Может, ла-ционне его сразу же и грохнули. Или он давно умер от душевной тоски.
- Да нет, вряд ли... Бельзедор, что хочешь за освобождение меня от клятвы неразглашения?
Бельзедор расхохотался. Он подтолкнул волшебника локтем и наставительно сказал:
- Вот, Дегатти, учись. Это тебе не позорные случаи из молодости рассказывать. Знаешь, как долго я приберегал эту байку?
- Кто тебе ее рассказал? – угрюмо спросил Янгфанхофен.
- Да я тут тоже… малость пророчествую, - весело ответил Бельзедор. – Какое тебе дело до Фар’Дуватхима, Корчмарь? Он вышел из Хиарда десятки веков назад, помог богам повторно завалить Малигнитатиса и бесследно исчез. А раз он не заглянул к вам поздороваться, вы ему не особенно дороги. Забудь и отпусти.
- Веселишься? – недобро посмотрел на него Янгфанхофен. – Ладно, признаю, ты сумел меня удивить. Фар’Дуватхим на свободе… м-м… и уже очень-очень давно…
- А ты не можешь никому рассказать, - еще шире улыбнулся Бельзедор. – Из-за своих же собственных правил.
- Могу, просто заплачу больше, чем оно, возможно, стоит.
Дегатти их почти не слушал. Он смотрел в окно, где разгорался синим Нижний Свет. В Паргороне начинался очередной день – и лицо волшебника все смурнело.
- Ладно, Корчмарь, спасибо за гостеприимство, - утер губы Бельзедор. – Я давно так душевно не отдыхал… тебе тоже спасибо, Майно. Ты неплохой собутыльник – на уровне пивного ефрейтора.
Янгфанхофен хохотнул, а Дегатти лишь ответил кислым взглядом.
- Ну что, прощаемся? – спросил Янгфанхофен. – Или все-таки еще одну байку напоследок?
- У меня в Паргороне важная встреча… но на еще одну байку время найдется, - тоже посмотрел на Нижний Свет Бельзедор. – Но только самую последнюю.
- Да я и сам скоро отлучусь, - кивнул Янгфанхофен. – У меня иногда бывают дела и за пределами «Соелу». Но время еще терпит… сейчас подумаю, чем вас этаким попотчевать напоследок…
- Позвольте мне, - неожиданно сказал Дегатти. – Если самую последнюю – ее расскажу я.
- Ты?.. – удивился Бельзедор. – Корчмарь, позволим ему? Это большая честь – говорить последним.
- Самую последнюю историю, - повторил Дегатти. – А потом я уйду, и больше вы меня не увидите.
- Что, спустя несколько дней ожидания Лахджа так и не пришла на свидание, и ты все-таки решил умереть в канаве? – хохотнул Бельзедор.
Дегатти даже не улыбнулся. Он опорожнил кружку пива, поводил пальцем в лужице на стойке и напряженно сказал:
- Я… я расскажу, почему я вообще тут сижу. И зачем пришел в Паргорон.
- Тебя тоже надирает, да? – с пониманием кивнул Бельзедор. – Хочется поделиться?
- Да. Но вы, конечно, должны хранить молчание.
Решение
1521 год Н.Э., Винкулур, район Зеленой Лагуны.
В воде отражалась двойная луна. Волны мягко накатывали на гальку. Воздух был тепл, стояло полное безветрие, и сидящая на берегу парочка пускала по очереди блинчики.
- Девять! – гордо воскликнула девушка.
Юноша с подчеркнутым восхищением хлопнул в ладоши, а потом отточенным движением тоже отправил в полет блестящий диск. Он сверкнул в лунном свете и заставил световую дорожку плясать.
- Раз, два… четыре… одиннадцать, - скучающе сказал юноша.
Девушка надула губки и принялась копаться в гальке.
- Сейчас я найду идеальный камушек, и еще посмотрим, кто кого, - пообещала она.
- Ты – мой идеальный камушек, - положил руку ей на спину юноша.
- Это… самый… тупой… комплимент… на све-те!.. – отчеканила девушка.
Увлеченные соревнованием, они не замечали легкого дрожания в воздухе. За их спинами темнота становилась гуще, обретала четкие очертания. Силуэт немного напоминал человеческий, но менее оформленный, и каждая его часть как будто жила собственной жизнью.
Карташехен. Ползающая в ночи паргоронская тварь. Карташехены бродят в закоулках пространств, ища добычу. Нападают исподтишка, охотятся на слабых, пожирают людей заживо.
Но у этого охота не задалась. От лунной дорожки тоже отделилась фигура. На мгновение небо осветило зарницей – и эта зарница пронзила карташехена насквозь.
Люди не успели ничего понять или даже увидеть. Юноша и девушка продолжали пускать блинчики, и только восхищенно загомонили, указывая на зарницу. Они приняли ее за падающую звезду.
А рядом с дымящимся, быстро исчезающим трупом устало присела Светоносная. Вершитель Кийталана убедилась, что демон не воскреснет, и позволила себе минуту отдохнуть, посмотреть на счастливых смертных.
Если бы карташехен преуспел, наутро бы в воде нашли обглоданные трупы, и местные решили бы, что те утонули и стали пищей морских змеев. Но демон погиб, и смертные даже не узнали, что им грозило.
И хорошо. Не нужно им этого знать.
Этот карташехен уже несколько раз охотился на берегах лагуны. Кийталана давно его выслеживала. Всего лишь низший демон, он не был сильным или могущественным – зато был скрытным, осторожным и эффективным. Он явно надеялся однажды стать высшим демоном – для такого карташехену нужно высосать очень много смертных.
Кийталана уничтожила карташехена, но радости от этого не испытала. Внутри давно уж поселилась какая-то опустошенность, профессиональное выгорание. Еще один демон – что с того? Их от этого меньше не стало. Место погибшего очень скоро займет другой. Иногда возникает ощущение, что она сражается с прибоем, разрубает набегающие волны в тщетной попытке удержать берег сухим.
Нет, конечно, ее труд важен и нужен. Если бы не Светоносные и другие небесные вершители, добычи у демонов было бы на порядок больше. Но все равно внутри щемит. Сердце болит за каждого, кого не удается спасти. Тех, кто исчезает в Банке Душ, кристаллах Тьмы, домашних концентрионах и просто желудках голодных тварей.
К каждому смертному духа-кустодия не приставишь, а демонам годится любая добыча. Сторожишь в одном месте – будут хватать в другом. Того же карташехена Кийталана ловила почти на живца, до последнего не являла себя, чтобы не спугнуть, не позволить твари улизнуть в Паргорон, где ее уже так просто не возьмешь.
Паргорон. Дорога самой Кийталаны тоже теперь ведет туда. И хотелось бы отправиться в Сальван, посидеть в месте отдохновения, испив божественной сомы, что варят гастроны-винокуры… но у нее есть еще дела, есть обязанности. С тех пор, как она сменила вершителя Рийха, ее зона ответственности – Паргорон.
Впрочем, выпить можно и там.
В большой зал «Соелу» Кийталана заходить не любила. В первое время несколько раз сиживала и в нем, с вызовом встречая сверлящие ее со всех сторон взгляды.
Пусть бы любой здесь посмел напасть, сказать хотя бы дерзкое слово!..
Но демоны прекрасно понимали, что если небожитель так открыто находится среди них – у него есть на то законное право. Это посол, консул, атташе или хотя бы гонец. Нападать толпой чревато дипломатическими осложнениями, а бросать Светоносному вызов в одиночку не посмеет ни один демон. Эти твари трусливы, их страшит сияющий диск над головой Кийталаны.
Однако отдохнуть в такой атмосфере не получалось, и Кийталана переместилась этажом выше, в малый зал. Владелец заведения усердно ее туда заманивал, заискивал перед сальванским консулом.
- А вот сейчас я слышу отвратительную неправду, - с оскорбленным видом сказал Янгфанхофен. – Как вам не совестно так нагло врать, мэтр Дегатти? Разве перед вами я когда-нибудь заискивал?
- Да перед ним-то и собственный кот не заискивает, - сказал Бельзедор. – Но он – не сальванский консул.
Кийталана частенько общалась и с самим Янгфанхофеном, этим жирдяем в грязном фартуке. Он служил бесценным источником сплетен и слухов. Конечно, Светоносная то и дело ловила на себе его сальные, похотливые взгляды, но дело того стоило.
- Хватит лгать! – грохнул кулаком Янгфанхофен. – Неужели ты думаешь, что я не могу из вежливости перед консулом скрыть свое влечение?!
Однако сегодня она присела за столик с двумя демоницами. С вексилларием Рикашьянамас Кийталана уже несколько раз встречалась, и им даже удалось помочь друг другу в важном деле. А вот вторую, редкой красоты фархерримку, вершительница видела сегодня впервые… хотя впервые ли?..
- Мы нигде раньше не встречались? – с сомнением спросила она.
- Не думаю, - спокойно ответила демоница. – Хотя, возможно… это не ты была на суде над Фурундароком?.. там вроде был кто-то из ваших. Я свидетельницей проходила.
- Фурундароком?.. – задумалась Кийталана, проглядывая архивы в кольце света. – А, вижу… разгром в стране гоблинов, нападение на дракона, несанкционированные действия в закрытом мире…
- Я участвовала только в эпизоде с драконом, - поспешно сказала демоница. – Как потерпевшая.
- Нет, там я точно не была. Там был вершитель Рийх, - закрыла архив Кийталана. – Я тут только третий год… осталось еще девяносто семь.
- Они быстро пролетят, - пообещала Рикашьянамас. – В хорошей компании, с добрыми друзьями и множественными хлопотами. Корчмарь, налей нам еще!..
Янгфанхофен вырос будто из ниоткуда с полным подносом напитков. Тот слегка трясся – у Паргоронского Корчмаря дрожали руки. Он не мог перестать думать о групповушке с этими тремя красавицами.
А что – закрыть трактир, навести морок… никто и не узнает. Должен же у Янгфанхофена быть в жизни какой-то праздник? А то на пьянки его не зовут, близких друзей нет… он нужен только чтобы разносить напитки.
- Дегатти, ты нарываешься, - ласково сказал Янгфанхофен.
- Ладно, прекращаю, - снисходительно хмыкнул Дегатти.
- А мне нравится, как ведет рассказ Дегатти, - оживленно сказал Бельзедор. – Хорошо колорит передает. И ты такой достоверный, реалистичный…
- Смейтесь-смейтесь.
Демоницы и небожительница выпили по коктейлю. Потом из любопытства обменялись напитками – гохерримке и фархерримке хотелось попробовать настоящий сальванский нектар, который Янгфанхофен подавал Кийталане. Где он его брал, Паргоронский Корчмарь отмалчивался и других посетителей не угощал.
Им не понравилось. Демонам эта шипучка обжигала губы, слишком высокая концентрация благодати. Но Рикашьянамас все равно допила до конца и искусно сделала вид, что вкус восхитительный.
Вторая демоница оказалась честнее. Она аккуратно выплюнула все обратно в бокал, вернулась к обычному гранатовому вину и спросила:
- Ну а что, как вообще дела? Каково это – быть ангелом в мире демонов?
- Не жалуюсь, - коротко ответила Кийталана.
- Им нельзя жаловаться, - хмыкнула Рикашьянамас. – Нельзя злиться. Нельзя грустить.
- Неправда, - спокойно сказала Кийталана.
- Нельзя скучать. Нельзя причинять зло. Нельзя игнорировать зло… хотя игнорировать можно. Немного.
- Нам можно злиться, - с явным намеком сказала Светоносная.
- Ну вот, они могут злиться. А могут и не злиться. Как мы. Только не мы. Лахджа, ты вот злишься?
- Нет.
- И я нет. А ты, Кийталана?
- Я тебя сейчас тресну.
- И вот так мы наглядно доказали, что они ничем не лучше нас. Даже немного хуже.
Лахджа невольно рассмеялась, Рикашьянамас довольно откинулась на диване, а Кийталана покачала головой. Ох уж эти демоны и их комплексы. В глубине души некоторых из них все-таки живет червячок сомнений, и они пытаются оправдывать свой образ жизни. Одни – извращенной философией, другие просто шуточками.
Рикашьянамас – именно из таких, поэтому Кийталана с ней и общалась.
- Вместо того, чтобы доказывать, что мы ничем не лучше вас, ты могла бы просто сама попытаться стать лучше, - сказала Светоносная.
- Я каждый день становлюсь лучше, - улыбнулась ей Рикашьянамас. – Как женщина, как воин и как вексилларий. Я постоянно работаю над собой. Особенно… теперь.
Лахджа переводила взгляд с одной на другую, пытаясь понять, о чем речь. Она совсем недавно познакомилась с Рикашьянамас, а с Кийталаной вообще встречалась впервые… официально.
О том, что в некотором роде они уже знакомы, Светоносная не должна узнать ни в коем случае.
- Я тоже каждый день становлюсь лучше, - попыталась поддержать разговор Лахджа. – Как жена, как мать, как метаморф и как биоинженер.
- Я имею в виду другое, и вы прекрасно это понимаете, - вздохнула Кийталана.
- Не переживай, у тебя еще девяносто семь лет, чтобы нас перевоспитать, - утешила ее Рикашьянамас. – Успеешь.
- Недавно в одном из соседних миров человеческие ученые провели эксперимент, - сказала Лахджа. – С математическими моделями. Они представляют собой… ну, скажем, совокупность существ. Им доступны эгоистичное и альтруистичное поведение. Альтруистичное поведение оказалось взаимовыгодным только в среде с другими альтруистичными существами. В то время как альтруист, окруженный теми, кто ведет себя всегда эгоистично, проигрывает.
- Я знакома с демонической философией, - кивнула Кийталана.
- Это не демоническая философия, а законы природы. Природа в этом плане ближе к нам, демонам.
- И с этим вашим кредо я тоже хорошо знакома. Я… по долгу службы я многое знаю о демонах. Цель любого разумного существа – быть над окружающей природой. Преодолевать ее законы, а не подчиняться им.
- Это можно делать по-разному, - улыбнулась Рикашьянамас. – И не всегда так, как подразумевают небожители.
Лахджа стала раздражаться. Кийталана вообще вызывала у нее подспудную неприязнь. Сидит тут такая со своей неприкосновенностью, слепит в глаза своим нимбом, смотрит свысока и только что не поплевывает на собеседников.
«По долгу службы»!.. «Многое знаю о демонах»!.. Как будто она в зоологическом походе.
- Не думаю, что ты так уж много обо мне знаешь, - сдержанно сказала Лахджа.
- Больше, чем тебе кажется, - ответила Кийталана. – Ты из фархерримов. Бывшая смертная из Легационита. С самого рождения ты была обманута и порабощена, не зная о своем порабощении. Не зная, что тебя ждет, ты отправилась в Паргорон, где была перерождена. Независимо от того, хотела ты того или нет. Но при жизни ты не была злым существом и вела себя сообразно человеку… вероятно, даже хорошему.
- Я была человеком… вероятно, даже хорошим, - подтвердила Лахджа. – Больше ни в одном пункте не угадала.
- Пра… правда?.. – впервые за время беседы смутилась Кийталана. – Ты хочешь сказать, отчеты меня обманули?.. Были не только из Легационита?!
Она снова вызвала это свое световое кольцо и принялась напряженно изучать крошечные облачка. Рикашьянамас отхлебнула из бокала и лениво протянула:
- Лахджа, не создавай дипломатических скандалов. А то мне придется сра… хотя продолжай.
- А, поняла, - наконец сказала Кийталана. – Ты родилась не в Легационите. Тебя взяли в плен в одной из соседних стран.
- М-м-м… теплее… или холоднее… мимо, в общем.
Лахджа какое-то время еще наслаждалась растерянностью на лице ангелицы, но потом осознала, насколько это мелочно с ее стороны. Сжалившись, она поведала свою историю.
- Вот как… - медленно произнесла Кийталана. – Тебя похитили из другого мира…
- Да. У вас есть какие-то рабочие алгоритмы на этот счет? Как вы вообще относитесь к похищениям смертных?
- В контексте данной ситуации это непростой вопрос…
- Лахджа у нас просто молоденькая, невинная совсем, - хмыкнула Рикашьянамас. – Может вас еще идеализировать по старой памяти.
- Мы плохо относимся к похищениям смертных, - холодно сказала Кийталана. – В мои обязанности входит пресекать подобное.
- Да, жаль, что тебя там не было, - пожала плечами Лахджа. – Или не жаль. Раньше-то я жалела, конечно, но теперь это уже неважно.
- Ты выбрала верную команду, Лахджа! – с преувеличенной радостью хлопнула ее по плечу Рикашьянамас. – Комфорта не обещаем, зато какие развлечения!
- Я чувствую, что ты хочешь обвинить меня, - устало сказала Кийталана.
- Да нет, в чем мне тебя обвинять? – иронично спросила Лахджа. – Уверена, у тебя были дела поважнее. Например, бухать с демонами… пока другие демоны идут на охоту, распевая «хай-хо».
- Уверена, что хочешь это обсуждать? – пристально посмотрела Светоносная. – Если строго следовать кодексу, мне следует прямо сейчас убить вас обеих... и вообще убивать всех демонов, которых я встречаю.
- Уверена, что получится? – потянула из ножен клинок Рикашьянамас.
- Зря я это сказала, кажется... – пробормотала Лахджа.
- Да, зря, - кивнула Кийталана. – Это больная тема. Мы с вами заклятые враги, но нам же приходится как-то сосуществовать.
- А зачем нам сосуществовать? – не поняла Лахджа.
- Мне это тоже не нравится, но альтернативы еще неприятней. Когда мы начинаем воевать всерьез, трупов становится гораздо больше, чем когда мы смотрим друг на друга сквозь пальцы.