– Если умеешь стрелять, хватит и одного патрона, – ответил этот сопляк.

Некоторое время они молча глядели друг на друга.

– Но раз уж вас так смущают наши методы… – сказал Хаки, внезапно решив дать мальчишке поблажку. – С пианино будем обращаться бережнее. Слышал, Дон? Аккуратнее с инструментом. Вернее, с тем, что от него осталось.

– Как скажешь.

Они ходили по комнатам, разбирали пол, ломали мебель и стены в поисках тайников, но ничего не нашли. Хаки раздражало то, что Свенсон и Уоттс таскались за группой по всему дому, следя за каждым их шагом. Ему сегодня и так пришлось встать в четыре часа, да еще с похмелья, а потом тащиться в эту глушь.

– Теперь проверим нужник, – распорядился Хаки.

Отхожее место располагалось позади развалин, силуэт покосившейся прямоугольной будки четко вырисовывался на фоне голубого неба. Кеттерман зашел внутрь вместе с пуласки. Несколькими ударами он разворотил гнилое основание и свалил эту штуку, точно дерево. Частично засыпанная песком яма оказалась выставлена на всеобщее обозрение.

– Надо копать.

Установив сито, они взялись за дело. Дерьма тут, конечно, давно не осталось, только песок и земля, однако всяких интересных вещиц на сетку падало великое множество: монеты, битые бутылки из-под виски, очки… А потом вдруг блеснуло что-то золотое.

– Смотрите!

Кеттерман взял этот предмет в руки, и Альфьери его сфотографировал. Это оказалась золотая монета «Голова индейца».

Подошли Свенсон и Уоттс.

– Тысяча девятьсот восьмой год, – прокомментировал Хаки, взяв монету у Кеттермана. – Видно, кто-то пошел по нужде и случайно обронил ее.

– На всякий случай заберем ее как улику, – сказала Свенсон. – Хотя она, скорее всего, не имеет отношения к телу.

Хаки убрал монету в контейнер и запечатал его. Нет, он точно вернется сюда и перевернет тут все вверх дном. Кстати, официальные поиски стоило бы вести без особого рвения, чтобы больше осталось на потом. Хаки уже начал жалеть о том, что стал обыскивать отхожее место в присутствии стольких свидетелей.

– Теперь осмотрим остальную часть города. Сделаем это быстро – и из уважения к вам постараемся работать деликатно.

– Спасибо, – произнес шериф.

Хаки не ответил.

– Покажите, где нашли скелет мула и седло.

Свенсон привела их к загонам возле конюшен. Хаки сразу заметил место, где кости мула были выкопаны из земли. Криминалисты установили сито, и Кеттерман принялся работать лопатой, кидая землю на сетку. Обнаружилась целая куча бесполезного барахла и несколько костей.

Хаки показал Свенсон одну из них.

– Опять овца? – с усмешкой осведомился он.

– Нет, мул.

Хаки отшвырнул кость в сторону:

– Ну хоть на этот раз угадали.

Они прошли через весь городок от одного конца до другого, сфотографировали все уцелевшие комнаты и поискали в самых очевидных местах, но ничего примечательного им не попалось. Впрочем, на этот раз Хаки следил за тем, чтобы коллеги не слишком усердствовали.

Наконец они вернулись к фургону. Хаки заглянул в ордер на обыск. Теперь им предстояла самая интересная задача: обыскать золотой рудник внизу плато.

– Тут написано, – прочитал Хаки краткие инструкции для группы, составленные лично агентом Свенсон, – что у покойного нашли снаряжение для скалолазания и спуска по веревке. Возможно, он спускался в шахту – или собирался, но не успел. А еще здесь говорится… Минутку! Я должен спуститься в шахту вместе с агентом Свенсон?!

– Именно так, – подтвердила девица.

– Кто это, черт возьми, решил?

– Я. Вы ведь взяли с собой снаряжение?

У Хаки глаза на лоб полезли.

– Разумеется, но я думал, что полезу в шахту с Доном. Вы хоть умеете спускаться по веревке?

Свенсон кивнула.

Хаки постарался скрыть раздражение:

– Час от часу не легче. Ладно, идемте за снаряжением и полезем в рудник.

15

Золотой крест в пластиковом лотке, выложенном черным бархатом, лежал под стереоскопическим микроскопом, настроенным на малое увеличение. Нора перемещала предметный столик, изучая крест. Тут в лабораторию вошел Орландо Чавес. Его седые волосы, театрально зачесанные назад с аристократического лица, ниспадали почти до плеч. Твидовый пиджак и ковбойский галстук-шнурок с огромной бирюзовой пряжкой, которую впору вместо камня привязывать на шею утопленнику, выдавали в этом человеке одновременно и профессора, и выходца с Запада. В институте Чавес выступал экспертом по истории испанской колонизации Америки. Среди коллег он нравился Норе больше всех. Их знакомство состоялось, когда она еще была аспиранткой и трудилась над диссертацией.

– Красота! – произнес он, причмокивая губами, будто перед ним лежал аппетитный кусок торта. – Удивительно, как вы всегда умудряетесь оказаться в центре событий! Ну-с, давайте посмотрим.

Нора уступила Чавесу микроскоп. Он склонился над окуляром и стал пристально разглядывать находку, забавно шевеля кустистыми бровями. Нора ждала, пока Чавес двигал предметный столик, изучая крест с предельным вниманием.

– Можно его перевернуть? – спросил профессор.

– Если не возражаете, лучше это сделаю я. Таковы строжайшие инструкции ФБР, – ответила Нора.

Натянув нитриловые перчатки, она положила крест лицевой стороной вниз, сняла перчатки и бросила их в мусорное ведро. Нора их терпеть не могла.

Еще несколько минут внимательного разглядывания. Наконец Чавес поднял голову и часто заморгал, а потом шумно выдохнул.

– Что скажете?

– Ну… – Чавес снова надел очки в толстой черной оправе и отодвинул стул на колесиках. – Весьма примечательная находка.

Нора ждала. Чавес любил зайти издалека.

– Судя по стилю, технике, мастерству, узору и некоторым другим характеристикам, я бы предположил, что крест был изготовлен в Мехико, а потом доставлен в Нью-Мексико по дороге Камино-Реаль, после чего использовался в миссионерской церкви. Вероятно, это произошло еще до восстания пуэбло в тысяча шестьсот восьмидесятом году.

– Нет ли каких-нибудь указаний на то, что крест украден? Агента ФБР этот вопрос интересует больше всего.

– Если бы в недалеком прошлом кто-то похитил столь ценный артефакт эпохи испанской колонизации, я бы об этом знал. Однако мне ничего не известно, а значит, кража маловероятна.

– Какова его стоимость? Это тоже нужно знать ФБР.

– Для семнадцатого века работа удивительно тонкая. С исторической точки зрения эта вещь имеет огромную ценность. Пожалуй, на открытом рынке за подобный артефакт можно выручить не меньше ста тысяч долларов.

Нора присвистнула:

– Можете рассказать еще что-нибудь о его истории?

Чавес узловатой рукой пригладил волосы:

– Вы, наверное, заметили, что крест довольно-таки потертый.

– Да.

– Большинство предметов из христианских миссий практически лишены следов износа. А этот крест постоянно носили с собой. Возможно, он принадлежал странствующему проповеднику или был чьей-то личной реликвией. Как бы то ни было, по неизвестным нам причинам крест в свое время много путешествовал.

– А драгоценные камни? Что вы можете сказать о них?

Чавес снова посмотрел в стереоувеличитель:

– Камни красивые, но грубой обработки. Именно поэтому я предполагаю, что крест изготовили до восстания. Если не ошибаюсь, мастера использовали изумруд, бирюзу, великолепный нефрит, яшму и гранат цвета «голубиная кровь» изумительного качества. Скорее всего, все эти камни добыты в Новом Свете.

– Где же наш покойник раздобыл такую вещь?

Чавес покачал головой:

– Возможно, крест принадлежал старинной испанской семье. Возможно, индеец-христианин спрятал реликвию во время восстания пуэбло, а потом передавал ее из поколения в поколение – такие случаи задокументированы. После восстания немало индейцев продолжали втайне практиковать христианство. Многие религиозные атрибуты, относящиеся к эпохе до восстания, сейчас находятся в кива, святилищах индейцев-пуэбло. Их берегут как зеницу ока.

В этот момент Нора спиной почувствовала чье-то присутствие и обернулась. В лабораторию входил Коннор Дигби. Поздоровавшись с Норой и Чавесом, он подошел ближе:

– Слышал о вашей потрясающей находке. Не возражаете, если я на нее взгляну?

– Нет, конечно, – ответила Нора и встала со стула, уступая ему место.

После встречи с президентом института и Норой Дигби быстро избавился и от синего блейзера, и от полосатого галстука. Теперь он носил простой удобный пиджак и рубашку с расстегнутым воротом. С тех пор как Дигби приступил к своим обязанностям, он вел себя тихо и в чужие дела не лез. Главным образом он был занят тем, что приводил в порядок кабинет, перетаскивая туда свои книги и журналы. Короче говоря, его присутствие было практически не заметно. С Норой Дигби разговаривал дружелюбно и даже довольно-таки почтительно. Он производил впечатление приятного парня, который искренне хочет вписаться в коллектив и со всеми поладить.

Дигби посмотрел в окуляр и тихонько присвистнул:

– Действительно, есть на что посмотреть. Какая это эпоха?

– До восстания пуэбло, – ответил Чавес. – Думаю, кресту не меньше четырехсот лет.

– Потрясающе. – Дигби встал. – Извините, что прерываю, но мне стало очень любопытно, по какому поводу столько шума, вот и не удержался. Больше не стану вам мешать.

– Вы нам совсем не помешали, – ответила Нора.

Когда Дигби вышел за дверь, она снова села на стул и повернулась к Чавесу:

– О чем еще мне следует упомянуть в отчете для ФБР?

Чавес в задумчивости пожевал губами:

– Вы можете попросить, чтобы по завершении расследования Бюро пожертвовало крест институту?

Нора нахмурилась. До этого она даже не задумывалась, кому будет принадлежать реликвия.

– Если крест не украден, то его, скорее всего, передадут потомкам погибшего, – ответила она.

– Ах да, разумеется. И кстати, я хотел вам кое-что показать. Если не трудно, переверните крест еще раз.

Нора исполнила его просьбу.

– Видите отметины наподобие печатей?

Нора присмотрелась повнимательнее. Действительно, на мягком золоте имелись два вида круглых отпечатков, каких-то символов, почти стертых.

– Скорее всего, это обозначение пробы или своего рода знак качества. Сделайте для меня четкий увеличенный снимок, и я изучу эти печати как следует. Думаю, они помогут определить точную дату изготовления креста и его происхождение.

С этими словами Чавес еще сильнее нахмурил свои густые брови.

16

Кори наблюдала за тем, как Хаки принес рюкзак со снаряжением для спуска по веревке и поставил его на землю на краю плато. Криминалист расстегнул молнию и достал все, что необходимо: две страховочные системы, веревку, карабины, жумар[13]. Снаряжение радовало качеством: бóльшая его часть оказалась совсем новой. От края уступа в каньон сбегала крутая горная дорога, но из-за обвалов ее давно засыпало камнями, поэтому спуститься можно было только по веревке. Примерно в семидесяти футах под собой Кори заметила огромную кучу отходов золотодобычи, которая могла послужить удобной посадочной площадкой. Рядом располагался вход в шахту.

Кори надела страховочную систему, пристегнула карабины и спусковое устройство, натянула перчатки и водрузила на голову шлем. Хаки выбрал в качестве опоры крупный можжевельник на краю обрыва, привязал к нему веревку и убедился, что надежно ее закрепил. Ни капли не доверяя этому человеку, Кори сама все проверила.

Спускаться предстояло по вертикальному склону из твердой вулканической породы. Место приземления – куча отходов рядом с покосившимся шахтным домиком и тележными колеями, ведущими к краю платформы.

– Сейчас мы с вами спустимся, а потом поднимемся при помощи жумара, – произнес Хаки. – Вы точно умеете это делать?

– Да, – ответила Кори.

В Куантико основы скалолазания были ее предметом по выбору, а после она несколько раз посещала занятия в Альбукерке, рассудив, что этот навык ей пригодится. Теперь Кори радовалась своей предусмотрительности. Но ее совсем не радовал такой партнер, как Хаки.

Она снова вспомнила слова Морвуда о том, что надо уметь налаживать отношения с кем угодно. И если сотрудничество с этим козлом для нее что-то вроде проверки, то Кори была твердо намерена ее пройти.

Хаки спускался первым, и Кори с облегчением убедилась, что он свое дело знает. Более того, его сноровка наводила на мысль, что Хаки служил в армии. Его телосложение определенно свидетельствовало в пользу этой догадки. Возможно, совместный спуск в шахту пройдет благополучнее, чем опасалась Кори.

Оказавшись внизу и отсоединив спусковое устройство, Хаки подал Кори сигнал, и она начала спуск. Через несколько минут они оба стояли перед входом в шахту.

– Значит, вы думаете, что тот человек спускался в шахту или собирался спуститься? – спросил Хаки.

– Да.

– Тогда попробуем узнать, что он искал. Может, хотел добраться до тел шахтеров.

Они надели налобные фонари и вошли в туннель. Хаки шагал впереди, Кори – за ним. Это был горизонтальный коридор, вырубленный прямо в скальной породе, без опалубки и креплений. Посередине тянулись рельсы для вагонеток с рудой.

– Только представьте, каково это – оказаться здесь погребенными заживо. Ни еды, ни света, ни воздуха. Интересно, что прикончило их первым. – Криминалист шумно втянул в себя воздух. – Хорошо, что тут не воняет. А я боялся, что будет пахнуть вяленым мясом.

Он издал смешок.

– Здесь погибло больше десяти человек, – заметила Кори. – Проявите уважение к их памяти.

Хаки что-то буркнул себе под нос, но перестал строить предположения о судьбе шахтеров.

Когда они прошли около пятидесяти футов, естественного света стало намного меньше. Хаки остановился и посветил фонариком на покрытый песком и пылью пол.

– Следов не видно. Похоже, сюда давно никто не заходил, – констатировал он.

Кори остановилась, достала выданную ФБР камеру и сделала несколько снимков.

Они пошли дальше. Кори задерживалась каждые несколько минут, чтобы сфотографировать туннель. Если не считать рельсовых путей, в коридоре ничего не было, однако через сто ярдов они наткнулись на сошедшую с рельсов вагонетку из дерева и металла, наполовину заполненную горной породой. Кори сфотографировала ее со всех сторон и взяла пару образцов породы для анализа. За вагонеткой стояла ржавая металлическая машина, снабженная цилиндрическим молотом, шнеком и рычагом.

– Готов поспорить, раньше вы таких не видели, – сказал Хаки.

– Что это?

– Переносной рудодробитель. Помещаете туда здоровенную каменюку и при помощи винта разбиваете на куски. Их и перетаскивать удобнее, и сортировать.

– Ясно.

Чем глубже они спускались, тем медленнее продвигались вперед. Воздух стал холодным и спертым, а после того, как вход в туннель постепенно скрылся за поворотом, единственным источником света стали налобные фонари. Они спустились еще на сто ярдов и наконец остановились перед обширным завалом. Кое-где виднелись следы тщетных, почти жалких попыток пробиться через него.

Кори глядела на обломки дерева и камня, на обрушившийся потолок и вспоминала слова адвоката Фонтейна, сказанные им на кладбище Хай-Лонсама. Тела до сих пор здесь, за горой камня. В горизонтальной шахте неоткуда было взяться ветру, и все же Кори почувствовала, как ее волосы шевельнулись от холодного дуновения, и задрожала в обступившей ее со всех сторон, будто прислушивающейся темноте.

– Значит, вяленое мясо за этими камнями, – произнес Хаки и искоса взглянул на Кори, наблюдая за ее реакцией.

Она сделала глубокий вдох и воздержалась от комментариев.

– Ух ты.

Луч фонаря Хаки выхватил из темноты гнилой деревянный ящик с эмблемой компании «Атлас Майнинг» и буквами «ТНТ» на боку.

– Так вот почему их завалило, – протянул Хаки. – Хорошо, что никто не попытался использовать динамит, чтобы освободить шахтеров, – только хуже бы сделали.

Он наклонился и легонько поддел крышку ящика ногой. Внутри обнаружились разлагающиеся шашки, покрытые воском, и мотки проволоки.

Кори ахнула и отступила на шаг.

– Осторожнее, – предупредил Хаки, бросив на нее острый взгляд. – Эти штуки могут жахнуть в любой момент. Дайте-ка я уберу этот ящик.

– Что?! Вы возьмете его в руки? Может, лучше не надо?..

Но Хаки уже поднял ящик. Ухватив его обеими руками, он потащил свою ношу мимо Кори, но вдруг споткнулся о камень и уронил ящик прямо к ее ногам. Доски с треском раскололись, и тротиловые шашки полетели во все стороны.

Кори вскрикнула и в панике отскочила. Она так спешила убежать подальше, что споткнулась, плюхнулась задом на покрытый песком пол и прижалась спиной к каменному завалу. И тут из-за облака пыли раздался раскатистый смех Хаки.

– Это что за фокусы? – заорала Кори.

Криминалист прямо-таки лопался от смеха и не сразу сумел перевести дух, чтобы ответить.

– Видели бы вы свое лицо, когда я уронил ящик! Ни дать ни взять овца, испугавшаяся молнии! – Хаки охнул и согнулся пополам от хохота. – Так я и думал, что вы ничего не знаете про тротил, и ведь угадал! Это вам не динамит, без детонатора он не взорвется. И чем больше тротилу лет, тем менее он чувствителен к детонации. Похоже, вам бы не мешало задержаться в Академии еще на пару лет, прежде чем приступать к активной службе, да, Коринна?

Она не без труда поднялась на ноги. Сердце сразу перестало бешено колотиться, и испуг сменился гневом, сдерживать который Кори не могла и не хотела. Она повернулась к Хаки и выпалила:

– Ах ты, гад!

– Эй, я просто пошутил. Да ладно, разве в ФБР юмор под запретом? Раз уж полезли в мужской мир, привыкайте к подколам.

– В мужской? – переспросила Кори. – А под мужчинами вы имеете в виду тех, у кого член между ног? Ну уж к вам это точно не относится. Какой нормальный мужчина будет покатываться со смеху из-за инфантильного розыгрыша, да еще в такой обстановке? Я вас задела, когда сказала, что кость, которую вы нашли, принадлежит овце – и это так и есть, – а вы не переносите, когда женщина вас в чем-то превосходит. Но вот что я вам скажу: привыкайте, потому что я дослужусь до директора ФБР, а вы так и застрянете в каменном веке. Будете всю жизнь копаться в древнем дерьме и стены расшибать.

Чем напористее атаковала Кори, тем бледнее становилось лицо криминалиста. Когда запас оскорблений иссяк, она замолчала, переводя дух. Хаки уставился на нее, сжав кулаки, и на секунду Кори испугалась, что сейчас он вышибет из нее дух. Но он застыл, точно статуя.

– А сейчас я продолжу осмотр шахты, – произнесла Кори, сдерживая голос. – И буду очень благодарна, если больше ни слова от вас не услышу.



Пока Кори тщательно обследовала завал, Хаки покинул туннель и остался ждать ее снаружи. Выйдя из шахты, Кори заглянула в покосившуюся деревянную постройку, оглядела темное помещение, куда сквозь щели кое-где проникали лучи солнца, и сделала несколько снимков. Перед ней возвышались массивные металлические механизмы и прочее загадочное оборудование, покрытое паутиной и пылью. Но она не заметила никаких следов человеческого присутствия и никаких намеков на то, что мог здесь искать покойный. Кори и Хаки вернулись к веревке, свисавшей с края скалы. Наладив снаряжение, Кори взобралась наверх. Хаки в угрюмом молчании последовал за ней.

Остальные двое агентов ждали на плато, а Уоттс тем временем прогуливался по городу-призраку.

– Ну как, нашли что-нибудь? – спросили коллеги у Хаки, но тот прошел мимо, не удостоив их ответом.

Сняв страховочную систему, криминалист втянул наверх веревку для спуска, свернул ее кольцом и запихнул в рюкзак вместе со снаряжением. Потом надел лямку на плечо.

– Поехали отсюда, – не оборачиваясь, буркнул он.

17

В тишине патологоанатомической лаборатории Кори сделала шаг назад и замерла, любуясь результатами своего труда. Она впервые занималась реальной, а не учебной реконструкцией лица, и процесс шел как по маслу. Кори не терпелось увидеть конечный результат – увидеть лицо жертвы, которая погибла семьдесят пять лет назад и теперь возвращена к жизни. При мысли, что она обладает столь мощной воскрешающей силой, у нее возникало странное, почти религиозное чувство.

Все остальные способы идентификации тела не принесли результатов. Кори удалось снять четкие отпечатки пальцев, но в базе данных их не оказалось. К дантисту мужчина не обращался, – похоже, он на удивление тщательно ухаживал за своими зубами. В предварительном отчете патологоанатома ни о каких болезнях не говорилось, если не считать легкого цирроза печени; токсикологические анализы ничего не выявили. Анализ SNP[14] в геноме жертвы тоже не дал никаких зацепок. Не удалось их обнаружить и в коммерческих базах данных ДНК. По всей вероятности, мужчина был выходцем из Западной Европы – скорее всего, англичанином, шотландцем или ирландцем. Таким образом, к реконструкции лица Кори прибегла как к последнему средству, и все же она верила, что дело увенчается успехом.

Взяв тщательно вычищенный череп, Кори сняла с него слепок, который использовала в качестве основы. Пустоты – носовую полость и глазничную щель – она заполнила пластилином. Потом вставила глазные яблоки, слепленные из глины. Дальше следовал ответственный шаг: необходимо было прикрепить двадцать один разноцветный стержень в вертикальном положении в нужных точках на поверхности черепа. На каждом стержне была отмечена средняя толщина соответствующей ткани для человека данной расы (европеоид), пола (мужской), возраста (около пятидесяти пяти) и телосложения (худощавое). Затем, используя пластилин, Кори стала по очереди лепить лицевые мышцы: височные, жевательные, щечные, потом затылочно-лобную мышцу. Она выполняла все эти действия внимательно и осторожно, стараясь работать как можно четче, ведь даже крошечное отклонение могло изменить внешность до неузнаваемости. Удивительно, как человеческий глаз способен различать мельчайшие вариации анатомии лица, – несомненно, это результат миллионов лет эволюции.

– Что это за пластиковые палочки? – раздался голос у нее за спиной.

Кори едва не подпрыгнула от испуга. Обернувшись, она увидела Лэтропа, который незаметно подошел к ней сзади и уставился на ее работу. В нос ей ударил запах ополаскивателя для полости рта.

– Вы меня напугали, – пожаловалась Кори.

– Вы были так поглощены работой, что не хотелось вас отвлекать. Ну а поскольку вы все же отвлеклись, то расскажите, чем вы занимаетесь, Коринна. – Он указал на разноцветные стержни, торчавшие во все стороны, будто иголки ежа. – Так вы обозначаете нужную толщину ткани?

– Именно, – подтвердила Кори, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно. – Но работы предстоит еще много.

– Вас этому научили в Колледже Джона Джея?

– Я специализировалась на методике восстановления лица по черепу. Обычно для данной работы требуется два человека: антрополог-криминалист и художник. Но я освоила обе специальности, чтобы проводить полную реконструкцию самостоятельно.

– Я впечатлен, – произнес Лэтроп.

Выдвинув стул на колесиках, он сел.

– Если не возражаете, я хотел бы понаблюдать за вашей работой. В мое время восстанавливать лица не учили: эта технология еще только начинала развиваться.

Кори не любила работать под чьим-то пристальным взглядом, однако ответила с напускной бодростью:

– Пожалуйста, если вам интересно.

– Вы используете какой-то конкретный метод?

– Да, я следую методике, описанной Тейлором и Энджелом в книге «Черепно-лицевая идентификация в судебной медицине». Способ старый, но я считаю, что он дает лучшие результаты. С новомодными компьютерными технологиями не сравнить.

– Правда? И с чем же это связано?

– Современные компьютерные технологии несовершенны. А то, что показывают в криминальных сериалах, – научная фантастика. Проблема в том, что лица, воссозданные на компьютере, выглядят слишком четко и реалистично – до такой степени, что, когда их показывают людям, те не замечают возможных отклонений и неточностей. Однако на модели такие вещи сразу заметны. Ее слегка искусственный, упрощенный вид на самом деле является преимуществом. Человек взглянет на нее и скажет: «Ну вылитый дядя Джо!» По крайней мере в настоящее время результат, который получает человек, пальцами нанося на кости обыкновенную глину и пластилин, никакому компьютеру не под силу.

– Очень любопытно.

– Нам повезло, что на черепе и на теле сохранились мягкие ткани. Мне удалось измерить толщину жировой прослойки, а для восстановления лица это особенно важно.

– Мне этот человек показался довольно-таки худым.

– Верно, кожа да кости.

– Может быть, он голодал?

– Возможно. Однако в желудке обнаружены остатки его последней трапезы: вяленая говядина, виски и фасоль.

– Походная еда, – заключил Лэтроп. – Так называемый завтрак чемпионов. Удалось ли обнаружить яд? Я еще не заглядывал в отчет токсикологической лаборатории.

– Первые анализы дали отрицательный результат. Сейчас покойного проверяют на всякие экзотические токсины.

Тут Кори сообразила, что слишком увлеклась и рассказала больше, чем планировала. Поэтому она вернулась к своей модели и продолжила накладывать мышцы. Во время всего процесса Лэтроп дышал ей в спину. Наконец Кори нанесла завершающие мазки глины, чтобы толщина мышц в точности соответствовала отметкам на всех стержнях, потом осторожно разгладила поверхность.

– Настоящее чудо – наблюдать, как перед тобой постепенно вырисовывается человеческое лицо, – вполголоса произнес Лэтроп. – Каковы же следующие стадии процесса?

– Прикреплю веки, потом воссоздам нос, губы и мягкие ткани шеи. После этого приделаю уши и состарю лицо, добавив морщин и обвисаний кожи, соответствующих возрасту мужчины. Ну и наконец, раскрашу модель. И вот тогда становится видна общая картина. К счастью, мы много знаем об этом мужчине: волосы у него были темные с проседью, он лысел, а покрытая густым загаром обветренная кожа свидетельствует о том, что он много времени проводил под открытым небом.

– Значит, вы полагаете, что сумеете добиться значительного сходства с оригиналом?

– Я в этом уверена.

– Прекрасно. – Лэтроп взглянул на часы, отодвинул стул и встал. – Я должен бежать домой, иначе не успею приготовить ужин. Однако мне не терпится увидеть конечный результат. Вы управитесь до завтра?

– Надеюсь, что да.

Неожиданно Лэтроп жестом фокусника достал откуда-то папку и положил на стол рядом с Кори.

– Мой трактат о лошадях и мулах, – пояснил он таким тоном, будто лишь сейчас вспомнил об этом.

Он придвинулся вплотную к Кори, нависая над ней. Слишком близко, как ей показалось.

Немного поколебавшись, она открыла папку. Внутри обнаружилась рукопись, полная грамматических ошибок, зачеркиваний и накаляканных на полях дополнений.

– Вы не работаете на компьютере? – спросила Кори.

– Техника мешает потоку мыслей.

– Понимаю.

Похоже, мысли и впрямь текли по страницам бурным потоком. Настоящий словесный понос, подумала Кори.

Лэтроп заискивающе улыбнулся:

– Но вы ведь обещали причесать текст, помните?

Кори замялась:

– Э-э… С удовольствием отредактирую вашу статью, но в таком виде я с ней работать не могу. Извините. Сначала ее нужно напечатать.

От Лэтропа повеяло холодом.

– Прошу прощения, но вы сами предложили мне помощь.

– Я не отказываюсь от своих слов, – ответила Кори. – Но я же не секретарша! Пожалуйста, попросите кого-нибудь набрать статью, а потом принесите мне. Иначе я над ней всю ночь просижу.

Ни слова не говоря, Лэтроп схватил папку и вышел за дверь. Сила его негодования была так велика, что напряженная атмосфера сохранилась в лаборатории даже после его ухода.

18

Подскакивая на ухабах проселочной дороги, джип въехал в ворота ранчо, сделанные из двух древесных стволов с поперечной перекладиной наверху, в середине которой был прибит чуть скособочившийся череп длиннорогой коровы породы техасский лонгхорн. Пыльная подъездная дорожка вела к ранчо, построенному из кирпича-сырца и окруженному высокими тополями и оградой из жердей.

Шериф Уоттс припарковал машину на тенистой площадке рядом со старым прицепом для перевозки скота и вылез из машины. Кори последовала его примеру. Задняя дверца распахнулась, и адвокат-историк Фонтейн тоже выбрался из автомобиля. Хотя он не узнал реконструированное лицо, Уоттс пригласил Фонтейна на всякий случай, рассчитывая на его обширные познания в области местной истории.

– Спросим у деда, – сказал Уоттс Кори. – Он прожил здесь всю жизнь, целых восемьдесят лет, и память у него как у слона.

– Так мило, что вы привлекли к расследованию свою собственную семью, – ответила Кори.

– Они будут только рады поучаствовать в этом.

Уоттс поднялся по деревянным ступенькам широкого крыльца, открыл дверь и прошел на кухню. Казалось, помещение застыло во времени и не менялось с середины пятидесятых годов, но при этом сверкало чистотой и не выказывало никаких признаков солидного возраста. Линолеум с узором из разноцветных прямоугольников, занавески с ковбоями и лошадьми, округлые очертания холодильника «Фриджидер», плита с хромовой отделкой – не кухня, а музей стиля модерн середины века. Но в отличие от музея здесь витали ароматы кофе и свежеиспеченного печенья.

– Бабушка, дедушка, это я, Гомер! – прокричал шериф.

В дверях кухни показалась пухленькая женщина в клетчатом хлопковом платье. Широко раскинув руки, она заключила Уоттса в крепкие объятия. Тот слегка смутился, и бабушка его выпустила.

– А это кто?

– Коринна Свенсон, агент ФБР. Я тебе про нее рассказывал.

Женщина явно оказалась застигнута врасплох, но сумела быстро скрыть свое удивление:

– Приятно познакомиться, агент Свенсон.

– Взаимно, миссис Уоттс.

– А-а, и мистер Фонтейн здесь! – воскликнула бабушка шерифа, когда в кухню вошел адвокат. – Проходите в гостиную, мистер Уоттс там отдыхает.

Кори прошла следом за хозяйкой в уютную комнату с каменным камином. На стенах и каминной полке красовались кубки и наградные доски. Старик, развалившийся в кожаном раскладном кресле, был одет в клетчатую рубашку и брюки с подтяжками. При появлении гостей он потянул за рычаг, и кресло приняло вертикальное положение.

– Пожалуйста, не вставайте, – поспешила сказать Кори, но хозяин уже встал и протянул ей руку.

– Эдна, принеси гостям печенья и кофе. Или, может, молочка хотите?

– Нет, спасибо, не утруждайтесь, – ответила Кори.

– А вот я никогда не откажусь от домашнего печенья, – с улыбкой произнес Фонтейн.

– Это правильно. Эдна, неси кофейник и побольше печенья – на всякий случай.

Опершись на стоявшую рядом с креслом трость, дедушка шерифа снова сел.

– Присаживайтесь вон там, юный агент Свенсон. – Затем он указал на мягкий двухместный диванчик. – Ну а для вас, мистер Фонтейн, мы приберегли почетное место.

– Благодарю, – ответил Фонтейн. Его голубые глаза блеснули за стеклами круглых очков. – Но я вам уже говорил: за пределами зала суда я просто Чарльз.

– Кстати, о зале суда. Я ведь так и не расплатился с вами за то, что вы потратили столько времени на это распроклятое дело о принудительном отчуждении частной собственности.

Но Фонтейн лишь отмахнулся:

– Ради вашей семьи я на все готов.

Кори села, положив свою папку-гармошку рядом со стулом. Шериф занял место в дальнем углу комнаты. Между тем миссис Уоттс вернулась с подносом, на котором стояли кофейник, сливочник, сахарница, чашки и ваза с печеньем.

– Пожалуй, я все-таки выпью чашечку, – сказала Кори.

Все утро она страдала от недостатка кофеина, к тому же аромат крепкого черного кофе был просто восхитителен и не шел ни в какое сравнение со слабой бурдой, которую пили в Альбукерке.

– Так я и думал, – произнес старик, наполняя ее чашку. – Едва вас увидел – сразу распознал в вас любительницу кофе.

Миссис Уоттс тоже села.

– Как твое ухо? – спросила она у Гомера.

– Нормально. Уцелело, разве что боевой шрам останется. Будет чем похвастаться, когда уйду на покой и тоже сяду в такое кресло.

– Все-таки зря ты не снес Риверсу дурную башку, – заметил старик.

Шериф рассмеялся:

– Зато в федеральной тюрьме ему точно окажут теплый прием.

Повисла пауза. Для поддержания разговора Кори сказала:

– Впечатляющая у вас коллекция наград! Вы в юности были чемпионом? Играли в футбол?

Фонтейн усмехнулся, а старик хохотнул в голос.

– Я тут ни при чем, – ответил он. – Это награды за меткую стрельбу, и все они принадлежат нашему Гомеру.

Кори взглянула на шерифа и с удивлением увидела, что тот слегка покраснел.

– А вы не знали? – спросил старик. – Гомер стреляет без промаха. Господи, да он на одних только чемпионатах Национальной стрелковой ассоциации три высшие награды завоевал!

– Дед, ну хватит, – пробормотал Гомер.

Старик опять рассмеялся:

– У него все эти кубки валялись как попало, под кроватью или в чулане, пыль собирали. Раз он не хочет их выставлять, то уж я-то с удовольствием похвастаюсь. – Дед подмигнул внуку. – Должен же он как-то отблагодарить меня за мою пару кольтов.

Кори посмотрела на револьверы шерифа с новым уважением.

Гомер отпил маленький глоток кофе и подался вперед. Ему явно не терпелось сменить тему.

– Агент Свенсон хочет показать тебе кое-какие фотографии.

– Ну а мне любопытно на них взглянуть. – Дед взглянул на Гомера. – Это имеет отношение к твоей теории?

– Нет, конечно!

Кори заинтересовалась:

– Что за теория?

Ответа не последовало. Наконец старик спросил:

– Ну что, сам расскажешь про свои безумные идеи или придется мне отдуваться?

– Это все так, ерунда, – почти смущенно заговорил Гомер. – Понимаете, в наших местах всегда были проблемы с мародерами и охотниками за древностями – как, впрочем, и везде на дальнем юго-западе. Я приглядываю за теми, кто замешан в подобных делишках. Но в последнее время, хотя разграблений больше не стало, на рынке торговли антиквариатом все чаще всплывают старинные предметы неясного происхождения.

– Может, у какого-нибудь частного коллекционера проблемы с деньгами, – предположил Фонтейн. – Вот он и распродает на черном рынке экземпляры с сомнительной историей.

Гомер кивнул:

– Возможно.

– А возможно, моему внуку голову на солнце напекло, – пошутил старик.

– У меня с головой все в порядке, – парировал шериф. – И вовсе это не теория, мне просто любопытно, в чем тут дело. В любом случае человек, личность которого мы пытаемся установить, умер больше семидесяти лет назад.

Кори взяла папку-гармошку:

– Прежде чем я покажу вам фотографии, хочу объяснить, что перед вами всего лишь реконструкция лица, выполненная на основе анатомии черепа жертвы. На точное сходство рассчитывать не приходится. Но если смоделированное лицо покажется вам смутно знакомым, пожалуйста, скажите мне об этом. И не торопитесь, рассмотрите фотографию как следует.

Мистер Уоттс кивнул:

– Когда, вы говорите, погиб этот бедолага?

– Году в сорок пятом или чуть позже.

– Мне тогда пять лет было! – воскликнул дед шерифа. – Как же я его узнаю?

– Понимаю, шансы невелики, – кивнула Кори.

– Ладно, буду стараться как могу. Показывайте свои фотографии.

Кори достала первый, фронтальный снимок реконструкции, над которой так усердно трудилась. Она протянула фотографию мистеру Уоттсу. Тот нахмурился и принялся внимательно ее разглядывать. Его губы шевелились, однако он не произносил ни слова.

– Вот еще одна, – сказала Кори, вручая ему снимок с ракурса три четверти.

Дед шерифа замер с фотографиями в обеих руках. Он переводил взгляд с одной на другую, в задумчивости выпятив нижнюю губу. Прошла минута-другая.

– Еще фотографии есть?

Кори показала ему профиль. Старик внимательно всмотрелся в него, потом шумно вздохнул:

– Извините, я с ним незнаком.

– Дед, ты уверен? – уточнил Гомер.

– Ни разу его не видел. Уж простите, юная леди.

Кори собрала фотографии.

– Не подскажете, кто еще из здешних жителей может его помнить? – спросил Фонтейн у деда шерифа. – Нам нужен старожил в здравом уме и твердой памяти. Старше меня. Старше вас – если такие, конечно, найдутся.

Старик рассмеялся: