Вилем с Симмоном стояли с непроницаемыми лицами. Я воздержался от комментариев.

Он представил ее лысой и хихикнул. Но тут ее глаза расширились от удивления, она смотрела за его плечо. Анкаретта вошла в комнату.

– Чего тебе надо в такой час, Джуниор?

На секунду воцарилась тишина. Наконец из-за двери послышался приглушенный голос:

– Дама с кухни, – прошептала девочка с благоговением.

– Да ничего, так, пустяки.

— Не могли бы вы постучать еще раз? А то без этого как-то не то.

Анкаретта подошла и села на край постели Эви. Мягкий свет свечей подчеркивал ее шелковое платье и идеально причесанные волосы. Она была словно волшебное создание, рот Элизабет приоткрылся и принял форму идеальной буквы «о». Оуэн впервые заметил, что между ними есть некоторое сходство – цвет их волос и глаз почти совпадали. Если бы Элизабет Виктория Мортимер с возрастом уподобилась Анкаретте Триновай, он бы не возражал жениться на ней.

– Пустяки? Ты вытащил меня из постели в три часа утра просто так?

Вилем послушно подступил к двери и постучал снова. После второго удара дверь распахнулась, и мы увидели перед собой внушительную фигуру в черном одеянии. Лица не было видно под капюшоном, длинные рукава трепетали на ветру.

– Не вешай трубку. Я просто хотел сообщить кое-что интересное для тебя.

– А вы кто? – Легкая улыбка появилась на лице Эви. Она казалась заинтригованной, но была настороже.

– Я слушаю, Джуниор.

— Кто взывает к Таборлину Великому? — провозгласил Кукла. Голос у него был звучный, но слегка приглушенный капюшоном. Он сделал театральный жест. — Не ты ли, Симмон?

– Меня зовут Анкаретта Триновай. Я отравительница на службе королевы.

– О той девушке, помнишь?

Кукла сделал паузу, и его голос утратил театральную звучность:

Судя по голосу, он нервничал, говорил торопливо. Я как будто видел, что он тревожно оглядывается через плечо.

Глаза девочки, загорелись еще сильнее, если это возможно.

– Скажи, зачем ты ее разыскивал?

— Мы ведь сегодня уже виделись, да?

– Ты имеешь в виду белую девушку?

Симмон кивнул. Я чувствовал, как он пытается сдержать смех, норовящий вырваться на свободу.

– Правда? Это так интересно. Вы делаете яды? Но вы назвали себя отравительницей королевы. Королева умерла. Вы… вы ее отравили?

– Да. Я вспомнил, что видел ее на прошлой неделе. Она приходила с Фрэнком Грином.

— Давно ли?

– Я служу другой королеве, – Анкаретта подавила улыбку, – не жене короля Северна. И нет, я не отравила ее. Она умерла от болезни. Я учила Оуэна Кискаддона многому, но самое главное, как стать благословленным Потоком. Я благословлена Потоком.

— Да где-то час назад.

– А как ее зовут?

– Вы? Благословлены? – нетерпеливо спросила Эви, заинтригованная сверх всякой меры. Оуэн был так рад, что ему не придется больше нести бремя тайны в одиночку.

— Хм… — капюшон кивнул. — Ну что, на этот раз лучше вышло?

– Мне кажется, он называл ее Дафна.

Он поднял руку, чтобы снять капюшон, и я обратил внимание, что мантия ему великовата и рукава свисают до самых кончиков пальцев. Когда из-под капюшона показалось его лицо, он ухмылялся как ребенок, переодевшийся в папину одежду.

– Так почему ты говоришь мне об этом сейчас? Почему звонишь среди ночи?

– Да. И Оуэн очень важен для меня. Я знаю, что и для тебя тоже. Я не хочу, чтобы король навредил ему или его семье. Я пришла сюда, чтобы рассказать вам обоим историю. Оуэн так хотел поведать тебе обо мне. Он умолял меня довериться тебе, поэтому я пришла на кухню, чтобы убедиться, вправе ли я это сделать. Когда ты защищала своего друга от намного более сильного мальчика, я поняла, что смогу тебе довериться.

— Таборлина ты раньше не изображал, — заметил Симмон.

– Я освободился только в два тридцать, Изи. И решил позвонить, ты ведь спрашивал о ней.

— А! — Кукла, похоже, был несколько обескуражен. — Ну а как у меня получилось на этот раз? В последний раз, я имею в виду. Хороший у меня Таборлин вышел?

– Ты решил, что можешь позвонить мне среди ночи и рассказать о какой-то девчонке? Ну, ты даешь! Какого черта тебе от меня нужно?

– Дедушка сказал, что я должна предоставить порку ему. – Эви улыбнулась с самодовольством. – Но я не могла стоять в стороне, пока Дансдворт бил Оуэна ремнем. Вы видели, что он сделал с его щекой? Оуэн не виноват, что у него штаны упали!

— По-моему, неплохо, — сказал Симмон.

Джуниор чертыхнулся и бросил трубку. Я взял бутылку и наполнил свой стакан доверху. Потом закурил сигарету и стал раздумывать о ночном звонке. Неужели Джуниор позвонил среди ночи только для того, чтобы сообщить о какой-то девчонке, с которой мне хотелось бы позабавиться? Но что мог тупоголовый батрак вроде Джуниора знать о моих делах? Я допил виски и докурил сигарету, но так ни до чего и не додумался.

Кукла взглянул на Вилема.

Анкаретта подавила улыбку, когда глянула на Оуэна.

— Мантия мне понравилась, — сказал Вил. — Но мне всегда казалось, что Таборлин говорил негромко.

Тем не менее виски успокоило нервы, и я забылся в полусне. Мне приснилось, как мы ловили зубатку к югу от Хьюстона, когда я был мальчишкой. В реке Гатлин водились громадные зубатки. Мать рассказывала, что некоторые из них были такие большие, что даже крокодилы их не трогали. Я подцепил на крючок такого гиганта, но мне удалось вытащить из воды только его голову. Эта рыбья морда оказалась шире человеческого торса.

— Угу…

– На самом деле виноват, – признался Оуэн.

И тут зазвонил телефон.

Кукла наконец взглянул на меня.

– Ты злюка, – сказала Эви, тихо смеясь. – Он это заслужил. – Она перевела взгляд на Анкаретту: – Если вы пытаетесь помочь Оуэну, то я тоже хочу помочь.

— Привет.

— Привет, — ответил я самым вежливым тоном.

Я не мог взять трубку, иначе упустил бы мою рыбу, и я крикнул маме, чтобы она подошла к телефону. Но она, должно быть, не слышала, потому что телефон продолжал звонить, а зубатка пыталась уйти под воду. В конце концов мне пришлось упустить ее, и я почти плакал, когда поднял трубку.

– Алло! Это мистер Роулинз? – В голосе чувствовался мягкий акцент, вроде французского, но все-таки не совсем французский.

— Я тебя не знаю. Он помолчал. — Ты кто?

– Я у телефона, – выдохнул я. – Кто говорит?

— Я Квоут.

– Я так и думала, – спокойно ответила Анкаретта. – Поэтому я должна рассказать вам обоим историю. Это тайна, о которой мало кто знает. Но хотя это и тайна, все это правда. Почему бы вам не сесть на пол и не послушать? Это история о том, как я умерла.

– Я звоню вам по поводу вашей приятельницы.

— Ты так уверенно об этом говоришь… — сказал он, пристально глядя на меня. И снова помолчал. — Меня зовут Куклой.

Глаза Оуэна расширились. Он уселся рядом с Эви, их колени соприкасались. Его подруга так хотела услышать рассказ, что даже немного ерзала. Оуэну тоже было не по себе, но по другой причине – его страшил зловещий зачин.

– Кто она?

– Коретта Джеймс, – пропела она по слогам.

— Кто тебя так зовет?

– Это история о четырех братьях, – начала Анкаретта. – Трое из них уже мертвы. Лишь самый младший выжил. Он последний из братьев. Его зовут Северн. Он ваш король. – Она сложила руки на коленях, наклоняясь ближе, чтобы говорить потише. – Старшим братом был Эредур. Его отец и второй по старшинству брат погибли, восстав против короля. Это часто случается в Кередигионе, и это было много лет назад. Эредур был высоким, сильным и красивым. Людям он нравился. С помощью своего дяди Уорревика он победил короля и захватил корону. Пока шла война, он отправил двух своих младших братьев жить за море в королевство Бругия. Северну было восемь лет. Он был твоим ровесником, Оуэн. Его отец только что был убит в ужасной битве. Как и твой, миледи. Ему было очень грустно.

Это привело меня в чувство.

— Все.

Эви кивнула, ее лицо потемнело, выдавая сдерживаемое горе. Оуэн удивленно посмотрел на нее. И накрыл ее руку своей. Она улыбнулась ему, но в глазах стояли слезы.

– А кто вы?

— Что за \"все\"?

– Король Эредур начал утверждать свою власть в королевстве. Его дядя Уорревик, который помог ему занять трон, был его главным сторонником и возглавлял Разведывательную службу. Я была очень молода тогда. Шестнадцать лет. Я была служанкой в доме Уорревика, но принадлежала к Разведывательной службе. Я служила его старшей дочери, Изибель. Мы были очень близки. Но, как это часто бывает в знатных семьях, король и его дядя поссорились друг с другом. Дядя не угадал намерений короля, а думал, что угадал. Случилось недоразумение. Связанное с женитьбой короля… И вот Уорревик решил свергнуть короля. Его дочь, моя госпожа Изибель, вышла замуж за младшего брата Эредура, лорда Дансдворта, и Уорревик пообещал своему зятю королевство Кередигион. Моя верность принадлежала королю, а не дяде. Когда я узнала о заговоре, я попыталась предупредить короля о предательстве брата, но прибыла слишком поздно, чтоб спасти его. Он был схвачен и едва не брошен в реку. Дяде следовало бы покончить с ним немедленно. Колебание позже стоило ему жизни.

— Кто такие \"все\"! — поправил он, подняв палец.

– Меня зовут Дафна Моне, – сказала она. – Коретта ваш друг, правда? Она пришла ко мне и попросила денег. Сказала, что вы меня разыскиваете, и если я не дам денег, она расскажет вам все. Это так, Изи?

Оуэн сглотнул, внимательно слушая разворачивающуюся историю. Он был слишком мал, чтобы понять пути королей и делателей королей[3]. Он не слышал раньше ничего про это.

Я улыбнулся.

– Когда она это сказала?

– Король Эредур сбежал из заключения, продолжала Анкаретта, – и переправился через море в Бругию с младшим из братьев, Северном. Они были изгнанниками, жили по милости других. Выбрав время, Эредур вернулся с помощью хитрости, которой научился у одного из своих предков.

— Ну ладно: кто такие \"все\"?

– Позавчера.

— \"Все\" значит \"все те, о ком идет речь\".

– И что вы сделали?

– Какой хитрости? – спросила Эви с большим интересом.

— И о ком же идет речь в данном случае? — уточнил я, улыбнувшись еще шире.

– Отдала ей последние двадцать долларов. Я ведь не знаю вас, мистер Роулинз.

Кукла рассеянно улыбнулся мне в ответ и сделал неопределенный жест.

– И что потом?

– Вот в чем была уловка. Он вернулся и ушел на Север. Вместо того, чтобы бороться за корону. Он сказал, что просто хочет снова стать герцогом Северной Камбрии. Этот титул нынче носит твой дедушка, моя дорогая. Это удивило всех, и дядя был в ярости, конечно. Очень быстро король Эредур собрал достаточно сторонников, чтобы сразиться с дядей. Уорревик и лорд Дансдворт вскоре покинули Кередигион. Какой поворот событий! Однако король Эредур не был в безопасности. Его враги находились за границей и плели интриги. И поэтому дядя заключил союз с женой того короля, которого они когда-то свергли вместе с Эредуром, пообещав вернуть его на трон. Это был трусливый поступок. Чтобы сохранить свою власть, он предал всю свою семью. Как вы думаете, что об этом подумал его зять лорд Дансдворт? И вот тут-то и начинается моя роль.

— Ну, знаешь, все они. Люди.

– Она ушла, и я беспокоюсь. А моего друга нет дома, и неизвестно, когда он вернется. Вот мне и пришло в голову разыскать вас и узнать, зачем я вам понадобилась.

Оуэн и Эви переглянулись.

И продолжал смотреть на меня все так же, как я бы разглядывал любопытный камушек или листок, какого прежде никогда не видел.

– Понятия не имею, о чем вы, – сказал я. – Кто ваш друг? Как его зовут?

— А ты себя как зовешь? — спросил я.

– Король Эредур отправил меня с секретной миссией. Я была очень молода, еще и восемнадцати не исполнилось. Он послал меня за море, чтобы встретиться с лордом Дансдвортом. Эредур попросил меня убедить молодого человека смягчиться и объединить усилия со своим королем и братом. Если бы я не смогла убедить его, я должна была отравить его. Это было мое первое задание в качестве королевской отравительницы. Это было непросто. – Она склонила голову, чтоб сделать передышку. Затем посмотрела на обоих детей. – Но мне это удалось. У меня по-прежнему был значок дома Уорревика, поэтому я смогла проникнуть к лорду Дансдворту. Я убедила его вернуться к семье. Когда дядя вторгся в Кередигион с огромной армией, он был потрясен, узнав, что зять предал его и объединил свои силы с силами короля Эредура. Дядя сражался и был убит. Братья помирились. До поры до времени.

Его это, похоже, несколько удивило, и он взглянул на меня по-иному, более обыденно.

– Фрэнк Грин.

— Ну, это уж слишком! — сказал он с легкой укоризной. Потом взглянул на стоявших молча Вилема и Симмона. — Ну что, вам пора войти.

Я инстинктивно протянул руку к своим штанам, они лежали на полу рядом с кроватью.

Он повернулся и вошел в комнату.

После этого я все еще служила жене лорда Дансдворта. Чтобы приглядывать за братом короля и следить за тем, чтобы он сохранял верность. Постепенно брат все больше и больше злился, что сам не стал королем, чего требовали его амбиции. Он творил ужасные вещи в собственном доме. Он не был добрым человеком. Избивал жену и сына. Но потом он кое-что прослышал. Люди, которые питали слухами его зудящие уши, говорили, что король Эредур до женитьбы на своей королеве женился еще на какой-то женщине. Если бы это оказалось правдой, тогда все дети короля должны были бы считаться ублюдками, и он, лорд Дансдворт, получил бы право наследовать престол. Вы можете представить, какая возникла вражда между братьями! Я не знаю, были ли слухи правдивы или нет. Дансдворт верил, что были. Он начал готовить мятеж. – Она прервалась, потирая руки, и покачала головой. – О дальнейшем сложно говорить. Только королева в святилище Владычицы знает всю историю. – Она вздохнула. – Король, опасаясь очередного мятежа, приказал мне отравить брата.

– Почему вы меня разыскиваете, мистер Роулинз? Мы с вами встречались?

Комната была не особенно просторна. Но тут, во чреве архивов, она выглядела на диво неуместно. Удобное мягкое кресло, большой деревянный стол и пара дверей, ведущих в соседние комнаты.

– Вы, наверно, ошиблись, душенька. Я не знаю, о чем она говорила. Думаете, Фрэнк отправился ее искать?

Оуэн уставился на нее. В комнате было так тихо, что они могли слышать ее дыхание.

– Я не говорила Фрэнку, что она ко мне приходила. Его не было дома. И он до сих пор не возвращался.

Повсюду были книги, книжные полки и шкафы, забитые до отказа. Книги лежали стопками на полу, валялись вокруг столов, громоздились на стульях. На одной стене я с удивлением увидел пару задернутых штор. Я с трудом отделался от впечатления, что за ними должно быть окно, хотя и знал, что мы глубоко под землей.

– Я не знаю, где сейчас Фрэнк, а Коретту убили.

– Это был не единственный раз, когда король велел мне так поступить с его врагами. К тому времени я знала, что убеждать лорда Дансдворта – пустое сотрясение воздуха. Он был настолько властолюбив, настолько исполнен решимости занять трон… Когда я стала готовиться к этому тяжелому заданию, я отравила кубок с его любимым вином. К сожалению, не он выпил из этого кубка. Это сделала его беременная жена. – Плечи Анкаретты поникли.

– Яд, – она сглотнула, пытаясь справиться со своими чувствами, – действовал медленно. Даже я не понимала, что случилось, пока не стало слишком поздно. Это привело к преждевременным родам. Я умелая повитуха, но я не смогла спасти ни ребенка… ни мать. Моя госпожа умерла у меня на руках. – Ее взгляд был затравлен, губы сложились скорбно. Оуэн всегда удивлялся, почему Анкаретта так печальна. Возможно, это было причиной.

Комнату озаряли лампы и свечи, длинные тонкие церковные свечки и толстые столпы, покрытые наплывами воска. Каждый язычок пламени вселял в меня смутную тревогу — я не мог отделаться от мысли об опасности открытого огня в здании, наполненном сотнями тысяч драгоценных книг.

– Убили? – Судя по голосу, известие потрясло ее.

А еще тут были куклы. Марионетки, свисающие с полок и колышков, вбитых в стены. Сваленные грудой в углах и под стульями. Некоторые, в процессе изготовления или починки, валялись на столе вместе с инструментами. Некоторые полки вместо книг были забиты фигурками, искусно вырезанными и раскрашенными фигурками людей.

– Лорд Дансдворт был опустошен. Я вернулась к своей семье, чтобы скорбеть. Я не могла сказать королю, как подвела его, но рассказала королеве. Она обещала защитить меня. Именно для защиты ее детей и их прав мне было приказано сделать то, что я сделала. – Она глубоко вздохнула, поправляя юбки. – Лорд Дансдворт помешался от горя. Он послал своих стражников арестовать меня, обвинив в отравлении его жены. Прежде чем король узнал, меня судили и признали виновной в убийстве. Я предполагала, что королевская стража успеет спасти меня, поэтому позволила себя арестовать. – Она печально покачала головой. – Меня связали и сбросили в лодке с вершины водопада.

– Да. Говорят, в четверг ночью.

По пути к столу Кукла стащил с себя черную мантию и оставил ее валяться на полу. Под мантией оказалась самая простая одежда: жеваная белая рубашка, жеваные черные штаны и разные носки со штопаными пятками. Я обнаружил, что он старше, чем показалось мне сначала. Лицо у него было гладкое, без морщин, но волосы — белые как снег и редеющие на макушке.

– Как ужасно! А может быть, что-то стряслось с Фрэнком?

Она перевела взгляд с Оуэна на Эви и обратно.

Кукла освободил для меня стул, бережно сняв с сиденья маленькую марионетку и пристроив ее на ближайшей полке. Сам он уселся на стол, а Вилем с Симмоном остались стоять. К их чести, их это не особо смутило.

– Послушайте, леди, откуда мне знать, что стряслось с Фрэнком или с кем-нибудь еще. Я знаю только, что меня это не касается, и я надеюсь, что у вас все образуется. Но сейчас я должен...

Порывшись в груде вещей на столе, Кукла достал бесформенный кусок дерева и ножичек. Еще раз пристально, изучающе взглянул на мое лицо и методично заработал ножичком. На стол посыпались мелкие кудрявые стружки.

– Только один из ста может пережить такое падение. Поток не пожелал моей смерти. У меня была сломана шея и большая часть костей, но я выжила. Моя судьба держалась в тайне. Королева лично заботилась обо мне и помогла мне исцелиться – не только телом, но и душой. Король обвинил лорда Дансдворта в измене за то, что он казнил меня по собственной воле. Он был заперт в башне здесь, во дворце. Его пытались утопить в вине, заставляя пить так много, что это должно было его убить, но он все не умирал и не умирал. – Она снова замерла, вздрогнула. – Король приказал мне снова отравить его. И я сделала это. Мое лицо было последним, что он увидел в жизни.

Как ни странно, мне не хотелось никого расспрашивать о том, что происходит. Когда задаешь так много вопросов, как я, мало-помалу учишься соображать, когда это уместно, а когда нет.

– Вы должны помочь мне.

Оуэн чувствовал себя так странно, его переполняли противоречивые мысли, он не знал, что сказать. Он только смотрел на Анкаретту и дрожал. Голова ее была склонена, голос звучал глухо.

– Нет, спасибо, душенька. Для меня это уже слишком.

А кроме того, я и так уже знал, что мне ответят. Кукла был одним из тех немного безумных гениев, что сумели найти себе место в Университете.

– Тогда мне придется обратиться в полицию, чтобы разыскать моего друга. Я должна буду рассказать о вас и об этой женщине, о Коретте.

– Его сын, мальчик, которого вы знаете как Дансдворта, видел меня сегодня на кухне. Он узнал меня, ведь я служила его семье. Он много лет верил, что я умерла и что его отец был казнен из-за меня. Теперь вы знаете правду, которая никому здесь неведома. Король Северн не знает, кто я. Рэтклифф тоже. Даже твой дедушка не знает правды, миледи. Я все еще служу своей королеве в ее собственном узилище, но я здесь не для того, чтобы кого-то травить. В этом нет необходимости.

Обучение в аркануме оказывает на головы студентов ряд противоестественных воздействий. Самая примечательная из всех этих противоестественных вещей — способность творить то, что большинство людей именует магией, а мы — симпатией, сигалдри, алхимией, именованием и всем прочим.

– Послушайте, а может быть, ваш друг убил ее?

Она подняла грустное лицо, чтобы посмотреть на детей. Сердце Оуэна болело за нее. И, как он много раз делал для своей матери, чтобы утешить, подошел и обнял, положив голову ей на плечо.

– Ее закололи?

Некоторым все это дается легко, у других начинаются проблемы. Самые тяжелые сходят с ума и попадают в Гавань. Однако большинство голов не разбивается вдребезги, столкнувшись с арканумом, — так только, чуть-чуть трескается. Порой эти трещинки проявляются в мелочах: тиками или заиканием. Другие студенты слышат голоса, делаются забывчивы, слепнут, немеют… Иногда только на час или на день. Иногда навсегда.

– Значит ли это, – сказала Элизабет Виктория Мортимер дрожащим голосом, – что, если король умрет, Дансдворт будет править нами?

– Нет. – Мы с ней подумали об одном и том же. – Ее забили насмерть.

По-видимому, Кукла был студентом, который тронулся умом много лет назад. Он, как и Аури, сумел найти себе место, хотя меня удивляло, как это Лоррен позволил ему поселиться здесь, внизу.

– Тогда это не Фрэнк. У него нож. Он никогда не пускает в ход кулаки. Вы мне поможете?

Анкаретта долго смотрела на девочку, затем резко кивнула.

— Он всегда так выглядит? — спросил Кукла у Вилема и Симмона. Вокруг его рук уже громоздился небольшой сугроб светлых стружек.

– Как? – спросил я и поднял руки вверх, чтобы показать, насколько я беспомощен, но она не могла этого видеть.

– Что мы наделали… – простонала девочка.

— Обычно да, — сказал Вилем.

– Один мой приятель, может быть, знает, где найти Фрэнка.

— Как именно? — уточнил Симмон.

– Мне ни к чему разыскивать Фрэнка Грина, но если вам это нужно, почему бы не позвонить своему приятелю?

Оуэну тоже стало не по себе. Но его уши уловили звук, которого он не ожидал. Топот множества сапог из коридора. Они приближались. Отдавались эхом в каменных сводах.

— Как будто вы с ним играете в тирани, он обдумал игру на три хода вперед и уже решил, как именно он тебя обставит.

– Я... Я должна поехать к нему. У него есть кое-что для меня и...

Кукла еще раз окинул взглядом мое лицо и срезал с дерева еще одну тонкую стружку.

Анкаретта поймала его взгляд и обнажила кинжал.

– Тогда зачем я вам нужен? Если это ваш приятель, поезжайте к нему. Возьмите такси.

— Это изрядно бесит, по правде говоря.

– У меня нет денег, а мою машину взял Фрэнк. Дом моего знакомого далеко, но я могу объяснить, как туда ехать.

Вилем хохотнул.

– Спасибо, нет, леди.

— Кукла, это его думательное лицо. Он так выглядит очень часто, но не всегда.

Рэтклифф полон решимости обнаружить источник утечки. В последнее время он крутится вокруг еще чаще, всегда задавая вопросы, пытаясь выведать тайны. Я не могу доверять никаким словом из его уст, потому что все, что он сообщает, уже передано королю или является ловушкой, чтобы спровоцировать меня. Мне нужно что-нибудь вызнать, опередив Рэтклиффа, чтобы план отравительницы сработал. Лучшим местом для новостей всегда было святилище Владычицы. Я всегда знал, когда шпион едет во дворец с важными известиями. Все, что мне нужно сейчас, – это какое-нибудь зелье, вроде слабительного, чтоб у всадника прихватило живот, задержать его прибытие хоть на час. Это так рискованно. Я больше не состою при святилище. С чего мне пришла в голову эта идея?
Доминик Манчини, шпион при дворцовой кухне

– Пожалуйста, не отказывайтесь. Мне не хочется звонить в полицию, но если вы мне не поможете, ничего другого не останется.

— А что такое тирани? — спросил Симмон.

Я тоже опасался полиции. Туда легко попасть, но очень нелегко оттуда выбраться. Я боялся, что в другой раз мне так не повезет. С каким бы удовольствием я досмотрел сон про мою зубатку. Я почти чувствовал запах жареной рыбы, почти ощущал ее вкус на языке.

— Думатель… — задумчиво произнес Кукла. — И о чем же ты сейчас думаешь, а?

– Где вы сейчас? – вздохнул я.

— Я думаю о том, что ты, Кукла, должно быть, очень тщательно наблюдаешь за людьми, — вежливо ответил я.

Глава двадцать шестая

– У себя, на Динкер-стрит, 3451, это дом на двоих. Моя квартира под номером 1.

Кукла фыркнул, не поднимая глаз.

– Это не адрес Фрэнка?

Перья

— При чем тут тщательность? И какой смысл наблюдать за людьми? Люди только и делают, что наблюдают. Не наблюдать, видеть надо, видеть! Лично я вижу то, на что смотрю. Я не наблюдатель, я — видящий!

– Я живу отдельно. Мы не любовники.



– Я мог бы привезти вам денег и посадить в такси на Главной. И это все.

Он еще раз взглянул на деревяшку у себя в руке, потом на мое лицо. И, явно удовлетворенный, сложил руки поверх своего изделия. Но я все же успел мельком увидеть свой собственный профиль, искусно вырезанный из дерева.

– О да, да. Это было бы прекрасно.

— Знаешь ли, чем ты был, чем ты не являешься и чем ты еще будешь? — спросил Кукла.

– Сюда идут, – прошептал Оуэн Эви. Он думал, что Анкаретта поспешит к потайной двери, но она бросилась к изголовью кровати и вонзила кинжал в одну из подушек, разрывая наволочку. Она бросила подушку девочке, и оттуда вырвалось облако перьев.

Это звучало как загадка.

Глава 13

– Ударь его подушкой! – выдохнула Анкаретта, и Эви не нуждалась в дальнейших уговорах.

— Нет.

В четыре часа утра Лос-Анджелес спит. На Динкер-стрит не видно было даже собаки, роющейся в помойке. При свете фонарей на темных тихих газонах то там, то здесь взгляд привлекали белые венчики застывших в неподвижности цветов.

Шлейф белых перьев пролетел по комнате, когда разорванная подушка врезалась в грудь Оуэна. Через полминуты на Оуэна летела еще одна порванная подушка. Он поймал ее, и двое детей наполнили воздух гусиным пухом, колотя друг друга обвисшими наволочками.

— Видящим, — уверенно сказал он. — Ведь э\'лир как раз и значит \"видящий\".

Девушка жила в одноэтажном двухквартирном доме. Подъезд на ее половине был освещен. Прежде чем выйти из машины, я закурил. Дом выглядел вполне мирно. В переднем дворике росла толстая пальма. На газоне, обнесенном декоративным забором, не валялись трупы, у подъезда не дежурили мрачные незнакомцы, вооруженные ножами. И все же мне надо было последовать тогда совету Оделла и покинуть Калифорнию навсегда.

Она встретила меня на пороге:

Анкаретта опустилась на пол и перекатилась под кровать, когда дверь спальни распахнулась и вошел Рэтклифф, сопровождаемый четырьмя стражниками с обнаженными мечами.

— Сейчас Квоут уже ре\'лар, — почтительно сказал Симмон.

– Мистер Роулинз?

Кукла пренебрежительно фыркнул.

Он сразу начал задыхаться от пуха, походившего на северную метель.

– Зовите меня просто Изи.

— Да нет, — сказал он, внимательно вглядываясь в меня. — Со временем ты, может, еще и станешь видящим, но не сейчас. А пока ты только смотрящий. Со временем ты станешь настоящим э\'лиром. Если научишься расслабляться.

Безудержно хохоча, Эви, удачно развернувшись, саданула Оуэна по уху. Она снова кинулась к нему, но он поднял пустую наволочку, чтобы блокировать удар, а затем развернул и надел Эви на голову. Она ахнула с притворным негодованием, но ее аханье заглушил грохочущий рев.

– Так вас называла Коретта. Да?

Он показал мне резную деревянную головку.

– Что, черт возьми, происходит?! – рявкнул Рэтклифф.

— Вот что ты тут видишь?

– Да.

Это уже не был бесформенный кусок дерева. В слоях древесины проступили мои черты, исполненные напряженного размышления. Я наклонился поближе, чтобы рассмотреть получше…

Повсюду были перья, они прилипли, как листья, к волосам Эви, ее ночной рубашке, тунике Оуэна. Вихрящаяся стая перьев начала оседать, когда дети застыли на месте и уставились на Рэтклиффа.

– А меня зовут Дафна. Пожалуйста, заходите.

Кукла расхохотался и вскинул руки.

— Все, поздно! — воскликнул он, на миг вновь сделавшись похож на мальчишку. — Ты смотрел слишком пристально и увидел слишком мало. Видишь ли, когда слишком долго смотришь, это может помешать увидеть!

Перышко упало на губу Элизабет, и ее рот дрогнул, когда она попыталась сдуть его. Рожица, которую она скорчила, была настолько смешной, что Оуэн хохотнул, пытаясь сдержать смех.

Эта половина дома, предназначавшаяся для одной семьи, впоследствии была разгорожена пополам. Возможно, она досталась по наследству брату и сестре, они не поладили и превратили его в двухквартирный.

Кукла поставил деревянную головку на стол, так что она как будто уставилась на одну из разбросанных марионетов.

Дафна провела меня в половинную гостиную, где пол устилал коричневый ковер; диван, стул и стены тоже были коричневыми. Рядом с коричневыми занавесками, закрывавшими всю стену, стоял горшок с буйно разросшимся папоротником. Только кофейный столик со стеклянной крышкой был не коричневым, а позолоченным.

— Видишь этого маленького деревянного Квоута? Видишь, как смотрит? Такой внимательный! Такой сосредоточенный! Он может смотреть хоть сто лет, но увидит ли он то, что прямо у него перед носом, а?

Рэтклифф топнул. Его лысеющая голова была мокра от пота, и перья прилипли к лысине, он выглядел совершенно нелепо.

– Хотите выпить, мистер Роулинз? – На ней было простенькое голубое платье. Такие платья носили французские девушки, когда в бытность мою американским солдатом я оказался в Париже. Маленькая керамическая брошь на ее груди служила единственным украшением.

И Кукла вновь уселся. Его взгляд удовлетворенно блуждал по комнате.

Эви воззрилась на него, ее подбородок дрожал от приглушенного смеха.

– Нет, спасибо.

— Так э\'лир значит \"видящий\"? — спросил Симмон. — А прочие ранги тоже что-то означают?

Ее лицо было прекрасно. Гораздо красивее, чем на фото. Каштановые волнистые волосы, настолько светлые, что издалека можно было принять ее за блондинку, а глаза казались то зелеными, то синими, в зависимости от освещения. Широкие скулы не придавали ей сурового вида. Глаза, поставленные чуть-чуть ближе к переносице, чем у большинства людей, придавали ей беззащитный вид, и у меня возникло желание заключить ее в объятия и оградить от всех зол.

Это только разозлило Рэтклиффа.

— Поскольку ты — студент, имеющий полный доступ к архивам, думаю, ты и сам способен это выяснить, — ответил Кукла. Его внимание сосредоточилось на марионетке, лежавшей перед ним на столе. Он бережно опустил ее на пол, чтобы веревочки не запутались. Это было великолепное миниатюрное изображение тейлинского священника в серой рясе.

Несколько минут мы молча разглядывали друг друга.

– Вы не голодны?

– Вы думаете… вы думаете, что это забавно, леди Мортимер? Забавно? Я искал это пропавшее отродье, а нашел двух разбойников, которые уничтожают подушки его величества. По-вашему, это смешно, я спрашиваю вас!

— Может, подскажешь, с чего начать поиски? — спросил я по наитию.

– Нет, спасибо. – До меня вдруг дошло, что мы говорим шепотом. – Здесь есть кто-нибудь еще?

— \"Речение\" Ренфалька.

– Нет, – прошептала она и придвинулась ко мне так близко, что я ощутил аромат мыла \"Айвори\". – Я живу одна, – сообщила она.

Но теперь она безудержно хихикала, указывая на «убеленную» голову Рэтклиффа. Оуэн почувствовал приступ страха, но не мог не смеяться. Усугубляло ситуацию то, что стражники пытались подавить ухмылки, но это давалось им с трудом.

Повинуясь движениям пальцев Куклы, священник-марионетка поднялся с пола и раскинул свои конечности, как будто потягивался после долгого сна.

Затем она протянула тонкую изящную руку и прикоснулась к моему лицу:

— Эта книга мне незнакома.

– Вы подрались?

– Прочь! Вон! – крикнул Рэтклифф. – Ты, маленький бродяга, возвращайся в свою комнату. Я сообщу об этом Бервику и заставлю вас обоих отчистить каждое, каждое… ф-ф-ф… – Его ругань прервалась, когда перо попало ему в рот – именно на слове «перо», и он едва не задохнулся.

— На втором этаже, в юго-восточном углу, — рассеянно ответил Кукла. — Второй ряд, вторая стойка, третья полка, в правом конце, красный кожаный переплет.

– Что?

– У вас на лице ссадины.

Миниатюрный тейлинский священник медленно бродил у ног Куклы. В одной руке он крепко сжимал миниатюрный экземпляр \"Книги о Пути\", скопированный тщательно, до мельчайших подробностей, вплоть до крохотного колеса со спицами, нарисованного на обложке.

Один из стражников заржал, а потом смеялись уже все. Лицо Рэтклиффа стало красным как помидор, когда он грубо схватил Оуэна за плечо и вытолкнул его из комнаты, пиная по пути перья.

– Пустяки.

Оуэн оглянулся на Эви. Она лукаво улыбалась и, когда их глаза встретились, подмигнула ему. Он подмигнул в ответ.

Мы втроем наблюдали, как Кукла управляет маленьким священником, заставляя его расхаживать взад-вперед. Наконец он усадил его на свою ногу в носке.

Она не убрала руки.

Гусиный пух кружился по комнате, и Оуэн почувствовал, как на сердце у него потеплело.

– Я могла бы промыть ваши ранки.

Анкаретта спряталась под кроватью, она ушла от опасности. Дважды за один день.

Вилем почтительно кашлянул.

Она и вправду была умной женщиной.

— Кукла!

Сознавая, что совершаю глупость, я тоже коснулся ее лица.

* * *

— Да? — отозвался Кукла, не отрывая взгляда от своих ног. — У тебя есть вопрос. Точнее, вопрос есть у Квоута, а ты собираешься задать его вместо него. Он сидит, слегка подавшись вперед. Складка между бровями и стиснутые губы говорят о том же. Пусть спросит сам. Это, возможно, пойдет ему на пользу.

– Все о\'кей, я привез вам двадцать пять долларов.

На следующее утро Оуэн раскладывал плитки на кухне перед завтраком, когда прибыла Эви, позже, чем обычно. На ней было темно-зеленое платье с широким плетеным поясом, подходившим, разумеется, к ее любимым сапогам. Оуэн узнал о ее приближении по стуку шагов, но и Лиона встречала ее словами:

Она улыбнулась, как ребенок. Только ребенок может быть таким счастливым.

Я застыл, поймав себя на том, что и впрямь выгляжу именно так, как он сказал. Кукла по-прежнему управлял маленьким священником. Тейлинец старательно, с опаской оглядел все вокруг его ног, размахивая перед собой книгой, потом обошел ножки стола и заглянул в сброшенные туфли Куклы. Движения его выглядели жутковато, и это отвлекло меня до такой степени, что я забыл о своей неловкости и поневоле расслабился.

– Ах, вот и другая виновная. Благослови меня Поток, но вы, дети, были на волоске от больших неприятностей прошлой ночью. Проклятые перья теперь во всем дворце, вплоть до тронного зала, и все из-за вас. Король будет недоволен. Посмотри на себя, девочка, у тебя все еще пух в волосах!

– Спасибо, – поблагодарила она, повернулась и села на коричневый стул, сложив руки на коленях. Кивком предложила и мне сесть. Я опустился на диван.

— На самом деле я хотел узнать про амир.

– Возьмите деньги. – Я сунул руку в карман, но она жестом остановила меня.

– Я сделала это нарочно, – ответила та без намека на угрызения совести. – У Оуэна белая метка на волосах, и у меня теперь тоже.

Я не отрывал глаз от сцены, разворачивающейся у ног Куклы. На сцене появилась вторая марионетка, девушка в крестьянском платье. Она подошла к тейлинцу и протянула руку, словно хотела дать ему что-то. Или нет, она о чем-то его спросила. Тейлинец повернулся к ней спиной. Она робко коснулась его локтя. Он надменно шагнул прочь.

– Не могли бы вы отвезти меня к нему? Я совсем одна, вы это понимаете? Вы посидите в машине. Это недолго, всего минут пять.

Он вскинул голову и от удивления чуть не опрокинул башню, которую тщательно возводил.

— Я хотел знать, кто же все-таки их распустил. Император Нальто или церковь.

– Но послушайте, душенька, я ведь совсем вас не знаю...

Лиона рассмеялась и покачала головой, затем вернулась к работе. Эви взяла два пышных маффина со стола и направилась к Оуэну. Общая тайна заставляла блестеть ее глаза. Она положила маффины на скамейку.

— А ты все смотришь, — укорил он меня, но уже мягче, чем прежде. — Тебе бы стоило погоняться за ветром, а то ты слишком серьезен. Это не доведет до добра.

Оуэн вернулся к своей башне, пытаясь завершить ее, дабы потом разрушить. Он заметил белое перо в волосах Эви над левым ухом. Она заплела небольшую косичку и воткнула перо.

– Мне нужна помощь. – Она взглянула на свои сплетенные пальцы и добавила: – Вы не хотите, чтобы вас беспокоила полиция. Так же, как и я...

Тейлинец внезапно обернулся к девушке и, дрожа от ярости, погрозил ей книгой. Девушка испуганно отступила назад и рухнула на колени.

– Нас почти поймали, – заговорщически прошептал Оуэн.

— Церковь, конечно. Они бы подчинились только указу самого понтифика.