Кристоффер Хольст

Летний сон в алых тонах

Christoffer Holst

Sweet, Red Summer Dreams



© Christoffer Holst, 2019

© Савина Е., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Глава первая

Канун праздника летнего солнцестояния, 2017



Чудесным теплым днем я поднимаюсь на борт судна и отправляюсь навстречу новой жизни.

Судно, которое увезет меня прочь от всего, что было. К чему-то совершенно новому.

Прочь от всего, что вместили последние месяцы.

От всех слез, от всех бессонных ночей, проведенных перед телевизором в компании мороженого. Или как оно там должно выглядеть. Во всяком случае, я всегда именно так представляла себе расставание. Ну ладно, возможно, кто-нибудь на моем месте махнул бы в Австралию, прыгнул с тарзанки или пустился бы вплавь по Нилу на крокодиле, чтобы вновь обрести себя. Но что может быть лучше проверенного киношного способа справиться с навалившимся отчаянием – выплакать все слезы, которые необходимо выплакать, и съесть все мороженое, которое необходимо съесть. Очень-очень много мороженого.

И я попробовала. Накупила кучу коробок с мороженым, сколько смогла унести. Но мой желудок запротестовал уже после двух. Лактоза уничтожила мои шансы на киношную скорбь. Оставалось просто лежать на диване. В полном одиночестве. И глазеть на мир через экран телевизора. На мир, который внезапно стал чужим и далеким.

День, когда Данне, с которым мы встречались уже три года, решил объявить о разрыве наших с ним отношений, начался хуже не бывает: с приступа цистита. Мое тело каким-то странным образом всегда заранее чувствует, что должно случиться что-то плохое, и по-своему меня предупреждает. Вот такая у меня суперспособность. В первый раз она проявила себя утром перед Рождеством двадцать пять лет назад, когда мама сообщила мне, что больна. Серьезно больна. С тех пор я поняла, что цистит означает плохие новости. И это знание меня еще ни разу не подводило.

Однако должна признать, что монолог Данни на тему «давай разбежимся» огорошил меня не меньше, чем мамино известие о болезни. Хуже всего то, что почти никаких причин для этого не было. Кроме одной – он больше меня не любит. Именно так он объяснил мне свое желание уйти, пока я сидела и хлопала глазами за столиком в кафе «Техас Лонгхорн» тем апрельским вечером. Он не сказал я встретил другую или мы совсем перестали заниматься сексом. Он просто сказал, что больше меня не любит.

И что я должна была на это ответить?

Ничего.

В тот же вечер он собрал свои вещи и ушел. Через неделю приехал фургон с грузчиками, и те забрали диван, который по факту принадлежал ему, и несколько коробок.

А потом тишина. Слезы. И, разумеется, подбадривающие телефонные разговоры с моим лучшим другом Закке.

И вот теперь я здесь. Плыву по сверкающим июньским водам Балтийского моря. Просто удивительно, куда порой может забросить тебя жизнь.

В Стокгольме лето, и вокруг парома «Серебряная стрела» снуют симпатичные парусные яхты по соседству с роскошными рычащими катерами. Пол парома постукивает под ногами, и прохладный ветерок обдувает лицо.

В ушах композиция «Wanted man»[1] группы NEEDTOBREATHE. Come and get me![2] – напевает своим неповторимым скрипучим голосом Беар Райнхарт, в то время как впереди на горизонте появляется и начинает медленно расти покрытый зеленью массив шхер.

Буллхольмен. Остров, который в ближайшие месяцы я стану называть своим домом.

Мой пульс учащается, когда я вижу, как начинают готовить сходни для высадки на берег. Отныне пути назад нет. Приехали. Вот дьявол.



Мой чемодан на колесиках скрипит по гравию. Я прохожу мимо киоска с мороженым и еще парочки лавок, торгующих жареной салакой и свежими креветками. За спиной – гостевая бухта, где приезжающие швартуют свои парусные яхты в преддверии праздника. Я прочитала, что где-то здесь есть гостиница. И даже небольшой магазин «ИКА» и ресторанчик, в котором подают пиццу и гамбургеры с маринованным луком (я много раз гуглила меню в Интернете, и надо сказать, я просто обожаю маринованный лук). Но впереди справа я уже вижу вывеску, обозначающую вход в Буллхольменский садоводческий кооператив. Я останавливаюсь и наклоняюсь к моему маленькому розовому чемоданчику на колесиках. Достаю из кармана смартфон и делаю снимок, который тут же отправляю Закке с текстом: Я на месте!

И почти сразу же получаю ответ: Вижу кусты и деревья. Просто мурашки по коже. Будь осторожна!

Я миную вход и окидываю взглядом маленькие домики, утопающие в зелени садов. Этакое попурри пастельных оттенков, отцветших яблонь и насосной станции, где дачники берут воду для полива грядок. Я устремляюсь по Огуречному переулку, а жить буду на Редисовой улице. Знаю, звучит глупо. Это и есть глупость. В смысле, тот факт, что я здесь. Всего несколько недель назад я была обычной стокгольмской девчонкой без планов на лето. Со съемной квартирой в районе Сёдермальм, работой на полную ставку и тремястами тысячами наличных. Ей-богу, я никого не ограбила. Честное слово. Триста тысяч я добросовестно скопила. На это ушло несколько лет, но у меня была мечта. Мы с Данне собирались поднакопить деньжат, а потом вместе купить летний домик. Где-нибудь у воды.

В тот вечер я даже притащила в «Техас Лонгхорн» найденное в газете объявление о продаже. Домик в Остхаммаре. И собиралась показать ему. Я понимала, что в последнее время для нас все складывалось не слишком радужно. Я вкалывала как проклятая, чтобы выдержать конкуренцию с сокращенными и уволенными сотрудниками, которые появились, когда дело дошло до отмены внештатных вакансий. Но все же заметила, что несколько дней в неделю Данне стал чуть дольше задерживаться на работе и даже чаще, чем обычно, встречаться со своими приятелями. Но я старалась думать о том, что мы вместе уже несколько лет. Где найдешь пару, которая после стольких лет отношений станет каждый вечер устраивать себе романтический ужин? И покажите мне тех умников, которые постоянно готовят ризотто и прочую итальянскую стряпню! Пустяки, уговаривала я себя. В конце концов, нет ничего страшного в том, что после нескольких лет совместной жизни все наше меню свелось к тайской кухне навынос, роллам с фалафелем и супам быстрого приготовления. И уж вовсе не стоит удивляться тому, что мужчина и женщина не всегда спят в одной постели. Или это все же странно? Но ведь я не сверхчеловек!

В том маленьком домике в Остхаммаре был сосновый пол. Сосновый пол, обитые панелями стены, летняя кухонька и белые, колышущиеся на ветру занавески. Все это было указано в объявлении, которое я принесла в бумажном пакете в кафе. Но потом прозвучали эти слова:

Силла, нам надо поговорить.

Когда он так сказал, я сразу все поняла. Содержимое моего пакета превратилось в лед. Клумбы увяли, солнце зашло за тучу и белые кружевные занавески слетели на пол.

Поэтому в тот день, когда приехала машина для перевозки вещей, я рассталась не только с Даниелем, но и с моей мечтой. Мечтой о загородном домике. Где я бы училась выращивать овощи, читала романы в шезлонге и готовила обеды на свежем воздухе. После нескольких дней поиска по сайтам с недвижимостью я поняла, что с моей зарплатой четверти миллиона в качестве взноса надолго не хватит, хотя мне они и кажутся целым состоянием.

И тогда я заплакала. Позвонила Закке и пожаловалась на мою неудавшуюся судьбу. А он в ответ сказал: Перестань ныть, черт тебя побери, и купи себе садовый участок!

Мне такое даже в голову не приходило. Но тут меня как током ударило. Я села за компьютер и принялась гуглить как безумная. И довольно быстро убедилась, что большинство считает садовые участки пустой затеей. Во-первых, они стоят денег, а во-вторых, чисто технически ты не владеешь землей, а только арендуешь ее у кооператива, поэтому, если когда-нибудь надумаешь ее продать, то никакой особой выгоды не получишь. Кроме того, многие писали, что на садовом участке надо вкалывать куда больше, чем может сначала показаться. Придется возделывать землю, полоть сорняки, поливать – в общем, содержать его в чистоте и порядке.

По правде сказать, я уже была готова расстаться со своей мечтой, когда одной бессонной ночью, сидя у себя в квартирке на Бастугатан, я внезапно наткнулась на объявление на сайте газеты по продаже недвижимости.

Небольшой садовый участок в идиллии шхер!

Я абсолютно не разбираюсь в Стокгольмском архипелаге. Бывала когда-то на Фьедерхолмерне и Сандхамне. Но Буллхольмен был мне совершенно не знаком. Маленький живописный островок, где почти никто не живет зимой, но чрезвычайно популярный у туристов летом. И с садоводческим кооперативом с шестьюдесятью двумя садовыми участками и расположенными на них домиками.

Мой участок, а той ночью я уже видела его своим, находился по адресу Редисовая улица, 14. Я влюбилась в него, едва увидев выложенные в Интернете фотографии. Домик площадью в двадцать квадратных метров с маленькой кухонькой, мансардой, туалетом и водопроводом (правда, без душа). Стоило сие удовольствие 290 000 крон плюс ежемесячная арендная плата в 1000 крон. То, что надо.



Я сворачиваю на Редисовую улицу, по дороге заглядывая во все сады, мимо которых прохожу. Тетеньки и дяденьки лежат и загорают до оттенков как в передаче «Лето на Первом». Со смехом резвятся возле поливочных водораспылителей дети. Розово-красный от загара и с голым торсом мужик средних лет подстригает газон. Наконец я останавливаюсь. Вот он, номер четырнадцать.

Бог ты мой, я здесь. Впервые вижу это место воочию. Я сглатываю. Домишко-то совсем крохотный. Я ведь знала, что он будет небольшим, но, мама моя, он же в самом деле маленький. Petit, как говорят французы. Вот интересно, получится у меня уместиться внутри? Или этот домик строили исключительно для тощих, как шпильки, француженок?

У калитки я ненадолго задерживаюсь. Достаю смартфон и переключаю музыкальный плей-лист на мое последнее увлечение: аудиокнига «На собственных ногах» от какого-то известного телевизионного психолога, о которой, если бы не Закке, я бы так никогда и не узнала. Текст читает Баббен Ларссон, и есть что-то такое в ее теплом готландском выговоре, от чего слова, когда я их слышу, западают мне прямо в душу. Каждый раз, когда вас охватывает страх, – не сопротивляйтесь. Не гоните его прочь и не убегайте сами. Просто позвольте ему овладеть вами. И вскоре он пройдет.

Деревянная калитка скрипит, когда я медленно ее отворяю. По правую руку – газон с большой развесистой яблоней, несколько кустов и круглая лужайка с засохшими цветами.

Слева – несколько грядок, где из черной земли торчат зеленые, но поникшие стебли каких-то трав. А еще есть летняя кухня. Во всяком случае, в объявлении упоминалась летняя кухня. В действительности же это просто столешница. И стоящее рядом ведро для воды.

Я подхожу к двери домика. Достаю ключ, который прошлая владелица Анита Ларссон передала мне на Центральном вокзале в Стокгольме. Ненадолго закрываю глаза и вдыхаю ароматы лета и горячего гравия. Обнимите страх, ведь он ваш друг, читает Баббен.

Наверное, мне стоит подыскать себе других друзей, думаю я.

После чего вставляю ключ в замок.

Глава вторая

Тем же вечером, но позже



У Каролины Аксен новое платье. Белое, облегающее, с глубоким V-образным вырезом на спине, украшенным светло-розовыми кружевами. За платье было уплачено шесть тысяч крон, но Каролина считала, что оно того стоило. В ее семье недостатка в деньгах нет, скорее наоборот, но ведь ей всего девятнадцать лет – что она понимает в таких вещах? Только что окончила гимназию. Ни работы, ни собственного капитала, так что любую вещь, которую она хотела купить, по-прежнему приходилось согласовывать с отцом.

И это белое платье от Натали Шутерман не стало исключением. Потому что Каролине, разумеется, требовалось новое платье для дня летнего солнцестояния. Это было традицией. Семья Аксенов ежегодно отмечала этот праздник на Буллхольмене с тех пор, как Каролине исполнилось семь, и каждый год девочка получала еще одно красивое платье в подарок специально для праздничного вечера. С тех пор ничего не изменилось, разве что наряды теперь выбирала она сама.

Всего неделю назад она стояла в бутике, с наслаждением пропуская сквозь пальцы светлую нежную ткань. В ушах грохотала истеричная музыка, и она представляла себе, каким будет праздник в этом году. Она будет танцевать всю ночь напролет. Танцевать с Бенжамином, целовать его, а потом они вместе побегут к морю, станут плескаться и скидывать с себя одежду.

Летний праздник на Буллхольмене – это всегда идиллия. А теперь, когда у нее, помимо всего прочего, есть парень, так вообще сказка.

Хотя что-то не так. Что-то кажется неправильным.

Каролина не может сказать, что именно.

Они, как обычно, отметили день летнего солнцестояния праздничным ужином на причале возле папиной яхты: Каролина, папа Людвиг, его новая пассия Лена и ее дочь Йенни.

И, как обычно, здоровались со всеми знакомыми.

Как обычно, поднялись в гостиницу и открыли шампанское.

А теперь обеденный зал гостиницы превратился в танцпол. Скоро уже десять часов вечера, из динамиков гремит «Летнее время». Ее так называемая мачеха отплясывает так, что стыдно за нее делается. Но даже это в порядке вещей. А вот Бенжамина здесь нет. Не таким виделся в мечтах Каролины этот вечер.

Он на улице. Стоит и курит, хотя знает, что отец Каролины терпеть этого не может. Разговаривает с ней. С Иной. Ина в платье предположительно из «Джина Трико». Ина, которая и краситься-то не умеет: ресницы как у клоуна в «Оно». Ина, которую Каролина знает с десяти лет. И которую когда-то называла лучшей подругой.

Они стоят слишком близко друг к другу. Дурацкая мысль, и Каролина это знает, но все равно ревнует. Но ей в самом деле трудно понять. Почему. Почему Бенжамин, парень, с которым она вместе уже почти полгода, стоит здесь с другой девушкой вместо того, чтобы танцевать в зале с Каролиной? Очевидно, потому, что Ина тоже курит. Чертовы сигареты.

– Карро!

Из-за спины Каролины, пританцовывая, появляется мачеха Лена. В руке у нее какое-то ядовито-желтое пойло – похоже на бокал с соплями.

– Ты почему не танцуешь, Карро?

– Уже иду.

– Ты чем-то опечалена?

– Нет.

– Сердишься?

Каролина вздыхает.

– Нет, все в порядке, Чилла.

Ее мачеха шутливо вскидывает ладони.

– Прости! Я только пытаюсь тебе помочь.

– Спасибо, не надо.

– Если тебе грустно, то спускайся к сестре на яхту. Она наверняка обрадуется компании. А то лежит там совсем одна и читает.

Каролина закатывает глаза, и ее мачеха, танцуя, убирается прочь, а «Летнее время» между тем сменяется «Летом в городе». Как будто Каролина когда-нибудь горела желанием спуститься к Йенни на яхту. К Йенни, которая предпочитает лежать, укрывшись в своей каюте, и читать заумные книжки, для которых у Каролины не хватает выдержки даже осилить текст на задней обложке. К тому же Каролине не нравится, когда Лена называет Йенни ее сестрой. Черт побери, у них же ни капли общей крови. Они родом с двух разных планет. Нет, точнее, Солнечных систем. Галактик. И к Буллхольмену ее так называемая сестрица не имеет ровным счетом никакого отношения. Это мир Каролины. А не Йенни.

Но немного свежего воздуха ей точно не помешает. Особенно теперь, когда все бросились танцевать и обеденный зал гостиницы пропах потом мужиков и теток.

Каролина покидает зал и на своих тонких каблучках спускается по каменной лестнице к выходу. Проходит по усыпанному гравием двору мимо Ины и Бенжамина, стоящих в облаке воняющего ментолом дыма.

– Пойду пройдусь, – коротко бросает она. – Увидимся позже.

Бенжамин тут же настораживается.

– Карро? Ты куда?

– На прогулку.

– Подожди, пожалуйста…

Но Каролина не ждет. Она вообще не собирается никого ждать. Ни Бенжи, ни Ину, ни черта, ни дьявола. Она отправляется гулять, и точка.

И купание летней ночью голой в заливе, которое она планировала совершить с Бенжамином, она отправится совершать одна.

Глава третья

Чудесный летний вечер на вкус словно вино шардоне. Мягкий, округлый, с нотками спелых фруктов.

Так я подумала, откидываясь на спинку садового стула в моем новом саду. Тепло, хорошо. Ласковый ветерок целует мне щеки и ерошит волосы.

Я здесь. В самом деле здесь.

Я переехала, начала все с чистого листа. Точь-в-точь как героини моих любимых романов. Чаще всего их мужья изменяли им или погибали в каких-нибудь ужасных автокатастрофах (как будто бывают не ужасные автокатастрофы…), после чего их жизнь давала резкий крен. Но потом они снова вставали на ноги, покупали нуждающийся в ремонте домик цвета сливы в Тоскане, переезжали туда и влюблялись в какого-нибудь итальянского кустаря-ремесленника. Обожаю такие истории.

Однако эти героини, кажется, всегда были такими смелыми. Или, если они не являлись такими в начале, то обязательно становились таковыми в конце. Они учились управлять своей жизнью. Умели крепко ухватиться за руль и ехать точно туда, куда надо. Возможно, со временем я тоже стану именно такой женщиной. С помощью мудрых напутствий Баббен Ларссон. Если бы только жизнь не была такой чертовски… трудной.

Я делаю глоток шардоне (из Калифорнии – первоклассная штука!) и с любопытством гляжу по сторонам. Интересно, сколько итальянских кустарей живет поблизости… Впрочем, если следовать литературному канону, то Данне мне не изменил и не погиб в ужасной автокатастрофе. Он просто ушел. Исчез из моей жизни. Еще вчера он был, а сегодня его уже нет. Словно никогда и не было. Словно я сама придумала его.

Я стискиваю челюсти. Делаю глубокий вдох через нос. Я не стану плакать. Это первый вечер моей новой жизни, и я НЕ стану тратить его на сопли на моем новом садовом участке.

Рядом со мной на траве стоят портативные розовые блютус-колонки, из которых негромко доносится композиция группы The Killers. В остальной части острова жизнь идет своим чередом. Я еще когда только приехала, уже слышала, как распевают песни. С соседних участков доносится запах жареной картошки с укропом. Все празднуют день летнего солнцестояния. Все, кроме меня.

Я вообще-то подумывала пройтись, поглядеть на сады. Познакомиться, так сказать, с соседями. Но только не сегодня. А то нехило получится. Привет, меня зовут Силла, меня только что бросил парень, я одна на всем белом свете и решила пока пожить здесь. Здорово, правда? Кстати, у вас еще осталась немного картошки с селедкой? МОЖНО Я ПОБУДУ С ВАМИ?!

Фу, жуть какая. Такое может подождать и до утра. Или до послезавтра. Или даже до послепослезавтра.

Я делаю еще один глоток прохладного вина и достаю смартфон.

Два новых сообщения. Пульс мгновенно учащается. Одно сообщение, разумеется, от Закке, который, как обычно, крутится в своем ночном баре, а второе от… папы. Пульс мгновенно приходит в норму.

Привет, Камилла. Я тут подумал, что мы совсем забыли про вакцинацию. На природе в это время года ужасно много клещей. Помнишь, как Амели, дочь Барбары, подруги Сюзи, заработала себе боррелиоз? Теперь она даже своего малыша поднять не может, ее тут же тошнит от переутомления. И выглядит она так, что краше в гроб кладут. Ты прошла вакцинацию? ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПОЗВОЛЯЙ КЛЕЩАМ КУСАТЬ ТЕБЯ! Домик-то хороший? / папа



Я вздохнула. Папа. Мой беспокойный папочка. Который постоянно готовится к худшему.



Издалека донеслось уханье совы, и я еще острее ощутила собственное одиночество. Вот сижу я здесь, молодая, красивая, недавно тридцать лет исполнилось, пью вино и слушаю музыку, пока остальные оттягиваются по полной.

Трагедия?

Еще какая!

Я откладываю смартфон, самую малость прибавляю громкость у динамиков и делаю последний глоток из бокала. После чего откидываюсь на спинку плетеного стула и закрываю глаза.

* * *

Проснулась я от крика.

Во всяком случае, мне показалось, что это был крик. В летнем небе еще дрожит отголосок эха. Я резко выпрямилась на стуле и услышала, как сбоку от меня что-то хрустнуло. Мой винный бокал. Черт. Я растерянно огляделась. Я все еще в саду. Который час? Должно быть, уже полночь. Писклявый комар охотится за моей ногой. Бог ты мой, пьянчужка заснула на диване.

Я поднимаюсь со стула, стараясь не наступить на валяющиеся на садовой плитке осколки. Меня пошатывает, я оступаюсь и попадаю босой ногой на холодную траву. Вокруг темно, но это летняя темнота. Я все еще могу различить небо, а если смотреть в сторону ведущей к пристани дороги, то можно увидеть море. Оно светится в тишине. Ни волн, ни ряби.

И тут я снова слышу этот крик. Бенжи, нет!

Кричит девушка. Судя по голосу, совсем юная. Я пытаюсь прийти в себя, хотя поначалу чувствую себя неспособной пошевелить даже пальцем.

Дьявол.

Что же делать?

Сказать по правде, я всегда боялась, что со мной произойдет нечто подобное. У меня совершенно нет гражданского мужества. Хотя я бы очень хотела его иметь. Человек должен быть храбрым и смелым. Все хорошие люди смелые. Но я панически боюсь конфликтов. Я просто розовая мечта любого мафиози, поскольку окажись я свидетелем какого-нибудь убийства, я бы только воскликнула: «Парни, считайте, что я ничего не видела!», после чего улыбнулась бы им своей самой преданной улыбкой и напоследок вылизала бы их туфли.

Бросив стул на газоне, я крадусь к двери моего домика. Открываю ее и, прошмыгнув внутрь, как можно тише закрываю ее за собой и запираю на замок. Какое-то время еще стою, прижавшись ухом к двери.

Пытаюсь сквозь тонкое дерево услышать, что происходит снаружи, хотя в глубине души надеюсь, что больше ничего не услышу. На ум приходят страшные слова. Насильник. Серийный убийца. Исчезни, умоляю. Пропади пропадом. Сгинь, сгинь.

Мой смартфон, кажется, остался в саду. И из динамиков на лужайке продолжает тихо литься музыка. Я слышу Марианну Фэйтфул «The morning sun touched lightly on the eyes of Lucy Jordan»[3].

Я нервно сглатываю.

Желая только, чтобы все это как можно скорее закончилось.

Но ведь другие соседи тоже должны были проснуться, верно? Так неужели никто из них не выйдет, чтобы убедиться, что все в порядке?

Но тут память услужливо подсовывает мне одно воспоминание.

Это произошло примерно месяц назад. В конце мая. Закке уговорил меня отлипнуть от дивана, принять душ и сходить с ним куда-нибудь выпить. Мы отправились в Фолькбарен на Хорнсгатан, где бокал кавы стоил всего 59 крон. Благодаря этому в тот вечер я не ограничилась одним бокалом, и когда мы с Закке расстались, обнявшись на прощание, был уже час ночи и меня довольно сильно пошатывало.

В ту ночь на Хорнсгатан было непривычно тихо, и только проходя мимо супермаркета на площади Бюсисторьет, я услышала, как у меня за спиной кто-то кашлянул. Какой-то мужчина. Когда я повернула голову, он шел за мной по улице, держась всего в паре шагов от меня.

На нем была толстовка с капюшоном, так что я едва могла разглядеть его лицо. Но я сразу поняла, что сейчас случится.

Я свернула на боковую улочку, и он за мной. Я снова свернула, и он повторил мой маневр. Я ускорила шаг и с ужасом поняла, что он тоже пошел быстрее.

Никогда прежде я не чувствовала себя в Стокгольме настолько неуютно. Может быть, потому, что прежде рядом со мной почти всегда был Данне. Но теперь я была одна. Совершенно одна.

Когда до моего дома на Бастугатан оставалось всего несколько метров, я рванула вперед. Вставила ключ в дверь подъезда и влетела внутрь. Едва дверь захлопнулась за моей спиной, как я увидела его лицо в зарешеченном окошечке. Наши взгляды встретились. Я никогда не забуду его глаза. Какими неумолимо темными они были. И пока эти глаза жадно глядели на меня – с той стороны двери, – я увидела и поняла все, что он хотел со мной сделать. И от этого понимания у меня чуть сердце не остановилось.

Я влетела в пустую квартиру, заперла дверь и, дрожа, забилась в угол. Я знала, что теперь всю ночь не смогу заснуть. И хуже всего было то, что я знала, что Закке уже вовсю дрыхнет – как всегда, стоит ему прийти домой.

Так я и просидела всю ночь с телефоном в руке, таращась в телевизор и вздрагивая от каждого шороха. В ожидании, что кто-нибудь начнет дергать за ручку. Ломиться в дверь. Нашептывать мерзости с лестничной площадки. Но ничего этого не случилось. Слава тебе, Господи.

Крик снаружи заставляет меня вернуться в теплую летнюю ночь. Все тот же девичий голос, что и прежде. Бенжи, перестань! Прекрати!

Я готова разрыдаться. Но в то же время со мной что-то происходит. Возможно, все дело в моем воспоминании о той майской ночи и в том чувстве безысходности от того, что никто, похоже, не видел, как он преследовал меня. Мое тело действует самостоятельно, не слушая доводов разума. В конце концов, мне необязательно нестись туда с перечным баллончиком на изготовку. Я могу, наверное, просто… посмотреть?

Я снова открываю дверь и выбираюсь на участок. Оглядываюсь в поисках чего-нибудь существенного. Оружие! Должна ли я взять с собой какое-нибудь оружие? Пожалуй, да. Я подбираю смартфон и следом отколотую ножку треснувшего бокала. После чего покидаю участок и, прикрыв за собой калитку, осторожно выхожу на дорогу. Ты еще пожалеешь об этом, Силла. Папа просто убил бы тебя.

Я добираюсь до магазина с темными окнами, который сам немногим больше дачного домика, и устремляюсь по дороге, которая ведет к гавани. Буллхольмен ночью кажется совершенно пустынным, даже в ночь праздника летнего солнцестояния. Но я слышу, как за стенами гостиницы грохочет музыка.

А потом вижу их.

Юную девушку в белом платье, которое сверкает в июньской ночи.

А позади нее парень в кепке. Похоже, ее ровесник.

Меня охватывает чувство облегчения.

Во всяком случае, она не лежит и не бьется где-нибудь в лесу, пытаясь вырваться из объятий насильника.

Я прячу отбитую ножку бокала за спину и делаю шаг в сторону, чтобы юная парочка не заметила меня. Укрываюсь за углом выкрашенного красной краской строения. Парень и девушка идут по дороге в сторону моря и, когда они добираются до причала, девушка останавливается. Она стремительно разворачивается, так что белокурые волосы разлетаются в стороны.

– Ты можешь перестать преследовать меня?

– Да, если ты перестанешь от меня убегать!

Какое-то время они стоят в тишине. Я едва осмеливаюсь дышать.

– Я ведь ничего с ней не делал, – уже более спокойным тоном произносит парень. – С какой стати мне интересоваться Иной?

– Меня это не волнует.

– Еще как волнует, иначе бы ты не убегала сейчас от меня!

– Я убегаю, потому что хочу побыть ОДНА. Можешь ты это понять?

– Я хочу поговорить с тобой, Карро. Ты слишком все драматизируешь. Но я… я люблю…

– Перестань. Никого ты не любишь. Уж меня точно. Я чертовски устала от твоего поведения. От тебя и твоих девок. Ты как животное. Ты животное, Бенжи!

Девушка снова взмахивает волосами и круто разворачивается. Она идет вдоль гавани, туда, где пристань заканчивается и волны набегают на скалы. Парень по имени Бенжи остается стоять, растерянно почесывая шею.

– Карро, ну ты че! Ладно тебе!

– Завтра поговорим. Я иду купаться.

И вскоре девушка пропадает из виду. Я гляжу на парня, который стоит и зачем-то смотрит на небо. Мечтаю, чтобы он поскорее убрался отсюда и я смогла выбраться из укрытия и вернуться в свой новый домик. Наконец, он так и делает. Разворачивается и идет обратно к гостинице. А я в первый раз за последние несколько минут могу наконец спокойно перевести дыхание.

* * *

Короткое время спустя я уже лежала в своей новой постели. Она не такая мягкая, как у меня дома в квартире на Бастугатан. Впрочем, это даже постелью назвать трудно. Просто тонкий матрас, брошенный на пол чердака. Но и такое сгодится.

Перед тем как лечь, я проверила дверь. Несколько раз. Глупо, конечно. Ведь это обычная подростковая ссора. Ничего страшного. Но я по своей натуре очень пугливый человек. Так всегда было и, наверное, так и будет.

Прежде чем уснуть, я в последний раз проверила смартфон. Время 02:44. Никаких новых эсэмэсок. Зашла в мессенджер. Здесь подавно не оказалось новых сообщений. Я обновила страницу. И следом обновила еще раз. О боже, Силла, с чего ты решила, что он тебе напишет – забудь.

Отложила смартфон в сторону и закрыла глаза.

Здесь со мной все будет хорошо.

Обними страх, Силла. Он твой друг.

Потихоньку все наладится.

Глава четвертая

Ночь праздника летнего солнцестояния



От удара она падает вперед, обдирая коленки и ладони, которые тотчас же начинают кровоточить, как бывает, когда в детстве свалишься с велосипеда. Правда, Каролина уже не ребенок. Но ей все равно больно. Почти так же больно, как от дырки в голове.

Мир кружится вокруг нее, волосы на затылке обжигает чем-то горячим. Алая струя бежит по шее, стекает вниз на белое, купленное специально для этого вечера, платье. Потому что она хотела быть красивой.

Она ползет по острым камням, оборачивается и с ужасом глядит вверх.

– Что… что ты, черт побери, делаешь?

Она знает человека, который только что на нее напал. Но не понимает. Не понимает, почему это случилось. В ночном небе взрывается петарда, и в ее зеленом свете мелькает что-то острое и блестящее. Не нож и не топор, а… Эйфелева башня. Из стали. Дурацкая безделушка, купленная в какой-нибудь сувенирной лавочке Парижа. Ее она тоже узнает.

Каролина пятится назад. За спиной шумит море. Она спустилась сюда, чтобы искупаться. Чтобы протрезветь от холодной воды, а потом вернуться обратно на яхту и лечь спать. Но не успела даже взобраться на скалы, как на нее напали, и затылок обожгло так сильно, что ее чуть не вырвало.

Локти саднит, но у нее нет выбора. Она должна убраться прочь от человека с Эйфелевой башней. Но что она станет делать, когда доберется до края скалы? Бросится вниз, в Балтийское море? И поплывет, оставив все позади?

Но не успевает она додумать эту мысль до конца, как преследователь хватает ее за ногу. Она чувствует, как что-то завязывается узлом вокруг ее лодыжки. Веревка? Паника захлестывает ее, страх наполняет грудь, словно ветер парус. Неужели я сейчас умру?

– Что ты делаешь? Перестань! Нет, нет!

Но человек решительно завязывает веревку на ее ноге. Крепко. И в этот момент Каролина видит, к чему привязан второй конец веревки. К большой прозрачной канистре для воды. Емкостью десять литров. В таких ведрах моряки переносят и хранят питьевую воду, когда швартуются в какой-нибудь глуши, где нет жилья. Канистра доверху заполнена чем-то непонятным. О боже, неужели это бензин? Неужели я сгорю заживо?

Слезы текут по щекам Каролины, когда она мысленно видит себя окруженной языками пламени. Представляет, как лопается и шипит ее бледная кожа, словно колбасная шкурка на гриле. Голова раскалывается от боли, кровь толчками вытекает из разбитых ладоней. Ей едва удается выговаривать слова.

– У… умоляю. Не надо!

Человек берется за канистру и принимается толкать ее к ближайшему обрыву над морем. Содержимое канистры громко плещется внутри. Может, это всего лишь вода? Десять литров воды.

У самого края скалы канистра останавливается. И в тот же миг шею Каролины сжимает рука. Ее горячие слезы текут по пальцам мучителя.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Дыхание Каролины становится прерывистым.

– Так как? Совсем ничего?

Каролина делает над собой усилие. У нее должно получиться. Она не понимает, зачем она должна это сказать, но ничего другого ей на ум сейчас не приходит. Только это может спасти ее.

– Прости… прости меня.

Человек улыбается, но отвязывать ее не спешит.

– Поздно. Слишком поздно.

Каролина получает в грудь пинок такой силы, что слетает со скалы, увлекая за собой канистру.



Море поглощает ее. Тяжелая канистра быстро идет ко дну, веревка натягивается и тащит тело Каролины следом. Каролина в панике бьет свободной ногой, пытается рассечь воду руками, но большая канистра не дает ей всплыть.

В ушах шумит, солоноватая вода попадает ей в рот и дальше в глотку. Душит ее. Она кашляет, кашляет, но ничего не слышно. Она очутилась в мире, где нет звуков. Белокурые волосы развеваются над ее головой, словно щупальца морского чудовища, и призрачный свет подводного мира постепенно меркнет перед ее глазами. Легкие вот-вот взорвутся.

А потом Каролина Аксен умирает.

Глава пятая

Праздник летнего солнцестояния



Разбудил меня громкий стук. Прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что уже не сплю. Где это я? Дома в Сёдермальме? А за окном, как обычно, бренчит и громыхает мусоровоз?

Нет, кто-то стучится в дверь. Я резко сажусь на постели и ударяюсь головой о низкий потолок. АЙ, БОЛЬНО, ДЬЯВОЛ ТЕБЯ ПОДЕРИ!!! Чердак, отныне я сплю на чердаке под самой крышей. Не забыть бы. Стук внизу между тем не утихает, так что я поспешно спускаюсь по лестнице и в последний момент понимаю, что кроме трусов на мне ничего нет. Накидываю мой любимый шелковый халат – предмет одежды, который за последние месяцы стал самым близким свидетелем моих страданий. После чего подлетаю к двери и распахиваю ее.

– О, вот и вы! Камилла, верно?

Перед дверью стоит пожилая женщина. Небольшого такого росточка, со светлыми, почти белыми волосами, одетая в широченную бирюзовую тунику, которая доходит ей чуть ли не до пят.

– Э… да?

– Рози! Я Рози – ваша соседка справа.

Она показывает рукой на соседский сад. От моего его отделяет лишь низенький заборчик, который едва достает нам до талии. Я протягиваю женщине руку.

– Здравствуйте, меня зовут Силла.

– Но на самом деле вы Камилла?

– Да, точно.

– Замечательно! Предыдущая владелица рассказала мне, что вы скоро приедете и что вас зовут Камилла. Должна же я была убедиться, что все так и есть. Мы с Анитой были довольно близки.

Я вытираю слезящиеся со сна глаза, надеясь, что пожилая женщина не слишком расстроена тем, что ее лучшая подруга съехала и на ее место заявилась тридцатилетняя. Я видела Аниту один-единственный раз на Центральном вокзале, когда она передавала мне ключи. Стильная женщина, ничего не скажешь – красный пиджак и черное каре. Она так тихо говорила, что приходилось очень близко к ней наклоняться и изо всех сил напрягать слух, чтобы ничего не упустить. Наверное, она очень застенчивая или просто все время настороже. Как и я.

– Мне очень жаль, что она отсюда уехала, – говорю я.

– Ой да ладно! Что есть то есть. Она владела этим участком почти тридцать лет. Должно быть, просто решила, что пора оставить пеларгонии в покое и вместо этого почаще ходить в кино.

Рози улыбается. Я же краем глаза кошусь на одну из моих клумб – над комковатой землей бесцветными высохшими трупиками красуются поникшие цветы. Надо как можно скорее взяться за них. И вообще, прибрать все здесь. Почистить. Показать себя умелым садоводом-огородником. Пусть даже я слабо представляю себе, как выглядит эта самая пеларгония. И как надо за ней ухаживать.

– Вы всегда спите допоздна? – интересуется Рози.

– Э… а который час?

– Половина двенадцатого.

– Ох ты боже мой! Вообще-то я так долго не сплю, но вчера долго не могла уснуть… Чаще всего я встаю в…

Но Рози тут же меня перебивает.

– Чепуха! Мне-то что, спите сколько хотите. Я просто хотела разбудить вас, чтобы вы узнали, что происходит.

Я наморщиваю лоб. Дьявол. Я что-то пропустила? Какой-нибудь субботник или нечто в этом роде? Ежегодную буллхольменскую блошиную ярмарку? И теперь все дачники меня за это ненавидят? И собираются вышвырнуть меня прочь из своего кооператива? Я чувствую, как начинаю усиленно потеть под своим халатом.

– Простите, что я пропустила?

И тут Рози наклоняется ко мне. От нее пахнет кофе. Почти шепотом она произносит:

– Случилось нечто ужасное.

Я чувствую, что уже совсем ничего не понимаю. Только качаю головой.

– Что вы имеете в виду?

– На той стороне Буллхольмена найдена мертвая молодая девушка.

– Здесь? На острове?

– Точно. Ее нашли рано утром, так что, судя по всему, она умерла ночью. Очевидно, это была одна из устричных невест.

Я тупо таращусь на Рози. Такое чувство, что она забросила меня в темную пещеру, из которой я сама без веревки и карманного фонарика должна найти выход.

– Устричных…

– Ох, простите, порой я несу такой бред. Водится за мной такой грешок. Вы мне иногда говорите, чтобы я заткнулась. Ей-богу, я совершенно не обижусь. Устричными невестами мы обычно зовем всех этих богатеньких девочек из гавани. Подростки, которые каждый год с семьями приезжают сюда на лето. У них такие вычурные яхты, а по ночам они в основном ругаются.

– А. Понятно.

– И теперь одна из них мертва. Ну разве это не ужасно?

– Да, конечно, но…

– Девятнадцать лет. Представляете? Жизнь едва началась. Да еще в такой праздник. Прямо как в настоящем фильме ужасов. Аж мурашки по коже! Родные убиты горем. Впрочем, такое может случиться с каждым и…

Слова Рози в моих ушах превращаются в мешанину из звуков. Я чувствую, как живот скручивается в тугой узел. Похожее чувство бывает по утрам, когда опаздываешь на работу и второпях глотаешь одну чашку кофе за другой. Мне приходится зажать руками рот, чтобы меня не вывернуло наизнанку. Рози с любопытством наблюдает за мной.

– Что это с вами?

– Молодая девушка, – говорю я. – Я видела…

И в ту же секунду в голове всплывает ее образ. Белое платье, развевающиеся на ветру белокурые волосы, словно рой светлых комаров летней ночью. И молодой парень, зовущий ее по имени.

– Ее звали Карро? – спрашиваю я.

Глаза Рози сузились.

– Верно. Ее звали Каролиной. Каролиной Аксен. Девушка из высшего общества.

Тут старушка сделала шаг назад, словно только сейчас поняла, что, возможно, ведет себя слишком напористо.

– Вы ее знали? – спросила она.

Я покачала головой.

– Нет. Но думаю, я видела ее сегодня ночью.

* * *

Новый день столь же прекрасен, как и вчерашний. Солнце высоко стоит в дымчато-голубом небе и припекает мне лицо. Когда Рози поняла, что я все равно уже многое пропустила, она велела мне вернуться в дом и переодеться, пока она пойдет и сварит кофе. Пять минут спустя мы встретились с ней на проселочной дороге. В руках она держала два больших пластиковых стаканчика кофе с молоком, и, отпив по глотку, мы взяли курс на гавань. Со стороны можно было подумать, что мы давнишние приятельницы, идем себе, гуляем. На деле же меня так трясло, что я не могла вымолвить ни слова.

Когда мы подошли поближе, то увидели людей, которые стояли большими группами на причале и разговаривали. У меня же было такое чувство, словно я сплю и это все мне снится. Но все же я была благодарна своей новоявленной соседке, что она взяла на себя труд ввести меня в курс дела.

– Ее нашли сегодня утром несколько купальщиков. Гости одного из наших дачников.

– Каролину?

– Да. Рано утром, около семи, я думаю. На той стороне острова, как я уже сказала.

Ранние пташки, скажу я вам, эти купальщики. И эти ранние пташки постоянно делают мрачные находки вроде этой. Владельцы собак и прочий народ. Опасно иметь домашних животных, вот что я думаю.

– Где они ее нашли?

– У скал для ныряния на той стороне острова. Примерно в километре отсюда. Ее обнаружили на дне.

– О боже. Прямо-таки на дне? Она не всплыла?

– Нет.

– Выходит, захлебнулась?

Рози резко останавливается. Пристально смотрит мне в глаза. И шепотом произносит:

– Камилла…

– Силла. Зовите меня просто Силла.

– Силла, никому об этом не говорите. Пусть это останется между нами. Так вот, фру Ларссон, одна из купальщиц, которые ее обнаружили, она моя соседка. И я слышала, как она разговаривала сегодня утром со своим мужем. Она была в полном замешательстве.

– Ага…

– И я слышала, как она сказала, что к ноге Каролины был привязан груз. Полная канистра с водой. Понимаете? Выходит, ее утопили.

Стоило ей произнести эти слова, как я поняла, что мне очень трудно сосредоточить взгляд на лице Рози. Все, что я вижу, это белокурые волосы на ночном ветру. Молодая девушка. Утоплена в море. Такое даже представить себе нельзя. Соленая вода в глотке, замешательство, паника. Я вздрагиваю.

– Да, это ужасно, – говорит Рози. – Здесь, на Буллхольмене. На нашем милом уютном островке. Но должна тебе сказать, Силла, это уже не в первый раз.

– Как это? Хотите сказать, что здесь уже случалось нечто подобное?

Рози качает головой, и мы снова трогаемся с места в сторону причала. Я делаю глоток горячего кофе. Надеясь, что чуточка кофеина сможет пробудить меня от этого странного утра. Получается так себе.

– Двадцать лет назад один мужчина прострелил своей жене голову, – говорит Рози. – Произошло это еще до моего появления здесь, но слухи об этом до сих пор ходят. А десять лет назад приключилась вот какая штука. Погибла маленькая девочка, здесь, в шахтах на острове. Я точно не помню, как это случилось. Какая-то детская ссора или вроде того. Но как бы то ни было, она умерла.

– Боже мой.