Элизабет Дэй
Сорока
© Elizabeth Day, 2021
©Зимин Ю., перевод, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *
Часть первая
1
Дом оказался идеальным. Ну, не совсем идеальным, потому что таких домов не бывает, но, по крайней мере, со всеми его недостатками можно было мириться. Напольное покрытие, где-то оптом купленное застройщиком, оказалось слишком светлым, а доски ламината выглядели слишком гладкими, чтобы сойти за настоящее дерево. Пластиковые планки жалюзи покрыты тонким слоем пыли. Ванная комната, по чьему-то странному решению, располагалась на втором этаже, отдельная дверь вела оттуда на открытую террасу, обустроенную на крыше первого этажа. Мариса постояла там, ее сандалии отбрасывали тень на камни патио бисквитного цвета, и посмотрела на раскинувшийся внизу сад: лужайка обрамлена растениями в горшках, а почву совсем недавно обрабатывали. Она отметила необычную для Лондона тишину – удивительно, особенно если ты находишься рядом с крупной оживленной дорогой. Стоило ей только произнести это вслух, и риелтор сразу же согласно кивнула.
– Да, здесь очень спокойное место.
Именно это и стало решающим фактором. Детство Марисы было наполнено шумом. В ее воспоминаниях всегда сначала появлялся какой-то звук. Неумелые попытки отца играть на фортепиано. Хлопанье дверцы духовки и звон перегруженной посудомоечной машины. Повышенные голоса родителей во время ссор. Пронзительный кошачий визг новорожденной сестры. А потом, когда мать вместе с младенцем ушла, дом погрузился в тишину. И этому не было объяснения.
Перед уходом мать крепко обняла Марису и шепнула на ухо, что обязательно за ней вернется, как только «встанет на ноги». Мариса помнит, как смотрела на обувь матери и думала, что с ней что-то не так. Дешевые мокасины, на кроваво-красной коже которых блестела монетка. Однажды она попробовала выковырять монетку пухлыми пальчиками, но та оказалась слишком прочно приклеена. Глядя на обувь матери, Мариса пыталась сообразить, зачем же ей нужно время, чтобы встать на ноги, если та уже на них стоит. Она хотела знать причину отъезда. А еще больше ей хотелось узнать, что станет с ней самой и почему ее бросают. Тогда ей было семь.
Все те долгие и душные дни отец проходил в пижаме и тапочках, его щетина превратилась в лохматую бороду. В первые недели после ухода матери Мариса пыталась самостоятельно загружать посуду в посудомоечную машину так, как делала мать, ополаскивала тарелки и клала ножи рукояткой к себе. Спустя какое-то время она устала от домашних хлопот и оставляла грязную посуду в раковине. А потом ее отправили в школу-интернат, где были уже другие шумы, с которыми приходилось бороться.
Тогда она поняла, что этот дом является противоядием от любой суеты. Мариса осмотрела его онлайн, увеличив масштаб, чтобы разглядеть серую входную дверь и ступеньки. Кирпичи цвета жареного фундука. Дорога, по словам агентов по недвижимости, была «вся в зелени», а местная школа получила высшую оценку от управления по стандартам в области образования правительства Великобритании. Это очень важно, ведь Мариса собиралась забеременеть сразу после начала совместной жизни. Все согласно их плану. Вспомнив разговор с Джейком, она почувствовала нарастающее напряжение.
Джейк был ее защитой, опорой, скалой и якорем. Она описывала его всеми этими словами, но только не в его присутствии, Джейк не любил проявления эмоций. Это, в какой-то степени, и привлекло ее: всегда невозмутимый, решительный и бескомпромиссный. Свою любовь показывал не на словах, а на деле. Она знала, что Джейк не доверяет открытым проявлениям чувств и вообще считает их неискренними. После детских переживаний, связанных с матерью, которая с переменным успехом использовала эмоции в качестве тяжелой артиллерии, сдержанное поведение Джейка вызвало у Марисы облегчение.
Когда она очутилась в этом доме, то сразу же почувствовала, что он подходит: наполненное солнцем святилище, совершенно пустое – идеально, чтобы обставить все на свой вкус.
Кухня расположена на первом этаже, перегородки формируют вытянутое пространство. Ореховый стол середины прошлого века, восемь стульев на тонких ножках и светильники с бледно-голубыми эмалевыми абажурами. Колоссальных размеров плита, похожая на стартовую площадку ракеты. Отполированный до металлического блеска холодильник со встроенной системой водоснабжения, производящей кубики льда, стоит только поставить стакан в специальную нишу. На белой стене видимо, висел черный огромный телевизор, но теперь его место пустовало, словно когда-то здесь размещалась только что проданная картина.
Риелтор сказала, что считает Марису подходящей хозяйкой такому дому. Эти слова вызвали улыбку.
– Подобные решения могут быть такими… – Мариса пыталась подобрать подходящее определение. – Интуитивными, верно?
– Интуитивными, – кивнула женщина. – Точно.
И открыла стеклянные двери в сад, сложив их так, будто они были из бумаги, как вдруг – в помещение влетела птица. Пролетела настолько стремительно, что ни у кого не было шанса ее остановить.
Риелтор присела, закрыв голову руками. Мариса поморщилась. Она ненавидела птиц. Взмахи крыльев, острые клювы. Маленькие неподвижные мертвые глаза.
Сорока. Черно-белая, с маслянистыми фиолетовыми переливам на перьях. Птица, очутившись в западне, запаниковала. Она была достаточно крупная, размером почти с ворону. Сорока забилась в угол, подальше от людей.
– Кыш! – крикнула риелтор, махая руками, чтобы прогнать гостью. – Кыш!
– Я не думаю… – начала Мариса. Она хотела сказать, что неразумно пугать сороку, но птица взлетела раньше, чем можно было вымолвить хоть слово. Кончиком сильного крыла задела маленькую причудливо расписанную вазу, стоявшую на книжной полке. Ваза качнулась и упала, разбившись на множество мелких осколков, разлетевшихся вдоль плинтуса.
Птица, словно освободившись от какого-то заклинания, наконец-то заметила выход и выпорхнула из открытых дверей, пролетев так близко к лицу Марисы, что она почувствовала мимолетное прикосновение крыла. От него пахло мхом и болотом. На мгновение Марисе показалось, что сорока, пролетая мимо, специально пощекотала ей щеку.
– Вот и катись отсюда! – крикнула риелтор ей вдогонку и плотно закрыла двери. Они шумно защелкнулись, и отдаленный гул уличного транспорта сразу же исчез. Мариса очутилась в пузыре из стекла и бетона, а ярость и перья остались снаружи. Воцарилось неестественное спокойствие.
– Надеюсь, что это вас не расстроило, – извинилась риелтор.
– Нет, – с улыбкой ответила Мариса. – Но вазу все-таки жаль.
Женщина беспечно махнула рукой.
– Всякое бывает.
Они тепло пожали друг другу руки, и Мариса сообщила, что подумает и перезвонит.
Думать, честно говоря, было и не нужно. Джейк с радостью предоставил ей право выбора. Место их жительства совершенно его не волновало. Он просто хотел сделать ее счастливой, главное, чтобы там было достаточно места для семьи. Остальное он считал женской компетенцией, и хотя Марису должно было возмутить подобное консервативное решение о разделении ответственности, она сделала вывод, что дети и дом – ее сфера интересов, а зарабатывание денег и поддержка семьи – его, и эта мысль пришлась ей по душе.
На улице она достала телефон и написала ему сообщение.
«Посмотрела дом. Понравился. Подходит»
Сердечки добавлять не стала. Это не в их стиле.
Она не ждала моментального ответа, ведь он весь день должен провести на совещаниях. «Я с тобой», – заверил Джейк и предупредил, что, возможно, задержится.
Джейк работал в консалтинговой фирме. Мариса не знала, чем именно он там занимается, кроме того, что делает все необходимое, чтобы компании работали более слаженно и эффективно, поэтому у него было много поездок по не самым интересным местам. Недавно он несколько недель провел в Ноттингеме, улаживая дела фармацевтической компании.
«Удивительно добротные мебельные магазины», – вот и все, что он сказал.
«Как книги?» – спрашивал Джейк, и она рассказывала о полученных на этой неделе заказах от любящих родителей, тетушек или крестных, которые хотели получить персонализированные сборники сказок для детей. Им предлагалось семь историй на выбор: о спящей красавице, принце убийце драконов, бесстрашном авантюристе, озорной обезьянке в джунглях, ну и так далее. Посетитель мог ввести имя ребенка, загрузить фотографию и выбрать некоторые определяющие характеристики, а Мариса иллюстрировала каждую книгу согласно этой информации.
Сайт назывался «Рассказываем сказки». Она запустила его в прошлом году, но он уже успел засветиться в некоторых крупных глянцевых журналах. Аккаунт Instagram мог похвастать несколькими тысячами подписчиков и синей галочкой верификации. Марисе это нравилось, монотонная работа руками, не нужно слишком много думать, но все же достаточно простора для фантазии. Это не приносило большого дохода, несмотря на тщательно выверенные и отфильтрованные плитки фотографий в Instagram, вдобавок к этому количество заказов в последние месяцы снизилось, и она изо всех сил старалась накопить на оплату аренды. Поэтому так и ухватилась за предложение Джейка жить вместе. Ну и кроме того, она попросту в него влюбилась.
– Вау, Рис, где ты его нашла? – взвизгнула ее подруга Джас, когда Мариса впервые рассказала ей о Джейке.
– В интернете, – ответила Мариса. – Да знаю я, знаю! Даже и не говори мне, что это чудо.
Джас дольше была одинокой, нежели Мариса. Долгие вечера они проводили за утешительными бокалами вина на диване Марисы, сетуя на отсутствие порядочных мужчин, и обе получали огромное удовольствие от клишированной позы двух девушек «слегка за двадцать», пьющих вино и жалующихся на отсутствие кавалеров. Примерно в одно и то же время они зарегистрировались в приложениях для знакомств. Мариса привязала свои социальные сети к профилю и приступила к заполнению анкеты.
Списки любимых фильмов, музыки и еды. Бесконечные опросы для проверки совместимости в сферах любви, религии и сексуальных пристрастий («полиамория», «гендерфлюид» или «сапиосексуал» – Марисе даже пришлось погуглить значение некоторых слов), желания быть в роли содержанки или более романтичное – отправиться в поход на природу или сорваться на ужин в Париж.
Все ответы обрабатывались каким-то таинственным алгоритмом, определявшим соответствие до доли процента: подходит ли тебе директор компании графического дизайна по имени Питер с девятилетним сыном, который для него самое важное в этой жизни, или же тебе нужен Вез, тренер по теннису из Кроули, находящийся в поисках женщины с теплым взглядом и сексуальной улыбкой.
Марису шокировал поток фотографий мужчин без рубашек, с мотоциклами и немецкими овчарками. Некоторые писали о своем росте в метр восемьдесят, но на деле там едва ли набирался метр пятьдесят. Кое-кто делал селфи в зеркале гостиничного номера так, что вспышка осветила грязные стены, словно из фильмов ужасов. Марису совершенно не впечатлил Кевин: тот позировал с маленькой девочкой с плюшевым мишкой в руках, а фото подписал «Это моя племянница», хотя у него даже была ссылка на его музыкальные треки в Spotify. Среди них нашлась и известная британская рок-группа, впрочем, как и у всех остальных. Мариса все равно написала ему, и они пошли на свидание, закончившееся полным разочарованием. Оно вышло не ужасным, а именно посредственным, что еще хуже.
Но она все равно написала и поблагодарила за встречу, наблюдая за тем, как серая галочка WhatsApp удвоится и окрасится в синий, свет от экрана телефона ослепил ее, и она осознала, что просто смотрит на него и ждет. Он прочитал сообщение. Мариса продолжала смотреть на телефон, высматривая появление надписи «печатает…» – многоточия, свидетельствующего о серьезных намерениях. Три точки, предполагающие продолжение и открытые концовки. Но – ничего.
После Кевина она сообщила Джас, что навсегда отказывается от приложений для знакомств.
– Детка, я сочувствую тебе, – сказала Джас и поморщилась, выслушивая рассказ о том вечере.
– Да они считают меня типа странной… или вообще того, ну что-то в этом роде, – пожаловалась Мариса. – Я прямо вижу это в их глазах.
– Ты слишком все драматизируешь. – Джас покрутила маленький бриллиант в мочке уха. – Я всегда говорю, что это все математика.
Джас прочитала в интернете статью о том, что в приложениях для знакомств женщин намного больше, чем мужчин, и часто ссылалась на этот факт.
– Все еще хуже, если ты черная, – добавила Джас. – Уж поверь мне. Меня редко свайпают вправо.
– Расисты, – ответила Мариса.
– Да, но все равно. – Лицо подруги оставалось серьезным, поэтому Мариса почувствовала себя неуютно. – Это везде так.
– Я написала Кевину.
– Снова? – Джас взглянула на нее.
На самом деле Мариса писала Кевину несколько раз. Сначала просто хотела, чтобы он объяснился, но потом рассердилась и обвинила в женоненавистничестве. Последним сообщением было: «Да и пошел ты». И он перестал читать сообщения. Галочки больше не окрашивались в синий цвет. Или он заблокировал ее. Такое раньше бывало.
Мариса кивнула и взяла у подруги бутылку, чтобы наполнить свой бокал.
– Я хотела все прояснить.
– Логично, – согласилась Джас.
Джейк с самого начала вел себя иначе. Во-первых, всегда отвечал на сообщения. Они познакомились на тематической вечеринке, организованной онлайн-агентством, на которое она подписалась из-за того, что их слоган обещал: «Мы найдем вам идеальную пару». Унылый маскарад закончился сильным опьянением Марисы. Она немного поболтала с ним возле барной стойки, и он настоял, чтобы она записала его номер.
На следующий день Мариса проснулась с тяжелой головой, но на телефоне уже было сообщение от Джейка. Они переписывались примерно две недели, и только потом он пригласил ее на свидание.
Джейк вместо выпивки или ужина предложил выпить чашечку кофе, и это ей очень понравилось. Значит, не будет никаких неловкостей и сомнений по поводу того, целоваться или нет. Это безопасно, увлекательно и просто: обычная встреча, чтобы выяснить, стоит ли продолжать общение.
Когда она пришла, Джейк уже сидел за столиком у окна, перед ним стояла чашка кофе с маленьким песочным печеньем-звездочкой на блюдце. Светло-русые волосы коротко подстрижены и аккуратно уложены гелем. Одежда свежевыглаженная и неброская: серая футболка без надписей, брюки-чинос, темный ремень с пряжкой из вороненой латуни и часы с матовым серебряным ремешком.
Как только Мариса вошла в кафе, ее сразу же наполнило странное умиротворение, волнение полностью исчезло.
– Привет.
Она не знала, как поприветствовать его, поэтому протянула руку для рукопожатия, глядя прямо в глаза. Джейк не сдвинулся с места и не попытался чмокнуть в щеку, поэтому Мариса испытала облегчение, и, сохраняя уважительную дистанцию, заняла стул напротив.
От него пахло свежевыстиранной одеждой. Никакого парфюма. Лицо простое: четкий подбородок и юношеские щеки. Добрые глаза. Едва заметная щетина песочного цвета. Внешность соответствовала возрасту, но еще можно было разглядеть то, каким ребенком он когда-то был. Под футболкой проступал рельеф мускулов, но они не бросались в глаза. Это мышцы человека, не одержимого спортивным залом, но мускулатура мужчины, на помощь которого можно рассчитывать, чтобы подтолкнуть машину с заглохшим двигателем.
В кафе Джейк без лишних слов взял все на себя. Спросил Марису, что она хочет заказать, а потом передал ее слова официантке, словно Мариса не могла сделать этого самостоятельно. Но ей понравилось. Она представила себе Джас, закатившую глаза из-за того, что Мариса не выразила праведного феминистского возмущения. Чай принесли в стеклянном чайничке на деревянном подносе с прямоугольным таймером.
– Не знаю, пили ли вы раньше наш чай, – сказала официантка. На крыле носа у нее сверкал крошечный золотой гвоздик. Мариса отрицательно покачала головой. – Хорошо. Вам необходимо выждать ровно три минуты, чтобы напиток настоялся и вы почувствовали богатство его вкуса. – Официантка перевернула таймер. Внутри начал пересыпаться блестящий черный песок.
– Вау, – удивился Джейк, как только сотрудница кафе оставила их наедине. – Это очень сложная чашка чая.
Мариса рассмеялась.
– Я больше люблю английский завтрак, – сообщил он.
– Понятно, – ответила она, но не слишком игриво.
Завязался легкий разговор, их беседа текла свободно, подобно песчинкам внутри таймера. Говорили о воспитании. Джейк рассказал, что он старший из четверых детей, трое из которых – сестры. Близок с матерью, вырос в Глостершире и «в душе все еще деревенский мальчик».
– Ты увлекаешься всеми этими деревенскими забавами?
Он рассмеялся.
– Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил «деревенские забавы» вне страниц викторианского романа. – Джейк серьезно посмотрел на нее. – Это очень странно.
Она покраснела.
– Ничего, это очаровательно. Нет, не совсем. Я охотился на фазанов, но охота на лис – это совершенно не для меня. Мне очень нравятся… лисы.
Джейк поймал ее взгляд, и у Марисы осталось четкое впечатление, что он хотел сказать что-то еще.
Разговор плавно перешел к детям. Непривычно было говорить о таких вещах на первом свидании, особенно учитывая их разницу в возрасте: Марисе двадцать восемь, а Джейк на одиннадцать лет старше.
– Но знаешь, я хочу играть в футбол со своими детьми, – признался он. – Я не хочу быть единственным отцом в школе, который всегда сидит в запасе.
– Ты не такой старый! – заметила Мариса.
– Что ж…
Джейк потянулся, положил одну руку на стол, а другую на спинку стула. У него была непринужденная манера наполнять собой пространство. Марисе нравилось наблюдать за ним.
Кафе начало наполняться гулом обеденной суеты: матери с колясками, бизнесмены в костюмах и девушки в очках и укороченных джинсах с ноутбуками в сумках. Джейку и Марисе приходилось повышать голоса, чтобы услышать друг друга сквозь грохот хромированных стульев и шипение кофе-машины.
– Я, честно говоря, всегда хотела детей, – начала Мариса. – Вроде бы я уже говорила, что моей маме был двадцать один год, когда родилась я и… – Мысль дрейфовала, она злилась на себя за то, что сказала нечто такое, чем не хотела бы делиться. Потом Мариса не могла вспомнить, что именно рассказала ему во время первой встречи, но она точно не хотела говорить слишком много. В голове возник образ красивой, но неопрятной женщины, чье платье под комбинезоном было расстегнуто так, чтобы в любой момент достать грудь и покормить крикливого младенца. Марисе пришлось силой воли изгнать это воспоминание и вернуться к разговору с Джейком. «Не суйся туда, – приказала она сама себе, – и не облажайся».
Она вздохнула, улыбнулась и покрутила чайную ложку.
– Я просто думаю, что было бы здорово: пара детей и собака… – произнеся эти слова, Мариса решила рискнуть. Она небрежно наклонилась вперед и коснулась его запястья. И почувствовала сгусток энергии, словно две молекулы столкнулись и образовали что-то новое.
Джейк выглядел удивленным. Она быстро убрала руку и продолжила говорить, будто ничего не случилось, хотя все это время подозревала – случилось.
Потом Джейк признается, что с того самого момента, как Мариса коснулась его руки, он уже знал – «она та самая». Фраза похожа на реплику из нарисованных ею сказок, но оказалась правдой.
2
Она переехала в дом, пока Джейк был на работе. Ей удалось справиться в одиночку. Свою студию она разместила в маленькой комнатке в задней части дома, откуда открывался прекрасный вид на сад. Прошлый арендатор использовал это помещение для импровизированного спортзала, и когда Мариса распаковала стол и краски, то заметила на дне шкафа круглый увесистый блин, явно отвалившийся от грифа штанги. Она решила использовать эту штуку в качестве дверного ограничителя.
Заказала в интернете коробки и упаковочную пленку. Лично запаковала все вещи, следя за тем, чтобы каждая любимая кружка была защищена от повреждений, а одежду развесила в специальных контейнерах, предоставленных компанией-перевозчиком. Джейк сказал не возиться так с посудой. «У нас есть все, что нам нужно», – отметил он, и она обрадовалась этому небрежно брошенному нам.
Они встречались чуть больше трех месяцев. Но разговоры о доме пошли на удивление легко, стоило им только затронуть эту тему. Она снимала маленькую квартирку, и быстро уговорила домовладельца разрешить ей съехать до окончания договора аренды, к тому же тот хотел повысить плату для нового жильца. Марисе показалось, что это знак свыше.
«Это твой шанс, – сообщил ей добродушный бородатый мужчина (потому что Бог в ее воображении являлся версией Деда Мороза, но более серьезной и без красного костюма), – ты заслужила его».
Джас вообще не заморачивалась. Подруга пришла на прощальный ужин в старую квартиру Марисы с пиццей, большой бутылкой джина и маленькой баночкой тоника.
– Все происходит очень быстро, – заявила Джас, неуверенно вытаскивая кусок пиццы, от которого тянулись сырные нити, похожие на слюну из гигантской челюсти. – Вы едва знаете друг друга.
Мариса почти ничего не ела, но снова наполнила свой стакан.
– Да, но получается, что люди, которые так говорили, оказались правы.
– Что говорили?
Она посмотрела на Джас с ее короткими крашеными волосами, блестящими глазами и татуировкой через всю ключицу, и вдруг почувствовала к ней что-то, чего никогда не испытывала прежде. Это была жалость.
– Когда встречаешь – все понимаешь.
После этой фразы они обе закатили бы глаза. Но для Марисы встреча с Джейком действительно все изменила. Она поняла, что их дружба с Джас подпитывалась разделяемой горечью – замаскированным под легкомысленный юмор обидным цинизмом, – и теперь, когда Мариса нашла себе человека, с которым хотела бы провести остаток жизни, у них с подругой осталось мало общего. Джас по-прежнему похожа на Реди Брек из старой рекламы, ест хлопья на завтрак и курит днями напролет, а вот Мариса теперь светится от переполнявшей ее любви.
Джас скептически взглянула на собеседницу, но заметив какие-то перемены в ее лице, вдруг улыбнулась.
– Девочка! Да у тебя все плохо!
Джас выросла в Луишеме, но часто использовала в своей речи американские словечки, словно пересмотрела рекламы девяностых.
Мариса допила остатки джина. Откинула волосы на оголенные плечи. Она почувствовала естественность и красоту этого движения. Чувствовала свою силу и уверенность.
– Думаю, да, – согласилась Мариса. – Ты будешь следующей.
Джас лишь пожала плечами.
– Меня это больше не волнует, – объяснила подруга. – Я поняла, что мне хорошо наедине с самой собой, меня устраивает собственная компания, мое личное пространство. Понимаешь? Зачем приглашать кого-то, кто может все нарушить?
Мариса не торопилась. Села на пол, скрестив ноги, взяла самый маленький кусочек с пепперони и принялась медленно жевать.
– Просто я… – начала говорить Джас, но медлила. – Ты сильно влюбляешься в людей. Запомни…
– Это другое, – отрезала Мариса. Встав слишком резко, она почувствовала головокружение, в глазах поплыло. Она взяла коробку с остатками пиццы и выбросила в мусорку.
– Эй, – запротестовала Джас. – Я еще не закончила!
– Неважно.
– Я просто забочусь о тебе, Рис.
Мариса отвернулась, чтобы помыть руки в раковине. Это была студия, кухня и гостиная фактически сливались в одно целое. Прохладная вода успокоила Марису, утихомирив ярость в груди, и она почувствовала себя так, словно душа начала расцветать. Когда она снова повернулась к подруге, то выглядела уже совершенно спокойной.
– Я понимаю. – Мариса поставила чайник. – И ценю это.
Вечер закончился раньше обычного, и когда она обняла Джас на прощание, то поняла, что их дружба не переживет следующую итерацию ее жизни. Со стороны подруги ощущалось безмолвное осуждение, и Марисе было очень неловко чувствовать на себе столь пристальное внимание, но в этом нет ничьей вины. Просто жизнь идет дальше. Люди меняются. У нее теперь есть Джейк. Дом. У нее будут дети. Семья и собственный дом.
* * *
Оформление студии подходило к концу. В качестве завершающего штриха Мариса повесила на стену два эскиза из первого издания «Рассказываем сказки». Оно было создано для мальчика по имени Габриэль, которого она отправила в рыцарский квест, с принцессами в розовых платьях, огнедышащими драконами и потайными пещерами.
Свои кисти она поместила в пустые баночки от варенья – для каждого набора своя банка, – а на полках расставила в ряд папки со списками заказов и выставленными счетами. Джейк подсказал ей, что дела можно перевести в электронный вид, и хотел показать на личном примере, но Мариса предпочитала хранить все в бумаге. Это был ее способ доказать самой себе, что она существует и оставляет осязаемый след.
В детстве Мариса всегда чувствовала себя ненужной, незаметной, словно дым, заполнявший все доступное пространство и искавший ближайший выход. У нее не было детских воспоминаний, только беспорядочный набор образов, как она заходит в комнату, и ее мать подпрыгивает, удивленная появлением своей собственной дочери.
– Я тебя совсем не заметила, дорогая! – такое вот оправдание. Всегда была слишком тихая, чтобы хоть кто-то заметил ее присутствие.
Младшая сестра, напротив, решительно и безоговорочно привлекала к себе внимание. Она плакала ночи напролет, поэтому Мариса привыкла к звуку шагов матери, спешившей к малышке, чтобы убаюкать ее нежными немелодичными песнями. По утрам Мариса с отцом сидели на кухне и обменивались понимающими взглядами, пока он готовил тосты с большими дырами в хлебе и замороженными кусками масла. Она постоянно опаздывала в школу и во всем винила сестру, сердилась на эту непрошеную гостью со злым красным лицом и детскими кулачками. Удивительно, как такой маленький человечек может создать такой хаос.
Мариса была очарована и напугана. Странно, что это инопланетное существо находилось в животе ее матери и затем вынырнуло в мир, лишь смутно напоминая человека, с этой своей бледной полупрозрачной тонкой кожей. Крохотные пальцы младенца напоминали личинки, а глаза, казалось, подернуты мутной пеленой, похожей на яблочный сок. И все взрослые сходили с ума от этого крикливого малыша – без малейшего намека на личность, как подметила Мариса.
– Тебе нужно поменять подгузник, милаха? – ворковала мать, улыбаясь и поднимая ребенка, чтобы понюхать его зад, а потом, поморщив нос, добавляла: – Фу! Ну и запашок. Тебе нужен чистый подгузник, малышка, не так ли? Да, чистый подгузник. Это именно то, что тебе сейчас нужно.
Это продолжалось и продолжалось, а Мариса пряталась на диване, наблюдая за происходящим со смесью смущения и отвращения. Она не понимала, почему мать вообще разговаривает с ребенком, ведь тот даже не может ответить. Все это выглядело так, словно разыгрывалось какое-то представление для всех находящихся в комнате, будь то Мариса, отец или соседка, зашедшая к ним и выглянувшая из кухни.
– Какой ангелочек, – умилялась соседка. На вид ей далеко за пятьдесят, лично воспитала троих детей, поэтому ее обвисшая грудь могла в любой момент вывалиться на клетчатый фартук, который она, по всей видимости, вообще никогда не снимала. – Разве тебе не повезло быть старшей сестрой, Мариса? Ты должна гордиться этой крохой.
– Ага, – отвечала Мариса и возвращалась к чтению книги.
Однажды, когда малышке было несколько месяцев от роду и она погрузилась в дневной сон, Мариса провела эксперимент. Мать дремала на диване внизу, раскинув руки и ноги, домашняя юбка задрана на уровень бедра. Отец на работе. В доме царила тишина, если не считать размеренного тиканья старинных дедушкиных часов.
Детская кроватка стояла вплотную к стене, а над головой ребенка от любого дуновения ветра вращалась игрушечная карусель с подвесками в виде мячиков и слоников. Через приоткрытое окно в комнату просачивались лучи солнечного света.
Мариса опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне с сестрой. Глаза младенца закрыты, ноздри похожи на таинственные темные маленькие пещерки, которые едва заметно трепетали при каждом вдохе. Мариса всегда думала о малышке «она», но на самом деле сестру звали Анна. Если быстро произнести или пропеть их имена, конечные гласные сольются в один мелодичный звук.
Анна зашевелилась в своей кроватке. Начала медленно махать розовыми ручками и сжимать кулачки. Словно почувствовала, что за ней наблюдают. Мариса ждала. Она хотела, чтобы сестра полностью проснулась. Так нужно для эксперимента.
Глаза младенца распахнулись. Темно-синие, они уже потеряли свою прежнюю мутную пленку. Зрачки забегали из стороны в сторону, а потом взгляд сфокусировался на лице Марисы. Малышка улыбнулась, и на ее щечках появились ямочки.
Несколькими неделями ранее малышка лежала на руках у матери и выглядывала из-за плеча. Она улыбнулась Марисе, о чем та радостно сообщила матери.
– Это не настоящая улыбка, – уверенно заявила мать. – Это из-за ветра.
Мариса, скрестив ноги, сидела на полу детской, чувствуя, как ворс коврового покрытия впивается в кожу, но она все еще не была уверена: настоящая ли это улыбка или снова из-за ветра. Она хотела посмотреть, похожа ли сестра на нее. Чувствует ли что-то. Она казалась такой чужой, с ее лысой головкой и крошечными ногтями, поэтому Мариса изо всех сил пыталась думать о сестре, как о реальном, живом человеке, хотя мать настаивала на том, что старшая сестра должна любить ее на уровне инстинкта.
– Теперь ты обязана помогать нам и присматривать за ней, – сообщила ей мать, вернувшись из роддома. Туго спеленатый ребенок, словно оружие, лежал у нее на руках. – Ты старшая сестра. Вскоре она полюбит тебя до последней клеточки твоего тела.
Мариса представила себе любовь до последней клеточки: кожа расползается по швам и улетает куда-то вверх.
Анна села в своей кроватке рядом с игрушечным кроликом и плотно сжала кулачки, а потом разжала. Мариса заранее взяла булавку из маминой швейной шкатулки и аккуратно положила в карман платья. Она достала булавку.
Наклонилась к кроватке, просунув руку между прутьев, кончик иглы блестел между ее большим и указательным пальцами. Анна по-прежнему смотрела на Марису, пуская пузыри и извиваясь. Взгляд все еще прикован к лицу старшей сестры. Где-то наверху звякнула игрушечная карусель, и слоники с веселыми галстуками-бабочками закружились в танце, отбрасывая на потолок неровные тени.
Мариса выбрала самую мягкую часть тела ребенка: предплечье. Кожа там такая пухлая, похожая на свежеиспеченный хлеб, который мать обычно оставляла для нее. Прежде чем ребенок успел пошевелиться, Мариса быстро вонзила булавку в ручку.
На долю секунды младенец в замешательстве посмотрел на сестру. В этот момент Анна выглядела старше всех, кого Мариса когда-либо встречала, словно моментально все поняла. Мариса глубоко вдохнула. Она все это время задавалась вопросом, правда ли, что это ее младшая сестра, а не какая-то форма жизни из другого измерения, отправленная шпионить за ними и разрушать жизнь Марисы.
Но тут ребенок закричал. Отчаянный крик, не похожий на обычные крики, возвещающие о голоде или усталости. Истошный вопль, который Мариса сразу же распознала как боль. Боль, обида и недоверие. Малышка кричала так громко, что Мариса запаниковала. Она посмотрела на ручку сестры. Булавка вошла неглубоко. На этом месте осталась малозаметная красная точка – невозможно заметить, если не искать специально. Мариса спрятала булавку обратно в карман платья. Она поняла, что сделала нечто непростительное.
Она подалась вперед, но ребенок вздрогнул, и Мариса поняла: малышка теперь боится ее.
– Тихо, тихо, тихо, – повторяла старшая сестра, копируя интонации матери. – Ну, все хорошо. Я здесь. Мы вместе. Ничего страшного.
Но малышка не унималась, и через несколько секунд Мариса оцепенела от мысли, что покалечила ребенка навсегда. Она ведь просто хотела посмотреть на реакцию. Анна покраснела, глаза сузились, слезы ручьем текли на одеяло.
– Что случилось?
Мариса подняла взгляд и увидела, что в комнату врывается мать, на ходу расстегивая блузку и готовясь кормить младенца. Спросонья, на щеке остался красный след от подушки.
– Тише, моя радость, тихо, мама здесь.
Она вытащила Анну из кроватки и нежно поцеловала. Мариса заплакала.
– Прости, – прошептала она. – Я просто хотела посмотреть…
Мать рассеянно взглянула на старшую дочь.
– А ты почему плачешь? – спросила она, доставая грудь из лифчика. Мать поднесла грудь к лицу малышки, но та продолжала крутить головой.
– Что случилось? – снова переключилась она на старшую.
– Я хотела проверить… – начала Мариса. И тут она быстро, не без помощи детской интуиции, сообразила, что нет никакого способа объяснить необходимость проведения такого эксперимента. Ради сохранения остатка материнской любви ей придется солгать. Мариса перестала реветь, и последние две слезинки остались сохнуть на щеках.
– Анна заплакала, а я зашла, чтобы попробовать успокоить, пока малышка не разбудила тебя, – с пугающей легкостью выпалила Мариса. Это была первая произнесенная ложь.
– Это так мило с твоей стороны, спасибо тебе.
Но это было сказано впопыхах, поэтому не считалось. Все внимание матери сосредоточено на младенце. Она, прижимая Анну к себе, села в кресло для кормления, стоявшее возле окна. Мариса наблюдала, как ребенок успокаивается, а потом жадно хватается губами за сосок и затихает. «Как странно, что двое могут быть настолько сильно связаны друг с другом, словно они – один большой человек, пульсирующий жизнью, которая не включает меня», – подумала старшая сестра.
Мариса молча вышла из комнаты и незаметно вернула булавку в швейную коробку.
3
Они сразу же начали пытаться создать семью. Мариса перестала принимать противозачаточные. Каждое утро, видя нераспечатанную металлическую прямоугольную упаковку таблеток на дне ящика для стирки, она испытывала ощущение собственной правоты и чувство удовлетворения от того, что делает нечто взрослое.
– Не могу дождаться появления ребенка, – сказал Джейк однажды за ужином. – Я знаю, это звучит странно. – Он откинул волосы назад, и его рука замерла на шее.
– Вовсе нет, – запротестовала Мариса. – Почему?
– Мужчины не должны говорить такие вещи.
– Какая глупость.
Она приготовила макароны с сыром, потому что это, по его словам, любимое блюдо с детства, а у нее как раз под рукой оказался рецепт, в котором использовались четыре вида сыра и соленый бекон с хрустящей корочкой. Мариса взяла кусочек бекона и положила в рот, слизнув масло с кончиков пальцев.
– Я тоже не могу дождаться, и мне все равно, даже если это кажется странным.
Она улыбнулась и вытянула руку вперед, чтобы погладить его ладонь. А он поднял руку, желая налить ей вино, поэтому их пальцы неловко столкнулись в воздухе.
– Извини, – засмеялся он. – Я слишком взволнован.
Джейк наклонил бутылку к бокалу, но Мариса закрыла его рукой.
– Нет. Спасибо, но… если мы серьезно относимся к этому…
– Ты права. Да, конечно.
Он поставил бутылку обратно на подставку, и она заметила, что Джейк выглядит довольным. Он все еще в рабочем костюме, успел снять только куртку, повесив ее на спинку стула. Сразу же ослабил галстук, едва переступив через порог. В уголках глаз появились морщинки усталости. Она знала, что у него сейчас напряг на работе, но он никогда не любил вдаваться в подробности. Вместо этого Джейк спрашивал Марису о том, как прошел ее день.
– Как продвигается работа над новым заказом? – спросил он, закатав рукава и приступая к еде.
– Отлично. Знаешь, это здорово, когда есть такое рабочее помещение – свет там просто великолепный.
– Как зовут этого ребенка?
– Моисей. – Она закатила глаза. Они оба удивлялись богачам, которые в поиске имен своим наследникам черпали вдохновение в Ветхом Завете.
Мариса рассказала о последнем эскизе – сложной сцене с плетением косичек принцессы. Он запихивал макароны в рот, пока Мариса говорила, и смотрел на нее с таким обожанием, словно она самый важный человек в его жизни.
– Сложно передать текстуру. Волосы всегда сложно рисовать.
– Вот что мне в тебе нравится, – заметил Джейк. – Ты знакомишь меня с целым новым миром, о котором я ничего не знал. Сложно рисовать волосы. Хм. Кто бы мог подумать?
Несмотря на предупреждение Джас, Марисе очень нравилось то, как близко они узнают друг друга. Каждый день под одной крышей – это словно еще один слой. Слой за слоем их единение становилось прочнее, будто откровения были надежными укреплениями.
Мариса стопкой сложила тарелки: его тарелка совершенно чистая, на ее – остатки еды. Она слишком много говорила.
– Не нужно этого делать, – произнес Джейк. – Позволь мне. – Он взял тарелки и погладил ее.
Он не любил прикосновения. Джейку не нравилось держаться за руки на улице, и даже целоваться дома, пока этого никто не видит, для него было слишком сильным проявлением чувств. Тем не менее, глядя на то, как он складывает тарелки в посудомоечную машину, она подумала, что предпочтет именно такую любовь, нежели любые прикосновения.
Джейк поставил чайник. Мариса с удовольствием наблюдала за его движениями: сильные широкие плечи, твердость мускулистых бедер. Разум следовал за ним, а воображение рисовало любовные сцены: ноги сцепились за его спиной и он вошел в нее, прикусив мочку уха, внутри себя она почувствовала его концентрированную силу. Ни с одним мужчиной она никогда не чувствовала такой физической связи. Но теперь поняла, что все прошлые любовники были слишком неуверенны в своих силах. Представила голову Джейка между своими ногами, и как его язык скользит по клитору, заставляя ее взмокнуть. Потом он перевернул бы ее на живот и мощно вошел.
– О чем думаешь? – спросил он, стоя за кухонным столом.
– А? – Мариса взглянула на него. – Прости, я витаю в своих мыслях…
– Да? – Джейк игриво приподнял бровь, и она поняла, что он думает о том же.
– Ага, думала о своем, – усмехнулась она.
– Пойдем тогда. Пора спать.
Утром Джейк встал очень рано, чтобы успеть на работу. Она крепко спала, поэтому не слышала, как он ушел. Мариса спустилась вниз и закинула капсулу в кофеварку, которая забулькала и выдала эспрессо. Сквозь раздвижные двери просачивался свет, а на лужайке перед домом важно расхаживали две сороки и нервно поклевывали траву, словно знали о том, что за ними наблюдают. Она вспомнила о первом посещении дома и незваной гостье.
«Первая – удача, вторая – неудача», – всплыла в уме детская считалка. Мариса убедила саму себя, что это знак. Возможно, она уже беременна и внутри нее восходит семя новой жизни. После побега матери Мариса думала, что никогда не захочет детей. Оставшись с отцом, она чувствовала себя одинокой, сбитой с толку всеми домашними обязанностями. Внутри нее всегда таилась обида на Анну, из-за которой, по ее мнению, все и случилось. Все было хорошо до того момента, пока не появился этот младенец.
Однажды Мариса попыталась поговорить об этом с отцом, но хотя тот был добрый и по-своему любил ее, крушение брака подкосило его, и теперь он просто потерянно слонялся по их старому скрипучему дому.
– Папа, – сказала она как-то вечером, когда он зашел к дочери, чтобы поцеловать на ночь. На нем были грязный халат с цветной веревкой вместо пояса и красные вязаные носки, которые мать каждое Рождество использовала для украшения кровати Марисы.
– Да, доченька?
– Мама ушла из-за Анны?
Отец выглядел ошеломленным, его слезящиеся глаза расширились.
– Какой странный вопрос, – произнес он и присел на самый край ее кровати. – Она всего лишь ребенок. Анна не могла заставить маму что-то сделать. – А потом тихим подавленным голосом добавил: – Никто не мог.
На самом деле Мариса хотела получить ответ на другой вопрос, но боялась произнести его вслух. Она кивнула головой, как это делают все взрослые.
– Я понимаю, папа, – ответила Мариса, хотя вообще ничего не понимала.
Он встал и направился к двери. Как только отец оказался возле дверного проема, Мариса испытала прилив храбрости.
– Но папа, – произнесла она.
Отец остановился, положив руку на дверную ручку.
– Ты… ты… скучаешь по ним?
Она почувствовала комок в горле.
– Да, – ответил отец, но не обернулся. – А ты?
– Я тоже.
Она ждала, что отец вернется и утешит ее, но вместо этого он лишь хмыкнул. Несколько мгновений спустя Мариса услышала, что он чистит зубы и набирает ванну. Вскоре после этого в коридоре погас свет.
Мариса долго не могла заснуть, на лице появились две липкие дорожки слез, и тогда она дала себе обещание никогда не говорить об этом снова. Делала вид, будто все хорошо, старалась расти сильной и независимой, чтобы никто другой никогда не смог причинить ей боль.
Итак, Мариса никогда не хотела быть матерью. Но потом, в какой-то момент, примерно в двадцать пять лет, без каких-либо явных причин, она переменилась и поняла, что рождение ребенка позволит ей отпустить прошлое и сделает жизнь лучше. Это стало ее идеей фикс.
Поэтому она подписалась на каждое дейтинговое приложение, сайт или форум. Мыслила стратегически, решив рассматривать лишь тех кандидатов, которые открыто заявляют о своем серьезном отношении к детям. До Джейка, правда, были сплошные разочарования.
Она пила кофе, сидя на одном из стульев в скандинавском стиле, стоявших за длинным кухонным столом. Их ножки выглядели тонкими и ненадежными, но сами стулья намного удобнее, чем казались на первый взгляд. Допив эспрессо и получив дозу кофеина, она пошла в свою студию. Достала чистый лист акварельной бумаги. Мариса забыла купить бумагу плотностью триста граммов, поэтому каждое утро начиналось с кропотливого труда по подготовке бумаги для предстоящей работы. Она взяла пластиковый поднос, пошла в ванную и набрала в него немного воды, после чего вернулась в студию. Положила деревянную доску на чертежный стол и отрезала ленту определенной длины. Лист бумаги прижала краем пластикового подноса, касаясь запястьями прохладной воды. Растяжка такой бумаги занимала много времени, но Марисе нравился подобный медитативный процесс. На эту задачу требовалось потратить основательное количество времени. Торопиться было нельзя.
Намочив доску губкой, она приподняла один из углов бумаги, позволяя стечь излишкам воды. Потом согнула лист и переместила на доску. Затем увлажнила коричневую ленту и приклеила, аккуратно проведя пальцами, чтобы удалить все пузырьки воздуха, но нельзя давить слишком сильно – от этого пленка растягивается. Когда все было готово, Мариса убрала бумагу в сторону, чтобы за сутки полотно успело высохнуть.
Она вернулась к сцене, над которой уже начала работу: принцесса сидит в высокой башне из серых кирпичей, ее светлые волосы заплетены в длинную косу. Мариса щелкнула кистью в банке с водой, опустила кончик в розовую краску и принялась прорабатывать выражение лица принцессы: рот должен выражать удивление и предвкушение того, что скоро к ней поднимется Моисей и спасет ее. Мариса наградила принцессу голубыми глазами и веснушчатыми щеками. А вот принц проработан чуточку лучше. Ему достались вьющиеся волосы каштанового цвета, пучками торчавшие в разные стороны. На рабочем столе стояла фотография Моисея, и она старательно пыталась сделать принца похожим на его идеализированную версию. В реальной жизни Моисей был пухлым и с неправильным прикусом, который Мариса исправляла в своей работе, тонко улучшая черты внешности ребенка и получая удовольствие от результата.
Это произошло в тот самый момент, когда она рисовала левый глаз, делая его немного менее выпуклым и пристальным, чем на фотографии. В дверь позвонили. Мариса удивленно выпрямилась. Дверной звонок никогда раньше не звонил, пока она находилась в доме. Плечи напряглись. Марисе не нравились помехи в процессе работы. Она внимательно прислушалась, думая лишь о том, чтобы непрошеный гость развернулся и ушел. «Какие-нибудь благотворительные листовки или свидетели Иеговы…» – подумала она. Но в дверь снова позвонили.
– Да твою мать, – крикнула Мариса, опуская кисть в банку с водой, и та сразу же окрасилась в тон коричневой краски. Принцу Моисею придется подождать.
Она спустилась вниз в своих сандалиях: всегда надевала их во время работы, это удобная немецкая обувь с анатомической стелькой под форму стопы. В деревянной входной двери установлен глазок с широким углом обзора. Мариса прильнула к нему и присмотрелась. Увидела фигуру пожилой женщины, стоявшую спиной к ней.
Мариса открыла дверь.
– Да? – спросила она.
Женщина обернулась. Высокая, элегантная, на вид около шестидесяти. Ухоженная кожа сияет. Макияж почти отсутствует: немного туши, румян и розово-красной помады. Контуры глаз подчеркнуты блестящей бежевой пудрой.
– А ты, наверное, Мариса, – мрачно произнесла женщина.
– Да, – снова повторила Мариса.
– Я мама Джейка, Аннабель. – Женщина настолько грациозно протянула руку, что Мариса не удивилась бы, если бы на руках, несмотря на столь теплую погоду, оказались надеты перчатки. Мариса пожала руку, ощутив давление небольшого перстня на мизинце.
– Ой! Так приятно наконец-то встретиться с вами!
Девушка затараторила, но Аннабель ответила лишь холодным взглядом.
– Я не ожидала вас… – продолжила Мариса, но слова прозвучали глупо и нелепо. «Перестань говорить, просто заткнись», – приказала самой себе. – Вы проходили мимо? Или зачем вы к нам? Я просто… я… чем обязана честью?
Почему она так говорит? Мариса поняла, что сильно нервничает. Джейк близок с матерью, но в разговорах всегда уклонялся от рассказов о ней.
– С моей мамой немного сложно… – объяснил он в один из первых дней. – Скажем так… она хитрый персонаж.
– Это как?
Он медлил с ответом.
– Она постоянно раздает другим советы о жизни.
Больше она ничего и не спрашивала. Мариса и Джейк существовали отдельно от всех, поэтому у нее никогда не возникала необходимость встречаться с кем-то из его семьи. Их отношения, помимо всего прочего, развивались очень стремительно.
– Ты собираешься пригласить меня внутрь? – грубо осведомилась Аннабель. – Я была бы очень признательна.
– Конечно, конечно. Простите. Совсем об этом забыла.
Мариса пропустила мать мимо себя и указала на выложенный плиткой коридор.
– Кухня там, – пояснила Мариса. Аннабель уже спускалась вниз, широко расправив плечи и держась одним пальцем за перила, словно оценивая их на наличие пыли. Мариса пошла следом, по сравнению с шикарными эспадрильями Аннабель ее сандалии казались теперь такими убогими.
– Я просто влюбилась в оригинальную планировку, – снова начала болтать Мариса, чтобы хоть как-то нарушить тревожную тишину. – А карнизы…
– Уж не думаю, что тут есть что-то оригинальное, – заявила Аннабель, взглянув на абажур светильника. – Имитация под старину. Полагаю, что застройщик планировал сдавать дом в аренду, не так ли?
– Ну… я не…
– Похоже на то. Ламинат не из настоящего дерева.
Аннабель прошла вглубь кухни и остановилась у стеклянных дверей, ведущих на лужайку перед домом.
– Нужен полив. – Она повернулась и осмотрела плиту. – Боже, а это что?
Мать указывала на зеркальный фартук.
– Это…
– Очень странный замысел: смотреть на себя во время готовки.
Аннабель широко улыбнулась, оскалив крупные зубы. Она напомнила Марисе волчицу, переодетую в Красную Шапочку, – из ее старого детского сборника сказок.
– Сядем тут? – Аннабель указала на кухонный стол, выглядевший теперь потрепанным и усеянным кофейными пятнами. Половина стола усыпана панировочными крошками – после завтрака Мариса не успела убрать за собой.
– Да. Я могу принести вам чашечку…
– Кофе. Черный. – Аннабель села и сняла с плеч расписной индийский платок. – Спасибо.
И хотя Аннабель не понравился зеркальный фартук, он все же позволил Марисе оценить женщину, которую она считала будущей свекровью. Под платком у Аннабель надета льняная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, обнажавшими загорелую кожу и длинное золотое колье, усыпанное полудрагоценными камнями. Светлые брюки заканчивались чуть выше лодыжки, края штанин модно растрепаны. Зачесанные назад светло-русые волосы, собранные черепаховым зажимом. Профиль лица напоминал балерину в состоянии покоя: торчащий нос, вздернутый подбородок, подтянутые щеки и настороженность, все это выдавало в ней женщину, привыкшую быть в центре внимания. «Она выглядит сногсшибательно», – подумала Мариса. Но в ней заметно нечто такое, что мешает быть совершенной. Женщина находилась в оборонительной позиции, которую можно углядеть в ее хмуром взгляде, линии бровей или сжатых челюстях. Словно Аннабель изучала красоту по книжным самоучителям, но так и не приблизилась к ее пониманию.
Мариса возилась с кофемашиной, подставляя чашку под форсунку.
– Тебе все это нравится? – осведомилась Аннабель со своего места.
– Вы про кофе…
– Да.
– Да, на самом деле. Это все очень просто. Не надо убирать остатки кофе и…
– Я никогда бы не подумала, что это может быть вкусно.
– Ну… – пробормотала Мариса и почувствовала себя провинившимся ребенком.
– Извини, – сказала Аннабель, осознавая, наверное, что была слишком резкой. – Я уверена, что получится вкусный напиток.
Этого уже оказалось достаточно, чтобы Мариса испытала прилив надежды. Она, возможно, просто неверно понимала сигналы. У нее есть склонность неправильно понимать людей, а также постоянно считать, будто все вокруг ее осуждают. Они с Аннабель, наверное, отлично поладят. Уже представила себе, как Аннабель рассказывает своим важным друзьям: «О, я обожаю мою невестку. Мы нашли с ней общий язык». Возможно, им просто нужно получше узнать друг друга, разузнать о причудах и скрытых прелестях индивидуального поведения. Возможно, возможно, возможно…
– Вот, прошу.
Мариса поставила на стол две чашки кофе, каждую на блюдце, которыми они почти никогда не пользовались. Белые чашки с синим ободком. Когда она отметила их красоту, Джейк рассказал, что приобрел их у гончара из Корнуолла. Синий напоминал Марисе о море, а белый материал казался почти полупрозрачным, словно смотришь на солнце сквозь раковину.
Аннабель сделала глоток кофе и скривила рот. Создалось впечатление, что ей приходится задерживать дыхание, пока она пьет.
– Спасибо.
Мать скрестила ноги, откинулась на спинку стула, а руки положила на колени.