Джезаль сорвал корону с головы и бросил ее на подушку, лежащую рядом с троном. Одной рукой он тер взмокшие волосы, другой расстегивал тугой вышитый воротник. Ничего не помогало. Он не мог избавиться от расслабляющего, доводящего до головокружения ощущения тесноты и духоты.

Хофф уже заискивающе приблизился к нему слева.

— Это был последний посол, ваше величество. Завтра вы будете принимать знатные семейства Срединных земель. Им не терпится выразить почтение…

— Много почтения и мало толку, я бы сказал!

Хофф рассмеялся с удушающей, нестерпимой фальшью.

— Ха, ха, ха, ваше величество. Они желают получить аудиенцию с утра, и мы бы не хотели обидеть их…

— К черту! — прошипел Джезаль.

Он вскочил и подрыгал ногами в тщетной надежде отлепить брюки от потного зада. Сдернул через голову малиновую орденскую ленту и отбросил прочь. Резким движением расстегнул золоченый камзол и попытался скинуть его, но рука застряла в манжете, и ему пришлось вывернуть эту проклятую тужурку наизнанку, чтобы освободиться от нее.

— К черту!

Он швырнул камзол с мраморного помоста, готовый разорвать его на куски. Потом опомнился. Хофф осторожно отступил назад и смотрел хмуро, будто только что обнаружил, что его прекрасный новый особняк поражен какой-то ужасной гнилью. Слуги, пажи, рыцари, телохранители и герольды — все замерли и уставились в пространство, как статуи. В темном углу зала стоял Байяз. Его глаза скрывала тень, но лицо было мрачным.

Джезаль вспыхнул, как капризный мальчишка, которого призвали к ответственности, и прикрыл рукой глаза.

— Ужасно тяжелый день…

Он поспешно спустился по ступеням с возвышения и вышел из зала для аудиенций, низко склонив голову. Громкие звуки фанфар, запоздалых и совершенно неуместных, последовали за ним. К несчастью, как и первый из магов.

— Это недостойно, — сказал Байяз. — Очень редко вспышки гнева выглядят пугающими. Обычно они смешны.

— Мне жаль, — пробормотал Джезаль сквозь зубы. — Корона — слишком тяжелая ноша.

— Тяжелая ноша, но и большая честь. Мы уже обсуждали твое стремление стать достойным ее. — Маг сделал многозначительную паузу. — Возможно, ты мог бы стараться более упорно.

Джезаль потер ноющие от боли виски.

— Мне всего лишь надо побыть одному. И все. Недолго.

— Столько, сколько нужно. Но утром у нас есть дело, и этим делом, ваше величество, нельзя пренебречь. Родовая знать Срединных земель не может больше ждать, когда им позволят поздравить тебя. Увидимся на рассвете. Уверен, ты будешь полон энергии и энтузиазма.

— Да, да, — резко бросил Джезаль через плечо. — Буду полон энергии. Обязательно.

Он быстро прошел в небольшой дворик, окруженный с трех сторон тенистой колоннадой, и остановился, вдыхая прохладный вечерний воздух. Он расправил плечи, закрыл глаза, откинул голову и медленно, глубоко вздохнул. Одна минута одиночества. Пожалуй, не считая часов сна и того времени, когда он справлял нужду, впервые после того сумасшедшего дня в Круге лордов ему позволили остаться наедине с собой.

Он стал жертвой — или бенефициаром, получателем выгоды — какой-то невероятной ошибки. Вышло так, что его ошибочно приняли за короля, хотя на самом деле он был всего лишь себялюбивым невежественным идиотом. Он думал только о сегодняшнем дне и редко заглядывал вперед. Всякий раз, когда кто-то называл Джезаля «ваше величество», он чувствовал себя мошенником, плутом. Его чувство вины возрастало, и он изумлялся, как его до сих пор не разоблачили.

Джезаль брел по ухоженной лужайке, тяжело вздыхая от жалости к себе. Однако вздох замер у него на губах, потому что рыцарь-телохранитель стоял у дверей напротив, вытянувшись и застыв неподвижно, так что Джезаль его не сразу заметил. Он выругался вполголоса. Неужели его не могут оставить даже на пять минут? Приблизившись к стражнику, он нахмурился. Рыцарь показался ему знакомым. Высокий могучий человек с бритой головой и весьма приметной короткой шеей.

— Бремер дан Горст!

— Ваше величество! — отозвался Горст, и его доспехи звякнули, когда он стукнул мясистым кулаком по полированному нагруднику. — Рад видеть вас!

Джезалю он не понравился с первого взгляда, а то, как дан Горст гонял его во время состязания, вне зависимости от последовавшей победы, не улучшило мнение об этом «бесшейном» животном. Но теперь даже это знакомое лицо казалось глотком воды в пустыне. Сам того не ожидая, Джезаль протянул руку и пожал тяжеленную кисть телохранителя, словно они были старинными друзьями.

— Ваше величество оказывает мне слишком большую честь.

— Пожалуйста, не надо так меня называть. Как вы попали ко двору? Я думал, вы служите в охране лорда Брока.

— Эта служба мне не подходила, — ответил Горст своим на удивление высоким писклявым голосом. — Я был рад найти место рыцаря-телохранителя несколько месяцев назад, ваше вел… — Он запнулся.

Внезапная мысль мелькнула в голове Джезаля. Он осторожно глянул через плечо, но сзади никого не было. В саду было тихо и безлюдно, как на кладбище. Тенистые аркады возвышались, словно усыпальницы.

— Бремер… Можно мне вас так называть?

— Мой король может называть меня так, как ему захочется.

— Меня интересует… могу ли я попросить вас об услуге?

Горст моргнул.

— Вашему величеству стоит только сказать.



Джезаль резко повернулся, услышав, как открывается дверь. Горст вышел из тени колоннады, звякнув доспехами. За ним молча двигалась фигура в плаще, с капюшоном на голове. Прежнее волнение снова ожило, когда она откинула капюшон и узкий лучик света из высокого окна осветил нижнюю часть ее лица. Он мог увидеть прекрасную линию ее щеки, угол губ, очертание ноздрей, блеск глаз в сумерках, и все.

— Благодарю вас, Горст, — сказал Джезаль. — Можете идти.

Огромный телохранитель ударил себя в грудь, повернулся, прошел под аркой и закрыл за собой дверь. Конечно, они встречались тайно не в первый раз, но сейчас все переменилось. Джезаль спрашивал себя, чем закончится эта встреча — поцелуями и нежными словами, или это будет просто конец всему? Начало не слишком обнадеживало.

— Ваше августейшее величество, — произнесла Арди с заметным оттенком иронии в голосе. — Какая невероятная честь. Возможно, мне следует пасть к вашим ногам? Или сделать реверанс?

Какими бы жесткими ни были ее слова, от звука ее голоса у него по-прежнему перехватывало дыхание.

— Реверанс? — заставил он себя сказать. — А ты умеешь его делать?

— По правде говоря, нет. У меня не было возможности обучиться приличным манерам. Теперь этот недостаток мне очень мешает. — Она сделала шаг вперед, неодобрительно взглянув на темнеющую громаду сада. — В детстве я только в самых дерзких мечтах позволяла себе представить, что меня пригласят во дворец, в гости к самому королю. Мы бы ели с ним вкусные пирожные, пили прекрасное вино и вели умные разговоры о разных важных вещах до глубокой ночи. — Арди прижала руки к груди, ресницы ее задрожали. — Благодарю за то, что жалкие мечты бедной нищенки стали явью хотя бы на мгновение. Другие простушки не поверят мне, если я им расскажу.

— Мы все потрясены тем, как обернулось дело.

— О, безусловно, ваше величество.

Джезаль вздрогнул.

— Не называй меня так. Только не ты.

— А как мне следует вас называть?

— По имени. Джезалем, как и раньше. Пожалуйста.

— Как прикажете. Ты обещал мне, Джезаль, что не разочаруешь меня.

— Я помню, что обещал, и готов сдержать свое обещание… но дело в том…

Король или не король, он запутался в словах, как всегда с ним бывало, а затем вдруг выпалил с дурацким жаром:

— Я не могу жениться на тебе! Я бы сделал это, не случись… — Он вскинул руки и безвольно уронил их. — Не случись всего этого. Но это случилось, и я ничего не могу поделать. Я не могу жениться на тебе.

— Конечно нет. — Ее губы горько искривились. — Обещания — это для наивных детей. Я и раньше не очень-то в них верила. Даже в самые захватывающие моменты. Теперь все и вовсе кажется смешным. Король и девушка-крестьянка, абсурд. Даже в самых пошлых книжках такого больше не прочитаешь.

— Но это не значит, что мы никогда не увидимся. — Джезаль неуверенно шагнул к ней. — Все изменилось, конечно, но мы сумеем найти возможность и время… — Он протянул руку, медленно, неловко. — Время, чтобы побыть вместе.

Он с нежностью прикоснулся к ее лицу и почувствовал тот же волнующий, недостойный трепет, что и прежде.

— Мы можем быть вместе, как раньше. Не беспокойся. Все устроится…

Арди взглянула ему в лицо.

— Значит, ты хочешь, чтобы я стала твоей шлюхой?

Он отшатнулся, опустив руку.

— Нет, конечно же нет… Я имею в виду, ты можешь быть…

А что он имел в виду? Он запнулся, отчаянно подыскивая подходящее слово.

— Моей возлюбленной.

— А, да. Понимаю. Но кем я стану, когда ты женишься? Каким словом назовет меня твоя королева?

Джезаль уставился на свои туфли.

— Шлюха — она и есть шлюха, какое слово для нее ни придумывай. Быстро надоедает, еще быстрее ее можно поменять. А когда ты устанешь от меня и найдешь другую любовницу, как меня будут называть? — Она жестко усмехнулась. — Я накипь, отброс общества. Я знаю это, но ты, видно, думаешь обо мне еще хуже, чем я сама.

— Это не моя вина. — Джезаль почувствовал, как на его глаза навернулись слезы. От боли или от облегчения, трудно понять. Горькое смешение того и другого. — Это не моя вина.

— Конечно, не твоя. Я тебя не обвиняю. Виню только себя. Прежде думала, что мне просто не везет, но мой брат был прав. Я не умею выбирать.

Арди взглянула на него, и он увидел в ее темных глазах то же оценивающее выражение, которое заметил при их первой встрече.

— Я могла бы найти хорошего человека, но я выбрала тебя. Мне следовало быть более щепетильной.

Она подняла руку и прикоснулась к его лицу. Большим пальцем вытерла слезинку, скатившуюся по щеке. Так же как раньше, когда они расставались в парке, под дождем. Но тогда оставалась надежда, что они когда-нибудь увидятся снова. Теперь никакой надежды не было. Арди вздохнула, опустила руку и мрачно посмотрела в сторону сада.

Джезаль заморгал, словно отгоняя сон. Неужели все это происходит на самом деле? Ему очень хотелось сказать на прощание какое-то нежное слово, подсластить горечь расставания, но в голове было пусто. Могут ли слова что-то изменить? Все уже сказано, продолжать разговор — сыпать соль на раны. Пустая трата времени. Он сжал зубы, стер следы слез с лица. Она права. Король и крестьянка, что может быть нелепее?

— Горст! — рявкнул он.

Дверь распахнулась, и стражник — гора мышц — вышел из тени, угодливо наклонив голову.

— Проводи даму до ее дома.

Горст кивнул и отступил в тень арки. Арди повернулась и пошла за ним, накинув на голову капюшон, а Джезаль смотрел, как она уходит. Он гадал, задержится ли она на пороге, обернется ли? Тогда их взгляды могли бы встретиться, это был бы последний миг близости. Последнее замирание сердца. Последнее томление.

Но она не обернулась. Не задерживаясь, Арди шагнула за порог и исчезла, следом за ней вышел Горст, а Джезаль остался в саду, залитом лунным светом. Совсем один.

Глава 23

Поймала тень

Ферро сидела на крыше портового склада, прищурив глаза на солнце и скрестив ноги. Она смотрела на корабли и на людей, плывущих на них. Она ждала Юлвея. Именно для этого она приходила сюда каждый день.

Между Союзом и Гуркхулом шла война. Какая-то бессмысленная война — много болтовни и никаких военных действий. Корабли в Канту не отплывали, однако Юлвей путешествовал куда хотел. Он мог отправить Ферро обратно на юг, где она будет мстить гуркам. Но пока его не было, она оставалась пленницей розовых. Ферро скрежетала зубами, сжимала кулаки от злости и кривилась от собственной беспомощности. От скуки. От того, что тратила время впустую. Она была готова молиться о том, чтобы Юлвей поскорее появился.

Но бог никогда не слышал ее.

Джезаль дан Луфар, этот полный дурак, по непостижимым для Ферро причинам получил корону и стал королем. Байяз — она не сомневалась, что именно он стоял за всем этим делом — теперь проводил все свое время с новым королем. Без сомнений, он все еще старался сделать из Луфара вождя. Тем же самым он занимался на всем протяжении их долгого пути по равнине и обратно, с весьма скромным результатом.

Джезаль дан Луфар, король Союза. Девятипалый бы долго смеялся, если бы до него дошел такой слух. Ферро улыбнулась, представив, как он смеется. Потом поймала себя на том, что улыбается, и нахмурилась. Байяз обещал ей отмщение и не дал ничего, бросил ее вязнуть в трясине, совершенно беспомощную. Чему уж тут улыбаться.

Она села и снова стала глядеть на корабли, высматривая Юлвея.

Девятипалого она не высматривала. Не надеялась увидеть его сутулую фигуру, бредущую по пристани. Это была совершенно глупая надежда, какие можно питать лишь в детстве, когда гурки захватили ее в рабство. Он не изменит решение и не вернется назад. Ферро была в этом абсолютно уверена. Но ей то и дело казалось, что она видит его в толпе.

Портовые рабочие уже узнавали ее. Сначала они приставали к ней.

— Спускайся, красотка, подари мне поцелуй! — звал один из них, а его дружки хохотали.

Потом Ферро бросила ему в голову половину кирпича, и от удара тот свалился в море. Ему нечего было сказать ей, когда дружки выловили его. Никто из них не нашел, что сказать, и Ферро это вполне устраивало.

Она сидела и смотрела на корабли.

Она сидела, пока солнце не склонилось к закату, опускаясь за облака и бросая из-под них яркие блики, от которых сверкали и искрились покачивающиеся морские волны. Пока толпа на причале не поредела, повозки не уехали, крики и суета в порту не сменились унылой тишиной. Пока легкий ветерок с моря не коснулся ее кожи холодком.

Сегодня Юлвей не появился.

Ферро слезла с крыши склада и стала пробираться задворками к Срединному проспекту. Это случилось, когда она шла по широкой дороге, мрачно поглядывая на людей, попадавшихся на пути. Она вдруг поняла: за ней кто-то следит.

Он делал это хорошо, очень осторожно. Иногда приближался, иногда отставал. Старался не попадаться на глаза, но никогда не прятался. Она несколько раз обернулась, чтобы убедиться, и он все шел за ней. Он был одет во все черное, с длинными прилизанными волосами, маска закрывала половину его лица. Весь в черном, как тень. Как те люди, что гнались за ней и Девятипалым перед отъездом в Старую империю. Она следила за ним украдкой, стараясь не дать понять, что она его заметила.

Он и так скоро узнает.

Ферро свернула в темный переулок, остановилась и спряталась за угол, поджидая. Прижалась к грязной стене, затаив дыхание. Ее лук и меч были далеко, но страх был единственным оружием, которое ей требовалось. Страх, а еще ее руки, ноги и зубы.

Она услышала приближающиеся шаги. Кто-то осторожно и мягко ступал по аллее, так осторожно и мягко, что она едва различила эти шаги. И тут Ферро снова осознала, что улыбается. Очень хорошо иметь врага, иметь цель. Очень хорошо, особенно после того, как его долго не было. Это заполнит пустоту внутри, пусть даже на мгновение. Она сжала зубы, чувствуя, как ярость заполняет грудь. Горячая, волнующая ярость, спасительная и знакомая. Как поцелуй давнего возлюбленного, о котором тоскуешь.

Когда человек в черном повернул за угол, ее кулак был уже наготове и с хрустом врезался в его маску. Преследователь зашатался. Ферро приблизилась к нему, нанося удары обеими руками, так что его голова моталась то влево, то вправо. Он пытался нащупать нож, но делал это медленно и неумело. Едва он потянул лезвие из ножен, Ферро крепко схватила его за запястье. Локтем отбросила голову преследователя назад, ударила в горло, и он стал захлебываться. Она вырвала нож из ослабевшей руки, повернулась и ударила его в живот, так что он согнулся пополам. Коленом толкнула в лицо, закрытое маской, и человек плюхнулся на спину в грязь. Она опустилась следом, ногами крепко сжимая его туловище, рукой придавливая грудь. Его собственный нож был прижат к его же горлу.

— Посмотри-ка, — прошептала Ферро ему в лицо, — я поймала тень.

— Глу-к-х, — послышалось из-под маски, он вращал глазами.

— Трудновато говорить с этой штукой?

Она обрубила ножом завязки, на которых держалась маска, оставив длинную царапину на его щеке. Без маски человек выглядел совсем не опасным. Гораздо моложе, чем она думала, с прыщами на подбородке, с мягким пушком на верхней губе. Он дернул головой, потом снова остановил взгляд на Ферро. Недовольно огрызнулся, попробовал изогнуться, чтобы высвободиться, но она быстро вернула его на место. Прикосновение ножа к шее мгновенно успокоило пленника.

— Зачем ты идешь за мной?

— Я ни черта…

Ферро никогда не отличалась терпением. Она пришла в ярость и ударила ему в лицо локтем. Он сделал все, чтобы уклониться, но Ферро сидела у него на бедрах, придавливая всем телом, и он был беспомощен. Ее рука врезалась в его рот, нос, щеку, ударила его головой о грязную мостовую. Еще четыре удара, и сражение для него было проиграно. Голова преследователя откинулась назад, а Ферро нагнулась над ним и приставила нож к шее. Кровь сочилась у него из носа и изо рта, стекала темными полосками сбоку по щеке.

— Теперь понимаешь меня?

— Я всего лишь наблюдаю. — Окровавленные губы не слушались, голос срывался. — Просто наблюдаю. Я не отдаю приказов.

Гуркские солдаты тоже не отдавали приказов уничтожить народ Ферро и сделать ее рабыней. Но это не освобождало их от вины. И не спасало от возмездия.

— А кто отдает приказы?

Он закашлялся, лицо его перекосила судорога, на ноздрях вздулись кровавые пузыри. И все, ни слова. Ферро нахмурилась.

— Ну? — Она опустила нож и прижала лезвие к его бедру. — Или ты думаешь, я не смогу отрезать тебе член?

— Глокта, — пробормотал он, закрывая глаза. — Мне приказывает… Глокта.

— Глокта.

Это имя ничего не значило для нее, но это была ниточка, за которую можно потянуть.

Она снова приставила нож к его горлу. Кадык у него вздымался и опускался, почти задевая лезвие. Она сжала зубы и потирала пальцами рукоятку, глядя вниз. Слезы заблестели в уголках его глаз. Лучше всего быстрее покончить с этим. Надежнее всего. Но рука почему-то не поднималась.

— Найди причину, чтобы я не делала этого.

Слезы наполнили его глаза до краев и потекли по окровавленным щекам.

— Мои птицы, — прошептал он.

— Птицы?

— Их некому будет кормить. Наверное, я заслужил такой конец, но мои птицы… они ничего дурного не сделали.

Она смотрела на него, сощурившись.

Птицы. Странно, чем живут люди.

У ее отца тоже была птица. Ферро помнила, как она сидела в клетке, свисавшей с шеста. Совершенно бесполезное создание, даже не умела летать, только цеплялась лапками за жердочку. Отец научил ее произносить несколько слов. Ферро смотрела, как он кормил птицу. Это было в детстве. Давно, еще до того, как пришли гурки.

— Ш-ш-ш, — прошипела она ему в лицо, прижав кинжал к шее.

Он съежился.

Затем она отняла лезвие, поднялась на ноги и встала над ним.

— Если я еще раз тебя увижу, эта минута будет последней в твоей жизни. Возвращайся к своим птицам, тень.

Он кивнул, его заплаканные глаза широко раскрылись, а Ферро повернулась и удалилась, скрывшись в темном переулке. Переходя мост, она бросила нож в воду. Раздался всплеск, и нож исчез, вокруг побежала рябь, круги расходились на темной илистой воде. Конечно, это ошибка — оставлять человека в живых. Жалость — почти всегда ошибка, как подсказывал ее опыт.

Но сегодня у нее было жалостливое настроение.

Глава 24

Вопросы

Полковник Глокта был изумительным танцором, но с покалеченной негнущейся ногой блистать на балу весьма затруднительно. Еще его отвлекало жужжание мух, и партнерша не помогала. Арди Вест выглядела хорошо, но ее постоянное хихиканье раздражало.

— Прекратите! — грубо оборвал ее полковник, кружа в танце по лаборатории адепта-медика.

Образцы в колбах вздрагивали и колебались в такт музыке.

— Частично съеден, — усмехнулся Канделау. Один глаз у него был сильно увеличен благодаря линзе. Он указал щипцами вниз. — Это ступня.

Глокта раздвинул кусты, прижав одну руку к лицу. Там лежало разделанное тело, красное и блестящее, почти не похожее на человеческие останки. Арди неудержимо засмеялась, взглянув на него.

— Частично съеден! — хихикала она.

Однако полковник Глокта не видел в этом ничего забавного. Жужжание мух становилось все громче, заглушая музыку. Что еще хуже, в парке вдруг стало ужасно холодно.

— Очень легкомысленно с моей стороны, — произнес голос за спиной Глокты.

— Что вы имеете в виду?

— Оставить это там. Но иногда лучше действовать быстро, чем осмотрительно. Правда, калека?

— Я помню это, — пробормотал Глокта.

Стало еще холоднее. Он дрожал как осиновый лист.

— Я помню это!

— Конечно! — прошептал голос.

Женский голос, но это была не Арди. Низкий хриплый голос, от звука которого у него задергался глаз.

— Что я могу сделать?

Полковник чувствовал, как нарастает отвращение. Раны на красном мясе зияли. Мухи жужжали так громко, что он едва расслышал ответ.

— Возможно, тебе следует отправиться в Университет и спросить совета. — Ледяное дыхание коснулось его шеи, по спине пробежала дрожь. — Возможно, там… ты сможешь узнать про Семя.



Глокта, шатаясь, добрел до нижней ступеньки лестницы и прислонился к стене. Дыхание со свистом вырывалось из его горла, сдавленного рыданием. Левая нога дрожала, левый глаз дергался, словно они были связаны одной болью, пронзавшей его таз, живот, спину, плечо, шею, лицо. Эта боль нарастала с каждым мгновением.

Он с трудом заставил себя успокоиться. Стал дышать глубоко и медленно. Заставил себя отвлечься от боли и подумать о другом.

«Например, о Байязе и его неудачном путешествии за этим Семенем. В конце концов, его преосвященство ждет, а он не отличается терпением».

Глокта вытянул шею и почувствовал, как щелкнули позвонки между искривленными лопатками. Он прижал язык к деснам и захромал с лестницы в прохладную темноту книгохранилища.

Здесь ничто не изменилось за прошедший год.

«Или за несколько прошедших веков».

В сводчатых помещениях стоял затхлый запах древности, их освещала только пара тусклых, мерцающих светильников, прогнувшиеся полки тянулись, скрытые колеблющимися тенями.

«Пора еще разок покопаться в пыльных отходах истории».

Адепт-историк тоже совсем не изменился. Он сидел за своим покрытым пятнами столом, погрузившись в кипу бумаг весьма древнего вида, освещенный танцующим пламенем одинокой свечи. Он поднял голову, когда Глокта приблизился.

— Кто там?

— Глокта. — Он подозрительно вглядывался в темный потолок. — А что случилось с вашим вороном?

— Умер, — печально пробормотал старый библиотекарь.

— Стал историей, можно сказать!

Но старик не улыбнулся.

— Ах да. Это случится со всеми нами. — «И с некоторыми даже раньше, чем с остальными». — У меня к вам есть вопросы.

Адепт-историк наклонился над столом, настороженно вглядываясь в лицо Глокты, словно никогда прежде не видел перед собой человека.

— Я помню вас.

«Чудеса случаются».

— Вы спрашивали меня о Байязе. О первом ученике великого Иувина, о первой букве в алфавите…

— Да-да, так и было.

Старик нахмурился.

— Вы принесли обратно манускрипт?

— Делатель упал, пылая огнем, и так далее. Боюсь, нет. Он у архилектора.

— Неужели? Об этом человеке я много слышал в последнее время. Там, наверху, только и твердят о нем. Его преосвященство это, его преосвященство то. Меня уже тошнит от этих слов.

«Это чувство мне очень хорошо знакомо».

— Теперь все как будто свихнулись. Все суетятся и галдят.

— Наверху большие перемены. У нас новый король.

— Я знаю! Гуслав?

Глокта глубоко вздохнул, усаживаясь на стул с другой стороны стола.

— Да, именно он.

«Старик опаздывает лет на тридцать, не меньше. Не удивлюсь, если он считает, что на троне до сих пор сидел Гарод Великий».

— А чего вы хотите на этот раз?

«О, хочу побродить в темноте в поисках постоянно ускользающих ответов на мои вопросы».

— Я хочу узнать о Семени.

Изборожденное морщинами лицо не дрогнуло.

— О чем?

— О нем упоминается в вашем драгоценном манускрипте. Это то, что Байяз и его друзья-маги искали в доме Делателя после гибели Канедиаса. И после смерти Иувина.

— Чушь! — Адепт махнул рукой, дряблая кожа на его запястье дрогнула. — Тайны, власть. Это метафора.

— Похоже, Байяз так не думает.

Глокта придвинул стул ближе и понизил голос.

«Хотя тут и нет никого, кто мог бы услышать».

— Я слышал, это какая-то штуковина с Другой стороны, оставшаяся от древних времен, когда демоны разгуливали по земле. Какой-то магический материал, весьма твердый.

Старик суховато рассмеялся, словно бумага заскрипела под пером, показывая гнилую полость рта. Зубов у него было еще меньше, чем у самого Глокты.

— Я никогда бы не подумал, что вы суеверны, наставник.

«Да, я не был суеверен, когда в последний раз приходил сюда задавать вопросы. До моего визита в Дом Делателя, до моей встречи с Юлвеем, пока не увидел улыбку Шикель в огне. Как все было хорошо до того, как я услышал о Байязе! Как все было разумно и правильно».

Адепт вытер слезящиеся глаза рукой — жалкой пародией на человеческую руку.

— А где вы об этом слышали?

«О, от навигатора, когда положил его ступню на наковальню».

— Неважно.

— Ну, значит, вы знаете об этом больше меня. Я читал однажды, что камни порой падают с небес. Некоторые называют их осколками звезд. Другие говорят, что это щепки, вылетающие из ада. Трогать их опасно — слишком холодные.

«Холодные?»

Глокте показалось, он снова чувствует ледяное дыхание на шее. Он передернул плечами, едва удержавшись от того, чтобы обернуться.

— Расскажите мне об аде.

«Хотя мне самому многое о нем известно».

— Что?

— Об аде, старик. О Другой стороне.

— Ну, говорят, что именно оттуда появилась магия, если вы верите в подобные вещи.

— Я научился держать свой разум открытым для них.

— Открытый разум — как открытая рана, склонен к…

— Я слышал об этом. Сейчас мы говорим об аде.

Библиотекарь облизнул сморщенные губы.

— По легенде, когда-то наш мир и нижний мир были единым целым и демоны разгуливали по земле. Великий Эус выдворил их прочь и продиктовал первый закон: запрещено вступать в контакт с Другой стороной, разговаривать с демонами или разрушать ворота между мирами.

— Первый закон?

— Его сын Гластрод, жаждавший власти, пренебрег предупреждениями отца. Он разведал тайны, собрал демонов и направил против своих врагов. Говорят, что его глупость привела к разрушению Аулкуса и падению Старой империи. Когда он разрушил самого себя, он оставил ворота приоткрытыми, но я не знаток всего этого.

— А кто знаток?

Лицо старика скривилось.

— Здесь были книги. Очень старые. Прекрасные книги времен Делателя. Книги о Другой стороне. О разделении двух сторон, о вратах и замках. Книги о Рассказчиках Тайн, о том, где они собираются и как их найти. Много выдумок, если вы хотите знать мое мнение. Много мифов и фантазий.

— Книги были здесь?

— Уже несколько лет, как они исчезли с полок.

— Исчезли? И где же они?

Старик нахмурился.

— Странно, что именно вы из всех людей спрашиваете…

— Довольно!

Глокта обернулся так быстро, как только мог, и посмотрел назад.

Зильбер, распорядитель Университета, стоял у подножия лестницы. На его застывшем лице одновременно отразились какой-то странный ужас и удивление.

«Словно он увидел духа. Или даже демона».

— Вполне достаточно, наставник! Мы благодарны за ваш визит.

— Достаточно? — в свой черед нахмурился Глокта. — Его преосвященство желает…

— Я знаю, чего желает и не желает его преосвященство.

«Неприятно знакомый голос».

Наставник Гойл неторопливо спускался по ступеням. Он обошел Зильбера, прошел в сумраке между книжными полками.

— И я говорю: достаточно. Мы искренне благодарны вам за ваш визит. — Он наклонился вперед. Глаза его буквально выскакивали из орбит от ярости. — Заканчивайте с этим!

С тех пор как Глокта спустился вниз, в обеденном зале произошли поразительные перемены. За грязными окнами совсем стемнело. В тусклых подсвечниках зажгли свечи.

«И уж конечно, не обошлось без пары дюжин наших практиков».

Два узкоглазых уроженца Сулджука в масках, похожие на братьев-близнецов, сидели, закинув ноги в черных сапогах на старинный обеденный стол, и смотрели на Глокту. Четыре кривых клинка в ножнах лежали перед ними на деревянной столешнице. Три темнокожих служителя с бритыми головами стояли у окна, у каждого на поясе висела секира, а за спиной щит. Очень высокий практик облокотился на каминную полку, длинный и тощий, как молодая березка, со светлыми волосами, свисающими на закрытое маской лицо. Рядом стоял коротышка, почти карлик, на его ремне поблескивало множество ножей. Глокта узнал огромного северянина по прозвищу Камнедробитель, которого он видел во время прошлого визита в Университет.

«Но теперь он выглядит так, будто пытался дробить камни своим собственным лицом, и с завидной настойчивостью».

Щеки Камнедробителя были шероховатыми, брови расползлись в стороны, как пьяные, нос свернут налево. Эти руины на месте лица устрашали почти так же, как огромный молот, который практик сжимал в могучих руках.

«Почти, но не совсем».

Перед Глоктой предстала коллекция убийц, самая странная и волнующая, какая только собиралась когда-либо в одном месте. И все они были вооружены до зубов.

«Похоже, наставник Гойл набрал новеньких в свое шоу уродов».

В самом центре этой выставки стояла практик Витари, раздавая указания.

«Никогда бы не подумал, что она может быть такой заботливой наседкой. Наверное, у всех нас есть скрытые таланты».

Глокта поднял правую руку.

— Кого мы убиваем?

Все взгляды обратились к нему. Витари выступила вперед, сдвинув брови над веснушчатым носом.

— А какого черта вы здесь делаете?

— Могу задать вам тот же самый вопрос.

— Если вы понимаете, что для вас благо, лучше вовсе не задавайте вопросов.

Глокта недоброжелательно улыбнулся ей, показывая голые десны.

— Если бы я думал о своем благе, я бы не остался без зубов. Задавать вопросы — все, что мне остается. Какой интерес у вас в этих трухлявых развалинах?

— Меня это не касается, а тем более не касается вас. Если вы ищете предателей, то не начать ли с собственного дома?

— Что вы имеете в виду?

Витари наклонилась к нему и прошептала через маску:

— Вы спасли мне жизнь, и теперь моя очередь отплатить тем же. Убирайтесь отсюда. Убирайтесь и держитесь подальше.



Глокта прошаркал по коридору и остановился перед тяжелой дверью.

«Мы не продвинулись ни на йоту дальше Байяза. Ничего, что способно вызвать улыбку на суровом лице его преосвященства. Общие слова и отсылки. Боги и демоны. Еще больше вопросов».

Он нетерпеливо повернул ключ в замке, отчаянно желая поскорее усесться и снять вес с дрожащей ноги.

«Что делал Гойл в Университете? Гойл, Витари и две дюжины практиков, вооруженные так, словно собрались на войну? — Сморщившись, он шагнул за порог. — Тут должно быть что-то…»

— Ах!

Трость вдруг вырвали у него из рук, и он накренился набок, хватаясь за воздух. Что-то ударилось ему в лицо, и голова наполнилась ослепляющей болью. В следующее мгновение он опрокинулся на спину и тяжело выдохнул, выпуская воздух. Он моргал, всхлипывал, рот наполнился солоноватой кровью, темная комната неистово раскачивалась перед глазами.

«О боже, о боже. Удар кулаком в лицо, если я не ошибаюсь. Это никогда не утратит своей действенности и силы».

Чья-то рука схватила его за воротник камзола и потянула наверх. Сукно впилось в горло, и Глокта пискнул, как цыпленок, которого вот-вот задушат. Кто-то взял его за ремень и потащил вперед, колени и носки ботинок безвольно царапали паркет. Он сопротивлялся, но слабо, инстинктивно и в результате получил болезненный удар в спину.

Дверь ванной комнаты скрипнула рядом с его головой и распахнулась, ударившись о стену. Беспомощного Глокту потащили в темноте к ванне, с утра наполненной грязной водой.

— Подождите! — прохрипел он, когда его перегнули через край. — Кто… бргх-х-х-х!

Холодная вода сомкнулась вокруг его головы, забулькали пузыри. Глокта выпучил глаза от панического страха, и его удерживали так, подавляя сопротивление, пока он не почувствовал, что легкие вот-вот разорвутся. Тогда его выдернули за волосы. Вода ручьями стекала с его лица в ванну.

«Очень простой прием, но неизменно эффективный. Я чувствую себя крайне неуютно».

— Что вы… бргх-х-х-х!

Обратно в темноту. Воздух, который ему удалось втянуть в легкие, с бульканьем вышел в грязную воду.

«Кто бы это ни был, мне позволяют дышать. Меня не убивают. Меня стараются размягчить, сломить сопротивление. Подготовить для того, чтобы задавать вопросы. Я бы посмеялся над таким поворотом, если бы мне хватило воздуха».