— А, — кивнула Алиса, — я так и думала. Тебя рвало утром. Так себе новость.

— Это очень большой гонорар, — заметила Сит.

— Это не гонорар. Это вознаграждение за тот ответ, который вы хотите услышать. Гонорар — еще двадцать пять тысяч долларов.

Эмили рассмеялась, услышав ее вердикт.

Они поторговались. Сит понравилось, как держалась Кру Тэу. Все, что Сит думала о жизни, подтвердилось.

— Это не просто «так себе», Алиса. Ничего хуже случиться не могло. Я не представляю, что делать дальше.

Гонорар удалось несколько сбить, но сумма вознаграждения осталась неизменной.

— Возвращаться к родне, само собой.

— Оплата вперед, — сказала Кру Тэу.

— Ты не знаешь моих родителей. — Эмили встряхнула головой. — Отец сказал, что если я не послушаюсь его и останусь работать на поле, он больше не пустит меня домой.

Чек она не примет, зато, как большинство лучших ресторанов, она принимала кредитные карточки иностранных банков. Швейцарская кредитка Сит сработала безотказно. Ей был предоставлен неограниченный кредит на тот случай, если придется бежать из страны в спешке.

Кру Тэу сказала:

— А я все равно попробовала бы. Не верю я, что хоть какой-то родитель бросит своего ребенка в такой беде. — Тут она подняла палец. — Скажи им, что вы с Робби тайно обвенчались. Они все равно не обрадуются, зато будет приличнее.

— Я не могу им врать!

— Я скажу семье мальчишки, что знамения благоприятствуют браку.

— Так будет проще. Говори всем, что вы были женаты. Зови себя миссис Робби Керр. Столько мужчин погибло, что всем уже все равно.

Тут Сит поняла, что до сих пор и словом не обмолвилась ни о мальчишке, ни о его семье, ни о браке.

— Не знаю, — прикусила губу Эмили, — с моего отца станется поехать в Сомерсет-хаус и потребовать свидетельство.

Кру Тэу улыбнулась.

— Или смириться с твоими словами, потому что так респектабельнее. Ты остальным скажешь?

— Я знаю, истинное будущее вас не интересует. Но по доброте душевной я совершенно бесплатно скажу вам, что ваш брак действительно будет счастливым. Все остальные прорицатели сказали бы то же самое без взятки.

— Не могу. Особенно мисс Фостер-Блейк. Она будет меня презирать. И ты меня не выдавай, пожалуйста.

Глаза Кру Тэу сверкнули самым неприятным образом.

— Но кто угодно может сложить два и два и понять, в чем дело. Тебя рвет по утрам, и ты в обмороки падаешь.

— Поэтому вам не нужно было покупать им фермы и машины, а мне платить лишние двадцать пять тысяч долларов.

— Может быть. Но нам, наверное, осталось недолго. Я продержусь, пока нас не отпустят на зиму, а потом решу, что делать.

Она посмотрела на свои идеальные ногти.

— Мисс Фостер-Блейк сказала, что, когда мы закончим посадки, у нас будут выходные. Съезди домой, посмотри, что да как. Обрадуются тебе или нет. Я уверена, что единственную дочь примут с радостью.

— Вы будете очень счастливы. Но только после того, как вся ваша жизнь полностью переменится.

— Хорошо бы так и было.

По коже Сит пошли мурашки, как от холода. Ей бы стоило рассердиться, но она вдруг почувствовала, что улыбается. Почему?

Алиса взяла Эмили под руку.

И почему она должна быть вежливой с этой старой ведьмой? Сит развернулась и, не прощаясь, пошла к двери.

— А если нет, мы все равно с тобой.

— Ах да, еще насчет вашей второй проблемы, — сказала ей в спину женщина.

Эмили кивнула, смаргивая слезы. До недавнего времени она не позволяла себе плакать. Теперь же слезы то и дело наворачивались на глаза.

Сит повернулась и замерла в ожидании.

— Враги, — веско произнесла Кру Тэу, — могут становиться друзьями.

Сит вздохнула.

ГЛАВА XXI

— О чем вы говорите?

Осень наступила быстро. Листья стали желтыми, потом бурыми, а после закружились на ветру. К счастью, поля были уже вспаханы и все озимые посеяны.

На лице предсказательницы появилась улыбка, широкая, как капкан на тигра.

— Молодцы, — похвалила мисс Фостер-Блейк, — можете гордиться тем, что сделали для фермеров и для Англии. Думаю, скоро нам разрешат отправить вас по домам, хотя бы на зиму. А если повезет, до весны война кончится, и мы все вернемся к нормальной жизни.

— Миллион людей, которых убил ваш отец.

Старый автобус отвез на станцию тех, кто ехал домой. Алиса и Дейзи задержались, как и некоторые другие девушки, которые еще не решили, что делать дальше. Руби плакала при мысли о том, что ей придется вернуться к родителям. Эмили паниковала. Она до сих пор не решила, стоит ли ей возвращаться домой. Как она скажет родителям правду? Что они ответят? Она не представляла…

— Не миллион, — холодным голосом произнесла Сит. — Где-то от двухсот пятидесяти тысяч до пятисот тысяч.

В Торки она вышла из поезда и села на автобус до ближайшей деревни. День был серым, промозглым, и ветер толкал ее в спину, когда она шла к дому. Пройдя мимо госпиталя для выздоравливающих, она услышала мужские голоса и смех. Заглянула в ворота. Пациенты устроили импровизированный футбольный матч. У одного голова была обмотана бинтами, второй играл с гипсом на руке, но им было весело. Пока она смотрела на посыпанную гравием дорожку, кто-то двинулся в ее сторону. Рыжеволосый парень на костылях. В ней всколыхнулась абсурдная надежда. Он не умер, а просто тяжело ранен. Эмили хотела окликнуть его по имени, но тут разглядела незнакомое лицо.

— Этого достаточно, — улыбнулась Кру Тэу. — Мой отец был одним из них. — Она улыбалась еще какую-то секунду. — Непременно сообщу премьер-министру, что вы заходили ко мне.

Она заставила себя пройти мимо, толкнула створку родительского дома и пошла по идеально разровненной дорожке. Из-за дома вышел старый Джош с тачкой.

Сит презрительно фыркнула.

— Да неужто мисс Эмили! Добро пожаловать домой! А как вам форма идет!

— Я сама ему сообщу.

— Не так уж и идет, Джош. Ее нужно постирать, я носила ее три месяца.

Но до своей машины она бежала бегом.

— Миссис Брод о ней позаботится. Ваши родители очень удивятся, увидев вас. Бьюсь об заклад, они сильно скучали.

В ту ночь Сит долго смотрела на бриллиантовую россыпь городских огней. Потом легла в кровать и включила айпод.

— Надеюсь.

Кто-то завопил на нее. Она выдернула из ушей наушники и подскочила к окну. Оно не открывалось. Сит начала трясти его, выкручивать ручку, и наконец рама неохотно приподнялась на дюйм. Этого хватило, чтобы выбросить айпод из окна двадцать первого этажа.

Она не стала открывать дверь сама, а позвонила в звонок. Ей открыла Флорри.

На следующее утро она проснулась поздно и сразу же услышала работающий телевизор. Она открыла двустворчатую дверь в гостиную и увидела прижимающуюся к стене Джорани.

— Мисс Эмили! Вот так сюрприз. Входите.

— Телевизор… — заикаясь, произнесла Джорани, тараща на нее округлившиеся от ужаса глаза.

— Кто там, Флорри? — раздался из гостиной резкий голос матери.

Водитель сидел рядом с собранными сумками. С печальным, как у бладхаунда, лицом он встал.

— Мисс Эмили наконец вернулась домой.

То, что происходило на широком экране телевизора, можно было принять за видеоклип для караоке, только с очень старомодной музыкой. И что это за клип, в котором показывают умирающего от голода человека, который ест сырую кукурузу в поле? Жуя кукурузу, он то и дело в страхе оборачивался. Слова, загоравшиеся на экране, повторяли слова песни, которую пела собака-робот. Голодающий остановил взгляд на Сит, и из его рта посыпалась каша из пережеванных зерен.

Мать вышла и встала в дверях, глядя на дочь. Эмили чувствовала ее нерешительность. Она хотела броситься вперед и обнять дочь, но совершенно не собиралась показывать, что скучала по ней. Так что она просто сказала:

— Это не прекращается, — сказал водитель. — Я выключил телевизор из розетки, но он продолжает показывать одно и то же по всем каналам. — Он старался говорить спокойно, но выглядел несчастным. — Моя жена хочет уехать отсюда.

— Что, взялась за ум наконец? Ожидаешь теплого приема?

Сит стало стыдно. Как это мерзко и неприятно, когда тебя мучают призраки. Конечно же, кому захочется иметь с ней дело!

— Я не знаю, мама, чего жду. Но мне дали несколько выходных, и я подумала, что вам интересно, как дела у вашей дочери.

— Хорошо. Я могу ездить на такси, — сказала она.

— То есть ты не вернулась домой?

Водитель кивнул и ушел с женой в другую комнату, где они начали шептаться. Потом они собрали вещи и извинились.

— Нет, я должна быть на месте утром в понедельник.

Дверь закрылась за ними почти без шума.

Мать так и стояла в дверях. Потом она произнесла:

«Так будет всегда, — горько подумала Сит. — Куда бы я ни поехала. Будет то же самое, что происходит с Дарой».

— Полагаю, тебе лучше войти. Флорри, подай чай и попроси кухарку поджарить кусок мяса. Полагаю, мисс Эмили не ела досыта несколько месяцев.

Зазвонил гостиничный телефон. Она не стала снимать трубку. Сит накрыла телевизор одеялом, но жуткая старая мелодия продолжала греметь, и она обессиленно опустилась на край кровати, глядя в пустоту.

— Нас неплохо кормили, — возразила Эмили, проходя в гостиную, — разные рагу, кроличье мясо…

Придется уехать из Камбоджи.

— Кролики? Отвратительно.

В магазине Дара выглядел еще более жизнерадостным, чем обычно. Все прорицатели сказали, что брак будет удачным. Его мать приглашала Сит к себе домой на праздник Пчум Бен, день поминовения предков.

— Они опустошают фермы, так что мы оказывали всем большую услугу, сокращая их количество. Кроличье рагу довольно вкусное.

— Завтра можем поехать на автобусе, — предложил он.

— Уверяю, сегодня тебе не придется им довольствоваться. — Мать села в кресло.

— Там пахнет? Когда много людей в одном месте собираются?

— А где папа? — спросила Эмили, примостившись на краешке дивана и глядя в окно. — Он же не работает в субботу?

— Там пахнет освежителем воздуха. Потом возьмем такси, а потом тебе придется немного пройти по дороге. — Дара неожиданно захохотал, аж за бока взялся. — Но тебе это пойдет на пользу.

— Нет, он отправился на прогулку и за газетой. Мальчик принес не ту. У нас новый газетчик, старый вступил в армию в шестнадцать лет. Полагаю, он счел свой поступок храбрым, а не глупым. А новый мальчик не блещет умом. Ему следовало бы понимать, что такая семья, как наша, не может выписывать ничего, кроме «Таймс». — Она кинула на Эмили испепеляющий взгляд. — Кстати о газетах. Мы читали статью об австралийце, которым ты увлекалась. Я тебя предупреждала, заметь. Я говорила, что он плохо кончит.

— Там будет грязно?

— Вряд ли это можно назвать плохим концом, мама. — Эмили сдержала гнев и говорила спокойно: — Он погиб как герой, спас целую деревню.

— Везде! Ты в грязных «найках» только лучше выглядеть будешь.

Миссис Брайс покровительственно улыбнулась:

«По крайней мере, — подумала Сит, — там не будет телевизоров с телефонами».

— Милая, это все пропаганда. Так всегда говорят. Погиб как герой. Умер мгновенно и не страдал. Это ложь, чтобы все остальные чувствовали, что в этой дурацкой войне есть какой-то смысл. — Голос ее дрогнул, и она прижала руку ко рту: — Прости. Это глупо. Я все еще скучаю по твоему брату. И папа тоже. Такая нелепая смерть. — Она собралась с духом. — Но для тебя это к лучшему, безусловно. Ты же не могла относиться к этому молодому человеку серьезно и не собиралась жить в Австралии. Скоро война кончится, и мужчины вернутся домой. Нужно что-нибудь для тебя придумать. Может быть, подобие сезона в Лондоне.

Через два дня Сит шагала по чавкающей грязи на раскисшей дороге, втягивая голову в плечи под ветками деревьев. Земля облепила ее туфли. Дара шел сзади, то и дело посмеиваясь, из-за чего она думала, что ему тоже страшно.

— Мама, ты все еще не поняла, что я сама буду решать за себя и не выйду замуж за того, кого выберешь ты? — Эмили почти кричала. — Между прочим, сколько молодых людей вернется? И в каком состоянии? Вряд ли их можно будет назвать хорошей партией!

Вдруг она услышала странный дребезжащий звук.

Она замолчала, когда Флорри вошла с подносом.

— Что ЭТО?

«Господи, какие крошечные чашечки! Как быстро об этом забываешь. Я успела привыкнуть к огромным керамическим кружкам. И к большим ломтям хлеба».

— Это коза, — сказал он. — Мама в апреле купила ее мне в подарок.

Эмили взяла печенье и удивилась его тонкому вкусу. Посмотрев на комнату, на ухоженную лужайку за окном, она подумала, что все это очень странно. Она принимала эту жизнь как должное. Да, она хотела сбежать отсюда, хотела знать, на что похож реальный мир. Но теперь, когда ей предстояло столкнуться с его неприглядной стороной, когда она рисковала навсегда стать изгоем, ей хотелось вернуться сюда, где царили порядок, красота и безопасность. Ей показалось даже, что она смирится с осуждением матери. Но что мать скажет о ребенке? Будет ли ее волновать, что скажут ее друзья? Сможет ли Эмили убедить всех, что она вдова, как и многие другие?

Коза. Что-то более сельское трудно себе представить. Сит никогда не видела коз и даже не представляла, что когда-нибудь увидит.

Она украдкой посмотрела на мать: самодовольное лицо, волосы убраны в идеальную прическу, на шее нитка жемчуга…

Дара пояснил:

— Дитя мое, скоро будет ланч, — заметила миссис Брайс, когда Эмили взяла еще три печенья.

— Я их продаю мусульманам. Это сельскохозяйственная диверсификация.

Эмили не смогла признаться, что печенье помогает ей от тошноты. Вместо этого она объявила:

Деревья были повсюду. Их тени ползали по земле, как змеи. Ей сделалось дурно. Один комар, пообещала она себе, только один комар, и я заору и убегу.

— Мама, я ничего подобного не ела несколько месяцев. Мы все время работали и всегда были голодны.

Она представляла себе большой хороший загородный дом, установленный на бетонных столбах высоко над землей, с резным фронтоном. То, что она увидела, разительно отличалось от ожидаемого. Маленький дом стоял на тонких кривых подпорках. Кухня, отдельная хижина еще меньшего размера, располагалась прямо на земле, вовсе без свай, и сделана она была из панелей, изготовленных из пальмовых листьев. Электричества здесь не было. Светильник на потолке соединялся проводом с автомобильным аккумулятором. Стол заменяла бетонная платформа, на которой горел огонь для приготовления пищи. Повсюду стоял запах жареной рыбы.

— Ты гнула спину в поле, как крестьянка! Я видела тебя, всю измазанную глиной. Мне никогда не было так стыдно!

Сит это понравилось.

— Стыдно? Я трудилась, чтобы прокормить людей, которые иначе бы голодали. Тебе было бы стыдно, если бы я стала медсестрой, как Кларисса, и была покрыта кровью?

Дым внутри хижины отгонял комаров. Мать Дары, госпожа Нон Кунтеа, приветствовала их с улыбкой. Сит неожиданно для себя ответила вежливым поклоном. Она сама не поняла, как это получилось. На столе-платформе стоял пластиковый пакет, полный сушеных креветок.

Миссис Брайс вспыхнула:

Не задумываясь, Сит села на стол и принялась извлекать соленых креветок из панцирей.

— Есть и другие способы послужить своей стране. Достойные варианты, допустимые для девушки нашего круга. Ты могла бы работать в конторе солиситора вместо мужчины, который ушел на фронт.

Почему я это делаю?

— Я делала то, что было нужнее, — ответила Эмили. — Это нелегкий труд, но он мне нравился. Мне по душе дух товарищества, и мне нравится чувствовать радость и удовольствие, когда я вижу, что работа сделана и сделана хорошо.

Потому что я делала это дома.

— Однако, когда война закончится, ты, вероятно, собираешься возвратиться домой? — сухо осведомилась миссис Брайс.

Сит вдруг вспомнила лес. Круглую, огороженную забором площадку. Папа спал в одном доме, а женщины в другом. Сит разговаривала с поварами. Чтобы чем-то заняться, она резала овощи и чистила креветок. Потом приходил папа, садился на стол-платформу, а она, маленькая Сит, устраивалась у него на коленях.

Эмили не поняла, какой ответ хочется услышать матери — положительный или отрицательный.

— Это зависит от разных обстоятельств. Например, захотите ли вы с папой меня принять.

К обеду пришел и старший брат Дары Ют. У него было брюшко, и работал он таксистом. Резкие движения делали его похожим на злобного старикашку. Когда он потянулся за рисом, Сит почувствовала запах его подмышек.

— Твоя неблагодарность и непокорство расстроили отца и меня. Я беспокоилась за тебя. У меня даже было нервное расстройство. Я волновалась из-за австралийца, с которым ты хотела встречаться. Разумеется, ты моя дочь, и у меня всегда останутся в отношении тебя определенные обязательства. Но я уверена, что не хочу, чтобы своевольная девица постоянно восставала против моих предложений и желаний и игнорировала советы родителей, которые лучше разбираются в жизни.

— Видишь, как мы живем? — обратился к ней Ют. — Вот что мы получили за то, что поддержали не того лидера. Сианук решил, что мы были антироялистами. Для Хун Сена мы враги. Помнишь программу «Работа за деньги»?

— Ясно.

Нет.

— Так ты хочешь вернуться домой? К прежней жизни в родительском доме?

— Для нас у них работы не нашлось. Как будто мы были красными кхмерами!

— Я не уверена. Возможно, меня еще довольно долго не отпустят со службы. Вряд ли мужчины вернутся все разом. Их будет немного. Женская земледельческая армия еще может пригодиться.

«Прошлое, — подумала Сит, — почему они не могут просто оставить его в покое? Почему они продолжают хвастаться своими минувшими войнами?»

— То есть ты связываешь свое будущее с работой в полях?

Госпожа Нон Кунтеа ласково засмеялась.

— Мама, сейчас я могу думать едва ли на день вперед. — Эмили встала. — Я пойду в свою комнату и посмотрю, какие вещи могу взять с собой.

— Мой старший сын родился злым, — сказала она. — Его девиз: мстить можно и через десять лет.

— С собой? Для какого случая? Работницы устраивают балы или танцевальные вечера? — Мать коротко рассмеялась.

Ют снова взялся за свое.

— Я устала от формы, — объяснила Эмили, — она жесткая, тяжелая и почти не греет. В выходные дни я хотела бы надевать что-то другое.

— К старому чудищу Пол Поту лучше относятся, чем к нам. Но он был важным человеком. Если сходишь в его ступу[56] в Англонгвзнге, увидишь, что люди оставляют ему подношения! Они просят его указать выигрышные лотерейные номера!

Она поднялась наверх, прежде чем мать успела сказать что-нибудь еще. В своей комнате девушка долго пыталась успокоиться, глядя на спокойные цвета и глубоко дыша.

Он нахлобучил на голову старую зеленую шапку и сказал:

Ничего у нее не получится. Если она возвратится сюда, ей придется ежедневно терпеть презрение матери. Выслушивать, что Робби был подлецом, который воспользовался ее неопытностью. «Видишь, почему мы хотели тебя защитить?» — торжествующе спросит мать. Вынесет ли это Эмили? Она вздохнула. Возможно, выбора не будет.

— Рад знакомству, Сит. Дара, для тебя она слишком хороша. — Но, произнося эти слова, он улыбался.

Она открыла платяной шкаф и погладила тонкий шелк и мягкую шерсть. Что из этого она сможет надеть снова? Потом подошла к письменному столу и выглянула из окна. Возле тех кустов они с Робби встретились впервые… Она ясно представила себе его беспорядочные рыжие кудри, глаза, которые загорались, когда он смотрел на нее. Невозможно поверить, что он больше никогда ей не улыбнется. Порыв ветра сорвал с деревьев листья, оставив голые мертвые ветки.

Когда он ушел, тарелки собрали в пластиковый таз. И снова Сит, не задумываясь, взяла этот таз и понесла к тому месту под почерневшими ветками деревьев, где журчала проточная вода.

Когда она снова спустилась вниз, отец уже вернулся домой. Ему сказали, что Эмили приехала. Он сидел в кресле в гостиной, развернув «Таймс». Взгляд его был строгим, но непредвзятым. Наверняка он точно так же смотрел на людей в суде.

— Вам не нужно работать, — сказала мать Дары. — Вы гость.

— Строптивица вернулась, поджав хвост, — сказал он. — Я говорил твоей матери, что ты скоро одумаешься. Последние месяцы она очень сердилась. Исключительно сильно. А ты хочешь жить дальше, как будто ничего не произошло.

— Я выросла в лагере беженцев, — сказала Сит, и, по большому счету, так оно и было.

— Нет, папа. Я приехала домой, потому что мне дали два выходных, и я подумала, что вам может быть любопытно, как у меня дела.

Дара посмотрел на нее взглядом, в котором смешались любовь, гордость и благодарность судьбе за богатую жену, которая не гнушается работы.

— Ясно. То есть ты вернулась не навсегда.

И это лучшее, на что могла надеяться Сит. Эта семья ей подойдет.

— Пока нет. Нас еще не распустили.

Под вечер все четыре брата с женами собрались на окончание праздника Пчум Бен, когда души мертвых могут ходить по земле. Люди разбрасывали рис на полу в храмах. У некоторых призраков рты маленькие, поэтому используется особенный рис.

— Это скоро случится. — Он поднял палец. — Кайзер, этот дьявол, отступает, и мы ему за все заплатим. Все кончится через месяц-другой, попомни мои слова. Полагаю, потом я смогу подыскать тебе работу у одного из своих знакомых. Я понимаю, что такая умная девушка не захочет провести всю жизнь дома в ожидании мужа. Тем более что в наши дни можно его и вовсе не дождаться.

До сих пор Сит ни разу не участвовала в празднике Пчум Бен. Разве могла она пойти в храм и сыпать рис для Пол Пота?

Эмили не знала, что сказать. Отец принял ее молчание за согласие.

Вся семья разместилась на кухне. Но их разговоры, шутки и смех Сит слушала, как в тумане. У всех были предки, которых они почитали. К удивлению Сит, один из дядей предложил записать имена умерших и сжечь их, чтобы мертвые знали, что о них не забывают. К празднику Пчум Бен это не имело никакого отношения, но идея понравилась, и вся семья принялась записывать имена.

— Твоя мать обрадуется, что ты вернулась. Ей одиноко. Только благотворительные дела ей и помогают.

Сит сидела, засунув ладони под мышки.

Позвонили к обеду. В столовой их ждал прозрачный говяжий бульон с крутонами и паровая камбала под соусом из петрушки. После нескольких месяцев сплошных рагу еда казалась восхитительной. А вот атмосфера за столом царила прохладная. Отец хлюпнул супом, жена неодобрительно на него посмотрела. И больше никаких звуков.

Мать Дары спросила ее:

— Как поживают твои друзья, мама? — спросила Эмили, не в состоянии больше выносить тишину. — Есть ли хорошие новости?

— Разве вы не хотите написать имя, Сит?

— Не сказала бы. Сын Томасов комиссован и вернулся домой к облегчению Мирны Томас, но она опасается, что у него контузия.

— Нет, — ответила Сит тихим голосом. Могла ли она написать имя Пол Пота? Наверняка он там, в аду, только и ждет случая вернуться. — У меня никого нет.

— Контузия, — презрительно произнес отец. — Не верю я ни в какие контузии. Это просто оправдание, чтобы уйти из армии. Ни один врач ее не обнаружит.

Дара погладил ее по руке.

— Я слышала от медсестер, что по ночам некоторые пациенты кричат. Возможно, с ними что-то не в порядке.

— Есть, Сит. У тебя есть особенное имя.

— Они слабаки, вот что с ними не так. Не получили должного воспитания. Родители их слишком берегли. У твоего брата никогда бы не случилось контузии.

— Нет.

Наступила еще одна неуклюжая пауза.

Дара подумал: «Она не хочет, чтобы они узнали, что ее отцом был Кол Виреакбот», поэтому наклонился и прошептал:

— А как поживают Моррисоны? Вы сними видитесь?

— Обещаю, его никто не увидит.

Она почувствовала какую-то заминку. Мистер Брайс кашлянул.

У Сит перехватило дыхание. Он взяла бумажку и расплакалась.

— Полагаю, рано или поздно ты об этом услышишь, поэтому я сам тебе об этом расскажу. Милдред Моррисон повела себя неумно. У нее будет ребенок, можешь себе такое представить? Вынужден заметить, что мужа у нее нет.

— О, милая, — полным жалости голосом произнесла мать Дары. — Каждый в этой стране пережил горе.

— Фиби Моррисон умирает от стыда, — вставила миссис Брайс. — Но я всегда говорила, что ее дочь выглядит слишком легкомысленной. Не стоило посылать ее в эту прогрессивную школу. Интерпретационные танцы, игровое чтение… Разве ж можно забивать таким голову девушки? Но я не думала, что она допустит подобное.

Сит написала на бумажке: «Кол Виреакбот».

— И что с ней будет? — Эмили трудно было говорить.

Дара взял сложенную бумажку и, не раскрывая, поймал ее взгляд. «Видишь, — как будто хотел сказать он, — я сохранил твою тайну». Бумажка сгорела.

Миссис Брайс пожала плечами:

Гром отвесил небу хлесткую пощечину. День был не особенно солнечный, но ливень обрушился на землю так же стремительно, как падает полог на двери. Откуда ни возьмись появился ветер, он отогнул одну из пальмовых стен, как будто в гневе хотел ворваться в хижину.

— Разумеется, ее куда-нибудь ушлют. Они не переживут скандала. Никто не захочет вести дела с ее отцом. Ее отправят в один из этих домов для девушек в сложном положении. И если им повезет, она сможет вернуться, а родители просто скажут, что она работала на нужды страны.

Почти все семейство, крича и смеясь, высыпало из кухни под дождь и принялось прилаживать стенку на место.

— Только вот это уже ни для кого не секрет, — добавил мистер Брайс. — Если ты что-то знаешь, Марджори, то и весь мир узнает.

Но Сит знала, что происходит. Враг ее отца оказался на кухне.

— Ты же не станешь говорить, что я сплетница?

Вскоре дождь прекратился, и снова появилось солнце. Семья, шумно болтая, расселась вокруг стола или на нем. Все взяли тарелки с едой и начали есть, беря рис и рыбу пальцами. Сит сидела ровная, как струна, ожидая чего-то недоброго.

— Конечно нет, моя дорогая. Я всего лишь хочу сказать, что тот, кто рассказал тебе эту новость, рассказал и другим. Слухи в сельской местности разносятся быстро.

Что дух Кол Виреакбота сделает с дочерью Пол Пота? Перевернет стол и обсыплет ее едой? Нашлет на нее комаров, которые искусают ее, и она заболеет? Высосет из нее все ее деньги, чтобы помешать браку и лишить новой семьи?

— В любом случае мне придется вычеркнуть их из списка знакомых.

Или же добрый дух просто захочет, чтобы всем камбоджийским детям больше не пришлось вспоминать прошлое?

— Не понимаю, почему они так снисходительны, — вдруг разбушевался мистер Брайс. — Отец должен был вышвырнуть ее из дому. На его месте я бы так и поступил.

Неожиданно в сердце Сит воцарился покой. Она как будто заново увидела солнечный свет и тени, и все ее чувства изменились самым чудесным образом.

— А что станет с ребенком? — Эмили гордилась своим спокойствием.

Она вдруг ощутила аромат душевного волнения, сладкий и волнующий одновременно. Музыка из кассетного магнитофона соседей мягко прикоснулась к ее руке. Слова упали солнечным светом на кожу.

— Полагаю, что его усыновят. Или отправят в приют, — объяснила миссис Брайс. — Моррисоны не желают иметь с ним ничего общего.

«Не бывает злых людей, — сказало ей солнце, — но люди могут ошибаться».

Эмили посмотрела в тарелку на застывший соус и сглотнула горькую желчь. Ее могло стошнить в любой момент. Алиса велела ей посмотреть, как настроены родители, и теперь она это поняла. Против нее.

«Ошибаться? Как?» — молча спросила Сит, искренне удивляясь.

Эмили не знала, как прожить остаток дня. Она стояла посреди спальни, залитой солнечным светом, и замечала все новые и новые знакомые мелочи. Шелковое одеяло, под которым она сворачивалась ночью, картину с изображением альпийского озера, глупых напыщенных кукол на полке. Что ей стоит взять c собой? Как упаковать целую жизнь в крошечный чемодан? Она велела себе быть практичнее и брать только самое нужное. Вечер она провела в комнате, перебирая гардероб и комод, выбирая вещи, которые сможет носить в будущем и сумеет увезти. Все модные платья были сшиты так, чтобы носить их с корсетом. Сейчас она бы в них не влезла, даже если не учитывать слегка раздавшуюся талию. Эмили взяла с собой саржевый костюм-двойку, пару простых платьев, которые можно будет перешить, нижние юбки, чулки и теплые жакеты. Потом она подошла к книжной полке и провела ладонью по старым, с детства знакомым обложкам. Книги она взять с собой не могла.

Солнце улыбнулось желтозубой стариковской улыбкой.

Зато она могла забрать украшения. На совершеннолетие ей подарили несколько красивых вещиц, унаследовала она и кое-что из фамильных драгоценностей. Возможно, однажды придется их продать. Она вынула их из шкатулки и затолкала в носок туфли.

«Ты прекрасно знаешь как».

Воздух наполнился запахом еды. Деревья удовлетворенно вздыхали.

Интересно, отправят ли родители ей вещи, когда она найдет себе постоянное пристанище? Она понимала, что не сможет раскрыть им правду. Придется придумать какое-то объяснение. Новая работа, которая вынудит ее уехать во Францию или в Бельгию. Например, помогать беженцам после войны. Да, это прекрасно подойдет. Она будет переезжать с места на место. Напишет, как только сможет.

Жизнь истинна. Сит увидела, как пар поднимается над рисом и клубится в ветках. Смерть фальшива.

Но соврать им в лицо она не смогла. Она изображала из себя почтительную дочь, ела бифштекс и пирог с почками, который показался ей ужасно тяжелым. Она с трудом глотала густой красный соус и куски почек.

Солнце встало из-за стола, собираясь уходить.

— Что с тобой? — спросил отец. — Я полагал, что работа на полях научит тебя ценить еду.

«Скажи ему».

— Все в порядке, папа. Просто я никогда не любила почки, а на фермах видела, как забивают животных. Наверное, мне это не понравилось.

Мир снова потускнел и принял прежний облик.

— Ерунда. Почки полезны, в них много железа. Ешь.

Ночью Сит, лежавшая в гамаке в одной комнате с остальными женщинами, резко поднялась и села. В голове у нее было слишком ясно, чтобы она могла заснуть. Она видела, что будущего у них нет. Она не могла выйти за Дару. Какое она имеет право просить его стать мужем той, кого преследуют призраки миллиона мертвых? Как объяснить ему, что она — дочь Пол Пота, что она наврала ему обо всем?

Она заставила себя прожевать несколько кусочков, а остальные спрятала под капустой. Яблочный крамбл с заварным кремом проскользнул в желудок куда легче, а стаканчик портвейна его успокоил.

Мертвые не позволят ей выйти замуж. Мертвые не допустят, чтобы она была счастлива. Так кому молиться дочери Пол Пота? Куда идти за мудростью?

«Лоак кру Кол Виреакбот, — едва слышно произнесла она. — Прошу, укажи путь».

Наутро она объявила, что ей нужно встретиться с другими женщинами на станции и возвращаться к работе. Попросила Флорри принести с чердака чемодан и забрала его с собой.

Темнота была строже света.

— А это зачем? — спросил отец, когда она уложила багаж в автомобиль. — Ты собираешься остаться там надолго?

«Чтобы стать такой фальшивой, какая ты есть, — произнесла темнота, — тебе нужно было сначала солгать себе».

— Нет, папа. Я просто взяла с собой немного одежды для выходных и книги, по которым соскучилась. По вечерам там не слишком-то весело.

В чем заключалась ложь Сит? Факты были ей известны. Ее отец являлся главой правительства, которое подвергло пыткам и погубило сотни тысяч людей и нерадивым руководством обрекло народ на голод.

— Могу себе представить. Вряд ли с девицами с фермы можно о чем-то разговаривать. И все же, — он вдруг погладил ее по колену, — скоро это все закончится. Я найду для тебя достойное занятие. Ты легко научишься печатать на машинке. Полагаю, секретарши будут в цене. После работы в поле машинопись не покажется тебе особенно сложной.

Я знаю правду.

Они остановились у станции.

Просто я никогда не думаю об этом.

— До свидания, папа. — Эмили поцеловала его в щеку и долго смотрела вслед. А потом пошла на платформу вместе с носильщиком.

Я этого не видела.

«Правда так же темна, как я, и ты живешь во мне, темноте».

Она читала книги, по крайней мере, первые главы книг, и бросала их, как будто они жгли ей пальцы. В книгах правды было не найти. Правда, которая ее ждет: одинокая молодость, унылая зрелость и покаяние.

ГЛАВА XXII

Расти.

Когда Эмили вернулась на ферму и потащила чемодан наверх, мисс Фостер-Блейк окликнула ее снизу:

Пальмовая стена колыхнулась, как будто открываясь для призраков.

— Мисс Брайс, когда вы положите вещи, мне хотелось бы сказать вам пару слов.

Во время долгого возвращения на автобусе она не проронила ни слова. Дара тоже сидел, молча повесив голову.

У Эмили замерло сердце. Что она сделала не так? Она вернулась вовремя. У нее было разрешение уехать. Она положила чемодан под койку, повесила макинтош и шляпку на крючок, поправила прическу и спустилась.

В огромном пустом гостиничном номере ее ждала темнота. Телевизор и телефон по ее указанию убрали, и теперь шаги здесь звучали особенно глухо. Джорани осталась ее единственным другом.

Мисс Фостер-Блейк сидела за письменным столом в своем маленьком кабинете. Она указала Эмили на стул и спросила:

На следующий день она не пошла в «Сория маркет». Вместо этого она пошла в музей геноцида «Туол Сленг».

— Как прошел визит домой?

У входа в отель дежурили молодые люди в бейсболках с новенькими мотоциклами. Но Сит остановила симпатичного парня постарше с разбитым и ржавым мотоциклом.

— Довольно напряженно. Родители до сих пор демонстрируют, как им не нравится мое непослушание.

По дороге она спросила мотоциклиста о его семье. Он жил один, и у него никого не было, кроме матери в Компонг-Том.

— И что же случится, когда наша работа закончится? Вы вернетесь домой и будете примерной дочерью?

У ворот «Туол Сленг» он сказал:

— Не уверена, — ответила Эмили, — я пока еще не представляю, чем собираюсь заняться.

— Я учился здесь, когда тут еще была школа.

— Я все знаю, Эмили, — тихо сказала мисс Фостер-Блейк.

В одном крыле здания находились ряды одиночных камер. В каждой стояла железная кровать с кандалами, а на полу виднелись пятна. На стенах висели фотографии, на которых можно было увидеть скрюченные тела, лежащие на этих самых кроватях в том виде, в каком их застали освободители. На одном снимке был опрокинутый, как будто в спешке, стул.

Эмили в ужасе взглянула на нее.

Сит вышла из музея и посмотрела на прекрасное здание за оградой на другой стороне улицы. Высокий белый дом, похожий на ее собственный, с колоннами, террасой на крыше и бугенвиллиями, дом чьей-то современной дочери. О чем она думает, когда смотрит со своей террасы? Как она может жить в таком месте?

— Мне рассказала Алиса. Не вините ее, я заставила ее сказать правду. Я подозревала. Я уже видела девушек в таком положении. Вы бегали в уборную по утрам, упали в обморок…

В траве на ухоженном газоне прыгали птицы. Люди красили ставни тюрьмы в голубовато-серый цвет.

Эмили сидела тихо.

В среднем крыле находилась фотогалерея. Люди на снимках смотрели на нее, как лица из ее принтера. Были ли среди них одни и те же?