– Этот старый дурак? С какой стати он должен меня интересовать?

– В прошлом он имел… очень большое влияние.

– В прошлом – может быть.

– Твой отец стал лордом-губернатором отчасти благодаря его покровительству.

– Что?!

Его мать наклонилась вперед. Эта женщина сражалась с целой армией северян и добилась ничьей, но теперь она выглядела прямо-таки испуганной.

– С ним были заключены… соглашения. И он не из тех людей, которые могут просто так простить долг.

– Мне очень жаль, но все банки были сожжены во время Великой Перемены. Полагаю, что все долги сгорели вместе с ними.

– Я очень сомневаюсь, что он смотрит на это таким образом.

– Какое мне дело до того, как он на что смотрит?

Финри моргнула.

– Лео, ты не понимаешь…

– У меня полно более насущных проблем, чем удовлетворять прихоти волшебников! Ты видела, в каком здесь все состоянии?

Он махнул рукой в сторону окна. Там как раз разворачивался вид на выгоревшие кварталы; обугленные оконные и дверные проемы зияли пустотой.

– Во имя Судеб! – выдохнула его мать, расширяя глаза.

Видимо, Лео уже привык к увечьям города, так же, как и к своим собственным, но теперь он тоже увидел их заново.

– Эти мерзавцы разрушили все, что только смогли, – проговорил он, стискивая кулак. – Такое не должно повториться! Нам нужна сильная армия. Бдительная инквизиция. Ломатели и сжигатели все еще бродят на свободе, в провинциях. Как гребаные черви, копошащиеся в кишках нации! Мы должны их разыскать. Научить наших врагов нас бояться! Гребаных стирийцев, гребаных гурков, гребаную Старую Империю. Мы должны снова взять все под свой контроль!

Для него это казалось очевидным и здравым, но на лице матери отразилось еще большее смятение, чем прежде.

– Конечно, порой необходимо показывать силу, но… несомненно, нам понадобятся друзья, прежде чем мы начнем искать новых врагов…

– Ты знаешь, что я никогда не искал врагов! – Он с кислым видом повернулся к окну. – Я просто бил тех, кто напрашивался.

Он выдал несколько водянистых улыбок, несколько равнодушных взмахов рукой, но на Прямом проспекте было не так уж много людей. Если бы в экипаже сидела леди-регент, они бы наверняка толпились по обе стороны дороги, отпихивая друг друга, чтобы пробиться вперед. Они готовы были из штанов выпрыгнуть ради «Матери нации», а на того, кто действительно сделал всю работу, им было плевать.

Но так уж все устроено. Быть героем – дело неблагодарное. Ты делаешь это, потому что так надо, а не ради награды.

– Как там Савин? – спросила у него мать.

– Очень популярна, – недовольно отозвался он. – Неужели до вас там в Инглии не дошли эти чертовы памфлеты? Савин с голой грудью в Народном Суде, защищающая своих младенцев от вооруженных копьями сжигателей! Савин, сражающаяся с Судьей на крыше Цепной башни и сбрасывающая ее вниз, прямо как твой чертов приятель Байяз – Мастера Делателя! Савин, дающая приют сиротам, хлеб голодным, надежду отчаявшимся! Любимица трущоб! Мать нации! – Он фыркнул. – Можно подумать, будто она в одиночку покончила с Великой Переменой!

Его мать подняла бровь.

– Я припоминаю, что о твоих победах на Севере пели песни, в которых тоже были некоторые преувеличения. К тому же она действительно многое пережила.

Если она пыталась утихомирить его раздражение, ее попытка провалилась.

– Не она одна, – буркнул он.

– После рождения детей порой бывает тяжело. Мы с твоим отцом несколько месяцев не спали вместе после того, как ты родился.

– Неужели обязательно об этом говорить?

– Ну а что, это ведь правда. Ты все время плакал. Спать соглашался только вместе со мной. Просто это может многое изменить в совместной жизни, вот все, что я хочу сказать.

– Она винит меня, – проговорил Лео, сползая на сиденье. Он никогда не был способен долго скрывать что-либо от своей матери. – Она винит меня за все! За то, что я сделал нашего сына королем. За то, что я претворил в жизнь ее самые безумные амбиции. За то, что я восстановил в Союзе порядок. За все!

Его мать подняла вторую бровь.

– А на самом деле это не твоя вина?

– Ты едва сошла с корабля и уже становишься на ее сторону!

– Это брак, Лео. В нем не должно быть сторон.

– А такое чувство, что есть. – Он угрюмо взглянул из окна на немногочисленных встречающих. – Причем все на ее стороне.

* * *

Савин потребовалось совсем немного времени, чтобы устроиться как дома во дворце, из-за необходимости жить в котором она так негодовала на Лео. Она сотворила свое обычное волшебство над апартаментами, даже еще более обширными, нежели те, которые они занимали до Великой Перемены. Их жилье располагалось на нижнем этаже, поскольку Лео теперь не больше дружил с лестницами, чем в свое время архилектор Глокта.

– Это же твой дед! – вымолвила мать Лео, приложив руку к груди и глядя вверх, на огромный холст с изображением лорд-маршала Кроя, устремившего пылающий взгляд к победе.

– Да, он стоит на страже, охраняя свою семью, – отозвалась Савин, выплывая вперед со своей самой лучезарной улыбкой. Той, которую Лео в эти дни так редко видел.

– Савин! Вы выглядите бесподобно, как всегда. – Они обнялись, в то время как Лео стоял рядом, морщась из-за боли в культе. Его мать отстранила Савин на длину руки, оглядывая ее остриженные волосы, ее одежду, ее шрам. – И, разумеется, чрезвычайно современно.

– Я могла бы сказать то же самое о вас.

– Но не осмелитесь, поскольку это будет грубая лесть.

Они уже шли дальше, рука об руку, предоставив Лео мучительно ковылять через необъятный простор залы к боковому столику, чтобы налить себе выпить.

– Какое у вас ожерелье! Осприйская работа?

– Я и забыла, какой у вас острый глаз… Ах! – Мать Лео застыла на пороге детской, прижав руки к щекам. – Неужели это?..

«Кто же еще это может быть, мать их растак!» – хотелось рявкнуть Лео. Он прикусил язык, оставшись в дверном проеме, когда дамы подошли к кроваткам.

– Это вот Арди, – сюсюкала Савин, поднимая одного из младенцев. – Она только что поела, так что мы попали как раз на те десять минут, когда она счастлива.

– У нее твои глаза! – бросила Лео через плечо его мать.

– Надеюсь, что нет, – буркнул он. – Это, наверное, единственное, что у меня осталось из еще работающих органов.

Все внимание его матери было сосредоточено на свертке, который она держала в руках, на ее лице была та бессмысленная улыбка, какая всегда появляется у женщин при виде младенцев, словно почмокать губами – это какое-то героическое достижение.

– Тяжеленькая! Я уже и забыла… Могу ли я спросить… ваши родители – о них что-нибудь?..

– Нет, – ответила Савин. – Никаких сведений.

– Мне очень жаль. – Мать Лео положила руку на предплечье Савин. Жест простой человеческой поддержки и сочувствия; прикосновение, которого она никогда не уделяла ему. – Я очень надеялась вновь увидеться с вашей матушкой. С ней было так приятно поболтать!

– Да, было бы хорошо… узнать, что с ними сталось. – Савин положила ладонь поверх руки леди Финри. Сжала ее. Словно это они были матерью и ребенком, а Лео каким-то настырным чужаком, мешающим их воссоединению. – Но во время Великой Перемены так много людей потеряли семьи! Должно быть… постепенно приучаешься жить с этой неопределенностью. К тому же у меня теперь есть новая семья.

Она просияла улыбкой, глядя на детей. Лео, разумеется, не досталось даже взгляда. Было бы слишком глупо надеяться.

– Это верно. – Мать Лео вернула ей Арди и склонилась над кроваткой Гарода. – А это, должно быть, его величество!

Малыш перепуганно замахал ручонками, когда она подняла его. Это всегда раздражало Лео – то, что он был таким мягкотелым. Ему хотелось хорошенько встряхнуть мальчишку, велеть ему быть мужчиной. Как всегда делал его отец.

– Только не надо его баловать, – буркнул Лео.

– А зачем же еще нужна бабушка? – отозвалась Финри, принимаясь возиться с малышом, качать его и издавать нелепые звуки.

Лео всегда воображал, что он будет замечательным отцом. Конечно же, у него будет мальчик. Маленькая копия его самого, которому он вручит маленький меч. Они будут вместе ездить верхом, бороться и фехтовать…

Он отхлебнул вина, но оно было горьким на вкус. Как он теперь сможет сделать все эти вещи? Ему и держать-то их было тяжело с одной здоровой рукой, с одной здоровой ладонью. Что же касается игр – все, на что он был способен в этом смысле, это болтать бесполезными пальцами второй руки перед их личиками.

Мать Лео сморщила нос, поднеся его к одеяльцу Гарода.

– Его августейшее величество изволило обделаться.

– Насколько я понимаю, его прадед король Гуслав был склонен к тому же самому, – отозвалась Савин, беря малыша на руки и выходя с ним из комнаты.

– Как жаль, что твой отец не дожил до того, чтобы их увидеть! – Мать Лео промокнула слезы на глазах. – Он души в тебе не чаял. Всегда говорил, как он гордится своим сыном.

Она часто рассказывала ему об этом, но Лео помнилось другое. Его отца никогда не было рядом, а когда он был, то держался напряженно и отстраненно, и когда Лео требовалась любовь, он получал лишь пустые отговорки о том, что надо быть мужчиной, и гнилую труху принципов, на которых построен Союз.

Он помнил, как проснулся однажды ночью напуганный и не смог найти ночной горшок. Тогда он помочился в ящик буфета. Когда отец это обнаружил, то не говорил с ним неделю. Как только предоставилась возможность, он отослал Лео в Адую, а потом в Уфрис, где Ищейка стал для него гораздо лучшим отцом, чем его собственный.

Ему хотелось сказать ей все это. Вывалить перед ней свою обиду. Он уже открыл рот, чтобы это сделать. Но зачем утруждать себя? Прошлое не состоит из фактов; в действительности это просто истории, которые люди рассказывают, чтобы чувствовать себя лучше. Чтобы выглядеть лучше. Все этим занимались. Черт подери, та же Савин была королевой в этом деле! «Любимица трущоб»… Он представлял, какие новые мифы уже плетет этот червь Суорбрек о прошедшем омерзительном, кровавом годе.

Лео сделал еще один большой глоток из бокала.

– В чем дело, Лео? Ты выглядишь каким-то… угрюмым.

Только сейчас он осознал, насколько желал ее одобрения. Человек, который сделал себя одной из самых могущественных фигур в Земном Круге, по-прежнему снова и снова пытается впечатлить свою мать – и вновь терпит поражение! Лорд-регент Союза, ревнующий к собственным малолетним детям!

– Разве не этого ты всегда от меня требовала? – взорвался он. – Быть практичным? Быть благоразумным? Разве не этого всегда требовала от меня Савин? Быть беспощадным? Быть амбициозным? И вот я делаю это – и почему-то вы все снова недовольны!

– Лео, не говори глупостей…

– Я спас гребаный Союз! – заревел он, подняв бокал, чтобы швырнуть его об стену, но остановившись в последний момент, так что вино залило рукав. – Разве не этого ты всегда хотела? Видеть во мне героя?

Он шагнул к ней, его железная нога подвернулась, и он качнулся вбок, ахнув от боли.

– Лео, прошу тебя!

Она поймала его. Прижала к себе. Накрыла уверенной ладонью его лицо.

– Я знаю, что слишком давила на тебя. Читала тебе нотации. Была с тобой чересчур строгой. Я сожалею обо всем этом. Может быть, теперь, когда у тебя собственные дети, ты поймешь… Быть родителем… тут нет никакого плана. Просто серия ошибок, которые ты делаешь и даже не замечаешь. Прошу, поверь… – Она вздрогнула, наткнувшись на его железную ногу, словно тоже почувствовала боль. – Все, чего я хотела, – это чтобы ты был счастлив!

Лео сглотнул, чувствуя, как слезы жгут носоглотку. Он снова восстановил равновесие, вырвался из ее рук, оправил на себе мундир.

– Ты могла бы хоть один гребаный раз сказать мне об этом.

* * *

Каждый скрип ножа о тарелку, каждый звяк столовой посуды, каждый всплеск застольного разговора ощущался как гвоздь, который забивали ему в череп.

Его культя полыхала огнем. Перед обедом Лео устроил тренировочный бой – если это можно назвать боем: он, скрипя протезом, неловко ковылял по кругу, а Юранд врал, что у него получается лучше. Как обычно, он был раздосадован, потом, как обычно, разъярился – а потом, как обычно, чересчур перетрудился. Теперь его спина тоже пульсировала болью, отдаваясь жгучими всплесками вплоть до самой шеи. Ничего у него не становилось лучше. Становилось только хуже.

Лео нахмурился, глядя на кусок мяса в своей тарелке так же, как некогда глядел в кругу на Стура Сумрака. Он не был уверен, что сможет побить этого врага. Взял нож, попытался разрезать мясо, но если он нажимал легко, то кусок только скользил по тарелке в луже кровавой подливки. Лео скрипнул зубами и нажал сильнее, и тогда вся тарелка заерзала по столу, плеща соусом на полированную столешницу.

– Дерьмо! – прошипел он. – Проклятье!

Ему хотелось поднести кусок целиком ко рту и начать рвать его зубами. Он ощущал нетерпение Савин, сидящей справа, обеспокоенность матери, сидящей слева. Он – хозяин Союза; он не может допустить, чтобы женщины лезли в его тарелку и резали для него еду!

– Милорд и миледи регент… – Солумео Шудра с елейной улыбкой наклонился вперед. – Для нас было величайшей честью получить ваше приглашение!

Это был глава Вестпортской делегации – большой, темнокожий, с выбритой головой, он больше напоминал гуркского жреца, чем честного жителя Союза. Остальные пятеро были всех размеров и расцветок. Лео чувствовал легкое отвращение из-за необходимости выслушивать льстивые речи каких-то полукровок. Но Савин сказала, что им нужны вестпортские деньги: слишком многое необходимо отстраивать заново.

Он всегда думал, что абсолютная власть означает свободу делать, что тебе вздумается, но теперь она начинала казаться какой-то чередой отвратительных компромиссов. Как бы было здорово снова оказаться в Уфрисе, среди северян, где ты мог говорить, что хочешь, и есть, как тебе удобно, черт бы их всех побрал; и где пара отсутствующих частей тела вызывала у окружающих восхищение, а не жалость!

– А для нас величайшая честь, что вы его приняли, – отозвалась Савин, слегка прикасаясь к плечу Лео, словно они были одним человеком и разделяли все чувства. – Мы встретились здесь, чтобы заново подтвердить наши обязательства перед Союзом. Наши обязательства друг перед другом.

И она улыбнулась Лео с такой теплотой, с такой нежностью, что он едва ей не поверил. Словно любовь была какой-то машиной, которую она могла включать при помощи рычага.

– Мне ужасно жаль, что лидеры нашей великой нации не имели возможности встретиться прежде, – сказала мать Лео. – Я очень надеюсь, что впредь мне представится случай узнать вас всех получше.

– Так же, как и мы, леди-губернатор Финри, – отозвался самый сальный из вестпортцев, Филио, или как там было его дерьмовое имя.

– Весь Земной Круг с благоговением говорит о вашей смелости и доблести, – добавил второй. Этого звали Ройзимих, и, судя по его кривому носу, однажды кто-то уже залепил ему по лицу. Лео был бы не прочь повторить это действие.

– Они бледнеют по сравнению с качествами моего сына.

Мать Лео улыбнулась ему, показывая полный набор зубов. Его передернуло от фальши всего этого.

– Хорошо, что у нас снова есть король, – сказал Филио.

– Хорошо, что мы снова можем ожидать от будущего стабильности, – сказал Ройзимих.

– Хорошо, что Инглия снова неотделима от Срединных земель, – сказал Шудра.

– Ничто другое было бы немыслимо, – заверила их Савин.

– Однако… – Шудра поднял брови, глядя на пустые стулья с противоположной стороны стола, – очень печально, что на нашей встрече не присутствует лорд-губернатор Скальд и другие представители Старикланда.

– Вот именно! – рявкнул Лео, припечатав кулаком столешницу и размазывая пролитый соус. – Ему были предоставлены все возможности, и я воспринимаю как личное оскорбление…

– Я играю роль посредника между моим сыном и лордом-губернатором Скальдом. – Его мать мягко положила кончики пальцев на локоть его искалеченной руки. Успокаивающее прикосновение, к которому она всегда прибегала, словно он был упрямой лошадью. Впрочем, сейчас он ощутил лишь онемелое покалывание. – Положение, несомненно, деликатное, ведь жена лорда Скальда, Катиль, приходится сестрой нашему… прежнему королю. Но у меня нет сомнений, что со временем он сможет понять и принять нашу точку…

– А если нет, то он сильно об этом пожалеет! – рявкнул Лео, вырывая у нее локоть.

Прошли те времена, когда он во всем уступал своей матери. Когда он уступал хоть кому-нибудь! Мысль о том, чтобы вновь оказаться в седле, вести людей в сражение, снова стать Молодым Львом – кто бы ни был враг, – принесла ему прилив возбуждения. Он свирепо взглянул через стол на Шудру и его богобоязненных подпевал.

– Любой, кто станет угрожать стабильности Союза, пожалеет об этом. Любой. Снаружи или изнутри. Вы понимаете, что я имею в виду?

Шудра склонил голову:

– Ваша светлость изложили свою мысль более чем ясно.

– Я солдат, – буркнул Лео, поудобнее берясь за нож, – и я люблю говорить прямо и откровенно.

– Вот и я тоже. – Заговорившая (как ее там, Мозолия, кажется?), высокая женщина с мощными плечами, мрачно взирала на Лео из-под густых, черных с проседью бровей. – И если говорить откровенно, то нам кажется, что величайшая угроза стабильности Союза в настоящий момент исходит от его бывшего монарха.

Лео застыл. И почувствовал, как Савин застыла рядом с ним.

– Многие люди до сих пор чувствуют себя обязанными королю Орсо. Он всегда будет средоточием недовольства.

Лео медленно проглотил кусок, медленно положил нож, медленно подался вперед, глядя прямо в глаза этой наглой суке.

– Я солдат. Я люблю простые решения.

В помещении воцарилась абсолютная тишина. Долгое время никто, казалось, даже не дышал. На лице Шудры застыла легкая гримаса. Филио уставился в свою тарелку. Краем глаза Лео увидел жилы, проступившие на тыльной стороне руки Савин, вцепившейся в вилку с такой же силой, с какой знаменосец держит древко знамени.

Мать Лео нервно кашлянула.

– Разумеется… мы не хотим делать ничего такого, что могло бы разжечь страсти…

– Но иногда это необходимо, – грубо оборвал ее Лео. – В конце концов, король всего лишь человек. Из того же мяса, крови и костей, что и все остальные, и уязвим для тех же вещей. Для тех же острых предметов. Для тех же падений с высоты. Право же, это не такая большая проблема, как ты думаешь.

Мозолия, удовлетворенно хмыкнув, снова вернулась к своей трапезе. Мать Лео была менее довольна.

– Лео, честное слово…

– Нет, леди Финри, мы должны быть практичными, – двигаясь со своей обычной четкостью, Савин положила приборы и мягко накрыла руку Лео своей прохладной ладонью. – Я и мой муж полностью единодушны в этом вопросе, как и во многих других. Это, конечно же, очень прискорбно, но после всего, через что нам довелось пройти, через что довелось пройти нашему народу…

Она наконец-то поглядела Лео в глаза. Ее взгляд был таким же жестким, как прежде, когда она убеждала его быть более безжалостным.

– Я с гораздо большей готовностью предпочту иметь новые сожаления, чем новые мятежи.

Обнаружить рядом с собой прежнюю Савин оказалось для Лео бо́льшим облегчением, чем он предполагал. Он повернул свою руку ладонью кверху и крепко сжал ее ладонь. Ему были необходимы ее смекалка, ее популярность среди народа. Видят мертвые, он не мог делать все в одиночку!

– Что за женщина! – проговорил он, обратив к делегатам Вестпорта сияющую улыбку. – Клянусь, я счастливейший человек в мире!

И он отпихнул от себя тарелку.

– А теперь, может быть, кто-нибудь принесет мне наконец что-нибудь такое, что я смогу есть?

Искупление

Его высочество кронпринц Орсо, без сомнения, нашел бы эти условия невыносимыми. Однако его августейшее величество король Орсо уже стал чем-то вроде специалиста по тюрьмам, знатоком подземелий, и искренне считал свое нынешнее жилище далеко не худшим из возможного. Здесь были кровать, стол, стул. Окно больше напоминало зарешеченную прорезь в стене, но, по крайней мере, через него по утрам проникали солнечные лучи, под которые можно было подставить лицо. Еда была сносной, температура комфортной, запах не действовал на нервы. Стражники, одетые в темные инглийские мундиры, не осыпали его насмешками. Они вообще с ним не говорили. В большинстве отношений это было гораздо предпочтительнее сырого подвала, в котором держала его Судья.

В том, что касается путей возможного выхода, впрочем, большой разницы не наблюдалось. Их просто не было.

Орсо издал тяжелый вздох. Вздыхать было одним из немногих оставшихся у него хобби, и учитывая, сколько он в последнее время практиковался, он льстил себе мыслью, что достиг в этом немалого совершенства. Не настолько, чтобы сравняться со своей матерью, разумеется, но, возможно, когда-нибудь, если он будет упорно работать… если у него хватит времени… Но вот в этом-то и заключался вопрос: сколько времени у него оставалось?

Лео дан Брок посадил на трон своего сына. Приходившегося Орсо наполовину племянником, если он правильно разобрался в сплетении извилистых ветвей королевского генеалогического древа. Королю Гароду Второму не исполнилось еще и года, что на практике оставляло страну в руках его родителей. Разумеется, это попирало все имеющиеся в Союзе законы престолонаследия – но законы, очевидно, не являлись больше теми незыблемыми опорами, что прежде. Если Великая Перемена что-то и доказала, так это то, что любой, приложив достаточно силы, внушив людям достаточно страха, может завязать эти опоры таким узлом, какой ему только понравится.

У Брока были люди и оружие. Всех, кто был предан Орсо, он посадил под замок вместе с ним. Лорды твердо придерживались стороны Брока, и, без сомнения, вокруг них уже наросло податливое охвостье народных представителей. Всех, кто мог против него выступить, искоренили как изменников, остальные сбивались с ног, торопясь отречься от Орсо и склониться перед новым малюткой-королем, сколь бы сомнительной ни была линия его наследования.

Орсо испустил еще один вздох. Говоря по правде, он едва ли мог их винить. Он ведь, в конце концов, и сам был сыном бастарда. К тому же люди отчаялись, выбились из сил, они устали от хаоса, устали бояться. Он и сам бы с радостью проголосовал за что угодно, если бы это положило конец Великой Перемене. Ему просто было очень жаль, что это почти наверняка означало также его смерть.

Лео дан Брок посадил на трон своего сына, и было понятно, что для Орсо там уже не оставалось места. Ломатели и сжигатели считали, что и одного короля слишком много; в любом случае даже он не мог не признать, что двое – это уже перебор. До тех пор, пока он будет оставаться в живых, его существование будет оставаться постыдной тайной, а также, разумеется, открытым призывом к восстанию. Его сопровождал груз компромиссов, враждебности, разочарований. А вот малютка Гарод не нес с собою никакого багажа – сплошные розовые щечки, возможность начать все сначала и безграничный потенциал.

Орсо ребром ладони передвинул на подоконнике пару дохлых мух. Видимо, это будет сделано исподволь. Задушат во сне? Или зарежут по-тихому, в три ножа? Может быть, отравят воду? После того, как Брок в достаточной мере укрепит свою хватку. Когда он заключит все необходимые сделки, подкупит всех, кого нужно, привлечет на свою сторону всех, кого сможет, и заткнет рот остальным, и вернет в Адую некое подобие столь давно желаемого мира. С помощью Савин это не займет много времени. В конце концов, никто не умеет заключать сделки на таких выгодных условиях, как она.

Услышав лязг засовов, он повернулся к открывающейся двери со всем достоинством, какое только смог в себе найти.

И увидел ее, стоявшую в дверном проеме.

…Она отказалась от париков. Ее темные волосы были коротко острижены, как это было на суде, открывая шрам на лбу и выцветающие синяки от ее схватки с Судьей. Это придавало ей одновременно вид неожиданной уязвимости и неожиданной значительности. Ее цветом теперь был белый, однако ее сегодняшнее платье сильно отличалось от того, что было на ней на суде, – при каждом движении сверкали жемчуг и серебряная нить. И двигалась она теперь с еще большим самообладанием, чем прежде.

Она выглядела как королева. Не меньше, чем некогда его мать.

Орсо не сразу сумел восстановить дар речи.

– Это… для меня почти настолько же честь, насколько и неожиданность. – Он смахнул дохлых мух на пол. – Если бы я знал, что меня собирается посетить леди-регент, я бы здесь прибрался. Не знаю, как тебя теперь следует называть…

– Ваша светлость, – коротко отозвалась она.

– Более чем уместно! Правда, я также не уверен, как принято обращаться к низложенному королю. Я ведь низложен? Или вышел в отставку? Или просто… недостоин упоминания?

– Этот вопрос недавно обсуждался. В Зеркальном зале.

– Ну да, я полагаю, Круг лордов сейчас несколько сожжен дотла… Но где мои манеры?

Он подтащил к ней стул и обмахнул облупившееся сиденье рукавом.

– Могу ли я поинтересоваться целью твоего визита? Видимо, желание напоследок поговорить с осужденным?

– Пожалуй. А также… – Она поглядела ему в глаза. – Отпустить тебя на свободу.

Орсо несколько мгновений пытался осмыслить услышанное.

– Отпустить… как там дальше?

– У нас не много времени. Мой муж хочет тебя убить.

– Это меня не удивляет. Странно, что ты этого не хочешь.

– Ты пришел мне на помощь в Вальбеке, когда я едва ли этого заслуживала. Потом ты пощадил меня после сражения при Стоффенбеке, когда я определенно заслуживала обратного. А потом, если уж на то пошло, ты спас мою жизнь на Цепной башне. Если бы не ты, я бы уже трижды была мертва.

Орсо отмахнулся:

– Я теперь раскаиваюсь, что не повесил твоего мужа, но относительно тебя у меня нет сожалений. Для меня было бы кошмаром убить свою любовницу или сестру, а убить одновременно обеих – да я попросту не смог бы с этим жить!

– То есть в тебе говорил эгоизм.

– Спроси любого из моих врагов! Я самый эгоистичный человек в Земном Круге.

– Полагаю, мы часто делаем добрые дела из дурных соображений.

– Так же, как и наоборот, – отозвался он.

– Так же, как и наоборот.

Она отошла от двери, и в проем проскользнул кто-то еще. Оборванный человек с горящими глазами и пышными усами.

– Танни? – выдохнул Орсо.

Вслед за оборванцем появилась девушка в солдатской фуражке, а за ней маячил великан, который вкладывал в ножны тяжелые мечи.

– Хильди?! Горст! Клянусь Судьбами!!

Обычно Орсо бывало сильно не по себе при виде телохранителя его отца. Теперь он схватил его за руку и принялся трясти ее, словно это был старый друг, по которому он ужасно соскучился.

Вик дан Тойфель заглянула из коридора в камеру. Ее нос был еще более кривым, чем прежде; синяки вокруг глаз все еще отливали разными цветами.

– Пора, – поторопила она. – Время не ждет!

– Дерзкий побег? – Стоя посреди пустой камеры, Орсо поднял руки и вновь уронил их. – Мои вещи все собраны!

– Мы подготовили путь через канализацию. – Тойфель перебросила Танни кольцо с ключами, и он ловко поймал громыхнувшую связку. – Но весь город кишит людьми лорда-регента. Выбраться за его пределы будет нелегко.

– Жаль, что я не могу отблагодарить вас чем-то более весомым, чем слова.

– Для меня будет достаточно, если вас не поймают, – отозвалась Вик.

Орсо поглядел ей в глаза:

– Кто бы мог подумать, что профессиональная перебежчица окажется одной из последних преданных мне людей в Союзе?

Тойфель поморщилась.

– Я бы предпочла, чтобы этот дефект моего характера остался между нами.

– Ваша тайна в полной безопасности! – Орсо кивнул Савин, стоящей в двери: – Я даже не знаю, что сказать…

– Ничего не нужно. Я всегда выплачиваю долги, спроси любого из моих кредиторов.

Ему хотелось обнять ее. Ему хотелось ее расцеловать, помогай ему Судьбы – и не останавливаться на этом! Да, конечно, она была его сестра – ну, наполовину. Он никогда не сомневался, что это так. Но его чувства говорили другое. Он был влюблен в нее не меньше, чем прежде, даже больше, если это возможно.

Однако любовь не решает все проблемы. В данном случае проблемой являлась она сама.

– Ну… прощай, – сказал Орсо.

А что еще он мог сказать?

* * *

Юранд появился в дверном проеме первым. Он оглядел камеру: кровать, стул, стол, вопиющее отсутствие заточенного короля, – и с мучительной гримасой посмотрел на Савин.

– Что вы наделали?!

– Что вы наделали, ваша светлость, – поправила Савин.

Она вытряхнула из рукава коробочку и заправила в каждую ноздрю по понюшке жемчужной пыли. По лицу мгновенно распространилось знакомое распирающее жжение, за которым последовало успокоительное онемение, вплоть до самой носоглотки.

Приближение Лео обычно можно было слышать еще до его появления. Стук трости, скребущее шарканье металлической ступни, поскрипывание голеностопного сочленения. Право же, ему стоило бы сказать Карнсбику, чтобы тот смазал механизм. Юранд отступил вбок, освобождая ему место, и принялся тихо говорить что-то одному из инглийцев.

– Ты его отпустила! – Лео обвел камеру неверящим взглядом. – Ты его отпустила?!

– Он отпустил нас. – Савин безмятежно разгладила перед своего платья. – Отпустил тебя.

– Это тебя он отпустил! – рявкнул Лео, делая неловкий шаг к ней. – Меня он оставил гнить в вонючем фургоне без половины конечностей!

Он поднял трость, словно собираясь ударить ее набалдашником. Савин подавила импульс отдернуться и вместо этого подставила ему щеку, словно приглашая это сделать – так же, как он делал прежде во время их любовных игр. Кажется, с тех пор прошли годы.

– Теперь он навсегда останется занозой в нашем боку! – Лео совладал с собой и опустил трость. – Где он?

– Судья не смогла вытащить из меня ничего, – отозвалась Савин. – Неужели ты думаешь, что тебе это удастся?

– Только не надо драматизировать, черт побери! Ты моя жена. Мать моих детей. Мать нашего настоящего короля, если на то пошло. Мы с тобой на одной стороне!

– В самом деле? Я не так в этом уверена!

Она потрясла кулаком перед его лицом, и Лео заметил зажатый в нем клочок бумаги, скрученный в трубочку.

– Что это у тебя?

– Ничего.

– Покажи!

Он отбросил трость и сделал неловкую попытку схватить ее за руку. Савин спрятала ее за спиной.

– Не покажу.

– Дай сюда, черт побери!

Он вцепился в ее предплечье с такой силой, что Савин ахнула. Хоть у него и оставалась всего одна рука, но пальцы были такими же крепкими, как прежде. Она попыталась вывернуться, и Лео потерял равновесие, оставшись на ногах только благодаря тому, что держался за нее. Савин едва не упала под его весом. Рыча от усилия, он сделал еще один неловкий шаг и, скрипнув железной лодыжкой, прижал ее к стене. Савин почувствовала, как локоть его безжизненной руки впился в ее корсет. Лео сделал еще одну попытку поймать ее руку.

Что бы подумали люди, если бы увидели, как лорд и леди-регент, новые кормчие их государства, шатаясь, борются в тюремной камере из-за клочка бумаги?

Савин очень хотелось подбить его железную ногу, повалить его на пол, придавить своим весом здоровую руку и хорошенько его отделать… Но это бы ничего не решило. Она позволила ему вытащить документ из своего кулака и осталась стоять, раскрасневшись и тяжело дыша. Позволила ему думать, что он победил. В конце концов, ведь именно этого он хотел – и сейчас больше, чем когда-либо прежде.

Лео развернул бумагу, и его глаза забегали по строчкам.

– Что это за чертовщина?

– Договор фрахтования, – ответил Юранд, беря у него письмо и отдавая трость, как и полагается верному камердинеру. Эти двое теперь были неразлейвода; трудно поверить, что Савин пришлось умолять Лео вернуть старого друга обратно. – «Герцог Рогонт»… Стирийское судно.

– Ты отдала его стирийцам? – Лео поглядел на нее с видом потрясенного разочарования. – Ты хочешь, чтобы наши враги сделали из него орудие, которое будут использовать против нас?

Савин снова выпрямилась.

– Я начинаю думать, что твои враги и мои – это не совсем одно и то же.

– Мы поговорим об этом позже! – рявкнул Лео, поворачиваясь к ней спиной. – Отправьте людей в порт!

И он, хромая, вышел прочь: стук, шарк, скрип…

Юранд вновь посмотрел на Савин с той же мучительной гримасой:

– Что вы наделали, ваша светлость?

И он вышел вслед за Лео.

* * *

– Вот он! – Гловард резко натянул поводья и спрыгнул с седла с легкостью, вызвавшей у Лео глубочайшую зависть. – «Герцог Рогонт»!

Это была грязная посудина, низко сидящая в воде. На неправдоподобно обширной груди вырезанной под бушпритом русалки еще оставалось несколько клочков позолоты, но годы безжалостных морских ветров превратили ее лицо в выщербленную неразличимую маску. Судно готовилось к отплытию: матросы ползали по снастям, один из них, немолодой и потрепанный, уже разматывал причальный конец.

– Этому судну запрещается покидать гавань! – проревел Лео, со стиснутыми зубами соскальзывая с седла.

Матрос испуганно заверещал что-то по-стирийски, когда Гловард навалился на него и повалил лицом на палубу. Грохотали копыта; к судну подъезжали все новые инглийцы, спрыгивали с лошадей, вытаскивали оружие. Лео захромал по длинному причалу, стуча железной ногой по доскам и маша тростью своим людям, чтобы они бежали вперед. Юранд шел за ним, заряжая арбалет.

– Забирайтесь на борт! Найдите Орсо! Приведите его ко мне!

Солдаты с грохотом побежали к сходням «Герцога Рогонта», почти не видным из-за груды наваленных коробок и бочек. Бежавший первым взглянул куда-то в сторону, издал невнятный возглас и полетел с причала в море, махая руками. Лео, скривившись, неловко остановился.

Человек, который выскочил из-за коробок и спихнул его солдата в море, повернулся к Лео, перегораживая узкую полосу пристани своим телом. Очень крупным телом с заметным отсутствием шеи.

Бремер дан Горст.

Королевский телохранитель затянул последнюю пряжку на своем лишенном герба нагруднике и встал, держа клинки вдоль боков. Его левую руку прикрывал небольшой круглый щит.

– Боюсь, я не могу этого позволить, – проговорил он своим нелепым писклявым голосом.

Воины Лео толпой ринулись вперед, по крайней мере дюжина – но прохода не было. Только эта узкая дорожка, сколоченная из кривых досок, и море по обе стороны. Найдется ли во всем Земном Круге человек, которого меньше хотелось бы повстречать на узком пирсе, чем Бремер дан Горст?

– Что будем делать? – вполголоса спросил Гловард, облизывая губы.

– Я искренне уважаю вас как бойца! – раздраженно прорычал Лео, обращаясь к Горсту. – Но мы должны попасть на этот корабль. Именем короля Гарода приказываю вам отойти в сторону!

До сих пор ему ни разу не доводилось видеть, как Горст улыбается. Тот казался человеком, не способным на выражение эмоций. Однако сейчас, подняв свои блеснувшие на солнце клинки, он улыбнулся как человек, испытывающий невероятное, восхитительное облегчение.

– Именем короля Орсо, – пропищал он, – я отказываюсь это сделать!

Потемневшие доски причала скрипнули под его сапогами, когда он встал в низкую стойку, готовясь к атаке.

– Будь по-вашему, – прорычал Лео. – Убить…

Горст ринулся вперед, прежде чем он успел договорить. Один инглиец рухнул в море с разваленным пополам черепом, окропив причал своими мозгами. Другой упал на колени, выронив меч и пытаясь удержать вываливающиеся кишки. Горст выдернул короткий клинок из его живота, и тот заорал. Отчаянный, истерический вопль.

– Проклятье, – пробормотал Лео.

Горст уже вновь стоял в своей стойке, спокойно переводя взгляд с одного бойца на другого.

Один прыгнул вперед, занося меч, но Горст скользнул вбок, и удар пришелся в доски причала. На мгновение на спине темного мундира солдата что-то блеснуло: острие длинного клинка, которым Горст проткнул его насквозь. Еще мгновение – и он сложился пополам и осел вперед, словно палатка, у которой перерезали растяжки. С ошеломительной скоростью Горст набросился на другого инглийца. Тот успел парировать удар короткого клинка, но мгновением позже длинный перерубил ему шею под самым краем шлема. Солдат рухнул в груду коробок, его голова болталась сбоку.

Гловард сглотнул.

– Кровь и ад!..

– Готовьте луки! – рявкнул Лео через плечо. – Если увидите, что он открылся, стреляйте! Эй, вы там, с копьями! – крикнул он в дальний конец причала. – Я хочу, чтобы этот человек либо плавал в море, либо лежал в земле!

Двое солдат ринулись вперед, опустив копья. Одно Горст поймал на щит, и наконечник, взвизгнув, скользнул в сторону. Державший его человек получил удар в лицо эфесом короткого клинка и с воплем полетел в воду. Второе копье проскрежетало по нагруднику Горста и разрезало ему скулу; Горст зарычал, но его тяжелый длинный клинок уже опускался на копейщика по широкой дуге. Удар пришелся солдату по плечу и разрубил его до самой груди с глухим чавкающим звуком.

Кровь брызнула на Горста, заливая ему лицо, щедро плеснув на пирс. Люди в шоке отступили назад, открыв дорогу для стрел. Загремели, защелкали арбалеты. Кто-то вскрикнул, раненный в спину случайной стрелой. Еще одна воткнулась Горсту в мясистое плечо. Третья отскочила от его нагрудника. Четвертая попала ему в правую руку и повисла, застряв в рукаве. Он нырнул в сторону, под прикрытие каких-то ящиков, и пятая глухо стукнулась в дерево.

Разрубленный пополам солдат рухнул на пирс; его ноги все еще слабо дрыгались, колотя по доскам.

– Горст, вы ранены! – прокричал Лео. – Вы не сможете остановить всех нас в одиночку! И чертов корабль все равно никуда не денется! Сдавайтесь!

– Передайте вашей матушке… – донесся до него этот абсурдный вибрирующий писк, – что я всегда испытывал к ней… глубочайшее почтение!

Лео скрипнул зубами.

– Плевать она хотела на ваше почтение! Заряжайте луки! Эй, вы там, давайте сюда и прикончите его наконец!

Однако никто не рвался вперед. Пристань была похожа на бойню в разгар рабочего дня. Солдаты осторожно продвигались вперед сквозь лужи крови и ошметки разрубленных тел.

– Помогите… – всхлипывал тот, что держал в пригоршне собственные кишки. – Помогите…

– Бросайте оружие! – крикнул один из инглийцев.

Но Горст, судя по всему, предпочитал драться до конца.

Он вырвался из-за ящиков, невзирая на торчащие из него стрелы; перерезал одному горло коротким клинком (брызнул фонтан крови), проткнул длинным клинком грудь второму, третьего пинком отправил в воду, четвертого отпихнул плечом и с пронзительным ревом понесся вдоль причала, набычив голову, работая локтями, держа короткий клинок над головой, словно кинжал.

– Во имя мертвых, – пробормотал Лео, роняя трость и нащупывая свой меч.

Доски грохотали под сапогами Горста. От его нагрудника отскочила арбалетная стрела. Еще одна уткнулась в то же плечо, где уже торчала другая. Горст не обращал внимания, приближаясь все с большей скоростью; его лицо было забрызгано красным, взгляд под свирепо нахмуренными бровями не отрывался от Лео. Он отвел короткий клинок еще дальше за голову.

Лео, пошатываясь, отступил на шаг назад, поднял меч, не представляя, как он смог бы отразить такую атаку, даже имея при себе все конечности.

Арбалет Юранда хлестко щелкнул рядом с его ухом.

Стрела вонзилась в лицо Горста, прямо под глазом.

Его голова дернулась назад. Он мгновенно потерял скорость. Сделал неверный шаг вперед, но уже без былой агрессии. Его взгляд расслабился, слегка перекосившись.

Еще одна арбалетная стрела пронзила его лодыжку. Когда его вес пришелся на эту ногу, колено подогнулось, и Горст повалился вперед, пьяно врезался в бочонок и остался лежать, приобняв его утыканной стрелами правой рукой, одна нога спереди, другая подогнута. Его окровавленный короткий клинок, не принеся никому вреда, воткнулся в щель между досками пирса рядом с безжизненной левой рукой.

Лео длинно выдохнул и медленно опустил меч.

– Ступай на борт, – буркнул он Гловарду. – Отыщи Орсо.

По глазу Горста над воткнувшейся стрелой расплывалось красное пятно, но другой медленно переместился, уставившись на Лео. Почему-то было чувство, будто он продолжает улыбаться.

– Вы верите… – шепотом проговорил он обычным голосом, как у любого другого, – …в искупление?

– Плевать я на него хотел.

– Вы молоды… Со временем все придет…

Лео поискал резкий ответ, но болтовня никогда не была его сильным местом. То же, несомненно, относилось и к Горсту. К тому же старый боец уже не двигался. Его глаза остекленели. Любые слова будут лишней тратой воздуха – как и всегда.