Венди Уэбб

Дочери озера

Бену, моему сыну, луне и звездам [1]
© Никитин Е.С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Глава 1

Наконец это время пришло: озеро отдало ее. И однажды утром на исходе лета мягко вынесло тело на мелководье – можно было подумать, что она просто плыла, погрузившись в спокойный сон. В белой ночной рубашке – длинной, развевающейся, изящной, с бантом на вороте. Такие раньше надевали на ночь состоятельные женщины. Спутанные каштановые волосы каскадом ниспадали на лицо. Она слегка улыбалась. Глаза удивительного фиалкового цвета чуть приоткрыты – словно она только что проснулась. Одна рука спряталась в складках, другая вытянулась, вцепившись в прибрежный песок. Как будто женщина пыталась вытащить себя на берег.

Ее внешность была тем более поразительна, что женщина умерла почти столетие назад.

Когда тело вынесло на берег в то утро, никто из ныне живущих ничего не помнил о ней. Кроме Кейт Грейнджер, которая – вовсе не случайное совпадение – жила в доме с видом на тот самый берег, где сейчас лежал труп.

Близкие утопленницы сами давно умерли, истории и ее, и их жизней – удивительные или ничем не примечательные – похоронены вместе с ними, растворились в земле или воде, позабылись, стали частью пейзажа. Как и эта женщина за прошедший век.

Но некоторые истории – преимущественно необычные, связанные с убийствами и тайнами, имеют свойство всплывать на поверхность, особенно когда нужно исправлять ошибки прошлого. Они дают о себе знать, несмотря на все усилия сохранить их в тайне. Всему свое время. И сейчас время самое подходящее.

В тот момент, когда тело выбросило на берег, Кейт Грейнджер плеснула в чашку остатки кофе из кофейника и свернулась калачиком с кроссвордом в кресле, любимом с детства. Она и не подозревала, что ее жизнь вот-вот совершит очень странный поворот.

Тело обнаружил ее отец Фред. Фред прогуливался по этому участку берега со своей собакой каждое утро столько лет, что уже сбился со счету. Во время прогулок под мелодичный шум плещущейся о берег воды он обретал душевный покой. Жизнь взыгрывала новыми красками.

За прошедшие годы он находил на берегу озера много разных мелочей, выброшенных туда ветром и волнами. Конечно, там были камни, отполированные песком и водой до блеска стеклышек. Они украшали берег, как ракушки, – дары этого внутреннего моря. Многие местные верили, что в камешках живет дух озера, – хотя и сами себе не признавались в этом. Люди подбирали их и носили в карманах или клали на приборные панели, подоконники и столы как талисманы, приносящие удачу.

Во время прогулок Фред находил не только камни. С детства озеро одаривало его самыми разными вещами, которые можно изучать, разглядывать и просто любоваться. Однажды утром после внезапного особенно сильного ночного шторма Фред нашел обломок спасательной шлюпки и понял, что озеро утащило на дно судно со всем экипажем. В другой раз он обнаружил на мелководье каноэ, в котором остались ланч для пикника, пара спасательных жилетов и непочатая бутылка виски «Джек Дэниэлс». Он навел справки, но так и не узнал, кому принадлежало каноэ или что озеро сделало с его владельцами. Но одно он знал точно – бутылку лучше не открывать. А вот ни одного трупа Фреду обнаружить еще не доводилось.

Утро началось как обычно. Фред со своей немецкой овчаркой Сэди спустились по длинной деревянной лестнице с домовой террасы на берег. Вместо того чтобы, как всегда, помчаться вдоль берега, Сэди застыла, поджала хвост, наклонила голову и уставилась на воду, утробно рыча, как будто испугалась самого озера.

– Сэди! Идем, девочка! – окликнул хозяин. Но собака не трогалась с места.

Фред вгляделся в горизонт в том направлении, куда смотрела Сэди, и заметил в воде какой-то предмет, но с такого расстояния не мог определить, что это. Коряга? Перевернутая байдарка?

Предмет подплывал все ближе к берегу, и Фред почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Никакая не байдарка.

Он прищурился на солнце, полез в задний карман за мобильником, который брал на прогулки по настоянию жены, и набрал номер шерифа Джонни.

– Джон, я не уверен, но мне кажется, в озере труп, – сообщил он.

Шериф и «Скорая помощь» должны вот-вот подъехать. Тем временем Фред скинул ботинки и, несмотря на протесты Сэди, ступил в холодную воду. Оставался маленький шанс, что человек еще жив. Нужно попытаться помочь. Но, приблизившись, Фред понял, что перед ним уже неодушевленный предмет, который поздно спасать. Он стоял по щиколотку в воде и смотрел, как тело женщины плывет к берегу под предостерегающий лай. Через несколько минут прибыл шериф.

– Что тут у нас?.. – начал было Джонни и резко замолчал. Он не был набожным, но вдруг вспомнил уроки в католической школе и перекрестился. Мужчины молчали. Джонни служил шерифом округа уже двадцать пять лет и не раз бывал на месте преступления, но сейчас просто стоял с открытым ртом, пораженный видом мертвой женщины. Ему доводилось встречать несколько трупов, но ничего похожего на этот. Возможно, дело было в ее безупречной коже или в позе – утопленница цеплялась одной рукой за песок. Или в выражении лица. «Она не кажется мертвой», – подумал Джонни. Из безжизненных глаз как будто исходил свет.

В голове шерифа возникли какие-то смутные, обрывочные мысли, совсем неподходящие для места преступления. Джонни Страттон задумался о настоящей любви. От выражения лица утопленницы его мысли почему-то переключились на утреннюю ухмылочку бывшей жены (увы, он слишком хорошо ее помнил), а потом на более приятное воспоминание о Мэри Карлсон, своей первой любви, – сладко пахнущей, добродушной рыжеволосой девушке, которую Страттон не видел со средней школы. Джонни вспомнил ее бедро, прижавшееся к его бедру, когда они разъезжали по городу в стареньком отцовском «Камаро». Какой мягкой была на ощупь ее маленькая ручка, когда их пальцы переплелись. Какой яблочный аромат исходил от нее. Стоя на берегу озера и глядя на труп, шериф задумался, что стало с Мэри. А потом выбросил эти мысли из головы. Господи, он же на месте преступления.

Фред тоже был загипнотизирован увиденным. Он тоже думал о своей настоящей любви – женщине, которая сейчас, конечно, моет посуду после завтрака. О Беверли, на которой женат уже сорок пять лет. Хорошо, что она не пошла с ним и не видит это.

Раздумья обоих прервало появление Кейт. Она торопливо спускалась по лестнице на берег.

– Пап! – позвала она. Мужчины вздрогнули и резко повернули головы в ее сторону. – Папа! Я услышала лай Сэди и пришла проверить, все ли в порядке…

Подойдя ближе, она тоже замолчала. Бросила взгляд на безжизненное лицо женщины и рухнула на колени, заглушая ладонями рвущийся наружу беззвучный крик.

– Ничего страшного, дорогая. – Фред подбежал и обнял дочь. – Джонни прямо сейчас вызовет судмедэксперта. Да, Джон? Идем домой. Пусть шериф делает свою работу.

– Нет! – Вместо крика у Кейт получился шепот. Она вырвалась из отцовских объятий. Никто не успел ее остановить – она подбежала к утопленнице и начала рвать на ней рубашку. Когда Джонни с Фредом оттащили Кейти, все трое снова замерли.

– Господи Иисусе, – прошептал Джонни.

Кейт наконец обрела дар речи и пронзила утреннюю тишину таким громким воплем, что все живое в округе замолчало, прислушиваясь. Там, в складках одеяния покойницы, свернулся ребенок. Неподвижное крошечное тельце словно безмятежно спало, убаюканное в материнских объятиях.

Глава 2

Грейт-Бэй, 1889

В то утро, когда Адди Кассатт появилась на свет, туман так окутал деревья, дома и берег озера, что ее мать Мари не осмелилась отправиться к доктору в одиночку. Его кабинет находился неподалеку – Кассатты жили меньше чем в миле от главной улицы, но в то утро Мари не видела дальше порога. Она уставилась на плотную белую пелену, не зная, что предпринять. Дом ближайшего соседа исчез в тумане, а муж сейчас рыбачил на озере, невзирая на непогоду и деликатное положение жены. Некому помочь ей добраться до поселка или вызвать доктора. Она одна в доме и, как казалось Мари, одна на всем белом свете. Но лужица под ногами свидетельствовала, что ей недолго осталось пребывать в одиночестве: вот-вот появится младенец.

Муж Мари Маркус и его брат Джин были потомками тех, кто рыбачил в этих водах с незапамятных времен. Они не собирались пропускать целый день из-за какого-то там тумана (не говоря уж о беременности Мари). Большинство других местных рыбаков считали, что очень глупо со стороны Кассаттов выходить в такую погоду. Но Маркус и Джин знали, что рыбе нравится бархатистый туман. Братья не раз видели, как косяки высовывали морды на поверхность туманным утром, чтобы попробовать кисею на вкус.

Мари все это было неважно: она лежала одна в постели, ворочаясь и содрогаясь от боли – предвестницы скорого появления первенца. Поселок не так уж далеко, – твердила она себе после каждой схватки, когда боль слабела. Она изо дня в день ходила по этой грунтовой дороге со своими собаками и прекрасно знала каждый поворот. Разумеется, сможет сама добраться туда. Или хотя бы до соседского дома.

Давай, Мари. Просто небольшой туман. Встань. Позови на помощь. Ребенок на подходе.

Мари попыталась встать с постели, но боль усилилась. Она со стоном опустила голову обратно на подушку. Возникло ощущение, что она плывет. Как будто ее тело стало рекой, по которой ее ребенок, как по мосту, войдет в этот мир.

Все мысли улетучились. В окно спальни была видна только ослепительная белизна. Кто знает – может, она уже поглотила школу, магазин, почту и весь поселок. Осталось ли хоть что-нибудь? Уцелел ли мир? Мысли об этой белой плотной сущности, напоминающей живое существо, привели Мари в ужас. Она была уверена, что если рискнет выйти наружу, то туман собьет ее с пути, уведет в густой лес за поселком, и там она будет блуждать, пока не родится ребенок. Еще больше выбивал из колеи тот факт, что на заднем дворе Поляр и Люси лаяли на белизну.

Помоги мне, мама, – последняя здравая мысль, которая промелькнула в голове. А потом ее тело содрогнулось от схваток.

Чуть дальше вдоль берега соседка Мари, Руби Томпсон, собирала узелок. Она знала, что болван Маркус ушел на озеро, оставив жену одну-одинешеньку в такой день, когда ей вот-вот рожать. Нужно убедиться, что с Мари все в порядке, – и плевать на туман.

Руби завернула с собой свежеиспеченный пирог и вышла в белизну навстречу длинному ряду сосен между их домами. Она медленно, вслепую, двигалась на ощупь от дерева к дереву. Прогулка в тумане напомнила Руби зимний день из детства, когда она оказалась на улице в метель. Тогда несколько человек из их маленькой общины погибли, захваченные врасплох внезапной снежной бурей. Маленькая Руби возвращалась домой из школы, когда повалил снег. Тогда она, как и сегодня, пробиралась от дерева к дереву, пытаясь отыскать дорогу. И сейчас ее бил озноб от одной мысли о том дне, который не так уж сильно отличался от нынешнего. Наконец Руби добралась до дома Кассаттов и вздохнула с облегчением.

Она постучалась в дверь. Почему Мари не отвечает?

Господи Иисусе. Должно быть, рожает прямо сейчас.

Руби толкнула дверь – не заперто. И вошла.

– Мари! – позвала она. Ответа не последовало.

Где она? Где эти проклятые собаки?

Руби обошла дом комнату за комнатой – пусто. Она начала впадать в отчаяние. Что-то здесь не так. Когда женщина обнаружила, что ведущая на задний двор кухонная дверь открыта, то выбежала наружу, не обращая внимания на слепящий туман. Руби наизусть знала дорогу от кухни до берега озера и могла пройти ее с закрытыми глазами. А сейчас именно это и требовалось.

Руби поспешила вниз по тропинке, спотыкаясь о корни деревьев и камни – почему Маркус не расчистил как следует эту тропинку, ленивый придурок, – пока не добралась до озера. Дальше нескольких дюймов ничего не видно. В какую сторону идти? Она повернула налево и побежала вдоль берега, зовя подругу по имени.

Вскоре Мари выплыла из тумана почти у ног Руби. Она лежала на мелководье – то ли потеряла сознание, то ли уснула, то ли умерла. Платье обвилось вокруг ног. Ребенка нигде не видно.

На крики Руби сбежались все, кто был рядом. Первым – ее муж Томас, потом Отто и Бетси Лунд. К тому времени, как мужчины отнесли Мари обратно в дом, позволили Руби переодеть ее в сухую ночную рубашку и уложили в кровать, Мари вышла из оцепенения.

– Куда вы ее унесли? – плакала она в бреду. – Где мой ребенок?

Никто не спрашивал, зачем она пошла к озеру. Никто вообще ничего не говорил кроме «отдыхай, Мари», «тебе пришлось столько пережить» и «ну всё, всё».

Но такими словами материнское горе не унять. Взгляд Мари метался из стороны в сторону. Она вновь и вновь пыталась подняться с постели.

– Мое дитя, – повторяла она. Руби взяла мужа под руку и вывела наружу.

– Посмотри на заднем дворе, в озере – везде, где только можно, – прошептала она. – Ребенок где-то там. Не дай волкам добраться до него.

Нужно похоронить по-христиански, – подумала женщина, но вслух ничего не сказала. Где же доктор? Пусть даст Мари что-нибудь, чтобы она перестала кричать.

* * *

Маленький Джесс Стюарт не говорил ни родителям, ни кому-то еще, что в то утро он услышал зов, влекущий на берег озера. Такой ясный, словно кто-то по-настоящему звал его.

Лежа под своей кроватью, он устроил битву деревянных солдатиков, подаренных дядей на пятый день рождения. И услышал звук, который никогда раньше не слышал. Мальчик высунул голову из-под одеяла и прислушался. Звук напоминал пение, но без слов. И мелодия не походила ни на одну из знакомых песен. Это было что-то другое, особенное. Джесс никогда не слышал музыки прекраснее. Он положил голову на прохладный пол, закрыл глаза и позволил мелодии накрыть его с головой.

Звук лился в уши и выплескивался наружу, и в голове возникали картины. Мальчик представил, как плывет по озеру в лодке с красивой женщиной. Это была не его мать, но у нее были такие же длинные волосы, и она казалась такой доброй и любящей, что ему очень захотелось забраться к ней на колени и заснуть, как он делал совсем маленьким. Но теперь он уже большой мальчик – такое ребячество не для него. Джесс открыл глаза, бросил солдатиков в разгар битвы и подкрался к окну. Может, отсюда он увидит что-нибудь необычное. Хотелось понять, откуда исходит эта музыка.

Но Джесс не увидел ничего странного – только туман. Откуда доносится пение, неясно, но мальчику показалось, что источник где-то у озера. Что там? Кто там?

Джесс прокрался к задней двери, надел куртку и спустился с холма к озеру. Он не сказал матери, куда идет. Он знал, что она не выпустит его на улицу в такой туман, а ему предстоит серьезное расследование. Приблизившись к озеру, Джесс обнаружил, что туман не такой густой, как вокруг дома. Мальчик мог видеть на несколько футов, но только в сторону воды.

Какое-то время Джесс стоял и смотрел, пытаясь что-нибудь разглядеть. Как раз в этот момент какая-то темная фигура высунула голову из воды. Существо немного походило на бобра или выдру, только гораздо крупнее. Есть ли у него рога? Джесс не понимал. Он прищурился и присмотрелся внимательнее. Да, кажется, есть. А что это на спине – горб или шипы?

Джесс был зачарован. Он никогда не видел ничего подобного. Может, это морское чудовище?

Чем бы ни было это существо, оно смотрело в его сторону, подзывая. Джесс медленно двинулся навстречу, чтобы разглядеть получше. Их взгляды встретились. Поворотный момент в жизни маленького мальчика, который он не забудет никогда. Когда Джесс повзрослеет, он нередко станет рассказывать эту историю, выпив лишнего в местном баре и становясь предметом добродушных шуток и насмешек. Но ничьи насмешки не могли убедить Джесса, что он просто дурачок. Он точно знал, что именно увидел в тот день. Всю юность он часто сидел на берегу озера, зовя странное существо, но оно так и не вернулось. Это воспоминание преследовало его всю жизнь, а диковинная песня звенела в ушах, когда он просыпался глубокой ночью.

В юности Джесс рылся в книгах с описаниями местных животных в поисках сведений о существах, обитавших на этих берегах. Но ни в одном описании и ни на одной иллюстрации он не нашел никого хотя бы отдаленно похожего на увиденное в тот день. Как будто такого странного создания вообще не существовало на свете.

Если бы он обратил внимание на древние пиктограммы в прибрежных пещерах, которые начинались сразу за родительским домом, то обнаружил бы там изображение того самого загадочного существа, которое видел. Другие люди тоже встречали его – еще давным-давно. Эта находка могла бы подтолкнуть Джесса к дальнейшему изучению местных легенд и преданий. Он бы нашел историю о древнем волшебном существе, обитавшем в этих водах; о грозном духе, которого хорошо знали жившие здесь в древности народы. Говорят, что существо было воплощением самого озера и наделяло его воды способностью на свое усмотрение спасать или отнимать жизни тех, кто отваживался войти в него или обойти его вокруг. По легенде, это существо могло, когда захочет, принимать человеческий облик. В те давние времена местные знали, что озеро выбирает себе любимчиков, ради них каждый раз успокаивая бурю, и внезапно устраивает шторм, чтобы опрокинуть лодки других. Местные так уважали могущество существа и самого озера и так боялись, что, прежде чем сесть в свои каноэ, приносили дары в надежде успокоить, угодить и сделать путешествие безопасным.

Конечно, теперь люди не склонны к таким суевериям.

Они имеют привычку забывать прошлое, сосредоточившись на будущем.

Легенды и предания превратились в байки для развлечения гостей у камина после сытного ужина. Старые верования исчезли с наступлением новой эпохи, но духи из этих легенд никуда не исчезли и по-прежнему занимались своим важным делом в ожидании, что кто-нибудь снова поверит в них.

В тот туманный день маленький Джесс Стюарт стоял на берегу и смотрел на странное животное, которое открыло пасть и запело. Как раз в это мгновение что-то заставило мальчика оглянуться, и он увидел собак. Поляр и Люси – аляскинские маламуты Кассаттов. Они уставились на воду – точнее, на что-то в воде. Этим «чем-то» была Адди, но тогда Джесс не знал ее имени. Он увидел просто младенца, плавающего на мелководье между двумя валунами. Когда мальчик обернулся, странное животное исчезло. Пение стихло. Остался только плавающий в воде ребенок.

Джесс знал, что ему, пятилетнему, не справиться одному, и позвал родителей:

– Мам! Пап! Идите скорее!

Фил Стюарт высунул голову из двери черного хода. В отличие от придурка Маркуса он в тот день остался дома, как и любой разумный рыбак.

– Джесс, домой! – крикнул мальчику отец.

– Но там малыш…

– Домой, кому говорят!

Джесс услышал, как дверь захлопнулась. Конечно, ему не поверили. Родители никогда не верят детям, когда те пытаются рассказать что-то важное. Джесс вскарабкался на пригорок – обратно к дому, чтобы попробовать еще раз:

– Там в озере малыш.

Дело срочное. На глаза мальчика навернулись слезы. Это, как он и рассчитывал, привлекло внимание родителей.

– О чем ты, дорогой? Какой еще малыш?

Его мать Дженни отложила вышивание и посмотрела сыну в глаза.

– Человеческий, – всхлипнул Джесс, отчаянно жестикулируя в сторону берега. – Вам нужно идти туда прямо сейчас.

Дженни с Филом беспокойно переглянулись. Человеческий малыш? Фил покачал головой и снова уткнулся в газету. Но Дженни вспомнила, что Мари Кассатт скоро рожать. От этой мысли все тело Дженни затряслось и загудело от ужаса, который накатывает, когда кто-то появился с очень плохими известиями, но еще не сказал ни слова. Она вскочила так быстро, что уронила стул, вылетела за дверь и помчалась к озеру. Муж и сын бросились за ней.

Ни Дженни, ни Фил не ожидали и в самом деле обнаружить в воде живого младенца, тем более спокойно плавающего, засунув себе ручонку в рот. А вот Джесс знал, что все будет именно так, – как и до его ухода.

– Будь я проклят, – пробормотал Фил.

– Беги, – велела Дженни сыну, доставая младенца из воды и заворачивая в свою шаль. – Беги по берегу к Кассаттам. Скажи им, что мы сейчас придем.

Женщина не была уверена, что это ребенок Мари, но, скорее всего, так и есть. Она также не представляла, как и почему младенец оказался в озере. Неужели Мари пыталась утопить дочку? Нет, не может быть. Дженни знала, с каким нетерпением Кассатты ждали первенца. Не пострадала ли сама Мари?

Фил перочинным ножом перерезал пуповину девочки, а Дженни перевязала ее, и плаценту унесло волной. Затем супруги сквозь туман поспешили по берегу к дому Кассаттов. Когда они подошли, Фил распахнул дверь перед Дженни с младенцем на руках. Соседи, все еще толкущиеся вокруг Мари, дружно заахали.

– Народ, вы не поверите! – Такого волнения в голосе Фила еще никто никогда не слышал. Мари молча выпрямилась в постели, округлив глаза и не осмеливаясь даже вздохнуть, когда Дженни положила младенца ей на руки.

Фил уселся на стул с прямой спинкой и покачал головой:

– Девочка плавала в озере неподалеку от нашего дома. Ее нашел Джесс. Когда он крикнул нам, что на берегу ребенок, мы с Дженни подумали, что он просто бредит. Но он поднял такой шум, что мы пошли взглянуть. И там на самом деле оказался ребенок. Чистая, как стеклышко, спокойная, как моллюск, и так ловко плавала в воде, словно там родилась. Хотя да, наверное, там она и родилась.

Соседи увлеченно ловили каждое слово, но Мари почти не слушала Фила. Она смотрела в фиалковые глаза дочери и благодарила озеро за то, что оно спасло жизнь ее ребенку. Самой следовало догадаться, что дочь именно там.

Джесс Стюарт, стоящий за спиной матери, был благодарен озеру или этому странному существу за то, что кто-то из них подарил ему ребенка. Именно так его пятилетний ум истолковал события этого дня. Все просто: его позвали на берег озера в туман, чтобы вручить подарок. Он избран спасти девочку и теперь отвечает за нее. Мальчик не сказал об этом ни своим, ни ее родителям. Им незачем знать.

Следующие несколько лет Джесс наблюдал, как подрастает малышка Аделаида – или Адди, как ее все называли. Смотрел, как мать везла девочку по поселку в детской коляске. Как Поляр и Люси катали ее зимой на санках. Как Адди делает первые шаги. Как она играла на заднем дворе, пока он шел в школу. К тому времени она тоже начала наблюдать за ним.

Глава 3

Кейт открыла глаза и обнаружила себя в спальне. Свежий утренний свет струился в чуть приоткрытое и полуприкрытое белой кружевной занавеской окно с шестью створками. Лежа в кровати, Кейт смотрела, как занавеска медленно, осторожно заколыхалась на ветру. Зрелище танцующей и раскачивающейся, вздымающейся то тут, то там занавески завораживало.

Кейт обвела взглядом комнату. Темный туалетный столик со скамеечкой, двумя выдвижными ящиками и овальным зеркалом. На столике серебристая расческа и карманное зеркальце.

Всегда хотелось иметь такую расческу, – подумала она.

Кейт хотела подойти к зеркалу и посмотреться в него, но не смогла: что-то удержало ее. Вместо этого она уютно устроилась под двумя одеялами – красным и пушисто-белым. И ощутила такое умиротворение, которого не испытывала в последнее время, если вообще когда-нибудь испытывала.

Такое приятное чувство.

Комната была в основном белая. Крашеные белые деревянные стены, белый потолок. Широкие половицы из темного дерева. Цветастый коврик, сплетенный из старого тряпья. Рядом с Кейт стоял маленький прикроватный столик с коллекцией мелких камушков, тонкой книгой в твердом переплете, кувшином с водой и стаканом.

Вокруг витал запах сирени.

– Как поживает моя красавица-жена?

Звук мужского голоса, который она никогда раньше не слышала, но почему-то хорошо ей знакомого, прервал раздумья Кейт.

Она подняла глаза и увидела в дверях мужчину. Он держал большую вазу с фиолетовой и белой сиренью – любимыми цветами Кейт. Такие ароматные, такие нежные и такие недолговечные.

Мужчина был высоким, темноволосым и темноглазым. Боже мой, он так красив. Она никогда раньше не видела его лица, но мужчина казался хорошо знакомым. Кейт одновременно увидела в нем маленького мальчика, подростка, юношу и взрослого. Все лица этого человека в разном возрасте пронеслись перед ней в один миг, словно она знала его всю жизнь.

– Ваша жена счастлива открыть глаза и увидеть своего красавца-мужа, – раздался голос. Кейт поняла, что это отвечает она сама, хотя голос был не ее. К тому же она не собиралась говорить ничего подобного.

Что происходит? – подумала Кейт откуда-то из глубины сознания. – Где я? Где Кейт? Я все еще здесь?

Ей показалось, что она теряет себя, погружаясь в чью-то чужую душу и в то же время улыбаясь этому мужчине.

– Посмотри-ка, что расцвело, – улыбнулся он в ответ, протягивая вазу. Поставил на туалетный столик и нырнул в постель к Кейт.

Кейт почувствовала близость его тела. Его запах… «Мыло слоновой кости» [2]?

– В это прекрасное утро я решил сорвать немного цветов для моей жены, – пробормотал он ей в ухо.

Жены? – это слово резануло слух Кейт.

– Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, дорогая моя девочка.

– Это очень кстати, – услышала Кейт свой радостный смех. – Учитывая, как сильно я люблю тебя, ты должен быть совершенно очарован мной – на меньшее я не согласна.

Мужчина перекатился на бок и подпер голову рукой. Необычайно красивое лицо. Смуглая кожа. Темные глаза, сияющие внутренним светом.

Что ж, все не так плохо, – подумала Кейт.

– Чем займемся сегодня? – спросил он. – Утро быстро проходит, пока моя ленивая девочка спит. У нас впереди целая суббота и никаких планов. Не хочешь прокатиться на лодке?

– Может, позже, – улыбнулась Кейт. – А пока хочу просто полежать еще немного рядом с мужчиной, который принес мне цветы.

– Ты всегда такая разумная девочка. – Он обнял ее.

Кейт закрыла глаза, уткнулась лицом ему в шею и внезапно ощутила прилив любви, которой никогда не испытывала.

Где-то в самой глубине души Кейт плакала. Такого у нее не было никогда и ни с кем – даже с Кевином, даже в самом начале их отношений. Она никогда не испытывала такой любви – как во сне.

Вот что такое настоящий рай, – подумала она. – Вот что значит найти свою половинку.

Она открыла глаза и обнаружила, что находится одна в белой комнате. Встала с кровати и подошла к зеркалу. На нее уставилось странное отражение – лицо другой женщины. И все же оно казалось знакомым. Кейт провела рукой по длинной гриве темно-каштановых волос, спутанных и растрепанных со сна. Посмотрела в фиалковые глаза отражения и коснулась ленты на вороте белой ночнушки. Где она видела это раньше?..

Глаза Кейт распахнулись, и она резко села в постели. Опять тот же сон. Он повторялся уже три недели, в первый раз – сразу после вечеринки в честь ее дня рождения.

Ей не хотелось сейчас вспоминать о том вечере. Вместо этого она потянулась, выглянула в окно и заметила, что солнце высоко в небе.

Уже полдень? Что я делаю в кровати?

Окончательно придя в себя, Кейт вспомнила труп на берегу.

Мне снилась мертвая женщина, которую только что выбросило на берег возле дома моих родителей.

Кейт закрыла глаза, вздрогнула и зарылась лицом в подушки. Как будто вернулась в детство, когда достаточно закрыть глаза, чтобы забыть о самых болезненных воспоминаниях. И услышала доносящиеся с кухни голоса. Это ее родители, Фред и Беверли, и Джонни Страттон.

Женщина натянула через голову толстовку и прошла по коридору на кухню, щурясь от яркого дневного света.

– А вот и моя Кейт, – обрадовался Фред, когда дочь уселась за стол.

– Что, черт побери, произошло? – Кейт кашлянула в рукав.

– Дорогая, ты упала в обморок прямо на берегу.

– Но я же только что проснулась в кровати, – Кейт озадаченно нахмурилась. – Как же так?..

– Мы с Джонни отнесли тебя в дом.

– Вы тащили меня по этим шатким лестницам? – Она ахнула и прикрыла рот ладонью.

– Ничего страшного, ты не слишком тяжелая даже для такого старика, как я, – улыбнулся отец.

– Тем более что тащил в основном я, – вставил Джонни. Послышались смешки. Кейт показалось, что у всех удивительно хорошее настроение, учитывая недавнюю находку – мертвое тело. Даже два мертвых тела. Но затем за столом повисло неловкое молчание, и женщина поняла: вся эта веселость наигранная.

– Значит, все это время я провалялась в отключке? – Кейт попыталась вспомнить, что произошло, но тщетно.

Джонни с Фредом переглянулись.

– Когда мы принесли тебя домой, ты… можно сказать, бредила, – объяснил Фред. – Бормотала всякую чушь. Мать решила, что тебе лучше отдохнуть в постели.

– И давно это было? – Кейт посмотрела на часы над плитой.

Джонни прокашлялся:

– Где-то час назад.

– И вы все еще здесь?

– Дорогая, – Беверли налила Кейт чашку кофе, – Джонни собирается задать тебе несколько вопросов насчет утренней находки на берегу.

Кейт сделала большой глоток, стараясь унять дрожь в руках:

– Что за вопросы?

– Похоже, ты узнала ее, – медленно произнес Джонни. – Но это еще не все. Ты, кажется, знала, что у нее ребенок. Никто из нас не заметил его, пока ты не разодрала ее одежду.

Шериф ждал ответа на свой незаданный вопрос. Кейт посмотрела на него, на родителей, но промолчала.

– Кейт, ты что-то знаешь? – наконец продолжил Джонни. – Ты имеешь к этому какое-то отношение?

Он почесал в затылке и заерзал на стуле.

Кейт оглядела комнату, посмотрела на тех, кого знала всю свою жизнь. Они, как и все в городе, знали: в последнее время ей пришлось нелегко. Она вернулась в родительский дом, потому что у Кевина – ее мужа, с которым она прожила пять лет, – случился роман на стороне. С женщиной гораздо моложе, работающей вместе с ними в редакции газеты. Кейт стошнило бы от такой банальности, если бы эта банальность не разрушила ее мир.

Она бросила Кевина, их общий дом и все, что в нем – за исключением любимого аляскинского маламута, – и вернулась к родителям, чтобы собраться с силами и начать новую жизнь. Об этой грязной истории узнали все. Все слышали – своими или чужими ушами – о громкой ссоре между Кейт, Кевином и его любовницей Валери в баре «Джекпайн» на вечеринке по случаю дня рождения Кейт. После такого события жернова городской мельницы сплетен исправно крутились несколько месяцев.

О чем сейчас спросил ее Джонни?

– Прошу прощения, Джон… Что?

– Я спросил, знаешь ли ты хоть что-нибудь, – ответил Джонни так мягко, что сердце Кейт дрогнуло.

Что она могла ответить? Не могла же она сказать шерифу, что ей снилась женщина, которую выбросило на берег, – это прозвучало бы как признание в сумасшествии. И конечно, Кейт не собиралась рассказывать о том, что произошло на берегу на самом деле: как она смотрела на утопленницу и видела себя. Такое чувство, словно она наткнулась на собственный труп и, что еще ужаснее, на труп своего ребенка.

Она не собиралась рассказывать им, что чуть не умерла от горя при виде милого, тихого, безжизненного младенческого личика. Если бы она не упала в обморок, то наверняка выхватила бы ребенка из рук мертвой женщины и прижала к груди, как любая мать. Нет, лучше никому об этом не говорить.

Но Кейт должна была что-то ответить. Все трое сидели, смотрели на нее и ждали. Она открыла рот и снова закрыла.

– Послушайте, буду с вами предельно честен, – сказал Джонни. – Штрафы за нарушение правил дорожного движения, аресты за вождение в пьяном виде, мелкие правонарушения – на такое я могу закрыть глаза. Но мертвые женщина и ребенок – это совсем другое.

– Джон, ты не можешь всерьез намекать, будто Кейти замешана в этом, – вмешалась Беверли, к большому облегчению дочери.

Теперь у нее есть минутка, чтобы подумать. Какое-то сумасшествие. Как она объяснит, что искала на берегу ребенка, о существовании которого не должна знать?

– Я ни на что не намекаю, – ответил Джонни, пристально наблюдая за Кейт. – Но ты буквально набросилась на утопленницу. Нам пришлось оттаскивать тебя от нее до того, как ты потеряла сознание. Кейт, мои люди займутся расследованием. Если мне нужно знать еще что-то, будет лучше, если я узнаю прямо сейчас. Я на твоей стороне, дорогая. Если ты как-то причастна к этому, если знаешь женщину или видела ее раньше, расскажи мне.

Чтобы все прояснить, – продолжал Джонни. – Ты не даешь здесь официальных показаний. Мы просто старые друзья, которые беседуют на кухне за чашечкой кофе. Ничего из сказанного не будет использовано против тебя. И если тебе что-нибудь известно, говори сейчас. Не хотелось бы узнать неожиданные подробности через несколько дней или даже недель. Но если хочешь связаться с адвокатом, можем сделать все по закону.

Кейт наконец обрела дар речи:

– Мне не нужен адвокат. Если бы я могла вам чем-нибудь помочь, я бы помогла. Но я правда не знаю ничего, кроме того, что видели мы все. Я была дома, разгадывала кроссворд. И услышала, как залаяла Сэди. Я знала, что папа взял ее утром с собой, и забеспокоилась. Сэди не лает без причины. Поэтому я спустилась на берег посмотреть, все ли в порядке.

Фред улыбнулся дочери.

– И тогда ты увидела утопленницу в первый раз? – поторопил ее Джон.

– Да, в первый раз, – запнулась Кейт. – Раньше никогда ее не видела.

Ложь словно обожгла ей губы.

– А что насчет младенца? – Джонни отхлебнул кофе.

– Не могу толком объяснить. – Кейт покачала головой. – Просто ее рука под подолом выглядела как-то странно. Я увидела… Я заметила… Точно не знаю. Может, выпуклость или что-то в этом роде. Я очень расстроилась. Наверное, интуиция. Я действовала инстинктивно. У меня возникло ощущение, что там есть кто-то еще. Не могу объяснить почему.

По большей части это было правдой. Кейт посмотрела на остальных. Все трое сочувственно покивали ей.

– Вот и все, – закончила она.

Джонни поставил чашку с кофе на стол – словно поставил точку.

– Пока оставим все как есть, – обратился он к Кейт. – Но у меня мертвые женщина и ребенок, которых уже везут в морг, и моя работа – выяснить, кто они и что с ними случилось. Просто чтобы вы знали: мне понадобятся официальные показания от вас обоих – и Кейт, и Фреда, но не прямо сейчас. Сегодня вам и так пришлось нелегко.

– Спасибо, Джон, – Фред похлопал старого друга по спине.

Жизнь в маленьком городке, где вырос и ты сам, и твои родители, и бабушка с дедушкой, имеет свои плюсы, – подумал он.

Фред и Джонни выросли вместе, играли в одной команде Малой бейсбольной лиги, соперничали из-за девочек в средней школе. Живи они в большом городе, Кейт наверняка отвезли бы в полицейский участок и допросили из-за ее странного поведения утром на берегу. Как положено.

– Ладно. Пора в участок – выяснить, не опознали ли труп. Не припомню сообщений о пропавших без вести женщинах и детях в округе, но мы не знаем, откуда она.

Мать Кейт протянула руку через стол и сжала ладонь дочери.

– И еще, Кейт, – обернулся Джонни уже на пороге, – само собой, не уезжай из города.

– То есть у меня проблемы? – Кейт встала. – Серьезно, Джон, это просто безумие какое-то. Я упала в обморок при виде трупа и из-за этого теперь не могу уехать из города?

– У тебя нет проблем, – ответил шериф. – Но нам скоро понадобятся твои показания. Если уедешь, следователям это не понравится.

– Но я собиралась на несколько дней в Уортон. – Кейт имела в виду небольшой туристический городок примерно в пятидесяти милях ниже по берегу. – Теперь мне туда нельзя?

– Возьмешь с собой сотовый? – спросил Джонни. Она кивнула. – Тогда можно. Главное, чтобы я знал, где ты.

Кейт отодвинула стул, попрощалась с шерифом и вышла на веранду. Ее гигантский маламут по кличке Аляска следовал за ней по пятам.

– Давай, девочка, – позвала Кейт собаку. – Пойдем прогуляемся.

Они спустились по лестнице на берег.

Забудь об этом. Все закончилось.

Кейт остановилась и уставилась на то место, где они нашли тело, вспоминая вцепившуюся в берег женскую руку. Легкую улыбку на лице утопленницы. Ее ребенка.

Аляска завыла, царапая когтями мокрый песок и увлекая Кейт дальше по берегу к разным интересным штучкам.

* * *

Возвращаясь в участок, Джонни Страттон чувствовал, как сердце бешено колотится в груди. По закону Кейт Грейнджер должна сейчас оказаться на заднем сиденье его патрульной машины. Будь на ее месте кто-нибудь из другой семьи, происшествие на берегу стало бы веской причиной, чтобы как минимум задержать и допросить. Джонни покачал головой. Он слишком много знал. Знал, что Кейт недавно ушла от мужа из-за его измены. Новость облетела весь город. И знал от ее отца, насколько рассеянной, расстроенной и отстраненной была Кейт в последние недели.

А теперь еще эти трупы – молодая красивая женщина и новорожденный… У Джонни едва получалось сформулировать мысли, мелькавшие где-то на самом краешке сознания. Только не Кейт Грейнджер. Он был на ее крестинах. На первом причастии. На свадьбе. Он знал ее отца всю жизнь. Есть ли хоть какая-то вероятность того, что она замешана в этом жутком преступлении? От одной мысли у Джонни во рту появился горький привкус, напоминающий кровь.

Он достал сотовый и набрал номер:

– Доставь в участок Кевина Брэдфорда. Я хочу выяснить, опознает ли этот ублюдок трупы. Нет, я не поверю ему на слово. Нужен детектор лжи. И еще образец его ДНК, чтобы сравнить с ДНК ребенка. Мне наплевать, Говард. Я хочу, чтобы он добровольно прошел эти процедуры. Никакого ордера, никаких адвокатов – ничего такого. Ты понял меня?

Джонни выключил телефон и швырнул на сиденье машины. Он не собирался тратить время на выяснение, замешана в этом дочь его лучшего друга или нет.

Глава 4

Пока Джонни допрашивал уже почти бывшего мужа Кейт, сама Кейт опустила весло в воду и забралась в легкую лодку, стараясь не наступить на тонкое, как бумага, дно. Когда начались проблемы с Кевином, она одно время занялась пробежками, пытаясь сбросить двадцать с лишним фунтов, которые набрала со времен свадьбы, – как будто новое, стройное тело могло решить все проблемы. Но бег приносил удовольствие, только когда она останавливалась. Тогда Кейт занялась греблей, и все стало наоборот – каждый рывок, каждый толчок доставлял потрясающие ощущения. Она не могла насытиться скольжением по водному зеркалу, рывками и толчками продвигаясь вперед. Иногда проводила в уединенной бухте по два-три часа, пока тело попросту не изнемогало. Гребля давала незнакомое ощущение силы и контроля над собой. Не говоря уже о том, что помогала сбросить те самые лишние двадцать фунтов.

А еще это было общением с озером – один на один в низко посаженной лодочке. Кейт нравилась такая близость к воде. Похожее ощущение возникало при плавании на байдарке, но байдарка изматывала, а гребля на лодке – почти медитация. В это время мысли Кейт не перескакивали с последних сплетен о знаменитостях на навязчивую песенку или на особенно жестокую фразу, брошенную на прощание любимым человеком. Кейт приходилось сосредоточиться на самом процессе движения, иначе она оказалась бы лицом в воде. Этот завораживающий ритм – рывок, гребок, толчок – и так снова и снова – освобождал ее ум от посторонних мыслей и убаюкивал ощущением покоя. Сегодня покой ей особенно нужен.

Она сунула босые ноги в привинченные к опорной доске ботинки, опустила весла в воду и оттолкнулась одним из них от причала.

Ноги согнуты, руки вытянуты, весла отведены как можно дальше, лопасти готовы войти в воду под нужным углом. Какое-то время Кейт сидела неподвижно, чувствуя, как лодка колышется и покачивается, дыша в такт сердцебиению воды. Когда она и озеро задышали в унисон, Кейт нашла точку идеального равновесия. Затем резко оттолкнулась ногами, одновременно подтягивая весла к груди, и, ударив лопастями по водной поверхности, вернулась в исходное положение. И снова, и снова. Ритмичность, монотонность движений, чувство единения с озером гипнотизировали ее.

Воспоминания об утренних событиях уносились прочь по водной глади. Теперь она не боялась, потому что здесь, на озере, как и всегда, чувствовала себя в большей безопасности. Она заметила оленя, пробиравшегося к берегу, чтобы напиться. Кейт надеялась, что, проплывая мимо, не слишком его напугает. Кажется, он не заметил ее. Гребя, Кейт каждый раз видела диких животных – еще и поэтому она обожала этот вид спорта. Добравшись до края бухты – туда, где вода стекала в озерные просторы, – женщина на мгновение остановилась перевести дыхание, прежде чем развернуть лодку неуклюжим круговым движением весла. Это движение всегда напоминало ей трепыхание перевернутого на спину краба.

Кейт снова подняла весла, теперь более медленно и ритмично. Она не торопилась возвращаться на причал, ей нравилось быть среди воды в такой яркий голубой день. Но вдруг погода загадочным образом переменилась, как часто случалось на этом озере. Из воды начал подниматься мягкий туман. Он оседал прямо над поверхностью, словно облако, отчего пейзаж казался жутковатым. Пара крякв материализовалась из тумана и поплыла к Кейт. Остров где-то вдалеке словно парил всего в нескольких дюймах над водной гладью.

Она посмотрела вниз и уставилась в воду сквозь туман. От собственного размытого отражения захватывало дух. Темноволосая Кейт… Когда весло скользнуло по поверхности воды, женщина заметила что-то внизу – а может, показалось. Она резко остановила лодку. Что-то всплывало на поверхность, словно ныряльщик из глубины. Рыба? Кейт перегнулась через борт и прищурилась, чтобы лучше рассмотреть. И ахнула, узнав в собственном отражении лицо той мертвой женщины. Их лица выглядели единым целым – только у Кейт глаза открыты, а у незнакомки закрыты. Кейт уставилась в воду: два лица слились в одно.

А потом фиалковые глаза отражения распахнулись, сверля Кейт пристальным взглядом. Рот утопленницы шевелился, как будто она пыталась что-то сказать. Это зрелище так поразило Кейт, что она ахнула, потеряла равновесие, упала лицом вперед и глотнула озерной воды.

* * *

На другом конце города Джонни Страттон беседовал с судмедэкспертом Джанет Грин.

– Значит, утонула? – спросил он.

Джанет кивнула:

– Но это не все. На спине несколько ножевых ранений. Полагаю, кто-то ударил ее ножом и столкнул в воду или она сама упала туда перед смертью.

– Выходит, если бы не упала в воду…

– …то истекла бы кровью без медицинской помощи. Несомненно, ее убили. И есть еще кое-что.

– И что же?

– Она недавно родила.

– А ребенок?

Джанет вздохнула. С детьми тяжелее всего: требовалось много месяцев, чтобы забыть их лица. А то и дольше.

– В легких нет воды. Ребенок не утонул. Никаких физических повреждений на теле нет.

– То есть родился мертвым или умер вскоре после родов?

– Пока что точно сказать не могу. Хотя если рожаешь мертвого ребенка, зачем его одевать? На девочке была распашонка.

Глава 5

Грейт-Бэй, 1894

Мари не объяснила никому из соседей, почему спустилась в тот день к озеру перед родами. Решила, что лучше не рассказывать о странной музыке, которую тогда услышала и которая выманила ее на берег. И конечно, не поделилась ни с кем, что само озеро заговорило с ней, пообещав, что только оно сможет уберечь ее ребенка в своих водных объятиях, защитить от страшного тумана. Туман заберет твое дитя, – говорило ей озеро. – Унесет девочку прочь. Когда туман рассеется и солнце снова засияет на берегу, она исчезнет навсегда.

Мари никому не рассказала, как прислушалась к зову озера и подкралась к кромке воды. Как вошла в воду. Вода оказалась теплой и бархатистой, несмотря на холодный воздух, и это успокоило Мари. Поэтому она ступила на мелководье, заходя все дальше и дальше, пока не оказалась по пояс в Великом озере [3]. Тогда она легла на спину и поплыла в его объятия. Ее ребенок легко проскользнул в этот мир, как блестящая розовая рыбка.

А потом Мари очнулась в своей постели. Сначала она подумала, что это был сон, пока не увидела столпившихся вокруг обеспокоенных людей, которые всячески ее утешали.

Мари часто ловила себя на том, что вновь и вновь вспоминает давнее семейное предание, которое в детстве рассказывала бабушка, – истории про озеро, духов, проклятия и любовь. Могли они оказаться правдой?

Нет, – сказала себе женщина в то утро и покачала головой, отгоняя эти мысли. После смерти бабушки – Мари тогда была еще маленькой – мать вообще запретила вспоминать старые россказни, и девочка подчинилась. Она росла, истории постепенно стирались из памяти и в конце концов почти забылись.

Но когда у нее стала подрастать собственная дочь, эти воспоминания не давали Мари покоя. Постепенно она снова начала верить в то, что отвергла много лет назад. Каждый раз, когда она видела Адди в воде, старые истории подступали все ближе. Мари не могла отрицать очевидное: едва дочка научилась передвигаться самостоятельно, она ползла, ковыляла, бежала, спотыкаясь, к озеру. Всякий раз, когда Мари оборачивалась и обнаруживала, что Адди нет, она точно знала, где ее искать. Однажды ветреным ноябрьским днем, когда Адди было не больше трех, Мари завернулась в шаль и в который раз спустилась к берегу озера, чтобы забрать своенравную дочь. Она ожидала застать девочку за излюбленным занятием – игрой у кромки воды. Но на этот раз Адди почти целиком погрузилась в темные грозные волны. Белые гребни поднимались над ее головой и опадали в такт порывам ветра.

В ноябре озеро, непредсказуемое и свирепое даже в самые благоприятные дни, превращалось в настоящее кладбище для несчастных рыбаков, отваживавшихся выходить в его воды. Говорили, что в ноябре озеро становилось коварным и смертоносным. В безмятежную и спокойную с виду погоду его зеркальные воды манили к отплытию. И все же в любой момент оно было готово поднять чудовищные штормы с ветром, мокрым снегом и градом, которые хватали и пожирали даже самые большие суда, опрометчиво покинувшие безопасную гавань. И действительно, в этот смертельный месяц несколько огромных стальных танкеров в одно мгновение оказались на дне со всем экипажем.

В тот ноябрьский день Мари сорвала с себя шаль и бросилась в волны навстречу дочери.

– Адди! – воскликнула она, подхватывая девочку на руки. – Ты же утонешь! О чем ты только думала?

– Мам, я же просто играла, – прощебетала Адди, явно не понимая, из-за чего такой шум. Вернувшись на берег, Мари закутала крошку-дочь в шаль и ощутила, что тельце девочки излучает тепло. Как будто она сидела в горячей ванне.

Мари поспешила вверх по холму к дому с ребенком на руках, надеясь, что соседи не заметили этого странного зрелища. Богобоязненные горожане не отличались терпимостью к тем, кто на них непохож, – а особенно ко всяким странным потусторонним вещам. Впрочем, ее соседи, конечно, никогда бы не отвернулись от Мари и ее семьи, как люди когда-то отвернулись от бабушки, когда Мари была еще маленькой. Прошлое не повторится. Точно не здесь.

Но осторожность не помешает. Мари делала все, чтобы скрыть странности Адди. Было очевидно, что девочка любила плескаться и плавать в воде в любую погоду, – это заметил бы даже слепой. Пока другие купальщики даже в самые жаркие августовские дни вопили, что холодная вода обжигает кожу, в том месте, где плавала Адди, озеро всегда было шелковистым и теплым. Девочка плавала на спине и наблюдала, как люди собирались с духом на берегу, бросались в волны и, хохоча, выпрыгивали на поверхность. С точки зрения Адди, они были просто сумасшедшими, потому что вели себя очень странно. А горожане качали головами, не зная, что и думать об этой девочке.

Но Мари каждый раз отшучивалась.

– Моя Адди обожает воду, – качала головой женщина. – Это и неудивительно, раз она родилась в воде, правда?

По мнению жителей Грейт-Бэя, это было логично. Они считали, что иммунитет Адди к холодной воде как-то связан с обстоятельствами ее рождения. Никто из них не задумывался, как такое вообще возможно.

И никто не задумывался, почему в сетях у Маркуса, мужа Мари, всегда оказывался самый крупный улов, почему рыбные косяки словно сами тянулись к нему и почему он никогда не оказывался на волоске от смерти, хотя другие каждый день рисковали жизнью и здоровьем. Все просто считали Маркуса превосходным рыбаком и прирожденным моряком. Мари тоже так считала – пока не родила Адди и не вспомнила старые предания.

Когда Адди было пять лет, к ним заглянул Джесс Стюарт. Адди играла на заднем дворе под выстиранными белыми простынями, развешанными матерью на веревке. Ей нравился их запах: от них веяло озерной свежестью. Десятилетний Джесс приподнял одну из простыней и посмотрел на девочку, сидящую под лучами летнего солнца.

– Я ждала тебя, – сказала Адди. Это был их первый разговор.

– Знаю, – ответил мальчик. – Я тоже тебя ждал. Пойдем порыбачим?

Девочка встала и взяла его за руку. Их ладони соприкоснулись, и маленькая Адди поняла, что проведет с этим мальчиком всю жизнь. Когда их пальцы впервые переплелись, показалось, что прошли годы, – целая жизнь промелькнула у нее перед глазами. В одно мгновение Адди увидела будущее – так у некоторых проносится вся жизнь в момент смерти. Она увидела велосипед, письма на столике в своей комнате, свадьбу среди снега. Увидела их сплетенные руки. Почувствовала любовь. Увидела ребенка в слезах. Услышала строгий предостерегающий женский голос. Увидела кричащих мужчин и услышала выстрел, который отозвался эхом в глубине души. А потом увидела озеро – большое, внушительное, успокаивающее. Девочка не знала, что и думать, ведь ей всего пять. Все произошло слишком быстро, в один миг.

И все. День снова стал обычным. Цикады стрекотали, как и раньше, солнце светило так же, небо было прежнего цвета – голубое, как яйцо малиновки. Но когда она посмотрела в глаза Джессу Стюарту, а он взглянул на нее в ответ, Адди поняла: что-то изменилось. Ведь они уже прожили вместе целую жизнь.

Хотя Адди тогда этого не знала и никогда не узнала, Джесс почувствовал то же самое – в тот миг, когда они впервые взялись за руки. Но перед его глазами пронеслись куда более тревожные картины, чем те, которые увидела маленькая девочка. Он выбросил их из головы и повел Адди в жизнь, уготованную им судьбой.

Мари заметила, что происходит между двумя детьми, и ничуть не удивилась, когда в первое школьное утро Адди открыла дверь и обнаружила там Джесса Стюарта – умытого и готового к торжественному дню. Его всегда непослушные волосы были аккуратно причесаны.

– Я решил проводить Адди в школу, – заявил мальчик. – Помогу ей освоиться, объясню, что к чему. А после уроков приведу домой.

Мари скрестила руки на груди, прищурилась и смерила мальчика взглядом с головы до ног.

– Все будет хорошо, миссис Кассатт, – заверил Джесс. – Я присмотрю за ней.

Мари вспомнила утро рождения Адди: именно Джесс тогда нашел ее. Она кивнула, понимая, что бессильна перед маховиком судьбы, запущенным в тот день пять лет назад [4].

– Только после школы сразу домой, слышишь? – предупредила его Мари, погрозив пальцем. – Я не хочу волноваться за вас.

Но, наблюдая, как ее дочь идет по дорожке рука об руку с Джессом Стюартом, Мари поняла: ей нечего бояться.

И тогда она вспомнила про книгу.

Глава 6

Когда Кейт и Аляска добрались до Уортона – крошечного портового городка в часе езды по побережью от ее дома, уже наступила ночь. Уортон, известный в первую очередь своеобразной атмосферой в духе Новой Англии и потрясающими видами на прибрежные острова, являлся пристанищем для дорогих яхт, небольших картинных галерей с работами местных мастеров, изысканных ресторанчиков и разных семейных предприятий – вроде лавочек с мороженым или копченой рыбой, придававших городку особый шарм. Из всех приозерных мест именно Уортон стал туристической Меккой. Но Кейт он нравился совсем не поэтому. Для нее и многих других местных жителей, знавших его историю, Уортон был волшебным местом.

Его основали в глуши, вдали от других поселений в 1700-х годах, когда охотники за пушниной, миссионеры, исследователи, а потом и солидные бизнесмены по достоинству оценили удивительно мягкий здешний климат и теплые ветра. Улица за улицей застраивались величественными особняками с огромными верандами, ухоженными газонами и цветущими садами. Хотя в этих суровых северных краях большую часть года стояла зима, в Уортоне было так тепло, что росли магнолии.

Одни ученые предполагали, что такое аномальное тепло связано со скалистыми грядами, окружавшими город с трех сторон. Другие утверждали, что все это из-за прибрежных островов, защищавших Уортон от ледяных ветров со стороны озера. Легенды гласили, что такой климат – благословение, дарованное Уортону духом самого озера, потому что именно здесь он нашел свою настоящую любовь столетия назад. Но в наше время люди не слишком задумываются о всякой мифической чепухе. Климат теплый – ну и хорошо. Именно он привлекал туристов.

Многие большие старинные здания Уортона превратились в отели по системе «постель – завтрак». Они обслуживали туристов, которые приезжали купить картины местных художников, прокатиться на байдарках или на пароме к островам или отправиться в высеченные в скалистых утесах «морские пещеры». Или просто побродить по городу рука об руку с любимой, восхищаясь очаровательной романтикой глуши. Туристы говорили, что городок дарит ни с чем не сравнимое ощущение покоя. Поэтому Кейт часто приезжала сюда.

Когда она приехала, летний туристический сезон подходил к концу из-за похолодания. Не то чтобы Уортон становился безлюдным с наступлением зимы – наоборот, необычайно теплый климат города привлекал людей круглый год. И хотя туристы зимой не могли наслаждаться водными развлечениями, они заполняли отели, чтобы провести в тиши выходные, подолгу гулять в относительно теплую погоду или часами сидеть на воздухе, закутавшись в плед с книгой и бокалом вина, благодаря природу за то, что она даровала им передышку от суровой зимы, которая царила за пределами городка, но почему-то не проникала внутрь.

Кейт любила это необычное местечко. По замыслу архитекторов в Уортоне не было зданий выше двух этажей, кроме выстроившихся рядами величественных старинных особняков. Туристы всегда удивлялись, не находя здесь ни ресторанов быстрого питания, ни больших универмагов, ни дискаунтеров, ни торговых центров. Многие маленькие населенные пункты превратились в города-призраки, но в центре Уортона кипела жизнь. Горожане ходили к семейному врачу в кабинет на Мейн-стрит и за рецептами в аптеку, расположенную через два дома. Покупали всякую всячину – от лампочек до средств для мытья окон – в скобяной лавке Фрэнка, которой уже три поколения владела и управляла одна семья. Покупали свежую снедь на рынке через дорогу, обменивались городскими сплетнями в закусочной и сидели в кофейне. Все эти заведения располагались в пределах трех кварталов друг от друга.

Множество картинных галерей и лавочек были рассчитаны в основном на туристов. Зато и приезжие, и местные обожали рестораны, которые приняли первых пришедших на ужин гостей как раз тогда, когда Кейт прибыла в город. Она проехала мимо итальянского ресторана «Антонио». Чуть дальше располагался «Фламинго» – эклектичное местечко с длинной барной стойкой из красного дерева, где подавали хорошее вино и свежесваренное пиво. Там же имелась американская кухня – большие порции салатов и гамбургеры. Кейт увидела, что у причала собралась целая толпа: в ресторане на воде можно отведать местные деликатесы – озерную форель, дикий рис и корнуэльский пирог. К тому же там лучший в городке вид на озеро.

Кейт свернула с главной улицы и направилась вверх по холму к пункту назначения – одному из самых величественных старинных зданий в городе. Построенное больше столетия назад, оно изначально служило домом Гаррисону Коннору – молодому миллионеру, заработавшему капитал своим трудом. Он был достаточно сообразителен, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время во время бума судоходства в начале прошлого века. Каждый раз, приезжая сюда, Кейт вспоминала историю этих мест. Что неудивительно; в конце концов, это история и ее семьи.

Она знала, что роскошная жизнь Гаррисона в Уортоне очень отличалась от его прошлого. Гаррисон вырос на ферме. Его отец, немецкий иммигрант Клаус, построил ее только благодаря своей силе духа на каменистом, продуваемом всеми ветрами поле недалеко от границы Северной и Южной Дакоты. Его угодья не могли похвастаться плодородной почвой, превратившей эти края в мировую житницу, и не годились для пшеницы и подсолнухов, которые он пытался выращивать. Зато Клаус был единоличным хозяином фермы и нескольких коров, кур и свиней.

Чтобы выжить на суровых пустынных равнинах, приходилось постоянно бороться за жизнь в любое время года. Летний зной становился сущим наказанием для фермеров: в полях ни одного деревца, чтобы укрыться в тени. Зимой суровые ветра поднимали метели, которые сбивали с пути, слепили и пожирали даже тех, кто знал эти места как свои пять пальцев. Когда Клаусу исполнилось тридцать, он выглядел на несколько десятков лет старше. Его воля закалилась в ежедневной изнуряющей борьбе с природой. Гаррисон, которого назвали так в честь дедушки-англичанина со стороны матери, знал, что не задержится на ферме надолго. Когда по вечерам он заканчивал кормить лошадей и чистить стойла, то падал в свежую солому на чердаке и открывал школьные учебники. Образование – единственный шанс вырваться из той отвратительной жизни, которая уготована его отцу. Поэтому мальчик с рвением погрузился в учебу. Сегодня вечером его ждал Шекспир.

Его мать Глория была на своем обычном месте – на кухне перед кипящими на плите кастрюлями. Она нередко беседовала с сыном об его школьных занятиях, книгах, литературе и истории – о том, что они оба любили.

Глория была полна решимости дать сыну достойное образование и потому много лет назад заключила с мужем соглашение, которое, как она прекрасно знала, не суждено исполнить, потому что это обман. Глория пообещала мужу: пока мальчик учится, он помогает по хозяйству по мере сил, а когда закончит школу, будет работать на ферме целый день. Она лгала, чтобы отсрочить неизбежный взрыв гнева, который случится, когда раскроются истинные намерения Гаррисона и мечты Глории.