Я вколол булавку в эту мысль.

– Как ты ввязалась в это дело – вот что меня интересует.

– Мы с Майклом… это ничего не значит, но мы не собирались…

– Я не хочу это слушать. Объясни мне, что сказал тебе Майкл. И главное: почему ты ему поверила?

– Сперва я не верила. Ему пришлось убеждать меня. Но потом я нашла сумку с деньгами, которую ты прятал. Майкл просил меня поискать ее. Я не рассчитывала ни на что, просто не могла понять, чего он добивается ложью, поэтому решила поискать. Ты не слишком старательно ее прятал, Эрн. – Она произнесла это так, будто обвиняла меня в небрежности. Примерно в том же тоне, когда мы еще были счастливы вместе, Эрин говорила мне, что съела шоколад, которого вовсе не хотела, только потому, что я оставил его у нее на виду. – Тогда я стала задумываться, что еще в его истории похоже на правду. И может быть, я даже ждала, что она подтвердится. Меня штормило от нашего разрыва, и это было – да, безумием, но и своего рода искуплением. И я пошла на это, думая, что таким образом смогу хотя бы немного оправдаться перед тобой. Я взяла с Майкла слово, что он посвятит тебя во все. Предполагалось, что деньги будут принадлежать нам – нам троим.

Это деньги семьи.

Ну вот, опять. Только на этот раз я наконец понял.

– Ты говоришь не о сумке. Ты думала, вы откапываете… – Все это ради карты с указанием места, где зарыты сокровища? – Погоди, что, по-твоему, вы откапывали?

– Незадолго до освобождения Майкл велел мне сообщить всем неверную дату его выхода из тюрьмы. Попросил меня нанять фургон, сказав, что нам нужно будет кое-что забрать, причем сделать это ночью. Мол, он знает, куда ехать, и ему после освобождения нужен один день для завершения всех дел. Ну я согласилась, а потом мы оказались на кладбище, я сказала ему, что не хочу заниматься такими вещами, а он ответил: ерунда, это всего лишь земля и дерево, и ему нужна моя помощь. Мы использовали стропы, блоки с роликами и мотор фургона, чтобы вытащить гроб из земли. Майкл открыл его, заглянул внутрь и заявил, что нам нужно забрать его с собой и привезти сюда. Мы подняли его в кузов фургона и поехали. Кажется, Майкл был очень доволен. Он вовсе не собирался умирать. Твой отец занимался грабежами, я сложила два и два и пришла к выводу, что в этом гробу спрятано что-то ценное. Я не знаю. Бриллианты? Мне и в голову не приходило, что мы откапываем труп, если тебе это не ясно. В противном случае я свалила бы куда подальше.

– Ты говорила, Майкл не объяснил тебе, что продавал ему Алан. Если ты согласилась выкапывать гроб, почему не спросила, что в нем?

– Я спросила. Майкл ответил, что мне лучше не знать, так безопаснее.

– Меня ты тоже не спросила.

– Такое ощущение, что все, кому известно, что там на самом деле, умирают или подходят очень близко к смерти, – уточнила Эрин. – Думаю, Майкл что-то нашел.

– И может быть, все это звенья одной цепи. Допустим, Зеленые Ботинки – это никто. Его убили, чтобы показать: Черный Язык или тот, кто им притворяется, здесь. Может, бедняга просто подвернулся под руку. Что, если главной мишенью с самого начала был Майкл?

– Получается, любому, кто знает, что в этом гробу, угрожает опасность.

На то же намекал Марсело. Но он не знал, что в фургоне находится гроб, а Эрин не знала, что в гробу. Если следовать их логике, то я, которому известно больше всех, буду следующей жертвой Черного Языка.

– Если это так, ты должна сказать мне кое-что еще. Нам ни к чему обманывать друг друга. Мы были женаты четыре года, и ты всегда вздрагивала при мысли о том, чтобы поцеловаться на людях. Но вы с Майклом… Это какая-то бессмыслица. – Я помолчал, надеясь, что Эрин догадается, о чем я, не вынуждая меня произнести это вслух, что подтвердило бы мои догадки относительно них.

– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. Неужели сейчас подходящий момент, чтобы копаться в наших интимных проблемах?

– На крыльце, перед тем как Кроуфорд увел Майкла, ты что-то достала из заднего кармана его джинсов. Что это было?

Мне с самого начала показалось странным, что Эрин на глазах у всех обняла Майкла, но я посчитал, что меня это задело из-за ревности, а она хотела подразнить меня. Как это происходило, я видел еще раз: рука Эрин в заднем кармане джинсов Майкла на кадре с погодной камеры в кабинете у Джульетты, и меня снова неприятно поразил этот жест, несвойственный моей бывшей жене. В сушильне Майкл хотел что-то показать мне, прежде чем отдал ключи от фургона, но не смог найти эту вещь. Ревность высветила для меня столь мелкую деталь. Я знал свою жену. Она не была склонна к публичному выражению своей привязанности.

Наверху Эрин чем-то зашуршала, потом нечто легкое приземлилось на подушку рядом с моей головой. Я стал шарить рукой в темноте, и наконец пальцы мои сомкнулись вокруг небольшого пластикового предмета. По форме он напоминал крышку от бутылки, но немного больше и глубже, вроде стеклянной стопки. Я поднял эту штуку над собой. Лунного света, пробивавшегося сквозь облака, было достаточно, чтобы она постепенно обрела четкую форму. Одна сторона блеснула. Отразила свет. Гладкий пластик, может быть, даже стекло.

– Ты же умный, правда, – сказала Эрин.

Я вспомнил стопку, которая скатилась с приборной панели, когда Майкл выезжал задним ходом с моей подъездной дорожки. Тогда меня больше занимало то, что находилось на заднем сиденье, но теперь я понял, что держу в руке тот же самый предмет. И это не стопка, а ювелирный глазок. Широкий конец усеченного конуса вставляют в глазницу, а в узкий вправлена линза, через которую смотрят. (Редактор сделал полезную заметку: это называется лупа, так что отныне я буду изображать из себя образованного человека и пользоваться подсказанным словом.)

Эта штука, очевидно, показалась копам безобидной, и ее не изъяли в качестве улики, но для Майкла она представляла особую ценность, раз он потрудился выудить ее из-под сиденья машины до ареста, взял с собой в тюрьму и сдал на хранение вместе с другими личными вещами, которые ему вернули при освобождении.

– Почему ты вытащила у него эту штуку? – спросил я.

– Раскинь мозгами, Эрн. Я думала, мы выкопали что-то ценное. Не знаю, может, бриллианты? Золотые слитки? Что могут украсть и спрятать в гробу? Зачем Майклу эта штука, если не для проверки чего-то подобного? Алан перепродавал краденые драгоценности, так? Разве не ясно, о чем тут могла идти речь? И я вытащила ее, потому что… ну… – Эрин смущенно откашлялась, – потому что Майкл не говорил мне всего об этом гробе, и я хотела заглянуть в него сама. На случай, если семейный уик-энд закончится не так, как я рассчитывала. С Люси.

– Ты чувствовала, что не вполне доверяешь Майклу? Один раз солгавший врет всегда? – Я заострил на этом внимание для повышения самооценки, прекрасно понимая, как это мелко.

Таблетки Кэтрин, должно быть, развязали мне язык. В нормальном состоянии я никогда бы себе такого не позволил.

– Может, отчасти и так, – призналась Эрин тем низким, стыдливым голосом, который люди используют, когда признаются в чем-то. – Он долго не решался сказать Люси о нас и при этом знал, что я не могу сказать тебе, пока он не объяснится с ней. Я умоляла его заплатить за нее долги, чтобы мы могли разойтись по-хорошему и начать с чистого листа. Когда он наконец послал ей документы о разводе, то, по-моему, сделал это только потому, что не переставал злиться на тебя. Этот уик-энд обострил все мои сомнения. Меня как будто выставили на витрину.

– Значит, ты вытащила у Майкла лупу, полагая, что он не сможет лишить тебя мнимых сокровищ, спрятанных в гробу, каковы бы они ни были, если потеряет возможность узнать их ценность, пока не спустится с горы.

– Звучит немного параноидально, когда формулируешь это в таких выражениях, – отозвалась Эрин. – Но потом он отдал ключи от фургона тебе, а не мне. А я понимала, если ты окажешься там не один, София и Кроуфорд тоже увидят, что там, и тогда все обо всем узнают. Про тебя мне было известно, что ты, по крайней мере, никому не рассказал про сумку с деньгами, и я решила, ты и о содержимом гроба будешь молчать, что бы в нем ни лежало. Поэтому я настояла, чтобы ты забрался в кузов один. – Я услышал, как Эрин втянула в себя воздух сквозь зубы. Она делала так, когда тревожилась из-за чего-нибудь и не могла уснуть. В таких случаях я гладил ее по плечу, чтобы она знала: я рядом и все будет хорошо. Удивительно, но моя рука невольно потянулась к пустому месту на диване рядом со мной. Мышечная память. – Очевидно, я ошиблась, и в гробу было что-то совсем другое. – Эрин выжидательно помолчала, но я не попался на эту удочку. – И теперь у меня появилась новая теория. Думаю, он хотел проверить твои деньги.

Я на секунду задумался. В этом был смысл. О поддельных банкнотах я мало что знал, но предполагал наличие каких-нибудь едва заметных признаков вроде серийных номеров или чего-то подобного. Позже я нашел информацию об этом и оказался прав.

– Эта штука не особенно ценная, – сказал я, катая лупу между пальцами. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, я рассмотрел ее лучше. – У нас в старшей школе такие же были в лаборатории. Их где угодно можно взять. Но ты права насчет занятий Алана. Эта лупа наверняка его, и Майкл забрал ее у него.

– Так, может, Алан прихватил ее с собой, чтобы проверить деньги, которые принес Майкл, и они оказались фальшивыми? Из-за этого началась драка?

– Я тоже удивлялся, как Майклу удалось раздобыть двести шестьдесят семь тысяч долларов и Люси ничего не заметила, – признался я. – Это большая сумма. Даже Марсело про это не знал. И ты, если уж на то пошло. Я не удивился бы, если бы Майкл попросил тебя найти их только для того, чтобы проверить, на месте ли они.

– Но если он знал, что деньги фальшивые, зачем ему их проверять?

– Я не знаю.

– А если все наоборот? – предположила Эрин. – Деньги принес Алан, а Майклу они не понравились.

Я не стал сразу отвергать эту мысль. Майкл ясно дал понять: он покупал что-то у Алана. Было ли это правдой? Что мог продавать Майкл?

– Если эти деньги – пустышка, пустышка, ради которой не стоит убивать, зачем хранить их?

– Ты же потратил часть, – продолжила она, и это не был вопрос.

– Немного. И никаких проблем не возникло.

– Даже если они фальшивые, это не значит, что они бесполезные. Или, может, они меченые. Ну, знаешь, как полиция метит банкноты?

– Может быть. – Я что-то упускал, но не был уверен, что именно.

Интуиция подсказывала: одна из теорий Эрин, какие-то ее слова подталкивают меня ближе к истине. Но сведений, чтобы разгадать загадку, было недостаточно. Судя по рассказу Майкла, проблема состояла в том, что у него не хватило денег, то есть маловероятно, что они фальшивые.

Идеи у нас иссякли, и мы замолчали. Наше шале скрипело и постанывало, словно уходящая в глубину подводная лодка. Эрин, похоже, уснула. Но вдруг лунный круг ее лица возник надо мной, свесившись с чердака.

– Мне нужно извиниться? – спросила она.

– За что конкретно?

– За все, наверное.

Вероятно, к ее голосу нужно приложить какую-то метафору, как он донесся до меня, пока я лежал на спине и беседовал со звездами, но ничего не приходит в голову.

– Ладно.

– И все?

– Гм… – Я постарался изобразить сонное, невнятное мычание, но уверен, Эрин слышала, как колотится мое сердце. Казалось, от его ударов вибрирует вся моя подушка.

– Не хочешь знать почему?

– Ты спрашиваешь, потому что тебе есть что сказать или тебе просто не спится?

Я не хотел, чтобы мой ответ прозвучал резко, в браке есть такая невидимая граница, на которой грубость сливается с нежностью, но теперь мы с Эрин не были вместе, и даже легкое подшучивание в общении было как забор с колючей проволокой.

– А если и то и другое? – В ее голосе отчетливо слышался призыв.

– Тогда конечно. – Я смягчился. – Но если завтра из-за недосыпа я уступлю на состязании по ходьбе серийному убийце, то вина ляжет на тебя.

Зубы Эрин в темноте сверкнули белизной. Улыбка.

– Ну вот, ты всегда такой.

– Ты не должна извиняться передо мной, Эрин. Зря я так давил на тебя. Думал, ты счастлива и мы вместе приняли решение, что хотим иметь детей, но я не замечал, как сильно давлю на тебя, втягивая во все это. Я долго злился, но какое право я имел влиять на твой выбор? Тебе не стоило лгать, и я предпочел бы, чтобы это был кто-нибудь другой, а не Майкл, – этого мне никогда не забыть, – но я слишком много требовал от тебя. И мне не нужны твои извинения.

Это было правдой только наполовину. На самом деле мне не хотелось лгать самому и выслушивать ее поспешные извинения. Я уже слышал их – на сеансах у психолога, дома, шепотом и в крике, в эсэмэсках и электронных письмах, закапанные слезами и разожженные ненавистью. Я слышал все извинения во всех возможных формах.

И вдруг Эрин удивила меня, сказав:

– Я убила свою мать.

Глава 31

Эти слова прозвучали в маленьком шале как взрыв бомбы. Я не знал, как реагировать на такое признание. Мне было известно, что ее растил отец – это одна из причин, почему мы хорошо понимали друг друга, когда только начали встречаться, – но Эрин говорила, что ее мать умерла от какой-то болезни, когда сама она была маленькой.

– Она умерла при родах. – Голос Эрин был чуть слышнее шепота. – Ты сейчас скажешь, мол, тут нет моей вины, но это не имеет значения. Отец говорил так, и я ему верила. И сейчас верю. Я убила ее, такое случается. Моей вины тут нет, знаю. Вот почему я и стала говорить, что она умерла от рака. В таком случае люди произносят: «О, мне так жаль» – вместо всего остального. Но отец напоминал мне каждый день, пока я росла, до самой своей смерти, что это моя вина. Я никогда не сомневалась, что он променял бы меня на нее.

Отец плохо обращался с Эрин, это я знал, но мне и в голову не приходило, что выпады против нее были настолько целенаправленными, полными неприкрытой ненависти.

– Это ужасно. Говорить такие вещи ребенку. Я не представлял.

– Пожалуйста, не думай, что, сказав это, я хотела огорчить тебя, я просто, ну… После того как мы поговорили, не завести ли нам ребенка… – Эрин всхлипнула и на секунду замолчала, чтобы успокоиться. – Ты был так взволнован, Эрн. Я не могла поверить, каким счастливым тебя сделал один только разговор на эту тему. Ты влюбился в саму мысль, хотя мы еще даже не начали пробовать. И ты был так счастлив, когда я согласилась. Но потом… Я не говорю, что ты виноват, просто пытаюсь объяснить. Я испугалась. Мне нужно было немного больше времени. Я собиралась принимать таблетки еще несколько недель, – продолжила Эрин, – пока не привыкну к мысли о беременности. И – Господи! – я наслаждалась этими первыми неделями. Думаю, это было наше самое счастливое время. У тебя глаза сияли, и я не могла загасить эти огоньки. Но потом несколько недель превратились в несколько месяцев, а они слились в год, и ты вдруг захотел разобраться, в чем дело, и мы стали ездить по клиникам и врачам, у тебя появился этот маленький пластиковый стаканчик, и я поняла, что попала в ловушку и уже никогда не смогу ничего сказать тебе, а потому просто оставила все как есть, зная, что единственный выход – это перестать принимать таблетки и обрадовать тебя чудесной беременностью, пока кто-нибудь не открыл тебе глаза на правду. Но я просто не могла себя заставить сделать это. Все равно что совать пятерки в игровой автомат. Я продолжала отбиваться от клиник. Думала, нужно только избавиться от очередного письма, пропустить еще один телефонный звонок, и тогда я буду готова. Каждый рецепт был последним, а потом я обнаруживала себя у кабинета врача в ожидании нового.

К этому моменту я уже и сам плакал.

– Мне была нужна только ты – только ты, такая как есть. Я не хотел, чтобы ты стала сосудом. А радовался я только потому, что думал, мы делаем это вместе. Я бы выслушал тебя и понял.

– Но если бы я сказала тебе, ты стал бы давить, не понимая, что ты пытаешься переломить ситуацию, и делал бы это в своей забавной очаровательной манере, и, может быть, оставил бы эти попытки на год или два, но все равно давил бы. Я не могла рассказать тебе про маму. Я никому о ней не говорила с подросткового возраста, когда поняла, что легче говорить людям, мол, она болела. Не могла вынести осуждения. Думала, когда пройдет время, я смогу дать тебе то, что ты хотел. Я и правда пыталась. Не нужно жалеть меня, мне не нужна жалость. Я пытаюсь объяснить тебе, чего боялась. Я боялась пострадать физически, да, умереть, как она. Но больше меня страшила мысль: если со мной что-то случится, ты будешь смотреть на ребенка, на своего малыша, такого желанного, как отец смотрел на меня.

– Я очень хотел иметь семью…

– О Эрни! Я знаю.

– Может, я забыл, что она у меня уже есть. – Я вздохнул. – Прости.

– Сейчас я извиняюсь перед тобой, чудик. – Она поперхнулась смешком. – Прости, я обманывала тебя. Я не хотела становиться женщиной, которая не может дать тебе то, чего ты хотел.

– Я бы не стал любить тебя меньше.

Я и сейчас любил ее, но не сказал об этом. Было слишком больно признаваться, даже с оксикодоном. Вероятно, следовало сказать ей что-нибудь. Может быть, отчасти из-за этого я решил изложить на бумаге всю эту историю. Книга – физический объект, помните. Она написана, чтобы ее прочли.

После недолгой паузы голос Эрин снова поплыл вниз.

– Хочешь подняться по лестнице?

Я понимал, что желание близости у нее – это реакция на смерть Майкла. Знал, что все будет фальшиво и пусто, а утром заново нахлынет боль. Я знал все это, но тем не менее лежал на своем диване и не решался ответить.

– Больше всего на свете, – наконец произнес я. – Но не думаю, что сделаю это.

Глава 32

Мне приснился день моей свадьбы, хотя это было больше похоже на воспоминание, чем на сон. Майкл опирался на кафедру так, будто это была единственная вещь, способная поддержать его в вертикальном положении, путал слова, пытаясь сформулировать свое третье правило лучшей речи шафера, гости смеялись, глядя на его нечеловеческие усилия. Даже Одри улыбалась. Майкл глотнул пива и поднял вверх палец – секундочку, я сейчас продолжу, – икнул, утер рукавом рот и вновь попытался заставить свой язык произнести: «Счастлив дом, когда жена в нем». Комната наполнилась хохотом, Майкл улыбнулся, веря, что заработал этот смех своим талантом, а не шутовством. Он снова икнул. Но на этот раз звук получился другой, больше похожий на… рыгание, а потом он схватился за горло, глаза полезли из орбит, и стал не икать, а задыхаться. Гости продолжали гоготать, буйно, неуёмно, пока на губах у него пузырилась черная, как смола, пена.

Утро было серое, тусклое, метель возобновилась с новой силой. Снегу навалило столько, что пришлось сильно давить на дверь плечом, чтобы отгрести ею сугроб и выйти. На улице мы за тридцать секунд продрогли и промокли до нитки. Подхваченные ветром льдинки секли меня по лицу и жалили, как злые комарихи. Оставшиеся на стоянке машины надели белые парики, по стенам отеля змеились похожие на волны снежные наносы.

Мы с Эрин оделись и покинули шале почти не разговаривая. Пространство между нами заполняла неловкость, возникающая, когда двое давних друзей зачем-то вдруг переспали. После ночных откровений и ее приглашения мы не знали, что сказать. Я спал в кухонной прихватке, и теперь она наполовину превратилась в биоматериал. Я не мог бы снять ее, даже если бы захотел. Мне пришлось пропихивать ее сквозь рукав фуфайки от термобелья, сильно растягивая швы. Видя, как я отчаянно борюсь с одеждой одной рукой, Эрин помогла мне натянуть на уши шапочку. Вчера я оказывался на холоде чаще, чем позволял мой гардероб, предназначенный дли посиделок у камина, так что теперь решил подготовиться к выходу в свет по-серьезному. Я натягивал перчатку на здоровую руку, вцепившись в нее зубами, пока не порвал. На выходе я схватил утюг, который откопал в одной из кладовок в шале. Эрин вопросительно изогнула бровь, когда я его поднял, как бы намереваясь что-то спросить, но передумала, без сомнения решив, что ей все равно.

В кармане у меня лежала лупа. Я проснулся раньше Эрин и внимательно рассмотрел ее в утреннем свете. На боку у нее было написано 50ґ. Видимо, кратность увеличения, решил я. Потом вынул из пачки пятидесятидолларовую банкноту, поднес ее к свету и стал рассматривать через лупу, нет ли там чего примечательного.

Об австралийских пятидесятидолларовых купюрах я знал одну вещь, и то лишь благодаря старому трюку для вечеринок, очень полезному для писателей. В 2018 году был изменен дизайн желтой пятидесятидолларовой банкноты, на ней появилось миниатюрное воспроизведение обращенной к парламенту инаугурационной речи Эдит Коуэн[10] под ее портретом. К несчастью, там с ошибкой было напечатано слово «ответственность», чего никто не замечал в течение шести месяцев, за это время в обращение были выпущены миллионы банкнот. Это был способ позабавить собравшуюся на обед компанию: я просил у сидящих за столом пятидесятидолларовые банкноты, находил купюру с опечаткой, рассказывал историю и завершал ее приглашением сдвинуть бокалы, говоря: «Вот доказательство того, что писателям платят слишком мало, мы бы нашли ошибку гораздо быстрее, если бы чаще видели такие бумажки!» Взрыв хрипловатого смеха. Но больше я ничего не знал о денежных купюрах. Изучая банкноту, я увидел эту ошибку, то есть, скорее всего, она не была поддельной.

На ней имелся серийный номер, как я и предполагал, а также пересекающиеся цветные штрихи и маленькая голограмма в левом нижнем углу. Но все эти признаки, включая опечатку, были видны невооруженным глазом. Лупой мне воспользоваться не пришлось. Кратности увеличения 50ґ хватило бы, чтобы я рассмотрел швы на слоях полимерной банкноты, мельчайшие следы растекшихся чернил. Лупа была необходима для чего-то другого. Я сдался. Бесполезно рассматривать эту купюру, когда я не знаю, что нужно искать.

Когда мы проходили мимо машин, я легонько постучал Эрин по локтю, чтобы привлечь ее внимание. Говорить при таком сильном ветре не имело смысла, поэтому я просто поднял утюг и кивнул на «мерседес» Марсело. Шлепая по снежной каше, мы подошли к нему. Я размахнулся и ударил утюгом, самым тяжелым предметом, какой смог отыскать в шале, по стеклу, оно пошло трещинами, но не рассыпалось – только прогнулось вокруг кратера в центре. По тонированному окну растянулись длинные белые полосы.

Идея вызревала у меня со вчерашнего дня, когда я увидел осколки стекла у машины Кэтрин. Но тогда я был слишком занят и почти мертв, чтобы попытаться. Тетушкин «вольво» пострадал от непогоды, так что еще одно разбитое окно не вызовет подозрений, рассудил я. Однако не учел сигнализацию, которая, как только я саданул по стеклу, сразу завизжала, перекрикивая ветер. Буря ревела, но я не был уверен, достаточно ли громок ее рев, чтобы заглушить вой сирены; направление ветра тоже работало против меня – звук относило в сторону отеля. Эрин стояла на шухере – вдруг кто-нибудь вздумает поинтересоваться, что происходит, но это было совершенно бесполезно, когда видимость не превышала нескольких метров. Нужно было торопиться.

Я снова ударил по стеклу, оно прогнулось сильнее и стало похоже на скорлупу яйца, но стойко держалось. Потребовался еще один удар, и моя рука проломила преграду. Пользуясь кухонной прихваткой, которая пришлась очень кстати, я протолкнул остатки стекла внутрь салона и сунул туда голову. Эрин подскакивала от нетерпения, готовая чуть что сделать ноги, но я знал, чего хотел. Дернул за эту штуку, вырывая каскад проводков из гнезд, и только успел вылезти наружу и повернулся, чтобы крикнуть Эрин – можно уходить, как получил удар сбоку в челюсть.

Снежный покров хорошо смягчает удар от падения, но я не упал. Эрин подхватила меня под обе руки, как тренер боксера.

– Боже мой, Эрнест! – Марсело тряс рукой, удивленно пялясь на меня.

Я выпрямился и осторожно ощупал челюсть. Марсело врезал мне правой рукой, так что я счастливчик – реконструированное Софией плечо ослабило удар, а ведь на правом запястье он носил свой «Ролекс». Это все равно что дать тумака гантелью. Удивительно, что у меня зубы уцелели.

– Прости, – произнес Марсело. – Я проверял машину Люси и услышал сигнализацию. Тут такое творится, что я подумал… Погоди-ка… А что ты тут делал?

Он посмотрел на свою машину, явно думая о разбитом окне. Я заметил, что утюг лежит прямо под дверцей. Он был притоплен в снегу, но виден. Я запинал его ногой под машину. Марсело подошел ближе к окну. Если он заглянет внутрь, то увидит вырванные кабели и поймет, что тут дело нечисто.

– Я заметил, что окно разбито бурей, – сказал я чересчур громко, но это сработало. Марсело обернулся ко мне. – Там такие хорошие кожаные сиденья и вообще. Я подумал: будет жаль, если они испортятся. Хотел найти что-нибудь и прикрыть их.

– Молодец! – Марсело обнял меня и стал уводить от машины. – Бог с ней, с кожей! Идем в дом… Постой… – Он остановился, припал на одно колено. Мой живот, у которого за последнее время была уже масса возможностей взбрыкнуть, нашел еще одну. Марсело, кряхтя, поднялся, протянул ко мне руку, показывая то, что поднял с земли. Но это был не утюг. – Ты уронил телефон.

Слушайте, это нарушение границ Правила 6 – счастливая случайность, но каждому детективу нужна крупица удачи. Повествование часто строится на том, что на пути у сыщика то и дело возникают преграды, однако, как и в реальной жизни, бывает, им выпадают и нужные для игры костяшки домино. Честно говоря, я не знаю, почему Марсело не заметил разницы. Может быть, отвлекся на подсчеты, в какую сумму выльется ему замена стекла, или от холода у него помутилось зрение. Или рука болела от столкновения с моей челюстью. То, что он протянул мне, конечно, было похоже на телефон – маленькое, прямоугольное, с жидкокристаллическим экраном, но как же Марсело мог не заметить разницы? Спрашивать его об этом я не собирался, решив, что после вчерашнего удача слегка в долгу передо мной.

Поэтому я схватил портативное GPS-устройство, только что выдернутое из крепления на лобовом стекле, и сунул его в карман, прежде чем он смог рассмотреть получше.

У гостевого дома была припаркована какая-то мерзкая колымага. Ярко-желтый куб с окошками, посаженный на высоте бедра на блестящие гусеницы, он выглядел помесью танка со школьным автобусом. Из-под него с шипением вылетал пар, мотор работал и был хорошо прогрет.

Рядом столпилась небольшая группа людей: София, Энди, Кроуфорд, Джульетта и какой-то незнакомый мужчина, присутствие которого сразу меня окрылило, – вероятно, это детектив. Однако, присоединившись к собравшимся у танка, я увидел на незнакомце блестящий пластиковый дождевик на молнии с надписью на груди: «Курорт „Полный улет“». Вся его одежда была помечена логотипами – от синевато-золотых очков «Окли» и завязанной на подбородке банданы «Скуллканди» (череп и перекрещенные кости расположились поверх его рта) до дутых пластиковых штанов с эмблемой «Квиксильвер», нанесенной вдоль одной ноги. Он был похож на облепленный наклейками холодильник для пива. Я мысленно воткнул в снег рядом с ним табличку на колышке: «Сноубордист». Единственная видимая часть его лица – нос – не раз была переломана. Подойдя ближе, я разглядел надпись «Полный улет», намалеванную вдоль борта танкобуса. Наверное, этот человек приехал из-за перевала, с курорта, размещавшегося в соседней долине.

Я протиснулся между Софией и Энди. София сильно дрожала и была бледна как снег. Происходящее вокруг ее мало интересовало, она явно считала секунды до того момента, когда сможет вернуться в дом. Я ожидал, что хоть кто-нибудь удивленно взглянет на нас с Эрин, раз мы появились вместе и Эрин была в той же одежде, что и вчера, но, похоже, ни у кого не осталось сил для сплетен. Все сосредоточились на возвращавшемся вместе с нами Марсело и не обращали внимания ни на что другое.

– Мы уезжаем? – спросил я.

Колымага явно была предназначена для передвижения по глубокому снегу и появилась здесь не ради увеселительной прогулки.

– Ну? – Джульетта поверх моего плеча обратилась к Марсело.

– В шале пусто. Ее машина на месте.

– Черт!

– Я могу отвезти вас на перевал. – Голос ходячего Рекламного Щита не отличался от его внешнего вида, спонсором акцента выступал напиток «Энергия монстров». Если бы речь шла не о пропавшей женщине, он наверняка использовал бы «ваще» и «бро» как знаки препинания. Различался также легкий канадский выговор, и я решил, он из тех людей, что гоняются за снегом: шесть месяцев проводят в Северном Гэмпшире, а другие шесть – на юге. – Но мы никого не найдем в этом снегу, если только не переедем.

– Что происходит? – Я вновь попытался прояснить обстановку.

– Люси пропала. – Марсело наконец отреагировал на мой вопрос, хотя и с рассеянным видом человека, которого посреди фильма спрашивают: «Что я пропустил?» – Никто не видел ее со вчерашнего вечера.

Все становилось на свои места. Марсело наткнулся на меня, грабящего его машину, потому что уже был там – проверял, не уехала ли Люси ночью. Кэтрин и Одри не было здесь, – видимо, они обыскивали дом.

Ходячий Рекламный Щит обвел взглядом собравшихся:

– Простите за вопрос, но что за чертовщина тут творится? Джул, я отвезу вас всех обратно в Джиндабайн, причем срочно.

– Это Гэвин. – Джульетта положила ладонь на его руку. Похоже, они были хорошо знакомы. Я решил, что сезонные работники быстро сходятся и заводят дружбу. Хотя и не настолько, чтобы Джульетта рассказала ему об убийстве Майкла, иначе он бы не спрашивал. – Погода портится, и снегоход, – она похлопала по борту автотанка, отчего раздался гулкий гром, как от ударов по пустой бочке, – наша единственная возможность спуститься с горы. Гэвин предложил отвезти нас.

– Но нужно ехать немедленно, – добавил тот, нервно поглядывая на небо.

– Без Люси? – спросила Эрин.

– Сейчас есть окно. – Рекламный Щит пожал плечами. – У вас все копы. Я же сам по себе. То есть мне нужно позаботиться и о своих сотрудниках.

– У нас всего один коп, – поправил его Марсело. – И только. Слушайте, мы или поедем все, или никто. Мы семья.

Странно было слышать такое. Люси – бывшая жена его приемного сына, но я знал, что политика Марсело в отношении дефисов в фамилиях отличалась от моей. Кроме того, если тёрки с законом – обычай Каннингемов, то Люси с легкостью его подхватила, так что, думаю, она действительно стала одной из нас.

– Я ценю, что ты приехал, – сказала Джульетта, – но мы не можем ее оставить. Провези нас по округе. С меня причитается.

– По стаканчику?

– По стаканчику. «Уистлер».

Воспоминание о предположительно бурно проведенной ночи так возбудило Гэвина, что очки у него изменили цвет.

– Ладно, тогда кто едет со мной?

– Я поеду.

Энди, как я подозревал, вызвался потому, что феромоны, не смытые с тела в год между окончанием школы и поступлением в институт, смешались у него с сожалениями о былом мужчины средних лет, и передвижение в пространстве он ассоциировал с принесением пользы, а может, просто хотел прокатиться на этой здоровенной грохочущей колымаге.

Эрин легонько стукнула меня. Кто-то из нас должен поехать.

– Я тоже, – вызвался я.

Гэвин как будто только сейчас меня заметил и протянул мне перчатку «Норт фейс» для приветствия. Я с извиняющимся видом поднял свою кухонную прихватку и уклонился от рукопожатия.

– Отличная варежка, чувак! – сказал Рекламный Щит.

Кроуфорд собрался было последовать за волонтерами, но Джульетта преградила ему путь:

– Вы должны остаться здесь и держать все под контролем. Эрин, Марсело, помогите Кэтрин и Одри обыскать, что осталось. София, – Джульетта окинула ее взглядом с головы до ног, – честно говоря, тебе, наверное, лучше прилечь. – (Та благодарно кивнула.) – Гэв, я тоже поеду и взгляну на документы. Я знаю. – (Должно быть, она заметила, как засветились его глаза.) – Не рассчитывай на многое. Только взгляну. Эрнест и Энди, забирайтесь.

Меня впечатлило, что Джульетта запомнила все наши имена, и я сказал ей об этом. Она пожала плечами и ответила, мол, если список будет и дальше сокращаться, у нее с этим вообще не будет проблем. Это вызвало у меня улыбку, впрочем довольно мрачную. Я понял, что рад ее компании.

Гэвин обошел свою зверскую машину сзади и открыл дверцу. Мы взобрались по лесенке из трех ступенек, а он залез на место водителя. Едва ли эту штуку можно было считать транспортом для перевозки людей: вместо задних сидений в ней вдоль бортов были приделаны длинные стальные скамейки. Внутри стоял ледяной холод, не хуже, чем в морозильной камере, он сковал меня железной хваткой так, что ребра затрещали. Все пропахло топливом. Пол сотрясался от горлового рычания мотора. Гэвин деловито ворочал рычагом переключения передач, толстым, как сук дерева.

Сперва мы медленно ползли между зданиями, но затем Гэв направил свой автотанк в гору, и нас заболтало внутри. Я схватился за стальной поручень над окном и попытался выглянуть в заросшее инеем окно. Гэвин был прав, мы могли сбить Люси прежде, чем увидим. А учитывая гигантский размер колес нашего танка, было сомнительно, что вообще заметим, как переехали ее. Шел сильный снег, следы заметало быстро.

Пока мы ехали, я вынул из кармана GPS Марсело. Он работал от солнечной батареи и включился легко, так как немного заряда в нем еще сохранилось. Я просмотрел в меню список последних маршрутов. Загрузилась какая-то очень простая карта. «Небесный приют» даже не был на ней отмечен; только маленькая стрелочка стояла посреди пустой территории. Я уменьшал масштаб карты, пока не увидел ближайшую дорогу. Зеленая линия начиналась у таблички «Пиво!», находившейся, казалось, в тысяче километров и десятке лет отсюда. Она вела к Джиндабайну, а дальше – я в недоумении почесал подбородок – снова поднималась в гору на другой стороне долины. Поездка идеальной U-образной формы занимала, по подсчетам навигационной системы, пятьдесят минут в одну сторону. Судя по картинкам с погодной камеры Джульетты, я знал, что Марсело отсутствовал шесть часов. Отсюда вопрос: что он делал на курорте «Полный улет» остальные четыре часа?

– Это бесполезно! – прокричал Энди через пятнадцать минут.

Мы были примерно на середине подъема. Я видел маленькое световое гало – прожектор на верхней площадке подъемника и больше ничего. Тут не было ни деревьев, ни скал. Никто ему не ответил. Тогда Энди постучал Джульетте по плечу и произнес:

– Я говорю, это бесполезно. Снег так валит, что не видно никаких следов. Нужно просто сойти с ума, чтобы отправиться сюда в такую погоду.

– Мы должны попытаться! – крикнула ему в ответ Джульетта. Это было все равно что разговаривать в грузовом отсеке самолета. – С низа долины кажется, что подъемник находится ближе, чем на самом деле, а горный склон выглядит менее крутым. Может быть, она не смогла завести машину и решила, что поднимется туда пешком. Она поняла бы, насколько это трудно, только оказавшись на полпути вверх.

– Или вышла на дорогу и попыталась поймать машину, – добавил я.

– Вот именно.

– Но зачем ей уходить… – Особенно грубый толчок автотанка не дал Энди договорить, он осекся, а потом закончил фразу: – Уходить, когда на улице такая метель?

– Может, ей было страшно, – предположил я.

Энди кивнул:

– Она выглядела потрясенной, когда София показала ей фотографию.

Я думал, ее потрясло столь прямое столкновение со смертью, но Энди был прав. Люси сильно расстроилась и сразу ушла. Что, если это была угроза со стороны Софии? На глазах у всех нас так мог поступить только очень уверенный в себе человек, но я уже знал, что Черный Язык не испытывает недостатка в этом качестве. Но какого рода эта угроза: «Я знаю о твоих проделках» или «Я приду за тобой»?

Энди думал о том же.

– Даже если что-то ее напугало, зачем идти сюда?

– Она думала, что сможет. – Голос Джульетты прозвучал мрачно, было ясно, что она сама себе не верит.

Но для чего тогда мы здесь?

– В такую погоду? – Энди покачал головой. – Это было бы самоубийством!

Тут Джульетта на мгновение встретилась со мной взглядом, после чего опустила глаза. Я понял, о чем она думает, почему ей кажется вероятным выход Люси на улицу в пургу, хотя это представляло для нее смертельную угрозу. Вспомнилось, как Люси в баре искала, на кого бы взвалить вину, прежде чем ей показали фотографию Зеленых Ботинок, и как поспешно она ушла после этого. Может быть, ее напугала София. В конце концов, единственным, что связывало две смерти, был метод, и Эрин верно заметила: modus operandi Черного Языка легко изучить и воспроизвести. Мне было доподлинно известно, что Люси читала об этом в Google. Именно она рассказала мне о первых жертвах. И она была обижена на Майкла сильнее, чем многие из нас. Может быть, его приезд с Эрин стал для нее последней каплей.

Я взглянул на Джульетту, она мрачно смотрела в заиндевелое окно.

Мы не искали Люси, мы выслеживали ее.

Моя невестка (бывшая)

Глава 33

Гэвин завез нас высоко на перевал, на верхнюю площадку подъемника. Гигантская неуклюжая колонна протянула в небо толстые тросы, к которым были привешены трехместные сиденья, сразу за моим окном падавшие в кипучую массу черных туч. Со стороны Энди тросы уходили вверх и скрывались в поржавелом металлическом сарае. Гэвин остановился, чтобы Джульетта могла выпрыгнуть и проверить, что внутри, вдруг Люси укрылась там от непогоды, однако хозяйка «Небесного приюта» быстро вернулась к нам, на ходу качая головой.

Автотанк снова тронулся с места и поехал вниз по склону под проводами. Я решил, что это хорошая идея, опоры подъемника были видны даже в такое ненастье – их темные силуэты выступали из мрака. Если бы меня случайно занесло сюда, я тоже выбрал бы их в качестве ориентиров. Разумеется, все это имело смысл лишь при том условии, что Люси пыталась куда-то попасть. Подвесные кресла раскачивались на ветру у нас над головами, поворачиваясь почти на девяносто градусов. Хорошо, что я не сидел в тот момент на одном из них. Гэвин петлял вокруг опор, будто это был гигантский слалом, со вкусом и скрипом передергивая рычаг передачи. Я подумал, как бы у него не заболел локоть от таких поистине теннисистских усилий. Мы сидели сзади, приморозив лоб к стеклам и съезжая на лавках вперед из-за крутизны склона, щурились и вглядывались в белесую тьму. Но Люси не было.

Спуск становился постепенно более пологим, мы проехали мимо еще одного сарая, который подкармливали спускающиеся вниз провода. Джульетта снова выскочила наружу, сбегала к нему и вернулась с той же поспешностью. Наш маленький запас надежды быстро истощался. Чем дальше мы ехали, тем меньше оставалось причин верить, что потенциальная беглянка могла забрести так далеко.

Прошло еще несколько минут, и впереди показалось несколько зданий. Мы взяли курс на курорт.

– Черт! – буркнул Энди, тыкая пальцем в экран своего телефона. – Кусок дерьма.

– Тут прием лучше? – спросил я.

– Нет, батарейка села. А у тебя?

– Мой мобильник нырнул в озеро, забыл?

«Полный улет» больше напоминал военную базу, чем место отдыха. Его территорию занимали огромные квадратные сараи, где, вероятно, находились общие спальни, ночевка в которых обходилась постояльцам в одну десятую стоимости аренды шале в «Небесном приюте», в связи с чем гостей тут было в десять раз больше. Но на улице ни души, отчего рождалось жутковатое ощущение, как в безлюдном парке аттракционов. Видимо, все туристы находились в домах. Погода была мрачная, но не апокалиптическая, так что, если тут не было своих трупов, с которыми нужно разбираться, причин покидать курорт у приезжих не имелось. Призраки былой активности мерещились мне в трепете флуоресцентных треугольных флажков, расставленных в качестве указателей на хорошо утрамбованной дороге, твердость которой даже в такой сильный снегопад явственно ощущалась под гусеницами. Таблички «АРЕНДА» или «ЕДА» в этой пустоте выглядели жалкими, словно попали сюда из какого-то другого места. Мы плыли мимо них на своем рычащем механическом звере, будто болтались на волнах после кораблекрушения. Стояла зловещая тишина: живая и мертвая одновременно.

Этот курорт, устроенный для удовлетворения жажды впечатлений, а не для восстановления сил, был полной противоположностью «Небесному приюту»: деньги, сэкономленные на условиях проживания, щедро тратились здесь на подъемник и аренду инвентаря. Общие ванные комнаты и дерматомикоз входили в пакет услуг, кроме того, я уверен, тут вообще обошлись бы без постелей, если бы людям не нужно было бросить куда-нибудь кости между тремя часами ночи, когда закрывался бар, и шестью утра, когда начинали работать подъемники.

Гэвин остановился рядом с гигантской картой, где под слоем льда я углядел разноцветные линии, отмечавшие пути для спуска с горы. Вся правая сторона карты полностью заледенела, виднелись только горящие красные огоньки, которые, как я понял, находились рядом с названиями подъемников. И означали, что все они не работают.

– Простите, ребята. – Гэвин развернулся на кресле, как водитель автобуса. – Я отвезу вас обратно, но, может, вы сперва выпьете чего-нибудь горячего? Нам с Джул нужно обсудить одно дельце. – Он открыл свою дверцу.

– Правда, Гэв? – Джульетта не сдвинулась с места.

– Если ваша беглянка здесь, то наверняка внутри, – сказал он. – Пусть твой приятель проверит список гостей, хотя у нас тут никто не пропадал.

– Это может быть полезным, – вслух произнес я. – Вдруг я замечу, что вы кого-то упустили.

– Я возьму кофе. Ирландский, если тут есть. И подзаряжу телефон. – Энди поднялся со стальной лавки и замер, согнувшись и потирая поясницу. – Если я не разомнусь, приступ геморроя мне гарантирован. – Он поймал на себе нетерпеливый и хмурый взгляд Джульетты. – Что? Она могла добраться сюда.

Энди открыл заднюю дверцу и выпрыгнул, снег хрустнул под его ботинками. Я последовал за ним, решив, что он поступает разумно. Хотя Люси едва ли была здесь, мы могли бы порасспрашивать людей. Вдруг кто-нибудь знает Зеленые Ботинки. Не говоря уже о том, что Марсело приезжал сюда вечером накануне того, как все это началось. Джульетта, которой задержка была не по душе, выпрыгнула из танкобуса и пошла вслед за Гэвином в самый большой сарай, похожий на ангар для авиатехники.

Метель на этой стороне горы мела ничуть не слабее. Я слышал, как скрипели под порывами ветра тросы подъемника. Вдоль обочины дороги выстроились машины, похожие на огромные белые муравейники. Сугробы были утыканы лыжами и сноубордами, когда-то очень аккуратно, но теперь они все покосились и повыпадали, как гнилые зубы. На лыжные палки были надеты перчатки, и это свидетельствовало, что многие из укрывшихся в домах надеялись вскоре вернуться на склоны. Но перчатки полностью заледенели. Все это напоминало накрытый лавиной Чернобыль.

– Тут действительно страшно, – тихо сказал Энди, когда мы подошли к зданию, единственным признаком жизни в котором служил мигающий оранжевый свет в одном из окон. Щеки у меня так замерзли, что их защипало от его горячего дыхания. – Какой-то корабль-призрак. Есть вообще кто-нибудь на этом курорте?

Гэвин подвел нас еще ближе, и мне показалось, что я услышал из глубины здания ревущий клаксон сирены противовоздушной обороны или пожарной сигнализации вместе с серией отдаленных глухих ударов, достаточно сильных, чтобы от них вздрагивала земля под ногами. Мне стало нехорошо. Я начал мысленно препарировать недавние события. Гэвин, очевидно, был больше озабочен тем, чтобы доставить нас или, по крайней мере, Джульетту сюда, чем поисками Люси. Но пока мы беспокоились и занимались розысками пропавшей, она не мертва. В подобных книгах читателю не стоит верить в чью-то смерть, пока он не увидит настоящий труп. Они часто прикидываются. Мы все читали «Десять негритят».

С другой стороны, каким бы подозрительным ни казался мне Гэвин, просто нечестно представлять читателю убийцу, когда до конца книги еще далеко. Нокс подверг бы меня волочению и четвертованию – это его первое правило. И, читатель, ваш правый большой палец должен подсказывать вам, что впереди еще много чего.

Как бы то ни было, а вокруг наверняка находились сотни людей: был пик сезона, и мы приехали на курорт для искателей острых ощущений, которых не отпугнет какой-то жалкий ветер со льдом. Но где же они все?

Ответ я узнал, когда Гэвин открыл дверь.



Рев бури был ничто в сравнении с шумом, который оглушил нас, когда мы переступили порог. Орала какая-то электронная музыка, глаза слепили мигающие огни, басы сотрясали стены мерными глухими ударами. Кружащийся луч прожектора выхватывал из темноты извивающиеся тела, на шеях и запястьях которых висели светящиеся браслеты. На платформе, окруженной зелеными лазерами, вскинув руку в воздух, скакал какой-то человек. Столы и стулья были сдвинуты к стенам, центр зала расчищен для танцев. Мы с порога ввалились в самую гущу этой дикой вакханалии.

Гэвин продирался сквозь толпу, мы старались не отставать. Было жарко, давно я так не парился, в воздухе стоял тяжелый запах пота. Танцующие неотрывно смотрели друг на друга. Энди был ошеломлен, зачарован обилием плоти и фантастичностью костюмов. Люди были в лыжных очках и нижнем белье, длинных шортах и куртках, в полотенцах вместо накидок, шлемах, перчатках и завязанных на голове футболках. Одна женщина обрядилась в гавайскую цветочную гирлянду, бикини и гигантское разноцветное сомбреро. Моя кухонная прихватка прекрасно дополнила бы ее костюм.

Мне едва не снесли голову шестеро мужиков топлес, пившие залпом с лыжи, на которую были приклеены шесть стопок. Толпа сгущалась у бара. Вздутые до небес цены в меню были наскоро перечеркнуты толстым черным маркером и написаны заново, рядом стояла табличка: «ОПЛАТА НАЛИЧНЫМИ». Гэвин добрался до какой-то двери и открыл ее для нас. Мы просочились в коридор. Последние несколько шагов мне пришлось тащить Энди за собой.

– Господи Исусе, Гэв! – выдохнула Джульетта, с облегчением прислоняясь к стене. Пол трясся от басов, но, по крайней мере, дышать было легче. – Это выходит за всякие границы.

– Полное безумие! – В глазах Энди горел огонек затравленной юности. – Мы выбрали не тот курорт! Жаль, что Кэтрин не с нами, интересно, что сказала бы она.

– Началось с малого. Один парень привез свою диджейскую установку и спросил, можно ли ее настроить. У нас тут и раньше выступали разные группы, так что я сказал: «Конечно». Думал, гости немного повеселятся, пока не закончится пурга. Но по мере того, как усиливалась метель снаружи, веселье внутри тоже нарастало и превратилось в настоящую оргию. – Гэвин пожал плечами. – Люди развлекаются. Ничего плохого.

– Мы в «Небесном приюте» не можем получить помощь, – осторожно заметила Джульетта. – Если что-нибудь случится, кто поможет тебе?

– У вас два трупа и один человек пропал, а сколько вы провели вечеринок? – оглянувшись назад, бросил Гэвин, который уже вел нас дальше по коридору. – Слушайте, я не могу это прекратить. Все зашло слишком далеко. Если отрублю электричество, они начнут петь хором. Закрою бар, они разнесут все мои холодильники и растащат содержимое. Как только погода наладится и люди снова смогут выйти наружу, они сами разойдутся. Мне нужно только дождаться, когда народ выдохнется. – Он хохотнул. – Хотя пожилую пару жаль. Могу поспорить, они предпочли бы остановиться где-нибудь за перевалом.

– Могу поспорить, наценки в баре тебе не повредят.

– Не умирать же мне с голоду. – Гэвин улыбнулся.

Мы пробирались по внутренностям отеля. Как я уже отметил, это была полная противоположность «Небесному приюту» – нечто более близкое к университетскому общежитию, чем к отелю. Местами отдыха здесь служили общие кухни вместо библиотек и телевизоры с плоским экраном вместо каминов. Нержавеющая сталь была в изобилии. Кабинет Гэвина не отличался особой изысканностью: часть пространства занимал бильярдный стол с длинным порезом на сукне и кольцами для бутылок по дубовому борту, тут же находились стол для работы с гораздо более дорогим, чем у Джульетты, компьютером и двумя мониторами и пробковая доска с картой окрестностей формата А3, включая территорию «Небесного приюта», а также всевозможными картинками погоды и видов местности со спутников. Гэвин обошел вокруг стола и склонился над каким-то небольшим черным шкафчиком, который я сперва принял за сейф, однако оказалось, что это холодильник. Хозяин кабинета достал оттуда несколько бутылок пива «Корона», зажав их между пальцами, и предложил нам, как будто он был Эдвардом Руки-ножницы. Энди быстро взял одну, а я покачал головой.

– Мы спешим, Гэвин. – Джульетта отмахнулась от бутылки.

Энди, поняв, что мы оба отказались, неловко держал в руке свою, видимо считая, что, если начнет пить, это будет предательством.

Гэвин развел руками:

– Знаю, знаю. – Он нажал на несколько клавиш на компьютере, и монитор ожил. На экране был толстый слой пыли.

Гэвин несколько раз щелкнул мышкой и жестом подозвал нас с Энди, мол, идите взгляните. Там была таблица. На секунду мне показалось, что тетя Кэтрин пригласила и его на воссоединение, но я приписал это ПТТР – посттравматическому табличному расстройству.

– Вот список номеров, – сказал мне Гэвин. – Вы интересовались. Пять минут? – Последняя фраза была обращена к Джульетте, он хотел завладеть ее вниманием, а нам с Энди, чтобы чем-то нас занять, предлагал свой компьютер, как подсовывают видеоигру ребенку. – Тебе это будет нелишним.

– Я уже говорила. Дело не в деньгах. – Джульетта подошла к двери и распахнула ее. – Давай поговорим не здесь.

Гэвин засиял улыбкой. Энди сдался и виновато отхлебнул глоток пива.

Я повернулся к экрану компьютера. В отличие от всего остального в «Полном улете», таблица была составлена довольно толково. Одна колонка называлась «Список номеров», а другая – «Заполнение номеров». Меня тянуло просмотреть все, но шанс воспользоваться Интернетом был слишком большим искушением, и я открыл браузер.

Если бы Рональд Нокс родился на сто лет позже, я уверен, его одиннадцатая заповедь запретила бы ссылки на поиск в Google. Но что тут скажешь: он давно умер, а я пытался не последовать за ним. Чем больше информации, тем лучше.

Я понимаю, чтение загугленных новостей – это не та высокая драма, ради которой люди читают книги. Избавлю вас от подробностей и не стану описывать, как я кликал по ссылкам и прокручивал страницы, выданные в ответ на запросы: «Черный Язык» и «жертвы Черного Языка», и я терпеть не могу, когда новостные заметки дословно перепечатывают в книгах. Заметьте, на дворе двадцать первый век, а я не пользовался Интернетом уже два дня, так что простите мне некоторые отступления от основной темы поиска. Вот что я узнал.

•Подтвердились слова Люси и Софии. Пепел, удушье – это древнеперсидская пытка. Как и говорила Люси, информация легкодоступна. С ней мог ознакомиться любой и скопировать.

• Вообще, как только я начинал вводить «Чер…», Google автоматически подставлял из истории поисковых запросов «Черный Язык». Гэвин тоже искал эту информацию, значит слухи распространились несколько шире, чем я думал.

• Убийства, о которых сообщалось в новостях, далеко отстояли друг от друга по времени: первое произошло три года назад (после смерти Алана), а второе спустя восемнадцать месяцев.

• Энди попросил меня быстро проверить стоимость криптовалюты.

• Первые жертвы, Марк и Джанин Уильямс, жили в Брисбене. Марку было шестьдесят семь, а Джанин семьдесят один год. Они ушли на пенсию, тридцать лет проработав в собственной закусочной в Брисбене. В статье ощущался уклон в сторону «как несправедлива жизнь». Уильямсы представали в ней «столпами местного сообщества» – они волонтерили, входили в разные общественные комитеты, растили приемных детей, потому что не могли иметь своих, – отчего известие об их гибели становилось еще более гнетущим. В одной статье имелось фото с похорон – очередь на улице. Уильямсов любили. Они вообще не подходили на роль жертв жестокого убийцы, члена банды, вот я о чем. София описала их смерть вполне достоверно: стариков привязали пластиковыми стяжками к рулю их машины в их собственном гараже, пепел в салоне взбалтывал воздуходувкой убийца, стоявший над люком в крыше.

• Вторая жертва, Элисон Хамфрис, был обнаружена еще живой в ее квартире в Сиднее, в ванной комнате с заклеенным скотчем окном, пепел сыпался с потолочного вентилятора. Женщина умерла через пять дней в больнице, где работала София (я заметил, что это совпадает с информацией, изложенной ею в хозяйственном сарае), когда было принято решение отключить систему жизнеобеспечения, которая поддерживала Элисон. Ее смерть сопоставили с гибелью Марка и Джанин, на какого-то младшего редактора легла задача придумать прозвище для серийного убийцы, так и родился Черный Язык.

• Я быстро проверил свою страницу в Facebook.

• Согласно странице Элисон в LinkedIn (нет ничего более печального, чем просматривать их после смерти человека: работала с 2010-го – по настоящее время), она была детективом, потом стала «консультантом». В какой области она консультировала, осталось неясным.

• Продажную стоимость «Небесного приюта» (я запомнил название агентства недвижимости, которое видел на контракте) сообщали только по запросу. «Советник по путешествиям» давал курорту оценку 3,4, что я посчитал, без учета трупов, довольно суровым.

• Я открыл страницу Люси в Instagram, подумав, что она могла забраться на крышу вчера вечером, поддавшись искушению поймать сигнал связи и залезть в социальные сети, против которого не смогла устоять. Разумеется, я обнаружил там новое сообщение: снимок экрана с ее депозитным банковским счетом, несколько тысяч с хвостиком, остальные детали были вымараны. Подпись гласила: «Это трудно, но в конце концов стоит того. Свяжитесь со мной, если хотите научиться финансовой независимости. Смотрите, что дала мне эта замечательная компания #ежедневная работа #заработок и обучение #корпоративный отдых #детка-босс». К публикации была прикреплена вторая картинка – великолепный горный пейзаж, снятый с крыши отеля, и третья – фото всех наших (кроме меня, приехавшего позже) за обеденным столом в первый день. Меня не хватило даже на то, чтобы усмехнуться: как она выдала наше воссоединение за отдых с коллегами по работе (#ври пока это не станет правдой – такой хештег подошел бы лучше); вид яркого солнечного неба над острым горным пиком разочаровал меня. Снимки были опубликованы днем перед началом метели. В этом не было никакой новой информации.

На втором мониторе я открыл домашнюю страницу «Небесного приюта» и кликнул по погодной камере. Картинка была почти целиком затянута белесой мглой, но тут вернулись Джульетта и Гэвин, и я снова занялся таблицей. Просмотр имен гостей не дал никакого результата, как я и предполагал. Это были самые обыкновенные фамилии, и, если бы даже какая-то из них чем-то выделялась, шансы, что я прокручу ее, ничего не заметив, были очень высоки. Я искал, сам не знаю зачем, Уильямсов и Хамфрис, Холтонов и Кларков. Ничего. Только одно я заметил: обилие мужчин по имени Дилан. Сноубордистов. Наконец я перешел к разделу «Заполнение номеров». Тут имелись колонки: «Номер комнаты», «Количество забронированных коек» и «Присутствие». В последней клетки были заполнены значками +/—, очевидно, в попытке проследить, не пропал ли кто. Я просмотрел всю колонку. Во всех клетках стояли плюсы, то есть все на месте.

Джульетта внимательно смотрела на карту, прикрепленную к пробковой доске, но я видел, что она в нетерпении, хочет поскорее уехать. Люси ведь так и не нашлась.

– Есть что-нибудь? – наконец спросила она, решив, что у меня было достаточно времени, и наклонилась над моим плечом. – Одна моя подруга тоже участвовала в таких схемах. – Я понял, что Джульетта смотрит на монитор с Instagram Люси, на нем остался снимок экрана с банковским счетом. – Все это туфта. Их поощряют делать такие картинки в фотошопе и публиковать их, чтобы показать, будто они заработали много денег. Даже если деньги реальные, это ничего не говорит о том, сколько времени потрачено на то, чтобы они появились. По большей части это их собственные средства, которые вернулись к ним без всякого дохода.

Эрин говорила, что Майкл рассказывал ей о финансовых проблемах Люси и отчасти именно это сблизило их. Но опять же, он взял откуда-то 267 000 долларов. Может быть, они оба держали свои долги в секрете друг от друга.

Напоследок я еще раз прокрутил список номеров, надеясь, вдруг наткнусь на что-нибудь, и это что-то высечет искру понимания. Диланов было чересчур много. Я напомнил себе: это курорт, куда ездят развлекаться, в отличие от «Небесного приюта». Бесполезно охотиться здесь за человеком, связанным с убийством, произошедшим тридцать пять лет назад: никто старше сорока лет не отважится ступить на территорию этого курорта, как ни один человек после ухода на пенсию не выберет местом назначения для круиза Канкун.

Если только…

– Гэвин. – Теперь я быстро просматривал список номеров. – Ты говорил, тут остановилась пожилая пара?

– Да. Они носа не высовывают из своего номера. Думаю, эти люди ошиблись с курортом, потому что, честно говоря, мы принимаем всех, но они не наши клиенты. Мы обслуживали их в номере, хотя обычно этого не делаем. Мне было немного неудобно перед ними, понимаете?

– И могу поспорить, они дают чаевые, – сказала Джульетта.

– Как я и говорил, не наши клиенты.

– Комната тысяча двести четырнадцать? – спросил я на выходе из кабинета. – Можешь показать мне?

– Почему бы нет, – пропыхтел Гэвин, догоняя меня физически и ментально. Джульетта и Энди поспешили следом. – Ты их знаешь, что ли?

Едва ли имена из таблицы что-то значили хотя бы для одного из них. Двенадцать часов назад мне они тоже ничего не сказали бы. Но совпадений не бывает, и это было написано в таблице, ясно как день.

Мы оказались у двери. Только подумайте, все это началось с таблицы, и теперь другая таблица могла разрешить загадку.

Комната 1214, Маколи.

– Пока нет, – ответил я и постучал.

Глава 34

Эдгар и Шивон Маколи поспешили пригласить меня в номер, как только я представился как Каннингем. Они были старше моей матери, но выглядели бодрее. У Эдгара сизоватый нос картошкой, как у любителя виски, рубашка поло цвета лайма заправлена в коричневые брюки под ремень. Шивон маленького роста, с короткими серебристыми волосами и тонкими руками, которые напомнили мне заиндевелые ветки деревьев по пути в горы. Она куталась в клетчатый плед. Действительно не клиенты Гэвина.

Комната была узкая: двухъярусная кровать слева и вешалка для одежды (места для шкафа не хватило) справа, рядом с одиноким стулом, без стола. Столом служил чемодан, положенный на стопку книг между стулом и нижней кроватью, на нем лежали игральные карты. Ближе к двери располагалась ванная размером с платяной шкаф. Жилые корпуса на этом курорте были оборудованы, как корабли: минимум места при максимальном количестве обитателей. В комнате пахло, как повсюду здесь, – сыростью. Пепла в воздухе не было, насколько я мог судить.

Старики суетились, пока мы усаживались. Эдгар болтал о метели, Шивон хлопотала и возилась с электрическим чайником, извиняясь, что у них только две чашки и поэтому кому-нибудь придется остаться без чая. Энди, у которого до сих пор болталась между пальцами бутылка пива, слегка приподнял ее, демонстрируя отказ от предложения. Джульетта, Энди и я неловко устроились на просевшем под нами нижнем ярусе кровати, колени оказались прижаты к груди. Гэвин остался стоять в дверях.

Эдгар занял одинокий стул и нагнулся вперед, поставив локти на колени.

– Мы сомневались, что увидим хоть кого-нибудь с этой пургой и всем прочим, так что я не могу выразить, как мы вам благодарны за то, что вы поднялись сюда. – Британский акцент у него боролся с австралийским. Человек из высшего общества, но не по рождению, а натасканный. – Мы не получали вестей от Майкла. Думали, что вы, вероятно, тоже застряли там, поэтому просто ждали. Конечно, мы обычно не останавливаемся в таких местах, но тут, вообще-то, было здорово. Правда, дорогая? – обратился он к жене.

– О да, любимый. – Шивон высунула голову из ванной, очки у нее запотели от пара из чайника. – Все номера в главном корпусе «Небесного приюта» были заняты, а мне трудновато топать по снегу от этих милых шале. Майкл решил, что будет лучше, если мы остановимся здесь, хотя я давно уже не спала на двухъярусной кровати. Но почему нет? Думаю, если учесть, чем мы заняты, и вообще, что все это превращается в приключение.

Меня потрясло, что они ждали Майкла, и еще сильнее – их отношение к происходящему. Я ожидал враждебности или даже страха, но не… восторга. Никто из находившихся в комнате не знал, кто такие Маколи, и поддерживать разговор должен был я, но как? Я едва мог освоиться с фактом, что тело их давно погибшей дочери находится за перевалом.

– Ну так как же, – Эдгар продолжил беседу вместо меня, – вы нашли ее?

Этого хватило, чтобы у меня в голове все сошлось. Я понял, что происходит, и решил подыграть, по ходу дела разбираясь, верно ли мое предположение.

– Да, мы нашли ее, – сказал я, игнорируя взгляд выпученных глаз Энди. Ясно было, о чем он подумал: «Кто такая „она“?» – Хотя были некоторые трудности.

– Он опять хочет больше денег, – объявила Шивон, появляясь из ванной с двумя чашками обжигающего чая, но при этом не выглядела ни возмущенной, ни обиженной, спокойно передавая нам чашки. – Это ничего, любимый, мы же так и предполагали, что Майкл их попросит. Поэтому привезли больше. – Она указала взглядом на их импровизированный стол-чемодан.

– Вы не могли бы просто… – Я замялся, не уверенный, что им сказать.

Похоже, старики не знали, что Майкл мертв, и считали, что я действую от его имени. Но как знать, может, они меня разводят, а в таком случае лучше мне держать несколько карт при себе и попытаться поймать Маколи на лжи.

– Вы не поможете мне сперва разобраться с некоторыми деталями? – Старики смущенно посмотрели на меня, и я поторопился объяснить, улыбаясь при этом со всем возможным дружелюбием и спокойствием и даже сопровождая улыбку смешком. – Это просто… семья, понимаете? Мой брат втянул меня в это дело. Отправил сюда, мало что объяснив. Я только хотел бы убедиться, что цена назначена справедливая. Для… – я махнул рукой на чемодан, давая понять своим собеседникам, что не стремлюсь обобрать их, – обеих сторон. Просто семейные дела, понимаете? – Кажется, я их совсем не убедил. Старики искоса обменивались настороженными взглядами, поэтому я подбросил им новую информацию: – Да, мы нашли ее.

Похоже, это была правильно подвешенная морковка, так как Эдгар сказал:

– Что вы хотите знать?

Я пошел ва-банк:

– Сколько вы уже отдали ему?

– Половину, – ответил Эдгар.

Начал я с вопроса, ответ на который, как мне казалось, уже знал. Майкл был лишь посредником между Маколи и Аланом Холтоном – об этом я догадался. Вероятно, в его сумке находились деньги Маколи, вот почему никто – ни Люси, ни Марсело, ни копы – не заметил, что со счета Майкла пропала значительная сумма. Кроме того, я подозревал, что мой брат продавал Маколи то, чего у него не было: он собирался использовать их «первый взнос», чтобы заплатить Алану, получить необходимое для продажи, а потом забрать вторую половину суммы в качестве барыша. Но после покупки он отправился в тюрьму и не смог вовремя завершить сделку. Вот почему он привез тела в горы. Это был товар.

Однако оставались и нерешенные вопросы. Я предположил, что Алан продавал последнее послание моего отца, какие-то компрометирующие доказательства похищения и убийства Ребекки, которые Роберт не успел передать своему куратору Элисон Хамфрис. Вполне понятно, что Маколи захотели их получить и готовы были заплатить изрядную сумму, но мой отец не мог сообщить о месте, где находится тело Ребекки, ведь он умер до того, как ее похоронили.

– Ну… здесь четыре сотни. – Шивон, хотя ее никто не спрашивал, указала на чемодан, чем избавила меня от необходимости задавать лишние вопросы. Она скорчила извиняющуюся мину и посмотрела на Эдгара, – очевидно, торговля не была ее сильной стороной и ей не терпелось получить информацию о дочери. – Мы добавили сотню. За фотографии.

Суммы сходились. Если три сотни из чемодана были второй половиной платежа, это совпадало с тем, чего я ожидал от Алана: он мог попросить выкуп в 300 000 долларов. Но у меня в голове рождались все новые вопросы: если Майкл получил деньги от Маколи, почему их ему не хватило? Если они были в состоянии добавить еще сто тысяч за фотографии, зачем им… Погодите… какие фотографии?

– Погодите, – сказал я. – Какие фотографии?

– Майкл сказал… – Шивон запнулась.

– Простите. – Эдгар нагнулся вперед и пододвинул к себе чемодан, карты посыпались с него. Старик положил руку на крышку, и я заметил, что в его глазах промелькнул страх. Он понимал: если мы захотим взять деньги, то сделаем это. И его жена только что назвала сумму. Они явно не привыкли иметь дело с преступниками. Или с Каннингемами. – Так кто вы такой, вообще-то?

Шивон выпрямила спину, показывая, что не испугалась.

– Кто эти люди, пришедшие с вами? И где Майкл?

– Майкл мертв.

От шока оба они замолчали.

– Но он нашел тело вашей дочери. И я скажу вам, где она.

– О, слава Богу! – Шивон от испытанного облегчения схватилась за вешалку для одежды, чтобы не упасть. – Простите, я не то имела в виду…

– Ничего. Вы можете даже оставить деньги себе. – Я почувствовал, как при этих словах Энди ткнул меня локтем: «Ты уверен, приятель?» – Но Майкл умер из-за того, что нашел. То, что он откопал, кто-то другой пытается похоронить. И вы могли бы помочь мне заполнить пропуски. Складывается впечатление, что те, кто знает слишком много о вашей дочери, находятся в опасности, включая меня и моих родных. А теперь, полагаю, и вас самих.

– Скажите, чем мы можем помочь? – спросил Эдгар.

Шивон у него за спиной кивнула. Я видел, что она ничего не боится и готова на все, лишь бы узнать о дочери.

Мне очень хотелось расспросить их про фотографии, но я понимал, что нужно начать с более логичного вопроса.

– Как вы познакомились с Майклом?