Дженнифер Джейнс
Никогда не улыбайся незнакомцам
Серия: Незнакомцы-1
Пролог
Мальчик открыл глаза и повернулся к окну. Было уже поздно, а сетчатая дверь в задней части дома только что захлопнулась.
Прогремел гром, и капли дождя застучали по стеклу громкими, сводящими с ума ударами. Он вцепился в шерстяное армейское одеяло, от которого воняло мочой, и прижал его ближе к телу. Широко раскрыв глаза, он наблюдал за ливнем через крошечное окно своей спальни.
Вспышка молнии пронеслась по небу, осветив ветви и прилипший к ним испанский мох. Так же быстро, как и появился, луч исчез, и мир погрузился в кромешную тьму.
Ветка гигантского дуба снаружи царапнула по грязному стеклу, и сетчатая дверь в задней части дома захлопнулась во второй раз. Неугомонная энергия наполнила мальчика. Что-то явно не так, и дело не в двери и не в шторме.
В его маленькой комнате, ненамного больше чулана, всегда пахло заплесневелым деревом. Когда началась гроза, противный запах стал гуще, более угрожающим. Глотая затхлый воздух, он неохотно вылез из кровати и на цыпочках пошел по коридору. Постоял у двери в спальню матери, пытаясь услышать ее обычный пьяный храп. Все, что он расслышал, это тиканье ее заводного будильника.
Что-то было размазано по дверному косяку.
Кровь.
Его сердце екнуло, когда он уставился на пол. Там тоже была кровь. Образ разорванного тела матери заполнил его разум, и он улыбнулся.
С мрачным лицом он прошел мимо ее спальни в крошечную кухню, подранный линолеум был прохладным и кровавым под его босыми ногами. Он стоял у окна и наблюдал за бурей. Плакучие ивы наклонились, продавленные пронзительным ветром. Он смотрел в безлунную ночь и пытался вспомнить, перевернул ли он пирогу, маленькую лодку, которую они держали на заднем дворе.
Днем его младшая сестра Элли отправилась за ним к пруду. Она хоть и маленькая озорница, но все подмечала. Элли не должна была проходить мимо маленького дворика, и он слишком беспокоился о том, чтобы убедить ее последовать за ним в дом, чтобы даже подумать о маленькой лодке. Но сейчас он волновался. Если мама увидит, что она наполнена дождевой водой, будут неприятности.
Обычно они не запирали дом, но сейчас он щелкнул защелкой на сетчатой двери. Поморщился, представив себе мать утром, ее тонкие губы, сжатые в жесткую линию, злость из-за хлопавшей двери, которая не давала ей спать в любое время ночи, независимо от того, делала она это или нет.
Он не мог так рисковать.
Снова ударила молния, осветив ржавый «Бьюик», который все последние девять лет дремал на бетонных блоках рядом со старым, заброшенным сараем. Ночь снова стала темной, и в темноте он почувствовал какое-то движение. Мгновение спустя он увидел его снова.
Он включил свет на крыльце, окутав двор тусклой желтой дымкой, и ему пришлось дважды моргнуть, прежде чем он поверил в то, что открылось его глазам.
Дрожа, он попятился от двери.
Его мать, голая, стояла во дворе и смотрела на него сквозь спутанные мокрые от дождя волосы диким взглядом. Отбегая от двери, он услышал, как она его зовет.
Десять лет спустя...
- В Гранд-Треспассе грядет еще один душный день с температурой 32 градуса и относительной влажностью 94 процента. Ожидается переменная облачность с порывами западного ветра переходящего в юго-западный. Не совсем неприятно, но и не слишком удобно. А вот и Билли с пробками.
Глава 1
Хейли Ландри последовала за своей лучшей подругой, Тиффани Перрон, в «Провост», небольшой бар, расположенный на окраине Гранд-Треспасса, штат Луизиана.
Городок был небольшой. Имел почтовое отделение, заправочную станцию, парочку искусственных прудов, используемых для сбора раков и сома, закусочную, магазин снастей, церковь и старый универсальный магазин с выцветшим, огромным рекламным щитом Кока-колы. Гранд-Треспасс был настолько мал, что его название редко произносили за пределами десятимильного радиуса его ржавого приветственного знака. Тот факт, что этот город занимал такое незначительное положение, естественно, заставлял некоторых местных жителей тоже чувствовать себя довольно незначительными.
Девятнадцатилетняя Хейли была одной из них. Ее единственной мечтой, сколько она себя помнила, было сбежать из Гранд-Трепасса. Чтобы выяснить, кто она такая. Кем она могла бы быть. Воображаемые планы могли осуществится только, если она уедет в колледж. Но колледж все больше и больше становился фантазией и все меньше реальностью. Впервые в жизни у нее появились обязанности. Огромные... с которыми она не уверена, что сможет справиться.
Две девушки протиснулись сквозь толпу работяг: водителей грузовиков, механиков, плотников, металлургов и сельскохозяйственных рабочих, охранников и тому подобное. Бар также был забит женщинами, в основном тридцатилетними и сорокалетними разведенками, одетыми по моде прошлого десятилетия, которые приходили сюда в надежде подцепить нового мужчину.
Хейли уже давно не была в «Провосте». Она давно нигде не была. Да и сейчас не хотела никуда идти. Все, чего она хотела, — это остаться дома, и чтобы ее жизнь вернулась в нормальное русло.
Они нашли столик рядом с туалетами. После того, как официантка ушла с их заказами, Тиффани достала сигареты, вытащила одну и протянула ей пачку.
— Хочешь?
Хейли покачала головой.
— Ты в порядке? — спросила Тиффани. — Выглядишь немного бледной.
— Я в порядке. — В эти дни выходить на улицу казалось неправильным. Ее отец погиб в ужасной аварии семь месяцев назад, и с тех пор она почти не выходила из дома, но Хейли не хотела портить вечер Тиффани. Она выпрямилась на стуле и изо всех сил постаралась выглядеть более нормально, чем чувствовала себя. Но даже она знала, что иллюзия довольно слабая.
Тиффани выпустила струю дыма через плечо, затем ее зеленые глаза сузились.
— Знаешь, тебе нужно начать выбираться. Прошло около семи месяцев с тех пор, как...
— Знаю, — перебила Хейли. Сигаретный дым, пот, смесь дешевых одеколонов и запах жареной пищи вызывали у нее тошноту. Она хотела вернуться домой.
После того, как официантка вернулась и поставила их сырные палочки и содовую на стол, Тиффани наклонилась вперед, ее глаза смотрели серьезно.
— Послушай, я должна тебе кое-что рассказать.
— Что? — спросила Хейли, радуясь смене темы.
Тиффани наблюдала, как бородатый мужчина подошел к музыкальному автомату и бросил четвертаки в щель. После долгой паузы она снова обратила свое внимание на Хейли.
— Ладно, только не волнуйся. Речь идет о парне. И это не Чарльз. — Она опустила сигарету. — Я знаю, что это неправильно, особенно после Тома и всего остального. — Она сделала паузу, и ее глаза расширились, стали более выразительными, как всегда, когда она пыталась что-то впарить Хейли. В большинстве случаев это заканчивалось либо действительно плохой идеей, либо откровенной ложью.
— Ты знаешь, как сильно я люблю Чарльза. Я имею в виду, мне нравятся вещи, связанные с Чарльзом. Некоторые замечательные вещи... Но есть те, что я не люблю. Например, то, как он отвратительно влюблен в меня.
— Я думала, это одна из вещей, которая тебе нравится?
Тиффани вздохнула и откинула с лица свои длинные светло-рыжие волосы.
— Нравилось. Поначалу мне казалось, что это круто, но теперь я так устала от этого. Он всегда хочет быть со мной, а я не очень люблю быть на привязи.
— Он твой парень. Он должен хотеть быть с тобой. Кроме того, вряд ли он совсем не дает тебе свободы.
Тиффани наклонила голову и накрутила на большой палец золотое ожерелье — ее нервная привычка с тех пор, как мать Хейли подарила им одинаковые ожерелья на выпускной в средней школе. Ожерелья в двадцать четыре карата с подвесками в форме сердца с монограммой.
— Я не знаю. Может быть, я не создана для постоянных отношений, — решила Тиффани. — Ну понимаешь, мне нравится слишком много мальчиков. — Она сняла ожерелье с большого пальца и позволила ему упасть обратно на ее длинную шею. Тиффани ухмыльнулась. — Может, моя мама права. Я безнадежно помешана на мальчиках, и Иисус заставит меня заплатить за мою похоть в загробной жизни.
У Хейли не было причин не любить Чарльза Джонсона. Он был ярким, добрым, вежливым... порядочным. Хотя она так же удивилась, как и все остальные в городе, кто знал, что Тиффани решила встречаться с черным парнем, разница заключалась в том, что у Хейли не было с этим проблем. Она думала, что Чарльз хорош для Тиффани. Но Тиффани не так хороша для него. Особенно после ее романа с Томом Андерсоном, профессором местного колледжа, измена, за которую Чарльз только что ее простил. И вот теперь они вели этот разговор.
— Думаю, Чарльз хочет жениться на мне. Ну вот, выйду я за него замуж. И что мне делать? Остаться здесь? Состариться и одряхлеть в Гранд-Треспассе с чернокожим мужчиной? Уже сама мысль, что я могу здесь застрять, достаточно плоха. Но быть с Чарльзом в первую очередь означало больше морочить голову моей маме, чем по-настоящему любить его.
Хейли застонала. Она ненавидела, как ее подруга обращалась с мальчиками. Все всегда крутилось вокруг ее персоны, когда дело касалось любых ее отношений, парни почти всегда оставались на заднем плане.
— Не поймите меня неправильно, Чарльз — лапочка. Абсолютный лапочка. Ну, обычно. Но после истории с Томом он стал почти, я не знаю, одержим. — Она вздохнула. — Ну, в любом случае, есть один парень. Я не собираюсь называть его имя, потому что... Ну, тебе просто придется, эм, поверить мне в том, почему.
«Доверие», — подумала Хейли. Она любила Тиффани, но доверять ей, ну, это слишком много, чтобы просить. У парня, вероятно, была девушка или жена, и Тиффани знала, что Хейли этого не одобрит. Или это могло быть что-то еще хуже.
Как раз в этот момент Хейли увидела, как Чарльз пробирается сквозь толпу. Несколько местных жителей вытаращили глаза, когда он проходил мимо. Один из них покачал головой. Другой усмехнулся. Мужчина прошел мимо всех, со спиной прямой, как шомпол, лицо ничего не выражало. Его взгляд быстро остановился на двух девушках, и он направился к ним.
— В любом случае, этот другой парень и я, — продолжила Тиффани, — мы вроде как флиртовали, и я думаю, что ему нравлюсь. Я имею в виду, конечно, ему нравится...
— Ш-ш-ш, — прервала ее Хейли тихим голосом. Она вздернула подбородок в сторону Чарльза. — Он здесь.
— Кто? — спросила Тиффани и повернулась, чтобы посмотреть.
Чарльз остановился у их столика, верхний свет в затуманенном зале отбрасывал тень на его смуглое лицо.
— Я думал, вы двое тусуетесь у Хейли сегодня вечером?
Он сел за стол и, скрестив руки на груди, уставился на Тиффани.
— Заехал к ней домой, и мне сказали, что вместо этого вы отправились сюда.
— Мы передумали, — раздраженно ответила Тиффани.
— Хейли нужно было поговорить, и она хотела выбраться из дома. Ее мать все еще горюет.
Чарльз посмотрел на Хейли, и выражение его лица смягчилось.
— У твоей матери все еще тяжелые времена?
Она кивнула. Это было правдой. Ее мать страдала с тех пор, как произошел несчастный случай, и ее горе не уменьшилось. Женщина, которая когда-то была полна жизни, вечная оптимистка, теперь больше молчала и сильно похудела. Она лежала в своей постели днем и ночью, оторванная от мира.
Часть, которая была неправдой, заключалась в первоначальном плане остаться в ее доме. Хейли не была уверена, что именно Тиффани наврала ему, и не хотела вмешиваться. Ее подруга слишком много лгала, а Хейли не всегда успевала отследить эту ложь.
— Если я могу чем-нибудь помочь, дай знать, хорошо? — сказал Чарльз.
— Спасибо.
Хейли оглядела толпу и увидела Троя, старого друга семьи, стоящего в отдалении.
— Извините, — сказала она, радуясь, что нашла предлог уйти. Любое оправдание. — Я заметила кое-кого, с кем хотела бы поздороваться.
Мгновение спустя она была на другом конце зала, и Трой, сияя, смотрел на нее сверху вниз.
— Вы только посмотрите. Растешь, как сорняк, моя дорогая! — Его губы растянулись в широкой улыбке, открыв запачканными табаком зубы. Лицо Троя покраснело и осунулось от многолетнего употребления алкоголя и слишком большого количества солнца Луизианы. — У старины Садли, вне сомнения, получилась симпатичная дочка, — выпалил он.
«Нет, я не симпатичная, — подумала Хейли. — Я некрасива, с безнадежно обычным лицом. Тиффани. Вот она хорошенькая».
Трой стоял слишком близко, и у него было кислое дыхание. Он был одним из друзей детства ее отца из Уэстона. Отец Хейли стал профессором математики в Общественном колледже Кавелье-де-Ла-Саль, колледже, в который обычно ходили дети из Честера, Труро, Уэстона и Гранд-Треспасса после окончания средней школы, прежде чем бросить учебу и завести собственные семьи. Четыре города находились на расстоянии плевка друг от друга и были такими трогательно маленькими, что все четыре можно было бы обойти за двадцать минут. Трой стал механиком и переехал в Труро.
Хотя Трой веселый и приятный человек, он один из последних людей, с которыми Хейли хотела оказаться рядом прямо сейчас, потому что он был просто еще одним болезненным напоминанием о том, что ее папа умер.
Он сделал большой глоток пива, и Хейли посмотрела мимо него на своих друзей. Чарльз перегнулся через стол. Тиффани явно была напряжена. Она накрутила ожерелье на большой палец и покачала головой.
— Я никогда бы не подумал, что переживу старину Садли, — сказал Трой, запинаясь. — Нет. Он всегда был ответственным. Уравновешенным. Всегда делал то, что было безопасно. Мы часто смеялись над ним в детстве, потому что он никогда не казался таким, понимаешь? У него была старая душа. — Он пошатнулся и вытянул обе руки перед собой, чтобы не упасть. — Эх, черт.
— Вы в порядке? — спросила она.
— Думаю, это зависит от того, что ты вкладываешь в эти слова, — ответил Трой и громко рассмеялся, прежде чем сделать еще один глоток.
Она смотрела, как Тиффани вышла через заднюю дверь. Чарльз встал и последовал за ней.
— Люди просто плохо выглядят на своих похоронах. — сказал Трой, его глаза остекленели от алкоголя. — Едва ли похожи на самих себя. Такой позор. Хорошо, что у твоего папочки был закрытый гроб. Я бывал на похоронах, где люди выглядели совершенно иначе, чем при... — Он резко замолчал, и его румяные щеки покраснели. — Прости, милая. Итак, как поживает твоя мама? С ней все в порядке?
Хейли сделала шаг назад.
— Извините. — Она не слышала, чтобы кто-нибудь произносил имя ее отца в последние семь месяцев, не говоря уже о том, чтобы говорить о нем, мертвом в гробу. Она поспешила в туалет.
Плеснув в лицо прохладной водой, заперлась в одной из кабинок и прислонилась к проржавевшей двери цвета авокадо. Она знала, что ей не следовало идти, но Тиффани умоляла ее. Теперь она ругалась с Чарльзом на парковке, и кто знал, как долго они там пробудут? Хейли сделала глубокий вдох через рот и сосредоточилась на стене перед собой, потому что, если бы закрыла глаза, то ее разум унес бы ее туда, куда она слишком боялась попасть.
Глава 2
Он был лжецом. Ложь стала тем, что обеспечивало ему безопасность, жизнь и относительное здравомыслие, когда он был маленьким, и его мать забиралась к нему в постель. Когда он стал старше, и она продолжала делать это.
Он лгал обо всем и всем: своему надоедливому, краснолицему менеджеру в «Уинн Дикси», работодателю на его второй работе, мерзкой сестре, о которой был вынужден заботиться. Всем, с кем он сталкивался, находясь вне дома, всем, кого он когда-либо встречал. Иногда, когда ему везло, он даже умудрялся лгать самому себе.
Он был уверен, что людям нравился из-за того, кем он притворялся, и что, если бы они знали, кто он на самом деле, они пришли бы в ужас. Испугались бы за свою жизнь. Причинили бы ему боль. Эта мысль выбивала его из колеи почти так же сильно, как ужас, запертый в его голове.
Некоторые люди думали, что они близки с ним. Но нет. Он позаботился об этом. Если бы... они только знали.
В лесу уже стемнело. Очень тихо. Резкий контраст с тем, что происходило у него в голове. Множество ужасных, опасных мыслей, как фейерверк, взрываются, переполняют его череп.
Он чувствовал себя далеко не в своей тарелке, и так было всегда. Но что-то в этом лете особенно взволновало его. Его разум был скороваркой, которой отчаянно требовалось выпустить пар. Кричать на пруд было уже недостаточно. Он начал слышать крики в ответ.
Отмахнувшись от низко свисающей ветки, он поплелся вперед. Пара желтых глаз изучала его из высокой травы, и его сердце пропустило удар.
Это был больной бездомный кот, которого он назвал Йеном. В эти дни он следовал за ним повсюду: к пруду, через лес. Его отвратительная морда даже появлялась в крошечном окне его спальни в худшие моменты. За прошедшие месяцы глаза Йена стали злыми, и он не хотел иметь ничего общего с этим отвратительным животным.
— Оставь меня, черт возьми, в покое, Йен, — закипел он. Но кот не сдвинулся с места. Он просто стоял там, пугая его. — Отвали, я сказал! — Он бросился на кота. Тот взвизгнул и сбежал в темноту.
Он направился обратно в маленький дом, который делил со своей сестрой. Но он знал, что не сможет оставаться там долго. Он избегал его, насколько это было возможно. Дом принадлежал ей, его матери. Внутри он все еще чувствовал себя испуганным, злым маленьким мальчиком.
Вне стен дома он обычно мог притвориться тем, кем он был, и стать почти нормальным. Ложь стала его спасением. Но не в доме, месте, которое останется жестокой частью его жизни, пока сестра не окончит среднюю школу. Либо тогда, либо до тех пор, пока он не будет вынужден уничтожить ее.
Но когда он приблизился к дому, ему стало невыносимо входить внутрь. Свет в комнате сестры не горел, что могло означать только одно: ее нет дома. Но она была не единственной, о ком он должен беспокоиться. Иногда по ночам присутствие его умершей матери казалось слишком сильным.
Он решил прокатиться.
Глава 3
Прошло пятнадцать, может быть, двадцать минут, прежде чем Хейли вышла из туалета. Она оглядела бар. Тиффани и Чарльз еще не вернулись. Сырные палочки и содовая все еще стояли на столе, нетронутые. Она оставила пятидолларовую купюру и направилась к задней двери.
Хейли распахнула ее и вышла в теплую, липкую ночь. В воздухе висел гнилостный запах речушки, протекающей в Треспассе.
— Тифф? — крикнула она на стоянку. — Чарльз? — Она подождала. Никто не ответил. Хейли прошла вглубь стоянки и отмахнулась от тучи комаров, которые метнулись к ней с мерцающего светового столба.
Грузовики всех размеров и несколько легковых автомобилей, включая черный «Форд-мустанг» Тиффани, были припаркованы на гравийной стоянке. Там стояло так много грузовиков, похожих на машину Чарльза, что трудно было решить, который из них его. Бродя взад и вперед по рядам, она заглядывала в каждый большой грузовик, думая, что, может быть, увидит, как они спорят в одной из кабин. Все они были пусты.
По ночному небу пробежала знойная рябь. Взглянув на линию леса на восточной стороне стоянки, она подумала, что увидела какое-то движение.
— Тиффани? — позвала Хейли. Ночь была тихой и безмолвной. Она закричала громче. — Тиффани! Чарльз! — Хейли ничего не услышала, только звук собственного голоса и крик совы вдалеке.
Глава 4
Воскресным утром в воздухе витал аромат обжаренной колбасы андуй, чеснока и лука, когда Хейли нарезала зеленый лук на кухне, стараясь, чтобы он был таким же тонким, каким его нарезала Нана.
Она боялась. Боялась за свою мать, которая с каждым днем все больше и больше походила на тень. Боялась за свою сестру, которая никогда открыто не оплакивала отца. Боялась за свою жизнь, которая рухнула почти год назад и может никогда не вернуться в прежнее русло.
Ей хотелось, чтобы Нана все еще была рядом, чтобы сказала, что ей делать. Когда была жива ее бабушка по материнской линии, она являлась центром семьи. Папа был голосом разума, но Нана была голосом, который говорил о причинах, поступках и убеждениях, о которых никто не хотел думать, а тем более верить.
Мать Хейли всегда говорила, не обращать на бабушкины слова внимания. Что Нана впадает в старческий маразм. Но Нана не казалась дряхлой. Она была бодра и полна жизни. В большей степени, чем многие дети возраста Хейли. Хейли верила, что, если бы Нана была сейчас жива, она бы знала, как все исправить. Как привести свою семью в порядок... сделать их снова счастливыми и здоровыми.
Парень Хейли, Мак, только что появился. Он сидел за кухонным столом, уткнувшись носом в журнал о рыбалке. Он был воплощением здоровья. Высокий, загорелый, спортивный, уверенный в себе и всегда расслабленный. Казалось, его ничто никогда не беспокоило. За долгие месяцы она стала его полной противоположностью: бледная, опухшая, напряженная и неуверенная. Убежденная, что сейчас она не самая лучшая компания, Хейли даже не была уверена, почему он все еще хотел быть рядом с ней.
Ее жизнь стала трудной, но она знала, что не может позволить себе роскошь утонуть в депрессии. Ее мать выбрала этот путь раньше, чем у кого-либо другого появился шанс. Кто-то должен был заботиться о ней, Бекки и доме. Больше никому.
— Рыбалка удалась?
— Да, — ответил Мак, не поднимая глаз. — Расслабился.
— Вернулся вчера вечером?
— Вчера днем. Уделил пару часов Ллойду. Позвонил бы, но не смог поймать чертов сигнал. Когда вернулся домой, было уже довольно поздно.
Мак работал в «Ллойд Тоувин», эвакуаторной компании, в Уэстоне. Он выезжал по вызову, работая при любой возможности. Он также иногда работал на других работах неполный рабочий день, в том числе подстригал газоны. То, чем он занимался с пятнадцати лет.
Хейли вытерла капельки пота с висков тыльной стороной ладони. Настенный кондиционер в гостиной едва охлаждал обе комнаты, а в последнее время кондиционер в спальне Бекки еле работал. Ей нужно позвонить в сервис, но счет обойдется в пару сотен долларов. Деньги, с которыми она не хотела расставаться.
Она бросила горсть нарезанного зеленого лука на сковороду, затем осторожно размешала его в потрескивающей смеси муки и масла. Ее внимание привлекла дверца холодильника. Вместе со старыми табелями успеваемости, ее фотографией на выпускном и старым списком «Дел», висела записка от отца, в которой говорилось, что он пошел купить шпатлевку. Это была записка, которую он оставил на холодильнике за несколько часов до смерти, закрепив ее одним из магнитов, которые обычно раздавали на приходских ярмарках.
«Образование — это навсегда», — гласила надпись. «А как насчет того, когда ты умрешь», — с горечью подумала она. За последние месяцы она несколько раз хотела снять эту записку, но не могла заставить себя. Очевидно, Бекки и ее мать тоже не смогли этого сделать, потому что она все еще была там.
Мак отложил журнал, затем снял бейсболку и начал мять козырек своими толстыми, сильными руками. Его лоб и щеки были обожжены солнцем, а прямо над воротником футболки, вдоль шеи, тянулись три неровные красные линии.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Хейли.
— Ах, ничего. — Мак быстро натянул бейсболку обратно, затем слегка потрогал царапины. — Ветка попала в меня, когда ловил рыбу, вот и все. Я не обратил внимания. — Кожа в уголках его глаз сморщилась, когда он одарил ее усталой улыбкой.
— Они выглядят довольно плохо. Ты чем-нибудь их обработал?
— Ничего страшного, Хейл. Поверь мне, выглядит хуже, чем есть на самом деле.
Хейли решила поверить ему на слово. Мужчинам не нравились женщины, которые придираются, к тому же у нее итак достаточно причин для беспокойства.
Убавив огонь на плите, она продолжала помешивать. Она съела бы только чашку гамбо. Как всегда, у нее имелось лишних пять фунтов вокруг талии, от которых она была полна решимости избавиться. Если она не могла контролировать ничего другого в своей жизни, то хотя бы вес поддавался ее контролю.
Мак встал, обошел стойку и поцеловал ее в щеку.
— Я собираюсь прилечь и немного вздремнуть. После этого свожу тебя за мороженым. Что скажешь?
***
Хейли складывала полотенца, когда полчаса спустя зазвонил телефон. Она взяла его, ожидая, что это будет Тиффани. Но нет. Это была Джулия Перрон, мать Тиффани.
— Разве ты не была с ней прошлой ночью? — огрызнулась миссис Перрон, когда Хейли сказала ей, что Тиффани у нее нет.
— Да, миссис Перрон, была. Мы ходили в «Провост».
— И она не у тебя? — снова скептически спросила пожилая женщина, как будто Хейли сейчас сказала бы «да».
— Нет, мэм.
На другом конце провода воцарилось короткое молчание.
— Хейли, это не имеет никакого отношения к небольшому спору, который у нас с ней случился вчера утром?
Мак пошевелился на диване.
Хейли понизила голос, не желая его будить.
— Я... я не знаю.
— Тогда не могла бы ты сказать, кому я должна позвонить? Она ведь не с этим мальчиком Чарльзом? — В ее устах имя Чарльз прозвучало как ругательство.
Месяцами ранее миссис Перрон запретила Тиффани встречаться с Чарльзом, одним из немногих чернокожих в Гранд-Треспассе и близлежащих городах. Такие семьи, как Перроны, белые, представители рабочего класса, а иногда и узкие в своих взглядах на то, что и кто приемлемы, не смотрели доброжелательно на меньшинства.
Когда миссис Перрон узнала, что Тиффани тайно встречается с Чарльзом, они поссорились, как пара бешеных рысей, и она потребовала, чтобы Тиффани больше с ним не виделась. Она не сказала мистеру Перрону ради его больного сердца, но пригрозила отречься от Тиффани, если узнает, что та встречается с ним за ее спиной.
— Нет, мэм, я так не думаю, — сказала Хейли, зажимая телефон между плечом и ухом и складывая одеяло, которое ее сестра Бекки оставила посреди пола.
Повесив трубку после разговора с матерью Тиффани, Хейли набрала номер мобильного телефона подруги, но попала на голосовую почту. Оставив сообщение, она прошла на кухню. Мак уже проснулся и ставил новую бутылку в холодильник.
— Похоже, Тиффани грозят неприятности до конца лета, — вздохнула она. — Это если от нее не отрекутся.
— Она не ночевала дома прошлой ночью? — пробормотал Мак.
— Да, думаю, что да. И ее мать в ярости.
Мак схватил кухонное полотенце и вытер руки.
— Она с Чарльзом?
— Наверняка. Не могу представить, с кем еще она могла бы быть.
«Но это не совсем правда, — подумала она. —Тиффани могла быть с парнем, о котором начала рассказывать в баре».
Глава 5
Мак свернул на обочину главной улицы и выключил зажигание. «Форд» несколько секунд трясло, потом стало тихо. Гадая, добралась ли Тиффани уже до дома, Хейли открыла пассажирскую дверь и вылезла на палящее солнце.
Ее босые ноги горели на залитом солнцем асфальте. Она делала медленные, обдуманные шаги, потому что, сосредоточившись на обжигающем жаре, могла не думать ни о чем другом. Ее отец, ее мать, бессонница, ее будущее... Асфальт был мучительным, но и в некотором роде терапевтическим. Южный антидепрессант.
Мертвые, высохшие черви, некоторые в форме буквы «Г», некоторые в форме буквы «С», были приклеены к асфальту. Она медленно перешла дорогу, стараясь не наступать на их искалеченные тела.
— Должно быть, гудрон обжигает. Черт, я чувствую, как жар поднимается до лодыжек, — сказал Мак, ожидая на другой стороне дороги. — Почему ты идешь так медленно?
— Не так уж и жарко, — сказала она и постаралась не поморщиться. — Правда.
Когда они стояли перед прилавком с фруктовым льдом, старым обветшалым трейлером, который был припаркован на обочине главной улицы с тех пор, как она себя помнила, Хейли заметила девушку своего возраста, стоявшую на обочине в нескольких ярдах от нее. Эрика Дюваль. Она смотрела в лес, рюкзак низко висел у нее за спиной.
— Как думаешь, что она делает? — спросил Мак, щурясь от солнца. Он протянул Хейли конус голубого льда.
— Не знаю.
— Она ужасно часто шляется по лесу, — сказал он, беря еще один рожок у прыщавого парня, который работал за прилавком. — Обычно девчонки нашего возраста вырастают из такого рода игр. Двигаются дальше и становятся юными леди.
— У нее нет друзей, — пробормотала Хейли, наблюдая, как Эрика исчезает в лесу. Хейли находила Эрику красивой и загадочной. Тиффани считала эту девушку просто жуткой.
— Вы двое хорошо ладите в закусочной?
Хейли откусила кусочек льда, едва почувствовав сладкий сироп на кончике языка. Она кивнула.
— Да, она тихая, но достаточно милая.
Несколько недель назад Хейли устроилась официанткой в закусочную, чтобы помочь своей семье со счетами. С тех пор как она работала, Хейли оказалась загипнотизированной тихой миниатюрной девушкой, которая также была там официанткой. Эрика сильно отличалась от других, всегда читала, всегда писала, всегда жила в другом мире, чем все остальные. У Тиффани, что тоже работала вместе с ними, сложилось совсем другое впечатление об Эрике. Она находила ее странной и немного дикой и, как и со многими другими людьми, смотрела на нее свысока.
Семья Эрики переехала в Гранд-Треспасс из Сан-Франциско, когда она училась в первом классе. Хейли вспомнила, как впервые увидела ее в школе. Эрика была маленькой и худенькой, и у нее были такие же длинные темные волосы, обрамлявшие ее крошечное личико. Ее одежда и глаза выглядели слишком большими для нее.
К сожалению, в тот день в классе у нее не появилось друзей, как, впрочем, их не появилось и по окончании Эрикой средней школы. Ни одного.
***
В четыре часа того же дня Хейли осторожно сняла жирную пену, осевшую на верхушке кастрюли с гамбо. Положив большую деревянную ложку обратно на плиту, она пошла в спальню матери и тихо открыла дверь.
Женщина, казалось, все еще спала. Единственной частью ее тела, которую Хейли могла разглядеть за покрывалами, была макушка головы. Она не выходила весь день. Это было так, как будто она пыталась сном отогнать реальности смерти своего мужа.
Хейли закрыла дверь и подошла к креслу. Тело Мака ростом шесть футов и один дюйм растянулось на большом диване у стены. Его пустой конус из-под мороженого валялся на полу рядом с ним, как и две смятые банки «Корс Лайт».
— Не думаешь, что тебе следует позвонить доктору Бруссарду? — спросил он. — Это продолжается уже слишком долго. Для нее нездорово оставаться в таком положении.
Хейли вздохнула.
— Он приходил всего пару недель назад. Ей нужны были какие-нибудь таблетки, чтобы уснуть. Теперь она остается в комнате и спит больше, чем раньше. — Хейли вздохнула. — Я не знаю, что делать.
Зазвонил телефон. Хейли вскочила и поспешила на кухню.
— Это, должно быть, Тиффани.
Когда она сняла трубку, то сразу же услышала ужас в голосе на другом конце линии.
— Пожалуйста, скажи мне, что Тиффани у тебя, — прохрипела миссис Перрон.
Хейли взглянула на часы, и ее сердце пропустило удар. Было уже пять минут пятого.
Глава 6
Через пять минут после телефонного звонка миссис Перрон забралась в грузовик Мака и ткнулась широким бедром в бок Хейли. Хейли прижалась ближе к Маку, и миссис Перрон захлопнула дверцу машины.
— Господь всевышний! — воскликнула она, тушь размазалась по глубоким впадинам под ее обеспокоенными глазами. — Это не похоже на мою Тиффани — вот так сбежать!
Мак включил передачу и направился к Садам, где жил Чарльз. Хейли посмотрела на пыльную дорогу, наблюдая за большими кипарисами, которые проносились мимо, их ветви, казалось, тянулись к грузовику. Она скрестила руки на груди и крепко обняла себя. Где могла быть Тиффани?
Вдалеке по асфальту скользил щитомордник. Мак умело провел грузовик по желтым пунктирным линиям, сохранив ему жизнь. Когда Хейли оглянулась, наблюдая, как рептилия спешит в неухоженную траву на опушке леса, она снова подумала о том, что начала рассказывать ей Тиффани, задаваясь вопросом, был ли парень, с которым она флиртовала, кем-то, кого она знала. И мог ли он иметь какое-то отношение к тому, что она не вернулась домой. Но также быстро, как пришла эта мысль, она отбросила ее.
Тиффани ушла с Чарльзом. Она была в порядке.
Несколько минут спустя они свернули с двухполосной асфальтированной дороги и направились в Сады Треспасса, парк на противоположном конце речушки, в котором размещались трейлеры и небольшие дома, похожие на лачуги. Гравий хрустел под грузовиком, когда они проползали мимо одного старого трейлера за другим, затем мимо нескольких похожих на лачуги домов. Хейли оглядела веранды, прогнувшиеся под ободранными диванами и изуродованными игрушками. Мусорные баки всех размеров и цветов выстроились в очередь для сбора.
Дети с перепачканными лицами играли в пятнашки перед домами, пробегая через погнутые разбрызгиватели и под бельевыми веревками, которые стонали от высыхающего белья. Старики отдыхали в шезлонгах и подозрительно разглядывали их, когда они проезжали мимо. На пыльном капоте забрызганного грязью «Форд Эскорт» был установлен бумбокс, и в обжигающем воздухе раздавались звуки аккордеонов и плачущий голос певца — каджуна Уэйна Тоупса.
Миссис Перрон прищелкнула языком и неодобрительно покачала головой, когда они проезжали мимо рядов разрушенных домов.
— Вот, — сказала Хейли, указывая на небольшой белый дом вдалеке. — Это дом Чарльза.
Мак съехал с тропинки и притормозил. Как только он нажал на тормоз, миссис Перрон выскочила из двери грузовика и поспешила на крыльцо. Поднявшись по ступенькам, она разгладила свою розовую рубашку поло, распахнула сетчатую дверь и громко постучала.
Двигатель Мака дребезжал и зашипел, когда они вдвоем сидели, наблюдая за пожилой женщиной.
— Сколько раз ты была здесь? — спросил Мак.
— Только один, — ответила Хейли, оглядываясь по сторонам. Трехколесный велосипед лежал на боку рядом с двумя креповыми миртами. Кусты азалии были в полном цвету в альпинариях по обе стороны бетонных ступеней, ведущих к входной двери. В отличие от большинства домов в Гранд-Треспассе, дом Чарльза действительно выглядел ухоженным.
Мак нащупал сигареты.
— Это не лучшее место для молодых девушек, чтобы болтаться без дела.
Хейли знала, что Мак выскажет ей за визит в Сады. Он всегда беспокоился о ней. Так было весь год, что они встречались.
Он достал сигарету.
— Просто хочу, чтобы ты была в безопасности, вот и все.
Она посмотрела в глаза своему парню. Мальчик, который стоял рядом с ней на похоронах ее отца и после, заботился о вещах, о которых заботился ее отец, прежде чем умер. Двор, сточные канавы, обочины, ее слезы.
— Ты слишком сильно беспокоишься обо мне.
Он улыбнулся.
— Если я этого не буду делать, то кто тогда?
Зажав сигарету между губ, он потянулся к двери. Прежде чем открыть ее, он взглянул на миссис Перрон и покачал головой.
— У Тиффани не все в порядке с головой. Заставлять маму так волноваться — это просто неправильно. Такой милой, приличной девушке, как ты, было бы лучше иметь более порядочных друзей. Но ты знаешь, как я отношусь к этому вопросу, — сказал он и подмигнул. Затем он выпрыгнул из грузовика.
Маку никогда не нравилась Тиффани, потому что он считал ее слишком неразборчивой в связях и эгоистичной. Чем больше Хейли пыталась заставить его изменить свое мнение о ней, тем сильнее он сопротивлялся. Он был так же вежлив с Тиффани, как и со всеми остальными, но было более чем очевидно, что девушка ему безразлична и никогда не понравится.
Хейли вылезла из грузовика и обнаружила, что Мак опускает заднюю дверь. Он сел и закурил сигарету. В нескольких ярдах от них визжала кучка детей, перепрыгивая через разбрызгиватели и скользя по выцветшей надувной водной горке.
Миссис Перрон все еще стучала в парадную дверь.
— Есть кто-нибудь дома? — крикнула она, ее голос становился все более и более взволнованным. — Кто-нибудь? Тиффани? Ты там?
Хейли обошла дом и вышла на задний двор. Густой столб дыма вился в воздухе, поднимаясь от барбекю дальнего соседа. Его острый аромат заполнил ее ноздри. Гнилые фиги, переспелые, лежали у подножия небольшого дерева, а одинокая пара джинсов покачивалась на горячем ветру на пустой бельевой веревке.
Она остановилась у высокого муравейника, скинула шлепанец и поставила ногу в его мягкую середину. В считанные секунды раздраженные муравьи вылезли и забрались ей на лодыжку. Она смотрела, как они медленно поднимаются по ее голени, минуя колено. Она смаковала жжение от их крошечных укусов. Но как только они достигли середины бедра, она убрала пульсирующую ногу в безопасное место и осторожно стряхнула насекомых.
Она взглянула на дом и вздрогнула. Кто-то выглядывал из-за оконной шторы, наблюдая за ней. Штора быстро опустилась на окно.
Кто-то был дома.
Она поспешила обратно во двор. Миссис Перрон все еще разговаривала с входной дверью.
— Тиффани, если ты там, тебе лучше выйти прямо сейчас, — пригрозила она, ее голос дрожал. — Если ты этого не сделаешь, я позабочусь о том, чтобы твой отец узнал все. Я имею в виду все. Больное сердце или нет!
Мак стряхнул пепел с сигареты в траву, когда подошла Хейли. Он растер его каблуком ботинка.
— Никого нет дома?
— Там кто-то есть. Но кто бы это ни был, он не отвечает, — сказала она, оглядываясь на дом. — Я видела кого-то у одного из окон на заднем дворе.
— Тиффани?
— Не знаю. Я не разглядела.
— Мы можем вернуться сюда после того, как отвезем миссис Перрон домой, — сказал Мак, снимая муравья с руки Хейли. — Если Тиффани там, она откроет, если ее матери не будет рядом.
Глава 7
Дом Ландри ничем не отличался от большинства домов в стиле ранчо, которые семьи среднего класса построили в Гранд-Треспассе в 70-х и 80-х годах.
От входной двери можно было пройти в небольшую комнату, которая соединялась с кухней хорошего размера, а затем в относительно просторную гостиную. Спальни и одна ванная комната располагались рядом с гостиной. Стоя у входной двери, можно было прекрасно видеть весь дом до задней дверь и наоборот. Планировка дома не давала возможности уединиться.
Женщинам в Гранд-Треспассе понравился план этажа, потому что они могли готовить и при этом присматривать за своими детьми, играющими в гостиной. Хейли такое расположение нравилось, потому что она легко могла присматривать и за Бекки, и за своей матерью, когда они не находились в своих спальнях.
— Кто эта девчонка? — спросил Мак, позволяя сетчатой двери захлопнуться за ними.
В воздухе висел сигаретный дым. Хейли видела велосипед, прислоненный к дому, когда они подъехали, но решила, что это велосипед Сэди, подруги ее сестры. Мать Сэди всегда покупала ей вещи, пытаясь загладить вину, за то, что сбила ее ребенком на подъездной дорожке, оставив с искалеченной правой рукой.
— Я не знаю. — Она прошла мимо кухни в гостиную, где Бекки и черноволосая девочка-подросток смотрели телевизор.
— Привет, — сказала Хейли.
Пятнадцатилетняя Бекки повернулась к ней с привычным выражением скуки на лице, раздражающим выражением, которым она, казалось, овладела за одну ночь.
— Привет, — ответила она, собирая свои тонкие, мышиного цвета волосы в хвост. Она указала на девушку.
— Хейли, это моя новая подруга Сикрест. Сикрест, это моя сестра Хейли и ее парень Мак.
Девушка выпустила ровную струю дыма и устремила свои серые глаза на Хейли.
— Привет, — пробормотала она.
Хейли смотрела, как дым спиралью поднимается в воздух.
— Ландри не курят в доме, — сказал Мак, его голос был сухим, но вежливым, одной из многих манер, которыми Хейли восхищалась в нем.
Девушка ухмыльнулась.
— Ну что ж, тогда я выйду на улицу. — Она встала и одернула край своих коротких джинсовых шорт. Затем неторопливо вышла через заднюю дверь, позволив сетчатой двери захлопнуться за ней.
— Почему ты сказала ей, что она может курить в доме? — раздраженно спросила Хейли.
— Она не спрашивала, — ответила Бекки. Ее ноги, покрытые коричневыми пятнами на подошвах от ходьбы босиком, свисали с подлокотника большого кресла. Она повернулась в кресле, опуская их на пол.
— Ну, и кто она такая? — Не каждый день Бекки приводила в дом новую подругу. На самом деле, Хейли не могла вспомнить, когда в последний раз сестра это делала. Сэди была единственной подругой Бекки.
Бекки пожала плечами и намазала немного бальзама на потрескавшиеся губы.
— Я не знаю. Просто какая-то девушка.
Мак присел на диван.
— Что значит, ты не знаешь?
— Я только что встретила ее. Она ехала на велосипеде перед домом, и мы только что начали разговаривать. Она симпатичная, да?
— Она ходит в вашу школу? — спросила Хейли.