Кортни Саммерс
Сестры
Роман
Моим бабушкам, Мэрион Лавалли и Люси Саммерс, за бесконечную любовь и поддержку
Courtney Summers
Sadie
* * *
Sadie – Copyright © Courtney Summers, 2018
This edition published by arrangement with Taryn Fagerness Agency and Synopsis Literary Agency Сover design by Kerri Resnick
© Макет, оформление, перевод. ООО «РОСМЭН», 2019
* * *
Дэнни Гилкрист. В Нью-Йорке замечательная погода. Ярко светит солнце, на небе ни облачка. После прошлого эпизода многие слушатели советовали попробовать куриную шаурму в Центральном парке, так что сегодня я пообедал на славу. Спасибо, друзья. Пальчики оближешь. На ужин, пожалуй, съем еще одну. Итак, вы слушаете радио ВНРК, с вами Дэнни Гилкрист, и в эфире передача «В гуще событий».
Сегодня мы приготовили для вас нечто особенное. Нечто очень важное. Перед запланированным выпуском «В гуще событий» мы запустим первый эпизод нашего нового подкаста «Девочки». Если вам понравится, вы можете скачать все восемь серий «Девочек» на нашем сайте. Да, вы не ослышались: весь сезон целиком. И мы уверены, что вам понравится.
Создатель и ведущий нового подкаста – наш давний продюсер Уэст Маккрей. Он расскажет о незримой жизни маленького американского городка и о страшном преступлении, за которым скрывается зловещая тайна. Он поведает историю двух сестер. Это история о жертвах, на которые идут люди, чтобы защитить близких… и о высокой цене, которую приходится платить, если спасти дорогого человека невозможно.
Наш рассказ, как и многие другие, начинается со смерти одной девочки.
«Девочки»
Эпизод 1
(МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА «ДЕВОЧЕК»)
Уэст Маккрей. Добро пожаловать в Колд-Крик, Колорадо. Население – восемьсот человек.
Задайте в «Гугле» поиск по картинкам, и вы увидите фото главной улицы Колд-Крика. Центральная улица – едва бьющееся сердце этого маленького мирка. Остальные дома в городе пустуют или и вовсе заколочены. Самые удачливые жители Колд-Крика работают на заправке, в местном продуктовом магазине и в других заведениях около автострады. Остальным приходится искать счастья в соседних городах. Ближайшие школы расположены в сорока минутах езды отсюда, в Паркдейле. Там учатся дети из еще трех городов.
Вдоль улочек Колд-Крика стоят одинаковые домишки, будто бы из «Монополии», – правда, такие покосившиеся и облупленные, что им уже не место на игровом поле. А дальше – лишь запущенная сельская местность. По обеим сторонам шоссе виднеется паутина грязных дорог, которые ведут к обветшалым домам и древним трейлерным паркам. Летом сюда каждый день приезжает автобус с едой, и до наступления нового учебного года местных детишек кормят обедом. В школах же всем гарантировано хотя бы двухразовое питание.
Если вы, как и я, всю жизнь прожили в большом городе, вас поразит царящая в Колд-Крике тишина. Вокруг городка на многие мили простираются живописные земли, а небо над Колд-Криком и вовсе кажется бескрайним. От местных закатов дух захватывает: краски здесь насыщенно-желтые, ярко-оранжевые, розовые, багряные, и ни один небоскреб не мешает наслаждаться живой красотой природы. Ширина открытых пространств поражает воображение. Трудно поверить, что кому-то в Колд-Крике может быть тесно.
Но именно это и ощущают многие местные жители.
Жительница Колд-Крика. Если ты родился в Колд-Крике, то тут и останешься. Выбраться, скорее всего, не получится.
Уэст Маккрей. Это не совсем так. Кое-кто из местных добивался успеха: оканчивал колледж и получал хорошую работу на другом конце страны. Но таких мало. Это скорее исключение из правил.
Если у человека есть возможность выбора, он явно не будет стремиться жить так, как привыкли в Колд-Крике. Здесь все работают не покладая рук, чтобы прокормить семью. Бытует мнение, что обиды, скандалы и разборки – единственное развлечение в маленьком городке, но у местных жителей просто нет на это времени. Нет, конечно, тут тоже не обходятся без обид, скандалов и разборок, но обычно горожан волнуют более насущные вопросы.
Пока не происходит такое.
В трех милях от города стоит небольшая заброшенная школа, построенная на рубеже веков. Она сильно пострадала при пожаре: крыша рухнула, остались только обугленные стены. Рядом со школой потихоньку разрастается запущенный яблоневый сад: тут и там виднеются молодые деревца и полевые цветы.
Это место – оазис, маленькая идиллия; здесь можно передохнуть и подумать в одиночестве. По крайней мере, так было до недавних пор.
Сюда меня привела Мэй Бет Фостер – вы еще узнаете ее поближе, если продолжите нас слушать. Мэй Бет шестьдесят восемь лет, это полная седовласая белая женщина.
Она напоминает родную бабулю: в ее голосе чудятся знакомые заботливые нотки, от которых по всему телу разливается тепло. Мэй Бет всю жизнь прожила в Колд-Крике, сейчас она управляет трейлерным парком «Сверкающая река». Люди прислушиваются к мнению Мэй Бет, и обычно у них нет оснований ей не доверять.
Мэй Бет Фостер. Где-то… здесь.
Здесь и нашли тело.
Диспетчер службы 911 (по телефону). Служба девять-один-один. Что у вас случилось?
Уэст Маккрей. Третьего октября Карл Эрл, мужчина сорока семи лет, ехал на работу, на фабрику в Кофилде – это в часе езды от Колд-Крика. Карл не проехал и десяти минут, как увидел черное марево над горизонтом.
Карл Эрл. День начинался как обычно. Вроде бы. Скорее всего, я встал, позавтракал, поцеловал жену на прощание – в общем, я ничего особенного не запомнил, пока не увидел дым. А вот потом…
Лучше бы и не помнить.
Карл Эрл (по телефону). Да, меня зовут Карл Эрл, я бы хотел сообщить о пожаре. Горит заброшенная школа у Милнер-роуд, это где-то в трех милях от Колд-Крика. Я мимо проезжал и заметил, вот остановился позвонить. Пожар сильный.
Диспетчер службы 911 (по телефону). Хорошо, Карл, к вам сейчас приедет пожарная бригада.
Как вы думаете, там есть кто-нибудь? Видите людей, которым требуется помощь?
Карл Эрл (по телефону). Да вроде бы я один тут. Правда, я далеко, ничего особо не видно… Сейчас, может, подойду поближе…
Диспетчер службы 911 (по телефону). Сэр… Карл, пожалуйста, не приближайтесь к очагу возгорания, хорошо?
Карл Эрл (по телефону). Ой, конечно… Я и не собирался…
Карл Эрл. Ну вот, значит, я их послушался, хотя, признаться, хотелось геройствовать. До сих пор не знаю, почему я решил остаться: работу пропускать было не с руки. И все-таки я подождал копов и пожарных. Наблюдал, как они сражаются с пламенем, а потом… за школой… В общем, я первым ее увидел.
Уэст Маккрей. Тело Мэтти Сазерн нашли между горящей школой и яблоневым садом, в месте, укрытом от глаз. Три дня назад ее объявили пропавшей без вести. И вот наконец нашли.
Мертвой.
Я не стану рассказывать, что увидели полицейские в том саду. Понимаю, что изначальный интерес к нашему подкасту у вас вызвало именно преступление, но описывать жуткие подробности этого зверского убийства я не буду, даже не просите. Детали случившегося легко найти в интернете. Мне кажется, на самом деле вам нужно знать всего два факта.
Первый: причина ее смерти – черепно-мозговая травма от удара тупым предметом.
А второй…
Мэй Бет Фостер. Ей было всего тринадцать.
Карл Эрл. С тех пор я не могу нормально спать.
Уэст Маккрей. У Мэтти осталась девятнадцатилетняя сестра Сэди, приемная бабушка Мэй Бет и родная мать Клэр. Правда, Клэр к тому моменту уже давно с ними не жила.
Я услышал об убийстве Мэтти Сазерн на заправке в Абернати, в получасе езды от Колд-Крика. Мы с командой как раз брали интервью для сегмента «В гуще событий», посвященного жизни в маленьких американских городах, а если точнее, упадку. Мы хотели, чтобы люди рассказали о своих умирающих городках, – не с тем, чтобы вернуть им былую славу, а чтобы хоть кто-нибудь о них узнал. Мы хотели, чтобы об этих местах осталась память, прежде чем они исчезнут навсегда.
Джо Хэллоран. В любом случае это неплохая затея. Здорово, что хоть кому-то не наплевать.
Уэст Маккрей. Это был Джо Хэллоран, один из жителей Абернати, у которых мы брали интервью. Конечно, я не обдумывал его слова, когда стоял в очереди на заправке и слушал, как парень передо мной в красках описывает оператору убийство Мэтти Сазерн. У меня не возникло желания выяснять подробности. Мы с командой сделали свое дело и поехали домой. Разумеется, в Колд-Крике произошло жуткое событие, но в жизни и без того достаточно жутких событий. Просто невозможно успеть разобраться в каждом.
Год спустя я сидел в своем нью-йоркском офисе. Было третье октября – годовщина смерти Мэтти. Я никак не мог сосредоточиться, то и дело переводил взгляд с экрана компьютера на Эмпайр-стейт-билдинг за окном. Мне нравилось работать в ВНРК, я любил городскую жизнь, но импульсивность – из-за которой я в свое время не стал расследовать убийство Мэтти – не давала мне покоя. Хотелось встряски.
И тут как по волшебству раздался телефонный звонок.
Мэй Бет Фостер (по телефону). Это Уэст Маккрей?
Уэст Маккрей (по телефону). Да. Чем обязан?
Мэй Бет Фостер (по телефону). Меня зовут Мэй Бет Фостер. Джо Хэллоран сказал, что вы из тех, кому не наплевать.
Уэст Маккрей. В расследовании убийства Мэтти Сазерн не было никаких подвижек, у полиции не появилось подозреваемых. Расследование, по всей видимости, зашло в тупик. Но Мэй Бет позвонила мне не поэтому.
Мэй Бет Фостер (по телефону). Мне нужна ваша помощь.
Уэст Маккрей. Три месяца назад, в середине июля, ей позвонили из полицейского участка Фарфилда, штат Колорадо. Это далеко от Колд-Крика. Местные полицейские обнаружили брошенную на обочине машину – черный «шевроле» две тысячи седьмого года выпуска. В автомобиле лежал зеленый рюкзак с личными вещами старшей сестры Мэтти – Сэди Хантер. Девушка пропала еще в июне, но в ходе беглого расследования местные правоохранительные органы решили, что она просто сбежала из дома. Мэй Бет Фостер больше не к кому было обратиться, и она решила позвонить мне. Я был ее последней надеждой. Она верила, что я смогу вернуть Сэди домой в целости и сохранности, потому что…
Мэй Бет Фостер (по телефону). Я не перенесу смерть еще одной девочки.
Сэди
Я нахожу машину по объявлению в интернете.
Не думаю, что марка имеет значение. Ну, если хотите знать, это угловатая машина неприметного черного цвета. У нее просторное заднее сиденье, на котором можно спать.
На том сайте было целое море наскоро написанных объявлений, но я выловила именно это. Из-за количества орфографических ошибок в нем угадывался особый градус отчаяния. Все решили слова «Назначьте цену, пажалста», которые я перевела как «Мне срочно нужны деньги». Значит, человек попал в переплет, или у него кончилась еда, или понадобились наркотики. Так или иначе, он сейчас в уязвимом положении. Как же этим не воспользоваться?
Я соглашаюсь встретиться с продавцом за городом и даже не задумываюсь, что это может быть опасно. Какая разница. После покупки машины мне предстоит нечто куда более опасное.
– Ты можешь погибнуть, – говорю я себе. Вдруг, если я произнесу это вслух, мне наконец станет страшно?
Не стало.
Да, я действительно могу погибнуть.
Я поднимаю с пола зеленый холщовый рюкзак и надеваю его на плечи. Провожу большим пальцем по нижней губе. Я позавтракала черникой, которой меня прошлым вечером угостила Мэй Бет. На всякий случай надо еще раз вытереть рот: я и без того редко произвожу хорошее первое впечатление.
Насквозь проржавевшая сетка на двери трейлера жалобным писком разрывает тишину над нашим убогим городишком. Я всю жизнь живу здесь, на отшибе, в скромном трейлере. Наш городок годится только на то, чтобы съехать отсюда куда подальше. Больше и добавить-то нечего. Так что я не собираюсь оглядываться назад. Неважно, хочется мне или нет. Лучше не надо.
Я сажусь на велик и еду за город. Ненадолго останавливаюсь на зеленом мостике над рекой, опускаю взгляд на стремительный водный поток и чувствую легкое головокружение. Начинаю рыться в сумке, шарю среди шмоток, бутылок воды и чипсов, отодвигаю кошелек и наконец нахожу в коме нижнего белья мобильный телефон – дешевый кнопочный кусок пластмассы. Бросаю его в воду, потом сажусь на велик и съезжаю с шоссе на Меддлерс-роуд. Там мы договорились встретиться с женщиной, которая дала объявление о продаже машины. Ее зовут Беки с одной «к». Она настойчиво напоминала об этом в каждом сообщении, будто я сама не видела подпись.
Она стоит у угловатой черной машины, одну руку положив на капот, а другой поглаживая округлившийся животик. Рядом припаркована еще одна машина, поновее. За рулем, выставив руку в окно, сидит мужчина. Он вроде слегка нервничает, но потом видит меня и тут же расслабляется. Даже обидно. Вообще-то я опасна.
Хочется крикнуть: «Нельзя недооценивать людей! У меня есть нож!»
Это правда. У меня в заднем кармане лежит складной нож, оставшийся от Кита, одного из хахалей моей матери. Они давно расстались. У Кита был мягкий, бархатный голос, куда более приятный, чем у остальных ее парней. Но хорошим человеком он не был.
– Лера? – окликает меня Беки.
Да, так я ей и представилась. Лера – это мое второе имя. Его легче произносить, чем первое.
Голос Беки меня удивляет. Скрипучий, как старушечье колено. Она наверняка заядлая курильщица.
Я киваю, вытаскиваю из кармана пухлый конверт с деньгами и протягиваю ей. Мы сошлись на восьми сотнях. Правда, сначала я предлагала пять. Беки не согласилась. Но это все равно хорошая сделка. Кузов несколько раз чинили, так что ремонт вроде как тоже входит в стоимость. По словам Беки, еще год машина точно протянет.
– По переписке казалось, что ты намного старше, – говорит Беки.
Я пожимаю плечами и настойчивее тяну руку с конвертом. «Бери уже деньги, Беки, – хочется сказать мне, – а не то я спрошу, на что ты их потратишь». Я понимаю, почему мужик, который ждет ее в машине, такой дерганый. Ясно, чего он хочет. Я узнаю этот взгляд из тысячи.
Беки поглаживает животик и подвигается поближе.
– А мама твоя знает, что ты здесь? – спрашивает она.
Я опять пожимаю плечами. Кажется, ее удовлетворяет такой ответ, но потом она вдруг хмурится и оглядывает меня с головы до ног.
– Нет, не знает. С чего бы она тебя отпустила одну невесть куда?
Тут уже не кивнешь, не покачаешь головой и не пожмешь плечами. Я облизываю губы и готовлюсь сражаться. Сейчас эта дрянь опять будет лапать мой голос своими грязными ручонками. Жаль, что ей нельзя пригрозить ножом.
– Моя м-мама ум-ум-ум…
С каждым «ум» Беки все сильнее краснеет. Она не знает, куда прятать глаза. На меня она не смотрит.
Горло сжимается, я почти задыхаюсь. У меня один выход – не пытаться соединить звуки в целое слово. Перед Беки не получится, как бы я ни старалась. Я нормально разговариваю, только когда остаюсь одна.
– … мерла.
Все, запинка позади.
Я делаю глубокий вдох.
– Господи, – говорит Беки, и я знаю: это не от того, что она прониклась ко мне невероятным сочувствием, а от того, какой дикой ей показалась моя манера речи. Она даже делает шаг назад, будто заикание заразно и обязательно передастся ее малютке. – Ты вообще… Ну, водить-то умеешь?
Меня и менее изящно спрашивали, слабоумная я или нет. Но, черт побери, этот вопрос мне задает женщина, которая не может без ошибок написать слово «пожалуйста».
Я убираю конверт с деньгами в карман – надеюсь, этот жест скажет все за меня. Мэтти говорила, что моя худшая черта не заикание, а упрямство, но не будь одного, не было бы и другого. Я готова рискнуть: пусть Беки думает, что я не готова терпеть хамство ради какой-то колымаги.
Она смущенно смеется и говорит:
– Да о чем это я? Конечно, умеешь… – А потом повторяет с куда меньшей убежденностью в голосе: – Да, конечно, умеешь…
– Да, – отвечаю я без запинок. Не каждое слово, вылетающее из моего рта, разваливается на куски.
Услышав нормально произнесенный ответ, Беки расслабляется, прекращает тянуть резину и заводит мотор, демонстрируя, что машина в порядке. Она объясняет, что пружина для крышки багажника лопнула, и шутит, что готова отдать мне палочку, которой они его открывают, без доплаты.
Я мычу и поддакиваю, пока она наконец не отдает мне ключи. Потом сажусь на капот своей новой машины и наблюдаю, как Беки и ее спутник съезжают на шоссе. Кручу на пальце брелок с ключами. На улице становится жарко. Мелкие букашки, возмущенные появлением чужака на их территории, больно впиваются в мою белую веснушчатую кожу. Сухой запах пыльной дороги щекочет ноздри, будто подгоняя меня ехать. Я отвожу велик в кусты, и он нелепо валится на бок.
Мэй Бет не только угощает меня черникой. Еще она коллекционирует просроченные номерные знаки – гордо развешивает их в сарайчике. Все разноцветные, из разных штатов, иногда даже стран. У Мэй Бет их так много, что она вряд ли заметит пропажу двух штук. А регистрационные наклейки я позаимствовала у миссис Уорнер, которая живет в трех трейлерах от моего. Она уже старенькая и давно не водит, так что наклейки ей не нужны.
Я облепляю номерной знак грязью, вытираю руки о шорты, а затем плюхаюсь на мягкое, низкое водительское сиденье. Замечаю, что кто-то прожег кресло сигаретой. Завожу машину и слышу рев мотора. Давлю на газ, выезжаю на неровную дорогу, по которой недавно укатила Беки, а потом на шоссе. Но там я поворачиваю в противоположную сторону.
Я облизываю губы. Вкуса черники давно уже не чувствуется, но я еще помню ее сладость. Мэй Бет ужасно расстроится, когда постучит в дверь и поймет, что я уехала, но вряд ли удивится. В последнюю нашу встречу она крепко обхватила мое лицо руками и сказала: «Что бы там ни задумала, немедленно выбрось эти глупости из головы». Но дело не в голове. Дело в сердце. И та же Мэй Бет в свое время советовала мне слушать зов сердца.
Неважно, к чему это приведет.
«Девочки»
Сезон 1, Эпизод 1
Уэст Маккрей. Девочки постоянно пропадают без вести.
Мой босс Дэнни Гилкрист долгое время агитировал меня вести собственный подкаст. Когда я рассказал ему о звонке Мэй Бет, о Мэтти и Сэди, Дэнни убедил меня взяться за это дело. Он считал, что я не случайно оказался поблизости, когда погибла Мэтти, что это знак судьбы. И все же именно так я ему и ответил:
«Девочки постоянно пропадают без вести».
Ох уж эти непоседливые, безрассудные девочки-подростки и их неизбежные драмы… Я знал, что Сэди ужасно переживала после смерти сестры, и недолго думая отмахнулся от этой истории. И от самой Сэди. Мне ведь хотелось свежего, захватывающего, оригинального сюжета, а что оригинального в том, что какая-то девочка пропала без вести?
Мы уже сто раз слышали эту историю.
Но Дэнни тут же напомнил мне, почему это я на него работаю, а не наоборот.
Дэнни Гилкрист (по телефону): Ты должен копнуть глубже. Не делай скоропалительных выводов, пока не поймешь, в каком направлении двигаться. Поезжай туда и разберись в том, что произошло.
Уэст Маккрей. На той же неделе я поехал в Колд-Крик.
Мэй Бет Фостер. Смерть Мэтти подкосила Сэди. После этого она была сама не своя. Но полиция так и не нашла монстра, убившего малышку, и это стало для Сэди последней каплей.
Уэст Маккрей. Это вам Сэди сказала?
Мэй Бет Фостер. Нет, но по ней и так все было понятно.
Уэст Маккрей(в студии). Мэтти Сазерн так и не была отмщена.
Жители Колд-Крика поверить не могли, что полиция никак не раскроет это ужасное убийство. Местных можно понять: они привыкли, что в шоу вроде «C.S.I.: Место преступления» убийцу ловят в течение часа экранного времени, причем улик на ТВ бывает еще меньше, чем в том яблоневом саду.
Расследование возглавил детектив Джордж Альфонсо из отделения полиции Абернати. Высокий, седовласый чернокожий мужчина за шестьдесят, он выглядит как немолодая кинозвезда. Он обеспокоен отсутствием зацепок, но, учитывая обстоятельства, его это не слишком удивляет.
Детектив Альфонсо. Поначалу мы не понимали, что имеем дело с убийством. Нас вызвали в связи с пожаром, и, к сожалению, в ходе тушения место преступления сильно пострадало.
Уэст Маккрей. Анализы найденной ДНК ни к чему не привели. Подозреваемых так и не появилось.
Детектив Альфонсо. Мы как могли попытались восстановить события между исчезновением Мэтти и ее смертью. Как только было заявлено о пропаже, мы повсюду разослали сообщения о возможном похищении. Мы обыскали округу, связались с людьми, с которыми общалась Мэтти за несколько часов до того, как пропала. У нас появилась свидетельница, которая утверждала, что видела, как в ночь исчезновения Мэтти садится в чей-то грузовик. Это был последний раз, когда ее видели живой.
Уэст Маккрей. Эту свидетельницу зовут Нора Стакетт. Она владеет единственной бакалеей в Колд-Крике. Норе пятьдесят восемь лет, это рыжеволосая белая женщина, мать троих детей. Все трое работают в ее магазине.
Нора Стакетт. Я увидела ее, когда закрывала магазин. Только-только выключила свет, и тут вижу: Мэтти Сазерн садится в какой-то грузовик. Было темно, я не различила, черный он или синий. Думаю, черный. Я ни на номер не взглянула, ни на водителя, но грузовика этого в городе раньше не видела. Да и потом тоже. Я бы наверняка его узнала, если бы еще раз заметила. На следующий день мне сказали, что всю «Сверкающую реку» заполонили копы, и я тут же поняла, что Мэтти мертва. Просто поняла, и все. Странно, правда? (Смеется.) Я порой сама себя пугаю.
Уэст Маккрей. Девочки жили в «Сверкающей реке», небольшом трейлерном парке максимум на десять трейлеров. Одни выглядят получше, другие похуже. Вокруг одного устроены нарядные клумбы, рядом с другим – лишь сгнивший диван да горы мусора. Сверкающей реки поблизости нет, хотя до нее можно добраться, если выехать за пределы города.
Как я уже говорил, этим трейлерным парком управляет Мэй Бет Фостер, приемная бабушка Мэтти и Сэди. Она показывает мне трейлер девочек. С тех пор как Сэди исчезла, в нем ничего не изменилось. Мэй Бет в таком состоянии, что просто не может найти силы прибраться в трейлере, хотя ей уже нужно искать нового жильца.
Я захожу внутрь. Не знаю, чего я ожидал, но тут просторно и чисто. Последние четыре года Сэди в одиночку растила Мэтти, но все же она была подростком, а подростки обычно кажутся мне стихийным бедствием, сносящим все на своем пути. Так или иначе, в их доме я не замечаю особого хаоса.
В раковине и на журнальном столике перед старым телевизором все еще стоят чашки. Календарь, висящий на холодильнике, не переворачивали с июня – с тех пор как пропала Сэди.
В спальнях девочек по-настоящему жутко. Комната Мэтти выглядит так, будто она вот-вот вернется. На полу разбросана одежда, кровать не заправлена. На тумбочке стоит грязный пустой стакан.
Мэй Бет Фостер. Сэди не разрешала ничего тут трогать.
Уэст Маккрей. Комната Сэди, наоборот, выглядит так, будто она не вернется никогда. Кровать идеально заправлена, никаких личных вещей. Все вылизано подчистую.
Уэст Маккрей (обращается к Мэй Бет). Пустовато тут.
Мэй Бет Фостер. Когда я поняла, что Сэди сбежала, я нашла ее вещи в помойке у дома.
Уэст Маккрей. Какие вещи?
Мэй Бет Фостер. Она выбросила книги, диски с фильмами, одежду… Вообще все.
Мне больно думать, что она решила, будто ее жизнь больше ничего не стоит. Все, что делало ей собой, оказалось в мусорке. Найдя ее вещи, я начала плакать, потому что… для нее все это больше ничего не значило.
Уэст Маккрей. Вы догадывались, что она сбежит? Она намекала на то, что собиралась уехать?
Мэй Бет Фостер. За неделю до побега Сэди стала очень тихой, будто замыслила какую-то глупость, и я сказала ей: что бы ты там ни думала, не делай этого. Не надо. Но к тому времени я уже не имела на нее никакого влияния.
И все же я не подозревала, что она уедет…
Честно сказать, мне очень больно быть здесь. Лучше… лучше бы уйти.
Уэст Маккрей. Мы продолжаем разговор в ее собственном уютном трейлере. Мэй Бет усаживает меня на диван, который громко скрипит при каждом моем движении. Я сообщаю ей, что посторонние звуки мешают интервью, и тогда она проводит меня в крохотную кухоньку, дает мне стакан ледяного чая и показывает фотоальбом со снимками девочек.
Уэст Маккрей. Завести этот альбом – ваша идея?
Мэй Бет Фостер. Моя.
Уэст Маккрей. Очень… по-матерински.
Мэй Бет Фостер. Ну да. Обычное дело для нормальной матери.
Уэст Маккрей. Разговоры о Клэр Сазерн, матери Мэтти и Сэди, Мэй Бет не приветствует. Но эту тему не обойти стороной, ведь не будь Клэр, не было бы и девочек.
Мэй Бет Фостер. Чем меньше мы о ней говорим, тем лучше.
Уэст Маккрей. И все же я хотел бы послушать ее историю, Мэй Бет. Это помогло бы мне лучше понять Сэди и Мэтти.
Мэй Бет Фостер. Ну, Клэр была бедовой девчонкой безо всяких на то причин. Некоторые дети просто появляются на свет… плохими. Она начала пить, едва ей исполнилось двенадцать. В пятнадцать стала баловаться травкой, кокаином. К восемнадцати села на героин. Ее несколько раз арестовывали за мелкие кражи. В общем, сплошное горе было с ней. Но я крепко подружилась с ее матерью, Айрин, с тех пор как они стали снимать трейлер. Не было человека светлее. Айрин могла бы быть построже с Клэр, но какой смысл теперь об этом рассуждать.
Уэст Маккрей. Айрин умерла от рака молочной железы, когда Клэр было девятнадцать.
Мэй Бет Фостер. Клэр забеременела незадолго до смерти Айрин. Та очень хотела дожить до появления внуков, но… судьба распорядилась иначе. Сэди появилась на свет через три месяца после похорон. Я пообещала Айрин, что присмотрю за малышкой, и выполнила обещание. Я не могла иначе, потому что… Вот у вас есть дети?
Уэст Маккрей. Да, дочка.
Мэй Бет Фостер. Тогда вы меня понимаете.
Сэди
Через три дня я решаю перекрасить волосы.
Делать это приходится в придорожном общественном туалете. Запах аммиака смешивается с вонью из кабинок, и меня начинает подташнивать. Я никогда раньше не красила волосы, так что вместо золотистого оттенка, изображенного на упаковке, получается грязный блонд. Впрочем, какая разница. Главное – я выгляжу иначе.
Мэтти бы не понравилось, что я покрасилась. «А вот мне не разрешаешь!» – пропищала бы она. Нет, ее голос не был тонким или слабым, просто еще не успел набрать полную силу. Смех Мэтти порой тоже резал по ушам, но жаловаться тут не на что. Наоборот, когда она смеялась, мне казалось, что я сижу в самолете и любуюсь проплывающим внизу неизвестным городом, залитым ночными огнями. Правда, это лишь мои фантазии: на самом деле я никогда не летала.
Да, я не разрешала Мэтти красить волосы. Она игнорировала почти все мои наставления («Позвони, когда придешь к подруге»; «Не переписывайся с мальчиками, не посоветовавшись со мной»; «Быстро убери телефон и делай наконец домашку»), кроме одного: «Не смей красить волосы, пока тебе не исполнится четырнадцать». Но четырнадцать ей так и не исполнилось.
Думаю, Мэтти не трогала свои светлые локоны лишь потому, что они достались ей от матери. Она не хотела потерять то малое, что связывало ее с мамой. Меня всегда поражало, насколько они похожи: обе – голубоглазые блондинки с лицами в форме сердечка. Отцы у нас с Мэтти разные, и, если не учитывать одинаковую мимику, мы не выглядели как сестры. Из-за непослушных каштановых волос и темно-серых глаз я в семье казалась белой вороной.
Мэтти была нескладной худышкой, но все равно выглядела мягко и естественно, особенно в сравнении со мной. Я из тех детей, которых поят газировкой вместо молока, так что мой организм не привык к нормальному питанию. Я выросла такой угловатой, что об меня можно порезаться, но иногда мне это даже нравится. Внешность обманчива. Я сильнее, чем кажусь.
Когда на улице совсем темнеет, я вижу вывеску стоянки грузовых автомобилей.
Для людей, которые живут в режиме быстрой перемотки, стоянка – это возможность наконец сделать паузу. Правда, в итоге они лишь слегка сбавляют скорость – и даже тогда живут в куда более быстром темпе, чем все остальные.
Раньше я работала на заправке на выезде из Колд-Крика, и Марти, мой босс, не ставил мне ночные смены, потому что не особо доверял заезжавшим дальнобойщикам. Уж не знаю, беспочвенно или нет. Как бы там ни было, Марти считал, что поступает правильно.
Эта стоянка больше той, что в Колд-Крике. Зато наша была чище. Хотя, может быть, мне только так кажется: люди настолько привыкают к родному беспорядку, что с течением времени начинают верить, будто все и так на своих местах. Но здешняя обстановка и правда не фонтан. Неоновые буквы над заправкой светят так тускло, словно вот-вот погаснут.
Я иду в придорожную закусочную, над которой красуется вывеска: «У Рэя». Она слишком маленькая для этого здания, и все вокруг начинает казаться странно непропорциональным. За окном висит хвастливое объявление, небрежно выведенное от руки на куске картона: «ЛУЧШИЙ ЯБЛОЧНЫЙ ПИРОГ В ОКРУГЕ! ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОПРОБУЙТЕ!»
Я толкаю тяжелую стеклянную дверь… и оказываюсь в пятидесятых. Закусочная выглядит ровно так, как мне ее описывали: красные виниловые диваны, пол в шахматную клетку, официантки в одинаковых платьях и передниках. Из самого настоящего музыкального автомата доносится песня Бобби Винтона
[1]. Я стою и вбираю в себя ностальгию с запахом картошки в мясной подливе, а потом все-таки сажусь за стойку. С моего места видно кухню.
Я устраиваюсь на высоком барном стуле и кладу руки на прохладную столешницу. Справа от меня сидит девушка. Точнее, молодая женщина. Она склонилась над полупустой тарелкой и быстро набирает что-то в телефоне. У нее вьющиеся каштановые волосы и такая открытая одежда, что, глядя на нее, мне самой становится холодно. На ней тесная маечка, короткие шорты и туфли-лодочки. Судя по всему, она работает на этой стоянке. Таких девушек называют «плечевыми»
[2]. Я разглядываю ее лицо. Она моложе, чем кажется. У нее плохая кожа не из-за возраста, а из-за образа жизни. Морщинки в уголках ее глаз и губ напоминают трещинки в асфальте.
Я ставлю локти на стол и роняю лицо в ладони. Только теперь я ощущаю всю тяжесть долгого путешествия. Я не привыкла столько торчать за рулем и чертовски устала. Спина болит сразу в нескольких местах, но я пытаюсь не обращать на это внимания.
Через пару минут из кухни выходит смуглый бритоголовый мужчина. Обе его руки покрыты яркими татуировками с цветами и черепами. Форменная футболка с надписью «У Рэя» плотно обтягивает его грудь, обозначая рельефные мышцы. Он вытирает ладони несвежим полотенцем, которое висит у него на поясе, и бросает на меня быстрый взгляд.
– Я слушаю.
От его резкого, грозного голоса по коже пробегает холодок. Боюсь представить, каково будет, если он вдруг разозлится.
Я собираюсь было спросить, не Рэй ли он, но тут вижу на его футболке бейджик с именем «Сол». Он наклоняется ко мне и просит повторить, будто я и правда успела что-то сказать.
Я почти всегда могу контролировать свое заикание, но когда устаю, оно становится непредсказуемым – прямо как Мэтти, которая в детстве однажды устроила уличные прятки, никого об этом не предупредив. Мне нужно бы ответить Солу, но я не хочу устраивать из своего заикания спектакль, так что прочищаю горло, беру меню и начинаю листать его в поисках чего-нибудь подешевле. Я бросаю на Сола красноречивый взгляд, жестом показываю на горло, будто у меня ларингит, и одними губами произношу: «Извините». Затем тыкаю в меню: «Кофе, 2 доллара».
Через минуту он ставит передо мной кружку и говорит:
– Для ясности: всю ночь с одной чашкой сидеть нельзя. Пей, пока горячее, или заказывай еще что-нибудь.
Мое лицо обволакивает пар, а потом я делаю глоток. Сон как рукой снимает, но не из-за кофеина – хотя напиток очень крепкий, – а из-за того, что кофе обжигает язык и горло. Я ставлю кружку на стол и замечаю у окошка обслуживания женщину в форменной черной футболке «У Рэя». Она напоминает Мэй Бет, только моложе. И Мэй Бет почти полностью седая, а у этой крашеные черные волосы. Зато у обеих гладкая кожа, острые черты лица и пышные формы. Когда я была маленькой, Мэй Бет часто прижимала меня к себе, и я любила тонуть в ее мягких объятиях. Вспомнив это, я позволяю себе слегка улыбнуться и адресую улыбку женщине у окошка.
– Ты так на меня смотришь, будто мы знакомы. – Она улыбается мне в ответ.
Голос у нее не такой, как у Мэй Бет. В нем чудится не сладость тающего рафинада, а кисловатый привкус яблочного пирога. Хотя, может, мне это только кажется, потому что рядом со стойкой на прилавке красуются пироги. На самом видном месте – фирменный яблочный с сочными кусочками фруктов и золотистой корочкой. Я могла бы стерпеть голод, но меня так манит это карамельно-коричное чудо, что я напрочь забываю обо всем. В животе урчит. Женщина поднимает бровь, и тут я замечаю на ее футболке бейдж с именем «Руби». Фига с два я произнесу это имя с первого раза.
– Забей, Ру, – говорит ей Сол. – Она не может говорить.
Руби поворачивается ко мне.
– Правда не можешь?
– …
Я зажмуриваюсь. Когда у меня случается блок, я будто бы целую вечность сижу с открытым ртом, но ничего не происходит. По крайней мере, так это выглядит со стороны. Вообще-то я готова произнести нужные слова, но у меня не получается придать им форму, и я замираю, будто отключившись от реальности.
– В-вы п…
Я изо всех сил сражаюсь за эту «п». Открываю глаза и чувствую, как пялится на меня соседка за стойкой. А вот Руби и глазом не моргнула, и я ей благодарна, но в то же время меня бесит общепринятая мнимая порядочность.
– Вы п-похожи на одну м-мою знакомую.
– Это хорошо?
– Да, – киваю я и слегка радуюсь своему маленькому успеху – этому «да» без запинок.
– А я думал, ты говорить не можешь, – без особого интереса протягивает Сол.
– Хочешь чего-нибудь к кофе? – спрашивает Руби.
– Н-нет, спасибо.
Она поджимает губы.
– Ты ведь знаешь, что всю ночь с ним сидеть нельзя.
Господи.
Я прочищаю горло.
– 3-знаете, я х-хотела з… – Задать вопрос. – … спросить.
Иногда у меня получается обдурить свое заикание. Я пытаюсь сказать одно слово, но в последнее мгновение меняю его на другое и произношу без запинок. Когда я впервые обнаружила эту способность, то решила, что наконец свободна. Но нет, я все еще в плену: очень выматывает постоянно продумывать разные варианты фраз с одинаковым смыслом. Это нечестно. Но жизнь вообще нечестная штука.
– Спрашивай, – отвечает Руби.
– А Р… – Я ненадолго зажмуриваюсь. – А Рэя тут нет?
Она вздрагивает.
– Он умер пару лет назад.
– С-сожалею.
Вот блин.
– А чего это тебе Рэй понадобился?
– А вы д-давно тут р-работаете?
– Уже почти тридцать лет. – Руби пристально смотрит на меня. – А что?
– П-пытаюсь кое-кого н-найти.
Чтобы дело шло быстрее, я жестом прошу ее подождать и достаю из рюкзака старый снимок – ему почти восемь лет, но других фотографий этого человека у меня нет. На снимке мы позируем у трейлера Мэй Бет. Фотографию она сделала летом: растения на клумбах в полном цвету. Я стащила карточку из альбома с нашими с Мэтти фотографиями. Это единственный снимок, на котором есть мы с сестрой, мама… и Кит.
У него суровое небритое лицо и морщинки в уголках глаз – причем явно не от того, что он часто улыбается. Кажется, он вот-вот выскочит из фотографии и начнет сверлить меня ненавидящим взглядом. На коленях у Кита сидит малышка с растрепанными светлыми волосами. Это Мэтти, ей тут пять лет. Сбоку стоит не попавшая в фокус одиннадцатилетняя девочка с косичками – это я. Я помню тот день: было жарко, некомфортно, и меня никак не могли уговорить позировать вместе со всеми. Но когда мама сказала: «Ладно, сфотографируемся без тебя», мне это показалось жутко неправильным, так что я влезла в последний момент, и вместо моего лица получилось размазанное пятно.