Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Макс Брэльер

Последние подростки на Земле

Max Brallier, Illustrated by Douglas Holgate

THE LAST KIDS ON EARTH



Печатается при содействии литературных агентств Writers House LLC и Synopsis Literary Agency



Text copyright © 2015 by Max Brallier Illustrations copyright

© 2015 by Douglas Holgate

© Виктория Горпинко, перевод, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Элис – за то, что поддерживала, советовала, указывала направление, за любовь, любовь и любовь. Ты моя прелесть.
И еще кое-что… Эта книга – своего рода любовное послание моим замечательным друзьям: Майки, Мауту, Дате и Чанку. Роберте, Тини, Саманте и Крисси. Ангусу и Трою. Горди Лечансу и Крису Чеймберсу. Скотти Смолзу и Реактивному Бенни. Кори, Хейли и Джимми. Спасибо вам, друзья, и спасибо всем, кто помог вам стать такими. М. Б.
Эллисон и Ангусу: возможно, нам никогда не придется реализовать ни план «А», ни план «Б» по выживанию во время нашествия зомби, но знайте: если бы это случилось, ни с кем другим, кроме вас, я не хотел бы встретить апокалипсис. Д. Х.


Глава 1



Это я.

Нет, не этот огромный монстр.

Я внизу, рядом с огромным монстром. Я – вот этот мальчишка со сломанной битой, упавший на спину. Вполне симпатичный мальчишка, которого хотят слопать.

Всего сорок два дня назад я был просто Джеком Салливаном тринадцати лет от роду, живущим своей скучной жизнью в совершенно неинтересном городе Уэйкфилде. Я никогда даже близко не был ни героем, ни крутым парнем, и уж тем более никогда не воевал с огромными монстрами.

Посмотрите на меня сейчас. Я сражаюсь с гигантской тварью на крыше торгового центра «Красота и здоровье».

Вот такая сумасшедшая у меня жизнь.





Такие нынче времена – весь мир сошел с ума. Видите эти разбитые окна? Видите эту дикую виноградную лозу, оплетающую стены здания?

Это просто безумие.





А я? Я никогда не был таким, как все. Я всегда был другим. Дело в том, что я сирота – меня носило по всей стране, по разным домам и разным семьям, пока в декабре я не осел в маленьком городке Уэйкфилд.

Но такая движуха – она делает тебя сильнее: ты становишься хладнокровнее, увереннее в себе, тебе проще общаться с девочками – ты становишься ДЖЕКОМ САЛЛИВАНОМ.

О, черт!



БЕРЕГИСЬ КУЛАКА!!!







Упс.

Чуть не получил гигантским кулаком по башке.

Я заглянул в «Красоту и здоровье» в поисках инструментов для ремонта очков – одного из тех маленьких наборов, которые папы покупают, когда у них ломаются очки. Звучит отстойно, понимаю. Но у меня есть рация, и эта рация сломалась. Чтобы ее починить, нужна очень, очень, очень маленькая отвертка, а очень, очень, очень маленькую отвертку можно найти только в наборе для ремонта очков.

Я надеялся, что поход в «Красоту и здоровье» пройдет легко и быстро. Но теперь, после Монстр-Апокалипсиса, уже ничто не бывает легко и быстро.

Этот монстр – самое мерзкое, самое ужасное и самое свирепое существо, с каким мне приходилось сталкиваться. Он прицеливается и…

БА-БАХ!

Хрясь! Тяжеленный кулак монстра дубасит по крыше, пока она не покрывается трещинами, словно сделана из тонкого льда. Я спотыкаюсь, падаю и приземляюсь на свой костлявый зад.

Пора положить этому конец – я не буду для монстра боксерской грушей. Уже давно все кому не лень видят во мне мальчика для битья, но мне это больше не по приколу.

Поэтому я готов дать отпор.

Я поднимаюсь на ноги.

Отряхиваюсь от пыли.

Сжимаю в руках биту. Не слишком крепко, но и не слишком свободно – как раз так, как учат в Младшей лиге.





Есть только одно «но»: я не пытаюсь отбить неудачную крученую подачу кого-то из мальчишек… Я намерен прикончить монстра.





Ну, в принципе, побеждает он.

Массивная лапа монстра хватает меня в воздухе. Я не больше наперстка в его великанском кулаке.

Я пытаюсь дотянуться до своей бейсбольной биты-клинка (я называю ее «Луисвильский резак»), но хватка чудовища не дает пошевелить руками.

Оно подносит меня вплотную к морде. По его губам стекает густая слюна, похожая на слизь. Монстр буравит меня взглядом, дыры его ноздрей жадно втягивают мой запах. Я чувствую себя как та белокурая красотка в «Кинг-Конге». Но вряд ли эта тварь хочет обнять меня в знак любви…

Монстр снова принюхивается, затем выдыхает, и мои волосы сдувает назад. Я отворачиваюсь.

Его дыхание – это просто нечто… Тебе, дружище, не помешала бы зубная нить.

За последние сорок два дня мне попадались и другие жуткие твари, но такого монстра я еще не встречал. Прежде никто не изучал меня – не рассматривал, не обнюхивал, не ощупывал.

Никто из них не казался таким пугающе умным. У меня нехорошее предчувствие – я нутром чую, я уверен на 100 %, что этот монстр намного, намного хуже, чем просто ЗЛО.

По его морде расползается зловещая ухмылка, в которой читается: «Я не примитивный убийца.

Я страшнейшее из чудовищ, грандиозное зло, и я буду с наслаждением причинять боль твоему ничтожному тельцу, человечек».

Издав стон, от которого у меня кровь стынет в жилах, тварь широко разевает пасть, демонстрируя шеренгу грязных клыков с застрявшими между ними кусками плоти. Я отбиваюсь. Я извиваюсь. И, уже взглянув в лицо своей неминуемой участи – быть сожранным, – я наконец КУСАЮ. Зубы впиваются в плоть чудовища, и его лапа слегка ослабляет хватку – ровно настолько, чтобы я смог обхватить пальцами рукоятку клинка, высвободить его и…





Я колочу битой по толстому черепу чудовища, пока не раздается его рев – звук, похожий на ГРРЫГХ!!! Его лапа разжимается и…

О-оу…

Внезапно я проваливаюсь сквозь дыру в крыше «Красоты и здоровья» и лечу вниз…





Я приземляюсь возле полок с фастфудом. Хватаю пачку «Орео», вытряхиваю печенье из упаковки и заталкиваю в рот. М-м-м… Печенье черствее некуда, но все-таки это «Орео», а хорошая закуска сегодня на дороге не валяется. Плюс, с тех пор как наступил конец света, почти всё вокруг можно брать себе. И я от этого не откажусь. Ни за что.

Я встаю на ноги и оцениваю ситуацию.

Гигантская нога монстра заполняет магазин целиком. Один палец уместился в отделе школьных принадлежностей, второй – в отделе дезодорантов и лаков для волос. Перелезая через лапу чудовища, по дороге к выходу из магазина я натыкаюсь на то, за чем сюда пришел…





Я засовываю набор в карман. И тут…

Пальцы с огромными когтями проламывают крышу, будто и не заметив ее. Потолок начинает обваливаться, и я бросаюсь к двери.





Я бы не прочь еще задержаться здесь – полистать журналы, повертеть стойку с солнечными очками для крутых летчиков, пожевать кукурузных хлопьев. Но на это совсем нет времени – ну, вы понимаете, гигантский монстр и все такое.

Я бросаюсь на улицу через входную дверь.





Я проношусь мимо разбитой машины, через заросший двор и проскальзываю под обвалившееся крыльцо заброшенного дома.

Достаю свою камеру. Я всегда беру с собой камеру. Всегда. Поднимаю видоискатель к глазам, кручу объектив, увеличиваю масштаб и…





Я фотографирую каждого монстра, который мне попадается, а потом изучаю, как они атакуют и защищаются, в чем их сильные и слабые стороны, и прочую лабуду. Ну и, кроме того, это круто, когда можешь сказать: «Я фотографирую монстров».

Еще я придумываю каждому монстру имя.

Но как мне назвать этот экземпляр? Какое имя подойдет жуткой твари, от одного взгляда на которую внутри все переворачивается от ужаса?

Снова раздается рев громадного чудовища, похожий на «ГРРЫГХ!»

Хм-м. «Гррыгх». Вот так я его и буду звать…

Вдруг раздается такой грохот, словно ядро для сноса домов обрушило башню из десяти миллионов кирпичиков «Лего». Здание «Красоты и здоровья» трещит и разваливается – это Гррыгх ломится сквозь стены на парковку. Когда пыль чуть оседает, я вижу монстра – в первый раз целиком: он стоит выпрямившись, каждая нога толщиной с три могучих дерева, само воплощение ужаса. Он…





Гррыгх опускает нос к земле и принюхивается. Он поднимает машину и заглядывает под нее. Очуметь, да он охотится! Он ищет! Меня!

Монстр обводит взглядом лежащие вокруг руины. Он всматривается в крыльцо. В крыльцо, под которым прячусь я…

Я сглатываю. Видит ли он меня?

Я медленно отползаю назад, поглубже во тьму.

Еще какое-то время он глазеет на крыльцо, а потом вскидывает голову к небу. Из его груди вырывается оглушительный вой – он разочарован.

Значит, он меня не увидел.

Гррыгх разворачивается и топает вдоль Спринг-стрит, удаляясь от развалин «Красоты и здоровья» и обнюхивая по дороге землю. Он похож на собаку-ищейку, и он знает мой запах…

Выбравшись из-под крыльца, я говорю себе: «Чуть не попался».

Мне чудом удалось ускользнуть.

Но я уже начинаю привыкать к таким вещам, у меня что ни день, то «мне чудом удалось ускользнуть». Что тут скажешь? Как живется после Монстр-Апокалипсиса? Страшно. И довольно странно. Но это не беда. Я и сам довольно странный.

Ну, пора возвращаться в свой дом на дереве…

Глава 2


НЕПРИСТУПНАЯ КРЕПОСТЬ ДЖЕКА ВЫСОКО-ВЫСОКО НА ДЕРЕВЕ


Вот здесь я и живу. Я знаю, это не настоящий дом со всякими удобными прибамбасами типа ванны или занавесок, но мне и так хорошо.

Когда-то этот домик на дереве принадлежал моему противному сводному младшему брату. Ну, до всего этого… Но я кое-что заметно улучшил здесь с тех пор, как начались всякие ужасы.

Итак, зачем тринадцатилетке дом на дереве, защищенный лучше, чем Форт-Нокс, Башня Старка и Особняк Икс вместе взятые?

А затем, что целые ПОЛЧИЩА зомби и чудовищных тварей захватили Уэйкфилд (и, насколько я знаю, весь чертов мир)!

Вам наверняка известно, что такое зомби, но на случай, если вы жили в каком-то захолустье, позвольте растолковать вам, что в них ужасного.





Есть и другие монстры.

Например, Бульдозеры – огромные неповоротливые твари, похожие на двуногих носорогов.

Или Крылатая Мерзость – летающее существо вроде птеродактиля-мутанта.

Или Виноградная Штуковина – такая длинная красная живая лоза. То есть я, конечно, знаю, что все растения живые, но эти прямо живые живые. Из-за них задние дворы превращаются в жутко опасные джунгли!





Не забывайте: это не настоящие научные названия. Я ведь не монстролог.

И все это – только вершина айсберга. Почти каждый день я обнаруживаю что-то новое, ужасающее, от чего встают дыбом волосы и подступает тошнота.

Вам, наверное, непонятно, зачем я все это рассказываю. Знаете, для чего я посвящаю вас в путаные размышления подростка, который пытается выжить в условиях Монстр-Апокалипсиса?

Я объясню.

Я уверен: очень важно, чтобы в будущем люди знали, каково это – жить во времена нашествия монстров. И, если в ближайшие дни меня съедят, я хотел бы, чтобы меня запомнили. Например – таким…





Конечно, каким вы меня запомните – покажет только время…





Как я уже упоминал, до начала Монстр-Апокалипсиса я был сиротой. Ну, вообще-то, я и есть сирота, строго говоря, но вы понимаете, о чем я.

Робинсоны – последняя семья, взявшая меня под опеку, и они были хуже всех. Как только появились монстры, они тут же пустились наутек.

Я даже не особо удивился, что они меня бросили. Уверен, они и взяли меня лишь затем, чтобы было кому сгребать опавшие листья…





Если вдруг все это звучит так, будто я напрашиваюсь на жалость или что-то в этом роде, – то нет. Это не в моем стиле. Я просто объясняю вам ситуацию. Со всеми подробностями. И нюансами.

Я давно понял, что лучше обращать как можно меньше внимания на тот житейский мусор, что на тебя обрушивается. Жизнь собирается нанести удар, а ты просто уворачиваешься и идешь дальше. Думается мне, всегда есть кто-то, кому еще хуже, я прав?

Конечно, если ты не последний человек на Земле. В этом случае хуже никому уже быть не может.

С тех самых пор, как Робинсоны удрали – это было ровно сорок два дня назад, – мне приходится выживать в одиночку в мире, полном монстров.

Это так похоже на сюжет видеоигры, правда?

Поэтому я сказал себе: я знаю, что делать! Я буду относиться к жизни так, будто это видеоигра.

И это нетрудно, ведь я и так всегда смотрел на жизнь под этим углом – как на видеоигру. Мысленно рисовал статистику игроков и их способности, воображал всякие испытания вроде сражения с главным боссом.

Ну, вы ведь знаете, что в видеоиграх нужно выполнять разные задания, получая трофеи и зарабатывая достижения?

Я придумал свои собственные. Я назвал их…





Подвиг засчитывается, когда я достигаю целей и выполняю задания. Чем рискованнее задание, тем грандиознее подвиг. И всегда нужно предъявлять фото в доказательство. Например:











Мне осталось совершить еще 106 подвигов. Когда цель будет близка, я придумаю новые.

А теперь – внимание – речь пойдет о серьезных вещах.

Есть один ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ подвиг, который я еще не совершил. Это





Сейчас я объясню, почему именно этот подвиг – ВЕЛИЧАЙШИЙ из Подвигов после конца света.

Переехав в Уэйкфилд, я решил, что хочу стать фотожурналистом (это просто умное название для съемки всяких крутых тусовок и движухи).

Когда я рассказал о своем замысле Робинсонам, они ответили: «ДА, ТОЧНО, ТАК ВСЕ И БУДЕТ!»

Поэтому я решил разобраться со всем самостоятельно. Я договорился о подработке и стал делать фотографии для школьной газеты. Так я встретил Джун Дель Торо…





Джун была ученицей и одновременно редактором «Газеты средней школы имени Паркера», что очень меня радовало. Вместе работая над газетой, мы всегда найдем о чем поговорить и сможем подружиться – так я думал.

Однако, как оказалось, Джун за работой – это что-то страшное. Но, даже когда она в бешенстве и по уши загружена, она умудряется оставаться невероятно милой…





Здесь я должен внести ясность: мне кажется, Джун меня скорее ненавидит.





Она говорила, что я ленивый. При всем уважении, я не согласен. Я не ленивый, я просто пытался вжиться в образ фотографа: неуправляемого бунтаря, играющего по своим правилам, продвинутого, крутого парня, который всегда, двадцать четыре часа в сутки, остается продвинутым и крутым, продвинутым и крутым.





Джун говорила, что мои фотографии не рассказывают о самых важных школьных событиях. Интересно, что она хотела – фотоотчет о ярмарке выпечки или снимки новой интерактивной доски миссис Грэдвол? Что-то такое?

Понимаете, все эти нудные банальности не по мне. Я люблю движение! Люблю ловить то единственное мгновение, которое никогда больше не повторится.

А сейчас? А сейчас мой фотоаппарат переполнен уникальными, смертельно опасными мгновениями.

Вот буквально на этой неделе…





Как бы то ни было, даже если я вызываю у Джун нечто вроде ненависти, что вполне возможно, мне она скорее нравится – причем очень сильно.

Но что с ней сейчас? Жива ли еще? В городе ли она?

Мне известно следующее…

В день, когда начался Монстр-Апокалипсис – и это ФАКТ, – Джун была в школе. Вряд ли она до сих пор там: пару дней назад я проходил мимо школы и с улицы крикнул несколько раз: «Джун!», но ответа не услышал.

Еще я АБСОЛЮТНО УВЕРЕН, что родители Джун остались в городе: на прошлой неделе я подходил к ее дому и видел их машины на подъездной дорожке. Я пробрался в дом и осмотрел все внутри. Было непохоже, что они собрали вещи и уехали на поезде или еще на чем-то.

И я ОТКАЗЫВАЮСЬ верить, что Джун превратилась в зомби.

А это значит, что она ДОЛЖНА быть где-то здесь, в городе.

И я собираюсь ее найти. И спасти.

Теперь вы всё знаете.

Так я живу.

И такая у меня цель.

Я не успокоюсь, пока не доведу дело до конца.

Я – сирота-воин со своими странностями.

Я ураган крутости, воюющий с зомби и истребляющий монстров (на самом деле нет, но это моя история, так что смиритесь). И я обязательно…



Глава 3

Сумерки, закат солнца, все вокруг оранжевое, как фруктовое мороженое. Длинные вечерние лучи проникают сквозь окна моего дома на дереве, и все тише позвякивает ветряной колокольчик из «Товаров для дома», который я повесил у входа.

Я сижу со сломанной рацией, пытаюсь починить ее с помощью своей новой крошечной отвертки.

Обратите внимание! Это называется «рация», а не «портативный приемопередатчик».

По-моему, ремонтные работы продвигаются довольно успешно.





По рации можно связаться только с одним человеком – с Квинтом Бейкером.

Квинт Бейкер был – И ОСТАЕТСЯ – моим лучшим другом! Моим единственным другом.

Когда я только переехал в Уэйкфилд прошлой зимой, единственным из всех детей, кто заговорил со мной, был Квинт. Если вы ребенок, которого отдают в чужую семью на воспитание, и вам приходится то и дело переезжать с места на место, вы привыкаете обходиться без друзей.

Но мы с Квинтом были словно детали «Лего» – мы сразу же поладили.

Квинт подарил мне рацию – одну из пары – на день рождения. Я в жизни не получал лучшего подарка на день рождения. Поскольку мои опекуны ни за что на свете не подарили бы мне мобильник, а чокнутые родители Квинта были убеждены, что от мобильников плавятся мозги, общаться за пределами школы мы с Квинтом могли лишь по рации.

Но боюсь, Квинта больше нет. В день, когда все произошло, мы… разделились. Возможно, он стал зомби, а может, отправился на запад, как и другие жители города. Когда все только закрутилось, я слышал, что безопаснее всего на западе. Но начиная, кажется, с пятого дня речи об этом уже не шло, поэтому – кто знает.

И все-таки есть шанс, что Квинт жив, где-то прячется, и рация поможет мне связаться с ним. Поэтому я не могу все бросить!

Семь обожженных пальцев спустя я наконец заставляю рацию заработать. Я жму на кнопку и слышу тихое шипение, а это значит, что она передает сигнал.





Я жду несколько минут. Ответа нет. Еще несколько минут. Ответа я так и не получаю. И отправляюсь спать.

Моя постель – это куча свитеров, носков и полотенец, сваленных в углу дома. Я плюхаюсь на нее и сворачиваюсь под единственным одеялом. На улице еще довольно тепло, но я не могу уснуть, не укрывшись одеялом. Конечно, оно не защитит ни от Крылатой Мерзости, ни от Бульдозера, но все-таки с ним мне как будто безопаснее…

Вскоре я погружаюсь в сон. И мне снятся кошмары.

Кошмары, которые кажутся реальными.

Кошмары, в которых я вижу то утро, сорок два дня назад, когда появились монстры, и все изменилось…





Учебный год заканчивался, и всех уже лихорадило в предвкушении летних каникул – свобода была не за горами. Я на свободу не рассчитывал: во время каникул мне предстояло проводить время дома с Робинсонами – то есть не развлекаться, а усиленно стричь газоны.

Помню, как раз перед тем, как все случилось, автобус только-только подъехал к школе.

Еще помню, что Квинт жевал свой сэндвич с яичным салатом, от которого несло гнилью.

Я до сих пор чувствую этот запах – как будто он вытатуирован у меня в ноздрях.

Помню, как Дирк Сэвидж направился к нам. Загородил проход в автобусе. Этот здоровенный детина нависал над нами, отбрасывая длинную тень.

Дирк Сэвидж был самым страшным хулиганом в средней школе имени Паркера. Подозреваю, он появился на свет с щетиной на лице. Если верить легенде, его семья переехала сюда из Детройта, а потом родители его бросили – удрали, потому что он постоянно их тиранил. С тех пор Дирк жил сам по себе в хижине на опушке леса возле Уэйкфилда. В школе он появлялся только затем, чтобы отнять у других хулиганов деньги на обед.

Дирк посмотрел на Квинта сверху вниз и прорычал:





Квинт поднял глаза на Дирка. И не сказал ни слова. Да и что тут ответишь?

Дирк выхватил из рук Квинта сэндвич и затолкал себе в рот, хотя только что заявлял, что сэндвич воняет, как беличья задница.

– Ну и вонища, – проговорил Дирк, мерзко оскалившись; с его здоровенной квадратной морды осыпались крошки. – Но на вкус ничего так.

Мне стало жарко. Сердце учащенно забилось. Кровь гнева, вытесняя обычную кровь, хлынула в мои вены.

Я встал. Я старался сохранять спокойствие.

И не наделать глупостей.

Я почувствовал, как рука Квинта коснулась моей рубашки, он пытался остановить меня: «Джек, все в порядке…»

Но все было не в порядке. Я ненавижу придурков – будь то монстры-придурки, или зомби-придурки, или обычные двуногие придурки.





Я пожал плечами.

– Уверен, мы сможем найти кого-нибудь такого же, как ты. Да, Квинт?

Квинт отвернулся к окну, закрыл глаза и начал напевать что-то себе под нос, типа он тут вообще ни при чем. Гаденыш.

Я повернулся к Дирку.

– Может, подойдет толстая-толстая панда?

Ее завидная фигура так похожа на твою.

Дирк подался вперед и схватил меня за воротник.

– Эй, осторожно – куртка! – воскликнул я. – Это вещь из пятых рук. Можно сказать, антиквариат.

Дирк прорычал:

– Думаешь, это смешно?

– Ну да. Но, честно говоря, мне смешно и когда кто-то поскальзывается на льду. И когда кто-то получает в пах. У меня не самое утонченное чувство юмора.

Дирк уже готов был врезать мне, как вдруг…

Пронзительный крик разрывает воздух.

По утрам возле школы всегда шумно – ученики снуют туда-сюда, толкаются, гоняются, дразнятся, а девчонки так громко смеются, что кажется, будто они вопят.

Но это был совсем другой крик.

Крик, полный ужаса. Дирк отпустил меня, я склонился над Квинтом и прижался лицом к окну. И увидел…





Помню, как я думал: «ГМ… ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. ЭТО КАКОЙ-ТО ПРИКОЛ. РОЗЫГРЫШ. РЕАЛИТИ-ШОУ. ДА?!»

И я сказал Квинту: «ГМ… ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. ЭТО КАКОЙ-ТО ПРИКОЛ. РОЗЫГРЫШ. РЕАЛИТИ-ШОУ. ДА?!»

Но увы.

Все происходило в реальности.

Начался Монстр-Апокалипсис.

Потом раздался настоящий рев Годзиллы – что-то вроде «», и автобус внезапно покачнулся. Меня швырнуло на Дирка, а Квинт вылетел с сиденья и растянулся в проходе.

Водитель автобуса, симпатичный молодой блондин, всхлипывал, как младенец.

В салоне вдруг стало темнее. Что-то закрыло окна, обхватив автобус.

Огромная лапища.

Монстр наклонил автобус так, что его задняя часть задралась вверх. Словно в пинболе, мы все посыпались вниз по проходу, ударяясь о сиденья, а наши рюкзаки закувыркались в воздухе.

Остановка оказалась внезапной и очень болезненной. Мы большой кучей громоздились у передней двери автобуса.

– Квинт? – удалось выдавить мне. Я еле мог дышать. Кто-то лежал на мне сверху. В лицо уткнулась чужая подмышка. На голове – чья-то нога. Возле носа – ухо. – Квинт, что происходит?