Павел Корнев
12\'92
01|12|1992 день
Остаток осени прошёл без неприятных сюрпризов. Приятных тоже не случилось, если, конечно, не брать в расчёт тот немаловажный факт, что нас с Андреем не прихватили за известное место ни бандиты, ни менты. Ну а сами мы на рожон не лезли, сидели тише воды, ниже травы. Пацаны фасовали сахар, собирали мебель и скупали ваучеры, Воробей торговал своим ширпотребом, а Дюша буквально разрывался на части, в добавок ко всему перечисленному занимаясь организацией цеха по производству железных дверей и оконных решёток.
Сам я преимущественно учился, а в свободное время ходил в качалку или слушал музыку в компании Зинки. И так меня эта размеренность убаюкала, что сам не заметил прихода декабря, а там наступило время платить по счетам. К счастью, платить должен был не я, платить должны были мне. Оставалось лишь о долге напомнить.
Разговор предстоял не из лёгких, и по возвращении из института я забил на подготовку к семинарам и завалился на диван с томиком Рекса Стаута. Так до шести и читал, вроде как впустую время убил, зато голову разгрузил.
В шесть спустился этажом ниже и позвонил в квартиру семейства Марченко. Дверь открыла Зинка. Она обрадованно улыбнулась, привстала на цыпочки и быстро чмокнула меня в губы. Сразу отступила, кинула быстрый взгляд в сторону кухни и сообщила как-то очень уж громко, будто бы даже и не мне:
— Серёжа, а я ещё уроки не сделала! Историю учить надо.
И точно — не мне. С кухни выглянул её папенька — Борис Ефимович Марченко, он же с недавних пор Борис Нахимович Михельсон. Круглолицый и лысоватый сосед протянул руку и не преминул заметить:
— Вот-вот! Уроки делать надо!
Зинка ответила на это раздражённым фырканьем и спросила у меня:
— Серёжа, я зайду сегодня? Ксюша кассету новую принесла, музыку послушаем.
— Сегодня по работе мотаться буду. Не знаю ещё, когда вернусь. Звони.
— Ну, Серёжа!
— Завтра точно пораньше освобожусь, — пообещал я.
— Ловлю на слове!
Зинка отправилась в детскую, и тогда Борис Ефимович тяжело вздохнул.
— Вот же вертихвостка! Одна… музыка на уме!
Он выразительно глянул на меня, и сохранить невозмутимое выражение лица удалось с превеликим трудом.
— Так понимаю, Сергей, ты по делу? — уточнил Зинкин папенька, не дождавшись никакой реакции на свои слова.
— Угу.
Сосед махнул рукой
— Заходи! — Он первым прошёл на кухню и предложил: — Чай, компот?
— Лучше — деньги.
— Деньги — лучше, — согласился Борис Ефимович и вновь вздохнул. — Ты, никак, о долге напомнить заглянул?
— О нём, — подтвердил я, усаживаясь на табурет.
Округлая физиономия Зинкиного папеньки явственно помрачнела.
— Серёжа! Ну мы же договаривались! Я же объяснял! До конца недели за акции НИИ по подписке надо деньги внести, а ты мне руки выкручиваешь!
— И в мыслях такого не было, — заявил я в ответ. — Насчёт акций и зашёл уточнить. Много получилось выкупить?
— Пока ещё нисколько. Пока только заявку утвердили. Семь процентов достанется. Думал, больше будет, но директор с замом подсуетились. Да и работники ваучеры сдавали охотно. С верой в будущее. Кретины!
— Семь процентов? — Я припомнил наш прошлый разговор и после несложных арифметических подсчётов уточнил: — Это немногим больше трёхсот тысяч?
Борис Ефимович кивнул.
— Примерно так. Но я ещё рассчитываю у коллектива сколько-нибудь акций скупить. Если наличку тебе отдам, как с людьми рассчитываться стану? Сам посуди: семь процентов — это ни туда и ни сюда! Вся затея псу под хвост! — Сосед вздохнул и уточнил: — Так чай или компот?
— Чай, — решил я.
— С печеньем или сахаром?
Я не выдержал и рассмеялся.
— У вас как в анекдоте: если руки с мылом моете, тогда чай без сахара!
— Много сладкого вредно, — насупился Борис Ефимович, выставил на стол розетку со смородиновым вареньем и вазочку с овсяным печеньем, налил в кружку заварки, добавил из термоса кипятка. — У меня, Серёжа, как ты сам знаешь, сейчас на руках тысяча двести долларов. По нынешнему курсу это что-то около полумиллиона. Если тебе долг верну, то впритык останется за акции внести.
— За акции ваучерами внесёте, — сказал я, отпив крепкого чёрного чая.
— Шутишь? — возмутился Борис Ефимович. — У меня их пять штук всего! Это пятьдесят тысяч!
— У вас пять, у меня поболее, — спокойно отметил я, вытянул из кармана толстую пачку приватизационных чеков и принялся отсчитывать: — Раз, два, три… — Выложил на стол двадцать шесть ваучеров и заявил: — С вашими пятью получается триста десять тысяч, как раз расплатиться за акции хватит. Остаток наличкой добьёте.
Сосед глянул на не столь уж и похудевшую стопку ценных бумаг и спросил:
— И много их у тебя?
Я из этого секрета делать не стал, как и не стал хранить в тайне свои планы.
— Ваучеров у меня на два миллиона с копейками. Собираюсь оставшуюся половину акций НИИ на открытых торгах скупить. Но там чеками можно только девяносто процентов от общей суммы оплатить, деньги понадобятся.
— Серьёзный подход, — медленно произнёс Зинкин папенька и вытер проступившую на лбу и залысине испарину. — У нас слишком много всего на хозблок завязано, нельзя контроль над ним терять. Иначе уже к лету с вещами на выход попросят, а то и раньше. Пройдёт приватизация, и новый собственник первым делом договор на охрану расторгнет. А так мои семь процентов и сколько ещё скуплю, да твои. Запросто сможем на что-то большее, нежели просто база отдыха, замахнуться. Но лучше, конечно, акции в одних руках аккумулировать…
Я на такую безыскусную уловку не поддался и помотал головой.
— Не стоит все яйца в одну корзину складывать. — Усмехнулся и припомнил слова соседа, с которыми тот занимал деньги: — В конце концов, у меня в отношении Зинки серьёзные намерения, а это всё ради семьи. Так?
— Так, — подтвердил Борис Ефимович и хлопнул мясистой ладонью по столу. — Хорошо! Возвращаемся к нашим баранам! Сколько за ваучеры хочешь?
— Двести шестьдесят тысяч, если по номиналу.
— Скажешь тоже: по номиналу! — немедленно взвился сосед. — Перекупы их по три-четыре тысячи берут!
— На то они и перекупы. Дальше сдают дороже.
— Серёжа, даже на бирже восемь тысяч — потолок!
Я надкусил печеньку и спокойно пожал плечами.
— Девять, на самом деле. Плюс вам ещё доллары на рубли менять, а это и риск, и потери на комиссии. Чисто по-семейному отдам себе в убыток за девять тысяч. На акции-то я их по номиналу сменяю, а наличка у меня ещё будет. Гуревич за аренду двадцатого числа рассчитается. Тут вам прямая выгода.
— Давай по восемь?
— По девять, Борис Ефимович. По девять. Вы на ровном месте двадцать шесть тысяч заработаете и при этом не нужно будет доллары непонятно кому сдавать с риском по голове получить и без денег остаться.
— Ты б меня прикрыл!
— Прикрыл бы. Но лучше до такого всё же не доводить, не так ли?
Сосед тяжко вздохнул, поднялся из-за стола и покинул комнату. Минут через пять вернулся, принялся отсчитывать на стол пятидесятидолларовые купюры, под конец присовокупил к ним двадцатку.
— Пятьсот двадцать копейка в копейку.
— Центр в цент, — пошутил я, убирая деньги, и поскольку чай к этому времени уже успел допить, засобирался домой, но не тут-то было.
— И вот ещё что, Серёжа, — придержал меня Борис Ефимович, — Софья вчера на родительское собрание в школу к Зинке ходила, вернулась вся в растрёпанных чувствах. Трояк у нашей деточки по истории корячится. Ты уж будь добр, повлияй на неё.
Я неуверенно повёл плечами.
— Одна тройка — не трагедия ещё.
— Аполитично рассуждаешь, — покачал головой сосед. — У Зинки сроду троек не было. С тобой дружить начала — и вот. Мысль продолжать надо?
— Не надо. Поговорю с ней.
— Поговори. А то мне Софья уже всю плешь проела. Так и до язвы недалеко.
Мы вышли с кухни в коридор, и я расслышал донёсшийся из детской комнаты напев:
Эй, ямщик! [1]
Борис Ефимович горестно поднял к потолку глаза.
— Уроки она учит!
Тут-то я и поспешил выскользнуть за дверь. В квартире надолго не задержался, только запрятал валюту и ваучеры в тайник, натянул турецкий свитер, надел кожаную куртку да сунул в карман газовый револьвер. Шарф, чёрная вязаная шапочка, перчатки — всё, к выходу готов.
По заведённой с недавних пор привычке на крыльцо выскакивать не стал и сначала оглядел двор через приоткрытую дверь, лишь после этого переступил через порог. Солнце давно село, но кое-где горели фонари и особо темно на улице не было. Во дворе — никого, лишь доносились от спортивной площадки скрип коньков по льду и хлёсткие щелчки бившихся о борта шайб. Незнакомых автомобилей на глаза тоже не попалось, вообще ни одна из машин не стояла с включённым двигателем, исторгая из выхлопной трубы серые клубы дыма, и я успокоился окончательно, двинулся вдоль дома.
К вечеру подморозило, но не слишком сильно: по прогнозу ночью ожидалось минус двенадцать; наверное, так сейчас примерно и было. Плевать, не замёрзну! Это не у «буханки» с утра до вечера пастись — дойти да вернуться. А пока двигаешься, не холодно.
Выйдя со двора, напрямик через частный сектор я решил не срезать и зашагал вдоль посёлка и даже так добрался до трёхэтажного жилого дома, часть помещений которого занимал безымянный кинотеатр, буквально в пять минут. Вновь оглянулся, нырнул в подъезд с сунутой в карман к револьверу рукой, но там меня никто не караулил. Позвонил, и сразу приоткрылась обшарпанная дверь.
— Заходи! — пригласил в квартиру Сева Лемешев — высокий и пузатый барыга, подвизавшийся на перегоне иномарок, а стоило лишь переступить через порог квартиры, и он сунул пухлый газетный свёрток.
— Здесь за сколько машин? — уточнил я, пряча тот во внутренний карман куртки.
— Семь в этот раз пригнали.
— Отлично. К кому обращаться — знаешь.
Но вот так сразу уйти не вышло.
— Погоди, — придержал меня Лемешев. — На одну машину покупатель уже есть — надо съездить, показать.
— Я тут при чём?
— За охрану деньги берёте, вот и охраняйте! — Перегонщик помялся и пояснил: — Человек новый, место незнакомое, меня б подстраховать.
Если начистоту, страховать Севу нисколько не хотелось, но и послать его куда подальше было никак нельзя: всё же с каждой машины нам капало по двести марок, из которых половина шла прямиком в мой карман. Раз пошлю, два пошлю, и люди точно задумаются, что свою долю не отрабатываю, а раз так, то и платить незачем. У нас тут хозрасчёт, подход «когда убьют, тогда и приходите заявление писать» не прокатит.
Но и позволять Лемешеву усесться себе на шею, я тоже не собирался, вот и спросил:
— Ты постоянно с новыми людьми работаешь. Что с этими не так?
Сева помялся, потом сказал:
— Да с утра Граф подкатывал, крышу предлагал. Трепанул кто-то, что машины свежие пришли. Я его отшил, но мало ли…
Меня так и подкинуло.
— Чего, блин?! И ты молчал?
— Так вот же — сказал!
— Я тебе свой номер на кой дал? А номер Козлова у тебя зачем? Сразу о таких вещах сообщать надо. Сразу!
Лемешев насупился, но ничего в своё оправдание говорить не стал, снял с вешалки дублёнку. Ехать мне с ним расхотелось окончательно. Одному — так уж точно.
— Позвонить дай, — потребовал я и даже присвистнул от удивления, когда перегонщик вынес из комнаты трубку с кнопками и короткой антенной. — Ну ничего себе! Красиво жить не запретишь!
— Имею право! — хмыкнул Лемешев.
— И с ней прямо везде ходить можно?
— Не, самое большее метров тридцать от базы берёт. Просто радиотелефон. Набирай номер, потом жми вызов — вон значок с трубкой.
Я поглядел на кнопки, помимо цифр на которые непонятно для чего нанесли ещё и буковки латинского алфавита, затем принялся тыкать в них указательным пальцем. Ничего не напутал, но и Андрея Фролова дома не застал. Тогда позвонил Янке Скоковой, и на этот мне раз улыбнулась удача.
— Дюша, ты там прописался, что ли? — спросил я, когда бывшая одноклассница позвала к телефону моего приятеля.
— Ага, — подтвердил он и гоготнул: — Меня ж типа ищут. Я ж типа скрываюсь.
— Блин, ну не совсем же Аня дура. Она вообще не дура, так-то. Поняла уже давно, что ты её динамишь.
Уверен, так оно и было. Это поначалу, когда я завалился на квартиру с сумкой денег и автоматом, Аню проняло до самых печёнок, ну так там и никакой игры не было, всерьёз когти рвали. Дальше-то она точно сообразила, что Андрей не скрывается от бандитов, а просто завёл новую подружку и перебрался к ней на квартиру.
— Да и хрен с ней! — отрезал Фролов. — Серый, ты чего звонишь-то? Я ужинать только сел.
— Минут через десять подваливай в кафетерий. Дело есть.
— Ну, Серый!
— Дюша, хорош! Тут всё серьёзно, нам за это деньги платят.
— Ствол брать?
— Обязательно.
Я протянул трубку Лемешеву, и тот сам нажал кнопку отбоя. К этому времени он уже обулся, застегнул дублёнку и водрузил на голову норковую формовку.
— А зачем нам кафетерий? — спросил он, выпуская меня из квартиры. — Сразу за ним бы и заехали.
Мне только и оставалось, что рукой махнуть.
— Надо!
Перегонщик от расспросов воздержался и принялся возиться с ключами, запирая квартиру, затем первым вышел из дома через чёрный ход. Я — следом, рука в кармане с револьвером.
Мало того, что куча чужих денег при себе, так ещё и Лемешева по своим делам уработать могут. Ситуация!
На заметённом снегом газоне прямо под окнами притулилась синяя иномарка: на решётке радиатора был размещён фирменный знак «опеля», на багажнике серебрилось название модели: «Senator». Перегонщик завёл двигатель и оставил машину прогреваться, сам закурил. Протянул пачку с верблюдом и мне, но я лишь покачал головой и принялся переминаться с ноги на ногу, не забывая поглядывать по сторонам. Вроде — спокойно всё.
Не обнаружилось никого подозрительного и у кафетерия. Лемешев остался ждать меня в салоне, я забежал внутрь. У витрины с алкоголем и заветренными бутербродами скидывались на водку три алкаша, отдел же с кондитерскими изделиями пустовал. За кассой там стояла миленькая платиновая блондинка с очень ладной фигурой, чего белый халат нисколько не скрывал, и я сразу указал ей в сторону подсобки.
Алёна стрельнула глазами на вторую продавщицу и кивнула:
— Проходи.
Она приподняла откидную крышку прилавка, и я проскользнул внутрь. В заставленной всякой всячиной комнатушке вытащил из внутреннего кармана пухлый газетный свёрток, разворошил его и принялся отсчитывать разной потрёпанности банкноты. Набрал двадцатками и полтинниками тысячу четыреста дойчмарок, сложил стопку банкнот надвое и убрал в карман, а почти не похудевшую пачку без пересчёта завернул обратно в газету и на выходе вручил Алёне.
— Для Козлова.
— В курсе, — кивнула продавщица и спрятала газетный свёрток под халат. Знала, о чём именно идёт речь, вот и отнеслась к поручению кавалера со всей ответственностью.
Я задержался и спросил:
— Он хоть тебя заберёт?
— А то что? — улыбнулась Алёна. — Проводить хочешь?
— Не хочу, но придётся, — ответил я совершенно серьёзно.
— Не бойся, заберёт.
— Ну и отлично.
Задерживаться в кафетерии я не стал и вышел на улицу, а там и Андрей подошёл.
— Ну что опять такое? — сходу потребовал он объяснений.
Вместо ответа я распахнул заднюю дверцу иномарки.
— Поехали, тачку покупателям покажем.
— А без меня никак?
— Дюша, не тупи! Разговор есть.
Мы забрались на заднее сиденье, Андрей поздоровался с Лемешевым, и вновь спросил:
— Ну что там ещё?
Перегонщик притопил педаль газа, и автомобиль тронулся с места, а я откинулся на спинку и усмехнулся.
— Сейчас — ничего, просто рядом постоим. А вот что с Графом делать — это ты мне скажи. Он на наш кусок пирога пасть разинул.
Фролов матерно выругался.
— Автобизнес крышевать, что ли, собрался?
— Подкатывал, да, — подтвердил Лемешев.
— Поговорю с ним, — пообещал Андрей. — Не знаю, получится достучаться или нет. Граф хорошо так поднялся, может быковать начать.
Я презрительно фыркнул.
— Да чего он там поднялся, Дюша? Видеосалон и блошиный рынок на «Диете» крышует? Ладно бы отжал, так само в руки упало!
И это было действительно так: после расстрела бригады боксёров Граф просто прибрал к рукам ставшие бесхозными точки и совсем не факт, что сумеет удержать их, когда вернётся из Казахстана Миша Тупин со товарищи. Если они, конечно, вернутся. Так-то местные ухари давно могли их где-нибудь в степи прикопать.
Андрей отмахнулся.
— Да не в этом дело, Серый! Он деловой стал до невозможности, ударит моча в голову, и закусится на ровном месте!
— Поговори с ним. Скажи, что так дела не делаются, а Сева не сам по себе. Да и мы тоже. Без подробностей, просто намекни.
— Намекну, ага, — кивнул Фролов. — Думаю, всё же сдаст назад.
— Наверняка сдаст. Только не факт, что надолго. Точно какую-нибудь падлу кинет. Он по жизни чужими руками жар загребает.
— Разберитесь, короче, с ним! — потребовал Лемешев. — Вам за это деньги платят.
Андрей вскинулся было, но я его придержал, вытянул из кармана стопочку банкнот и отсчитал приятелю две сотни.
— Твоя доля.
В октябре нам обломилось восемьсот марок, и в общак я отдал только половину, а Фролову вручил сотню, так что прибавка на сей раз получилась более чем существенная, возмущаться он сразу передумал. Только и проворчал что:
— Ну да, платят… — Потом вздохнул и спросил: — Едем-то куда?
— Тут недалеко, — неопределённо ответил перегонщик. — Просто рядом постойте, лицами поторгуйте.
И точно: домчались быстро. Пересекли Гагарина и Барбюса, а там ещё немного покрутились по району и вывернули к железнодорожным путям, точнее к протянувшимся вдоль них гаражам.
— Где-то здесь, — пробормотал Лемешев, углядел в свете фар какой-то ориентир и свернул в узкий проезд, покатил вглубь кооператива.
Один поворот, другой и вот уже иномарка уткнулась в ржавые ворота, за которыми маячила тёмная махина гаражного бокса.
— Стучите! — распорядился перегонщик, не спеша выбираться из-за руля.
— Пошли, — пихнул я в бок Андрея, сам вылез из салона через противоположную дверцу, встал рядом с машиной, огляделся.
Место нисколько не понравилось, но деваться было некуда, подступил к воротам, приложился к углу его створки ботинком.
— Открывайте!
Поначалу ничего не происходило, затем вспыхнула закреплённая на стене бокса лампа, хлопнула дверь, послышался скрип снега под ногами неспешно шагавшего к воротам человека. Дальше створки дрогнули, скрежетнули и начали расходиться, открывая проезд в небольшой закуток-дворик. Там стояли видавшие виды «жигули» шестой модели, а ещё у дальней стены высился сугроб, точно скрывавший в своих недрах какой-то автомобиль.
— Ты ещё кто такой? — недоумённо уставился на меня распахнувший ворота мужик в валенках, фуфайке и шапке-ушанке.
Ни одеждой, ни худой злой физиономией на денежного покупателя, способного приобрести иномарку, он нисколько не походил, и я несколько даже напрягся, сунул руку в карман. От мужика этот жест не укрылся, он попятился, но тут из машины выглянул Лемешев.
— Порядок! Это со мной!
Порядок? Лично я в этом уверен вовсе не был.
01|12|1992 вечер
Покупателем оказался долговязый тип в китайском пуховике и пыжиковой шапке. Особо состоятельным он тоже не выглядел, но по нынешним временам не угадаешь. Опять же — машину вполне могли брать на перепродажу.
Лемешев загнал иномарку во двор, и мужик в фуфайке вознамерился закрыть ворота, но Андрей привалился к створке с таким видом, что просить его отойти не стали. Подозрительные типы обменялись быстрыми взглядами, и только.
— Ну вот! — указал на автомобиль выбравшийся из-за руля Лемешев. — Всё как говорил: пятилетний «Опель «Сенатор», не битый, не крашеный, без пробега по России. Сто семьдесят семь лошадок, антиблокировочная система, усилитель рулевого колеса, центральный замок. И за всё про всё тринадцать тысяч марок. В рублях — три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч.
Длинный с хмурым видом обошёл вокруг иномарки, попинал колёса, глянул на товарища, потом зыркнул на нас с Андреем и выдохнул облачко пара:
— Дорого.
Я всё так же с рукой в кармане сдвинулся немного в сторону, не желая упускать из виду мужика в фуфайке, который интереса к машине не проявил и отошёл к боксу, а вот Лемешев сгустившееся напряжение проигнорировал и всплеснул руками:
— Да в каком месте — дорого? Я и без того за срочность пятьсот марок скинул!
— Дорого, — дёрнул щекой покупатель.
Перегонщик торговаться не стал и распахнул дверцу с какой-то очень уж суетливой поспешностью.
— Ну, как знаешь!
— Да погодь! — попросил долговязый. — Сейчас мастер машину посмотрит и решим.
Мастером оказался поддатый дядька в замасленной спецовке. Он выглянул из бокса и махнул рукой.
— Загоняйте!
Но тут уж упёрся Лемешев.
— Так дорого или нет? — поставил он вопрос ребром.
Покупатели вновь обменялись быстрыми взглядами, и мужик в фуфайке едва заметно покачал головой. Тогда тип в пуховике предложил:
— Оставляй, посмотрим.
— Так дела не делаются! — отрезал Сева, уселся за руль и завёл двигатель.
Мастер немедленно сплюнул под ноги.
— Клапана стучат! Даже отсюда слышу! Барахло!
Иномарка сдала задом и выкатилась из ворот, мы с Андреем попятились, а стоило Лемешеву развернуться, медлить не стали и быстро забрались в салон. Когда выехали из гаражного кооператива, я не утерпел и спросил:
— Слушай, Сева, тебя кто с этими клоунами свёл?
— Там не клоуны, там другое, — выдавил из себя перегонщик.
— Поехал бы один, оттаял бы по весне где-нибудь за городом, — прямо заявил Андрей Фролов.
И вот уже на это замечание Лемешев не только не возразил, но и выдвинул вполне логичное предложение:
— Надо выпить.
Ну и покатили обратно в кафетерий. Взяли там три по сто и по бутерброду с селёдкой, заняли стоячий столик в углу. Не могу сказать, будто так уж хотелось водки, просто морозило не на шутку. А пару глотков сделал, и отпускать начало.
На теплоходе музыка играет! [2]
Я с шумом перевёл дух и заставил себя перестать сутулиться, понемногу расслабиться. Насчёт теплохода не скажу, а вот после такой вылазки запросто на шабашку перед подъездом похоронный оркестрик собраться мог.
Ну да пронесло — и ладно. Тепло, радиоприёмник негромко напевает, все живы и даже без замеса обошлось — ну хорошо же!
— Может, и в самом деле их Граф подвёл? — спросил я, закусив бутербродом с селёдкой. — Вполне в его духе. Он по жизни чужими руками действует.
Лемешев помотал головой.
— Сомневаюсь.
Тут звякнула дверь, с улицы зашёл старший оперуполномоченный капитан Козлов собственной персоной. Застать здесь нашу тёплую компанию он точно не ожидал, скрыть удивление и пытаться не стал.
— Пьянствуете? — поинтересовался, обменявшись со всеми рукопожатием.
— Нервы лечим, — ответил перегонщик.
— А есть повод?
— Да тут один деятель, Граф погоняло, крышу предлагал.
Козлов выжидающе посмотрел на меня с Андреем.
— Знаете такого?
— Знаем, — кивнул я.
— И за чем дело стало? — удивился капитан. — Разберитесь с ним, вам за это деньги платят. Так?
— Разберёмся, — пообещал Андрей, стянул вязаную шапочку и взъерошил короткий ёжик светлых волос. — Только мы сегодня все деньги до последнего пфеннига отработали!
— Это как?
Лемешев тяжело вздохнул и влил в себя остатки водки, после рассказал о неудачной попытке продать автомобиль.
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался старший оперуполномоченный. — Объясни конкретно, где эти деятели базируются! Наведу на них местных, пусть проверят. — Он вздохнул и постучал пальцем по краю стола. — Но с Графом поговорите, не затягивайте с этим.
— Поговорят-то они поговорят, — скривился Лемешев, — только как бы исподтишка не нагадил. У меня ж все деньги в машины вложены! Хотя бы одну сожгут — в минус уйду!
— Они где стоят? — поинтересовался Козлов.
— Там и здесь, — неопределённо заявил в ответ перегонщик. — Но найти могут.
Я допил водку, мотнул головой и заявил:
— Не проблема. Можно на охраняемую стоянку перегнать. Люди надёжные и недорого возьмут.
— Займитесь, — одобрил это предложение капитан и спросил меня: — Передал уже? — А после моего кивка оставил нас, отошёл к прилавку с кондитерскими изделиями и зашушукался с Алёной.
— Что за стоянка? — тут же спросил Лемешев. — Точно люди надёжные? Не уведут оттуда машины?
— Двор, забор с колючкой, люди с ружьями. Плюс тревожная кнопка. Не уведут. Если есть время, можем прямо сейчас скататься.
— Поехали! — согласился перегонщик, решив не откладывать это дело в долгий ящик.
— Дюша, ты с нами?
— Ага, как раз в зал собирался.
Бросать иномарку на улице перед корпусом НИИ мы не стали и подогнали её к воротам. Дальше я отпер калитку собственными ключами и обвёл рукой двор.
— Ну вот! — с гордостью произнёс, указав на гаражный бокс, рядом с которым стояло две «буханки»: серая и зелёная. — Если тачки подшаманить понадобится, тут и автосервис есть.
В этом отношении я самым бессовестным образом приврал, поскольку на самом деле в гараже в свободное от основной работы время возилась всего пара мастеров: папа Саши Романова и его коллега-собутыльник. Сначала нам понадобилось залатать кузов «буханки» Гуревича, дабы скрыть пулевые отверстия, затем Андрей Фролов прикупил по случаю едва дышащий на ладан УАЗ и его капитальный ремонт затянулся почти на месяц, ну а попутно товарищи прижились, начали брать заказы на стороне. Дядька поворчал, конечно, но какая-то денежка всё же с сервиса капала, смирился в итоге.
— Сейчас приду.
По обледенелой лестнице я поднялся на пандус и отпер дверь. Дальше по короткому переходу в основной коридор и сразу налево, в дежурку. Свет в ней не горел, только мелькали отблески притащенного сюда из квартиры старого чёрно-белого телевизора.
Развалившийся на диванчике дядя Петя пялился на экран, даже не повернул ко мне головы, только спросил:
— Кого притащил опять?
— Клиента, — пояснил я. — Денежного. — А потом после небольшой паузы ещё и добавил: — И нужного, так что ты цену совсем уж не загибай.
— Сколько площадей возьмёт?
— Нисколько. Иномарки во дворе ставить будет.
— О как! — крякнул дядя Петя и впервые оторвался от экрана. — Серьёзный человек?
— Типа того, — подтвердил я и не выдержал, ругнулся: — Не надоело ещё этих балаболов слушать?!
С трибуны вещал депутат, и что он мог сказать путного, мне было совершенно непонятно.
Дядя Петя с кряхтением поднялся на ноги, пригладил прокуренные усы и покачал головой.
— Не скажи! На наших глазах будущее страны творится! Конституционный строй определяется, быть нам парламентской или президентской республикой!
— Сплошное бла-бла-бла! — отмахнулся я. — Хазбулатов с Ельциным бодаются, а остальные пустобрёхи у них на подхвате!
— Аполитично рассуждаешь! — отмахнулся дядька, поправил кобуру с газовым револьвером и уточнил: — Ружжо брать для форса?
Теперь, помимо старого засыпного сейфа в дежурке, у нас появилась и полноценная оружейная комната, где за семью запорами в железном шкафу хранилось три двустволки двенадцатого калибра, оформленных непосредственно на предприятие, благо в названии фирмы к ТОО «Корвет» добавилась аббревиатура «ЧОП».
Частное охранное предприятие — это вам не хухры-мухры, это серьёзно.
— Да ну, — махнул я рукой. — Если что, потом документы покажешь.
— Давай так, — кивнул дядька, надевая фуфайку. — А насчёт съезда ты неправ, есть там и умные люди. Вот Аман Тулеев всё верно о Егорке Гайдаре сказал: прочмокаем с ним державу, как пить дать — прочмокаем!
— Пойдём уже!
Мы вышли во двор, и дядя натянул синий «петушок», закурил беломорину.
— Наше вам с кисточкой! Пётр.
— Всеволод.
Андрей под ногами путаться не стал и ушёл в хозблок, а я задержался.
— Тут точно вооружённая охрана? — первым делом уточнил Лемешев, на которого высокая ограда с витками колючей проволоки произвела самое положительное впечатление.
Дядя Петя распахнул куртку, демонстрируя кобуру с газовым револьвером, и подтвердил:
— Вооружённая и круглосуточная. И не какие-нибудь сопляки подушку ухом давят, а люди бывалые, с опытом службы в армии и милиции.
— Мне бы семь машин на прикол поставить, — перешёл к делу Лемешев. — Сколько возьмёте?
Дядька задумчиво затянулся, потом пригладил усы и с сомнением посмотрел на меня, но совета спрашивать не стал и пожал плечами.
— По-божески возьмём. Сто рублей в сутки с машины.
— Это в месяц десять марок, — сразу перевёл я расценки в свободно-конвертируемую валюту.
— Машины продаваться будут, зачем мне сразу за месяц платить? — возмутился перегонщик.
— Ну не посуточно же в кассу вносить? — фыркнул я. — Заплатишь вперёд, а остаток в следующий месяц зачтём. Не последняя ведь партия, так?
Сева пожевал губы и нехотя кивнул.
— Годится. — Он оглядел просторный двор и спросил: — А можно машины покупателям прямо тут показывать?
— Плохая идея, — покачал головой дядя Петя. — С улицы сюда так просто не залезть, а вот если через калитку запустить, дадут по голове сторожу, ищи потом ветра в поле! — Он выкинул окурок в снег, поскрёб лоб и предложил: — Хотя если заплатишь за месяц вперёд и без всяких переносов, я второго человека на дежурство выводить стану. Ну и договор ответственного хранения чин по чину заключим, официально. Я же тут не сам по себе, я директор ЧОП «Корвет».
Дальше мы переместились в дежурку, где дядя продемонстрировал копии свидетельства о регистрации, лицензий на осуществление охранной деятельности и на оружие, следом выписал квитанцию на двадцать одну тысячу рублей. Лемешев тянуть резину не пожелал, рассчитался на месте и пообещал перегнать машины прямо завтра с утра.