Анжела Марсонс

Детские игры

Эта книга посвящается Джезу Эдвардсу Просто спасибо тебе
Angela Marsons

Child’s Play

Copyright © Angela Marsons, 2019. First published in Great

Britain in 2019 by Storyfire Ltd trading as Bookouture



© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2022

Пролог

Зима 2010 года

– Послушай, что тебе надо? – рявкает она, потирая руки, совсем как в детстве.

Но мое детство закончилось. Я уже не ребенок. И меня душит злоба. Однако ей об этом знать необязательно. Пока необязательно.

– И что, черт побери, ты здесь делаешь? – спрашивает она, оглядывая безлюдный парк. На улице середина января, плюс один по Цельсию, и до полного захода солнца остается двадцать минут.

Моя надежда оправдалась – обещание того, что у меня есть для нее кое-что интересное, выманило ее на свет Божий.

– Присаживайся, и получишь свой подарок, – говорю я, похлопывая ладонью по сиденью карусели рядом с собой.

Она заметно колеблется, но в конечном счете любопытство берет верх.

Восемь лет эта картина стояла у меня перед глазами…

– Ну же, и какого черта?..

– Помнишь, как ты водила меня сюда на прогулки?

– Э-э-э-э… я… – неуверенно мычит она.

– Помнишь, как мы вместе качались на качелях, ты крутила меня на карусели и играла со мной в мяч?

– Послушай, сейчас уже слишком поздно. Я хочу домой, – говорит она, и в ее голосе слышится страх.

Она понимает, что здесь что-то не так.

И отодвигается от меня.

Я хватаю ее за руку.

– Не помнишь? Да неужели? А все потому, что ты этого никогда не делала, сука ты гребаная. – Поворачиваю ее лицом к себе.

– Какого?..

Сотни раз все это снилось мне во сне, и теперь я действую на автомате.

От резкого удара правой рукой в висок она теряет сознание.

На моем лице появляется искренняя улыбка. Это почти так же здорово, как и представлялось в мечтах.

Свет дня меркнет, и мне приходится работать быстро, так как я не знаю, сколько она пробудет в отключке.

Когда я затягиваю последний узел на ее коленке, она начинает стонать.

– Послушай, что ты…

– Нигде не давит? – спрашиваю я, отступая на шаг и любуясь проделанной работой.

Ее раскинутые в стороны ноги намертво прикручены к сиденью цепной карусели, а лицо смотрит вниз. Тело изогнуто таким образом, что верхняя его половина свисает к земле, а голова касается бетонной поверхности площадки. Руки у нее связаны за спиной.

– Послушай, я сейчас блевану…

– Пусть это будет твоей самой большой проблемой на сегодня. – Страх в ее голосе и попытки освободиться доставляют мне истинное наслаждение.

– Чер-р-р-рт, – рычит она, когда колючая проволока глубоко впивается ей в кисти рук. Задумка кошмарная, но так приятно видеть ярко-красные результаты ее мучений…

– А ведь надо было привести меня сюда хотя бы один раз, – говорю я и начинаю вращать карусель.

Ее голова шаркает о бетон, и она издает вопль ужаса.

Я улыбаюсь и продолжаю вращать карусель – здесь ее никто не услышит. Дома, для которых был разбит этот парк, расселили много лет назад, после того как два коттеджа провалились в давно выработанную старую шахту.

А те дети, которые здесь появляются, приезжают издалека – и уж точно не в такие ночи.

– П… прошу тебя! О… ост…

– Заткнись. Наступил мой черед. – С этими словами я сильнее раскручиваю карусель. С каждым поворотом на бетонном покрытии остаются клочья волос. – Ты еще пожалеешь о том, что не играла со мной… – приговариваю я, разгоняя карусель.

Ее поверхностное, прерывистое дыхание смешивается с криками боли, которые раздаются всякий раз, когда ее голова касается бетона.

Постепенно крики превращаются в короткие взвизгивания – по-видимому, она начинает терять сознание.

Направление движения меняется, скорость возрастает, и колючая проволока все глубже и глубже врезается в ее тело.

Наконец-то мы играем в игру. В игру, выбранную мной.

На бетонном покрытии появляется кровавый круг.

Скорость возрастает еще больше, и теперь сиденья карусели мелькают у меня перед глазами.

– Надо было раньше меня слушать! – Этот крик совпадает с максимальным усилием с моей стороны.

Теперь она уже не кричит, а только скулит.

Кровь рекой льется на бетонное покрытие. К нему прилипают клочья кожи.

Наконец раздается звук лопнувшего черепа, и она замолкает навсегда.

Последнее усилие, и я отступаю назад.

– Тебе надо было играть со мной, – говорю, зная, что она меня уже не слышит.

Безжизненное тело продолжает крутиться на карусели, а я удаляюсь.

Глава 1

Настоящее время

Ким Стоун появилась перед лентой, огораживающей место преступления, в одиннадцать часов двадцать девять минут вечера. Солнце зашло уже больше трех часов назад, но августовский воздух все еще хранил его тепло.

Она велела диспетчерской связаться с ее напарником, детективом сержантом Брайантом, но его «Астры»-универсала еще не было видно среди машин полиции, «Скорой помощи» и фургона коронера[1]. Стоун заметила, что две последние машины стояли рядом, хотя понадобиться могла только одна из них.

Снимая шлем, она задумалась, от чего мог оторвать Брайанта неожиданный вызов. Зная его, Ким решила, что он как раз засыпал под звуки криминального телевизионного канала, звучавшие где-то на заднем фоне.

Сама она как раз собиралась вывести Барни на позднюю прогулку. Пришлось быстро возвращаться, пообещав, что позже он вдоволь набегается по парку, когда она вернется домой, независимо от времени. Ким не стала говорить, что вызывают ее в Хайден-Хилл-парк, испугавшись, что пес может не простить ее, узнав, что она едет именно в тот парк, в котором они часто совершали ранние утренние прогулки.

Хайден-Хилл-Хаус был викторианским поместьем, построенным в 1878 году на парковой территории Хайден-Бест Джорджем Альфредом Хайденом. Изначально он хотел полностью разрушить большой Хайден-холл и расширить свое жилище, но в Олд-холле проживала его пожилая тетушка, вдова сквайра. А к тому времени, когда она в 1903 году умерла, желание расширяться пропало и два здания так и остались стоять рядом.

После смерти Джорджа Хайдена в 1921 году сам дом, Олд-холл, сады и 55 акров земли были выкуплены на деньги, собранные по подписке, и превращены в парк. Позже Олд-холл и Хайден-холл использовались в качестве приюта для семей беженцев и бомбоубежища. После сильного пожара Олд-холл много лет лежал в руинах, пока доходы от общественной лотереи не позволили восстановить его во всем былом великолепии.

Ким направили к входу со стороны Хайден-Парк-роуд, который вел к детской игровой площадке, расположенной в верхней части территории всего в нескольких шагах от реставрированного здания. С десяток зевак уже вытягивали шеи, чтобы заглянуть за спины сотрудников полиции и за патрульные полицейские машины. В соседних домах открывались все новые и новые двери – их жители перестали притворяться и подглядывать из окон своих жилищ.

Показав удостоверение, Ким нырнула под заградительную ленту и направилась в сторону светоотражающих жилетов и многочисленных фонарей, включенных ввиду отсутствия уличного освещения.

Полицейские раздвинулись и дали ей возможность пройти в центр группы, мимо парамедиков[2], которых, очевидно, уже отпустили, но те предпочли принять участие в дискуссии, происходившей рядом с детскими качелями в виде жирафа.

– Привет, Китс, – поздоровалась инспектор, заметив миниатюрного патологоанатома, рывшегося в служебной сумке, установленной на каком-то мультяшном персонаже.

Мужчина печально покачал головой, и это заставило Ким задуматься над истинной причиной ее вызова. А потом до нее вдруг дошла настоящая причина его огорчения, и Стоун поняла, что причина эта не имеет никакого отношения к совершённому преступлению.

– Он вот-вот подъедет, – сообщила она, смиряясь с тем фактом, что патологоанатом любит ее напарника больше, чем ее, и даже не пытается скрывать это. Ким это ничуть не волновало. Большинство относилось к ней точно так же.

Но вот на мрачной физиономии патологоанатома медленно появилась улыбка. А это означало только одно – на месте преступления появился Брайант.

– Вечер добрый, Китс, – поздоровался ее коллега, улыбаясь и протягивая руку.

Ким бросила на него взгляд, который он предпочел проигнорировать.

– Так вот как ты приветствуешь… – ухмыльнулся Китс.

– Я прошу прощения, но кто-то сказал мне, что где-то здесь лежит труп, – прервала его Ким, демонстративно оглядываясь по сторонам.

– Вы совершенно правы, инспектор, и до бедняги еще никто не дотрагивался – проверили только, подает ли он признаки жизни.

– Прекрасно. Направьте же меня…

– Парни, – Китс кивнул в сторону группы одетых в форму полицейских.

Неожиданно площадка слева от Ким осветилась, как будто на нее направили лучи всех фонарей, соединив их в один, напоминающий луч рампы, освещающий сцену.

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкли глаза. За это время Брайант подошел и остановился рядом. И так же, как и она, резко втянул воздух.

– Что, твою мать, все это значит? – произнес он, всего на долю мгновения опередив Ким.

Глава 2

Сначала Ким увидела фигуру пожилой женщины, сидящей на крайних справа цепных качелях. Ее сумочка была аккуратно поставлена возле металлического каркаса. Она не была открыта или порвана – просто стояла с плечевым ремешком, свернутым с левой стороны.

Инспектор перешла к более внимательному изучению жутковатой картины, раскинувшейся перед ней.

У женщины были густые седые и хорошо уложенные волосы. Даже в свете электрического фонаря была видна помада на привлекательном лице, носившем следы прожитых лет, которые еще не успели превратиться в глубокие морщины. В ушах поблескивали небольшие жемчужные сережки-гвоздики, составляя единый ансамбль с единственной ниткой жемчуга, украшавшей шею жертвы, которая, как и лицо, не избежала, к сожалению, влияния прошлого. Ожерелье пряталось под белым воротничком блузки, поверх которой был надет летний кардиган с рукавами в три четверти. Расклешенная юбка синего цвета была украшена мелкими желтыми цветочками – сейчас она доходила чуть ниже колен, но, если б женщина стояла, была бы немного длиннее. На ногах жертвы были капроновые чулки и синие туфли-лодочки на двухсантиметровых каблуках.

То есть это была пожилая леди, вышедшая на прогулку в парке и решившая покачаться на качелях – то ли чтобы претворить в жизнь мечту детства, то ли не в силах сопротивляться импульсивному желанию. На вид все совершенно безобидно. За исключением двух моментов: ярко-красного пятна на груди ее блузки и колючей проволоки, обмотанной вокруг кистей рук.

Тело, казалось, готово было упасть вперед, но его удерживала на месте жуткого вида проволока, обмотанная вокруг цепей качелей. Ноги были слегка согнуты, носки туфель упирались в землю.

– Какие-то сексуальные игрища, которые пошли не по сценарию? – предположил Брайант.

– Пока не знаю, – ответила Ким, с трудом отводя глаза от жертвы.

Если убрать колючую проволоку, то при дневном освещении легко было представить себе, как эта улыбающаяся женщина раскачивается на качелях вместе со своим внуком или внучкой, повизгивающими от восторга. Все это могло вызвать лишь смех и улыбки. А вот ночью, даже без пятна крови на блузке и колючей проволоки, сцена выглядела бы зловеще и не по-хорошему притягательно.

– Кто ее обнаружил? – спросила Ким, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Парень возле скалодрома, – сказал один из постовых. – И не наступите в лужу. Это его рук дело.

– Хочешь, чтобы я?.. – Брайант повернулся и посмотрел в сторону свидетеля.

– Нет, – ответила инспектор. – Лучше посмотри, что у нее в сумочке. Против этого Китс наверняка не будет возражать.

Патологоанатом не любил, когда на месте преступления что-то трогали до того момента, как все осмотрят криминалисты, но «мужская дружба» между этими двумя давала Брайанту некоторую свободу действий. А вот ее личные стычки с Китсом в самом начале расследования редко давали хороший результат.

Ким знала, что во многом симпатия Китса к ее напарнику объяснялась его сочувствием Брайанту, которому каждый божий день приходилось иметь дело с Ким. Так что Китс считал, что Брайанту и так достается.

«И иногда с ним нельзя не согласиться», – подумала инспектор, аккуратно обходя лужу блевотины и приближаясь к светловолосому мужчине. Тот сидел, уставившись глазами в землю, обхватив руками согнутые колени и опираясь спиной о скалодром.

Детектив решила, что ему где-то лет двадцать пять. Одет он был в темные джинсы и свитер.

– Привет, – поздоровалась она, показывая свое удостоверение.

Молодой человек с трудом встал.

– Все в порядке. Если хотите, можете…

– Офицер, сейчас я просто хочу уйти домой. Мне сказали, что после того, как поговорю с детективом, я смогу…

– Хорошо, хорошо… – Ким посмотрела на женщину-полицейскую, стоявшую рядом с ней.

– Эрик, – подсказала та. – Эрик Хансон из…

– Спасибо, – поблагодарила Стоун, надеясь, что молодой человек не онемел от всего увиденного.

Взгляд молодого человека непроизвольно вернулся к качелям. Голова у него затряслась.

Встав перед ним, Ким заблокировала ему вид на качели. Затем кивнула на пластиковую бутылку с водой, которую он держал в руках.

– Глотни, приятель.

– Со мной все в порядке, благодарю, – ответил свидетель, покачав головой.

– Итак, Эрик, что же произошло? – начала Ким.

– Она просто… Я посмотрел и…

Он смотрел куда-то мимо детектива, не в силах забыть сцену, на которую наткнулся. Но Ким вовсе не нужно было, чтобы он вновь и вновь возвращался к этому ужасу. Ей нужны были факты.

– А теперь послушайте меня, Эрик, – сказала Ким, возвращая его в настоящее. – Во сколько вы пришли в парк?

– Где-то в половине десятого, – ответил мужчина, переводя взгляд на лицо Ким. – Просто хотел выгулять последнюю пинту, выпитую в клубе. Немного размяться.

– То есть вы пришли оттуда? – уточнила детектив, указав на тропинку, идущую от клуба.

Хотя крикетный клуб Олд-холл не был частью парка, его с ним соединяла тропа, проходившая как раз рядом с тем местом, где Ким недавно припарковалась.

– Ага. Выпил пару пинт с приятелями и…

– И пока вы шли, мимо вас никто не проходил?

Мужчина покачал головой.

– Подходя, вы ничего не слышали?

– Ничего. Вокруг стояла мертвая…

Эрик внезапно замолчал – это последнее слово вновь заставило его вспомнить то, что он увидел.

– То есть вы ничего не видели и не слышали и сразу же вызвали полицию? – уточнила Ким.

Он кивнул.

– Что вы сделали потом?

– Что вы имеете в виду? – переспросил Эрик, внезапно краснея.

– Вы ее не трогали?

Поколебавшись, мужчина отрицательно покачал головой.

– Вы в этом уверены? – не отставала от него Ким. Для нее это было важно.

– Мне очень жаль, но я не проверял… То есть я не смог…

Ким поняла причину его смущения и попыток уклониться от ответов на прямые вопросы. Он чувствовал себя не в своей тарелке, потому что не набрался смелости и не подошел к жертве, чтобы проверить, жива ли она.

– Все в порядке. Думаю, что вы уже ничем не могли ей помочь.

Эрик благодарно улыбнулся ей, и в этот момент к ним подошел Брайант.

– Ладно, Эрик, мы свяжемся с вами, если нам понадобится что-то еще. Если вы что-то вспомните, то позвоните.

Мужчина понимающе кивнул, а Ким поймала взгляд полицейской, которая все еще стояла рядом.

– Пусть его отвезут домой.

– Будет сделано, мэм.

– Ну что? – Ким повернулась к коллеге.

– Приехал Митч, и сейчас они с Китсом обсуждают, как снять ее с качелей.

– А имя ты выяснил?

– Белинда Эванс, шестидесяти одного года от роду. Проживает в Уомбурне[3] и водит «БМВ» пятой серии. Машине меньше двух лет.

Ким приподняла бровь. За последние пару минут Брайант успел узнать гораздо больше, чем она.

– В сумочке ключи от машины, нетронутый кошелек, водительское удостоверение, небольшая косметичка, ручка, очки и упаковка мятных таблеток. Мобильного нет.

– А ее машина?

– Припаркована без всяких нарушений ярдах в пятидесяти от ворот парка. Заперта. Следы борьбы отсутствуют.

– Отличная работа, Брайант. – С этими словами Ким направилась к выходу из парка. – По большей части эта информация абсолютно бесполезна, но тебе удалось-таки обнаружить один чрезвычайно важный и нужный факт.

– А именно?

– Что Белинда Эванс приехала в парк по собственному желанию.

Глава 3

Войдя в комнату отдела, Ким немедленно почувствовала, что в ней что-то изменилось. И это не было связано с тем, что, когда она в 7.30 утра уходила из комнаты на брифинг к Вуди относительно произошедшего накануне, та была пуста, а теперь в ней было полно народу. Вовсе нет. Это было вполне ожидаемо. Изменения носили более деликатный характер.

А, теперь все понятно…

– Брайант, почему Бетти стоит у тебя на столе?

Сержанта еще никогда не награждали растительным призом за его успехи в работе.

– Я же говорила… – Стейси хихикнула.

– Да я просто приглядывал за ней, командир, пока Пенн отсутствовал бо€льшую часть недели, – Брайант помолчал. – Ну, и вообще, хотелось посмотреть, как она будет смотреться на моем столе.

– Тогда заслужи ее, – сказала Ким, возвращая растение на подоконник. – И что, черт возьми, у тебя на ногах, Пенн? – спросила она, поворачиваясь к аудитории и складывая руки на груди.

– Кроссовки, босс.

В отличие от человека, бывшего членом ее команды до него, Пенна никак нельзя было назвать иконой стиля. Обычно он носил простые черные брюки и белую рубашку, что худо-бедно отвечало ее понятиям об офисном стиле одежды. А вот костюм на нем немедленно становился таким же унылым, как и его хозяин.

Нельзя сказать, что Ким была специалистом по мужской моде, но тот серый костюм из толстой ткани в узкую полоску, который Пенн обычно надевал на слушания в суде, вышел, казалось, прямиком из девяностых. Его непослушные светлые волосы мало что добавляли к его внешнему виду, но Ким с радостью заметила, что сегодня он отказался от банданы и попытался причесать свою копну с помощью каких-то специальных мужских средств.

Но эти кроссовки!

– Послушай, Пенн, я не знаю, как к этому относился Тревис, но, когда ты собираешься в суд – даже если это одно из твоих прошлых дел, – ты идешь туда как член этой команды; ты представляешь ее…

– Они под столом, командир, – раздался голос Брайанта у нее за спиной.

– Что?

– Его ботинки. Они под столом. Я не мог промолчать. Вы слишком легко на все это купились.

Хихикнув, в свою очередь, Пенн наклонился и стал развязывать шнурки.

– Боже, да вы, оказывается, еще и юмористы, – инспектор покачала головой.

– Но ведь я же еще вернусь сегодня, босс, а? – с надеждой в голосе произнес Пенн. – Суд закончится где-то часа в четыре…

Брайант и Стейси замерли в ожидании ответа Ким.

Ей мучительно хотелось согласиться с сержантом.

– Нет, Пенн. Отправляйся прямо домой. Вуди тверд как скала.

Раздался коллективный стон разочарования.

– От меня это никак не зависит, ребята, – Ким подняла руки, как бы защищаясь.

Она лично видела меморандум, разосланный около месяца назад во все отделения полиции Западного Мидленда[4]. И сначала радостно его проигнорировала. Пока босс не вызвал ее к себе в кабинет и не вручил ей личную копию.

Полиция переживала очередной кризис. Цифры поступивших на работу снижались, а количество насильственных преступлений росло, так что уровень истощения духовных и физических сил сотрудников достиг заоблачных высот.

– Вы требуете от них слишком многого, – сказал Вуди, помахивая перед ней копией меморандума.

– И что, я в этом как-то виновата? – задала вопрос Ким. У нее была команда из трех человек, и даже если б она полностью истощила их и физически, и морально, на общие цифры это повлияло бы очень мало.

– Вы отлично меня понимаете, – проворчал Вуди.

– Но я внимательно слежу за ними всеми, – попыталась возразить инспектор.

– Они как собаки, Стоун.

– Простите, сэр?

– Они стараются не показывать свои проблемы, – пояснил ее начальник. – Офицеры полиции редко признаются в них добровольно. Вместо этого они пытаются справиться с ними в одиночку. А когда это выходит наружу, то оказывается слишком поздно.

– И что же мне делать?

– Давайте им отдохнуть, Стоун. Вы должны строить работу таким образом, чтобы у них хватало времени на полноценный отдых. Постарайтесь использовать их посменно и внимательно следите за признаками эмоционального выгорания.

Ким приподняла одну бровь.

– Ну, я не знаю. Возможно, в вашем случае стоит следить за изменениями в поведении или за какими-то физическими проявлениями – агрессией, невоздержанностью, замкнутостью… Да здесь все написано. – Вуди вновь взмахнул меморандумом у нее перед глазами.

– Я вас услышала, сэр, но у меня есть один вопрос, – сказала Ким, глядя на листок бумаги у него в руках.

– Я слушаю…

– Злодеям этот меморандум тоже разослали?

Если она правильно помнила, именно после этого вопроса Вуди всучил ей документ и велел убираться.

Трудно было подобрать худшее время для суда по делу Пенна. Любой другой день в прошедшие пару недель не вызвал бы у нее никаких возражений – они занимались рутинной работой после завершения большого расследования преступлений одного психа, занимавшегося реконструкцией наиболее психотравматических моментов из ее прошлой жизни[5].

К сожалению, КСУП[6] не консультировалась с ее ежедневником, назначая слушания по делам, связанным с убийствами. И, так как дело шло о последнем крупном расследовании Пенна в полицейском управлении Западной Мерсии[7], она не могла не разрешить ему присутствовать на суде. Тем более что он был офицером, арестовавшим преступника.

– Ладно, давайте приступать к делу, – с этими словами Ким устроилась на краю стола, обращенного лицом к чистой доске. – Белинда Эванс. Возраст шестьдесят один год. Была найдена ночью в парке Хайден-Хилл привязанной к качелям. Хорошо одета. Приехала туда по собственному желанию, однако мобильный телефон нигде не обнаружен. Живет в благополучном районе Уомбурна и до сего времени с полицией никаких дел не имела. Стейс, выясни все что можно о нашей жертве. Мы с Брайантом съездим к ней домой до встречи с Китсом по результатам вскрытия, которая назначена на десять утра.

– Все поняла, босс, – ответила констебль, поворачиваясь к компьютеру.

– Вуди поручил подомовой обход инспектору Планту и его команде, принимая во внимание то, что Пенн на этой неделе находится в отпуске.

Обычно это была работа Пенна. Сержант покачал головой.

– Кто, черт побери, мог захотеть обидеть старую…

– Послушай, приятель, ей только шестьдесят один, – заметил Брайант, который из всех присутствовавших был наиболее близок к этому возрасту. – Кроме того, я ставлю на Элеонору.

– Какую Элеонору? – Ким нахмурилась.

– Я не знаю ее фамилию, но говорят, что она бродит по парку в поисках своего любимого – монаха, которого живьем замуровали в стене и…

– А может быть, это Анни-Элиза… – предположила Стейси, широко открыв глаза. – Она жила там совсем одна-одинешенька, без детей и без мужа и…

– А вдруг это Иветта? – добавил Брайант.

– Кто-нибудь вспомнит еще каких-нибудь призраков? – спросила инспектор, направляясь в свой закуток.

– Да нет, она абсолютно реальна. Включена в программу «Самых разыскиваемых преступников Великобритании», и они должны были расследовать…

– Закончили шуточки, – сказала детектив, беря свою куртку.

Она бросила взгляд на доску, на которой сейчас было записано всего несколько подробностей произошедшего. Сейчас Белинда Эванс представляла собой лишь перечень отдельных фактов, собранных на месте преступления, но у инспектора было сильное подозрение, что очень скоро она превратится в нечто несравненно большее.

Глава 4

Уомбурн был деревней в Южном Стаффордшире. Англосаксонские корни ее жителей позволили им сохранить дух единой общины, несмотря на множество окружавших их коттеджных поселков, являвшихся результатом поспешных попыток решить проблему перенаселения ближайшего города Вулверхэмптона.

Брайант остановился за полицейской машиной на Трайдент-роуд, в нескольких кварталах от деревенского луга[8].

Выбравшись из машины, Ким заметила, что половина фронтальной части одиноко стоявшего дуплекса с двумя отдельными входами была недавно покрашена. Решетчатая изгородь высотой по пояс окружала палисадник и исчезала где-то за домом. По обеим сторонам одной из входных дверей висели две одинаковые корзины с одинаковыми цветами белого и розового цвета. Эта половина здания и участок выглядели прибранными и аккуратными, причем рассчитано все было так, чтобы свести уход за ними к минимуму.

– Хотел бы я, чтобы у моей хозяйки было нечто подобное, – простонал Брайант, показывая констеблю у входа свое удостоверение. – От этих проклятых цветов у нас в доме я только чихаю и…

– Подожди минутку, – прервала его Ким, возвращаясь к полицейскому у ворот. – Что-нибудь интересное? – спросила она, оглядывая улицу.

– Больше чем, мэм, – ответил офицер. – Леди из дома номер семнадцать больше часа наблюдала через окно в спальне, а двадцать минут назад куда-то уехала. Жители из дома номер двадцать один сорок пять минут не могли догадаться, что нам все видно через эти сетчатые занавеси, а мистер Блэнкинсоп из дома номер тринадцать готовит отличный чай.

Ким улыбнулась. По собственному опыту она знала, что существуют четыре типа соседей. Первый, и наиболее любимый лично ею, состоял из тех, кому было абсолютно наплевать на то, что происходит за порогом их собственного дома. Второй включал в себя тех, кто хотел это узнать, но не хотел, чтобы об этом знали другие. Третья группа не скрывала свое любопытство, но ей все очень быстро надоедало. И, наконец, самая интересная с профессиональной точки зрения группа соседей – таких как, например, мистер Блэнкинсоп; они не только не скрывали свою заинтересованность, но и активно пытались узнать у полиции, что же все-таки происходит.

– А вот и я, – сказала инспектор, догоняя Брайанта, уже успевшего войти в холл. – Наблюдательный парень, – заметила она, обернувшись на полицейского у ворот.

– Тогда награди его растением в горшке, – предложил сержант, поворачивая налево.

Его многочисленные неудачные попытки получить горшок с цветком в качестве служебной награды уже давно стали постоянным источником шуток в отделе. И сам Брайант вовсю подыгрывал шутникам.

– Судя по всему, стандартная планировка, – заметил он. – Жилая часть – слева, а спальни – справа. Все вполне приличных размеров.

Стены холла были поклеены тиснеными обоями, которые позже покрыли матовой эмульсией цвета приглушенной магнолии.

– И сколько, по-твоему? – спросила Ким, осматривая гостиную. Бунгало в этом районе были довольно дороги.

– Думаю, где-то около трехсот тысяч, – хмурясь, ответил Брайант[9].

– Я ожидала чего-то большего, – честно призналась Стоун, чьи предположения были основаны только на модели машины, на которой ездила жертва.

– Я подумал то же самое, – согласился сержант, дотронувшись до крышки серванта. – Милое местечко, но… – Он замолчал, открыв верхний ящик серванта, и посмотрел на инспектора. – Пусто.

Ким пожала плечами и продолжила осмотр комнаты. Телевизор был плоским, но по размерам ненамного превосходил экран компьютера. В противоположном углу на тумбе с двумя выдвижными ящиками стояла старомодная музыкальная система с отделением для загрузки кассет. Никаких динамиков детектив не заметила и решила, что система стоит просто для интерьера.

– Здесь тоже пусто, – заметила она, открыв ящики в тумбе.

Они перешли на кухню. Обычно кухня – это сердце дома. Но здесь у сердца, похоже, случился приступ. Помещение было абсолютно функциональным, со множеством ящиков, острых углов и твердых поверхностей. Ничто не говорило о попытках как-то смягчить впечатление от декора или вдохнуть в него хоть какую-то жизнь. Нигде не было видно ни разделочных досок, ни половичков или ковриков, ни жестянок с чаем, ни хлебницы, ни чайника. Ничего из того, что люди обычно имеют, но чем практически никогда не пользуются.

И опять Брайант принялся открывать ящики и дверцы шкафов.

– Всякая ерунда, но ненамного больше того, что мы нашли в гостиной. Не уверен, что мы сможем обнаружить какие-то улики, связанные с ее смертью, если здесь нет никаких следов ее жизнедеятельности.

Ким повернулась к своему напарнику.

– Черт побери, Брайант, ты что, опять взялся за свое чтение?

– В принципе, Карл Юнг[10] говорит…

Его слова были прерваны звуками кашля, раздавшимися где-то сзади.

Стоун повернулась – и чуть не задохнулась.

– Боже, – прошептал Брайант, и оба они уставились на человека, стоявшего перед ними.

У Ким было такое впечатление, что перед ней возник призрак.

Глава 5

– Мэм, прошу прощения… Она просто…

Ким отмахнулась от извинений констебля. Судя по выражению лица женщины, для того чтобы остановить ее, потребовалась бы дежурная рота батальона по борьбе с общественными беспорядками.

Несколько секунд инспектор просто рассматривала то, что увидела перед собой. Начиная с юбки с цветочным принтом и белой блузки и кончая жемчужными сережками и ниткой соответствующих бус. Лицо выглядело немного более возрастным, но сходство с Белиндой Эванс было беспрецедентным.

– Позвольте спросить вас, что вы делаете в доме моей сестры? – спросила женщина сухим и напряженным голосом, в котором начисто отсутствовала гнусавость, характерная для жителя Черной страны[11].

– Миссис?.. – сделала шаг вперед Ким.

– Мисс Эванс, как и моя сестра. А зовут меня Вероника, – заявила женщина, и тут зазвонил телефон Ким.

– Можете не отвечать. Лучше объясните мне, что вы делаете в доме моей сестры, – произнесла женщина со сталью в голосе и во взгляде.

– Ага, только я, скорее всего, этого не сделаю, – ответила Ким, отворачиваясь от своей собеседницы. Даже Вуди не позволяет себе разговаривать с ней в такой манере… Правда, Ким пришлось вспомнить, что через несколько мгновений эта женщина узнает о смерти одного из членов семьи.

– Стейс? – произнесла она в трубку.

– Ближайшая родственница, босс, – сестра шестидесяти пяти лет по имени Вероника Эванс. Проживает по адресу…

– Спасибо, Стейс. Я перезвоню. – Инспектор закончила разговор, жалея, что констебль не позвонила на пару минут раньше. – Мисс Эванс, мне кажется, вам лучше присесть, – начала она, указывая на гостиную.

Женщина никак не прореагировала на ее совет.

– Она что, умерла?

– Мисс Эванс, – вступил в разговор Брайант, готовясь взять на себя самую деликатную часть их служебных обязанностей. – Если вы пройдете сюда…

– Как я понимаю, это означает «да»? – Женщина переводила взгляд с Ким на ее коллегу и обратно.

Ладно, судя по всему, Брайант может на какое-то время забыть про телячьи нежности.

– Да, мисс Эванс, боюсь, что…

– Прошу вас, называйте меня Вероникой, иначе мы совсем запутаемся. Как это произошло? Скорее всего, в этой ее гоночной машине… Странно, как она вообще умудрялась ее водить. Я уже много раз говорила, что ей пора привыкать вести себя согласно ее возрасту, но…

– Мисс… Вероника, – Брайант сделал шаг вперед, – мне кажется, что вам все-таки лучше будет пройти в гостиную и…

– Офицер, – женщина бросила на сержанта пронзительный взгляд, – вы что, думаете, что, если я сяду, это оживит мою сестру?

– Конечно, нет, – ответила Ким за своего коллегу, которого слегка ошарашили манеры женщины.

Инспектору уже приходилось встречаться с подобным поведением раньше. Иногда родственники стоически переносили трагедию в течение дней, недель и месяцев, а потом вдруг ломались от какой-то тривиальной мелочи или от какого-то воспоминания. Какова бы ни была причина сейчас, Ким собиралась использовать ее по максимуму.

– Нет, Вероника, ваша сестра не оживет, но ситуация гораздо серьезнее, чем вы можете себе представить, и ее лучше обсудить сидя…

– Серьезнее? Как это?

Ким решила взять все в свои руки и прошла мимо женщины в гостиную. Здесь она остановилась возле софы, оставив, таким образом, единственное отдельное место для женщины.

После всех своих тщетных усилий, направленных на то, чтобы Вероника села, Брайант остался стоять возле двери.

– Вероника, мне очень жаль, но ваша сестра была убита…

Ким ждала, что на лице ее собеседницы появится хоть какая-то эмоция. Ей подошла бы любая, но то, что она увидела, было совершенно неожиданно.

На лице Вероники появилась досада.

Ким не могла решить, то ли Вероника досадовала на то, что ее сестра умерла, то ли ее раздосадовало то, что умерла сестра не так, как ей этого хотелось.

– Нет. Прошу прощения, но вы, скорее всего, заблуждаетесь. Тут или ошибка в идентификации, или в том, как она умерла, но Белинду никак не могли…

– Никакой ошибки нет, – ответила ей детектив. – Вашу сестру убили в парке Хайден-Хилл единственным ножевым ударом в сердце.

Вероника поднесла руку к горлу с таким видом, как будто ей только что сказали, что вместе с супом она проглотила муху.