Люси Сайкс

Джо Пьяцца

ДЕШЕВКА

Мальчикам — Юану, Хитклиффу и Титусу Джону и Трейси Каждой Имоджин Тейт
Эта книга является плодом воображения автора. Имена, персонажи, предприятия, организации, места, события и происшествия вымышлены или использованы фиктивно. Всякое сходство с любыми реальными людьми, покойными или здравствующими, событиями и местами случайно.
Прощайте врагов ваших — это лучший способ вывести их из себя. Оскар Уайльд
Чтобы быть неизменной, всегда меняйся. Коко Шанель
ПРОЛОГ

5 сентября 1999 года



Симпатичная девушка — младший редактор глянцевого журнала — закинула ногу на ногу и нервно качнула повисшей в воздухе ступней. Интересно, тем, кто сидит напротив, тоже в первом ряду, не кажется ее черная трикотажная юбка-карандаш чрезмерно короткой? В общем-то, юная редакторша органично вписывалась в толпу мужчин и женщин, носивших с присущим американцам шиком черные наряды, скроенные на французский манер из лучших итальянских тканей. Она выглядела частью происходящего. Но ей все равно не верилось, что это — наяву. Она и представить себе не могла, что окажется на первом показе нью-йоркской Недели моды, да еще и в первом ряду! Девушка перевернула напечатанное на плотной бумаге приглашение, и еще раз взглянула на рельефные золоченые буквы. Никакой ошибки, ее место — 11А. Нужное место, нужное время.

С той поры как Имоджин Тейт исполнился двадцать один год, она под руководством боссов из журнала «Мода» лет пять рассматривала фотографии с модных шоу вроде этого, но на подобном мероприятии оказалась впервые.

Шанс посетить шоу Оскара де ла Рента представился ей только потому, что всех ведущих редакторов поглотила работа. В показе, кстати сказать, принимала участие одна из трех соседок Имоджин по квартире — эффектная чернокожая модель Бриджет Харт. Имоджин глянула на часы. Пять тридцать. Начало назначено на пять, но в зале было пустовато. Несмотря на заверения Бриджет, что ни одно мероприятие Недели моды никогда не начинается вовремя, Имоджин пришла в четыре сорок пять. Всегда лучше явиться заранее. Теперь девушка подумывала встать и пойти поздороваться со своей приятельницей Одри, рекламным агентом Бергдорфа Гудмана — та беседовала с репортером «Трайб» примерно в десяти креслах от нее, — но побоялась, что кто-нибудь займет ее место. Имоджин предупреждали о том, что некой светской львице — внезапно разбогатевшей дамочке — никак не удается раздобыть билет на первый ряд, и она способна захватить любое освободившееся кресло!

На лоб упала непослушная прядь, и девушка поспешно заправила ее за ухо. Неделю назад она, перебрав целую палитру броских темных оттенков, по совету нового парикмахера-колориста вернулась к натуральному тону блонд. Вышло элегантно. «Изысканность» — таким станет девиз ее жизни в США.

— Ой! — Имоджин быстро отдернула ногу и с упреком посмотрела на фотографа, который больно задел беззащитный мизинец, выглядывающий из ее лучших (и единственных) босоножек из змеиной кожи с ремешками вокруг щиколотки.

— Вы мне мешаете, не понятно, что ли? — огрызнулся парень.

— Я сижу на своем месте, — сердито возразила Имоджин, намеренно усиливая британское произношение и делая акцент на слове «свое». Место действительно было именно ее, а на приглашении значилось ее имя. Такие вещи дорогого стоят. Индустрия моды — это замкнутое сообщество дизайнеров, издателей, покупателей и избранных наследников. Доступ на подобные мероприятия строго ограничен, и лишиться возможности их посещать — раз и навсегда — можно за одну минуту.

— Значит, мне мешает ваше кресло, — раздраженно буркнул фотограф и, одним прыжком преодолев покрытый пластиком подиум, запечатлел Анну Винтур, главного редактора Vogue,[1] которая грациозно усаживалась с другой стороны дефиле как раз напротив Имоджин. Раз уж Анна заняла свое место, показ можно было наконец-то начинать. Охранники в объемных черных свитерах и с большими рациями оперативно запихнули фотографа за загородку в конце подиума: на съемки во время показа налагалось строжайшее эмбарго, все снимки утверждал сам модельер. Достать припрятанную в сумочке компактную камеру-мыльницу Имоджин не рискнула. Она вволю пощелкала снаружи, возле киосков Брайант-парка, и собиралась, возвращаясь на работу, закинуть пленку в срочную проявку.

Ассистенты, с ног до головы в черном, сняли с подиума пластиковую защиту, обнажив его белую, девственно чистую поверхность. Освещение померкло, и гомон в зале стал стихать. Имоджин беззвучно вытащила из сумочки черный блокнот. Многие гости аккуратно, стараясь не шуршать, пристраивали под кресла портфели и сумочки. Когда свет погас, все преисполнились такого внимания к грядущему действу, что перестали перешептываться и перекладывать лежавшие на коленях бумаги.

В наступившей тишине грянул хит Рики Мартина «Жить безумной жизнью», и зал залил белый свет. Модели, ни на миг не опуская глаз, одна за другой двинулись по белоснежному подиуму. Имоджин едва успевала делать заметки. Сейчас в самый раз было бы пустить в ход мыльницу, но она не осмеливалась это сделать.

Имоджин заметила сидящего напротив нее Жака Сантоса. Затянутый в брендовые белые джинсы фотограф, а ныне и арт-директор толстого журнала, поднял свой «Никон» и принялся, как одержимый, снимать дефилирующих мимо него девушек. Имоджин заметила краем глаза, как задергались на своих постах в конце подиума охранники. А когда Жак вскочил и вскинул над головой камеру, намереваясь сфотографировать дефиле сверху, они принялись действовать. Идеально рассчитав время, чтобы не помешать моделям, два здоровенных парня подошли к французу с разных сторон и, прежде чем тот осознал, что происходит, выхватили камеру и скрутили ему руки за спиной. Ошеломленный Жак рухнул лицом вниз на подиум.

Тоненькая Бриджет, приятельница Имоджин, даже глазом не моргнула при виде живой преграды. Ее ноги, обутые в кожаные сапожки до самых бедер, хладнокровно перешагнули через лежащего мужчину, и она с грацией пантеры продолжила свой путь по подиуму, слегка вытягивая носки, как балерина. Охранник, держа в одной руке фотоаппарат, вздернул Жака на ноги, отряхнул и, жестом предложив ему сесть на место, извлек из «Никона» пленку. Вручив владельцу пустую камеру, он отбыл на свой пост.

Шоу шло своим чередом.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Август 2015 года



Имоджин не сразу узнала девушку, которая вертелась в ее кресле, фотографируя собственные ножки, обутые в лиловые балетки от Тори Берч. В одной руке кокетка держала бело-золотой айфон, а другой тянулась к туфелькам, растопырив перед камерой пальцы с коготками, наманикюренными тон в тон с туфлями.

Имоджин поправила прическу, заложив выбившиеся светлые прядки за уши, и слегка щелкнула каблучком, чтобы девушка, которая теперь надула губки, намереваясь сделать селфи, поняла, что уже не одна в кабинете главного редактора.

— Ой! — захваченная врасплох Ева Мортон, бывшая помощница госпожи Тейт, испуганно вздрогнула — айфон грохнулся на пол — и обернулась через плечо посмотреть, кто пришел. И увидела Имоджин. В хрипловатом голосе девушки прозвучала нотка удивления:

— Ты вернулась?

Жеребячьим скачком Ева за несколько секунд преодолела разделявшее обеих женщин расстояние и заключила Имоджин в объятия, что показалось той излишне фамильярным. Ева вообще выглядела как-то иначе. Ее каштановые кудри будто раскрутились, скорее всего вследствие какого-то ухода с кератином. Теперь блестящие, прямые, как хвоинки, волосы обрамляли безупречно накрашенное личико с каким-то новым, более симпатичным, чем помнилось Имоджин, носом.

Отчего это Ева сидит за столом главного редактора? За моим столом?

Имоджин ломала голову в поисках причины, которая могла привести девушку в это здание в такую рань. Она же здесь больше не работает! Как два года назад ушла, так с той поры и не появлялась.

Когда-то Ева слыла исключительно компетентной помощницей и в каком-то смысле даже подругой Имоджин, но в первый после большого перерыва рабочий день ее присутствие вызывало смутное раздражение. Сейчас самое главное — успокоиться, освоиться и заказать капучино, пока не собрались сотрудники, а после попросить кого-нибудь помочь ей продраться сквозь неизбежные дебри писем в ящике электронной почты.

— Ева, дорогая, как ты здесь оказалась? Я думала, ты учишься в Гарвардской школе бизнеса, — Имоджин обошла девушку, направляясь к своему креслу. Как приятно было вновь, после стольких месяцев, утонуть в его кожаной глубине!

Устраиваясь на гостевом стуле напротив Имоджин, Ева изящно подогнула под себя длинные ноги, а не закинула одну на другую, как в былые времена.

— Я же закончила учебу в январе! Потом несколько месяцев провела в стартаперском инкубаторе в Пало-Альто, а в июле вернулась сюда.

«Что за стартаперский инкубатор?» — удивилась Имоджин. Ей представилось нечто связанное с цыплятами, но она решила не переспрашивать.

— Снова в Нью-Йорке? Это замечательно. Уверена, какой-нибудь жуткий инвестиционный банк уже в тебя вцепился, раз ты у нас теперь магистр, — с легкой улыбкой ответила Имоджин, включая питание компьютера.

Ева запрокинула голову, издавая горловой смешок, который удивил Имоджин — слишком зрелым он казался, слишком глубоким. Прежний смех был живым и нежным, а этот принадлежал незнакомке:

— Нет. Я вернулась и в Большое яблоко, и в «Глянец»! В январе отправила резюме мистеру Уортингтону. Мы с ним поговорили еще перед тем, как ты ушла в отпуск по болезни. В июле я переехала в Нью-Йорк и пришла сюда. В смысле… это же вроде как работа мечты. Уортингтон сказал, что поговорит с тобой об этом. Мне и в голову не приходило, что ты появишься раньше, чем обычно… в районе десяти. Думала, ты встретишься с Уортингтоном и он просветит тебя насчет моей новой роли.

Старая помощница. Новая роль. Ева, двадцати шести лет от роду, со взглядом, тяжелым от лиловой подводки и неприкрытых амбиций, смотрела на Имоджин, не мигая. С Картером Уортингтоном, издателем и непосредственным начальником, Имоджин за время своей полугодовой болезни общалась ровно два раза.

Впервые за это утро она отвлеклась от собственных ощущений и осмотрелась — лампы горят вполканала, и мягкий солнечный свет, льющийся в окна холла возле лифтов, кажется от этого плотнее и ярче. В глаза Имоджин бросились кой-какие перемены. Отличавшийся минималистичным дизайном зал выглядел теперь загроможденным. Просторные кабинки с низкими перегородками — на каждом рабочем месте вольготно размещались монитор, клавиатура, мышь — исчезли, сменившись сплошным рядом столов, на которых теснились, словно готовые повалиться костяшки домино, ноутбуки. Неизвестно куда делся украшавший стену фотопортрет — Кейт Мосс крупным планом работы Марио Тестино (Имоджин его очень любила). Его место заняла широкая магнитно-маркерная доска с пронумерованными списками, на которой были намалеваны разноцветные закорючки. Там и тут на светло-серых стенах висели напечатанные курсивом таблички в рамочках инфантильных расцветок: «Риск дает тебе энергию!», «Что бы ты сделал, если бы не страх?», «Чем ты хуже Бейонсе?», «Годный, Гордый, Грандиозный ГЛЯНЕЦ». А из кабинета Имоджин пропала важная вещь: ее пробковая «доска вдохновения», обычно увешанная обрывками журналов, листками, кусочками тканей, старыми снимками и всякой всячиной, которая подпитывала ее воображение и воодушевляла. «Какого черта они решили, что могут убрать мою доску?»

От смутной тревоги скрутило живот. Все фатально изменилось. Имоджин захотелось крикнуть Еве: «Вон из моего кабинета!», — но вместо этого она вежливо спросила:

— А в чем именно заключается твоя новая работа, Ева? — в тот же миг она заметила в углу комнаты большое кресло-мешок, розовое, как нижняя юбка.

— Я занимаюсь цифровым контентом на «Глянец точка ком», Glossy.com, — неубедительно улыбнулась Ева, разглядывая свой маникюр.

Сохраняя непроницаемое выражение лица, Имоджин с облегчением вздохнула. ОК. Ева отвечает всего лишь за интернет-контент. Нечего паниковать. Это не то, о чем она подумала: будто бывшая помощница заняла некий важный пост, а ей об этом не сообщили. Конечно, на дворе две тысячи пятнадцатый год, и конечно, у журнала есть веб-сайт, и, естественно, все это имеет значение. Но веб-сайт — всего лишь необходимый придаток к страницам настоящего журнала, в основном его используют как свалку для рекламы и оставшихся невостребованными историй. Так? Эта девчонка отвечает за нечто относительно несущественное. И все равно, почему никто не посоветовался с Имоджин, нанимая на новую должность ее бывшую помощницу? Это дурной тон!

Ева торопливо продолжала:

— Мне прямо не терпится поговорить обо всех новшествах. Наш сайт никогда не был таким сильным. Думаю, тебе понравится, каким он стал.

Боль, угнездившаяся в основании черепа Имоджин, грозила вырваться на волю.

— Да, отлично, что сайт наконец-то переделали. Я на самом деле рада, что ты вернулась. Здорово будет пообедать вместе, когда я закончу с делами, — Имоджин кивнула, надеясь, что девушка уже закончила постить в блог и можно будет наконец-то начать рабочий день.

Возможно, процесс удастся ускорить шуткой.

— Лишь бы новый дизайн сайта не влиял на мой журнал и, — тут она понадеялась донести до собеседницы свою основную мысль, — у меня не отобрали мой кабинет.

Ева смущенно моргнула, ее ресницы вспорхнули, как крылышки колибри:

— Имоджин, я думаю, тебе нужно поговорить с Картером.

Услышать начальственные нотки, смутно прорывавшиеся в голосе двадцатишестилетней Евы, было странно, но еще более странным показалось, что девушка, говоря об их общем начальнике, назвала того по имени. От всего этого Имоджин почувствовала, как снова зачастило сердце. Она была права с самого начала. Ева не просто занимается сайтом. Имоджин на миг испугалась, что Ева, которая когда-то так здорово предугадывала все ее потребности, сейчас легко прочтет ее мысли. Она встала и сказала совершенную неправду:

— На самом деле у меня и так назначена с ним встреча. Первым делом нужно пойти к нему. Так что мне пора.

Переступив с ноги на ногу, она повернулась и пошла прочь от Евы, миновав по дороге нескольких незнакомых молодых женщин — сотрудницы журнала как раз начали приходить на работу. Руки дрожали. В тот момент, когда она нажимала кнопку лифта, чтобы ехать вниз, в вестибюль, ее лицо ничего не выражало, на нем застыла улыбка. В таком большом здании, чтобы подняться, нужно сначала спуститься…

Когда Имоджин спешила от одного лифта к другому, из-за стойки кафе вестибюля буквально выпрыгнул Гас и сделал пару шагов в ее сторону.

— Я думал, вы уже не вернетесь! — воскликнул он, испуская сладкий запах корицы и вспененного молока. Его рыжеватые усы подпрыгивали при каждом произнесенном им слоге. — И как только журнал выживал без главного редактора целых полгода? Вас нам всем очень, очень не хватало!

Он осторожно пожал Имоджин руку. Конечно, ему известно, почему она отсутствовала. Конечно, было сделано все, чтобы скрыть причину ее ухода от прессы, но в наше время не так-то много удается утаить от репортеров светской хроники.

Полгода назад, в феврале, у Имоджин нашли рак левой груди второй стадии. Эта болезнь унесла ее бабушку и двух теток. В марте Имоджин решилась на двойную мастоэктомию и реконструкцию, чтобы искоренить болезнь и предотвратить ее распространение. Минувшие шесть месяцев заняли химиотерапия и восстановление.

— Вот я и вернулась, — Имоджин заставила себя тепло улыбнуться. Слишком много всего на нее навалилось, учитывая, что еще только девять часов утра. Но Гас по крайней мере излучал доброту и обещание дозы кофеина. Он подвел ее к кофейной стойке и, не дожидаясь, пока ему что-то скажут, принялся готовить напиток, который увенчал молочной пеной с сердечком наверху. Когда Имоджин извлекла из кошелька четыре хрустящих долларовых купюры, он отмахнулся и сунул чашку ей в руку:

— Угощаю. Сегодня особенный день. Если бы я знал, что вы сегодня выходите, попросил бы жену что-нибудь приготовить специально для вас, например фирменную пахлаву… с медом, как вы любите. Вы завтра тут будете? Она вечером приготовит, с медом.

Имоджин кивнула и поблагодарила, наслаждаясь первой волной действия кофеина — та настигла ее на пути к очередному лифту. В вестибюль стекались служащие. Красивый мужчина средних лет, в волосах которого будто смешались соль и перец, с платком в нагрудном кармане пиджака безупречного костюма, с неподдельным интересом разглядывал ноги Имоджин, когда они зашли вместе в лифт.

Поднимаясь наверх (голова все еще кружилась), Имоджин ясно вспомнила тот момент, когда пять лет назад в ее жизнь вошла Ева Мортон. Ее саму тогда только что повысили до главного редактора «Глянца», и она изнывала, которую неделю проводя собеседования с кандидатами на должность своего помощника. Кадровая служба прислала к ней практически весь выпускной класс Ле Розе (в эту швейцарскую школу-пансион богатые американцы посылают своих балованных детей, чтобы те могли познакомиться с другими богатыми американцами), молодые люди оказались скучными, безынициативными, неэмоциональными. Ни в ком из них не чувствовалось и следа темперамента, который, Имоджин знала, только и позволит новичку преуспеть в «Глянце». Имоджин лучше, чем кто-либо другой, осознавала, как важен напор, даже драйв на подобной работе. Она и сама когда-то была помощницей у своей первой начальницы и наставницы Молли Уотсон, главного редактора журнала «Мода», самой вдохновляющей личности, которая встречалась Имоджин за всю ее жизнь.

В день, когда Ева Мортон впервые явилась в офис «Глянца», она выглядела как типичная застенчивая выпускница нью-йоркского университета. Она промокла до нитки, и обвисшие волосы и мятый тренч придавали ей вид замурзанного котенка. На улице стоял один из тех дождливых апрельских дней, которые даже самых закаленных нью-йоркцев превращают в боязливых туристов, не рискующих в собственном городе перемещаться с места на место без помощи автомобиля.

Высокая, крупная Ева вопреки внешности оказалась робкой и стеснительной. Однако в глазах ее был блеск, который стал еще ярче, когда она вытащила ноутбук, намереваясь продемонстрировать презентацию в PowerPoint, содержащую странички из модных журналов с начала девяностых до наших дней.

— Я читала все журналы, в которых вы работали, — сказала Ева. Рот у девушки был немного скошен, но это выглядело довольно пикантно. — А сейчас я запросто сижу у вас в кабинете, и это самый волнующий момент в моей жизни! Честно, вы один из лучших редакторов в мире. Думаю, я нашла и изучила все, что связано с вами. Мне так нравятся эти ваши вечеринки с дизайнерами во время Недели моды, а особенно то, как вы попросили, чтобы на лондонских показах вас не сажали рядом с Ким Кардашьян! А все инициированные вами изменения в «Глянце» приводят меня в восторг! Это из-за вас я хочу работать в журнале.

Иммунитет к лести у Имоджин отсутствовал начисто, а вот весьма тонко настроенный «детектор лжи» действовал отлично. Она сильно сомневалась, что найдется хоть один человек, способный прочесть все выпуски «Глянца» за последние три года, Harper\'s Bazaar[2] за два года до этого и Elle[3] еще за два предыдущих. Она даже не была уверена, что может, не кривя душой, заявить, что сама прочитала все это от корки до корки. Имоджин с изрядной долей скептицизма воззрилась на девушку, с подола юбки которой на белый паркетный пол ее кабинета стекали капли дождя.

— Что ж, спасибо, но вы, кажется, слишком молоды, чтобы одолеть все мои журналы.

— О, я штудирую все о моде с тех пор, как научилась читать. Когда вы снимали коллекции от кутюр на лесах для мытья окон на семидесятиэтажке у Таймс-сквер, я на самом деле чуть не сдохла. Буквально!

Ева говорила о съемке, которую пресса позднее окрестила «Сделай или сдохни». Имоджин задумала тогда заменить мойщиков окон профессиональными моделями, а фотографов и зрителей разместить на разных этажах. Культовые девицы и юноши болтались на лесах, как насекомые, и подолы их одежд со знанием дела трепал ветер. Страховые взносы журнала взлетели до небес, но это не остановило Имоджин: в следующем месяце она арендовала под съемку станцию метро, а еще через месяц — супермаркет в Квинсе. На эту фото- и видеосессию они привезли окорок с логотипом бренда «Шанель».

— Когда я это увидела, вся моя жизнь совершенно изменилась, — сказала Ева. Эти слова, в которые Имоджин отказывалась окончательно поверить, вернули ее в настоящее.

— Я? Я это сделала? Боже мой, как?

— Я не могла выбросить эти картинки из головы. Они там застряли. Это какой-то потусторонний опыт. Тогда эта одежда прямо ожила для меня. И я поняла, зачем пришла в этот мир. Я знала, что теперь мне суждено ехать в Нью-Йорк, где издают все эти журналы. Я подала документы в Нью-Йоркский университет и в Технологический институт моды. Меня брали и туда, и туда, но я выбрала университет и поэтому могла сосредоточиться в основном на маркетинге, менеджменте и истории моды. С тех пор я хотела только одного — работать здесь, с вами. Новшества, которые вы ввели в модные журналы, — это самое потрясающее, что происходило с редакционными материалами за несколько десятилетий.

Ева наконец слегка пожала плечами, как будто теперь, когда она произнесла монолог, отрепетированный тысячу раз в общежитии перед зеркалом, заляпанным отпечатками пальцев и стеклоочистителем, вес наконец-то был взят.

Имоджин улыбнулась ей. Она умела принимать похвалы, но такое трудно проглотить даже отпетому эгоисту.

— Ну и что вы думаете теперь, когда побывали у нас и увидели все сами?

Ева оглядела комнату зелеными глазами размером с чайные блюдца.

— Тут даже лучше, чем я предполагала! Я знаю, что смогу многому у вас научиться, и сделаю все, чтобы все у вас было так гладко, как это вообще возможно. Дайте мне шанс, — добавила она. — Я изменю вашу жизнь.

Вероятно, пробежавшие по спине мурашки стали бы самой адекватной реакцией Имоджин на эти слова. Но даром Кассандры она не обладала и вообще была одержима идеей как можно скорее найти кого-то достаточно трудолюбивого и упорного.

Ева Мортон сделала именно то, что обещала. Она схватывала все на лету. Она оказалась исполнительной и проворной. Быстро училась, была трудягой, которая доказала, что полезна и в больших, и в малых делах. Весь день они переговаривались между собой через открытую дверь кабинета Имоджин.

Сынишка Имоджин, Джонни, заболел пневмонией еще до судьбоносного собеседования с Евой. После ее трудоустройства они вдвоем разработали хитрую систему, благодаря которой остальные сотрудники журнала пребывали в неведении о том, что Имоджин нередко часами отсутствует в офисе, ухаживая за ребенком. Ева охраняла вход в кабинет, перенаправляя звонки на мобильник и уверяя посетителей, что ее начальницу нельзя беспокоить, потому что она очень занята. После того как по вечерам все расходились по домам, Ева печатала новые версии макетов и привозила их в таунхаус к Имоджин. Та вручную вносила правки, и Ева доводила макеты до ума перед утренним совещанием. Ее помощь была бесценной.

С самого начала Имоджин поражало, насколько отчаянно Ева старалась соответствовать и угождать. Если кто-то упоминал, что нужно забронировать столик в ресторане, Ева присылала ему пять вариантов на выбор. Тому, кто хвалил ее браслет, она дарила такой же на день рождения. Когда Имоджин добавила в прическу прядки медового цвета, Ева тоже сделала колорирование.

Гардероб девушки постепенно менялся, с базовых моделей J. Crew она переключилась на более престижных модельеров. Покупки оплачивали в основном немолодые поклонники Евы — по вечерам эти джентльмены поочередно увозили ее из офиса в своих дорогих авто. Притязания Евы скрывались глубоко внутри, словно в матрешке. Каждый раз, когда новая матрешка появлялась на свет, Ева казалась все более уверенной и самонадеянной.

И вот как раз когда Имоджин всерьез раздумывала о том, чтобы после двух с половиной лет безупречной службы повысить Еву до заместителя редактора, та постучалась к ней в дверь. Глаза у нее были красными. Чтобы доставить удовольствие отцу, упертому тренеру школьной футбольной команды старшеклассников, одержавшей наибольшее число побед на чемпионате штата в Висконсине, человеку, который предпочел бы иметь сына, будущего банковского воротилу, а не дочь, работающую в сфере моды, Ева сдала экзамен для поступления в бизнес-школу. Она совершенно не ожидала, что ее примут, но Гарвард предложил ей стипендию для получения магистерской степени. Огорчить отца Ева не могла.

Итак, Имоджин лишилась лучшей помощницы, которая у нее когда-либо была. На прощание она подарила Еве свой винтажный шарфик от Гермеса из шелковой саржи.

Узнав, что Имоджин больна, Ева дважды посылала ей цветы. К одному из букетов прилагалась открытка со словами «Скорейшего выздоровления», изображавшая грустного котенка, подталкивающего лапкой упитанную рыже-полосатую кошку постарше.

Другой букет — любимые цветы Имоджин, кремовые магнолии в вазе — пришел вообще без открытки. Только бумажка с нацарапанной на ней надписью «от Евы», и все.

Прежде чем двери лифта открылись прямо в офис Уортингтона, Имоджин обратилась к себе с короткой мотивирующей речью. Она, Имоджин Тейт, — преуспевающий главный редактор, женщина, которая должна была вдохнуть в «Глянец» новую жизнь и провернула это, хоть все уверяли ее, что это невозможно. Она выигрывала награды и уламывала рекламодателей. За краткую поездку на лифте Имоджин решила отыграть предстоящую сцену настолько бесстрастно, насколько это вообще возможно с Уортингтоном. Босс любил и уважал ее за редкую для женщины уравновешенность. Имоджин считала, что одно из ее лучших качеств — умение чувствовать как людей, так и пространства.

Расправив плечи, она хладнокровно прошествовала мимо двух неказистых помощниц Уортингтона. На том, чтобы на эту работу брали только невзрачных, настояла четвертая жена издателя, бывшая королева красоты и бывшая же его помощница (тех времен, когда он состоял в третьем браке). Уж она-то прекрасно знала, на что способен ее муж, когда на горизонте появляется амбициозная молоденькая женщина. Одна из помощниц попыталась было преградить Имоджин путь, но запуталась в своей отстойной макси-юбке. Когда Имоджин ворвалась в кабинет через внушительные дубовые двери, Уортингтон, который всегда был ранней пташкой, а теперь, когда компания вела столько дел с Азией, и подавно являлся на работу ни свет ни заря, стоял у панорамного окна с видом на центр Манхэттена на персональной тренировочной площадке для гольфа. В кабинете царила смесь стали, стекла и темного дерева — ни дать ни взять круизный лайнер в стиле ар-деко. Немецкие медные канделябры действительно изначально украшали танцевальный зал трансатлантического судна компании «Кунард Лайн». А сам Уортингтон, застывшим в вальяжной позе — толстые пальцы сомкнуты на рукояти клюшки для гольфа, — походил на карикатурного дельца работы Гиршфельда.[4] Он был уродлив, и привлекательность его заключалась в богатстве. Нос картошкой и крохотные розовые ушки делали его похожим на выросшего в альфа-самца Хрюшу из «Повелителя мух».[5] Имоджин знала, что все женщины, на которых он был женат, описывали его как веселого, чудаковатого, сумасшедшего гения.

— Имоджин, — трубным голосом воскликнул он, — ты выглядишь превосходно. Похудела? — его взгляд гулял вверх-вниз по ее фигуре, особенно задерживаясь на груди. Пытался понять, не изменилась ли она к лучшему? «Да, Картер, этот бюст лет на десять моложе, выше и крепче. Может, и покруглее немного. Спасибо, что заметил», — сама того не желая, думала Имоджин. Когда механик меняет двигатель, ему всегда приходится чуть-чуть приспособить его под автомобиль.

Твердо решив держать себя в узде, она улыбнулась, расположилась на мягком кожаном диване справа от тренировочной площадки для гольфа и перешла прямо к делу.

— Я рада, Картер, что вы снова наняли Еву Мортон.

На стальном кофейном столике фирмы «Джемелли» лежало несколько экземпляров новой автобиографии Уортингтона. Над набранным крупно и жирно словом «Богатство» красовался двойной подбородок медиамагната — благодаря ретуши он казался четким и волевым.

— Да-да. Умная девушка эта Ева. Она, знаете ли, теперь магистр, получила степень в Гарварде… и ноги от ушей… как у молодой Сьюзен Сарандон.[6] Черт, эта подружка в свое время могла зажечь, — он подмигнул сам себе. Имоджин давно привыкла к тому, что Уортингтон делил всех женщин, включая Сьюзен Сарандон, на «подружек», «цыпочек» и «девок» и рассматривал их скорее как набор аксессуаров, красивых или не слишком привлекательных, а не как отдельных личностей — людей иного пола. Язык, которым он изъяснялся, больше подошел бы шулеру из Атлантик-сити, чем издателю с Манхэттена. Болтать попусту босс никогда не любил, однако Имоджин все же задалась вопросом, имеет ли он хоть малейшее понятие о том, что сегодня она впервые пришла в офис после болезни. И еще ей хотелось бы узнать, как, по его мнению, полученная Евой степень магистра и ее же ноги от ушей связаны с руководством веб-сайтом. У Имоджин были друзья, которые окончили бизнес-школы в конце девяностых — начале двухтысячных. Какой стала магистратура теперь, она не знала, но по рассказам большинства знакомых получалось, что обучение больше всего напоминало летний лагерь для взрослых с пивными вечеринками и экскурсиями — отложенное взросление, которое сплошь и рядом забрасывало новоиспеченных магистров в следующую налоговую категорию.

Имоджин знала, что Уортингтон довольно благожелательно настроен к Еве, поэтому подыграла ему.

— Она определенно из числа лучших. Я очень рада, что мы снова будем работать вместе, — сказала Имоджин с идеально выверенной улыбкой. — Для сайта нужны хорошие люди.

— Это будет больше, чем просто сайт, Имоджин. Честно говоря, я и сам не до конца понимаю, что из этого выйдет, но думаю, мы заработаем хренову тучу денег.

Уортингтон замолчал, словно обдумывая преимущества того, что у компании в очередной раз появятся гигантские барыши. Не так давно консалтинговая фирма Маккиттрика, Маккиттрика и Дресслера провела исследование, чтобы попытаться выяснить, почему сама компания и, в частности, ее журналы теряют деньги. Хотя вообще-то понять, куда утекают финансы, и без консультанта, который берет пятьсот долларов в час, было нетрудно. В штате состоял, скажем, обозреватель, который держал апартаменты в первом округе Парижа, чтобы проводить там выходные в обществе непрерывно сменяющихся молодых воздыхателей. Был числящийся за компанией номер-люкс в Милане, где ее руководящий состав славно проводил время во время модных показов и в выходные. В контрактах главных редакторов (в число которых Имоджин тоже входила) имелись дополнительные пункты, касающиеся автомобилей, одежды, косметики… Уортингтон вздохнул о старых добрых временах, ударом клюшки посылая мяч в сторону лунки и промахиваясь сантиметров на пять. Он продолжил:

— Я рад, что вы так доброжелательно настроены. Я-то беспокоился, что вы можете плохо принять эту новость. Я же знаю вашу преданность этим глянцевым страницам. Думал, вам не захочется переходить на электронный формат. На самом деле я даже боялся, что вы просто возьмете и насовсем уйдете от нас. Но ясно же, что пришло время, когда для компании на первый план выходит цифровая версия.

«Что за электронный формат?» Ничто из того, что вылетало из рыбьего рта Уортингтона, казалось, не имеет смысла. Конечно, она предана глянцевым страницам журнала. Это ее работа. Он что, хочет сказать, что теперь они станут выкладывать в сеть больше журнальных материалов? Может, для этого и привлекли Еву? Может, сегодня в бизнес-школах учат, как делать деньги, размещая журнал в Интернете? Имоджин не испытывала уверенности, что подобное сработает, но все так сильно изменилось за какие-то несколько лет! Издательское дело стало совсем другим, она это знала. Блоги, веб-сайты, твиты, линки и кросспостинг. Теперь все это очень интересует людей.

Уортингтон выудил из кармана новенький поблескивающий мячик и продолжил:

— Новая бизнес-модель, которую придумала Ева, не похожа ни на что, с чем я сталкивался раньше. Навороченный гибрид «Амазона» и Net-à-Porter.[7] А так подумать… мы получаем процент с каждого проданного товара. И это не считая экономии на печати и доставке.

Имоджин тонула в потоке изливающейся на нее информации, ей казалось, что на нее надвигаются стены офиса. Глазные мышцы напряглись и задергались, в голове зашумело, живот скрутило. Ногти впились в ладони. «Держи себя в руках, соберись». Хотя, конечно, глупо полагать, что можно месяцами не ходить на работу, а потом вернуться и не обнаружить никаких перемен.

Имоджин растянула губы в улыбке.

— Картер, что вы хотите мне сказать? Что случилось с моим журналом?

Он без выражения посмотрел на нее и сказал тоном, который обычно приберегал для своих пятилетних близнецов:

— Ваш журнал теперь приложение.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда она вернулась из офиса Уортингтона, на этаже «Глянца» в преддверье утреннего совещания плескалось море новых лиц. Имоджин полагала, что у нее будет больше времени на подготовку к встрече со штатом журнала. Она всю неделю репетировала речь, которую собиралась произнести в первое после перерыва рабочее утро. Сейчас, глядя сквозь прозрачную стену на тех, кто заполнял редакционный зал, она с удивлением поняла, что не узнает никого. Ее ответственный редактор Дженни Паркер и креативный директор Максвелл Тодд отсутствовали.

Имоджин вошла и опустилась на кресло во главе длинного белого стола, выискивая глазами знакомые лица. Так, пара-тройка людей из отдела продаж и маркетингового отдела, но никого из ее редакторов…

Девушка, сидевшая напротив, лучезарно улыбнулась ей. Имоджин встретилась с ней взглядом и сразу поняла, что совершила ошибку.

— Имоджин Тейт! — взвизгнула ее визави. — Я вас обожаю. Я так рада, что вы вернулись. Вы же вроде как богиня моды. Богиня! Я только что твитнула, что вы пришли на наше совещание, и уже получила пятнадцать ретвитов! Все мои подружки дико завидуют, что я дышу с вами одним воздухом.

Она протянула через стол руку (кончики неоново-розовых ногтей украшало нечто, напоминающее глазурь на ванильном тортике). Отвечая на рукопожатие, Имоджин заметила на запястье девушки черный резиновый браслет с розовой надписью «Годный, Гордый, Грандиозный GLOSSY.com!».

— Я Эшли, ваша помощница. И еще я комьюнити-менеджер сайта! — Эшли чуть повысила свой детский переливчатый голосок в конце последнего предложения, и оно прозвучало как вопрос, хотя Имоджин не сомневалась, что это было утверждением. Перед тем как уйти, Имоджин как раз подыскивала помощницу, и то, что ей не придется тратить силы на эти поиски, радовало, но она скептически отнеслась к подобному совмещению обязанностей. Как Эшли собирается одновременно помогать ей и делать то, чем полагается заниматься комьюнити-менеджеру?

— Каким именно комьюнити вы занимаетесь, дорогая? — поинтересовалась Имоджин, разглядывая длинные шелковистые волосы Эшли, всматриваясь в ее голубые глаза с абсурдно длинными ресницами, которые могли оказаться и настоящими. Пухлые губки девушки были подкрашены темно-красной помадой, которая, вопреки логике, делала их обладательницу еще красивее. Она определенно выделялась в этой толпе удивительно похожих друг на друга барышень.

Эшли засмеялась и вскочила со своего места с энергией щенка лабрадора, ее волосы заструились шелковистой волной.

— Комьюнити в широком смысле. Я работаю с соцсетями. Twitter, Crackle, Facebook, Pinterest, ScreamR, YouTube, Bloglogue, Instagram, Snapchat и ChatSnap.[8] На самом деле сейчас мы отдаем Tumblr[9] на аутсортинг в digital-агентство,[10] но я по-прежнему контактирую с ними.

Имоджин кивнула, надеясь таким образом показать, что она поняла больше половины слов.

В этот миг в помещение вошла Ева, балансируя с ноутбуком на одной руке и айпадом на другой. Она метнула в сторону Эшли уничтожающий взгляд и рявкнула:

— Девочки, мы не на собрании университетского женского клуба!

Имоджин не довелось поучиться в университете. Молли Уотсон взяла ее к себе, когда она, семнадцатилетняя, работала продавщицей, и с тех пор Имоджин трудилась, не покладая рук. А вот неприятные ассоциации, связанные с девушками из университетских клубов, у нее были. Они казались ей будущими участницами телешоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка», эдакими красивыми задиристыми стервами.

Она оглядела собравшихся в зале девиц — большинству всего двадцать с небольшим. Где же ее персонал? Чувство стиля у этих девочек отсутствовало нацело, а манера следования моде имела две разновидности: каждая первая выглядела, как потаскушка, каждая вторая — как фитоняшка.[11] Или слишком узкие платья, или спортивные штаны с толстовками.

Никто из присутствующих не следовал неписанным правилам индустрии моды. Конечно, профильные журналы пестрели яркими цветами и экстравагантными аксессуарами, плеядой моделей в продуманных до мелочей нарядах из тафты, экокожи и, конечно же, мехов всех цветов радуги. Но люди, создававшие моду, по большей части сами придерживались простого, строгого стиля. Своих отличить от чужаков, прокравшихся мимо охраны на Неделю моды, не составляло труда, поскольку на редакторах модных журналах обычно можно было увидеть нечто непринужденно сочетающееся между собой — этакий лук Céline,[12] или, возможно, «Сен-Лоран», блузка с винтажным тренчем от «Гермес». Такая одежда поддерживала ощущение постоянства и невозмутимости в мировом хаосе. По этой причине Грейс Коддингтон[13] по-прежнему каждый божий день надевала черное. Большинство топовых издателей и модельеров никогда даже не красили ногти. Имоджин не разу не видела ни пятнышка цвета на ногтях рук Анны Винтур.[14] На ногах — да, может быть, но на руках — никогда.

Все в редакционном зале отбивали пальцами дробь на экранчиках айфонов и планшетов. Имоджин чувствовала себя голой и ущербной без собственного девайса, который остался лежать без дела на столе ее кабинета. Раньше она никогда не брала телефон на собрания. Это было неприлично.

Дробь по экранчикам замедлилась, но не прервалась окончательно, когда Ева хлопнула в ладоши:

— Давайте приступим! Как видите, сегодня у нас пополнение, — Ева улыбнулась Имоджин. — Некоторые из вас знакомы с Имоджин Тейт, нашим главным редактором, но многие ее еще не знают. Последние шесть месяцев она была на больничном.

«Больничный». Имоджин поморщилась, услышав это слово. Ей не хотелось, чтобы ее отсутствие объясняли именно так. Она была в отпуске! Такое объяснение устраивало ее куда больше.

— А теперь она вернулась, как раз к запуску новых замечательных продуктов: веб-сайта и приложения «Глянца». Давайте устроим ей теплый прием, как принято у нас в Glossy.com!

Но прежде чем Имоджин успела хотя бы подняться со своего места, чтобы обратиться к персоналу с речью, собрание во весь опор помчалось дальше. Эта Ева была совершенно новой, она не имела ничего общего с той, что сидела в закутке перед входом в кабинет Имоджин и отвечала на звонки. Эта Ева развернулась вовсю. Она казалась куда рассудительнее, ярче и остроумнее, чем помнилось Имоджин.

Женщина, в которой Имоджин опознала консультанта по бронированию, кратко рассказала о фотосессии, запланированной на эту неделю. Ева выступила со сложными статистическими выкладками: уникальные просмотры страницы, естественный трафик, реферальный трафик, кросс-канальный анализ. Имоджин не совсем понимала, что все это значит. На первой же свободной страничке своего блокнота «Смитсон» она записывала цифры вместе с некоторыми словами, которые ей удалось дешифровать, и на протяжении всего этого тяжкого испытания удерживала на лице улыбку. Она — Имоджин Тейт. Она все еще главный редактор. Она в числе тех первых редакторов, которые завели сайты, чтобы продвигать свои модные журналы, пусть даже никогда толком и не использовала его. Разве кто-то учил ее тому, как все это работает?

Едва закончив говорить о чем-то, именуемом коэффициентом эффективности, Ева снова хлопнула в ладоши и воскликнула с напористой настойчивостью:

— За дело, за дело, за дело!

Все одновременно поднялись из-за стола и молча бросились к рабочим местам, ловко удерживая свои макбуки в одной руке — так официантки держат подносы. Имоджин направилась к Еве, но слишком поздно поняла, что та уже говорит по телефону через гарнитуру. Ева показала на запястье, где не было часов, и, обращаясь к Имоджин, одними губами произнесла: «Минуточку».

Имоджин оставалось лишь сбежать в туалет, чтобы взять себя в руки. Сидя в кабинке, она массировала виски. Что за чертовщина тут творится? Это был совершенно новый офис, совсем не тот, из которого она уходила. Она больше не знала своего места в неофициальной иерархии журнала. Где уважение? И персонала Имоджин нигде не видно.

Возвращаясь к своему кабинету, она увидела, что там собрался народ. Как приятно! Возможно, ее хотят поприветствовать, поздравить с возвращением?

Подойдя ближе, она поняла, что новые сотрудницы расселись на всех доступных горизонтальных поверхностях, а Ева тем временем яростно чертила лиловым маркером на доске, стоящей позади стола Имоджин, какую-то схему.

Имоджин громко откашлялась, но это никак не сказалось на происходящем.

— Ева! — сказала Имоджин громче, чем собиралась.

— Имоджин, привет. Присоединяйся. Мы тут импровизируем на тему всяких новых идей.

Импровизируют?

— А импровизация всегда проходит в моем кабинете?

Ева серьезно кивнула:

— Всегда. Разработчики пахали всю ночь. Теперь они могут подремать в конференц-зале, — она пожала своими широкими плечами. — Тебя не было, так что мы занимали твой кабинет.

«Кто вообще вламывается в чужой кабинет и начинает рисовать что-то на стенах?»

— Дамы, как насчет того, чтобы поимпровизировать попозже? Дать мне шанс немного наверстать упущенное?

Сидящие в кабинете девушки завертели головами, глядя то на Имоджин, то на Еву, не понимая, кто в данной ситуации главнее. Ева подняла бровь, возможно, собираясь вступить в борьбу, но передумала.

— Не вопрос, — она трижды щелкнула пальцами в воздухе. — Давайте переместимся к моему столу, — Ева оглянулась через плечо на выстроившихся за ней в ряд подчиненных. — Приходи, если хочешь, Имоджин.

— Ева, — окликнула ее Имоджин, — и вот это, пожалуйста, забери, — она сунула Еве в руки ужасное розовое кресло-мешок. Оно выглядело много легче, чем оказалось в реальности. — Ему здесь не место, дорогая, — добавила Имоджин твердо.

Когда Имоджин добралась до своего кресла, то увидела айфон, одиноко примостившийся поверх ее сумочки. Он жалобно заскрежетал на нее, будто зная, что девайсы остальных сотрудников были допущены на собрание. На клавиатуре лежал резиновый браслет, такой же как у Эшли: «Годный, Гордый, Грандиозный GLOSSY.com!». Сочтя, что это какой-то сувенир от отдела маркетинга, Имоджин швырнула браслет в мусорную корзину. Экран компьютера представлял собой мешанину подмигивающих уведомлений. Она кликнула правой кнопкой мыши и тихонько ахнула. Монитор светился, как будто на нем развернулась аркадная игра, иконки внизу взволнованно подпрыгивали, в левом верхнем углу одно за другим появлялись извещения о письмах. Электронная почта была забита под завязку. Имоджин почувствовала, что утратила контроль над происходящим. Глаза не знали, куда смотреть в первую очередь. Как бы ей найти Эшли, новую помощницу? Стол перед дверью кабинета теперь отсутствовал, и восторженной девушки нигде видно не было.

Быстро прокрутив последние десять писем, Имоджин поняла, что все остальные ознакомились с ними во время утреннего собрания. В то время, когда, по ее представлениям, она должна была оставить в покое всю свою электронику, чтобы вместе с коллегами участвовать в мозговом штурме и планировать день, остальные рассылали имейлы «ответить всем».

Такое впечатление, что Имоджин была на одном собрании, а все остальные сотрудники — на другом. Она упустила весь подтекст совещания. Фотосессия, которую они обсуждали, была уже спланирована, и фотографа тоже заказали — не того, которого она порекомендовала. Прически и макияж всё еще оставались под вопросом.

Стоп. Нет.

Она прокрутила страничку.

Прически и макияж тоже уже заказаны. Стоимость обслуживания чересчур высока.

Какое-то дежавю наоборот.

Она сняла трубку стоявшего на столе телефона, набрала служебный номер Евы и попала на голосовую почту человека, говорившего с сильным лонгайлендским акцентом. Конечно, у Евы уже другой служебный телефон, не тот, который был во времена ее работы помощницей Имоджин. Да есть ли у нее вообще телефон на столе? И где этот самый стол?

Имоджин сбросила звонок, нажав указательным пальцем на соответствующую кнопку, и набрала ноль, чтобы позвонить на ресепшн. Ее немедленно переключили на автоматическую систему, которая предложила набрать первые четыре буквы фамилии или имени того, кому она намеревалась позвонить. Имоджин нажала три-восемь-три — «Ева».

— Чтобы связаться с Евой Мортон, пожалуйста, нажмите и удерживайте «три» или наберите шесть-девять-шесть.

Никакого ответа. Имоджин сбросила звонок и попыталась снова.

Когда Ева наконец ответила, ее голос на другом конце линии был настороженным, удивленным, чуть подозрительным.

— Алло?

— Ева, это Имоджин. Я хотела задать тебе несколько вопросов.

— А почему ты звонишь?

Девчонка что, рехнулась? Имоджин повторила громче и чуть медленнее:

— Я хотела задать тебе несколько вопросов.

— Я тебя слыыыыышу. Чего ты мне просто не написала?

— По телефону быстрее.

— Никто не разговаривает по телефону. Пиши на имейл или в мессенджер. Я, типа, делаю пятьдесят дел сразу. Пожалуйста, не звони.

Трубка умерла. Так что, теперь никто не разговаривает по телефону? Ева вела себя так, будто Имоджин только что совершила что-то невозможно устаревшее. Вроде как послала дымовой сигнал или факс.

Ее отвлекла красная мигающая точка в верхней части монитора. Она кликнула туда. Это было извещение о сообщении на внутреннем онлайн мессенджере.

О боже! Ее помощница Эшли прислала сообщение.

«Вы такая няша! Ахаха!» Это не слишком напоминало предложение помощи. Дальше в сообщении содержалась короткая ссылка на сайт под названием Bitly.[15] Имоджин сделала вывод, что этот самый Bitly, наверно, приходился седьмой водой на киселе Etsy, сайту для продажи всякого хенд-мейда, на который вечно капали слюной другие мамаши из школы ее детей, сравнивая на своих айфонах выполненные в технике макраме кашпо от мастера из Санта-Фе, который более чем наполовину чероки.

Возможно, на Bitly[16] тоже продают что-то подобное, только размером поменьше? Миниатюрные кашпо в технике макраме, например.

Однако ссылка не привела на сайт под названием «Битли», а перенаправила на некий ресурс Keek.com.[17] Имоджин посмотрела налево, потом — направо. «Кикком» звучало как слово, вызывающее смутные ассоциации с упражнениями для таза, которым Имоджин обучили на курсах для беременных. Куда это Эшли ее послала?

Под неоново-зеленым логотипом этого самого «Киккома» обнаружилось видео. Прежде чем запустить его, Имоджин удостоверилась, что звук на компьютере выключен.

Она снова ахнула и перестала дышать.

На видео была она.

О нет! Там была она, зевающая во время собрания. И не один раз, а дважды подряд. И ее глаза на экране на миг закрылись.

Эшли сняла ее, не предупредив. На совещании. А потом выложила видео в Интернет. Чудовищное вторжение в ее личное пространство! «Как можно снимать людей без разрешения? И зачем снимать того, кто ничего не делает, а просто сидит на собрании?» Имоджин в ролике выглядела утомленной. Ее черное креповое платье от The Row[18] казалось блеклым и скучным рядом с ярко-желтым худи соседки. Камера Эшли, наверно, была на миллион мегапикселей. Имоджин могла видеть все до единой морщинки, собравшиеся возле глаз, когда она широко открывала рот. Она не могла даже припомнить, чтобы зевала, а уж тем более дважды. И подпись к видео: «ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМОДЖИН ТЕЙТ В @Glossy #Ура #Восторг #Ледибосс #Она-вернулась».

Она посмотрела на колонку справа. Там обнаружились другие видео. Имоджин кликнула на верхнее. На нем оказалась Перри из отдела маркетинга, та, в короткой юбке, блейзере и непонятной футболке с котиком. Дело происходило на том же собрании, минутой раньше. Перри смотрела прямо на Эшли и показывала язык.

На следующем видео Адам из бухгалтерии излагал потенциальные затраты на фотосессию. Он грамотно, одним духом отбарабанил бюджет, но между расходами на оборудование и на пошив быстро посмотрел прямо в камеру, подмигнул и в ироничном жесте поднял обе руки с оттопыренными большими пальцами. Все присутствовавшие на собрании определенно были осведомлены, что Эшли ведет съемку, куски и кусочки которой потом окажутся в сети. Это значило, что и зевающую Имоджин наверняка видел весь офис.

Подтверждение того, что сотрудники уже ознакомились с роликом, пришло меньше чем через полминуты. Это было входящее сообщение от Евы: «Не выспалась? Сообщи, если решишь, что тебе надо домой. Если хочешь, можем потом связаться по чату в Гугле». Имоджин нажала «удалить», подняла взгляд и увидела, что у дверей ее кабинета стоит, покачиваясь с пятки на носок, Эшли — не девушка, а пучок нервной энергии.

— Вам понравился мой кик?

Имоджин колебалась между желанием вынести Эшли строгое предупреждение относительно забав во время собрания и желанием продемонстрировать, что сама она — тоже часть всего происходящего. Она остановилась на последнем варианте.

— Мне бы только хотелось быть готовой к крупным планам. В следующий раз предупреждайте, когда приметесь меня снимать.

Девушка явно почувствовала облегчение:

— Конечно. Сто пудов. Я дам вам знать.

— Эшли, где кабинет Евы?

— У Евы нет кабинета. Она в них не верит. Знаете, как в «Фейсбуке», там, типа, ни у кого нет кабинетов, даже у Шерил Сэндберг.[19]

Имоджин этого не знала.

— Все просто сидят за столами. Все равны, — Эшли огляделась и понизила голос. — Ева хочет превратить ваш кабинет в комнату сна.

— Во что?

— В комнату сна.

Имоджин покачала головой. Какая к чертовой матери комната сна?

— Этого не будет.

* * *

Имоджин вымоталась, но не собиралась доставить Еве удовольствие, уйдя раньше нее. Это как если бы Кеннеди поднял лапки кверху перед Кастро. Так что она работала весь день, разгребая ящик с входящими, взяв в свои руки подготовку к фотосессии и настояв на том, чтобы наняли правильного фотографа.

У Евы не было кабинета, зато имелся собственный закуток в углу между окнами. Она работала, стоя за своеобразной конторкой со столешницей на уровне груди. Под конец рабочего дня Имоджин заставила себя ее навестить.

— Имоджин, хочешь тоже такой стол? Я могу попросить Картера, он закажет. В «Гугле» у всех такие. Стоя, люди работают на семьдесят девять процентов эффективнее, чем сидя. Так мы быстрее принимаем решения, и совещания не затягиваются. Мне нравится. Такое чувство, что за ним я весь день сжигаю калории, — сказала Ева.

— Все нормально, Ева. Я ведь дома весь день на ногах. С детьми.

Ей что, орден дадут, если она весь день простоит?

Ева закатила глаза. Год назад она бы такого себе не позволила:

— Я забыла про твоих детей.

Шутит она, что ли? Этого просто не может быть.

Имоджин пыталась припомнить себя в двадцать с хвостиком, когда дети казались ей помехой. Теперь Джонни четыре, он уже не лялька. А Аннабель в свои десять лет почти со всем справляется сама, и от этого Имоджин хочется делать для нее как можно больше, например заплетать ей косы, застегивать молнии, до которых дочери не дотянуться самой, объяснять ей сложные примеры с дробями. Ей больно думать, что придет день и Аннабель будет выходить по утрам из дома, совершенно не нуждаясь в ее помощи.

Имоджин заставила себя поддерживать непринужденный тон:

— На самом деле, у детей все отлично. Не поверишь, как сильно вырос Джонни. Он просто прелесть.

Ева изобразила слабую улыбку.

— Не сомневаюсь. Так в чеееееем дело?

— Я просто хотела узнать насчет редакторов. У них что, новый скользящий график? Я сегодня почти никого из них не видела. И столько чужих лиц… Я хотела бы познакомиться с некоторыми новыми девочками.

Не отрывая глаз от монитора, Ева объяснила, что за время болезни Имоджин штат удвоился. О том, что средний возраст сотрудников понизился на двенадцать лет, ей даже не пришлось упоминать. Имоджин и сама это заметила.

— Мы сбросили таааак много балласта, — продолжала Ева. У Имоджин ушла минута на то, чтобы понять, что Ева говорит о живых людях, о людях, которых она сама нанимала. — Тут куча народа сидела чуть ли не с семидесятых и занималась неизвестно чем.

Получив в свое распоряжение заработные платы уволенных сотрудников, Ева наняла тридцать контент-продюсеров, которые могут писать «увеличивающие трафик» статьи для сайта (и нового приложения, которое вот-вот будет запущено!) весь день, всю ночь и без выходных, повышая количество материала и зарабатывая тем самым большие киберденьги на рекламе и привлекая потребителей, которые станут кликать по товарам.

— Есть в этом смысл? — Ева не дала Имоджин ответить. — Будет. Тебе понадобится несколько дней, чтобы в голове все уложилось. Ты поймешь.

Неужели в голосе девчонки звучало снисхождение? Да кто такая Ева Мортон, чтобы ей покровительствовать?

— Я давно этим занимаюсь, Ева. Это же не ракетостроение.

* * *

Имоджин наблюдала, как происходит то, что неизбежно при всякой смене власти: сотрудники приносят Еве ту присягу на верность, которую раньше приносили ей самой. Так муравьи облепляют упавший на тротуар кусочек пончика. Выпускающий редактор, красотка Дженни Пакер, полуяпонка-полуеврейка с густым техасским акцентом, которая заправляла в журнале задолго до того, как Имоджин взяли на работу, занимала теперь похожую на кладовую каморку — за кухней, без окон. На утреннем совещании она не присутствовала.

Имоджин наткнулась на Дженни случайно, когда искала блокноты и карандаши, уже начиная подозревать, что никогда не найдет их в этом царстве планшетов, смартфонов и прочих мелких гаджетов. Волосы нежно любимой коллеги были растрепаны, опухшие нижние веки синеватого цвета напоминали чересчур накачанные шины. Имоджин с облегчением сразу же обняла Дженни, отметив, что чувствует под шелковой рубашкой «Такер» ее ребра.

— Добро пожаловать в мою новую берлогу! — Дженни раскинула руки, почти касаясь стен тесной комнаты. Ее старый кабинет находился неподалеку от кабинета Имоджин, поменьше, правда, но все-таки просторный и с видом на центр города. Завязалась неизбежная светская беседа. Как самочувствие Имоджин? Над чем сейчас работает муж Дженни, Стив, благодаря которому район Бруклина Уильямсбург стал дорогим и престижным? Как Алекс, не иначе, погряз в деле МакАльвина? Ответ на последний вопрос подразумевался: безусловно, «да». Имоджин думала, что муж непременно свяжется с ней в ее первый рабочий день после болезни, но Алекс Маретти, помощник федерального прокурора, с шести утра трудился в своем кабинете над тем, что быстро становилось одним из самых громких крушений финансовых пирамид за последние двадцать лет. Марти «Кнель» МакАльвин, считался одним из крупнейших фондовых маклеров, пока федеральная прокуратура наконец не получила агентурную информацию, что весь его инвестиционный портфель — надувательство. Согласно обвинительному заключению, МакАльвин создавал фальшивые коммерческие отчеты, оформлял сделки задним числом, темнил со счетами и в конечном итоге платил вкладчикам чужими деньгами. Если Алекс выиграет это дело, оно станет важной ступенькой его карьеры.

Имоджин огляделась. В каморке было так тесно, что женщины, болтая, вынужденно соприкасались бедрами.

— Ладно, а почему ты тут? Она что, и твой кабинет забрала под комнату сна?

— Ага, — Дженни кивнула, и улыбка на лице Имоджин увяла: попытка пошутить не удалась. — Она заставляет их работать сутки напролет, но девочкам нужен сон. Я думаю, им следует проделывать это в постелях у себя дома! Но раз уж она их не отпускает, девчонкам приходится где-то спать. А тут такая замечательная возможность! — под «ней» определенно подразумевалась Ева, а по тону Дженни было ясно, что она собирается увольняться. Мгновенно прозвучало и подтверждение: — Я не собираюсь тут долго торчать.

Раз уж страниц, которые требовалось вначале планировать, а потом и выпускать, больше не было, работа выпускающего редактора, которую делала Дженни, морально устарела.

— «Вам нужно научиться коду», — Дженни мастерски пародировала новоприобретенное Евино произношение, в котором звучала смесь Бостона и старого Нью-Йорка со множеством мягких гласных, а еще — та снисходительность, с которой бывшая помощница отвечала Имоджин на вопрос о новых обязанностях. — «Вы тонете в океане, и я бросаю вам спасательный круг, чтобы помочь освоиться в цифровом будущем», вот что она мне сказала.

— До чего, мать ее, покровительственно, — покачала головой Имоджин. — Какому коду ты должна учиться? Азбуке Морзе?

Кроме морзянки, никакого кода в голову не приходило, но уже через секунду после того, как эти слова сорвались с ее губ, Имоджин поняла, что ошибается. Если бы она была честна с собой, то признала бы, что просто прятала голову в песок на протяжении последних нескольких лет, едва речь заходила об Интернете. «Это не мои проблемы» и «Это не входит в мои обязанности» — вот и все, что приходило в таких случаях на ум. Все заботы просто брали на себя другие люди.

Дженни криво усмехнулась и переместила руку на несколько разделяющих их сантиметров, чтобы похлопать Имоджин по руке.

— HTML, Ruby on Rails, все эти штуки, которыми делают сайты. Не смущайся. Я тоже раньше не понимала, о чем говорит эта глупая телка, но произвела кое-какие исследования. Тут такое дело — у меня просто душа не лежит ко всему этому. Я не инженер и не хочу им становиться. Мы со Стивом можем выбрать время и пожить в долине Гудзона. Я закончу свою книгу. Я привыкла ощущать себя в этом офисе значимой персоной, а из-за нее чувствую себя незваным гостем. Она никогда не спрашивает моего мнения, не сообщает о совещаниях. Она просто ждет, когда я уйду.

— Давай я с ней поговорю, — предложила Имоджин. — Я могу это изменить.

Почему Дженни смотрит на нее чуть ли не с жалостью?

— Спасибо, я очень тебе благодарна. Честно. Но, думаю, я уже решила. Знаешь, мне предлагают отступного, хотят избавиться от всех старых сотрудников и от их, то есть от наших, раздутых зарплат, — Дженни с брезгливым выражением лица изобразила в воздухе кавычки вокруг слова «раздутых». — И я не вижу причин отказываться.

Следующие два часа единственной заботой Имоджин было держать в узде растущую тревогу.

К тому времени, когда часы пробили шесть, а в глазах плыло от работы без очков, Имоджин разрешила себе переключиться на сайт женской одежды Women’s Wear Daily, где помимо прочего имелся раздел со сплетнями и слухами. Там она наткнулась на новость, от которой ее сердце упало. Молли Уотсон, женщина, благодаря которой Имоджин нашла дело своей жизни и начала карьеру, после сорока лет работы уволена из журнала «Мода»! Об этом написал в своей статье обозреватель Эддисон Цао.


Госпожу Уотсон заменит группа временных редакторов, культовых дизайнеров, стилистов и бывших редакторов, которые ежемесячно станут сменять друг друга на посту главного редактора, передавая бразды правления от одного прославленного деятеля к другому.


Серьезный пост Имоджин, к которому она стремилась столько лет, больше не казался таким уж значимым. Похоже, теперь кто угодно может время от времени становиться главным редактором.

Она повернулась вместе с креслом к окну позади стола, чтобы спрятаться от волны эмоций, которую всколыхнула новость об увольнении Молли. Молли, которая всегда делала правильные вещи. Молли, которая всегда придерживалась правил высокой морали в бизнесе, где в чести удары ниже пояса. Молли, благодаря которой она сейчас здесь.

Будущая наставница приметила Имоджин, когда та работала в магазине ковбойской обуви R. Soles[20] на Кингс-роад в Челси в Лондоне и было ей девятнадцать с небольшим.

Еще слегка по-подростковому нескладная Имоджин тогда красила волосы в черный цвет, высоко начесывала их и заливала литрами лака. Она не выходила из дому, не нарисовав на лице черной подводкой кошачьи глаза и не сделав рот как мишень. Она почти ничего не весила и терялась в винтажном сине-полосатом мини-платье, как карандаш в стакане. Образ довершали белые ковбойские сапожки и черные ажурные чулки.

Расти, владелец магазина, предоставил Имоджин свободу оформить все так, как ей заблагорассудится. Однажды холодным январским утром она притащила с улицы красный кожаный диван. Расти выкрасил пол в черный цвет и сделал в углу закуток, чтобы продавать там поношенные кожаные байкерские куртки, в прямом смысле поношенные, в стиле Джеймса Дина.[21] Имоджин сделала коллаж из черно-белых фотографий Элвиса Пресли — маленький мальчик с охотничьим псом, — и ни одного снимка, где Королю больше тридцати. Она целыми грузовиками продавала ковбойскую обувь одетым как битники паршивцам из школ-пансионов, говорящим с акцентом мокни.[22] Во время летних каникул они в свободное от отдыха на Барбадосе время стадами бродили туда-сюда по Кингс-Роад, покуривая «Мальборо-лайт». Они боготворили настоящее южно-лондонское произношение Имоджин и приносили ей сигаретки россыпью и чай из ресторана «Челси Китчен», располагавшегося на той же улице.

Расти по большей части был малость не в себе, он всегда ходил в спортивном костюме кислотной расцветочки фирмы Day-Glo[23] и высоких черных кедах. Он танцевал вокруг магазина под транс Пола Окенфолда, игравшего в его плеере, бешено размахивая перед собой руками. Он даже чуть было не ударил Молли Уотсон, когда та однажды проходила мимо солнечным субботним июльским деньком. Она была американкой, крутой, богатой, и ее сопровождали два молодых красивых английских племянника.

— Я возьму каждому из них по две пары, размер два и три, и вот моя визитка, — на одном дыхании сказала она Имоджин. — Кто все здесь оформил? Мне нравится. Твоя работа?

С тех пор Имоджин оказалась под крылом Молли. Да только что теперь с самой Молли?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Имоджин приехала на работу к девяти утра и обнаружила большую часть незнакомок со вчерашнего совещания в офисе. Сгорбившись над своими ноутбуками и надев гигантские наушники, напоминающие разноцветные пончики, они клацали по клавишам. Если не считать этого стука, в помещении стояла тишина. Имоджин направилась в угол, где располагалась стойка с продуктами, вроде тех, у которых перекусывают на съемочных площадках киношники. Для начала взгляд уперся в ядовито-розовую табличку, гласящую: «Мы то, что мы едим». Потом Имоджин заметила мисочки со свежими фруктами и полупрозрачные цилиндрические вазочки с орехами, семечками и мюсли.

— Это значит, нам незачем отсюда уходить, — Эшли подкралась к ней сзади беззвучно, как ребенок с лицом призрака из японских ужастиков. Возвестив таким образом о своем появлении, она — аккуратная попка и стройные ножки, затянутые в кожаные легинсы, — скользнула мимо Имоджин и показала на чиа-пудинги[24] и греческие йогурты, которые стояли на уровне глаз за стеклянными дверями холодильника вместе с восьмью разными видами напитков из чайного гриба. — Все полезное для здоровья наверху, а все вкусняшки внизу, — Эшли опустилась на колени и открыла дверцы, чтобы продемонстрировать чипсы, жевательный мармелад, сникерсы и баночки с арахисовым маслом.

— Позитивная психология. Ради еды, от которой толстеют, приходится потрудиться, и она стоит не на виду. С глаз долой, из сердца вон. Еще нам по утрам привозят завтрак, а в семь вечера — ужин. По вторникам мы едим тако по вегану. Так-то не только тако! — Эшли улыбнулась: как складно у нее это вышло! Имоджин знала, что обеды с двумя мартини прекратили свое существование еще во времена президентства второго Буша, но все равно мысль о том, чтобы питаться в офисе, ее ужасала.

Устроившись за столом, Имоджин набрала в браузере Glossy.com. В правой колонке она увидела в основном списки и тесты. Имоджин заинтриговали «Пять вещей от „Гермес“, которые необходимо купить в нашем поп-ап стор» и менее приятные «Тест: какая ты туфелька» и «10 невероятно красивых знаменитостей с очаровательными котиками, надевших этой осенью ботильоны». Наверху страницы, мелькая, сменялись снимки с фотосессии, которую Имоджин организовала перед тем, как лечь на операцию. Девушки выглядели сексапильно и почти так же провокационно, как и на страницах ее журнала. Маленькие кнопочки внизу экрана сообщали, что 12315 человек лайкнули эти фото и 5535 покупателей приобрели что-то из вещей, которые на них демонстрировались. Имоджин кликнула на нескромные колготки фирмы Wolford и увидела оригинальную пару по розничной цене чуть меньше ста долларов. Она прокрутила страницу вниз, и цены стали неуклонно уменьшаться, пока не дошли до двух долларов девяноста девяти центов за пару черных колготок L’eggs.

* * *

Неожиданно быстро оказалось, что уже пять часов, и Имоджин искренне порадовалась, что в офисе есть чем перекусить. Она проголодалась, а просить Эшли заказать что-нибудь на ланч было неловко.

Компания предоставила Имоджин новый ноутбук, но она не имела ни малейшего понятия, как он работает. В прошлом перепиской занимались в основном ее помощники. Пришла Эшли и показала ей основы работы с облаком. После десяти лет хранения материалов на жестких дисках сотрудники «Глянца» больше ничего не держали непосредственно на своих компьютерах.

— Так можно работать на чем угодно и откуда угодно, — старательно, с терпением воспитательницы детского садика объяснила Эшли то, что могло пригодиться Имоджин.

Для того чтобы попасть в четыре «фаервола» (так, во всяком случае, назвала это Эшли), существовало четыре разных пароля. Имоджин записала их в блокнот.

— Наверно, вам лучше их выучить, — заметила Эшли. — Ева помешана на безопасности.

Зачем Имоджин учиться всему этому? Как раз для таких вещей и существуют помощники. Заниматься ими — только зря терять кучу времени. Она должна обдумывать серьезные вещи, а не таращиться весь день в чертов монитор. У нее не укладывалась в голове вся эта новая, предположительно «интуитивная» база данных, которая существовала исключительно в Интернете. Она создавала и сохраняла что-то только для того, чтобы плоды ее труда исчезали где-то во Всемирной паутине? После каждого клика на экране появлялось сообщение об ошибке, а в душе росло отчаяние.

Боже, да она просто как дитя малое!

— Ладно, сейчас у меня все получится, — Имоджин кликнула по одной из папок. — Нет, погоди. Не вышло.

— Нужно время, чтобы к этому привыкнуть, — сочувственно заметила Эшли. — Завтра можем попробовать еще раз.

Имоджин потянулась и коснулась руки девушки.

— Еще одно. Помоги мне подключить принтер. Не хочу, чтобы тебе приходилось распечатывать всю мою почту.

— Давайте я сделаю это завтра? Прямо с утра, — дружелюбно ответила Эшли. — Не хотите после работы немного выпить с нами? Ева уйдет сегодня пораньше впервые за несколько месяцев. Мы думаем, нам удастся улизнуть под это дело.

Имоджин всегда нравилось проводить время с юными сотрудницами. Пестование молодых талантов было одной из любимейших частей ее работы. Хотела бы она научиться собирать их энергию!

— Я только няне позвоню.

* * *

Выпивать с двадцатидвухлетними было одновременно восхитительно и жутковато. Вначале появилось ощущение свободы — никто не поглядывает демонстративно на часы и не сетует о том, с каким недовольным видом няня соглашается поработать после девяти вечера. Потом возникла явная паника от пренебрежения «взрослыми» правилами, которыми руководствуются люди после тридцати: скажи «нет» шотам,[25] не пей ничего голубого и синего, на каждую порцию алкоголя выпивай по стакану воды. Эти правила существуют не просто так, но Имоджин все равно выпила у стойки шот текилы, а потом перебралась за столик, где ждали ее прочие участницы вечеринки. Бар был из тех, куда устремлялись после работы люди чуть за двадцать, зная, что стаканчик-другой может привести их прямиком в какую-нибудь новую постель. Разница между этим баром и теми, которые Имоджин посещала в молодости, заключалась в том, что теперь все присутствующие с головой уходили в свои телефоны, а не разглядывали толпу. Они посылали эсэмэски и твиты, проверяли «Фейсбук» и совершенно игнорировали реальность. Ну и зачем тогда находиться в одном помещении? Вся жизнь этих ребятишек заключалась в зажатых между ладонями девайсах.

В людном баре становилось жарковато, и девчонки из журнала поснимали свои короткие мотоциклетные куртки, сшитые из кожи всевозможных оттенков серого, коричневого и бежевого, явив миру безупречно загорелые плечи.

Их очень волновало новое приложение под названием «Йо».

— Что оно делает? — спросила Имоджин.