Алексей Коблов

Егор Летов и группа «Гражданская оборона»

«Рок-н-ролл для меня – это движение, это секс, наркотики, праздник, радость, это рок-революция. У нас этого не было. Я пытался это сделать и сделал в одиночку. И получилась вот такая автономная революция для себя. Это не мировое явление, это я здесь, получается, отстаиваю те же самые ценности, что мои собратья по фронтам в Сан-Франциско 60-х, в Нью-Йорке 70-х. Вот они воевали фронтами, а я здесь представляю маленькое отделение всего этого рок-фронта. Вот поэтому я склонен причислять себя к ним, а не к этим вот окружающим меня человечкам. Это очень важный момент, которого, видимо, никто не понимает. То, что мы вдвоем с Кузьмой создали, – сродни тому, что сделали МС 5, VELVET UNDERGROUND, THE DOORS, NEW YORK DOLLS и т. д. И это оказалось здесь на хрен никому вообще не нужно. Никто это даже не понимает и не слушает. Вообще, вся беда нашей сцены в том, что наш народ ничего не читает, не знает, не слушает и не видит. И не испытывает в этом никакой нужды». Егор Летов, Омск, сентябрь 2004.
В оформлении книги использованы фотографии Алексея Маркова, Алексея Устимова, Юрия Чашкина, Александра Солуянова, Анны Волковой, Геннадия Авраменко, Льва Гончарова, Сергея Попкова и Натальи Чумаковой.



В оформлении обложки использована фотография Алексея Устимова.



Литературное редактирование текста Анны Герасимовой.



© Алексей Коблов, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Мое описание меня бережет

История «Гражданской Обороны» и Егора Летова с большим трудом поддается подробному и объективному описанию, а тем более – такому краткому. Летов столь долго запутывал следы, что изучение этого феномена становится занятием в равной степени увлекательным и трудновыполнимым. Настоящее переплетается с прошлым, будущее, которого вроде как и нет, тоже не дает ответа, цитаты, вырванные из контекста, кажутся чужими, в итоге остается некий след от самолета, давно, далеко и безвозвратно улетевшего в неведомые дали. Но надо же с чего-то начинать, пока многие свидетели и очевидцы еще живы, относительно здоровы и находятся в трезвом уме и здравой памяти. А там, возможно, последует и продолжение, более подробное и насыщенное. Чрезмерный пиетет и частая прямая речь, лихие ретроспекции и парадоксальные ассоциации, удивительные пристрастия и субъективные оценки прилагаются, как они есть.



Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Юрий Чашкин.



Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Юрий Чашкин.

В начале было Слово

В 2019 году, когда велась работа над этой книгой, у группы «Гражданская Оборона» и её лидера Егора Летова было сразу две круглых даты. 10 сентября 2019 года Егору исполнилось бы 55 лет, а 8 ноября 1984 года – 35 лет назад образовалась «Гражданская Оборона». Точнее сказать, именно в канун годовщины Октябрьской социалистической революции Егором было придумано это название, и они на пару с Константином Рябиновым решили, что будут играть нечто невиданное и удивительное, чего до них не было нигде и никогда. Летов стал Дохлым Егором, или Джа Егором, или далее по списку, а Рябинов – Кузей УО, то есть Умственно Отсталым, или Кузей, или Кузьмой, как его часто кличут и по сей день. У Егора уже была до этого группа «Посев», существовавшая с 1982 года, исключительно как домашний проект, ни о каких публичных концертах в то время не могло быть и речи. Но именно встреча с Кузьмой и положила начало настоящей, бурной и кипучей истории великой русской рок-группы, «национального достояния», как спустя многие годы будут называть «ГО» в глянцевых журналах. Это было сродни вроде как случайному и в то же время предначертанному знакомству Мика Джаггера и Кита Ричардса или Джона Леннона и Пола Маккартни. Понятно, что в дальнейшем не обошлось без своих условных Джорджей Харрисонов, Чарли Уоттсов, Ринго Старров, Брайанов Джонсов, Биллов Уаймэнов, Миков Тейлоров и Ронни Вудов, а также других немаловажных граждан, придавших дополнительной яркости этому буйству красок, но у истоков этого потрясающего и дикого коллектива изначально стояли двое – Егор, который все это придумал, и Кузьма, который с радостью к этому примкнул.



Даты, юбилеи и годовщины отечественных рок-групп не сказать, чтобы совсем уж притянуты за уши, но тут надо понимать: в самом начале никто и подумать не мог, как оно обернется. Посему ранние периоды жизни и творчества Летова теперь, спустя годы, видятся как эдакий From Genesis to Revelation, «из родной кровати да в последний раунд, из крейзовой благодати да в андеграунд». Да, собственно, так оно и было – «Мы вышли за рамки людских представлений и даже представить себе не могли». Каждая история сама по себе бесценна и уникальна, но тогда не было не то что надежды на выход всей этой музычки, песен и стихов за пределы квартир и вынужденного подполья – не было вообще ничего, была только вера и четкое понимание, что это делать НАДО. Впрочем, это касается не только «Гражданской Обороны», но и, наверное, всех остальных людей, ныне называемых «легендами нашего рока», как здравствующих, так и покойных. И очень часто лучше всего они о себе говорят сами. А уж в случае с Егором Летовым – и подавно: он так и не написал автобиографии, равно как и истории своей группы, и даже посмеивался на эту тему на одной из пресс-конференций, напевая старую песенку из репертуара группы «Аракс»: «Скоро стану я седым и старым. Уйду на пенсию писать свои я мемуары». Но от частого цитирования прямой речи Егора и его поэзии, равно как и от своих собственных личностных воспоминаний, ретроспекций и ассоциаций, тут никуда не деться.



Москва, 4 декабря 1988 года, выступление «Гражданской Обороны» на фестивале «СыРок» в киноконцертном зале гостиничного комплекса «Измайлово», фото Лев Гончаров.

Жизнь замечательных людей

Глупо, наверное, искать в детстве и юности человека, будь то поэт, музыкант или художник, или все это вместе, какие-то специальные знаки, предвестия, признаки будущего таланта и прочие надуманные штуки. «Кто здесь самый главный анархист?» Иначе все скатывается к маловразумительным телепрограммам сродни «Дети-вундеркинды», где в двухлетнем ребенке якобы открываются космические бездны. Что, впрочем, не отменяет того, что Егор Летов – безусловный и очевидный визионер, проводник, часть той неведомой силы, через которую и идет весь этот поток энергии, слова и света. Все это происходит не случайно, и всему этому, само собой, нет объяснения. На поверхности остаются песенки, которые можно горланить под гитару, слушать в записи и смотреть на видео, а в глубине бушуют материи совсем другого масштаба. Метафизика и экзистенциальное тут смешиваются с бытовым и обыденным, как ни крути. Прекрасное словосочетание «Жизнь замечательных людей», иногда понимаемое превратно, в данном случае имеет прямейшее отношение к этим самым людям. Они же и вправду замечательны, и очевидцы этого невероятного не позволят соврать.



Тем временем в столицах ни о какой «Гражданской Обороне», не говоря уже о «Посеве» (группе, а не диссидентском журнале), никто ничего не знал. И только когда на местах боевой славы начались нешуточные гонения и черные «Волги» с сотрудниками КГБ стали забирать музыкантов-подпольщиков на допросы прямо из дома, отправив в итоге Летова в психушку, а Рябинова в армию, смутные слухи о неведомом доселе явлении начали доходить и до центра. Немалую роль в этих разговорах о «ГО» сыграл старший брат Егора Сергей Летов, ненавязчиво показывавший в концертных кулуарах деятелям московского и питерского андеграунда черно-белые фото со странными людьми, выглядевшими чрезвычайно вычурно. Вот, говорил он, мой брат Игорь, его ужасно гнобят в Омске за его стихи и музыку и хотят со свету сжить, и если, мол, это не прекратится, то Сергей соберет иностранных журналистов и расскажет им правду, скрывающуюся за фасадом перестройки. И даже если не слышать и не знать ни звука, не представляя, что это за брат и что он там играет, сочиняет и поет, возникало ощущение, что это нечто из ряда вон выходящее. Своих в то время опознавали и чувствовали с полунамека, подмигивания, взгляда невзначай, а часто и вовсе без слов. Это было похоже на роман по переписке, свидание вслепую, веру на слово, попытку поверить в неведомое и оттого долгожданное. Ведь должно же оно где-то быть, то, чего доселе еще не было. И в итоге так и случилось. И совершенно не важно теперь, кто в чем тогда признался на допросах – а вызывали туда всех, кто так или иначе дружил и общался с Летовым, – кто оказался стукачом и кто кого заложил из тогдашнего окружения Егора. Если уж великие разведчики прошлого не выдерживали пресса и открывались, при всей их подготовке к худшему, то что говорить о молодых людях из Сибири, угрозы в адрес которых были совсем нешуточными.

При этом спустя ровно год с того момента, как образовалась «Гражданская Оборона», 7 ноября 1986 года, в Новосибирске, в Академгородке, ставшем потом одним из любимых мест обитания и выступлений Егора и его новообретенных друзей и соратников, состоялось первое публичное выступление группы. Уже в новейшие времена, осенью 2018 года, эта запись, ранее считавшаяся утерянной, под названием «Песни в пустоту» была выпущена на CD издательством «Выргород». В сопровождающем издании анонсе подготовившая его Наталья Чумакова написала: «“Гражданскую Оборону” Егор и Кузьма (Константин Рябинов) основали осенью 1984 года, но выступить группа так ни разу и не успела: из-за заведенного в КГБ дела Кузьму в срочном порядке призвали в армию, Егора отправили в психбольницу, а все соратники в ужасе разбежались кто куда. Выйдя из психушки, Егор, еще не будучи коротко знаком с братьями Лищенко (с которыми они в 1987 году оглушающе выступили на I Новосибирском рок-фестивале), искал людей, с которыми можно было бы продолжать какие-то совместные действия, и в этот момент к нему присоединился Jeff – Евгений Филатов. С ним они даже сумели записать первый вариант “Красного альбома”, который Егор впоследствии назвал “курьезом” из-за безобразного качества исполнения.

В Новосибирске у Егора был старинный друг Иваныч – Александр Рожков, математик и флейтист. В своей квартире в поселке Матвеевка, что между Новосибирском и Академгородком, он начал устраивать сейшена. Собиралась там исключительно “элита” местного андеграундного рока. И сама собой пришла идея пригласить туда выступить никому тогда абсолютного не известного омского музыканта Егора Летова, послушать которого и пришел тот самый бомонд в количестве примерно четырнадцати человек. Праздничной атмосфере должна была как бы способствовать дата 7 ноября – годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.

Скорее всего, эти люди – а был там и Дмитрий Селиванов, и музыканты группы “БОМЖ”, и прочие много о себе понимающие граждане – даже не поняли и не смогли уразуметь, что они там услышали и как на это реагировать. Я думаю, что именно тогда, после этого первого выступления под именем “Гражданская Оборона”, да и вообще первого исполнения своих песен перед посторонними, Егор полностью изменил свое отношение к публике. Теперь только агрессия и эпатаж. Запись далась Иванычу сложно – он был вынужден не только подыгрывать группе, но и следить за магнитофоном, который не удалось надежно установить. Поэтому аппарат временами кто-то отключал, задевая, и некоторые куски концерта попросту выпали. Затем, уже по приезде в Омск, Егор и Jeff дописали туда свеженаписанные под впечатлением от произошедшего песни, а также “Речи и рассуждения” (так Егор определил этот монолог при оцифровке в 2005-м). Несмотря на то что почти никто об этом и не подозревал, запись сохранилась полностью и действительно образовала отнюдь не мифический альбом “Песни в пустоту”. Я решила ничего не изменять в нем, не выбрасывать песни, пострадавшие от остановок магнитофона, и не сокращать длинные паузы – пусть все останется так, как это отпечаталось на пленке».

А в финале своего письма Валерию Рожкову Егор, рассказывавший о том, что случилось в Новосибирске, пишет: «О поездке в Н-ск мы написали новую песню – “Мы – лёд”». Тот самый, под ногами майора.

Легенда о доблестном

Настоящий и лютый прорыв случился уже после гонений. Егор успел чудом не сойти с ума за три месяца в психиатрической лечебнице закрытого типа, Кузьма, несмотря на вполне законное право на «белый билет», отслужил два года в сапогах на Байконуре, откуда постоянно писал Летову письма, одно другого краше. Тем временем по стране расползались слухи и легенды. А в 1987 году в народ пошли записи «ГО». И тут уже все стало полностью и окончательно ясно. Но, опять же, не сразу. Помнится, на 5-м фестивале Ленинградского рок-клуба в 1987 году кто-то из дружественных журналистов пытался заставить меня послушать кассеты с «Обороной» с допотопного диктофона, откуда доносился только невнятный, невыносимый и неразборчивый скрежет, где невозможно было разобрать ни звука, ни слова. Увольте, увольте, только не это, я так не могу. А вот спустя кратчайшее время появились и вполне пристойные записи, и вот тогда они сработали. Гранаты оказались той самой системы, какой надо. Мы тогда еще не знали, что все эти альбомы Егор записал самолично, один, играя на всех инструментах, и разве что вставной номер «Печаль моя светла» Янки Дягилевой выглядел такой шутейной песней от «басистки “ГО”», коей она не являлась, да так и не стала. Да и слово «басс» Егор всегда предпочитал писать с двумя «с», уточняя, что «бас» – это Федор Шаляпин. Есть записи – есть группа, пусть это и всего один человек на самом деле.

Егор Летов: «Летом 1987 г. виртуальной фирмой “ГрОб-Records” были одновременно выпущены в подпольное распространение пять магнитоальбомов – “Красный альбом” (в выходных данных намеренно неверно датируемый 86-м годом), “Мышеловка” (тоже якобы 86), “Хорошо!!”, “Тоталитаризм” и “Некрофилия” (все три – 87). Все эти опусы были записаны единолично мной у себя дома (“ГрОб-студия”) в первых числах июня 1987 г. путем последовательного наложения инструментальных партий одна на другую. Сначала писались ударные, затем – ритм-гитары (преимущественно на отдельный канал), басс (на другой канал или же – на оба) и, в конце концов, – голос, одновременно с гитарным соло. Впоследствии, при сведении, все полученное собиралось в определенной последовательности и пропускалось через некую delay-образную обработку оригинального, не имеющего аналогов свойства – и альбом был готов. Записывающим агрегатом являлся магнитофон “Олимп-003”, на мой взгляд, лучший из отечественных бытовых лентопротяжных механизмов на тот момент. В качестве воспроизводящих, “читающих”, использовались различные устройства в той или иной степени самопального происхождения, специально отстроенные для коррекции высоких и низких частот, их повышения или подавления в процессе многократных наложений партий на болванках. Этим объясняется некое ощутимое отличие звучания отдельных треков и в целом альбомов между собой. Так как это был мой первый опыт осуществления подобной записи в жестко-бытовых условиях и в столь короткий срок (буквально дней за пять от начала и до конца), все это действо носило крайне экспериментальный, экстремальный характер, со всеми вытекающими из этого радостными достижениями и досадными изъянами. “Печаль Моя Светла” – самая первая песня Янки, которую она накануне как раз сочинила, да и вообще первая ее запись».



Москва, 19 февраля 1989 года, Янка Дягилева, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.

Разговоры в Сибири

Но это в центре в то время еще толком не знали о «Гражданской Обороне». 12 апреля 1987 года на I Новосибирском рок-фестивале состоялся первый большой публичный концерт «ГО», точнее, Егора Летова и группы товарищей из омского коллектива «Контора Пик & Клаксон». Братья Лищенко, Олег (он же Бэбик) и Евгений (он же Эжен), были, по словам Егора, немногими – наравне с Евгением «Джеффом» Филатовым (не путать с Игорем «Джеффом» Жевтуном), – кто решился в то время иметь с ним дело, в остальном была полная изоляция: после истории с КГБ его сторонились, как чумного. Выступление вышло абсолютно спонтанное и случайное – в программе возникло свободное место из-за не приехавших на фестиваль «Звуков Му» и «Аукциона» (тогда еще через «и»). Сценическая версия «Клаксонов» в данном случае называлась «Адольф Гитлер», о чем, как несложно догадаться, знали только сами музыканты и больше никто. Не лишним тут будет заметить, что условные «панки» и условные «фашисты» в 1980-е годы в массовом сознании шли «через запятую» и были неким злобным фетишем, красной тряпкой для обывателя и «охранителей», белыми воронами, изгоями, врагами. Впрочем, это касалось всех «не таких»: хиппи, рокеров, любых молодых людей, выглядевших не так, как должно, и никакая перестройка тут не работала, а в глубинке и провинции подавно. Первая часть выступления состояла из песен Лищенко: известной впоследствии «Эй, брат любер», а также композиций с названиями «Майн Кампф» и «Третий рейх», вторая – из вещей Егора: «Тоталитаризм», «Я бесполезен», «Зоопарк» и «Страна дураков», для того времени вполне достаточно, чтобы комсомольцы из числа организаторов сильно разозлились. Спустя годы становится видно, что это первое выступление – как было сказано впоследствии кем-то из журналистов самиздата, «панк-рок в СССР существовал всего 25 минут» – не было таким уж массовым прорывом, его значение несколько преувеличено последующей историей широкой популярности «Обороны», да и реакция публики не была однозначно восторженной, многие тогда так и не поняли, что это было. Но для Сибири это был шок и скандал. Именно благодаря дебошу в Новосибирске Егор познакомился с Янкой Дягилевой, Вадимом «Черным Лукичем» Кузьминым и другими прекрасными людьми, которые вскоре стали его друзьями и соратниками. В плане провокации все удалось, и в Омск была отправлена официальная депеша о безобразной вылазке оголтелых фашистов-антисоветчиков, а по ее прибытии через некоторое время снова начались вызовы людей из тамошней тусовки на допросы в КГБ. Ну а Летова уже по сложившейся традиции собирались отправить обратно в сумасшедший дом для полного и окончательного излечения от всех недугов. И он отправился в бега, вместе с Янкой Дягилевой. И кочевал по стране, скрываясь от «органов» несколько месяцев, никому особо не известный и никем, кроме самых близких и знакомых, не узнаваемый. А в стране тем временем началась волна больших рок-фестивалей, самым значительным и громким из которых стал фестиваль в Подольске в сентябре 1987 года, настоящий советский Вудсток. Я там тоже был, и Егор там был, но мы тогда совсем не были знакомы, и я даже не знал, как он выглядит – таких веселых и расписных граждан, как мы тогдашние, там было несколько тысяч, один другого краше. У Летова даже были спонтанные планы выступить на фестивале в Подольске, вместе с Ником Рок-н-Роллом, выйти под шумок во время сета новосибирской группы «БОМЖ» и спеть и сыграть что-то из своих песен, но организаторы эту инициативу совсем не одобрили. На видео Подольского фестиваля можно увидеть, как молодой Егор радостно рубится на выступлении эстонских панков J.M.K.E., чрезвычайно колоритных для того времени и для наших широт, словно прилетевших с другой планеты. Не сказать, чтобы эти эстонцы играли тогда нечто совсем уже из ряда вон выдающееся и вопиющее, но сам их внешний вид, поведение, манера держаться на сцене, звук казались тогда самой изысканной провокацией.

Говорило железо магниту

Ну а записи «ГО» тем временем планомерно распространялись, точечно и массово, как ковровые бомбардировки; Егор передавал катушки со своими альбомами нужным и правильным людям в Москве и Питере, с которыми он целенаправленно знакомился, и они расходились в итоге бесконечными копиями. Почва, таким образом, была вспахана уже весьма основательно. Начав в юные годы с поэзии – а Летов всю свою жизнь не уставал повторять, что он прежде всего поэт, – он увидел, насколько шире становится аудитория, когда записываешь музыку и выходишь на сцену.

Егор Летов: «Я крайне против того, чтобы вообще где-либо печатались тексты моих песен. Просто негодую. Песня – это песня, и текст ее имеет свою значимость лишь в общем песенном контексте. А это – и энергия исполнителя, и мелодия, и гармония, и ритм, и еще куча необходимейших компонентов. Я вот не воспринимаю (во всяком случае в полной мере) песен Высоцкого или Башлачева на бумаге – это надо слушать. Или петь самому. Иначе ничего настоящего, ничего целого не возникает».

Речь в данном случае шла, конечно, не о текстовых вкладышах в пластинки, о которых тогда и мыслей быть не могло, а о публикациях текстов песен в отечественном рок-самиздате. Впрочем, история и мифология в жизни и творчестве Летова постоянно переплетались, «на все четыре стороны – попробуй поймай». Как и его рассказы разных лет о себе и о том, что творилось вокруг него всю его жизнь, сотканные из противоречий и сиюминутных эмоций.



И этот побег в 1987 году из коридора психиатрического диспансера, когда на лестнице уже раздавались шаги санитаров, и скитания вместе с Янкой, путешествия автостопом от Москвы до Киева, от Киева до Крыма и обратно в Москву, ночевки в поле, голод, поэзия, любовь и счастье – сюжеты для фильмов и книг, которые, как казалось тогда, вряд ли будут сняты и вряд ли будут написаны. Тут что-нибудь одно – или снимать, или жить, как будет сказано им же впоследствии. Охота на настоящее, которое случится уже вот-вот. Егор Летов не возник из ниоткуда, все свои ранние годы, да и всю свою последующую жизнь он жадно впитывал все подряд, пропускал через себя огромный поток музыки, литературы, кино – всего громко говоря, наследия человечества, которое о нем тогда еще толком и не знало. Многие из его первых поэтических опытов, доступных сейчас в сборниках стихов Егора, были тогда уже вполне зрелыми. Чего нельзя сказать о ранних записях полумифической группы «Посев», к которым сам Летов относился с изрядной иронией и юмором и категорически отказывался их распространять и издавать, когда уже появилась такая возможность. Фрагменты этих ранних опусов все же просочились по прошествии времени в народ и доступны теперь в интернете в виде бутлегов, но интерес они представляют разве что для самых заядлых и пытливых коллекционеров и поклонников. Наивно искать там большие откровения и какие-то несусветные чудеса – скорее, это черновики, наброски, попытки нащупать то, что проявилось позже, уже в «ГО». Эта часть мифологии как раз из области поиска, охоты на зверя, игра в музыкантов, незрелая и неокрепшая. Как и голос Егора, который он тоже сделал себе сам, намеренно срывая его и делая глубоким и хриплым громким пением и криками во время прогулок по лесу и дома, в подушку, чтобы не нервировать соседей. В том самом омском лесу, где ему, по его собственным рассказам, как-то раз еще в глубокой юности открылось неведомое, нечто сродни озарению и откровению. Словно приоткрылась тайная дверца и случилось что-то, чему нет рационального объяснения.



Москва, 19 февраля 1989 года, Янка Дягилева, Игорь Жевтун, Егор Летов, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.

Наши

У Летова было определение «Наши», возникшее вне политического контекста и сильно задолго до появления этого самого контекста в его жизни. Нашими он предпочитал называть близких по духу людей, поисками которых и занимался в ту пору. «Я ищу таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных. А когда я их найду – мы уйдем отсюда прочь, мы уйдем отсюда в ночь – МЫ УЙДЕМ ИЗ ЗООПАРКА!» А на ловца и зверь бежит, как известно. Другое дело, что Егор не только и даже не столько искал свой мир, он его сам в огромной степени и создавал. Легенда о таинственном, могучем и потрясающем «сибирском панк-роке», которую он активно продвигал в 1980-е годы, была не то чтобы абсолютной выдумкой, но говорить всерьез о неком движении, захватившем умы, не приходилось. Тогдашние сибирские «Панки в своем кругу» – это считаные по пальцам люди, столь искренне и яростно верившие в чудо, прорыв, выход за флажки и столько отчаянных и рискованных поступков совершившие, что чудо не могло не случиться прямо здесь и прямо сейчас. Ну а вожаком этих подвигов, командиром и полководцем всей этой «психоделической армии» стал, вне всякого сомнения, Егор Летов. «Как захочешь – так и было».

Спустя год, вслед за скандальным, но при этом весьма локально прозвучавшем выступлении на I Новосибирском фестивале 1987 года, случилось и второе, уже в 1988 году и уже во всей, как говорится, красе. К тому времени дискография «ГО» пополнилась новыми альбомами, опять-таки записанными Егором в одиночку.

Егор Летов: «Новый цикл из трех альбомов (“Все идет по плану”, “Так закалялась сталь” и “Боевой стимул”) родился после моего вынужденного полугодового скитания по стране по причине вновь начавшихся политических репрессий со стороны властей. Это случилось после нашего совместного с братьями Лищенко (группа “Адольф Гитлер”) скандального выступления на Новосибирском рок-фестивале весной 1987 года. Почти все песни данного цикла написаны во время поездок по трассе в компании Янки. Под новый 88-й год я на короткое время тайно вернулся в Омск (на пару недель). В результате материал был сыгран и записан мной единолично в предельно сжатые, сказочно-экстраординарные сроки – буквально за три отдельных дня в период с 12 по 22 января (в течение одного дня были записаны ударные, другого – бас и ритм-гитара плюс отдельные полтора дня – голос и соло одновременно). Эта спешка несколько объясняет общее скверное качество звучания. Тем более что мне катастрофически не хватало свободной ленты и средств на ее покупку. Буквально все лишнее тут же стиралось и перезаписывалось заново. Зато запись получила определенные плюсы со стороны “живости” и “непосредственности”. В треке “Все идет по плану” приняли участие случайно зашедшие в гости “Кузьма” Рябинов и “Манагер” Судаков. Их роль состояла в том, что в финальной части сего опуса, во время наступления общей музыкально-звуковой анархии, я нараспев читал свой ранний стих про панков, Манагер декламировал фрагменты из Платоновского “Котлована”, а Кузьма страшно матерился, скакал по комнате и стучал по полу разными предметами».

В эту же январскую декаду Егор с Кузьмой довели, наконец, до ума самые первые «многострадальные» опусы «Гражданской Обороны», попытки работы над которыми предпринимались еще до свалившихся на них несчастий и репрессий.

Егор Летов: «“ПОГАНАЯ МОЛОДЕЖЬ” / “ОПТИМИЗМ” – по идее, это первый единый продолжительный альбом “ ГО”, который был многократно записан в 85-м году и тогда же регулярно выпускаем под всевозможными экзотическими заглавиями: The Best of “ГО”, “Поносные звучания «ГО» (двойник, часть 1-я – «Поганая молодежь», часть 2-я – «Оптимизм»)”, “Первый и Последний альбом «ГО»”, “История омского панка – часть 2-я”, просто “Гражданская Оборона” и т. д. Все эти записи по качеству были разнообразно чудовищны и абсолютно негуманны по отношению к слушателю (вместо ударных было исполнено и записано что попало – от портфеля до пионерского барабана и тарелки от hi-hat, прибитой к деревянному бруску, слова чрезвычайно неразборчивы, полный нестроевич и т. п.). Имели место весьма странные варианты: например, один из альбомов был практически полностью сыгран на самопальном клавишном синтезаторе (!), другой (тоже не сохранившийся, к сожалению) перемежался абсурдистскими, сверхкороткими спичами и вставками в духе конкретной музыки а-ля “Коммунизм” среднего и позднего периода. В тех записях, помимо нас с Кузьмой, также принимало участие энное количество всякого люда, имен некоторых из них невозможно даже и припомнить.



Москва, 19 февраля 1989 года, Егор Летов и Игорь Жевтун, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.



Кончилось все тем, что группа в конце 85-го была безжалостно разогнана государственными карательными органами, меня принудительно отправили в психушку, Кузьму – в армию, и весь этот материал как бы завис на два года. Впервые в удобоваримом звучании он проявился на альбоме/сборнике “Красный альбом”, записанном мной в одиночку летом 87-го. То, чем являются так называемые “первые” альбомы “ГО”, известные в народе как “Поганая молодежь” и “Оптимизм”, – в целом это ремейки материала с первого вышеупомянутого сверхдлинного альбома “ГО” 85-го года, записанные в основном 12–22 января 88-го года после возвращения Кузьмы Рябинова из армии и реабилитации от нее. При этом часть вещей была полностью переделана (как впоследствии, через год, материал для альбома “Посев”), часть воссоздана с использованием древних (85-го года) дорожек. При этом сами полученные альбомы претерпели неоднократное пересведение и перекомпоновки, мною осуществленные в течение нескольких последующих лет. В данном случае вы имеете один из первых, “оригинальных” вариантов. Деление материала на альбомы происходило по следующему принципу: в “Поганую молодежь” вошли композиции из репертуара группы “Посев”, а также сочиненные в самый ранний период существования “ГО” (то есть ноябрь 84-го – ранняя весна 85-го). В “Оптимизм” же – более поздние, весенне-летне-осенние 85-го года вещи (за исключением таких опусов, как “Я иллюзорен”, “Детский мир” и др., удачно исполненных и включенных в “Красный альбом”)».

Анархия

14 апреля 1988 года «Гражданская Оборона» без единой репетиции сыграла в ДК имени Чкалова, знаменитой «Чеколде», концерт на II Новосибирском фестивале, известный впоследствии как «Анархия в Новосибирске» и увековеченный на CD-бутлеге «Свет и стулья». Егор, играющий на барабанах и поющий, с обоймой своих будущих хитов, Олег «Манагер» Судаков в качестве второго вокалиста и шоумена, Евгений «Джон Дабл» Деев на басу, атональная гитара Дмитрия Селиванова, все уже по-взрослому и по-настоящему. Даже сейчас запись этого концертного бутлега звучит как нечто из ряда вон выходящее, что уж говорить о тех временах. А учитывая, что так называемый «магнитиздат» тогда давно уже работал на полную катушку и пленки с новой музыкой разлетались по стране крайне быстро, эта запись довольно скоро нашла своих слушателей. Еще несколько выступлений «ГО» и Летова в Сибири, Киеве, Вильнюсе и Питере – и дело оставалось за малым: полноценный концерт в столице. Что и произошло 4 декабря 1988 года в концертном зале «Измайловский» в Москве на рок-фестивале «СыРок-88». Постоянным барабанщиком «Обороны» к этому моменту стал Аркадий Климкин, на басу в Москве играл Игорь Староватов, на гитаре – Игорь Жевтун: Летов, таким образом, стал свободным вокалистом. Собственно, на этом фестивале я и познакомился уже лично с Егором. Да и не только я, много кто, и не только из москвичей. Как уже было многократно сказано и написано, выступление «Обороны» произвело тогда на нас не просто фантастическое впечатление – это было, громогласно говоря, сродни невиданному доселе потрясению и откровению. Какой там русский рок, при всей нашей тогдашней симпатии к этому явлению. Какие там рок-клубы, при всем тогдашнем к ним уважении, когда вот оно, явилось само, то самое, настоящее, живое, НАШЕ. Немалая часть зрителей, и я в том числе, стремительно ломанулись к сцене и чуть ли не бились об нее башкой, снося осветительные приборы, а другая часть зрителей из того же зала в ужасе убежала. Ну и известный теперь многим контраст – только что перед тобой на сцене был эдакий безумец, чуть ли не Игги Поп времен ранних The Stooges, если даже не похлеще, а вскоре после этого тебя знакомят с тихим и спокойным молодым человеком в роговых очках, который жмет тебе руку, улыбается и представляется: «Егор». И как говорилось в финале фильма «Касабланка»: «Думаю, что это начало прекрасной дружбы». Да так оно в итоге и получилось. И это была удачная охота.



Егор Летов: «Тесные отношения из музыкантов поддерживаю только со своей группой… Да и вообще у меня друзей, наверное, человек 10 во всем мире, из тех, кто меня давно знает, с кем можно ничего не объяснять, а просто молчать или говорить о том о сем… Потому что, чтобы человека хорошо знать, нужно вместе воевать, хоронить друзей, долго-долго жить. Или же просто пройти тем же путем. Такую духовную близость дает только сходный опыт и больше ничего. А ежели с человеком не погружался в глубины, не летал по небесам – тогда общение с ним представляет собой мучительное сопоставление понятий, то есть процесс долгий и бессмысленный, сиречь болтовня».

Каждый из тех, кто был много лет знаком с Егором, думал, наверное, читая это спустя много лет: ну нет, это же точно не про меня, я-то как раз из тех немногих, о ком он тут говорит. Но это годы спустя, а тогда, в конце 1980-х, все закрутилось и завертелось так, что только дух успевай перевести. Надо было срочно что-то делать, ехать куда-то, надо было сидеть потом в этих не особо прекрасных далеко, в чужих квартирах и на кухнях, и до утра до хрипоты говорить обо всем на свете. А еще ведь в нашей жизни именно тогда появилась Янка, и это было уже совсем из области мгновенного чуда, потрясающей вспышки, яркого калейдоскопа, волшебного, вселенского и настоящего. Мир стал гораздо больше и важнее.



Москва, апрель 1989 года, акустический концерт Егора Летова.

Время

Тогда этот отрезок жизни, с декабря 1988-го по весну 1990-го, казался натуральной вечностью. Именно в это удивительное и совсем недолгое, как теперь видно, время случился чудовищно быстрый и вроде как необъяснимый всплеск массовой популярности «Гражданской Обороны». Эти песни пошли в народ, а на концертах творилось форменное безумие, граничащее с нешуточным риском для жизни как публики, так и самих музыкантов. Концертные залы действительно разносились зрителями в щепки и пыль, скандальная слава зачастую опережала Летова и сотоварищей, отчего организация его концертов, даже акустических, вскоре стала весьма рискованным делом. Разрушительная энергия оказалась столь велика, что справиться с ней становилось совсем не по силам никаким органам правопорядка. Это не было какой-то сознательной самоцелью, просто дикий безудержный драйв наравне с неуправляемой реакцией зрителей начинал представлять настоящую опасность. Все это напоминало ранние концерты западных рокеров 1960-х годов, о которых мы тогда знали лишь понаслышке, из иностранных журналов и рок-энциклопедий. И если группа The Who, пластинка которых A Quick One с отломанным краешком произвела на юного Егора неизгладимое впечатление, могла себе позволить крушить на сцене аппаратуру, ломать гитары и барабаны и громить концертные залы, то в нашем случае все получалось спонтанно. Да и ломать инструменты и аппарат было для отечественных музыкантов в то время себе дороже – играли на чем придется, компенсируя технические неполадки сверхчеловеческой энергией.

«В процессе сочинения я создаю нового себя, новое бытие, вообще весь мир. Себе я как я неинтересен. Я себя знаю очень хорошо, досконально: в какой степени я – говно, а в какой – гений, в какой – Бог, а в какой просто мерзость, мразь и гондон.

Интерес я представляю, когда становлюсь неким медиумом, проводником. В основном когда сочиняю, конечно. Потому что концерты – это работа. Вот раньше был период ДИКИХ концертов, какие THE STOOGES и не снились. (Хотя Игги Попа я всегда уважал. Он вообще хорошо играет, а последние годы и последний альбом просто очень хорошо.) Вот эстетика концертов ранней “ОБОРОНЫ” очень хорошо выражена в песне, к сожалению, не моей, а Игги – I NEED MORE. Мне всегда всего мало. Мне всегда надо было больше. Но такие концерты народу не нравились, как я выяснил. Им надо, чтобы все было сыграно, пелось хорошо. Ну мы и играем, поем, с драйвом все делаем. А я бы делал концерты, где бы ВООБЩЕ музыки не было, чтобы все было из ряда вон. Хотя и такое у нас было, неоднократно, надо сказать. Просто людям это не надо».

Егор Летов, Омск, сентябрь 2004.



А популярность «ГО» тем временем натурально зашкаливала, стремительно нарастая, как снежный ком, как прорвавшаяся плотина, заполняя все вокруг. Вся эта партизанская война с инерцией и энтропией, развязанная Летовым, в мгновение ока привела к невиданным результатам, когда его известность встала вровень с самыми мощными и востребованными рок-героями. Но разница между ним и другими была как раз в том, что его отечественные предшественники в этой славе уже активно купались и грелись в ее лучах, а Егор всю эту благостную идиллию целенаправленно разрушал. Рок-движение, уже маленько пообвыкшееся в новых реалиях, увидело нового игрока, отчаянного и непримиримого, который не хотел вписываться в готовые схемы. Но и не признавать за ним огромного таланта и потрясающей силы было бы как-то глупо и самонадеянно. Окружение «Обороны», в которое и я сам без каких-либо размышлений немедленно влился, напоминало тогда чуть ли не религиозную секту, неистово переполнявшую друг друга все новыми парадоксальными идеями. Громко говоря, это и была та самая рок-революция, о которой до этого так много читалось и говорилось. И в ней, как и во всякой революции, не обошлось без потерь.



Первая настоящая трагедия у нашего поколения случилась в феврале 1988 года, когда в Питере трагически погиб Александр Башлачев, как теперь понятно – один из главных поэтов того времени, даже без всякой привязки к слову «рок». А весной уже 1989 года в возрасте 25 лет покончил с собой Дмитрий Селиванов, лидер новосибирской группы «Промышленная архитектура», выступавшей на том самом фестивале «СыРок-88», где состоялся московский дебют «ГО». Селиванов играл в раннем составе «Калинова Моста», сотрудничал с «Путти», выступал с «Обороной». От него осталось считаное количество записей, да и публичных концертов Селиванов дал совсем немного. И уход его был страшным потрясением для всех, кто его знал или хотя бы слышал. Ну а о концерте памяти Селиванова в начале июня 1989 года в Новосибирске уже достаточно много сказано и написано. Мы с моим коллегой по журналу «Контр Культ Ур’а» Левой Гончаровым были там и не меньше всей сибирской братии поразились дикости и неуместности этого действа, когда мемориал и дань памяти превращается в сабантуй в битком набитом зале. Уже тогда стало понятно, что все эти поминальники от лукавого, а за фразами «помним-скорбим» и под благими намерениями скрываются пляски на костях. «Памятник Башлачеву отправил вам запрос на добавление в друзья». «Мой друг повесился у вас на глазах, он сделал харакири у вас на крыльце, он истек надеждой и всем, чем мог, а все вы остались такими же». И тогда, в Новосибирске, и в феврале 1990 года на мемориале Башлачева в Питере Егор предельно жестко и нелицеприятно высказывался со сцены как в адрес самих подобных мероприятий, так и в адрес их организаторов, некоторые из которых таят на него обиду за эти слова до сих пор. Наш старинный добрый приятель Кирилл Кувырдин, художник, тот самый «исполнительный продюсер и ответственный квартиросъемщик» из аннотации к альбому «Прыг-скок», соавтор коллажей Егора и Кузьмы, рассказывал, как он шел по улице в грустном и задумчивом настроении, и вдруг его взгляд уткнулся в афишу, на которой было написано «КОНЦЕРТ ПАМЯТИ МЕНЯ». Вот-вот, подумал он тогда, так и со мной будет – концерт памяти меня. И только потом сообразил, что имелся в виду покойный священник, отец Александр Мень. «Завтрак, ужин и обед. Мужичок мертв, а мы еще нет».



Ленинград, 8 июня 1989 года, Ленинградский рок-клуб, выступление «Гражданской Обороны» на VII фестивале Ленинградского рок-клуба, фото Юрий Чашкин.

Сделай сам

Самодеятельная, самопровозглашенная, рукотворная и уникальная домашняя студия «ГрОб-Records» – это и есть сам Егор Летов. Да и группа «Гражданская Оборона» по большому счету – это тоже он и есть. Хочешь сделать хорошо – сделай сам, и пусть очень часто получается совсем не то, что задумывалось, но если ты сам скачешь до потолка от радости, слушая собственные записи, значит, так тому и быть. Сначала один в поле воин, а вскоре и другие подтянутся. Именно в омской квартире на первом этаже хрущевки на улице Осминина были сделаны первые записи музыкальных проектов Вадима Кузьмина – два альбома проекта «Спинки мента» и третий уже под названием «Черный Лукич», тоже очень быстро разлетевшиеся по стране. Там же были записаны первые студийные опыты Олега «Манагера» Судакова, «Паралич» и «Армия Власова» – как альбомы группы «Анархия», а вслед за ними альбомы его совместного с Егором и Кузьмой проекта «Цыганята и Я с Ильича» «Гаубицы лейтенанта Гурубы» и «Арджуна-Драйв», альбом группы Евгения «Джона Дабла» Деева «П. О. Г. О.» – «Пограничный Отряд Гражданской Обороны», альбомы Кузи Уо «Военная музычка», «Трам-та-ра-ра-рам» и «Движение вселенское сие». И тут же была создана и начала стремительно развиваться, параллельно с «Гражданской Обороной», история проекта «Коммунизм».

Егор Летов и Константин Рябинов: «В самом начале 1988 года после непрерывных поисков и работ в “ГрОб-студии” (альбомы “ГО”, “Спинок Мента”, “Черного Лукича”, “П. О. Г. О.”, “Великих Октябрей”, “Анархии”) мы пришли к емкому и слоистому выводу, что невозможно выразить абсурдность, кошмарность и игривость (неизменно сопровождающую первые два компонента) окружающей нас действительности ни одному художнику (даже такому, как, допустим, Достоевский) адекватней, баще и пуще, чем САМА реальность, – ее объекты и проявления (произведения народной и официальной культур, конкретная музыка и т. п.). В результате подобных выкладок возникла группа “Коммунизм”, в которую изначально вошли:

Егор Летов (“ГО”) – вокал, гитары, басс, ударные, эффекты;

Кузя Уо (“ГО”) – вокал, гитары, басс, эффекты;

Олег – “Манагер” Судаков (гр. “Анархия”, ныне – “Армия Власова”) – вокал.

Сказать, что “Коммунизм” возник под влиянием последних экспериментов Сергея Жарикова, – значит погрешить против истины, ибо хотя Жариков и был, по-видимому, первым деятелем, начавшим использовать конкретные поэзию и музыку в нашей стране в области рока (за исключением “Мухоморов”), – однако он является в подобной области далеко не новатором в мировом масштабе. Есть смысл говорить о параллельной разработке общего изначального материала. Формально «Коммунизм» имеет общие точки с ранними и наиболее поздними (минуя средний период) продуктами творчества “ДК”, однако в области содержания имеет явные и принципиальные расхождения, что наглядно следует из вышесказанного, а также – из самой продукции “Коммунизма”.

Имеющий уши слышать – да слышит.

Коммунизм-арт объемлет и синтезирует ВСЕ слои мировой культуры – это литература, изобразительное искусство, театр (хэппенинги, performance, акции), музыка (от конкретной музыки – через панк, industry, эстраду, ноль-музыку, симфоническую – до народной)».

В рамках проекта «Коммунизм» было записано полтора десятка альбомов, один другого краше и парадоксальнее; да и манифест проекта авторства Кузи Уо и Егора Летова, опубликованный в первом номере журнала «Контр Культ Ур’а», отрывок из которого и приведен выше, тоже вполне можно считать частью этого концептуального деяния. Кузьма и Егор, как и в случае с «Обороной», составляли ядро «Коммунизма», его системообразующую и центробежную силу, периодически привлекая к сотрудничеству тех или иных друзей и соратников. И опять же – за короткий период в два с небольшим года эта история разрослась от парадоксальных звуковых коллажей и диковатых концептуальных игрищ до «Хроники пикирующего бомбардировщика», последнего и самого пронзительного «номерного» альбома «Коммунизма».



Студия «ГрОб-Records» заработала тогда уже на полную катушку – во всех смыслах этого слова. Опять же словно прорвало плотину, и хлынул поток, словно придуманный мир стал приобретать ясные и четкие очертания. Партизанские вылазки на гастроли, яростные и бескомпромиссные, буря и натиск в домашней студии, лихая работа в черном, не сбавлять обороты. Вскоре последовала и попытка «Гражданской Обороны» записаться на «настоящей студии», на репетиционной точке группы «Аукцыон», уже в полноценном на тот момент концертном составе «ГО». Но затея удалась только в рамках студийного концертника «Песни радости и счастья».

Егор Летов: «Эта запись возникла как курьез попытки живой записи цикла “Русское поле экспериментов”, который к этому времени был готов примерно из 40 песен. Мы базировались на точке “Аукцыона”, с очень хорошими барабанами, у них была 4-канальная студия, микрофон, Миша Раппопорт как звукооператор. Вообще была идея записать все это дело живьем. Как только случилось “время Ч” и вроде как началась живая запись, оказалось, что все не звучит как надо, то есть что-то звучит слишком чисто, перегруз невозможен вообще, страшного аффекта не получается. Эффект, как от хорошей пультовой записи (только без звука толпы). Стали мучаться ужасно, напрягать инструменты и аппараты, микрофоны, все получалась какая-то жалкая срань. Тогда, так как начиналось вечернее время, промучившись целый день, так и ничего не добившись ИСКОМОГО и ЗАДУМАННОГО, чтоб не напрасно пропадало студийное время, тут же сыграли живьем часть концертной программы того периода, разбавив ее несколькими веселыми хардкорами, накануне сочиненными на этой же точке во время репетиций: “Песня радости и счастья”, “Похуй нахуй” и т. п.



Ленинград, 8 июня 1989 года, Ленинградский рок-клуб, выступление «Гражданской Обороны» на VII фестивале Ленинградского рок-клуба, фото Юрий Чашкин.



Руководствуясь тогдашними критериями метража магнитоальбома (то есть примерно 30 минут), мы записали ровно столько, сколько было необходимо, и разъехались по домам. Позднее, месяца через три, чтобы заполнить определенную пустоту звука, мы снабдили ее стадионным шумом и назвали “Песни радости и счастья”».

Цикл из новых четырех альбомов «Война», «Здорово и вечно», «Армагеддон-попс» и «Русское поле экспериментов» в результате записывался опять в Омске, а из тех студийных сессий в Питере были использованы только «болванки» с барабанами и отдельными черновыми записями инструментов. Собственно, эта питерская история и стала первой и последней попыткой Летова записать что-то за пределами «ГрОб-Records». Зато омская ее часть была первым настоящим опытом полноценной работы в студии «Обороны» уже как группы: Егор, Кузьма, Джефф и Аркадий Климкин при участии Янки и ее гитариста Сергея Зеленского. С тех же питерских сессий пошли в дело и черновые болванки для альбомов Янки «Домой!» и «Ангедония», записанные в тот же период и тогда же пошедшие в народ. Собственно, Егор и Янка так тогда и выступали на концертах, вместе, с одними и теми же музыкантами, причем Егор по возможности предпочитал играть до Янки.

Егор Летов: «Первые “нормальные” электрические альбомы. Оба записаны вместе с четырьмя “Оборонскими”, поэтому на них лежит как бы некое звуковое подобие. Я задействован в качестве продюсера, аранжировщика, звукотехника и в ряде случаев в качестве музыканта (басс, гитары, шумы). Раздражающую меня этакую весьма скорбную, пассивную и жалкую констатацию мировой несправедливости, так заметно присутствующую в Янкином материале и исполнении, я решил компенсировать собственной агрессией, что мне в той или иной степени, как мне кажется, и удалось. Возможно, в результате возникло не совсем ей свойственное (а может быть, и совсем несвойственное), зато получилось нечто ОБЩЕЕ, грозное и печальное, что в моем понимании – выше, глубже, дальше и несказанно чудесней изначального замысла. Я крайне доволен тем, что все-таки родилось путем сложения наших, может быть, и противоположных векторов. И я еще раз повторюсь: все громче и чаще раздающиеся в последнее время многомассовые нарекания в мой тщедушный адрес – что, мол, я изгадил Янкины песни, чересчур ужесточив и испачкав “аккомпанемент” и общее звучание, я думаю, правомерны и сугубо справедливы. Да, я внес в ее песни несвойственную ей жестокость. Но посмотрите – что же все-таки из этого вышло, какой залихватский, вопиющий и нежданно-негаданный результат! В заключение хочу сообщить, что в эти альбомы вошли вкрапления из Янкиного тюменского бутлега “Деклассированным элементам”, что, на мой взгляд, их только усилило и украсило».

От себя могу добавить, что Янка результатом работы над этими альбомами была весьма довольна, прислав мне катушки с их записями. А когда Данила Ершов из новосибирской группы «Пищевые Отходы», будучи в приподнятом настроении и свойственном ему излишнем азарте, без спроса забрал пленки с «Домой!» и «Ангедонией» у меня из дома, Янка не поленилась съездить к нему в Академгородок, изъять их обратно и снова выслать мне по почте. Из подобных, казалось бы, мелочей и складывается многое. То, что понимаешь, из чего делаешь выводы. Это как в рассказе Людмилы Абрамовой о ее первой встрече с Владимиром Высоцким – когда она отдала совсем незнакомому человеку свой фамильный перстень, чтобы тот расплатился за устроенный им погром в гостиничном ресторане: «Он выкупил его потом».



Ленинград, 8 июня 1989 года, Ленинградский рок-клуб, выступление «Гражданской Обороны» на VII фестивале Ленинградского рок-клуба, за кулисами, фото Юрий Чашкин.

Русское Поле Экспериментов и Игра В Самолетики Под Кроватью

Ну а об очередном цикле из четырех новых альбомов «Гражданской Обороны» Егор спустя годы говорил так: «Это самая, пожалуй, бескомпромиссная, “некоммерческая” работа “ГО” (и вообще продукции “ГрОб-Records” наряду с деятельностью нашего с Кузьмой параллельного проекта “Коммунизм”), особенно это касается таких альбомов последнего, как “Веселящий газ”, “Сатанизм”, “Игра в самолетики”. Вообще трудно провести четкую разделительную черту между творчеством этих двух коллективов – песни, написанные для одного, перекочевывали в другой и обратно, использовались общие “индустриальные” и шумовые подложки, фонограммы, эффекты. Идеи, наконец.

Это высший пик брутальной звуковой дерзости, агрессии на тот момент, попытка достижения максимальной некомфортности, неудобоваримости для среднего слушателя. С одной стороны, это был риск потерять публику, с другой – возможность наконец обрести СВОЕГО. Настоящего, подлинного, идейного, врубающегося. Исходя из вышеописанной концепции, запись производилась с максимальными нарушениями норм звучания – прямое разделение каналов, голос, записанный с нарочитым перегрузом, утопленные, “размазанные” ударные, свистящие гитары, всяческий атональный шум и грохот».

Вплоть до 1989 года включительно практически все «номерные» альбомы «ГО» имели хронометраж в 30 минут – это было связано с условиями их дальнейшего распространения на магнитофонных катушках длиной в 375 метров на 19-й скорости, как раз по альбому на одну сторону. «Русское поле экспериментов», завершающая песня одноименного альбома, занимает практически его половину. Летов сочинил ее в 1988 году и исполнял еще до записи на акустических концертах. Она стала первым, но не последним его столь монументальным и суровым полотном, мгновенно разошедшимся на цитаты. Впрочем, та же судьба ждала и многие другие его произведения. Мучительная, нечеловеческая, страшная, бесконечная, очень часто ею концерты и завершались, после такой коды трудно что-нибудь добавить (хотя впоследствии и это правило, как и многие другие, самим Егором и было нарушено). Это потом ее будут петь хором полные залы, а тогда единственно возможной реакцией после последней фразы-цитаты «Вечность пахнет нефтью» виделись тишина и молчание. Как и у Янки с ее «Домой!» или «Ангедонией». И Егор прекрасно понимал, что в «Русском поле экспериментов» ему удался «запредельный уровень ПРЫЖКА выше собственной головы».

Посев и всходы

Тогда же, в 1989 году, Летов с Кузьмой отдали весомую дань своему раннему творчеству времен группы «Посев» и «Обороне» в самом ее начале, записав альбом «Гражданская Оборона» – «Посев». Егор Летов: «Группа “Посев” (Possev-Verlag) была создана мной (голос, ударные, басс) при участии Андрея “Босса” Бабенко (электрогитара), Евгения “Джона” Деева (басс) и иногда Олега Ивановского (акустическая гитара) где-то в конце 1982 года. Играли гаражный панк, хард-рок, психоделию, а также пускались во всяческие экспериментальные изыскания, текстовые и звуковые. За время существования было записано 11 альбомов и 2 “живых” джема, из которых сохранилась примерно половина. Качество ужаснейшее. Все это предназначалось сугубо для себя. До сих пор не распространялось и не распространяется (хотя, возможно, когда-нибудь будет выпущено ограниченным тиражом в виде сборника специально для коллекционеров и особых любителей).

Последний альбом “Посева” “Сделай сам” (в составе: Ивановский, я и Кузьма) был записан летом 85-го, уже во время активного существования “Гражданской Обороны”. С тех пор группа под названием “Посев” не воскресала ни в каком в виде. Данный проект “Гражданской Обороны” был записан всего за один день (06.09.89) во время сессионной работы над альбомами “Русское Поле Экспериментов”, “Армагеддон-Попс”, “Здорово и вечно” и “Война”, а также “Ангедония” и “Домой!” Янки. Это такой спонтанный сборник лучшего из “Посева” (того, что сразу всплыло в памяти), а также творчество Кузьмы до момента возникновения “Гражданской Обороны” (он играл в группе “Иван Морг и Мертвяки”). Записано с минимальным количеством наложений, вдвоем, с использованием барабанных дорожек, созданных и предназначенных для совсем других проектов мною и Аркашей Климкиным. Посильное участие (подпевки и кричалки) приняли Янка, Игорь Жевтун, Сергей Зеленский и Аркаша. Впоследствии весь записанный материал, колоритно перемежаемый реальными древними записями и вставками из “Посева” (83–85-й годы) и “ГО” (из альбомов The Best of “Г.О.”, Psychedelia Today, “История омского панка: части 1 и 2”; 84–85-й годы), составил двойник “История: ПОСЕВ 1982–85”, который был как бы разделен на две 35-минутные части: том 1 – “Детский доктор сказал: «Ништяк!»” и том 2 – “Сибирский мороз”. В данном альбоме присутствует все, записанное 6.09.89., а также различные, в основном ранее неизданные раритеты 83–85-го. Мы осознанно не включили сюда некоторые артефакты того же периода, в свое время вошедшие в вышеупомянутый двойник, так как планируем в дальнейшем опубликовать их отдельным изданием». Тут можно услышать много произведений Кузьмы во всей их красе: и будущий «гимн всех наших» «Зоопарк», и прочие «уникальные редкости и красоты».

Из официально вышедших и авторизованных Егором изданий альбом «ГО» «Посев» остается по сей день единственным столь подробным и скрупулезным обращением к истокам и началам. Все остальные сохранившиеся записи тех лет, кроме материала, вошедшего в вышеуказанный им самим двойной магнитоальбом «История: ПОСЕВ 1982–85», недрогнувшей авторской рукой занесены в категорию «бутлеги» и к выпуску в свет не планировались. В эту же категорию со временем перекочевал и двойной альбом 1989 года «Красный марш: раритеты 1987–89», сборник концертных версий и студийного брака с большим количеством «нелетовского» авторства и вокала. И еще в 1989 году Егор, сыграв к тому времени немалое количество сольных концертов, как квартирных, так и зальных, увековечил в студийной записи акустические версии своих песен.

Егор Летов: «“ВЕРШКИ И КОРЕШКИ” / “ВСЕ КАК У ЛЮДЕЙ”. Проект возник под давлением окружающих (в первую очередь – Янки), дабы зафиксировать в акустическом исполнении то, что в то время я регулярно исполнял на домашних квартирных концертах, в кругу друзей и знакомых, для себя самого и т. п. Причем зафиксировать максимально адекватно тому, как это должно быть сыграно и спето ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ. До этого на “ГрОб-Records” не было записано ничего подобного вовсе (не считая мини-альбома Янки “Не положено”), я воспринимал свое творчество сугубо в электрическом, забойном варианте – в акустике же играл вынужденно, поэтому идея создать исключительно простой альбом под гитару, составленный из собственных уже достаточно известных песен, при том что они должны иметь самостоятельное новое звучание и значение, не уступающее их электрическим версиям, – это было отчасти рискованно и уж точно занятно. Что-то вроде освоения новой территории. Так получился двойник “Вершки и корешки”, записанный 16–17, 19 сентября 89-го года во время пауз в работе над “Русским полем экспериментов” и электрическими альбомами Янки “Ангедония” и “Домой!”. Кое-где она помогала на подпевках, а также Кузьма – на электрогитаре. Бонусами являются всевозможные демо-версии только что сочиненных песен, часто сырые и недоработанные, периода 89–90-х, ранее не издававшиеся. Альбом разбит на две самостоятельные части – собственно “Вершки и корешки” и вторую – “Все как у людей”.

Это единственное на тот момент авторское воплощение акустической версии “Гражданской Обороны”, с которым я согласен полностью».



Ленинград, БКЗ «Октябрьский», 20 февраля 1990 года, Егор Летов, концерт памяти Александра Башлачева, фото Юрий Чашкин.



Не лишним будет тут заметить, что все масштабное переиздание бэк-каталога «Гражданской Обороны», осуществленное уже в 2000-е годы, во многом имело своей целью выпустить наконец в подобающем виде все альбомы проекта «Коммунизм» – это и было чуть ли не основной его задачей. Но выпускающая компания «Мистерия Звука» поступила иначе, переиздав все пластинки «ГО», а из «Коммунизмов» выбрав лишь те альбомы, которые не требовали «очистки» авторских прав на использованные там произведения многочисленных отечественных и иностранных композиторов и поэтов-песенников. И лишь сейчас, уже спустя годы после ухода из жизни Егора, это очень важное для него дело воплотилось музыкальным издательством «Выргород», постепенно выпустившим полный каталог «Коммунизма», именно таким, каким его подготовил к изданию сам Летов.

Максим Семеляк, журналист, близко друживший с Летовым в 2000-е годы, писал, предваряя это переиздание: «“Коммунизм” – это зазеркалье “ГО”; при всей их несомненной молекулярной идентичности “Коммунизм” куда активнее погружен в сферу бессознательного: не коллективного, но собственно коммунистического бессознательного. Егор Летов однажды назвал свои поздние альбомы “снами о войне” – в этом смысле альбомы “Коммунизмы” можно воспринимать как некие сны самой “Гражданской Обороны”. “Хроника пикирующего бомбардировщика” потому многим кажется самым знаменательным альбомом “Коммунизма”, что в нем как раз и случается это самое взаимопроникновение реальности и сна – в каждой композиции. Все, в сущности, просто – без “Коммунизма” нельзя понять музыку “Гражданской Обороны”, а без “Гражданской Обороны” нельзя понять местную музыку вообще».



Ленинград, БКЗ «Октябрьский», 20 февраля 1990 года, Егор Летов, концерт памяти Александра Башлачева, фото Юрий Чашкин.

Распад

Весной 1990 года Егор принял решение распустить «Гражданскую Оборону». Последнее выступление группы состоялось 13 апреля в Таллине, его аудио- и видеозаписи, выпущенные годы спустя, известны как «Последний концерт в Таллине». А последним студийным альбомом этого периода «ГО» стала пластинка «Инструкция по выживанию», записанная Летовым с помощью Игоря «Джеффа» Жевтуна и Кузьмы с 31 марта по 4 апреля и целиком состоящая из песен Романа Неумоева и его коллег по «ИПВ».

Егор Летов: «Идея возникла после телефонного разговора с Ромычем, верховным главой “ИПВ”, в котором он крайне красноречиво открестился от всего им безбожно созданного на поприще рок-н-ролла и категорически, наотрез отказался когда-либо и как-либо участвовать в записи собственных, сочиненных в 87–88 годах, но так и не записанных либо записанных до смешного неудачно замечательных песен (“Непрерывный суицид”, “Родина – смерть”, “Все пройдет”, “Хуй” и пр.). На мой вопрос: “Можно ли нам, «ГО», использовать в таком случае весь этот пестрый и горький скарб?” – Ромыч ответил не просто утвердительно, но и дал свое полное и абсолютное разрешение делать со своим материалом все что угодно, что и было претворено в реальность буквально в течение нескольких последующих дней, – никто не успел и рта разинуть. Я редко в своей жизни пел с большим кайфом и освобождением: после практически каждого дубля срывался голос и приходилось буквально ПРОЖИГАТЬ глотку каленым кипятком, чтобы приступить к следующему. После очередной записанной песенки следовало новое повторение весьма болезненной процедуры. Под конец горло у меня так распухло, что “Хуй” пришлось петь Джеффу, что он и исполнил столь НАИГЕНИАЛЬНЕЙШЕ, что это пришлось признать даже самому авторитетному Автору впоследствии.

Альбом получился на редкость живой и красочный, несмотря на то что записывался вопиюще просто».

Трибьют «ИПВ» вышел на славу: эти песни прозвучали столь мощно и убедительно в исполнении Егора, как они никогда до этого не звучали, словно он сам их и придумал (как многие его поклонники и считали впоследствии). И уж точно эта запись сыграла огромную роль в дальнейшей судьбе самой «Инструкции», разойдясь гигантским количеством копий и сделав «ИПВ» невиданную рекламу. Но не сказать, чтобы сам Неумоев был этому рад, а уже в 2000-е годы разногласия между ним и Летовым достигли точки невозврата, после чего концертное исполнение «Обороной» и Егором этих песен было полностью запрещено, равно как и переиздания альбома на физических носителях. И лишь в начале 2013 года виниловая пластинка под названием «“Гражданская Оборона” исполняет песни группы “Инструкция По Выживанию”» увидела свет в оригинальной версии (до этого, в 2002 году, фирма «ХОР» Евгения Колесова выпускала этот альбом на CD, ныне он является раритетом). Вызвав, как повелось, неоднозначную реакцию автора песен. Как говорил французский друг Владимира Высоцкого, музыкант, композитор и аранжировщик Константин Казански, записавший с Высоцким в Париже три пластинки, о своей работе с Юрием Шевчуком: «Деликатная задача. Трудный человек. Сам себе трудный». В 2016 году появилось и еще одно издание этого альбома на CD. Меня попросили тогда написать его анонс, что я с удовольствием и сделал: «Слово “долгожданный” в наше время изрядно обесценилось. Так уже давно пишут о своих релизах артисты всех жанров, даже если это вообще их первая запись и долгожданной она является разве что для самих музыкантов и их близких родственников. В случае с изданием CD “«Гражданская Оборона» исполняет песни группы «Инструкция По Выживанию»” данное слово можно смело писать без кавычек – выход новой редакции диска на цифровом носителе действительно ждали очень давно и с огромным нетерпением. CD выходит 10 сентября, в день рождения Егора Летова, и это тоже очень важная деталь – в отличие от дня ухода из жизни день рождения, – дата светлая и радостная, в эти дни хорошо делать подарки, особенно такие долгожданные и красивые.

Этот альбом, записанный за несколько весенних дней 1990 года, стал последней работой “старой” “Гражданской Обороны” – вскоре после ее завершения, 14 апреля 1990 года, был дан последний концерт “ГО”, известный как “Последний концерт в Таллине”. Сразу после этого группа (в том виде, в котором она существовала все предыдущие годы) была распущена, а сам Егор Летов занялся своим сольным студийным проектом “Егор и Опизденевшие”. Прощальная, как тогда казалось ему самому, запись “Обороны” получилась совершенно потрясающей по энергии и мощи, неистовой, сбивающей с ног и до животного ужаса настоящей.

История “ГО” на этой записи, как известно, не закончилась, но тогда об этом никто еще не знал. Это был первый опыт создания Егором альбома “Обороны”, целиком состоящего из чужих песен, – в данном случае изначальное авторство всех композиций принадлежит тюменской рок-формации “Инструкция по выживанию”. В дальнейшем слушатели не раз столкнутся с тем, как Летов, перепевая чужие песни, делает их “своими”, крепко связывая в сознании слушателей тот материал, который он использовал, с собственными версиями: достаточно вспомнить “Туман” или альбом “Звездопад”.

В записи, которая длилась с 31 марта по 4 апреля 1990 года на легендарной “ГрОб-Records”, принимали участие сам Егор Летов, Игорь “Джефф” Жевтун (один из основателей “ИПВ”, постоянный участник “ГО” в те годы) и сооснователь “Обороны”, ближайший соратник Егора Константин “Кузя Уо” Рябинов. Продюсером, как это всегда и было, являлся сам Егор, как никто другой умевший с помощью самых мизерных технических средств достигать максимального результата. В итоге эта запись на долгие годы заняла в альбомографии “ГО” важное место.

Данный альбом выходил на CD в начале 2000-х и давно уже стал коллекционной редкостью. Переиздание его в том или ином виде длительное время было невозможным из-за различных проблем. В какой-то момент Егор даже отказался от этой затеи – хотя оригинальные записи хранились в архивах “ГрОб-Records”, да и сам звук и мастеринг на первом издании оставляли желать лучшего. В 2013 году альбом был издан на виниле, тогда же было обещано выпустить его и на CD, но история переиздания затянулась на три с лишним года. Сейчас это наконец стало возможным, и альбом словно бы возвращается на свое законное место, причем в улучшенном и дополненном виде. Была проведена большая работа с реставрацией записей, их сведением и дополнительным мастерингом. Кроме того, диск дополнен семью студийными ауттейками – как с той же сессии, так и с последовавшей за ней сессии альбома “Прыг-скок” “Егора и Опизденевших”. В оформлении издания использована графика Георга Гросса, одного из любимейших художников Летова, как нельзя лучше иллюстрирующая те композиции, что звучат на записи».

Как бы то ни было, первый столь объемный и далеко не последний опыт записи, переработки и исполнения Егором чужих песен и превращения их в свои оказался более чем удачным.

Егор Летов: «Да какая разница – кто сочинил! Я уверен, что это и не Маркес сочинил. Все это и до него было. Вообще ВСЕ ВСЕГДА БЫЛО И БУДЕТ – это ЗНАНИЕ. Оно кругом. Вот – в деревне за окошком. В коте моем, который на матрасике спит. Знание не принадлежит никому лично. Так же как и мои песни в высшем смысле не принадлежат лично мне. Или наоборот – Знание принадлежит всем. Мне вот постоянно кажется, когда я встречаю что-нибудь НАСТОЯЩЕЕ, что это – я. Я впервые когда Doors услышал… или Love… или песню “Непрерывный суицид” – первое, что во мне возникло, это фраза: “Это я пою”. То же самое могу сказать и о фильмах Тарковского, и о Хлебникове, и о Достоевском, и о Вадиме Сидуре… могу до ночи перечислять. А что касается цитирования… Это очень здорово – взять и привнести что-то неожиданное и новое, красивое – в то, что уже… Это как взять и достать с чердака старую игрушку, сдуть с нее пыль, подмигнуть, оживить – и да будет Праздник! Понимаешь?»

Осенью 1990 года Летов собрал и смонтировал еще два больших сборника «Гражданской Обороны»: «ПОПС: 1984–90», как программное подведение итогов, Greatest Hits, Best, с использованием как известных версий, так и новых, ранее не опубликованных дублей и вариантов своих песен, и «Хуй через плечо: Уникальные редкости и красоты 1987–90», подборку разнообразных курьезов, студийного брака и концертных фрагментов. Группы «Гражданская Оборона» к тому времени давно уже не существовало.



Ленинград, БКЗ «Октябрьский», 20 февраля 1990 года, Янка Дягилева, концерт памяти Александра Башлачева, фото Юрий Чашкин.

Прыг-Скок

Группа у Летова тогда была уже другая, с намеренно нецензурным названием, максимально усложнявшим его упоминание в СМИ: «Егор и Опизденевшие». Как и в случае с ранней «Обороной», проект возник как сольный, и значительная часть материала первоначальной версии альбома «Прыг-скок. Детские песенки» была записана Егором в одиночку. В его близком окружении тогда даже бытовало мнение, что «Опизденевшие» – это разные ипостаси и сущности самого Летова, поочередно играющие то на гитарах, то на басу, то на барабанах, поющие на разные голоса, а потом все это воедино сводящие. Легенда сия была вполне в духе Егора, изрядно его веселила, и опровергать он ее в то время особо не торопился и даже поддерживал. На первых изданиях «Прыг-Скока» состав группы был указан следующим образом: Егор – вокал, голоса, гитары, басс, ударные, Джо Жевтун – басс, Кузя Уо – все прочее. «То есть ничего», как, смеясь, замечал потом Летов.

Егор Летов: «Вкупе с “Русским полем…” это, наверное, моя самая любимая, ответственная, выстраданная, немыслимая и дорогая мне работа. Создав эту штуку, я снова “вышел за флажки”, за свои собственные, во всяком случае, флажки. Я особенно имею в виду заглавный опус.

Песенка про дурачка составлена по большей части из обрывочных образов, словосочетаний и строк, которые я полубессознательно записывал, валяясь в энцефалитной горячке (!), которая предательски и достоверно посетила меня после очередной поездки на Урал. Связующим звеном явилось несколько переработанное древнерусское заклинание на смерть:

“Ходит покойничек по кругу,

Ищет покойничек мертвее себя”.

Стихотворение “Ночь”, будучи написанным в ночь с 9 на 10 мая, умопомрачительно и благодарно посвящается Александру Введенскому, поэту и соратнику.

Это очень важный и дорогой для меня альбом. Это, может быть, мои последние веселые и отчаянные патроны. И песенка про дурачка, и про плюшевого мишутку (песенка для Янки), и про мыша и камыша, и про червячков, и про отряд, так и не заметивший потерю бойца, и про прыг-скок, предпринимаемый из каленой стали в чудовищные дали…

Перец, соль да сахар».

Альбом имеет посвящение «лихой памяти Женьки Лищенко», того самого Эжена из группы «Пик & Клаксон», ушедшего из жизни после долгого и продолжительного заболевания, а также «выступлению сборной Камеруна на ЧМ по футболу в Италии, 1990».



Москва, 8–9 декабря 1994 года, 10-летие «Гражданской Обороны» в офицерском клубе академии Бронетанковых войск, Олег «Манагер» Судаков, фото Алексей Марков.



Как раз за пару часов до начала трансляции финала ЧМ-1990 между Германией и Аргентиной, по словам Егора, и была написана открывавшая пластинку песня «Про дурачка», одна из важнейших магических жемчужин Летова, исполненная здесь а капелла, без какого-либо инструментального сопровождения, путем наложения друг на друга нескольких голосов. Ну а заглавный «Прыг-скок», которым альбом заканчивался, длинный, монотонный и страшный, с подпевками Юльки Шерстобитовой, наполненный жутковатыми образами и похожий на мучительное откровение, действительно оказался чем-то сродни прорыву в другое измерение, по уровню воздействия встав вровень с так любимыми Егором западными образцами психоделической музыки. «Отряд не заметил потери бойца», еще одна ставшая вскоре «народной» песня, была написана Летовым ночью на даче у костра из черновиков. Спустя годы стало известно, что Егор в то время всерьез задумывался о добровольном уходе из жизни и, словно стирая свое прошлое, сжег черновики стихов. Песня «Свобода», изначально написанная как бонус к уже готовому «Прыг-скоку», но в итоге в него так и не вошедшая, в первом варианте так и называлась: «Последняя песенка моя». Но – «Только вышло по-другому, вышло вовсе и не так». Вспоминается, что альбомы 1990 года – «Хроника пикирующего бомбардировщика» проекта «Коммунизм», «Прыг-скок» и «Гражданская Оборона – Инструкция по выживанию» – поначалу вовсе не предназначались Летовым для массового распространения, напротив, катушки с их записями имели адресат «только для наших». В народ они, тем не менее, все равно в итоге пошли: студии магнитозаписи и сарафанное радио к тому времени трудились не покладая рук, да и интерес к «ГО» на тот момент действительно зашкаливал, и если бы не роспуск группы, можно было бы действительно собирать на концерты огромные залы, а то и стадионы. Предложения о подобном уже вовсю следовали как от старых знакомцев, вроде архивариуса ленинградского рок-клуба и концертного организатора Сергея Фирсова, так и от совсем суровых людей из сферы нарождавшегося дикого отечественного шоу-бизнеса. Отринув возможность получить большую славу и огромные деньги и в очередной раз избежав ловушки, в которую его заманивала ненавистная система, Егор сыграл в августе и ноябре 1990 года несколько сольных акустик, в Киеве и Ленинграде, после чего и вовсе прекратил на долгое время какую-либо концертную деятельность. Последний квартирник в Питере у Филаретовых, где Летов до этого играл акустики многократно, с трудом вместил всех желающих при полном отсутствии какой-либо рекламы. На этом первый период истории «Гражданской Обороны» закончился.

И вот наступила еще большая весна

Тем временем в стране и в мире происходили глобальные и необратимые изменения. Рушился Советский Союз, менялась карта мира, ярко разгорались локальные войны и национальные конфликты. В январе 1991 года Летов начал записывать свой «опус магнум», альбом проекта «Егор и Опизденевшие» «Сто лет одиночества», продолжая сочинять не только песни, но и стихи. Но теперь это был уже не сольный проект: в работе принимали активнейшее участие Константин Рябинов и Анна «Нюрыч» Волкова, ставшая на несколько лет соратницей и спутницей жизни Егора; играли старинный новосибирский приятель Летова Александр «Иваныч» Рожков, записавший с Летовым еще в 1985 году авангардный альбом «ГО» «ПСИХОДЕЛИЯ «ТУДЕЙ» (PSYCHEDELIA TODAY)» и участвовавший в работе над «Коммунизмами», и Игорь Жевтун. Работа растянулась для привыкшего все делать стремительно Егора на целых полтора года.



В мае 1991 года случилось непоправимое: погибла Янка. Ужас, охвативший всех нас в те дни, мучительное ожидание, растянувшееся с 9 мая, когда Янка пропала, до 17 мая, когда ее тело было обнаружено в реке Иня, необратимость потери надолго затмили все геополитические страсти, творившиеся вокруг. К тому времени Егор и Янка давно уже не были парой в традиционном, человеческо-обывательском понимании этого слова, но продолжали иногда видеться и писать друг другу очень трогательные письма, и связь между ними была уже на каком-то метафизическом уровне. И ее трагический уход был очень болезненным и сильным ударом для Летова. Обстоятельства смерти так и остались невыясненными, по официальной версии это был несчастный случай. Многие друзья Янки, и я в том числе, категорически отвергли версию самоубийства, несмотря на депрессию, которой она страдала в последние месяцы своей жизни. Выдвигались предположения о несчастном случае либо о нападении пьяных хулиганов. А что случилось с ней на самом деле, теперь уже, видимо, не узнает никто. После похорон Летов забрал у Янки дома все ее письма, черновики, пластинки и другие бумаги, остерегаясь, что иначе все это может либо пропасть, либо попасть в посторонние досужие руки. А в июне 1991 года в «ГрОб-Студии» был создан посмертный альбом-компиляция Янки под названием «Стыд и срам», созданный оставшимися членами ее группы и ближайшей Янкиной подругой Анной Волковой. За основу были взяты последние песни Янки, записанные в сентябре 1990 года в акустике в Новосибирске, а также отдельные, так никуда и не вошедшие треки из студийных записей разных лет в Омске и Новосибирске. Все электрическое сопровождение было записано вживую Егором Летовым, гитаристом Янкиной группы Сергеем Зеленским, Игорем Жевтуном и Аркадием Климкиным, также игравшими с ней на концертах, записывавшимися на альбомах, да и просто очень близко с ней дружившими. Ну а в финальной коде звучит нечеловеческой силы партия электрооргана в исполнении Кузьмы, словно душераздирающий и в то же время могучий и величественный реквием. И примерно тогда же Летов пишет песню «Офелия» для «Ста лет одиночества»: «Резиновый трамвайчик, оцинкованный май. Просроченный билетик на повторный сеанс». За долгое время, прошедшее со смерти Янки, многое и многими было сказано о ней и о Егоре сгоряча, в порыве необузданных эмоций и размышлений, да и просто зря. Спустя годы и мои собственные слова о некой вине Егора в ее уходе видятся мне крайне неразумными. К счастью, мы успели поговорить с ним об этом уже много позже и найти понимание, для меня лично это было крайне важно. А уж что чувствовал он сам в те страшные майские дни, можно только себе представить. По сей день гибель Янки остается для всех нас незаживающей раной.

Сто Лет Одиночества

Удивительная и невероятная пластинка. В этот период не было никаких концертов, да и старые друзья видели и слышали Летова крайне редко, часто месяцами не зная, где он, как он и что он. А Егор тем временем создавал нечто такое, что потом станет на долгие годы главным его «прыжком выше головы», по его же собственным словам. Альбом-икона, альбом-реквием, альбом-катарсис, в котором за внешней простотой и легкостью скрывались чудовищной силы энергии и вселенные. Изменилось почти все, от поэзии до музыки, появилась теперь уже совсем очевидная взрослость и звериная серьезность. Гигантское, монументальное полотно, снабженное на обложке для пущей и бащей красоты репродукцией иконы «О отшествии преподобного в пустыню от славы человеческия» работы Константина Рябинова и Егора Летова.

Егор Летов: «В 1991 году умерла Янка. На эту тему есть чудовищное количество спекуляций. Я не знаю, что с ней тогда происходило. Мы последний год почти не виделись. У нее тогда появился молодой человек, она с ним жила. Расставание прошло не самым лучшим образом – такой резкий разворот в разные стороны. У нее наметился очевидный крен в сторону коммерциализации, тип, все для людей, народ нужно воспитывать, нести им добро и так далее.

А потом мне позвонили и сказали – Янка исчезла. Мы пытались что-то предпринять, даже к знахарям и колдунам ходили. Это длилось две недели. И вдруг я понял, что она умерла. Ко мне прилетела бабочка в пять часов утра. Это был махаон, они в наших краях вообще не водятся. Бабочка села мне на руку, крепко вцепившись в нее. Я попытался согнать ее, но она крепко держалась. Так я и шел по лесу с этой диковинной бабочкой. Я знал, что это она со мной прилетела прощаться. Я тоже простился с ней. Она выслушала меня и улетела.

Когда умерла Янка, мы выпустили “Сто лет одиночества”. Мы писали его полтора года и вообще тогда не выступали. Это был благодатный период, о котором я сейчас могу только мечтать. Я бы вообще концерты не давал. Играл бы один концерт в год, но так, чтобы это был настоящий праздник. Я хочу заниматься студийной деятельностью. Но с финансовой стороны не давать концерты очень сложно. Раньше было проще. За “Прыг-скок” я получил $25 тысяч. Когда у тебя есть такие деньги, работать гораздо проще. Деньги дают художнику свободу. Тогда я думал только о творчестве. Мы не ездили на эти ужасные концерты, мы сидели и сочиняли с утра до вечера. “Сто лет одиночества” – свободная работа, на ней нет печати каких-то обязательств. Но когда я этот альбом выпустил, пришлось взять паузу. Тут многое наслоилось – кризис среднего возраста, стойкое ощущение надвигающейся старости, проблемы с выпивкой. Это тоже нужно было пройти».

«Опизденевшие» так и остались исключительно студийным проектом, как, собственно, и «Коммунизм». При этом оба альбома, «Прыг-скок» и «Сто лет одиночества», стали в итоге если не самыми главными, то уж точно архиважнейшими произведениями Егора Летова за всю его обильную и насыщенную студийную жизнь. Цельными и законченными при этом, словно пули, отлитые из свинца, или памятники, вырубленные из гранита. Катушки и кассеты с их записями затирались в те годы до дыр, а вышедшие в скором времени виниловые пластинки запиливались до хрипоты, под них встречали Новый год, отмечали праздники, их слушали наедине, радовались и печалились. Удивление, граничащее с откровением. Семь озорных шагов за горизонт.



Москва, 8–9 декабря 1994 года, 10-летие «Гражданской Обороны» в офицерском клубе академии Бронетанковых войск, фото Алексей Марков.

Это знает моя Свобода

В 1993 году Егор Летов решает вернуться к активной деятельности, как концертной, так и (что для многих стало совершенной неожиданностью) политической. В очередной раз удивив своих многочисленных слушателей и поклонников, он делает серию программных публичных заявлений.

Егор Летов: «Мы творим на сцене не музыку, это не традиционное искусство и, может быть, вообще не искусство. Это сродни языческой религии, магическому действу. Мы несем глобальные, солнечные, революционные ценности. Творчество – серьезное дело, как война, борьба, преодоление. Задача слушателя – преодолеть инерцию обыденщины. Это – не дискотека: не “разрядка”, наоборот, делюсь с залом своей энергией. Иногда – с избытком. Порою в зале вспыхивали побоища, беспричинные драки, поэтому мы в 1990 году прекратили концертировать. Многое тогда было неясно, но теперь ситуация в стране изменилась. Задача – сокрушить темные силы, высасывающие в черную энергетическую дыру социальную энергию народа, пробудить гнев и направить на революцию. Поэтому наши концерты сейчас – больше политика, чем что-то другое. Власти страшатся наших слов… Но нас не запугать, и нам верят: если готов отдать жизнь, значит, есть ради чего жить».

В октябре 1993 года Егор и Кузьма появляются у мятежного Дома Советов в Москве, где Егор выражает слова поддержки опальному парламенту и призывает собравшихся к восстанию против антиконституционного переворота. После расстрела Белого дома и подавления мятежа Летов впадает в настоящее отчаянное сопротивление действующей власти. Вместе с Эдуардом Лимоновым и Александром Дугиным они создают Национал-Большевистскую партию, начинают выпускать газету «Лимонка», параллельно сообщая о новом патриотическом движении «Русский Прорыв», музыкальной акции прямого действия. В «Русский Прорыв» наряду с «Гражданской Обороной» влились «Инструкция по выживанию» Романа Неумоева, группа «Родина» Олега Судакова, а сочувствие и поддержку движению выразили также вернувшийся в это время на сцену Вадим «Черный Лукич» Кузьмин и многие другие музыканты, соратники, как предпочитал их называть Егор. Ультраправые и леваки, анархисты и идеалисты, отчаянные националисты и радикальные коммунисты – публика тогда под этими знаменами собиралась весьма дикая и красочная. Неминуемый раскол среди тех, кто до этого момента любил и слушал «ГО», последовал незамедлительно. Лейблы и музыкальные магазины демонстративно отказывались от продажи и распространения чего-либо, так или иначе связанного с Летовым, не отказывая себе в удовольствии делать громкие заявления по этому поводу. Средства массовой информации, высказав свое мнение о происходящих с Егором переменах, вводили негласный, но очень действенный бойкот на любое упоминание его самого, его группы и его деятельности, бойкот этот в той или иной мере продлится несколько лет. Собственно, уже с первой пресс-конференции с участием Летова многие удалялись чуть ли не бегом, то же самое касается и первых больших концертов под флагом «НБП» и «Русского Прорыва». Бойкот не был таким уж стопроцентным, но публичных платформ для высказывания у Егора осталось не так много: фрагментарная профильная музыкальная пресса, переживавшая тогда далеко не самые лучшие времена, и патриотические издания, круг читателей которых был весьма специальным.



Москва, 25 сентября 1999 года, интернет-кафе «Скрин», концерт Егора и Сергея Летовых, фото Геннадий Авраменко.



Егор Летов: «Вся история человечества – это борьба Идеалов и Интересов. Мы стоим на стороне Идеалов, даже если это дело заведомо проигрышное. “Проигранное дело поэзии…” А против нас воюют Интересы – вот придут коммунисты, отберут у меня мою лавочку. Поэтому на стороне Ельцина нет ни патриотов, ни вообще каких-либо идеалистов, даже “демократов”, и собрать вокруг себя людей он может только одним способом – постоянно запугивая гражданской войной и тем, что отберут собственность, “мою личную”, пусть даже это полушка, заработанная в переходе. За Ельцина – только страх, вот они от страха и собрались вокруг него, все эти “Голосуй или проиграешь”, все эти рокеры, вся эта мразь. А с другой стороны очень хорошо видно, кто чего стоит».

Будет Новый День

Самый дикий скандал случился, когда 28 мая 1994 года популярнейшая «Программа А», руководимая недавно ушедшим из жизни Сергеем Антиповым и выходившая на центральных российских телевизионных каналах, не только устроила профессиональную съемку концерта «Гражданской Обороны» в рамках акции «Русский Прорыв» в Москве, но и выпустила Егора Летова в прямой эфир, где он сделал серию программных политических заявлений на всю страну, прямым текстом призывая к вооруженному восстанию. После этого телефон московской «штаб-квартиры “ГО”», указанный сгоряча Летовым в эфире, постоянно разрывался от звонков, а гастрольную деятельность группы по России и на Украине было уже не остановить.

Егор Летов: «Только пламя революции поможет миру родиться заново, сотворит мир новый. Мне всегда была близка революционная эстетика: взрыв пассионарности, огненно-революционные ценности, наибольший накал ее я вижу в 1917–20-х годах. Мне кажется, что потом все несколько угасало, с каждым последующим периодом – система умирает без огненного стержня… Искры революции – это искренность, утверждение ценностей от сердца. Без этого – ничего. Андрей Платонов после революции ходил по деревням – и там ему говорили, что теперь, после революции, не будет больше смерти. И когда какой-то дедушка умер, все поняли, что что-то не так…»

В концертный состав «ГО» времен «Русского Прорыва» и вообще в 1990-е годы, после возвращения группы на сцену, входили наряду с Егором и Кузьмой барабанщик Александр Андрюшкин, гитарист Игорь «Джефф» Жевтун и бас-гитарист Аркадий Кузнецов. Чуть позже в группе появились Евгений «Махно» Пьянов, игравший на гитаре и басу, и гитарист Евгений «Джексон» Кокорин («ИПВ», «Чернозем»), сменившие соответственно Джеффа и Аркадия Кузнецова. Но, вообще говоря, за всю историю «Обороны», как студийную, так и (в особенности) концертную, говорить о постоянных составах приходилось крайне редко – участники призывались и отзывались, иногда возвращались обратно, меняли инструменты и так далее. Относительная стабильность наступила только в самый последний период деятельности Егора и группы, в 2000-е годы, когда в коллективе всего лишь раз поменялся барабанщик.

Но не гастролями едиными, как говорится: именно в этот период Егор активно сочиняет песни и стихи, а также приступает к записи сразу двух альбомов. Работа над которыми оказалась весьма непростой.

Солнцеворот, или Невыносимая Легкость Бытия

Егор Летов: «“ГрОб-Студия” – это очень сложная кухня. В 1995 году наконец-то появился восьмиканальник, пульт фирменный. Писали альбом, который оказался очень тяжелым. Писали его при задействовании огромного количества стимуляторов, наркотиков. В этих альбомах ни одной, наверное, ноты, сыгранной или спетой в нормальном, “трезвом” состоянии. Все делалось на износ». (Важное замечание – Егор никогда не употреблял стимуляторы внутривенно, имеются в виду не первитин и прочие амфетамины, а разнообразные таблетки «аптечного происхождения», сиднокарб и тому подобное. Ну и, конечно, ЛСД.)

Нет ничего удивительного, что оба альбома, выпущенных сначала на аудиокассетах, а потом и на CD, прошли в то время для прессы как бы незамеченными, а если и встречались отзывы, то по большей части нелицеприятные или в лучшем случае недоуменные. «Идея появилась после октября 1993 года. Мы поняли, что не можем оставаться в стороне. Наше оружие – что можно было сделать в то время – это музыка, песни. Первая идея была – записать что-то вроде двух больших сорокапяток, где были бы задействованы “ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ”, “ДК”, “ЧЕРНЫЙ ЛУКИЧ”, мы, может быть, еще кто-нибудь. Я сочинил тогда песни “Родина”, “Победа”. Но постепенно выяснилась невозможность такого проекта – по причине тяжелой ситуации, в том числе финансовой.



Москва, интернет-кафе «Скрин», 26 сентября 1999 года, онлайн-видео-конференция с Егором Летовым, фото Геннадий Авраменко.



Затем стало понятно, что замысел перерастает во что-то большее… В 94-м году я сочинил почти все песни из вышедшего двойника – “Солнцеворот” и “Невыносимая легкость бытия”, они писались как одно целое. Записывать стали в 95-м. У меня принцип – “сделай сам”, так что начали работать в домашних условиях, на “Олимпе”. Когда записали первые 9 песен, наш бывший директор Евгений Грехов неожиданно (для меня) привез цифровой восьмиканальник, и пришлось затратить около десяти месяцев, чтобы адаптировать записи с “Олимпа” для цифровых записей. На самом деле, это была ошибка, надо было, конечно, записывать все заново, а то невозможно состыковать по звуку ни орган, ни голос… Затем, когда мы наконец-то все состыковали, довольно быстро записали болванки обоих альбомов. Технически запись сделана довольно интересно, потому что там много хитростей – например, играют восемь гитар в унисон… Мы сделали такой звук, какого, вероятно, нет в природе. Мы полностью добились того, чего хотели. Если, например, об альбоме “Сто лет одиночества” я мог говорить, что мы максимально приблизились к тому, что хотели выразить, то здесь – сделали все, как надо, хоть и ушло чудовищное количество времени и энергии. Присутствует и метафизический план, неотделимый от нашего творчества. Как только записали альбом – около года назад, – из группы неожиданно, в последний момент, ушел Кузьма (Рябинов). Как раз когда он должен был подкрутить ручки и отрегулировать свой бас. Они очень разные, хотя – части единой работы, отражающей нашу жизнь в коммуне почти за полтора года. Я сначала хотел сделать альбом “Новый день”, куда вошла бы песня “Родина” и так далее, – боевой такой альбомчик, минут на тридцать. Потом он еще больше оброс песнями. В окончательном варианте первый альбом – “Солнцеворот”, там обложка просто роскошная. Это – прямое руководство к действию. Второй альбом – более философский, что ли… Там – о том, что нужно осмыслить для действия. Мне неловко говорить – то есть работа закончена, мы победили… Лучший альбом, наверное, если уж и не всего рока, то наш, во всяком случае. Впрочем, в нем самом все сказано».

Впрочем, никакой «информационной поддержки», рецензий и прочих атрибутов нарождавшегося в России доморощенного шоу-бизнеса «Обороне» не требовалось ни тогда, ни раньше, да и позже. Пусть эти песни теперь не так быстро «уходили в народ», как в прежние времена, но сам-то Егор прекрасно понимал, причем всю свою жизнь, что он сделал сильную вещь, и вещь эта работает, и будет работать еще сильнее, дайте только срок. Ну а сами песни всего десятилетие спустя будут называть шедеврами и откровениями, от «Мертвых» до «Дембельской», от «Забота у нас такая» до «Нечего терять», не отказывая этим могучим полотнам в цельности и завершенности. Ну разве что кроме названий самих альбомов: в 2005 году при переизданиях «Солнцеворот» стал «Лунным переворотом», а «Невыносимая легкость бытия» – «Сносной тяжестью небытия», как говорил Летов, «чтобы сбить пафос». Стена звука, бесчисленные гитары и голоса, хлесткие и точные образы, море музыки и инструментальных фрагментов, гаражная психоделия и бесконечные коды – и при чем тут вся эта нелепая музыкальная критика, этого тогда не заметившая или сделавшая вид, что не заметила.



Москва, октябрь 1999 года, Егор Летов, фото Геннадий Авраменко.



Егор Летов: «Вероятно, опустошенность – неверное слово. Победители – мудрые люди, и у каждого из них – состояние свершения, а оно печальное. Мудрый человек – он платит всем своим, самим собой, чтобы было хорошо другим. Это необходимая жертва. Есть притча: пока ты поднимаешься на гору, думаешь, что это самое главное, но вот поднялся, а там спуск, и еще одна гора, еще выше и страшнее первой, и далее. Я верю, что история человека и человечества не круг, а спираль, стремящаяся все выше и выше вверх».

Страна безмолвия и тьмы

После записи и выпуска «Солнцеворота» и «Невыносимой легкости бытия», сочинения стихов, активной концертной деятельности, политических заявлений и прочих атрибутов прилива жизненной энергии у Егора было ощущение, что прямо сейчас поток живого творчества хлынет из него с утроенной силой. Он даже говорил мне весной 1997 года: сейчас, мол, пойдут стихи, я это чувствую. Но вместо этого случилось совсем обратное, и Летов замолчал на несколько лет, продолжая регулярно давать концерты, но не написав при этом ни одной новой строчки.

Егор Летов: «Это бывает по-разному. В основном это возникает как некий образ, появляется определенная ключевая фраза, на которой строится песня. И, как мясо обрастает вокруг кости, вокруг этой фразы все выстраивается – текст, музыка и т. д. В песне “Поздно” – это одна из лучших песен из последних альбомов – ключевой была фраза “живые звери”. Она появилась после того, как у меня умер кот. У меня вообще в доме живут три кота. И кот, который у меня 11 лет прожил и был прямо как мой сын… Я чуть с ума не сошел. Я был действительно на грани помешательства. Мы многих друзей схоронили из нашей команды. Но люди слишком любят жизнь для того, чтобы быть живыми. “Слишком странный, чтобы жить, слишком редкий, чтобы умереть” – это про нас. У животных нет сознания для осознания смерти. Даже у детей оно есть. Поэтому людей не жалко по большому счету. Просто человек защищен каким-то образом сознанием этого конца. А они нет. И после смерти кота у меня было ощущение какой-то безысходности. Это какая-то дыра чудовищная, которая уже ничем не затягивается. Месяца два у меня все это крутилось в голове, пока не возникло “живые звери – ясные глаза – передозировка на все оставшиеся времена”».

Политика в то время пока еще никуда не делась из жизни Егора, хотя он уже в полной мере понимал, что многие оппозиционные деятели его просто используют как популярного молодежного идола. Приманку, ловушку, не то чтобы совсем уж для дураков, но именно как человека, которому верят и за которым готовы будут пойти куда угодно.

Тогда же, весной 1997 года, у нас с Егором состоялся очень длительный разговор по междугороднему телефону, фрагменты из которого в итоге были оформлены как интервью под чутким руководством и редактурой его самого.

Алексей Коблов (далее А. К.): Выходят сразу два альбома?

Егор Летов (далее Л.): Да. Первый – «Солнцеворот», как бы 1995 года, второй «Невыносимая легкость бытия» – 96-го.

А. К.: Ты заметил, что дистанция между «ГО» и публикой – все больше?

Л.: Она с каждым годом все растет и становится все непреодолимее. С другой стороны, кто с нами остается сейчас – люди, которым это необходимо… Голландцы снимали репортаж и опрашивали всевозможный народ на концерте. Один сказал, что ему наплевать, фашисты мы или коммунисты, самое важное, что мы выражаем эмоции, которые он испытывает постоянно. Мы эти эмоции выражали и выражаем, а людей, которые их испытывают, становится все меньше.

С другой стороны, появляется определенный контингент, причем совсем молодежный, то, что называется пацаны, которые что-то слышат и понимают не на уровне интеллекта. К которому мы никогда не обращались.

Все, что мы делаем, – это эмоциональное все-таки дело. Во всяком случае развесистая дуля всей этой мрази… для всех БэГэ там и для всего этого дерьма. В целом я удручен, потому что поколение мы проиграли. В большинстве своем это, конечно, подонки, мразь.

А. К.: В знаменитом интервью в «Контр Культ Ур’а» № 3 ты говорил о смерти духа. Что ты скажешь сейчас?

Л.: Не могу в двух словах, конечно, объяснить. Ситуация абсолютно плачевная, всем ясно. В политическом плане мы уже не люди. Все, мы хуже албанцев. Судя по последнему футбольному матчу с Кипром – хуже киприотов. Смерть духа? На Западе она уже давно произошла. У нас – не знаю, но уже близко.

Если народ выбирает Ельцина, так чего этот народ достоин?

Политика сейчас для нас стала жестокой реальностью. Если не оказываешь сопротивления, имеешь неприятности, унижения и притеснения все большие. И если народ соглашается, причем в самом плачевном и позорном смысле, чего тогда ожидать? Грядет либо катастрофа, либо революция.

Мы начинаем новый этап «Русского Прорыва». Я надеюсь, что к нему присоединится «КАЛИНОВ МОСТ». Предварительное согласие на этот счет вроде бы есть.

А. К.: Для тебя самого Сибирь остается по-прежнему чем-то особенным?

Л.: Конечно, но если говорить о населении… У нас разруха, как и везде, но мелкая, вялотекущая. В Москве заметно расстояние между верхами и низами. У нас от голода никто не мрет, бомжей не такое изобилие, бандитов поменьше. Но в целом ощущение откровенной децентрализации. Москва – наплевать, страны единой тоже нет. Живем здесь сами по себе, скоро у нас деньги свои наверняка появятся… Колчаковщина такая. Так что все, началось.

А. К.: А что для тебя есть Родина?

Л.: Родина для меня – Советский Союз. Я здесь родился.

А. К.: А ощущение Родины?

Л.: Ощущение Родины – это язык, ландшафт, это идея, определенная идеология, символика, традиция, эстетика и мораль. Сейчас эстетика нашего государства российского – другая, мораль – другая, вообще никакой нет, территория – и та уже не та…

Распад полный. Смердит кругом. Я ездил по стране с «акустиками» этак года три достаточно интенсивно. Весьма удручающее впечатление. Особенно после того, как войну в Чечне проиграли. Собственно говоря, не проиграли, а… сдали.

А. К.: Ты выступал последние годы с концертами на юге России?

Л.: Да, там у меня на концерте было больше половины народу в зале тех, кто в Чечне воевал. Контрактники, казаки. Отличнейшие люди. Дарили патроны на память.

А. К.: Твоя публика поменялась?

Л.: Я думаю, нет. Та же самая, только еще более злая и яростная. Так же как и я, ставший еще более националистом и еще более коммунистом.

Она сменилась после возникновения «Русского Прорыва», разделившись в целом на два лагеря: первый – эстеты, интеллигенты, «демократы». И вторая часть публики – живая, деятельная, боевая. Экстремисты. Вояки. Публика у нас – красочная. Это и националисты, и ультракоммунисты, и, разумеется, анархисты, и просто – яркие люди.

А. К.: В свое время ты говорил, что одиночки опаснее для социума, чем целое движение.

Л.: Когда творческие одиночки собираются в стаю, происходят революции, тогда происходит самое страшное для этого тоталитарно-обывательского мироустройства.

Теперешний режим и есть режим одиночек. Настоящих, клинических, идейных. Всех этих краснопиджачных, которые друг друга боятся, понимаешь? Демократия – это и есть режим, где каждый сам по себе, где у каждого свой особняк; против них идут массы…

А. К.: То есть с появлением «Русского Прорыва» был избран путь коллективного спасения?

Л.: Да. В этом смысле мы смыкаемся с православием, с истинным христианством.

А. К.: А что повлияло на такой выбор для тебя лично?

Л.: Что значит: повлияло? Если бы было необходимо личное спасение, я бы группу не собрал.

А. К.: А были люди, к мнению которых ты прислушивался?

Л.: Прислушиваться я, конечно, прислушиваюсь. Я могу много назвать людей, кого я уважаю, но мнение всегда сугубо свое. Мне очень нравится Александр Зиновьев. В принципе я читаю «Завтра», «Советскую Россию», но, наверное, ближе все-таки Зиновьев. Но я не могу сказать, что они на меня влияют. Я с ними солидарен.

А. К.: В прошлом году умер Сергей Курехин, с которым ты был знаком.

Л.: Очень, честно говоря, жалко, что мы с ним так и не записались, хотя ужасно хотелось.

В первый раз я с ним играл очень давно, году этак в 1983-м, в Москве… Это был один из первых концертов, когда я на сцене появился. Но в целом это был блистательный мистификатор-пианист. Мы ему с Кузьмой стих посвятили, памяти его.

А. К.: Ты как-то говорил в одном из интервью о том, что творчество граничит со смертью и смерть является главным вдохновляющим фактором.

Л.: Конечно, такое может быть. Но я бы сейчас выразился иначе. Особенно после моих экспериментов с ЛСД (года, наверное, четыре на них ушло). Смерти нет, есть нечто другое. Испытание. Подвиг. После ЛСД я убедился в том, что воля человеческая безгранична. И сила человеческая безгранична, и сила творчества, ума и т. д.

А. К.: А свобода?

Л.: Свобода, ну я скажу известную фразу: высшая свобода – это отказ от всей свободы (смеется).

Свобода с точки зрения политики сейчас – это нивелирование всех ценностей, которые имели значимость доселе. Слова чего-то стоят, когда ты можешь за них жестоко поплатиться, страшно жестоко. Когда тебя убьют за эти слова. При свободе слова все слова – болтовня.

А. К.: А что долг для тебя в таком случае?

Л.: Долг?.. Долг – это Родина. Это – сопротивление. Это – война. Это – правда. Это то, что ты должен сделать в этом мире.



Вологда, 29 апреля 2006 года, концерт «Гражданской Обороны» в клубе «Кислород», фото Алексей Устимов.



Вологда, 29 апреля 2006 года, концерт «Гражданской Обороны» в клубе «Кислород», фото Алексей Устимов.



А. К.: Почему ты вернулся к названию «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА»?

Л.: Ну как, это – символ. Это центр, откуда все берется. Вокруг которого кучкуются всевозможные проекты – КОММУНИЗМЫ, сольники и т. д. «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА» вообще группа… Да, это панк, да, но панк очень психоделический. И до сих пор я считаю, что единственный такой в стране. Больше таких групп я не слыхал и вообще.

А. К.: Теперь хочу тебя спросить о твоей самореализации.

Л.: Реализовался я на 100 %, причем это могу сказать без всякой ложной скромности. Об этом очень хорошо Ринго Старр как-то сказал: на определенном уровне однажды берешь барьер 100 % и выше этой планки ты не шагнешь, понимаешь, не бывает 200 %. Ну а потом опять берешь 100 %, опять, понимаешь? Ну пока я живой… я еще не устал.

А. К.: Артем Троицкий как-то сказал: «Андеграунда у нас нет. Ну разве что – “ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА” какая-нибудь».

Л.: Троицкий очень хорошо в свое время где-то заметил, что ему не импонируют такие люди, как «ГО», потому как – «мизантропы». Ну это правильно в некоторой степени. Мне больше животные «импонируют». Я могу это констатировать, можешь даже в статье это напечатать. Да, я хожу ежедневно в лес, потому что в лесу гораздо лучше, уютнее, реальнее, чем на улицах, в жилищах. В лесу я себя чувствую ДОМА (смеется), на улицах я себя чувствую, ну как медведь по улице идет. Как слон. Как мышь. Как гроб на колесиках.

Ты меня спрашивал относительно потенции творческой и т. д., мы вот все это время звереем, понимаешь, год от года, чудовищно, то, что нас тут ожидает, – это из области кометы, которая разорвется на части. Мы озверели. Мы группа озверевшая. Насчет андеграунда: не знаю, я вообще не представляю себе «зависимого» рока. Это нонсенс.

А. К.: Ты слушаешь новые группы, которые у нас появляются?

Л.: Нет, не слушаю. Да у нас ничего и не появляется.

А. К.: Где ты давал концерты в последнее время, когда будешь в Москве?

Л.: В Москве буду играть 16 мая, в «Крыльях Советов». Выступал в Белоруссии две недели назад. Это дело нужное и хорошее. Надо поддержать Лукашенко, он классный человек. Нам бы его вместо Ельцина.

И в то же самое время состоялся еще один наш с ним разговор, тоже опубликованный, сильно перекликающийся с его монологами в патриотической прессе начала 1990-х годов, и еще более свирепый.

А. К.: На выборах ты выступил в поддержку Зюганова… Зюганов проиграл. А ты?

Л.: Я тоже. Тоже проиграл. Шел по улице и ничего не боялся. Плечами толкал. Стыдно мне было за всех этих встречных, позорно. Да и дело-то не в Зюганове, собственно. Дело в идее, в символе. Кто такой Зюганов? Но то, что он олицетворял, символизировал, – было то, что надо. Национал-патриотический фронт. И ясно это было всем – и нашим, и вашим. В настоящее время единственный кандидат от оппозиции, национал-патриотической оппозиции, реально способный изменить ситуацию в стране, а стало быть, и в мире, – Александр Лукашенко. Сам факт того, что инициатором создания союза Белоруссии и России, новой славянской империи, собственно Советского Союза, является именно он, говорит сам за себя.

А. К.: Ты считаешь себя националистом?

Л.: Я советский националист. Родина моя – СССР. СССР – это первый и великий шаг вдаль, вперед, в новое время, в новые горизонты. СССР – это не государство, это идея, рука, протянутая для рукопожатия, и слава и величие России в том, что она впервые в истории человечества взяла на себя горькую и праведную миссию прорыва сквозь тысячелетнее прозябание и мракобесие, одиночество человека к великому единению – к человечеству. Я верю, верую во Всемирную, Вселенскую революцию и готов воевать за нее и словом, и делом, как это делали мои доблестные предшественники, учителя и соратники от Достоевского до Маяковского, все те, кто всегда был против лжи, равнодушия, упадка, смерти. В 1917 году наша страна сделала первый шаг на пути к истине – не бывать ему последним!

А. К.: Понятно. А кого ты считаешь в таком случае своими соратниками по духу?

Л.: Я бы сказал, это соратники, скорее, не по духу, а по борьбе на едином метафизическом фронте. Это Сидур, Муратова, Введенский, Артур Ли, Херцог, Платонов, Маркес, Генри Миллер, Тарковский, Филонов, Грюневальд, И. Христос, Кундера, Прометей, Терентьев, Крученых, Бруно Шульц, Высоцкий, Шукшин, Вера Матвеева, Ван Гог, Кобо Абэ, Бергман, Шпаликов, Бердяев, Гоголь, Исикава Такубоку, Норштейн, Г. Гросс и т. п.

А. К.: Нет ли у тебя ощущения, что ты задействован некими силами в незримой партии в качестве шахматной фигурки?

Л.: Задействован, не задействован… Солдат, воюющий за Родину, матрос, затыкающий амбразуру, сгорающий Гастелло – это фигурки? Война за правое дело – партия? Я, несомненно, ощущаю силу за своей спиной, но дело в том, что я не соотношу в себе свое настоящее «я», истинную суть со своим эго, телом или паспортными данными. Я и есть та сила. В некотором роде мы – одержимые воплотители, исполнители очень хорошего дела. Отдавая себе в этом отчет или нет, каждый из нас делает то, что должен или может.

А. К.: Чем для тебя является рок?

Л.: Рок, каким он был в 60-е годы и каким он воистину должен быть, – живейшая и искреннейшая форма народного творчества нашего времени, преследующая сугубо революционные цели – изменение как существующего порядка, жизненного уклада, так и сознания самого автора-исполнителя и «слушателя-потребителя». Рок – это революция, это бунт через борьбу, через преодоление, прогресс, движение, взламывание тугой скорлупы инерции и застоя. Именно эти цели рок и обязан преследовать и самым жестким, и самым пламенным образом.

А. К.: Инерция, по-твоему, – основная причина социальной катастрофы?

Л.: Две беды – инерция и обыватели. Именно из среды обывателей пышно произрастают вся наша «новая буржуазия», мафия, вся лакейская демократическая мразь. В известном смысле все мои песни, все мое творчество всегда были направлены против той пресыщенной, алчной, лакейской прослойки граждан, учиняющей ныне беспримерно циничный, чудовищный раздор и поругание нашей отчизны, оглушительно ратуя за некие «общечеловеческие ценности», сводящиеся к идее собственного ожирения за счет обирания и удушения ближнего своего.

Что касается инерции – мой жизненный опыт самым наглядным и жестоким образом ежедневно доказывает мне, что, ежели не сопротивляться, «собрав всю волю воедино», накатывающему на тебя жизненному потоку, колесу инерции, рутине бытия, пустить себя на самотек, неизбежно наступает самая плачевная, самая позорная, самая омерзительная и чудовищная развязка ситуации, в которой находишься. Ясный взгляд и жесткий непрерывный контроль необходимы в каждом действии, в каждом помысле, иначе неминуемо оказываешься втянутым в самый зловонный водоворот собственных нечистот и крайне плачевных обстоятельств. Все беды – от безделья, безволия и равнодушия. А Царствие Небесное, как известно, силой берется.

Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, не сдавшись, как это сделали Янка, Башлачев, Селиванов и другие мои братья и сестры по оружию и фронту. Они победили, попрали в первую очередь свирепый закон самосохранения, в конечном счете – саму смерть. Те же, кто остается после них, обязаны удерживать как свои, так и осиротевшие участки фронта и воевать за себя и «за того парня». Фронт держится на нас, нельзя нам умирать от слабости, тоски и безволия, мир держится на каждом из нас – истинно живом.

А. К.: Что ты хочешь сказать своим слушателям?

Л.: Ну что, долго еще будет продолжаться беспредел на нашей земле?! Верните себе честь, мужество и достоинство, позорно и бессовестно вами утерянные.



Егор Летов: «Вот Махно тоже считал, что в 1919 году совершил третью мировую революцию. И в принципе так оно и было. То, что он хотел сделать, сделал. Это был первый в истории прецедент свободного государства и действительно коммунизма. Мы тоже сделали революцию. Но не то что ее никто не заметил. Кому надо, те заметили. Например, наши поклонники. Просто эту революцию не приняло большинство комфортно настроенного народа. И всякие критики троицкие сделали максимум, чтобы это задавить. Но люди, которые все поняли и приняли, стали консолидироваться в подпольные группировки. И эта консолидация, я считаю, сейчас достигла апогея. Возникла новая формация, новый народ, который не принимает “красных пиджаков” и той “культуры”, которую сейчас навязывают. Вернее, которая уже навязана всем безвозвратно. Я имею в виду то, что представляет собой сейчас Москва, телевидение наше, газеты, радио, политика и т. д.».

Окружающий социум тем временем стал снова замечать существование Летова и «ГО», да и бойкот в СМИ постепенно стал прекращаться: многие известные таблоиды начали просить Егора об интервью, публиковать рецензии и отзывы о концертах. И он почти ни от чего не отказывался, стараясь при этом следить за подачей материала и тем, как на него реагирует общество. Его по-прежнему расстраивало происходящее вокруг, и он по-прежнему старался на это влиять, воспринимая свою миссию избранного и визионера как долг и ответственность, прежде всего перед своим собственным миром.

10 сентября 2014 года, в день, когда Егору исполнилось бы 50 лет, меня попросили вспомнить, как именно проходило снятие этой условной информационной блокады. Мне это было несложно сделать: «В 1990-е годы Летова не то чтобы полностью игнорировали в прессе, но после знаменитого прямого эфира на федеральном телевидении в “Программе А” в мае 1994-го, во время которого он прямым текстом обличал власть и призывал к вооруженному восстанию, некая форма бойкота все же началась.



Вологда, 29 апреля 2006 года, концерт «Гражданской Обороны» в клубе «Кислород», фото Алексей Устимов.



Егор также стоял у истоков НБП вместе с Лимоновым и Дугиным, что никак не добавляло ему симпатии демократически настроенных граждан. Визионер, революционер и романтик, он не раз ставил общественность в тупик неожиданными ходами, решениями и заявлениями. А учитывая, что популярность его песен тем временем только росла, у многих росло и неприятие Летова, непонимание – вплоть до отторжения и недоумения.

Это продолжалось вплоть до конца 1990-х, и как раз на рубеже тысячелетий поступило неожиданное предложение от еженедельника “МК-Бульвар” сделать большое интервью с Летовым и поставить его фото на обложку. До сей поры популярные глянцевые издания ничего подобного себе не позволяли.

История этого материала получилась вполне в духе Егора: не без приключений. В конце сентября 1999 года интернет-кафе “Скрин”, располагавшееся в московском спальном районе Марьино, решило сделать онлайн-видеоконференцию с Летовым, чтобы он пообщался со своими фанатами в реальном времени. Самому Егору эта идея не особо понравилась, он вообще не был большим любителем новых технологий. Но отказываться он не стал. И как раз под эту встречу и были приглашены корреспонденты “МК-Бульвара”, чтобы там же заодно и провести интервью и фотосессию.

Приключения начались еще до появления в кафе. Как раз за день до этой встречи праздновался день рождения старшего брата Егора – Сергея Летова, известного джазового музыканта, на котором Егор присутствовал и активно отмечал это замечательное событие.

Да и у автора этих строк, выполнявшего в ту пору обязанности пресс-атташе “ГО”, как раз в тех же числах тоже был день рождения: мы с Сергеем родились с разницей в один день. Оба празднования прошли бурно и подробно, в разных местах, но с одинаково тяжелыми для здоровья последствиями.

В итоге артист и пресс-атташе прибыли на место не в самой лучшей форме. Онлайн-конференция в интернете просто была скомкана, к жуткому неудовольствию организаторов, но, признаться теперь, Летов не особо переживал по этому поводу, так как изначально не очень хотел во всем этом участвовать.