Урсула Вайденфельд
Ангела Меркель. Женщина – канцлер. Портрет эпохи
Ursula Weidenfeld
DIE KANZLERIN: PORTRÄT EINER EPOCHE
Фотография на обложке предоставлена фотоагентством VOSTOCK Photo
© 2021 by Rowohlt · Berlin Verlag GmbH, Berlin
© К. С. Чеснокова, перевод, 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Глава I
Отставка
Чтобы верно описать нетипичность явления под названием «Ангела Меркель»
[1] для немецкой политической истории, нужно начать с конца, а именно – с ее решения оставить пост канцлера. До сих пор невозможно было и вообразить, чтобы немецкий канцлер добровольно покинул свой пост, этого не происходило еще никогда. Впрочем, и такого, чтобы никому не известная и не имеющая опыта в политической сфере личность за пятнадцать лет из ничего стала главой государства, тоже раньше не случалось. Да и женщины этот пост прежде не занимали. И все это удалось Ангеле Меркель. Она прошла путь, который был немыслим ни для одной уроженки Западной Германии ее поколения.
Практически добровольный уход с поста в последний возможный для принятия этого решения момент символичен как для периода ее канцлерства, так и для всей ее жизни: с одной стороны, Ангела Меркель более независима и свободна, чем большинство окружающих ее людей, с другой – нерешительна до последнего.
И трудные решения она принимает лишь в самый последний момент, почти дождавшись, чтобы стало слишком поздно.
Промедление и выжидание как принципы управления
Вот одна из историй, рассказанных Ангелой Меркель о ее детстве. Она школьница, стоит на вершине трехметровой вышки. И прыгает лишь в тот момент, когда звонок возвещает окончание урока физкультуры. Ни секундой раньше, но в тот последний миг, когда ее результат все еще будет засчитан. Она рассказывает эту историю не без умысла. Здесь – воплощение ее главного принципа управления: выжидание. Такое поведение принято считать слабостью, но сама она трактует его как силу. Как умение дождаться нужного момента: «Если я дам себе достаточно времени, чтобы принять собственное решение, потом мне не придется из-за него переживать»
[2].
Таким образом она противопоставляет себя не только своему предшественнику из Западной Германии Герхарду Шрёдеру, выросшему в низших слоях общества и завоевывавшему авторитет, побеждая более сильных соперников на футбольных площадках городка Остерхаген в Нижней Саксонии. Своим западногерманским конкурентам по партии, выходящим на трибуны с крупными политическими проектами, надежными схемами и полной уверенностью в себе, она также предъявляет историю с трехметровой вышкой. Она – та, кто прыгает последней. «Полагаю, мужество приходит ко мне в решающий момент», – сказала Меркель в беседе с журналисткой Эвелин Ролл
[3]. 22 декабря 1999 года именно она стала человеком, который освободил ХДС от Гельмута Коля и ассоциаций со скандалом о незаконном финансировании. В этот день в статье, вышедшей в немецкой Frankfurter Allgemeine Zeitung, она призвала свою партию отказаться от «старого боевого коня» и сделать первые самостоятельные шаги
[4]. Вольфганг Шойбле, в то время занимавший пост действующего председателя партии, а также молодые члены партии Роланд Кох, Петер Мюллер и Фридрих Мерц стояли на одной вышке с ней. Но, когда прозвенел звонок, им не хватило решимости прыгнуть.
Уже будучи канцлером Германии, в начале финансового кризиса в сентябре 2008 года, Ангела Меркель сначала отказалась от многомиллиардной программы по стимулированию экономики и изменила свое решение лишь в последний момент, когда зимой экономика страны чуть не рухнула. С решением по миграционному кризису она ждала вплоть до середины 2016 года, пока не был заключен договор с Турцией о принятии беженцев и таким образом закрыта граница страны для наплыва мигрантов. До пандемии коронавируса она медлила с решением разделить бремя долгов с другими европейскими государствами. В 2018 году она продолжает действовать в собственной манере: когда всем уже казалось, что о добровольном сложении с себя полномочий говорить поздно, Меркель отказывается от занимаемого поста и назначает конец своей политической карьеры на 2021 год.
Там, где ее предшественники и международные партнеры строят иллюзии, которые затем стремительно рушатся, женщина-канцлер идет своим путем, находя способы справляться с бросаемыми ей вызовами. Ждать, молчать, наблюдать – и решительно действовать в последний момент: именно этот принцип приводит как к тем решениям, которые кажутся нам слабыми, так и к величайшим поворотным моментам правления Меркель. Это ее способ компенсировать необходимость поступаться собственными убеждениями и целями, а также отсутствие четких ориентиров в политике.
Она терпеливо ждет, рассчитывая на то, что хотя бы часть вопросов решится сама собой. Этому ее научил Гельмут Коль. Меркель дожидается, пока некоторые из проблем утратят актуальность вследствие общественных изменений и течения времени. Или же давление с обеих сторон вырастет настолько, что решения и политические компромиссы станут неизбежны.
Она пристально наблюдает, собирает рекомендации, следит за общественным мнением, призывает к порядку. Столько, сколько понадобится для того, чтобы понять стратегии и планы других игроков и выработать оптимальный способ взаимодействия в качестве идеального посредника. Меркель не выставляет напоказ собственное мнение и цели. Они намного реже отражаются на ее политических решениях, чем это обычно бывает у людей, занимающих столь высокие посты. «Продумывать вещи с конца», – так это называют в ведомстве канцлера. При этом в конце может быть пустое место, которое заполняется смыслами лишь в процессе работы.
И это самое грустное в работе политиков. Кажется, что ты можешь управлять будущим. Но на самом деле необходимость управлять настоящим лишает тебя этой возможности.
Человека не видно за должностью
Пестрый свитер, черные брюки, туфли на плоской подошве, украшения из полудрагоценных камней, скромный макияж, укладка феном. Канцлер Германии почти всегда предстает перед общественностью в своей рабочей униформе, причем не только внешне. «Я хочу служить Германии», – сказала она в мае 2005 года, когда федеральный президент Хорст Кёлер распустил парламент и созвал новые выборы и Ангела Меркель выдвинула свою кандидатуру от ХДС и ХСС. Смирение и добросовестность, прозвучавшие в этом предвыборном слогане, тогда еще вызвали самодовольную улыбку у ее предшественника, действующего федерального канцлера Герхарда Шрёдера. В 2017 году она повторяет эти слова, неожиданно выдвигая свою кандидатуру в четвертый раз, когда подступающий кризис и разногласия в мире вынудили ее «бросить на весы те умения и дарования, которые были даны мне природой <…>, чтобы исполнить свой долг перед Германией»
[5].
На этот раз уже никто не смеялся. Ведь методы работы канцлера давно показали действенность ее модели эффективного управления. А фигура женщины-канцлера стала символом стабильности как в Германии и европейских странах, так и в международном сообществе – за границей даже больше, чем в самой Германии. Ее уравновешенность позволила ей стать «центром тяжести в европейской внутренней политике», как сказал о ней в 2018 году бывший в то время федеральным канцлером Австрии Кристиан Керн в своем обращении, опубликованном в газете Handelsblatt. Но если в Берлине, Мюнхене, Заарбрюкене, Дюссельдорфе и Гамбурге к этому моменту уже целое поколение политических деятельниц с нетерпением ждало, пока канцлер освободит им место, то в Европе, напротив, росло беспокойство: кто же займет ее место? И сумеет ли новый канцлер, будь то мужчина или женщина, столь же мудро и терпеливо реагировать на новые кризисы, как это делала Меркель? Да и захочет ли?
К тому времени на международной сцене доминировали два типа политиков. Те, кто, как и Ангела Меркель, поступались своей индивидуальностью в пользу служения стране, были в меньшинстве. Куда чаще встречались харизматичные, зачастую популистские лидеры, чья победа на выборах и вся линия управления были завязаны именно на их личности: американский президент Дональд Трамп, Владимир Путин, Эммануэль Макрон, позднее Борис Джонсон. И если последние ярко, порой даже ослепляюще ярко освещают своей личностью политическую арену, жонглируя собственными решениями, символическими жестами и громкими заявлениями, то канцлер Меркель действовала совсем иначе. Она всегда держалась в тени, советовалась, наблюдала и лишь затем принимала решение. Из этого правила было всего несколько, хотя и очень важных исключений, о них мы поговорим в главе «Разочарования». Очевидно, что ее последователь столкнется с искушением вести дела по-другому, ориентируясь, скорее, на британскую или французскую модель. Насколько высока эта вероятность, можно было судить уже по соперничеству, развернувшемуся между Маркусом Зёдером и Армином Лашетом за возможность выдвинуть свою кандидатуру на пост канцлера. Но модель Меркель снова победила фигуру народного любимца.
Ангела Меркель как Хаслох
Шестнадцать лет она занимает пост главного слуги народа. И при этом настолько успешно скрывает все шероховатости своей личности, свою персональную позицию, свое чувство юмора и свои убеждения, что в конце концов многие начали сомневаться, что они у нее вообще есть. Если вы садитесь в один самолет с Ангелой Меркель, вы можете быть совершенно уверены, что долетите, как-то пошутил ее первый вице-канцлер Франц Мюнтеферинг. Просто никогда неизвестно заранее, куда именно.
Ангела Меркель создала себе образ женщины без личных качеств, нейтральной фигуры, которую боятся, от которой можно ожидать чего угодно, которой можно восхищаться и которую можно презирать. Ангелу Меркель можно считать кем угодно, хоть спасительницей, хоть разрушительницей Европы, решительной защитницей и противницей атомной энергии, защитницей окружающей среды и политического деятеля, ратующего за индустриализацию, экономического реформатора и консервативного социального политика. Таким образом, она в итоге создала для себя возможности присоединиться к совершенно любой коалиции. Она могла бы управлять страной во главе как социал-демократов, так и либералов или зеленых. Только крайностей она не принимала никогда.
Если бы Ангела Меркель, какой ее видят со стороны, была городом, она бы называлась Хаслох. Эта община с населением в 20 000 человек, расположенная неподалеку от Шпайера в земле Рейнланд-Пфальц, считается образцовым срезом немецкого общества. Здесь ровно столько же стариков, одиноких, семейных, академиков, иностранцев и детей, как и в среднем по стране. Покупательская способность также идеально соответствует среднестатистической по Германии. Хаслох – это Мекка немецких исследователей потребления, которые приезжают сюда, чтобы оперативно выяснить, насколько большой шоколадный батончик и насколько сладкое мороженое особенно охотно будут покупать немцы. Статья в Википедии сообщает, что есть здесь и памятник природы: 150-летняя плакучая ива.
Ангела Меркель воплощает тот же принцип усредненности в политике. Она управляет страной так, как этого хотели бы сами немцы: без перебора, предпочтительно где-то посерединке. Скорее надежно, чем дерзко. Избирателям важно умение политика найти компромисс, а не играть на публику. Внимание к деталям, а не стремительные рывки. Последние шестнадцать лет она постепенно формировала свой образ, став одной из немногих общегерманских публичных персон. Помимо нее это удалось всего лишь одному политику – причем поразительно то, что он также был выходцем из Восточной Германии, – бывшему федеральному президенту Йоахиму Гауку. Возможно, это связано с тем, что их западногерманские сверстники еще в молодежных ячейках своих партий усвоили, что нужно закрепиться в собственном регионе, чтобы на этой почве постепенно выстраивать свою политическую карьеру. Это отражается в их манере говорить, но также и в местной лояльности, в экономической и научной поддержке региона, в защите миграционных и индустриальных интересов городов и деревень соответствующей земли.
Возможно, это связано и с социальными предпосылками, разнившимися в Западной и Восточной Германии. В то время как в Восточной Германии ценилось умение приспосабливаться и быть незаметным, ставить коллективные интересы выше индивидуальных, подраставшее в Западной Германии поколение политиков обучалось выстраиванию личного бренда и самопрезентации.
Меркель и Гауку удалось преодолеть первую крайность, не впадая во вторую. И лишь в последующих поколениях, к которым принадлежат Мануэла Швезиг, Кевин Кюнерт (оба СДПГ), Линда Тойтеберг (СвДП), Анналена Бербок (Зеленые), Пауль Цимиак и Даниэль Гюнтер (оба ХДС), место рождения перестало играть настолько значимую роль.
Восточногерманское происхождение Меркель становится заметно лишь в единичных случаях. Например, когда она отвечает спонтанно или переходит на берлинский диалект. Или когда она выражает опасения, что Германия занимает место отстающего в сфере туризма, и описывает проблему в терминах, типичных для воспитательниц восточногерманских детских садов, выводящих на прогулку своих питомцев.
А в остальном: да, это Хаслох. Канцлер, как и множество ее сверстниц, борется с проблемами лишнего веса и другими ограничениями, связанными с вопросами здоровья. Она делает стрижку, типичную для женщины средних лет, с удовольствием проводит выходные за прополкой сорняков на даче в Уккермарке, летом гуляет по горам Южного Тироля. Дома Меркель готовит так, как это принято в Германии: картофельный суп, пироги из песочного теста, голубцы. Она больше не носит льняных пиджаков, потому что они на ней («не знаю, как это удается другим, – ни одной складочки») сразу мнутся
[6]. Вместе со вторым супругом Йоахимом Зауэром они живут, по свидетельствам очевидцев, побывавших у них в гостях, «совершенно обычно». Ничего шикарного, элегантного, яркого. Напротив, у них средняя по размерам квартира на четвертом этаже дома, в ее обстановке не видно руки архитектора или дизайнера. Впрочем, расположена она в отличном месте, прямо напротив Пергамского музея.
Физик в роли канцлера
И лишь совсем изредка Меркель позволяет сторонним наблюдателям заметить, что она что угодно, но только не Хаслох. Например, в моменты серьезных кризисов. Ведь канцлер сохраняет спокойствие, когда другие срываются. Сотрудники восхищаются ее внимательностью, умом, способностью замечать мелкие детали, не повторять ошибок. Детям священников в ГДР нужно было быть лучше других, чтобы им позволили учиться, это родители объяснили ей еще в детстве. Быть лучше других и при этом тщательно скрывать превосходство, этот навык Ангела Меркель не утратила и умело продолжала пользоваться им в своей политической карьере.
Иначе, нежели ее предшественники, Меркель действует не только в сфере политики. В ее доме читают естественно-научные книги и осмысляют реальность с естественно-научной точки зрения. Она любит вспоминать о своем физическом образовании, выступая против политических оппонентов. «В ГДР я выбрала физическое образование, <…> потому что точно знала, что многое можно отменить, но только не силу тяжести, не скорость света и не другие установленные факты, они неизменны», – возразила она в декабре 2020 года на заседании бундестага Алис Вайдель, когда та постоянно прерывала доклад канцлера вопросами о борьбе с пандемией коронавируса
[7].
И это не просто позиция, которую Меркель декларирует, чтобы подчеркнуть необычность собственной политической биографии и противопоставить себя заседающим в парламенте юристам, политикам, учителям и чиновникам. Во время пандемии, как и в вопросах климатической политики, особенно заметно, что эта канцлер предпочитает ориентироваться на мнение ученых, а не премьер-министров. И что она – один из немногих политиков, которые могут общаться на равных с научными экспертами.
Когда ХДС устраивает встречи по поводу юбилеев Ангелы Меркель, вместо остроумных тостов и пожеланий друзей подключается тяжелая артиллерия. Канцлер Меркель предпочитает выслушать научный доклад. На ее шестидесятом юбилее в 2014 году костанцский историк Юрген Остерхаммель делал доклад о «Временных рамках в истории». На пятидесятилетие франкфуртский нейробиолог Вольф Зингер читал лекцию о мозге – «Пример самоорганизующейся системы». Предыдущий баварский премьер-министр и кандидат на пост федерального канцлера от ХСС Эдмунд Штойбер чуть не выбросил приглашение на это мероприятие, решив было, что его зовут не на день рождения, а на одно из обычных берлинских научных чтений. В тот жаркий июльский вечер около тысячи приглашенных дремали более часа, пока их не допустили к столам с шампанским, ради которого они, собственно, и пришли.
Однако Ангела Меркель всегда внимательно слушает выступающего. Научные вечера наподобие упомянутых – это ее страсть. Когда 17 декабря она «с особой гордостью»
[8] виртуально посетила майнцскую компанию – разработчика вакцины портив коронавируса BioNTech, она была единственной из трех посетителей (а помимо нее к встрече подключились министр здравоохранения Йенс Шпан и министр образования Аня Карличек), у кого были дополнительные вопросы. Она очень хотела знать, когда и как супруги, основавшие компанию, пришли к мысли использовать собственные исследования в области лечения раковых заболеваний для разработки вакцины против коронавируса COVID-19.
С традиционных неформальных ужинов нобелевских лауреатов, на которые канцлера приглашает Ассоциация Лейбница, она зачастую уходит последней. Другие участники рассказывали, что иногда супругу Ангелы Меркель приходится настаивать на отъезде, так увлеченно она включается в дебаты с присутствующими экспертами.
Очень немецкая карьера
С такой биографией канцлер Меркель стала полным разочарованием для политических экспертов и авторов новостей, жаждущих харизматичных фигур, пота, крови, слез и ищущих в эре Меркель хоть что-нибудь похожее на подвиг. Это парадокс: глобализация и цифровизация в политике привели к перераспределению власти таким образом, что работа парламента усложнилась, а первые лица, наоборот, получили преимущества. Даже в Германии глава правительства фактически является президентом страны. Однако канцлер Меркель никак не использует эти возможности в своих политических интересах.
Она полная противоположность авторам громких речей и популистам. Такая карьера, пожалуй, была возможна только в Германии. Политик вроде Меркель имеет шансы быть избранным четырежды подряд лишь при одной политической системе: когда главу правительства избирает парламент. Прямые выборы политик, не обладающий риторическим талантом и громкой политической программой, ни за что не выиграл бы. «Во Франции Ангелу Меркель уважают, ей восхищаются, но здесь ее не выбрали бы президентом», – считает французская журналистка Паскаль Юге, уже несколько десятков лет работающая политическим корреспондентом в Берлине.
В Германии же Меркель удалось невероятно долго держать власть в своих руках. Политологи вроде Карла-Рудольфа Корта из Дуисбурга предлагают свои объяснения этого феномена. Меркель, не произнося громких речей, не работая на публику и не привлекая внимания к своим политическим будням, но при этом решительно действуя в моменты кризисов, предстает одной из наиболее современных представительниц мировой политической элиты XXI века. Возможно, она выглядит скучно и недостаточно энергично, но это современное воплощение рекомендаций британского философа Карла Поппера политологам и социологам: уделять больше внимания критическому мышлению, свойственному естественным наукам, – двигаться вперед постепенно, шаг за шагом, руководствуясь принципом проб и ошибок. Если решение оказывается неверным, его нужно исправить. В демократических обществах подобные коррективы обычно производятся на выборах. Но Ангела Меркель в этом смысле обхитрила демократию: она сама исправляет ошибки, а ее продолжают и продолжают избирать.
Общая политическая ситуация в Германии стала настолько сложной, что резкие вбросы вроде «Повестки 2010», проведенной в 2010 году Герхардом Шрёдером, таили бы в себе огромное количество рисков. С одной стороны, среди все более стареющего населения никто не желает радикальных реформ. Так что риск провалить выборы или усилить поляризацию общества в результате подобной акции огромен. К тому же нельзя забывать о сложностях и ограничениях, которые непременно сопровождают крупные реформы: соответствует ли проект конституции, не ущемляет ли он права отдельных земель, не нарушает ли европейские договора и международные соглашения?
Для политика, желающего остаться у власти, радикальный путь выглядит не слишком привлекательным и не гарантирует успеха. Куда предпочтительнее работать аккуратно, постепенно продвигаясь вперед, как шахтер в своей шахте. Мелкие шаги, меры по стабилизации ситуации, следующие маленькие шажки. Политики называют это зависимостью от первоначально выбранного пути, они считают, что самое важное – это не разрушить то, что при отступлении обеспечит безопасный отход. Главы правительства с собственной амбициозной политической программой опасны для таких людей. Они могут вывести сложную систему из равновесия.
Человек науки, Ангела Меркель поняла это тотчас по избрании на высокий пост. Свою программу экономических реформ, объявленную в Лейпциге на съезде партии в 2003 году, она недолго думая меняет уже на переговорах с СДПГ сразу после того, как с минимальным превосходством становится канцлером. Вместо того чтобы снизить налоги и провести глобальную реформу здравоохранения, она, напротив, на три процента повышает НДС и с трудом проводит небольшую реформу медицинского страхования.
Исходная ситуация такова: ХДС и СДПГ нужно провести реформу здравоохранения. В ходе предвыборной кампании коалиция ХДС/ХСС обещала изменить систему медицинского страхования, а именно ввести единые для всех страховые взносы. СДПГ же, напротив, делала ставку на систему страхования граждан, которая учитывает возможность частного страхования. Получился некий политический эксперимент, результат которого был в целом очевиден заранее: в итоге осуществляется не та модель, что требует радикальной трансформации существующей системы, а та, что требует наименьших изменений.
Ангела Меркель сделала свои выводы. После 2005 года предвыборные кампании канцлера Меркель больше никогда не строились на обещаниях избирателям изменений политического курса. Вместо этого в 2013 году она использует слоган «Вы меня знаете», напомнивший наиболее пожилым избирателям кампанию Конрада Аденауэра «Никаких экспериментов». К тому моменту Меркель, как и Аденауэр, уже отслужила два срока полномочий и, как и Аденауэр, находилась на пике своей карьеры. Но, в отличие от первого федерального канцлера, Меркель завалена огромной горой нормативов, традиций и привычек. И она их больше не затрагивает. Даже в своей нерешительности она может служить образцом для подражания: решай только те проблемы, которые непременно должны быть решены. Это – важная заповедь политических будней, сознательная реализация учения Поппера. Разве что Меркель добавляет к нему современную сноску на случай исключительных ситуаций. То, что бывший британский премьер-министр Уинстон Черчилль удачно выразил словами «Не упускайте возможностей, которые предоставляет хороший кризис».
Зачем же начинать пенсионную реформу, если страховая система пока работает? Меркель знает, что в 2025 году система рухнет. Но ничего не предпринимает. Каждому поколению придется решать политические проблемы своего времени самостоятельно, вот ее принцип. От которого она отошла лишь в конце своей карьеры в вопросах, касающихся окружающей среды.
Меркель не выбирает наследника
Итак, осенью 2021 года Меркель стала первым канцлером, который уходит со своего поста добровольно. Она не собирается больше занимать государственную должность и завершает свою международную карьеру (так, по крайней мере, она утверждает). Этот решение говорит о ней – и о ее системе – больше, чем все предыдущие сражения за лидирующую позицию в партии и во фракции, за пост канцлера, дискуссии на заседаниях Евросоюза, конфликты с международными партнерами и соперниками. Меркель объявляет собственную независимость. Ее карьера не зависит от внутрипартийных договоренностей и альянсов, без которых невозможно обходиться в XX веке. Ее не беспокоит, будут ли о ней помнить после ухода. К тому же на примерах Гельмута Коля и Герхарда Шрёдера она убедилась, насколько преходяща слава политика. Она избежала горького ритуала, которому до сих пор подвергались все канцлеры Германии: вынужденной отставки по инициативе собственной партии, как это случилось с Конрадом Аденауэром, или необходимости после последних предсказуемо проваленных выборов уехать подальше в провинцию, как это сделал Гельмут Коль.
Она устала. Утомлена и истощена, как были Аденауэр и Коль после своих четырнадцати и шестнадцати лет пребывания на посту канцлера. Затягивавшиеся до глубокой ночи переговоры, не прекращавшиеся телефонные марафоны и плотно спланированные рабочие будни не прошли даром. Но если оба ее предшественника не могли вообразить свою жизнь вне должности канцлера и никому не готовы были доверить свое наследие, Меркель говорит просто: «Я бы сказала, в Германии всегда найдется кто-то желающий достичь большего»
[9]. Она утверждает, что не собирается вмешиваться в выбор персоны, которая заступит на ее должность как во главе партии, так и во главе государства. Что, впрочем, нисколечко не помешало ей этим все же заняться.
Она радушно приняла в Берлине бывшего премьер-министра земли Саар, Аннегрет Крамп-Карренбауэр, в качестве генерального секретаря ХДС, чтобы подготовить ее к роли преемницы на посту канцлера и руководителя партии. Аннегрет Крамп-Карренбауэр во многом похожа на Меркель: она вдумчива и не склонна к поспешным решениям. Как и Ангела Меркель, к моменту начала своей карьеры неизвестна широкой общественности. Но в целом процесс пошел не гладко. Крамп-Карренбауэр, начинавшая с позиции генерального секретаря, как некогда и сама Меркель, с треском провалилась. Несмотря на то что в декабре 2018 года ее выбрали председателем партии, она не смогла справиться со своей новой ролью в штаб-квартире, расположенной в Доме Конрада Аденауэра. Она теряется в ходе публичных выступлений, не может завоевать уважение со стороны федеральных земель, недостаточно быстро учится. Когда в январе 2020 года тюрингское отделение ХДС вместе с партией «Альтернатива для Германии» как бы случайно выбирает нового премьер-министра, канцлер – уже снова или все еще неофициально будучи главой собственной партии – мгновенно наводит порядок. И дает отбой тюрингским христианским демократам. В самый последний момент, как всегда.
Крамп-Карренбауэр, в тот момент уже занимавшая пост министра обороны, не смогла урезонить федеральное отделение партии в Тюрингии, и тут же утратила авторитет. Меркель исправила ее ошибку. Отставку своей предполагавшейся последовательницы она приняла холодно, – так же, как она расставалась со всеми соратниками, не оправдавшими ее ожиданий.
Уроженка Восточной Германии строит карьеру в Бонне
Лишь в самом начале своей политической карьеры Меркель зависела от других. Но «девочкой Коля», как поначалу со смесью снисходительности и иронии ее называл и сам канцлер, и соратники по партии, она никогда не была. Скорее – открытием сразу трех политиков, занимавших ответственные посты в период объединения Германии. Одним из них, разумеется, был Гельмут Коль, в кратчайшие сроки, не больше чем за год, продвинувший ее с низших позиций до поста министра и заместителя председателя партии. Не менее важное влияние на карьеру Меркель оказал Гюнтер Краузе, который, будучи председателем Совета министров ГДР, руководил процессом объединения и затем стал министром транспорта в объединенной Германии. Он обеспечил ей, занимавшей в тот момент пост заместителя пресс-секретаря правительства ГДР и опасавшейся остаться без работы после 3 октября 1990 года, место в избирательном округе Рюген. Лотар де Мезьер, единственный избранный председатель Совета министров ГДР, позже вице-канцлер и федеральный министр по особым поручениям, также способствовал ее продвижению. В 1990 году де Мезьер пригласил Меркель в свою команду совершенно случайно. Пресс-секретарь председателя совета министров ГДР путешествовать не любил, а потому взамен ему нужен был любознательный и организованный человек, который мог бы сопровождать де Мезьера в многочисленных заграничных поездках. По рекомендации Ханса-Кристиана Мааса, который в то время консультировал де Мезьера, а также занимался поиском перспективных восточногерманских политиков для ХДС, она и заняла эту должность.
Таким образом, лишь случайности и личные связи, появившиеся в поворотное для Германии время, подняли Меркель, женщину ниоткуда, до уровня министров, заседавших в Бонне. Поначалу она – как и сам Лотар де Мезьер – была лишь удачной находкой, которую Боннская республика обрела на просторах ГДР.
Однако через некоторое время де Мезьер уходит из политики из-за обвинений в связях с КГБ, Гюнтер Краузе теряет пост из-за предположительно нелегальной деятельности. А Ангела Меркель остается. Никакой предыстории, никаких ошибок, никакого самомнения, никаких скандалов.
Для Христианско-демократического союза, истощенного девяностыми, измотанного и ослабевшего, понуро наблюдавшего за концом эры Коля, это значило очень много. И уж точно намного больше, чем могла похвастаться значительная часть западногерманского состава ХДС. Вся карьера западных политиков прошла на фоне правления Гельмута Коля, они оказались замешаны во множестве неприятных историй, произошедших за время его канцлерства. Такие истории, как скандал с незаконным финансированием, становятся для топового политика вроде Вольфганга Шойбле ударом судьбы. Для Ангелы Меркель же он обернулся очередной удачей: тот, кто в политике всего десять лет, да и те провел незамеченным в ГДР, не может оказаться втянутым ни в одну неприятную историю.
То же самое происходило и в других партиях, в которых после 1990 года появились члены из Восточной Германии. Так что Ангела Меркель была не единственным политиком этого переломного этапа истории, кто достиг высоких государственных должностей: Йоахим Гаук стал федеральным президентом, Вольфганг Тирзе (СДПГ) – председателем бундестага, Катрин Гёринг-Эккардт (Зеленые) – кандидатом в бундестаг, Маттиас Платцек (СДПГ) – председателем партии. Мануэла Швезиг и Франциска Гиффай подают большие надежды в СДПГ. Этой оппозиционной партии всегда везло на толковых выходцев из Восточной Германии.
Целое поколение вовлекается в политику после 1989 года, и к успеху приходит намного больше людей, чем можно было ожидать, если отдельно рассматривать исключительную карьеру Меркель. Происходит нечто похожее на события 1968 года в Западной Германии, когда десятки тысяч студентов внезапно становятся политически ангажированными из-за попытки исключить радикально левые течения из политики в целом и управления страной в частности (так называемый Антирадикальный указ). И через тридцать лет своего начавшегося на этих забастовках пути Йошка Фишер, Герхард Шрёдер и Юрген Триттин пришли к тому, чтобы взять на себя руководство страной. Так же, как Ангела Мергель, Йоахим Гаук и Вольфганг Тирзе появились на политической арене после мирной революции в Восточной Германии, эта троица – наследники событий 1968 года. Вот только Меркель не понадобилось тридцати лет, чтобы добраться до самого верха.
С юности Ангела Меркель сравнивала себя с западногерманскими сверстниками. В дом уккермаркского священника в Темплине, где росла Ангела Каснер, часто приезжали гости из Западной Германии. Когда она родилась, их семья жила в Гамбурге, однако через несколько недель после рождения дочери переехала в Восточную Германию. Отец Ангелы, евангелический священник, получил приход в Бранденбурге. До строительства Берлинской стены в 1961 году родственники с запада часто приезжали в гости, а Каснеры любили проводить отпуск в Гамбурге или на Бодензее. После строительства стены встречаться с родственниками стало сложнее. Зато активизировался обмен внутри евангелической церкви в Западной и Восточной Германии. Каснер тем временем был назначен руководить церковным колледжем в бранденбургском городке Темплине.
У Ангелы Меркель было много возможностей наблюдать за приходящими людьми, и при этом она отмечала, что в состоянии поддержать любую беседу. Это ощущение, а также высокие требования родителей, физическое образование и собственная амбициозность подарили в ее первые годы работы в Бонне уверенность, что ей не нужно прятаться в тени других. «Если ты можешь решить интеграл, то и беседу с Норбертом Блюмом переживешь»
[10], – сказала она себе, когда пришло время переговоров с внушительным министром по вопросам занятости о предоставлении рабочих мест восточногерманским женщинам.
Одновременно она наблюдала низвержение Гельмута Коля, оценивая его чисто аналитически. Она видела, как пошатнулся авторитет бывшего канцлера. Но сам он не ушел. Пост канцлера давно стал для него собственным герметично запаянным космосом. Вошедшая в легенды подозрительность Коля ко всем его потенциальным конкурентам обратилась на некогда им же выдвигаемого в качестве будущего и весьма многообещающего преемника, а ныне председателя коалиции ХДС/ХСС Вольфганга Шойбле. Вопреки обещанию уступить пост страдающему после покушения параличом нижних конечностей Шойбле, он баллотировался еще раз. И проиграл.
Ангела Меркель имела возможность в непосредственной близости наблюдать за потерей сил и влияния, и тем не менее неготовностью оставить пост. И она начала прикидывать собственные шансы. Вообще-то после поражения своей партии она собиралась немного переждать. Например, вернуться в свой избирательный округ в Рюгене и заняться им. На прошлых выборах 1989 года ей дали всего 37,3 %, что объяснялось не только глубоким экономическим кризисом, все еще царившим на территории восточногерманских земель через восемь лет после объединения. Это был знак, что нужно серьезнее воспринимать роль главы ХДС в Мекленбурге – Передней Померании.
Несколько недель она даже размышляла о том, чтобы уйти из политики. Если бы она не стала политиком, то, например, с удовольствием занялась бы вопросами трудоустройства, рассказывала Меркель журналистке Эвелин Ролл. О возвращении в науку речи не шло, времена изменились. «Я отлично понимала, – бесстрастно резюмирует Меркель в разговоре с Гюнтером Гаусом, – что я <…> не смогу заниматься фундаментальной наукой в новых изменившихся обстоятельствах»
[11].
Следуя зову самолюбия, она постаралась убедиться, что сможет прожить и без политики. Правда, доказывать ей это так и не пришлось. Потому что новому председателю партии Вольфгангу Шойбле нужен был честный и лояльный генеральный секретарь. Ему нужна была женщина, и он взял Ангелу Меркель. Ту, которая «однажды выберет правильное время для того, чтобы покинуть политику и при этом не остаться полумертвой развалиной»
[12]. И которая с этого момента прикладывает все силы, чтобы остаться в политике и ни в коем случае не дать соперникам шанса избавиться от нее.
Она меняет тактику. Она освобождает и себя, и ХДС от Гельмута Коля и всей его компании. Коль получал финансирование партии от лиц, имена которых скрывал до самой своей смерти. Его последователь не смог сойти с кривой дорожки, и буквально через несколько месяцев ему пришлось освободить пост, так как стало известно, что и он получал незаконное финансирование. ХДС остается без главы. Меркель же оказывается единственной, кого точно нельзя заподозрить в вовлеченности в скандал. И тогда она делит наследство с Фридрихом Мерцем: Меркель занимает место Коля и Шойбле на посту председателя партии, Мерц же возглавляет парламентскую фракцию ХДС/ХСС. Впрочем, их союзу не суждено было просуществовать слишком долго: Меркель пошла наверх, Мерц был вынужден сойти на ближайшей остановке.
В эти годы становится совершенно очевидно, насколько до сих пор недооценивали Меркель, полагая, что «дама из Восточной Германии» – феномен преходящий для политики такого уровня.
Через шестнадцать лет, проведенных Меркель у руля государства, она уходит сознательно, не под давлением извне и не страдая от потери власти. В эпоху, когда политика становится максимально персонализированной, она отказывается от трагических жестов, как во все время своей работы избегала патетических фраз. Германия, в отличие от большинства стран, оказалась невосприимчивой к современному типу лидерства и шумным политическим веяниям. И причиной тому вовсе не немецкое прошлое, а в первую очередь – совершенно нехаризматичная, приземленная, спокойная глава правительства. В этом плане ее можно назвать наследницей не Гельмута Коля или Герхарда Шрёдера, а, скорее, Гельмута Шмидта. Именно он, будучи канцлером и главой ХДС, сказал: «Если политику кажется, что он видит будущее, ему стоит сходить к врачу». Во время его правления Шмидта обвиняли в том, что он равнодушный технократ. Меркель бросают обвинения в том, что ей так ни разу и не удалось тронуть сердца немецкого народа.
Меркель приходилось бывать и в более безвыходных ситуациях, чем осенью 2018 года, когда над Германией, как ноябрьский туман, повисла усталость канцлера. Катастрофический провал на выборах поверг партию в оцепенение. А решающий голос в изнурительном споре с дружественной партией ХСС о верхней границе приема мигрантов получил консервативный гессенский премьер-министр Фолькер Буфье. Его фракция ХДС потеряла 11,3 пункта, и ему удалось остаться на своем месте только за счет коалиции с Зелеными.
Это было плохо. Но ведь не хуже, чем разлад с собственной фракцией бундестага из-за оказания помощи Греции? И не опаснее, чем требования «Меркель должна уйти», звучащие по всему бундестагу, когда коллеги почувствовали потерю канцлером авторитета. И не более унизительно, чем ночное путешествие 11 января 2002 года в Вольфратсхаузен, где ей пришлось преподнести на завтрак баварскому премьер-министру Эдмунду Штойберу пост канцлера, чтобы избежать вотума недоверия от своих соперников-мужчин на закрытом совещании, проходившем в этот момент в Магдебурге. И не оскорбительней, чем те тринадцать минут во время съезда ХДС в ноябре 2015 года, когда Зеехофер отчитывал канцлера перед всеми, как школьницу.
Все эти атаки и мини-революции она или пережила, или отразила. Тот, кто верит в закон сохранения энергии – механическая энергия изолированной системы остается постоянной, – знает, что за падением всегда следует взлет. И наоборот. «В переносном смысле это значит, что за положительным этапом всегда следует отрицательный и наоборот. Если часто побеждаешь на выборах, потом последует множество поражений. А за поражениями опять начнутся победы»
[13]. Так Меркель объяснила свою позицию журналисту газеты Zeit Джованни ди Лоренцо. И таким образом она все выдержала. Просто не принимая близко к сердцу даже то, что должно было касаться ее лично.
Но в 2018 году все изменилось. Система Меркель перестала быть замкнутой, и энергия стала утекать. Ближайшее окружение, и в первую очередь супруг Йоахим Зауэр, отговаривали ее баллотироваться еще раз. У канцлера будто на лице были написаны усталость, нетерпение и фрустрация, вызванная миграционным кризисом. Ее взгляды рассыпались грудой осколков: американский президент Дональд Трапм превратил ее из главной дамы Европы в главную европейскую противницу США. Британия собиралась выходить из Евросоюза, одной из причин называя политику Меркель в отношении беженцев. Казалось, в Германии не может быть заметной правой политической силы, кроме ХДС/ХСС. Стоило только Меркель уйти с поста председателя, как партия «Альтернатива для Германии» тут же получила преимущество в бундестаге.
Меркель ищет аварийный выход. Организованная передача власти ей не удается. Одновременно трое претендуют на роль ее преемника, как в ХДС, так и на посту канцлера. Попытка идти по выбранному ею самой пути провалилась.
И тут случается нечто неожиданное. С начала 2020 года миру угрожает коронавирусная инфекция. А что же канцлер? Она вновь демонстрирует все те качества, которые в ней ценят народ, партия и международные партнеры: она действует разумно и осмотрительно. Она без сожалений прощается с тем, в чем раньше была уверена. И ведет страну и Европу через кризис. С кризисами она всегда справляется отлично.
В этот раз она уже не сомневается. Ей больше нечего терять. И в первые месяцы ей сопутствует удача.
Глава II
Жизнь
Не существует образца, по которому можно писать биографию Ангелы Меркель. Ее заслуги не с чем сравнить, нет контекста, в котором их возможно было бы оценить, несмотря на жизнеописания Вольфганга Тирзе, Йоахима Гаука и других. Прежде всего это связано с тем, что еще ни один политик так сильно не сливался с собственным постом, оставляя в тени личные качества. Меркель великолепно умеет разграничивать частное и профессиональное. Кто бы ни взялся за изучение биографии самой известной гражданки бывшего ГДР, в конце концов он натыкается на одну и ту же «загадку». Окружение Ангелы Меркель чрезвычайно скупо на свидетельства о ее личной жизни, так же, как и сама канцлер. И хоть это и облегчает описание ее политической карьеры, но одновременно затрудняет ответ на вопрос, как она достигла этих вершин.
Трудное сближение
То, какой представится жизнь Меркель зрителю, зависит всего лишь от точки зрения: будет ли это взгляд друга или противника. Расматривает ли ее политолог, скандальный блогер, журналист или историк. Но также и от того, какие источники будут вам доступны, насколько можно доверять тому, что сообщает сама канцлер, а также ее друзья, спутники и преимущественно сдавшиеся конкуренты. Будет ли труд написан в 2005 году, по истечении первых лет ее правления и на пике власти и популярности, или осенью 2015 года, вскоре после кризиса миграционной политики. Или, как и эта книга, она пишется на самом закате исключительной политической карьеры.
А важнее всего, будет ли жизнь Меркель освещаться с восточно– или с западногерманской точки зрения. Кто вообще имеет право писать о ней? Когда два западнонемецких журналиста в 2013 году издали книгу о «Первой жизни Ангелы М.», восточнонемецкий политик из партии Зеленых Вернер Шульц написал: «Они (западные немцы) не смогли по-настоящему понять ее, так как не были знакомы с политическими реалиями ГДР, которые и формировали подобный тип личности. Только тот, кто знаком с несвободным обществом ГДР, сможет понять привыкшего приспосабливаться к нему человека»
[14].
Он имел в виду, что понять Ангелу Меркель сможет только тот, кто также имел опыт жизни в ГДР. Однако, возможно, все наоборот, и, чтобы дать максимально точную оценку работе канцлера, необходимо хорошо разбираться в том, как в Западной Германии принято вести дела и принимать политические решения? В конце концов, почти половину своей жизни она существовала и мыслила именно в этих реалиях. Да и вообще: нужно ли глубоко погружаться в жизнь и карьеру человека, вглядываться в детали, чтобы адекватно написать о них? Все выпущенные до сих пор книги созданы авторами из Западной Германии. Почему так? «Лучше всего понять ее были бы способны западногерманские журналисты», – говорит (восточногерманский) журналист Александр Озанг, на протяжении многих лет работавший с Ангелой Меркель. Но так как западногерманские главные редакторы полагают, что восточные немцы не имеют понятия о том, как делается настоящая политика, Меркель повезло «сохранить часть собственной личности в секрете. <…> У нее навсегда остается возможность спрятаться в одном из своих убежищ, переждать, пережить»
[15].
Все зависит от точки зрения, но в случае с Меркель это еще более верно, чем в любом другом. Потому что те немногие вещи, которые мы о ней знаем, складываются в последовательную биографию, лишь когда их связывают воедино. С закрытыми личностями всегда так: каждый может интерпретировать ее карьеру в соответствии со своими намерениями, и лишь от воли (или произвола) автора зависит, какая картина предстанет перед читателем.
В первые годы своей политической карьеры Меркель обходилась несколькими историями из своего детства, юношества и первых лет работы, прошедших в ГДР. Многие из них являются спорными и оспариваются ее друзьями, бывшими коллегами и политическими соратниками. И лишь постепенно она позволяет узнать о себе чуть больше, нежели воспоминания о годах учебы в школе и университете, выпечке сливовых пирогов и варке картофельного супа. Но и эти рассказы подвергаются тщательной цензуре.
На интерес к ее биографии Меркель отвечает общими фразами, лишь поверхностно представляющими основные вехи ее жизненного пути, но при этом заставляющимислушателя воспринимать их ровно так, как нужно рассказчику. Разве сомнения ученицы, стоящей на трехметровой вышке для прыжков, не стали символом всей ее карьеры? Разве цены, по которым местный кооператив оплачивает чернику собирающим ее людям, не стали уже для юной Ангелы символом провальности социалистической экономики? Разве всеобщее недоверие, впитанное еще в ГДР, не стало лучшим средством защиты в политических кругах демократического Запада? Канцлер подталкивает нас именно к такой интерпретации. Но разве не могло на самом деле все быть иначе? Менее однозначно, более случайно, противоречиво?
Разумеется, в биографии Ангелы Меркель встречаются закономерности, свойственные биографиям всех политиков из Восточной Германии ее поколения. Для всех них жизнь разделилась на «до» и «после». Точка разрыва – это 9 ноября 1989 года, день, когда прежний спикер ГДР Гюнтер Шабовски по недоразумению объявляет свободу передвижения для всех граждан Восточной Германии и таким образом фактически обрушивает Берлинскую стену. Это происшествие спутало все планы и привлекло в политику множество восточных немцев. Некоторые из них разделили с канцлером успешную карьеру «после». Маттиас Платцек и пожилой католик Вольфганг Тирзе достигли высочайших постов в рядах СДПГ, Вернер Шульц и Катрин Гёринг-Эккардт сыграли важные роли в рядах Союза 90 / Зеленых, протестантский священник и уполномоченный по управлению архивами Штази Йоахим Гаук стал федеральным президентом. Грегор Гизи и Сара Вагенкнехт десятилетиями сохраняют за собой влиятельные должности в оппозиции.
Однако только Меркель и Гаука постепенно перестали воспринимать как восточных немцев. Гауку удалось отделиться от толпы бывших граждан ГДР, потому что всей своей беспокойной жизнью он показал пример того, чего можно достичь. «Гаук продемонстрировал, чего все мы могли достичь», – говорит о нем Вольфганг Тирзе. А что же Ангела Меркель? «Я быстро нашла новую работу, у меня было множество возможностей, чтобы расширить горизонты. Но многие люди, которые в то время были старше меня, их не имели, хотя наверняка с не меньшей охотой внесли бы свой вклад в создание свободного общества»
[16]. Так говорит Ангела Меркель в интервью об Ангеле Меркель.
Вполне очевидно, что резкий карьерный взлет спровоцировал негативное отношение со стороны тех, кто в новой объединенной Германии чувствовал себя проигравшим. «Они считают ее предательницей»
[17], – говорит театральный менеджер Михаэль Шиндхельм, занимавший соседний с ней кабинет в Берлинской академии наук в 80-е годы XX века. И это подтверждают нередкие вспышки гнева, наблюдающиеся во время визитов Меркель в общежития для беженцев и предвыборных выступлений после 2015 года. Личный успех и удачное вхождение в общенемецкую реальность также не дает покоя тем, кто остался на обочине. Слушая речи Меркель, они видят свои упущенные возможности и обвиняют ее в том, что она забыла собственное прошлое и интересы граждан Восточной Германии. На другой, светлой стороне объединения Германии канцлера ждали и положительные моменты. «Для успешных восточных немцев она стала ориентиром»
[18], – считает успешная писательница из Восточной Германии Яна Хензель, пишущая об особенностях самовосприятия восточных немцев после объединения.
Учиться «жить незаметно»
Ангела Доротея Каснер родилась 17 июля 1954 года в Гамбурге, где учились ее родители. Ее мать Херлинд родом из Данцига преподавала латынь и английский язык, отец был протестантским теологом. Буквально через несколько недель после рождения дочери они переехали в ГДР. Отец Хорст Каснер, родившийся в Берлине, приехал в Западную Германию ради учебы, теперь же он был готов вернуться в Восточную Германию из-за нехватки священников в рядах лютеранской церкви Берлина-Бранденбурга и занять приход в Квитцове, деревне в Западном Бранденбурге.
В этот момент у него не было никаких иллюзий касательно раскола Германии. Западная интеграция ФРГ была необратима, ГДР через год после смерти Сталина и подавленного 17 июня 1953 года восстания намертво увязла в Восточном блоке. Объединение Германии в пятидесятые годы казалось чем-то совершенно нереальным. Церкви ГДР находились под постоянным давлением, государственным репрессиям в первую очередь подвергались юношеские церковные организации. Верующих не принимали в высшие школы, у школьников из религиозных семей не было шансов однажды получить высшее образование. Но именно поэтому Каснер и еще некоторые священники с запада переезжают на восток. Их задача – не найти себе местечко потеплее, а следовать туда, куда посылает церковь. «Мы шли туда, где были нужны», – объясняет Каснер журналисту журнала Spiegel Александру Озангу
[19]. И это решение отразилось на жизни всей его семьи.
Уже в первые годы своей жизни дочь священника переживает то, что определит весь ее период взросления и жизнь ее семьи. С одной стороны, это умение идти против течения: перед строительством Берлинской стены в 1961 году почти 3 млн восточных немцев выбрали иной путь, чем западные. Спустя годы Хорст Каснер говорил, что он бы отправился и в Африку, если бы его об этом попросила церковь. С другой стороны, дети священника изначально учились приспосабливаться к существующей реальности, по возможности не выделяться, прагматично стремиться к лучшей жизни во враждебном обществе. «Быть несогласными – это основополагающее свойство восточнонемецких христиан», – говорит католик и член СДПГ Вольфганг Тирзе. Все жили в этом двойственном состоянии, и лишь в некоторых случаях оно приводило к открытому протесту. Большинство научилось «жить незаметно», говорит Тирзе. Так было и с семьей Каснеров.
В сельскохозяйственном Квитцове, расположенном неподалеку от Эльбы на границе Бранденбурга и Нижней Саксонии, церковь играла немаловажную роль, как минимум для старшего поколения. Тогда как города достаточно быстро освобождались от церковного влияния, бранденбургская провинция дольше и крепче держалась за свою веру. Тем более, что многие сельские жители страдали от коллективизации и были не согласны с решениями берлинского правительства.
Семья священника жила бедно. Мать не имела права занимать в ГДР место учителя согласно своей профессии. Они жили в простом каркасном доме, крытом красной черепицей. Первый этаж они делили с сестрой по общине, пара маленьких комнат под крышей также были заняты. Мать готовила суп из крапивы, отец учился доить двух принадлежавших семье коз. Так Ангела Меркель рассказывала фотографу Херлинде Кёльбль.
Всего три года семья прожила в сонной деревеньке в районе Пригниц, а затем переехала в Темплин, в свою «Лесную усадьбу». Хорст Каснер понравился генералу-суперинтенданту Альбрехту Шёнхерру, ставшему впоследствии епископом. И тот поручил ему заняться созданием колледжа для пасторов и семинарии для обучения священников на его землях.
«Лесная усадьба» была благотворительной церковной организацией, в которой с конца XIX века воспитывались и обучались беспризорные дети. Когда сюда переехала семья Каснеров, в ней размещались душевнобольные. Они там жили, занимались работами в саду и по дому, ремонтными и сельскохозяйственными работами. Ангела и родившиеся позже брат Маркус и сестра Ирена на собственном опыте ощутили еще один общественный разрыв. Теперь они жили в месте, которое отличалось от нормальных домов. Многие из их одноклассников поначалу просто не решались приходить к ним в гости. В них самих и в их родителей душевнобольные обитатели «Лесной усадьбы» вселяли ужас.
Семья постепенно обустроилась на новом месте. Дом в лесу был просторным, здесь было место, чтобы принимать гостей (с запада), в одной из комнат под крышей следующие тридцать лет размещалась библиотека, где имелись и книги, которые в ГДР невозможно было достать либо они были запрещены. В саду детям выделили участок, который они самостоятельно засадили цветами, вокруг были лес, поля, луга и озера. Буквально в нескольких сотнях метров, окруженный средневековой городской стеной, стоял Темплин, региональный центр. Это был один из наиболее уютных уголков Укермарка.
Ангела не ходила. Старшая дочь Каснеров заговорила рано и почти сразу – связными предложениями, а вот ходить ей совсем не нравилось. Годы спустя она все еще просила брата сходить вниз по лестнице за чем-то нужным вместо того, чтобы сделать это самой. Ей приходилось учиться бегать вниз с холма. Каждую прогулку, по словам Ангелы Меркель, она заранее подробно продумывала, чтобы впоследствии не пришлось делать лишних шагов. В подростковом возрасте она страдала от того, «что не могла подстроиться под музыку. Я всегда была той девочкой, что ест орешки и не танцует», – рассказала Меркель, уже будучи министром по делам молодежи, дюссельдорфскому панк-музыканту Кампино. Тем более удивительным кажется тот факт, что теперь во время отпуска она с удовольствием уезжает побродить по Доломитовым Альпам, причем ее друг и бывший альпинист-экстремал Райнхольд Месснер считает, что она в достаточно хорошей форме. И еще более странно то, что в детстве такая неуклюжая девочка мечтала стать фигуристкой.
«Мое детство не было омрачено ничем»
[20], – скажет Меркель позже. Фраза эта, впрочем, вовсе не означала, что ее семья жила без проблем. Она просто успешно выучилась жить двойной жизнью: дома по-западному, в обществе по-восточному, в общине в соответствии с христианским учением, в школе – по пионерскому уставу. Родственники из Гамбурга присылали им книги, а позже джинсы и другую европейскую одежду.
До возведения стены 13 августа 1961 года все семейство время от времени, и особенно часто мать Меркель, ездит в Западную Германию, а к ним приезжают гости с родины. Каникулы дети проводят с гамбургской бабушкой. Незадолго до возведения стены семья Каснеров как раз вернулась из отпуска в Баварии. Отец заметил, что повсюду в лесах появилась колючая проволока, и начал подозревать, что что-то должно произойти. Вся семья и их община не могли поверить, когда закрылся Берлин. В то воскресенье, вспоминает Ангела Меркель, люди в церкви плакали. Никто не понимал, что будет дальше. И это первое связанное с политикой воспоминание семилетней девочки.
В августе 1968 года семья Каснеров отправилась в отпуск в Чехословакию, в горы Крконоше. Родители на пару дней уехали в Прагу, чтобы поучаствовать в демонстрации в поддержку «социализма с человеческим лицом». Хорст Каснер очень симпатизировал попыткам отыскать третий путь развития, которые предприняла коммунистическая партия братской страны. Но лето еще не успело закончиться, а Пражская весна уже была решительно подавлена советскими, польскими, венгерскими и болгарскими войсками. Национальная народная армия ГДР также готова была выступить, но ее участие так и не понадобилось.
После этого Хорст Каснер внутренне отдалился от политики. «Мой отец был горько разочарован»
[21], – рассказывала позже Меркель о разбитых надеждах на реформы и перемены. В 60-е и 70-е годы Каснер все еще готов сотрудничать с системой и входит в «секцию Вайсензее» – группу лояльных правительству теологов. Его детей принимают в пионеры, а брат Ангелы Маркус, к смятению лютеранской церкви, даже проходит гражданскую конфирмацию. Такое полное приятие реалий ГДР многим коллегам священника кажется перебором, и они жалуются епископу.
1968 год принес первое политическое событие, которое в Западной и Восточной Германии было воспринято совершенно по-разному. Для многих восточных немцев 1968 год ознаменовал собой конец надежд на свободу слова и собраний, на политические реформы и прогресс. Подавление Пражской весны для восточных федеральных земель означало, что в ближайшие десятилетия им предстоит идти по собственному пути построения социализма, а участие в политике вне государственной партии строго карается.
Для западных немцев это же событие стало просто одним из заметных этапов долгой холодной войны. В Кёльне, Гамбурге, в Западном Берлине и Франкфурте 1968 год запомнился студенческими протестами против режима пятидесятых годов и требованиями к старшим поколениям признать личную вину за грехи национал-социалистического прошлого Германии. Он запомнился подъемом борьбы за равноправие мужчин и женщин, за перестройку системы образования и за сексуальную свободу. И огромным социальным конфликтом правых и левых, который в своей экстремальной форме вылился в появление Фракции Красной армии, немецкой леворадикальной террористической организации, действовавшей в 70-х, 80-х и 90-х годах прошлого столетия. Тогда как политические голоса восточных немцев смолкли в 1968 году, в Западной Германии как раз наступала пора серьезных социальных противоречий.
В это время дом священника в Темплине становится пространством свободомыслия, где собираются в узком кругу, чтобы, удалясь от повседневной реальности ГДР, обсудить правильные пути развития социализма. На чердак допускаются наиболее доверенные личности, там они могут почитать западную литературу или взять книги домой. У Каснеров был даже принтер. «Он (отец) высвободил себе большое пространство, <…> и это отразилось и на моей жизни»
[22], – рассказывала Меркель, уже будучи министром по делам семьи, журналисту Гаусу о человеке, которым она восхищалась в детстве и юности. Служба государственной безопасности следила за домом священника и его хозяином и даже попыталась склонить его к сотрудничеству, ссылаясь на запрещенное письмо Сахарова, однако закрыла дело, как только Каснер проинформировал церковное руководство о попытке вербовки. Так пишет журналистка Эвелин Ролл.
Тем не менее священнику и его супруге после этого дозволено участие в поездках в несоциалистические страны, а их дети допускаются до изучения физики в высшем учебном заведении.
Недоверие ко всем становится неизбежной составляющей подобной жизни. Дети приучаются к осторожности, Ангела Меркель позже назовет недоверчивость одной из основополагающих черт своей личности. Политические соратники это подтверждают: все канцлеры были невероятно сдержанными, когда выходили за пределы ближайшего окружения. Но в случае Меркель эта сдержанность имела особые масштабы. Ее политические противники сообщают о том, что она насадила в рядах ХДС систему информаторов, чтобы как можно раньше иметь возможность обнаруживать и пресекать любые протесты, например, против миграционной политики. При этом они умалчивают о том, что Гельмут Коль и Герхард Шрёдер также пользовались услугами осведомителей из числа членов партии. В случае Меркель, впрочем, эти слухи слишком напоминают о старинных методах КГБ. «У чего-то достигших восточных немцев всегда рыльце в пушку»
[23], – говорит Александр Озанг о западнонемецком восприятии спорной фигуры берлинского предпринимателя и издателя Хольгера Фридриха.
И тем не менее детство и юность Меркель полностью объясняют ее способ вести коммуникацию. «Скрытность» при этом играет отдельную роль. Разумеется, с чужаками не принято было обсуждать телевизионные передачи, которые смотрели дома. Меркель уже ребенком привыкла противостоять уловкам, которые учителя использовали для того, чтобы выявить истинные настроения родителей своих учеников. В школе Меркель должна была рисовать часы, появлявшиеся в новостных передачах. Одноклассники, которые смотрели дома официальные новости ГДР «Актуальная камера», рисовали часы, на которых вместо цифр были черточки. На часах в западных новостях вместо цифр были точки, рассказывала она позже. «Мы всегда точно знали, что нам можно говорить»
[24].
Отвечая на вопрос, кто из родителей сыграл более важную роль в ее воспитании, Меркель рассказывает, что мать всегда была рядом, а прихода отца ей обычно приходилось ждать. Но именно Хорст Каснер был той величиной, с которой она постоянно соотносила собственную жизнь. Если в школе нужно было придумать рассказ, она просила помочь маму. Если же нужно было участвовать в предметной дискуссии, она обращалась к отцу. Навестив ее однажды в Берлине, где она писала докторскую диссертацию по физике в Академии наук и проживала в скромно обставленной квартире, он пристыдил ее: «Не слишком-то далеко ты ушла». Подробностей мы не знаем, но можно предположить, что дочь была обижена. Вскоре после этого она защитила свою диссертацию.
Хорст Каснер был хорошо известен в рядах лютеранской церкви Бранденбурга. Не было ни одного юного священника, который бы не посетил многократно пасторский колледж в «Лесной усадьбе». Все они уважали крупного мужчину, казавшегося многим неприступным и авторитарным. Херлинд Каснер нравилась им больше. Она была гостеприимной и открытой, порой присаживалась за стол с учениками, разговаривала с ними. Год за годом она подавала заявление на работу в государственной школе, и получала один отказ за другим.
Так что она устроилась работать при церкви, стала преподавать английский и латынь в пасторском колледже и посвятила жизнь заботе о своих трех детях. Она не уставала втолковывать, что им, детям священника, будет непросто получить место в высшем учебном заведении, так что в школе они должны учиться на отлично. Однако помимо этого она сумела также привить им любовь и интерес к учебе.
Ангела Меркель была отличницей по всем дисциплинам, кроме спорта. С этим предметом, которому в школах ГДР придавали чрезвычайно большое значение, она до конца школьных лет была не в ладах. Сдавая вступительные экзамены для поступления на физический факультет в Лейпцигский университет, она сдала все предметы на отлично. Кроме обязательного экзамена по физкультуре. Со второй попытки ей удалось получить минимально достаточный балл, хотя и для этого «пришлось много заниматься», так говорит сама Меркель. Позже она с благодарностью вспоминала, что, возможно, какой-то доброжелатель остановил секундомер чуть раньше
[25].
Совсем иначе дело обстояло с ее способностями к изучению языков. В отличие от большинства одноклассников, она любила уроки по русскому и английскому. Тогда как большинство учеников в ГДР ни за что бы не произнесли ни слова по-русски вне урока, Ангела Меркель с удовольствием разговаривала с русскими солдатами, которые были дислоцированы в их районе. Ей казалось, они постоянно стояли в ожидании чего-то. То, что впоследствии она могла вести разговор с Владимиром Путиным по-русски (а он, как бывший руководитель внешней разведки КГБ в Дрездене, – по-немецки), всегда вызывало у ее сопровождающих глубокое уважение. В 90-е многие наблюдатели были сильно удивлены, обнаружив во время подготовки к киотской климатической конференции, что она достаточно свободно говорит по-английски. Они совсем иначе представляли себе качество образования в восточнонемецкой деревне.
Несмотря на успехи в учебе, главным и неизменным стремлением Меркель было оставаться незаметной. «Я использовала определенные методы адаптации для того, чтобы пройти выбранным путем становления»
[26], – рассказывала она в ходе телевизионного интервью Гюнтеру Гаусу, объясняя свое вступление в ряды Союза свободной немецкой молодежи, а также свою жизнь в школе. Когда она победила в олимпиаде ГДР по русскому языку и получила возможность посетить Москву, ее учительнице по русскому Эрике Бенн не приходилось беспокоиться за ее уровень владения языком. А вот заставить ученицу открыто взглянуть ей в глаза и научиться улыбаться оказалось по-настоящему хлопотным делом. Бывшие учителя отмечают ее выдающийся ум и организованность, бывшие одноклассники вспоминают отзывчивость и умение дружить. Но она никогда не играла заметной роли в жизни класса. По выражению одного из одноклассников, с которым общалась Эвелин Ролл, она всегда была неприметной и не пользовалась популярностью. Могли ли одноклассники или учителя предположить, что дочь священника однажды сыграет столь выдающуюся роль, далеко обойдя их всех? Определенно нет.
Однако в последний год обучения в школе произошло нечто, чуть было не разрушившее все перспективы. Мелочь, однако одна из тех, что могут повлечь за собой серьезные последствия. В апреле 1973 года 12 «б» класс отказался проводить навязанный руководством школы час поддержки вьетнамских «борцов с американскими империалистами». А Ангела Меркель оказалась зачинщицей. У всех учеников уже были на руках приглашения в вузы, им просто надоело принимать участие в школьных акциях пропаганды. Класс получил предупреждение, родители были поставлены в известность. В конце концов ученики согласились изменить решение и упрямо представили стихотворение Кристиана Моргенштерна о жизни мопса, где всего в шести строках рассказывалось о мопсе, сидящем на стене. Придумали его в «Лесной усадьбе». Ироничного Моргенштерна, упоминания стены, да еще и исполнения «Интернационала» по-английски хватило бы для исключения всех учеников, о поступлении в вузы можно было забыть. Дошло до расследования, но никого так и не исключили. Однако отцу Каснеру для этого пришлось подключить не только церковного юриста и консисторского советника Манфреда Штольпе, но и регионального епископа.
То, что дети священника имели возможность учиться в высшем учебном заведении, было в первую очередь связано с послаблениями, которые председатель центрального комитета СЕПГ Вальтер Ульбрихт дал лютеранской церкви. Если 50-е годы были отмечены активной борьбой против церкви, то в 60-е СЕПГ пытается заключить нечто вроде мирного соглашения на условиях, что священники будут поддерживать социалистический путь развития и, возможно, даже благословят его. Квинтэссенцией этой линии в августе 1964 года стала символичная встреча Ульбрихта с тюрингским епископом Моритцем Митценхаймом в Айзенахе, в том самом замке Вартбург, где реформатор Мартин Лютер Кинг перевел Библию на немецкий язык. После этого «продвинутым» семьям священников в ГДР стало дышаться несколько легче. Все послабления закончились с отставкой Ульбрихта в 1971 году, но семья Каснеров успела использовать эту временную передышку.
Ангела Каснер хотела стать учительницей, как и ее мать. Но она не получила бы в ГДР допуска на место будущего учителя. Позже она скажет, что стремилась выбрать один из предметов, который давался ей наиболее тяжело. Она хотела понять теорию относительности Эйнштейна. Теологом она быть не хотела. Христианская жизнь в родительском доме, конечно, оказала на нее определенное влияние, однако перспектива работы священнослужительницей ее не вдохновляла. Она слишком часто видела, как детям священников приходится и самим становиться священниками только потому, что в ГДР любая другая деятельность была для них под запретом. И такого пути для себя она не желала.
Ангела планирует свою жизнь независимо от родителей, в том числе и от их решения переехать в ГДР. Все были готовы к тому, что в случае необходимости дочь запросит разрешение на выезд из страны. В конце концов, ведь и ее мать не спрашивала бабушку, можно ли ей уехать в ГДР. С любовью, но на расстоянии – так она охарактеризует отношения с собственными родителями, уже занимая ответственный политический пост в объединенной Германии.
Опыт, пережитый в Темплине, оказал сильное влияние на всю дальнейшую жизнь Меркель. Она ежедневно осознавала, что несвободна, что общество ГДР ограничено, а экономика ГДР не функционирует. Но она также понимала, что восточным немцам не следует прятаться, если они могут применить свои знания, умения и свою сообразительность. «Каждый раз, встречаясь с людьми с запада, я спрашивала себя, могу ли я интеллектуально конкурировать с ними». И понимала, что «может быть с ними на равных»
[27].
И это самосознание отличает ее от множества соотечественников, у которых не было гостей с запада или из других несоциалистических стран. В первые годы карьеры в Бонне оно очень помогало ей выносить снисходительное отношение сотрудников по министерству. Оно давало ей силу встречаться с внутрипартийными оппонентами и быстро обгонять их. В потаенной жизни в Темплине лежат истоки многого, что позже обернется преимуществом: комбинация недоверия, скрытности и терпения. Амбициозность и готовность быстро учиться. Умение дружить и быть незаметной. Сознание собственных умственных способностей и умение приспосабливаться. И прежде всего понимание, что для того, чтобы многого достичь, не обязательно быть согласной с происходящим.
Жизнь как умение приспосабливаться
С такими вводными она начинает свою учебу в Лейпциге. Пять лет учебы, дважды в неделю вечеринки. С экспериментальной физикой у нее были сложности, с обязательными спортивными тренировками – еще бо́льшие, по крайней мере, позднее она охотно шутит на эту тему. Тем не менее итоговый экзамен она сдает на отлично и получает возможность поступить в докторантуру в Берлинскую академию наук.
Ангела знакомится со своим первым мужем, который также был физиком, и выходит за него замуж незадолго до окончания учебы. Свадьба прошла в церкви. Ангела Каснер стала Ангелой Меркель. Ульрих Меркель был интровертом, ее же любимым занятием было «поговорить»
[28]. Ему нравится быть дома, она любит вечеринки. Он пропускает праздники в институте, она с удовольствием помогает в их организации. Вместе супруги гуляют, навещают родителей друг друга, путешествуют. В течение пары лет они живут благополучно. А затем, когда семья уже давно перебралась в Берлин, она съезжает и подает на развод. И забирает с собой стиральную машину.
Годы в Лейпциге были периодом мимикрии. Меркель уже взрослая женщина, принимает собственные решения. Образ дочери священника остался далеко позади. Иногда она заглядывает в лютеранскую студенческую общину, но от предложенной общественной работы отказывается. В кругах несогласных с режимом ее принимают, при ней открыто говорят и приглашают на тесные сборища, где звучит критика социализма. Ей доверяют несмотря на то, что сама она не занимает никакой политической позиции и ведет себя замкнуто. В это время, как и позже, в Берлинской академии наук, за ней наблюдает государственная служба безопасности.
Но и среди сторонников, и даже ярых сторонников режима – некоторые из них уже во время учебы стали членами СЕПГ, – ее присутствие высоко ценится. Вдали от Темплина, здесь она становится для своих однокурсников просто умной и никогда не пьянеющей сокурсницей, которая обожает путешествия и вечеринки, но и работает не покладая рук. Она закупает в соседнем магазинчике вишневый сок и по вечерам в студенческом клубе мешает его с виски, превращая в коктейли. Там она выступает в роли бармена. Ангела Каснер не вступает в партию, но остается в рядах Союза свободной немецкой молодежи. «Союз свободной немецкой молодежи» – это самое крупное в ГДР студенческое движение, организация, готовящая будущих членов Социалистической единой партии Германии.
Этот момент биографии Меркель обычно вызывает дискуссии: не слишком ли далеко она зашла в своем приспособленчестве, как до этого и ее отец, готовый служить социализму. Она скрыла, что была функционером Союза свободной немецкой молодежи, после поступления в докторантуру уничтожила свое выпускное сочинение по предмету «Теория марксизма-ленинизма», выражала восхищение писателем Райнером Кунце, которому пришлось покинуть ГДР. Критики считают, что она была куда более лояльна режиму, чем утверждала после объединения Германии. Из этого должен следовать вывод, что она была вовсе не жертвой, а скорее, соучастницей режима.
В начале карьеры Ангела Меркель охотно вспоминает о юных пионерах и времени, проведенном в рядах Союза свободной немецкой молодежи. «Мне нравилось заниматься делами Союза свободной немецкой молодежи», – сказала она в интервью Гюнтеру Гаусу. Во время выступления перед молодежью ХДС 3 октября 1991 года она с увлечением рассказывала о том, сколько хорошего партия организовывала в жизни школьников и студентов, и видела перед собой недоумевающие и даже шокированные лица. После этого она стала сдержаннее. Она заметила, «насколько плохо мы понимаем друг друга даже спустя год после объединения Германии». На западе не могут понять, «что и у нас была настоящая жизнь». Журналисту Гаусу она пояснила: «Люди часто упускают из виду тот факт, что жизнь в ГДР делилась на политическую и частную. Политика ставила нам жесткие границы, но не была вездесущей. У нас была дружба. Были места, где мы собирались, чтобы обсудить разные вещи, читали, размышляли, устраивали вечеринки. Об этом аспекте жизни в официальных отчетах ничего не говорится»
[29].
Не понимали на западе и того, что умение приспосабливаться было необходимо для защиты не только собственной жизни, но и всей семьи в целом. «Общая ответственность, это было самое страшное», – рассказывает Меркель
[30]. Она была наиболее действенным орудием Государственной службы безопасности. Тот, кто выражал протест, подвергал опасности свою семью, свое ближайшее окружение, своих друзей. Ее второй муж, специалист по квантовой химии Йоахим Зауэр, описывает этот вынужденный конформизм в интервью 2010 года: «Нужно было не просто молчать! От тебя ожидали подчинения, активной поддержки и “социального участия”. Для не состоявших в СЕПГ оно заключалось в членстве в социалистических общественных организациях. Когда я работал ассистентом в Университете Гумбольдта, ко мне как-то подошел профессор <…> и сказал: “Мы тут все входим в общество немецко-советской дружбы. Если вы не хотите стать его членом, ищите себе другое место работы”, что явно означало необходимость покинуть университет. Разумеется, мне пришлось вступить в общество»
[31].
Ангела Меркель свыклась с непониманием. Позже она говорит о том, что западным и восточным немцам нужно больше разговаривать друг с другом и делиться опытом, сама однако этого не делает. Сама она действует противоположным образом: молчит, как привыкла в детстве и юности. Но теперь это другое молчание. Она делает это умышленно, обрубая связь со своей прошлой жизнью.
Это вызывает подозрения не только у ее старых друзей, но и среди тех людей на западе, что с растущим недоверием следят за быстрым взлетом Меркель. Потому что это молчание значит куда больше, чем личное умение приспособиться или внутренние ограничения. Как будто за первые годы своей политической карьеры она усвоила, что на демократическом Западе все равно никого не удастся ни в чем убедить, объяснения не помогут, все попытки бесполезны. Это умышленная немота, которая прерывается лишь в моменты особенного эмоционального накала или во время серьезных национальных катастроф.
Однако те, кто считает, что Меркель нарочно уничтожала следы своей гэдээровской биографии, чтобы после объединения Германии продолжить карьеру в ХДС в роли мнимой диссидентки, искажают реальность. Она не уничтожала никаких следов. Она, как и Фридрих Мерц в рассказах о своей юности в Зауэрланде, и Йошка Фишер в воспоминаниях об особенно жестком периоде в 1968 году, просто адаптировала свои воспоминания под реалии современности. Она выбрала подходящие истории и объединила их в один общий образ, дистанцированный от режима ГДР.
Она превратила их в личную историю рано увлекшейся политикой девушки, которая любила смотреть по западному телевидению консервативную программу Герхарда Лёвенталя на ZDF, выдержала жизнь не в той стране благодаря книгам, знакомым и гостям с Запада и с нетерпением ждала распада ГДР. Многие друзья, знакомые, учителя и профессора, которых последние тридцать лет журналисты расспрашивали об Ангеле Меркель, вспоминают иное. В 2019 году бывший руководитель мемориала Берлин-Хоэншёнхаузен (бывшей тюрьмы Штази) и достаточно спорный историк Хубертус Кнабе обобщил то, что известно о близости Меркель к социалистическому государству. Его вывод гласит: она более чем поддерживала происходящее. Однако никаких свидетельств о том, что она работала на Штази, не имеется.
Судя по всему, все достаточно просто: Меркель нечего скрывать относительно этого жизненного этапа. Она могла бы рассказывать о нем открыто. Но вместо того, чтобы вдаваться в пространные объяснения, которые, по ее мнению, все равно никто не поймет и не примет, она просто решает действовать в соответствии с ожиданиями западных немцев: тот же тип приспособленческого поведения, просто адресат сменяется.
Время ожидания
После завершения учебы Меркель и ее первый супруг изначально планировали перевестись в Технический институт в тюрингском Ильменау. Она вспоминает о «неприятном собеседовании с крайне неприятным руководителем кафедры»
[32]. Он знает о ней все, и теперь Меркель становится окончательно ясно то, что раньше она только подозревала: во время учебы в Лейпциге за ней наблюдал кто-то из самого ближайшего окружения и доносил на нее. По дороге к кассе на оплату дорожных расходов к ней обратился сотрудник Штази. Она объяснила, что не подходит для предлагаемой работы. Говорит, что не смогла заставить себя молчать. Хотя, конечно, это явно не всерьез. Ведь мы уже знаем, что если Меркель что-то и умеет идеально, так это скрываться. Но эту работу Меркель не получила.
И отправилась в Берлинскую академию наук работать в Центральном институте на физико-химическом факультете. Ее порекомендовал один из профессоров Лейпцигского университета, его брат и руководил Центральным институтом. Здесь как раз собрались в основном несогласные с режимом, рассказывает Меркель в интервью журналисту Хуго Мюллер-Воггу. Поскольку в академии занимались не образовательной, а исключительно исследовательской деятельностью, не было опасности, что протестные настроения передадутся студентам.
Но это была лишь часть правды. В академии проводились самые современные исследования, призванные в кратчайшие сроки вывести экономику и науку ГДР на уровень западной и даже выше. 25 000 сотрудников, из них 10 000 ученых, работали на огромной площади в берлинском районе Адлерсхоф, прямо на границе с Западным Берлином, на территории собственного маленького городка. Тот, кому дозволялось тут работать, однозначно принадлежал к научной элите ГДР.
Меркель работала над диссертацией по теме «Исследование механизма реакций распада с простым разрывом связей и расчет их скоростных констант на основании квантово-химического и статистического методов». Куда проще звучит название ее выпускной работы по предмету теория марксизма-ленинизма: «Что такое социалистический образ жизни?»
[33] В пользу Меркель говорит то, что за первую из этих работ она получила максимально высокий балл, за вторую же лишь «удовлетворительно». Потому что «слишком много написала о крестьянах и слишком мало о рабочем классе»
[34].
В течение следующих десяти лет молодая ученая-физик ежедневно посещает какой-то невзрачный барак. Над чем работают в этом отделе, никто точно не знает. «Социалистический заказ растворился в воображаемом мире необозримых иллюзий и ожиданий. Те, кто, как и мы, трудился на мир будущего, ходя на работу по перфокартам и не имея доступа к телефонной связи, не ощущал давления материально-технической базы», – пишет Михаэль Шиндхельм в своем романе «Путешествие Роберта» о том времени, когда они работали вместе с Меркель (в романе ее имя изменено на Ренате). «Семеро мужчин нашего отдела и Ренате (общались) исключительно доверительно и всегда в духе современности». Ренате (Ангела Меркель) «несколько лет назад получила ученую степень»
[35], говорится в романе.
Ее второй муж Йоахим Зауэр через тридцать лет после объединения Германии в видеоинтервью Университета Гумбольдта так рассказывает о работе ученых в ГДР: «Успехи не мешали, но они были не главным»
[36]. В отделе Меркель царила гнетущая скука. Самодельные перфокарты засовывали в огромные вычислительные машины и порой сутками ждали результатов расчетов, которые сегодня любой смартфон производит в течение секунды. Чтобы завершить работу, Меркель получает разрешение выехать на две недели в Прагу. Там находится мощный компьютер IBM, который ей разрешено использовать.
Общественная и интеллектуальная жизнь, напротив, радовала все больше. После первых месяцев работы, в течение которых новая и единственная сотрудница отдела женского пола чувствовала себя достаточно одинокой, она записывается в Союз свободной немецкой молодежи и быстро находит друзей. Ученые много читают, в том числе и романы. Некоторым из них удается раздобыть запрещенные в ГДР издания советского диссидента Андрея Сахарова или обсудить выступления западнонемецкого федерального президента Рихарда фон Вайцзеккера.
Официально Меркель занимается распространением театральных билетов, дискуссионной программой в рамках учебного года и помогает переоборудовать подвал барака в помещение для вечеринок. Если не хватает тарелок, стаканов или приборов, у Меркель всегда находится то, что нужно. Некоторые бывшие друзья, покровители и политические соратники говорят, что в Союзе свободной немецкой молодежи у нее была роль ответственной за агитацию и пропаганду, однако Меркель не может этого припомнить.
Она варит турецкий кофе, который ее сотрудники выпивают в огромных количествах за разговорами о мировой политике. В какой-то момент в ее жизни начинает время от времени появляться некий Йоахим Зауэр, чаще всего это происходит во время обеда в столовой. Постепенно он становится научным куратором, другом, спутником жизни и, наконец, в 1998 году вторым супругом.
В 1981 году Меркель разводится со своим первым мужем. Она совершенно неожиданно заявляется поздним вечером к одному из институтских приятелей, сообщает, что больше так продолжаться не может, и просит приютить ее. Так, по крайней мере, этот друг рассказывал позже журналистке Эвелин Ролл. Ульрих Меркель страдал от переезда и необходимости жить в Берлине. Он так и не смог привыкнуть к жизни в большом городе, ни работая в Университете Гумбольдта, ни в Академии наук. Ему не нужна была ни бурная общественная жизнь, ни общение с коллегами. Он, скорее, был «человеком домашним», она же, напротив, любила по вечерам сходить на вечеринку, в театр, просто поболтать, чтобы хоть как-то компенсировать молчаливые рабочие будни
[37].
Проект «Квартира для Ангелы» стал настоящим приключением для Меркель и ее коллег. В конце концов, в одном из флигелей на Темплинской улице, в достаточно обшарпанном в то время районе Берлина Пренцлауэр Берг, была обнаружена пустая квартира, замок был взломан. Этот способ занятия квартиры в ГДР совершенно точно не считался легальным, но был достаточно популярен. Друзья помогли привести квартиру в порядок, притащили мебель из собственных излишков, и Меркель въехала в новый дом. Несколько раз она пыталась узаконить свое проживание, и в конце концов ей это удалось: ее дом бы признан требующим ремонта, а ей выдали новую, уже отремонтированную квартиру
[38].
Меркель использует все возможности, которые предоставляет Академия. Она много раз посещает Польшу, Чехословакию, Россию и Украину. Ей симпатично польское движение «Солидарность», и они с коллегами подолгу обсуждают альтернативные пути развития социализма.
В этот момент ей уже ясно, что ГДР осталось существовать недолго, позже признается Меркель. В отличие от большинства ее друзей, а также от своего отца она уже в то время перестает верить в собственный, новый путь социалистического общества. Западная модель развития рыночной экономики кажется ей более правильной. Однако в институте она, конечно, не торопится высказывать эту точку зрения. Ее коллеги, неофициально работавшие на Штази, до самого конца подтверждали, что Меркель отзывалась о ГДР с критикой, но исключительно конструктивной.
После объединения Германии Меркель с грустью обнаружила, что некоторые из ее ближайших соратников работали на Госбезопасность. Недоверчивость защищала ее и не позволила рассказывать о себе слишком многого, тем самым сделав себя уязвимой. Например, один из сотрудников и человек, с которым Меркель вместе путешествовала, упомянул в поданном в Штази рапорте, что он даже не знает, ходит ли Меркель в церковь и как часто. Театральный менеджер Михаэль Шиндхельм также работал на Госбезопасность, в чем он сознается много лет спустя. С ним Меркель была чрезвычайно открыта, но ей повезло: он оказался плохим доносчиком. Его рапорты не включали никаких важных сведений, о коллегах он не докладывал. Такой вывод сделал Алекс Брюггеманн, журналист газеты Welt, который видел донесения Шиндхельма.
Реформы, идущие в Польше, и перестройка Михаила Горбачёва в России давали и жителям ГДР во второй половине 80-х годов надежду на перемены. Правила пересечения границы, проходящей внутри Германии, становятся менее строгими в ответ на миллиардный кредит, который ФРГ предоставила ГДР для стабилизации ее экономики.
В 1986 году Ангеле Меркель разрешают выезд на Запад, одна из ее двоюродных сестер выходит замуж в Гамбурге. Она использует эту возможность для того, чтобы навестить в Карлсруэ одного старого знакомого, перебравшегося туда. Затем отправляется на Бодензее. Самоуверенная восточнонемецкая ученая восхищена западными междугородними поездами («удивительные железные дороги!») и поражается расслабленности западных студентов, которые порой позволяют себе садиться на сиденья прямо с ногами.
Дальнейшее путешествие еще нагляднее демонстрирует, насколько избирательно в ГДР сообщается о жизни на Западе. В Констанце Меркель долго размышляет о том, стоит ли ей, путешествующей в одиночку женщине, снимать комнату в отеле или это будет слишком опасно. В конце концов, в западных фильмах все время показывают, как женщин убивают в отелях.
Почему-то она совершенно не допускает всерьез мысли о том, чтобы остаться здесь. При том, что она осознает застой ГДР во всей его безнадежности и, по ее собственным словам, сносной жизнь там делает только возможность уехать, она все же возвращается обратно. И этим еще раз, в самый последний раз, подтверждает свою готовность подчиниться законам жизни при социализме: если выйдешь из системы, поставишь под удар родственников и друзей. А ее супруг находится в Восточном Берлине, и выездным станет лишь в 1988 году. Родители, сестра и брат тоже в ГДР, они все больше отдаляются от режима как интеллектуально, так и политически, но не территориально. В темплинской «Лесной усадьбе» все чаще звучат разговоры о необходимости реформ в социализме, в этих беседах зачастую участвуют западные гости, и брат Меркель Маркус явно занимает позицию осуждения. Меркель возвращается.
Она складывает с себя обязанности в Союзе свободной немецкой молодежи и сосредотачивается на личной жизни. Академии не хватает средств на ремонт оборудования, и работа во всех отделах стоит, либо сотрудники занимаются самостоятельным производством необходимых деталей. Коллеги уезжают на запад, но руководство партии и государства все еще отказывается открывать границы, хотя многие братские государства это уже сделали.
Десять лет, проведенные в Академии наук, кажутся Меркель временем ожидания, ее биограф Эвелин Ролл пишет, что она будто бы «окуклилась». Этот образ, однако, станет понятен лишь при взгляде на последующие события. Ведь только благодаря тому, что в 1989 году ГДР распалась без содействия физика из Темплина, стала возможной метаморфоза Меркель из физика в политика. И только в ретроспективе становится понятен образ окукливания.
«Выйди наружу»
Михаэль Шиндхельм – один из немногих людей, входивших в узкий круг общения Меркель, кто перед распадом ГДР сменил род деятельности. Он уволился, посвятил себя сначала литературе, затем театру, затем западу. На прощание он подарил Меркель книгу, роман Гоголя «Мертвые души». В качестве посвящения он написал видоизмененную строку из стихотворения Гёльдерлина «Выйди наружу».
Этот момент Меркель выделяет как переломный в ее жизни, она превратила его в символ перемен: «Выйди наружу». Она часто цитирует этот призыв. По ее словам, он вдохновил ее на новый шаг. Уже пользуясь международным признанием и уважением, она стремится передать его новому поколению. «Давайте выйдем наружу», – призывает она своих сограждан во время празднования годовщины объединения Германии в 2006 году
[39]; «Выходите наружу», – напутствует она студентов элитарного Гарвардского университета в 2019 году
[40].
Этот эпизод наглядно демонстрирует, насколько избирательной может быть память, когда речь идет об освещении важных моментов в жизни великих людей. Потому что поначалу история звучала совсем иначе. В романе «Путешествие Роберта» Роберт выступает в роли одариваемого. Он получает книгу с посвящением на прощание от «Ренаты»
[41]. Сама Меркель тоже вспоминает именно этот вариант сюжета в 2000 году, когда выдвигается на роль председателя ХДС
[42].
Примечательно и то, как в ее памяти этот эпизод постепенно переносится в 1989 год «или немного позже»
[43]. Однако все должно было происходить в 1986 году, когда Шиндхельм покидает академию, а Меркель самоотверженно возвращается из западной командировки.
Все это заслуживает внимания, потому что поздняя версия событий несет совсем иной смысл, нежели изначальная. Если дарительница – Меркель, и дело происходило в 1986 году, это событие явно транслировало тоску молодого ученого-физика, который ненадолго вырвался на свободу, а затем был вынужден вновь вернуться в заточение. И словами этого посвящения желает другу иной участи. Если же, напротив, считать, что книгу получила сама Меркель в 1989 году, посвящение становится толчком к началу ее невероятной карьеры. Тот, кто выходит наружу, подвергает себя риску и намеревается изменить себя и окружающий мир. Так Меркель говорит студентам Гарварда. Так что ничего странного нет в том, что 1989 год подходит к ее легенде куда больше, как и роль получателя напутствия. Мы же видим в этой истории намек на то, что воспоминания Меркель не стоит воспринимать слишком буквально.
На самом деле оба, Роберт и Рената в романе, Шиндхельм и Меркель в реальности выходят наружу. Им удается использовать эту возможность по максимуму. И это отличает их от множества сограждан. И здесь индивидуальные и коллективные воспоминания о процессе объединения расходятся.
Ангела Меркель и Шиндхельм покидают то, что писательница Инес Гайпель называет восточнонемецким «ассоциативным полем». Но спустя годы Шиндхельм все же утверждает, что «Ангела Меркель по сути своей осталась тем самым человеком, с которым я познакомился в те годы»
[44].
Остальные знают или ту Ангелу Меркель, которой она была до 1989 года, или ту, которой стала после. В отличие от канцлера, большинство восточных немцев после объединения переживали провалы и поражения. Возможно, канцлер все еще разделяет их любовь к картофельному супу и владеет второй квартирой в Укермарке, но больше у них не остается ничего общего. Западные немцы смущены другими моментами: у них на глазах эта женщина появляется из ничего, и ее невероятный взлет они могут оценивать, опираясь исключительно на собственные представления о жизни.
«Я никогда не уставала, все это было ужасно увлекательно»
Тот, кто однажды пережил крах системы, считавшейся неуязвимой, будет уверен, что отныне возможно все, и ничто не гарантировано навеки. В Советском Союзе и большинстве союзных государств в середине 1980-х начинается политическая оттепель. Только в ГДР правительство во главе с Эрихом Хонеккером считает перемены излишними. «Разве вы, <…> увидев, что сосед решил переклеить обои в своей квартире, считаете необходимым тоже клеить обои?»
[45] – отвечает главный идеолог СЕПГ Курт Хагер в интервью 1987 года журналу Stern на вопрос о том, как долго ГДР собирается сопротивляться русскому примеру гласности, перестройки и открытости.
Хагер до тех пор считается перспективным сотрудником политбюро. И вот именно он обрубает все надежды на перемены. Для десятков тысяч граждан эта фраза, мгновенно разнесшаяся по просторам ГДР, стала последним звоночком. С этого момента не только политические диссиденты и интеллектуальная элита отворачиваются от ГДР, но и простые люди.
В конце лета 1989 года положение начинает стремительно меняться. Пару недель назад открылась граница между Венгрией и Австрией, и теперь тысячи граждан ГДР покидают свою страну (свое имущество, родственников и друзей). Другие осаждают посольства Западной Германии в столицах социалистических стран, чтобы добиться разрешения на въезд. Те, кто остается, выходят на улицы: в Лейпциге с начала сентября богослужения по понедельникам превращаются в демонстрации, все более многочисленные и все труднее сдерживаемые.
30 сентября становится недостающей искрой для того, чтобы вспыхнула мирная революция. Министр иностранных дел Западной Германии приезжает в переполненное посольство в Праге и произносит самое известное неполное предложение в новейшей истории Германии: «Дорогие сограждане, я прибыл, чтобы сообщить, что сегодня ваш въезд…» Остаток фразы «в ФРГ будет одобрен» потонул в ликовании 4000–5000 граждан ГДР, многие из которых неделями жили в палатках на территории вокруг посольства. Тем же вечером в сопровождении сотрудников министерства иностранных дел они были препровождены в ФРГ. А на следующий день посольство вновь наполнилось желающими эмигрировать. Однако руководство ГДР все еще оставалось слепо к реальности. В странной попытке сохранить лицо оно пропускает проезда по территории ГДР, чтобы придать происходящему официальный характер. Что, впрочем, вызывает обратный эффект: вокруг проезжающих через Дрезден поездов собираются демонстранты, начинаются беспорядки.
На той же неделе, будто ничего не произошло, состоялось изменившее все празднование 40-й годовщины рождения ГДР: с факельным шествием, военным парадом, торжественным ужином с приглашенными главами дружественных государств. Глава Советского государства и компартии Горбачёв тем вечером был приглашен во Дворец Республики в центре Берлина. «Того, кто опаздывает в политике, жизнь сурово наказывает», сказал он в беседе с глазу на глаз коллеге Хонеккеру, как он вспоминает позже. Но тот отдает распоряжение разогнать и оштрафовать тысячи демонстрантов, собравшихся в тот вечер за стенами дворца между рекой Шпрее и телевизионной башней. Их крики «Горбачёв», «демократия» и «нет насилию» были слышны даже в торжественном зале.
Протестующие граждане ГДР, несмотря на репрессии, потеряли всякий страх. Перемены уже чувствовались всюду: в Дрездене, Плауэне, Магдебурге и, прежде всего, в Лейпциге, а затем и в Берлине. Руководство ГДР все еще сопротивлялось и отдавало распоряжения полиции, армии и сотрудникам безопасности подавить беспорядки. Но это им больше не удавалось. Все большее и большее число солдат, пожарных и полицейских уходят со службы, правительство уже не может быть уверено в том, что его приказы будут выполнены. 9 октября, через два дня после странного праздника и разгона демонстрации в Берлине, 70 000 жителей Лейпцига после понедельничной молитвы отправились маршем к зданию городской ратуши. И тут произошло странное: ничего. Они не могли в это поверить. В город были стянуты вооруженные силы армии, полиции и госбезопасности. Все они были уведомлены о последствиях неподчинения приказам. Но вечером никто не покинул казармы и полицейские фургоны. Потому что никакого приказа они не получили.
С этого дня стало ясно, что перемены не остановить. Демонстрации проходили во всех крупных городах ГДР. Режим рушился с захватывающей дух стремительностью. Месяц спустя Эрих Хонеккер ушел в отставку, а Гюнтер Шабовски 9 ноября объявил о свободе передвижения для граждан ГДР. Теперь любой человек в любое время имел право перейти в Западную Германию. На вопрос одного из журналистов о том, когда новые правила вступят в силу, Шабовски произносит другую известнейшую так и неоконченную фразу переломного времени: «Насколько я знаю… сейчас же… незамедлительно». Тем же вечером тысячи людей собрались у погранперехода на Борнхольмской улице. Шлагбаум был открыт.
Ангела Меркель, напротив, сначала пошла с подругой в сауну, а затем в соседний бар «Старый фонарь» выпить пива, как она это делала каждый четверг. Эту историю она также любит рассказывать. Пятнадцать лет спустя именно здесь она закажет пиво для мужа и друзей, чтобы вспомнить о событиях прошлого. В момент освобождения и великих перемен физик Меркель собирает вещи для плаванья, отправляется в бассейн в парке Эрнста Тельмана и садится попотеть в сауне. По ее словам, перед этим она звонила матери, чтобы напомнить о давнишнем семейном уговоре после падения Берлинской стены собраться в отеле Кемпински на Кудамме поесть устриц. Меркель не любит устрицы, и встреча в Кемпински так и не состоялась. Но этот образ был для семьи Каснеров воплощением разделения Германии. Символом несогласия и неготовности смириться.
Уже вернувшись из сауны, Меркель узнает о том, что граница открыта. И тут же отправляется в путь, пересекает границу на Борнхольской улице, заходит в гости к знакомой семье в Веддинге, недолго празднует и возвращается домой. На следующий день ей нужно рано вставать, работа не ждет.
Эта история тоже подсвечивает характер Меркель таким образом, который кажется выигрышным для будущего политика ХДС: ей не свойственны эмоциональные вспышки. В неспокойные времена она всегда предпочитает сделать шаг назад, оглядеться, поразмыслить и лишь затем действовать. В одном из поздних интервью она сказала, что любит «копать землю». Работа в саду помогает ей, несмотря на резкий взлет карьеры, сохранять связь с землей
[46]. Во время объединения Германии такой связью с реальностью стала сауна.
Ангела Меркель не из тех, кто бросается на баррикады. Она не стала борцом за гражданские права, несмотря на общение с представителями оппозиции. Во время работы в Академии ее рабочий день начинался рано, а заканчивался поздно. Вот только работе отводилось не так уж много времени: «…в офисах и на заводах все больше внимания уделялось политике»
[47]. Она планировала предстоящие командировки с целью научного обмена (одну на начало ноября 1989 года в Карлсруэ и доклад 13 ноября в Польше) – и добросовестно соблюдает эти договоренности. Но теперь она проявляет больше активности, как в рамках работы в Академии, так и за ее пределами.
Уже в сентябре она впервые принимает участие в политическом вечере, проходящем в родительском доме. Его участники сообщают, что говорила Меркель не много, сама же она об участии в том вечере вообще не помнит. Но если ее отец в то время еще верил в возможность выбрать свой собственный путь социализма, ей уже было ясно, что не существует третьего варианта развития вне рыночной экономики, – так она говорит в одном из поздних интервью.
Уже 9 сентября Катя Хавеман, вдова диссидента Роберта Хавемана, вместе с Бёрбель Болей, Йенсом Райхом и другими основала движение «Новый форум», позже заявленное в качестве партии. Семья Каснеров поддерживала многолетнюю дружбу с Хавеманами, отец Ангелы Меркель и ее брат Маркус имели непосредственное отношение к этому движению, которое позже частично вошло в Союз 90, а затем слилось с западногерманской партией Зеленых. 12 сентября в кругах берлинской евангелической общины Варфоломея возникло движение «Демократия сейчас». 1 октября был основан «Демократический прорыв», 7 октября – СДПГ (Социал-демократическая партия Восточной Германии). Мать Меркель присоединилась к социал-демократам. В считанные дни и недели повсюду начали появляться новые партии, движения, союзы. Казалось, будто вся страна в течение последних лет так же, как и Ангела Меркель, находилась в окукленном состоянии.
«Что бы мы сказали нашим детям и внукам, если бы в этот момент не включились в происходящее?» – спрашивает Вольфганг Тиерзе, говоря за тех, кто, будучи христианином, сделал свое восточногерманское прошлое основой будущей карьеры. Тигран Шипански, позже – глава администрации округа Ильм и супруг кандидата от ХДС на пост федерального президента в 1999 году Дагмар Шипански, упоминает о «встряске, пробудившей его к новой жизни»
[48].
Подобное ощущали многие, что-то похожее, скорее всего, испытывала и Ангела Меркель. Внутренне она распрощалась с исследовательской деятельностью уже в 1986 году, после получения ученой степени. Ведь она натолкнулась в науке на непреодолимую границу: она хороша, но не великолепна. Она видит, что существует превосходная степень. И что в науке ей ее не достичь. Для этого нужно было бы посвятить науке всю жизнь, а на это она не готова. Так что Меркель в любом случае стояла на пороге личного переворота, когда разразился переворот политический.
Повсюду проходили обсуждения и собрания, «я никогда не уставала, все это было ужасно увлекательно», рассказывает Меркель
[49]. Однако, к удивлению коллег, она не довольствовалась одними обсуждениями. Всегда очень осторожный физик, теперь она открыто и решительно призывает к переменам и реформам.
В октябре Ангела Меркель впервые за время этой мирной революции выступает вне Академии. По словам одного из прихожан, она считала пожертвования в доме пастора Гефсиманской церкви в берлинском районе Пренцлауэр-Берг. К тому времени Гефсиманская церковь уже много лет играла важную роль в борьбе за права человека в ГДР, с середины восьмидесятых годов она стала центром, консолидирующим оппозиционные группы. Меркель и раньше принимала здесь участие в дискуссионных вечерах, ее тут знали. Для берлинских демонстрантов эта церковь стала укрытием и одновременно лазаретом. Здесь выхаживали пострадавших во время разгона демонстрации на праздновании 40-летия ГДР, здесь укрывались от репрессий. Социолог Штеффен Мау в своем анализе общества ГДР пишет: «Есть нечто упоительное в том, как субъективная беспомощность преображается в коллективное желание действовать <…>. Если раньше все было застывшим и предопределенным, то тут вдруг застывшие отношения, как сказал Маркс, внезапно пустились в пляс»
[50]. И Меркель подхватила этот танец.
Уже в середине октября она берется за работу в офисе активиста «Демократического прорыва» и позже председателя партии, адвоката, а заодно выявленного доносчика Штази Вольфганга Шнура. Не в качестве активиста, но добровольно помогая в организации движения. Шнур был знаком с отцом Меркель по церковной линии и вселял большие надежды в сердца борцов за гражданские права. То же можно сказать и о других сооснователях движения, священнике Райнере Эппельмане и Фридрихе Шорлеммере. Гюнтер Нооке, близкий друг ее брата и позже член ХДС, поначалу также был в их рядах.
Нельзя сказать, что в то время Меркель вполне определилась в жизни. Совместно со своим руководителем Клаусом Ульбрихтом она посещает мероприятия различных политических группировок. ХДС, будучи партией антифашистско-демократического блока, не кажется ей хорошим выбором. В СДПГ ее не устраивает обращение «товарищ»; в «Новом форуме» и других новых движениях, с ее точки зрения, доминирует народовластие, здесь слишком много болтают. Бесконечные разговоры кажутся Меркель недостаточно действенными. «Нужно было начинать делать то, что возможно»
[51].
Клаус Ульбрихт в конце концов остается в СДПГ и позже становится главой администрации округа Берлин—Кепеник. Меркель же выбирает «Демократический прорыв». В другое время, при другой организации, с другими руководителями и другим обществом это могла бы быть совершенно другая партия.
Тут и кроется одна из причин того, что даже после слияния ХДС и «Демократического прорыва», после 30 лет членства в партии и 18 лет во главе ее, отношения Меркель и ХДС так и не стали полностью гладкими. В отличие от ее предшественников и большинства коллег, она понимала, что могла оказаться в другой партии. И это – постоянный упрек, который будет сопровождать ее с момента выбора. Она слышит его каждый раз, принимая решения, касающиеся направления работы партии. Целое поколение консервативных христианских демократов жило с обидой на то, что изначально их не сочли уникальной партией. Они вспоминают эту обиду каждый раз, сталкиваясь с прагматизмом Меркель в делах семейной политики. Рана заново открывается, когда канцлер из протестантов критикует немецкого папу или когда она запросто подходит к вопросу однополых браков.
Меркель осталась чужой для большинства христианских демократов не только потому, что первые тридцать пять лет жизни не участвовала в политической жизни и не имела ничего общего с их жизнью. Кажется, намного более серьезной причиной стало то, что в рядах ХДС она оказалась фактически случайно. И Меркель не делает ничего для того, чтобы ликвидировать этот разрыв.
Многие граждане бывшего ГДР с растерянностью и испугом наблюдают за тем, как стремительно и легко разваливается существовавшая прежде система. Многие с ликованием бросаются в новую жизнь, текущую пока без системы и направления. Все обсуждают все, каждый знает кого-то, кто знает того, кто что-то делает. Меркель вышла из этой обстановки иначе, чем большинство, так или иначе вернувшееся к прежней жизни или тому, что от нее осталось.
Потому что в первые же недели смены режима запускается процесс, который застал врасплох борцов за гражданские права, укрепил позиции скептиков и вознаградил прагматиков: Запад пришел на Восток. Представители партий ФРГ прибывают в Берлин и Лейпциг, чтобы помочь преодолеть воцаряющийся хаос. Предприниматели и менеджеры отправляются на Восток в поисках новых рынков сбыта и деловых партнеров. Деятели науки и управленцы чувствуют возможности сотрудничества. И все они сталкиваются с совершенно неподготовленным обществом. «Требование демократического выбора было темой уличных протестов, с помощью которых люди пытались быть услышанными и принудить власть к уступкам, но не потребностью гражданского общества, политической самоорганизации или коллективного волеизъявления. Да и откуда бы всему этому было взяться?»
[52] – спрашивает Штеффен Мау. Прагматики тем временем организуют новую ГДР и утверждаются на политической арене. В этом Меркель оказалась хороша.
В ноябре нового главу «Демократического прорыва» Вольфганга Шнура посещает делегация из Западной Германии. Министр экономического сотрудничества Юрген Варнке (ХСС) хотел принять на себя функцию члена президиума Немецкой евангелической церкви и в революционной ГДР. Об этом разговоре известно немногое, однако это был первый раз, когда помощница Ангела Меркель была замечена западногерманскими представителями. Пресс-секретарь Варнке Ганс-Христиан Маас, сам сын священника из ГДР, покинувший страну еще будучи непокорным студентом в далеком 1974 году, после недолгой беседы с Меркель охарактеризовал ее как удивительно холодную и немного заносчивую. Однако, как бы то ни было, он ее заметил. И это оказалось важным спустя пару месяцев. Потому что Маас как раз находился в поиске талантливых политиков из Восточной Германии.
1 февраля 1990 года Меркель уволилась из Академии наук. Она сделала выбор в пользу политики, поначалу, впрочем, не отрезая себе пути к отступлению. Если бы выборы в Народную палату в марте прошли не так, как ожидалось, она еще могла вернуться на прежнее место работы.
Впоследствии она описывает первый год своей политической карьеры как странный набор случайностей, удачных совпадений и стечений обстоятельств. С одной стороны. С другой же – речь шла о хладнокровном планировании, целеустремленности и бесстрашии. В декабре 1989 года Меркель еще была никем, ее даже в рядах собственной немногочисленной партии знали не все. Примерно год спустя она уже представляет крупную партию Германии ХДС в федеральном парламенте, канцлер приглашает ее на встречу, она назначена министром.
Те, кто познакомился с Меркель осенью и зимой 1989–1990 года, прежде всего отмечают ее талант организатора. В стране, где практически отсутствует телефонная связь и нет копировальных аппаратов, где невозможно оперативно связаться с соратниками по партии, не говоря уже об избирателях, незаменимыми становятся не те, кто способен строить далеко идущие планы. Ангела Меркель запоминалась умением распаковать и собрать компьютер, отсутствием манерности и легким юмором, она со всеми находила общий язык, да еще и кофе варила. Однако в то время никто не распознал бы в молодой женщине в неизменных коричневых вельветовых брюках будущего политического деятеля нынешнего уровня.
Что касается политического направления, то она все еще не определилась, хотя «Демократический прорыв» как раз оказался на пороге важнейшего в своей короткой истории решения. Некоторые из его членов видели будущее движения в социальной рыночной экономике и объединении Германии. Другие настаивали на поиске собственного пути ГДР, пролегающего между социализмом и рыночной экономикой. Меркель придерживалась точки зрения первой группы. Но она молчала, не принимала активно позицию ни одной из сторон, да это бы ни на что и не повлияло: Меркель не входила в состав правления молодой партии, не была даже ее авторитетным членом.
В результате «Демократический прорыв» раскололся, ее сооснователи Гюнтер Нооке и Фридрих Шорлеммер, разочарованные, покинули ряды парии, находившейся, по словам последнего, «в полном беспорядке»
[53]. Шнур и его сопредседатель Райнер Эппельман заключили союз с ХДС. Так образовался «Альянс за Германию», в составе которого «Демократический прорыв», восточногерманский ХДС и близкий в то время баварскому ХСС Немецкий социальный союз (ДСУ) собрались вместе выходить на выборы в Народную палату. За одну ночь из нового сотрудника Меркель стала консерватором. А ведь еще пару недель назад она не хотела присоединяться к партии антифашистско-демократического блока. Осенью 1990 года она становится членом ХДС. Старые друзья из Лейпцига и бывшие сотрудники по Академии наук были, мягко говоря, удивлены.
Председатель «Демократического прорыва» Вольфганг Шнур оказался обузой для альянса. В его адрес все громче слышались обвинения в сотрудничестве со Штази. Помимо этого, он постоянно опаздывал, назначал встречи нескольким людям на одно и то же время, находился под давлением. Когда в феврале 1990 года группа из фонда Конрада Аденауэра попыталась нанести ему визит, у него не нашлось времени на то, чтобы принять их. «Займитесь этим», попросил он Меркель. И на ее возражение, связанное с тем, что она даже не член партии, тут же сообщил: «В таком случае теперь вы наш пресс-секретарь»
[54].
Так все и случилось. В любом случае, никто из партии не имел раньше дела с демократией, и кто лучше сумеет выполнять роль пресс-секретаря, можно было выяснить лишь на практике. «Все получилось вполне прилично»
[55], – скромно рассказывает Меркель. В том числе и благодаря тому, что она не ждет, когда ей сообщат позицию партии по каждому конкретному вопросу. Она уже знает, что никакой жесткой позиции все равно не существует. Так что самостоятельно делает выводы, внимательно следит за ходом дискуссии и вообще становится для журналистов одним из наиболее доступных, понятных и надежных контактных лиц. Дома по ночам она сочиняет слоганы и агитационные листовки, днем пишет тексты выступлений для представителей партии, в перерывах работает над созданием собственного образа. Уже 10 февраля в газете Berliner Zeitung появляется статья приглашенного автора, подписанная именем «Ангела Меркель». В тексте она объясняет, почему считает правильным присоединиться к ХДС, ссылается на Людвига Эрхарда и настаивает на том, что политик должен служить народу. Это та позиция, которой она собирается придерживаться хотя бы некоторое время
[56].
В мартовских выборах в Народную палату приняло участие более двадцати партий и группировок, при этом никто не представлял себе, как граждане ГДР поведут себя на этих первых в своей жизни свободных выборах. Впрочем, имелось общее представление о том, что восточногерманская партия ХДС, выбравшая новым председателем демократа Лотара де Мезьера, с Гельмутом Колем, казавшимся главной фигурой на выборах, получит максимум голосов. «Альянс за Германию» получил почти 50 % голосов, ему совсем немного не хватило до абсолютного большинства. Де Мезьер, адвокат и музыкант, стал первым избранным председателем Совета министров ГДР. «Демократический прорыв» же, напротив, с треском провалил гонку. За несколько дней до выборов Фольфгангу Шнуру приходится сознаться в том, что он несколько десятков лет работал на Штази, предавая не только тех, с кем работал, – правозащитников, военных, деятелей искусства, – но и близкого друга и сопредседателя «Демократического прорыва» Райнера Эппельмана. Даже один процент избирателей не захотел доверить будущее Германии такой партии.
Пресс-секретарь «Демократического прорыва» не стала предаваться скорби. Уже в ночь выборов она встретилась с Лотаром де Мезьером, который после шумной вечеринки ХДС заглянул к опечаленным членам «Демократического прорыва». Ангела Меркель вышла из укрытия. Она успешно убедила его не забывать о ее партии при формировании нового правительства, несмотря на ее плачевные результаты. С этого момента путь «Демократического прорыва» устремился вниз, ее же звезда взошла на политические небеса: Меркель получила должность заместителя пресс-секретаря в новом правительстве.
Эта уникальная, свойственная именно Меркель смесь из скромности, уверенности в себе, образованности и умения почувствовать правильный момент покорила де Мезьера и его западных советников Мааса и Томаса де Мезьера. А в следующие пару месяцев эти качества оценил и Гельмут Коль. Меркель говорила по-английски и по-русски, она сопровождала председателя Совета министров во время его командировок. Она отлично чувствовала политический язык и поставленные задачи и умела подготовить председателя Совета министров к его встречам. Будучи доступной и открытой, она была идеальным контактным лицом для журналистов в Восточном Берлине.
И как до этого она легко стала незаменимой в рядах «Демократического прорыва», так теперь она заняла ту же позицию при новом правительстве ГДР. В этот момент Меркель окончательно решает остаться в политике. Конечно, будучи заместителем пресс-секретаря, поначалу она не входит в близкий круг председателя Совета министров. Но ей удается наладить тесный контакт с другими членами кабинета министров.
К этой задаче она подходит методично. Гюнтер Краузе, занимающий пост председателя фракции ХДС в Народной палате и одновременно ведущий переговоры по объединению Германии в роли государственного секретаря, был личностью первой величины. Меркель наладила с ним отличные отношения, сопровождая в качестве пресс-секретаря переговоры по договору об объединении. Краузе и де Мезьер способствовали тому, чтобы Меркель могла остаться в политике, и карьера ее решительно идет вверх. Им обоим было очевидно, что объединение случится быстрее, чем думают остальные члены правительства и депутаты Народной палаты. Краузе в качестве председателя ХДС в округе Мекленбург—Передняя Померания организовал для Меркель ее собственный избирательный округ Стральзунд-Рюген, несмотря на то, что формально она все еще была членом «Демократического прорыва». Он ценил ее работу пресс-секретарем и планировал оставить ее на этой позиции после объединения Германии в том случае, если сам займет пост министра.
За этот год Меркель усваивает все, что позже ей понадобится для успешной работы в Бонне: она обретает знакомства внутри партии и с журналистами. Обеспечивает себе место кандидата в депутаты бундестага. Она попадает на глаза тем, кто, судя по всему, должен был в ближайшее время занять высшие политические должности. И она отлично исполняет свои обязанности.
В девяностые годы в Западной Германии амбициозной и умной женщине-политику не полагалось вести себя так, как дозволено мужчинам. И Меркель быстро поняла это, получая упреки за стрижку, ужасные вельветовые брюки, вязаные носки. Она заметила, что к женщинам на Западе предъявляются совсем иные требования, и научилась скрывать тщеславие и трудолюбие, которые так помогали в первые тридцать пять лет ее жизни. Она постаралась создать ощущение, что все успехи и повышения достались ей как бы случайно, и быстро обнаружила, что в Бонне это помогает. Западногерманским профессиональным политикам оказалось куда проще смириться с образом девочки, наугад бредущей по миру высокой политики и каждый раз, споткнувшись, приземляющейся на ноги, чем с образом целеустремленной, упорной и умной дочери священника из Темплина. В ближайшие годы она уверенно формировала именно этот образ.
Глава III
Мужчины
Черная вдова
Ангелу Меркель считают «матриархом» немецкой политики, макиавеллисткой в брючном костюме. Женщиной, окружившей себя армией лояльных женщин-политиков и повергающей одного за другим политиков-мужчин. Можно ли сказать, что Ангела Меркель вывела соперничество полов в политической сфере на новый уровень?
Тут однозначно можно утверждать следующее. Во-первых, мужчины играли важную роль в политической карьере Меркель. Во-вторых, вопреки широко распространявшимся мифам, она повергла вовсе не всех.
Существует целая команда мужчин, многие из которых связаны с канцлером с самого начала ее карьеры и, несмотря на некоторые разочарования, остались лояльны до конца. Это Петер Альтмайер, Хельге Браун, Томас де Мезьер, Рональд Пофалла, Герман Грёэ и Фолькер Каудер. Ныне покойный выходец из Рейнланда Петер Хинтце также был одним из немногих доверенных лиц Меркель мужского пола – возможно даже, самым близким.
А помимо них еще и некоторое количество спутников, скептиков и соперников, которые просто не смогли вырваться из объятий канцлера, с которыми она не захотела расстаться. Наиболее известным представителем этой категории является Вольфганг Шойбле, также относятся к их числу Эдмунд Штойбер, Норберт Ламмерт и Хорст Зеехофер.
И наконец, необходимо упомянуть ряд тех, кто считает себя жертвой власти Мекрель, мужчин, которые пытались с ней соперничать, но проиграли: сюда можно отнести политиков Фридриха Мерца, Роланда Коха и Норберта Рёттгена. И тем, что Мерц и Рёттген, попытавшись в январе 2021 года вновь баллотироваться на пост председателя партии уже в условиях политики-после-Меркель, опять потерпели неудачу, они тоже обязаны ее влиянию.
Некоторую роль в биографии Меркель играют молодые политики вроде Карла-Теодора цу Гуттенберга, сияющие где-то на краю ее космоса и получающие от канцлера достаточно большой простор для деятельности – по крайней мере, пока дела идут хорошо.
Смена правительства – это всегда смена поколений политиков. Вместе с пчелиной маткой умирают трутни и большинство старых рабочих пчел. Даже если новый канцлер, которого изберут в сентябре 2021 года, окажется ровесником Меркель, большинство из его министров и их заместителей, руководителей региональных администраций и офисов будут представителями нового поколения. Политику этого нового времени станут определять такие деятели, как Маркус Зёдер или Кевин Кюнерт, Анналена Бербок или Франциска Гиффай, Даниэль Гюнтер и Роберт Хабек, Марко Бушман и Пауль Цимиак. Они не просто будут по-новому работать как с существующими, так и с возникающими проблемами. Им придется разбираться с наследием, оставленным 12 годами правления крупной коалиции и 4 годами черно-желтой коалиции под руководством Ангелы Меркель.
Одно, впрочем, достаточно очевидно: эра женской власти в ХДС и, вероятно, во главе страны, закончилась. После более чем двадцатилетнего доминирования женщины явственно чувствуется, что его больше не хотят. Количество женщин в парламенте сокращается, а во главе ХДС снова стоит мужчина, Армин Лашет, пусть он и заявляет, что поддерживает политические принципы Меркель.
Однако мужской контрреволюции пока не намечается. Для этого эра Меркель оказалась слишком уж успешной, эмансипация общества за это время ушла слишком далеко, слишком уж много женщин пришло в политику за эти годы, и теперь им не приходится скрывать свои амбиции. Зеленые вновь выставили женскую кандидатуру на должность канцлера, это Анналена Бербок. Квотирование доли женщин на руководящих позициях в экономике и управлении, которое Меркель в свое время отклонила, стало совершенно привычным делом. Это, кстати, еще один момент, взгляд на который Меркель изменила в последние годы правления. Теперь она высказывается за «женские квоты».
Тридцать лет, целое поколение понадобилось для того, чтобы превратить патриархальную систему в разноплановую. Великое «мы» в момент объединения Германии было еще произнесено западногерманскими мужчинами христианского толка и примерно одной судьбы. Сейчас большая часть граждан федеративной республики чувствуют и мыслят в других, более сложных категориях. Речь уже идет не только о том, достаточно ли многочисленно представительство женщин в социальных, экономических и политических кругах. Гражданами женского пола могут обозначать себя как мужчины, так и женщины, причем не только. А еще они идентифицируют себя как представители определенного этноса. Стиль жизни заменил принадлежность к определенной религии. Образование заняло центральное место, стало главной жизненной ценностью как в провинции, так и в городах, как на востоке, так и на Западе, и оно способно куда больше сказать о социальном статусе и политических пристрастиях человека, чем его пол или происхождение.
Оборотной стороной такого развития, как показывает новейшая история, стало то, что в Германии, как и во многих других государствах, формирование новых социальных границ приводит к разделению общества, к новым жертвам и потерям. Государство становится слабее, когда его граждане перестают чувствовать свое единство. Теперь у политиков появилась новая задача: найти компромисс между разными социальными группами, укрепить связи, услышать и научиться серьезно воспринимать голоса тех, кто раньше оставался неуслышанным, и обеспечить правильный баланс между переменами и сохранением традиций. «Общее <…> пора снова <…> защищать», – говорит социолог Андреас Реквитц
[57].
У восточных немцев, как и у жителей большинства государств Восточной Европы, переживших смену строя в ходе мирной революции, особенно обострено «ощущение хрупкости политических отношений»
[58], – пишет социолог Иван Крастев. Именно в новых федеральных землях очень велик спрос на политику, ориентированную на безопасность и ставящую во главу угла сохранение жизненных ценностей. Именно пренебрежение упомянутыми потребностями и чрезмерное внимание к новым социальным трендам ставят в упрек Ангеле Меркель после шестнадцати лет во главе государства, – причем в первую очередь члены ее же партии.
С 80-х годов XX века уровень жизни и возможности получения образования в больших городах и в провинции различаются все сильнее, и это касается большинства государств по всему миру. «В этом смысле крупные города в разных странах стали больше похожи друг на друга, чем на маленькие села внутри своего же государства», – пишет Реквитц
[59]. Тогда как первые выигрывают за счет плюсов глобализации, и их возможности растут, вторые все больше убеждаются в том, что их потребности никого не интересуют.
Меркель предпочитает не задумываться на эту тему. Она одобряет постоянно идущие перемены и ориентируется на городской средний класс. Канцлера никогда особенно не беспокоило то, что существуют иные традиции и стили жизни, которые и сейчас, в XXI веке, имеют право на существование. Этой темой, скорее, интересуются те мужчины, которых она планомерно изгоняет из своего окружения. Об этом заботятся политики вроде председателя бундестага Вольфганга Шойбле или Норберта Ламмерта, его предшественника, занимающего в настоящее время пост председателя фонда Конрада Аденауэра. Впрочем, по свидетельствам членов правления, на заседаниях правления фонда канцлер появляется с удивительной регулярностью. Однако особого интереса к работе консервативного объединения она не выражает.
Разумеется, патриархальная фигура вроде Гельмута Коля была бы сейчас невозможна даже во главе консервативной ХДС, а властный канцлер вроде Герхарда Шрёдера не добился бы успеха и в рядах СДПГ. Все более важной становится личность политика, ведь если доверяешь человеку, то и его решения, принятые в сложной ситуации, проще понять и принять. Или не принять. Глобализация играет на руку и тем, кто занимает высшие политические должности: в трудные моменты они обсуждают кризисные стратегии между собой и затем сообщают парламенту, как нужно голосовать. Эти люди выглядят всесильными и доминирующими. Но на самом деле власть их ослабевает. Они больше не могут править обществом, которое назначило их на должность. Они уже не в состоянии защитить границы собственного государства, усмирить жадность глобальных корпораций, провести реформы, необходимые для обеспечения основных условий жизни.
Поэтому героические личности прошлого столетия теперь становятся похожи на карикатуры. Это заметно на примере того, что происходило в 2020 году, в начале пандемии: пока французский президент Эммануэль Макрон драматически объявлял вирусу войну, Меркель предпочла скромно призвать замедлить его распространение. Макрон похож на генерала, который еще не заметил, что у него не хватает оружия для боя. А слова Меркель о том, что «вирус нужно принимать всерьез»
[60], звучат столь же беспомощно, сколько и ее «мы с этим справимся»
[61] во время миграционного кризиса.
Наиболее убедительно руководители Франции и Германии выглядят тогда, когда они выступают вместе. Как это было в мае 2020 года, когда во время видеоконференции они предложили учредить фонд по борьбе с последствиями пандемии. В этом случае слегка оторванный от реальности мечтатель и прагматичный бухгалтер вступают в симбиоз, для которого у них не нашлось партнеров в собственной стране. Ангела Меркель ощущает себя слишком далекой от немецких политиков, чтобы выступить перед народом совместно с министром здравоохранения, так же, как во время финансового кризиса 2008 года это было с министром финансов. Слишком мало она доверяет соотечественникам, чтобы совместным выступлением добровольно поднять одного из них на собственный уровень. Умение доверять никогда не было ее сильной стороной.
Отцеубийца
Обычно об отношениях Ангелы Меркель с мужчинами из ее ближайшего окружения рассказывают так. После политического убийства «отца» Гельмута Коля она расправилась и с его наследником Вольфгангом Шойбле.
Тот погряз в разногласиях с Колем, а затем и сам стал обвиняемым в незаконном финансировании своей партии. Меркель взлетает с поста пресс-секретаря до председателя партии.
Затем она вытесняет подающих надежду политиков среднего поколения – гессенского председателя Совета министров Роланда Коха, заарландского коллегу по цеху Петера Мюллера, нижнесаксонского регионального представителя партии и затем председателя бундестага Кристиана Вульфа, премьер-министра Баден-Вюртемберга Гюнтера Эттингера, эксперта по внешней политике Фридберта Пфлюгера, а затем Норберта Рёттгена, и, конечно, лидера фракции Фридриха Мерца.
В конце концов, она остается последней на поле боя и прямо из офиса канцлера уходит в закат.
* * *
Простая, но не имеющая ничего общего с реальностью история. В политике, как и в любой другой сфере жизни, всегда есть возможность оступиться, споткнувшись о себя самого, о собственные амбиции, о соперников или, что самое важное, об избирателей. Самый последний шаг, ведущий на самый верх, для большинства оказывается непреодолим. В конце концов, в стране может быть только один/одна канцлер. Полнейшая иллюзия – полагать, что в демократическом обществе успех выборов зависит лишь от избирателей. Выборам предшествуют безжалостная конкуренция, планирование, соперничество. Тот, кто не обладает «неудержимой жаждой власти», как сказал биограф Меркель Герд Ланггут, – проигрывает
[62].
Список политиков, которым доверили бы пост канцлера, но которым недоставало хватки, огромен. И они не просто стали жертвами конкурентов. Обычно они терпели неудачу из-за недостатка собственного упорства. Даже премьер-министру Баварии Францу Йозефу Штраусу, по словам его близкого друга Фридриха Циммермана, не хватало той самой жажды власти. Канцлером стал Гельмут Коль, а не сомневающийся обитатель Мюнхена. Возможно, Лотар Шпет мог бы стать кандидатом в канцлеры в 1990 году, если бы в 1989 году во время съезда партии он нашел в себе мужество бросить вызов Гельмуту Колю и выдвинуть свою кандидатуру на роль председателя партии. Вольфганг Шойбле и Аннегрет Крамп-Каррэнбауэр могли, по некоторым прикидкам, рассчитывать обойти канцлера Меркель. Но в решающий момент им обоим также не хватило жажды власти.
Говорили бы о конце политических надежд целого поколения политиков иначе, если бы Меркель была мужчиной? Или если бы она прожила первую половину жизни не в Восточной, а в Западной Германии? Если бы она не выглядела так, будто и мухи обидеть не может? На посту канцлера Меркель делает то же самое, что делали ее предшественники и чем займутся ее последователи. Она выбирает в рядах партии приближенных и окружает себя ими. Выделяет профессионалов, помощь которых ей необходима. И противников, с которыми борется и в случае необходимости повергает. Так же, как Гельмут Коль избавился от несогласных с ним Хайнера Гайслера, Курта Биденкопфа, Лотара Шпета и Риты Зюсмут. Или как Герхард Шрёдер оттеснил на политическую периферию Оскара Лафонтена и Рудольфа Шарпинга. Это неприятная процедура, смысл которой состоит в том, чтобы в итоге сформировать стабильный управленческий аппарат, лояльный к своему канцлеру и сплоченно работающий в моменты кризисов.
То, что Меркель в первую очередь отодвигает мужчин, не является актом феминизма. Виной тому демографическая картина в ХДС: у нее просто больше конкурентов-мужчин, чем женщин. В группах западногерманских школьников и студентов в 1980-е годы господствует мачизм. Легендарные международные выезды Союза молодежи Германии, организуемые фондом Конрада Аденауэра, – это выезды исключительно мужские. Во время одного из их путешествий по Южной Америке в конце 70-х годов прошлого века был основан легендарный и секретный «Андский пакт» (или Pacto Andino Segundo), члены которого обязались друг друга всячески поддерживать и никогда не выступать друг против друга. Именно члены этого пакта в итоге стали самыми рьяными противниками канцлера Меркель. Молодые западногерманские консерваторы видят в Меркель собственную биографическую противофазу: «Они преданы ХДС душой и телом», тогда как для Ангелы Меркель близость к партии была, скорее, «приобретенным умением», так журнал Spiegel описывает сложившуюся к началу нового тысячелетия картину
[63].
Впрочем, на ежегодных вечеринках участников пакта дамам всегда были рады: их приводили в качестве подруг и супруг. Да молодые девушки и не стремились вступить в пакт. Дело в том, что ученицы и студентки, состоявшие в Союзе молодежи, в те времена редко проявляли политические амбиции. А если они желали карьеры в политике, то для них всегда были открыты секретарские должности. Когда в 1986 году Мария Бёмер, будучи единственной присутствовавшей на окружном съезде ХДС в Майнце женщиной, отказалась вести традиционный протокол, это вызвало скандал. Такой неблагодарности в земле Рендланд-Пфальц еще не видывали. Позже Бёмер заняла пост федерального министра канцелярии Меркель. Здесь ей уже не приходилось вести протоколы.
Вечный второй
В сентябре 2020 года председатель бундестага Вольфганг Шойбле принимает решение: он будет вновь баллотироваться на выборах в бундестаг. В случае победы (никто бы и не сомневался) получится, что он уже более пятидесяти лет заседает в парламенте, – дольше, чем кто-либо в Германии (до сих пор рекордсменом был Август Бебель, сооснователь немецкой демократии, – на рубеже XIX и XX веков он дотянул до 43 лет пребывания в парламенте). Шойбле был лидером оппозиции и министром, его назначил своим последователем Гельмут Коль, канцлер в резерве, председатель партии; он был председателем бундестага и еще может им остаться. Вольфганг Шойбле – словно вечное напоминание о том, какой могла бы быть политика, если бы опасности для общества не только распознавались, но и предотвращались. Как член ХДС, избранный депутат и министр он воплощает в себе усредненный образ немецкого поствоенного политика: обычно эффективного, чаще всего умного, порой резкого, но прежде всего – избегающего рисков. Свои проекты, даже будучи совершенно в них уверен, он выдвигает всегда с осторожностью, подстраховавшись со всех сторон.
Вероятно, Вольфганга Шойбле можно назвать лучшим канцлером, которого так и не получила Германия. Для Меркель он – идеальная материализация ее собственных слабых сторон. Но в политических принципах Вольфганга Шойбле она видит одну опасность: когда ситуация набирает обороты, выходя из-под контроля, он смиряется с таким развитием событий. Она же жмет на тормоз. Во время финансового кризиса он готовил исключение Греции из еврозоны, она же в последний момент успела остановить его.
Он был в политике задолго до того, как пришла она. И теперь он хочет остаться еще на четыре года, как будто бы желая увериться в том, что сможет существовать и в ее отсутствие.
Пожалуй, никто не прочувствовал весь блеск и одновременно убожество политической жизни так, как это удалось Шойбле. Будучи юристом, он и после пятидесяти лет, проведенных в парламенте, по-прежнему верит в договоренности. Гельмут Коль и Ангела Меркель отлично знают, что все зависит от выбора правильного момента. Потому что в сложной ситуации приходится переступать через договоренности, обещания и дружбу. Так и становятся канцлерами. В противном случае остаются министрами. Как Шойбле.
В 1972 году Шойбле завершает обучение на юриста, защищает диссертацию и начинает карьеру в качестве финансиста. И уже осенью того же года он проходит на выборах в бундестаг – его взлет невероятно стремителен. Шойбле становится председателем парламентской фракции, главой ведомства канцлера, ведет переговоры по договору об объединении Германии. Его путь наверх столь же прям, сколь прямым он был впоследствии у Меркель. Многие тогда были совершенно уверены, что этот путь завершится в кресле канцлера. Сам он об этом молчит, но дает понять, что также не видит другого варианта. «Что за глупости», – возмущается Шойбле в адрес своего биографа Ганса Петера Шютца, когда тот собрался опубликовать в журнале Stern статью под названием «Кронпринц при Коле»
[64]. Хотя, в общем-то, идея кажется ему вовсе не плохой.
Страдая от паралича нижних конечностей после покушения, он все же максимально быстро возвращается в политику, несмотря на инвалидность, занимает пост председателя фракции, второго по могуществу человека в Бонне. В то время как Меркель то и дело повторяет, что вполне представляет себе жизнь вне политики, Шойбле для всех и каждого становится человеком, чья жизнь вне политики немыслима. Ее выставляемая напоказ независимость и его остервенелая страсть составляют тот антагонизм, что до конца разделял и одновременно притягивал их друг к другу.
В роли министра по делам женщин Меркель занимала в то время наименее значимый пост в кабинете министров. Ей приходится выпрашивать у канцлера несколько минут беседы, чтобы иметь возможность выдвинуть на заседании кабинета собственные политические проекты. Она вынуждена дожидаться приема у Вольфганга Шойбле, который к тому моменту вырос до должности председателя фракции, и просить его, чтобы тот был так добр включить в повестку «в интересах справедливой политики в отношении женщин» ее закон об эмансипации и предложение по внесению изменений в параграф 218
[65]. Шойбле считает себя первым серьезным современным политиком, защищающим интересы женщин в составе блока ХДС/ХСС. А потому сомневается, что молодая министр по делам женщин сможет вынести нечто новое на рассмотрение в качестве «настоящих улучшений для женщин». Но Меркель еще не может этого знать, она слишком недавно в системе, пришла извне, еще не чувствует себя в партии, как дома.
Помимо этого, у председателя фракции есть и более важные заботы, чем думать о равноправии для женщин на государственной службе. Экономика трещит по швам под грузом объединения Германии, эйфория отступает перед страхом повышения налогов, безработицы, социального кризиса.
Для Меркель этот первый пост стал испытанием покорности, а Шойбле – тем человеком, который требовал ее проявления. Все ее крупные проекты остались в столе, пишет Spiegel по истечении первого года работы Меркель
[66]. Но она не смирилась. Она вносит все новые предложения, терпит поражения, снова пробует пробиться, иногда вырывает победу.
Важнейшие мужчины в политике, председатель фракции и канцлер, играют в циничную игру. Присматриваются к тому, кто из молодежи чего-то стоит, кого имеет смысл продвигать, а кого отсеять. На вечерних мужских «посиделках» в канцелярии признают, что «девушка» ведет себя достойно. В Hannoversche Allgemeine Zeitung после визита молодого министра поговаривают: «Говорят, и в кабинете министров она себя неплохо зарекомендовала»
[67]. Меркель оставляют в политике.
«Было очевидно, что это человек совершенно иного формата, чем, например, ее последовательница», – рассказывает один из источников. Молодая уроженка Тюрингии Клаудия Нольте тоже была участницей программы по отбору талантливых восточногерманских политиков. С 1990 года она занимала пост представителя фракции по делам женщин, с 1994 года – федерального министра по делам семьи, однако вскоре стало очевидно, что для этой работы ей не хватает жесткости. Она затерялась на задних рядах парламента и в 2005 году оставила политику.
Меркель же, напротив, после следующих выборов получает портфель федерального министра по охране окружающей среды, который ее предшественник Клаус Тёпфер превратил в генератор идей республики. Появившись после трагедии в Чернобыле, это министерство собрало в своем составе членов ХДС с «зелеными» мыслями и черными жизнями. Теперь рабочие отношения и взаимное восприятие Шойбле и Меркель развиваются более благоприятно. «Я наблюдал за ее работой в качестве министра, а также председателя партии <…> со все растущим уважением», – позже вспоминает Шойбле
[68]. Наконец она занимается теми темами, что предпочитает выносить на первые полосы Frankfurter Allgemeine Zeitung: первой международной встречей в верхах по теме сокращения выбросов парниковых газов, транспортировкой атомных отходов в Горлебен, экологическими сборами.
Меркель работает успешно. То, что на конференции по защите окружающей среды был принят «берлинский мандат» о переговорах по проблеме изменения климата в Киото, было именно ее заслугой.
Она вносит предложения, опережающие время. «Энергия стала слишком доступной», – заявляет Меркель в интервью Frankfurter Rundschau, требуя повысить налоги на бензин, дизель и мазут
[69]. Впрочем, эту точку зрения она быстро меняет, встретив резко негативную реакцию общества. Когда после выборов в 1998 году ХДС становится оппозиционной партией, а красно-зеленое правительство Герхарда Шрёдера вводит экологический налог, она уже выступает категорически против него.
Но в тот момент Меркель давно уже выйдет из тени Гельмута Коля и посвятит себя новым темам. И заслужит уважение председателя фракции Вольфганга Шойбле. Они оба быстро поняли, что Коль проиграет выборы в 1998 году. Оба сознавали, что он все же будет пытаться баллотироваться и тем самым нарушит обещание сделать Шойбле своим преемником. Но «канцлер в резерве» не протестует, это в принципе не его манера вести дела, хотя возможности у него были, и не раз. «Я лоялен власти», – вновь и вновь повторяет он, позже уже в отношении Меркель
[70]. Он ждет, чтобы ему освободили место, а эта манера в политике еще никогда не приводила к получению высшего поста.
Когда после проигранных выборов 1998 года Шойбле становится председателем ХДС, он делает Меркель генеральным секретарем партии. Это решение было революционным. Потому что правящая партия, вынужденная стать оппозиционной, всегда располагает большим количеством старых и заслуженных сотрудников, ищущих себе новое применение, но, увы, недостаточным количеством постов. Тот, кто после смены правительства не сумеет оперативно найти себе место и вместо этого будет ждать и надеяться, что его позовут, быстро оказывается на обочине.
При этом речь идет даже не о том, у кого просторнее кабинет, больше подчиненных и лучше место в парламенте. Скорее, речь о формировании собственного образа в глазах окружающих. Тот, кто считает себя профессионалом в финансовой политике, беспокоится о процветании финансовой сферы государства не меньше, чем о собственной карьере в том случае, если потеряет мандат или после очередных выборов будет вынужден прозябать в комитете по рассмотрению жалоб.
Шойбле обрек на эту судьбу влиятельных членов своей партии и уберег от нее Меркель. Он понимал, что ХДС пора меняться, чтобы остаться народной партией. С заслуженными деятелями старого канцлера сделать это будет невозможно. Он видел, как быстро зашла звезда Коля. Он понимал, что многим ХДС напоминает старенькую, слегка выжившую из ума тетушку, которой просто стесняются сказать, что ей не место на деревенской дискотеке. ХДС необходим был новый образ, молодое лицо, ей нужно было продвигать женщин в своих рядах. Так что Шойбле сначала обратился к амбициозной Аннетте Шаван, которую многие считали следующим премьер-министром в Штутгарте и которая отказалась от предложения, также рассчитывая на высокий пост. Тогда он сделал предложение Меркель, и та согласилась. Впоследствии Шойбле называл это «самым правильным решением за все время своей службы»
[71].
* * *
Победа СДПГ и Зеленых показала христианским демократам, как быстро сокращается их электорат и как плохо им удается соответствовать новым запросам избирателей. Чем больше школьников поступает в высшие учебные заведения, чем больше женщин выходит на рынок труда, чем либеральнее мыслят люди и чем реже они посещают церковь, тем легче путь наверх для Герхарда Шрёдера и Йошки Фишера – и тем хуже обстоят дела у Вольфганга Шойбле и его партии.
Можно сопротивляться этой тенденции, но ее уже нельзя остановить. По крайней мере, это понимает новый председатель партии. ХДС пора было менять курс. Он хотел, чтобы кто-то взглянул на путь его партии свежим взглядом. Например, женщина, которая еще не вросла в жизнь высших инстанций и организаций. Лицо, не обремененное воспоминаниями, обязательствами и обидами, в которые остальные втянуты десятилетиями. Шойбле был уверен, что в случае с Меркель сделал правильную ставку. Он собирался продолжать представлять консервативную сторону партии, она же должна была привнести современные веяния.
Разумеется, в ноябре 1998 года никто из них не подозревал, что именно это разделение, именно эти свойства характера Меркель станут причиной того, что год спустя уже не только Гельмут Коль, но теперь и Вольфганг Шойбле потерпит поражение.
Пока новая красно-зеленая коалиция терпит катастрофические неудачи вследствие соперничества между собственными членами и проигрывает шесть выборов в ландтаг, а некоторые члены ХДС уже начинают мечтать о скором возвращении к власти, в ноябре 1999 года внезапно арестовывают бывшего казначея ХДС Вальтера Лайслера Кипа. Причина – уклонение от уплаты налогов. Прокуратура Аугсбурга выдвигает обвинение в том, что в начале 1990-х годов он принимал миллионные пожертвования, но не оформлял их должным образом в налоговой инспекции.
Вальтер Лайслер Кип занимал не последнее место в партии. По сути, он был лицом всех христианских демократов. Его происхождение из хорошей семьи гессенских предпринимателей, карьера в страховой сфере и в наблюдательном совете, идеальный внешний облик, международная известность и аура больших денег заставляли и весь ХДС светиться ярче. Партия была потрясена тем, что самый успешный и непорочный ее член оказался у позорного столба.
Деньги передавал промышленник Карлхайнц Шрайбер, которого незадолго до этого арестовали в Канаде. Шрайбер, предприниматель, лоббист, член ХСС и доверенное лицо бывшего премьер-министра Баварии Франца-Йозефа Штрауса, разыскивался в Германии по обвинению в сокрытии налогов. Его арест запустил дело о незаконном финансировании ХДС, которое разрушило карьеру не только Коля и Штойбле. Содрогнулась вся коалиция ХДС/ХСС. Так или иначе, многие ее члены знали о происходящем и получали выгоду от тех миллионов, что Шрайбер и другие в течение 1980-х и 1990-х годов передавали в качестве пожертвований, взносов или просто наличными вышестоящим чинам ХДС. Постепенно была раскрыта целая система передачи денег посредством псевдофондов, с помощью которых поддерживалась на плаву вечно нуждающаяся партия, и ее председателю Колю удавалось сохранять поддержку бургомистров, начальников окружных управлений и функционеров. Шрайбер оказался лишь одним из тех, кто передавал деньги. Но самым опасным из них.
Двух королей одним ударом
Из этого скандала Ангела Меркель сделала два вывода, которые не только отличались подкупающей логичностью, но и были крайне полезны для ее собственной карьеры. Во-первых, она поняла, что союз с западногерманским ХДС больше не способствует продвижению, а наоборот, становится препятствием. После случившегося кризиса партии необходимо руководство, которое будет минимально ассоциироваться с мафиозными привычками прошлого.
Генеральный секретарь Меркель поспешно и нарочито дистанцируется от своего политического отца Гельмута Коля. Она требует расследования, обещает прозрачность и призывает причастных рассказать все, что им известно. 22 декабря в газете Frankferter Allgemeine Zeitung выходит статья, в которой она объявляет о разрыве отношений с Гельмутом Колем и призывает партию к самостоятельности.
Во-вторых, Меркель оказывается обладательницей информации, доступной в тот момент лишь узкому кругу посвященных. За пару недель до выхода статьи Шойбле признался на президиуме ХДС в том, что он принял один из взносов Шрайбера. Бывший канцлер и его генеральный секретарь узнали об этом еще раньше. С тех пор руководители партии ХДС были в курсе, что не только прежний, но и новый председатель связаны с делом о незаконном финансировании куда теснее, чем предполагалось
[72]. В этот раз дело было замято, в период глубочайшего кризиса партии никто не придал значения этой информации.