Часть вторая

Глава 1

Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия


Я разглядываю вечерние платья в гардеробе. Словно пастельная радуга, мерцают они на фоне черного полированного дерева, и я не могу устоять, чтобы не провести пальцем, перебирая эти шелка. Все они куплены здесь, в Харрогите и Лидсе, и каждое по-своему симпатично. Но какое надеть? Я хочу выглядеть особенно элегантно. Нет, не так, – думаю я. Сегодня вечером я хочу выглядеть идеально, но исключительно для себя самой.

Мой взгляд останавливается на жоржетовом платье цвета сомон. У него заниженная талия, полосы декоративной шнуровки с легкими перламутровыми вкраплениями, и оно мне особенно к лицу, если верить продавщице в дорогом харрогитском магазине. Голос у нее был вроде бы искренний, но не исключено, что она просто хотела соблазнить меня на покупку. Что ж, посмотрим, – думаю я и, достав платье из гардероба, кручу перед собой на плечиках.

Я надеваю его поверх новой атласной кремовой комбинации. Подходя к трюмо в углу гостиничного номера, я стараюсь не смотреть на себя до самой последней секунды. Последний раз мое отражение мне нравилось лет сто назад. Открыв глаза, я чуть не ахаю от изумления. Неужели это в самом деле я? Платье плавно стекает по моей неожиданно похудевшей фигуре, а благодаря его цвету мое лицо приобретает здоровый и даже, осмелюсь сказать, юный румянец. Впервые за многие годы я чувствую себя привлекательной.

Я долго, до блеска, расчесываю волосы, убираю назад выбившийся локон, а другой укладываю так, чтобы прикрыть небольшой порез и ушиб, бледнеющие на лбу. Добавляю легкий мазок помады абрикосового оттенка на губы и капельку туалетной воды за ухо. На лодыжках закрепляю застежки изящных серебристых туфель и кручусь в таком виде перед зеркалом. Шаль будет последним штрихом, – думаю я, набрасывая на плечи искусно расшитую ткань. Последний взгляд в зеркало подтверждает: я готова. Это и в самом деле идеальное платье для сегодняшнего вечера.

Я поворачиваю хрустальную, тяжелую на ощупь ручку и распахиваю дверь. На нижнем этаже гостиницы, прямо под лестницей, рядом с которой расположен мой номер, необычно шумно. Отвыкшая от громких звуков, я закрываю дверь и возвращаюсь в тишину своей комнаты. За прошедшую неделю я успела притерпеться к приливам и отливам течения гостиничной жизни; я уже знаю, что всплеска суеты следует ожидать во время завтрака, вечернего чая и коктейлей перед ужином, но в промежутках – тишь да гладь. В этот час покоя после коктейлей я всегда незаметно спускаюсь туда, где будут подавать ужин, и заранее устраиваюсь с книжкой, которую выбрала себе в харрогитской библиотеке. А иногда – с кроссвордом.

Повинуясь интуиции, я отодвигаю тяжелую парчовую штору. Мое окно выходит на прилизанный садик, служащий входом в гостиницу и прекрасный даже зимой благодаря калине, лавру и падубам вперемежку с цветущим морозником, который еще называют рождественской розой. Я отмечаю, что на стоянке полно автомобилей, и в свете газовых фонарей в садике вижу силуэты трех небольших компаний. Ага, – думаю я, – вот и причина неожиданного шума внизу: в танцевальном зале гостиницы собираются гости – возможно, чтобы досрочно отметить Рождество. Или что-то еще, но так или иначе, намечается праздничный вечер. В любом случае я во всеоружии. Я готовилась к этому моменту.

Я вновь открываю дверь. Убедительно постукивая каблучками, пересекаю коридор, направляясь к широкой пышной лестнице, которая спускается к лобби. Персидский ковер с малиново-красными и золотисто-желтыми узорами скрадывает шаги, но драматический эффект мне обеспечен. Идя вниз, я вижу море лиц, повернувшихся в мою сторону.

Я киваю миссис Робсон, с которой мы однажды пили чай и оживленно беседовали о садоводстве. Мистер Вулсли, с которым мы славно сыграли несколько партий на бильярде, обсуждая здешние курортные услуги, приветливо машет мне рукой. Я улыбаюсь милой официантке Роуз, которая работает на завтраках и ужинах, а в обеденное время уходит домой ухаживать за престарелой бабушкой. С какими милыми людьми познакомилась я в «Харрогит-Хайдро»! – думаю я. В этом месте, с этими людьми, вне привычного течения жизни я чувствую себя спокойно. Здесь я – словно в сплетенном своими руками коконе, в защищенном мире, что парит за пределами реальности, и как бы мне хотелось остаться здесь подольше! А то и навсегда.

Но тут я – как и ожидала – вижу его. У основания лестницы, рядом с колонной, отделяющей лобби от чайной комнаты, стоит мужчина. Он кажется столь маленьким и хрупким, столь непохожим на образ из моей памяти, что я даже не сразу его узнаю. Но тут он делает шаг и оказывается в свете ламп – конечно, это именно он! И я знаю: час пробил.

Глава 2

Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия


Мужчина делает шаг в мою сторону. Я останавливаюсь в раздумьях, как поступить – может, не обращать на него внимания и просто пройти к своему столику? Какое из направлений будет правильным в этой точке повествования? Не успевает он открыть рот, как я замечаю двух других джентльменов, один – в помятом пальто и потрепанной фетровой шляпе, а другой – в тщательно отутюженном темно-сером костюме и черном плаще, – снять в помещении верхнюю одежду они не потрудились и сейчас, выйдя из тени лестничных перил, движутся в моем направлении. В их манере держать себя есть нечто неуютное, и я отступаю в сторону от всей этой троицы.

Повернувшись к джентльменам, мужчина поднимает руку, словно не хочет подпускать их ближе. Они не обращают – или почти не обращают – внимания на его жест и продолжают идти, хотя приблизиться еще не успели. Я недоуменно смотрю на них, но они не глядят мне в глаза.

Я плотнее закутываюсь в шаль, будто кусок тонкой расшитой ткани послужит мне щитом, и мужчина делает еще один шаг.

– Мы можем выпить и поговорить с глазу на глаз? – спрашивает он достаточно громко, чтобы джентльмены услышали.

Его просьба нарушает покой, которым я наслаждалась в «Харрогит-Хайдро», и мне отчаянно хочется сказать «нет». Я знаю, что если соглашусь, то мой кокон утратит герметичность. Но и отказавшись, я тоже не смогу дальше прятаться в этом нереальном мире. Я сама все вела к этому моменту.

– Хотя бы минутку, – просит он с мольбой в своих ярко-голубых глазах.

Я киваю и веду его к кожаным вольтеровским креслам, парами разбросанными вокруг камина. Пока мы идем, я слышу не только свои каблучки и шаги спутника, но и поступь тех других двух джентльменов. Они плетутся следом за нами.

Я нарочно резко останавливаюсь, и один из них чуть не врезается в меня. Согласно моей роли, я должна сейчас к ним обратиться.

– Чем могу служить? – спрашиваю я, развернувшись и теперь стоя к ним лицом.

Они переглядываются и смотрят на мужчину. Тот кивает. Джентльмен поплотнее произносит:

– Позвольте представиться, мэм. Я – главный детектив-констебль Кенворд, полиция Суррея.

– А вы? – заполняю я повисшую неловкую паузу, обращаясь ко второму, приличнее одетому джентльмену.

– Суперинтендант Годдард, полиция Беркшира. Счастлив познакомиться с вами, мэм.

– Я, конечно, тоже рада знакомству… – я запинаюсь, пытаясь вспомнить их имена и не запутаться в званиях… – главный детектив-констебль Кенворд и суперинтендант Годдард, однако, должна признаться, ваше присутствие меня несколько озадачивает. Ведь вы в такой дали от дома и при этом – в такой неуютной близости ко мне. – Я заставляю себя хохотнуть, словно заранее извиняясь за нелепый вопрос. – У меня неприятности?

Кенворд прочищает горло и отвечает за них обоих:

– Ни в коем случае, мэм. Думаю, если у вас двоих… – он жестом указывает на голубоглазого… – будет возможность поговорить, причина нашего присутствия станет яснее. Вам будет спокойно наедине с этим человеком, если мы подождем вас там? – Грузный офицер машет в сторону лобби – оно расположено неподалеку от камина, но недостаточно близко, чтобы слышать наш разговор с голубоглазым, который мы будем вести в вольтеровских креслах.

Пару секунд поколебавшись, я киваю.

Но не успевают отойти полицейские, как к нашей странной группе присоединяется знакомое лицо.

– Что у нас тут? – грозит мне пальцем подошедший пожилой джентльмен, поочередно разглядывая троих мужчин. – Подставные лошадки?

– Чудесно, дорогая! Вот, хорошо! Ударь ее еще раз!

Все трое в замешательстве смотрят на меня. Невзирая на некоторую напряженность, я не могу не рассмеяться. За завтраком я пообещала мистеру Вулси партию в бильярд после ужина. Он привык ежевечерне меня обыгрывать, и, завидев трех дюжих мужчин, стал, должно быть, волноваться за свои шансы на успех.

Когда Перибея пыталась нанести удар, из ниоткуда появлялись голуби и бросались великанше в лицо.

– Не беспокойтесь, мистер Вулси. Мы будем играть как обычно. Только я и вы, – заверяю я его, расплываясь в улыбке. – Ну разве что еще миссис Робсон. – Она тоже порой составляет нам компанию.

Что же до Лео, то он носился по палубе «Арго-II», стрелял из баллист, метко швырял на головы гигантам молоты и подпаливал их набедренные повязки. У него за спиной у штурвала стоял крепкий бородатый тип в комбинезоне механика и чинил панель управления, отчаянно пытаясь удержать корабль в воздухе.

– Что ж, тогда ладно, – улыбается он в ответ. – А то я уж было решил, что вы привели подмогу.

Самое странное зрелище являл собой старый Тоон, которого забивали насмерть три пожилые дамы – мойры, вооружившиеся по случаю войны медными дубинками. Джейсон решил, что в мире нет ничего страшнее банды бабулек с палками.

– И не подумаю. Если я сегодня выиграю, то все должно быть по-честному. Впрочем, не то чтобы я всерьез рассчитывала на выигрыш.

Он замечал всё это, как и десятки других схваток, но основное внимание приходилось уделять собственному противнику – Порфириону, царю гигантов, – и богу, дравшемуся рядом с Джейсоном. Зевсу.

– Тогда я совсем спокоен. – Мистер Вулси выжидательно смотрит на джентльменов. Вежливость требует, чтобы я их представила, но сейчас я этому правилу следовать не собираюсь.

«Это мой отец», – подумал Джейсон. Это просто не укладывалось в голове.

– Вы извините нас, мистер Вулси? Мои нежданные гости приехали издалека, и нам нужно успеть выпить по бокальчику до ужина.

Порфирион не оставлял им возможности насладиться моментом: гигант стремительно вращал вокруг себя копье, выпады, замахи смешались в единый вихрь. Джейсон прилагал неимоверные усилия, чтобы просто остаться в живых.

– Разумеется. – Легкий поклон. – Приятного ужина, миссис Нил.

И всё же… Присутствие Зевса вселяло уверенность. Хотя Джейсон никогда не встречался с отцом, о нем напоминали самые счастливые моменты в жизни юноши: устроенный Пайпер пикник в Риме в честь его дня рождения; день, когда Лупа впервые показала ему Лагерь Юпитера; его игры в прятки с Талией в их квартире, когда он еще был маленьким; день на пляже, когда мама взяла его на руки, поцеловала и показала на надвигающиеся грозовые облака.

Глава 3

«Никогда не бойся грома, Джейсон. Это твой отец дает тебе понять, что любит тебя».

Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия


От Зевса пахло дождем и чистым ветром. Воздух вокруг него пропитывался энергией. Вблизи оказалось, что его молния приняла вид бронзового прута в метр длиной, заостренного с обеих сторон, со струящимися из обоих концов силовыми клинками – словно наконечники копий из белого электричества. Бог рубанул своим оружием по ногам гиганта, и Порфирион рухнул на свой импровизированный трон, развалившийся под его тяжестью.

Тщательно выбрав место так, чтобы сидеть лицом к лобби, я устраиваюсь в объятиях кресла. Разглаживаю юбку своего жоржетового платья, убираю за ухо локон и с трудом натягиваю на лицо приятную светскую маску. Надеюсь, я выгляжу привлекательной, – думаю я и тут же браню себя за эту мысль: мне не должно быть никакого дела, кто и что думает о моей внешности, кроме меня самой. Затем я принимаюсь ждать, когда он заговорит. Мне не терпится узнать, что он скажет.

– Для тебя не будет трона, – прорычал Зевс. – Ни здесь, ни где бы то ни было еще.

Но он, похоже, лишился дара речи. Его рот то открывается, то закрывается, словно слова крутятся у него в голове, но не могут решить, стоит ли им выходить наружу. Я долго сижу молча, но постепенно у меня складывается впечатление, что с его губ так никогда и ничего не слетит. Придется взять штурвал в свои руки, и я к этому готова.

– Тебе нас не остановить! – завопил гигант. – Назад пути нет! Мать-земля пробудилась!

– Разве ты не рад видеть меня, Арчи? – спрашиваю я у сидящего с отвисшей челюстью мужа.

В ответ Зевс разбил трон на куски. Царь гигантов кубарем вылетел из храма, Джейсон бросился вдогонку, за ним по пятам следовал его отец.

– Миссис Н-Нил? Ты называешь себя миссис Нил? – заикаясь, произносит он. Его голос начинает нарастать. – Какого черта ты выдумала?

Они догнали Порфириона у края обрыва, под которым раскинулись современные Афины. От ударов молний всё оружие в волосах гиганта расплавилось, и капли небесной бронзы стекали с его дредов как карамель. Кожа дымилась и покрылась пузырями.

– Ты имеешь в виду, выдумала, называясь миссис Нил, или вообще? – спрашиваю я с легкой улыбкой. Я понимаю, что мне не следует его дразнить, но ничего не могу с собой поделать. Я так долго ждала этого момента. Пытаясь поддерживать ровную, легкую интонацию, я говорю: – Может, тебе, Арчи, лучше избавиться от гнева на лице и вместо этого улыбнуться или хотя бы изобразить заинтересованность? Мы, конечно, сидим не на самом видном месте, но глаза – всюду. – Я киваю на проходящую мимо официантку и на полисменов. – Человек, у которого пропала жена, который одиннадцать долгих дней с тревогой думал о том, что ее, быть может, уже нет в живых, должен чувствовать счастье и облегчение, когда она нашлась. Может, ему было бы неплохо взять ее за руку или даже заключить в объятия. То есть, конечно, если он не имел никакого отношения к ее исчезновению.

Порфирион зарычал и поднял копье:

Арчи сжимает и разжимает кулаки, и любой наблюдатель заметил бы, что его ярость никуда не делась, а наоборот, становится лишь сильнее. Пока он пытается совладать со своим гневом, я продолжаю:

– Ваше дело проиграно, Зевс! Даже если ты меня победишь, мать-земля просто воскресит меня снова!

– Тогда, пожалуй, тебе не стоит умирать в объятиях Геи, – сказал Зевс. – Джейсон, сын мой…

– Ты наверняка понимаешь, что гостиница окружена фотографами и журналистами? Прежде чем спуститься, я видела из окна номера, как они собираются. И конечно же, там стоят автомобили местной полиции, а еще люди Кенворда и Годдарда. Полагаю, тебе это известно – хотя они пока еще не включают свои сирены. Поэтому если ты позволишь себе впасть в бешенство, это лишь подкрепит всеобщее предвзятое мнение о тебе.

Джейсон еще никогда не чувствовал себя так отлично, настолько признанным, как в тот миг, когда отец произнес его имя. Похожие чувства он испытывал прошлой зимой в Лагере полукровок, когда к нему наконец вернулись стертые воспоминания. Джейсон внезапно осознал, что часть его существа, до сего момента скрытая, сейчас проявилась.

Он не отвечает, но я и не ждала, что он ответит. Я просто хотела предупредить вспышку гнева, которая явно зрела у него внутри. Не потому, что мне хотелось защитить Арчи, а потому, что отсрочка его ярости важна для оставшейся части плана.

Теперь он не сомневался: он дитя Юпитера, бога неба. Сын своего отца.

– Как ты могла? – вместо ответа произносит он. В каждом слове сквозит обвинение.

Джейсон приблизился к гиганту.

Он не верит своим глазам, и наблюдать, как он мечется – одно удовольствие.

Порфирион изо всех сил взмахнул копьем, но юноша разрубил оружие пополам своим гладиусом. Потом размахнулся и ударил гиганта в грудь, проткнув нагрудник, призвал ветры и сбросил противника с утеса.

– Как могла я? Как мог ты? Как мог ты завести роман с Нэнси Нил? Как мог ты сначала оставить меня, не проявив ни капли сочувствия, наедине со скорбью по матери, а потом использовать мое горе как оправдание своей интрижки? Как мог ты бросить семью, несмотря на все мои просьбы? – Я задаю эти вопросы совершенно спокойным тоном – просто выставляю на свет божий истинный смысл его слов.

С диким воплем Порфирион полетел вниз, а Зевс выстрелил в него молнией. Сверкнувший по дуге заряд белой энергии распылил Порфириона в воздухе. Осталось только облачко золы, осевшей на кронах олив, которые росли на склонах Акрополя.

Он вновь принимается открывать и закрывать рот, подбирая и отбрасывая варианты ответа. Пользуясь его онемением, я продолжаю. Я слишком долго молчала.

Зевс повернулся к Джейсону. Энергетические лезвия погасли, и Зевс прикрепил прут из небесной бронзы к поясу. Глаза у бога были серые, как предгрозовое небо. Волосы и борода цвета соли с перцем походили на слоистые облака. Джейсону показалось очень странным, что Владыка вселенной, царь Олимпа всего на несколько сантиметров выше его самого.

– Может, Арчи, я тебя не так поняла? И ты спрашивал не о том, как я могла взять имя Нэнси Нил, а о том, как могла устроить свое исчезновение? – Я сделала вид, будто увидела кивок. – Ну что ж, а ведь это интересный вопрос. Но прежде чем услышать как, неужели тебе не любопытно узнать почему? Давай переформулируем. Зачем я организовала свое исчезновение?

– Сын мой, – Зевс сжал плечо Джейсона, – мне так много хотелось тебе сказать…

Я делаю риторическую паузу – якобы давая ему возможность вставить комментарий, но тут же продолжаю, не дожидаясь.

Бог тяжело вздохнул, и в воздухе раздалось потрескивание, а новые очки Джейсона запотели.

– Ты, небось, воображаешь, будто ответ тебе известен. Наверняка ты думаешь: «Она исчезла, дабы наказать меня». Но я бы тогда выставила себя ограниченной и эгоцентричной особой. Настоящее зачем началось в тот момент, когда ты совершил убийство.

– Увы, как царь богов я не должен выделять своих детей. Когда мы вернемся к остальным олимпийцам, я не смогу произнести в твою честь столько похвал, сколько мне бы хотелось, и наградить тебя так, как ты того заслуживаешь.

– Убийство?! – Он едва не вопит, и я быстро оглядываюсь, не слышат ли Кенворд с Годдардом. Но те слишком увлечены, перешептываясь друг с другом. – Я? Совершил убийство? Что за чертовщину ты несешь? Это ты подставила меня, разыграв убийство, которого я не совершал, и твое присутствие здесь доказывает, что я не причинил тебе никакого вреда.

– Мне не нужны похвалы, – голос Джейсона дрогнул. – Было бы здорово просто провести немного времени вместе. То есть я ведь совсем тебя не знаю.

– Ты убил невинную женщину, которой я когда-то была, – произношу я ровным голосом и с безмятежностью на лице, – ту, что верила, будто у нее нормальный брак и милая семейная жизнь, ту, что выстроила все свое существование под твое счастье, – так что ты несомненно совершил убийство.

Взгляд Зевса казался далеким, как озоновый слой:

– Это, это нечестно, Аг…

– Я всегда с тобой, Джейсон. Я с гордостью наблюдал за твоими успехами, но мы никогда не сможем быть…

Пока мы беседуем, я постоянно боковым зрением слежу за Кенвордом и Годдардом. Все это время они топтались в конце чайной комнаты, уважительно соблюдая дистанцию, чтобы нас не подслушивать, и были поглощены своими разговорами. Но сейчас они умолкли и двинулись к нам.

Он помахал пальцами, точно подбирая нужное слово. Близки. Обычными. Настоящими отцом и сыном.

– Твои дружки-детективы, – перебиваю я Арчи, – сейчас подойдут. Скажи им, что нам нужно еще немного времени и что я еще не оправилась от амнезии. Все, как я тебе написала в письме. Продолжай путь. Твой график и все действия, которые ты должен – или наоборот, не должен – предпринять, были четко расписаны с самого начала.

– С самого рождения ты был предназначен для Геры – чтобы умиротворить ее гнев. Даже твое имя «Джейсон» выбрала она. Ты об этом не просил. Я этого не хотел. Но когда я отдал тебя ей… Я и понятия не имел, каким прекрасным человеком ты станешь. Это путешествие сформировало тебя, сделало добрым и великодушным. Что бы ни произошло, когда мы вернемся в Парфенон, помни: я не призываю тебя к ответственности. Ты уже показал себя настоящим героем.

– Зачем мне это? Ведь ты теперь здесь, и я больше не подозреваемый в убийстве. К тому же эти два урода – мне не дружки.

У Джейсона в груди бурлили противоречивые чувства:

– Что значит… «что бы ни произошло»?

– Думаешь, я достигла предела своей власти? Воображаешь, будто мое появление освобождает тебя от ответственности, будто у меня нет запасного плана?

– Худшее еще впереди, – предупредил Зевс. – И кому-то придется взять на себя вину за случившееся. Идем.

Прищурившись, Арчи оценивает меня, он видит меня впервые, видит весь мой потенциал, всю мою непреклонность. Его реакция неудивительна. Я и сама-то лишь недавно осознала масштаб своего могущества. Чего тогда ожидать от Арчи – с его-то узким мирком, разве он мог раньше меня понять, на что я способна?

L. Джейсон

– Ладно, – соглашается он. – Сейчас я сделаю так, как ты просишь.

От гигантов остались только кучки золы, несколько копий да обрывки дымящихся дредов.

Сзади грохочут шаги приближающегося Кенворда. Я поднимаю взгляд, словно заметила его только что.

«Арго-II», по-прежнему державшийся в воздухе (едва-едва), пришвартовался у крыши Парфенона. Половина весел сломалась или перепуталась, в корпусе дымились несколько внушительных пробоин. Паруса изрешетило, и теперь их усеивали дымящиеся дыры.

– О, детектив Кенворд и суперинтендант Годдард, вы вернулись.

Лео выглядел немногим лучше. Он стоял в центре храма вместе с остальными членами команды – лицо всё в саже, одежда тлеет.

– Главный детектив-констебль Кенворд, – тут же поправляет он.

– Примите мои извинения, – произношу я.

Боги выстроились полукругом, ожидая возвращения Зевса. Никто из них не выказывал особой радости по случаю победы.

– Ну как? – вмешивается Годдард, который явно сгорает от нетерпения. – Как у вас тут дела?

Аполлон и Артемида стояли рядом в тени колонны, словно надеялись там спрятаться. Гера и Посейдон оживленно спорили с какой-то богиней в зеленых с золотом одеждах – возможно, Деметрой. Ника пыталась возложить на голову Гекаты лавровый венок, но богиня чародейства отпихивала его. Гермес потихоньку подошел к Афине и предпринял попытку обнять богиню мудрости за плечи, но та повернула к нему свой щит-эгиду, и бог нехотя ретировался.

– Думаю, мы пойдем на ужин одни. Нам с женой надо еще немного побеседовать.

Из всех олимпийцев только Арес, кажется, пребывал в отличном настроении. Он смеялся и устроил целую пантомиму, показывая, как протыкал животы гигантов, а Фрэнк вежливо его слушал (хотя, судя по выражению лица, из последних сил боролся с тошнотой).

При слове «жена» я заставляю себя вытаращиться якобы от удивления и вижу, что Кенворд и Годдард это заметили.

– Братья, – сказал Зевс, – мы исцелились благодаря усилиям полубогов. Афина Парфенос, которая когда-то стояла в этом храме, теперь стоит на Холме полукровок. Она объединила наших отпрысков, а вместе с ними – и наши сущности.

А Арчи, словно по команде, продолжает:

– Владыка Зевс, – заговорила Пайпер, – с Рейной всё в порядке? А с Нико и тренером Хеджем?

– Видите ли, нам нужно время заново познакомиться.

Джейсону с трудом верилось, что Пайпер спрашивает о здоровье Рейны, но это его очень порадовало.

Зевс сдвинул свинцово-серые брови:

Глава 4

– Они успешно завершили свою миссию. Пока что они живы. А вот всё ли у них в порядке…

Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия


– У нас еще есть дела, – вмешалась царица Гера. Она распростерла руки, точно призывая к групповому объятию. – Однако, мои герои… вы одержали победу над гигантами, впрочем, я всегда знала, что у вас получится. Мой план прекрасно сработал.

– Столик на двоих, пожалуйста, – я слышу, как Арчи обращается к метрдотелю, невысокому человечку в костюме с иголочки, напоминающему моего Эркюля Пуаро, и тот переводит на меня вопросительный взгляд. За прошедшую неделю он привык, что я всегда ужинаю в одиночестве в компании книги или кроссворда, и сейчас его, похоже, смущает перемена в моих привычках. К другим постояльцам я, как правило, присоединяюсь лишь после ужина – сразиться на бильярде или поучаствовать в дружеском концерте за пианино.

Зевс повернулся к жене, и над Акрополем прогремел громовой раскат:

Я киваю в знак согласия.

– Гера, не смей приписывать себе все заслуги! Ты создала не меньше проблем, чем разрешила!

– Сюда, миссис Нил, – говорит он, и я вижу, как при звуке этого имени у Арчи напрягается спина.

Царица небес побледнела:

Но далеко пройти мы не успеваем. Стоило нам пересечь порог столовой, кремово-серовато-зеленого зала в строгом стиле с симпатичным стеклянным потолком, как я чувствую на локте чью-то руку.

– Супруг… теперь-то ты наверняка понимаешь, что другого выхода не было.

– У вас сегодня гость, миссис Нил. Как это мило!

– Всегда есть другой путь! – взревел Зевс. – Именно поэтому у нас три мойры, а не одна. Не так ли?

Это миссис Робсон, которой всегда есть дело до того, кто из постояльцев когда ушел и когда пришел. Только я открываю рот, чтобы ответить или объяснить, как она спрашивает:

Три старые дамы, стоявшие у обломков трона царя гигантов, почтительно склонили головы в знак согласия. Джейсон заметил, что остальные боги держатся на почтительном расстоянии от мойр и их медных дубинок.

– То есть вы не сможете сегодня с нами сыграть?

– Прошу тебя, супруг. – Гера через силу улыбнулась, однако она была так явно напугана, что Джейсон ее почти пожалел. – Я делала только то, что…

Ведь мы с нею и мистером Вулси договаривались о партии на бильярде.

– Молчать! – рявкнул Зевс. – Ты ослушалась моих приказов. Тем не менее… Я признаю, что ты действовала из благих побуждений. Доблесть этих семи полубогов показала, что ты не лишена мудрости.

– Да, боюсь, сегодня не получится, – отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы следовать за метрдотелем дальше. Но не тут-то было.

У Геры сделался такой вид, словно ей очень хочется возразить, но она благоразумно промолчала.

– А ваш гость тоже из Южной Африки? – не унимается она.

– Итак, Аполлон, – Зевс пронзил взглядом тень, в которой прятались близнецы. – Сын мой, подойди сюда.

– Боюсь, нет. – Арчи бросает на меня взгляд. – Хорошего вечера, миссис Робсон. – Она понимает, наконец, намек и удаляется к своему ужину.

Аполлон мелкими шагами двинулся вперед, как осужденный на прогулку по доске. Бог настолько походил на простого подростка, что это даже нервировало: на вид не старше семнадцати лет, поношенные джинсы, футболка Лагеря полукровок, за спиной лук, на поясе меч. Взъерошенные светлые волосы и голубые глаза – его легко можно было принять за земного брата Джейсона (хотя фактически он и был ему братом, по божественной линии).

Метрдотель подводит нас к столику в дальнем углу. Он стоит обособленно, в окружении колонн, лучшего места не придумаешь. Отсюда мне видно лобби, где Кенворд с Годдардом расположились в креслах, из которых можно наблюдать за входом в столовую. Я задаюсь вопросом, что они намереваются делать: собирать информацию или следить, чтобы кто-нибудь из нас не сбежал?

«Интересно, – подумал Джейсон, – Аполлон принял эту форму, чтобы казаться незаметнее или чтобы разжалобить отца?» Страх на лице бога музыки выглядел вполне настоящим и очень человеческим.

– Изволите ли по бокалу вашего любимого красного вина, миссис Нил? – спрашивает метрдотель, когда я усаживаюсь на учтиво отодвинутый им стул с мягкой обивкой.

Три мойры подошли к богу и окружили его, подняв сморщенные руки.

– Да, пожалуйста, – отвечаю я в то время, как Арчи содрогается от имени.

– Дважды ты бросал мне вызов, – произнес Зевс.

Официант разливает по нашим хрустальным бокалам гранатово-красное вино, мы молчим. Пока он хлопочет у нашего столика, я окидываю взглядом столовую и сидящих вокруг состоятельных мужчин и женщин, приехавших подлечиться на водах, – они увлечены собой и друг другом. Нужно следить, чтобы они и дальше оставались в этом состоянии, а не прислушивались к разговору, который нас сейчас ждет.

Аполлон облизнул губы:

Когда официант наконец уходит, я делаю большой глоток вина и собираюсь произнести заготовленную речь, но внезапно меня охватывает неуверенность или даже тоска. В привычной компании Арчи я вдруг почувствовала, как сильно я соскучилась по дочери.

– В-владыка…

– Как там Розалинда? – спрашиваю я.

– Ты пренебрег своим долгом. Соблазнился лестью, поддался тщеславию. Ты подбил своего потомка Октавиана ступить на опасный путь и преждевременно об народовал пророчество, всё еще способное погубить всех нас.

– Она не в курсе, что произошло, – если не считать насмешек в школе, все более-менее в порядке. – Арчи отвечает с неожиданной теплотой. Но ведь он, в конце концов, всегда больше заботился о Розалинде, чем я, хотя разве не он запретил мне это?

– Но…

– Хвала богу!

– Довольно! – гаркнул Зевс. – Мы обсудим твое наказание позже. А пока будешь ждать на Олимпе.

– Разумеется, богу. Не тебе же. – Теплота в его голосе вновь уступает место суровому холоду.

Зевс взмахнул рукой, и Аполлон превратился в блестящее облачко. Мойры завертелись вокруг него, растаяли в воздухе, и сияющий вихрь унесся ввысь.

Я чуть было не принимаюсь извиняться, но вовремя одергиваю себя. Мне нельзя скатываться в сентиментальность и в былые модели моего поведения с Арчи. Вместо этого я наполняю голос и сердце таким же льдом. И приступаю.

– Что с ним сделают? – спросил Джейсон.

– Ну что, прежде чем обсудить, как я исчезла, вернемся к вопросу о том, зачем я это сделала? Хотя, сказать по правде, оба эти вопроса неразрывно взаимосвязаны.

Боги уставились на него, но Джейсону было наплевать. После встречи с Зевсом он, неожиданно для себя, стал испытывать к Аполлону некую симпатию.

Он ничего не отвечает, а лишь искоса на меня смотрит, и я продолжаю речь, которую многократно повторяла, уединившись в номере. Я шла к этому моменту гораздо, гораздо дольше, чем одиннадцать дней моего отсутствия, но сейчас мне надо собраться с духом и забыть о своих чувствах и о годах, когда я была деликатной женой Арчи.

– Это не твоя забота, – ответил Зевс. – У нас есть проблемы поважнее.

Над Парфеноном повисло неловкое молчание.

– Зачем же я исчезла? – спрашиваешь ты. Как я тебе уже говорила, это было неизбежно – ведь ты меня убил. Тебе, должно быть, это кажется ошибкой – вот же я, сижу напротив, цела и невредима. Но я имею в виду другое убийство – убийство моего подлинного я, той жизнерадостной, творческой души, с которой ты много лет назад познакомился в Агбрук-хаусе. Ты убивал ее потихоньку – днями, неделями, месяцами, годами нанося ей крошечные увечья, пока она не стала столь маленькой и слабой, что практически перестала существовать. Но где-то в глубине, в моих потайных уголках та личность продолжала цепляться за жизнь, пока ты не нанес ей последний беспощадный удар на дне рождения Розалинды в Эшфилде.

Джейсон решил не упускать момент. К тому же он не понимал, почему нужно наказывать одного лишь Аполлона.

– Ты несешь какую-то бессмыслицу, Агата. Может, твое здравомыслие пропало вместе с тобой? – горько усмехнулся он.

«Кому-то придется взять на себя вину», – так сказал Зевс.

Я пропускаю мимо ушей его язвительную реплику.

Но почему?

– История этого убийства изложена в рукописи, которую я тебе прислала. Ты прочел ее?

– Отец, – снова заговорил Джейсон. – Я дал обет почтить всех богов. Я обещал Кимополее, что, как только война закончится, для каждого бога воздвигнут святилища в наших двух лагерях.

Он неохотно кивает.

Зевс нахмурился.

– Разве у меня был выбор? В письме ты угрожала катастрофическими последствиями, если я с ней не ознакомлюсь. И если не буду следовать инструкциям, как вести себя при твоем исчезновении.

– Хорошо. Только… Ким… кто?

– Ну и прекрасно. Не буду спрашивать, понравилось ли, – я представляю, как тяжело читать о себе, если ты, конечно, достаточно способен к рефлексии, чтобы на этих страницах узнать собственную персону. Полагаю, мою рукопись можно назвать автобиографией, хотя нам с тобой известно, что в ней есть и доля вымысла. Но, разумеется, не в том, что касается тебя. Только не в этом. Хотя ты, скорее всего, по ходу чтения яростно не соглашался со своим портретом – никто не любит смотреть, как с неприглядной истины о нем срывают покрывало.

Посейдон кашлянул в кулак:

По лицу Арчи я вижу, насколько тошнотворной показалась ему рукопись, но про себя отмечаю, что он не оспаривает то, как он выведен в ней. По крайней мере, пока.

– Это одна из моих.

– Я хочу сказать, – продолжал Джейсон, – что если обвинять друг друга, это не решит проблемы. Именно из-за этого и разругались когда-то римляне и греки.

– В рукописи я полностью раскрыла себя – от девушки, какой я была, до женщины, жены и матери, которой стала, – и продемонстрировала, как постепенно росла твоя неприязнь к этой женщине. Как ты брезгливо ежился от моих чувств, как старался избежать моих эмоциональных разговоров, как отшатывался от моих прикосновений, как твои глаза стекленели от скуки при упоминании моих книг. И я показала тебе, как ты убивал части моей личности, которые были тебе противны, убивал одну за другой, пока от меня почти ничего не осталось. Самое главное – я принесла в жертву свои отношения с Розалиндой, поскольку ты не выносил конкуренции, когда речь шла о внимании к себе. Тут я не возлагаю всю вину на тебя, боже упаси. Мама учила меня, что ты и твои нужды всегда должны иметь приоритет, быть важнее моих нужд и нужд нашего ребенка. И я долгое время верила ей.

Воздух опасно наэлектризовался. Кожу на голове у Джейсона стало покалывать.

– Вообрази мое удивление, когда идеальная жена, которую я из себя вылепила – идеальная, по крайней мере, по твоим собственным представлениям, – оказалась недостаточно хороша. Вообрази мое потрясение, когда я, отбросив все настоящее, что во мне было, и преобразив себя в совершенную, по твоим понятиям, женщину – если не считать веса, но тут я ничего не могла поделать, хоть ты и извел меня разговорами о похудении, – когда я после всего этого увидела, как ты с трудом меня переносишь. А теперь вообрази смертельный удар, который ты мне нанес, сообщив, что у тебя есть идиллическая спутница, и это отнюдь не я, а молоденькая, смазливая, кроткая, «приличная» женщина по имени Нэнси Нил.

Он понял, что рискует навлечь на себя гнев отца. Его тоже могут превратить в облако или вышибить с Акрополя ударом молнии. Он впервые в жизни на пять минут встретился с отцом и произвел хорошее впечатление. А теперь он всё испортил.

– Как видишь, ты убил ту, былую подлинную Агату ровно в том же смысле, в каком ты убил – как многие считали – Агату физическую. Твоя интрижка стала лишь завершающим ударом, а само убийство происходило постепенно, в течение долгих, долгих лет.

Хороший римлянин на этом умолк бы.

– Агата, это бред. Чистый вымысел. Вроде твоих дурацких книжек. – Его голос спокоен, но по лицу видно, что он едва не лопается от ярости.

Джейсон продолжал говорить:

– Проблема не в Аполлоне. И наказывать его за то, что Гея пробуждается… – он хотел сказать «глупо», но в последнюю секунду поправился: – неразумно.

– Разве? Ты изменился и захотел, чтобы с тобой был кто-то, подходящий к твоей новой ипостаси – самоуверенной и успешной. Когда стало ясно, что я этим человеком быть никак не могу – ведь я слишком хорошо знала все твои слабости, твои былые депрессии, всю твою биографию, – тебя потянуло к Нэнси. Ты решил стать ненадежным рассказчиком повести о самом себе, отредактировать свое прошлое и настоящее, чтобы они вписывались в историю, которую ты поведал самому себе и Нэнси. Но я не могу позволить тебе это сделать.

– Неразумно? – Зевс перешел на едва различимый шепот. – Перед всем собранием богов ты называешь меня неразумным.

Арчи не двигается, не спорит, даже почти не мигает. Находят ли мои слова отклик в его душе в том же смысле, в каком не нашла отклика моя рукопись?

Друзья наблюдали за Джейсоном с тревогой. У Перси был такой вид, словно он готов прыгнуть вперед и биться с приятелем бок о бок.

– Зачем? – вдруг выпаливает он. – Зачем ты все это устроила? Почему ты не могла просто мирно дать мне развод?

Потом из тени вышла Артемида:

Мою спокойную отстраненность начинает вытеснять гнев.

– Отец, этот герой долго и упорно сражался за наше дело. У него расшатались нервы, нужно принять это в расчет.

– Ты вообще, Арчи, слушал меня? Ты слушал меня в ту пятницу, когда заявил, что уходишь? Разве ты не читал об этом на страницах моей рукописи? Если я позволю тебе поступить так, как ты хочешь – целиком вычеркнуть меня из твоей истории, полностью сломав меня саму и мои чувства, и при этом не понеся никакой ответственности за свои поступки и за свой роман с Нэнси, – если я это позволю, то никогда не смогу покинуть смертное ложе – уже как новый человек, ставший за последние месяцы сильнее, чем был. Ведь ты тем самым отнимешь не только мое истинное «я», но и мою репутацию и, самое главное, мою дочь.

Джейсон открыл было рот, чтобы протестовать, но Артемида одним быстрым взглядом заставила его замолчать. На лице у нее явно читалось (словно ее голос звучал у Джейсона в сознании): «Спасибо, полубог, но на этом остановись. Я уломаю отца, когда он немного успокоится».

– В самом деле, отец, – продолжала богиня, – как ты сам сказал, нам стоит заняться более насущными вопросами.

– Что за чертовщину ты несешь, Агата? Я никогда не настаивал на том, чтобы после развода забрать Розалинду, и к тому же законодательство о малолетних детях склоняется на сторону матери, которая получает опеку, пока ребенку не исполнится шестнадцать. Сомневаюсь, что смог бы добиться опеки при всем желании. – В его голосе я слышу раздражение и замешательство.

– Гея, – вклинилась Аннабет, которой тоже явно не терпелось сменить тему. – Она пробудилась, да?

Теперь моя очередь смеяться. Он сейчас нарочно прикидывается тупым, чтобы мне помешать, или в самом деле такой идиот? Как я могла души не чаять в этом эгоистичном, лишенном воображения педанте? Без этого человека, который якорем тянет меня вниз, мой разум, мое перо станут свободными, смогут воспарить. Но прежде я должна перерезать якорный канат, и сделать это можно лишь одним способом.

Зевс повернулся к ней. Молекулы воздуха вокруг Джейсона перестали гудеть. В голове было такое ощущение, словно ее только что вынули из микроволновки.

– Ты ничего не понимаешь, Арчи, как бы я ни старалась тебя просветить. Я говорю не о юридической потере дочери, а об эмоциональной, которая и без того уже состоялась по твоей вине – ты настаивал, что главную роль в моей жизни должна играть не она, а ты, я же, как идиотка, слушалась. Позволь я, чтобы при нашем разводе не фигурировала твоя измена с Нэнси – ведь, как мы оба знаем, Закон о бракоразводных процессах требует наличия супружеской измены в той или иной форме, – и тогда в глазах Розалинды и всего остального мира виновной окажусь я. Учитывая ее отношение к тебе, я лишилась бы ее навеки. Я и так уже слишком многое тебе уступила, но Розалинду не уступлю. И чтобы этого избежать, мне было нужно, чтобы каждая живая душа знала: источник всех бед – это ты, в то время как я сделала все возможное, лишь бы спасти наш брак и нашу семью.

– Верно, – ответил Зевс. – Кровь Олимпа пролилась. Гея полностью пришла в сознание.

– Значит, именно для этого ты устроила свое шоу с исчезновением?

– Ой, да бросьте! – недовольно воскликнул Перси. – Из-за небольшого носового кровотечения я пробудил всю землю? Так нечестно!

Афина поудобнее передвинула на плече эгиду.

– Слушай ты меня внимательнее, то понял бы, что не только для этого. Но – да, мне пришлось тщательно проработать инсценировку: чтобы причины исчезновения выглядели зловещими, а мое местоположение оставалось тайной. И к тому же все выстроено так, чтобы ты оказался замешан, и по самые уши, и чтобы в ходе следствия вскрылась твоя связь на стороне. Ведь сам бы ты ни за что ни в чем не признался. Наша раздельная жизнь ни для кого не должна была оставаться секретом, и в последние месяцы, готовя свое исчезновение, я об этом позаботилась: и друзья, и родные, и прислуга – все знали, что из-за наших размолвок ты ночуешь в городе, а не в Стайлзе. Те редкие случаи, когда мы все же собирались вместе, можно назвать в лучшем случае неловкими. Я исчезла в тот день, когда между нами произошла самая громкая ссора, – ты отказывался провести уик-энд со мной, а вместо этого собирался в гости к Джеймсам вместе с Нэнси, – и свидетелями этой сцены стали несколько человек. Мой «Моррис Каули» обнаружили на рассвете, на другой день после того скандала – фары горели, чтобы прохожие издалека заметили машину в безлюдном месте. Прибывшая полиция увидела, что она стоит на самом краю обрыва и только благодаря густому кустарнику не рухнула вниз. Мало того: брошенную машину с вещами для поездки в Йоркшир, которую я надеялась совершить с тобой, нашли у Сайлент-Пула, печально известного историями о самоубийствах. Но меня нигде поблизости отыскать не удалось, а улики, которые я щедро разбросала для тебя и для полиции – шуба, оставленная на заднем сиденье несмотря на ночные заморозки, там же – собранная дорожная сумка при том, что поездка отменена; машина, балансирующая на обрыве, но нигде – ни меня самой, ни моего тела; адресованное твоему брату странное письмо, из которого выплыла тень некоего неясного недомогания; поздний звонок, за которым, как могло показаться, и последовало мое исчезновение, а на деле это был лишь контрольный звонок от Шарлотты, – все эти зацепки делали ситуацию открытой для самых разных толкований. Как по-твоему, сколько времени потребовалось полиции, чтобы соединить все точки в линию, ведущую к тебе? А от тебя – к Нэнси. И сколько, по-твоему, времени было им нужно, чтобы заштриховать незакрашенные области на рисунке, изображающем не то убийство, не то самоубийство, но явно с твоим участием хоть в том, хоть в другом случае?

– Жаловаться на несправедливость – значит перекладывать вину на других, Перси Джексон. Такое поведение никому не принесет блага, – она одобрительно взглянула на Джейсона. – А теперь вы должны торопиться. Гея пробудилась и хочет уничтожить ваш лагерь.

Арчи, скрестив руки на груди и самодовольно улыбаясь во весь рот, откидывается на спинку кресла.

Посейдон оперся на свой трезубец:

– Ты считаешь себя такой умной, Агата, но забываешь одну важную вещь. Тебе больше нечем на меня давить. Ты нашлась.

– В кои-то веки Афина права.

Ни с того ни с сего в моем сознании вдруг промелькнул образ Реджи Льюси. Насколько иначе сложилась бы моя жизнь, выйди я замуж не за Арчи, а за этого доброго человека. Я бы ни за что не оказалась там, где я сейчас. Но и не стала бы той сильной, талантливой женщиной, которой стала.

– «В кои-то веки»?! – вскинулась Афина.

Любая слабость сейчас непозволительна, так что я гоню мысли о Реджи прочь. Беру себя в руки и улыбаюсь Арчи в ответ.

– А с чего это Гея вылезла из земли в нашем лагере? – спросил Лео. – Ведь кровь Перси пролилась здесь.

– Ты забыл, что я небесталанна в части запутанных детективных сюжетов. Ты же не думал, будто эту скромную рукопись я прислала тебе исключительно в назидательных целях? Или чтобы пробудить в тебе сочувствие? Нет, Арчи, ее главная цель – совсем в ином. Это – копия документа, который получат Кенворд и Годдард, если ты и дальше не будешь следовать моим инструкциям до последней запятой. А иначе она станет уликой в другом уголовном деле.

– Чувак, – заметил Перси, – во-первых, ты же слышал, что сказала Афина: не вини мой нос. А во-вторых, Гея и есть земля и может выпрыгивать из нее где угодно. И потом она сама нам сказала, что сделает это. Пообещала, что перво-наперво собирается уничтожить наш лагерь. Вопрос в следующем: как нам ее остановить?

– Ты блефуешь, Агата. Единственное преступление, о котором идет речь, – твое якобы убийство, но ситуация разрешилась: ты очень даже живая и здоровая сидишь здесь, в «Харрогит-Хайдро». Так что, если ты мне позволишь… – он приподнимается с кресла, словно собирается уйти.

Фрэнк посмотрел на Зевса:

– Задумайся, Арчи. Задумайся об истории, рассказанной в рукописи. Задумайся о своем образе, который она создает.

– Гм, сир, ваше величество, а вы, боги, разве не можете перенестись туда вместе с нами? У вас есть колесницы, волшебные силы и всё такое.

Арчи нехотя садится на место. Он знает, что должен послушаться, но непокорная искра продолжает сверкать в его глазах. Надеюсь, сейчас я притушу эту искру навсегда.

– Да! – подхватила Хейзел. – Мы вместе в два счета победили гигантов. Давайте все отправимся…

– Холодное равнодушие к смерти моей матери, – продолжаю я. – Роман на стороне и сухой деловитый тон, которым ты заявил, что уходишь от семьи. Причиненный ущерб моему здоровью. Угрозы на балконе в Пиренеях. Насилие за завтраком в последний день.

– Нет, – решительно отрезал Зевс.

– Но все эти пункты – ложь, Агата! – закипает он.

– Нет? – переспросил Джейсон. – Но, отец…

Зевса властно сверкнул глазами, и Джейсон понял, что на сегодня уже довел отца до ручки… и, пожалуй, исчерпал его терпение на ближайшие пару столетий.

– Неужели? Признаю, в рукописи есть некоторое преувеличение по поводу угроз в Пиренеях и за завтраком, и еще я присочинила, что якобы все это время стремилась остаться твоей женой; ну и в описании моего душевного состояния за последним, пятничным ужином тоже есть доля вымысла. А так – если вымысел и есть, то лишь в том, что некоторые детали опущены. По понятным причинам я не стала упоминать, как все эти месяцы планировала свое исчезновение. Для подготовки почвы потребовалось терпение и время – и, признаться, некоторое актерское мастерство при общении с тобой, – но не могла же я поделиться этим в рукописи! – говорю я, усмехнувшись. – Еще я не стала описывать некоторые чувства, связанные с материнством, – мое двойственное отношение к Розалинде из-за созданной тобой дистанции между нами или раздражение, которое я порой испытывала, когда ее потребности мешали моей работе. Это я тоже, разумеется, опустила, поскольку мне нужно было подать себя в выгодном свете. То же касается моего образа как литератора. В рукописи я изобразила, будто пишу книги в первую очередь ради финансового благополучия семьи, и это так, но лишь отчасти. Главным образом я пишу, потому что обожаю создавать миры и придумывать загадки, и я дико хочу в этом преуспеть. Но в устах женщины слово «амбиции» звучит как ругательство, решительно неподобающее леди. Соответственно, эту подробность тоже пришлось оставить за скобками.

– Беда в том, что есть еще пророчество, – проворчал Зевс. – Когда Аполлон позволил изречь пророчество семи, а Гера позволила себе его истолковать, мойры соткали будущее таким образом, что есть только один путь дальнейшего развития событий. Вам, семерым полубогам, назначено судьбой победить Гею. А мы, боги, не можем этого сделать.

В глазах Арчи начинает теплиться огонек понимания – он приходит на смену сполохам протеста. Неужели до него наконец дошло? Я делаю паузу, чтобы дать ему пространство для комментариев, но он молчит. Мне необходимо убедиться, что он как следует постиг смысл моих слов, а для этого придется сформулировать свою идею более однозначно, чем хотелось бы.

– Не понимаю, – пробормотала Пайпер. – Какой смысл быть богом, если вам приходится полагаться на слабых смертных, причем в таких вопросах, когда на кону стоит ваша жизнь?

– С какой стороны ни глянь, рукопись – это, в сущности, история моей жизни, которой я при необходимости поделюсь с полицией. В их руках она станет уликой в деле о покушении на убийство, имевшем место тем вечером у Сайлент-Пула после того, как ты своим звонком пытался меня туда заманить. Мне чудом удалось спастись, но пришлось укрыться в «Харрогит-Хайдро».

Боги принялись мрачно переглядываться. Только Афродита звонко рассмеялась и поцеловала дочь:

– Что? Покушение? Укрыться? Я не стану этого терпеть, Агата, – заявляет Арчи, вскочив на ноги. – Ты дашь мне развод, а я тем временем разоблачу тебя перед всем миром. – Вставая, он резко отталкивает кресло, и оно с грохотом опрокидывается. Все сидящие в столовой с тревогой глядят в нашу сторону, и я вижу, как Кенворд с Годдардом покидают свои предусмотрительно дислоцированные места и направляются к нам. Интересно, что они собираются делать – защищать меня от Арчи или наоборот?

– Моя дорогая Пайпер, думаешь, мы не ломаем над этим головы много тысяч лет? Однако именно это нас связывает, делает нас вечными. Вы, смертные, нужны нам, так же как и мы нужны вам. В этом и состоит правда, пусть и горькая.

Фрэнк нервно переступил с ноги на ногу, словно ему отчаянно хотелось превратиться в слона.

Глава 5

– Как же нам попасть в Лагерь полукровок, чтобы успеть его спасти? У нас ушли месяцы, чтобы добраться до Греции.

Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия


– С помощью ветров, – предложил Джейсон. – Отец, ты можешь выпустить на свободу ветры, чтобы они отнесли наш корабль обратно?

– Арчи, сядь! – приказываю я отчетливым шепотом, сдвинув шаль и приподняв локон, чтобы он увидел синяки на руке и ушиб с порезом на лбу. – Вряд ли ты хочешь, чтобы я предъявила это полиции.

Зевс сердито посмотрел на сына:

Он садится, я машу Кенворду и Годдарду: мол, все в порядке, и прошу Арчи сделать то же самое. Лишь тогда я возвращаю шаль на плечо и продолжаю:

– Я могу так вас шлепнуть, что вы улетите прямо на Лонг-Айленд.

– В совокупности с моими травмами – а их, по счастливой случайности, с самого начала неоднократно видели горничные в гостинице и три массажиста, – рукопись подтвердит агрессию, достигшую кульминации в ночь моего исчезновения. Утром я отказала тебе в мирном разводе, которого ты так жаждал, и вечером ты решил обеспечить себе женитьбу на Нэнси, расправившись со мной. Но мне удалось сбежать. Опасаясь за свою жизнь, я пряталась, пока угроза не миновала и не вскрылись твои злодеяния.

– Гм, это была шутка, угроза или?..

– Ты ненормальная, Агата. – С кресла он не встает, но не дает себе труда говорить тише. – Если не считать того, что ты насочиняла в рукописи, и твоего членовредительства, это будет твое слово против моего. Никто тебе не поверит.

– Нет, я говорил буквально. Я мог бы забросить вас на Лонг-Айленд одним шлепком, но сила, которая для этого потребуется…

Стоявший за развалинами трона неопрятного вида бог в комбинезоне механика покачал головой:

Я подаюсь вперед и пододвигаю к нему конверт с черными потеками. Узнав знакомый почерк, Арчи хватает его. Открыв клапан, он запускает пальцы внутрь.

– Мой мальчик, Лео, построил хороший корабль, но судно не выдержит такой нагрузки. Оно развалится на куски прямо по прибытии, а может, и раньше.

– Но тут ничего нет. На кой черт тебе пустой конверт от письма Нэнси? – язвительно спрашивает он. – Чем он тебе поможет? Ведь у тебя по-прежнему нет доказательств нашей с ней связи, а значит, нет и твердых улик в пользу притянутых за уши обвинений, будто бы я на тебя напал.