Патриция Мойес

Призрак убийства

Patricia Moyes: “Murder Fantastical”, 1967 Перевод: М. Б. Левин
Глава 1

Был красивый сентябрьский вечер, теплый в лучах заходящего солнца, щедро обещающий погоду еще лучшую. В поместье «Крегуэлл-Мэнор» в графстве Феншир среди густо-красных хризантем лениво гудели пчелы. В окруженном стеною саду царило спокойствие, и на всех трех его акрах не было ничего безмятежнее, чем сам владелец имения — сэр Джон Адамсон, главный констебль Феншира. Он только что закончил косить траву и теперь отдыхал на террасе в кресле-качалке.

Поэтому, естественно, услышав из открытого окна назойливый телефон, никакого удовольствия мужчина не испытал. Но у главного констебля неслужебных часов попросту нет. Добросовестно, хотя и неохотно, сэр Джон поднялся из кресла и прошел в комнату.

— Крегуэлл тридцать два, Адамсон у телефона.

— Джон, ты? Честное слово, очень рад, что тебя застал. Это Джордж Мансайпл.

Последнее сообщение было уже лишним — сэр Джон сразу узнал легкий ирландский акцент и определил своего ближайшего соседа, владельца и жителя Крегуэлл-Грейндж.

— Привет, Джордж, рад тебя слышать.

Слова были правдой лишь частично. Нельзя сказать, что сэр Джон недолюбливал майора Мансайпла — напротив, он всегда ему симпатизировал и до последнего времени считал забавной личностью. Сейчас у него возникло устойчивое подозрение, что звонок Мансайпла может быть не просто светским, и Адамсон позволил себе мысленно произнести не слишком грубое ругательство.

— Прости, что так поздно звоню тебе, Джон, — сказал майор. — Но я по поводу моего соседа, Мейсона. Боюсь, на этот раз бездействовать не получится. Тебе придется связаться со Скотленд-Ярдом.

Сэр Джон сумел сохранить спокойствие, хотя для этого потребовалось серьезное усилие.

— Послушай, Джордж, — начал он. — Я знаю, что Мейсон ведет себя совершенно несносно, и сочувствую тебе, но Скотленд-Ярд вряд ли…

Собеседник, кажется, даже не заметил, что его перебили.

— Понимаешь, этот человек был гостем в моем доме. Незваным, конечно, но не будем придираться. Так что я, разумеется, вижу в этом свой долг. И Вайолет тоже. Мы должны сделать все, от нас зависящее. Ты ведь меня понимаешь? Никаких полумер.

Теперь настала очередь констебля не обратить внимание на поток речи соседа.

— Как я только что сказал, — произнес Джон твердо, — мне не известно, как именно он докучал тебе на этот раз, но сейчас пятница и уже начало седьмого. Я предлагаю тебе не спеша выпить, прилечь и как следует подумать. В конце концов, до понедельника не вечность, и вполне…

— Джон, я тебя совершенно не понимаю. — Голос Мансайпла прозвучал недоумевающе. — Не может же быть, чтобы ты мне предлагал до понедельника ничего не делать?

— Именно это я тебе и предложил.

— Но, милый Джон, что мне делать с телом? Держать его здесь до понедельника я не могу, Вайолет будет очень недовольна. И Мод тоже.

— Тело? О чем ты говоришь? Чье тело?

— Мейсона, конечно. Ты меня не слушал, Джон? Разумеется, если ты настаиваешь, я оставлю его до понедельника, но мне кажется…

Адамсон ухватился за быстро тающую реальность. Солидный опыт убедил его, что разговоры с Джорджем Мансайплом рассеивают логику, как солнце — утренний туман.

— Джордж, расскажи мне, что случилось.

— Но я же тебе сказал. Этот человек был у нас в гостях, почему я и говорю, что чувствую себя обязанным. И Вайолет тоже. Томпсон предложил обратиться к Даккетту, но я не согласился и сказал: «Я позвоню сэру Джону».

— Я полагаю, — сдержанно произнес констебль, — что под «Томпсоном» ты имеешь в виду доктора Томпсона. И это он посоветовал тебе обратиться к сержанту Даккетту из полицейского участка в Крегуэлл-Виллидж. Я прав?

— Конечно же, ты прав. Это абсолютно просто, разве нет? Должен заметить, что ты, Джон, разводишь какую-то канитель вокруг очень простого дела. Я не знаю в Крегуэлле других Даккеттов, если не считать старого Генри Даккетта, ветеринара. Но он живет в Кингсмарше.

Адамсон перевел дыхание.

— Почему, — спросил он, — доктор Томпсон посоветовал тебе обратиться к сержанту Даккетту?

— Но ведь он же не мог застрелиться сам? Это убедительная причина.

— Ты говоришь о Реймонде Мейсоне?

— Ну конечно! Боже мой, я же излагаю все совершенно ясно. А ты только перепутываешь, еще приплетаешь ветеринаров каких-то. И ты сказал, что я должен держать у себя тело Мейсона и ничего не предпринимать до понедельника…

— Я ничего подобного не говорил!

— Сам знаешь, что сказал. У меня такое ощущение, что ты как-то запутался.

— Джордж, — попросил сэр Джон, — ты мне расскажешь, что случилось?

— Но я же рассказываю. Мейсон появился сегодня — не спрашивай меня, в котором часу, потому что я был на стрельбище, но Вайолет знает. Понятия не имею, чем вызван его приезд, но можно не сомневаться, что Реймонд опять задумал какую-то пакость — хотя видит бог, не должен я так говорить про беднягу, ведь он же покойник. Ну, так вот, когда Мейсон уезжал в этом своем огромном автомобиле, его застрелили. На подъездной дорожке. Убили наповал, сказал доктор Томпсон, хотя, конечно, мы в тот момент этого не знали. Вайолет позвонила ему, и Томпсон завел шарманку: не следует ли позвонить сержанту Даккетту? Но я отказался и сказал: «Кому мне надо сообщить, так это сэру Джону». Я чувствую, что должен настоять, чтобы ты позвонил в Скотленд-Ярд, Джон. И не нужно говорить, что ты не можешь этого сделать, ведь я в книге прочел: главный констебль имеет право звонить в Ярд. Это так?

— Да, но…

— Ну, вот это главное. Мы все надеемся, что ты найдешь самого лучшего работника — смею думать, тебе известно, кого просить. Это, должен сказать, серьезное облегчение.

— Что именно?

— Ну, что ты взял на себя полную ответственность за ситуацию. Мне сразу стало намного легче. Пойду скажу Томпсону, что ты взял бразды правления в свои руки и что Скотленд-Ярд прибудет с минуты на минуту. Прекрасный поступок с твоей стороны, Джон, и я тебе очень благодарен.

— Так, Джордж, подожди минуту! — К собственному неудовольствию сэр Джон обнаружил, что повысил голос. — Я никакой ответственности на себя не брал! Все должно идти по соответствующим каналам…

— По кому? Джон, объясни.

— По СООТВЕТСТВУЮЩИМ КАНАЛАМ!

— А, ну да. Конечно. Поэтому я тебе и позвонил.

— В данном случае, Джордж, соответствующие каналы — это сержант Даккетт и отдел убийств в Кингсмарше. Пока у меня не будет от них докладов, я официально ничего не знаю о случившемся.

— Конечно, конечно, Джон, я вполне понимаю и свяжусь с Даккеттом прямо сейчас. У меня нет никаких возражений против соответствующих каналов — теперь, когда мы с тобой поговорили и все утрясли. Но ведь до этого не было никакого смысла звонить Даккетту?

— Десятый раз повторяю, Джордж: ничего мы с тобой не утрясли. Я буду ждать доклада от полиции, а потом приму решение.

— Конечно, разумеется. Я просто, поскольку мы уже согласились, каким будет твое решение…

— Джордж, можно тебя попросить повесить трубку и позвонить сержанту Даккетту?

— Разумеется, я так и сделаю. Прости, что отвлек тебя болтовней. Ты наверняка хочешь связаться со Скотленд-Ярдом прямо сейчас, я понимаю. До свидания, Джон, и большое тебе спасибо.

Джон Адамсон положил трубку, снова вышел на террасу с мыслью вернуться к сигаре и пиву в ожидании, когда к нему обратятся соответствующие каналы, но покой вечера уже был нарушен. Тогда он решил подняться наверх, принять ванну и для встречи инспектора из Кингсмарша переодеться в более официальный костюм.

Лежа в теплой воде, констебль подумал о Реймонде Мейсоне, сейчас уже мертвом в Крегуэлл-Грейндже. Трудно было бы признать, что этот человек вызывал у него какие-нибудь симпатии. Как ни старался Реймонд Мейсон изо всех сил изображать сельского джентльмена, встроиться в социальную среду Крегуэлла ему совершенно не удавалось. Неуместен он был в особняках Адамсонов и Мансайплов, у доктора Томпсона, у преподобного Герберта Дишфорта и даже в веселой компании фермеров Тома Раджа, Гарри Пенфолда и прочих. Не было сомнений, что Мейсон очень хотел найти свою нишу — он, не скрывая, говорил о желании войти в «общество графства» — так он именовал Адамсонов и Мансайплов, вызывая раздражение у окружающих.

Конечно, это было попросту невозможно. Сэр Джон часто говорил, не считая себя снобом, что совершенно неприемлемо устанавливать какие-либо отношения с человеком, который занимается бизнесом, да еще столь неудачным — букмекерством. Можете себе представить? Вполне приятный человек, добрый малый, но все-таки — обыкновенный букмекер. Нет, конечно, сословные соображения немногое значат в наше время, ведь с кем только не приходится иногда обедать, искренне полагая, что ты не сноб, но все-таки…

О жизни Мейсона до приезда в Крегуэлл сэр Джон знал весьма мало. Очень часто Мейсон самодовольно называл себя селфмейдменом, хотя никогда не вдавался в детали, как именно выполнялось это интересное задание из серии «сделай сам». Определенно было известно только то, что он — основатель и владелец фирмы «Букмекерская контора Реймонда Мейсона», лондонские офисы которой победным маршем прошли от скромных комнаток в Ист-Энде до гордого особняка в Мейфэре. Четыре года назад он, в возрасте около пятидесяти, поставил во главе фирмы генерального директора, а сам ушел на покой и осуществил свою мечту: стать сельским сквайром. Конечно, Мейсон пару раз в неделю ездил в Лондон, чтобы контролировать, как идут дела, но с тех пор его домом должен был стать Крегуэлл, а сам он — истинным сельским джентльменом.

Его прибытие Джорджем Мансайплом было встречено благосклонно, поскольку он выручил семью майора в весьма затруднительной финансовой ситуации. Букмекер приобрел Крегуэлл-Лодж — старый коттедж егеря, принадлежащий имению Грейндж, прикупив еще два акра земли. Продажа Лоджа была очередным этапом битвы, которую вел много лет Джордж Мансайпл, желая сохранить нетронутым родовое гнездо перед инфляцией. Да, подумал констебль, старый Джордж Мансайпл в те времена в Мейсоне души не чаял, повсюду шумел о своем новом соседе, пухлом коротышке с гладкой физиономией, представляя его всей деревне. А неурядицы между ними возникли совсем недавно.

В чем причина разногласий, сэр Джон не знал. Казалось, что Мейсон вел против Мансайпла кампанию мелких судебных дел, на что майор неустанно жаловался своему другу главному констеблю. Букмекер подал в суд заявление против стрельбища Мансайпла, считая его шумным и опасным. Кроме того, он обвинил соседа в нарушении древнего права проезда по землям Грейнджа, сообщив сержанту Даккетту, что майор проехал на велосипеде в сумерки сто ярдов по пустой сельской дороге без габаритных огней. Мейсон раскопал старинные документы, относящиеся к земле, на которой стоит Грейндж, в стремлении доказать, что новый гараж Мансайпла построен незаконно, еще букмекер… всего не перечислить.

— Но, Джордж, — возражал Адамсон, — для подобного поведения должны быть причины. Что в голове у этого человека? Почему он так себя ведет? Каким образом тебе удалось так настроить его против себя?

На столь простые вопросы так и не нашлось удовлетворительного ответа. А теперь Реймонд Мейсон мертв, и уже никогда его белый «мерседес-бенц» — регистрационный номер РМ₁, — не прогремит по Крегуэллу, распугивая кур и восхищая детей. Эти короткие толстые пальцы с прекрасным маникюром больше не потянутся за набитым пятерками кошельком в баре гостиницы «Викинг» в попытке купить невозможное: входной билет в круг потягивающих пиво и наслаждающихся этим мужчин, в то деревенское общество, где так легко тому, кто в нем рожден, но невероятно трудно чужаку.

Но вот только этот неприятный факт — Мейсон погиб насильственной смертью… И такой странный разговор насчет звонка в Скотленд-Ярд… Но ведь не мог же ирландец предполагать, что Мейсона убили? Если так…

Последнюю мысль сэр Джон решительно выбросил из головы. Сейчас единственное, что необходимо сделать, — вылезти из ванны, вытереться и одеться, а потом ждать, пока к нему по соответствующим каналам поступит информация.

Как и положено в подобных случаях в Крегуэлл-Мэноре с озабоченным видом появился детектив-инспектор Робинсон из Кингсмарша, дабы представить главному констеблю имеющиеся факты.

Реймонд Мейсон приехал в Крегуэлл-Грейндж в своем белом «мерседесе» в районе половины шестого. Его видела и говорила с ним миссис Мансайпл, но майора, который тренировался на стрельбище, Мейсон не встретил. Вскоре после половины шестого он отбыл; однако, проехав по дорожке несколько ярдов, автомобиль внезапно остановился, и водитель вышел посмотреть, в чем дело.

Далее события излагались несколько путано. Мейсон, очевидно, заметил какую-то опасность, потому что взволнованно вскрикнул. В ту же секунду грянул выстрел, и букмекер свалился рядом с машиной. Единственным очевидцем — кроме, конечно, стрелявшего, — была мисс Дора Мансайпл, девяностолетняя тетушка майора. Она провожала Мейсона, когда он выходил из дома, и хотела вручить ему несколько брошюр о спиритизме. Ее показания были не совсем понятными: букмекер, видимо, выбежал из-за машины, размахивал руками и кричал, словно поднимая тревогу. А потом свалился намертво.

В результате поисков был обнаружен пистолет — предположительно орудие убийства, — в кустарнике у стены дома. Это оказался один из армейских пистолетов майора, которые он использовал, тренируясь на стрельбище. Отпечатков пальцев на пистолете не было — видимо, его тщательно протерли. В обойме не доставало одного патрона.

Осмотр автомобиля показал, что он был выведен из строя в результате действия противоугонного механизма, который Мейсон установил недавно. Имелся выключатель, спрятанный под приборной панелью и перекрывающий подачу топлива, чтобы угонщик смог проехать лишь несколько ярдов, пока не кончится горючее. Вряд ли Мейсон включил бы это устройство, выходя из машины на подъездной дорожке к усадьбе Мансайплов, и еще менее вероятно, чтобы он об этом тут же забыл и поднял капот в поисках неисправности.

— Неизбежно напрашивается следующий вывод, — печально сказал Робинсон: — Устройство включили намеренно, чтобы Мейсон был вынужден остановиться на дорожке. Так он представлял собой идеальную мишень для скрывшегося в кустах стрелка. Если учесть тщательно протертый пистолет, а также что ни один человек в Грейндже не заявил о сделанном по ошибке выстреле… все очень похоже на убийство.

— Думаю, это причина, чтобы позвонить в Ярд, — сказал сэр Джон.

Робинсон с огромным облегчением выдохнул:

— Совершенно согласен. У нас просто нет соответствующих возможностей. Лучше оставим дело специалистам.

Констебль отлично понял коллегу. Имелось в виду: «Пусть этим занимаются чужие. Эти люди — ваши и мои друзья. Ваши в особенности».

— Именно так, — подтвердил сэр Джон. — У нас нет соответствующих возможностей.

В свете случившегося Генри Тиббет, главный инспектор отдела уголовных расследований Скотленд-Ярда, был вынужден отменить поход под парусом с друзьями в Сассексе, и вместо этого снять номер в гостинице «Викинг» в Крегуэлле. Его жена Эмми, естественно, была разочарована, но позже слегка приободрилась, вспомнив, что ее школьная подруга вышла за доктора по фамилии Томпсон, который работает в Крегуэлле. Так что Генри заказал номер на двоих, и Эмми было позволено поехать с ним при условии, что она не станет вмешиваться в деятельность полици.

Супруги приехали в гостинцу в пятницу, почти в полночь.

Глава 2

В субботу утром, после долгого и дружелюбного разговора с инспектором Робинсоном и сержантом Даккеттом, осмотра останков покойного мистера Мейсона и его машины, Генри Тиббет поехал в Крегуэлл-Мэнор для знакомства с главным констеблем.

Встреча была интригующей для обоих участников. Сэр Джон очень много слышал о главном инспекторе Тиббете и его интуиции, которую Генри называл своим чутьем или «нюхом». Констебль ждал этой встречи с некоторым любопытством, как будто намеревался увидеть кинозвезду или крупного политического деятеля, поэтому при первом знакомстве с Генри Тиббетом не смог подавить некоторого разочарования. Это был человек обычной внешности с волосами песочного цвета, средних лет, вполне приятный. Конечно, его темно-синие глаза смотрят очень внимательно, но не такой сэр Джон представлял себе элиту Скотленд-Ярда. Решительно не такой.

А Генри очень интересовало мнение главного констебля графства — точнее, его отношение к смерти Мейсона. Сэр Джон говорил об этом деле с какой-то странной неохотой. В частности, он становился уклончив, когда речь заходила о семействе Мансайплов.

Наконец он, многократно прокашлявшись, высказался так:

— На самом деле, Тиббет, Джордж Мансайпл звонил мне сегодня утром. Мы, видите ли, соседи, и Джордж, то есть майор Мансайпл, будет рад, если вы сегодня прибудете к ленчу в Грейндж… просто для знакомства. Это будет исключительно семейное мероприятие. Вот почему я не предлагаю, чтобы вы взяли с собой своего сержанта или кого-либо другого. Таким образом, вам представится шанс увидеть… то есть сформировать собственное мнение…

Адамсон замолчал, в замешательстве покручивая седой ус. Потом добавил:

— Они, конечно же, ирландцы.

— Вы о семействе Мансайпл? — вежливо осведомился Генри.

— Да, о них. Первым приехал в Англию и остался здесь дед Джорджа. Отец Джорджа — знаменитый Огастес Мансайпл, директор Кингсмаршской школы, был выдающейся личностью. Он купил Крегуэлл-Грейндж около пятидесяти лет тому назад, и с тех пор это поместье стало их фамильным гнездом. Мне кажется, вам стоит приехать к ним на ленч.

— Вы говорите так, сэр, будто это очень большая семья, — сказал инспектор.

— А, нет, на самом деле нет. Обычно там только Джордж и его жена Вайолет. Да, еще тетушка Дора, конечно. Имеется в виду мисс Дора Мансайпл, сестра Огастеса. Но как раз сейчас… ну, вы же знаете, что такое эти семейные сборища.

— Семейные сборища?

— Ну, да. Как раз сейчас они собирают в Грейндже весь клан. Братья, дочь… ну, вы всех там увидите, за ленчем. Джордж ожидает вашего прибытия в половине первого, так что вам, пожалуй, лучше… Всего вам хорошего, Тиббет. Ну, и удачи.



Крегуэлл-Грейндж представлял собой простой и довольно уродливый дом, построенный из желтоватого камня в начале девятнадцатого века. Лес, кустарники, сады и пастбища создавали вокруг него защитную камуфляжную ширму, так что сомнительная архитектура резиденции не бросалась в глаза посетителя до тех пор, пока он не минует несколько поворотов извилистой подъездной дороги, отходящей от шоссе. Генри, изучивший топографические карты местности в кабинете инспектора Робинсона, знал, чего ожидать. Когда его автомобиль миновал последний поворот, и показался дом, он сразу понял, что приехал на то самое место, где встретил смерть злополучный мистер Мейсон.

Дом стоял чуть правее. К нему тянулась гравийная дорожка, из которой беззастенчиво прорастала трава. К солидной входной двери вели пологие ступени. По обе стороны от них буйствовали неухоженные кусты, стремясь поглотить здание как в джунглях. Вероятно, именно в этой темной и густой растительности был найден пистолет. Над кустами подслеповато щурились подобные бойницам готические окна, пропускающие в дом минимальное количество света.

Тиббет остановил машину и вышел. Дорожка была достаточно широка, чтобы разминуться двум автомобилям. Стоящие вокруг кусты и деревья были идеальным укрытием для возможного убийцы. Дом и его окружение казались безлюдными.

И вдруг раздался густой, авторитетный, мужской голос, прогремевший, словно с небес:

— Бабах! Бабах!

Генри остановился, огляделся и никого не увидел.

— Бабах! — повторил голос, и после небольшой паузы добавил: — Эй там, внизу!

На этот раз инспектор сумел определить источник звука точнее. На ветке большого платана прямо у него над головой сидел человек в выцветших шортах, джинсовой рубашке, со старым тропическим шлемом на голове. Казалось, незнакомцу было лет под шестьдесят. Серовато-седые волосы и аккуратно подстриженные усы, очень яркие карие глаза. В руке человек держал армейский пистолет, нацеленный точно в сердце Генри.

— Стоять на месте, — сказал сидящий на дереве. — Не двигаться.

И тщательно прицелился.

Сотрудники уголовного отдела обучены думать и действовать быстро. Им не свойственно стоять неподвижно, когда вооруженные недоумки направляют на них пистолет. Когда человек спустил курок, Генри уже бросился лицом вниз на дорожку.

В тот же момент незнакомец произнес:

— Бабах! Убит!

Затем донесся странный продолжительный звук, словно что-то тяжелое падало с дерева, ломая мелкие веточки.

Генри встал и отряхнул костюм от песка и камешков. Человек все так же сидел на дереве, но пистолет лежал на земле. Его бросили в направлении дома, и он теперь валялся в поросли на краю дороги.

— Хм. Вполне возможно. Хотя упал слишком близко. — Легкий ирландский акцент стал чуть заметнее. — Вы не были бы против подобрать его и подать мне?

— Я так понимаю, он не заряжен? — поинтересовался Генри.

— Конечно же нет. Определенно. Это было бы очень опасно — так его бросать, будь он заряжен.

— Вот и я так подумал, — сказал Тиббет, подошел к пистолету, поднял его и подал наверх рукояткой вперед. Человек на дереве принял оружие.

— Спасибо вам большое, — сказал он. — Спасибо. Вы, наверное, тот человек из Лондона?

— Тиббет моя фамилия, — сказал Генри. — Я из Скотленд-Ярда.

— Очень рад вас видеть, сэр! — просиял незнаконец. — Моя фамилия Мансайпл. Вы меня извините, я не буду спускаться с дерева. Мне еще кое-что нужно сделать. Идите прямо в дом, надеюсь, вы не против — моя жена ждет вас. Увидимся за ленчем.

Садясь в машину, Генри видел тщательно нацеленный пистолет и слышал далекий возглас «Бабах!» из ветвей. Последние несколько ярдов до двери он проехал в приятном предвкушении.

Дверной колокольчик представлял собой старомодную ручку из кованого железа, привязанную к ржавой проволоке. Инспектор взялся за него решительной рукой и дернул. Через секунду из глубины дома раздался звон медного колокольчика. Затем его отзвуки его стихли, послышалось шарканье шагов, и массивная дверь отворилась. За ней стояла невысокая женщина в костюме из жатого твида. Ей, наверное, под пятьдесят, но необычайно свежее и гладкое лицо, персиковая кожа, черные волосы и темно-голубые глаза ясно говорили, что в родной деревушке она считалась самой хорошенькой colleen[1].

— А! — сказала она. — Инспектор Тиббет, я полагаю? Милости просим. Я Вайолет Мансайпл. Боюсь, у нас беспорядок, как всегда.

Генри вошел в просторный холл, огляделся и остался доволен увиденным. Да, миссис Мансайпл была по своему права. Дом никак нельзя назвать аккуратным, но что-то в нем было неоспоримо привлекательное. Большие вазы с поздними розами и дельфиниями стояли среди красивых предметов антикварной мебели, висели шторы из вылинявшего ситца, а рядом с камином находилась видавшая виды медная чаша с мелко наколотыми дровами. Также в поле зрения попадали старые газеты, плетеная корзинка с мотками бечевок, грязный фартук и несколько пачек старых писем. Пожалуй, самым поразительным предметом в холле был большой портрет маслом старого джентльмена с суровым лицом, в академической мантии и квадратной шапочке. Его властные глаза с неодобрением следили за посетителем с того самого момента, как он входил, но эффект ослабляла шляпа, небрежно повешенная на угол тяжелой золоченой рамы.

— Я стараюсь, — пояснила Вайолет Мансайпл, — но без слуг, а сейчас тут собралась вся семья… Очень надеюсь, что вы нас простите, главный инспектор… Да, кстати! — Она остановилась в дверях гостиной и обернулась к Генри: — Вас так называть или же просто мистером Тиббетом? Боюсь, мне никогда раньше не приходилось принимать у себя полисмена. Вас не обидел мой вопрос?

— Конечно же нет, — ответил Генри. — А называть меня можете, как вам захочется.

— Так если вы не возражаете… — она улыбнулась как молодая девушка. — Пройдемте в гостиную и чего-нибудь выпьем.

Гостиная тоже была жизнерадостная и захламленная, как холл, и так же полна сокровищ. В большом эркере сидел в кресле изможденный старик с белыми волосами, читая «Таймс». На нем были истасканные фланелевые брюки, теннисные туфли и крикетный пуловер. Довольно удивительным дополнением являлась фаевая манишка, украшенная накрахмаленным белым стоячим воротником.

— Мистер Тиббет! — сказала хозяйка. — Позвольте представить вам моего деверя, епископа буголалендского. Эдвин, это мистер Генри Тиббет.

— Очень приятно, — ответил епископ. — Не присядете ли? Чудесная погода сегодня.

— Бокал шерри, мистер Тиббет?

— Спасибо, миссис Мансайпл, с удовольствием.

— Ну сядьте же, — снова вмешался епископ с едва заметным раздражением. Генри послушался, и старик вернулся в кресло. — Вообще, вы знаете про Буголаленд?

— Боюсь, что нет, сэр.

— Жуткая страна, — ответил епископ. — Я страшно по ней скучаю. Очаровательные люди и отвратительный климат. Обрела независимость, удачи ей. Жители бедны как церковные мыши. Я организую призывы о помощи, потому что больше ничего сделать не могу. В прошлом году ушел в отставку по приказу врачей.

— Зато, наверное, у вас появилась возможность проще относиться к жизни, — сказал Генри.

— Проще? Ха! — Епископ засмеялся искренне и без малейшего сарказма. Ему стало по-настоящему смешно. Потом он снова скрылся за газетой.

В этот момент подошла с бокалом шерри миссис Мансайпл, поставила его рядом с локтем Генри.

— Если позволите, мистер Тиббет, — сказала она, — мне нужно идти готовить ленч. Оставляю вас поболтать с Эдвином.

После нескольких секунд молчания епископ опять сказал: «Ха!» На этот раз — с явным удовлетворением. Потом опустил газету и продолжил:

— Зоологический лентяй, полисмен. Вам нужна помощь.

— Действительно нужна, — удивленно согласился Генри.

— Зоологический лентяй, — повторил епископ отчетливо. — Полисмен.

— Мне очень жаль, сэр, что вы считаете нас недостаточно энергичными, — ответил инспектор.

— Помощь нужна. Помощь. Ну подумайте!

— Я пытаюсь.

Как большинство людей, впервые вступающих в контакт с представителями семьи Мансайплов, Генри чувствовал, что пробивается сквозь вату.

— Помощь! Помощь!

— Какого рода помощь?

— Вот об этом я вас и спрашиваю. Вопрос гениальный. Думайте.

Тиббет сдался:

— Боюсь, не понимаю, сэр, что именно вы…

— Помощь, — сказал епископ. — Помощь.

— Помощь Буголаленду, хотите сказать?

— Помощь. Эй-ай-ди[2]. Начинаем с южноамериканского трехпалого ленивца…

— Простите?

— Надо было раньше вам сказать. Три буквы.

— Мне показалось, вы сказали, три пальца.

— Вот это и есть ленивец. Зоологический лентяй. Эй-ай[3].

— Как?

— Эй-ай. Трехпалый ленивец, знаете такого? Название взято из подражания крику. Очень полезный персонаж, не знаю, что бы составители без него делали. Полисмен — коп. Коппер — медь. Медная монета — пенни. Обозначается буквой «Ди». Эй-ай-ди, то есть помощь. Ее и нужно было найти. Не правда ли, гениально?

Старик сунул Генри под нос свою газету. Она была сложена кроссвордом наружу.

— Более чем гениально, — согласился инспектор.

— Ну, конечно, — сочувственно произнес епископ, — не у каждого мозги годятся для кроссвордов. Это особое умение. — Было видно, что он пытается найти наиболее милосердное объяснение глупости Генри. — Дома у меня мало возможностей ими заниматься. А тут, в гостях у Джорджа, времени достаточно.

— Вы долго собираетесь гостить в Крегуэлле, сэр? — спросил Тиббет.

— Сохрани меня небо! Нет, всего лишь несколько дней. — Старик снова засмеялся. — Бедный юноша, для вас это, должно быть, испытание. Но мы не так страшны, если нас получше узнать. Мы — это вся наша семья. Хотя Директор, такое прозвище имел наш отец, — совсем другое дело. Вы не были знакомы с моим отцом?

— Боюсь, нет.

— Примечательный старик. Вы бы сказали, что это личность. Между нами говоря, в последние годы он был несколько эксцентричен, хотя мозг у него сохранял здравомыслие до самого конца. Он умер в восемьдесят два…

— Очень солидный возраст, — сказал Генри.

— Солидный? — удивился епископ. — Дорогой мой, в нашей семье человек считается юнцом, пока ему не стукнет девяносто. Посмотрите на тетю Дору, сестру Директора. Да вы с минуты на минуту ее увидите. Девяносто три, а разум ясен, как начищенная пуговица. Нет-нет, Директор прожил бы еще лет двадцать как минимум, но природе было суждено идти своим путем. Я думал, вы знаете.

— Знаю что?

— Что он погиб в автокатастрофе. Конечно, не по своей вине — виноват был другой водитель.

— Вы хотите сказать, что ваш был за рулем? В таком возрасте?

— Разумеется.

— Я всегда считал, что после семидесяти садиться за руль рискованно.

— О небо, что за странная мысль? Директор научился водить в семьдесят пять. И был совершенно замечательным водителем.

— Могу себе представить.

Генри подумал о портрете в холле.

— Если в его манере вождения и был недостаток, то это нежелание держаться левой стороны. Отец предпочитал середину дороги — там он чувствовал себя безопаснее. В конце концов, как он неоднократно указывал, дорога принадлежала ему как налогоплательщику. К сожалению, той же точки зрения придерживался его самый большой друг — старый Артур Прингл, юрист Директора. Тогда, видимо, их машины сближались с заметной скоростью, поскольку ехали навстречу друг другу. Ни один водитель не желал уступать, и закончилось это лобовым столкновением. Невероятная трагедия. Прингл погиб на месте, а отец умер в больнице через несколько часов. — Епископ вздохнул. — Ну, ладно, это было уже давно. Лет пятнадцать назад.

В этот момент дверь в гостиную отворилась, и вошла девушка. Маленькая, белокурая, с походкой танцовщицы. Хотя на ней было простое синее полотняное платье без каких бы то ни было украшений, Генри она напомнила куколку феи на рождественской елке.

— А, Мод, вот и ты, — одобрительным тоном сказал старик. — Мистер Тиббет, моя племянница Мод Мансайпл. Тут для тебя задачка есть, Мод. Зоологический лентяй, полисмен. Нужна помощь.

— Сколько букв? — сразу же спросила девушка.

— Три.

Она наморщила лобик:

— Зоологический лентяй — ленивец. Эй-ай. Полисмен, медь — «Ди». Эй-ай-ди. Я права?

— Отлично! Молодец! — воскликнул епископ. И добавил, обращаясь к Генри: — Не угнаться мне за этой девчонкой. Настоящие фамильные мозги у нее. Получила почетный диплом первого класса в колледже…

— Ну, дядя Эдвин! — перебила Мод. — Хватит уже.

Она обернулась к Генри с ослепительной улыбкой.

— Здравствуйте, рада познакомиться. Вы, видимо, тот детектив, которого выписал из Лондона Джон Адамсон?

— Да, это я.

Эдвин Мансайпл, вернувшийся было к своему кроссворду, поднял глаза:

— А где твой молодой человек, Мод?

— Сама хотела бы знать, — ответила девушка.

— Наверное, вместе с Джорджем на стрельбище.

— Это тревожно. Пойду лучше его спасать. Боюсь, в ближайшие дни папа наверняка кого-нибудь убьет… — Мод резко остановилась и густо покраснела. — Это была шутка, — произнесла она отчетливо, обращаясь к инспектору. — Наше стрельбище абсолютно безопасно.

— Приятно слышать, — отозвался Генри. — Но в любом случае не думаю, что ваш отец там. Я только что встретил его в саду…

Открылась дверь, и заглянула Вайолет Мансайпл с деревянной ложкой в руках:

— Джорджа кто-нибудь видел? — спросила она.

— Мистер Тиббет говорит, что он в саду, — ответила Мод.

— Стреляет по теннисным мячам? — спросила у инспектора миссис Мансайпл.

— Нет, — ответил Тиббет. — Сидит на дереве.

Десяти минут, проведенных в Крегуэлл-Грейндж, ему хватило, чтобы этот разговор показался вполне нормальным.

— О, вот этому я рада. Наверное, снова экспериментирует. Пойду позову его.

Миссис Мансайпл вышла. Мод посмотрела на Генри с веселым интересом:

— Вы часом не ирландец, мистер Тиббет?

— Нет, лондонец. Кажется, мои предки родом из Корнуолла.

— А, кельты. Это все объясняет.

— Что именно объясняет?

— Тот факт, что вы вроде бы понимаете, о чем мы говорим.

— Я не могу быть в этом уверен, — возразил инспектор.

— Боюсь, мы действительно странные люди, — заключила Мод.

Тут епископ оторвался от своей газеты:

— Странные? Что ты имеешь в виду?

— Все Мансайплы, — пояснила девушка, — сумасшедшие.

— Какая чушь! — возмутился старик. — Вот этот ваш Мейсон — да, он сумасшедший. Его надо было запереть.

— Правда? — заинтересовался Генри. — А что вас привело вас к подобной мысли, сэр?

— Я объясню. Первый раз, когда я его встретил…

Снова открылась дверь, прервав поток воспоминаний епископа. Вошедший был моложе и майора, и епископа: его длинное лицо и угловатая челюсть безошибочно выдавали в нем Мансайпла. Он был в костюме из грубого твида, возможно, домотканого, а сопровождала его женщина средних лет, которая вполне могла быть той ткачихой. Она обладала темными волосами и смуглой кожей цыганки, одета была в крестьянскую рубаху и широкую крестьянскую юбку с облегающим поясом.

— Ага, — сказал вошедший. — Вот вы все. А мы с Рамоной отлично прогулялись.

— Калужница болотная и чемерица — две красотки в мою коллекцию, — объявила Рамона низким и очень красивым голосом. — И еще мы видели пару чернохвостых веретенников.

— В подзорную трубу, разумеется, — добавил ее спутник. — А еще на миг мне показалось, что в саду сидит длинноухая сова, но это был Джордж.

— Насколько я понял, он на дереве, — сказал епископ.

— Да, на большом платане у дороги. Я был очень разочарован. Длинноухую сову не часто удается увидеть.

— Мистер Тиббет, — вмешалась Мод. — Позвольте представить вам моих дядю и тетю — сэра Клода и леди Мансайпл. Тетя Рамона, дядя Клод — это мистер Тиббет из Скотленд-Ярда.

Генри с интересом рассматривал пришедших. Он заранее выяснил, что сэр Клод Мансайпл, директор атомной научно-исследовательской лаборатории в Бредвуде, является младшим братом майора Мансайпла, связанного с расследуемым делом. Инспектора сэр Клод удивил. Генри не мог сказать, каким представлял себе одного из ведущих физиков страны, но уж точно не таким.

— Рад, что вы смогли приехать, — сказал сэр Клод, пожимая руку инспектору. — Нужно разобраться с делом Мейсона. Я так понимаю, вы управитесь за пару дней? — спросил он так, будто Генри пригласили вывести древоточца на чердаке.

— Надеюсь, — ответил Тиббет. — Я ведь еще и не начал.

— Не принимайте слова моего дяди всерьез, — сказала Мод. — Он очень старается изображать рассеянного ученого, но на самом деле просто обожает развлекаться.

— Что за чушь! — сказал сэр Клод, лучезарно улыбаясь племяннице. — Милая Мод, ты нам не дашь чего-нибудь выпить? Мне виски с содовой. А тебе, Рамона?

— Мне томатный или апельсиновый сок. Самые лучшие природные утолители жажды. И Клоду то же самое.

— Но, милая…

— Вы любите природу, мистер Тиббет? — спросила леди Мансайпл, игнорируя протесты мужа.

— Боюсь, я слишком мало о ней знаю, — ответил Генри.

— Тогда мы должны взяться за ваше обучение. Крегуэлл — идеальное место для исследования природы. Мой вам совет — начните, пока вы здесь, собирать гербарий. Обычная школьная книжка для гербария отлично подойдет. Можно купить ее у миссис Роджерс в «Центральном».

— Апельсиновый сок, тетя Рамона, — сказала племянница, пристраивая на стол высокий стакан. — А это тебе, дядя Клод.

В ее голосе чувствовалось скрытое веселье, и Генри посмотрел на стакан, который она подала дяде. Естественно, там была прозрачная янтарная жидкость, нисколько не похожая ни на апельсиновый сок, ни на томатный.

— Ты очень заботлива, милая, — серьезно сказал сэр Клод.

Леди Мансайпл будто и не заметила произошедшего.

— Здешние болота, мистер Тиббет, просто рай для диких пернатых. Веретенники, кулики-сороки, крачки, чибисы. Иногда нас удостаивает своим посещением цапля — это потрясающее зрелище. Всего двадцать минут через поля к устью реки Крегуэлл. Ах, сколько счастливых часов мы провели там с Клодом на грязевых полях после отлива с парой биноклей и термосом! Возможно, мы нам удастся уговорить вас пойти сегодня с нами.

— С удовольствием бы, но, к сожалению, я должен работать.

— Работать? В субботу?

— Я здесь для расследования смерти Реймонда Мейсона, — напомнил инспектор.

Леди Мансайпл мгновенно пресекла эту тему.

— Очень, очень грустно, — сказала она, — но было бы лицемерием утверждать, что это большая потеря. Исключительно неприятный человек. Обхаживать девушку вдвое моложе! Я совершенно откровенно сказала Вайолет: «Тебе должно быть стыдно, что ты продаешь свою дочь за корешки primula auricula![4]»

— Простите? — переспросил Генри, захваченный врасплох.

Рамона посмотрела на него нетерпеливо, потом объяснила, как отстающему ребенку:

— Реймонд Мейсон ухаживал за Мод. Вайолет постоянно грозила отказать ему в посещениях, но он сумел найти к ней подход, преподнося редкие скальные растения из своего сада. У Вайолет faiblesse[5] к скальным растениям, над которой она, видимо, не властна. Заметьте, я сама интересуюсь альпийской флорой, но мне кажется, что на первом месте у матери все-таки должна быть дочь. Конечно, сейчас все изменилось, так как Мод помолвлена.

— Помолвлена?

— Да, конечно. Собственно, для этого мы и приехали — познакомиться с ее молодым человеком. Джулиан… У меня ужасная память на фамилии. Наверное, племянница вспомнит. Мод, милочка!

— Да, тетя?

— Мистер Тиббет интересуется, как зовут твоего молодого человека. Ты случайно не помнишь?

Мод улыбнулась, глядя на Генри.

— Помню. Джулиан Мэннинг-Ричардс.

— Мэннинг-Ричардс? Ты уверена?

— Абсолютно, тетя Рамона. В конце концов, я же замуж за него собираюсь.

— Может быть, ты и права, — сказала леди Мансайпл с оттенком сомнения.

— Вы его, кстати, уже видели? — спросила Мод. — Он ушел сразу после завтрака и сейчас опаздывает к ленчу.

— Нет, дорогая, мы определено еще не виделись. Мы же были на болотах.

— Ну, ладно, надеюсь, он появится, — философично произнесла девушка. — Пока за ним не числятся пропуски завтраков или обедов.

— Мистер Тиббет? Вы же мистер Тиббет, да?

Голос прозвучал у Генри за спиной. Надорванный, пронзительный женский голос, свидетельствующий о древнем возрасте и глухоте владелицы. Инспектор обернулся и увидел маленькую женщину, одетую в черное платье, спускающееся до лодыжек. Лицо у нее было круглое, морщинистое и розовое, как сильно залежалое яблоко. Так могла выглядеть только тетя Дора, девяностолетняя сестра легендарного Директора.

— Да, моя фамилия Тиббет, — ответил он.

— А моя Мансайпл. Дора Мансайпл. Замужем не была. Вы не молодой человек Мод?

— Нет.

— Так я и подумала. Жаль.

— Почему жаль, мисс Мансайпл?

Тетя Дора фыркнула, но откровенно отвечать не стала.

— Память у меня не та, что раньше, — сказала она. — Мне сообщили, что вы приедете, но я забыла причину вашего приезда. Вы из ученых джентльменов Клода?

— Нет, я…

— Поняла. Вы из миссионеров Эдвина. Ну конечно же! Как сейчас жизнь в Буголаленде? Давно там не была. Ужасная страна.

— Но я…

— Я ездила туда содержать дом для Эдвина, знаете ли. До того, как он женился. У нас было бунгало на берегах Бомамбы… болота… Не слишком много отличий от Феншира, разве что крокодилы и люди не того цвета, но, на мой взгляд, они более привлекательны, вы так не считаете? Где располагается ваша миссия?

— Мисс Мансайпл, я…

— Алимумба, наверное. Да, именно там. Я понимаю, что вам с Эдвином многое хочется обсудить. А, Джордж!

Генри обернулся и увидел, что его знакомый древесный житель, присоединился к обществу. Майор Мансайпл, все еще в поношенных шортах цвета хаки, оглядывал собравшихся родственников, излучая слегка невразумительную доброжелательность.

— Как ты сегодня, тетя Дора? Как всегда, бодра?

— Я этой гадости в рот не беру, и ты это должен знать, Джордж.

Майор вздохнул и стал говорить громче:

— Тетя, не лучше ли взять слуховой аппарат?

— Лимонад ничуть не лучше.