Энн Кливз

Скрытые глубины

Глава первая

Джули вывалилась из такси и обернулась посмотреть машине вслед. На крыльце она остановилась, чтобы прийти в себя. Лучше не показываться детям такой пьяной – после всех нотаций, которые сама же им читала. Звезды в небе плясали и кружились, и ее чуть не вырвало. Но ей было все равно. Хороший был вечер, сто лет она не встречалась с девчонками вот так. Впрочем, настолько хорошим он стал не из-за девчонок, подумала она и вдруг осознала, что глупо улыбается. Хорошо хоть, что на улице темно и ни души.

У двери она снова остановилась и начала шарить в сумке, пытаясь найти ключи среди карандашей для подводки глаз, заляпанных помадой салфеток и мелочи. Пальцы нащупали клочок бумаги, оторванный от меню в баре. Номер телефона и имя. Позвони мне. И сердечко. Первый мужчина, до которого она дотронулась после Джеффа. Она все еще чувствовала на кончиках пальцев его позвонки, которых она касалась, когда обнимала его во время танца. Жаль, что ему пришлось рано уйти.

Джули защелкнула сумочку и прислушалась. Ничего. Так тихо, что она слышала, как шумит в ее ушах музыка, игравшая в баре. Неужели Люк спит? Лора может спать бесконечно, а вот сыну спалось плохо. Даже сейчас, когда со школой покончено и рано вставать не было необходимости, он обычно просыпался раньше нее. Она толкнула дверь и снова прислушалась, выскользнув из туфель, в которых мучилась с того самого момента, как вышла из метро несколько часов назад. Боже, последний раз она так танцевала, когда ей было лет двадцать пять. В доме было тихо. Ни радио, ни телевизора, ни писка компьютера. Слава богу, подумала она. Слава богу, твою мать. Ей хотелось спать и видеть эротические сны. Где-то на улице завели мотор.

Она щелкнула выключателем. Свет ударил по глазам, в желудке снова все перевернулось. Она бросила сумочку и побежала наверх, в ванную комнату, споткнувшись на полпути. Не дай бог, вырвет на новый ковер. Дверь ванной была заперта, под дверью виднелась полоска света. Из вентиляционного шкафа донеслось слабое бульканье, а это значило, что бак был пуст и наполнялся водой. Как типично для Люка. То его утром в душ не загонишь, то он принимает ванну посреди ночи. Она постучалась, хотя это уже было не срочно. Тошнота отступила.

Люк не ответил. Наверное, очередной перепад настроения. Джули знала, что это не его вина, и ей следует быть терпеливее, но иногда он вел себя так странно, что хотелось его придушить. Она прошла дальше, в комнату Лоры. Посмотрела на дочь и вдруг расчувствовалась. Надо постараться проводить с ней больше времени. Четырнадцать лет – сложный возраст для девочки, а в последнее время Джули была так занята Люком, что Лора стала казаться чужой. Джули и не заметила, как она выросла. Лора лежала на спине, ее колючие волосы казались особенно черными на фоне белой подушки. Она слегка всхрапывала, рот был открыт. Неудачное время для сезонной аллергии. Джули увидела, что окно открыто, и, несмотря на жару, закрыла его, чтобы в комнату не залетала пыльца. Лунный свет заливал поле за домом, где косили траву.

Она вернулась к ванной и хлопнула по двери ладонью.

– Эй, ты там что, на всю ночь застрял?

Она постучала снова и снова, и на третий раз дверь распахнулась. Она не была заперта. Внутри пахло маслом для ванны, тяжелый и сладкий запах был Джули незнаком. Вещи Люка были аккуратно сложены на сиденье унитаза.

Он всегда был красивым, даже в младенчестве. Намного симпатичнее Лоры, что казалось несправедливым. Светлые волосы, темные глаза, длинные темные ресницы. Джули смотрела на него, погруженного в воду в ванне, его волосы поднимались к поверхности, как водоросли. Его тело она не видела из-за цветов. Надушенная вода была вся покрыта цветами. Только цветки – ни листьев, ни стеблей. Большие ромашки, которые росли на кукурузных полях, когда она была ребенком. Раскрытые маки с полупрозрачными красными лепестками. И огромные голубые цветы, которые она видела раньше в садах в деревне, но не знала их название.

Наверное, Джули закричала. Она услышала свой крик так, как если бы кричал кто-то другой. Но Лора все еще спала, и Джули пришлось встряхнуть ее, чтобы разбудить. Вдруг ее глаза распахнулись, очень широко. Она выглядела напуганной, и Джули поймала себя на том, что бормочет что-то, зная, что это ложь.

– Все в порядке, милая. Все хорошо. Но нужно вставать.

Лора свесила ноги с кровати. Она дрожала, но все еще была в полусне. Джули обняла ее, и вместе они спустились по лестнице.

Так они стояли, обнявшись, на пороге соседского дома, когда Джули увидела в свете фонаря их тень и невольно подумала об этих чокнутых гонках, где двух людей связывают и они скачут на «трех» ногах. Таких гонках, которые студенты устраивают во время походов по барам. Она надавила на кнопку звонка и не отпускала, пока наверху не зажегся свет, не послышались шаги и не появился хоть кто-то, с кем она могла разделить этот кошмар.

Глава вторая

Фелисити Калверт беспокоило, что она стала так много думать о сексе. Как-то раз, сидя в приемной перед кабинетом врача, она прочитала в журнале, что мальчики в подростковом возрасте думают о сексе каждые шесть минут. Ей трудно было в это поверить. Как эти молодые люди могут вести нормальную жизнь – учиться, смотреть кино, играть в футбол, – если так часто отвлекаются? А что насчет ее собственного сына? Наблюдая за тем, как Джеймс играет на полу в лего, она не могла представить, что через несколько лет он станет таким же одержимым. Но теперь ей казалось, что погружаться в эротические фантазии раз в шесть минут – это не так уж часто. По крайней мере, для нее. В последнее время ощущение собственного тела и его откликов на все, что бы она ни делала, стало неловким и иногда приятным фоном ее повседневной жизни. Для человека ее возраста это казалось неуместным. Как прийти на похороны в розовом.

Она была в саду, собирала первую клубнику. Аккуратно подняла укрывную сетку, просунула под ней руку к грядке. Ягоды еще были маленькие, но Джеймсу к чаю хватит. Она попробовала одну. Клубника была теплой от солнца и очень сладкой. Она взглянула на часы и поняла, что вот-вот приедет школьный автобус. Еще десять минут, и ей надо будет помыть руки и пойти вниз по переулку, чтобы встретить его. Она не всегда ходила его встречать. Он считал, что уже достаточно взрослый, чтобы самому дойти до дома, и, конечно, так оно и было. Но сегодня у него была скрипка, и он обрадуется, если она к нему выйдет, чтобы помочь донести вещи. Интересно, за рулем будет старый водитель или молодой, с мускулистыми руками и футболкой без рукавов. Она снова посмотрела на часы. Всего две минуты прошло с тех пор, как она в последний раз думала о сексе. Она снова подумала, что в ее возрасте это просто нелепо.

Фелисити было сорок семь. У нее был муж и четверо детей. Господи, у нее даже был внук. Через несколько дней Питеру, ее мужу, исполняется шестьдесят. Желание поднималось в ней, когда она ждала этого меньше всего. С Питером она об этом не говорила. Естественно. Уж он-то точно не был объектом ее фантазий. В последнее время они редко занимались любовью.

Она встала и пошла по траве на кухню. Поместье Фокс-Милл стояло на месте старой водяной мельницы. Это был большой дом, построенный в тридцатые годы, пристанище одного судовладельца из города. Он и внешне был похож на корабль: плавные изогнутые линии, мельничный ручей позади. Большой корабль в стиле ар-деко, выброшенный на сушу посреди равнинных сельскохозяйственных угодий, носом устремленный к Северному морю, а кормой – к Нортумберлендским холмам, видневшимся на горизонте. Вдоль одной из стен тянулась словно палуба длинная веранда. Непрактично, ведь с этой стороны редко бывало тепло. Она любила этот дом. Они ни за что не смогли бы позволить себе его на зарплату преподавателя, но родители Питера умерли вскоре после того, как они с Питером поженились, и он получил все их наследство.

Она поставила корзину с клубникой на стол и посмотрела на себя в зеркало в коридоре, поправила волосы и подкрасила губы. Она была старше, чем матери друзей Джеймса, и ей не нравилось думать, что ему может быть за нее стыдно.



Вдоль дороги цвела бузина. От запаха у нее кружилась голова и першило в горле. По обе стороны ограды зрела кукуруза. Она была высажена слишком густо, чтобы здесь росли цветы, но на их собственном лугу рядом с домом цвели лютики, клевер и бенгальский горошек. Вдали горячий воздух дрожал над ухабистым шоссе. Солнце светило беспрерывно вот уже три дня.

В эти выходные у Питера день рождения, и она думала о том, чем можно будет заняться. В пятницу вечером приедут ребята. Она называла их ребятами, хотя Сэмюэл был не младше ее самой. Но, если все будет так, как задумано, в субботу можно было бы устроить пикник на пляже, поехать на острова Фарн, посмотреть на тупиков и кайр. Джеймсу это наверняка понравится. Она искоса посмотрела на небо, пытаясь почувствовать, не приближается ли холодный фронт, не появится ли на горизонте хоть одно облачко. Ничего. Возможно, вода даже будет достаточно теплой, чтобы поплавать, подумала она и представила, как волны разбиваются о ее тело.

Она дошла до конца переулка, но автобуса еще не было видно. Забралась на деревянную платформу, куда раньше фермеры выставляли бидоны с молоком, чтобы их забрали на грузовике на продажу. Дерево было горячим и пахло смолой. Она откинулась на спину, подставив лицо солнцу.

Через два года Джеймс перейдет в среднюю школу. Это ее ужасало. Питер поговаривал о том, чтобы отправить его в частную школу в городе, туда, куда когда-то ходил он сам. Она видела мальчиков в полосатых блейзерах в метро. Они казались ей очень уверенными и громкими.

– Но как он будет туда добираться? – говорила она. На самом деле ее волновало другое. Она считала, что на Джеймса не нужно давить. Он медлительный, мечтательный мальчик. Лучше было бы позволить ему учиться в своем темпе. Ему бы больше подошла общеобразовательная школа в соседней деревне. Даже требования в старшей школе в Морпете, где учились другие их дети, казались ей слишком сложными.

– Я мог бы его отвозить и забирать, – отвечал Питер. – После уроков есть много чего интересного. Он может оставаться в школе, пока я не закончу работу.

Это вызвало у нее еще большее неодобрение. Время, которое она проводила с Джеймсом после того, как он возвращался из школы, было особенным. Ей казалось, что без этого она потеряет сына.

Она услышала, как вверх по дороге взбирается автобус, и села прямо, щурясь на солнце. За рулем был Стэн, старик. Она помахала ему, чтобы скрыть свое разочарование. Обычно на этой остановке выходили трое – девочки-близняшки с фермы и Джеймс. Но сегодня первой из автобуса вышла незнакомая девушка в кожаных сандалиях и красно-золотом приталенном платье без рукавов с пышной юбкой. Фелисити понравилось платье, то, как ниспадала юбка, и яркие цвета. Молодежь сейчас, казалось, предпочитает носить черное и серое даже летом. Увидев, что девушка помогает Джеймсу с сумками и скрипкой, она сразу прониклась к ней симпатией. Близняшки перешли дорогу и побежали к ферме, автобус уехал, и у ограды остались они втроем. Стало немного неловко.

– Это мисс Марш, – сказал Джеймс. – Она работает у нас в школе.

У девушки была большая соломенная сумка с кожаным ремнем через плечо. Она протянула руку, очень длинную, загорелую и худую. Сумка соскользнула с плеча, и Фелисити увидела в ней папки и библиотечную книгу.

– Лили, – голос был звучным. – Я студентка. Это моя последняя педагогическая практика.

Она улыбнулась, как будто ожидала, что Фелисити будет рада знакомству с ней.

– Я сказал ей, что она может остановиться в нашем коттедже, – сказал Джеймс и легкой походкой отправился к дому, не заботясь о том, кто из взрослых понесет его вещи.

Фелисити не знала, что сказать.

– Он ведь говорил, что я ищу, где пожить? – спросила Лили.

Фелисити покачала головой:

– О боже, как неловко.

Но она не выглядела смущенной. Она казалась удивительно уверенной в себе, а произошедшее сочла забавным.

– Ездить из Ньюкасла каждый день без машины – настоящий кошмар. Директор спросил на собрании, не знает ли кто-нибудь, где здесь можно остановиться. Мы думали насчет гостиницы или семьи, которая захочет пустить постояльца. А вчера Джеймс сказал, что вы сдаете коттедж. Я звонила сегодня днем, но никто не ответил. Он сказал, что вы, наверное, в саду и можно приехать в любом случае. Я решила, что он обсудил это с вами. Сложно было отказать…

– О да, – согласилась Фелисити. – Он может быть очень настойчивым.

– Слушайте, ничего страшного. Погода прекрасная. Я прогуляюсь до деревни, а оттуда в шесть часов ходит автобус до города.

– Дайте мне подумать, – сказала Фелисити. – Заходите, выпьем чаю.

Они и раньше сдавали коттедж в аренду, но это всегда заканчивалось плохо. Сначала они были рады дополнительному заработку. Даже с деньгами, доставшимися от родителей Питера, выплачивать ипотеку было очень тяжело. Потом трое маленьких детей, и они решили, что можно поселить в коттедже няню или сиделку. Но те вечно жаловались на холод, протекающий кран или отсутствие современных удобств. А им было некомфортно от того, что чужой человек живет так близко к их семье. Кроме того, они ощущали ответственность за жильца, и это добавляло стресса. Хотя никто из них не доставлял особых проблем, они всегда испытывали облегчение, когда арендатор съезжал.

– Никогда больше, – сказал Питер, когда съехала последний жилец коттеджа, няня из Швеции, все время тосковавшая по родине. Фелисити не знала, как он отреагирует на то, что на их пороге появилась очередная девушка, хотя до конца семестра оставалось всего четыре недели.

Они сидели за кухонным столом, легкий ветерок с моря раздувал муслиновые занавески на открытом окне, и Фелисити Калверт подумала, что, возможно, позволит девушке остаться у них, если она сама этого захочет. Питер не станет сильно возражать, ведь это ненадолго.

Джеймс сидел рядом с ними за столом, вокруг него лежали обрезки бумаги, ножницы и клей. Он пил апельсиновый сок и делал поздравительную открытку для отца. Задумка была основательная, с фотографиями Питера из старых альбомов, выложенными коллажем вокруг большой цифры «60», сделанной из ленточки и блесток. Лили восхитилась открыткой, спросила о старых снимках. Фелисити чувствовала, что Джеймсу нравится ее интерес, и прониклась к ней благодарностью.

– Полагаю, раз вы живете в Ньюкасле, на выходные вам коттедж не понадобится, – сказала она. Она подумала, что это будет еще одним аргументом для Питера. Она здесь будет только в рабочие дни. А ты так много работаешь, что и не заметишь ее присутствия.



Коттедж стоял за лугом с полевыми цветами. Помимо сада, это была единственная земля, которой они владели. Из дома коттедж казался таким маленьким и приземистым, что было трудно поверить, что там можно жить. Через луг была протоптана тропинка, и Фелисити задумалась, кто мог ходить здесь после последнего покоса. Наверное, Джеймс. Он приходил сюда играть с друзьями. Правда, они запирали домик, и Фелисити не припоминала, чтобы он в последнее время просил ключ.

– «Коттедж» звучит солиднее, чем есть на самом деле, – сказала она. – Всего одна комната наверху и одна внизу, с ванной комнатой позади. Здесь жил садовник, когда дом только построили. До этого тут, кажется, был свинарник. В общем, какая-то хозяйственная постройка.

Дверь была заперта на навесной замок. Она открыла его и застыла. Ей вдруг стало неловко. Лучше бы она заглянула в домик сама, прежде чем приглашать сюда незнакомого человека. Надо было оставить Лили на кухне, а самой проверить, в каком состоянии он находится. Она сразу почувствовала, что внутри было сыро, но в целом оказалось достаточно чисто. Каминная решетка была пуста, хотя она не помнила, чтобы чистила ее после того, как здесь на Рождество останавливалась ее старшая дочь с мужем. Сковородки висели на своих местах на стене, клеенчатая скатерть на столе была протерта. В домике стояла приятная прохлада. Она открыла окно.

– На ферме косят траву, – сказала она. – Отсюда чувствуется запах.

Лили зашла внутрь. Сложно было сказать, что она подумала об этом месте. Фелисити ожидала, что она придет в восторг, и ей стало обидно. Как будто она предложила дружбу, а ее отвергли. Она пропустила девушку в маленькую ванную. Обратив ее внимание на то, что душ новый, а кафель недавно заменили, она почувствовала себя риелтором, который отчаянно хочет продать дом. «Почему я так себя веду? – подумала она. – Я ведь даже не была уверена, пускать ее сюда или нет».

Наконец Лили заговорила:

– Можно посмотреть наверху?

И она начала подниматься по крепким деревянным ступеням, ведущим наверх прямо из кухни. Фелисити снова почувствовала такое же беспокойство, как у двери домика. Лучше бы ей было оказаться там первой.

Но все опять-таки оказалось лучше, чем она ожидала. Кровать была застелена, в ногах аккуратно сложено стеганое покрывало и одеяла. На буфете, на туалетном столике и на стоявших на нем семейных фотографиях лежала пыль, но не было ни мусора, ни беспорядка, который обычно оставался после ее дочери. На широком подоконнике стоял кувшин с белыми розами. Один из лепестков упал, и она рассеянно его подняла. «Конечно, – подумала Фелисити. – Здесь побывала Мэри, хоть я ее и не просила. Она просто прелесть! Такая ненавязчивая и услужливая». Мэри Барнс приходила к ним убираться два раза в неделю.

Лишь выйдя на улицу и запирая за собой домик на замок, Фелисити подумала, что розы явно стоят там всего пару дней, а Мэри, женщина без воображения, сама никогда не додумалась бы их поставить.

Они ненадолго остановились снаружи коттеджа.

– Ну как? – спросила Фелисити. – Что думаете?

Она заметила в своем голосе нотку фальшивой веселости.

Лили улыбнулась.

– Прелестно, – сказала она. – Правда. Но нужно многое обдумать. Я свяжусь с вами на следующей неделе, хорошо?

Фелисити хотела предложить ее подвезти, хотя бы до автобусной остановки в деревне, но Лили уже развернулась и пошла через луг. Фелисити не могла заставить себя окликнуть ее или побежать за ней, поэтому просто стояла и смотрела вслед, пока ее красно-золотистая фигура не исчезла в длинной траве.

Глава третья

Джули говорила и не могла остановиться. Она знала, что выглядит глупо, но слова лились сами собой, а толстая женщина, втиснувшаяся в модное кресло, которое Сэл достала на распродаже в том году, просто сидела и слушала. Не записывала, не задавала вопросов. Просто слушала.

– С ним было легко. Не то что с Лорой. После Люка она меня просто шокировала. Очень требовательная мадам, то спала, то плакала, то лежала с бутылочкой во рту. Люк был… – Джули замолчала, подыскивая правильное слово. Толстая женщина-детектив не перебивала, давая время подумать. – Спокойным, мирным. Он весь день лежал, но не спал, а просто смотрел на тени на потолке. Говорить начал немного поздно, но к тому времени у меня уже появилась Лора, и врач говорил, это могло быть связано. В смысле, она была такая шустрая, отнимала все мое время и энергию, и на Люка сил не оставалось. Но доктор говорил, что это не страшно, что он наверстает, как только пойдет в детский сад. Джефф тогда еще жил с нами, но очень много работал. Он штукатур. На юге платят больше, он стал работать в одном из этих агентств и в итоге попал в Канэри-Уорф. Трудно приходилось с двумя маленькими детьми одной, без мужчины.

На это женщина ответила, кивнув головой в знак понимания.

– Я отправила его в садик при школе в деревне. Сначала он не хотел идти, им приходилось отрывать его от меня, а когда я возвращалась через час, он все еще рыдал. Это разбивало мне сердце, но я думала, что так будет лучше. Ему нужна была компания. Врач говорил, что это правильно. И он привык. По крайней мере, перестал кричать. Но все время смотрел на меня таким взглядом… Его глаза без слов говорили: «Не заставляй меня идти туда, мама. Пожалуйста, не заставляй».

Джули сидела на полу, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками. Она взглянула на детектива, которая все смотрела на нее и ждала. Ей вдруг пришло в голову, что эта женщина, огромная и крепкая, как скала, возможно, и сама когда-то пережила трагедию. Вот почему она просто сидела и не издавала этих идиотских вздохов сожаления, как Сэл и врач. Эта женщина знала, что никакие слова не принесут облегчения. Но Джули не волновали печали детектива, эта мысль была мимолетной. Она вернулась к своей истории.

– Примерно тогда Джефф вернулся из Лондона. Он сказал, что работы больше нет, но я слышала от его приятеля, что у него был какой-то конфликт с бригадиром. Джефф хороший работник, он не стал бы лодырничать. Ему было нелегко. Он никогда не сидел на месте, привык зарабатывать много денег. Он сделал мне новую кухню, отремонтировал ванную. Вы не представляете, как здесь все выглядело, когда мы только въехали. Но потом деньги кончились…

Сэл приготовила чай. В чайнике, а не пакетики в кружках, как это обычно делала Джули. Она потянулась к подносу и налила себе еще одну чашку. Не потому, что хотела пить, а чтобы дать себе время на размышления.

– Тяжелое было время. Джефф не привык общаться с детьми. Когда он работал в Лондоне, он приезжал домой на выходные всего раз в месяц. Семейная жизнь была ему тогда в новинку. Он суетился вокруг них, привозил подарки. Мы все старались вести себя как можно лучше. А каждый вечер он уходил в клуб и пил со своими дружками. Когда же он вернулся насовсем, конечно, так не могло продолжаться постоянно. Вы же знаете, что такое дети. На батареях сушится одежда, по всему полу разбросаны игрушки. Грязные памперсы… иногда он выходил из себя, особенно с Люком. Лора хихикала и подыгрывала ему. Люк был как будто в своем собственном мире. Джефф никогда его не бил. Но он кричал на него, и Люк так пугался, будто его ударили. Я тоже постоянно кричала, но они знали, что я не всерьез. Они все равно сделают все по-своему. С Джеффом все было иначе. Даже мне становилось страшно.

На какое-то мгновение она замолчала, думая о Джеффе и его вспыльчивом характере, о том мраке, который окутал дом после одной из его выходок. Но она не могла долго молчать и снова заговорила:

– В младшей школе у Люка не было проблем. Ему вроде бы даже нравилось туда ходить. Может, он просто привык, потому что его детский сад был в том же здании. В первом классе у него была чудесная учительница, миссис Салливан. Она им была как бабушка, сажала их себе на колени, когда учила читать. Она сказала мне, что у него проблемы – ничего серьезного, по ее словам, – но лучше бы его проверить. Она хотела, чтобы его посмотрел психолог. Но то не было денег, то невозможно было записаться на прием, и мы так и не попали к нему. Джефф сказал, что единственная проблема Люка в том, что он ленивый. А потом он ушел от нас. Сказал, что мы действуем ему на нервы. Тянем его вниз. Но я отлично знала, что у него была интрижка с медсестрой из Госпиталя королевы Виктории. В итоге они стали жить вместе. Сейчас женаты.

Она снова на мгновение остановилась. Не потому, что ей больше нечего было сказать, а потому, что ей нужно было перевести дыхание. Она подумала, что Джефф всегда знал, что с Люком что-то было не так. Это было видно по тому, с каким подозрением он смотрел на него, когда тот играл. Он просто не хотел этого признавать.

Была половина девятого утра. Они все еще сидели у соседей, в гостиной Сэл. Перед домом прошел почтальон, уставившись на полицейского перед дверью. Внизу улицы дети гонялись друг за дружкой по дороге в школу и смеялись.

Толстая женщина-детектив наклонилась вперед, но не чтобы заставить Джули продолжать, но, скорее, чтобы показать, что готова ждать, словно у нее есть все время мира. Джули отхлебнула чай. Она не сказала женщине о том, как Джефф смотрел на Люка. Просто продолжила рассказ уже со следующего года.

– Истерики начались, когда ему было около шести. Они появлялись из ниоткуда, и контролировать его было невозможно. Мама говорила, что это я виновата – избаловала его. Он уже был не в классе миссис Салливан, но во всей школе я могла поговорить только с ней. Она сказала, что это фрустрация. Ему было трудно объясняться, тяжело давалось чтение и письмо, и в какой-то момент все это стало слишком для него. Однажды он толкнул паренька, который его дразнил. Мальчик упал и разбил голову на площадке. Ему вызвали «Скорую». Можете представить, каково было в тот день встречать детей из школы – все мамы тыкали в нас пальцем и шептались. Люку было очень жаль. Он хотел пойти навестить того мальчика в больнице. И, если подумать, это ведь он начал – дразнил его. Эйдан его звали. Эйдан Ноубл. Его мать отреагировала спокойно, а отец заявился к нам в дом и начал кричать. Орал во всю глотку у нас на пороге, чтобы слышала вся улица.

Меня вызвал к себе директор. Его звали мистер Уоррендер. Невысокий толстенький человечек, с такими тонкими волосами, что просвечивала лысина. Я недавно встретила его в городе и сначала не узнала – он теперь носит парик. Он был нормальным. Налил мне чаю, все такое. Сказал, что у Люка проблемы с поведением, и они не уверены, что в школе справятся с ним. Я не сдержалась. Начала плакать. Потом сказала ему, что миссис Салливан говорила о фрустрации, сказала, что если бы Люка раньше отправили к специалисту, он, может, и не дошел бы до такого состояния. И мистер Уоррендер, казалось, прислушался, потому что Люка все же кто-то осмотрел. Они провели что-то типа тестов и сказали, что у него трудности с обучением, но он сможет остаться в школе, если ему будут помогать. Так оно и вышло.

Джули снова сделала паузу. Она хотела, чтобы толстая женщина поняла, каково было ее облегчение, когда она узнала, что его истерики и перепады настроения – не ее вина. Что ее мать ошибалась. Люк был особенным, не таким, как все, с самого начала. Что бы она ни сделала, этого факта было не избежать. И, казалось, женщина поняла, насколько это было важно, потому что наконец позволила себе заговорить.

– Значит, вы уже были не одна.

– Вы не представляете, как это было приятно, – ответила Джули.

Женщина кивнула в знак согласия. Но откуда ей было об этом знать, если у нее не было детей? Как это могут понять те, у кого не было ребенка с трудностями в обучении?

– Я смирилась с тем, что о нас болтали, шептались у школьных ворот – о том, что ему оказывают особую помощь. Ведь мы ничего не скрывали. Но большинство людей были очень добры. Нам дали ассистента, который помогал ему на уроках. И Люк справлялся. То есть он никогда не стал бы гением, но он очень старался и делал успехи в чтении и письме, а кое-что ему удавалось даже хорошо. Например, он быстро обучался всему, что было связано с компьютерами. Это были хорошие годы. Лора тоже пошла в школу, и у меня появилось время на себя. Я устроилась на неполный рабочий день в дом престарелых в деревне. Мои друзья не понимали, почему мне так нравится эта работа, но я знала. Думаю, благодаря ей я чувствовала себя полезной. Джефф никогда особо не интересовался детьми, но деньги давал. Конечно, ничего интересного никогда не было, никаких праздников или безумных вылазок, но мы справлялись.

– Но все же было непросто, – сказала детектив.

– Ну, может, и непросто, – призналась Джули. – Но мы справлялись. Когда Люк перешел в старшие классы, снова начались проблемы. Другие дети видели, что он слишком доверчивый, и пользовались этим. Подначивали его хулиганить. И всегда попадался именно он. У него начала складываться плохая репутация. Вы наверняка понимаете, как это происходит. Наверняка видите такое постоянно. Однажды его поймали на воровстве со стройки. Пластиковые водосточные трубы. Приехала полиция. Зачем они ему понадобились? Кто-то предложил ему за них пару фунтов. Но дело было не в этом. Он хотел нравиться людям. Всю свою жизнь он чувствовал себя исключенным. Он хотел найти друзей.

«Это ведь можно понять, да?» – подумала Джули. Она не знала, как справилась бы без своих друзей. Как только возникали проблемы с Джеффом, она звонила им. Делилась своими переживаниями за Люка, когда он болел. И они тут же приезжали с бутылкой вина. Конечно, они любили посплетничать, но и поддерживали ее.

– У него был один особенный друг, – продолжила она. – Парень по имени Томас. Они познакомились, когда Люк пошел в среднюю школу. Он был немного быдловатый. У него вечно были проблемы с полицией, но если с ним пообщаться, становилось понятно, в чем дело. Его отец просидел в тюрьме почти все его детство, а мать, похоже, не особенно с ним носилась.

Я бы никогда не выбрала Люку такого друга, как Томас, но он был неплохой парень, правда. И, казалось, ему нравилось проводить время у нас. В итоге он чуть ли не поселился здесь. Проблем от него не было. Они сидели в комнате Люка, смотрели фильмы или играли на компьютере, а пока они были тут, они не воровали, так? И не употребляли героин, как многие их приятели. И они очень хорошо ладили друг с другом. Иногда я слышала, как они смеются над какой-нибудь дурацкой шуткой, и просто радовалась, что у Люка есть друг.

А потом Томас погиб. Утонул. Они с какими-то ребятами дурачились на набережной в Норт-Шилдсе. Он упал в реку, а плавать не умел. Люк тоже там был. Он прыгнул в воду, пытался спасти Томаса, но было слишком поздно.

Джули замолчала. По улице проехал трактор с прицепом, груженным какими-то мешками.

– Люк не хотел об этом говорить. Он сидел взаперти в своей комнате часами. Я думала, ему просто нужно время, ну, знаете, чтобы это пережить. Чтобы погоревать. Он перестал ходить в школу, но ему уже было пятнадцать, а экзамены он сдавать не собирался, так что я решила оставить его в покое. Я поговорила с женщиной, которая руководит домом престарелых, и она сказала, что, возможно, найдет ему какую-нибудь подработку на кухне, когда ему исполнится шестнадцать. Он пару раз приходил со мной на работу, и старики его очень полюбили. Наверное, я должна была понять, что ему нужна помощь. То, как он вел себя, было ненормально. Но ведь Люк никогда не был нормальным. Так что как это можно было понять?

Но он перестал мыться и есть, не спал по ночам. Иногда я слышала его голос, словно он говорил с кем-то воображаемым. И тогда я обратилась к врачу. Его увезли в Сент-Джордж. Ну, знаете, больница для душевнобольных. Они сказали, что он в глубокой депрессии. Посттравматический стресс. Мне было больно навещать его там, но то, что его не было дома, было облегчением. Мне было стыдно от таких мыслей, но это было правдой.

– Когда он вернулся домой? – спросила женщина. Первый ее вопрос.

– Три недели назад. Казалось, ему стало лучше. По-настоящему лучше. Конечно, он все еще грустил из-за Томаса. Иногда плакал, когда думал о нем. И он все еще ходил на приемы к врачу в поликлинику. Но он не был ненормальным, не сходил с ума. Это был мой первый за много месяцев вечер вне дома. Мне это было действительно нужно, но я бы не пошла, если бы не считала, что он в порядке. Я никогда бы не подумала, что он может сделать с собой нечто подобное.

Женщина наклонилась вперед и взяла Джули за руку, накрыла ее своей огромной лапой.

– Это не ваша вина, – сказала она. – Люк не покончил с собой.

Она посмотрела на Джули, желая убедиться, что она ее слышит, что она действительно понимает.

– Он был мертв до того, как его положили в ванну. Его убили.

Глава четвертая

Они сидели за столом на кухне и завтракали. Солнце уже вовсю светило, отражаясь от желтой глиняной посуды в буфете, отбрасывая блики на потолок. Питер намазывал масло на тост и жаловался, что его отчет, который он отправил в Британский комитет по учету редких птиц, отклонили. Фелисити сочувствовала, но слушала вполуха. Это она умела. В молодости Питер был убежден, что создан для великих свершений. О нем говорили, что он лучший молодой ученый его поколения. Теперь, на пороге пенсии, он был вынужден осознать, что элита естественно-научных кругов не оценила его способности. Его разочарование выражалось в поведении, которое Фелисити считала грубым и отвратительным, – он отпускал язвительные комментарии о других сотрудниках кафедры, об их недостаточно тщательной работе и презирал других орнитологов за то, что они якобы гоняются за редкими экземплярами вместо того, чтобы ценить важность местных видов. Фелисити понимала, в чем причина всего этого. Она всем сердцем желала, чтобы его талант признали. Как было бы здорово, если бы он нашел какую-нибудь невероятно редкую птицу неподалеку от дома. Или получил бы повышение в университете. Но его жалобы ее раздражали. Порой она спрашивала себя, действительно ли он был таким великим человеком, каким она его считала, когда выходила за него замуж. Потом она смотрела на него, видела тревогу и грусть в его лице и чувствовала себя предателем. Она ласково гладила его пальцем по лицу или вдруг целовала, прерывая его на середине фразы, отчего он удивлялся и расплывался в улыбке, которая делала его лет на двадцать моложе.

– Во сколько все приедут? – спросил он, прервав ее размышления. Он казался взволнованным. Уныния как не бывало. Она подумала, что друзья приносят ему больше радости, чем она. Ей больше не удавалось производить на него такое впечатление.

Фелисити думала о Лили Марш, студентке-практикантке, о том, примет ли она предложение Фелисити остановиться у них. Она вдруг поняла, что они не обсудили оплату. Возможно, Лили из-за этого и сбежала. Возможно, увидев коттедж, такой живописный, хоть и простенький, она решила, что аренда будет ей не по карману. В конце концов, она же просто студентка. Может, стоит передать с Джеймсом записку с парой дружелюбных, но конкретных строк, указав сумму, которая не отпугнула бы девушку. Пока Питер говорил, она сочиняла письмо в уме.

Она вернулась мыслями к насущным делам. День рождения Питера. Своеобразный ритуал. Каждый год они приглашали на ужин троих одних и тех же друзей. «Я сказала им, что ужин будет в восемь, а перед этим – пройдемся до маяка». Прогулка к маяку тоже была традицией.

Она услышала, как по переулку проехала машина почтальона, а потом – как конверты упали на пол в прихожей. Она оставила Питера с его тостом и пошла их забрать. Все письма были для него. На трех открытках она узнала почерк детей. Она положила письма перед ним на стол. Питер сложил их в портфель, не открывая. Он всегда так делал, всегда уносил их на работу и открывал там. Как-то раз она подумала, не скрывает ли он что-нибудь. Вообразила другую жену, семью, которую он держал в тайне. Но это просто была привычка. Он делал так не задумываясь.

Он закрыл портфель и встал. Началась суматоха. Питер обещал подвезти Джеймса до остановки школьного автобуса, а потому стоял теперь внизу лестницы и кричал, чтобы тот поторопился. Надо было собрать вещи, и упакованный с собой ланч чуть было не остался дома. Фелисити поняла, что так и не написала записку для Лили Марш. Когда Джеймс уже бежал к машине, она чуть не крикнула ему – скажи мисс Марш позвонить мне насчет коттеджа. Но Питер захотел бы узнать, о чем речь, а она не могла задерживать его сейчас. Кроме того, он мог и не одобрить эту идею. Ей нужно подготовиться, чтобы убедить его, когда будет поспокойнее. И Фелисити выкинула Лили Марш из головы. Наконец машина отъехала, и в доме воцарилась долгожданная тишина.

Она налила себе еще кофе и составила список покупок в фермерском магазине. Она заранее спланировала, что они будут есть в выходные. Конечно, будет торт, он уже готов и покрыт глазурью. Жаль, что остальные трое детей живут слишком далеко и не смогут его попробовать. К сегодняшнему ужину она приготовила тушеную говядину с оливками и красным вином. Блюдо уже стояло в кладовке, оставалось только разогреть. Но теперь она передумала. Слишком жарко для говядины. Если у Нила на ферме есть пара цыплят, она сделает это испанское блюдо с ломтиками лимона, розмарином и чесноком. Оно более легкое, ароматное, настоящая средиземноморская кухня. Сэмюэлу понравится. Можно было бы накрыть длинный стол на веранде, а на гарнир подать обычный рис и зеленый салат, и представить, что они смотрят на апельсиновые деревья и оливковые рощи.

Иногда, болтая с другими мамами, которые забегали к ней привести своих сыновей в гости или забрать ее детей к себе, она задумывалась, не упускает ли она чего-нибудь из-за того, что не работает. Они казались изумленными, когда узнавали, что она целыми днями дома. Но чем она могла бы заняться? До женитьбы в ее жизни почти ничего не было. У нее не было образования, мало практических навыков. Кроме того, она нужна Питеру здесь, спокойная и отдохнувшая, чтобы позаботиться о нем, когда он возвращается с работы, полный разочарования. И уж конечно, ему не нужно, чтобы она составляла ему конкуренцию. Только представить себе, чтобы она стала успешным адвокатом или деловой женщиной, чтобы начала сама получать награды за свои успехи! Эта мысль заставила ее улыбнуться.

В фермерском магазине было прохладно, дверь во двор оставили открытой, впуская запах коров и травы. Она была первым посетителем. Нил еще выкладывал продукты в холодильник. Огромная деревянная доска, топор, длинные заостренные ножи еще ничем не запачканы. Он взвесил цыплят и уложил их ей в сумку.

– Выращены не на свободном выгуле.

Он знал, что Фелисити это будет интересно.

– Но в клетях, а не в тесных клетках. Вы почувствуете разницу.

– Свинина на прошлой неделе была просто замечательная.

– Ах, все дело в том, как приготовить, миссис Калверт, – сказал он. – И в том, как вырастить. Я всего лишь разделываю.

Еще один ритуал. Как Питер каждый день уносит свои письма на работу и приглашает на день рождения одних и тех же людей, так и этот обмен любезностями происходит между ними каждую неделю. Он донес ящик с овощами до машины и подмигнул, положив ей в сумку две связки сосисок в подарок.

– Слышал, будет особенный ужин в честь дня рождения доктора Калверта.

Она поразилась как всегда, откуда мясник знает все о ее делах.



Открывая дверь, она услышала, как звонит телефон, и вбежала в дом, оставив все на дорожке. Звонил Сэмюэл Парр.

– Я подумал, может, мне что-нибудь привезти сегодня? Что-нибудь к чаю?

– Нет, – ответила она. – Ничего не нужно.

Она улыбалась. Сэмюэл всегда поднимал ей настроение. Он тоже всегда присутствовал фоном в ее мыслях.

Потом, когда цыплята уже были на плите и дом наполнился чудесным запахом лимона, оливкового масла и чеснока, телефон зазвонил снова. Фелисити сидела на улице с газетой и кофе, наслаждаясь последним часом тишины, прежде чем поехать в Хепворт. У Джеймса был шахматный кружок после уроков, и она договорилась, что заберет его. Дымка жары окутывала поля, протянувшиеся до самого моря, и маяк вдали словно блестел и казался бестелесным. Услышав телефон, она поспешила в дом. Босиком. Каменные плиты террасы так накалились, что чуть не обжигали ей ноги, а кафель на кухне был прохладный. Ощущение от контраста температур на коже взволновало ее, дыхание вдруг сбилось.

Она была уверена, что звонит кто-то из детей, но, когда сняла трубку, никто не ответил. Она набрала номер телекомпании, но ей сказали, что звонивший скрыл свой номер. За последнее время такое случалось уже несколько раз. Она подумала, стоит ли сообщать Питеру. В округе недавно произошла пара краж. Возможно, звонившие так проверяли, дома ли хозяева. Но она знала, что Питеру не расскажет. Задача всей ее жизни состояла в том, чтобы оберегать его от расстройств и волнений.

Она допила кофе, глядя в сторону моря. Нужно принять ванну и расслабиться перед приездом гостей, подумала она. С тем дорогим маслом, которое она купила в «Фенвике» во время последней поездки в город.

Глава пятая

– Не хотите прогуляться? – спросила толстая женщина-детектив. Она встала, и Джули подумала, какие же у нее, должно быть, сильные ноги, чтобы так легко поднять подобный вес. Со стороны казалось, что для этого понадобится подъемный кран, один из таких, что возвышаются за рекой в Уоллсенде. Джули подумала, что детектив – сильная женщина, и не только телом. Если она что-то решит, то ничто ее не остановит. Эта мысль показалась ей несколько успокаивающей.

– Я подумала, вам захочется подышать свежим воздухом, – сказала женщина.

Наверное, Джули посмотрела на нее с недоумением, как Люк иногда смотрел, когда не мог понять, о чем ему говорили.

– Скоро придут за телом Люка, – мягко сказала детектив. Ее звали Вера. Она представилась, когда только пришла, но Джули не вспоминала об этом до сих пор. – Соседи, без сомнения, будут пялиться. Я подумала, вы захотите быть подальше отсюда. Или вы можете проводить его. Решать вам.

Джули вспомнила лежащее под водой тело и почувствовала тошноту. Она не хотела об этом думать.

– Куда пойдем?

– Куда хотите. Хорошая погода для прогулки на пляже. Можете взять Лору.

– Люку нравился пляж, – сказала Джули. – В одно лето он ходил рыбачить. Папа дал ему старую удочку. Правда, ему никогда не удавалось ничего поймать. Зато он держался подальше от глупостей.

– Значит, туда.

Лора спала в комнате для гостей. Детектив поднялась вместе с Джули, чтобы спросить девочку, хочет ли она пойти с ними. Джули подумала, что Вера любопытна. Она уже встречала таких людей. Людей, которые обожают соваться в чужие дела. Возможно, это и нужно, чтобы быть хорошим детективом. А теперь, подумала Джули, она захочет узнать про Лору. Если они пойдут гулять вместе, она заставит Лору рассказать о себе. Она решила, что девочкой не занимались, что Джули все время посвящала Люку.

Лора еще спала.

– Я не хочу ее будить, – быстро сказала Джули. – Пусть лучше останется здесь, с Сэл.

– Как скажете, милая.

Голос Веры звучал успокаивающе, легко, но Джули чувствовала, что она разочарована.

Она не заметила, чтобы кто-то на них пялился, пока они шли от дома Сэл к машине Веры, но прекрасно знала, что смотрят все. Если бы такая драма произошла с кем-то еще, Джули тоже сидела бы сейчас в своей комнате, прижавшись к окну. Любая драма, в которой она сама не играет центральную роль.

Машина Веры была припаркована за дюнами в Дипдене. По одну сторону дороги был небольшой заповедник. Лесок и охотничья засада над заводью, пара дорожек с деревянным настилом. Вдали виднелась хижина, где останавливались орнитологи. Сад так разросся, что домика почти не было видно. Вдоль стороны, обращенной к морю, тянулась полоска травы, усеянная мелкими желтыми цветочками, а за ней – гряда дюн. Пару раз они привозили сюда детей, когда Джефф был настроен поиграть в счастливое семейство, и им здесь нравилось. У Джули перед глазами стояла картина: Люк, ему лет восемь, застыл в прыжке, соскочив с одного из песчаных холмов. Может, была такая фотография, и это ее она запомнила. Она отчетливо видела потертые джинсовые шорты, красную футболку и рот Люка, широко открытый от страха и восторга.

Хотя день был солнечный, на парковке было мало машин. Утро пятницы, дети в школе, только пенсионеры с собаками могли насладиться погодой. Джули вдруг осенило.

– Я ведь должна быть на работе. В доме престарелых. Мэри будет меня ждать.

– Сэл первым делом позвонила ей. Мэри вызвала кого-то подменить вас. Просила передать, что любит и соболезнует.

Джули резко затормозила, взбив сухой песок. Мэри Ли, владелица дома престарелых, была не из сентиментальных. Не в ее привычках было говорить о любви.

– Вы рассказали маме и папе?

– Вчера вечером, как только приехала. Они хотели заехать, но вы сказали, что предпочитаете побыть какое-то время одна.

– Правда?

Джули пыталась вспомнить, но прошлая ночь была как в тумане. Как тогда, когда они пошли на девичник Бев и она попала в реанимацию с алкогольным отравлением. То же чувство нереальности, рваные образы, вспышки и тени, словно в ночном кошмаре.

Она двинулась дальше. Они дошли до самой высокой точки дюн и заскользили по песку вниз, к пляжу. Джули сняла кроссовки, связала их за шнурки и перекинула через плечо. На Вере были сандалии, и она не стала их снимать. Перед выходом из машины она нацепила огромную широкополую шляпу и темные очки.

– Солнце не идет мне на пользу, – сказала она. Она выглядела немного чокнутой. Если бы Джули наткнулась на нее в Сент-Джордже, когда навещала Люка, решила бы, что Вера – одна из пациентов. Без сомнений.

Они были у южного края длинной изогнутой полосы пляжа длиной около четырех миль. Северный его край переходил в узкий мыс, где стоял маяк, едва видневшийся в дымке.

– Наверняка жить с Люком было непросто, – сказала Вера.

Джули снова остановилась. Дул соленый ветер, какой бывает только на море. Справа вдали виднелись три крошечные фигурки: два старика и пес, носившийся за мячиком. Солнце светило так ярко, что видны были лишь их силуэты.

– Вы думаете, это я его убила? – спросила она.

– А это так?

Из-за шляпы и очков было невозможно понять, что думает детектив.

– Нет.

И тут слова, все те слова, что лились из нее с тех пор, как она нашла тело, испарились. Она не могла объяснить, что ни за что, ни за что на свете она бы не причинила зла Люку, что последние пятнадцать лет она занималась только тем, что защищала его от этого мира. Она открыла рот, но будто поперхнулась сухим песком.

– Нет, – повторила она.

– Конечно, вы не убивали, – сказала Вера. – Если бы был хоть один шанс, что это вы, я бы беседовала с вами в участке, с диктофоном и при вашем адвокате. Иначе суд не принял бы ваши слова в качестве доказательства. Но я должна была спросить. Ведь вы могли его убить. Он умер незадолго до того, как вы вернулись домой. Физически это было возможно. И обычно убийца – член семьи.

Она замолчала и снова повторила:

– Я должна была спросить.

– Значит, вы мне верите?

– Я же сказала, что да. Вы действительно могли бы его убить. Если бы он так вас достал, что вы больше не могли с этим справиться. Но тогда вы сказали бы нам. Кроме того, вы действительно верили, что это самоубийство. Когда я приехала, вы думали, что он покончил с собой, и винили себя.

Они шли по плотному мокрому песку, оставленному отливом. Джули закатала джинсы на пару оборотов и шла босиком по воде. Детектив не могла пойти за ней, не намочив сандалии. Джули смотрела на море, чтобы Вера не видела, как она плачет.

– Кто-то его убил, – сказала Вера. Джули едва ее слышала. Море было спокойным, только тихо шуршал отлив.

– Кто-то его задушил, а потом снял всю одежду. Наполнил ванну, положил его внутрь и разложил по воде цветы.

Джули не знала, нужно ли на это что-то отвечать, и промолчала.

– Эти цветы из вашего дома? – спросила Вера.

Джули повернулась к ней:

– У меня дома никогда не бывает цветов. У Лоры на них аллергия. Слезы текут ручьем.

– А что насчет сада?

– Вы шутите? У нас в саду ничего не растет. Папа приходит и стрижет нам траву, но мы ничего не сажаем. Там места – для одной бельевой веревки.

– Значит, убийца принес цветы с собой. Пока мы говорим о нем в мужском роде, просто для удобства. Большинство убийц – мужчины. Но все же не будем забывать, что это могла быть и женщина. Так зачем ему приносить цветы? Вам это о чем-нибудь говорит?

Джули покачала головой, но что-то всколыхнулось в ее мозгу, какое-то воспоминание.

– Цветы приносили на место гибели Томаса. Бросали их в воду. Люди из того района, где жила его мать. Даже те, кто его не знал или знал, но не любил. Просто чтобы сказать, что им жаль. Что они понимают, какая это утрата. Лишиться жизни из-за того, что пара ребят бесилась рядом. Люк тоже ходил. Я купила для него нарциссы.

– Цветы в знак памяти и горя, – сказала Вера. – Универсальный жест.

Джули не поняла, что она имеет в виду.

– Вы хотите сказать, что тот, кто убил Люка, сожалел об этом?

– Возможно.

– Но если вы сожалеете – причем заранее, раз принесли цветы, – зачем убивать? Никто ведь не заставлял его вламываться в мой дом и убивать моего сына.

– Никто и не вламывался, – сказала Вера.

– Что?

– Признаков взлома нет. Никаких разбитых окон, ничего такого. Похоже, Люк его впустил. Или Лора.

– Наверняка Люк, – грустно сказала Джули. – Его любой мог уболтать. Давал деньги каждому попрошайке на улице, если только они у него были. Кто угодно мог прийти в дом и начать заговаривать ему зубы, и он бы его впустил. Лора более здравомыслящая.

– Лора и Люк ладили друг с другом?

– Что вы хотите сказать?

Она разозлилась даже сильнее, чем когда подумала, что детектив обвиняет в убийстве ее саму.

– Лора ребенок, ей всего четырнадцать.

– Есть вопросы, которые мне необходимо задать, – сказала Вера. – Вы ведь не глупая. Вы это понимаете.

На мгновение она замолчала.

– Вы же понимаете, что мне придется с ней поговорить. Пока что она не в состоянии, но когда будет готова. Будет лучше, если я узнаю, какие у них были отношения, до того, как начну ее расспрашивать. Например, возможно ли, что Люк посвящал ее в свои дела? Если что-то его беспокоило, она бы знала об этом?

– Они не были настолько близки, – сказала Джули. – Ей было нелегко иметь такого брата. Ведь все внимание доставалось ему. Я старалась, чтобы она тоже чувствовала себя особенной, но беспокоилась я всегда именно за него. Наверное, ей было некомфортно, когда она пошла в среднюю школу. Все знали, что он впутался в неприятности. Все его дразнили. Но это не значит, что она желала ему зла.

– Нет, – ответила Вера. – Конечно нет.

Два подростка сбежали с дюн к пляжу. Явно какие-то оторвы. Пинают песок, матерятся. Они были примерно одного возраста с Люком, наверняка прогуливали школу. Джули крепко сжала губы, чтобы не разрыдаться.

– На каком такси вы вернулись вчера вечером из города?

Неожиданный вопрос. Джули знала, что Вера пытается ее отвлечь, и была благодарна ей за это.

– «Фоксхантерс», из Уитли-Бей. Мы забронировали заранее. Водитель сначала высадил Лизу и Джен. Я была последней.

Она помолчала.

– Он подтвердит мой рассказ. Я провела в доме всего несколько минут и сразу побежала колотить в дверь Сэл. Если он доехал до конца дороги, чтобы развернуться, он, возможно, даже видел меня на пороге.

– Меня больше интересует, не видел ли он кого-нибудь еще. Вы сами никого не видели?

Джули покачала головой.

– Не торопитесь, – сказала Вера. – Могло быть что-то. Попробуйте прокрутить этот эпизод, как кинопленку. Проговорите его вслух. Начиная с момента, когда такси затормозило.

Там, на широком пустом пляже, где над головой кричали чайки, а ноги лизала вода, Джули закрыла глаза и почувствовала головокружение, которое ощутила сразу же, как вышла из такси.

– Я была пьяна, – сказала она. – Не мертвецки пьяна, но прилично. Все вокруг кружилось. Знаете это чувство?

Она была уверена, что Вера тоже напивалась в свое время. С ней наверняка приятно было напиваться.

– Я знаю.

Она дала Джули минуту подумать.

– Вы слышали что-нибудь необычное?

– Вообще ничего. Я заметила, как было тихо. Обычно по главной дороге через деревню ездят машины. Постоянно, так что уже не замечаешь шум. Вчера его не было. По крайней мере, когда я открывала дверь.

Она нахмурилась:

– А потом? Когда дверь открылась?

– На улице завели машину.

– Может быть, это разворачивалось ваше такси?

– Нет. Включилось зажигание, заревел двигатель. Машина издает другие звуки, когда уже заведена, да?

– Совсем другие, – сказала Вера.

– Наверно, машина была припаркована внизу улицы, недалеко от перекрестка с шоссе, ведущим в город. Звук был оттуда.

– Значит, вы должны были проехать мимо нее на такси по дороге к дому?

– Должна была.

– Неужели вы бы ее не заметили? Чужую машину, не принадлежащую кому-то из соседей?

Ее голос звучал так заученно и обыденно, что Джули поняла, что это важно.

– Нет, – ответила она. – Я бы не заметила.

Но она снова закрыла глаза и сосредоточилась. Они проехали по горбатому мосту, и она наклонилась к водителю сказать, чтобы он сбавил скорость, потому что они почти приехали. Прямо за углом будет очень неудобный поворот направо. И одновременно начала вытаскивать кошелек из сумки, чтобы избежать неловкой возни в поисках оплаты в последний момент. Лиза и Джен дали ей больше, чем с них причиталось за поездку, так что она знала, что у нее есть наличные. Навстречу никто не выезжал, и водитель повернул на ее улицу не останавливаясь. И там была машина. Почти на углу. Припаркованная рядом с домиком, где жил мистер Грей. Она тогда еще удивилась, ведь мистер Грей не садился за руль с тех пор, как у него диагностировали болезнь Паркинсона, и все знали, что его единственный сын живет в Австралии. Она вспомнила, потому что решила тогда, что это может быть машина врача, вдруг что-то случилось. И она посмотрела, не горит ли где свет, думая о сплетнях, которыми могла бы поделиться с Сэл. Но в доме было темно. И в любом случае это была маленькая машина. Не из тех, которые водят врачи.

Она рассказала все это Вере.

– Не знаю, что это было. Ты не замечаешь, когда не за рулем…

– Ничего, милая. Теперь нам есть над чем работать. Кто-то из соседей мог тоже ее видеть.

Мерзкие подростки швыряли друг в друга футбольный мяч, с силой ударяя им по мокрому песку, так что вся их одежда была в грязи. «Матери их убьют», – подумала Джули.

– Домой, – сказала Вера. – Вы готовы?

Джули чуть было не сказала, что ей совсем не хочется домой.

– Лора, наверное, проснулась. Вы ей нужны.

И Вера зашагала к песчаным холмам, не оставляя Джули других вариантов, кроме как последовать за ней.

Когда она вернулась на свою улицу, ей показалось, что она видит ее впервые. Какая-то ее часть все еще оставалась на пляже, среди криков чаек и всего этого. Сложно было думать об этом месте как о своем доме. Тупик, упирающийся в фермерские земли. Раньше там был шлаковый отвал, а теперь до самого побережья тянулись поля. По одну сторону улицы шли одноэтажные домики для стариков, перед каждым из них был пандус с перилами. По другую сторону – одноквартирные дома, когда-то принадлежавшие муниципалитету, а теперь – частным владельцам. Джули подумала: «Случилось ли бы все это, если бы мы жили в другом месте?»

Вера попросила ее указать точное место, где она видела машину прошлой ночью. Она старалась изо всех сил, но не могла сосредоточиться. Постоянно думала о том, что могла бы сделать, чтобы избежать потери сына. Могла бы переехать, или не ходить в бар с подругами, или отправить Люка в специальную школу-интернат, где бы за ним как следует присматривали.

Вера осторожно остановилась прямо перед домом. На пороге все еще стоял полицейский, но Джули знала, что Люка там уже нет.

Глава шестая

Когда Вера приехала домой тем вечером, над ее домом кружил канюк. Он парил, расправив округлые крылья под углом, от них отражались последние лучи солнца, и оперение сияло, словно отполированное дерево тотема. Канюки только начали возвращаться в эту часть Нортумберленда. Они распространены на западе страны, а здесь лесники из заповедников отстреливали их, топтали яйца, подкидывали отравленную приманку. Вера знала, что по соседству живет один такой кровожадный лесник. «Пусть только попробует, – подумала она. – Пусть только попробует».

Дома было душно и не прибрано. Ее не было здесь целые сутки. Она открыла окна, собрала с пола спальни грязную одежду и затолкала ее в стиральную машинку в пристройке. Интересно, есть ли в морозилке что-нибудь поесть. После смерти ее отца Вера жила одна и знала, что так теперь будет всегда. Нет смысла гадать, смогла ли бы она жить в отношениях. Как-то был один человек, о котором она мечтала по ночам, но ничего не вышло. Жалеть об этом было уже слишком поздно. Впрочем, именно этим она и занималась порой по ночам, со стаканом виски в руке.

Она вытащила из холодильника пиво, откупорила бутылку открывалкой и отпила прямо из горла. Даже когда она не заморачивалась покупкой еды, в старом домике станционного смотрителя всегда была выпивка. Она пила слишком много. По крайней мере, слишком часто. «Всего лишь пристрастие, – говорила она себе. – Не зависимость». Она взяла пиво с собой в пристройку и принялась обыскивать морозильный ларь. Ее отец хранил в нем животных и птиц для таксидермии, а она использовала его как маленькую морозильную камеру. На дне она обнаружила пластиковый контейнер с тушеной олениной. Оленину принес ей тот же лесник, который ненавидел хищных птиц, но она без колебаний приняла подарок. Здесь, на холмах, приходилось притворяться, что любишь соседей. Никогда не знаешь, в какой момент понадобится буксир, чтобы выехать из канавы в снежный день. Весь сырой воскресный день она возилась с этой олениной, готовила ее с овощами для сочности, лавровым листом из сада и красным вином. Она думала, что все уже съедено, и, обнаружив сейчас еще порцию, испытала короткое мгновение радости, простого счастья, какое редко ощущаешь во взрослом возрасте.

Все время, что она топала по дому, дело Армстронга не выходило у нее из головы. Она, словно актер, пыталась прочувствовать персонажей, вжиться в них. Она уже чувствовала Люка Армстронга. Разговор с Джули будто воскресил его, да и, кроме того, она уже встречала таких ребят. Чаще всего она натыкалась на них в камерах в участке или в колониях для несовершеннолетних. Система с ними не справилась, как не справилась бы и с Люком, если бы у него не было такой матери, как Джули, которая за него боролась. Люк был мальчиком, которому приходилось прикладывать много усилий. Ему все давалось тяжело: школа, взаимоотношения, скучные повседневные дела. Наверняка он видел мир сквозь туман непонимания, даже не соображая толком, что происходит. Таким мальчиком легко манипулировать. Пара добрых слов, обещание простой награды, и он бы уже приветствовал незнакомца, как спасителя. Вера поняла бы, если бы он погиб в потасовке в баре. Она могла себе представить, как он заводится все больше и больше и нападает с отчаянием ребенка. Или даже в уличной перестрелке. Он бы подставился, сам того не желая, и такая смерть стала бы нелепой ошибкой или посланием для других.

Но в этом убийстве не было вообще никакого смысла. То, с какой заботой Люк был уложен в ванну с ароматическими маслами и цветами, все это говорило чуть ли не об уважении. Это заставило Веру, которая обладала бо́льшим воображением, чем могло показаться по ее внешнему виду, задуматься о жертвоприношении. Красивый ребенок. Благоговейный ритуал. И наверняка в этом была аллюзия к литературе. Школьный английский был давным-давно, но этот образ казался слишком явным. Самоубийство Офелии. Сколько подзаборных друзей и приятелей Люка читали «Гамлета»?

Какой была Лора, она пока не знала. Мать говорила, что она смышленая и непослушная. Неужели девочка спала все это время? Удушение, наполнение ванны. Знал ли вообще убийца о том, что она была в доме?

Вера пыталась представить себе, как это могло произойти. Кто-то стоит на пороге с охапкой цветов. Люк впустил его? Он знал его? И что потом? Криминалисты пока не были готовы сообщить, где произошло убийство. Внизу на лестнице? В таком случае Люка отнесли бы в ванную на руках. Вера не могла себе этого представить. Что-то не складывалось. Так что, возможно, убийца попросил Люка позволить ему воспользоваться ванной, и Люк проводил его наверх. Тогда убийство должно было произойти в соседней с Лорой комнате. Вера поежилась, представив, как девочка спит, в то время как рядом с ней умирает брат.

Она ела с подноса, сидя у открытого окна. Ее ближайшими соседями были стареющие хиппи, искавшие лучшей жизни. У них было небольшое хозяйство, пара коз, дойная корова, полдюжины кур. Они не использовали пестициды, презирали сельскохозяйственный бизнес, и их сенокос зарос сорняком. Вера чувствовала запах сена. Стайка коноплянок объедала колосья. Вера открыла бутылку мерло и выпила пару бокалов. Она была счастливее, чем когда-либо за последние несколько месяцев.

В последнее время работа была однообразной, скучной. А это дело было другим, сложным, оно могло занять ее мысли по вечерам, когда она сидела дома одна, – лучше, чем унылая пьеса на «Радио 4». «Боже, – подумала она. – Я просто унылая старая кошелка». Она почувствовала некоторую вину за то, что смерть симпатичного паренька доставила ей столько удовольствия. Ей нравилась Джули, ей казалось, что она сделала для мальчика все возможное. Но она не могла не смаковать это дело и необычные детали места преступления. В ее жизни было мало других удовольствий. Она просидела у открытого окна, пока не стемнело, а бутылка вина почти не опустела.



На следующий день она собрала свою команду и говорила о Люке, как если бы его знала.

– Вы с такими встречались. Немного тормознутый. Говоришь с ним и не знаешь, понимает он или нет. А повторишь ему и все равно не разберешь, помогло ли. Но неплохой мальчик. Мягкосердечный. Щедрый. Хорошо относится к старикам в доме престарелых, где работает его мать. На грани того, чтобы влипнуть в неприятности. Недостаточно смышленый, чтобы ввязываться в них самому, но и недостаточно смышленый, чтобы держаться в стороне, когда его втягивают друзья. И все по мелочи…

Люк был свидетелем того, как утонул его друг. Все подробности есть у Джо, он передаст вам. Конечно, это может быть совпадением, но это наша лучшая зацепка на данный момент.

Она сделала паузу.

– Наша единственная зацепка.

Джо Эшворт, как прилежный ученик, тут же пошел раздавать листы А4. Вера вдруг подумала, не обращается ли она с ним как учитель с любимчиком. Не обижается ли он? Проблема в том, что он один из немногих членов команды, которым она может полностью довериться, зная, что он сделает все правильно. Возможно, это больше говорило о ней, чем о нем.

Она продолжила:

– Мальчика, который утонул в результате потасовки на набережной в Норт-Шилдсе, звали Томас Шарп. Из тех самых Шарпов. Печально известное семейство, все мы слышали о них. Его отец, Дейви Шарп, в настоящее время отбывает трехлетний срок в Эклингтонской тюрьме. Расследования не было – все сошлись на том, что это было баловство, вышедшее из-под контроля. Конечно, возможно, что все это не имеет сейчас никакого значения, но поспрашивайте. Был ли Люк знаком с людьми, о которых его мать ничего не знала? Может, кто-то пытается оставить таким образом какое-то мрачное послание?

Она снова замолчала. Ей нравилось говорить на публику, но она предпочитала, чтобы слушатели как-то реагировали. Все молчали.

– Ну? – спросила она. – Кто-нибудь что-нибудь слышал?

Они закачали головами. Все казались какими-то оцепенелыми, перекормленными, перегретыми. В комнате было душно, но ее все равно удивляло их отсутствие воодушевления. Разве не за этим они пришли в полицию? Ей не приходило в голову, что большинство из них до смерти ее боялись, что даже те, кто громче всех кричал в полицейской столовой, при ней помалкивали из страха, что она посчитает их мнение глупым.

– Место преступления, – сказала она. – Все вы слышали, что оно слегка необычно. Мальчика задушили, а затем положили в ванну с водой. Рассыпали над телом цветы. К счастью, Джули не слила воду из ванны, когда увидела Люка. Криминалисты часами ее вычерпывали, чтобы сохранить. Может, что-нибудь найдут. Они исследуют масло для ванны. Если нам повезет, найдется волос убийцы. Но рассчитывать на это нельзя. Нужно выяснить, откуда эти цветы. Их нарвали в полях и садах деревни или убийца их купил? Нужно точно опознать их, пусть кто-нибудь обойдет всех местных флористов. Мне показалось, что это не такие цветы, из которых составляют стандартные букеты. Я бы сказала, в основном это полевые цветы. Тогда где их собрали? Есть тут какой-нибудь местный ботаник, который может помочь? Джо, можешь узнать в университете?

Она не стала дожидаться его ответа.

– Самый главный вопрос – зачем. К чему такой жест? Ведь это риск, ненужная возня. Как будто убийца хотел привлечь внимание к себе, устроить спектакль. Джули в тот вечер была в Ньюкасле, но никто точно не знал, во сколько она вернется. Она, должно быть, чуть не застала убийцу на месте преступления. Лора, его сестра, все это время была дома. Спала крепким сном. Мать говорит, ее и бомбежкой не разбудишь. Имеет ли это какое-либо значение?

Кто-то несмело поднял руку. Вере нравилось, когда слушатели задают вопросы, но иногда она бывала так же жестока с теми, кто ее перебивает, как артисты стендапа – с чрезмерно активными зрителями. В этот раз она смилостивилась.

– Да?

– Значит ли это, что убийца знал семью? Знал, что Лора крепко спит, а Джули не будет этим вечером? Она ведь нечасто куда-то уходит, так?

Вера одобрительно кивнула:

– Возможно. Или он какое-то время наблюдал за домом и ждал удобного случая.