– Не надо жалеть. Лично я нисколечко не жалею. И даже очень вам благодарна. Я счастлива быть круглой дурой, которой нельзя доверять.

– Да нет, дело совсем не в этом, а…

– А в том, что в дураках остались вы, – прервала я ее. – Ваши мозги, помноженные на мозги директоров и креативщиков, подготовили самый чудовищный скандал в истории телевидения. Так что поздравляю! Я счастлива, что вы не поделились со мной кучей неприятностей, которую огребли сами.

Лицо у Кандис окаменело, и я приготовилась получить от нее ядовитый отпор. Но она сдержалась. И тогда я поняла, что она пришла ко мне не с извинением, а с просьбой.

– Ты права, – сказала она с выражением лица, которое говорило: «черт бы тебя побрал!», – у нас сейчас тяжелые времена.

– Но не у меня, Кандис.

– Они у тебя наступят в ближайшем будущем.

– То есть?

– Мы теряем клиентов, и в дирекции уже готовится список тех, кого собираются уволить.

– И?

– Ты можешь не попасть в этот список.

– Каким образом?

– Став свидетелем.

– И сказав что?

– Сказав, что мы искренне хотели помочь Алисе. Что ей было очень плохо, когда мы решили ею заняться. Ее отчаяние заставило нас задуматься, что мы можем предпринять.

Еще совсем недавно я бы согласилась. Я соглашалась на все, что мне предлагала Кандис. Но, оставшись одна, конечно, здорово об этом пожалела. Разразившийся скандал наставил меня на ум. И я приняла твердое решение не вылезать вперед с первым, что приходит в голову. Решила сначала думать. И должна сказать, мне понравилось. Сидишь и молчишь, глядя на человека, который ждет от тебя ответа. И становишься значительней, как будто у тебя появилась какая-то власть. Лицо у Кандис было суровое, но я рассмотрела в ней и еще кое-что: она чувствовала себя униженной, обращаясь ко мне за помощью.

– Значит, ты говоришь, если я отказываюсь, то попадаю в список уволенных. Я правильно поняла?

– Ты знаешь Фабриса. Он умеет быть благодарным тем, кто оказывает ему услуги, и безжалостен к тем, кто ему отказывает.

– Да, я поняла… Я подумаю.

Вообще-то я уже приняла решение, но мне понравилось ощущение власти, и мне захотелось им немного попользоваться. На лице Кандис появилось что-то вроде усмешки, и я тут же выпалила:

– Считаешь, что думать – это не мое?! Так, что ли?

– Да нет, что ты…

– Да, именно так ты и думаешь. Ты считаешь, что я тупая как пробка. И я такая и есть. И отвечу тебе немедленно: я не пойду в свидетели. То, что вы устроили Алисе, позор и гадость. Вы поставили себя выше всех, вы решили, что можете манипулировать дураками, у которых нет ваших мозгов. Но вы оказались в яме. И я думаю, что у вас хватит ума вылезти из нее самостоятельно.

От моих слов Кандис онемела. От меня она такого не ждала. Я поняла, что в эту минуту для нее рассыпался еще один кусочек привычного для нее мира. Она гордо выпрямилась и смерила меня взглядом с ног до головы.

– Хорошо. Фабрис это оценит, – бросила она злобно и собралась уходить.

– Когда передашь ему мое решение, скажи еще, что я знаю немало вещей, которые могут добавить ему неприятностей. Выгода считаться идиоткой – в том, что тебя не стесняются. Я видела и слышала достаточно много разного, чтобы помочь этой посудине пойти ко дну.

Кандис обернулась и растерянно посмотрела на меня. Я преисполнилась гордости. Впервые в жизни я оказалась сильнее нее. Я спасла свою честь и свое место, и меня это необыкновенно порадовало. Устоять против Кандис и против босса – какая победа!



Но в тот же вечер победный хмель прошел. Стоит ли работать в учреждении, где начальники показали себя такими непорядочными? И эти непорядочные люди будут видеть во мне своего врага. Ответ напрашивался сам собой. Из студии Бланше уже многих уволили, из отдела Фантена тоже. Корабль стремительно шел ко дну.

Мне хотелось вернуть себе ощущение гордости, которое посетило меня, когда я одержала победу над Кандис. Я позвонила Антуану и сказала, что при необходимости выступлю в качестве свидетеля.

Мы еще посмотрим, кто будет ходить в дурах!

Сандрина

Не поняла, что за логотип на конверте. Подумала, а вдруг какое-то издательство предлагает мне написать книгу о нас с Алисой? А почему, собственно, нет? Загоревшись вместе с остальной публикой интересом к нашему делу, какой-нибудь издатель вполне мог сделать мне такое предложение и раскачать на всякие излияния. И это была бы не первая чепушня, загромоздившая полки книжных магазинов, так ведь? Признаюсь честно, мысль мне понравилась. Я представила себе, как сижу перед белой страницей, как настоящий писатель, борюсь с разбегающимися мыслями, ловлю их, привожу в порядок, отыскиваю для них правильные слова, сомнения топлю в рюмке с вином, а страхи отгоняю дымом сигареты. Следом набежали другие картинки-клише: презентация моей книги, я представляю ее журналистам, меня окружают читатели в книжном магазине, я даю интервью на телевидении, потом становлюсь богачкой и уезжаю на юг, чтобы продолжать свою творческую деятельность. В общем, со мной все ясно, началась мания величия. Увидишь себя в газете, и счастливое эго пускается в рост. От скоропалительной славы крыша у меня немного поехала. Хорошо еще, что от путешествий в мир невероятных фантазий никому нет никакого вреда.

Но действительность превзошла все мои фантазии и оказалась куда более прекрасной.

Мой обожаемый автор прислал мне свой последний роман с автографом. Мало этого, он приложил еще и письмецо, адресованное лично мне. И написал его сам, от руки!

«Я был тронут историей Алисы и решительностью, с какой вы ее защищали. Поэтому отвечаю согласием на ее просьбу. Надеюсь, мы с вами побеседуем за рюмочкой вина, когда я в следующий раз приеду в Париж. Моя секретарша позвонит вам.

Передайте мой дружеский привет Алисе.

P.S. Рассчитываю на вашу молчаливость».

Несколько минут я сидела неподвижно, как персонаж «Ангелов» (из телереальности), держа в руках это письмо в несколько строк. Потом кровь во мне снова начала циркулировать, мозг заработал, и я поняла смысл письма. ОН написал мне. ОН знает, что я есть на свете! Я с НИМ увижусь. Я чуть с ума не сошла от радости.

Стоп!.. Я отклонилась в сторону. Мне надо рассказывать об Алисе, а я все о себе да о себе. Но нельзя не согласиться, что и это событие имеет к ней прямое отношение. Как-никак это письмо побочный (и какой чудесный!) эффект той самой отвратительной истории, в какую угодила моя подруга.

И во время очередного свидания с Алисой, после того как я ее крепко обняла, я сразу же рассказала ей о письме и обещании моего обожаемого автора со мной увидеться. Алиса засияла.

– Может, все это имело свой смысл? – насмешливо произнесла она. – Может, все случилось для того, чтобы твоя мечта исполнилась?

– Не уверена, моя ласточка, что даже ты согласна ради моей мечты сидеть в тюрьме, – ответила я ей. – Лично я, и говорю это тебе с полной ответственностью, с удовольствием обошлась бы без своего счастья и продолжала бы мечтать.

Моя девочка выглядела плохо. Она побледнела, похудела, под глазами у нее были синяки, волосы собраны кое-как, спортивный костюм – мешок мешком. В общем, страшно смотреть. Но, как ни странно, чувствовала она себя очень даже бодро.

– Здесь у меня появилось время подумать. Я много читаю. Открываю сама себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пересматриваю свою жизнь, и у меня нет другого выбора, кроме как посмотреть в лицо своим ошибкам и своим травмам. Раньше, как только я вспоминала что-то горькое, я старалась прогнать это воспоминание, занять себя чем-нибудь. Здесь я никуда не могу сбежать.

– Так. Я поняла. И это тебе на пользу?

– Знаешь, как ни странно, но плохая история может кончиться хорошо.

– Антуан?

Тут ее лицо снова осветилось улыбкой.

– Да, Антуан. Но не только из-за его отношения. Хорошо знать, что он есть на самом деле. Хорошо, что можно представлять себе будущее, и оно – не туман и не дым. Понимаешь?

Алиса сказала мне, что написала Антуану письмо.

– Ты же знаешь, раньше я никогда бы не решилась написать ему. А теперь не составило никакого труда. Показалось совершенно естественным.

– Он тебе ответил?

– Да. Написал замечательное письмо. То, что он говорит обо мне… меня волнует. Написал, что будет меня ждать. Хочет, чтобы мы узнали друг друга, обмениваясь письмами. Чтобы каждый из нас делился чем-то своим, как мы делились бы при встречах. Мне кажется, это очень хорошая идея… и она меня будоражит. У меня здесь начнется совсем другая жизнь.

– Отличная новость, котеночек! (Я просто обожала этого парня!)

– Конечно, вот только…

– Только что?

– Если я останусь здесь надолго? Ему не надоест? Он в самом деле меня дождется?

– Он же не юнец с ветром в голове! Он взрослый человек, знает, чего хочет, и он любит тебя. А потом, ты не останешься здесь надолго. Я уверена, что суд проявит к тебе милосердие.

Я сказала Алисе, что план, который мы привели в действие, приносит отличные результаты. И еще сообщила ей новости о месье Бодрю.

– Старикан в восторге. Недавно он давал интервью и сказал, что в некотором смысле считает себя твоим защитником.

– Ему самому ничего не грозит? – забеспокоилась Алиса, хотя я ее насмешила.

– Ничего. Он же дал тебе коллекционный экземпляр, совершенно безопасный. Он не мог предположить, как ты им воспользуешься. Но надо было видеть, как он позировал перед фотографами.

Алиса засмеялась.

– Здесь с тобой нормально обращаются?

– Да, не беспокойся.

– Как это мне не беспокоиться, когда о тюремной жизни я знаю только из «Побега»[48] и из «Оранжевый – хит сезона»[49].

– Надзирательницы со мной вежливы. Заключенные меня приняли.

– А каких-нибудь попыток… угрожающих? – спросила я. – Вечером или в душе? Ты же знаешь, что рассказывают про женщин, когда они долго находятся в заключении…

– Нет, ничего подобного нет, успокойся, – сказала мне Алиса с улыбкой. – Девочки относятся ко мне с уважением, кое-кто даже героиней считает. Смешно, да? После полной незаметности вдруг стать символом борьбы против всевластия СМИ и денег.

– Там, на воле, то же самое.

– Прости, что тебе тоже досталось. А ты так дорожишь тишиной и покоем.

– Не извиняйся. Я тебе больше скажу: мне понравилось. Так что, как видишь, я тоже в себе открываю что-то новенькое.

– И ты все еще носишь этот ужасный шарф?

Я театральным жестом взяла конец зелено-сине-розового шарфа со звездочками и закинула его за спину.

– Понимаешь, я обратила внимание, что многие из тех, кто хочет быть узнаваемым, находит для себя отличительный знак: необычную стрижку, шляпу, красный шарф… Это черта их стиля, или, если хочешь, опознавательный сигнал для прохожих на улице. Так вот, мне нравится, чтобы меня узнавали, останавливали, спрашивали, как у тебя дела, желали нам с тобой удачи. Говорю тебе, я изменилась.

Алиса снова рассмеялась и обняла меня. Ей точно стало лучше. Конечно, она не совсем оправилась от пережитого стресса, но я видела: она стала тверже, определеннее. Из всего этого безобразия понемногу рождалась новая Алиса.

А заодно с ней и новая Сандрина.

Антуан

Тюремная администрация, утомленная вниманием общественности к делу Алисы, ответила согласием на наше прошение и никому не сообщила дату ее выхода на свободу.

Так что я стоял один перед воротами, через которые Алисе вот-вот предстояло пройти, – взволнованный, полный нетерпения и счастья. Я предлагал Сандрине поехать со мной, но она отказалась. Наша лучшая подруга сказала, что еще не все успела приготовить для небольшого праздника, на который вечером соберутся только самые близкие – Марианна приедет во второй половине дня, и еще придут те, кто будет защищать Алису на процессе.



Наш адвокат добился освобождения Алисы до суда, доказав, что для общества она не представляет никакой опасности, так что изолировать ее не имеет никакого смысла. Его аргументы в данном случае не имели решающего значения, главным было, конечно, давление публики. К тому же благодаря документам, которыми мы располагали, мы добились от руководства канала и дирекции студии официального извинения. А одно издательство купило у Алисы за весьма значительную сумму права на ее будущую книгу. Так что она сможет позволить себе искать работу только тогда, когда по-настоящему захочет. Да, Алиса пишет. Она призналась мне, что исписала уже не одну тетрадь, описывая то, что с ней случилось.

«Мне нравится писать. Я стараюсь быть как можно правдивее. Мне хочется, чтобы всем стало понятно, что же я на самом деле пережила. Журналисты представили свою версию. Они часто впадали в мелодраматизм. А я шучу, и мне это доставляет большое удовольствие».

Так она мне написала.

Другие участники этой истории тоже испытали на себе благодатное воздействие правдивых признаний. Но не всех эта правда возвысила, скажу прямо. Однако за малым исключением каждый получил возможность высказать свою правду, помочь Алисе или уменьшить свою ответственность за последствия.

Алиса передала свои тетрадки одному журналисту, который решил собрать все свидетельства близких ей людей и создать из них книгу, придав им литературную форму. Поначалу я отказался принимать участие в этом коллективном труде, но Алиса сумела меня переубедить.

Само собой, всеобщее сочувствие не избавляет Алису от вины. Однако мы все надеемся на благоприятное течение событий, доброжелательное отношение суда и условное наказание.

Во время трех месяцев предварительного заключения мы с Алисой лихорадочно переписывались. Мы рассказали друг другу о своем прошлом и потихоньку перекочевали из прошлого в будущее, обживая его вместе.

Мы еще ни разу не обняли друг друга, ни разу не поцеловались, но наши взаимные чувства становились только горячее. Мы проживали невероятно романтичную историю любви.

Алиса не захотела, чтобы я приходил к ней в тюрьму на свидания. Ей хотелось, чтобы наша первая встреча произошла там, где обычно начинаются счастливые истории. «А иначе что мы расскажем нашим детям?» – написала она мне в присущей ей шутливой манере. Я был вынужден сдаться и терпеливо нес свой крест.



Я решил, что повезу ее пообедать в совершенно волшебное место, маленький ресторан на берегу Сены за пределами Парижа. Лучшего места для встречи влюбленных и придумать нельзя.

И вот уже четверть часа я топчусь перед тюремными воротами, поправляю воротник рубашки, нервно приглаживаю перед стеклом машины непослушную прядь. Я понятия не имею, что скажу и что сделаю, когда тюремные ворота наконец откроются.

Алиса вышла и была точно такой, какой я ее себе представлял, – тоненький язычок пламени, трепещущий на ветру. Она ищет меня взглядом. Она меня увидела.



Лицо расцвело счастливой улыбкой.

Я бросился к ней бегом.

К женщине моей жизни.

Той, что подарит мне счастье быть отцом.