Кровать была не расстелена, рот Матильды наполняла клейкая слюна; Матильда лежала в том же положении, что и накануне, когда, пьяная от усталости, рухнула в постель. Через так и не занавешенное окно Матильда смотрела на деревья, кусок четко и ясно вычерченного сада. Она опять потянулась и тяжело поднялась. Кофе, ей нужен кофе. Она сорвала с кровати покрывало и набросила его на плечи. Прошла в кухню и принялась искать чашки, фильтры, сухарики, масло, конфитюр. Настоящий холостяцкий дом, все не на месте. И вот уже она, скрестив руки и прислонившись к кухонному столу, ждала, когда через фильтр протечет кофе. Затем она поискала поднос, но не нашла, так что была вынуждена сделать несколько ходок.
Первым делом в гостиной она увидела опрокинутое вольтеровское кресло, а за ним неотчетливую форму тела. Несмотря на холод, Матильда открыла дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха. Здесь воняет! Она дважды сходила в кухню, расплескала кофе, потому что запуталась ногами в покрывале, но в конце концов все же устроилась за столом в гостиной, лицом к пустому камину. Она проголодалась. Надеюсь, горячая вода есть. Потому что единственное, чего она боялась до ужаса, — это принимать холодный душ.
Горячая вода была.
Ванная оказалась простенькой, в ней нашлось все необходимое, но чувствовалось, что Анри не заботился о приятных мелочах для утреннего туалета. Спартанец, вот кем он был на самом деле. Не из тех мужчин, что шалят или хотя бы ищут счастья. Матильда упрекнула себя, что не прихватила всего, что могло понадобиться: ей даже нечем накраситься. Зато она нашла новую зубную щетку и фен. Похоже, немногие женщины здесь побывали. Под душем, глядя на свои тяжелые болтающиеся груди, она задумалась о сексуальной жизни Анри. Он был не из тех, кто гоняется за юбками или посещает бордели, наверняка даже не знал, есть ли хоть один в таком убогом захолустье, как эта дурацкая глухомань, где замерзаешь с самого утра. Сексуальная жизнь Анри тоже была спартанской. Самый минимум. Может, он даже вообще всегда был один. Что за дурак. Похоже, там, где он сейчас находится, дорогой Анри не будет тосковать по эротическим играм. И все равно его жалко… Матильда вытерлась и оделась. Прежде чем уйти, предварительно прихватив пистолет, она постояла, спрашивая себя, не забыла ли чего-нибудь. Она взглянула на Анри, дорогого Анри, но отказалась предаваться сентиментальности. Это было бы недостойно нас, верно?
Она не знала, есть ли у Анри уборщица, садовник, не заявится ли какой-нибудь сосед вроде этого кретина Лепуатевена, но теперь, когда она отдохнула, следовало покончить с этим и возвращаться домой. Она поискала ключи от ворот (Анри — аккуратный человек, так что все обнаружилось с бирками возле входной двери). Матильда пересекла владения, сходила за пикапом и пригнала его к сараю. Там она упаковала тело стрелка в пластиковый мешок и втащила его на подъемную платформу. Когда тот присоединился к двум своим предшественникам, она направила автомобиль к дому.
И приступила к той же операции с Анри.
Очень быстро Матильда почувствовала себя разбитой. Эта ночь не была полноценным отдыхом, кровать оказалась очень неудобной. Честное слово, Анри, надо было устроить что-нибудь более достойное. Заметь, я на тебя не сержусь. Мужчины, которые живут одни, никогда не думают о таких вещах. И все же я очень разочарована. Я была уверена, что моя идея уехать куда-нибудь вдвоем — это хорошая идея. Ну что же, тем хуже.
Она закрыла мешок с телом Анри, прикрутила наконечник и начала качать. Вечно ты думаешь только о себе, старый эгоист, так что подыхай! Говорю тебе, Анри, хоть умри, я никогда больше не сделаю тебе такого предложения! Ты мог принять его или остаться. Ты остался, это твое право, но я все-таки скажу тебе, что́ я о тебе думаю, ты мерзавец, вот кто ты есть. Отлично! У тебя есть все, что тебе надо, ты можешь больше не работать, но ты не отступаешься, спрашивается почему, посмотри на меня, разве я не отступаюсь? Нет! Наоборот, я с этим заканчиваю, и не позднее, чем прямо сейчас. Ты можешь звать меня на помощь, просить о чем-нибудь, с этим покончено, ты меня слышишь, покончено. Я устала, ты не хочешь этого понять, я возвращаюсь, отделываюсь от всего и ухожу! Куда? Не спрашивай, уж я найду куда, не беспокойся!
Она тянет, тащит — и вот мешок уже на платформе. В грузовичке становится многолюдно. Только вот… в нем пованивает. Матильда снаружи набирает в легкие воздух и принюхивается внутри. Не слишком очевидно, но все же, без сомнения, эти мешки не такие уж герметичные.
В любом случае она очень скоро от этого избавится, утопит все, пикап вместе с его содержимым, и больше ни слова, концы в воду. И управиться надо побыстрее, потому что этот запах только усилится. Через несколько часов невозможно будет вести машину.
Ей не терпелось сесть в поезд до Парижа, вернуться в цивилизацию. Она не сможет уехать раньше завтрашнего утра, но нынче ночью хорошо бы сделать самое трудное.
Все это не так просто. Но то, что она снова увидела Анри, поговорила с ним, придало ей бодрости, она чувствовала себя молодой и энергичной.
* * *
2633HH77.
Только что Мсье был уверен, но теперь…
Все так перепуталось у него в голове, что он уже не понимал, здесь ли он или в другой реальности; его мозг крутился сам по себе, как свободный электрон, мысли и воспоминания сталкивались, проходили чередой, налетали друг на друга, внезапно тормозили, все замирало, он мог долго оставаться так, недееспособный, в подвешенном состоянии. Он это знал, потому что однажды вечером видел начало телевизионных новостей (или это было днем?), его мозг как будто застопорился, а когда снова заработал, уже шли финальные титры. И ни малейшего представления, что произошло между тем и этим.
Когда он более или менее был уверен, что пребывает в своем уме, то делал записи. Но поскольку рука у него сильно дрожала, случалось, что иногда он не мог их перечитать, так что вынужден был выбрасывать бумагу.
Так и с номером. Он был уверен. Впрочем, конверт, на котором он этот номер записал, был здесь, лежал прямо перед ним, но теперь это больше ни о чем ему не говорило, у него было впечатление, что это написал кто-то другой — возможно, Теви или Рене.
Думая о них, он говорил себе, что скоро за ним придут, отправят его в социальную службу, погрузят, отвезут в богадельню, а на самом деле ему было все равно. По правде говоря, его печалило не то, что его увезут — что же, придется смириться, — нет, ему не давал покоя этот номер. Он всплыл в памяти, словно пузырек воздуха, и старик не знал, откуда этот номер взялся, но он, возможно, правильный. И нужный. В порядке вещей, которые больше не идут своим чередом, есть навязчивые идеи.
Так и с этим номером.
Ему надо только позвонить в полицию, они уточнят, вот и все. Если это воображаемый или неправильный номер, они потратят не так много времени, ничего страшного.
Сделать это было просто, однако Мсье противился. Это почти вопрос гигиены. Проверить самому, позвонить, только если это необходимо, — это было сродни дисциплине, которой он от себя требовал. Французскую администрацию не тревожат по пустякам.
Чуть раньше позвонила молодая женщина из полиции. Мсье предположил, что это она, но не был уверен.
Она хотела знать, как у него дела, не нуждается ли он в чем-нибудь, как он справляется и так далее.
Мсье попытался ответить и вдруг, безо всякого перехода, спросил:
— Вы нашли человека, который это сделал?
У молодой женщины был смущенный голос. Чувствовалось, что ей бы хотелось сообщить обнадеживающие новости, но «полиция ищет», «у нас имеются достаточно серьезные зацепки», короче, все, что обычно говорят, когда бессильны что-либо сделать; когда-то Мсье был префектом, он в этом кое-что понимает.
Самая большая сложность заключалась в том, что он ничего не мог предвидеть. Через минуту его мозг может вывернуться наизнанку, ему станет трудно вспомнить обо всем, пройдет время, а он даже не будет знать, что делал, очнется в гостиной. Или на улице? Вот что ему грозит.
А еще Рене и Теви. Которые умерли. Его боль была по-прежнему огромной, невыразимой.
Он хотел что-то сделать для них — хотя это нелепо: например, позвонить в полицию и сообщить этот номер машины, это было бы самой лучшей услугой, которую он мог им оказать, пусть даже они мертвы. И вот Мсье справился подручными средствами. Он надел очки, полистал телефонный справочник, нашел телефон супрефектуры Эндра-и-Луары, набрал его и попросил позвать господина префекта.
— Кто его спрашивает?
Сварливый голос, интонация префектуры.
— У телефона господин де ла Осрей, — он услышал, что у него дрожит голос, — я был…
— Господин де ла Осрей! Это Жанина Мариваль! Ну надо же!
Этого имени он не помнил, однако сказал:
— Как вы поживаете? Очень рад вас слышать…
Он позволил даме наговорить банальностей — она работала под его началом, ее перевели на коммутатор, она нашептывала гадости про свое начальство, но коммутатор должен соединять, пора заканчивать разговор.
— В общем, не могу сказать, что мне это нравится!
И безо всякого перехода она перевела его на личный телефон господина префекта.
— Господин де ла Осрей, какими судьбами?
Мсье снова был вынужден делать вид, говорить слова, которые ни к чему не обязывают, фамилия этого префекта тоже была ему незнакома, это ужасно.
— Вам может показаться странным, но это касается грязной истории с автомобильной страховкой.
В течение двух минут Мсье обрел официальный тон, вспомнил правильные слова и выражения, кто-то помял его машину, у него есть номер, но он не знает имени водителя, так что если бы господин префект согласился, поскольку у него есть доступ к централизованной картотеке…
— Когда это случилось?
— Вчера, позавчера.
В любом случае Мсье уже забыл.
И вот у него звонит телефон, и кто-то от имени господина префекта хочет «сообщить вам координаты человека…».
Это и в самом деле о чем-то ему говорит.
— У вас есть чем записать?
— Подождите!
Мсье перевернул все, чтобы найти клочок бумаги и карандаш.
— Давайте!
Прочесть было невозможно, поэтому он устроился за кухонным столом и крупными буквами переписал:
«Рено-25»: 2633HH77.
Матильда Перрен, 226, Мелёнская дорога, Тревьер, Сена-и-Марна.
Это она тогда приезжала.
Это она убила Теви и Рене.
Я должен позвонить в полицию, чтобы им об этом сказать.
Четверть часа спустя Мсье наткнулся на записку, но уже не знал, о чем речь.
И выбросил ее в корзину для бумаги.
* * *
Из-за запаха Матильде пришлось остановить фургон в чистом поле. До чего же длинным показался ей этот день! Следовало дождаться вечера, иначе никак нельзя, но что за тоска, она опробовала все деревенские кофейни, невообразимо долго просиживала за столом, а день все тянулся, будто резиновый.
Ну наконец-то.
Подходящее место нашлось километрах в двадцати от города, как и полагалось, у речного берега, на выезде из Шейсака, обычного городка, без особого очарования или красоты, главная улица которого была исполосована белыми следами цемента. Там обнаружились три строительных склада разного размера. Матильду заинтересовал второй, поскольку там имелось все, что ей требовалось. Было чуть больше девяти вечера, когда она остановила машину возле решетчатых железных ворот и вышла. К ней, рыча и ощерившись, так что стали видны острые клыки, бросилась немецкая овчарка и, встав на задние лапы, старалась укусить ее через прутья решетки.
Матильда приблизилась, улыбнулась ей, что только усилило ярость пса, которая, однако, продлилась недолго. Матильда отошла и, развернув упаковку из фольги, бросила через ограду шарик молотого мяса.
Этот вопрос ее тревожил. Крысиный яд имеет запах, который собакам не нравится. Ей пришла в голову мысль порыться в грузовичке своего бельгийского собрата — этот тип и правда был хороший человек. Помимо обычного арсенала хлороформа, средств неотложной помощи, бинтов, болеутоляющих и антибиотиков, она обнаружила четыре капсулы со стрихнином и кураре. Безопасность объекта обеспечивало не охранное предприятие, оно того не стоило. Склад сторожила собака владельца, которую попросту держали в голоде, чтобы она сделалась агрессивной. Это был славный глупый пес. Он ринулся к красному мясу, мгновенно слопал его, как настоящий обжора, после чего его охватили страшные конвульсии, оторвавшие его от земли, на которую он, все так же щерясь, тут же рухнул. И сдох.
В пикапе Матильда нашла клещи с длинными рукоятками, которые работали как рычаги. Цепь поддалась быстро, однако вопреки ожиданиям Матильды ворота оказались заперты на замок. Поэтому ей пришлось вернуться к машине и дать задний ход, после чего она вдавила педаль газа в пол и на полной скорости снесла ворота, выломав обе створки. По пути она проехала по трупу собаки, ничего страшного, зато она была у цели.
Там стояли четыре вагонетки, которые Матильда, ничего в них не смыслившая, не смогла бы сдвинуть с места. Но заодно обнаружился и самосвал, — наверное, управлять им надо так же, как автомобилем. Она попыталась открыть дверь. Заперта. Тогда она обернулась и посмотрела на контору начальника — контейнер с маленькими окошками. Матильда отошла, рассчитала угол движения пули и выстрелила в замок: дверь тут же открылась. Не торопясь, Матильда оценила предстоящую задачу. Четыре стола, полные корзины, тонны бумаги — бланки заказов, транспортные накладные с жирными пятнами, рекламные листки, календари с красотками — под ними два компьютера Bull и две электронные пишущие машинки Olivetti. А на стене — доска с пронумерованными ключами от всех транспортных средств. Она выглянула в окно: ее грузовик был под номером 16. Она схватила ключи, вернулась на стоянку. Руль сильно запылился, что за сукин сын водит эту дрянь, подумала Матильда. Мотор заурчал. Она сразу его заглушила. Все идет хорошо, просто не следует тянуть, вот и все. Ты бы никогда и подумать не мог, что увидишь меня за рулем грузовика, верно, Анри? Однако, поверь, все пройдет как по маслу!
Пикап теперь стоял перед конторой, а Матильда собрала пишущие машинки, компьютерные клавиатуры, процессоры и принтеры и покидала все в него. Да, сожалею, парни, времени аккуратно все расставить у меня нет, сказала она четырем упакованным трупам. Там же, в конторе, она обнаружила две закрытые на замок металлические коробочки — должно быть, дневная выручка или деньги на общее питание. Прежде чем захлопнуть заднюю дверь, она тоже бросила их в пикап. Затем достала свою дорожную сумку и поставила возле двери в контору.
Затем ей пришлось сделать две попытки, чтобы установить пикап на понтон, где плоскодонные баржи наверняка загружали и разгружали песок. Прямо напротив текущей в ночной тьме реки. Дожди здесь, похоже, бывают неслабые, Гаронна полна, как бурдюк, вдобавок яростная, бурная. Матильда поставила пикап метрах в пятнадцати от края. Все окна открыты. Тормоза отпущены. Чтобы попытаться определить глубину, она бросила в воду камешек. Но это ей ничего не дало.
Это как пойти ва-банк: пан или пропал.
А вот теперь, Анри, мне потребуется твоя помощь: мне нужны конструктивные идеи, потому что, если у меня не получится, плана «Б» не существует.
Матильда уселась за руль грузовика, тронулась с места, вплотную прижалась к заднему бамперу пикапа и принялась его толкать. Мотор взревел. Она была уже без сил, низ живота свело, когда сцепленные машины набрали скорость. Едва пикап достиг края понтона, она резко затормозила. У нее на глазах он клюнул носом и упал в реку. И там застопорился.
Обезумевшая Матильда выбралась из грузовика и осторожно, словно опасаясь, что на нее вот-вот выскочит какой-нибудь зверь, подошла к краю понтона. Пикап вошел в воду почти вертикально. Вероятно, его остановила песчаная отмель. Это худшее, что могло произойти. Зад машины торчал из воды почти на полтора метра. Матильда поискала вокруг, чем бы ее подтолкнуть, хотя знала, что, если даже найдет, у нее ни за что не хватит сил завалить такую махину в реку.
От зрелища воткнувшегося в воду фургона ей хотелось плакать.
Нервно шагая по понтону из стороны в сторону, она взглянула на часы. Времени у нее оставалось очень мало — всего сорок пять минут. Пикап разнообразно булькал, — вероятно, вода постепенно проникала в салон. И вдруг автомобиль протяжно вздохнул, выпустил огромный пузырь воздуха и погрузился в воду. Погрузился… Матильда не могла прийти в себя. Несколько секунд машина была неподвижна, с торчащим над водой на сорок сантиметров кузовом; ну же, давай, уговаривала его Матильда. И боги наверняка услышали ее. Словно получив мощный пинок, автомобиль погрузился в реку и исчез.
О, спасибо, Анри! Спасибо! Мы с тобой и правда отличная команда! Матильда вернула грузовик точно на прежнее место, закрыла его, повесила на доску ключи, подхватила свою сумку и по дороге к выходу наткнулась на плавающий в луже крови труп собаки. Привет, Людо! Приятно отдохнуть!
Чтобы добраться до центра Шейсака, где ее уже ожидало заказанное такси, ей потребовалось около получаса.
— И откуда же вы возвращаетесь, дамочка?
Шофер был в восторге, что взял пассажирку в такой поздний час возле мэрии уснувшего города.
Матильда тяжело погрузилась на заднее сиденье и подтвердила адрес гостиницы. Все получилось.
Завтра утром или даже еще ночью обнаружат, что строительный склад взломали, собаку убили и украли все, что имело хоть какую-то ценность; жандармы сделают важные лица, составят протоколы, которые присоединятся к заявлениям о кражах автомобилей и радиоприемников и жалобам избитых женщин — ко всем документам, которыми никто никогда не занимается, кроме статистиков.
— Я приезжала заниматься делами только что умершего друга. Немного прибрала, но теперь дело сделано, все кончено, моя совесть чиста.
— Еще бы, — ответил шофер, трогаясь с места, — я понимаю! Если хорошо поработал, то и спишь спокойно!
— Вы мне будете рассказывать!
20 сентября 1985 года
Не понимаю, почему поезд до Парижа идет так долго!
Матильда охотно задала бы этот вопрос контролеру, но знала, что должна быть сдержанной, не привлекать к себе внимания. Пусть вчерашний вечерний разговор с таксистом останется исключением. Из предосторожности она зарегистрировалась в гостинице под именем Жаклины Форестье, и все же не стоило искушать дьявола.
Это имя фигурировало в сохраненном ею паспорте, и именно о паспорте она сейчас подумала. Матильда поискала в сумке. Фотография старая, но документ еще не просрочен. Или он считается недействительным? Не арестуют ли ее, если она воспользуется им на границе?
До сих пор Матильде везло, поэтому она не понимала, с какой стати все должно измениться.
Потому что в ее душе жила перспектива уехать. Конечно, Анри не попался на удочку, но кто знает: если она напишет ему из такого места, где приятно жить, возможно, он изменит свое решение…
Матильда позволила этой мысли, в общем-то совершенно новой, убаюкать себя. Она не знала, куда поедет, но она сразу выставит «Ла Кустель» на продажу, заберет из Швейцарии свои сбережения, и баста, начнется большая жизнь или спокойная жизнь, что одно и то же.
Она обоснуется в каком-нибудь славном местечке и поищет жилье, где будет чувствовать себя дома. Маркизские острова. Это рассмешило ее — она даже не знает, где это, Маркизские острова. Нет, может, Италия? Или Испания?
Матильда хлопнула ладонью по подлокотнику кресла: Португалия!
Однажды она ездила туда, с заданием. Цель путешествовала дольше, чем предполагалось, и тогда Матильде пришлось ждать в Лиссабоне и тащиться до самого Алгарве; в конце концов ей удалось прижать объект в какой-то дыре, Лагос, Лагоа
[24], что-то в этом роде, и она полюбила эту страну.
Это как раз то, что ей нужно. Мы во время той войны и даже потом сражались как бешеные не за награды, так что имеем право на солнце и покой, вашу мать!
Значит, решено, она закроет «Ла Кустель», оставит ключи Лепуатевену и свяжется с тамошними агентами по недвижимости.
К тому же с ее средствами она может позволить себе что-то очень хорошее. Матильда даже задумалась, не пригласить ли дочь, эту дуру. Посмотрим. Матильда вдруг почувствовала себя счастливой. У нее был план. Она купит собаку.
Матильда пришла в такое воодушевление, что обратный путь превратился в мечту.
Все делать быстро. Не то чтобы она чего-то боялась — она по-прежнему была неуязвима и неуловима, — просто ей самой хотелось поскорее воплотить свое желание, отдохнуть наконец.
Ее соседка, очень опрятная женщина, улыбнулась: Матильда так похожа на ее бабушку…
* * *
Когда вечером такси доставило Матильду к дому, возбуждение, владевшее ею всю дорогу, нисколько не ослабло.
Ступив на прямую дорожку к террасе, она снова ощутила эйфорию при мысли о том, что покинет этот дом, который никогда не был по-настоящему ее.
— Да как же ты подрос!
Матильда подхватила Куки на руки и прижала к себе.
— Ну что, дорогой, злой сосед не причинил тебе вреда?
Нет. Ни этот дом, ни эта жизнь никогда не были по-настоящему ее. Даже дочь. Всегда только одни собаки. С каким облегчением она расстанется со всем этим…
Матильда отпустила щенка и посмотрела на изгородь, сильно колеблясь относительно участи Лепуатевена. Она плохо представляла себе, как сможет уехать, не объяснившись с ним. Мысль о том, что тип, способный сотворить такое с бедным псом, бедным Людо, который никому не сделал ничего плохого, останется безнаказанным, неприятно задела ее чувство справедливости. И в то же время ей показалось, что не надо этого делать, но она уже забыла, по какой именно причине.
Завтра вспомнит.
Она поставила дорожную сумку, поднялась в ванную, чтобы принять душ, взглянула на почерневшее пятно на паласе.
Плевать, скоро я отделаюсь от этого сарая, пусть его берет, кто хочет.
Сам и уборку сделает.
21 сентября 1985 года
Никак не найти эту чертову бумажку! Мсье был уверен, что положил ее сюда, на буфет, однако ее здесь нет.
Без Теви его жизнь стала очень трудной. Проще было бы согласиться, подумал он.
Когда у него закончились продукты, он целый день ничего не ел, а потом почувствовал голод. Это было странное ощущение: он чувствовал потребность поесть, но не испытывал желания. Наверное, я хочу умереть, подумал Мсье, но знал, что это не так. Назавтра пришла уборщица. Она сама предложила приходить два раза в неделю, а не один. Это была довольно пожилая женщина, милая и кроткая, — может, она живет где-то поблизости, он не знал. Когда она настойчиво посоветовала ему поехать в богадельню, он сделал вид, что не понял. Так вот, Мсье был голоден и попросил ее сходить за покупками. Он дал ей свою банковскую карту, код которой крупными буквами был записан на холодильнике.
Уборщица вернулась с продуктами, которых должно было хватить до ее следующего визита. Она вручила Мсье чек из магазина, положила банковскую карту на прежнее место и снова занялась своим пылесосом. Она купила то, что не надо готовить, — разумеется, это не слишком диетические продукты, но ей не хотелось, чтобы он кипятил воду, а тем более зажигал газ, с ним что угодно могло стать опасным.
— Поверьте, вам было бы лучше в доме престарелых, Мсье…
Он сделал вид, будто не расслышал; она дала ему понять, что он ее не провел.
Иногда Мсье замечал, что рассвело или, наоборот, стемнело, а он был не способен вспомнить, чем занимался последние часы. Квартира менялась, вещи перемещались, уборщица, чье имя он не мог удержать в памяти, никак это не комментировала, она ставит вещи туда, где они были. Она что-то сказала ему про похороны Рене и Теви, он не понял, почему это два погребения, ведь они умерли вместе, значит должны и на кладбище оказаться вместе. Она назвала ему дату, но никто за ним не пришел, а может, кто-то и приходил. Если бы он побывал на кладбище, он бы вспомнил? Или нет?
Скоро Мсье должен будет уехать, покинуть свою квартиру — он чувствовал, как петля сжимается, люди хотят принять решение, гораздо проще было бы согласиться прямо сейчас, но он не готов. Порой он вспоминал причину, почему стал сопротивляться, но эта мысль не была постоянной, она то уходила, то возвращалась.
И вдруг он вспомнил: он не сможет спокойно уехать, пока не найдет ту бумажку. Вот она, причина. А бумажка позволит полиции найти женщину, которая приехала сюда, чтобы убить Рене и Теви. Он видел эту женщину из окна, он запомнил номер ее машины, он звонил в префектуру, ему дали ее имя и адрес. А он все потерял.
Имя и адрес.
Он потратил весь вечер на поиски этой бумажки. Он спросил уборщицу. Она ответила:
— Вы у меня уже дважды спрашивали, Мсье. Нет, к сожалению, я ее не видела…
Тогда он принял решение все-таки позвонить.
А это было очень трудно. Молодой сотрудницы полиции не оказалось на месте, ему ответил кто-то другой.
— Это господин де ла Осрей. Я звоню вам по поводу дела в Нейи.
— Это касается инспектора Васильева, да?
Услышав эту фамилию, Мсье заплакал. Беззвучно.
— Алло! Вы слушаете?
— О… да…
— Что вы хотите?
В ее голосе слышались раздражение и нетерпение.
— Я хочу сказать, что убившая их женщина приехала на машине. У меня была бумажка, но я ее потерял.
Повисла долгая пауза.
— Какой у вас номер телефона, мсье?
Мсье его знал, этот номер, но как раз сейчас забыл.
— Подождите, я поищу…
Он положил трубку. Он поискал в телефонном справочнике, но не обнаружил своего имени на букву О. Ах, вот же он, на первой странице.
Он слышал голос женщины, которая разговаривала с кем-то другим, очень тихо, о нем…
— Да, мсье…
— Я нашел номер, свой, но не той дамы, я имею в виду номер ее автомобиля, а не телефона.
Он понимал, что все это как-то путано, но лучше у него не получалось.
— Послушайте, мсье, я попрошу коллегу перезвонить вам, повторите, пожалуйста, ваше имя…
Потом он сел у телефона и принялся ждать. Он не хотел отходить далеко, боясь пропустить звонок. Когда ему потребовалось пойти в туалет, он потянул за шнур и сделал это очень резко. Поэтому время от времени он снимал трубку — убедиться, что гудок есть, что телефон нормально работает.
И она наконец позвонила. Уже стемнело.
— Как вы себя чувствуете?
Он должен был неторопливо ответить, поговорить с ней нормально, но за время этого ожидания он столько раз повторял то, что должен сказать, что теперь дал себе волю, и полились слова:
— Я насчет той женщины, которая приехала на машине и их убила. Я потерял бумажку, но я видел ее в окно, это старая женщина, довольно грузная, в светлом автомобиле, но, понимаете, я потерял бумажку. Я искал везде, не знаю, куда она подевалась, думаю, это уборщица…
— Старая?
— Да, она старая.
— И она пришла к вам…
— Она часто приходит, не каждый день, но часто.
— И она пришла, чтобы убить инспектора Васильева?
— Ой, нет…
Мсье охватило сомнение.
— Нет, я не думаю, что это она, я бы ее узнал. Та была гораздо толще, мне кажется…
— Понимаю. Скажите, господин де ла Осрей, с вами кто-нибудь сейчас есть?
Он потянулся к аппарату, он хотел повесить трубку, все пропало, он прекрасно это понимал, но если он повесит трубку, за ним приедут. На него наденут рубашку, как на сумасшедшего.
— Да…
— Кто с вами?
— Один родственник…
— Ах вот как… Не могу ли я поговорить с ним по телефону?
— Э-э-э… Он пошел за продуктами, скоро вернется и может вам перезвонить…
— Да, было бы хорошо, если бы он перезвонил, это возможно?
— Да, договорились…
Мсье был удручен собственной беспомощностью. Он прекрасно знал, что именно должен был сказать, но все путалось, мысли разлетались во все стороны. Какая неудача…
Он с трудом поднялся. От долгого сидения на жестком стуле ломило спину.
Он рухнул в кресло и увидел ее, скомканную, в корзине для бумаг. Он нагнулся и прочел:
— «„Рено-25“, 2633HH77. Матильда Перрен, 226, Мелёнская дорога, Тревьер, Сена-и-Марна».
Надо снова позвонить молодой женщине… Но он не двинулся с места.
Ему не поверят, сочтут сумасшедшим. Завтра же утром за ним приедут социальные службы.
Звонок в полицию ничего не даст, его никто не понимает, ему никто не поверит.
Мсье скомкал бумажку и вытер обильные, тихие и тяжелые слезы.
Он еще никогда не был так ужасно несчастен.
* * *
На рассвете следующего дня Матильда уже пила кофе на террасе. Разбудило ее внезапное решение: было бы хорошо уехать… сегодня.
План был достаточно сумасшедший, чтобы сверх меры ее взбудоражить. Она даже посмеялась сама с собой. Она взяла бумагу, ручку и записала, что следует сделать, чтобы покинуть Мелён нынче же вечером. И ничто из этого не показалось ей непреодолимым. Она привела себя в порядок, взяла «люгер», паспорт, наличные деньги и, едва открылось агентство путешествий, вошла в него первой.
Принявшая ее женщина смутно напомнила ей другую служащую, Филиппон из агентства по найму на временную работу. Ту, что пообещала прислать какую-то девушку для уборки и, разумеется, так ничего и не сделала. Из-за этого сходства Матильда усомнилась в турагенте, а та, широко улыбаясь, сказала:
— Португалия! Какая прекрасная идея!
— Почему?
— Простите, что?
— Вы говорите, что это прекрасная идея. Чем она лучше, скажем, мысли уехать в Женеву, в Милан или во Владивосток?
Служащая была несколько обескуражена, но у нее имелся опыт работы с клиентами не в настроении, она никому не позволит вывести себя из равновесия.
— Значит, — выкладывая на стол каталоги, продолжала она, — посмотрим Португалию… Вы приблизительно знаете, какая часть страны вас интересует?
— Внизу, — ответила Матильда, которой не удалось точно вспомнить название региона. — В самом низу.
То, что она забыла такую ерунду, вызвало у нее досаду, ей показалось, что служащая улыбается снисходительно, и это было крайне неприятно. Матильда сунула руку в сумку.
— Алгарве?
Матильда уже нащупала «люгер», когда это название буквально ударило ее.
— Точно! И мне хотелось бы уехать прямо сегодня.
— Ах так, прямо сегодня?
— А что, есть какая-то проблема?
— Ну, скажем, это довольно внезапно…
— И в чем же проблема?
— Наличие мест, мадам. Надо найти рейс… Полагаю, вы хотите и отель?
— Вы верно полагаете.
В конце концов эта посетительница, которая отвечала в столь резком тоне и держала руку в сумке, точно собиралась достать оттуда баллончик со слезоточивым газом, встревожила служащую. Та поискала в каталоге.
— Надеюсь, у меня для вас хорошая новость, мадам…
— Было бы неплохо.
— Если позволите.
Она сняла телефонную трубку, куда-то позвонила и, уточняя информацию, не сводила глаз с посетительницы, а особенно с этой руки, которая упорно оставалась невидимой.
И чудо произошло. Один рейс, нынче вечером, в двадцать один час, вылет из Орли. За Матильдой приедет автомобиль — и…
— Вы только взгляните, — ликовала турагент, выкладывая фотографии роскошного отеля, — какие бассейны, апельсиновые деревья, террасы… И при этом цена мертвого сезона!
Матильда достала паспорт.
— Я путешествую с собакой. И плачу наличными.
— Дело в том… это будет приличная сумма.
— У меня есть все, что нужно, — ответила Матильда, роясь в сумке.
Она вытащила пачку крупных купюр. Служащая перевела дух. Так вот к чему эта рука в сумке! Она опять сделалась оживленной и благожелательной.
— Кроме того, я хочу арендовать автомобиль, — сказала Матильда.
— А как же!
Первую половину дня Матильда провела, делая покупки: переноска для Куки, солнечные очки, летняя обувь, шляпа — она помнила, что печет в тех краях будь здоров.
Она оплатила двухнедельное проживание. Она будет ездить из отеля в разные стороны и искать дом для съема или покупки, а когда найдет, отправит Анри фотографии. Если он хоть на несколько дней приедет ее повидать, она приложит все силы, чтобы уговорить его остаться немного подольше, а там — как знать, слово за слово…
Вернувшись домой, Матильда собрала одежду, которую без разбору запихала в большой чемодан, и документы, необходимые, чтобы перевести деньги с ее счета в Женеве. Или в Лозанне, хотя какая разница. Она заказала такси на девятнадцать часов, значит будет в Орли в восемь вечера, а вылет в двадцать один, все складывается замечательно.
Матильда снова посмеялась сама с собой. Она вспомнила о четырех трупах в пикапе, который покоился в Гаронне. О четырех? И кто же это? Один — тип, которого отправил к ней Анри. Нет! Два типа, которых отправил к ней Анри! И сам Анри тоже там, а вот кто четвертый, она забыла. Ничего, вспомнит.
Полиция далека от того, чтобы добраться до нее, во всяком случае пока, а если однажды им это удастся, она уже давно будет сидеть на террасе своего отеля, растопырив пальцы на ногах, а может, даже и в собственном доме, если найдет что-то на свой вкус.
Вот уже три десятка лет Матильде удавалось выходить сухой из воды, и в том, что она решила отправиться на заслуженный отдых, была определенная логика: она снова исчезнет с радаров, как делала всегда.
* * *
— По-прежнему ничего? — спросил Оччипинти.
Они ждали ордер от судьи.
Молодая сотрудница покачала головой. Любой другой грохнул бы кулаком по столу, Оччипинти же отправил себе в пасть горсть фисташек.
Перед ним на столе лежала карточка с описанием примет Матильды Перрен, шестидесяти трех лет, матери семейства, вдовы врача, награжденной медалью, героини Сопротивления… Совсем не тот профиль преступника, который он рассчитывал увидеть, но это все, что у него имелось!
Звонок старика, бывшего префекта, был столь же странным, сколь и неожиданным.
— Говорил бессвязно? — спросил изумленный Оччипинти.
— Да, бессвязно. По меньшей мере. Невозможно понять, кого он имел в виду на самом деле. Похоже, перепутал свою уборщицу с женщиной, которую, как ему кажется, он видел.
— Грузная женщина, которая пришла убить инспектора Васильева? А ваш старикан, случайно, не в маразме?
Сотрудница сочла это соображение неуважительным по отношению к бывшему префекту, но, если честно, комиссар был прав. Только вот за то время, что бригады снова и снова потрошили досье Васильева, а братья Тан и банда Муссауи взаимно укокошивали друг друга, им так и не нашлось, чем поживиться.
Молодая женщина решила нанести визит господину де ла Осрей, но он уже был не в себе. Он не только позабыл о своем звонке в полицию, но и имя Рене Васильев не казалось ему достаточно знакомым; он делал вид, что припоминает, но было понятно, что это не так.
На сей раз молодая сотрудница полиции не спрашивала его мнения. Едва покинув старика, она позвонила в социальную службу — пусть заберут его нынче же вечером. Самое позднее — завтра утром.
Больше всего молодую женщину печалило то, что Мсье позвонил, когда еще был в своем уме. По крайней мере, частично. И был, казалось, уверен в себе.
— Это свойственно для старческой деменции, — прокомментировал комиссар. — Они уверены в том, что говорят, их убежденность должна бы заставить нас сомневаться. Я знаю: моя теща страдала сенильным синдромом. Каждый вечер ей казалось, будто она видит свою сестру, умершую тридцатью годами ранее, а меня принимала за аптекаря, с которым двадцать лет изменяла мужу.
Однако его встревожил тот факт, что данное стариком описание могло совпадать с приметами женщины, которую комиссар допрашивал у нее дома, той, что живет в Мелёне.
— На улицах полным-полно старых и грузных женщин, — заметила молодая сотрудница.
— Постойте, постойте…
Грузная старая женщина в светлом автомобиле — в этом деле есть лишь одна такая, которую комиссар знает. Правда, она не подходит под профиль убийцы, однако это все-таки вызывает беспокойство.
— Милочка моя, теще иногда случалось произносить очень разумные слова, однако чаще всего она несла околесицу, так что ей никто не верил.
Тогда комиссар позвонил следственному судье и попросил выписать судебное поручение.
— Ордер на обыск тоже был бы нелишним, — добавил он.
Пусть даже придется отправиться на место, зато будет с чем работать.
Судья был недоступен, ему оставили сообщение.
Затем около восемнадцати тридцати судья наконец перезвонил: договорились, вам привезут ордер.
И вот в восемнадцать сорок пять полицейский на мотоцикле доставил документ. Группа собралась ехать в Мелён. Оччипинти взял с собой двоих агентов.
— Будем на месте еще до восьми вечера, отлично.
Прежде чем уйти, молодая сотрудница позвонила господину де ла Осрей в надежде, что память к нему вернулась, что он сможет рассказать что-нибудь еще о странном визите «пожилой женщины», но никто не снял трубку.
Она позвонила в социальную службу.
— Да, — ответили ей, — за ним выехали.
* * *
Комиссар так и не получит удовольствия арестовать Матильду Перрен.
Слишком поздно.
Когда при обыске он обнаружит ее арсенал, шанс уже будет упущен…
Потому что, когда бригада комиссара покидала здание уголовного розыска, к владению «Ла Кустель» подъехало такси. Шофер издали прокричал:
— Мадам Перрен — это здесь?
Матильда уже была в плаще, рядом с ней стоял огромный чемодан, а также закрытая ивовая корзинка, в которой щенок заскулил было, но испуганно умолк. Матильда взглянула на водителя, который размахивал руками, точно семафор.
А как по-твоему, осел? Ты видишь меня с чемоданом, огромным, как нормандский шкаф, и спрашиваешь, здесь ли это… Она нагнулась к переноске. Куки, малыш, я сильно опасаюсь, что мы попали на самое дурацкое такси департамента… Она выпрямилась и устало махнула рукой: давай заезжай, придурок…
Шофер обрадовался, широко улыбнулся, распахнул ворота, уселся в машину и медленно двинулся по дорожке. Перед крыльцом он сделал широкий разворот, затем остановился и вышел.
— Вот я и думаю — здесь, не здесь?
Экий разговорчивый сангвиник.
— А как по-вашему?
Он посмотрел на пассажирку с чемоданом и собачьей переноской у ног:
— Ха-ха-ха! Да, у меня такое впечатление, что это здесь! Ха-ха-ха! — Он подошел к крыльцу. — Я приехал на пятнадцать минут раньше!
Еще и хвастливый. Он поднялся по ступенькам, подхватил чемодан и, направляясь к машине, спросил:
— Во сколько у вас самолет?
— В девять вечера.
— О-ла-ла, времени у нас предостаточно! В такой час до Орли — раз плюнуть!
Эта его реплика решила дело. Всю вторую половину дня Матильду не оставляла мысль о том, что она так и не сходила побеседовать с Лепуатевеном. Каждый раз, когда Матильда о нем вспоминала, у нее находились другие дела. А потом она и вовсе перестала об этом думать. На самом деле, у нее в запасе четверть часа — полно времени, чтобы уладить проблему.
— Подождите меня, — сказала Матильда, когда шофер взялся за переноску, чтобы поставить ее на заднее сиденье.
— Что это за собака?
— Далматинец! — рявкнула она из кухни, доставая из ящика «смит-вессон».
Таксист нагнулся и через маленькое боковое стекло пригляделся к Куки.