Ривер зажмурился. Ну разумеется, они поссорились. Сначала ссорятся, потом напиваются. Так оно и бывает.

– А где он пил водку?

– Неизвестно. Прикинь, сколько баров в Лондоне к западу от Сити-роуд?

– А на камерах…

– Черт, и как же мы раньше-то не догадались! – Лэм глубоко затянулся. – Он мелькает на камерах по Оксфорд-стрит. Вроде бы. Запись черно-белая, все велосипедисты на ней одинаковые. А на месте происшествия – ничего. Камера разбилась, когда в столб врезался автомобиль.

– Интересное совпадение.

– Вот-вот. И говорит оно о том, что на этом перекрестке часто случаются аварии. Псы ничего подозрительного не обнаружили.

– Ага. – Ривер и сам не понял, что хотел этим сказать. Все-таки Псы. – Ну ладно. Я позже позвоню.

– Обязательно позвони. Кстати, Картрайт, если ты еще раз надумаешь послать меня на фиг, будь добр, сам отойди куда подальше.

– Так ведь я и есть где подальше, – объяснил Ривер.

– Извинения приняты.

Ривер отшвырнул мобильник и пошел принимать душ.



– Ну что, все готово к завтрашней встрече? – Пашкин обращался к ним обоим, но говорил с Луизой.

– Все под контролем.

– Не хочу никого обижать, но, по-моему, вы не из Министерства энергетики.

Лонгридж открыл было рот, но Луиза его опередила:

– Верно.

– МИ-пять?

– Один из отделов.

– Подробности вам знать необязательно, – сказал Маркус.

Пашкин кивнул:

– Разумеется. Я не хочу вас компрометировать, просто определяю… параметры. Меня охраняют мои люди…

Кирилл стоял у двери, а Петр отирался поблизости; сегодня они держались совершенно иначе, не с такой залихватской удалью, как три недели назад, в тот день, когда Мин…

– …а вам, как я полагаю, поручено обеспечить, чтобы все прошло гладко.

– Так оно и пройдет, – сказал Маркус.

– Рад слышать. В общем, даже если вы не из Министерства энергетики, то все равно наверняка знаете, что ваше правительство стремится, скажем так, к взаимовыгодному сотрудничеству в сфере поставок энергоносителей, а моя компания способна удовлетворить потребности вашей страны. Не в полном объеме, разумеется, – с напускным смущением добавил он. – Но мы готовы создать значительный резерв. На случай, если возникнут перебои с другими поставщиками.

Он говорил свободно, с заметным акцентом – нарочитым, по мнению Луизы. Глубокий голос с манящей хрипотцой наверняка служил неплохим подспорьем в ведении любых переговоров.

– И, принимая во внимание очевидную деликатность ситуации, мы все заинтересованы в том, чтобы переговоры прошли без сучка без задоринки.

Его губы шевелились, выталкивая слова, которые, будто заводные игрушки, маршировали по огромному ковру.

– Конечно, – сказала Луиза.

– Я хочу туда пойти. Сегодня.

– Туда?

– В «Иглу», – пояснил он. – Кажется, так называется здание?

– Да. Оно называется «Игла».

– Из-за мачты, – добавил Маркус.

Пашкин вежливо посмотрел на него, понял, что Маркусу больше нечего сказать, и перевел взгляд на Луизу.

– Я хочу осмотреть помещение. Пройтись по нему. – Он указательным пальцем коснулся пуговицы у ворота рубашки. – Чтобы привыкнуть к обстановке и на встрече чувствовать себя комфортнее.

– Дайте нам пять минут, – сказала Луиза. – Мне нужно кое-куда позвонить.



После разговора с Ривером Лэм задумался, а лицо его приняло выражение, которое Кэтрин Стэндиш называла зловещим, – то есть он размышлял не о том, чего бы такого съесть или выпить. Потом он взглянул на часы, вздохнул, встал, покряхтел, поднял с пола рубашку, скомкал ее и прошел по лестничной площадке к кабинету Кэтрин.

– У тебя пакет найдется?

Она посмотрела на него, моргнула.

Он помахал рубашкой:

– Эй, ты меня слышишь?

– Возьми вон там. – Она кивнула на вешалку, где болталась холщовая сумка.

Лэм запустил руку в сумку, вытащил оттуда полдесятка пластиковых пакетов и сунул рубашку в один. Остальные упали на пол. Лэм направился к двери.

– Рановато ты домой собрался, – сказала она.

Не оборачиваясь, Лэм помахал пакетом над головой:

– Постирушки.

И ушел вниз по лестнице.

Кэтрин долго смотрела ему вслед, потом покачала головой и вернулась к работе.

Перед ней рассыпались обрывки жизней, кусочки биографий, добытые на онлайновых ресурсах и из официальных баз данных: УНТС, АЛТС, НСС[23] и тому подобное. Как будто ешь алфавитный суп вилкой.

Рэймонд Хедли, 62 года, восемнадцать лет прослужил пилотом «Бритиш эйруэйз», а теперь принимал участие в работе органов местного самоуправления и ратовал за охрану окружающей среды, что не помешало ему приобрести в личную собственность небольшой самолет.

Дункан Троппер, 63 года, юрист; прежде работал в крупной лондонской юридической фирме, а теперь пару дней в неделю ходил на службу в адвокатскую контору в Бурфорде.

Энн Сэлмон, 60 лет, преподаватель экономики в Уорикском университете.

Стивен Баттерфилд, 67 лет, возглавлял небольшое издательство «Лайтхаус», специализировавшееся на исторической литературе левацкого толка, а потом продал его одному из гигантов издательского бизнеса, за очень неплохие деньги.

Мег Баттерфилд, жена Стивена, 59 лет, совладелица бутика женской одежды.

Эндрю Барнет, 66 лет, госслужащий, до выхода на пенсию занимал какую-то должность в Министерстве транспорта – в данном случае, к немалому удивлению Кэтрин, это действительно означало, что он занимал какую-то должность в Министерстве транспорта.

И прочие, и прочие, и прочие. Кто-то из Управления по финансовому регулированию; два телепродюсера (один из Би-би-си, второй – сам по себе); химик из Портон-Дауна[24]; художники-оформители; учителя; врачи; журналист; бывшие бизнесмены (строительство, табачная продукция, реклама, прохладительные напитки) – в общем, профессиональные люди, сочетающие состоявшиеся карьеры с тихой жизнью в котсуолдской деревушке Апшот; тихую жизнь такого рода может обеспечить только состоявшаяся карьера. Многие вышли на пенсию досрочно. Почти у всех были дети. Все водили машины.

И, напомнила себе Кэтрин, все это была не ее забота и уж тем более не ее работа; а в ее работе главным было – печься о своей заботе. Но ей, в общем-то, недоставало Ривера Картрайта. И она очень надеялась, что он вернется невредимым. Живым.

«В Котсуолдс, а не в чертов Гильменд».

Что было чистой правдой, равно как и то, что Лэм сделал Ривера жертвенным агнцем, чтобы узнать, что произойдет дальше. А учитывая то, что до этого произошло убийство, не было никаких гарантий, что поездка Ривера в деревню будет сплошной идиллией.

Она снова взглянула на биографию Стивена Баттерфилда. Издательство исторической литературы левацкого толка – слишком очевидно или в самый раз?

Для того чтобы это понять, требовалось тщательное расследование. В Апшоте не очень много жителей, но досконально проверить каждого – тот еще труд. Однако же Кэтрин была совершенно уверена, что если выстроить всех обитателей деревни, то мистера Эл среди них не окажется. Потому что если Лэм прав и смерть несчастного Дикки Боу была приманкой, то мистер Эл сыграл свою роль и исчез, оставив след. Основной вопрос заключался в том, почему этот след вел в Апшот.

Разгадка скрывалась в слове «цикады». Оно было частью мифа о Попове, созданного, чтобы запутать Контору и заставить ее искать несуществующую агентурную сеть. Однако же в шпионском балагане кривых зеркал это не означало, что сеть действительно не существует… Холодная война канула в прошлое, но оставила после себя осколки. Может быть, в Апшоте на самом деле обосновались цикады, которые сейчас готовились к своей последней песне.

Но самая большая загадка, по мнению Кэтрин, заключалась в ином: почему к ним внезапно привлекли внимание?

Она раздраженно отшвырнула авторучку и встала. Всегда можно было заняться другими делами, мелкими и бессмысленными, чтобы отвлечься от больших, но таких же бессмысленных дел, которые поручал ей Лэм. Вот, например, грязное пятно на оконном стекле. Кэтрин попыталась его вытереть, но оно оказалось снаружи; внезапно она увидела, как за окном, над крышами вдали, поднимается клуб дыма. Сердце невольно дрогнуло, но так и не успело сжаться – Кэтрин вспомнила, что в той стороне находится крематорий и дым из его труб отмечает чью-то личную трагедию, а не катастрофу в масштабах страны. И все равно на дым над городом невозможно было смотреть без страха или чего-то наподобие страха: а вдруг снова что-то произошло? Чувство было настолько рефлекторным, что не требовало точных определений.

И тут она ойкнула от неожиданности, услышав голос за спиной.

– Ох, извини, я не…

– Ничего страшного, я просто задумалась.

– А, тогда ладно. Извини, – повторила Ширли Дандер, а потом сказала: – Наверное, тебе стоит взглянуть.

– Ты его нашла?

– Да, – сказала Ширли.



– Безусловно, – сказал Уэбб. – Устройте ему экскурсию.

– Мы что, обязаны выполнять его приказы?

– Богачи привыкли все держать под контролем.

Ну конечно, Уэбб привык иметь дело с богачами. На ночь он выставлял свои ботинки за дверь, в коридоры власти.

– Хорошо, – сказала Луиза. – Я просто хотела уточнить.

– Очень хорошо. Да, очень хорошо, – сказал он и повесил трубку.

У Луизы на миг потемнело в глазах. Паук Уэбб похвалил ее, погладил по головке. Впрочем, это тоже входило в условия сделки: без возражений глотать любое дерьмо, лишь бы не сняли с задания.

По дороге за стеклянными дверями гостиничного вестибюля проехали три автобуса; третий был двухэтажным, экскурсионным – с открытого верхнего яруса туристы восторженно разглядывали здания, парк, машины на улицах. Так и подмывало вообразить, что у туристов нет другой цели в жизни, кроме как постоянно любоваться достопримечательностями и носить чересчур яркие рубашки. Мин однажды сказал что-то в этом роде, и теперь при виде экскурсионного автобуса Луиза будет всякий раз вспоминать его слова.

Она обернулась к Маркусу:

– Все в порядке.

Маркус позвонил в пентхаус:

– Мы ждем вас внизу. – Повесил трубку и сказал Луизе: – Они сейчас спустятся.

Что такое «сейчас» по меркам богачей, выяснилось по мере долгого ожидания у входа: «сейчас» – это когда Пашкину будет угодно. Луиза сдерживала нетерпение, считая черные машины: семь, восемь, девять… Двадцать одна…

– Поставки нефти, – сказал Маркус. – Так я и поверил.

– А что?

– Ой, да ладно.

Мимо проезжали несчитаные машины.

– Он ведет переговоры о поставках нефти с правительством Великобритании? По собственной инициативе?

– Он владелец нефтяной компании.

– А охранное предприятие «Секьюрикор» владеет бронированными автомобилями, но они почему-то не выезжают колонной на Молл в День поминовения.

– Это ты к чему?

– К тому, что между частной собственностью и государственными интересами дистанция огромного размера. По-твоему, Кремль настолько поощряет частную предпринимательскую деятельность? Это ты размечталась.

Луиза не хотела Маркуса Лонгриджа в напарники, но это тоже было частью сделки. Вообще-то, Луиза надеялась, что он будет молчать и не отсвечивать, вместо того чтобы озвучивать свои размышления, да еще и так громко.

– Ты читала его досье? Явно не тот человек, который намерен купить футбольную команду и жениться на поп-звезде. Ему хочется власти.

Если и дальше хранить молчание, то будет выглядеть очень вызывающе.

– И поэтому он попросил о встрече с Пауком Уэббом? – спросила Луиза.

– Наоборот, это Уэбб попросил его о встрече. У Пашкина есть шанс засесть в Кремле. Паук наверняка описался от радости, представив, что окажется с ним в одном помещении.

Тут уж Луиза не удержалась:

– Уэбб хочет его завербовать?

– Типа того.

– По-твоему, восхождение на вершину власти начинается с того, что сливаешь все секреты иностранной разведке?

– Дело не в государственных секретах, – сказал Маркус. – Он возьмет на себя роль агента влияния. И когда объявит о своих притязаниях на власть, поддержка Запада будет ему обеспечена.

– Ну да. Короче, статья в «Телеграф» – это только начало. А уж когда фотографию Уэбба напечатают в журнале «ОК»…

– Луиза, двадцать первый век на дворе. Если хочешь выступать на мировой арене, тебя должны воспринимать серьезно. – Он мизинцем почесал кончик носа. – Уэбб может свести Пашкина с нужными людьми. С премьер-министром. С кем-нибудь из королевской семьи. С Питером Джаддом. А Пашкину только этого и надо, ты уж поверь мне. Когда о нем заговорят за рубежом, у него на родине это заметят.

– Да, двадцать первый век на дворе, – согласилась Луиза. – А кое-где все еще Средневековье. Если Пашкин решит обскакать Путина Великого, то распрощается с головой.

– Без риска ничего не добьешься.

Двери лифта раскрылись, в вестибюль вышел Пашкин в сопровождении своих волкодавов, Петра и Кирилла.

– Все, закончили разговор, – сказала Луиза.

Маркус замолк.



В кабинете на втором этаже не так тихо, как в кабинете Кэтрин. Здесь лучше слышен уличный шум, отсюда видны лица пассажиров в автобусах, чередой проезжающих мимо, а потом исчезающих на полчаса. Но сейчас Кэтрин и Ширли рассматривали совсем не эти лица.

– Это он. Точно.

Это был он. Кэтрин в этом не сомневалась.

Картинка, застывшая на мониторе Ширли, была разделена надвое. На одной половине – кадр из записи камер наблюдения, украденной в «ДатаЛок»: мистер Эл в вагоне, замерший в позе, удивительно статичной даже для фотографии. Какая-то женщина позади поймана в движении; в чертах лица заметна неоконченная мысль. А мистер Эл сидит, тупо сосредоточившись, как манекен на прогулке.

На другой половине экрана красовался все тот же мистер Эл, в той же одежде, с тем же выражением лица, с той же лысой головой. Он снова был неподвижным центром мира, на этот раз более размытого, потому что в этом мире кипела деятельность. Мистер Эл стоял в очереди, а вокруг него суетилась неподвижная толпа, люди волокли чемоданы по блестящему полу.

– Гатвик, – сказала Ширли.

– Очень и очень ненавязчиво, – пробормотала Кэтрин.

Все это придавало вес предположению Лэма. Если специально оставляешь след, то хочешь, чтобы по нему прошли до самого конца. Мистер Эл или те, кто отдал ему приказ, намеревались как можно демонстративнее зафиксировать отъезд из страны и наверняка удивились бы, узнав, что это выяснилось со значительной задержкой. Впрочем, они ведь не знали, что расследование будет проводить Слау-башня. Сотрудники Риджентс-Парка имели свободный доступ к записям камер наблюдения всех аэропортов страны и обрабатывали эти записи с помощью новейших программ и на самом современном оборудовании. На Олдерсгейт-стрит же Ширли Дандер прогоняла украденную запись через устаревшую программу распознавания.

– Утренний рейс. В Прагу, – сказала Ширли.

– Когда?

– Через семь часов после визита в Апшот. Зачем ему понадобилось туда ехать, если он улетал следующим утром?

– Хороший вопрос, – сказала Кэтрин вместо ответа. – Что ж, мы узнали, где он был. А теперь давай выясним, кто он.



Очень хорошо.

Уэбб аккуратно положил мобильник на стол, потому что любил аккуратность во всем. Потом пригладил волосы. И в этом тоже.

«Очень хорошо», – сказал он Луизе Гай, потому что действительно так считал. Он хотел, чтобы обо всем, что произойдет до завтрашней встречи, первым делом докладывали ему. Если бы у него было даже одно-единственное умение… Впрочем, умений у него было воз и маленькая тележка, но самым лучшим среди них было и оставалось умение предотвращать неприятности.

Например, в ту ужасную ночь, когда погиб Мин Харпер, Паук Уэбб узнал об этом одним из первых. Поэтому и прибыл на место происшествия раньше Джексона Лэма. Для предотвращения неприятностей требовалось точно рассчитать время. Он пешком отправился на набережную, сел лицом к темным музеям на противоположном берегу и на максимально возможный короткий срок погрузился в напряженные размышления. Стратегия на девять десятых заключается в реакции. Если слишком долго осмысливать ситуацию, то введешь себя в ступор.

Он позвонил Диане Тавернер:

– У нас проблема.

– Харпер, – сказала она.

– Ты знаешь.

Она подавила смешок:

– Уэбб, я, вообще-то, первый зам. А ты в лучшем случае мальчик на побегушках. Так что – да, я раньше тебя узнала о том, что Мина Харпера задавили.

– Задавили?

– Да, это такой глагол. Означает, что его сбила машина.

– Я слежу за ситуацией.

– Отлично, – сказала она. – Если его статус поменяется…

– Я просто хотел сказать, что…

– …дай мне знать, потому что в таком случае можно будет представить все в положительном свете: «Сотрудник МИ-пять воскрес». Это поможет привлечь новые кадры, правда же?

Убедившись, что она наконец-то выговорилась, Уэбб продолжил:

– Я просто хотел сказать, что побеседовал с Ником Даффи. Он первым прибыл на место происшествия.

– У него работа такая.

– И он считает, что все чисто. Без подвохов. Самый обычный несчастный случай.

Молчание. А потом:

– Он так именно и сказал? Слово в слово?

На самом деле Даффи сказал, слово в слово: «Без тщательной проверки ничего утверждать нельзя. Но от погибшего разит спиртным, а вдобавок это не преступный наезд. Водитель не скрылся с места происшествия».

– В общем-то, да, – сказал Уэбб.

– Значит, так и будет записано в его рапорте.

– Меня больше волнует время происшествия. Прямо перед встречей в «Игле»…

– О господи, – вздохнула Диана Тавернер. – Уэбб, это же твой коллега. Ты с ним работал, помнишь?

– Ну, не то чтобы бок о бок…

– А не кажется ли тебе, Уэбб, что, прежде чем волноваться о том, как его смерть отразится на перспективах твоего служебного роста, тебе следует подумать, как это может отразиться на моей карьере?

– Я уже все обдумал. За нас обоих. Если Даффи подаст рапорт, где это будет зафиксировано как дорожное происшествие, мы, разумеется, помянем Харпера добрым словом и сможем продолжить начатое. Но если в связи с его смертью возникнут какие-то вопросы, то все то, чем он занимался в последнее время, будут рассматривать под микроскопом. А если Роджер Лотчинг узнает, что Харпер втихую выполнял задание, которое мы поручили ему в обход ведущейся проверки…

– Мы?

– Я сделал учетную запись о нашем разговоре, – сказал Уэбб. – Как полагается. Я же обязан. А когда все сложится и Аркадий Пашкин станет нашим осведомителем, то всем в Риджентс-Парке и в Уайтхолле захочется объявить о своей причастности к этой операции. Особенно… ну, ты понимаешь.

Его молчание красноречиво намекало на Ингрид Тирни.

– Так что лучше с самого начала зафиксировать, кто именно проделал всю работу.

В мобильнике отчетливо звучали размышления Дианы Тавернер.

Уэбб прижал телефон к уху и взглянул в небо. Там не было ни одной звезды, но в Лондоне их и не бывает: погода и световые выбросы, вся эта тяжелая артиллерия, направленная городом в небеса, как правило, одерживают победу. Но это вовсе не означает, что звезд нет.

– И что тебе надо? – наконец сказала она.

– Ничего. Точнее, совсем немного. Один звонок.

– Кому?

– Нику Даффи.

– Ты же сказал, что он удовлетворен осмотром места происшествия.

– Да. Удовлетворен. Но нам нужно, чтобы он именно это отразил в своем рапорте, пусть даже предварительном. Чтобы до встречи в «Игле» ни у кого не возникло поводов для беспокойства.

Молчание.

– А когда мы проведем лучшую вербовочную операцию всех времен и…

– Не увлекайся. – Она снова задумалась. – Ты точно знаешь, что смерть Харпера никак не связана с операцией?

– Это несчастный случай.

– А если выяснится, что это был очень грамотно подстроенный несчастный случай, связанный с операцией?

– Ничего подобного. Пашкин еще не приехал. А если бы кто-то узнал о том, что он хочет к нам присоединиться, то устранили бы кого-нибудь другого, а не Мина Харпера. Он мелкая сошка. Винтик.

– Ты имеешь в виду – слабак.

– Он ведь даже и не знал, что именно происходит. Думал, что обеспечивает безопасность переговоров о поставках нефти.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если об этом станет известно, то беспокоиться придется тебе. И не только о Роджере Лотчинге. Может, Харпер и был слабаком, хромым коньком, но не забывай, кто заведует его конюшней.

– Не волнуйся. Я действую осторожно, чтобы не наступить ни на чью любимую мозоль.

– У Джексона Лэма мозоли как у слона. – В трубке послышался какой-то шорох: то ли она поудобнее взяла мобильник, то ли еще что-то. – Я поговорю с Даффи.

Она положила трубку.

И тогда Уэбб подумал, да и потом не видел причин менять свое мнение, что слоны, как известно, стареют и умирают. В одном документальном фильме показывали тушу дохлого слона у водопоя. Спустя несколько часов ее облепили мухи, потом налетели птицы и набежали гиены. После этого остались только ошметки. Да, в свое время Джексон Лэм был легендой, но то же самое говорят и о Роберте Де Ниро.

Очень хорошо.

Луиза Гай делает свое дело, и никто в Риджентс-Парке, за исключением Леди Ди, не знает об операции с Пашкиным. А послезавтра он, Джеймс Уэбб, станет кукловодом самого ценного агента, когда-либо завербованного Пятеркой.

Самое главное, чтобы все двигалось гладко.

9

– Почему мы не двигаемся? – спросил Аркадий Пашкин.

Центр города, пробки впереди, пробки позади, указатель, возвещающий о дорожных работах поблизости, и красный сигнал светофора, ясно видимый сквозь лобовое стекло. И правда, подумала Луиза, почему это мы не двигаемся? Такой вопрос задают только богачи.

– Петр? – сказал Пашкин.

– Пробки на дорогах, босс.

– На дорогах всегда пробки. – Он обернулся к Луизе. – Нам нужен эскорт мотоциклистов. На завтра.

– Эскорт предоставляют только членам королевской семьи, – ответила она. – И членам правительства.

– Его следует предоставлять тем, кто в состоянии его оплатить. – Пашкин мельком взглянул Маркуса, будто оценивая его состоятельность, а потом снова посмотрел на Луизу. – Уж вы-то, с вашим богатым опытом, должны лучше разбираться в капитализме, чем мы.

– По-моему, никого не удивляет, что вы так быстро этому научились.

– Это остроумное замечание? Английский язык для меня не родной. – Не поворачивая головы, он обратился к Петру и Кириллу на родном; Кирилл что-то ответил, но Луизе не удалось считать интонацию. Возможно, почтительная. Но это как в Нью-Йорке – там прохожий может спросить, который час, таким тоном, будто ты только что оскорбил его мать.

Перегородка, отделявшая водителя от пассажиров, была открыта. Луиза с Маркусом сидели лицом к Пашкину, который сидел, глядя вперед. Сразу за автомобилем нависала громада красного автобуса; в нем люди победнее тоже двигались по Лондону так же медленно и с не меньшим раздражением, чем Пашкин, который досадливо тряхнул головой и углубился в чтение «Файненшл таймс».

Автомобиль тронулся с места и перекатился через какой-то ухаб, наверное все-таки не через велосипедиста.

Луиза сморгнула боль, внезапно пронзившую глаза. Если вести себя так, будто держишь себя в руках, очень скоро начинаешь держать себя в руках.

Пашкин поцокал языком и перевернул страницу.

Он выглядел как политический деятель и говорил так же; похоже, он обладал харизмой. Возможно, Маркус прав и у Пашкина действительно есть политические амбиции, и предстоящий мини-саммит связан не столько с поставками нефти, сколько с обещаниями возможных отношений и одолжений в будущем. Наверное, это хорошо, если, конечно, не обернется плохим. Политические альянсы часто оборачивались неприятностями: да, союзники обменивались рукопожатиями, взамовыгодно продавали-покупали кое-какое оружие, но бесславный конец безжалостных деспотов от рук собственных подданных не предвещал ничего хорошего для правительства ее величества.

Маркус шевельнулся на сиденье рядом с Луизой и случайно коснулся ее ноги. Мимо машины промчался велосипедист, и на этот раз Луиза ощутила не боль в глазах, а щемящую тяжесть на сердце, и в уме снова закрутилась заезженная логическая цепочка: вполне возможно, что Мин напился после ссоры, настолько банальной, что Луиза даже не помнила, что стало ее причиной. И да, вполне возможно, что Мина сбила машина, и он погиб. Но невозможно, чтобы это произошло одно за другим. Не эти два события подряд. Чтобы в это поверить, необходимо было признать существование высших сил, некий вселенский заговор, организованную случайность событий. Нет, здесь действовало нечто иное. Не десница Господня, а рука человека. А значит, порученное Луизе задание как-то с этим связано; и эти люди в машине тоже. Или другие, из тех, кто знал о саммите и хотел его не допустить или превратить во что-либо другое.

Она мысленно начала составлять список тех, кому не доверяла, но тут же себя остановила. На это ушел бы целый день.

А потом, внезапно, как зуб, выдранный из десны, машина прорвалась сквозь затор и покатила дальше. Здания из стекла и стали отчаянно стремились пронзить небо, а по тротуарам умело лавировали хорошо одетые пешеходы, не сталкиваясь друг с другом. Мин Харпер погиб три недели назад. А Луиза выполняла свою работу.



Такси Лэма так долго добиралось до прачечной у Свисс-Коттеджа, что дешевле было бы выбросить рубашку в мусорку и купить пару новых. Лэм вышел из такси, тут же влившегося в нескончаемый поток машин, закурил сигарету и ознакомился с объявлениями в витрине прачечной: викторина в местном пабе, вечер стендапа, завтрашний марш протеста «Остановите Сити», цирк без зверей. Никто не обращал на Лэма внимания. Он докурил сигарету, растер бычок по тротуару и вошел в прачечную.

Стиральные машины вдоль стен ритмично гудели и плескали, испуская звуки, которые обычно исторгал желудок Лэма, проснувшегося в три часа ночи после обильных возлияний. Знакомый шум. Посреди зала стояли скамейки, на которых сидели четверо: парочка, слипшаяся друг с другом, как фрагменты пазла; старуха, раскачивающаяся взад-вперед; а на самой дальней от входа – какой-то невысокий тип средних лет, чернявый, в плаще, сосредоточенно читал «Ивнинг стэндард».

Лэм уселся рядом:

– И как оно все работает?

Чернявый тип даже не взглянул на него.

– Я должен знать, как работают стиральные машины?

– Наверное, для этого нужны деньги.

– И стиральный порошок, – сказал тип, отрывая взгляд от газеты. – Да ну тебя, Лэм! Ты что, никогда не был в прачечной? И вообще, это же старая школа. Ты б еще открытку напополам разорвал.

Лэм швырнул пакет с рубашкой на пол.

– Я работал под другим прикрытием. Казино, пятизвездочные отели. Шлюхи высшего класса. Стирка белья входила в комплекс предоставляемых услуг.

– Ага. А мне выдали реактивный ранец, чтобы летать на работу. А потом уволили.

Лэм протянул руку, и Сэм Чапмен ее пожал.

Жучара Сэм Чапмен когда-то был старшим Псом (на этом посту его сменил Ник Даффи), но после громкого скандала с исчезновением огромного количества денег получил пинок под зад: ни работы, ни пенсии, ни рекомендательного письма, если не считать замечания: «Повезло, что жив остался». Сейчас он служил в сыскном агентстве, занимался поиском пропавших юнцов – точнее, брал у отчаявшихся родителей номера кредитных карточек. С появлением Чапмена сыскное агентство увеличило обороты и число успешно выполненных заданий утроилось, в отличие от числа пропавших юнцов.

– Ну и как продвигается ваша секретная деятельность? – спросил он.

– Я б тебе ответил…

– Но тебе пришлось бы меня убить, – завершил за Лэма Чапмен.

– Но ты бы умер от скуки. Что там у тебя?

Жучара Сэм вручил ему конверт. Судя по толщине, там было в лучшем случае два сложенных листка.

– И вот это заняло три недели?

– У меня нет ваших ресурсов, Джексон.

– Что, у агентства нет связей?

– Агентству за это платят. Почему ты не сделал это своими силами?

– Я не доверяю этим сволочам, – сказал Лэм и, помолчав, добавил: – Некоторым из этих сволочей. Да и кто ж им доверит настоящую работу.

– А, ну да. Я забыл, что у тебя команда с особыми потребностями. – Чапмен указательным пальцем стукнул по конверту в руке Лэма. – А меня опередили.

– Еще бы. Эта коровища убила агента.

– Но ненамного, – продолжил Сэм.

Парочка внезапно разъединилась, один из них встал со скамьи, и Сэм умолк. Парень – или девушка, или это были два парня или две девушки, – в общем, один из них скормил ближайшей сушилке горсть мелочи, и машина с кряхтением ожила, а парочка снова сомкнулась в объятиях.

Лэм ждал.

– Кто-то ее проверил и, полагаю, пришел к выводу, что с ней все чисто.

– Потому что там все чисто?

– Потому что проверили абы как. Сейчас с ней все чисто, но если копнуть поглубже, то выяснится совсем другая история.

– И ты ее выяснил.

– В отличие от моего преемника. Или от того подчиненного, которого он этим озадачил. – Чапмен неожиданно хлопнул газетой по скамье; старуха на миг прекратила раскачиваться, а парочка никак не отреагировала. – Вот черт! Меня уволили ради галочки. А будь я некомпетентным, остался бы работать в Конторе.

– Ага, но под моим началом. – Лэм сунул конверт в карман. – За мной должок.

– А может, они не стали глубоко копать, потому что знали, какая хрень там обнаружится, – сказал Жучара Сэм.

– Говорю же, я не доверяю этим сволочам. – Лэм встал. – Ну, не забывай о нас.

– Ты про рубашку свою забыл, – напомнил ему Сэм.

Лэм на ходу окинул взглядом парочку и добродушно сказал им:

– Про эту рубашку я никогда не забуду.

А потом целых пять минут ловил такси на вертящемся волчке дороги.



Ривер брел по дороге к «Выселкам», размышляя о стоящей перед ним задаче. Связной. Мистер Эл приехал в Апшот, чтобы выйти на связь – то ли со своим куратором, то ли с агентом. Но Ривер понятия не имел, кто из обитателей Апшота был этим человеком.

На то, чтобы вписаться в жизнь деревни, потребовалось не много времени. Поначалу Ривер представлял себе что-то вроде сюжета «Плетеного человека»[25] – местные в зловещих масках и все такое, – но оказалось, что всего-то и нужно каждый вечер приходить в паб и посещать вечернюю службу у Святого Иоанна. Жители Апшота были настроены дружелюбно, и сжигать его заживо никто не собирался.

Помогало и принятое Ривером обличье писателя. На первый взгляд у Апшота было меньше преимуществ, чем у других котсуолдских деревень: ни живописных видов, ни художественных галерей-бутиков, ни кафе, ни книжного – ни единого уголка, где могли бы собираться приверженцы высокой культуры и искусства, чтобы обсудить свои артистические наклонности и устремления. Однако же для представителей среднего класса Апшот был таким же раем, как и соседние деревни; Неделя искусств, недавно прошедшая в графстве, включала четыре мероприятия в Апшоте, а один из четырех псевдоамбаров вдоль дороги занимала гончарная мастерская, продукция которой предлагалась по беззастенчиво завышенным ценам. Писателю здесь было самое место.

Обитатели деревни по большей части были либо пенсионерами, либо сотрудниками на удаленке, то есть теми, чьи доходы не зависели от аграрной отрасли. Обслуживающий персонал американской авиабазы давным-давно разъехался, осталась лишь горстка сельхозработников и мелких ремесленников – плотник, электрик, сантехник и водопроводчик, – а местные рукодельцы гордились своим мастерством и оценивали свои труды соответствующим образом.

Многие выросли и родились в Апшоте. В основном молодежь, отпрыски приезжих, в том числе и Келли, чей отец, юрист, служил в адвокатской конторе соседнего городка. У Келли был диплом по специальности «политтехнолог», и в пабе она работала не из насущной необходимости, а для того, чтобы определиться, чего ей хочется от жизни. Судя по всему, диплом приносил такую же пользу, как и сама специальность. Но Келли не унывала: у нее было много друзей – риелторов, художников-графиков и архитекторов, служивших в конторах окрестных городов и даже в Вустере; но каждый вечер они возвращались домой, в Апшот, и собирались в пабе или в своем клубе у стрельбища, где стоял самолет Рэя Хедли. Этот самолет, по мнению Ривера, и был той пуповиной, которая прочно связывала их с Апшотом: он давал им возможность отправляться в свободный полет, но для этого нужно было возвращаться в деревню. Ривер, ненамного старше их, полагал, что для них подобная цена свободы пока еще вполне приемлема.

С другой стороны, это вовсе не объясняло, что привлекло сюда мистера Эл. Возможно, Лэм был прав и в центре всего находилась бывшая американская авиабаза. Именно она обеспечила Апшоту место на карте, хотя сама в то время не была на ней отмечена. Поэтому Ривер и сделал ее опорой своей легенды: здесь развивались события его воображаемой книги. А теперь базы не было, ее место занял артиллерийский полигон Министерства обороны, не оставлявший ни малейших шансов на то, чтобы нечто, возможно скрытое пятнадцать лет назад, не стало явным… Но все равно это не мешало проверить, еще и потому, что других идей у Ривера не было. И побывать на полигоне следовало тем же манером, что и мистер Эл – если, конечно, мистер Эл это провернул, – с наступлением ночи, перебравшись через забор. Именно это и собирался сделать Ривер.

А поскольку он был не местным и не испытывал особого желания угодить в канаву или под арест, то на полигон отправлялся не в одиночку.



Как правильно заметил Маркус, «Иглу» назвали «Иглой» из-за мачты; впрочем, остротой отличался не только ее кончик, но и прочие грани. Здание возносилось на 320 метров из пологого кратера, вымощенного красным кирпичом, уложенным ярусами, украшенными огромными бронзовыми вазонами; в каждом вазоне торчало деревце, пока еще слишком тонкое и не дающее тени, хотя размер вазонов указывал на то, что с течением времени саженцы превратятся в высокие деревья с раскидистыми кронами. Там и сям были расставлены каменные скамейки, окруженные крошечными могильными курганами окурков, а прожекторы у подножья были направлены на стены «Иглы». По ночам все вокруг сияло, как аттракционы в луна-парке. При дневном свете, под таким углом, здание казалось темным, слегка зловещим и каким-то неуместным, будто напрашивающимся на неприятности.

Первые тридцать два этажа из восьмидесяти занимал отель, пока еще не открывшийся, иначе Пашкин обязательно забронировал бы здесь номер люкс. Остальные этажи сдавались под офисы, причем многие еще пустовали. Тем не менее здание находилось под охраной, усиленной после того, как здесь обосновалась компания «Рамбл» – невесть откуда взявшийся соперник «Эппл», объявивший о выпуске новой версии своей мегапопулярной электронной читалки; а еще «Де Кёниг», торговцы алмазами, и фирма «Биффорд, Дженнингс и Уэйл», трейдеры биржевых рынков, которой владели китайцы. Все эти организации, как и остальные банки, страховые компании, дилеры, брокеры и консультанты по управлению рисками, были посланниками и официальными представителями офшорных зон, привлеченные сюда яркими огнями и заманчивыми перспективами. Почти что ООН в миниатюре, только без обещаний творить добро для кого-нибудь, кроме себя.

В первый визит сюда, еще с Мином, Луиза прошла по лестнице на этаж ниже, но дальше лестничной площадки не попала: двери в коридор открывались изнутри и лишь в случае пожара или иной чрезвычайной ситуации, а офисными лифтами, отдельными от гостиничных, можно было пользоваться только по особому пропуску. Во всех коридорах работали камеры наблюдения. Что же касалось конференц-зала, раздобытого Пауком Уэббом, то Луиза так и не выяснила, кому он принадлежит. В предоставленной документации имя арендатора было намеренно выпущено. Однако же он явно поддался уговорам, потому что Уэбб коллекционировал чужие секреты. Мин над ним посмеивался, но Паук Уэбб скорее напоминал шутку, над которой сначала смеешься, а потом оглядываешься, не услышал ли кто.

Луиза резко встряхнула головой. Не думай об этом. Не думай о Мине. Исполняй поручение. Коллекционируй секреты.

– Какая-то проблема?

– Нет-нет, все в порядке.

Аркадий Пашкин кивнул.

И держи все мысли в голове, про себя добавила Луиза. Ей не нравилось, как Пашкин смотрит на нее, будто читает все по лицу.

Лифт мчался ввысь. Имена и фамилии посетителей вносили в реестр у входа, поскольку по протоколам безопасности требовалось учитывать всех, кто в любое время находится в здании. В день переговоров этого не произойдет: Паук вручил им карту-ключ для служебного лифта, в который можно попасть из подземного гаража. Переговоры пройдут в Сити, но неприметно. О них никто не должен знать.

А сегодня их провели по атриуму, где уже зеленели тропические джунгли. Экологически корректная зона возникла здесь всего за три недели. Постояльцы, устав от большого города, будут прогуливаться в зарослях, а устав от природы, отправятся в бар или в сауну. По джунглям сновали крошечные фигурки людей, занятых всевозможными делами, необходимыми для торжественного открытия отеля международного класса, до которого оставался еще целый месяц.

– В Китае, – заметил Пашкин, – такие здания, даже со всеми этими роскошными… роскошными… – Он запнулся и отрывисто бросил Петру какое-то слово.

– Заморочками, – подсказал тот.

– Вот-вот, со всеми этими роскошными заморочками, возводят всего за месяц.

– Видно, китайцы не особо заморачиваются требованиями охраны труда и техники безопасности, – сказал Маркус.

В конференц-зале Пашкин обошел вокруг стола, будто измеряя его. Несколько раз произнес что-то по-русски: короткие, отрывистые предложения, наверное, вопросы, решила Луиза, потому что Петр или Кирилл отвечали на них еще отрывистее и короче. Маркус занял пост у двери и скрестил руки на груди. Он из оперативников, напомнила себе Луиза; наверняка исполнял задания и покруче, пока не прокололся, если, конечно, прокололся. Сейчас он не обращал никакого внимания на виды за окном и не сводил глаз с Петра и Кирилла.

Пашкин остановился, заложил большие пальцы в карманы пиджака, поджал губы – точь-в-точь будущий квартиросъемщик, раздумывающий, как бы сбить цену. Он поглядел на камеры наблюдения над дверями и сказал: