Но проиграл. Был убит в истинном облике – и погиб окончательно.

– Что это все значит?! – в страхе провозгласил Бренед.

– Глаххала!!! – вскричал Бхеган. – Если не явишься, мы решим, что ты замыслила против нас!

– Она не явится, – лизнула кровь Кетевромая. – Она… либо она все сама и затеяла, либо кому-то помогает, либо тоже мертва. И Мезегдер тоже мертв, а мы заперты на ее территории.

– Он совсем мертв?.. – прищурилась Лактачея, прозревая ауру.

– Да. Уже на Кровавом Пляже.

Бароны обменялись подозрительными, настороженными взглядами. Их осталось девять – и ни один не доверял остальным. Все они прожили тысячи лет, все перепробовали самые разные развлечения – и все в том числе развлекались как-то так… только не с другими баронами, конечно. Либо со смертными, либо с демонами поскромнее.

И никто из них не смог определить, кто убил Мезегдера, как это произошло. Они пытались прозреть прошлое, но все следы оказались стерты. Здесь зачистили память обстановки и полностью смыли остаточную ауру. Осталось только материальное, а в нем никто ничего толком не видел.

Если ты высший демон, тебе подвластны могущественные силы. Проблема в том, что твоим врагам они тоже подвластны.

Бхеган. Бренед. Зяван. Инграста. Кетевромая. Киндекорда. Лактачея. Фолга. Чавланадол. Девять гхьетшедариев парили в воздухе и напряженно размышляли.

– Никто?.. – осторожно начала Кетевромая.

Ее поняли с полуслова и помотали головами. Все уже не единожды попробовали телепортироваться прочь, уйти сквозь Кромку, открыть Призрачную Тропу… просто сломать стену! Все гхьетшедарии делают подобное так же легко, как летают. Для них это естественно… но сейчас им словно связали ноги.

То же самое было с получением. Ни у кого не выходило узнать о чем-то за пределами «Дома наслаждений», да и в нем самом информация поступала скудно. Не выходило послать сигнал. Призвать к себе кого-то или что-то.

Что тому причиной, догадаться несложно. Печати. Кто-то наложил мощные печати на «Дом наслаждений». Все, кто был внутри, оказались надежно заперты.

И они быстро узнали, что внутри – только они сами, да еще приведенные с собой питомцы. Никого из обслуги, никого из ублажителей.

Их заманили в ловушку.

– Три вопроса, – сказал Бренед, машинально крутя кольца в сосках. – Кто, зачем и почему?

– У Тьянгерии завтра день рождения, – криво усмехнулся Зяван. – Ровно пять тысяч лет. Может, мы – ее подарок самой себе?

– Это скандал, – помотала головой Киндекорда. – Это будет скандал. Десять демонов из четвертого сословия в качестве подарка?.. Будет война.

– Попробуем прорваться вместе, – предложила Фолга. – Дайте руки.

Гхьетшедарии не умеют складывать силы, как гохерримы. У них нет клинков, чтобы поддерживать друг друга их энергией. Но в некоторой степени такая способность есть у всех демонов Паргорона – благодаря происхождению. Все они вышли из тела Древнейшего, все когда-то были частью единого целого – и в коллективе они сильнее, чем по отдельности.

Девять баронов крепко обнялись. Сплели тела, как будто затеяли оргию. Все направили мысль на одно – разрушить печати, вырваться из «Дома наслаждений».

Волна демонической силы ударила в стену и парадную дверь. Исчезли прекрасные картины, растворились гардины, внешний слой камня и дерева. Но дальше… в какой-то момент они уперлись в другую стену, незримую и нематериальную. Мощнейший блок, проломить который не удалось даже вдевятером.

– Почти!.. – вскричала Киндекорда. – Еще!..

Ее голос нарастал. Труба Паргорона зазвучала громовыми раскатами, запела раненым китом. Волны демонической силы продолжали гулять, хаотично менять холл. Устланная пушистым ковром лестница вспучилась пузырями, отовсюду потекли кровь и слизь. Скверна покрыла стены плесенью, а из воздуха посыпались крошечные демоникалы…

– Хватит, – поморщилась Инграста, отталкивая остальных. – Так мы только надорвемся.

Бароны разомкнули объятия и с отвращением уставились на образовавшийся хаос. Гхьетшедарии по натуре своей эстеты, интеллектуалы и гедонисты, они любят творчество и высокие искусства. Просто за тысячи лет обычные развлечения, как правило, приедаются, и душа жаждет изысков… таких изысков, которые смертным кажутся ужасными.

Но это не значит, что им нравится, когда все заляпано кровью и дерьмом. Прежде всего они ценят красоту – пусть и понимают ее не всегда стандартно.

– Я уберу, – проворчал Чавланадол, втягивая все лишнее в рот.

– Кто-нибудь что-нибудь почувствовал? – спросила Кетевромая.

Бароны не просто пытались проломить печати – они еще и втягивали знания. Гхьетшедарии рождаются с унаследованной от родителей памятью, начинают говорить с первого дня жизни – и они легко получают информацию прямо из ноосферы. Сейчас все они усиленно пытались получить ответ: кто и зачем их сюда заманил?

Они его не получили. Смутно услышали только нечто могущественное… некую силу, превышающую способности баронессы Глаххалы. Впрочем, это было понятно и так – даже в родном гхьете она не сумела бы так прочно замуровать сразу десятерых себе подобных.

– Когда убивали Мезегдера, мы все были в Малиновом салоне, – сказала Кетевромая. – Значит, тут был кто-то еще… или есть. Кто-то, кого мы не чувствуем.

Бароны снова бросили мысли во все стороны, увидели весь «Дом наслаждений» разом, каждое его помещение. Нигде никого не было… точнее, они никого не видели.

– Вернемся в Малиновый салон, – предложил кто-то.

Разместившись в месте, где все началось, четыре барона и пять баронесс стали обмениваться мыслями. Ни один не доверял остальным, и почти у всех уже засвербело в голове – а не причастен ли ко всему этому кто-то из них?

– Кто-нибудь выходил вместе с Мезегдером? – спросил Бренед.

– Мы не следили друг за другом, – покачал головой Бхеган. – Любой мог.

– Обратимся к глубинам памяти, – предложил Чавланадол. – Раскройтесь все. Кто не раскроется – тот не заслужит доверия.

Гхьетшедарии переглянулись и неохотно стали распахивать свою память, делиться тем, что делали в последние дни, а особенно – в последние часы, в «Доме наслаждений».

Они хорошо знали друг друга. Обычных демонов-аристократов в Паргороне полтораста тысяч, но аристократов титулованных – едва ли полторы сотни. Прожив десятки веков, поневоле познакомишься с каждым.

Оказалось, что все они получили приглашения примерно в одно время и одинаковым способом – с крополеро. К каждому демон-курьер явился с золоченым пергаментом, подписанным Глаххалой – и ни один не отказался.

Почти избежала приглашения только Кетевромая. Большинство гхьетшедариев домоседы и редко покидают свои усадьбы, но нет правил без исключений. Кетевромая любила посещать другие миры, под видом простой смертной присоединялась к каким-нибудь странникам, искателям приключений… и поодиночке их убивала. Из одного такого путешествия она вернулась всего за час до появления в ее особняке крополеро с посланием.

– Я же хотела задержаться еще на денек… – мрачно бормотала она, пока остальные недоверчиво рассматривали ее память. – Что б мне стоило задержаться-то…

Киндекорда провела последние дни в своем концертном зале. Зяван – на берегу Пламенного моря, на пикнике кульминатов. Остальные шестеро – в своих усадьбах.

А досконально сверив память, они выяснили, что в «Доме наслаждений» ни один из них не был все время на виду у остальных. Каждый хотя бы раз да отлучался, оставался там, где его никто не видел и не прозревал мыслью. Разумеется, все показали, что с ними происходило в эти минуты – Бхеган ненадолго уединялся с одним из наложников, Бренед получал урок от своей госпожи, Лактачея ублажала возлюбленного…

Но это то, что они сами друг другу показали. А подделать свою память несложно. Будь здесь кто-нибудь из Великих Умов кэ-миало, он уж верно выволок бы наружу все потаенное… но Великих Умов здесь нет, а бароны гхьетшедариев не настолько хороши в этих делах.

– Я отходил всего на две минуты! – недовольно прогудел Чавланадол. – Меня не было всего две минуты! Я просто хотел позвать Безликого, чтобы узнать, что подадут на обед!

– Внутри печатей мы по-прежнему можем телепортироваться… почти телепортироваться, – напомнил Бренед. – Хватило бы пары минут.

– Убивать нужно было дважды, – сердито сказал Чавланадол. – И Бхеган не был проглочен. Я не гохеррим, я не проливаю кровь. Хотите того, кто любит потрошить?.. вот вам наши прекрасные девушки. Кетевромая, Фолга, Инграста, э?..

– Не надо этого, Гурман, – зло прошипела Фолга. – Я убиваю руками. Смерть красива только в близости. И я делаю это медленно… очень, очень медленно…

– О да-а-а… – простонал Бренед, невольно терзая себе грудь шипастыми браслетами.

– Кстати, если вам нужен кто-то, кто хорош в колюще-режущем – посмотрите на нашего Величайшего Мазохиста, – бросила Фолга.

– Кстати… – задумчиво повернулась к нему Инграста.

– Да стойте вы, стойте!.. – почти плачущим голосом воскликнула Кетевромая. – Что же вы, не видите, что происходит?! Да я сама сколько раз делала такое со смертными!.. Нас настраивают друг против друга! Хотят, чтобы мы либо передрались, либо разбежались – и нас перебьют поодиночке!

– Кто настраивает? – спросила Лактачея, доставая из воздуха огромный полосатый леденец и томно его посасывая. – Спутница, здесь только мы. Мы говорим друг с другом, нам никто ничего не нашептывает. Ты хочешь сказать, что один из нас – засланный?

Бароны снова переглянулись. Эта мысль и без того сидела в голове у каждого, но теперь она укрепилась. Фолга зверем смотрела на Чавланадола, Кетевромая – на Лактачею, Зяван нервно грыз ногти. Самый молодой из баронов, недавно отметивший всего лишь третье столетие, он был, пожалуй, еще и самым слабым.

– А почему именно один из нас? – спросил он. – Может, это один из… них!

Он указал на спутников баронов. Те с момента убийства Мезегдера сидели почти не дыша – и очень испугались, когда о них вспомнили.

– Не думаю, что это мой милый пупсик, – сказала Инграста. – Но если тебе от этого станет легче…

Она в последний раз взглянула в слезящиеся глаза бывшего волшебника. Тот неловко попятился на конечностях-культях и обреченно заскулил, но Инграста держала крепко. Баронесса ласково погладила свое творение, почесала за ухом… и сожрала.

– Все равно он мне уже надоел, – пожала плечами она. – Когда выберемся, сконструирую что-нибудь новенькое.

Лактачея и Бхеган без раздумий сделали то же самое, а вот Бренед и Чавланадол заартачились. Великий Гурман обожал натуральные, приготовленные вручную блюда, а приведенная им женщина была настоящей богиней кулинарии. Прикрыв собой дрожащую повариху, толстяк заворчал, что это все чушь, что она простая смертная и ни за что бы не сумела ничего утаить от своего господина, так что он не собирается просто так расправляться с той, кто готовит лучшее в Паргороне карри.

– Либо ты как все, либо мы решим, что ты против нас, – ткнул его в грудь пальцем Бхеган. – Ты же не хочешь быть против всех, Гурман?

Чавланадол недовольно забурчал, подтянул любовницу к себе, что-то шепнул ей на ухо, и та часто закивала. Великий Гурман чуть приоткрыл рот – и женщина исчезла.

– Собираешься потом ее выпустить?.. – хмыкнула Лактачея. – Надо же, какой ты сентиментальный.

– Она готовит лучшее карри в Паргороне, – угрюмо повторил Чавланадол. – Даже Янгфанхофен делает его хуже.



– Это правда, Янгфанхофен?.. – удивился Бельзедор.

– Некоторые смертные бывают удивительно одарены, – неохотно признал гохеррим.



Что же до Величайшего Мазохиста, то он опустился на колени перед своей госпожой и зарыдал, умоляя наказать его как можно страшнее, потому что ему придется совершить ужасный, непростительный проступок.

– Я ничтожество, не заслуживающее прощения!.. – выл барон, пока его охаживали плетью. – Я жалкий червяк, я пыль под твоими ногами!..

Его госпожа была донельзя напугана, но продолжала усердно трудиться. Одна из самых умелых самоталер, она много лет уже истязала своего раба-барона, заставляя того трепетать от вожделения. Никто другой не умел довести его до такого экстаза. И теперь она отчаянно стегала его, пока он рыдал и молил о прощении, но ее взгляд блуждал по комнате, по лицам баронов… и вот она отбросила плетку и в панике бросилась бежать.

– Прости-и-И-И-И!.. – провыл Бренед.

В порыве чувств он перешел в истинный облик. Посыпались кольца, цепи и браслеты. Они зазвенели на мраморном полу, покатились под диваны и кресла… а между ними выросло тонкокожее, увитое толстыми венами чудовище. На огромной голове пульсировал обнаженный мозг, ребра казались вывернутыми и заостренными. Язык Бренеда протянулся до пола, оставляя смрадный след.

Именно этим языком он схватил свою госпожу. Шипы пронзили ее насквозь, тело содрогнулось в пароксизме боли – и самоталер закричала. Бренед тоже закричал, тоже содрогнулся – и разорвал самоталер в клочья.

– Ах… простите, я… я, кажется… – простонал он, возвращаясь в фальшивый облик.

– Ты залил весь пол семенем, – сухо произнесла Инграста.

– Я думала, она тебе нравилась, – заметила Киндекорда. – Ты мог просто сожрать ее, а потом выпустить, как Чавланадол.

– До смерти нравилась… – погладил щеки Бренед. – Но она струсила… я больше не смог бы видеть в ней госпожу…

– В следующий раз выбирай не самоталер, – посоветовала Инграста. – Они искусны, но трусливы. Возьми лучше гохерримку. Если сумеешь.

– Я бы лучше взял кого-то из нашей же породы, – ощупал ее липким взглядом Бренед. – Гохерримки безыскусны. Грубы, но… безыскусны.

Теперь во всем «Доме наслаждений» остались только сами бароны. И напряжение стало еще явственней. Ощупывая остальных недоверчивым взглядом, Бхеган сказал:

– Те, кто были с нами, были обычными смертными и низшими демонами. Значит, это либо один из нас… либо здесь есть кто-то еще.

– Надо обыскать весь дом, – сказала Кетевромая. – Вместе. Не разделяться.

– Всей толпой?..

– Разобьемся на тройки, – предложила Лактачея. – Если один все-таки засланный, двое других с ним справятся. А если здесь кто-то, кто одолеет сразу троих… так мы и все вместе вряд ли с ним справимся.

– Разумно, – согласился Бхеган. – Но в чем смысл обыска дома? Мы и так чувствуем, что здесь никого нет.

– Чувствуем. Но это может быть обман чувств.

– А еще, если это все-таки шоу Хальтрекарока или игра Тьянгерии, то есть правила, и есть подсказки, – заметила Инграста. – И есть шанс выбраться.

– Я все еще не могу поверить, – пробормотала Кетевромая. – Как они смеют?.. как они могут посметь?.. Это же война! Я вассал Гариадолла, он Хальтрекарока в рог скрутит!..

– А что если это сам Гариадолл и затеял? – спросила Лактачея. – Что если он решил, что убийство нас поможет ему развеять сплин?

Кетевромая похолодела. Она знала своего патрона много веков и прекрасно изучила его характер. Для Гариадолла нет вообще никаких ограничений, он сделает все, что покажется ему занятным.

Возможно, сейчас ему кажется занятным убийство Кетевромаи.

Она пошла с Инграстой и Зяваном. С подозрением глядя по сторонам и друг на друга, три гхьетшедария плыли по коридорам, осматривали пустые залы, салоны, столовые, спальни, курительные комнаты, игровые и для особых наслаждений.

– Здесь нет никого, кроме нас, – тоскливо произнес Зяван, поднимая огромный рояль и разбирая его на молекулы. – Никого.

Кетевромая заглянула в пыточный шкаф. Тот оказался больше, чем выглядел, был свернут в нескольких измерениях. Баронесса зашла поглубже и крикнула:

– Тут комната!.. Может, даже несколько!..

Инграста тоже заглянула в шкаф, и баронессы вместе уставились на великолепную коллекцию расширителей, раздувателей и анклавных острог.

– Бренеду бы понравилось, – усмехнулась Инграста, поворачиваясь к дверям.

Но их там уже не было. Двери исчезли, осталась голая стена. Баронессы переглянулись и пронизали мыслью пространство, воззвали к Зявану и остальным.

– Зеленая студия, – сказала Кетевромая. – Мы были в Зеленой студии.

Из пыточной был второй выход, и уже через пару минут Кетевромая и Инграста вернулись к Зявану… только его там уже не было. Серый Паразит бесследно исчез.

Объединившись с остальными, уже ввосьмером они некоторое время искали Зявана или его труп. Но тот не откликался и не находился. То ли сумел покинуть «Дом наслаждений», то ли спрятался и скрыл свое присутствие, то ли…

– Его кто-то сожрал! – обвиняюще воскликнула Инграста. – Кто-то из вас шестерых!

– Мы все время были вместе, – сказал Бхеган. Бренед и Фолга кивнули. – Это вы были с ним.

– А вы?.. – посмотрела на троих остальных Кетевромая.

– Мы не разлучались, – ответила Киндекорда. – Так что…

– Я первой вошла в пыточный шкаф… – пристально посмотрела на Инграсту Кетевромая. – Ты…

– Я была с ним наедине несколько секунд! – взвизгнула та. – Твои обвинения возмутительны! Я бы даже не успела!

– Он был самым слабым из нас, – пробасил Чавланадол. – Меня самого иногда так и подмывало…

– Что?.. – повернулась к нему Инграста. – Сожрать его?..

– Да, – облизнулся Великий Гурман. – Бароны на вкус пикантны.

Во взглядах остальных проступил легкий страх. Все знали, как Чавланадол стал бароном. Его отец, барон Чавланадек, испытывал страсть к пожиранию собственного потомства. Но однажды у него не получилось – сын, на тот момент простой гхьетшедарий, ухитрился выстоять и даже поглотить его самого. Возможно, применил какую-то хитрость или кто-то ему помог… Чавланадол не распространялся на этот счет.

– Чавланадол… а что ты поглотил первым? – задумчиво спросил Бхеган.

– Карри, – спокойно ответил Чавланадол. – Ты знаешь. Я не пожирал других гхьетшедариев… массово.

– Это не он, – сказала Киндекорда. – Мы все время были вместе.

– Если только вы трое не сговорились, – тихо предположила Инграста. – Избавиться от остальных…

Чавланадол, Лактачея и Киндекорда невольно придвинулись друг к другу.

– Не сходи с ума, – сказала Кетевромая. – Мы все тут в одной лодке. Если кто-то и засланный, то только один.

– Это тоже возможно, – не сдавалась Инграста. – Один из нас может быть не одним из нас. Это может быть замаскированный бушук, например.

– Зачем бушуку в такое лезть?

– Тогда ларитра. Или даже гохеррим! Некоторые из них умеют!

– Эти ублюдки в последнее время совсем помешались от безделья, – проворчала Фолга. – Не знают, в кого бы потыкать своими пырялками.

– И у них нет запрета на охоту, – хрустнул пальцами Бхеган. – Если справился – то и молодец.

– Гохеррим мог убить Мезегдера, – согласился Бренед. – Но Зяван просто исчез. Его поглотили.

– Вероятно, поглотили! – поправила Инграста. – Может, его труп где-то тут! Спрятан, чтобы ввести нас в заблуждение!

– А что если в заблуждение нас ввели с Мезегдером? – закатил глаза Бренед.

– Можно гадать бесконечно, – медленно произнесла Кетевромая. – Ясно одно – нас выцепляют по одному и убивают. Убивает кто-то, кто явно сильнее барона, но все же не решается схватиться с нами всеми разом.

– Ах, Кетевромая… – облизнул губы Бренед. – Я когда-нибудь говорил, как меня волнуют твое здравомыслие и… жесткость?..

– Ищешь новую госпожу?.. – снисходительно посмотрела на него Кетевромая. – Отложим это на потом, ладно?

– Кто-то, кто легко убивает баронов поодиночке, но боится напасть на десять… и даже восемь баронов разом, – медленно повторила Фолга. – Демолорд из конца таблицы, ну!.. Хальтрекарок, Тьянгерия или Гариадолл!

– А может, Клюзерштатен? – вкрадчиво предположил Чавланадол. – Это было бы в его духе.

– Мы можем гадать сколько угодно, – сказала Кетевромая. – Давайте-ка для начала разоблачимся. Докажем, что мы все – те, за кого себя выдаем. Я первая.

Она демонстративно поглотила кушетку и приняла истинный облик – громадного москита. Остальные не стали спорить и тоже продемонстрировали пожирание и перешли в истинные формы. И без того огромный салон раздался еще сильнее, чтобы вместить восемь огромных чудовищ.

– Мы все гхьетшедарии или безупречно под них подделываемся, – подытожила крысоподобная тварь на суставчатых ногах. – И облики у всех соответствуют. Это не снимает подозрений полностью, но снижает.

Вернувшись в фальшивые облики, бароны примолкли, стали пристально наблюдать друг за другом. Несмотря на слова Лактачеи, все продолжали подозревать, что кто-то из них либо убивает остальных, либо помогает это делать.

А возможно, таковых даже больше одного.

Но кто именно – никто не знал. Может быть кто угодно. Так что Малинового салона никто не покидал, за каждым движением все следили, как костяные коты. И каждый напряженно размышлял, как ему исхитриться и убить остальных, чтобы точно оказаться в безопасности.

Тем более, что если это игра… цель может быть именно в этом. Последний оставшийся получает свободу или даже какой-нибудь приз.

Их ведь десять здесь было. Если сложить их счета в Банке Душ, выйдет больше одного процента. Того самого заветного процента, который нужен мажоритарному акционеру.

Что если паргоронские заправилы решили повторить случай Тьянгерии? Решили выбрать из них десятерых новую Принцессу Тьмы? Конечно, им придется как-то решать вопросы с наследниками… но когда это было проблемой для демолордов?

Эта мысль промелькнула у каждого – но с остальными ею никто не поделился.

Часы тикали, бароны сидели в Малиновом салоне. Никто не смел выйти, оказаться там, где его не видят остальные. Но все понимали, что вечно тянуть время тоже нельзя.

Они бароны гхьетшедариев. Их очень сложно убить. Кто бы ни заманил их в ловушку – он не может просто задушить их ядовитым газом или устроить в «Доме наслаждений» взрыв. От такого мрут только смертные и слабейшие из низших демонов. Злоумышленнику, хочет он того или нет, придется делать грязную работу самолично.

– Знаете, всегда есть способ оплатить выход… – медленно произнесла Инграста.

– Будем тебе очень благодарны, – улыбнулась Лактачея.

Инграста осеклась и замолчала. Она не собиралась этого делать. Никто не собирался идти на такое безумие, пока остаются другие варианты.

– Я схожу в покои Глаххалы, – объявила Фолга. – Кто-нибудь составит мне компанию?

На нее посмотрели с враждебностью. Опять разделяться? Ничем хорошим это не закончится. Но если отпустить Фолгу одну, она либо погибнет, и их станет еще меньше, либо найдет что-нибудь важное и получит преимущество, а это еще хуже.

– Я пойду, – поднялся Бренед. – Составлю тебе компанию, Бестия.

– И я, – воспарила Киндекорда. – Нас должно быть минимум трое.

– Лучше четверо, – улыбнулась Инграста. – Господа, мы пороемся в вещичках нашей гостеприимной хозяйки, а вы уж сделайте милость, подождите нас здесь.

Покои Глаххалы были роскошными. Не какое-то отдельное помещение, но альков, углубление в стене главного зала. Обычно он полон народу – на мягких коврах, подушках, бассейнах и прямо в воздухе сплетаются и сливаются обнаженные тела, повсюду стоны и крики экстаза. В главном зале круглосуточно проходят массовые оргии.

А если подняться по шести широким ступеням, откинуть шелковые занавеси – попадешь в покои хозяйки дома, Великой Гетеры. Никаких стен, никаких дверей – только занавесь, ширма, да и то большую часть времени отодвинута. Глаххала любит взирать на оргии сверху, любит наслаждаться видом, пока ее саму страстно берут в разных позах. Иногда она спускается вниз, к общему веселью, но чаще все-таки пребывает здесь. У всех на виду, но чуть обособленно, чтобы и участники оргии могли любоваться ею, как она любуется ими.

Фолга первым делом разломала огромную постель Глаххалы и выпотрошила ее огромные подушки.

– Ты думаешь, она спряталась в одной из них? – усмехнулась Инграста.

– Нет, я просто хочу что-нибудь разорвать, – процедила Красная Бестия, расправляясь с атласным одеялом.

– Ты можешь разорвать меня, когда пожелаешь!.. – возбужденно запыхтел Бренед.

Фолга с отвращением посмотрела на него, пока Инграста и Киндекорда обыскивали бесчисленные шкафчики, сундучки, шкатулочки. Все было скрыто в пространственных складках, никто другой не смог бы не то что добраться до сокровищ Глаххалы, но даже обнаружить их тут.

Но они тоже были баронессами – и вместе сумели сломать защиту. Теперь на пол летели особые косметические средства, редкие препараты, драгоценные настои и всевозможные украшения.

На одном из флакончиков баронессы запнулись. Руки одновременно потянулись к нему – и замерли в воздухе.

– Ларитрин, – медленно произнесла Инграста.

– Ларитрин, – медленно повторила Киндекорда.

Это строжайше запрещено, но у многих демолордов и титулованных аристократов есть такой флакончик. Прячется в потаенном местечке, сберегается на всякий случай. Никого не удивило, что один есть и у Глаххалы.

Все четверо смотрели на него – но никто не брал. Все прекрасно понимали, что если ты его возьмешь – остальные навалятся на тебя толпой.

Ларитрин может обезвредить только кого-то одного – причем только обезвредить, а не убить. И он работает только как средство-сюрприз, отрава. Он не поможет против того, кто тебе не доверяет.

Если бы кто-то нашел ларитрин в одиночку – он бы взял его обязательно. И наверняка использовал. Гхьетшедарию не нужно много поводов, чтобы сгубить другого гхьетшедария.

В конце концов, что вы хотите от существ, которые произошли из чьих-то мудей?



– Технически мы все происходим из чьих-то мудей, – заметил Бельзедор, раскуривая кальян.

– Но не в таком же буквальном смысле, – ответил Янгфанхофен.



– Уничтожим его? – спросила Фолга, тоже наклоняясь над ларитрином.

– Можем… – кивнула Инграста. – А можем… создать коалицию. Мы знаем, что он у нас есть. Те четверо – не знают. Пусть один из нас держит его при себе, но по первому слову остальных – покажет.

Все взгляды скрестились на Киндекорде. Гхьетшедарии не носят одежду, а пространственным карманам сейчас доверия не было. Но Киндекорда обладала великолепными, очень длинными черными волосами, и она убирала их в высоченную прическу – настоящий взрыв, башня на голове.

– Давайте, – согласилась она, аккуратно задвигая внутрь флакончик.

Бароны переглянулись. Теперь у них была общая тайна. Небольшое, но преимущество перед остальными четверыми.

– Потрясающая наивность, – раздался едкий голос. – Вы правда решили, что мы просто останемся там сидеть и ждать?

В дальнем конце зала парили Бхеган, Кетевромая, Лактачея и Чавланадол. Киндекорда вздрогнула, взгляды остальных заметались.

– Мы не собирались применять его против вас, – угрюмо сказала Фолга.

– Правда? – приблизилась к ним Лактачея. – Но и сказать вы нам о нем не удосужились. Отдайте.

– Отдать тебе?.. А почему именно тебе?..

– Любому из нас, – быстро поправилась Лактачея.

– А почему из вас? Это мы нашли. Найдите себе свой ларитрин.

– Киндекорда, лучше отдай, – приблизился Бхеган.

– Отдай, – повторил Чавланадол, чуть заметно приоткрывая рот.

Воздух сгустился от напряжения. Демоническая сила давила на реальность, восемь баронов против собственной воли чуть искажали все их окружающее.

Киндекорда сунула руку в прическу и достала заветный флакончик.

– А теперь настоящий, пожалуйста, – улыбнулась Лактачея.

Крайне неохотно Киндекорда достала настоящий флакончик. Теперь ни у кого сомнений не возникло – ауру этой дряни не подделать. Будто все еще ларитра, только сгущенная, сжатая до состояния одной щепотки. Безмолвно кричащая, жаждущая выплеснуть остатки своих сил в любого, кто окажется рядом.

Флакончик водрузился на сотворенном столике, и гхьетшедарии застыли будто в неподвижном хороводе.

– Ты пыталась нас обмануть, – заметил Бхеган, переводя взгляд на Киндекорду.

– Будто кто-то из вас не попытался бы, – пожала плечами та. – Вы же все равно бы не купились? Считайте это просто шуткой.

– Хорошо, будем считать это дружеской шуткой, – согласилась Кетевромая. – Что теперь?

– Ничего, – пробурчал Бренед, машинально отрезая себе сосок. – Он бесполезен, когда мы все о нем знаем.

– Против нас, – напомнила Кетевромая. – Но мы точно уверены, что мы здесь одни?

– Меня беспокоит эта находка… – пробормотал Чавланадол. – Мы теперь сидим в одном месте и смотрим на нее, боясь отвести взгляд.

– Ну так съешь ее, – насмешливо сказала Инграста. – Что ты там любишь – карри? Уверена, на поварне найдется порция.

– Можно просто выпустить, – предложил Бхеган. – Забудем, что он вообще был.

– Нет! – вскрикнула Кетевромая. – А если мы тут не одни?!

– И что нам даст ларитрин? – поморщился Бренед. – Ты предлагаешь найти этого неизвестного убийцу и подсыпать ему яд в кашу?

– Заставить вдохнуть – тоже способ.

– Это еще сложнее. Лично я дышу только когда курю.

И в этот момент в зале погас свет. Не просто исчезло освещение, которое большинству высших демонов и не нужно. Сгустилась абсолютная мгла – резко, быстро, почти мгновенно. Бароны ослепли, их фальшивые оболочки стали тлеть – и они бросили всю силу в сопротивление.

– Кто это сделал?! – раздался вопль.

Ответа не было. Но через несколько секунд тьма исчезла… и исчез ларитрин.

И Киндекорда. Она тоже исчезла. Семь баронов круто воспарили, обменялись бешеными взглядами… и в них был страх.

– Она сбежала с флакончиком?.. – нахмурился Бхеган. – Или?..

– Мы бы почувствовали пожирание, – возразил Чавланадол. – Я бы почувствовал.

– А я бы не почувствовал. Не у всех из нас такое тонкое чувство вкуса…

– Ты на что-то намекаешь, мужеложец?!

Бхеган и Чавланадол принялись кричать друг на друга, к ним присоединились Инграста, Кетевромая и Лактачея, а Бренед сотворил нож поострее и яростно тыкал самого себя в руку, пытаясь успокоиться.

Фолга же… Фолга тихонько отступала. Тише легчайшего ветра Красная Бестия плыла к дальней стене – вошла в нее, смешалась и исчезла.

Ей показалось, что она слышит смех. На самом краю восприятия. Кто-то наблюдал за ними – и кто-то веселился.

Точно Темный Балаганщик. Или Принцесса Тьмы. Фолга не могла понять, мужчина ли смеется или женщина – то был не звук, а просто ощущение.

Она решила покинуть остальных. Про себя-то Фолга точно знала, что ее руки чисты, что она не убивала ни Мезегдера, ни Зявана, ни Киндекорду… если та убита, конечно. Но остальные… кто-то старается их перессорить. Собирается заставить убивать друг друга.

Она не будет в этом участвовать!

Тем временем остальные закончили ругаться и заметили, что их стало еще на одну меньше. Утирая кровь, Бренед спросил:

– А где Фолга?!

– Это она убийца! – воскликнула Лактачея.

– Найти ее! – прорычал Бхеган.

Паргоронским баронам понемногу становилось трудно рассуждать разумно. Ими все сильнее овладевал страх. Они все сильней боялись за свои бессмертные души, за свое роскошное существование. Демону гибель гораздо страшней, чем смертному – слишком уж многое он теряет.

И напуганные уже донельзя, они бросились в погоню, бросились искать Фолгу.

Та к этому времени уже и сама поняла, что совершила ошибку. Точно так же позволила овладеть собой страху. Осталась одна, наедине с неведомым убийцей, да к тому же дала остальным повод сомневаться в себе.

Возможно, стоит вернуться. Попытаться обмануть их. Сказать, что… неважно, что-нибудь, она придумает.

Но тут в воздухе что-то сверкнуло. Фолга в панике вскрикнула, закрутила пространство, перешла в истинный облик. Посреди галереи выросла громадная волчица с красной шерстью. Ее рык прорезал воздух, наполнил весь «Дом наслаждений»…

– Это она! – крикнула Лактачея.

Бароны пронеслись по коридорам, как шесть ураганов. Но было уже поздно – Фолга лежала с отрубленной головой.

– Она умерла навсегда, – коснулась шерсти Кетевромая. – Это была не она.

– Но и не кто-то из нас, – торопливо заметил Бхеган. – Мы все время видели друг друга.

– А значит…

– Киндекорда… она…

– Я ее не чувствую.

– Зявана мы тоже мертвым не видели…

– Нас просто хотят убить?..

– Кто?..

– Зачем?! Важнее – зачем?! Нас ничего не связывает!

– Мы гхьетшедарии – и мы бароны.

– И что?.. Баронов почти полсотни. Почему именно мы?

– Может, какой-то колдун?.. или… а-а-а, чушь!..

– Давайте подумаем, кому это выгодно! Кто выиграет от нашей смерти?!

– Наши наследники, разумеется. Мой сын, твоя дочь…

– А они не могли сговориться?..

– Все десятеро?..

– Они все – простые гхьетшедарии. Они бы не смогли запечатать и убить десятерых баронов.

– Зато смогли бы нанять кого-то вроде того же Клюзерштатена. Пообещать ему часть наследства… все, что свыше баронского минимума.

– Клюзерштатен бы занялся таким?..

– Да! Кто угодно бы занялся! Если б я мог – я бы занялся!

– И Глаххалу тоже они наняли?

– Почему нет?! Она продажная тварь!

– Стоп, стоп, – вскинул руки Бхеган. – Мысль здравая, но есть слабое звено. Не у всех нас есть прямые наследники. У меня вот детей нет. Оба брата мертвы. Я ума не приложу, кто мой ближайший родственник. Ума не приложу, кому достанется мой титул.

– А кому достанется титул Киндекорды? – задумчиво спросил Чавланадол. – А, Инграста?..

– Что ты хочешь сказать? – пристально посмотрела на него баронесса.

– Вы с ней в родстве.

– Я всего лишь ее кузина. У нее минимум пятеро живых потомков, я ничего не наследую.

– Они могут быть уже мертвы. Или их могли убедить отречься.

– Да что ты несешь? Мы же все друг у друга в дальнем родстве!

– Дальнем. А вы – в ближнем.

– Я уже баронесса!

– Но ведь всегда хочется еще больше? – слащаво улыбнулся Бхеган. – В Паргороне когда-то было больше ста баронов, а сейчас – меньше полусотни… Гхьет Тьянгерии – это десять объединенных баронств…

– Я не наследую Киндекорде, – повторила Инграста, затравленно глядя на остальных.

– Если это так – почему вы друг к другу даже не ходили в гости? Видимо, было чего опасаться?

– Мы не настолько с ней дружили. Наше общение – дань вежливости.

– То есть вы ненавидели друг друга, – подытожил Бхеган.

– Я не потерплю оскорблений с твоей стороны, – прошипела Инграста.

Ее рот начал приоткрываться. Бхеган вздрогнул, подался назад…

– Ларитрин!.. У нее ларитрин!.. – взвизгнула Лактачея.

Чавланадол резко распахнул рот. Инграста вскрикнула… и исчезла.