В круговороте непредвиденных событий
Вот и наступил ноябрь, а вместе с ним и ежегодный предпраздничный строевой смотр. Каждый год, в начале этого месяца, руководство отделения милиции назначало это обязательное для всего личного состава мероприятие.
Ранним утром инспектор уголовного розыска Евгений Кудрин вышел из дома и размашисто, быстрым шагом пошел в сторону автобусной остановки. Последний месяц осени не принес приятных ощущений; с раннего утра подвывал сырой ветер, а с неба падал крупный мокрый снег. Он набивался под воротник куртки, под рубашку и там с удовольствием таял. Женя от этого ежился и старался как можно выше поднять воротник куртки. Он спешил, боясь опоздать на предстоящий строевой смотр, идя пролеском вдоль дороги, но все же успевал разглядеть, что уже нет четких очертаний деревьев и ближайших домов, а снег все валил хлопьями в лицо, будоражил мысли.
«Так, — думал он, убыстряя шаг, — вчера постригся, чистый носовой платок и свисток в кармане, форма в кабинете».
Во внутреннем дворике отделения милиции ровно в десять часов утра выстроилась длинная шеренга людей в серых шинелях и форменных шапках. Первыми стояли оперативные сотрудники, за ними — участковые инспекторы и дежурные по отделению милиции, а замыкал шеренгу рядовой и сержантский состав. Проводил строевой смотр заместитель начальника отделения милиции по розыску майор милиции Николаев, и все знали, что особенно тщательно он будет проверять готовность к смотру своих оперативников.
— Колосов, что за прическа, волосы из шапки торчат, — недовольно пробурчал он, подойдя к одному из сотрудников.
— А это у него мысли лезут, — хохотнул стоящий за ним в строю Саша Блинов.
— А ты не умничай, Блинов, у самого бакенбарды до подбородка выросли, да и лохмы тоже как лапша на ушах висят, — переключился на него Николаев, — вы же знаете, что в следующем году у нас будут проходить Олимпийские игры, и работники милиции должны выглядеть опрятно, на все сто…
— А на сто пятьдесят лучше, — перебил его стоящий дальше по ранжиру следователь Андреев.
— Вячеслав, прекрати смеяться, здесь не цирк, — строго сказал Николаев, — а эти двое после смотра — немедленно в парикмахерскую, а потом ко мне в кабинет. За неисполнение награжу обоих дежурством на праздник. Вот посмотрите, — продолжал он, подойдя к капитану Ерихину, — любо-дорого посмотреть на Льва Алексеевича, и прическа какая надо, и брюки наглажены, и ботинки начищены. Учитесь у старших, как надо готовиться к смотру. — С этими словами Николаев пошел дальше по строю, раздавая замечания, и через полчаса строевой смотр был закончен. Все дружно вздохнули и поспешили в свои кабинеты для переодевания в штатские костюмы; так уж было заведено, что форменную одежду оперативники вешали в кабинетный шкаф до очередного весеннего строевого смотра.
Самый молодой из оперативников, старший лейтенант милиции Евгений Кудрин не спешил раздеваться. Ему очень нравилось быть в форме, которая на нем отлично сидела, но само это мероприятие с переодеванием производило на него тягостное впечатление.
«Странно, — размышлял Женя, — сколько ни предупреждали заранее о нем, все равно оперативные работники плохо были подготовлены». Смотр не приносил никому удовлетворения, заканчивался он мелкими замечаниями руководства, которому в конечном счете, по его мнению, смотр тоже был «до фонаря». Начальство прекрасно понимало, что основным делом оперативников является раскрытие совершаемых преступлений, и с каким видом они будут их раскрывать, стрижеными или с длинными волосами, не имело значения.
«Конечно, если ходить исключительно в форме, другое дело, — продолжал размышлять Женя, — но мы ведь всегда ходим в штатском, а иногда для конспирации необходимо и волосы отрастить, и завести длинные бакенбарды».
Но сейчас эмоциональное состояние Кудрина было благодушным; он подошел к шкафу, на котором было прикреплено небольшое зеркало, и посмотрел в него.
«Красавец!» — мысленно восхитился он и представил, что на его погонах вместо трех маленьких три большие звезды. Женя шесть лет назад окончил среднюю специальную школу милиции и по распределению попал в это подразделение. Он не жалел об этом; коллектив его принял дружелюбно, да и наставник у него самый опытный по службе и по званию — Лев Алексеевич Ерихин.
За эти несколько лет работы коллеги полюбили рассудительность Кудрина, и они снисходительно относились к его юношескому задору и горячности. Нравилась им и цепкая память Жени на всякие события, особенно на смешные выражения и анекдоты. И каждый раз, собираясь вместе, они просили его рассказать новый анекдот или шутку, а он всегда соглашался и рассказывал.
Вот и сейчас, пока все переодевались, Лев Алексеевич попросил рассказать что-нибудь новенькое. Кудрин достал из кармана пиджака маленькую записную книжечку, искоса посмотрел в нее и с серьезным лицом начал рассказывать.
— Зашел мужик в магазин и просит: «Отрежьте мне 50 метров красного шелка». Ему отрезали. «Теперь порежьте по 10 метров». Порезали. «Теперь порежьте по метру». Порезали. «А теперь в каждом метре — звездочки вырежьте…» — «Ты что, псих?» — «Да, и справка имеется», — сказал мужик, показывая ее продавцу.
Все дружно загоготали и не заметили, что в этот момент в кабинет вошел дежурный по отделению милиции.
— Кудрин, срочно зайди к Николаеву, — зычно крикнул он и быстро удалился из кабинета.
Женя моментально переоделся и легкой походкой направился в кабинет начальника.
— Вот что, Женя, — сказал Павел Иванович, — на Варшавке в пятиэтажном доме, который расположен у магазина «Диета», обнаружен труп женщины; поезжай туда на дежурной машине и разберись, что там произошло. Дежурный даст точный адрес, он уже вызвал скорую помощь и пришлет на место участкового инспектора Галкина, а оперативная группа по моему вызову уже выехала из райотдела.
— Понял, — по-военному ответил Кудрин и вышел из кабинета начальника.
Дежурный «Москвич» доставил его до многоподъездного пятиэтажного дома. Во дворе, у первого подъезда, в окружении женщин стоял участковый инспектор Галкин, а из оперативного рафика, который только что подъехал, выходили следователь Марков, эксперт-криминалист и кинолог с собакой. Кудрин поздоровался с ними, и все вместе они зашли в подъезд дома. Поднявшись на второй этаж, они увидели лежавшую на лестничной площадке у двери квартиры № 5 пожилую женщину. Окровавленный халат виднелся из распахнутого черного пальто. Рядом с ней валялось ведро с рассыпанным мусором; по всей видимости, она вышла из квартиры, чтобы вынести его в контейнер, стоящий во дворе. В этот момент подошли врачи из подъехавшей скорой помощи, и один из них, нагнувшись, осмотрел потерпевшую.
— Она скончалась, — сказал он, — смерть наступила приблизительно час назад от удара каким-то острым предметом в сердце.
— Прошу вас пригласить понятых, — сказал следователь, обращаясь к Галкину, и приготовился проводить осмотр места происшествия. Эксперт-криминалист открыл свой саквояж с инструментами для поиска возможных следов, а кинолога собака повела на выход из подъезда. Женя осмотрел тамбур лестничной площадки и увидел, что дверь в квартиру потерпевшей была приоткрыта, а другие три квартиры на звонки не отвечали. Он осторожно зашел в квартиру, там никого не оказалось. Какого-либо беспорядка не наблюдалось; на столике стоял работающий телевизор, а на кухонном столе — недопитая чашка чая.
Кудрин вышел из квартиры и вместе с участковым инспектором, который привел двух пожилых женщин, направился опрашивать соседей по подъезду. И уже через некоторое время с огорчением для себя констатировал, что соседи, которые были дома, ничего не видели и ничего не слышали. Через час следователь уже заканчивал составление осмотра места происшествия, и в этот момент вернувшийся с улицы кинолог протянул ему завернутый в газетный листок нож с характерными бурыми пятнами.
— За домом в кустах пес нашел, — сказал он. Эксперт аккуратно взял нож и положил в свой пластиковый пакет.
— Это настоящий финский нож, — проговорил следователь, — наверное, именно им и была убита потерпевшая; мы приобщим его к протоколу осмотра места происшествия. Завтра с утра я пришлю вам его вместе с протоколом и заключением эксперта, — сказал он, обращаясь к Кудрину.
Через полчаса, попрощавшись, оперативная группа уехала, врачи забрали труп потерпевшей, а Кудрин с участковым инспектором еще раз медленно обошли вокруг дома, после чего направились к автобусной остановке.
По приезду на работу Женя сразу же поспешил на доклад к Николаеву.
— Какие версии выдвигаешь? — спросил тот, внимательно выслушав Кудрина.
— Пока никаких, — ответил Женя, — на ограбление вроде не похоже, да и что брать у одинокой пожилой женщины. Галкин по телефону уже связался с ее сестрой, которая через час должна приехать в квартиру потерпевшей. Она и посмотрит, все ли там на месте или чего-то не хватает.
— А что другие соседи? — спросил Павел Иванович.
— Те, которые живут в квартирах шесть, семь и восемь, сейчас, видимо, на работе, а живущие на первом этаже пенсионеры никого не видели и ничего не слышали.
— А что за нож, обнаруженный кинологом? — продолжал задавать вопросы Николаев.
— Как сказал следователь — это хорошо сделанный финский нож, — ответил Кудрин, — его для экспертизы забрал эксперт, но завтра утром со всеми материалами он его вернет. Судя по всему, именно этим ножом и была убита Баулина. Хорошо, если эксперту-криминалисту удастся обнаружить еще хоть какие-нибудь следы, чтоб можно было зацепиться.
— А может быть, потерпевшая испугала кого-то? — задумчиво проговорил Николаев.
— Да вряд ли, — ответил Кудрин, — если кто-то и захотел вдруг ограбить квартиры на этом этаже, то это абсурд: в квартире номер шесть живет научный сотрудник МГУ в квартире номер семь — водитель такси с семьей, а в квартире номер восемь — маляр с женой. Не те люди, которых можно ограбить, а потом убить случайного свидетеля.
— Это вроде бы правильное суждение, — сказал Николаев, — но я бы отвергать эту версию не стал. Посмотри по сводкам о происшествиях по городу похожие квартирные кражи за последнюю неделю. Думаю, что начинать надо с ножа: кто из умельцев мог смастерить такую финку. Спроси у Ерихина, он давно работает в розыске, может быть, знает кого-то.
— Хорошо, — ответил Кудрин и вышел из кабинета начальника. Остаток дня он провел за изучением сводки происшествий по городу за прошедшую неделю, но похожих краж из квартир не нашел. К вечеру зазвонил телефон, Женя снял трубку и сразу узнал по голосу своего соседа по дому Володю Колышева.
— Привет, Женя, — затараторил он, — приходи ко мне, жена и дочка уехали к теще, а у меня сегодня праздник.
— Какой праздник? — спросил Кудрин.
— Я поступил на заочное отделение автомобильного техникума, — ответил Володя, — есть мощный повод отметить это дело, стол тебя уже ждет.
— Выезжаю, — сказал коротко Женя, он с самого утра ничего не ел, и предложение соседа оказалось как нельзя кстати.
Женя жил один в своей однокомнатной кооперативной квартире, которую купили ему родители. И первым соседом, с которым он познакомился, был Володя Колышев, живший с семьей этажом выше в небольшой двухкомнатной квартире. Жене очень импонировала его семья: приветливая супруга, улыбающаяся дочка, да и сам Володя был из простой рабочей семьи и звезд с неба не хватал. Он работал водителем автобуса и что самое главное — старался совершенствоваться; он стал студентом техникума. И еще Женя знал, что Володя очень скромный и отзывчивый человек. Как-то в прошлом году Кудрин поиздержался, и денег не было даже на еду, так Колышев, узнав об этом, притащил ему мешок картошки, большой кусок сала и банку маринованной капусты.
И его теща хороша — гонит у себя дома самогон, и этого напитка у соседа не переводилось. Однако иначе как «табуретовкой» за отвратительный запах и привкус сам Володя не называл тещин напиток. Женя не любил самогон, его запах вызывал отвращение, но когда возникло острое чувство голода и целый день во рту не было ни крошки, а тебя приглашают за стол и наливают, вряд ли уместны всякие условности.
Подъехав к своему дому, он сразу же пошел к соседу, и чувство встречи с прекрасным его не обмануло. На столе на развернутой газетке стояла бутыль мутного самогона, а рядом — большой кусок сала, пахнущий чесноком, тут же развалились соленые огурцы с порезанной колбасой и кастрюля с дымящейся вареной картошечкой. — Очень вовремя пришел, — улыбаясь, вытирая руки о фартук жены, сказал Колышев и моментально налил самогон в стоящие на столе граненые стаканы.
От выпитого у Жени перехватило дыхание, но выдохнув порцию воздуха из легких, он с рвением принялся за еду.
На черный хлеб он положил отрезанный кусок сала, который лоснился и источал необыкновенный запах, мгновенно откусил, а вслед пошла дымящаяся картошечка, сдобренная сливочным маслом.
— Как закусон? — подмигнул Володька.
— Угу, — только и смог ответить Женя, с трудом прожевывая сало.
Потом были тосты за поступление в техникум, за автобазу, где работает Колышев, а потом за каждого его товарища по работе отдельно.
Рано утром будильник разбудил Женю. Он открыл глаза и почувствовал во рту такую горечь, было ощущение, словно наелся какого-то дерьма. В висках стучало, и от этого казалось, что все вокруг пульсирует.
— Чертова «табуретовка», — подумал он, лежа на тахте, — какое отвратное ощущение, осознаешь его сразу после того, как сознание вновь приходит в голову. Какое странное поганое состояние; и горечь в нем, и сожаление, и страшная жажда.
— Как же пить-то хочется, — сказал он громко, как будто рядом кто-то был. Мозг стал напряженно работать и выдал блестящий алгоритм: — Удача! В холодильнике должна стоять банка маринованных огурцов, взятая у родителей пару месяцев назад.
Мгновенно слетев с тахты, Женя быстро пошел на кухню и вынул заветную баночку.
«Ничего лучше и вкуснее не пробовал», — подумал он, допивая рассол из банки.
— Полегчало! — вдруг громко сам себе сказал Женя, и в голове пробудились первые признаки адекватного мышления, результатом чего явилась чистка зубов и принятие прохладного душа.
«А жизнь начинает налаживаться», — продолжал размышлять он, вытираясь свежим махровым полотенцем.
Быстро одевшись, Кудрин вышел из своей квартиры, подставляя лицо морозному воздуху, который с каждым шагом вытряхивал из его головы ненавистную алкогольную дурь.
На работе его встретил дежурный офицер и передал пакет с документами, доставленный рано утром из райотдела. Из заключения эксперта следовало, что никаких особых следов обнаружено не было, а на ноже действительно была кровь, соответствующая группе крови потерпевшей. Однозначно было указано, что именно этим ножом была убита Баулина.
В кабинете с утра присутствовал один Ерихин, остальные сотрудники разошлись по своим делам.
— Лев Алексеевич, хочу посоветоваться, — тихо проговорил Кудрин.
— Ты что такой тихий, наверное, после вчерашнего употребления спиртного? — с улыбкой спросил Ерихин.
— Да было немного, — проговорил Женя, — вчера на Варшавском шоссе в подъезде дома была убита ударом ножа гражданка Баулина. Кинолог обнаружил нож в кустах около дома, а эксперт-криминалист в своем заключении прямо указал, что она была убита именно этим самым ножом. И кровь на ноже соответствовала группе крови потерпевшей.
С этими словами Женя достал из пакета нож и передал его Ерихину.
— Исходя из того, — сказал он, — что ты, Лев Алексеевич, более десяти лет работаешь в уголовном розыске, может быть, встречался на твоем пути умелец, который мог сработать этот нож.
Ерихин медленно покрутил его в руках и внимательно стал рассматривать рукоятку, а потом произнес:
— Встречал я лет пять тому назад одного слесаря, который делал такие игрушки. Конструкция прямой формы, рукоятка сделана под руку с расширением из твердой породы древесины, скорее всего, из березы, и пропитана пчелиным воском, — проговорил Лев Алексеевич.
— А при чем тут пчелиный воск? — спросил Женя.
— Для придания рукоятке особой прочности, чтобы нож не выскальзывал из руки, — ответил Ерихин, — между рукояткой и лезвием латунное кольцо, и это уже кое-что.
— И что это значит? — проговорил Кудрин.
— А это отличительный почерк мастера, то есть его визитная карточка, — с улыбкой ответил Ерихин, — я помню одного слесаря, который делал такие ножи с характерным латунным кольцом. Лет пять назад он чуть не сел в тюрьму из-за своих изделий, но я тогда ему помог, и он отделался условным сроком. У этого мужика тогда просто украли финку, которая позже засветилась при совершении преступления.
— Вот что, Женя, — сказал Ерихин, — мне надо на часок отъехать по делам, а потом мы с тобой прогуляемся к Нагатинской улице и зайдем в слесарную мастерскую, где в то время работал Данила-мастер, который делал такие ножи.
— Что, его действительно зовут Данилой-мастером? — спросил Кудрин.
— Да, именно Данила Лавров, но только работал тогда он не по камню, а по металлу, — улыбнувшись, ответил Ерихин.
С этими словами Лев Алексеевич вышел из кабинета, а Женя уставился в окно, за которым падали первые осенние снежинки.
«Со снегом сразу стало вокруг красиво, — подумал он, — побелели тротуары, и природа преобразилась: деревья покрылись снежным одеялом, и крыши домов похорошели».
Женя радовался, когда крупные снежинки, словно перышки, опускались на раскидистые кроны деревьев.
— А ведь каждая снежинка — это произведение искусства, — продолжал философствовать он, — двух-то одинаковых, как и папиллярных узоров, не бывает. Однако, в отличие от человеческих пальцев, снежинки имеют причудливую форму и бывают очень изящными».
Женя размяк, на душе стало радостно и даже в некоторой степени нереально, словно в ожившей детской сказке. Он задремал, и его привела в рабочее состояние с шумом открывшаяся дверь.
— Мы можем идти, — сказал вошедший в кабинет Ерихин.
Через несколько минут они быстрым шагом направились в сторону Нагатинской улицы. Подойдя к автокомбинату, минуя входные ворота, они направились к небольшому ангару, стоящему с тыльной стороны здания.
— Не подскажете, как найти Данилу-мастера? — обратился Ерихин к человеку в спецовке, выходящему из ангара.
— Да там он, за своим верстаком работает, — сказал тот, показывая пальцем на левую сторону ангара.
Они вошли в ангар и пошли вдоль стоящих слесарных и токарных станков. В глубине увидели пожилого седоволосого человека, точившего в зажатых тисках металлическую пластину.
— Привет тебе, Данила Лавров, — сказал Ерихин, обращаясь к нему.
— А, Лев Алексеевич собственной персоной, — ответил Данила, — давно не виделись, что привело вас к скромному работнику…
— Ножа и топора, — перебил его Лев Алексеевич.
— Да будет вам, все в прошлом, годы берут свое, — сказал Лавров.
Кудрин достал из портфеля нож и передал его Ерихину.
— А это чья работа? — спросил он у Данилы.
— Не знаю, — ответил Лавров, мельком посмотрев на нож.
— Ох, Данила, сам сказал, что годы берут свое, а брешешь, как сивый мерин, — улыбнувшись, проговорил Ерихин, — забываешь про добро.
— Нет, не забываю, — пробурчал Данила.
— Я же узнал твою метку на ноже, — продолжал Лев Алексеевич, — ты по старой памяти поведай, кому сработал нож?
— Прости, бес попутал, — пробормотал Лавров, — весной ко мне подкатил Хилый и попросил сделать для него настоящую финку. Я сделал и передал нож ему; он мне тогда хорошо заплатил, а у меня здесь заработок небольшой, поэтому и согласился.
— Это Петька Сопин, — сказал Ерихин, — знакомая личность.
— А что он натворил? — спросил Данила.
— Этим ножичком была убита женщина, ну а Хилый, которому ты продал его, соответственно подозревается в этом преступлении, — ответил Лев Алексеевич, — сейчас мой коллега даст тебе листок бумаги и авторучку, ты и напиши все то, что нам сейчас рассказал.
— А меня не посадят за этот ножик? — недоверчиво глянул на него Данила.
— Не посадят, — отрезал Ерихин, — ты же все откровенно рассказал, а кроме того, лезвие ножа сделано на несколько сантиметров короче и не подходит к статусу «холодное оружие», но убить им все равно можно, что и произошло.
Когда все формальности были улажены, они вышли из ангара и не спеша направились в сторону отделения милиции.
— Когда придем на работу, найди участкового инспектора Юру Василенко, — сказал Ерихин, — он обслуживает район, где проживает Сопин, и поможет тебе его отыскать.
— Спасибо, — проговорил Женя, и они зашагали по занесенному снегом тротуару.
Кудрину повезло, в отделении милиции в это время проводился инструктаж участковых инспекторов, поэтому Василенко уже через двадцать минут зашел в кабинет оперативного состава.
— Привет, Женя, меня дежурный попросил зайти к тебе, — пробасил он и присел у стола Кудрина.
— Вот какое дело, Юра, — начал Кудрин, — мне надо срочно найти некого Петра Сопина по кличке Хилый. — Он коротко рассказал Василенко об убийстве Баулиной и о ноже, которым она была убита, принадлежавшем Сопину.
— Женя, не вопрос, — сказал Василенко, — он почти каждый день трется в кафе у кинотеатра «Луч» на Варшавском шоссе. Я уже давно ставил вопрос о его закрытии, так как туда постоянно слетается блатной элемент: пьют, играют в азартные игры, затевают драки.
— А когда можно туда сходить? — нетерпеливо проговорил Кудрин.
— Да сегодня и пойдем, часов в семь вечера, — ответил участковый инспектор.
Они договорились встретиться около семи часов вечера у кинотеатра, а пока Василенко, порывшись в своем планшете, достал листок бумаги и протянул его Кудрину.
— Здесь короткая справка на Сопина, — сказал он и вышел из кабинета.
— «Сопин Петр Леонидович, тридцати лет от роду, не женат, проживает с матерью, привлекался к уголовной ответственности за хулиганство, — читал вслух Женя, — после освобождения из зоны в прошлом году вернулся в Москву, работает грузчиком на плодоовощной базе, выпивает и совершает мелкие правонарушения».
Положив справку в свою папку, он направился к Николаеву. Павел Иванович внимательно выслушал Женю и проговорил:
— Нужно немедленно задержать этого Сопина и постараться его расколоть о мотивах совершенного преступления.
— Я тоже думаю, какая связь между уголовником Сопиным и пожилой женщиной, — проговорил Кудрин, — судя по показаниям сестры потерпевшей, в квартире ничего не было украдено, даже деньги лежали в прихожей. Ответа пока не нахожу.
— Где-то ты просмотрел, разбери по памяти место происшествия по сегментам, вспомни всякую мелочь, — недовольным голосом сказал Николаев.
Женя вышел из кабинета начальника в смятении; чего-то важного он не увидел в этом деле, да и в мотивации поступка Сопина — сплошной туман!
Как и договаривались, в семь вечера Кудрин подошел к кинотеатру, у входа которого уже стоял участковый инспектор.
— Пойдем в кафе, — сказал Василенко, и через несколько минут они уже заходили в железную дверь кафе. Василенко сразу же указал Кудрину на крайний столик у окна; окруженные сизым дымом, за ним сидели двое мужчин и о чем-то увлеченно говорили. На столе стояли почти пустая бутылка портвейна и скромная закуска.
— Тот, что в синей куртке, и есть Сопин, — тихо проговорил Василенко.
Увидев участкового инспектора, он насторожился и привстал из-за стола.
— Собирайся, Сопин, к тебе есть вопросы, — проговорил Василенко, — расплатись с официантом и шагом марш вместе с твоим дружком в отделение милиции.
— Да пошел ты, я отдыхаю с другом и никуда не пойду, — зло ответил он.
— Нехорошо так говорить с работником милиции, — сказал Женя, — пойдешь как миленький, а иначе плохо будет.
— А это кто тут еще тявкает? — бросил Сопин, уставившись на Кудрина.
— Не тявкает, а приглашает тебя, уголовника, в отделение милиции инспектор уголовного розыска, — ответил Василенко.
Сопин явно не ожидал такого ответа и мгновенно понял, что шутки закончились, и совсем другим тоном произнес:
— Я все понял, уже иду.
Его товарищ расплатился с официантом, после чего все четверо вышли из кафе и пошли на автобусную остановку. Через пятнадцать минут они вошли в отделение милиции.
— За что взяли, я ничего не совершал? — спросил Сопин, усаживаясь на стул возле письменного стола Кудрина.
— Узнаешь? — спросил Женя, вынимая из верхнего ящика стола финский нож.
— Ну и че? Не моя вещь, — ответил Сопин.
— Этим ножом в подъезде своего дома вчера была убита гражданка Баулина, — сказал Кудрин, — где ты был вчера с десяти до двенадцати часов дня?
— Да дома был, отходил от пьянки, — недовольно процедил Сопин, — мать может подтвердить.
— Слушай меня внимательно, Сопин, — резко развернулся к нему Кудрин, — мне неинтересно тут с тобой разговоры разговаривать, колись, за что убил пожилую женщину? У меня есть все основания задержать тебя в качестве подозреваемого в совершении убийства: во-первых, показания Данилы-мастера о том, что он эту финку продал именно тебе, во-вторых, на ноже обнаружены твои пальчики, а в-третьих — этого вполне достаточно, чтобы упрятать тебя надолго за решетку.
— Я никого не убивал, матерью клянусь, — завопил Сопин, — а нож этот я действительно купил у Данилы, но в прошлом месяце перекинулся с Шурупом в буру и вместо денег поставил на кон нож, а тот и выиграл его у меня.
— Кто может это подтвердить? — спросил Женя.
— Да Колька Шкет, которого вы тоже со мной задержали, — ответил Сопин, — он тогда с нами играл.
— Хорошо, — сказал Кудрин, — мы это проверим и у матери твоей спросим. А где обитает этот Шуруп?
— На Мытной улице он живет, рядом с кинотеатром «Правда», — ответил Хилый.
— Я тебя, Сопин, все равно задерживаю по подозрению в совершении преступления, — проговорил Кудрин и попросил Василенко сопроводить его в камеру.
Оформив необходимые документы для его задержания, Кудрин пошел к начальнику, которому в подробностях рассказал о задержании Хилого и беседе с ним.
— Быстро ты расколол Сопина, молодец, — похвалил Николаев.
— Я сказал Хилому, что Данила-мастер показал, что он именно этот нож продал ему, и еще намекнул по поводу отпечатков пальцев на ноже, — сказал Женя.
— Ну, насчет его отпечатков ты приврал, в экспертном заключении ничего такого не было, — укорил начальник, — но если Сопин все рассказал, и это подействовало, то ладно, — смягчился он. — Вот что, Женя, — продолжал Николаев, — сейчас уже поздно, а завтра с утра я позвоню в Октябрьское РОВД и поинтересуюсь по поводу этого Шурупа.
На следующее утро Павел Иванович дал номер телефона заместителя начальника Октябрьского райотдела по розыску и попросил с ним связаться.
— Это мой однокашник по Высшей школе милиции майор Ветров Николай Дмитриевич, он тебя познакомит со своим оперативником, который знает Шурупа.
Уже через час Женя входил в здание Октябрьского райотдела и, предъявив дежурному офицеру удостоверение личности, прошел к кабинету Ветрова.
Тот, долго не раздумывая, позвонил по телефону, и через минуту в кабинет вошел атлетически сложенный молодой человек.
— Капитан Бурков Сергей, — представился он.
— Старший лейтенант Кудрин Евгений, — ответил Женя.
— Все, мужики, у меня нет времени, — проговорил Ветров, — Сергей тебе поможет найти этого Шурупа и задержать его, а я должен бежать на совещание к руководству.
Через час Женя уже знал, что Шуруп — это Варламов Борис Львович, ранее судимый за грабеж и разбой. Тип очень дерзкий и за большие деньги может пойти на любое преступление.
— Где его можно найти? — спросил Кудрин.
— Вечером в кафе на Даниловском рынке, а сейчас, наверное, отсыпается дома, — ответил Бурков.
— А может быть, прямо сейчас и зайдем к нему? — спросил Женя.
— Да легко, это недалеко отсюда, — ответил Бурков.
Через полчаса они подошли к четырехэтажному дому старой постройки на Мытной улице. Подойдя к квартире Варламова, увидели, что входная дверь была приоткрыта. Достав оружие, первым в квартиру вошел Бурков, а за ним, оглядываясь по сторонам, — Кудрин. В комнате на полу в скрюченной позе лежало тело человека, у которого голова была неестественно вывернута в левую сторону. Специфический запах свидетельствовал о том, что тело долго лежало в комнате. В квартире был полный беспорядок, все перевернуто вверх дном, а вещи валялись на полу. Было заметно, что квартира принадлежала человеку, не приученному к порядку. Из открытого шкафа вывалилась одежда, пол усыпан пробками из-под бутылок и конфетными обертками. Судя по количеству пыли, руки хозяина никогда не прикасались к тряпке, кровать была не застелена, а в изголовье лежал поролоновый валик, видимо, используемый в виде подушки.
По всему было видно, что в квартире что-то искали.
— Это и есть Варламов, точнее, был, — сказал Бурков, — нужно вызвать нашу оперативную группу и скорую помощь.
Они вышли из квартиры, Сергей побежал в ближайший телефон-автомат, а Женя остался ждать его на лестничной площадке.
Через полчаса приехали оперативная группа и скорая помощь.
— Смерть потерпевшего наступила приблизительно сутки назад где-то от пяти до восьми часов вечера, — сказал врач, осматривая тело, — ему свернули шею.
Пока шли следственные действия, Бурков и Женя пошли по квартирам опрашивать соседей. Несколько человек вспомнили, что вчера, около шести часов вечера, из подъезда выходил незнакомый человек высокого роста и сильно прихрамывал на правую ногу.
При осмотре места происшествия эксперт-криминалист обнаружил на полу, рядом с потерпевшим, металлическую пуговицу; он аккуратно поднял ее и положил в свой пакетик.
— Не ходят такие люди, — кивнул Женя в сторону лежащего на полу человека, — в костюмах и рубашках с запонками.
— Это точно, — подтвердил Бурков.
Через час врачи забрали тело Варламова, а оперативная группа также закончила свою работу и уехала. Женя поблагодарил Буркова за содействие и направился в свое отделение милиции. Было уже поздно, но Николаев еще находился на месте, поэтому Кудрин сразу пошел к нему. Он обстоятельно рассказал начальнику о произошедшем на Мытной улице.
— Что думаешь делать дальше? — спросил Павел Иванович.
— С убийством Варламова все концы спрятаны в воду, — ответил Женя, — непонятно, с какого бока теперь подойти… Теперь буду ждать заключение эксперта-криминалиста, который осматривал следы в составе той оперативной группы.
— Конечно, хорошо было бы, чтобы он нашел что-нибудь, — проговорил Николаев, — а если не найдет?
— Тогда не знаю, будем искать, — ответил задумчиво Кудрин.
— А чем мы располагаем на сегодняшний день? — спросил вдруг Павел Иванович.
— Похоже, что Сопин не соврал, — сказал Женя, — его мать подтвердила, что в день убийства Баулиной с утра он до обеда валялся в кровати после пьянки накануне. Его дружок подтвердил, что тот действительно проиграл этот нож Варламову.
— Ну не мог же и он тоже проиграть нож или отдать его кому-нибудь, — продолжал рассуждать Женя.
— Такие финские ножи просто так не отдают другим людям, — ответил Николаев, — это же тебе не какой-то там кухонный ножик. Это — своеобразный престиж в уголовной среде. Если такую финку показать в компании людей, связанных с криминалитетом, рейтинг показавшего человека сразу взлетит в их глазах.
— Получается, что именно Варламов убил Баулину, — тихо проговорил Женя, — но, опять же, каков мотив тогда убивать пожилую женщину, ничего ценного у нее не было. Я уже говорил, что, со слов ее сестры, из квартиры потерпевшей ничего не пропало.
— А может, как мы раньше думали, все-таки она явилась нежеланным свидетелем чего-либо? — спросил Николаев.
— Чего или кого? — вопросом на вопрос ответил Кудрин.
— Думать надо, думать, Женя, видимо, ты что-то упустил, — сказал Павел Иванович, нахмурив брови, — опроси еще раз жильцов подъезда, где жила Баулина.
Женя пришел в свой кабинет в полной растерянности, он просто не знал, что дальше предпринять. Позвонив дежурному офицеру, он попросил отыскать участкового инспектора Галкина, который находился где-то на территории. Кудрин сел за свой стол, но мысли как назло никакие не приходили. Через полчаса позвонил участковый инспектор, которого Женя попросил еще раз поговорить с соседями потерпевшей на предмет выяснения каких-нибудь новых обстоятельств в этом деле.
Стук в дверь прервал их разговор.
Дверь кабинета открылась, и, на пороге появился широкоплечий мужчина высокого роста с густой черной шевелюрой.
— Можно зайти? — пробасил он, старательно стряхивая снег с пальто.
— Да вы уже зашли, проходите и присаживайтесь, — сонно ответил Кудрин.
— Меня к вам, Евгений Сергеевич, направил дежурный офицер, — громко сообщил вошедший.
— По какому поводу вы пришли, представьтесь, пожалуйста, — указывая на стул, проговорил Женя.
— Меня зовут Павел Ильич Ярцев, — ответил посетитель и предъявил свой паспорт.
— Слушаю вас, так по какому вопросу пришли? — повторил Кудрин.
— Видите ли, — начал Ярцев, — я вулканолог и работаю в лаборатории МГУ старшим научным сотрудником. Наша лаборатория занимается изучением вулканической деятельности на Дальнем Востоке страны, и один раз в году мы выезжаем в научную экспедицию в те районы. Вот и в этом году летом мы три летних месяца находились на острове Кунашир. Правда, я не планировал ехать в эту экспедицию, но внезапно заболел мой коллега по лаборатории, и мне пришлось собираться в авральном порядке.
— Первый раз слышу о таком острове, — сказал Женя.
— Кунашир — самый южный остров Большой гряды Курильских островов, — проговорил Ярцев, — он вытянут с востока на запад более чем на сто километров, а геологическая история его тесно связана с вулканической деятельностью. На острове имеются четыре действующих вулкана, но в этой экспедиции наши исследования были посвящены изучению вулкана Тятя. Мы жили в небольшом поселке на побережье Охотского моря рядом с Южно-Курильской бухтой, — продолжал Ярцев, — и вы знаете, удивительно, что остров наполовину покрыт хвойными лесами, а в его западной части растет самое старое дерево Дальнего Востока — тис, которому более тысячи лет, а местные жители называют его «Мудрец».
— Товарищ Ярцев, туризм не моя сфера деятельности, — перебил его Кудрин, — это все интересно, но я тут при чем?
— Подождите, пожалуйста, выслушайте до конца — попросил Ярцев, — кроме работы, там нечего было делать, поэтому, когда погода позволяла, я ходил на рыбалку к небольшому каменному гроту. Так вот, однажды, в самом конце нашей работы на острове, я в очередной раз пошел на рыбалку, закинул удочку и стал ждать поклевку. Вдруг очередная волна выбросила на берег светлую коробочку. Я поднял ее и рассмотрел: она была сделана из какого-то пластика и была почти невесомой, поэтому не затонула, а «гуляла» по морю, пока волной не выбросило на берег. Я попытался ее открыть, но она не открывалась, и я ее просто бросил в рюкзак, а потом забыл о ее существовании. Уже в Москве, разбирая рюкзак, я наткнулся на эту коробочку и с большим трудом открыл ее. Внутри находилась еще одна коробочка, которую я также открыл.
— Как матрешка, — улыбнувшись, сказал Кудрин.
— Так вот, внутри второй коробочки находилась почтовая марка с изображением женского профиля, — продолжал рассказывать Ярцев, — я далек от филателии, но на следующий день специально пошел в Ленинскую библиотеку, чтобы узнать все о своей находке. А когда мне удалось с трудом докопаться, то был поражен прочитанным.
— И что там вы узнали? — с нескрываемым интересом спросил Женя.
— Для того, чтобы вам стало ясно, я должен коротко рассказать об этой марке, — проговорил Ярцев, — так вот, в 1847 году на острове Святого Маврикия вышли две небольшие марки, получившие у филателистов названия «Голубой Маврикий» и «Красный Маврикий». История их возникновения такова: в 1847 году, во время подготовки к ежегодному балу, генерал-губернатор острова Святого Маврикия Роберт Гомм заказал эти марки для рассылки приглашенным на бал. Таков был обычай, существовавший в то время. Гравер Джо Бернанд подготовил две печатные пластины с выгравированными на них однопенсовой и двухпенсовой марками, изображавших профиль королевы Виктории. По завершении работы, — продолжал Ярцев, — оставалось только сделать соответствующую надпись на марке, но нетерпеливый гравер по пути домой зашел в кабак и решил отметить это дело. Он напился до такой степени, что забыл, какая же надпись должна быть на марке, кроме названия острова. Выйдя из кабака, он проходил мимо почтовой конторы, где у входа висел плакат, на котором было написано: «Post office», то есть «Почтовая служба». А написать надо было «Post paid» — «Почтовый сбор оплачен». Придя домой, он так и написал на пластинах. Когда эту ошибку обнаружил губернатор, времени уже не было, и другого ничего не оставалось, как заказать по пятьсот «неправильных» марок голубого и красного цвета. Потом клише заменили на исправленные, а после бала оставшиеся «неправильные» марки были распроданы вместе с новыми. Маленький тираж, небольшое количество сохранившихся марок, отдаленность острова от Европы, где бурно стала развиваться филателия, сделали свое дело. Уже через несколько лет коллекционеры стали гоняться за этими «неправильными» марками, предлагая большие деньги. На сегодняшний день в мире известно лишь о двадцати восьми экземплярах этой марки, но они практически все находятся в частных коллекциях. На всех всемирных выставках демонстрируются только две марки: первая «Голубой Маврикий» — из английской королевской коллекции, сохранившаяся благодаря английскому королю-филателисту Генриху V второй «Маврикий» выставлял на выставках японский миллионер по фамилии Оно.
— А ваша марка тогда откуда взялась? — с интересом спросил Кудрин.
— Из пучины морской, — улыбнувшись, сказал Ярцев, — я стал разбираться дальше и заказал подшивку центральных японских газет за прошедший год. Так вот, в одном из прошлогодних номеров, на первой странице одной из японских газет я нашел фотографию какого-то японца и марки «Голубой Маврикий», после чего заказал перевод этой газетной страницы.
— И что там было напечатано? — Рассказ Женю захватил, интерес возрастал.
— А написано там было следующее, — не торопился Ярцев, — что яхта японского миллионера-филателиста попала во внезапный шторм прямо у самого берега и затонула. Так получилось, что он вез марку «Голубой Маврикий», которую намеревался демонстрировать на очередной выставке. Самого миллионера спасли, а вот марка… бесследно исчезла. Я так предполагаю, что марка, которую я выловил на рыбалке, и принадлежит тому японскому миллионеру.
С этими словами Ярцев достал из кармана ксерокопию газетного листа и листок бумаги, на котором был напечатан русский перевод газетной статьи, и передал их Кудрину.
Женя с интересом посмотрел на фотографии, затем прочитал текст на листе бумаги и сказал:
— Ну, так и верните эту марку ее владельцу.
— Не могу вернуть, — ответил Ярцев, — она у меня пропала.
— Как это так? — удивился Кудрин.
— Когда я позавчера пришел домой, то увидел, что ящик моего письменного стола был приоткрыт, но я так устал, что не стал с этим разбираться, — ответил он.
— Так, — сказал Женя, — давайте все по порядку, где вы живете и во сколько пришли после работы домой?
— Я сосед Баулиной Татьяны Семеновны, которую позавчера убили на нашей лестничной площадке, — ответил Ярцев, — у нее квартира номер пять, а у меня — номер шесть. Очень жаль старушку, жила одна и такая приветливая была.
— Так вы, значит, ее сосед? — спросил Кудрин.
— Да, именно так, — закивал головой мужчина, — когда позавчера я около девяти вечера пришел домой, встретившаяся в подъезде соседка с первого этажа мне и рассказала о случившемся.
— Значит, вы пришли домой около девяти вечера, — задумчиво снова повторил Кудрин, — ничего необычного не заметили в квартире?
— Да нет, — ответил Ярцев, — все было в порядке, а вот сегодня обнаружил, что коробочка с маркой пропала.
— Может быть, вы просто переложили ее в другое место? — спросил Женя.
— Нет, она всегда лежала в одном месте, и мне не было нужды ее перекладывать, — ответил Ярцев.
— А вы точно помните, что закрывали тогда шкафчик на ключ? — проговорил Женя.
— Абсолютно так, — закивал опять головой Ярцев, — ключик всегда со мной на связке ключей, а вот позавчера шкафчик был приоткрыт, и когда я сегодня попытался его снова закрыть, у меня ничего не получилось.
— Значит, замок шкафчика был поврежден, и, возможно, кто-то вскрыл его, — сказал Кудрин, — можно предположить, что вашу марку могли похитить в одно время с убийством Баулиной.
— Вот этого я не знаю, — развел руками Ярцев.
— А вы кому-нибудь рассказывали о марке? — спросил Женя.
— Только двум своим лучшим друзьям, — ответил Павел Ильич, — двадцать пятого октября у меня был день рождения, и вечером того же дня ко мне в гости зашли Строгов Ваня и Кофман Миша. Мы посидели, отметили мой день рождения, и я им показал марку и рассказал о том, как она попала ко мне.
— А они видели, как вы открывали шкафчик? — спросил Кудрин.
— Конечно, видели, письменный стол у меня стоит в комнате, где мы и отмечали мой праздник, — ответил, но я исключаю причастность моих друзей к пропаже марки. С Иваном мы дружим очень давно, вместе учились на географическом факультете МГУ а с Мишей вместе занимаемся в секции альпинизма при нашем университете.
— Вы и альпинизмом занимаетесь? — восхищенно спросил Кудрин.
— Да, — ответил Ярцев, — каждый год в отпуск мы идем в горы покорять очередные вершины.
— Там, должно быть, очень опасно, — проговорил Женя, — я боюсь высоты.
— Да что вы, там, в горах, очень красиво, — проговорил с улыбкой Ярцев, — хотя и бывают разные травмы и ушибы. Вот, например, в прошлом году мы в группе поднимались на Эльбрус, дошли до «Приюта одиннадцати» и только вступили на ледник, как у Миши нога попала в расщелину. С трудом мы извлекли тогда его ногу, а она оказалась сломанной в двух местах. Группа пошла дальше в гору, а я его понес вниз буквально на своих плечах. Я его тогда еле донес в бессознательном состоянии. Ногу удалось сохранить, но теперь Миша хромает на правую ногу, хотя это его в принципе не сильно беспокоит.
— А где ваши друзья работают? — допытывался Кудрин.
— Ваня Строгов — океанолог и занимается изучением мирового океана, он и сейчас в командировке на Дальнем Востоке, а Миша Кофман — заведующий художественным салоном на Каширском шоссе.
— И еще вопрос, — проговорил Женя, — а как вы, Павел Ильич, планировали распорядиться маркой?
— В нашей секции альпинизма занимается Борис Мохов, который работает в центральном аппарате Министерства иностранных дел, — ответил Ярцев, — так вот, именно на сегодня я договорился с ним прийти к нему на работу, чтобы передать марку им, ведь она, по сути, принадлежит представителю другого государства.
— Благородное намерение, — сказал Кудрин, — вы пока напишите на бумаге все то, что сказали мне, только без прелестей Дальнего Востока, и отдельно — заявление о пропажи марки, а я пока свяжусь с нашим экспертом-криминалистом на предмет поездки к вам домой.
Через полтора часа они входили в знакомый Жене подъезд дома на Варшавском шоссе, а у подъезда их уже ждал подъехавший чуть раньше эксперт-криминалист.
Следов никаких обнаружить не удалось, а вот замок шкафчика письменного стола, по четкому суждению эксперта, был открыт острым предметом. Он сфотографировал шкафчик, отверстие для входа ключа и замок входной двери, которая, по предварительному мнению эксперта, была открыта отмычкой. Женя пригласил двух женщин-соседок с первого этажа, затем составил протокол осмотра шкафчика и входной двери в квартиру. Закончив работу и попрощавшись с Ярцевым, Кудрин и эксперт вышли из квартиры.
На работе Женя сразу же пошел к Николаеву.
— Что ты об этом думаешь? — спросил тот, внимательно рассматривая ксерокопию японской газеты и читая ее перевод.
— Думаю вот что, — начал Женя, — Баулину мог убить человек, укравший марку из квартиры Ярцева и случайно наткнувшийся на вышедшую из своей квартиры пенсионерку.
— Очень может быть такое, — ответил Николаев, — давай будем ориентироваться на эту версию, а пока сделай установку на тех друзей Ярцева, которые приходили к нему на день рождения.
— Есть, — коротко ответил Женя и вышел из кабинета начальника.
Он пришел в свой кабинет, сел за письменный стол и подумал: «Вот и еще один день пролетел, уже совсем темно, и пора собираться домой».
В этот момент в кабинет с шумом ввалился его коллега Витя Колосов и с порога быстро заговорил:
— Привет, Женька, сегодня моя девушка купила попугая, а он, гад, матом ругается.
— Где она купила такое чудо? — улыбнувшись, спросил Кудрин.
— На птичьем рынке, — ответил Колосов, — там он молчал, а когда она его принесла домой, ничего кроме русского мата он не говорит.
— Так переучи его с мата на блатной язык, больше пользы будет, — улыбнувшись, проговорил Женя.
— Для будущей тещи, что ли? — спросил Колосов.
— А почему нет, — проговорил Кудрин, — представь, приходит она домой, а попугай ей говорит: «Ну что, пришла, старая кошелка, дай пожрать, а то мигом у меня пойдешь на зону».
— Я этого попугая на плечо сегодня сажал, когда приходил к своей девушке на обед, — смеясь, продолжал Колосов.
— Ты, Витя, будь с ним аккуратнее, согласно статистике, у девяноста процентов пиратов одного глаза нет со стороны плеча, на котором сидел попугай, — сказал Женя.
— Да ладно балагурить, — ответил Колосов, — не у каждого хромого пирата на плече сидел попугай, расскажи лучше новый анекдот.
— Ну, разве что про попугаев, — ответил Кудрин, — утро. Мужик просыпается с бодуна, открывает шторы, снимает покрывало с сетки с попугаем. Идет на кухню, открывает шкаф, достает стакан, открывает холодильник, достает бутылку водки и откупоривает ее. Затем наливает в стакан, выпивает, ставит водку в холодильник, убирает стакан, идет в спальню, закрывает шторы и ложится спать. Попугай: «Какой сегодня был длинный день!»
Колосов рассмеялся и сказал, что обязательно расскажет этот анекдот своей девушке.
— Стоп! — внезапно сказал Кудрин. — Как ты сказал, что не у каждого хромого пирата…
— Ты чего, Жень? Что-то вспомнил? — спросил Колосов.
— Хромой пират, — опять задумчиво повторил Кудрин, ну конечно, как я не додумался раньше. У Ярцева на дне рождения был приятель, которому тот показывал марку, и ведь он был хромым именно на правую ногу.
— Ну, ты, Женя, совсем заработался, — проговорил Колосов, выходя из кабинета, — смотри, как бы ум за разум не зашел.
Внезапно пришедшая мысль о взаимосвязи того хромого человека с убийством Шурупа отчаянно вгрызалась в голову Кудрина и строила разнообразные логические цепочки. Оставшись один, он устало откинулся на спинку стула и уставился в окно, а там опять падали крупные хлопья снега.
«Нужно переключиться на другую тему, — подумал он, — а то как бы действительно не слететь с катушек».
В памяти вдруг возникла девушка Катя, студентка МГУ с которой он познакомился летом на дне рождения у приятеля. Когда они выпивали и балагурили, она показалась Жене веселой и жизнерадостной, но при встрече в Парке культуры через несколько дней он ее не узнал. Пока они гуляли по дорожкам парка, она монотонно рассказывала о правилах хорошего тона и этикета.
«Зачем она мне все это говорит? — задавал себе Женя вопрос. — Может быть, тем самым намекает, что в милиции работают лишь одни неучи и невежи».
А когда Женя присмотрелся к ней, то увидел идущую рядом сутуловатую фигуру, а под черными волосами скрывались довольно большие уши.
Это в какой-то мере даже рассмешило его, а внутреннее чувство подсказывало, что нужно скорее бежать от нее куда подальше. Больше они не созванивались и не встречались.
Улыбнувшись, Кудрин убрал бумаги со стола в сейф и стал собираться домой.
На следующий день Женя с самого утра решил заняться изучением личностей друзей Ярцева, которые были у него на дне рождения 25 октября. Он попросил участкового инспектора Валюшкина сделать справку-установку на Михаила Кофмана, который работает на его территории в художественном салоне, а сам поехал в МГУ и осторожно поговорил с коллегами Ивана Строгова.
Он выяснил, что океанолог Строгов Иван Николаевич с 26 октября находился в командировке на Дальнем Востоке, и если предположить, что ему бы захотелось украсть марку, то вряд ли за такое короткое время он смог что-либо предпринять. Да и коллеги характеризовали его достаточно хорошо.
К обеду в кабинет буквально влетел участковый инспектор Валюшкин и сообщил, что Кофман ведет добропорядочный образ жизни, никогда не преступал закон. С женой развелся и живет один в кооперативной квартире. Коллеги характеризуют его с положительной стороны, в отпуск ходит в горы и коллекционирует марки.