Энни сманеврировала, чтобы уйти от столкновения с матово-черным «мерседесом», поставленным поперек дороги.

Я рванул ручник на себя и, тяжело дыша, затормозил полутора метрах от него.

Не успел я сдернуть ремень безопасности, как из «мерседеса» вышел водитель с пистолетом. Крупный, багроволицый, лысый. Бармен был прав: друзья так не выглядят.

Я выставил поднятые руки в окно. Он захлопнул дверцу «мерседеса» и направился ко мне. Как только он оказался между машинами, я снял свою с ручника и вжал педаль газа в пол.

Резко подал вперед и впечатал водителя в бок «мерседеса».

Зажатый до пояса, он навалился мне на капот, выронил пистолет и изумленно уставился на меня через лобовое стекло.

Я заглушил мотор и вылез из машины.

Незнакомец потянулся к пистолету, но я перехватил его руку и надавил на костяшки пальцев с такой силой, что они захрустели, ломаясь. Две пули ушли в небо, прежде чем я отобрал пистолет и отшвырнул его подальше.

— Ты что за хрен? — рявкнул я, забыв про челюсть.

Он равнодушно смотрел на меня, а его лицо стремительно бледнело.

— С утра до полдня и с полдня до заката, как звезда безумная…

Он сунул руку в карман, но я врезал ему по носу ребром ладони и вырвал у него телефон.

Незнакомец перевел взгляд на свои ноги, зажатые между машинами.

— Мне нужна помощь…

— Сначала ответь на один вопрос. — Я сунул ему в лицо телефон.

— Да пошел ты.

— Тогда готовься к тому, что передвигаться сможешь только на скейтборде. — Я повернулся, собираясь уйти.

— Погоди, — проговорил он, задыхаясь. — Какой вопрос?

— Это ты убил Тессу Кляйн?

Он посмотрел на меня насмешливо, будто я даже близко не угадал.

— Ты был в больнице Святой Марии, — неуверенно продолжал я. — Ты убил Янковски…

То, что поначалу я принял за рвотные позывы, на самом деле было беззвучным смехом.

Отвратительное, тошнотворное зрелище.

— Ты вообще ничего не понял, да?

— Не понял чего?

Изо рта незнакомца плеснула кровь, стекла по подбородку. Он улыбнулся, обнажив окровавленные зубы, и прохрипел:

— Нет. Я не убивал Кляйн. И в больнице не был… — Его голова поникла, голос становился все тише.

— Тогда кто это был? — Я затряс его за плечо. — Я знаю, что не Карвер. Скажи кто, и я тебе помогу.

Взгляд человека из «мерседеса» стал отстраненным, он снова слабо усмехнулся и помотал головой:

— Ты уже никому не поможешь. Мной быть и то лучше, чем тобой.

Я повернулся и пошел к лесополосе.

— Отдай телефон! — выкрикнул незнакомец.

— Иди нахер. — Не оглядываясь, я швырнул телефон на дорогу.

При виде разрушений на склоне обрыва ноги у меня подкосились.

Зря я надеялся, что дерево или валун остановили падение фургона. Сверху даже не было видно, куда именно он упал. В лесу стояла зловещая тишина. Я сбежал по склону сквозь поломанные кусты, хватаясь за выступающие корни.

Добравшись до края обрыва, я увидел, что фургон скатился в канал и затонул под углом тридцать градусов. Кабина полностью ушла под воду, а кузов, задние дверцы и колеса торчали в воздухе. Я попытался сползти вниз, но поскользнулся, полетел кубарем и больно приложился напоследок.

Слышал только плеск воды и свое прерывистое дыхание.

Я скинул ботинки, стянул куртку и прыгнул в воду, обжигающе холодную и мутную. Вынырнул около фургона, торопливо протер глаза от ила. Потом подплыл к водительской дверце, набрал в грудь побольше воздуха, ушел под воду и попытался заглянуть в кабину. Прижал ладони к стеклу и увидел Энни. Она в беспамятстве висела вниз головой, а вода вокруг прибывала.

Я подергал ручку дверцы, но ее удерживала толща воды.

Я поднялся на поверхность, хватая ртом воздух, и метнулся к пассажирской дверце. Отвесный берег канала был так близко, что и ее было не открыть.

В растерянности я выбрался на берег и бросился в заросли — искать, чем можно разбить окно. Подхватил сломанный сук потолще и с разбегу не то прыгнул, не то свалился в воду. Фургон затонул почти вертикально, лобовое стекло прижало ко дну и до него было не добраться. Надо было разбить стекло в водительской дверце, но узкое русло канала не позволяло как следует размахнуться.

Я застучал по стеклу суком, но без особого результата — вода смягчала и замедляла удары. Отбросив бесполезный сук, я вжал спину в берег канала и изо всех сил саданул ногами в стекло. Пинал и пинал, пока не пришлось вынырнуть за глотком воздуха. Потом снова ушел под воду и приставил руки к стеклу.

Ни единой трещинки.

Энни очнулась и тоже приставила ладони к стеклу. Отстегнула ремень и жалась к потолку, задрав голову над прибывающей водой. Я объяснил на пальцах, что вернусь через минуту, вылез из воды и еще раз осмотрел фургон. Он затонул под таким углом, что задние дверцы оказались слишком высоко над водой.

Если бы не легкие и не челюсть, я бы заорал во всю глотку от отчаяния.

Судорожно хватая ртом воздух, я снова бросился в канал, перебрался к капоту и поднялся по нему на торчащее из воды днище. Держась за выхлопную трубу, дополз до верха.

Передвигался осторожно, чувствуя, как фургон подрагивает под моим весом.

Кузов накренился еще сильнее. Если задние дверцы уйдут под воду, их заклинит намертво и сестра утонет. Схватившись за край кузова, я распластался на днище, перегнулся через край.

Достал до ручки, потянул.

Дверцы были заперты.

Я обмяк, соскользнул в воду, потом с трудом выбрался на берег и распластался на земле, задыхаясь и озираясь по сторонам. Наконец я уставился в небо. В ушах так звенело, что я едва расслышал звонок телефона в куртке, валявшейся неподалеку.

Я подполз к ней, нащупал телефон, ответил.

— Не могу выбраться, — сказала Энни.

— Да. — От нехватки воздуха было больно говорить. — Надо идти за помощью.

— Вода слишком быстро прибывает. Уже у головы… — Ей тоже не хватало воздуха, зубы у нее стучали. — Пожалуйста, не уходи, — сказала она.

Перед глазами замелькали радужные сполохи. Я бросил телефон на землю, отполз, борясь с новым приступом паники. Встал на колени и попытался здраво оценить ситуацию. Обычный прохожий ничем не поможет. Пожарные не успеют приехать. В бардачке моей машины есть набор медвежатника, но вскарабкаться на обрыв я не смогу, а если каким-то чудом и смогу, то это займет минут десять. За то же время можно добраться до фермы, если пойти по тропе вдоль канала. Слишком долго.

Радужные сполохи сменились огненными, грудь сдавило. Я посильнее ударил себя по голове, пытаясь не утратить контроль, повалился рядом с курткой и принялся обшаривать карманы.

Нашел связку ключей, отцепил брелок, разогнул железное колечко, распрямил поровнее. Энни говорила что-то в телефоне, но я снова бросился в воду, по капоту вскарабкался на кузов, к задним дверцам.

Перегнулся через край и ткнул железкой в замок. Слишком толстая. Я повис на краю фургона.

Посмотрел на телефон, снова на берег.

Холод вкупе с опухшей челюстью означали, что скоро я все равно не смогу говорить. Я поднес руку ко рту, собираясь выдернуть скобу, чтобы хотя бы сказать Энни то, что должен. Дрожа, засунул пальцы в рот и ощупал скобу.

Проволока, прочная и тонкая. Снова посмотрел на замок.

Обхватил скобу, потянул. Натяжение отдалось в черепе. Я вдохнул поглубже и дернул что есть силы. Проволока впилась в пальцы. Я будто выдирал себе все зубы разом.

Вспомнив о железной полоске — бывшем кольце для ключей, — я сунул ее в рот, поддел ей скобу и дернул. Голову прожгла адская боль. Я раскачивал скобу и тянул. Она хрустнула, высвобождаясь из десен. Я потянул еще раз, расшатывая зубы, раздирая рот. Схватился для упора за днище фургона, вопя от боли.

По подбородку потекла горячая кровь. Я чувствовал ее вкус, запах, ощущал на пальцах.

Снова потянул скобу на счет три. Еще раз.

В глазах зарябило. Я ударил кулаком по фургону, чтобы не потерять сознание. Зрение прояснилось. Я держал скобу в дрожащих окровавленных руках. Она блестела от крови, я вытер ее об одежду, разломил пополам и снова перевесился через край кузова.

Вставил проволоку в замок на задней дверце, поковырял. Тумблерный со штифтами, как во всех машинах, которые я взламывал в детстве.

Повезло, как никогда в жизни.

Я вставил самодельную отмычку загнутым концом в замок, а другим стал поддевать медные штифты. Фургон качнулся, кузов уходил глубже в воду. Я постарался успокоить дыхание и поднял штифты до щелчка. Потом очень осторожно взялся за ручку и потянул.

Дверца распахнулась.

Фургон резко выровнялся. Меня сбросило вниз. Вода хлынула в кузов, заполненный коробками, в основном с книгами. Я хватал их обеими руками, швырял через плечо, отчаянно расчищая проход к кабине. Убрал последние и увидел Энни. Она держала голову над водой в оставшемся воздушном кармане.

Нас разделяла решетчатая перегородка. Без коробок вода хлынула сквозь нее, чуть не потопив нас обоих.

Я набрал воздуха.

Изо всех сил потянул перегородку на себя.

Она не поддалась, и я потянул снова. Глянул на сестру. Она обеими руками ухватилась за решетку и толкала ее со своей стороны. Мы считали до трех, кивали друг другу и продолжали тянуть и толкать. Раз за разом дергали и расшатывали перегородку, обдирая пальцы об железо.

Теперь мы оба погрузились в воду.

Наконец болт в углу решетки сломался. Собрав все силы, я вырвал его и сдвинул перегородку. Энни обмякла. Я протиснулся в кабину, ухватил сестру покрепче и протащил сквозь узкое отверстие. Мы пробрались через кузов и вынырнули, задыхаясь, судорожно наполняя грудь воздухом.

Мы направились к берегу, поддерживая друг друга, но я не мог выбраться. Пальцы, руки и рот кровили, меня трясло, я плакал, дрожал и чертыхался.

Энни вылезла на берег первая, потом помогла мне.

Несколько минут мы лежали, обнявшись. Я бормотал какие-то ругательства, пытаясь прийти в себя, согреться, осознать, что мы живы. На руке Энни багровели следы моих пальцев, оставшиеся после того, как я протащил ее по фургону.

Прошло довольно много времени. Наконец мы посмотрели друг другу в глаза.

— Не торопись вызывать полицию, дай мне уйти, — попросил я.

Энни еще трясло, она никак не могла продышаться.

— Куда ты поедешь?

Я поднялся на ноги и стал собирать с земли вещи. Ссыпал в карман разрозненные ключи, взял телефон и надел ботинки. Пальцы были изрезаны скобой и решеткой, челюсть держалась на обломках костей.

— Ты не вернешься, да? — спросила Энни, вставая.

Я ничего не сказал. Она сжала кулаки. Сначала я подумал, что она меня ударит. Но она обняла меня крепко-крепко и прижалась ко мне. Даже сквозь складки промокшей куртки я чувствовал, как бьется ее сердце.

Я посмотрел поверх ее плеча и сказал ей на ухо:

— Ты не была ошибкой. Не могла ею быть. Встреча с тобой — самое лучшее, что случилось со мной в жизни.

Мы отстранились друг от друга. Энни отвернулась и пробормотала что-то, спрятав лицо в ладонях. Я коснулся ее руки, и она повторила громче, глядя на меня заплаканными глазами:

— Ты говоришь так, будто прощаешься навсегда.

IX

Оттолкнись от небес[27]

1

Я прошел по тропке вдоль канала и вернулся на ферму. Взял обезболивающие таблетки, запил их виски и прихватил бутылку с собой. Даже зная, что ждет меня на выезде с фермы, я приблизился к повороту с осторожностью.

Водитель «мерседеса» никуда не делся. Истек кровью и умер.

А я-то боялся угодить в тюрьму за фальшивый паспорт. Подняв с дороги телефон, я разблокировал экран холодным влажным пальцем мертвеца. Дешевый одноразовый мобильник. В папках пусто: ни заметок, ни фотографий, ни контактов, лишь одно сообщение с неизвестного номера: «Подтверди прибытие».

Я посмотрел на труп, зажатый между двумя машинами, и напечатал: «Прибыл».

Потом вытер телефон и сунул в карман мертвецу. Взял его ключи, сел в «мерседес», тронулся с места, чтобы не перегораживать дорогу. Мертвец мешком осел на землю. Я настроил зеркало заднего вида, оглядел сцену из ужастика.

Залитая кровью машина, сломанные деревья и человек, почти разрубленный пополам.

Я вышел из «мерседеса», забрал пистолет с дороги, сел обратно и поехал. На полпути к городу зазвонил телефон. Изрезанные в кровь пальцы не позволяли принять звонок, не прерывая вождения. Я съехал на обочину и ответил.

— Эйдан, где ты?

— Наоми, — пробормотал я, морщась от невыносимой боли в челюсти. Взял таблетки с пассажирского сиденья, проглотил пригоршню, запил виски.

— Ты должен быть в больнице… — сказала Наоми, услышав бульканье бутылки.

— Уже полегчало, — ответил я.

— Ну, если твоя подружка огрела тебя так же сильно, как меня…

— Она никогда не была моей подружкой.

— Знаем, друзья без обязательств…

— Ни дружбы, ни обязательств. Я тебе солгал. Она меня шантажировала.

Наоми замолчала, но любопытство взяло верх.

— Чего она хотела?

— Чтобы я уничтожил улики против нее. Телефон с ее номером.

— Почему не уничтожил?

— Подумал, что из-за этого могут убить Эстер.

Какое-то время мы оба молчали. Я осторожно массировал челюсть.

— Не могу решить, больше я тебя теперь ненавижу или меньше, — наконец сказала Наоми.

— Ну, определись уж как-нибудь.

— Не скажешь, где ты?

Я промолчал.

— Мне стоит беспокоиться?

— Не обо мне.

— Сделать вид, что не слышала?

Я хмыкнул в знак согласия.

— Сделай кое-что для меня.

— Рекомендации нужны?

— Побеседуй с Фрэнком Муром.

Я поглядел в зеркало. Впору выступать в шоу уродов, собрал бы толпу.

— С этим трудновато, — сказал я.

— Хотя бы по телефону. Он хочет с тобой поговорить.

— Семинары по выживанию мне уже не помогут. Что ему надо?

— Мне не говорит.

— Мудак.

— В каком смысле?

— У него какая-то проблема с женщинами. В глаза тебе ни разу не посмотрел. На вопросы отвечал только мне, если вообще отвечал. Не заметила?

— Я на такое дерьмо не обращаю внимания.

— Так начни.

Она рассмеялась:

— Тоже мне, советчик выискался.

— Может, это мой последний совет.

— Между нами все должно было сложиться иначе, — сказала она.

Я хотел ответить что-то в том же духе, только весомее, но вместо этого зачем-то сменил тему:

— Свободного времени у меня навалом. Пусть звонит. Я готов.

— Расскажешь потом?

— Заметано.

— Что мне еще сделать?

— Береги себя, — сказал я.

— Ты тоже, красавчик.

Я нажал «отбой» и стал ждать звонка Фрэнка, нервно постукивая пальцами по рулю и попивая виски, чтобы приглушить боль в челюсти. Наоми права. Между нами все должно было сложиться иначе. И почему я не повторил этого в ответ? Почему все самое важное из меня надо вытягивать клещами?

Телефон зазвонил спустя десять минут.

— Уэйтс? — спросил Фрэнк после того, как тюремный автоответчик предупредил, что разговор может быть записан.

— Как жизнь? — спросил я.

— Если тебе охота паясничать…

— Послушай, Фрэнк, с тех пор как тебя арестовали, мне успели сломать челюсть, скрепить ее скобой, потом снова сломать. Мне натурально трудно говорить. Так что давай сразу к делу.

— Я тут думал о Брайарс-Грин, о ночи, когда Мэгги и детей убили…

— Да уж, самое время подумать.

— В ту ночь я напился.

— Вдрызг? До отключки?

— Я звоню не для того, чтобы сделать признание, — сказал Фрэнк. — Я пришел в себя в том же кресле, куда упал. Со спущенными штанами, в квартире Ребекки.

— Что ж, спасибо за информацию…

— Послушай! — рявкнул он. — Ребекке я был очень благодарен, потому что потом такое началось… А она настаивала на моем алиби, так что я сам в него поверил. Я точно знаю, что не вставал с кресла и даже ходить не мог, поэтому не возражал, когда она сказала, что мы всю ночь провели вместе. Вот только… — Он тяжело задышал в трубку.

— Что?..

— Она понимала, что я буду ей благодарен. Что мне понадобится прикрытие. Так вот, я тут подумал, уж не обставила ли она все так, чтобы я обеспечил алиби ей…

— О господи, Фрэнк!

Он молчал.

— Она ревновала тебя к Мэгги?

— Она ее ненавидела, и я…

— Ты сказал ей, что возвращаешься к семье?

— Типа того.

— Позвони Наоми Блэк и все это расскажи. Немедленно.

— Может, лучше мы с тобой…

— Я больше не работаю в полиции, Фрэнк.

— Прямо как Блейк. Ну я же говорил, что это дело губит всех, кто с ним связан.

— Если не хочешь, чтобы от него снова пострадали ваши дети, забудь свои дерьмовые предрассудки и позвони Наоми. Только она сможет тебе помочь.

— Позвоню, — пообещал он. Потом рассмеялся: — Я ведь искренне верил во все это, понимаешь? Думал, что помогаю людям.

— Похоже, ты много чему верил.

— Да… — задумчиво сказал он. — И все равно лучше быть на моем месте, чем на твоем. Ты-то сам во что веришь?

Вопрос застал меня врасплох. Я задумался, но ответить не успел, в трубке раздался прерывистый писк.

— Ну до встречи, — сказал мне Фрэнк и повесил трубку.

Зазвучал длинный гудок.

2

Не сводя глаз с одинокого освещенного окна на втором этаже, я дождался, когда управляющий и хостесса закроют «Безумную звезду» и уйдут. Потом завел мотор, вдавил педаль газа в пол и направил «мерседес» к главному входу. Снес сдвоенные стеклянные двери и, сметая на своем пути столы и стулья в пустом зале, врезался в барную стойку.

Оставил мотор работать и вылез из машины.

Выла сигнализация, под ногами хрустели осколки.

Я нашел дверь в задние помещения, прошел по коридору к железной винтовой лестнице. Поднялся на второй этаж и пинком распахнул дверь в кабинет.

Карвер стоял за столом, наливал «Хеннесси» в два больших бокала. Подвинул один ко мне и поднял взгляд. Меня он, похоже, ждал, но пистолету удивился. Слегка нахмурился, увидев, что случилось с моими руками, лицом и жизнью.

Я улыбнулся.

Карвер улыбнулся в ответ:

— Я б посоветовал тебе обратиться к врачам, но, боюсь, они от страха разбегутся…

Я подошел к столу, взял бокал, поднял его, будто собираясь произнести тост. Карвер чокнулся со мной, и я наотмашь ударил его рукоятью пистолета. Осколки брызнули Карверу в лицо, он упал на пол.

Когда он поднял голову, губы его были алыми от крови.

— Извини, — сказал я. — Давай еще налью.

Все так же держа его под прицелом, я взял бутылку и вылил содержимое ему на голову. Он не пошевелился, только ухмыльнулся. Я швырнул пустую бутылку ему на колени.

— Сигарета есть? — спросил он.

Мы оба рассмеялись, и я присел на угол письменного стола. Из коридора прибежали два амбала.

Карвер помотал головой:

— Сигнализацию вырубите.

Один амбал неуверенно попятился из кабинета, второй не сводил с меня взгляда. Прислонившись к стене, Карвер неотрывно глядел на меня и дождался, когда выключится сигнализация.

Наконец вой сирены умолк, и я услышал собственное дыхание.

— Чем обязан удовольствию тебя видеть?

— Твой человек только что пытался меня убить. Чуть не убил мою сестру.

Карвер утер лицо.

— Да, жаль.

— Что он не довел дело до конца?

— Что поторопился. Ты же знаешь мою политику…

— Может, он просто лучше информирован?

— В смысле?

— Я теперь вольная птица.

Амбал у двери сделал шаг ко мне. Я крепко сжал пистолет и направил его Карверу в голову, не сомневаясь, что на этот раз смогу выстрелить.

— Не слышал. Но это не оправдание, — сказал Карвер, будто гостиничный администратор, сообщающий постояльцу, что его номер отдан кому-то другому. — Позволь мне исправить это недоразумение.

— Отмени заказ на убийство, — сказал я.

— Сам знаешь, что не могу. И если пристрелишь меня, ничего не изменится. Новость разлетелась. Слишком поздно. — Он ухмыльнулся. — Может, стоит вернуться на работу?

Я подумал о сделке между Паррсом и Чейз — ради своей карьеры они сговорились замолчать смерть молодой женщины, и не ее одной — и покачал головой.

— Что касается сестры… — Карвер встал, отжимая свой роскошный костюм, залитый коньяком. — Сочувствую. Подобное не повторится. Я теперь сам семейный человек.

— Да, я об этом постоянно слышу, — сказал я. — После утренних событий у меня было два варианта, куда пойти, Зейн. Сюда или в Фэйрвью. У меня хватит пуль и на твою жену, и на ребенка…

Карвер помрачнел:

— Это угроза?

— Альтернативная реальность. Приехал-то я сюда. — Из-за выброса адреналина дрожали руки. Я отшагнул подальше от Карвера и поглядел на амбала в двери. Происходящее виделось чередой картинок, будто в кабинете работали лампы-вспышки. — Докажи, что не зря.

— Что ж, я попробую сделать пару звонков. Скажу, что до конца недели ты формально коп. Дам тебе несколько дней. — Карвер налил себе выпить, потом вновь посмотрел на меня, будто удивляясь, что я все еще здесь. — Либо так, либо никак.

3

Я оставил «мерседес» в проломленной барной стойке «Безумной звезды», бросил пистолет на пол и отправился домой. За сумкой, деньгами и паспортом. Казалось, сегодня в ночи еще больше мегаватт, чем обычно. Глаза, огни, сверкающие улыбки… Все вокруг сияло. И я тоже.

Прохожие на Пиккадилли расступались.

Они глядели на мое лицо, на мешки под глазами, на кровь, запекшуюся на подбородке. На одежду, пропитанную илистой водой и коньяком, на разодранные рукава, на изрезанные пальцы и ладони.

Я шел мимо мужчин, которые могли бы быть моими друзьями, мимо женщин, которых мог бы любить. Все удивленно смотрели на меня, во взглядах читалось простое человеческое участие. Я поворачивался, шел задом наперед, не сводя глаз с окружающих. Они нравились мне просто потому, что они есть. Запомнят ли они меня?

Мне казалось, что я снова улавливаю сигнал. Ясный и отчетливый. От некоего передатчика, из поля действия которого я однажды вышел. Я не ошибка. Больше не было ни паники, ни ощущения, что я сплю наяву. Какое чудо — просто жить!

Я засмеялся, сам не зная чему, и побежал к дому.

Машин около подъезда не было, свет в окнах не горел. Я помчался по лестнице навстречу новой жизни, взял прислоненную к стене стремянку, притащил ее в комнату. В темноте захлопнул ногой дверь. На ощупь взобрался на стремянку, убрал светильник, сунул руку внутрь.

Раздался щелчок выключателя, зажегся свет.

— Не это ищешь? — спросил мужской голос.

Я обернулся. Мой новый сосед, Робби, сидел у двери, наставив на меня пистолет. У его ног лежала моя сумка.

— Может, спустишься?

Стремянка грохнулась, и вот я уже сижу на полу и смотрю на Робби.

— Ты убил Тессу Кляйн, — запоздало сообразил я.

Он сунул руку в карман и достал конверт, адресованный Чарли Слоуну. Протянул мне, потом кивнул в сторону ванной. Я с трудом поднялся на ноги, прижимая к груди конверт, будто он все еще имеет значение.

Робби фыркнул:

— А это лучше в туалет.

Я надорвал конверт, высыпал на ладонь три зуба.

— Заверни в туалетную бумагу, — велел Робби.

Я машинально повиновался, бросил в унитаз скомканную бумагу, следом — письмо. Робби нажал на смыв. Все утекло в канализацию. Робби вернулся в гостиную, немного погодя я последовал за ним.

— И Янковски ты убил.

Робби постучал себя дулом пистолета по виску и улыбнулся.

— Потому что не мог допустить, чтобы она убила меня. Иначе тебе не заплатили бы.

— Берег свои капиталовложения.

— Как долго ты следил за мной?

— Некоторое время, но цена так выросла, что я решил переехать к тебе поближе. И правильно сделал, иначе ты бы погиб…

— А нам обоим этого не хотелось.

— Правда же, я хорошо поступил? — сказал Робби. — Дал тебе побыть несколько дней с сестрой.

Я кивнул:

— Это по твоему указанию за нами следили…

— Разумеется. — Он равнодушно пожал плечами, очевидно еще не зная о смерти приятеля. — А где это тебя так отделали?

— Видел, в каком состоянии я попал в больницу?

Он кивнул.

— Ушел, не дожидаясь, когда меня нормально заштопают. Вот все и развалилось.

— Знаю, приятель. Знаю. Что ж, давай-ка разберемся со всей этой путаницей. Ты сейчас кое-что напишешь…

Я показал изрезанные в кровь пальцы:

— Только что-нибудь покороче…

— Короче не бывает.

Он указал на письменный стол. Голова закружилась, и я оперся о столешницу. Рядом с одним из моих блокнотов лежала отпечатанная предсмертная записка.

— Может, без этого обойдемся? Я только что побеседовал с Карвером. Мы договорились, что он даст мне несколько дней.

— А мне он сказал совсем другое. — Робби с улыбкой пошарил в карманах и достал кусачки. — Извини. А, вот. — Он вынул из того же кармана конверт, бросил его на стол.

— Что это?

— Открой.

Я разорвал конверт. Фотографии сестры. В городе, с друзьями, дома. Даже несколько длиннофокусных снимков из дома ее матери в Морлендсе.

— Как я уже говорил, у меня там свой человек.

— А если я тебе не верю?

Он улыбнулся, достал телефон, поискал в нем что-то. Протянул мне. Городской номер. Дом в Морлендсе.

Я нажал «вызов».

— Алло, — сказала Энни.

— Кто это? — спросил я, будто разговариваю не с ней.

— Эйдан, это ты?