Андрей Кивинов, Олег Дудинцев

Аномальная зона

Если много пить (не воды, а чего покрепче), восприятие мира изменяется. Портятся перспективы. Невский скрючивается, а Мойка, напротив, распрямляется. Двоятся предметы. Смотришь на жену – а их две. С одной стороны – хорошо: две больше, чем одна. С другой стороны – а если скалкой врежут? Дуплетом?

Море опять же, как гласит пословица, становится «по колено». Эта метаморфоза тоже может обернуться как благом, так и бедой. В последний Новый год на Гагаринской произошел показательный случай, который долго обсуждали вся милиция и вся «скорая помощь». Пьяный гость выскочил на крышу (во многих питерских домах чердачные замки раскурочены ищущими тепла и уюта бомжами). Трезвый – вообще непьющий! – хозяин бросился его спасать. В результате с крыши трехэтажного дома упали оба. Трезвый хозяин – насмерть. Так его, бедолагу, шмякнуло, что опытный судмедэксперт морщился. А пьяный гость – хоть бы хны. Ну, два пальца сломал на левой руке и коленку вывихнул. Известный эффект – пьяное тело падает расслабленно.

У Роговых на лестничной клетке был сосед – запойный алкоголик. Даже неравнодушный к градусу Васин тесть Федор Ильич зарекся пить с Тарасом Тарасовичем. В итоге Тарасыч допился до «белочки». Сначала, как и полагается, видел чертей, а потом стал видеть – страшно сказать! – лидеров партии и правительства Советской эпохи. Правда, не в натуральную величину, а раз в десять-двадцать больше.

Страсти рассказывал: как Брежнев пытался с Адмиралтейского столпа ангела свинтить, а Романов, хозяин Смольного, ему не давал, отпихивал. Или как партийный идеолог Суслов Неву одним шагом перешагнул. А великий хоккейный вратарь Третьяк, которого воспаленное воображение соседа тоже записало в лидеры партии и правительства, поймал туристический вертолет, что над городом кружит, и откусил ему лопасть. Оно бы, конечно, любопытно на такие сцены вполглаза глянуть, да здоровье дороже.

Васю Рогова, впрочем, от пристрастия к тяжелому алкоголю Бог миловал. Ну, на праздники – дело святое, ну, после дежурства иногда, по настроению, может, пару раз в месяц. Ну, с тестем за ужином рюмку-две, но далеко не каждый день.

А вот пиво – другое дело. На пиво Василий, что называется, подсел. После работы с мужиками непременно бутылку, а иногда и две. И на обед – если в городе обедаешь, а не в Главке – бутылку. В какой-то момент Василий заметил, что происходит это практически ежедневно. Не то чтобы какой-то вред от этого – голова вроде свежая, ничего не болит. С реакцией все в порядке, показатели в стрельбе на уровне. Но все равно как-то…

Во-первых, дешевое-то пиво дешевое, но если умножить в день на две или на три дозы, а потом на количество дней в месяце – сумма приличная набегает. А иногда ведь хочется побаловать себя: не «Клинского» выпить, а платинового «Тинькова», который маленький, «0,33», а потому неизбежно приходится брать вторую. Во-вторых, животик… нет, еще нету, да и откуда в его возрасте, но какая-то, что ли, схема будущего пивного животика обозначилась. А в-третьих, Василий, как человек честолюбивый, просто не хотел зависеть от привычки. Что у него – силы воли нет? От какого-то там пива отказаться не сможет? Да раз плюнуть.

И отказался. Вообще. Наотрез. Сначала, выходя из Главка с коллегами, собиравшимися в скверике на углу Суворовского и Шестой Советской (а как раз начиналось лето, припекало – самый кайф для прохладного пива!), быстро прощался и ехал домой. Но потом стал задерживаться, и никакого дискомфорта рядом с друзьями, пьющими пиво, не испытывал. Любимов с Шаховым тянули «Балтику», а Рогов преспокойно брал себе «колу-лайт» и был доволен.

– В этой «коле», знаешь, сколько химической гадости? – усмехался Жора Любимов. – Почему ее весь мир пьет? И почему формула «колы» – коммерческая тайна? Потому что там наркотик специальный. Тебя подсаживают, и ты ее уже автоматически покупаешь.

– Как в «Вискасе», – добавлял Игорь Плахов. – Там тоже какие-то примеси, на которые у кошки зависимость вырабатывается.

– Так что пиво куда полезнее, – резюмировал Любимов. – Схожу-ка я еще за одной.

Но Рогов держался. Раскопал на книжном развале и подарил Любимову брошюру про пивных алкоголиков, которые начинают с бутылки в день, а потом не могут меньше, чем десять литров (на иллюстрации был один такой, который по десять литров в день: в форме Винни-Пуха, которая сказочному медведю идет, а настоящему человеку не очень). Нашел в Главке единомышленников. Гришу Стрельцова, которому как раз срочно нужно было уменьшать «пивной живот». И Семена Черныгу, который и в принципе алкоголь не сильно уважал (соглашался, скрепя сердце, на официальных мероприятиях принять пару рюмок за здоровье начальства). Даже договорились съездить втроем на несколько дней в деревню, где Васин тесть домик по дешевке купил: чтобы поддержать трезвый образ жизни живительным свежим воздухом.

Отпустили их нехотя: в городе ожидался саммит пресловутой «Большой Восьмерки», и все подразделения переводились на усиленный режим службы аж за месяц.

– Мы-то тут при чем? – ворчал, как всегда, Любимов. – Мы «убойный» отдел. Чистоту на улицах поддерживать? Метлы выдадут?

– А если кого из «восьмерки» убьют?! – возбужденно шептал Шишкин.

– Да бросьте, как там убьют с такой охраной! Разве что они сами друг друга перестреляют.

– Скорее, глотки перегрызут, – хмыкнул Рогов.



Так вот, возвращаясь к началу нашего рассказа: да, если много пить, восприятие мира изменяется. Но Рогов обнаружил другой, более удивительный закон: оно изменяется, и если долго не пить! Меняются повадки: первую неделю еще косишь привычно на ларек или в витрину магазина, а потом, не поворачивая головы, спокойно проходишь мимо – новой совсем, решительной, гордой походкой. Как-то лучше начинаешь видеть. Краски становятся ярче, свежее. Обращаешь внимание на детали, которых раньше не замечал: то новую скульптуру на хорошо знакомом доме обнаружишь, то заметишь, что у буфетчицы Акулины в Главковской столовой разного цвета глаза – один ореховый, а другой изумрудный (значит, у кого-то в родне был незалеченный сифилис. Не зря говорят: «Бойся рыжих и тех, у кого глаза разного цвета!»).

И думаешь, что если не попить с годик (не смейтесь, такое возможно), то явятся и вовсе удивительные дивные виды.



Поэтому, сойдя с рейсового автобуса «Сольцы – Новгород» на обочине лесного шоссе, Василий поначалу принял за «безалкогольную» галлюцинацию одинокое строение с надписью «SALOON».

Надпись – ладно. И на клетке с буйволом можно написать «слон», и на сарае известно что написано, хотя там всего-навсего дрова.

Но тут форма соответствовала содержанию: перед оперативниками и впрямь красовался «салун». Строение точно повторяло облик американского бара времен покорения Дикого Запада. Ну, каким мы знаем этот бар по голливудским кинопостановкам. Рядом – конюшня. К крыльцу привязана оседланная лошадь необычайной окраски: темно-шоколадного цвета с белыми пятнами, разбросанными так же равномерно, как темные пятна на шкуре ягуара.

Василий осторожно посмотрел на Семена и Гришу. Нет, похоже, ему не привиделось. Коллеги, опустив шмотки на траву, взирали на удивительную декорацию со столь же изумленными лицами.

– Настоящему индейцу завсегда везде ништяк, – вспомнил Семен популярную песенку. – Как бы не напал сейчас… настоящий индеец.

– Индеец не индеец, а ковбой из бара выйти должен, – предположил Стрельцов.

Ковбой себя ждать не заставил. В широкополой шляпе, в дурацкой жилетке, с каким-то шнурком на шее, в сапогах – бодро выскочил из дверей человек. Мало того, что в жилетке: два пистолета за поясом, помповое ружье за спиной.

«А пистолеты-то игрушечные, – отметил мозг, как бы успокаивая Василия. И тут же подкинул новое наблюдение: – Игрушечные, но большие».

Ковбой лихо запрыгнул на лошадь, издал непонятный, но явно косящий под английский возглас и бодро поскакал в глубь леса по единственной грунтовой дороге.

Ну и дела…

– Смотри-ка, вот и Лимонадный Джо, – прокомментировал Семен. – Вася, ты куда нас завез? Это ж Техас. Форт Индж. Река Леона. Заметил, какая у него кобыла?.. В природе таких не бывает. Крапчатая!.. До сих пор встречалась лишь на страницах романа Майн-Рида «Всадник без головы». Интересные тут места.

– Такого даже у нас на Кубани не встретишь, – согласился Стрельцов.

Ему, честно сказать, уже захотелось заглянуть в салун. Чисто из любопытства, например. Ну и стаканчик виски в такой обстановке, наверное, занятно было бы опрокинуть. Увы, нельзя. Во-первых, решено не пить. Во-вторых, виски в России не для сотрудников убойного отдела созданы. Не те у них зарплаты. Вот в Америке – тот же Васька рассказывал – виски дешевле водки. Житуха!

С другой стороны – ничего хорошего. Легче спиться. По дороге на работу полстакана, по дороге с работы стакан…

– Гриша, ты кольт с собой взял? – отвлек от интересных размышлений Семен.

Стрельцов откинул полу куртки, продемонстрировал кобуру с пистолетом. Действительно, хорошо, что взял. Мало ли…

– Мужики, я сам здесь первый раз, – пожал плечами Рогов. – Тесть прошлой осенью это ранчо купил. Они тут только все обустраивают. Курей, слава Богу, из ванной увезли, а то я уж на стену лез.

– Жаль, поросенок твой Борис не дожил до этого светлого дня, – с чувством произнес Семен. – А во что обошлось ранчо?

– В триста баксов.

– Во времена покорения Дикого Запада – огромные деньги, – кивнул образованный Семен. – Мустангеру Морису за крапчатую кобылу предлагали двести – и это считалось целым состоянием. Идти-то куда, знаешь?..

Василий вытащил из кармана скомканный лист бумаги. На одной стороне был записан рукой тещи рецепт варенья из одуванчиков. На другой – нарисованная тестем схема.

– Да здесь одна тропа, – огляделся Стрельцов. – Больше идти некуда, только за ковбоем.

– До Марса километра три, – прочел Василий на схеме.

– Докуда?! – удивился Черныга.

– Деревня так называется, – пояснил Василий.

– Предупреждать надо, – строго покачал головой Семен. – А то надо же: из Техаса – на Марс. Сто раз подумал бы. Ну ладно, приехали уже. Веди нас, штурман. К Марсу.

И Семен затянул бодрую космическую песню:

– На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…

В Семеновом детстве ее пели в каком-то фантастическом фильме.



По лесу шли молча. Все-таки ковбойская сценка произвела впечатление. Василий думал примерно о том же, что и Стрельцов: о салуне и виски. Но не в том смысле, что «неплохо бы», а в том, что – знак. Судьба подбрасывает искушение. А ему, Рогову, хоть бы хны. Искушайте, сколько влезет. Он приехал сюда дышать лесным воздухом. Какой запах от сосен – без всякой «красной этикетки» голова идет кругом. И легкие начинают работать в два раза сильнее. Красота!

Где-то через четверть часа меж сосен показался просвет. Друзья вышли к заросшей болотистой речке, через которую были переброшены сгнившие, полуразрушенные мостки. Из воды грустно торчала макушка затонувшего трактора. Синяя краска почти полностью облезла с кабины, но еще было видно, что кто-то выцарапал на кабине то самое слово, что обычно пишут на сарае с дровами или в лифтах. И слово это, такое твердое и очевидное в своей русскости и краткости, было кстати «между Техасом и Марсом». Как-то еще дополнительно отрезвляло. Хотя куда уж дальше отрезвлять…

– Что-то Леона нынче совсем пересохла, – сокрушался Семен. – Из чего напиться койоту, хорьку, оцелоту, космическому оленю? О, смотрите, луноход затонул! Погиб в неравной схватке с команчами!

Рогов мельком подумал, что слишком уж Семен развеселился. Не к добру. Что-то будет!..

Тяжелый Стрельцов пробовал ногой сгнившую доску. Результаты пробы были неутешительны. Вступать на мостки не хотелось.

– Ну, и как здесь пройти?..

– Гриш, это для марсиан, – пояснил Семен. – Они легкие. Вернее, любые. Меняют вес, цвет и вкус в зависимости от обстоятельств. Вась, ты в план загляни: может, обход есть? Нормальные герои всегда идут в обход…

– Написано: «Переправа», – прочитал Рогов каракули тестя.

– Ну, если написано… У меня вес меньше, а штурманам рисковать нельзя.

Возбужденный Семен решительно бросил сумку на землю и подошел к мосткам. Наступил: вроде держатся. Шаг, еще шаг: все в порядке… К середине мостков Семен окончательно уверовал в успех и распрямился в полный рост. До этого он почему-то шел на полусогнутых. Будто бы если ты меньше в высоту, то и весишь меньше. Но марсиане наверняка регулируют вес другими методами. Чисто усилием воли. Или у них тумблер есть: щелк – полегчал, щелк – потяжелел.

– Ну вот. Все в порядке. Танцевать можно.

Танцевать Семен все же не стал, но блаженно потянуться себе позволил. Вокруг расстилался буколический сельский пейзаж.

– Только не расслабляйся, – посоветовал Рогов.

– Перекури, Сеня, – посоветовал Гриша. – «У нас еще в запасе четырнадцать минут».

– На Марсе покурим, – махнул рукой Черныга. – Сумку мою киньте.

Это было ошибкой. Советовал же Рогов не расслабляться. Знал же по долгу службы Семен законы физики и прочей баллистики. Да и Стрельцов хорош: ни секунды не медля метнул сумку. Как на сдаче норм ГТО. От души… Поймать-то сумку Черныга поймал, но доски под дополнительной тяжестью, разумеется, сломались. Семен полетел в воду.

– Первый пошел, – резюмировал Рогов.

– Посадка жестковата, – причмокнул Стрельцов. – К луноходу греби! Первый еврейский космонавт…

Барахтаясь и отплевываясь, Семен доплыл до затонувшего трактора и забрался на кабину. Зеленая болотистая тина свисала с волос и одежды, делая талантливого эксперта похожим на ловца пиявок Дуремара из сказки про Буратино.

Стрельцов представил себя на месте Семена, и его аж передернуло. Пришлось представлять дальше: как достаешь из сумки бутылку, свинчиваешь пробку, делаешь глоток… Ну, в виде компенсации. Промок же организм. И настроение сразу улучшается.

Но бутылки в сумке Семена нет.

Рогов почесал в затылке и вновь стал изучать план.



В это время за околицей деревни Марс, на самой опушке леса, разгорались нешуточные страсти. Человек пятнадцать-двадцать сельчан (женщины частично трезвые, мужчины – как всегда) вели переговоры с гостями. Местные пришли пешком, благо идти недалеко, а гости приехали на черном джипе, похожем на хищного большого жука, и на громадном лесовозе. Обратно лесовоз рассчитывал уйти заполненным деревьями, вырубленными марсианскими мужиками в рамках коммерческой программы по незаконному уничтожению лесных богатств. Но мужики ничего не вырубили. В чем и состояла суть конфликта.

Предводитель гостей, Виталий Дорофеев, двухметроворостый бизнесмен, был, несмотря на жару, в костюме, белой рубашке и при галстуке. Трое его подручных: Рома, Гарик и Эльхан – несмотря на то, что первый был русским, второй украинцем с польскими корнями, а третий азербайджанцем – мало отличались друг от друга. Примерно одинакового роста, в одинаковых черных куртках, с одинаково короткими стрижками и колючими взглядами.

Прямо напротив Дорофеева стоял, упрямо набычившись и слегка покачиваясь, Петро, держа наперевес огромный топор. Топор перевешивал пьяного Петро, но все равно картина была впечатляющая.

За спинами деревенских маячили болельщики: давешний ковбой на лошади и длинноволосый трезвый молодой человек со складным мольбертом через плечо.

– Ну, и кто мне теперь убытки покроет? – грозно гудел Дорофеев. – Вы? У меня ж с финнами договор.

– Финики еще неустойку нам выкатят, – подсказал Гарик.

Дорофеев раздраженно отмахнулся.

– Пущай сами приезжают и пилят, – пьяно прогундосил Захар, – а мы в лес ни ногой!

Сельчане одобрительно загудели. Худой высоченный Игнат, комично контрастировавший с Дорофеевым (ростом такой же, а поперек – в три раза тоньше), известный тем, что открывал рот очень редко, но изрекал всегда какую-либо неожиданную мысль, пробасил:

– Финику все равно где жить, пусть он и рубит. А русский человек дома жить должен.

Толпа и его поддержала равномерным пчелиным гудением.

– С голодухи подохнете! – зло пообещал Дорофеев.

– Лучше самим сдохнуть, чем к ентим!!! – вскрикнул Захар.

– Хотите, чтоб всех наших мужиков перетаскали?! – вступила жена Петро Татьяна.

– Этим-то что! – вступила ее соседка Анна, женщина еще нестарая, незамужняя и потому тоже в мужиках кровно заинтересованная.

– Да кому они нужны, ваши мужики?! – Эльхан не выдержал и дополнил свою реплику длинным азербайджанским ругательством, которое, будь оно переведено на русский, оказалось бы оскорблением легендарных героев данного населенного пункта, хотя именно в деревне Марс памяти ни о каких легендарных героях не хранилось.

– Нам нужны! – решительно отрубила Татьяна, на секунду потеряв контроль над своим непутевым мужем.

Петро, воспользовавшись этим, решительно взмахнул топором. Лезвие просвистело буквально в сантиметре ото лба Дорофеева. Бизнесмен побледнел, но с места не сдвинулся. Он знал, что, если отступить перед пьяным, тот, воодушевившись, вполне может перейти к еще более агрессивным действиям.

Петро, однако, вовсе не собирался атаковать гостей. Топором он взмахнул не в боевом, а в трудовом порыве.

– А чё, а может, рискнем? Чё нам, мужики? Наш лес: хотим – ходим, хотим – рубим!

– Я те рискну! – Татьяна схватила мужа за запястье. – Дровосек железный!..

– Вы что, в эти сказки верите? – Дорофеев попытался продолжить мирные переговоры.

– Однако парень-то пропал… – подал голос с крапчатой кобылы ковбой и хозяин салуна Данила. Для человека в таком легкомысленном наряде реплика прозвучала на удивление рассудительно.

– Напился и провалился. В болото! – ухмыльнулся Рома.

– Не ржи! – оборвала его Татьяна. – Здесь многие их видали!

Толпа вновь загудела.

– А кой-кто и раньше видал! – воскликнула деловитая Марфа, облаченная в видавший виды цветастый сарафан. – Вот дед Тарелка их видал! Скажи, дед!..

Все расступились, давая сухонькому деду Тарелке пройти в центр форума. Дед крякнул и вышел. В руках он держал бутыль самогона. Дед обвел собравшихся косым взглядом.

– Чего молчишь?! Говори!.. – раздалось из толпы.

Дед Тарелка неспешно поднес бутыль к губам, сделал изрядный глоток. Эльхан снова ругнулся по-своему. На сей раз он выражал свое неудовольствие христианскими религиями, не возбраняющими своей пастве злоупотреблять продуктами переработки спиртосодержащих культур. Пожив десять лет в тесном контакте с представителями этих религий, Эльхан и сам научился пренебрегать безалкогольной моралью Аллаха. За что и был наказан: пропитанная сивушными маслами печень барахлила, как мотор старого «Запорожца».

Дед Тарелка сухо откашлялся и начал:

– Было это еще при «сухом законе»… Был тогда такой секретарь Горбачев, сам с отметиной на лысине, будто из Космоса прилетел. Ему из-за этой отметины пить было нельзя, и вообще много есть было нельзя, только пиццу можно, вот он и ввел сухой закон, и продукты многие отменил…



В обход «нормальным героям» пришлось шкандыбать не меньше часа. Оперативники изрядно устали. Рогов и Стрельцов шли молча, погруженные в не самые радужные мысли. Семен, переодевшийся-переобувшийся в пляжный костюм, по-прежнему пребывал в веселом настроении, продолжая напевать разные песенки, и даже успевал умиляться белочкам на деревьях.

Наконец впереди показались покосившиеся избы.

– Почти пришли, – несколько виноватым голосом произнес Василий.

– Километров семь отмахали, – устало прикинул Гриша. – Во, смотрите! Чего это у них? Выборы?

С дороги было хорошо видно пеструю толпу на опушке.

– Толковище. И этот там… Чингачгук, – заметил Рогов.

– Урожай делят, – предположил Семен, критически оглядывая заросшее сорняками поле.

– Или инопланетянина поймали, – хохотнул Стрельцов.

Он и не мог предположить, что почти угадал. Но, как говорится, «с точностью до наоборот»…



Обстановка на опушке меж тем накалялась. Захар наседал на Дорофеева:

– Ты деда Тарелку не оскорбляй!! Мы сами кого хошь!! И патрятизьмом не тыкай!!

– Фиников пусть оскорбляет, они это любят! – пробасил Игнат.

Толпа гудела. Эльхан рычал, еле сдерживая себя. Рома сдерживаться больше не мог и не хотел. Шепнул Дорофееву: «Виталик, я пугану!», остановлен шефом не был, бросился к джипу, вытащил из салона помповое ружье, подбежал к Захару и наставил на него ствол:

– А ну быстро лес валить!..

Толпа охнула, а Захар, ни на секунду не смутившись, рванул на груди рубаху:

– Стреляй, буржуй недобитый!!

И сделал шаг навстречу Роме. Тому пришлось отступить.

Выстрел все же раздался – с криком: «Не шали!» пальнул в воздух ковбой Данила, несправедливо прозванный Роговым индейцем Чингачгуком.

Петро неожиданно бодро отпихнул Татьяну и замахнулся на Рому топором:

– Щас я тебя повалю! Будет тут у нас!..

Дорофеев устало и недовольно вздохнул, опустил ствол Роминого ружья, успокаивающе поднял руку. Его послушались. Мощная фигура бизнесмена и его спокойствие действовали отрезвляюще.

– На что пить-то будете, мужики? – спросил Дорофеев.

– За нас не боись! – мотнул головой Захар. – Без ентого не останемся!

– А захотим, и не будем пить! – громко икнул дед Тарелка. Толпа примолкла, как громом пораженная смыслом сказанного.

– Захотим и не будем! – упрямо повторил Тарелка. – Назло!

– Разве что назло… – буркнул Дорофеев.



Услышав выстрел, оперативники удивленно остановились.

– О-го. Пальба началась, – констатировал Стрельцов.

– Я же говорю, Дикий Запад, – кивнул Семен. – А чем Марс хуже Земли? Первопоселенцы против аборигенов. Все как у нас. Только у них-то еще – Бог войны, все дела…

Выстрелов больше не было. Переглянувшись, друзья решили не вмешиваться. Идти своей дорогой. В конце концов, отдыхать приехали.



Трехсотдолларовое ранчо Федора Ильича выглядело на все четыреста пятьдесят, а то и на пятьсот.

Домик небольшой и старенький, но довольно крепкий и такой с виду… опрятный, что ли. Банька чуть в стороне – крохотная, но ведь не оргии там устраивать. У туалета, что в глубине участка, на крыше – резной петушок.

– Почти как в сказке Пушкина, – отметил Семен. – Хоть что-то наше, родное-посконное. А то все ковбои, космонавты…

– Так петушок тоже там был… от шамаханского колдуна какого-то, – усомнился Гриша.

Семен понял, что лопухнулся, но признать этого не захотел:

– Это царица была шамаханская, а петушка колдун из России бандеролью выписал. Ярославской породы…

Участок довольно большой. На нем грядки, садовые деревья. Там же внушительно стояла «Волга» Васькиного тестя. Теща возле дома увлеченно доила козу и что-то ей негромко рассказывала. Коза равнодушно махала хвостом. Куры ходят кудахчут. Неужели из тех крохотных цыплят выросли, что в ванной пищали? Удивительно даже. Сам Федор Ильич рыл ямы под столбы для установки забора: старый совсем развалился. Свежие столбы лежали тут же, радовали глаз белыми, сияющими на солнце боками. Идиллия, короче. Тесть и теща так увлеклись здоровым деревенским трудом, что на гостей внимания не обращали. Василий кашлянул: ноль эмоций. Пришлось подать голос:

– Привет трудовому народу!

Тесть тревожно оглянулся, тут же просиял, бросил лопату и с радостным криком: «Зятек!» побежал обниматься с операми. Куры тоже поспешили на роговский голос. Признали, не иначе…

– Мать, гляди, Васек с друзьями приехал! Я уж и не ждал.

– Сами ж помочь просили! – напомнил Василий. – Вот мы на выходные и вырвались.

– Еще пару отгулов взяли, – добавил Стрельцов.

– Молодцы! – обрадовался Федор Ильич. – Очень кстати, а то с забором мне одному… Трудно уже. Возраст! Заодно отдохнете! Вы, Семен, смотрю, искупались уже. Как водичка?

– Места у вас, Федор Ильич, знатные, – ушел эксперт от прямого ответа. – Неземной красоты.

– Что ты! А воздух какой…

Подбежала теща, справившаяся, наконец, с козой.

– Добро пожаловать, гости дорогие! Ленка-то с внучеком где?

– Ленку с работы не отпустили, а Лешка в лагере от ГУВД.

– В лагере? – забеспокоилась теща.

– Ну, типа в пионерском. Только он сейчас не пионерский, а просто лагерь называется. А как еще? Другого слова не придумали…

– Пионерской зоной можно было назвать, – не слишком удачно пошутил Семен.

Вася извлек из кармана «карту»:

– Папа, вы что здесь изобразили?

– Где? Сейчас очки надену…

– Какая ж тут переправа? – ткнул Рогов пальцем. – Семен чуть не утонул.

– Ой. Там же не ходят, – всплеснула руками теща. – Ты что им нарисовал, старый дурак? А если бы они с ребенком приехали? Утонул бы Лешка! Он же плавать еле умеет!

– Ну, мы ребенка вперед не пустили бы! – утешил тещу Семен.

– Понимаешь, Васек, – объяснил Федор Ильич. – Я ведь здесь в ноябре был, когда дом смотрел. Уже лед стоял… Я и не сообразил…

– Думал, и летом стоять будет? – язвительно спросила теща.

– У вас Марс все-таки, – заметил Семен. – А на Марсе всяко быть может…

– Ты-то не лезь, – одернул Федор Ильич супругу. – Иди лучше стол готовь.

– И правда… – всплеснула руками теща и побежала в дом, споро почесав по дороге за ухом меланхоличную козу.

– Надо было вправо по берегу, – запоздало объяснял маршрут тесть. – С километр всего-то. Там самое узкое место. И бревно брошено.

– После уж нашли, – кивнул Василий.

– Местные насчет этого моста третий год жалобы пишут, – сказал Федор Ильич. – Во все инстанции. Сейчас до Думы добрались. Потом Президенту собираются жалобу отправить.

– Зачем? – не понял Стрельцов.

– Как зачем? Чтоб власти мост починили.

– Проще ж самим, – удивился Стрельцов. – Не сильно сложнее вашего забора. Леса вокруг навалом. Пяти мужикам на пару дней работы.

– Это ясное дело, – согласился тесть. – Но они, во-первых, пьют все время. А главное: справедливости добиваются. Из принципа.

– А я вот из-за их принципов чуть не утонул, – покачал головой Семен. – Кстати, а чего они там митингуют? Тоже из принципа?

– Аж из ружей палят, – сказал Стрельцов.

– А, это… – Федор Ильич многозначительно прищурился, предвкушая, как попотчует гостей не только самогоном с закусоном, но и удивительным рассказом. – Тут у нас такое творится!

– Индейцы, наверное, напали? – предположил Семен. – Угадал?

– Хуже. То есть лучше. Пошли, в доме расскажу.



Высокие переговаривающиеся стороны остались не слишком довольны друг другом.

Сельчане остались доругивать гостей уже в их отсутствии, а бизнесмены двинулись через сорняки к джипу. Возбужденный Рома махал кулаками после драки:

– Эх! Надо было пугануть их как следует! Жаль, не дал ты мне, Виталик!

– И так шуму хватает, – огрызнулся Дорофеев.

– Сразу бы в лес побежали… – бубнил Рома.

– Сомневаюсь, – покачал головой Дорофеев. – Скорее бы зарубили тебя. А мне бы джип попортили.

Прошлый джип Дорофееву, мягко говоря, «попортили» бомжи, которых он как-то слишком неуважительно шуганул, паркуясь у своего дома на Кронверкском. Не было сил рулить на стоянку. Той же ночью тачку просто сожгли.

Рома остановился, обернулся, поглядел на толпу. Хотел погрозить кулаком, но не стал. Зато Захар показал Роме локтем совершенно неприличный жест. Тот сплюнул, пошел дальше.

– Егорыч, чего финикам говорить? – спросил Дорофеева молчаливый Гарик.

– Звони лесничему… – буркнул, подумав с секунду, Виталий Егорович. – Пусть думает. Мы ему за это платим.

Гарик, будучи уверенным, что придумать лесничий ничего не сможет, все-таки вытащил мобильник и набрал номер…

* * *

На стене крохотной кухоньки в доме Федора Ильича висели керосиновая лампа, сухая ароматная трава, отгоняющая насекомых, а также старый, но вполне еще представительный портрет Гагарина, извлеченный, видать, из журнала «Огонек» сорокалетней давности. Семен посмотрел первому космонавту в глаза, но от комментария воздержался.

Теща раскладывала по тарелкам вареную картошку. На столе радовали глаз хлеб, лук, помидоры, огурцы, завитки краковской колбасы, банка козьего молока. В дверном проеме возник Федор Ильич. Улыбаясь, как ребенок, он продемонстрировал оперативникам бутыль с самогоном. У Стрельцова потекла слюна.

– Чистейшая, на родниковой воде… – отрекламировал продукт тесть. Вкусно чпокнул пробкой.

– Папа, мы не будем, – ответил за всех Рогов.

– Как это? – оторопел Федор Ильич. – А за приезд?

И впрямь, не очень понятно, как это не принять по рюмке-второй-четвертой чисто за приезд. На родниковой тем паче воде…

– Хотим, Федор Ильич, здоровье поправить, – пояснил Семен неожиданную стратегию.

Стрельцов, не без внутреннего сопротивления, взял в руки банку с молоком, налил в стакан:

– Лучше молочка. И пользы больше, и это… вреда меньше.

– Вот, правильно… – похвалила теща и обернулась к мужу: – И тебе, старому, не надо.

– Я уже поправил, – недовольно отозвался Федор Ильич, наполняя свой стакан родниковым напитком.

В компании выпить приятнее, чем одному. Чокнуться, переглянуться, родство душ почувствовать…

Ну ладно, одному так одному.

Федор Ильич опрокинул рюмку, налил вторую.

– Мама, а коза откуда? – поинтересовался Рогов.

– В аренду взяла. В райцентре. Хорошая коза.

– А звать как? – спросил Семен.

– Генриетта Давыдовна.

Семен чуть картофелиной не подавился:

– Почему так?

– Не знаю. Просто имя такое. В документе указано: коза, возраст – два года, имя – Генриетта Давыдовна… Отец ее Генкой кличет, а я уж по правилам. С отчеством. Как в документе…

– Не по-людски как-то… – посетовал Федор Ильич, поднимая вторую рюмку. Не козье имя осудил, а трезвенническое поведение гостей.

Выпил, потянулся за кружком колбасы.

– Так что у вас здесь стряслось? Рассказывайте наконец, – попросил Семен.

– Да, папа, что происходит?

– Гуманоиды прилетали.

Говорил Федор Ильич с набитым ртом, поэтому ответ прозвучал буднично и оттого особо нелепо.

– Кто?! – не поверил своим ушам Стрельцов.

– Ну, эти… Из космоса. Человечки зеленые.

Стрельцов, Семен и Василий хором покосились на бутыль, потом синхронно перевели взгляды на Федора Ильича.

Теща проследила за их взглядами, покачала головой:

– Здесь он не врет. Три дня назад мужчина пропал. По грибы пошел и не вернулся. Одну корзину нашли. И следы всякие…

– Наш, питерский. Инженер, – пояснил Федор Ильич. – Приехал отдохнуть, комнату снял…

– А почему гуманоиды? – удивился Стрельцов.

– Кто ж еще? – не менее удивленно переспросил Васькин тесть. – Местные даже тарелку их видели. Мы-то сами спали…

– Ешкин кот! – пробормотал Василий. – Но, может, они, кто видали… того. Перебрали чистейшей, на родниковой воде. Сами говорите: они пьют много.

– Говорят, они и раньше сюда летали, – мотнул головой Федор Ильич. – Не первый случай. Плюс следы остались.

– А что за следы? – заинтересовался эксперт Семен.

– Круги травы выжженной. Как от ракеты…

– А на земле жидкость. Зеленая и вонючая, – добавила теща.

– Я о таком читал, – задумчиво протянул Рогов. – И о людях пропавших.

Василий не стал сознаваться, что не только читал о таком, но и мечтал в юности быть похищенным инопланетянами. А чего, занятно! На звездолете с ветерком прокатиться, на миры иные посмотреть.

Сейчас, конечно, он не согласился бы уже – семья, ребенок, служба, но в юности глупый был, романтичный.

– Ты что, веришь? – изумился Стрельцов.

– А почему нет…

Вон весной, когда на Большой Конюшенной убили мордоворота-лохотроншика, никто не хотел верить, что это сделала крохотная старушонка, проживавшая в комуналке над «Пышечной». Все улики на нее показывали, но верить никто не хотел. Пока сама не призналась: да, спицей в ухо. Мстила за обобранную мошенниками подругу из Твери. (Присяжные потом бабулю сердобольно оправдали, навязали ей состояние аффекта, хотя сама народная мстительница настаивала на полной сознательности своих действий и обещала продолжить кровавую вендетту.)

Так что чудеса порой случаются…

И еще Василий вспомнил, что сын его, Лешка, в раннем детстве называл инопланетян «непланетянами». Дескать – существа ниоткуда. Не с планет, а так. Просто из Космоса.

И эколог этот, который тогда зимой лемура покупал, тоже тонко намекал, что гуманоиды людей для своих забав потаскивают…



Молодой лесничий Юрий Погодин подъехал к салуну на своей новенькой «тойоте». То есть на старенькой, конечно, весьма подержанной, но свежеприобретенной. Припарковался в тени большого трейлера с надписью «Бельгийская говядина – для ваших родственников и друзей». Заведение ковбоя Данилы пользовалось популярностью среди дальнобойщиков.

Погодин, Дорофеев и Гарик отошли в сторону. Эльхан с Ромой продолжали обсуждать тему сезона: о том, что в лес зачастили «зеленые человечки», говорил уже весь салун.

– У нас в Гянджи тоже такое было, – вспоминал Эльхан. – Мне дед рассказывал. Людей не брали, а баранов брали. Много! Один, другой, целое в сумме стадо…

– Это он чачи обпился, твой дед, – гоготал жизнерадостный Рома. – А баранов эти на закуску таскали, друзья ваши… Кого вы там особенно любите? Армяне!

– Зачем смеешься? – хмурился Эльхан. – Туда даже ученые приезжали.

– Ученые – в говне моченые, – не унимался Рома. – Ученые тоже чачу уважают.



Погодин, между тем, оправдывался перед Дорофеевым:

– Так что я, Виктор Егорович, не виноват. Их теперь пушкой в лес не загонишь. Да вы и сами уже попробовали. Меня тем более не испугаются.

Тут лесничий был прав. Силовое воздействие на местное население никак не входило в круг его обязанностей.

– Наверняка, шутит кто-то, – злился Дорофеев. – А эти олухи верят… Дурачки.

– Я б этим шутникам… – сжал кулаки Гарик. – А вообще, Егорыч, это дельная мысль. Если кто шутит – шутника найти можно.

– Ну, а что еще?! Не зеленые же человечки? И почему, кстати, именно зеленые…

– Мужик-то пропал, – заметил Погодин. – Да и следы остались…

– Ты тоже в эту чушь веришь? – Дорофеев пытливо глянул в глаза лесничему.

– Веришь, не веришь, а в газетах пишут… – пробормотал Погодин.

– Да-а… Дикий вы тут народ. Ну, и кто теперь лес валить будет? Сам же без денег останешься.

– Да я понимаю… – вздохнул Погодин.

– Понимать мало!

Погодин промолчал.

– Егорыч, может, в другой деревне наймем? – предложил Гарик.