Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Эмили Болд

Тени. Сплетенные тьмой

Все права, включая полную или выдержанную перепечатку в любой форме, защищены. Это вымышленная история. Любое сходство с живыми или умершими лицами является чисто случайным и непреднамеренным.
Emily Bold

STOLEN: Verwoben in Liebe (Band 1)

© 2020 by Planet! in Thienemann Esslinger Verlag GmbH, Stuttgart By Emily Bold (author)

Cover design © Johannes Wiebel punchdesign



© Бабикова М., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог



Бастиан Тремблэй опустился на колени. Он дрожал, так как ярость вынуждала его следовать за девушкой. Казалось, он волк, преследующий окровавленную косулю, в плоть которой он только что вонзил зубы.

– НЕТ! – рычал он, вцепившись ногтями в пол. Его дыхание было жестким и сдавленным. Пустота внутри требовала больше, чем просто запах плетений Эбигейл Вудс. Ведь он вообще не собирался приближаться к ней. Он не собирался забирать часть ее.

Задыхаясь, Бастиан набрал воздуха в легкие и закрыл глаза. Тщетно: ее дрожащие губы и расширенные от страха зрачки никак не уходили из его головы. Он отчетливо видел, как они вырисовывались на коже от его прикосновений. Темные паутинки, ее плетения души смело выходили на первый план, предлагая ему себя. Покрывали ее кожу трепещущей сетью от самой шеи и становились частью его.

Он больше не будет прежним.

Бастиан так крепко сжал руки в кулаки, что его ногти оставили на коже следы в форме полумесяца.

Затем он яростно разорвал на себе рубашку и посмотрел на то, что сотворила с ним минутная слабость. Неистовая злость бушевала, подобно урагану, его тело покрылось черными сияющими плетениями. Они, казалось, давили изнутри, пытаясь вырваться наружу сквозь кожу. Бастиан знал, что так оно и было.

Он закрыл ладонью шрам на груди и попытался успокоиться.

Он должен держать себя в руках.

И должен найти способ вобрать в себя плетения Эбигейл Вудс, не уничтожив при этом ни себя, ни ее.

Последний шанс

Ранее

Это был мой последний шанс! Я снова и снова повторяла про себя эти слова, чтобы не возражать вслух, когда такси повернуло к воротам Даркенхолла с надписью «Частная территория». Передо мной возвышались стены из желтого кирпича, и я чуть наклонилась вперед, чтобы рассмотреть местность.

Мой последний шанс!

Сверчок разбился о лобовое стекло, и я брезгливо откинулась на сиденье.

Неровные булыжники загремели под колесами, когда водитель нажал на тормоз. Я посмотрела на него в надежде, что он сможет прочитать мои мысли и как можно скорее увезет меня отсюда.

– Ваппинг-хай-стрит, Даркенхолл, – произнес он в нос с индийским акцентом и тут же нажал на таксометр. На заднем сиденье Флоренс рылась в сумочке в поисках кошелька. С дрожью в груди я отстегнула ремень и открыла дверь. Перед моим взглядом предстала роскошная усадьба с белыми ланцетными окнами и ризалитами. Три этажа, острая крыша, покрытая серой черепицей, которая при свете полуденного солнца отбрасывала серебряные блики. Напротив входа растянулась парковая зона, а южнее, сквозь кроны деревьев, мерцала Темза.

– Разве это не чудесно?! – восхитилась Флоренс, достав багаж с заднего сиденья такси и поставив передо мной. – Какой прекрасный сквер! Здесь люди просто обязаны становиться лучше!

Я молча забрала у нее рюкзак и сумку. У кованых ворот на парковке в ряд стояли дорогие машины. Мне в голову пришла мысль, что стать лучше – это совсем не дешево.

– Я чувствую себя тут не в своей тарелке, – проворчала я и закинула сумку на плечо. Она была тяжелой, потому что мне, по-видимому, придется провести в этой школе целую вечность.

Даркенхолл был моим последним шансом…

– Не принимай все так близко к сердцу, Эбби! – попыталась подбодрить приемная мать. Она поправила свою бирюзовую шляпку и распрямила плечи. Флоренс, как обычно, креативно подошла к выбору шляпы, которая делала ее чуть выше; без головного убора она едва доставала мне до подбородка. – Это потрясающая школа!

– Не сомневаюсь… – безэмоционально пробормотала я.

Черты лица Флоренс смягчились. Она приобняла меня, и в ее взгляде я уловила неуверенность. Затем она повесила свою сумочку на запястье и сочувствующе улыбнулась мне.

– Нужно время. – Она осмотрела лестницу на входе. – Помнишь, как мы радовались, что нам удалось определить тебя сюда, – тихо напомнила она, и я почувствовала, как ей хотелось увидеть мой восторг. Нам очень повезло с Даркенхоллом, так, по крайней мере, говорила Флоренс.

И поэтому, а может, из-за ее страха, что расставание станет еще труднее, она уверенно, с улыбкой на лице засеменила по широкой парадной лестнице вверх.

Столбы перил украшали высеченные из камня головы драконов. На мой взгляд, ужасно безвкусно, самое настоящее нарушение архитектурного стиля зимнего сада, уходящего дальше к воде. Наличие денег не всегда означает наличие вкуса…

Проходя мимо оскаливших пасти драконов, Флоренс обернулась ко мне. Теперь она выглядела нетерпеливой. Ее губы шевелились, но я не понимала ни слова. Однако могла себе представить.

– Ну, вот и все! – пробормотала я, достала из серебристой обертки жвачку и засунула в рот. Держа в руках сумку, поправила рюкзак. У меня было с собой все необходимое. Больше не было причин ждать. И все-таки мои ноги словно приклеились к полу. Мне не хотелось заходить внутрь.

Солнце безжалостно палило: на шее и под лямками рюкзака выступил пот. Что ж, у меня не осталось выбора. Я убрала волосы с лица и сделала первый шаг к своей новой нежеланной жизни, но вдруг услышала доносящиеся слева громкие голоса:

– Я не хочу тебя больше видеть, придурок! – завизжала вслед группе парней какая-то девушка.

– На вечеринке в пятницу ты говорила по-другому! – поддразнил ее один из молодых людей. – Там тебе было недостаточно!

Насмешки толпы задели меня, и я искренне посочувствовала девушке.

– Чего пялишься? – заорала она мне, и мое сочувствие моментально исчезло.

– Начинается, – пробормотала я и поставила свои сумки у входа. Вот тебе и лучшие люди…

Я оглядела компанию ходячего тестостерона и поклялась всегда обходить их стороной. Я должна обходить все проблемы стороной!

Как-никак, это был мой последний шанс!

Когда я наконец-то вошла внутрь, Флоренс уже нигде не было.

– Черт, – простонала я и попыталась сориентироваться. Убрав фиолетовые пряди с лица, я окинула взглядом большой холл. Прямо передо мной изогнутая лестница с темно-синими ковриками на ступенях вела на второй этаж. В левой и правой частях фойе располагались длинные коридоры. Высокие потолки простирались над моей головой, отчетливо виднелись балки, а над каждым дверным проемом были высечены какие-то латинские надписи.

– Как я вообще здесь оказалась? – прошептала я, потому что тишина становилась прямо-таки удушающей. Быстро, не давая себе времени на осознание того, что мне здесь совсем не нравится, я крепко схватила сумки и, следуя указателю, направилась к приемной директора, в северную часть здания.

Полуденное солнце, проникающее сквозь арочные окна, рисовало яркие блики на деревянном полу медового цвета, а мои шаги нарушали глухую тишину, пока я шла по бесконечному коридору все дальше и дальше. Я почувствовала облегчение, добравшись до ниши с мягкими диванчиками, расположенной напротив закрытой двери. «Директорат» – было написано на табличке. Пока неплохо!

Я растерянно осмотрелась. Мне стоит постучать? Или можно просто войти? Флоренс и след простыл. Она уже вошла туда без меня?

– Разве здесь нет секретаря? – пробурчала я рассерженно и бросила сумки на пол рядом со скамьей. Немного неуверенно я отвела волосы назад и, заметив, что под мышками выступили пятна пота, скрестила руки на груди.

Войти или подождать? – раздумывала я и пыталась спрятать темные пятна на футболке. Подойдя поближе к двери, я прислушалась.

– Не буду приукрашивать, – послышался глухой голос моей приемной матери через деревянную дверь, – у Эбигейл проблемы.

Ну конечно!

Я надула пузырь из жвачки и посмотрела на пустой коридор. Пятна пота больше не имели никакого значения. У меня были другие проблемы…

Со мной всегда так происходило. Либо я доставляла кому-то неприятности, либо они постоянно возникали у меня. Ничего нового. И все-таки было больно слышать это от Флоренс.

– Девочке пришлось нелегко, и я действительно хочу, чтобы ей удалось здесь освоиться.

Я закатила глаза. Мне часто доводилось осваиваться где-то. Очень часто. Новая школа, новая приемная семья, новое окружение. Прямо как сейчас.

Со вздохом я отошла от двери, села на диванчик и вставила наушники в уши, чтобы больше не слушать эту чепуху.

Конечно, Флоренс по-настоящему беспокоилась за меня. Из всех приемных родителей, с которыми мне приходилось иметь дело, Флоренс была… лучшей. Кажется, она правда меня любила. И я ее. Мне нравилось ее ателье. Ее шляпки. Всем этим она разбудила во мне страсть к рисованию. Будучи ребенком, я рисовала с огромным удовольствием. Я была хороша в рисовании, часами пропадая за этим увлечением. Но когда стала жить в приемных семьях, то забросила его. Я сдалась, а вместе с этим забыла, насколько счастливой меня всегда делали карандаш и лист бумаги. И только Флоренс напомнила мне об этом. Не потому, что Флоренс рисовала, причем исключительно наброски шляп. Несуразных шляп. Они были не в моем вкусе, но царящая в ателье атмосфера буквально дышала идеями ее невероятных творений. Все любили Флоренс. Я тоже. И все-таки я ее разочаровывала. Снова и снова.

Я чувствовала искреннюю благодарность за то, что она воспитала меня. Ведь Флоренс могла бы не усложнять себе жизнь и просто передать меня службе опеки. Вместо этого она потратила большую сумму денег, чтобы устроить меня в эту школу. Я тихо вздохнула.

– Школа для трудных подростков! – уныло повторила я объяснение, которое дала мне Флоренс.

Я должна была высоко ценить то, что она взяла на себя все расходы и потратила столько сил. Но я не могла. Мне казалось, что ей хотелось избавиться от лишнего груза. Будто она бросала меня, как делали все остальные, сразу же, когда со мной возникали трудности.

Я сдула челку с повлажневших глаз и вытянула жвачку длинной нитью, которую намотала на палец, прежде чем продолжить жевать дальше.

Подавив в себе неприятные чувства, я сосредоточилась на том, как здесь будет ужасно. Что ж, это ведь намного лучше, чем анализировать поступки Флоренс или свои. Или наши планы.

Я внимательно прислушалась к музыке, звучащей в ушах, словно она могла облегчить мое одиночество, мое желание находиться в безопасности. Флоренс хотела, чтобы я освоилась. Чтобы нашла дом, как она мне объясняла. Но каким образом я должна это сделать здесь? В Даркенхолле! Одно только название…

У меня совсем не было желания выходить во двор школы, где царила гробовая тишина, как на кладбище, а самая большая проблема моих одноклассников, вероятно, заключалась в том, чтобы родиться в обеспеченной семье.

Я включила плейлист с любимыми песнями и сделала музыку громче, немного приподняла руку, чтобы убедиться, что от ужасных пятен не исходит неприятный запах, и попыталась в то же время найти хоть какие-то признаки жизни в пустом коридоре. Школьные стены излучали строгое благородство. Немного пугали.

Мне бросился в глаза герб, красовавшийся над входной дверью. Я знала, как он выглядел, потому что уже гуглила школу. Это был фамильный герб семьи Тремблэй, которая руководила этой школой из поколения в поколение. Перед моим внутренним взором всплыла картина. Старые сварливые зануды, считавшие, что могли бы вернуть меня на путь истинный. При том что мне вообще не нужен был никакой путь, потому что я никуда не собиралась. Я просто хотела сидеть в ателье у Флоренс и рисовать.

С чувством разочарования я встала. От долгого сидения затекла спина, и я сделала несколько шагов, чтобы размяться. Внутреннее беспокойство сжирало меня, хотя, может быть, ожидание было частью этой сомнительной терапии…

Я подошла к одному из арочных окон и выглянула.

Девушки с дорогими сумками в руках и солнечными очками на лбу, служивших скорее модным аксессуаром, а не защитой от солнца, направлялись через парк к противоположной части здания, которая являлась зеркальной копией этого строения. Отсюда виднелось помещение для хранения лодок, расположенное ниже у воды. Плакучие ивы, растущие в парке, свисали на причал; казалось, они хотели дотронуться до воды. На другой стороне, ближе к улице, находились железные кованые ворота, которые образовывали проезд к окруженной стенами усадьбе. Они слегка качались от ветра. Поток воздуха просочился сквозь старые окна, и, несмотря на теплую погоду, по моим рукам пробежали мурашки. Почувствовав себя неуютно, я отвернулась.

Мое внимание привлекли брошюры на стенде из оргстекла, стоявшем сбоку от скамьи, и я достала одну из разноцветных листовок. Бумага была приятной на ощупь, тонкой, дорогой, как и остальное оформление брошюры. Не то чтобы я ожидала чего-то другого.

– Даркенхолл, – тихо прочитала я и перевернула первую страницу, хотя содержание ничуть не отличалось от размещенной на сайте информации, которую я уже изучила. «Расположенная в самом сердце Лондона частная школа предоставляет трудным подросткам последний шанс. Процветание нашего общества усложняет жизнь детям. С большой самоотдачей, терпением и необычным терапевтическим подходом мы открываем для своих учеников новые перспективы. Счастливая молодежь и лучшие люди – наша цель».

Я достала жвачку изо рта и приклеила ее на брошюру с изображенными на ней смеющимися подростками. На этих фотографиях они занимались греблей, играли на музыкальных инструментах и внимательно слушали преподавателей на занятиях.

Конечно, как же им тяжело! С их дорогими часами, новейшими смартфонами, солнечными очками… Роскошная жизнь точно могла убить ребенка!

Я покачала головой и засунула брошюру обратно.

Сделав шаг назад, я уперлась во что-то, точнее, в кого-то.

– Ой! – вырвалось из меня, и я в извиняющемся жесте подняла руки. – Прошу прощения!

Я так отвлеклась, разглядывая зомбированных, ухмыляющихся подростков на фотографиях, что совсем не заметила, как один из учеников прошел по коридору.

– Аккуратнее, стерва! – пробубнил он и поплелся дальше, перекинув спортивную сумку через плечо.

Что, простите?

Мой рот открылся, но я не издала ни звука. Он меня сейчас действительно назвал стервой? Здесь? В Даркенхолле? Там, где отовсюду должно светить солнце?

Не то чтобы я не испытала облегчения от того, что тут на самом деле не все являлось золотом, что блестело. В конце концов, тут шаркал ногами этот тип, и на первый взгляд он совсем не походил на тех зубоскалов с буклета. Хотя парень и носил темно-синюю школьную форму, но как-то неряшливо, чем, как мне показалось, выражал свой протест против подавления индивидуальности! У него были короткие волосы, будто кто-то попытался сделать из него аккуратного мальчика, но их растрепанный вид лишний раз доказывал его бунтарский характер.

– Стерва… – тихо повторила я его ругательство и снова задумчиво опустилась на диванчик. Психолог из органов опеки совершенно точно назвала бы это проявлением подсознательной агрессии. А может, она была не такой уж и подсознательной. Чтобы сказать наверняка, мне в любом случае понадобились бы опущенные на кончик носа очки и обернутый в толстую кожаную обложку блокнот для записей.

Вздохнув, я вытащила маленький карандаш из заднего кармана джинсов и скептически посмотрела на его затупленный кончик. Затем достала крошечный складной нож, который всегда ношу с собой в таких же небольших ножнах, и сосредоточенно заточила графитовый стержень. Мной овладело спокойствие, когда на пол посыпались тонкая деревянная стружка и черная графитовая пыль. Я почувствовала запах свежего дерева и предвкушение радости, охватывающее меня всегда в момент подготовки. Чтобы замести свои следы, я ногой сдвинула стружку под диван, потом открыла рюкзак и достала небольшой блокнот для рисования. Хоть он и не был обернут в толстую кожаную обложку, но казался лучше любого сеанса терапии.

Только открыв его, я уже ощутила внутреннее спокойствие.

Эта школа была ужасной! Запасной путь для избалованных сопляков богатеньких родителей, которые еще не теряют надежды найти хороший колледж для своих детишек. Скорее всего, все они личности, от которых мне стоит держаться подальше. Я чуть наклонилась вперед, чтобы из-под свисающей на лицо челки проводить взглядом парня с подсознательной, а может, и не совсем подсознательной агрессией. Мой карандаш коснулся бумаги, и я начала рисовать. Быстрые штрихи, аккуратные движения.

В конце коридора тип наконец-то остановился и прислонился к стене, чтобы что-то напечатать в телефоне. При этом он оперся ногой о старинную стену, а сумку спустил с плеч и небрежно бросил на пол. Напротив него находилась еще одна дверь, но с моего места невозможно было прочитать надпись на табличке. Да это и не важно. Важным мне казался лишь бунтарский характер этого парня: благодаря ему я чувствовала, что здесь не одна. Школа славилась тем, что исправляла каждого подростка. Усмиряла даже самый неукротимый характер. Но именно этого я и боялась. Я не хотела быть укрощенной. Я хотела быть собой. А этот мерзавец…

Я закатила глаза – да-да, я сама заметила это! Теперь я стала подсознательно агрессивной, но, в конце концов, этот тип назвал меня стервой!

Мой карандаш скользил по бумаге и с каждой стертой частичкой графита, остававшейся на бумаге, я осознавала, что здесь укрощают не всех.

Когда этот ученик вошел в дверь, мне даже захотелось возразить, потому что он исчез, даже не обернувшись. Он вошел туда, а я снова осталась одна. Снова одна в этом коридоре… с кучей проблем, как замечательно выразилась Флоренс.

Смех, доносившийся из зала, заставил меня повернуть голову. Я быстро закрыла обложку блокнота, как будто хотела защитить свое недавнее открытие.

– Это уже будет не вечеринка, если я приглашу на нее такого неудачника, как ты, – кричал один из парней. Он был не один, а в окружении еще трех школьников, но именно он бросился мне в глаза. Высокий и светловолосый. Волосы чуть длиннее, чем я люблю, но манера надменно убирать их со лба, мне понравилась. – Забудь, Гвинед! Твоим старикам придется продать яхту в Монако, чтобы уговорить меня пригласить тебя на вечеринку!

Его приятели засмеялись. Все, кроме одного.

– Пошел ты, Тристан! – Очень полный парень с рыжими волосами самоуверенно ударил себя рукой в грудь. – Когда-нибудь ты придешь ко мне и попросишь чего-нибудь. Все так делают!

Блондин пренебрежительно засмеялся и вскинул руки в беспомощном жесте.

– Даже если и хотел, я не смог бы тебя пригласить, Гвинед. Режим, понимаешь. Извини!

Было отчетливо слышно, что ему нисколько не жаль. В конце концов Гвинед подошел к белобрысому и показал средний палец. Смеясь, блондин повернулся как раз в мою сторону.

Мне стоило отвести взгляд, ведь такие парни, как он, явно не подходили для моего последнего шанса…

Но я не смогла. Глупым образом меня притягивала нахальность этого ученика.

Наши взгляды встретились, и он, прощаясь, похлопал друзей по плечу.

– Свежее мясо, – услышала я его шепот, прежде чем он повернулся в мою сторону.

Ну что за придурок! Уже сейчас он казался мне неприятным. Школьная форма синего цвета сидела на нем как влитая. Волосы выглядели так, будто их хорошенько облизали. Даже издалека льдисто-голубые глаза парня, подчеркнутые серебристым галстуком и всем его высокомерным видом, привлекали внимание. Он с интересом посмотрел на меня. Вероятно, потому, что я не соответствовала образу типичной богатенькой школьницы: моя сумка, стоящая у ног, была из спортивного магазина, а не от Gucci. А может, из-за того, что считал меня свежим мясом.

Я быстро опустила взгляд, только чтобы избежать с ним разговора.

– Один из зомби… – проворчала я и прикрыла руками блокнот.

Добро пожаловать в Даркенхолл

Я склонила голову, чтобы не поощрять зомби на разговор со мной, но, очевидно, распознавать язык тела он не умел. Или его просто не волновало, что думали другие. Его пружинистые шаги замерли прямо передо мной, и он откашлялся.

Вздыхая, я подняла глаза. Последнее, что мне оставалось, – это начать пустой разговор с самовлюбленным пижоном, но мне в какой-то степени не хотелось грубить своему товарищу по школе в первый же день.

– Хэй, – скрепя сердцем, выдавила я из себя.

Он остановился напротив и стал рассматривать меня, как незнакомое насекомое.

– Ты, должно быть, Эбигейл Вудс. Я Тристан. – Его голос прозвучал дерзко, и мне показалось, что он меня проверяет. Заметны ли пятна пота под мышками? Я почувствовала, как начали краснеть щеки.

Я ненавидела это!

– Вы получили рассылку или что?

Мне совсем не нравилось, что он знал мое имя. Они вообще что-нибудь слышали о конфиденциальности?

Проигнорировав мой резкий ответ, зомби продолжал ухмыляться и при этом сверкать идеальными зубами.

– Не совсем, – признался он и кивнул головой в сторону приемной директора. – Но если появляется новенький, об этом сразу становится известно.

– Потрясающе, – мой голос был полон иронии. – В таком случае ты уже все знаешь.

Я опустила взгляд и начала беспокойно стучать пальцами по блокноту. Он не мог просто пройти мимо? И забрать с собой эти свои голубые глаза. Зомби-Тристану понадобилось время на понимание моего невербального поведения. Наконец он молча кивнул и продолжил свой путь. Несколько секунд спустя он снова повернулся ко мне.

– Увидимся! – крикнул он и, когда я посмотрела на него, соблазнительно подмигнул.

– Не смогу это предотвратить, – пробормотала я и разозлилась на себя, потому что ухмылка этого примата практически заставила меня забыть о том, как все здесь было ужасно. Включая его!

Я вздохнула и убрала в сумку блокнот. Как раз в этот момент передо мной открылась дверь, откуда вышли Флоренс и высокая светловолосая женщина.

– Это Эбигейл, – представила меня Флоренс и умоляюще посмотрела на меня. Очевидно, она ждала, что я покажу себя с лучшей стороны, поэтому я вежливо пожала руку и кивнула незнакомке.

– Меня зовут Маргарет-Мод Тремблэй. Я директор школы здесь, в Даркенхолле. Очень приятно с тобой познакомиться, Эбигейл.

– Взаимно, – выдавила я из себя и от ее крепкого рукопожатия чуть не опустилась на колени. У этой женщины был строгий взгляд и немного длинный нос, что подчеркивало серьезное выражение лица. Ее темно-русые волосы были заколоты на затылке, она также носила очки, которые сначала сняла, но тут же надела обратно.

– Очень хорошо, очень хорошо, – прервала тишину миссис Тремблэй и протянула мне сложенную карту, которую держала под мышкой. Золотой браслет на ее запястье, неверное, стоил достаточно, чтобы оплатить годовую аренду магазина шляпок Флоренс. Когда я взяла карту в руки, браслет на ее руке зазвенел.

– Здесь есть вся необходимая информация, Эбигейл, – объяснила она. – План здания школы, расположение жилых помещений, справочник с правилами и расписание занятий в комнате антиагрессий, я расписала тебе их на третьей странице. Эти занятия обязательны. Кроме того, здесь указано время, когда закрываются ворота. – Директриса внимательно посмотрела на меня. – Необходимо строго соблюдать этот режим!

Я послушно кивнула: видимо, Флоренс ждала именно этого. Она заботливо положила мне руку на плечо и повернулась ко мне.

– Ты справишься, – шепнула она мне с уверенностью, и поля ее шляпы коснулись моей щеки.

– Конечно, – успокоила я нас обеих. Правда, приготовленный буклет с сотней страниц правил казался мне, скорее, проблемой. Я ненавидела правила!

– Тогда пришло время проводить тебя в твою комнату, – подытожила Маргарет-Мод и движением руки указала направление. – Сюда, пожалуйста.

Флоренс подняла мою сумку, но миссис Тремблэй покачала головой.

– Сожалею, но по опыту известно, что долгое прощание лишь усугубляет ситуацию.

– Но мне бы хотелось посмотреть, как Эбби будет жить оставшиеся школьные годы, – вмешалась Флоренс.

Маргарет-Мод покачала головой.

– Можете быть уверены, Эбигейл не будет ни в чем нуждаться. – Она забрала сумку из рук моей приемной матери и дружелюбно, но решительно улыбнулась. – Прощайтесь. Я уверена, Эбигейл не терпится осмотреть здесь все.

Как же она ошибалась!

Я заставила себя улыбнуться, когда Флоренс, озадаченная словами миссис Тремблэй, приобняла меня.

– Тебе понравится, – заверила она меня охрипшим голосом.

– Определенно, – ответила я. Мне не оставалось ничего другого.

– Во всяком случае, здесь лучше, чем в колонии для несовершеннолетних. – Я не поняла, кого хотела подбодрить Флоренс этими словами. Меня или саму себя.

– Я разберусь, – уверила я ее и постаралась проглотить ком, что встал у меня в горле, но напрасно. Я не любила излишние нежности, но именно в этот момент мне ужасно не хотелось, чтобы Флоренс уезжала. Она погладила меня по спине и прижала к себе так, что я уткнулась в ее волосы с химической завивкой: они казались очень мягкими и выглядывали из-под шляпы, как маленькое облачко. От запаха лака у меня зудело в носу, но я понимала, что буду скучать по нему, как только он исчезнет.

– Постарайся не делать глупостей, Эбби, – всхлипнула она и, обхватив мое лицо руками, с чувством глубокой привязанности пристально посмотрела на меня. – Я не хочу, чтобы тебя отнимали, слышишь? Но ты должна мне помочь. Ты должна поступить правильно. – Она со слезами на глазах нежно погладила меня по щеке. – Я люблю тебя, Эбигейл. Не забывай это.

– Все в порядке. – Почему было так больно глотать? Почему мне казалось, что меня разрывают на куски? Почему, черт возьми, я не могла преодолеть себя и сказать ей в ответ, что я тоже ее люблю? Почему все, что я смогла выдавить из себя, – это «Все в порядке», когда на самом деле меня охватила паника при мысли, что я останусь здесь одна?

Сделав шаг назад, я взяла рюкзак и потерла внезапно похолодевшие руки.

– Когда вы попрощаетесь, для тебя начнется новая жизнь, – радостно сказала Маргарет-Мод и протянула мне сумку.

Ну конечно! Когда вы попрощаетесь…

Я незаметно покачала головой в ответ на такую чуткость – и это от директора школы – и закусила губу, чтобы скрыть дрожь.

– До скорого, Эбби, – всхлипывая, сказала Флоренс и помахала рукой.

– До скорого, – прошептала я и последовала за Маргарет-Мод по коридору. В новую жизнь. В счастливую жизнь, если верить глянцевому буклету.

Ярость в нем

Бастиан Тремблэй стоял у окна тренировочного зала. Зала антиагрессий, который в школе прозвали «Четырьмя стенами». По его спине стекал пот, а кулаки продолжали пульсировать после тяжелой тренировки с боксерской грушей. В школьный двор, что находился прям под ним, через ворота заехало такси. Но это его совсем не интересовало. Девушка с фиолетовыми волосами, растерянно стоявшая у входа, приковывала его взгляд. Было в ней что-то особенное, что видел только Бастиан, хотя она сама даже не догадывалась об этом.

Несмотря на боль в пальцах, Бастиан снова сжал руки в кулаки, потому последнее время в нем все сильнее бушевала ярость. Она рокотала в его крови и лихорадила голову. День ото дня она будет становиться все сильнее, пока полностью не овладеет им, если, конечно, до этого он сам не сможет с ней совладать. Загнанный в угол отчаянной злобой, он разорвал ворот футболки и крепко обхватил кольцо, висящее на шее.

Его дыхание стало жестким и сбивчивым. Девушка войдет внутрь. Скоро. Он будет заниматься вместе с ней в этой комнате и…

Бастиан издал тяжелый вздох, потому что ярость причиняла ему нестерпимую боль. Он сжал кольцо в кулаке сильнее, так что металл впился в кожу. Ему не хватало воздуха. Всегда, когда приходилось долго игнорировать внутренний голод, его грудь сжималась. Он открыл окно и обеими руками схватился за карниз. Девушки уже не было. Она вошла внутрь. Теперь она находилась здесь, как и все другие. Но все-таки… что-то в ней было…

Желание снова пробило брешь в его самообладании, и Бастиан издал устрашающий рык. Он взглянул на свои руки, на пальцы, обхватившие камень, и на темную паутину, расползавшуюся под кожей, словно тату. Эти черные плетения пульсировали на его предплечьях, как набухшие вены.

Бастиан глубоко вздохнул.

– Не сейчас! – тихо приказал он сам себе и спрятал цепочку с кольцом обратно под футболку. Затем выпрямил спину и начал тереть ладони друг о друга, пока предательская паутина не исчезла. – Я могу это контролировать! – убежденно повторял он, и, действительно, его кожа снова приняла обычный здоровый вид. Два глубоких вдоха. Бастиан снова держал себя в руках. Его пульс восстановился, а боль в груди отступила. Он поднял руку, чтобы закрыть окно, но увидел своего брата, преследовавшего светловолосую школьницу, которая занималась пробежкой в парке.

Догнав девушку, Тристан похлопал ее по плечу, она удивленно обернулась, но обрадовалась ему.

Бастиан застыл. Он не слышал, о чем разговаривали эти двое, но ему это было и не нужно. Все, что он видел, говорило само за себя. Оставалось лишь без зависти признать, что Тристан виртуозно пользовался этим, хотя это его разрушало. Он пользовался этим всегда и везде, где бы ни захотел.

Бастиан выругался и прищурил глаза. Ему не нравилось, что брат, хихикая, утягивал девчонку с собой за деревья, чтобы его не было видно с дорожки. Еще меньше ему нравилось, что Тристан обхватил ее лицо руками и их губы соприкоснулись. Но что его по-настоящему выводило из себя, так это то, что на руках Тристана выступили черные, как ночь, паутинки и продолжали распространяться по коже, пока длился поцелуй.

– Черт побери! – пробурчал Бастиан, и Тристан отклонился от девушки, будто услышал его.

Бастиану даже показалось, что брат повернул голову и посмотрел в его сторону. Ухмыльнувшись, тот вышел из тени деревьев, выглядя при этом так, словно не он только что утолил свою ярость этим поцелуем. Средь бела дня. В школьном дворе.

Бастиан знал, что Тристан не мог побороть свой порок. Но когда компания парней вышла из зимнего сада и обступила Тристана, казалось, что ничего и не произошло. Брат и его друзья, как обычно, дразнили Гвинеда и уже через несколько секунд исчезли за дверью главного входа.

Злость снова овладела Бастианом, но в этот раз он уже мог себя контролировать. Он научился это делать. Потому что, в отличие от Тристана, на него давила не только ярость, но и ответственность. Ему пришлось научиться усмирять переданный по наследству дар, в то время как Тристан с легкостью вбирал в себя все, что видел. Бастиан понимал, что их способность поглощать душевные плетения других людей требует серьезной ответственности. И эта ответственность была больше, чем казалось на первый взгляд.

Тем не менее Бастиан являлся именно тем, кем его создала природа. Точно так же, как и Тристан. И только он услышал звуки в раздевалке комнаты антиагрессий, ярость проснулась в нем с новой силой. Он рычал, в нем бушевал голод, который юноша едва мог одолеть: плетения требовали большего.

– Привет, Бен, – он попытался говорить обычным голосом, повернувшись к семнадцатилетнему парню, младше его всего на год.

Плетения Бена утолили бы голод, облегчили страшную боль. И он оправдывал себя тем, что это помогло бы и парню. Такой поступок казался правильным. Правильным и хорошим.

– Учителя говорят, тебе необходимо пройти еще несколько занятий тут, – начал Бастиан.

– Плевал я на них, – выругался Бен и бросил на Бастиана гневный взгляд. – Я не уподоблюсь тебе и не позволю им себя сломать!

– Тут никто никого не ломает.

Бен засмеялся.

– Тебя не должно быть здесь, парень. Ты не такой, как остальные. Я еще ни разу не видел, чтобы ты выходил из себя.

Бастиан дождался, пока Бен наденет боксерские перчатки.

– Радуйся, – пробормотал он и на мгновение ему показалось, что его схожесть с Тристаном стала заметнее, чем ему бы этого хотелось. Они оба не могли долго находиться в своем обличии. И оба руководствовались одной целью. Он пристально посмотрел Бену в глаза: в них бушевало нечто гораздо большее, чем просто гнев. – Ты ошибаешься. Я должен быть здесь. – Бастиан обошел Бена сзади и встал в боевую стойку у груши. При этом он задел плечо парня, отчего злость в нем вспыхнула сильнее.

Он вовсе не сожалел о том, что должно вот-вот случиться. У стоявшего перед ним парня были проблемы. Он собирался совершить вещи, о которых знал только Бастиан. Ужасные вещи, которые принесут несчастье. И только Бастиан мог это предотвратить. Он спасал Бена. Бена и самого себя.

Бастиан Тремблэй сделал глубокий вдох, и паутина под его кожей начала свою пульсацию в радостном ожидании.

Обойный клей

Трехместная комната! Я лишь покачала головой. Это все-таки дорогая частная школа. И только трехместные комнаты? Как это должно сделать из меня достойного человека? Наверное, на всей планете нет ни одного подростка, которого бы осчастливило проживание в трехместной комнате! А разве достойные люди – это не счастливые люди? Об этом здесь явно не задумывались.

Я остановилась, разглядывая план здания. Я ведь на правильном пути? Я стояла в просторном холле, откуда в разных направлениях вели коридоры. Прямо передо мной переливалась стеклянная витрина с кубками, медалями и цветными фотографиями сборной Даркенхолла по гребле. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть фото: на всех спортсменах были светлые шорты и майки цвета морской волны с гербом семьи Тремблэй на груди. Их воля к победе чувствовалась даже сквозь призму фотокамеры. Мне не очень нравились командные виды спорта. Поэтому я отошла обратно и снова обратилась к плану. Куда именно мне следовало идти? Я обернулась вокруг, как вдруг в здании раздался звонок. Со всех сторон стали открываться двери. Казалось, будто классные комнаты выплевывали учеников, в школьной форме выглядящих абсолютно одинаково. Я отошла в сторону, чтобы освободить проход для школьников, потоком хлынувших в том направлении, откуда я только что пришла. Их объединяла еще одна общая черта – дерзкое выражение лица. Возможно, это были дети лондонской элиты. На меня никто не обращал внимания, на что я уж точно не собиралась жаловаться.

В надежде стать менее заметной, я прислонилась к стене и принялась наблюдать за учениками. Похоже, все они мои ровесники: на вид им было лет семнадцать.

Одни собирались в небольшие компании и группки, другие, напротив, ходили по одному. Меня очень интересовало, как выглядели мои соседки по комнате. Я надеялась, что они не напоминали блондинок с длинными до бедер нарощенными волосами, накладными ресницами и накачанными губами, похожих на кукол Барби, как те две, что сейчас прошли мимо меня. Я незаметно закатила глаза. Жить с такими девицами мне совсем не хотелось. По опыту знала, что в основном тяжело уживаюсь с другими девочками. Каким-то образом… я их отпугивала. Не то чтобы специально, но это получалось само собой. И так как количество денег на карманные расходы у нас сильно различалось, то я и не рассчитывала, что мы станем близкими подругами.

А если бы тот, кто знал Флоренс благодаря ее творениям, не замолвил бы за меня словечко в Даркенхолле, то я бы здесь никогда не оказалась.

Вцепившись в план здания, я стала ждать, пока коридоры снова опустеют. Если не считать парочки любопытных взглядов, меня все оставили в покое. Наверняка мне показали бы дорогу к столовой, если бы я об этом попросила, но к такому я еще не подготовилась. Меня охватило странное беспокойство: я чувствовала себя чужой в этой школе. И хотя я вовсе не считалась скромницей, внутри все-таки поселился страх: я уж точно не могла конкурировать с этими богатенькими детками.

Флоренс верила, что я смогу здесь освоиться… однако при этом я ощущала, словно меня на ходу выбросило из машины. Как можно привыкнуть и быть счастливой, когда ты пробиваешь лобовое стекло и разбиваешься о стену трехместной комнаты с обоями цвета морской волны?

В попытке успокоиться я снова погрузилась в разглядывание плана. Чтобы попасть в столовую, мне нужно было идти прямо. А я правда хотела туда попасть. Для поднятия настроения мне был просто необходим шоколадный батончик. Я шла по коридору, сверяясь с планом, и пыталась запомнить дорогу, чтобы в следующий раз не выглядеть такой потерянной.

– От комнаты вниз по лестнице, затем налево, мимо «ларца» команды по гребле и снова прямо… а там повернуть за угол… – бормотала я про себя. Окна в этом крыле здания выходили на юг, из них открывался бесподобный вид на Темзу и на противоположный берег, где располагались Сады королевской лестницы. Тем не менее я всегда задумывалась, не будет ли близкое расположение к воде казаться жутким и мрачным. Как влажная холодная могила. – Мне нужно что-то сладкое! – тихо выругалась я и, собравшись с силами, ускорила шаг. Эти старые стены будто построили для того, чтобы позволить воображению пройти сквозь них.

Я повернула за угол и облегченно выдохнула. Столовая. Я нашла ее. Сложив план пополам, я засунула его в карман, где лежали карандаш и кожаные ножны с крохотным карманным ножичком, а затем вошла в обеденный зал. Он располагался в современном зимнем саду, который я уже видела раньше. Там было светло и тепло, а вид на Темзу производил еще большее впечатление. Вдали даже виднелись переливающийся фасад устремленного ввысь здания и южная башня Тауэрского моста.

Признаю, меня это поразило.

Часы показывали около четырех часов, и большинство столов пустовали. У самого входа прямо на столе сидели парни в спортивной форме команды и поздравляли друг друга. Они даже не повернули головы при моем появлении. Меня это, конечно, обрадовало, потому что я сразу же узнала в одном из них того блондина с длинными волосами.

– Дай сюда! Там мой реферат! – кричал один из учеников и пытался поймать руку рыжего толстяка, которого я сегодня уже встречала. Наверное, после отказа ему пришлось доказывать свою мужественность, и он решил отыграться на том, кто слабее его.

Гвинед поднял флешку вверх, опустил ее в карман пиджака и самодовольно ударил себя в грудь.

– Ты имеешь в виду, там мой реферат? – с издевкой произнес он и толкнул дохляка так, что у того чуть не слетели очки.

Со сжатыми кулаками я прошла дальше. Что касалось меня, то я еще не до конца поняла школьную концепцию. Счастливый – понятие довольно растяжимое…

Еще дальше несколько столов было занято, а компания девушек, сидящих слева, с моим появлением прекратила разговор. Компания моделей, мысленно поправила я себя. Тощие, длинноногие, и так много макияжа на лице, что они выглядели пятью однояйцевыми близнецами.

Девушки пялились на меня, пока я делала вид, что не замечаю их. Мне стало любопытно, что же они такое натворили, раз оказались здесь. Я прошла между столов и взяла поднос. На раздаче мне пришлось подождать. Решившись отказаться от первого блюда, я взяла фруктовый салат и шоколадный пудинг: у меня гипогликемия, в конце концов. Только это объясняло мои расшатавшиеся нервы. На неоново-желтой табличке указывалось, что в течение дня разрешалось брать только один сладкий напиток или пудинг.

Само собой разумеется, девушки здесь и так могли бы втиснуться в самые маленькие джинсы из новой коллекции Виктории Бекхэм.

Я задумалась, сколько же ватных шариков в день съедают такие девчонки[1], но тут на мой поднос упала тень.

– Эбигейл Вудс, – обратился ко мне парень, представившийся ранее Тристаном. Он снова с ухмылкой убрал волосы со лба, медленно облокотился на стойку так, будто тоже был в меню. – Ты уже обжилась?

– Обжилась? – Я мысленно покачала головой в ответ на этот вопрос. – Я здесь нахожусь только пару часов! – напомнила я ему.

– Да, точно! – Он засмеялся и продвинул поднос дальше. – Я имею в виду… Ты уже заехала в комнату? Кровать… уже испытала?

Я взяла пудинг и подвинула поднос. Пришлось проигнорировать его самодовольный тон, как и двусмысленный намек.

– Я живу в трехместной комнате, – скромно ответила я. – Кому нужно дать взятку, чтобы получить отдельную комнату?

Веселая искра в его глазах дала мне понять, что я сказала что-то не то.

– Чем ты планируешь заниматься в кровати… чтобы тебя никто не видел?

У меня снова покраснели щеки, и я сильнее сжала свой поднос. Ко всему прочему, он тоже взял пудинг.

– Ничего! Просто мне нравится быть одной, – выдавила я из себя и поторопилась уйти от него, но он следовал за мной по пятам.

– Это не отель, – констатировал он и подмигнул, – где на подушки кладут шоколад и можно забронировать люкс для молодоженов.

– Разве нет? Вот черт! – Я сделала разочарованное выражение лица. – Значит, ошиблась.

Тристана мои слова, кажется, развеселили. Он прошел мимо меня к одному из длинных столов. Его товарищи по команде уже ушли. Он перешагнул через скамью и поставил перед собой поднос.

– Точно так же, как и я, – пошутил он и воткнул ложку в пудинг.

Взяв столовые приборы из ящичка, я замешкалась. Из всех находившихся в столовой учеников он был самым высокомерным. Но единственным, кто заговорил со мной.

Как назло, именно он! Тристан представлялся мне настолько скользким типом, что на его следах можно было поскользнуться. Но расставание с Флоренс меня задело сильнее, чем я ожидала, и поэтому в тот момент я не особо придиралась к своему окружению.

Быстро, чтобы не передумать, я подошла к его столу и села напротив.

– Эй! – по помещению раздался громкий крик, и я повернулась. – Девочки сидят на другой стороне!

– Что? – Я взглядом проследовала за указательным пальцем рыжего парня, показывавшего в направлении компании девушек.

– Веди себя тихо, Гвинед! – предупредил Тристан толстяка, который сидел с заполненным едой подносом.

– Она должна сидеть там! – решительно запротестовал тот.

– Что ему нужно? – в замешательстве спросила я и, сморщив лоб, посмотрела на Тристана.

– Вообще, мальчики и девочки в столовой сидят отдельно, – равнодушно признал он, но показал мне, чтобы я садилась.

– Я могу сесть…

– Нет. Просто садись здесь, – ответил Тристан и сверкнул глазами на толстого. – А ты, Гвинед, позаботился бы лучше о своих делах.

– Правила действуют для ВСЕХ! – упрямо возмутился он и ударил обоими кулаками по столу.

– Сегодня нет! – немногословно ответил Тристан и снова повернулся ко мне. – Забудь его. Он тут ничего не решает.

Я наклонила голову.

– А ты решаешь или?..

Он подмигнул.

– По крайней мере, больше чем он.

– Ну, тогда я спокойна, – с недоверием ответила я и попробовала пудинг. По вкусу он напоминал шоколад, но абсолютно несладкий. – Черт, что это за фигня? На вкус как клей для обоев!

– Он и есть. Просто они примешивают туда коричневый краситель, чтобы не так бросалось в глаза, – поделился со мной Тристан низким голосом, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не засмеяться над его словами.

Мне нравилось, как менялось выражение его лица, когда он улыбался. Сейчас он выглядел не таким заносчивым.

– Это написано в правилах? – подыграла я и задумчиво почесала подбородок. – А то у меня не хватило времени прочитать их полностью.

Тристан серьезно кивнул. Прядь волос упала ему на глаза, и у меня зачесались руки, чтобы убрать ее за ухо.

– Прописано маленькими буквами на пятьдесят седьмой странице. Все блюда, которые подаются в Даркенхолле, на сто процентов состоят из натурального органического обойного клея и прессованного картона. Не содержат сахара, глютена и вкуса. И при этом подходят для веганов. По-настоящему изысканная вещь.

– Действительно! Поэтому разрешено есть только один в день? Иначе у кого-нибудь склеится желудок? – Я сделала вид, что поражена, и продолжила есть пудинг. Вприкуску с фруктовым салатом он был съедобным. – А колбаски? Там были колбаски, – поинтересовалась я.

Тристан многозначительно кивнул.

– Чистый прессованный картон с клеем для обоев.

Я попыталась скрыть свое хихиканье кашлем и проглотила пудинг.

– Если это так, то моя приемная мать слишком много платит за эту школу!

Улыбка Тристана померкла.

– Твоя приемная мать? Ты живешь в приемной семье?

Пудинг во рту сбился в комок, и мне пришлось приложить усилия, чтобы проглотить его. И зачем я это сказала? Сглупила? Разве мое семейное положение хоть каким-то образом имело отношение к этому хвастливому задаваке?

Словно прочитав мои мысли, он поднял руки и снова опустил их.

– Извини. Дурацкий вопрос. Меня это не касается.

Мне хотелось дать себе пощечину! Настроение только начало улучшаться, а я снова попыталась все разрушить своими необдуманными словами. Я поставила пустые чашки друг в друга, облизала ложку и только потом посмотрела на Тристана.

– Все в порядке. Мои родители… они… – я начала заикаться и встала. – Забудь. Я не очень люблю говорить об этом.

– Эбигейл, подожди, – крикнул Тристан и поспешил встать. Ему хватило всего два больших шага, чтобы догнать меня, он забрал у меня поднос. – Эй, извини. Это было глупо. Я не хотел…

Я вынуждала себя не убегать от проблем, но чувствовала себя так, будто споткнулась в темноте, словно чернота преследовала меня и окутывала, как удушающий туман. Мне стало больно дышать, ядовитый туман жег глаза.

– Все в порядке, – я махнула рукой и подождала, пока он отнесет оба подноса на специальную железную тележку. – Мне нужно идти. Распаковывать сумку, примерять школьную форму, читать правила и так далее, – торопливо объяснила я и провела пальцами по фиолетовым волосам.

Я собиралась уйти как можно скорее. Потому что из прошлой жизни я поняла одно: показывать свои слабости было ошибкой. Особенно людям, которые с помощью денег могут избавиться от любой слабости.

Я не хотела знать, что случилось у Тристана в семье и почему родители отправили его в Даркенхолл. Но я знала, что произошло в моей жизни. И об этом я сейчас вспоминать не хотела. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

– Ну, тогда, – Тристан выдвинул вперед нижнюю губу. – Увидимся.

Я кивнула, так как мой голос выдал бы, что я вот-вот расплачусь. Быстро развернувшись, я врезалась в одну из близняшек Барби.

– Смотри, куда идешь, фрик! – издевательски бросила она, даже не поднимая на меня глаз. Все ее внимание было приковано к парню рядом со мной.

– Эй, Тристан! – притворным голосом сказала девушка и кивнула в направлении четырех своих подруг. – Что насчет празднования вашего успешного выступления на турнире? – спросила она и кокетливо положила руку ему на галстук.

Я тяжело вздохнула. Даже если бы я и не собиралась уходить, эта сцена заставила бы меня обратиться в бегство.

– Что ж, – прошептала я и потерла руку, которой столкнулась с блондинкой. Решительно сделала пару шагов назад.

– Эй, Эбигейл, – крикнул Тристан к огорчению своей новой спутницы. – Увидимся.

Конечно. Как я понимала, этого трудно будет избежать. Мое лицо скривилось в искусственной ухмылке, это выглядело будто мне вырвали зуб, и, хотя Тристан провожал меня взглядом, его рука опускалась по спине блондинки к попе.

Я услышала, как она хихикает, и ускорила шаг.

Не то чтобы для меня это что-то значило. Я ведь… не нуждалась в ком-то, чтобы спастись от одиночества. И уж точно не в этом самодовольном дерзком блондине.

Сомнения одолевали. Мне было знакомо это чувство. Этот… страх остаться одной. И, как всегда, я сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Сжала зубы и попробовала перевести этот страх в то, с чем я смогла бы справиться.

Убрав волосы со лба, я сжала руки в кулаки и решительно направилась к рыжему. Ярость ощущалась намного лучше страха. Темноту, разлившуюся внутри меня, я встретила, как старого знакомого. Она ускоряла пульс и прогоняла воздух через легкие.

Подняв взгляд, я улыбнулась. На подносе Гвинеда громоздилась еда, а еще серебряная фляжка с выгравированными на ней инициалами, в которой угадывалось нечто, явно не похожее на яблочный сок. Я все поняла. Даже его замешательство, потому что я остановилась прямо перед ним. Это сразу бросалось в глаза.

Присев на краешек стола, я аккуратно отодвинула от себя поднос. Вырез моей блузки находился на уровне его глаз, но я сделала вид, что не замечаю, как он пялится на меня.

– Привет, я… – Намотав прядь волос на палец, начала я. – Я Эбби. Сегодня мой первый день, и мне не хотелось делать что-то неправильно, – объяснила я, раскаиваясь, и посмотрела ему прямо в глаза.

Я заметила, что Тристан повернулся в мою сторону. Когда мной правила темнота, я не замечала происходящего вокруг. Он сморщил лоб, когда я дотронулась до плеча Гвинеда, у которого выступил пот, что, кажется, заметили все.

Гвинед выпрямил спину и наклонился ко мне. Он отставил фляжку.