Катрине Энгберг

Кровавая луна

Blodmåne

Katrine Engberg

Published by agreement with Salomonsson Agency

© Katrine Engberg, 2017

© Жиганова В., перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

* * *

Моему отцу, Яну Леону Катлеву, любителю полной Луны.
Это высокие слова; мы должны быть уверены, что заслужили их. Вслушайтесь, как они звучат: «Я тебя люблю». Джулиан Барнс


Пролог

Далила уперлась руками в сырую кирпичную стену туалета и расставила ноги, чтобы клиент смог протиснуться в кабинку. Вместе с каблуками ее рост составлял сто восемьдесят сантиметров, мужчина был гораздо ниже и не представлял собой ничего выдающегося. Ему не сразу удалось войти в ее плоть; он схватил Далилу за шею и дернул вниз, чтобы облегчить проникновение. Она не испытывала дискомфорта. Если клиент проявит излишнюю жестокость, сутенер, который контролирует ситуацию с обзорной точки у железного забора, тут же прибежит и остудит его пыл.

Она замерзла. Вообще-то она мерзла постоянно, с того самого момента, как приехала сюда около года назад; лето или зима, она не ощущала особой разницы, когда ветер забирался под пуховик и добирался до ее голых бедер. Но сейчас было хуже, чем обычно. Этот январь месяц побил все исторические рекорды холода. Местные говорили о «ледяной зиме». Если бы кто-то поинтересовался ее мнением на этот счет, она предпочла бы назвать такую погоду «ледяным адом». Но никто не интересовался. Кожа на щеках обветрилась, глаза слезились. Зато под ногами забавно хрустело, когда она прогуливалась вверх и вниз по улице Скельбэк, а парки из-за холода совсем вымирали по ночам, так что можно было спокойно обслуживать клиентов.

Она подалась вперед и прижалась к мужчине вплотную, напевая про себя какую-то мелодию и размышляя о том, какой подарок послать сыну на день рождения. Может быть, машинку, красного цвета, с пультом дистанционного управления. Ему должно понравиться.

Освободившись от семени, мужчина разразился потоком бессвязного бурчания.

Далила откинула голову назад и посмотрела на луну. Это была та самая луна, которая вставала в небе Ганы, она пробуждала то же томление. Скоро полнолуние.

Она не заметила бездомного, пока клиент неожиданно не закричал:

— Вали отсюда! От тебя несет мочой!

Он замахнулся на бродягу, даже не думая отпускать Далилу.

Бездомный стоял очень близко и странно покачивался. Для бомжа он был слишком приличен, но даже в темноте она заметила, насколько он бледный. Кажется, наркоман. Характерный отсутствующий взгляд вряд ли являлся следствием перебора с алкоголем.

— Помогите!

Шепот бездомного прозвучал так глухо, что почти растворился в стонах клиента. Но если и существовало слово, которое Далила поняла бы на любом языке и расслышала бы на любом уровне громкости, то это было именно оно.

Она послала бездомному вопросительный взгляд, но бедняга, казалось, не замечал ее. Шатаясь, он открыл рот, словно собирался сказать что-то еще. Глазные яблоки закатились и полностью скрылись под верхними веками, руки лихорадочно задергались, сухой хрип послышался из глубины широко раскрытого рта.

Затем его начало рвать, обильно и надсадно.

Изрыгаемые массы были темные и вонючие. В перерывах между двумя спазмами он открывал рот в беззвучном крике, обращенном к луне. Язык его был окровавлен, ротовая полость как будто разодрана в клочья. Он весь словно плавился на глазах.

Он рухнул; сначала осел на колени, затем тяжело приземлился лицом в снег. Под землей прогудела городская электричка.

Клиент натянул штаны и бросился к забору в сторону Нёрре Вольдгэде.

— Эй, чувак, ты забыл заплатить! — Далила кричала в основном для того, чтобы ее услышал сутенер. Уж он-то позаботится о том, чтобы выцарапать деньги у плутишки, прежде чем тот запрыгнет в свой «универсал» и рванет домой куда-нибудь в пригород, с облегченными шарами и свежевыдуманными историями о городских похождениях.

Она выудила из кармана влажную салфетку и вытерла вагинальную смазку с ягодиц, а затем наклонилась и потормошила бездомного.

— Эй! Эй, дружок, ты в порядке?

Жуткая вонь и вид травмированной ротовой полости хорошенько встряхнули ее.

— Чувак, да ты тут околеешь.

Никакой реакции не последовало.

Она огляделась, но поблизости никого не обнаружила. Не заметила она и фигуры человека, притаившегося в кустах всего в нескольких метрах за ее спиной и тихо наблюдавшего за происходящим.

Холодный прозрачный лунный свет озарял снег. Она склонилась над беднягой и, приложив кое-какие усилия, перевернула его на спину. Аккуратно отогнув полу куртки, она принялась искать.

Вот и кошелек. Наличных в нем было порядочно, насколько Далила могла оценить. С левого запястья бездомного она сняла удивительно элегантные часы.

Запихнув сокровища к себе в трусики, она до самого горла застегнула пуховик и быстро направилась под свет фонарей.

Глава 1

Четверг, 28 января



— Да. М-м-м, хорошо. Парк Эрстеда? Выезжаю.

Следователь полиции Йеппе Кернер проснулся от звука собственного сонного голоса, прорезавшего январскую темень спальни.

Он встал с кровати. Рутинные действия были отработаны до автоматизма и почти не требовали осмысления: принять душ, непродолжительный и прохладный, натянуть кальсоны под джинсы, сунуть в карман записную книжку, нахлобучить шапку на коротко подстриженную шевелюру. Через семь минут после телефонного звонка он уже стоял в прихожей перед зеркалом, застегивая молнию на флисовой толстовке. Пытаясь собраться с мыслями и пробудить умственные способности.

Размытое отражение в зеркале покачивалось. Загар еще не сошел, хотя Йеппе вернулся в родной мрак и холод уже две недели назад. Поездка оказалась лучшим событием, которое он когда-либо инициировал ради самого себя: четыре недели в Западной Австралии, на побережье от Перта до Брума. На путешествие была потрачена основательная часть сбережений, но значимость этой поездки невозможно было измерить в денежном эквиваленте. Он отправился туда сломленным человеком, страдающим от болей в спине, впавшим в полную зависимость от опиатов. Утратившим веру в любовь и надежду на будущее. А теперь он вновь в строю.

Йеппе снял с крючка ключи от машины, проверил наличие в кармане рабочего удостоверения и заряженного телефона и захлопнул за собой дверь. От холода у него едва глаза не заледенели. Мороз проникал под одежду, просачивался под кожу и медленно, но верно вытягивал оптимистичный настрой. Вся жизнь застыла вокруг, момент ледяного оцепенения все длился и длился. Йеппе изо всех сил старался сохранить жизнелюбие, обретенное на противоположной стороне земного шара.

Промерзший двигатель завелся лишь с третьей попытки. Йеппе оставил его прогреться на холостом ходу, а сам тем временем принялся энергично счищать с ветрового стекла ледяные узоры. На первой скорости он вырулил на дорогу между коттеджами и по заснеженному шоссе потихоньку двинулся в сторону города. Часы показывали половину четвертого утра, улицы Копенгагена напоминали декорации, оставшиеся после съемок фильма про Апокалипсис.

На пересечении Фаримасгэде и бульвара Г. Х. Андерсена Йеппе пропахал снежную целину в направлении тротуарного бордюра и остановился перед парком Эрстеда. Кое-как запарковался. За железной оградой парка виднелся свет — видимо, специалисты из НЦК, Национального центра криминалистики, уже прибыли и врубили свои мощные фонари. Йеппе вошел в зону оцепления, кивнув паре полицейских, поставленных на входе, и направился к детской площадке, расположенной неподалеку от ворот.

Группа криминалистов в синих костюмах сконцентрировалась вокруг какого-то силуэта на снегу перед туалетом. Подойдя ближе, Йеппе увидел, что это силуэт человека. Мертвого человека. Тело лежало, свернутое в позу эмбриона: спиной вовне, колени подтянуты к грудной клетке. Туловище будто обернулось вокруг того места, где некогда располагалась пуповина, — этот участок тела коченеет в последнюю очередь, когда человек замерзает насмерть. Жизнь покидает наше тело в той же последовательности, в какой проникает в него.

Йеппе вздохнул. Очередная потеря.

К нему направился один из мужчин, облаченных в синие костюмы. Йеппе узнал в нем Лима 11, ведущего специалиста по техническим работам на месте преступления. Его первым вызывали при обнаружении тела, он определял дальнейший план работ.

— Кернер, рад тебя видеть.

— Благодарю. Что у нас имеется?

Йеппе невозмутимо промокнул слезящиеся глаза перчаткой. Проклятый холод!

— Похоже, бомж. Перебрал спиртного и замерз насмерть. Облевал все вокруг и улегся поспать.

— Понятно. Что-то настораживает?

— Пока нет. Однако свидетелей не выявлено, точная причина смерти не установлена, у умершего не оказалось при себе удостоверения личности. А потому на данный момент я вынужден признать этот смертельный исход подозрительным. Стандартная схема.

— Кто его обнаружил?

Лима 11 сверился с записями у себя в блокноте.

— Патруль из участка Сити обнаружил тело в 01:54, прибывший на место врач «Скорой помощи» официально констатировал смерть в 02:21. Криминалисты приехали в начале четвертого и сразу принялись за дело при свете своих фонарей. Хреново работать, когда так темно и скользко.

— Судмедэксперт на месте?

Лима 11 кивнул на долговязую фигуру у туалета. Это Нюбо, сомнений быть не могло. Ведущий судмедэксперт, профессор судебной медицины, он имел слишком солидный стаж для того, чтобы быть вызванным и явиться в парк Эрстеда посреди ночи.

Вынув из кармана блокнот, Йеппе направился к нему.

— Привет, Нюбо. Чем обязаны честью?

Это был высокий мужчина, которому всю жизнь приходилось наклоняться к собеседникам, так что в итоге у него скривилась шея. В центре его седой шевелюры уже обозначилась лысина. Но авторитет во взгляде оставался неизменным, и уверенность в себе ничуть не пострадала.

Он обернулся и слегка кивнул.

— Я совершенно не могу спать зимой. В период с октября по март я превращаюсь в настоящего полуночника. Тьма все равно не дает мне заснуть, так почему бы и не поработать? — Нюбо провел рукой по редким волосам. Он выглядел уставшим. Продрогшим насквозь. Йеппе захотелось предложить ему свою шапку, но он сдержался. Нюбо вряд ли одобрил бы такую заботу. — На снегу обнаружены следы от подошв, криминалисты уже сняли отпечатки и приступили к их изучению. Но тут в парке по ночам кто только не шляется, так что едва ли нам стоит связывать с этой находкой особые надежды.

— И что же нам известно на данном этапе?

— Пока не особо много, мы ведь только-только приехали. Но у меня имеется вполне обоснованное предположение, что речь идет о бездомном, который облевал себя какой-то алкогольной дрянью, а затем угодил в объятия Госпожи Метелицы. К сожалению, каждую зиму бывает по несколько подобных случаев.

Йеппе едва не поперхнулся.

— То есть мне, в общем-то, и не было особой нужды сюда ехать?

— Нет. Нам необходимо осмотреть тело и решить, надо ли проводить вскрытие. Я, впрочем, считаю, что обойдется без вскрытия. Мы скоро увезем труп. Не вижу никаких оснований для того, чтобы ты ехал с нами.

— Уверен?

Ведущий судмедэксперт глянул на Йеппе так, словно тот произнес бранное слово.

— Я передам результаты осмотра патрульным из Сити, чтобы они могли вставить эту информацию в рапорт.

— Хорошо. Я тут все-таки немного осмотрюсь.

Нюбо любезно кивнул.

— Конечно. Ты пока нам не мешаешь.

Он натянул перчатки и сел на корточки перед трупом. Йеппе бросил взгляд из-за плеча судмедэксперта.

Тело лежало головой к туалету. Лицо было скрыто всклокоченными темными прядями волос, выбившимися из-под шерстяной шапки. Йеппе разглядел лишь гладко выбритые щеки и светлую кожу, мерцающую в свете мощных рабочих ламп. Край шапки смыкался на задней части шеи с воротом вязаного свитера, поверх которого было надето темное шерстяное пальто — оно вполне вписалось бы в образ какого-нибудь элегантного бизнесмена, если бы не изобилие нашивок и пятна рвоты.

Я вполне мог бы оказаться на его месте, пришло в голову Йеппе. Он на несколько шагов отступил от тела в темноту. Если бы окружающий мир не захватил его с новой силой, что могло бы с ним случиться? Год назад в канун Нового года его существование было вдребезги разбито изменой жены, последующие несколько недель он провел на диване у своего лучшего друга, Йоханнеса, а остальную часть времени — в полубреду под действием психотропных препаратов. Абсолютная чернота. Но жизнь вновь увлекла его за собой. Последний Новый год он отметил в окружении красных скал неподалеку от «Природного окна»[1] холодным пивом на кемпинговой стоянке и замечательным сексом в палатке. Сексом с юной красавицей Ханной. И он пошел дальше. Он пожелал Терезе и ее широкоплечему возлюбленному счастливого Нового года и побольше романтичных ночей в компании новорожденного малыша.

Йеппе сфотографировал труп и здание туалета на мобильный телефон, отметил в блокноте основную информацию и попрощался с командой профессионалов, после чего повернулся спиной к яркому свету мощных ламп и зашагал к своему автомобилю. Ему еще удастся поваляться в постели пару часов, прежде чем надо будет вновь отправляться на работу.

Кстати, насчет Йоханнеса. Йеппе отправил ему смс с напоминанием об их договоре встретиться вечером и выпить где-нибудь пива. Затем прогрел автомобиль и наконец-то направился в Вальбю. Йоханнес работал актером и часто отсутствовал — то в связи с зарубежными съемками, то из-за ночных съемок. Востребованный и активный по жизни, он был довольно беспамятлив. Йоханнес не раз «кидал» его, однако Йеппе и не думал отступать. Раз уж их дружбу ничто не поколебало в течение двадцати пяти лет, не разрушит ее и раненое тщеславие одного из друзей.

Припарковавшись, Йеппе нащупал ключи. Он промерз насквозь, пока возился с замком, но наконец победно толкнул входную дверь. Рюкзак, стоявший в прихожей, с грохотом упал, щедро вывалив на пол из своих недр сандалии, спальный мешок и походные столовые приборы. Он так и не отнес его в подвал. Убрать рюкзак с глаз долой было бы слишком жестким поступком, даже несправедливым. Все-таки в нем в течение четырех недель заключался весь скарб Йеппе, все вещи, необходимые ему для существования в этом мире. Присутствуя в этой полупустой прихожей, рюкзак воплощал собой один квадратный метр жизни в 140 квадратных метрах абсолютно мертвого жилища; он был связан с представлением о доме гораздо больше, чем то, что являлось этим самым домом для них с Терезой всего год с небольшим назад. Теперь дом решили продавать. У Йеппе не было столько средств, чтобы выплатить бывшей супруге ее долю, да и на что ему одному сдалась эта вилла в Вальбю?

Улегшись на постель прямо в одежде, Йеппе прикрыл глаза. Он еще не начал заниматься вопросом продажи. Возможно, займется ближе к весне.

«Que sera, sera. Whatever will be, will be…»[2]

Эти строки крепко застряли у него в голове, так что заснуть он так и не смог. Правое полушарие его мозга в любое время суток инициировало бесконечное воспроизведение отрывка из какой-либо случайной музыкальной композиции. Психологи из полицейского управления назвали это явление стрессовым синдромом. Йеппе в очередной раз зевнул и решил — ну и пускай музыка будет фоном, звучащим откуда-то из затылочной мозговой доли.

«The future’s not ours to see…»[3]

* * *

— Черт возьми!

Взглянув на часы, следователь полиции Анетта Вернер вновь подумала, не отложить ли ей свои планы. Было уже восемь часов, а она терпеть не могла опаздывать. Она и так все утро ничего не успевала; проснулась от того, что эрекция Свена настойчиво заявляла о себе, и к моменту выхода из дома Анетта не успела толком ни принять душ, ни позавтракать. Однако дело уже не терпело отлагательств. Выставив время на парковочном диске, она захлопнула за собой двери автомобиля и направилась к аптеке.

Внутри было на удивление безлюдно. Анетта поспешила к кассе.

— Добрый день, мне нужен тонометр.

— А вы взяли номер? — Дама за прилавком сурово взглянула на нее сквозь толстые линзы очков и продолжила распечатывать этикетки.

— Но ведь кроме меня здесь нет ни одного клиента, — попыталась возразить Анетта.

— Но есть установленный порядок работы.

Анетта вернулась к входу, нажала кнопку выдачи номеров и взяла вылезшую бумажку.

— Вот!

— Я сама вас вызову. Будьте добры, отойдите немного назад и следите за номерами на цифровом табло. Благодарю.

Анетта почувствовала, как у нее учащается сердцебиение. Если миссис Аптекарша сейчас же не обслужит ее, Анетта засунет принтер так глубоко в задницу этой твари, что она целую неделю будет испражняться этикетками.

Спустя минуту дама вывела на экран номер Анетты, тем самым позволив заплатить 499,95 крон за автоматический электротонометр, не забыв при этом провести инструктаж по пользованию прибором и настоятельно рекомендовать посетить семейного доктора. Когда Анетта наконец вышла из аптеки, пульс оказался настолько высоким, что ей пришлось в течение пяти минут неподвижно сидеть в машине, прежде чем она смогла воспользоваться аппаратом.

Ноги вытянуты, рука расслаблена, никакого стресса. Манжета сдулась, Анетта покосилась на дисплей — 172 на 118. Да уж, высоковато. Действительно, надо бы сходить к врачу. Только не к тому, который похлопает ее по плечу и отправит домой отдыхать. Анетта предпочитала, чтобы ее отпустили из медицинского кабинета с уверениями, что она здорова как бык. А прибор… Она упаковала его обратно в коробку. Пускай полежит пока в машине, он как раз хорошо помещается в «бардачке».

Вскоре, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она влетела в кабинет управления полиции Копенгагена, который делила с Йеппе, и принялась избавляться от многочисленных слоев верхней одежды и разматывать шарфы. В мрачном коридоре с высокими потолками, который объединял кабинеты сотрудников отдела преступлений против личности, подразделение № 1 — отдела убийств, проще говоря, — было сегодня тихо и пусто. Безлюдно, как в русском Зимнем дворце в ночное время, и почти так же холодно.

Начало года в Управлении выдалось необычайно напряженное, из-за чего личный состав оказался охвачен стрессами, гриппом и волной массовых отгулов, по сравнению с которыми те же самые проблемы в медицинской среде выглядели цветочками. Организация испытывала на себе последствия опрометчивого решения о переезде в новое здание в Тайльхольме. Наркоотдел и отдел по борьбе с организованной преступностью уже переехали, но в результате необъяснимого просчета размеры нового здания не соответствовали насущным потребностям и численности сотрудников, а потому отдел убийств до поры до времени оставался в прежнем помещении.

— А я и не знал, что у нас теперь принято являться на работу ближе к обеду. Наверное, я пропустил какое-то важное распоряжение? — Юмор Йеппе всегда носил налет сарказма, и догадаться, что он просто мило пошутил, зачастую бывало сложно. Вообще-то, после отпуска длиной в целый месяц он мог бы и воздержаться от комментариев по поводу ее опоздания.

— Если уж ты так рано пришел на работу, мог бы купить по дороге каких-нибудь булочек. — Анетта красноречиво посмотрела на пустой стол, где булочками и не пахло, и принялась расстегивать кардиган, с досадой обнаружив, что под мышками у нее расплылись пятна пота. — Было тут одно дело по дороге. Кстати, утро у меня выдалось просто чудесное. Спасибо, что поинтересовался.

— Я не интересовался.

— Вот именно!

Анетта взглянула на старомодный ртутный термометр на стене и поежилась. Пятнадцать градусов — с ума сойти можно! — а Йеппе даже не удосужился ничего предпринять, чтобы исправить ситуацию. Опустившись на колени, она объявила войну радиатору.

— Вообще-то, пора нам завязывать с белым хлебом, Анетта. Он явно не идет нам на пользу.

— Ты хотел сказать, что он мне не идет на пользу, да? — Анетта подняла голову и недовольно посмотрела на напарника. Бывали дни, когда его предостережения, даже самые доброжелательные, просто выводили ее из себя.

— Белый хлеб — это в принципе нездоровая пища. Ты не согласна?

Смахнув со своего свитера невидимые пылинки, Йеппе внимательно изучил ладони.

— О боже, избавь меня от этого! Давай не будем сейчас читать проповедь о здоровом питании, а? Неужели мне недостаточно того наказания, что я вынуждена весь день сидеть с тобой в одной комнате?

Она поднялась и включила компьютер, чтобы запустить POLSAS, устаревшую систему обработки данных и учета дел.

— Пойду загляну на кухню, а то я просто умираю от голода.

Выходя из кабинета, Анетта заметила, что взгляд Йеппе устремлен на ее внушительный зад. Его кратковременная память была столь же нестабильна, сколь безапелляционно осуждение в ее адрес. Ведь буквально несколько месяцев назад он сам утолял голод бесконечным кофе и шоколадными батончиками. Обнаружив в холодильнике хлеб для тостов и пачку салями, она наделала себе бутербродов. Легко вести здоровый образ жизни, болтаясь по Австралии с двадцатичетырехлетней веганкой и не имея под рукой ничего съестного, кроме кенгурятины с латуком.

Когда она вернулась, Йеппе сидел, сцепив пальцы на затылке и задрав ноги на двойной рабочий стол. Его ботинки покоились прямо на материалах расследований, проводимых в последние месяцы, на их основании предстояло провести оценку и перспективу персонального развития сотрудников, кроме того, здесь же на столе лежала целая стопка бухгалтерских отчетов и неразобранных документов. Иными словами, Анетте предстоял один из тех дней, в которые она искренне жалела, что не стала дантистом.

Она плюхнулась в кресло, стараясь удержать на каждой ладони по бутерброду. В результате на стол все-таки упал кусочек салями, который она поспешно подобрала и отправила в рот.

Йеппе отвернулся.

— Ну, поскольку ты пропустила утреннее собрание, видимо, ты ничего не слышала о бездомном, обнаруженном в парке Эрстеда?

— Нет. Что там стряслось? — Анетта протолкнула в горло кусок хлебного мякиша, чтобы обрести более-менее членораздельную речь. — Очередной «цыпленок табака»? — Она имела в виду то, что, к сожалению, во время зимних холодов перебравшие с алкоголем частенько замерзали насмерть в городских парках.

— Угу, похоже на то. Я ездил на место посмотреть, но Нюбо сказал, что тут вряд ли есть что-то по нашей части.

— Ночью? Где это случилось?

— Парк Эрстеда. На детской площадке, что граничит с Фаримасгэде. Меня вызвали около трех ночи.

Анетта кивнула.

— Ты имеешь в виду парк Г. Х. Эрстеда?

— Нет, деревенщина, он называется парк Эрстеда, ни больше ни меньше. И все уроженцы Копенгагена об этом знают. — У Йеппе даже глаза побелели от напряжения.

— Скажи-ка, а ты сам случаем не в Вальбю живешь?

— Это временно.

Анетта скептично фыркнула, размышляя над тем, стоит ли продолжать дискуссию.

В кабинете повисла вербальная тишина на фоне звуков жевания, скрипа стульев и ощущения переизбытка энергии. Стопки документов напоминали ступеньки, кладущие начало подъему на крутую горную вершину. Своим неприступным видом они словно издевались над владельцами кабинета. Каждый лист бумаги потенциально означал небольшую часть жизни полицейского следователя, потраченную впустую.

Громкий телефонный звонок прорезал тишину и заставил вздрогнуть обоих коллег. Звонил стационарный телефон, что случалось нечасто. Йеппе взглянул на Анетту, вздернув брови, откашлялся и снял трубку.

Слизывая с пальцев остатки масла, Анетта наблюдала за тем, как он говорил в трубку «да» и «ладно». Возможно, сейчас какое-то любопытное дело выманит их из этого помещения. Йеппе положил трубку, глядя в пустоту.

— Как странно…

— Что?

— Нам надо подготовиться.

— К чему? Что происходит?

Хлопнув в ладоши, он растерянно покачал головой. Затем серьезно посмотрел на Анетту.

— В течение дня к нам зайдет мастер насчет ремонта отопления. Кому-то из нас надо обязательно находиться в кабинете, чтобы его впустить. — Лицо Йеппе расплылось в широкой улыбке.

Анетта смяла салфетку и запустила ему в лицо.

— Ха, игривое настроение, значит. Очень смешно!

— Мне — да. — Йеппе удовлетворенно улыбнулся.

Анетта медленно доела бутерброды и принялась копаться в ящиках стола в поисках пакетика с лакрицей, чтобы избавиться от неприятного колбасного послевкусия. Она слышала, как Йеппе спустил ноги со стола, включил компьютер, тяжко вздохнул и принялся что-то печатать.

Дверь приоткрылась — перед ними предстала комиссар полиции собственной персоной. Ее настоящее имя звучало как Ингрид Дам Йенсен, но все звали ее исключительно КП. К другому она не располагала.

— С холодом пока справляетесь? — Вместо ответа Анетта застучала зубами. — Да уж, сегодня свежо. Кернер, заглянешь ко мне?

КП закрыла дверь, не дождавшись ответа.

Йеппе с Анеттой переглянулись.

— Что ей вообще нужно? — пробурчал Йеппе, встав из-за стола и направившись к двери.

— Надеюсь, то, что ей нужно, поможет нам перебраться в более теплое место. — Анетта поднялась и проследовала за Йеппе. — Выйду ненадолго по делам, а потом готова выезжать, если понадобится. — Она нажала на воображаемый гудок и издала звук, похожий на сигнал грузовика.

На мгновение Йеппе подумал сбежать, пока она не вернулась.

Но что может быть веселее, чем подтрунивать над уязвимыми душами!

* * *

— О, проклятие!

Эстер ди Лауренти отодвинула горячую чашку кофе и потрясла кистью руки, словно это движение могло избавить ее от боли. Она осмотрела кончики пальцев, начинающие краснеть, и, обернув кисть спущенным рукавом, вновь взяла чашку и направилась к своему любимому месту в доме — к окну.

Глубокие подоконники, установленные поверх батарей отопления, понравились ей чуть ли не больше всего остального в новой квартире. На них можно было удобно разместиться, укутавшись в уютный теплый плед, и созерцать серые воды озера Пеблинге. Она заказала специальные плоские подушки для подоконников и теперь полюбила сидеть у окна больше, чем в любом другом месте в новой квартире, включая персиковое кресло с «ушами» и диван «честерфилд».

Потихоньку она привыкала ко всему новому вокруг: к незнакомому району, к скрипу половиц, к странному запаху на «черной» лестнице. И все же часть ее души по-прежнему оставалась в доме № 12 по Клостерстрэде. Отдельный дом в старом центре города, который принадлежал ее семье более семидесяти лет, стал собственностью двух взрослых отпрысков состоятельного владельца кирпичного завода, которые вряд ли обрадовались бы визиту пожилой сентиментальной дамы.

Эстер сидела на подоконнике, выпрямив спину и придерживая чашку с кофе, стоящую на коленке. Она запустила пальцы в волосы, подстриженные а-ля Мэри Куант[4], и устремила взгляд на облетевшие каштаны и на бегунов, наматывающих круги по периметру озера. Наконец-то все было в порядке. Она очень радовалась обилию света, который наполнял ее новую квартиру, и благодарила высшие силы за то, что денег от продажи дома хватило на покупку этого замечательного вида из окна. Это был источник постоянного ощущения, похожего на счастье. Да она и была счастлива. От того, что могла позволить себе жить в таком месте. От того, что выжила.

Полгода назад ее до полусмерти искалечил человек, который убил девушку, снимавшую у нее комнату, и ее любимого учителя пения, Кристоффера. Чудо, что она вообще осталась в живых. И она была благодарна судьбе за это чудо. Однако произошедшие события разрушили ее привычное существование и сделали невозможным дальнейшее проживание в фамильном доме.

И вот теперь она переселилась сюда вместе с восьмидесятитрехлетним арендатором Грегерсом, который с радостью согласился на ее предложение разделить кров с ней и парой ее мопсов, Доксой и Эпистемой.

Все прошло прекрасно. Даже собаки очень быстро привыкли к новому жилищу. И Эстер надеялась, что в скором времени и ее внутренний компас настроится на новые обстоятельства и перестанет по инерции тянуть ее в направлении Старого города всякий раз, когда она возвращается с прогулки.

К счастью, в новых условиях совершенно преобразился Грегерс, несмотря на то, что поначалу наотрез отказывался переселяться за пределы Старого города. Довольно быстро он проникся противоречивой любовью к неравномерно оживленной улице Блогордсгэде и даже к раздражающим факторам, неразрывно связанным с ней. Таким, как зеленщик, который плохо понимал по-датски и не продавал капусту и петрушку, зато всегда готов был предложить плантаны[5] и телефонные карты. Или хипповатое кафе, где подавали заоблачно дорогой кофе в щербатых чашках и посетители сидели на жутко неудобном мебельном старье, какое можно было отыскать разве что на блошином рынке. А прежде всего к молодым чернявым представителям нового датского общества, которые и не думали уступать дорогу, то и дело выкрикивали «валлах»[6] и прочую тарабарщину, громко смеялись и подтрунивали друг над другом.

Да-да, Грегерс действительно наслаждался проживанием в Нёрребро. К удивлению обоих, даже то обстоятельство, что теперь они жили в одной квартире, не доставляло никаких неудобств. Две комнаты Грегерса выходили окнами во двор, две комнаты Эстер — на озеро, кухня и ванная комната в центре квартиры были общие. Холодильник пополнялся дважды в неделю, совместные покупки доставляли им прямо к двери. Каждый четверг дотошная чистюля Аня приходила сделать уборку. Очень эффективно и никому не докучая. Грегерс был очень покладистым — ему не нужно было ничего, кроме кофе, который он варил сам себе на небольшой персональной кухоньке. Они общались почти исключительно друг с другом, да и то лишь тогда, когда Эстер время от времени приглашала его разделить с ней завтрак или обед.

Переезд действительно прошел гладко, гораздо лучше, чем можно было предположить. Сломанное ребро Эстер благополучно срослось, и она выполняла предписанные ей упражнения с таким рвением, какого сама от себя не ожидала. Она отвергла перспективу стать инвалидом в шестьдесят восемь лет! На протяжении всей осени она посещала кризисного психолога по имени Алис и наконец ощутила, что если и не оставила чудовищные летние события в прошлом, то по крайней мере поместила их в глубокий ящик, где им надлежало храниться. На самом деле теперь перед ней стояла одна-единственная проблема: на что тратить свое время. Первоначальный план раннего — для академических кругов — ухода на пенсию заключался в том, чтобы писать детективы, однако этот план оказался решительно отклонен.

Одна лишь мысль о возобновлении литературного творчества вызывала у нее дискомфорт и страх. С этим покончено навсегда.

Воплотить былые мечты о длительных путешествиях оказалось затруднительно по причине совместного проживания с Грегерсом; она чувствовала, что не может позволить себе уехать от пожилого, слабого здоровьем человека. Тем более, если уж признаться начистоту, она начала ощущать, что и сама немного сдала. Размышляя о том, не напиться ли ей до беспамятства красным вином, она пришла к выводу, что это было бы чересчур малодушно, учитывая те обстоятельства, которые она недавно пережила. Она и так потратила немалую часть жизни впустую, так что теперь приняла на себя своего рода обязательство — выжать из оставшейся жизни максимум смысла. Вопрос заключался лишь в том — каким образом это осуществить?

Эстер осторожно отхлебнула кофе и пробежала глазами первую страницу «Политикен» — прочитав свежий выпуск газеты, Грегерс каждое утро оставлял его для Эстер. Она просмотрела первую полосу, немного полистала дальше, но читать ей не хотелось. Докса и Эпистема лежали на полу, свернувшись калачиками, и не выказывали ни малейшего желания отправиться на прогулку в холодную утреннюю темноту. Может, лучше послушать музыку?

Летом, еще до того, как рухнула вся ее жизнь, Эстер под руководством Кристоффера разучивала партию Недды из оперы Леонкавалло «Паяцы». Она не сумела даже приблизиться к самым высоким нотам — си второй октавы, если она правильно помнила, и ей не хватало воздуха для исполнения драматичной арии «Qual fiamma avea nel guardo»[7], в которой Недда воспевает свою тайную, запретную любовь. Героиню охватывает интенсивно нарастающий страх — сложный, очень сложный для исполнения отрывок. Но попробовать было все же интересно. Воспоминание пронзило сердце, как и остальные воспоминания о беззаботном времени, предшествующем трагедии. Оценила ли она по праву предоставленную ей тогда возможность или ощущение полноты счастья захлестнулось очередными спорами и бытовыми проблемами?

Она откопала «Паяцев» на полке среди других пластинок с итальянскими операми. Старый добрый винил… Она была слишком стара для восприятия прогресса в области воспроизведения музыки, хотя постепенно приняла прочие усовершенствования, привнесенные миром цифровых устройств. Но только не в музыке. Пластинку, как и прежде, следовало осторожно вынуть из футляра и поместить на диск проигрывателя, и вот она уже вращается, подрагивая, а специальная щетка бережно счищает с нее пыль.

Вообще-то надо бы предупредить Грегерса о том, что она собирается слушать музыку. Грегерс, туговатый на ухо, проявлял удивительную чуткость слуха, в особенности когда дело касалось этой оперы. Отложив пластинку, Эстер направилась через коридор к комнатам Грегерса. Обе двери оказались закрыты.

Еще один положительный момент переселения заключался в том, что, лишившись возможности смотреть из окна на Клостерстрэде, Грегерс был вынужден выходить на улицу, чтобы быть в курсе внешней жизни. И прогулки пошли ему на пользу. Эстер подошла вплотную к двери в гостиную соседа. В комнате работало радио. Грегерс первым делом включал его с утра пораньше одновременно с кофемашиной, и, как правило, оно уже не выключалось целый день, пока Грегерс не укладывался спать. Постучавшись, она приоткрыла дверь.

Грегерс сидел в кресле, откинув голову с открытым ртом, звуки поп-музыки уютно обволакивали его. Эстер уже собиралась закрыть дверь, как вдруг он встрепенулся.

— Что такое?

— Ничего, Грегерс, я только хотела предупредить тебя, что собираюсь послушать пластинку…

— ЧТО?! — гаркнул он.

— Просто чтобы для тебя не было неожиданностью…

— Ох, проклятая шарманка, как я от нее устал! — Грегерс с трудом встал и выключил музыку. — По-моему, лучше бы они каждый день пускали в эфир «Мэдс и Монополия». Тогда я бы с радостью вносил абонентскую плату.

— Абонентскую плату вношу я, а не ты.

— Как по мне, так это самая настоящая служба психологической помощи! Вот, к примеру, взять субботний выпуск. Обсуждение одной из дилемм и тебе было бы полезно послушать, дорогая Эстер.

— Хорошо, при случае обязательно расскажешь…

— Им написала одна пожилая женщина. Ее взрослая дочь недовольна тем, что мать пьет вино, когда сидит с внуками. Она была рассержена — а что тут, собственно говоря, такого уж страшного? На протяжении последних двадцати лет она каждый вечер выпивает по полбутылки белого вина, так почему она должна отказываться от этой привычки из-за пуританских взглядов дочери? Тем более дочь сама постоянно запивает еду кока-колой. Неужели это причиняет меньше вреда здоровью?

— Видимо, есть резон в том, чтобы не напиваться до беспамятства, если ты несешь ответственность за маленьких детей? — С этими словами Эстер отстранилась и собиралась уже закрыть дверь.

— И это говоришь ты?!

— Насколько мне известно, у меня нет внуков. По крайней мере, с которыми я должна сидеть.

— Зато у тебя есть собаки и я! А что, если я упаду, а ты в это время пьяная в стельку? — От волнения на шее у Грегерса выступили красные пятна.

— Я никогда не напиваюсь настолько, чтобы не суметь набрать «112».

— Ну ладно. Кстати, участники эфира были согласны с тобой: бабуля проявляет безответственность и должна отказаться от алкоголя во время присмотра за внуками. Конечно, им легко рассуждать — сидят себе и умничают в прайм-тайм.

— Я что-то не понимаю: то есть ты считаешь, что эта дамочка должна и дальше глушить свое вино? Или как?

Грегерс взглянул на нее так, словно она прослушала какой-то важный момент.

— Речь идет об обсуждении, дорогая Эстер, о дискуссии. Вовсе не о конечном выводе. О, вот это здорово! — Грегерс прибавил звук на приемнике. — Клифф Ричард…

Грегерс принялся подпевать припев о том, что кто-то там с кем-то больше не беседует. Она тем временем осторожно прикрыла дверь и удалилась на свою половину квартиры. Эстер скользила нежным взглядом по полке с коллекцией пластинок. Пуччини, Верде, Штраус, Вагнер — она питала слабость к высокопарным произведениям. Но разве сама суть оперы заключена не в высокопарности? И в игре чувств, не подвергающейся цензуре. Она установила пластинку с «Паяцами» на круг проигрывателя, опустила иглу и прибавила звук. О, этот хруст, издаваемый иглой, попавшей в бороздку! В груди у Эстер разлилось приятное ощущение, какая-то юношеская неукротимость.

Она пересела на подоконник к своему остывшему кофе. Вдоль озера выгуливали детский сад, дети показались ей похожими на процессию пузатых карликов. Эстер улыбнулась, выпрямилась, облокотившись на подушку, и позволила увлечь себя вихрю скрипок.

Глава 2

— Открыто! — хриплым голосом отозвалась КП на стук Йеппе. — А, Кернер, это ты. Присаживайся!

Йеппе прикрыл за собой дверь, кивнул КП и сел на один из тех стульев из гнутого бука, жесткость которых ощущалась даже сквозь самые плотные штаны.

Осторожно отодвинув в сторону пустую кружку с надписью «Бабушка», КП взялась за стопку бумаг. Проработав комиссаром полиции уже более двадцати лет, в сознании коллег она полностью слилась со своей должностью. В ее кабинете было уютно и чисто, так бывает на рабочем месте, со временем ставшем для сотрудника вторым домом. В углу стояла целая коллекция длинных бамбуковых удочек, устремленных тонкими концами в низкий потолок и свидетельствующих о приближающемся уходе на пенсию хозяйки кабинета.

КП глухо откашлялась, прикрыв рот локтем, и послала Йеппе обреченный взгляд, тем самым сообщая ему, насколько утомила ее проклятая простуда. КП всегда была решительной и отстраненно благосклонной, даже когда, как в данный момент, предпочла бы лежать под одеялом, то и дело прибегая к помощи назального спрея. Йеппе нравился ее стиль руководства, в то время как многие считали такую манеру оскорбительной. В действительности в подобные моменты благорасположения она строго придерживалась официальных отношений. И не стоило обольщаться ее добродушной внешностью, мягкими щеками и проникновенными карими глазами в обрамлении густых ресниц. Несмотря на то, что она была похожа на миленькую безобидную мышку, суть ее была скорее орлиной, чем беличьей.

— Ты выезжал минувшей ночью на место, где было обнаружено тело бездомного? В парк Эрстеда.

КП скорее утверждала, нежели спрашивала.

— Да. Лима 11 позвонил мне около трех часов, и я выехал немедленно. Поговорил с Нюбо, сделал несколько снимков. Нам там делать нечего.

ПК нырнула носом в бумажную салфетку.

— Да, я в курсе. Патрульные, обнаружившие тело, уже предоставили отчет. После того, как бригада криминалистов закончила работать в парке, тело доставили в морг, где оно и находилось, пока сегодня утром представители судебной медэкспертизы не приступили к вскрытию. В целом, стандартная процедура.

— До тех пор, пока не выяснилось что-то не слишком стандартное, так понимать?

Их взгляды встретились.

— Нюбо только что звонил. При вскрытии один из специалистов опознал умершего. Как ты знаешь, у него не было при себе удостоверения личности, но речь тут идет не о бездомном.

— Когда состоится вскрытие? — Йеппе посмотрел на часы.

— Оно уже началось. — Заметив намерение Йеппе возразить, КП пресекла его жестом. — Конечно, нас тоже должны были пригласить к столу, однако возникло некоторое замешательство, так как изначально все считали, что речь идет о бездомном, замерзшем насмерть. Трагично, но совершенно не подозрительно.

Она состроила сочувственную гримасу.

— Профессор Нюбо был вынужден приступить к вскрытию незамедлительно, у него потом целый день дела в суде. Но он обещал встретиться с вами и доложить о результатах сразу после процедуры. Думаю, через полчаса они уже закончат.

Йеппе сокрушенно покачал головой. КП строго посмотрела ему в глаза, выразив тем самым солидарность с его неодобрением и вместе с тем дав понять, что больше не собирается тратить время на эту тему.

— Человеку, находящемуся на службе по восемнадцать часов подряд, можно простить ошибку в принятии решения.

КП повернулась в кресле на сто восемьдесят градусов и резко отодвинула серебристую жалюзийную дверцу архивного шкафа, после чего подцепила на верхней полке тонкую папку болотного цвета и положила ее на стол перед собой. Послюнив большой палец, она открыла папку и, вытащив из нее несколько фотографий, протянула их Йеппе.

— Вот. Извини за плохое качество. Я сама распечатала снимки, которые криминалисты прислали с места обнаружения тела, они не очень четкие. Может, те, что ты сам сделал, будут получше?

Йеппе покачал головой.

— Я фотографировал до того, как они перевернули тело. Давай взгляну на эти.

Зернистость изображения ничуть не смягчала дискомфортные ощущения, возникающие при взгляде на искаженное мужское лицо с открытым кровоточащим ртом и закаченными глазами. Лицо было худым, с высокими скулами, бровями вразлет и пухлыми губами. Точнее, тем, что от них осталось. Йеппе поднес к глазам фотографию крупного плана. Сложно было определить возраст умершего, так как кожа на его лице была гладкая, без единой морщины, если не считать сетку тонких линий вокруг глаз. Скулы угловатые, как у подростка. И все-таки это лицо не производило впечатление молодого.

— И кто же это? — недоуменно поинтересовался Йеппе.

КП выжидательно посмотрела на него:

— Скажи, неужели ты не в курсе? Ну ладно, признаюсь, я и сама не догадалась. Хорошо, что люди из команды Нюбо чаще нас читают женские журналы. — С этими словами КП выудила из папки распечатку из Википедии.

— Альфа Бартольди, родился 12 марта 1968 года в Фредериксхавне. Сын владельца бойни Йорна Бартольди Андерсена и художницы Марианны Бартольди Андерсен. — КП читала неуверенно, словно продиралась через меню узбекского ресторана. — В 1990 году закончил школу дизайна «Маргретесколен»…[8] Эксперт по вопросам моды в «Вечернем шоу», член жюри многих конкурсов топ-моделей… Вот у кого следовало бы поинтересоваться, почему все модели обязаны быть тощими… Креативный директор в консалтинговой фирме «Фэшн Форум».

— КП, прости, а почему я должен его знать? — спросил Йеппе.

— Ну это ведь настоящий король моды! Он принимал участие в телепрограмме, где оформляют дома всяких знаменитостей. Не то чтобы я сама постоянно смотрю такие передачи, но в определенных кругах он большой авторитет. — Брови КП синхронно взлетели на лоб.

— В каких кругах?

— В сфере моды, Кернер, среди молодых и красивых. — Она сочувственно улыбнулась ему.

Йеппе опустил взгляд на фотографии.

— Ты хочешь сказать, что этот человек работал в сфере моды? Да он похож на…

— На бродягу, да! Вот вы все так и решили, исходя из его… стайла. — КП произнесла это иностранное слово как-то коряво, обнаружив тем самым, что с английским языком она была на «вы». — Ведь сейчас модно выглядеть неряшливо. Потертости и рвань — хит сезона.

— Тогда, рискну предположить, он замерз насмерть не по чистой случайности? Раз уж между нами сейчас происходит этот разговор. — Йеппе не мог скрыть расстройства. Он вспомнил скрюченную тень на снегу. Уж лучше бы верным оказалось предположение Нюбо.

— Конечно, сложно сказать на данном этапе вскрытия. Но на случайную смерть не похоже. — КП еще сильнее склонилась к столу, ее плечи коснулись ушных мочек. Лоб пробороздила горизонтальная морщина. — Близкие уже проинформированы: родители, коллеги и лучшая подруга. Мать направляется сюда из Фредериксхавна, чтобы официально подтвердить верность идентификации. Но мы и так знаем, что это он. А также знаем, что вчера вечером он присутствовал на вечеринке по случаю Недели моды. В Геологическом музее, если говорить точнее.

— Почему вечеринку проводили именно там? Я всегда считал подобные мероприятия вполне гламурными.

— Кто ж знает? Очевидно, минералы сегодня тоже писк моды. Как бы то ни было, поздно вечером он решил покинуть праздник и направился по Эстервольд мимо Нёррепорт в парк Эрстеда, где его тело обнаружили. Он проживает на Вэрнедамсвай. Видимо, он решил пройти через парк по дороге к дому?

Йеппе потер лицо обеими ладонями и глубоко вздохнул.

— Показаний пока нет? От присутствующих на вечеринке? Информация от родственников?

КП дернула уголком рта, ей даже не требовалось трясти головой.

— Насчет состава команды что думаешь?

— Вернер, Сайдани, Фальк. Сколько человек можно взять?

— Фальк на больничном. Стресс. Можешь взять Ларсена. — Она с сомнением взглянула на Йеппе, прекрасно зная, что у того весьма напряженные отношения с молодым и бойким следователем полиции Томасом Ларсеном. — Команда из четырех человек — максимум, на что ты можешь рассчитывать в данный момент.

Йеппе нерешительно кивнул.

— Напиши, с чего предстоит начать расследование, я всех соберу и введу в курс дела.

КП бросила ему блокнот через стол. Пока Йеппе расписывал план работы, она снова раскрыла зеленую папку и вытащила оттуда сероватый картонный прямоугольник с серебряной надписью. Скользнув по прямоугольнику взглядом, она протянула его Йеппе.

— Вот единственное, что нашли у Альфа Бартольди. Приглашение на вечеринку. Криминалисты его уже исследовали, можешь трогать сколько хочешь.

Йеппе посмотрел на карточку:



= LE STAN =

приглашает Вас составить нам компанию

на вечеринке в честь предстоящего открытия недели моды Осень/Зима

в 21:00, в среду 27 января

Геологический музей, Эстер Вольдгэде, 5

Просим подтвердить свое присутствие

по электронному адресу: press@lestan.com»



— «Le Stan» — это дом моды, который организовал вечеринку. По свидетельству матери Альфы Бартольди, его лучшая подруга — это ее слова, не мои — работает руководителем пресс-службы в «Le Stan», так что с ней тоже необходимо побеседовать. Сегодня они проводят показ мод в здании мэрии.

Йеппе скептически посмотрел на КП:

— Показ мод сегодня? Разве они вчера еще не напраздновались?

— Очевидно, в крупных домах моды принято устраивать вечеринку и показ мод по отдельности. Ну, насколько я могу судить.

КП выдержала паузу и инстинктивно покосилась на чучело щучьей головы, которое висело над дверью на деревянной дощечке. Затем она протянула папку Йеппе.

— Держи, передаю это дело тебе. Как уже было сказано, отчет готов. Договорись о встрече с командой Нюбо, он тебя ждет.

Взяв папку, Йеппе нехотя поднялся. Неудачное начало дела отбросило их назад прежде, чем они официально приступили к расследованию.

КП вытащила еще одну салфетку и высморкалась.

— Я предоставлю прессе основные факты и контакты на случай обращения свидетелей. А ты пришли мне вечером подробную сводку по делу, чтобы можно было завтра утром провести пресс-конференцию. Договорились?

— Да, спасибо.

— Тебе спасибо. Прикрой, пожалуйста, за собой дверь, холод зверский… — КП шмыгнула носом. — И кстати!

Йеппе остановился в дверях.

— Если куда-то поедешь, возьми с собой Вернер. Иначе она меня достанет. У дамочки синдром дефицита внимания. Хорошей охоты!

* * *

Яркие взрывы цвета на стенах, которыми Пер Киркеб украсил лестничный пролет в Геологическом музее, сопровождали тяжелый подъем Торбена Хансена на верхний этаж. Вокруг валялось полным-полно бутылок, пластиковых стаканчиков, соломинок для напитков, от луж исходил запах мочи. Вот что им позволялось! Проклятые представители индустрии моды, якобы интересующиеся искусством и архитектурой! А на самом деле им бы только наклюкаться до потери разума, и плевать они хотели на культурное наследие. В прямом смысле.

Обычно рабочий день в январе строился вокруг рутинных занятий: чистка снега, небольшая уборка, мелкий ремонт. Однако в эти дни надо было прибраться после вечеринки и привести в порядок обсерваторию, подготовить ее для наблюдения за лунным затмением, которое ожидалось во вторник вечером. Вообще-то обсерватория была закрыта для публики и не функционировала уже более шестидесяти лет, но руководство музея в предвкушении предстоящих событий приступило к продаже билетов на Ночь культуры и всякие астрономические явления. Людям нравилось сюда приходить. Когда обсерваторию открывали, перед входом всегда выстраивалась длинная очередь.

У нового куратора состояния зданий и сооружений музея появилось множество идей насчет того, как сделать Ботанический сад более привлекательным и рентабельным. От этих планов исследователи из научных институтов, в том числе из Института Нильса Бора, чуть не рвали на себе волосы и ужасно нервничали. Однако все понимали, откуда ветер дует: ведь надо зарабатывать деньги. Юбки задираются для всех, кто платит.

Изрыгая проклятия, он выпрямился и, оторвав взгляд от этого свинарника, выглянул в окно. Вид на крыши города стал в свое время решающим для него. После долгих лет в провинции именно этот вид заставил его в прошлом году сменить работу, ради этого вида он просыпался каждое утро.