Да, дурищи нешуточные.

– Не на меня смотри, а на то, что лежит на кровати.

— Mit achtzig-Millimeter-Kanone auf dem Türmchen,[9] — добавил Бауэр.

Там лежал раскрытый футляр, в нем браслет и серьги. С камешками. Знает кошка, чье мясо съела, теперь мурлычет и подлизывается. Четыре года этот наглый кот обманывал ее, бегая к другой кошке, странно, Тамару не ревность мучила, а факт гнусного обмана. Она подняла на него глаза, а он смотрел так преданно и нежно…

Эту немецкую фразу Дэрин не поняла, но все равно кивнула.

Впервые Ролан увидел ее в отчетном гала-концерте

— Kanone, — повторил на плече Алека Бовриль.

— Ну да, пушка, — пробормотала Дэрин, глядя, как блестит сталь орудийных башен на спинах шагающих гигантов. Пушка сама по себе штука серьезная.

Она танцевала партию принцессы Флорины в па-де-де из балета «Спящая красавица». На концерт его пригласил друг, которому достались контрамарки от родственницы Тамары – ее бабушки, повезло и с местами. После концерта ждали балеринку у служебного входа, и вот появилась она… Тонкая, воздушная, прекрасная, как утренняя заря, сравнимая с чарующими звуками музыки, под которую ввинчивалась пуантами в сцену, и вблизи юная-юная, на тот момент Тамаре исполнилось семнадцать.

Клопп с Алеком заговорили на языке жестянщиков в темпе, не подлежащем дешифровке, и Дэрин решила пока пройтись по балкону, размять ноги. После сумасшедших гонок на таксомоторе бедра ныли сильнее, чем от конского галопа. И как только жестянщики могут разъезжать на своих машинах весь день — это же, черт возьми, немыслимо!

Шли пешком, Ролан если что-то и говорил, то наверняка невпопад, в основном он слушал и украдкой рассматривал принцессу вблизи. Можно сколько угодно иронизировать, но Тамара не только на сцене была принцессой, ею она оставалась и на мостовых города, такой же недосягаемой. Кажется, приятель понял, что ему желательно сгинуть, оставил девушку на попечение Ролана и уехал в такси. Продолжив путь, оба вдруг замолчали. Как будто между ними внезапно вырос третий, с которым оба незнакомы, осмелела Тамара, спросив:

— Что-нибудь не так? — послышался сзади голос Лилит; Дэрин чуть не подскочила от неожиданности. Что за особа: вечно ей до всего есть дело.

— Да нет, все в порядке. — Она указала на боевых элефантин. — Интересно, они часто вот так маршируют? Это же кранты мостовой!

— Вообще-то в основном они размещаются за городом, — ответила Лилит. — А нынче султан просто свою мощь демонстрирует.

— Это да. Вы извините меня, мисс, но вам их не одолеть. Посмотрите, на них же пушки, а у ваших шагоходов лишь кулаки да когти. Это все равно что с боксерскими перчатками против пистолета!

Лилит вздохнула.

— На слонах держится мир, как говорит моя бабушка. Здесь такой закон: наши шагоходы, в отличие от султанских, не должны быть вооружены. Но по крайней мере, мы его напугали. Не трясись он, армия не разбивала бы вдребезги улицы!

— Может, он и трясется, но это означает, что он начеку.

— Последняя революция случилась всего шесть лет назад, — заметила Лилит. — Будешь тут начеку.

Дэрин собралась было сказать, как оптимистично это звучит, но тут до ее слуха донеслось странное жужжание. Обернувшись, она увидела на балконе какую-то причудливого вида штуковину, похожую на помесь рептилии с кроватью, снабженной балдахином; переставляя ноги-столбики, та медленно двигалась вперед, жужжа, как заводная игрушка.

— Это еще что?

— А это и есть моя бабушка, — ответила Лилит с улыбкой.

Когда они подошли к остальным, Дэрин различила среди простыней гриву седых волос. Наверное, это та самая старуха — грозная Нене, о которой рассказывал Алек.

Бовриль ей, похоже, обрадовался. Спрыгнув с плеча Алека, он пробежал по балкону и вскарабкался на изножье кровати. Там он встал столбиком, шевеля мехом на ветру, с гордым видом адмирала на мостике флагманского корабля.

Алек с учтивым поклоном, воркуя на немецком, представил старухе мастера Клоппа и капрала Бауэра. Нене милостиво кивнула, затем обратила взгляд своих отливающих сталью глаз на Дэрин.

— А ты, видно, тот паренек с «Левиафана», — сказала она на таком же чуть напыщенном, что и у Завена, английском. — О тебе рассказывала моя внучка.

— Мичман Дилан Шарп, — щелкнула каблуками Дэрин. — К вашим услугам, мэм.

— Судя по акценту, ты откуда-то из-под Глазго.

— Так точно, мэм. Ухо у вас чуткое.

— Да не одно, а целых два, — съязвила старуха. — Что-то голос у тебя странноватый. Дай-ка сюда руки.

Дэрин замешкалась, но, слыша, как та властно щелкнула пальцами, повиновалась.

— Ишь, сколько у тебя мозолей, — аккуратно ощупывая ей ладони, заметила Йене. — Ты работяга, не то что твой принц фон Гогенберг. Ты немного рисуешь, да еще и шьешь. Причем для парня прямо-таки многовато.

Дэрин, откашлявшись, сказала, что портняжничать ее научили тетки.

— Мы в воздушном флоте и форму сами себе штопаем, мэм.

— Ай какие трудяги. Внучка говорит, ты нам не особо доверяешь.

— Э-э… тут дело в том, мэм, что у меня приказ не разглашать суть своего задания. Секрет.

— Приказ, говоришь? — Йене оглядела Дэрин с головы до пят. — Что-то ты не при мундире.

— Конспирация, мэм, — ответила та. — Но я все равно солдат.

— Конспирация, — игриво повторил Бовриль. — Мистер Шарп!

Дэрин ожгла зверька взглядом: да заткнешься ты наконец?!

— Что ж, мальчик, по крайней мере, ты не скрываешь своих сомнений, — сказала Нене, отпуская ее руки и оборачиваясь к Алеку. — Ну а что твои люди думают о наших шагоходах?

Алек ответил по-немецки, и вскоре Клопп с Бауэром уже забрасывали Нене и Завена вопросами. Дэрин не улавливала половины их слов, да это и неважно: все одно, без пушек революция не стоит и гроша. Что бы ни вешал на уши Завен — если он сам этого не понимает, значит, он просто сумасшедший.

Да и Алек от него недалеко ушел: все твердит без умолку, что это его судьба — помочь революции, отомстить германцам, положить конец войне. Ерунда, никакое провидение не помешает султанским шагоходам слопать музейную рухлядь комитета без соли и лука.

Вынув свою тетрадь для рисования, она опять засмотрелась на парад. Элефантины выстраивались сейчас вдоль длинного пирса, приподнимая пушки для салюта боевому кораблю.

— «Гебен», — прошептала Дэрин.

Над броненосцем гордо вились новенькие багровые стяги Оттоманской империи; стальным кружевом сияла на солнце пушка Теслы. Лилит права: султан сегодня определенно бахвалится своей мощью. Даже если комитету удастся каким-то непостижимым образом сладить с боевыми слонами, он упрется в крупнокалиберные орудия «Гебена» и «Бреслау».

А может, и нет. Менее чем через месяц к Дарданеллам вернется «Левиафан», ведя за собой монстра, жадного до германских броненосцев. Адмирал Сушон, возможно, сталкивался прежде с морскими чудовищами, но не с такими, как бегемот. У этого исчадия ада, пожалуй, хватит силы на то, чтобы пустить ко дну оба новых корабля султана в течение получаса. И вот это, черт возьми, была бы подходящая ночка, чтобы разжечь пожар революции.

Жаль, что нельзя даже заикнуться об этом комитету. Если среди них затесался хоть один шпион жестянщиков, разглашение тайного плана обернется для «Левиафана» погибелью. Поэтому необходимо держать язык за зубами.

Пушки боевых элефантин пыхнули дымом, слившимся под морским ветром в одно сизое облако. Спустя несколько мгновений до слуха донесся раскат артиллерийского залпа. В ответ грянули орудия «Гебена», мощно, раз в десять громче элефантин.

Дэрин со вздохом взялась зарисовывать эту сцену.





Как много все-таки пробелов в этой чертовой мозаике. Пускай бегемот потопит германские броненосцы, но ведь он не вылезет на сушу, чтобы вступить в бой с шагоходами султана!

Между тем спор за ее спиной накалялся. Завен горячо разглагольствовал о чем-то, а Клопп в ответ лишь качал головой, скрестив на груди руки.

— Nein, nein, nein, — с упорством повторял старик.

Если б только существовал простой способ справиться со ста пятьюдесятью тоннами стали… И тут ни с того ни с сего Дэрин осенило.

— Послушайте-ка, мистер Завен! — вклинилась она. — Ну и что, что у ваших шагоходов нет пушек! Это можно исправить!

Алек в ответ устало мотнул головой.

— Да никак это не исправить. Он говорит, и орудия, и боеприпасы находятся под жестким контролем военных.

— Ну и пусть! — воскликнула Дэрин. — А вам их особо и не надо. Когда те шпионы пытались завладеть «Неустрашимым», они просто вооружились веревкой.

— Как так, завладеть? — удивилась Нене. — Разве «Неустрашимый» взбесился не из-за небрежного вождения?

Дэрин лишь хмыкнула.

— Не все правда, что пишут в газетах, мэм! — Она указала на защищенных броней элефантин. — Вон, видите, у них на каждой ноге по водителю? Те угонщики просто сдернули наших людей арканами, а сами забрались на их место. Вот так можно остановить и те металлические громадины. Вышибить пару водителей, и они встанут как вкопанные!

— Может, с «Неустрашимым» и получилось, — возразил Завен, — там водители сидят без прикрытия. А здесь они знаешь как защищены!

У Дэрин и на это нашелся ответ.

— От арканов и пуль — возможно, — сказала она. — Но у них все равно должны быть смотровые щели, как у штурмового шагохода Алека. Что, если туда запулить чем-нибудь острым?

— Каким еще острым? — опять удивилась Нене.

— Каким? — Дэрин, ухмыльнувшись, повернулась к Алеку. — Я тебе еще не рассказывал, как я спас «Неустрашимый»?

Алек промолчал.

Дэрин секунду собиралась с мыслями. Общее внимание сейчас было приковано к ней.

— В общем-то, это была моя идея. У тех дурацких дипломатов на борту не оказалось никакого оружия, и тогда я ухватил большущий кулек со специями и запустил прямо в одного из угонщиков. Тот болван просто выпорхнул из седла! А если они под броней, то им же хуже: представьте, что вы сидите в тесной будочке, а рожа у вас обсыпана специями!

— Специями, — повторил невозмутимо Бовриль.

— Тот угонщик потом всю дорогу прочихаться не мог, — вспоминала Дэрин. — Правда, и мне досталось, точнее, моему мундиру. Можно сказать, погиб.

— Молотый перец армия не контролирует, — оживилась старушка, а Алек взялся переводить услышанное Клоппу с Бауэром.

— Как думаешь, сработает? — повернулась к отцу Лилит.

— Эдак любой пехотинец может сразиться с шагоходом, — рассудил Завен. — Да комитет улицы заполонит революционерами — метателями перца!

— Ну да, — согласилась Дэрин. — Только надо мыслить масштабнее. В отличие от германских шагоходов, у ваших есть руки. Тот же Минотавр мог бы зашвырнуть перечную бомбу на полмили!

— Дальше. — Лилит улыбнулась. — Если только Алек ее не раздавит, по неуклюжести своей.

На это Алек только хмыкнул.

— Клопп говорит, он мог бы соорудить что-нибудь эдакое — вроде обоймы из бомб с пряностями. Под нами же, в конце концов, механический цех.

— Запчасти не проблема. — Завен нетерпеливо махнул рукой. — Но ведь самые жгучие специи продаются буквально по щепоткам. А нам их нужны тонны!

— А если я дам деньги, — осведомился Алек, — вы сможете их добыть?

Завен с Лилит одновременно оглянулись на Нене. Старуха подняла бровь.

— Сумма требуется немалая, ваше высочество.

Вместо ответа Алек, встав на одно колено, распустил завязки сумки, которую таскал с собой весь день, и вынул из нее нечто, похожее на обернутый носовым платком кирпич.

— Junge Meister! — выдохнул Клопп. — Nicht das Gold![10]

Алек, не обратив на него внимания, развязал платок и обнажил перед собравшимися слиток металла, поверхность которого играла желтоватыми отблесками.

Дэрин невольно сглотнула. Черт возьми, а принцы-богачи, оказывается, встречаются не только в сказках.

— Это… оно? — выговорила Нене. — Я верно понимаю?

Края у слитка были немного сточены, но на поверхности по-прежнему красовался гербовый оттиск Габсбургов.

— Разумеется, мадам, — сказал Алек. — Врун из меня, сами знаете, никудышный.

Снова возобновилась беседа на немецком, в которую живо включились Нене, Завен и Клопп, оживленно что-то планируя.

Лилит с сияющими глазами обратилась к Дэрин:

— Специи! Вот это да! Нет, ты просто гений! Ну чистой воды! — Она заключила Дэрин в объятия. — Вот спасибо так спасибо!

— Ну да, с умом у меня вроде все в порядке… иногда, — бормотала Дэрин, спеша высвободиться из объятий. — Здорово, что Алек догадался притащить сюда эту золотую чурку.

Алек кивнул, но вид у него при этом был несколько потерянный.

— Да я-то что. Это все отец. Они с Фольгером все предусмотрели.

— Да, но прихватить его сегодня сюда догадался именно ты, — сказала Дэрин. — А то бы мы его лишились.

— Это как?

— Ой, не будь Dummkopf, — сказала нетерпеливо Дэрин. — Тот таксист знает, из какого мы отеля. Нашу наружность там наверняка запомнили и все расскажут, если полиция нагрянет с расспросами. Так что нам теперь придется оставаться здесь. Не беда, в принципе. Правда, рацию мы потеряли, зато сохранили инструменты Клоппа, и Бовриля, и твое золото. — Дэрин пожала плечами. — Все самое важное. Разве не так?

Алек вдруг зажмурился и со стоном стиснул кулаки.

— Почти все. — Его голос вдруг упал до шепота.

— Вот черт. У тебя два слитка золота, что ли?

— Да нет. Просто я забыл письмо.

— Там что, говорится, кто ты такой? — сообразила Лилит.

— Открытым текстом, — ответил Алек, оборачиваясь к Дэрин. И с неожиданной твердостью добавил: — Оно хорошо спрятано. Мы можем туда пробраться и выкрасть его!

— Ну да, наверное.

— Через недельку, когда страсти поулягутся. А? Прошу тебя, скажи, что ты мне поможешь!

— Ты ж меня знаешь, — Дэрин залихватски ткнула Алека в плечо, — помочь я всегда готов!

Хотя, если честно, к чему это? Германцы уже знают, что Алек в Стамбуле; зачем лишний раз играть с судьбой в поддавки? Ну письмо и письмо. Черт бы с ним.

•ГЛАВА 34•

— Ну что ты за обалдуй! — крикнула спросонок Дэрин. — Мне такой сон снился!

— Вставай, нам пора, — сказал с тихим упорством Алек.

Дэрин тоскливо простонала. Весь день она помогала Лилит с Пауком — таскала запчасти и лотки с литерами шрифтов, так что теперь ныл каждый мускул. Неудивительно, что жестянщики вечно такие брюзгливые: поди повозись изо дня в день со всеми этими железками!

А во сне она летала. Не на «Левиафане» или медузе Гексли, а на своих собственных крыльях, легких как паутинка. Ощущение ни с чем не сравнимое.

— Что, хотя бы на ночь отложить нельзя? Я выжат как лимон.

— Дилан, уже неделя, как мы ушли из гостиницы. Мы же договаривались.

Дэрин вздохнула. Ну вот, опять у него в глазах это глухое отчаяние. Такое выражение появлялось в них всякий раз, когда он заговаривал о своем утерянном письме, хотя так и не сказал, что в нем такого чертовски важного.

Алек сорвал с нее одеяло, и Дэрин вскочила, инстинктивно прикрывшись. Правда, на ней была все та же роба, из которой она теперь не вылезала. А вообще здесь надо было держаться очень осмотрительно. У водителей, приходящих на склад Завена для занятий на шагоходах, вызывал любопытство чудной паренек, который чурался общения и не разговаривал ни на одном из языков Османской империи. А потому Дэрин предпочитала общество Лилит и работу с Пауком, а еще помогала Завену с готовкой, попутно запоминая названия разнообразных специй и нарезая лук и чеснок, пока не начинало жечь пальцы.

— Выйди отсюда! — прикрикнула она. — Не видишь, я собираюсь.

— Тихо. Я не хочу, чтобы у кого-то возникли вопросы, куда мы с тобой идем.

– Вы не сказали, вам понравился наш гала-концерт?

– Я его не видел, – признался Ролан.

– Уснули? – предположила она. – Значит, мы плохо танцевали.

– Я не спал. Я смотрел только на вас, вы танцевали прекрасно.

Она повернула красивую головку на длинной шее и заглянула в его глаза, недоверчиво произнеся:

– Хотите сказать, я танцевала лучше всех? Это несправедливо.

Тамара принялась объяснять, какие моменты в па-де-де (впервые услышал такое стремное сочетание слогов) ей не удались, да что он понимал в балетных па! Ролан, имея к двадцати пяти годам грандиозный опыт обольстителя, неплохо разбирался в юных и зрелых женщинах, а с принцессами из балетного царства не имел дел, потому робел, о, как он робел!

Конечно, сначала соблазнили его, в четырнадцать лет начался сексуальный путь с бабищей размером с маленький броневичок, на которую никто не клевал, она и вылавливала юных пацанов. В те годы девушка двадцати шести лет виделась ему старой калошей, но взбесившиеся гормоны вытеснили из черепа мозги и требовали разврата. Чуть позже возмужавший Ролан научился соблазнять и кинулся в пучину разгула самостоятельно, надо сказать, у дам различных возрастов он пользовался успехом.

Да, с тех самых пор он привык покорять, побеждать, выигрывать. Плюс ко всему Ролан рос общительным, не был лишен обаяния, а уж язык подвешен – вряд ли существует второй такой языкатый. И вдруг ему будто яду впрыснули: сердце заходилось в истеричных ритмах, ноги еле держали ватное тело, язык атрофировался, а в горле пересыхало, как в пустыне. Человек заболел…

Давно это было, сейчас все не так

Оба не могли знать, что вернулись в прошлое одновременно, однако их впечатления разнились, теперь они обработаны временем, ошибками, сожалением. Тамара избегала воспоминаний, ведь позади нет ничего, за что можно было бы держаться в настоящем, потому вышла из прошлого первой:

– Очень красиво.

Не нашла сил на поддельную радость, хотя мастерство актера в хореографическом училище преподавали, и Тамара была одной из лучших учениц. Между тем она подумала, что своим безразличием провоцирует мужа на какой-то поступок, да-да, вынуждает сделать некий шаг по отношению к ней. И происходит это помимо ее воли, точнее, при отсутствии воли.

– Примерь, – разочарованно сказал Ролан. – Сегодня мы идем ужинать в ресторан, я хочу, чтобы на тебе был мой подарок. Специально приехал на наш юбилей, ночью у меня самолет.

И стремительно вышел. Он был раздосадован, единственный человек, которого ему не удалось ни покорить, ни очаровать, – его жена.

День обещал стать похожим на одно затянувшееся утро

Рассвет наступал долго, потом задержался в одной туманно-серой стадии: то с неба вяло накрапывало, то сырость пробирала до костей. Искать здесь чьи бы то ни было следы с уликами бессмысленно, но определенные процедуры следовало проделать в любом случае. Тут хоть дождь, хоть снег, хоть минус пятьдесят, а без осмотра места обнаружения трупа, что проделал криминалист довольно быстро, и первичного исследования тела не обойтись. Хотя зачем тело-то на температуру тестировать, когда невооруженным глазом видно: трупик не свежак? Пара дней ему точно, а то и больше.

Снова заморосил дождик, полицейский из группы поднял зонт над головой Ольги, второй зонт над своей головушкой. Он скучал, продрог – влажность-то зашкаливала, в конце концов взмолился:

– Оля… Ну, какого мы тут торчим? Поехали, а?

– Да, да, скоро поедем, – пообещала она.

Фактически именно Ольга держала всю группу под открытым небом, действуя четко по инструкции, хотя в некоторых пунктах острая необходимость отпала. Кстати, все заметили, она преобразилась: сделала модельную стрижку, теперь волосы сверху были взбиты, а по бокам облепили скуластое лицо. Коноплева вспомнила и о косметике! Новый имидж украшал ее в некоторой степени, что нельзя отрицать, но если строгая прическа все же придавала женственности, то со стрижкой Оля приобрела типаж закоснелой чиновницы в ответственном кресле.

Здесь же и Павел ходил прогулочным шагом, накинув на голову капюшон курки и глядя исключительно под ноги. После звонка Ласкина Феликс, не вставая с постели, позвонил ему и сообщил, что их ждет еще одна юная дева на том же поле и в том же костюме – ню. Тут и дураку ясно: новый труп, а попался он по закону подлости опять Ласкину, «везет» мужику! Нет сомнений и в том, что новой девой предстоит заниматься Павлу, пришлось ехать, чтобы увидеть собственными глазами труп – это практичней, чем читать чужие впечатления. Он и вызвал тех, кто работает по убийству Анжелы, теперь Оля, кажется, мстит ему, заодно остальным, заставляя мокнуть. Павел услышал свое имя и поднял голову, к нему шел Феликс, перепрыгивая впадины и трещины.

– Отвез мужиков? – спросил Терехов просто так, лишь бы завязать разговор. Феликс не мог не отвезти, сам выступил с инициативой, тем более ему еще и дочь Ласкина предстояло доставить в колледж.

– А ты сомневался? Всех развез, в том числе Настю.

– Ты метеор. И как дела с подшефной? – улыбнулся Терехов.

– Нормально. Представляешь, ее папаша всякий раз мне кулаком грозит, неблагодарный. Я боюсь его.

– Ты боишься Ласкина? Не верю. Что, опер, нравится Настя?

– Допустим. А вы, значит, еще не управились… Коноплева что, препарирует труп прямо здесь?

– Ольга работает…

– Ах, рабо… Хм, СКД, а не работа.

– СКД? Что это?

– Симуляция Кипучей Деятельности. Ладно. – Феликс решительно направился к ней. – Марихуана Каннабисовна, этак ты сгоришь на работе, как жить-то будем без тебя, родная?

– Отстань, – лениво огрызнулась Ольга.

Феликс присел перед ней на корточки и опустил глаза, между ним и Коноплевой лежала мертвая девушка, абсолютно нагая и наверняка убитая так же, как первая. Нет, он не брезгливый, не суеверный, при его-то работе исключается то и другое, однако такое нечасто увидишь, точнее, лично ему не приходилось. За последние полтора месяца две девчонки, две! На одном поле, с одинаковыми признаками… Однако Олю пора гнать отсюда:

– Слышь, мадам Гашиш, скажи честно, ты бы хотела лежать в гробу страшненькой? Она, – указал он подбородком на труп, – точно не хотела бы, а ты ей всю красоту портишь.

– Каким образом? – усмехнулась Ольга.

– Она без тебя пролежала здесь… э…

– Приблизительно двое суток… больше, думаю. Температура меняется, перепады большие, трудно вычислить.

– Больше двух суток! Ее и так подпортило время, а тут еще из-за тебя лежит в сырости, у нее мацерация полным ходом идет. Да она из могилы встанет, чтобы поколотить тебя. Завязывай, Марихуана, живых ты тоже уморила.

– А я закончила, – поднимаясь со скамеечки, сказала Ольга.

– Ой, как мы все счастливы, – съязвил Феликс и тоже поднялся с корточек, бросив через плечо коллегам: – Ребята, труп ваш, пакуйте.

Эх, с каким энтузиазмом кинулись к мертвой девице трое молодых людей, на ходу разворачивая черный мешок и потеснив Феликса, которому пришлось буквально отпрыгнуть в сторону. Он зашагал к Павлу, за ним двинула Ольга, но это была бы не она, если бы не вставила шпильку вредоносному оперу:

– Ты, наверное, думаешь, что ужасно остроумный.

– А разве не так? – наивно поднял брови Феликс.

– Ха-ха… У людей твоего плана самообман часто встречается, но это проходит с возрастом.

Неожиданно он остановился, развернулся к ней лицом и, не повышая голоса – не надо, чтобы их слышали, безжалостно нанес ответку:

– Вот скажи мне, как родному и любимому брату, клянусь, никому не продам: откуда у тебя столько самомнения? И столько злости, а? Вот зачем ты продержала людей, что тебе неясно было? Вези девочку к себе в морг и колдуй над ней хоть до завтрашнего утра, при чем здесь вся группа? Но у людей твоего плана показуха – вторая натура, если не единственная.

Нормально? Разумеется, он раскусил Ольгу, но это не повод хамить, даже допустив, что она чуток перебрала, мужчина обязан не переступать грань. Она ничего не сказала наглой морде с непорочностью в круглых глазах, обошла его и, дойдя до Павла, скороговоркой выдала:

– Я, конечно, извиняюсь, что заставила всех мокнуть и мерзнуть, поверь, не специально. (Сзади ехидно хмыкнуло оперативное чудовище, Ольга будто не слышала, у нее прекрасная выдержка.) Понимаешь, Павел, тело пролежало больше двух суток в этой среде, оно… как бы это сказать… привыкло к определенным условиям, но стоит его перевезти ко мне, где совсем другая среда и температура, может наступить непредсказуемая интенсивность разложения. Просчитать все минусы невозможно, поэтому я хотела установить предварительную причину смерти прямо здесь.

– Вот как. И что скажешь?

Павел задал вопрос, как задают люди, приблизительно знающие, что услышат в ответ, и не ошибся.

– Случай идентичный, – продолжила Ольга. – Кровоподтеки на запястьях и щиколотках ты видел, но я искала на теле след от укола. Предположение, что девушка попала в одни и те же руки, само напрашивалось, верно?

– Нашла? – на этот раз он заинтересовался.

– Да, целых три прокола… похожих на проколы иглы…

И тут то, что не решился выговорить Павел, дабы не обижать Ольгу, произнес Феликс невинным тоном:

– Мадам, вы, эксперт, на вас мы возлагаем огромные надежды, а вы не можете отличить прокол от иглы от похожих пятен?

– Скажи своему оперу, чтобы заткнул фонтан! – прорычала Ольга. – Он достал меня!

– Успокойся, Оля, – ободряюще дотронулся до ее плеча Павел и бросил в сторону Феликса просьбу, а не приказ: – Феликс, перестань, а?

Тот поднял руки вверх, потом обеими ладонями закрыл себе рот и сделал ничего не значащий круг вокруг места, на котором стоял, дескать, молчу-молчу.

– Объясни этому шуту, – чеканила Оля, – что девица пролежала достаточное время, тем более в сырости, чтобы начались необратимые процессы…

– Оля, не обращай внимания, – увещевал ее он.

– Но теперь я знаю, какие области трупа мне нужно исследовать в первую очередь. Кстати, я тоже находилась не в комфортных условиях. И еще передай, что он перепутал следствие с цирком. Все, я поехала.

По-солдатски она зашагала в сторону «моста», где стояли машины, туда же несли упакованный труп на носилках. Феликс сунул руки в карманы куртки и, глядя ей вслед, как ни в чем не бывало прокомментировал не без удовлетворения:

– Один-ноль в мою пользу. Марихуана Каннабисовна, захватив труп, удаляется с игрового поля в сторону морга. Если б не я, торчали бы вы здесь…

– Враждуете, как влюбленные друг в друга подростки, – подытожил конфликт Павел. – Не солидно, чесслово.

– Свят, свят, свят! – перекрестился три раза, выпучив глаза, Феликс. – Марихуана и я? С ума сошел. Не-не-не… Сам приударь за ней, вдруг подобреет.

– Идем, мы последние тут остались.

Перед ними распростерся пустырь, потерявший свои яркие краски из-за пасмурности, ставший тусклым, серым, как небо над головой. Обычно до первых морозов сочетание сухостоя и живых трав привлекает глаз необычностью, ночной дождь сравнял разницу, погасив все живое здесь.

Приехавшие на личном транспорте Павел и Феликс не торопились, им не нужно ехать со всеми, тем более моросящий дождь прекратился. Оба осматривали пространство, а Феликс сделал окончательный вывод:

– Итак, оба преступления одних рук дело, лично мне это понятно. Смотри, на этот раз труп отнесли дальше, чем первый раз, но…

– Труп практически на той же линии, что и первый, – озвучил свои наблюдения Павел. – Обе девушки лежали ближе к Луговому.

– Верно! – обрадовался Феликс, он хотел сказать то же. – А Ласкин предположил без наших умозаключений, что это «жирные коты» из Лугового развлекаются. Логика есть. Выехали из поселка, остановились там, где удобно, чтобы не везти труп далеко – опасно, можно на патруль нарваться, и понесли девчонку по прямой на пустырь. Как тебе?

– Может быть. Но утверждать не берусь.

– Если так, прихватить котов будет непросто. Ты готов?

– Найти бы их для начала, мы можем ошибаться.

– Да какие ошибки! Две девчонки, две! Не бомжихи, не пьянь, не старухи, к которым Кондратий пришел естественным и, главное, законным путем, а молоденькие. К тому же красивые. Наверняка суть в развлечении скотским способом. Мы столкнулись с типично маниакальными наклонностями, но одному не под силу умыкнуть девочку и при этом не нанести ей повреждений, кроме загадочных отметин на запястьях и щиколотках в обоих случаях. Первый случай ясно показал, что несли убитую на пустырь двое, как и сексом с ней занимались больше одного. Ты же не думаешь, что второй случай будет другим?

– Не думаю, – кратко ответил Павел.

– Значит, что? Действует преступное сообщество – так это называется на уголовно-правовом языке. Там надо искать!

В ажиотаже Феликс выбросил руку с указующим перстом в сторону Лугового, Павел спокойно опустил ее, предупредив:

– Ты сейчас показываешь, кто у нас на подозрении, мимо-то автомобили едут, а мы стоим здесь, как мишень.

– Извини, увлекся. Нет, прикинь: использовали девчонок и выкинули голыми, типа тупые легавые не найдут. Я им покажу, кто из нас тупой. Каков твой план?

– Работаем по той же схеме, у нас ведь снова одно тело и больше ничего. Надо предупредить все отделения полиции, чтобы докладывали нам, как только поступят заявления о пропаже людей. Потом…

– Колледжи, лицеи, институты, – уныло перечислил Феликс. – Не, пусть Сорняк побегает. Тьфу, тьфу, но если третья появится…

– Эй! – предупредительно выставил указательный палец Павел. – Не каркай! Мысль, произнесенная вслух, имеет подлое свойство сбываться.

– Наш следак суеверный? – рассмеялся Феликс. – Ну, хоть одна приятная весть сегодня, наш Паша с недостатками! А то весь из себя положительный.

Удивлению Павла не было конца:

– Ты что несешь? Я положительный? Что за чушь?

– А то! И это не только мое мнение. Ты пугаешь народ.

Феликс взбежал на «мост», глядя то в одну сторону, то в другую, указал на Луговое вдали, но уже без рук, а только подбородком:

– Прав папаша Ласкин, приехали оттуда. Кто же она?

Но уже к вечеру этого же дня стало известно о второй девушке с пустыря практически все.

Леня забросил учебу и рыскал по городу, как ищейка

Он не возомнил себя сыщиком, нет-нет. Просто юношеский максимализм не позволил молодому человеку оценить обстоятельства должным образом. Посмотрел он на следователя, посмотрел на опера (в простонародье сыщика, или легавого), и почему-то не понравились они ему оба с первого взгляда. Один чистоплюй с аристократической грядки, второй прост, как пульт от телика, не способны – вынес Леня вердикт обоим.

Глупенькая Анжела ему нравилась. Не только потому, что красивая, она была и хорошей девчонкой, доброй, наивной, открытой и доверчивой. Если бы не дебильные подружки… Да что уж теперь, он тоже порядком виноват. К сожалению, его она воспринимала как друга – вот дура-то! Сколько ни смотрел он на себя в зеркало, хоть убей, не понимал – какого черта ей надо! А вокруг Анжелки крутилась туча вурдалаков, которым нужно только одно, о чем Леня вдалбливал ей постоянно, она верила ему и осторожничала. Какое-то время он держал ее под контролем, заняв выжидательную позицию, то есть терпеливо ждал, когда она повзрослеет и до мозжечка Анжелки дойдет: ее судьба – Леня. А судьбу, как известно, на козе не объедешь.

Жизнь складывалась по плану, даже то, что Анжела осталась после сессии в городе, а не уехала домой, казалось хорошим знаком. Родители улетели в Африку к старшей дочери, которая находилась там вместе с мужем и детьми, о чем Леня доложил Терехову. Но родители вне зоны доступа, впрочем, там Африка, может, в плен попали к дикарям, а может их даже сожрали.

Еще недавно Леня с Анжелой много времени проводили вместе: гуляли, он подтягивал ее по предметам, которые давались ей с трудом. Одновременно он приобретал чисто мужские навыки: вбить гвоздь, починить кран – обязанность сильной половины, правда, у него не очень получалось, но это же дело практики. Беда в том, что изолировать Анжелу полностью ему не удалось, бестолковые подружки-хохотушки вырывали ее из рук опекуна Лени наглым образом:

– Анжела, идем в клуб!.. Анжела, не торчи взаперти, сегодня тусовка супер!.. Вечером мы на яхте рамсим, ты с нами?

От себя они тащились, скромность там не ночевала, интеллекта – ноль, а Леня у них – ботан, шизик, Леняшка-няшка, завитушка, пятерочка (он отличник с детского сада). Эти набитые пошлостью и глупостью органайзеры побеждали, не он со своей рассудительностью и интеллектом, а они! Анжела туда же полезла, ей захотелось топать в авангарде раскрашенных бездельниц, он ничего не смог сделать, потому что стал неинтересен ей. А с середины августа она вообще начала избегать его. Почему? Что он сделал? Попытки поговорить терпели фиаско, Анжела не смотрела ему в глаза и убегала «по срочным делам».

Леня не лох, ему не навесишь лапши про срочные дела, но бросить глупышку не позволяла мужская ответственность, осталось проследить – где у нее эти самые «дела». Так и узнал про роман с Витасом, стриптизером! С ее стороны это было увлечение, и тут ничего не попишешь, ушки Анжелки не желали слышать, с кем она связалась, глазки – видеть.

А какого черта нужно от молоденькой девчонки стриптизеру – вопрос! У него же баб немерено, что, любовь долбанула развращенного сексопата, ну, типа он вдруг под воздействием невинности решил переродиться в святого? Чушь! Но пока Леня гадал, Анжелы не стало. Ботан-шизик-Леняшка сразу понял: в смерти виноват стриптизер – это же как дважды два. Одному его не взять, тогда отправился он к следователю, и что? Как понять – Витас пропал? Куда пропал? Он же не иголка, а в век цифровых гаджетов слежения человек постоянно на виду, где-нибудь да зафиксировали его рожу камеры видеонаблюдения, так в чем проблема?

А проблема в тех, кто занимается убийством. Не заметил Леня в обоих представителях следствия острого желания отыскать голозадую сволочь, к сожалению, нерадивых спецов полно, стоит родителей послушать – так кругом одни неучи и бездари. Короче, Леня сам решил отыскать Витаса и ткнуть носами так называемых следаков в халатное отношение к святому – работе.

Он подкатил к подружкам Анжелы, разумеется, по очереди, слово за слово, кофейку выпили, повздыхали. Леня не сдавал следователя, раз тот не обнародовал смерть Анжелы, значит, так надо, для всех она пропала, на этом точка. А потом про жизнь заговорили, развлечения, так Леня и коснулся Витаса, он ведь тоже пропал… и понеслось. У этих дур Витас – некий приз, джекпот, доставшийся не самой достойной, и на стриптизера выливались литры помоев. В такие моменты умный Леня осторожно выяснял, с кем еще у Витаса были отношения, ведь поклонницы наверняка знали много грешков за ним и страдали (идиотки), что предпочтение тот отдавал другим. Так почему бы Витасу не залечь на дно до лучших времен у одной из бывших?

Задачу облегчал старый «Мустанг» – папа вручил авто Лене еще два года назад на восемнадцатилетние. Занятия в институте он почти не пропускал, почти – потому что не ходил на второстепенные предметы. Главное, выяснить имя, остальное дело Интернета – да здравствуют социальные сети и кретинки, торчащие в них сутками!

Сделав выборку из нескольких имен, уже на втором адресе Леня нашел того, кого искал – на даче, или, как сейчас принято говорить, в загородном доме. Сначала он проехался днем по поселку и нашел адрес, чтобы не плутать в темное время суток. А в девять вечера оставил машину на окраине города и пешком перешел «мост». Леня выбрал жительницу Лугового по простой причине: Анжелу нашли на пустыре, который раскинулся как раз возле данного поселка. Отсюда вывод: перед смертью Анжела была в Луговом.

Владела недвижимостью некая сорокалетняя Соня Мосова, решившая немножко пожить в Малайзии под пальмами, о чем ежедневно повествовала в соцсетях. Уехала хозяйка месяца три назад, следовательно, дом бесхозный – идеальное место для последней сволочи. Лене только бы узнать, там ли он.

Домина с оградой метра два, но вертикальные железные прутья соединены витыми прутьями тремя рядами, по ним Леня вскарабкался и спрыгнул во двор. Еще днем он убедился в отсутствии собак и не заметил ни одной камеры видеонаблюдения в поселке. Видимо, здесь уверены, что вменяемому челу не стукнет в голову потрясти элитку. К тому же в других домах есть охранники, может, они каким-то образом присматривают за всем поселком. Одетый в черную одежду (маскировка), Леня пробрался к дому, в котором светились окна, и заглянул в одно, в другое… Есть!

– Ну, гад, попался, – произнес шепотом юный следопыт.

Витас возлежал на диване в халате и отпивал из большого бокала вино почти черного цвета, одновременно, надо думать, Витас смотрел телик. Теперь можно ехать прямо к следователю домой, заставить его не ужин трескать, а поднять зад и мчаться арестовывать стриптизера. Леня повернулся, чтобы бежать назад, а перед ним мужик с пачкой откормленного мясника.

– Стоять! – негромко сказал он. – Дернешься – пристрелю.

Леня опустил глаза и – мурашки поползли по его телу: в руке мужика он увидел не игрушечный пистолет…

Заканчивался завтрак в семье Эрика

Семейные ритуалы – непреложная святыня, порядком поднадоевшая младшему сыну, но поскольку правила в семье установила мама, он терпел, потому что маму любил и уважал. Рима (полное имя Риманте, доставшееся от папы-литовца) соответствовала значению своего имени – спокойная. Да, вывести ее из себя не удавалось даже мужу – человеку неуемному во всех отношениях, несдержанному, грубому. Они разнились как лето и зима, как ветер и дождь, как тапок и брендовый ботинок (тапок, разумеется, муж). До пятидесяти она была стройна, как кипарис, последнее время слегка раздалась, ее это не портило, а вот муж напоминает сорное дерево с бесформенным стволом.

— Ладно, ладно. Подожди снаружи минутку.

Рима успешно занималась бизнесом. Успех ей обеспечивал муж, глава семейства вписался в городскую иерархию и чувствовал себя, как акула в океане, а акула, как ни крути – хищник, свое место и в глубинах отгрызет. Что их объединяло – никому не ясно, но жили они довольно мирно благодаря хладнокровию Римы. О покорности речи не идет, скорее, она покоряла-подчиняла даже такого человека, как муж, причем без особых усилий, скандалы не ее стиль. Иногда складывалось впечатление, будто ей все-все по барабану, но это ошибка. Вторая часть имени (отчество) тоже в десятку, имя папы Айварас, означает – красивый как луна. Безусловно, мать семейства яркая, оригинальная женщина с утонченными чертами лица, голубоглазая, блондинка от природы, а не от ее величества химии. В общем, классическая Снежная королева.

Немного постояв, он все же оставил ее одну.

Завтрак проходил в молчании. Глава, любивший поесть, заглатывал еду быстро и что-то читал в смартфоне, лежавшем рядом с тарелкой. Искоса понаблюдав за младшеньким, который, наколов на вилку сырник, рассматривал его со всех сторон, словно искал там тайный чип, мама лениво поинтересовалась:

Дэрин переоделась в свою турецкую одежду, бормоча под нос что-то сердитое насчет характера Алека. Она теперь частенько разговаривала сама с собой: жизнь среди жестянщиков сводила Дэрин с ума. Раньше ее окружала перекличка зверья и вой ветра в корабельных снастях, теперь же дни проходили во взревывании моторов и стуке поршней. Кажется, даже ее кожа пропахла машинной смазкой.

– Что с нашим мальчиком? Куда он дел аппетит?

Из всех машин, с которыми Дэрин пришлось на этой неделе столкнуться, симпатию у нее вызывал, пожалуй, один лишь Паук. Сабельный танец резаков и мелькание транспортерных лент своей элегантностью напоминали экосистему; изящным орнаментом выходили из-под крутящегося бумажного рулона, окропленного чернилами, ровные столбцы текста, а вытянутые в стороны корневища напольных креплений придавали машине сходство с избушкой на курьих ножках. Но даже этот слабый намек на живое существо вызывал у Дэрин растущую ностальгию по ее летающему дому-кораблю.

Сын не услышал родительницу, а Ян хихикнул:

А все из-за дурацкого желания помочь этому чертову принцу.

– Аппетит нашему Эрику заменили мечтания.

– О чем? – не спуская с младшего сына глаз, спросила она.

Она вышла во двор, превратившийся в испытательную площадку, где стояла последняя партия шагоходов с недоделанными пока бомбометами для специй. Среди них выделялся габаритами Джинн со скрещенными на груди могучими руками, его сопла все еще оставались влажными после недавних испытаний. Как братьям-мусульманам султан сделал арабам послабление, позволив вооружать шагоходы паровыми пушками. Они не выпускали снаряды, зато Джинн мог мгновенно окутаться облаками раскаленного пара.

– Мама… – протянул на улыбке старший, мол, какая ты недогадливая. – О куколке лупоглазой.

Внешние ворота были чуть приоткрыты; снаружи, на улице, дожидался Алек. Там была и Лилит, изящно одетая на европейский манер.

– Заткнись, – беззлобно бросил в его сторону Эрик.

— А она-то что здесь делает?

– Она на него плохо влияет, – заводил брата Ян, но безуспешно.

— Я тебе разве не говорил? — растерялся Алек. — Нам нужен кто-то, кого служащие гостиницы не опознают. Лилит вчера сняла там номер люкс.

– Что за девочка? Из какой семьи? – проявила ленивый интерес мать.

— И что с того?

– У него спроси. Она такая… – Ян пощелкал пальцами у своих глаз. – Глазунья.

— Мои апартаменты на верхнем этаже, — пояснила Лилит, — как в свое время у Алека. Всего через дверь. И у того и у другого номера есть балконы.

– Перестань называть ее жратвой, – промямлил Эрик.

Дэрин нахмурилась. Вообще-то да, перелезть по балконам проще, чем взламывать замок. Но почему в план никто не посвятил ее?

– Вот, – указал ладонью на брата Ян. – Видишь, мама?

— Я умею маскироваться не хуже вашего, — заверила девушка. — Ты спроси Алека, как легко я его выследила.

– Эрик, думаю, девочка не повод грустить, – сказала Рима.

— Да он мне рассказывал, и не раз, — сказала Дэрин. — Просто…

– А я про что! – подхватил веселый Ян. – Куколок в его жизни будет тьма, сам видел, как на его шее висла одна, так любит его.

Непонятно, что и сказать. Вообще Лилит очень даже ничего. С машинами на «ты», не хуже любого из мужчин. И на мужской манер действовать может не хуже Дэрин — причем без всякого притворства. Ее яркой, демонстративной независимости можно было позавидовать. Но есть у нее скверная привычка появляться в тот момент, когда они с Алеком наедине, а это просто никуда не годится. И почему Алек не сказал, что Лилит тоже идет с ними? И какие еще секреты он может скрывать?

– Отцепись от меня, – на этот раз огрызнулся Эрик.

— Просто оттого, что я девчонка? — строптиво спросила Лилит.

– Папа, отвлекись, – призвал старший сын.

— Да ну, что ты, — отмахнулась Дэрин. — Я спросонья, только и всего.

– Что такое? – не отвлекся тот.

Лилит стояла слегка насупившись, ожидая дальнейших разъяснений, но Дэрин лишь повернулась и первой пошла в сторону городского центра.

– Твой сын ведет себя, как маргинал, займись его воспитанием. Ну, хоть ремень достань и помаши им, что ли.