Беатрис остановилась в дверном проеме, крепко держа наклонившуюся вперед Исабеллу, и вопросительно посмотрела на Эрика. Он покачал головой.
— Уводи ее. Я больше не хочу ее видеть.
Глава 30
Казалось, его тело окаменело. Эрик сидел на диване сгорбившись и чувствовал, что у него нет сил подняться. Он тупо смотрел на портрет Малькольма Икс, висевший на стене в гостиной.
Задержание Исабеллы было пирровой победой. Оно стало большим успехом для расследования, но страшным поражением лично для него.
Случившееся по-прежнему не укладывалось в голове. Почему он ничего не замечал?
Он записался на прием к одному из полицейских психологов на следующий день. Беатрис уговорила его. Она сама когда-то побывала в подобной ситуации. Ее очень разочаровал человек, к которому она испытывала сильные чувства. Немногие пока знали, что, собственно, произошло. Он допустил оплошность. Опозорился, как еще неопытный стажер. Позволил чувствам возобладать над разумом.
Эрик устало кивнул Беатрис. И все равно его порадовало, что она смогла вернуться к нему.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил он. Она пожала плечами. Он достал бутылку шампанского из холодильника, наполнил бокалы и протянул один ей.
— Празднуешь? — спросила она. Он оценил ее черный юмор, но все равно не смог улыбнуться.
— Это похоронное шампанское, — буркнул он.
Она кивнула, выпила и посерьезнела.
— Я помню, как чувствовала себя осенью. Когда задержали убийцу из SEB-банка. Я долго не могла оправиться, — сказала она и, сделав еще глоток игристого, потупила взгляд. — Постоянно чувствовала себя обманутой. Но так до конца не смогла поверить в случившееся. Неужели он действительно был таким? На самом деле любил меня и в то же время действовал в рамках своего плана?
Эрик снова наполнил ее бокал. Сам не мог избавиться от похожих мыслей. Может, Исабелла любила его, хоть ей и приходилось выполнять задание? Но разве это играло какую-то роль? Он сидел молча. Беатрис положила руку ему на плечо.
— Все образуется, — сказала она и выловила несколько оливок из салата, который принесла с собой. Задумчиво прожевала их. — Я сделала, как ты просил, — добавила она потом. — Она сидит в допросной. Но ситуация довольно шаткая. Самое позднее рано утром кто-то должен будет оформить ее.
Эрик понимал беспокойство Беатрис. Одно дело, когда он импровизировал в одиночку. Но сейчас он втянул ее в свою игру. Она высоко ценила собственную карьеру, и он не хотел, чтобы это негативным образом отразилось на ней. Он посмотрел на нее. Она сидела, смотря через окно на улицу, и пила шампанское маленькими глотками. Затем повернулась к нему.
— Я провела короткий первый допрос, — сообщила она. — Задержанная вела себя очень осторожно. Но она подтвердила то, что сказала, когда мы уходили. Ее брат работает у нас. Ругер Естанше. Он числится в отделе внутренних расследований.
Она покачала головой и добавила:
— Я проверила. Нет никакого сотрудника с таким именем. Но мы в это и не верили.
Эрик устало кивнул. Несмотря на опасность нарушить правила, Беатрис все-таки помогала ему. Его мучил вопрос: поступала она так, только чтобы поддержать его? Или надеялась разделить с ним лавры, если его план осуществится?
— Если в течение нескольких часов никто не будет знать, что она задержана, этого, пожалуй, хватит. Ты вернешься позднее вечером, оформишь ее и допросишь снова, а потом мы сможем формально арестовать ее через прокурора. Но в нынешней ситуации лучше, если никто не будет знать, что она у нас.
Беатрис вопросительно посмотрела на него.
— Нельзя, чтобы Росомаху предупредили о задержании его сестры, — объяснил он и добавил после короткого сомнения: — Если у него имеются свои люди в полиции или он каким-то образом сотрудничает с нами. Возможно, есть доля истины в утверждении Исабеллы.
Беатрис отломила кусок от лежавшего на столе батона, намазала его маслом и подняла взгляд на Эрика.
— Чем мы займемся сейчас? — спросила она.
— Я уже предпринял кое-что. Мы выезжаем через полчаса, — ответил он и посмотрел ей прямо в глаза. — Мне все еще нужна твоя помощь, — констатировал он. Беатрис настороженно посмотрела на него, но не стала возражать.
Это напоминало дешевый телесериал. И все равно она согласилась. Одежда оказалась немного великоватой. Но она подходила. Главное, чтобы выделялись женские формы, как сказал Эрик. И в этот раз речь не шла ни о каких сексуальных намеках с его стороны. Ему требовалось, чтобы Беатрис изобразила Исабеллу. В наряде, который она оставила у него дома.
Беатрис предстояло встретиться с владельцем номера, на который Исабелла отправляла свои послания.
С ее работодателем.
Братом.
Полицейским?
Росомаха должен был появиться. Слишком уже резкое по тону эсэмэс пришло ему с мобильника сестры: «С меня хватит. Я больше не могу. Нам надо поговорить. Увидимся на железнодорожном мосту Седра в двенадцать». Его написал и отправил Эрик.
Беатрис стояла там, на нее не падал свет уличного фонаря. Из-за дождя и тумана было трудно различить какие-то детали. В глаза бросались только ее бедра и грудь, на что Эрик, пожалуй, и рассчитывал. Сам он стоял абсолютно невидимый в кромешной мгле у бомбоубежища в конце моста.
Она, дрожа всем телом, переминалась с ноги на ногу. Время уже перевалило за полночь. Стокгольм утопал во тьме. Черный шпиль немецкой церкви едва выделялся на фоне ночного неба. Внизу около плавучего отеля «Леди Хаттон» на Риддархольмене виднелся одинокий собачник в свете слабой подсветки фасада ратуши, который отражался в сине-черной воде Риддарфьердена. Еще один пригородный поезд миновал железнодорожный мост, находившийся справа от нее. Искры летели из-под его колес. Она окинула взглядом пустынный пешеходный мост впереди. Ни малейшего движения.
Росомаха не поддался на обман. Попытка заманить его в ловушку не удалась. Она убрала руку с пистолета, спрятанного под пальто, застегнула кобуру и покосилась на Эрика. Он по-прежнему стоял в темноте.
Прошло пять минут. И вот кто-то поднялся по лестнице у станции метро «Старый город». Он точно не принадлежал к той группе нетрезвых бритоголовых, которых она видела у вертолетной площадки, расположенной ниже пешеходного моста. Это был кто-то другой. Она отвернулась в сторону, незаметно сунула руку под пальто и снова расстегнула кобуру. После недолгого сомнения поздоровалась кивком с приближавшимся к ней человеком. Невысокий мужчина ответил на ее приветствие еле заметным жестом. Она повернула голову так, что капюшон скрывал лицо. Он, похоже, не почувствовал подвоха.
Зато ее охватило беспокойство.
Брюки мужчины были заляпаны грязью. Ботинки перемотаны скотчем. У него не хватало нескольких зубов. Он остановился перед ней. От него сильно пахло мочой и пóтом. А еще… розами. Изо рта. Колмексом. Она поняла, что незнакомец, возможно, недавно пил одеколон. Он улыбнулся. Или ухмыльнулся. Потом протянул ей обрывок бумаги, повернулся и направился в сторону метро.
— Подожди, от кого ты это получил? — спросила она.
— Понятия не имею. Кто-то дал мне 50 крон, чтобы я передал записку тебе. Черная кепка. Солнечные очки. Полчаса назад.
Она развернула бумажку. «Место встречи два». Вот и все, что было написано на ней.
Росомаха отрегулировал бинокль с функцией ночного видения. В какой-то момент у него еще были сомнения. Но потом он понял, что она слишком высокая. Это не могла быть его сестра. Тот факт, что женщина еще оставалась на месте, подтвердил его вывод. Иначе она ушла бы оттуда сразу. В парк Ивара Лу, где он сейчас стоял. На площадку, где они часто виделись раньше. И играли детьми. Откуда железнодорожный мост Седра был виден как на ладони. И пусть вид с него открывался просто прекрасный, он не мог то же самое сказать о ситуации. Кто-то послал ему сообщение от имени сестры, с ее мобильника. Чтобы устроить ему засаду. Она не могла принимать участие в заговоре против него. Он знал это наверняка. Всю свою жизнь они сохраняли нерушимую верность друг другу. Все другое было второстепенно. Абсолютно независимо от того, какие чувства они испытывали к другим людям, для обоих не было ничего важнее их родственных отношений.
Выходит, сестру разоблачили. Поймали. Он почувствовал, как у него все похолодело внутри. Значит, ее задержали. Прежде чем он успел завершить свое задание. И сделать так, чтобы они оба оказались в безопасности. С новыми паспортами. Новыми именами. Она попала за решетку из-за него. Человека, которому доверяла больше, чем кому-либо. Единственного, кто у нее оставался.
А он обманул единственную, кого любил.
Он переминался с ноги на ногу, чтобы согреться. Он увидел, как стоявшая на мосту женщина двинулась решительным шагом. Но в неверном направлении.
Он вышел из тени дуба и взял курс на темно-красную деревянную калитку. С каждым выдохом с губ срывалось облачко пара. Однако, несмотря на холод, тело, казалось, пылало огнем.
Он надеялся, что еще не все потеряно.
В своем скромном жилище Росомаха разложил перед собой на столе несколько предметов: два пистолета «глок», три мобильника в пластиковой упаковке, неиспользованные СИМ-карты. Скотч и кабельные стяжки. На полу рядом с пустым вещевым мешком лежали несколько бронежилетов, комбинезонов и лыжных масок. Не так много всего. На том его запасы и исчерпывались.
Он лихорадочно разминал пальцы. Сгибал суставы. Изучал местами отклеившиеся обои.
Все шло по плану. Сначала.
Антон погиб после его так называемой перестрелки с полицейским. АФА полоскали в прессе как помешанных на насилии психопатов.
Но сейчас все изменилось. Сперва они добрались до Клары Рессель. Потом задержали его сестру. Первые успехи превратились в страшное поражение.
Он знал, что Исабелла действовала осторожно. Следовала его инструкциям. И все равно ее поймали.
Страх не отпускал его всю ночь. Он ворочался в постели весь в холодном поту и обвинял себя в случившемся. И так и не смог сомкнуть глаз. Только под утро, измотанный, слегка задремал, но это не помогло восстановить силы.
Он окинул взглядом комнату. Она вполне могла сойти за тюремную камеру. Кровать, письменный стол и туалет в коридоре. Микроволновка, стоявшая прямо на полу. Переделанное офисное помещение, точно такое же, как и те, в каких жили все его едва говорившие по-английски и нелегально находившиеся в стране соседи. Причем с семьями.
Сириец, у которого он снимал ее, не задавал ему никаких вопросов, пока получал свои 10 000 крон в месяц. На задаток ему ушли последние деньги Росомахи.
Взяв ручку, он выписал на тыльной стороне старого конверта итоги сложившейся ситуации. Сестра задержана. Он знал, что мог положиться на нее. Она не должна была ничего сказать. От мобильника, через который она связывалась с ним, он уже избавился. Он проверил приходившие от нее сообщения. Они не могли привести к нему. Единственно, позволяли понять, что он был человеком, интересовавшимся ходом расследования избиения членов АФА в Тюресё и связанными с ним событиями. А из этого полиция могла сделать вывод, что он сам принадлежал к антифашистам и хотел двигаться на шаг впереди них. Во всяком случае, так, пожалуй, должны были подумать все, кто занимался этой историей там. За исключением, возможно, Линн, у которой из-за ее прошлого еще хватало друзей в АФА и которая пыталась направить расследование в другом направлении.
Для него самого на первом месте всегда стояла идея, по крайней мере, с той поры, как пять лет назад он начал сотрудничать с датчанами из Ульв А/С. Относительно стратегической и идеологической цели у него с ними царило полное согласие. В то же время он знал, что второй его работодатель, швед, скорее имел сугубо личные причины для нападок на АФА и Линн и их очернения. Но то, что их мотивы отличались, не играло никакой роли для него, пока речь шла об общем враге.
Он поднял пуленепробиваемый жилет с пола, надел его через голову и закрепил кобуру пистолета сбоку, продев через плечо. Потом он поднял руки к потолку, проверяя, не слишком ли кевларовый броник сковывает движения, и, взяв потертую паспортную фотографию сестры, сунул ее в нагрудный карман. Поближе к сердцу. Для него ничего не изменилось.
На первом месте стояли идеи. И семья.
Только они что-то значили.
Идеология по-прежнему была для него не пустым звуком. Но из родных у него оставалась только сестра. Мать, вероятно, доживала свои последние дни. Хотя у него имелась родня в Австрии. Едва зная их, он все равно не сомневался, что они разделяли его взгляды. И должны были помочь ему. Защитить его. Когда ему удастся добраться туда.
Вместе с сестрой.
Глава 31
Четверг
Он не почувствовал радости, когда увидел знакомых коллег в полицейской машине, выехавшей из-за угла. Они были мало знакомы. Он сдержанно кивнул им и, перейдя улицу, направился в сторону парка Крунуберг. Он обратил внимание на нескольких детей на игровой площадке вдалеке. Они беспечно бегали друг за другом.
«Вряд ли у них есть какие-то проблемы», — подумал он.
Ему требовалось как можно дальше уйти от бетонной громадины, возвышавшейся за спиной. Здания полиции. Проветрить голову. Несмотря на то что он уже не находился на больничном, его самочувствие все равно оставляло желать лучшего.
Он крепко сжимал мобильник в руке. Но так еще и не включил его. Не осмеливался сделать это с тех пор, как поставил крест на их отношениях. Боялся, что Росомаха попытается связаться с ним. Будет требовать еще денег. Шантажировать его. Угрожать. Он провел рукой по шее. Под воротником кожа была липкой от пота. Он колебался. После всего случившегося у него не оставалось выбора. Ему следовало включить телефон и проверить, не появилось ли ничего срочного, откуда можно было ждать беды. Чтобы успеть принять соответствующие меры.
Выше на склоне холма послышался скрежет. Машина коммунальной службы ехала в его сторону по тротуару, ее кузов был наполнен землей. Он уступил ей дорогу, быстро огляделся и проверил почту. Ни одного нового послания. Он с облегчением перевел дух. Пусть у Росомахи, похоже, полностью сорвало тормоза, он, по крайней мере, понял, что ему не имело смысла докучать больше. Их отношения в качестве работодателя и исполнителя закончились. Он посмотрел на часы. Они не успели бы запеленговать его и добраться туда, прежде чем он подчистит концы. Он нажал «Удалить все». Телефон запросил подтверждение, а потом запустил форматирование. Все должно было исчезнуть. Потом он мог повторить операцию с помощью программы File Shredder, чтобы уже точно ничего не удалось восстановить.
Ему стало немного не по себе, когда он миновал входную дверь, направляясь в свой кабинет. Он обычно любил работать здесь. Но в последние недели пребывание в здании полиции превратилось для него в настоящую муку. Он трудился из дома. Даже ушел на больничный. Обстановка стала слишком напряженной из-за недавних событий. Пусть все непредвиденные проблемы вроде бы постепенно решались. Он отключил телефон, но не мог выбросить его. Он же числился за ним. А если бы сейчас кого-то заинтересовало, почему он подчистил его, мог сослаться на вирус.
Но никто не должен был спросить.
Поскольку он намеревался сделать следующий ход первым.
Росомаха громко выругался. Он находился в грязной однушке около станции «Седра». Полупустые пивные банки загремели, когда он бросил пистолет на поверхность стола. Двое сидевших напротив него мужчин выглядели абсолютно спокойными. Они пожали плечами.
— Как уже сказано, ничего личного. Риск слишком велик, — буркнул один из них.
Росомаха отодвинул в сторону оружие и какое-то время молча таращился на своих постриженных «ежиком» собеседников. Обоим было около тридцати. Ниже их закатанных рукавов виднелись татуировки. Он сделал глубокий вдох, чтобы взять себя в руки.
— Мы же обо всем договорились, — напомнил он. — Изменилась только оплата. Дело ведь не только в деньгах, не так ли?
Мужчины называли себя национал-социалистами. Входили в «Скандинавское копье». Были друзьями Клары. И все равно они, похоже, считали свою борьбу ни к чему не обязывавшим хобби. Кроме того, он обещал им заплатить. Правда, несколько позднее. Когда люди являлись идеологическими братьями, им следовало доверять друг другу. Он сжал кулаки под столом. Один из них улыбнулся ему.
— Нет, но оплата порой может служить дополнительным мотивом, когда надо выйти за обычные рамки, — сказал он и развел руками. — Это не только наше мнение. Насколько я понял, датчане согласились с нами. Они тоже считают, что освобождение твоей сестры не обосновано ничем иным, кроме твоего личного интереса.
Росомаха прикусил губу и уставился на него.
«Вот сука», — подумал он, но постарался сдержать свои эмоции. Он не должен был ругаться со своими так называемыми друзьями. Даже если они ничего толком не знали о нем, ему стоило вести себя скромно. Никаких напрасных конфликтов.
Костяшки пальцев побелели, когда он вонзил ногти в ладони.
Личный интерес.
Выходит, так они воспринимали ее. Его сестру. Человека, рисковавшего всем ради того, чтобы добыть им информацию, жизненно важную для борьбы за дело, в которое они верили.
Человека, которому они сейчас соглашались помочь только за щедрое вознаграждение.
Он таращился на бродяг, наркоманов и пьяниц, как из числа коренных жителей страны, так иммигрантов, которые беззаботно бродили между скамеек на площадке, усыпанной гравием. Да, они находились практически сразу за зданием полиции в Седере. Но неужели ливень не мог просто смыть их всех к черту? Как долго люди смогут терпеть подобное, пока они наконец не поймут, до какой степени упадка дошел их мир? Пока они не соберутся вместе и не избавятся от этого балласта, не отправят всех этих паразитов в преисподнюю? Пока они не потребуют навсегда закрыть границы и ужесточить правила отбывания судебного наказания, чтобы заключенные тюрем не болтались периодически на свободе в «отпусках»? Он сплюнул на землю и пробормотал тихо: «Когда-нибудь пройдет настоящий дождь и смоет все эту грязь с наших улиц».
Росомаха надвинул кепку на глаза и посмотрел в сторону больших ворот, находившихся напротив станции метро «Мариаторгет». Именно оттуда должен был выехать автозак с его сестрой. Прокурор уже ходатайствовал перед судом об аресте, если верить одному из его источников. Ее собирались перевезти через два дня. В камеру с особыми, строгими условиями содержания. Никакого мобильника. Отдельный двор для прогулок. Крыша. Никаких контактов с другими арестантами. Его передернуло от одной мысли, что она окажется там.
Одна. Беспомощная. Напуганная.
И все из-за него.
Если он не успеет решить эту проблему.
Он почувствовал, как злоба нахлынула на него снова. Он с силой кликнул по мобильнику. Перечитал старое сообщение, которое пришло три дня назад. «Задание закончено. Все дальнейшие контакты прекращаются». Сволочь. Мерзкий трус. Он делал все правильно. И вот она, благодарность. Из-за какого-то раненого полицейского. По-прежнему находившегося на волосок от смерти. А как все, собственно, виделось его работодателю? Неужели он думал, что, затеяв войну, можно обойтись без жертв? И невинных тоже.
Ладно, черт с ним, все равно в глубине души он всегда знал, что его шведский босс по-настоящему не верил в их идеалы. Однако хуже всего было то, что его банковский счет по-прежнему оставался замороженным. Он не получил свой гонорар. А без денег не мог ничего сделать.
Никто из тех, с кем ему удалось связаться, не соглашался работать бесплатно. А они были обычной молодой шпаной из пригорода. Из тех, с кем он при иных обстоятельствах никогда не захотел бы иметь дело, а скорее предпочел бы, чтобы они навсегда исчезли из Швеции. Они, естественно, откровенно плевали на его идеологические аргументы. Но смогли бы принести пользу в решающий момент.
Если бы ему удалось найти деньги, чтобы заплатить им.
Он медленно вошел в вестибюль станции метро, и его настроение еще больше испортилось. И дело было не только в крутом эскалаторе, который, казалось, уносил его в преисподнюю, а в осознании того, что он сам в последнее время неуклонно катился по наклонной.
Этой ночью он проснулся от кошмара. Вздрогнул и чуть не упал с кровати. Ему приснилось, что он падал в бездонную черную дыру.
Войдя в вагон, он тяжело опустился на сиденье. Несколько девиц рядом с ним хихикали и громко болтали о парнях, месячных и каком-то «просто невероятном» празднике. От чего его состояние, естественно, не улучшилось. Он взвесил мобильник в руке.
Осталась последняя возможность.
Он быстро написал эсэмэс и отправил его.
Ответ пришел сразу же. Человек подтвердил встречу. Через час. Росомаха ухмыльнулся. Тот, с кем он договорился увидеться, вряд ли согласился бы на рандеву, если бы знал, о чем пойдет речь. Но теперь он не собирался упускать свой шанс. Никакой болтовни, как с другими. Он прижал к себе руку и ощутил тяжелый пистолет под мышкой.
Томас Йоэлссон провел рукой по волосам и помассировал затылок. Пульс еще не пришел в норму. Он вытер пот с лица и потрогал пальцами ласточку, вытатуированную сбоку на толстой шее, при этом не спускал взгляд с мужчины в зеленой армейской куртке и брюках чинос, который только недавно сидел напротив, а сейчас удалялся в сторону выхода из торгового центра «Нака форум». Он представился как Росомаха.
«Ну и психопат, — подумал Томас. — И вроде как на нашей стороне».
Он провел пальцами по блюдцу и слизнул с них крошки пирожного. Стоявший перед ним кофе уже успел остыть. От нервного возбуждения кожа его лица, казалось, по-прежнему горела огнем. Его унизили. С ним обошлись как с беспомощным сопливым юнцом. Росомаха незаметно держал пистолет под столом, прижал ствол ему к промежности и потребовал денег. Вознаграждение за его помощь, как он сам сказал. Он якобы посодействовал чем-то Йоргену Кранцу где-то год назад, когда отчим Томаса являлся лидером «Патриотического фронта». Тот самый Йорген Кранц, который сейчас отбывал пожизненный срок за убийство полицейского.
Тогдашний сожитель его матери.
И она якобы знала об устной договоренности, по словам Росомахи, существовавшей у него с Юргеном. Но с таким же успехом она могла быть плодом его фантазии. Выдумкой человека, деградировавшего настолько, что в отчаянной охоте за деньгами пытается шантажировать прежних друзей.
Томас ухмыльнулся и достал свой мобильник. У него еще остался адрес электронной почты для обмена шифрованными сообщениями. Правда, они давно не связывались. Он уже не занимался подобным. Набрав эсэмэс, он отправил его. Обычно они отвечали быстро.
Официант забрал его чашку. Томас рассеянно кивнул, но остался за столом. Ждал. Она улыбалась ему с экрана телефона. Они познакомились на сеансе групповой терапии пару месяцев назад, и сейчас она уже была беременна. Они съехались пару недель назад. Взяли кредит, чтобы позволить себе новый дом, хотя он и сам мог сразу выложить приличную сумму. Для него началась новая жизнь.
И он подумал, что не даст никому разрушить ее.
Ответ от датчан пришел через десять минут. Их явно не удивило то, что он дал знать о себе, пусть режим радиомолчания между ними продолжался с тех пор, как на Рождество его бывшего коллегу Михаэля Коскинена арестовали и в конце концов осудили за убийство. То задание они выполнили по приказу датчан. «Мы не вмешиваемся. Но рекомендуем отказать», — ответили они. Он улыбнулся. Знал теперь, что они не имели к этому никакого отношения. А Росомаха действовал один. Единственным его помощником был пистолет.
Такой был и у Томаса.
Высокий забор не был проблемой. Чтобы перебраться через него, крюка и веревки хватило. Высокие кипарисы, которые посадили, пожалуй, чтобы придать стальной преграде, которую он сейчас одолевал, более гостеприимный вид. Когда он спустился на землю с другой стороны, от гостеприимного вида и след простыл. Камер было нетрудно избежать. Даже если кто-то на самом деле сидел за экранами и наблюдал, что происходило в большом саду. Хотя, возможно, их включали, только когда дом ставили на сигнализацию.
Он постоял немного, скрываясь за деревьями. Никто явно не ждал его. Вероятность, что кто-то может причинить вред жене Йоргена Кранца, по-видимому, считалась минимальной. Во времена, когда Йорген руководил «Патриотическим фронтом», все было иначе. Его «правление» закончилось примерно год назад. Но тогда его сожительница еще жила в Ландскруне. Он огляделся. Судя по виду виллы, ее построили, скорей всего, в 30-е годы. Она выглядела ухоженной, но довольно скромной. Однако Росомаха знал, сколько стоила земля в этом районе.
Росомаха взглянул на мобильник. Прошло сорок минут. Он подкрался ближе к дому. Большая бронзовая статуя волка стояла в углу участка, большую часть оставшегося пространства занимала огромная терраса с обернутой на зиму в полиэтиленовую пленку мебелью. Рядом виднелось джакузи. Со двора открывался красивый вид на находившуюся около Ранэнгена пристань с яхтами и залив Стура Вертан, раскинувшийся за ней. Катарине Кранц явно неплохо жилось с тех пор, как она переехала в Стокгольм. Хоть ее муж сидел в тюрьме за убийство полицейского. Несмотря на то что он находился за решеткой, его супруга, похоже, не осталась голой и босой из-за идеологической борьбы, которую он вел. Росомаха ухмыльнулся.
«Если в его случае речь вообще шла о политике», — подумал он. Ему внезапно стало интересно, действительно ли Йорген верил в то, за что, по его словам, так неистово сражался, или для него это был лишь способ обогащения. Он обошел дом с торца. У гаража стоял сверкающий автомобиль «БМВ». Одной из последних моделей. Раздражение нахлынуло на него.
Самому ведь ему приходилось ходить с шапкой по кругу. Несмотря на всю ту пользу, которую он принес движению. Несмотря на помощь, которую Йорген и датчане получили от него за все годы. Информацию. Предупреждения. Сведения, во многих случаях действительно жизненно важные для них, которые они вдобавок не смогли бы получить ни от кого-то другого. И за все это он не требовал ничего взамен.
До сих пор.
Наклонившись, он пошел вперед вдоль стены. К двери веранды. Она была дома. Одна. Он специально дожидался ее возвращения. Видел, как она приехала на машине. Вставив фомку в узкую щель между замком и косяком, он надавил на нее. Недолго посопротивлявшись, дверь распахнулась.
Теперь когда ему самому впервые понадобилась помощь, он ни у кого не нашел сочувствия. «Скандинавское копье» сказало нет, хоть речь не шла ни о чем особенном. То же самое касалось Томаса, пасынка Йоргена Кранца, который сначала согласился, но потом все равно не перевел никаких денег.
Оставалось выяснить, что его мать думала о подобном поступке сына.
Он прокрался через гостиную. Кровь бурлила от адреналина. Большую часть комнаты занимал эксклюзивный диван, прикрывавший почти целиком одну из ее длинных стен, напротив находился огромный телевизионный экран. Он беззвучно двигался по ковру, чувствуя, как злоба все сильнее охватывает его.
Они очень долго помыкали им. Не ценили его. Неужели в их понятии он был просто мальчиком на побегушках, которым они могли вертеть как угодно? Унизить, а потом выкинуть? Неужели даже после его акций против АФА и раненого полицейского они так еще и не поняли, каким потенциалом он на самом деле обладает. Неужели до них не дошло, что таким своим поведением они сами заставляли его разговаривать с ними на другом языке. Тем более сейчас, когда у него не осталось времени на раздумья. Как только его сестра оказалась в следственном изоляторе, уже ничего предпринять они не могли.
Он взошел на первую ступеньку ведущей на второй этаж лестницы. Она заскрипела под его весом. Он остановился. Стоял неподвижно. Слушал. Сверху не доносилось ни звука. Снаружи он видел, как загорелся свет в спальне. Но сейчас там царила тишина. Он осторожно двинулся вверх. Легко преодолел последние ступеньки. Крепко держал веревку обеими руками. Развел их в стороны и почувствовал, как она натянулась.
Остановился снова. Опять прислушался. Теперь уловил тихое журчание воды.
Она принимала душ.
Он улыбнулся.
Томас огляделся. Крошечная каморка с кроватью, стулом и столом. Он пододвинул стол к стене и оставил стул посреди комнаты. Он снял эту квартирку на одну ночь через специальный сайт под чужим именем. Расплатился наличными. Она была не тем местом, где он хотел бы провести больше времени. Но это и не входило в его планы.
Именно сейчас ему более ничего и не требовалось. Полупустое помещение и запираемая дверь, чтобы избежать любопытных соседей.
Он не перевел ни кроны. Срок прошел. Росомаха сразу же дал знать о себе с помощью эсэмэс. «Где, черт побери, деньги?» Он явно не собирался оставлять его в покое.
Но на этот раз Томас приготовился к встрече.
Он поскреб ногтями шею. Черно-белая ласточка чесалась всегда, когда он нервничал. Даже если сейчас ничего плохого не могло случиться. Росомаха уже был на пути к нему. Ведь Томас теперь пообещал точно дать ему наличные. Это считалось обычным в их кругах. И не могло вызвать подозрение.
Томас сидел посреди комнаты перед дверью и качался на стуле. В руке он держал обрез дробовика. Снятый с предохранителя пистолет лежал рядом с ним на полу. Когда раздастся стук в дверь, он окликнет Росомаху, угостит зарядом дроби и закончит все с помощью ствола. Пустит ему пулю в лоб. И пусть его тело валяется здесь, пока владелец квартиры не заглянет сюда через несколько дней.
Послышался шум на лестнице. Кто-то поднимался. Томас крепче сжал приклад. Поднял ружье. Шаги приближались.
Он вздрогнул. Чуть не выстрелил. Лежавший на столе мобильник зашевелился. Завибрировал. Характерный сигнал сообщил, что пришло эсэмэс. Его звук эхом отразился от стен. Не опуская обрез и не сводя взгляд с двери, он пошарил за спиной в поисках телефона.
Чертово сообщение. Он ничего не понимал.
Это была видеоссылка.
Шум на лестнице стих. Кто-то прошел выше. Там открылась, а затем закрылась дверь. Он опустил ружье, положил его ствол себе на ногу и кликнул по ссылке. Сначала экран замерцал, потом потемнел. Кто-то пытался сфокусировать камеру, не имея достаточно света для получения четких контуров.
Звук на записи однако был хороший. Он услышал стон. Всхлипывание. Как будто скулила избиваемая дворняжка. И оцепенел. Едва слышные слова. Голос не удавалось различить.
Но звуки издавала женщина, и ее мучили.
На экране показалось что-то, формами напоминавшее тело. Он напряг зрение. Пытался понять, что же это было. Оно выглядело как-то странно. Голова казалась слишком маленькой. У него холодок пробежал по спине. Что-то висело на веревке.
Убитое животное или человеческий труп.
Камеру настроили, и картинка прояснилась. И Томаса словно обухом ударили по голове.
Он увидел свою мать.
Она висела голая под потолком собственного подвала, привязанная за ноги. С бордово-красным опухшим лицом. Голос было трудно узнать. Слова «Томас» и «помоги» напоминали шипение.
Черный силуэт появился сбоку. Мужчина. Виднелась только его спина. Он притащил что-то и поставил недалеко от висевшего тела. Как позднее оказалось, алюминиевый чан, наполненный водой. Потом он схватился за свисавшую с потолка веревку, отклонился назад и поднял мать еще выше. Одной рукой он обнял ее за талию, чтобы тело не качалось, и ногой толкнул чан вперед. Томас увидел, как страх исказил лицо матери, когда ее голова начала погружаться в него. До этого прятавшийся от камеры мужчина повернулся к ней. Томас узнал глаза.
Росомаха.
Черные зрачки таращились на него.
Камера мобильника продолжала снимать. Росомаха привязал веревку снова и исчез из кадра. Томас уже с трудом заставлял себя наблюдать это страшное зрелище. Телефон обжигал ладонь.
На экране тело матери судорожно двигалось, как в агонии. Она пыталась вытащить голову из чана. Вода в нем плескалась. Она вращала шеей, приподнимала голову и хватала воздух ртом. Потом голова падала вниз снова. Она делала выдох в воду. Мышцы шеи напрягались. Но у нее кончались силы. Движения становились слабее. Потом ее тело пропало с экрана, и видео закончилось.
Глава 32
Томас тупо таращился перед собой. Мобильник скользил во влажной от пота ладони. Он сидел словно окаменевший. Казалось, силы оставили его. Он недооценил Росомаху.
Обрез выпал из его руки, когда он машинально разжал захват. Звук удара металла об пол вывел его из состояния, напоминавшего транс.
Мать выглядела ужасно, когда он пришел. Она сидела, рыдая на полу в прихожей. Мокрые волосы свисали на лицо. Он обнял ее дрожащее тело и прижал к себе. Отвел на диван и накрыл одеялом. Она положила голову ему на колени и заснула. Убивать ее Росомаха, конечно, не собирался. Просто хотел сильно напугать.
Томас сразу же отправил эсэмэс. Проинформировал датчан. Он не знал, имели ли они какое-то влияние на Росомаху. Пожалуй, никакого совсем, ведь этот психопат, похоже, совсем свихнулся.
Мать всхлипывала на коленях, но не просыпалась. Он не мог позволить, чтобы беда случилась с ней, с его единственным родным человеком. А так как Йорген находился в тюрьме, у нее сейчас тоже остался лишь Томас. Их было только двое.
Он задумался. Йорген просил связываться с ним только в случае крайней необходимости. Риск был слишком велик. Он находился в особо охраняемом блоке. И пусть даже в Швеции пожизненный приговор не означал, что человек буквально должен просидеть в камере до конца своих дней, любое подозрение, что он не встал на путь исправления, могло серьезно отдалить момент освобождения.
Томас взвесил телефон в руке. Посмотрел на опухшее лицо матери. Красные от слез глаза. И принял решение. Он набрал сообщение. Прочитал. Переписал заново. Стер и опять набрал.
Человек в Халле, услугами которого пользовался Йорген, имел доступ к тайно пронесенному туда мобильнику. И до сих пор он ни разу не подводил. Йорген обращался к нему, когда еще сам гулял на свободе и у него возникала необходимость связаться с сидевшими за решеткой братьями по националистической борьбе. Томас отправил эсэмэс. Пожалуй, Йорген мог надавить на датчан, чтобы они помогли ему с решением данной проблемы. Насколько он знал, у них имелись необходимые ресурсы. Ведь именно они оплачивали дом его матери через некий фонд. А также ее вдовью пенсию из похоронного фонда, как они называли его, с тех пор как Йоргена приговорили к пожизненному заключению. После этого они не связывались с ними. И знали, что ни он, ни мать не принимали больше участия в борьбе. И все равно он надеялся, что Йорген сможет заставить их не оставаться в стороне. В то же время он жалел, что ему пришлось впутывать отчима. Даже испытывая большое уважение к нему, он знал, насколько плохо тот умел контролировать свои эмоции. Сам не раз испытал это на себе, когда был моложе.
Он не представлял, как Йорген отреагирует на содержавшуюся в эсэмэс информацию. И вообще, сможет ли он связаться с кем-то на свободе? Или замкнется от переживаний? Разобьет о стену костяшки пальцев в кровь? Сорвет злобу на каком-нибудь сокамернике или впадет в психоз? Но у Томаса не оставалось выбора. Его прежний коллега Коскинен все еще сидел в тюрьме. Именно он занимался подобным прежде — решением проблем. Планировал акции. Его же самого использовали только на вторых ролях. Он делал то, что ему говорили. Зачастую под влиянием наркотиков. Но это осталось в прошлом. Все изменилось, когда они узнали, что ждут ребенка, и купили новую виллу.
Томас перечитал свое сообщение. Может, он зря отправил его? Но к кому, кроме Йоргена, он мог обратиться? Вряд ли в полицию. Тогда отчим, пожалуй, отрекся бы от него и от матери навечно. А Томас не хотел, чтобы для нее все обернулось именно так. Она по-прежнему любила Йоргена.
Он нежно погладил ее лоб.
— Ладно, но мы просили срочно. Звони, как только закончишь, — сказал Рикард и, с раздражением отключив звонок, повернулся к Эрику, сидевшему за своим письменным столом.
— Это с Телиа, — сказал он. — Мобильник Росомахи, на который Клара отправила фотографии из дома Линн, включался. Они успели запеленговать мачту мобильной связи, прежде чем его выключили снова.
— И где он?
— Здесь.
Эрик резко поднялся.
— Росомаха сейчас находится в здании полиции? — спросил он.
— Вероятно. Среди нескольких сотен человек. Или где-то недалеко. Пеленг покрывает пространство радиусом триста метров.
Эрик остановился у двери в коридор.
— Ты оставил фотографию Росомахи охране на входе? — спросил он.
Рикард покачал головой.
— Нет, мы подождем с этим. Если у него есть свои люди в участке, не хотелось бы, чтобы кто-то предупредил его. Мне кажется, у него хватит ума не входить внутрь с включенным телефоном. Даже если он и принадлежит Росомахе. Нам же это неизвестно наверняка. Клара так еще и не рассказала, кому она отправила фотографии.
— А что по поводу распечатки от Телиа?
— Я не знаю, почему они так затянули с этим. Парень, который звонил, должен был проверить сразу же. А если мобильник включится, попытаться с помощью триангуляции более точно засечь его местоположение.
Эрик какое-то время топтался в дверном проеме. Его явно одолевало страстное желание пробежаться по этажам в поисках Росомахи.
Росомаха вышел из вагона пригородного поезда на станции Естра и натянул кепку на лоб. Он оставил Катарину Кранц в луже на полу. Опрокинутое ведро с водой лежало рядом. Теперь они знали, что он мог достать их где угодно. Они должны были дать ему денег. А в том, что они у них имелись, он не сомневался, стоило вспомнить хотя бы их дом. И виллу, только на днях приобретенную Томасом.
Росомаха не просил слишком много. И все равно Томас попытался его обмануть. Судя по всему, его абсолютно не волновала чужая сестра.
Он быстрым шагом направился вниз по Валхаллавенген. Скосился через плечо. Ощущение, что за ним идет охота, не покидало его. Сестру задержали. Клара тоже сидела в камере. Два человека, с кем он контактировал лично. Кольцо начало сжиматься. Он не сомневался в молчании Исабеллы. Но Клара? Знала ли она что-то, способное привести к нему? Вряд ли. И все равно он не был уверен в этом.
Он смотрел себе под ноги. Пробормотал извинение, столкнувшись с кем-то, идущим навстречу.
Ему не удалось полностью осуществить свой план, даже если АФА попала под огонь прессы и начала медленно разваливаться. По крайней мере, то ее отделение, в которое он метил. Сейчас его прежде всего беспокоило то, что это, похоже, никаким боком не задело Линн. Он надеялся навлечь на нее подозрение. Что она каким-то образом пострадает в результате. Что ее причастность к недавним событиям будет казаться само собой разумеющейся. Однако ничего такого не произошло. А ведь это для самого Росомахи, его шведского работодателя и датчан являлось общей целью, но ее, похоже, так и не удалось достигнуть. Линн стала для них бельмом на глазу с тех пор, как она появилась в полиции где-то год назад. Но он так и не смог добраться до нее.
Она продолжала сотрудничать с правоохранителями, словно ничего не случилось. И это ни у кого не вызывало вопросов. Никто не обвинял ее в связях с экстремистами, а ее тетку в должностном преступлении и не требовал, чтобы та ушла в отставку. Тем временем полиция постепенно приближалась к нему и, похоже, к датчанам.
Это уже вызывало сомнения, и поэтому он должен был действовать.
Сестра.
Линн.
С этими двумя вещами ему требовалось обязательно разобраться. Только тогда он смог бы покинуть Швецию и залечь на дно.
— Ты там сидишь?
«Ну, прямо реплика из фильма», — подумала Линн. Но такие вещи были характерны для Эрика. Интересно, какую сенсацию он хотел сообщить сейчас? Может, выяснилось, что Тупак Шакур был еще жив и решил разобраться со всеми зарабатывавшими на его смерти паразитами, которые ни отправили его труп в турне в виде 3D-голограммы?
— Я как раз собиралась ложиться, — буркнула она. — В чем дело? Ты знаешь, что уже половина двенадцатого?
— Ты не поверишь в это, — сказал Эрик и сделал драматическую паузу. — Но Йорген Кранц попросил о встрече с тобой.
Она не нашла что ответить. У нее все поплыло перед глазами. Она схватилась за кухонный стул, боясь свалиться. Йорген Кранц, который держал ее в качестве пленницы в сыром подвале почти год назад и которому не хватило несколько секунд, чтобы казнить ее.
Осужденный за убийство полицейского.
— Что ты имеешь в виду? Его ведь не выпустили?
— Нет, не беспокойся, если это и произойдет, то, пожалуй, через несколько десятилетий. Но он хочет встретиться с тобой в тюрьме.
— Зачем? — спросила она в полном замешательстве. Кранц был последним человеком в мире, с кем она хотела бы увидеться. И в ее понятии он придерживался того же мнения.
— Я не знаю. Но он явно хочет о чем-то рассказать. И отказывается разговаривать с кем-то другим кроме тебя, — ответил Эрик, растягивая слова. — Если ты выдержишь, было бы хорошо, если бы ты смогла сходить туда. Это может принести большую пользу нашему расследованию.
Он услышал ее пыхтение. Но она ничего не сказала. Он понимал ее. События, связанные с расследованием «кукольного» дела, оставили очень глубокую рану в ее душе. Она не хотела ворошить прошлое.
— Когда? — спросила она все-таки потом.
— Ну, достаточно скоро. Завтра рано утром. В восемь часов. Он жаждет встречи. Похоже, дело срочное.
«Что-то произошло», — подумала Линн. И вряд ли речь шла о покаянии. Или он хотел извиниться перед ней.
Эрик бросил взгляд на дисплей, проверяя, не отключилась ли она. Он не привык к долгому молчанию с ее стороны. Линн обычно быстро думала. Она, случайно, не впала в ступор от неожиданности?
— Я могу сопровождать тебя, если хочешь, — предложил он. — В качестве поддержки. Кранц ведь не сможет ничего сделать тебе в присутствии охранников.
— Ты можешь подвезти меня. Но внутрь я пойду одна, — ответила Линн.
Глава 33
Пятница
Они свернули с автострады Е20 на Худдингевеген и сбросили скорость. У них не было причины спешить. Линн блуждала взглядом по раскинувшимся за окном темным пространствам лежащих под туманом земель. Они чередовались со вспаханными полями, в бороздах которых кое-где блестела замерзшая вода. Вороны кружились над ними, как бы предвещая, что худшие времена еще впереди. По небу медленно плыли свинцовые облака. Но ни одного человека не было видно, насколько хватало глаз. Спустя какое-то время на перекрестке Эрик повернул налево. Вскоре впереди показалась тюрьма Халл. Она производила столь же тягостное впечатление, как и окрестный пейзаж. Ее грязно-коричневое, продолговатое здание окружал высокий забор из Y-образных стальных столбов с натянутыми между ними рядами колючей проволоки. Вереницы одинаковых окон тянулись вдоль бетонного фасада. Дальше виднелся еще один высокий, вдобавок находившийся под напряжением забор. Эрик подъехал к входу, вышел из машины и переговорил с охраной по домофону. Когда он вернулся, ворота беззвучно сместили в сторону, и они смогли проехать на территорию.
Он остановился перед входом в здание.
— Я подожду здесь. Выпью кофе с парнями, — сказал он.
Женщина-охранник вышла наружу и встретила их.
Мурашки пробежали по спине Линн. И пусть охранница предусмотрительно объясняла, что с ней сейчас может произойти, это не помогло.
Линн показалось, что она вернулась в Хинсеберг. Во всяком случае, она испытала страх. Ощущение, что все ее бросили. И она никогда не выйдет на волю. То есть те же самые эмоции, которые нахлынули на нее, когда десять лет назад она впервые оказалась в расположенной около Эребру тюрьме, где ей предстояло отбывать наказание за преступление против государственной безопасности. Сейчас ей все пришлось пережить заново.
Она вонзила ногти в ладони. Постаралась сосредоточиться на охраннице. Позволила ей обыскать себя.
— У вас пятнадцать минут. Отдельная комната для посетителей в спецблоке. Я буду присутствовать, — сказала женщина.
Линн кивнула. Охранница пошла впереди нее по коридору. Они миновали первый вход. Холодные стены. Никто не встретился им на пути. Следующий вход. Еще коридоры. Пока не оказались перед стальной дверью. Охранница достала ключи и открыла ее.
— Тебе не придется соприкасаться с ним, — сказала она.
Линн вся дрожала, несмотря на то что ей явно ничего не угрожало.
«Я не хочу находиться даже в одном помещении с ним», — подумала она.
Они вошли.
В углу лишенной окон комнаты уже стоял один охранник. Посередине находился письменный стол с двумя стульями. Записная книжка и шариковая ручка лежали на нем. За столом, наклонившись вперед и уронив лицо на ладони, сидел мужчина. Женщина-охранник кивнула своему коллеге, показала Линн, что она может сесть, а потом обошла мужчину и ткнула его дубинкой.
— Ты не спишь? У вас четверть часа, не более, — сказала она.
Мужчина поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза заблестели, когда он встретился с охранницей взглядом. Они были наполнены презрением и ненавистью.
Линн наблюдал за Йоргеном Кранцем со стороны. Пребывание в заключении явно не сломило его. Она не заметила никаких признаков раскаяния. Вряд ли он собирался расплакаться перед ней и попросить прощения. Скорее наоборот.
«Что я делаю здесь?» — подумала она, когда сама села и встретилась с ним взглядом.
К своему удивлению, она больше не заметила в нем ненависти. Он скорее с любопытством смотрел на нее. Прищурился. Она молчала. Внешне он абсолютно не изменился. Все те же каштановые волосы и тот же пробор, который запомнился ей со времени ее пребывания в подвале, когда он направлял ствол автомата ей в лицо и вроде бы собирался нажать на спусковой крючок.
Она сжала руки в кулаки. Смотрела прямо ему в глаза. Страх исчез. Взамен ее охватила злоба. Еле заметная улыбка проявилась на его губах. У нее возникло желание наклониться вперед и ударить его в лицо, и ей с трудом удалось удержать себя в руках.
Он наклонился ближе к ней. У него изо рта пахло жидкостью для ополаскивания горла. Ментолом.
— Тебя, наверное, интересует, почему ты здесь? — спросил он почти шепотом, не сводя с нее взгляда.
Линн не ответила. Он какое-то время смотрел на нее так, словно его забавляла ее неприязнь.
— Поверь мне, я тоже надеялся, что никогда больше не увижу тебя. И если я сейчас настоял на нашей встрече, то исключительно под давлением далеко не самых приятных обстоятельств, — продолжил он потом и закашлялся. С той же вероятностью это мог быть и хрипловатый смех. — В любом случае ты здесь. И мне нужна твоя помощь, — добавил он.
Линн удалось скрыть удивление, но она по-прежнему ничего не сказала. Йорген массировал свои руки и, похоже, искал нужные слова.
— Те, кто находится на одной стороне со мной, по-прежнему охотятся за такими, как ты. За АФА. За левыми экстремистами. Политкорректной мафией. Врагами Швеции. Но теперь случилось кое-что, — сказал он, а потом продолжил после недолгого сомнения: — Тебе наверняка известно, что одного из наших внедрили в АФА. В одну из ваших стокгольмских групп. Крот провел большую работу, и ему удалось нанести вам много вреда. В чем я, естественно, не вижу для себя причины печалиться.
Йорген отвел взгляд в сторону.
— Но сейчас все зашло слишком далеко. Он пошел против своих. Против меня. И ваша проблема стала и моей тоже, — добавил он и улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов. — У нас появился общий противник. До которого я не могу добраться.
Линн кивнула и продолжила молча наблюдать за Йоргеном.
— Его псевдоним Росомаха. И он называет себя Фредриком Карлссоном. Хотя это имя тоже, возможно, ненастоящее, — продолжил он, и его глаза сузились от злости. — Он должен исчезнуть. Оказаться за решеткой. Но те, с кем я обычно работаю, похоже, не хотят влезать в это. По их мнению, они все еще способны контролировать его и извлекать пользу из проводимых им акций.
Он замолчал, а когда заговорил снова, его голос дрожал от злости.
— Однако он перешел все границы. Бьет по всем без разбору, — сказала Йорген и, массируя виски, посмотрел на Линн. — Он напал на мою жену. Избил ее. Угрожал убить. А потом наехал на моего пасынка и его семью и пытался выбить из них деньги. Ты должна понять мою ситуацию, тем более он убил нескольких твоих друзей из АФА. И стрелял в одного из твоих полицейских коллег.
Он наклонился вперед через стол. Запах ментола сменился неприятным кислым дыханием.
— Ты понимаешь, что у нас общая проблема? — спросил он.
Линн оцепенела. Термин «проблема» казался ей не самым подходящим описанием возникшей ситуации. Она с трудом удержалась, чтобы не отвернуться, когда Йорген наклонился еще ближе.
— У тебя есть доказательства его причастности к этим смертям? — спросила она.
Если бы они могли заставить Йоргена выступить в роли свидетеля, Росомаху удалось бы осудить за убийство Ильвы и Антона. После поимки.
Йорген пожал плечами.
— Я просто знаю это, — ответил он. — Но я уверен, что вы сможете привязать имеющиеся у вас улики к нему, когда теперь знаете, кого ищете.
Линн помассировала пальцы и задумчиво посмотрела на него.
— Почему ты не стал разговаривать об этом с полицией напрямую? — поинтересовалась она.
Он откашлялся, словно собирался брезгливо сплюнуть на пол.
— Я сижу здесь за убийство четырех полицейских. По-твоему, такой человек захочет напрямую общаться с ними? — ответил он вопросом на вопрос и, хрипло расхохотавшись снова, добавил: — Я захотел, чтобы ты пришла сюда, поскольку мы похожи в каком-то смысле.
Линн бросило в жар.
«Черта с два», — подумала она. Йорген заметил ее возмущение.
— Мы оба верим в нечто большее. Некое изменение. Лучший мир. И даже если у нас не совпадает мнение о том, что конкретно необходимо изменить, я все равно уважаю тебя больше, чем этих лакеев в погонах, которые без зазрения совести участвуют в любых антишведских акциях за деньги. Ты честная, пусть и наивная, — сказал он и, посмотрев на нее как бы в попытке обнаружить понимание в ее взгляде, добавил: — У нас с тобой есть собственное видение. Даже если мы придерживаемся прямо противоположных взглядов.
Он замолчал, словно ожидая получить поддержку с ее стороны.
«Едва ли», — подумала она. Однако у них не было времени для политической дискуссии. И ей пришлось признать его правоту. Они нуждались друг в друге.
— Что ты предлагаешь? Как я найду Росомаху? — спросила она.
— Я установил наблюдение за ним. Пусть и доверял ему. И у меня есть адрес его матери. Она живет в Стокгольме. Пожилая дама. Он появляется там иногда, — сообщил он и еще раз хрипло рассмеялся. — Если действовать осторожно, она, скорей всего, может рассказать, где он находится. Или как связаться с ним. Или вы можете следить за ее квартирой и ждать его.
Линн внимательно посмотрела на Йоргена.
— Я помогу тебе, — сказала она. — Если ты подкинешь нам материалы, с помощью которых мы сможем посадить его.
Йорген рассмеялся опять, причем сейчас, казалось, абсолютно искренне.
— Ты поможешь мне в любом случае, и тебе это прекрасно известно. Но я посмотрю, чем смогу посодействовать отсюда с помощью еще оставшихся у меня контактов. Нам обоим хочется избавиться от него, — констатировал он и, подтащив к себе лежавшую на столе записную книжку, написал в ней адрес матери Росомахи и передал листок ей. Потом он кивнул охраннику, тот подошел и сковал ему руки наручниками за спиной. Линн наблюдала за ним, когда он, наклонившись вперед, поплелся к выходу.