ВИКТОР ИВАНОВИЧ МЕРЕЖКО (родился в 1937 году) окончил сценарный факультет ВГИКа. По сценариям В. Мережко созданы фильмы «Здравствуй и прощай», «Одиножды один», «Трын-Трава», «Журавль в небе», «Трясина», «Уходя уходи», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Родня» и др. Член Союза писателей СССР.

Сатирическую кинокомедию по литературному сценарию Виктора Мережко «Полеты во сне и наяву» ставит на киностудии им. А. Довженко режиссер Роман Балоян.





Сергей распахнул дверь своего отдела, сделал шаг, театрально вскинул руки.

— Товарищи!.. Друзья!.. Братья! — приблизился к столу начальника, рухнул на колени. — Николай Павлович! Коля! Горю! Нежданно-негаданно, средь бела дня, как швед под Полтавой. Спасай!

Начальник молча, сквозь толстые очки устало смотрел на пего.

— Не человек, а несгораемый шкаф, — сострила, не отрываясь от работы, самая немолодая и отделе, Нина Сергеевна. — Горит каждый день, и хоть бы рубчик остался.

— На душе, Нина Сергеевна, — не оборачиваясь, ответил Сергей. — На душе… А душа — нечто нематериальное… — И продолжал, чуть паясничая, есть начальника глазами. — Коля!.. В твоих руках жизнь. Не очень молодая, правда, по — жизнь!

Тот помолчал еще, спросил:

— Что на этот раз?

— Мать! Через полтора часа поезд.

— Мать?

— Мать. Родная и единственная, надо встречать.

— А в прошлый раз у тебя, кажется, залило квартиру?

— Ты мне не веришь?

— А перед тем?

— Не веришь?

— Перед тем что было?

— Перед тем он ездил снимать соседа о дерева, — со, смехом сообщила смазливенькая Светочка. — Сосед перепутал входную дверь с балконной и рухнул вниз. Благо, дерево на пути попалось…

— Займи свое место и работай, — сказал просителю Николай Павлович и склонил свою плешивую голову над бумагами.

Сергей медленно поднялся, так же медленно отряхнул коленки, подошел к Светочке.

— Тебе сколько лет, девочка?

— А в чем дело? — заняла та сразу оборонительную позицию.

— Лет тебе сколько?

— Во-первых, у женщин не спрашивают, а во-вторых, если сильно хочется, скоро двадцать.

— И как ты собираешься жить дальше?

— Нормально!

— Нормально… Нормально — да, правильно — никогда! И знаешь, почему?

— Ну, интересно…

— Ты только что ударила своего отца.

В комнате прыснули — это оказалась Нина Сергеевна, удивленно поднял голову начальник, а Сергей резко крутанулся вокруг себя, глаза его горели болью и обидой.

— Да, отца! Она оскорбила человека вдвое старше себя! Ей почти двадцать, мне почти сорок! Откуда это у тебя, девочка? Ну ладно он, — кивнул Сергей на Николая Павловича. — Он обязан быть таким. Место обязывает! Но ты? А если я действительно снимал человека с дерева и если действительно ко мне сегодня приезжает мать?! Как ты проверишь — правда это или ложь? А ведь она приезжает! Мать приезжает к сыну! У сына через три дня дата — сорок лет! — и мать приезжает к нему. Поздравить! Старенькая такая мать, седенькая, сухонькая. Ну, ухмыляйся, иронизируй, издевайся. Продолжай в прежнем духе! Ну?!

Светочка смотрела на него и готова была вот-вот расплакаться.

— Не кричите на меня…

— Я не кричу, а плачу. Плачу и рыдаю! О тебе! Милая моя, дорогая, как же ты действительно собираешься жить дальше? К чему ты придешь? Ведь пусто здесь — нет ни святого, ни праведного! Когда же ты успела растерять, ведь всего двадцать?!

Светочка плакала, слезы катились по ее тугим щечкам.

— Что вам от меня нужно? Оставьте меня!

— Отстань от нее, — сказал Николай Павлович. — Делать нечего, что ли?

— Эх, вы!.. Люди-человеки… — Сергей сел за свой стол и стал смотреть в окно.

В комнате было тихо. Едва слышно всхлипывала обиженная девица, приглаживал топорщащиеся волоски на лысине начальник, Нина Сергеевна чистила пилочкой ногти, и лишь угасающая — ярко и неотвратимо — красавица Лариса как ни в чем не бывало продолжала что-то писать и подсчитывать.

— Николай Павлович, — не глядя на начальника, произнесла Нина Сергеевна, — а ведь Сереже и в самом деле через три дня сорок. Забыли?..

— Допустим, помню… И что вы предлагаете?

— Здрасьте… Во-первых, отпустить человека, а во-вторых, отметить. Сорок лет!

— Насчет отпустить — не возражаю. Пусть идет… А вот насчет отметить, не знаю. Попадает как раз на выходной. Подсчитайте!

— Тогда либо сегодня, либо в понедельник, — заключила Нина Сергеевна и обратилась к Сергею: — Вам когда, Сережа, удобнее — сегодня или в понедельник?

Сергей молчал, смотрел в окно.

— Сережа… К вам обращаются, Сережа.

— Они, видите ли, еще и обижены, — заложенным носиком сказала Светочка. — А я не собираюсь участвовать ни сегодня, ни вообще.

— Начнем с того, что тебя пока еще не пригласили, — остановила ее Нина Сергеевна. — А если даже и пригласят, привыкать отрываться от коллектива, я думаю, не стоит. Тем более, с такого возраста!

— А вам мой возраст прямо поперек горла всем встал!

— Ладно, товарищи, тихо! — вмешался Николай Павлович. — Когда и как отмечать — это мы решим сами. Без виновника! А ему надо спешить. А то и правда неудобно — мама приедет, а ее никто не встречает. Давай, Сережа, время.

Сергей не шелохнулся, продолжал изучать жизнь за окном.

— Сережа! Я ведь в твоих интересах!

— Пошел ты!..

— Вот, пожалуйста… — развел руками начальник. — Ну, как хочешь. В конце концов, твоя мать, а не моя.

Снова стало тихо. Николай Павлович отнес какую-то бумажку на стол Нины Сергеевны, вернулся на место и углубился в работу.

— Сергей! — не выдержал он наконец. — Не на том набираешь очки! Был бы другой случай — наплевать! Но мать! Тебе не совестно?

— А тебе?

— Мы, Сережа, забыли о вашем юбилее, — примирительно сказала Нина Сергеевна. — У нас как-то вылетело, а вы не напомнили.

— И нечего оправдываться! — набросился на нее начальник. — Подумаешь, цаца… Пусть сидит, сам же потом и пожалеет.

Сергей посидел еще немного, поднялся, пересек комнату, остановился возле стола Ларисы.

— Можно воспользоваться?

Она глянула на него, чуть заметно улыбнулась, достала из ящика стола связку ключей, бросила ему.

— Мерси… — Сергей дошел до двери, обернулся. — Ладно, товарищи, не будем обижаться. Все мы бываем несправедливы.



Солнце было жухлое, осеннее, улицы нежились в ласковом угасающем тепле, и скрученные желтые листья неслись за машиной отчаянно и весело.

Сергей вел «Жигули» легко. Легко ориентировался на редкие в этом городке светофоры, мягко нырял в улочки и переулки, без «сердца» пропускал зазевавшихся пешеходов, видел каких-то знакомых и коротко сигналил им, все вокруг было знакомо и близко, и музыка, несущаяся из колонок, была как нельзя кстати и усиливала ощущение стремительности, невесомости, счастья.

Остановился возле базара, запер автомобиль, ловко подбросил и поймал ключи и направился к цветочному ряду.

— Ну что, бабка, продавать будем или спекулировать?

— Какая уж там спекуляция, милый? Бесплатно отдаю.

— Хороший товар бесплатно не отдают. Пойдем поищем за деньги. — И шагал дальше.

Базар маленького городка — это особый базар, а цветочный ряд такого базара — это на всю жизнь. Выбор, сочетание красок, цены, желание продать — все на радость и щедрость.

— За сколько продашь, бабушка?

— За рубль, сынок.

— А желтые, говорят, к разлуке.

— Не цветок разводит, а когда девка с ума сходит.

— Мудрость стоющая, но лучше не рисковать.

Показалось или так и есть? Вроде промелькнула поодаль знакомая косынка и исчезла. Наверно, показалось…

— А вот это то, что я искал. Сколько?

— Три рубля.

— А совесть?

— Как выйдешь с базара — направо.

Опять косынка. Нет, не показалось. Так и есть, Наташа… Интересно, что она здесь делает? И потом — заметила или нет? Похоже, что пока не заметила.

— Беру! Держи, друг, рубль, и до следующих встреч.

— Ты что, друг, обнаглел, что ли?.. А ну, положь на место!

Сергей наклонился к нему, доверительно сказал:

— Ты, когда выйдешь с базара направо, обрати внимание — там прогуливается совесть, имя которой — милиция.



Часы — большие, угловые, с замысловатыми стрелками и цифрами, самые известные в городе, — показывали уже почти два, а Алисы все еще не было. Сергей из машины не выходил, посматривал на свою «сейку», сверялся с теми, что над самой головой, и постепенно начинал терять терпение.

И вдруг он снова увидел Наташу. Она шла по той же стороне улицы, где стояли и его «Жигули», шла медленно, как-то расслабленно, в руках тащила две тяжелые, наполненные сумки. Что-либо предпринимать — ну, например, убегать или пригибаться — было абсолютно бессмыссленно, и оставалось только сидеть тихо и неподвижно и уповать на случай или судьбу.

Наташа двигалась прямо на автомобиль. Сомнений, что она его не заметила, практически уже не оставалось. Сергеи скорее чувствовал, чем видел, как она подошла к «Жигулям», нажала кнопку дверцы и со вздохом облегчения рухнула на заднее сиденье:

— Привет…

Сергей смотрел на нее в зеркальце заднего вида.

— Привет.

— Я шла и знала, что увижу тебя здесь.

— У тебя всегда была хорошая интуиция.

Наташа засмеялась.

— Есть такой грех. Но вот что у тебя появились личные «Жигули», даже я предположить не могла.

Сергей тоже засмеялся.

— Считай, что приятный сюрприз.

— Так и буду считать.

— А ты почему не на работе?

— А ты?

— У меня дела.

— У меня тоже… — кивнула Наташа на свои сумки. — Готовлюсь к твоему сорокалетию.

— В рабочее время?

— В обеденный перерыв… — И тут она заметила рядом с собой цветы. — О. это для меня?

— Угадай… — Сергей не выпускал ее из зеркальца.

— Думаю, для меня.

— Конечно… Для кого же еще? — Он перегнулся через сиденье, поцеловал ее в висок. — Довольна?

— Спасибо, милый…

— Пожалуйста… — Сергей завел машину, мельком окинул близлежащее пространство. — Стало быть, на работу? Или сначала домой?

— Еще не решила… — Наташа видела его лицо в том же зеркальце, улыбалась. — А давай постоим еще немного, повспоминаем. Ведь это было наше любимое место. А?..

Он пожал плечами, заглушил двигатель.

— Давай повспоминаем… — И не без иронии предложил: — Вспоминай!

Она повертела цветы в руках, сказала:

— Ты всегда назначал свиданье именно здесь. Под часами… И я каждый раз опаздывала. Я опаздывала, а ты каждый раз готовил мне сюрприз. Один раз, помню, ты вместо себя привязал к столбу бродячего пса, а сам спрятался. Помнишь?

— Помню! Я все помню… — Сергей начал терять терпение, снова завел двигатель. — Закончились воспоминания? Можно ехать?

— Ты спешишь?

— Как ни странно! Но в отличие от тебя у меня повышенное чувство гражданской ответственности, и оставшуюся половину рабочего дня я все же намерен честно отсидеть на своем рабочем месте… — Он воткнул передачу и готов был уже тронуться с места, как вдруг увидел, что из-за угла выскочила легкая и стремительная Алиса, заметила машину, махнула над головой сумочкой и бегом понеслась к ним.

Сергей круто и резко вывернул руль.

— Так домой или па службу?

— Сейчас решим, — остановила его Наташа. — Давай сначала прихватим эту попутчицу и тогда все решим.

Он оглянулся, внимательно посмотрел на нее.

— Тебе так хочется?

— Очень.

— Ну что ж, хочется да еще очень — давай… — Сергей крутнул ключ зажигания, откинулся на спинку сиденья и стал ждать.

Алиса подбежала к «Жигулям», открыла переднюю дверцу и с ходу упала рядом с Сергеем.

— Ой, прости, пожалуйста… Еле вырвалась. Врала не знаю как, а они никак не верили. — Она была завидно молода, красива, благоухающа, шумна. — Под конец пришлось согласиться в следующую субботу отработать на овощной базе, и только тогда отпустили… — И со смехом уточнила: — К подруге в ЗАГС отпустили!

— Вот теперь можно ехать, — ровным голосом сказала Наташа.

— Здрасьте, — повернулась к ней попутчица. — Я болтаю, а вы, наверно, торопитесь?

— Я — нет. Он торопится. У него повышенное чувство гражданской ответственности.

Алиса прыснула.

— Ой, вы его не знаете. Никуда он не торопится и ничего у него не повышенное! Мы нормально едем на пленэр.

— На пленэр? — переспросила Наташа.

— Ну да! На природу, то есть. У него через три дня сорокалетие, а мы решили начать уже сегодня. Поехали с нами?

— Хорошая девочка. Умненькая… — похвалил Сергей и погладил ее по голове.

Алиса не поняла, смотрела то на него, то на незнакомую женщину сзади.

— А что? Я что-нибудь не так?

— Все правильно, — сказала Наташа и протянула ей цветы: — Это, наверно, вам.

— Какая прелесть! — Она уткнулась в букет, прикрыла от удовольствия глаза. — Шикарно! Это как раз те, что я люблю! — Потянулась к Сергею, чмокнула его в щеку и тут же стерла след помады. — Вы не представляете, какой он законный мужик. Внимательный — сил нет!

— Догадываюсь, — ответила Наташа.

— Ой!..

— Что?

— Я вас, кажется, знаю.

— Наконец-то, — сказал Сергей. — Можешь познакомиться — моя жена. Законная!

— Наталья!

— Очень приятно. Алиса.

— Тоже приятно… Так на пленэр или на работу?

— Я выйду, — сказала Алиса и попыталась открыть дверцу.

— Сидеть! — приказал Сергеи, придерживая дверцу. — Всем сидеть! Раз уж мы собрались, давайте поговорим.

— О чем же, интересно? — Алиса, чуть откинувшись, с прищуром смотрела па него.

— А обо всем! О жизни, например! — Он тоже смотрел па нес и улыбался. — Разве нам нечего сказать друг другу?

— Мне, например, после всего этого — нечего.

— А тебе? — повернулся Сергей к Наташе.

— Мне есть, но лучше я потом.

Сергей мотнул головой, сделал музыку потише.

— Хорошо. Тогда начну я… Не возражаете?

— Я лично нет, — сказала Наташа.

— Остальные воздержались… Начнем! Вот сидят две женщины. Одинаково мне близкие и одинаково дорогие. Но! Одну из них я любил, вторую — люблю. Одну намерен оставить, вторую — осчастливить. С одной меня не связывает ничего, кроме долга, а со второй — все, кроме долга. Спрашивается: что же делать бедному Ереме?

Женщины молчали.

— Бабоньки, подружки, помогите разобраться… Через три дня сорок, а дурак дураком. А? К кому из вас прислониться?

И тут Алиса ударила его — звонко, наотмашь.

— К телеграфному столбу! — И стала снова рваться из машины. — Выпусти меня! Сейчас же выпусти! Слышишь?

Сергей не отвечал, смотрел на нее и продолжал держать дверцу.

— Я буду кричать — выпусти! Ну, выпусти же!

— Выпусти девочку, — сказала Наташа. — Она успокоится и все тебе простит.

— Нет!.. — Алиса была разъярена, и в глазах дрожали слезы. — Никогда! Нет!

И вас я тоже презираю! Его презираю и вас презираю! Обоих… И сейчас же выпустите меня!

Наташа убрала руку Сергея, и Алиса тут же вывалилась из машины. Дробно и нервно застучала прочь, потом вдруг вспомнила о букете, вернулась назад, с силой швырнула его в открытую дворцу и, сделав несколько таких же ломающихся от высокой шпильки шагов, не выдержала, перешла на бег.

Сергей, не отнимая ладоней от лица, смеялся тоненько и с подвыванием.

— Маленькая идиоточка. Как она, бедненькая, обиделась. Ты, Наташка, такой не была.

— Ты тоже таким по был.

— Ошибаешься. Я таким был всегда. Просто ты не замечала. Любила и не замечала. Глотала! Так на работу или ну ее?

— На работу.

— Тоже повышенное чувство гражданской ответственности?

— Это у нас с тобой семенное. Двенадцать лет семейной жизни не пропали даром.

Ехали быстро и молча. Громко играла музыка в салоне, Сергей насвистывал и лихо закладывал повороты, а Наташа смотрела в окно и задумчиво рвала на кусочки листок от цветка.

— Дочку заберешь из сада сама, — прервал молчание Сергей. — Я не успею.

Жена не ответила.

— И если кто-нибудь позвонит, скажешь — буду поздно.

Ни слова, ни взгляда.

— И вообще, никаких приготовлений на воскресенье. То, что мужику сорок, не такая уж большая радость. Тут скорее надо плакать, чем веселиться.

На светофоре остановились, и Сергей коротко посигналил кому-то впереди стоящему.

Тронулись.

— Ты что, обиделась?

— Нет.

— А почему молчишь?

— Думаю.

— О чем, если не секрет?

— О работе.

— А эта дурочка так у вас и командует?

— Которая?

— Начальница! Вера Павловна, кажется!

— Теперь у нас мужчина.

— Ну да?! И давно?

— Больше месяца.

— Молодой?

— Сорок.

— Смотри, Наташка! — погрозил в зеркальце Сергей. — Не влюбись! Мужики в таком возрасте, знаешь, какие опасные?

— Знаю… — Наташа увидела желтокремовое здание своего управления, предупредила: — Смотри, не проскочи.

— Спокойно! — не снижая скорости, Сергей аккуратно подрулил к самым ступенькам, с улыбкой повернулся к жене: — Ну что, будь здорова, дорогая?

— Будь здоров, дорогой.

— Цветы не желаешь взять?

— В следующий раз.

— Зря… — Он хотел через сиденье поцеловать ее, она отстранилась. — Все же обиделась… А знаешь, кто эта девчушка?

— Ключи от квартиры при тебе?

— При мне.

— Покажи…

— Зачем? — Сергей достал из кармана связку домашних ключей, на открытой ладони выставил перед собой. — Пожалуйста… — И с несколько удивленной улыбой проследил, как Наташа взяла их и опустила себе в сумочку. — А?

— Ага… Тебе они больше не нужны… — Жена вышла из машины, кивнула на сумки с рыночными покупками: — А это прихвати… Глядишь, и пригодится!

Она поднималась по выщербленным ступенькам в свое райуправление торговли, Сергей смотрел ей вслед, и легкое удивление не сходило с его лица. Потом крикнул:

— Так на всякий случай напоминаю — буду поздно! И оставить поесть не забудь!



В техотделе все были на местах, работали тихо и сосредоточенно, и Сергей, войдя, с ходу сообщил:

— Все мимо, все зря! Во-первых, поезд опоздал, а во-вторых, никто не приехал. Обежал весь состав — чужих полно, а родного лица не вижу! — Разделил неиспользованный букет на три части, положил на стол Нине Сергеевне, Светочке и Ларисе. — С наступающим моим юбилеем! — присовокупил Ларисе также ключи от машины, поцеловал руку и сел на свое место. — Фу! Наверно, случилось что-то. Как бы не заболела старушенция.

— А может, в телеграмме ошибка? — неуверенно поинтересовалась Нина Сергеевна. — Может, не тем поездом?

— Поезд тот, ошибки нет, а вот все остальное пока загадка.

Светочка встала из-за стола, прошла к Сергею, положила перед ним подаренные цветы и вернулась на место.

Сергей проследил за ней, взял цветы, бросил их в корзинку и стал листать бумаги.

— Товарищи! — сказал Николай Павлович. — Все же отдел наш небольшой, это как бы своеобразная семья, так давайте, в конце концов, жить дружно. Надоело, ей-богу!

— А мне его подарки не нужны! — гордо вскинула головку Светочка. — Я не ссорюсь, но и без подарков тоже обойдусь.

— Цветы, довожу до сведения, не подарки, а категория прекрасного! — повысил голос начальник. — И эта категория по твоей милости оказалась в корзине! Сейчас же встань, подними цветы и поставь их на положенное место!

— Я их не выбрасывала, я их и поднимать не собираюсь!

— Трудно тебе будет жить с мужем, дорогая, — покачала прической Нина Сергеевна. — Ох, как трудно… — Прошла к корзинке, взяла цветы, отряхнула их, воткнула в баночку на своем столе. — Опомнишься когда-нибудь, да поздно будет.

— Не стыдно? — со значением спросил Николай Павлович девчонку.

— Ни капельки!

— А вот мне стыдно… И стыдно, и больно!

— А до них доходит, когда жареный петух клюнет, — заметила Нина Сергеевна. — Клюнет, тогда и доходит… Напорется вот на такого, который рога обломает, вмиг к памяти придет.

— Не обломает, — отмахнулась Светочка.

— Облома-ает… Еще как обломает. Сама такой была, знаю.

— Вот и не судите по себе… Чужие будет ломать, а у самого как бы свои не выросли!

Сергей вскинулся, вывалился из-за стола и, хохоча, на полусогнутых пошел по комнате.

— Браво! Прекрасно! Потрясающе! Вот он, ответ, достойный сегодняшней молодежи! Внимайте и учитесь! Пока он будет ее рога обламывать, у него же самого они и вырастут! — остановился напротив Светочкиного стола, опустился на колени: —

Я тебя обожаю! Ты моя прелесть! Если б я мог, я тут же сделал бы тебе предложение!

— А вы разве не можете? — спросила Светочка, не сводя с него спокойного холодного взгляда.

— К сожалению!

— Жаль. Я о вас лучше думала.

— О! — удивился Сергей. — А это уже похоже на провокацию. Ты меня провоцируешь, девочка?

— Удивляюсь.

— Не-ет, ты провоцируешь! Забрасываешь ложный крючок и с замиранием следишь — а вдруг я клюну. А я клюнул! Представь себе — клюнул! И в присутствии всего отдела делаю тебе предложение: Светочка, будь, пожалуйста, моей женой. Свою жену я не люблю, жить с ней в ближайшие пятьдесят лет не собираюсь, а ты мне подходишь по всем параметрам и размерам. Умоляю тебя, не откажи — прими руку, сердце и прочие потрепанные принадлежности! Ну?

— Сережа, — сказал Николай Павлович, — прекрати паясничать.

— А почему ты решил, что я паясничаю?! А я не паясничаю! Я устраиваю свою судьбу. Вам плевать на мою судьбу, а мне, представьте, нет. И я устраиваю ее так, как хочу! Так, Светочка, вы согласны стать моей судьбой?

— Я вам не верю.

— Да? А вообще-то, понимаю. Понимаю. Понимаю и ценю. Хорошо, пойдем, как говорится, дальше. Сказавши «а», надо решиться и на «б»! Товарищи! — Сергей ловко крутнулся вокруг себя, оглядел всех: — Когда мне не верят, я не могу молчать! Итак, признание. Публичное! Я вас обманул! Я вас всех сегодня обманул! Никакая мать ко мне не приезжала! Ни на какой вокзал я не ездил! Никакие сыновьи чувства во мне не поднимались! Я элементарно, как кот, мотался на свидание, где и был застукан собственной женой! Все! После этого, Светочка, ты будешь мне верить?

— После этого? — переспросила она и усмехнулась. — После этого тем более не буду.

— Николай Павлович! — с деланным возмущением повернулся Сергей к начальнику и, почувствовав вдруг общую тишину и увидев, как у Николая Павловича мелко и часто дрожит голова, чуть удивленно спросил: — Что?

— Ты, наверно, пошутил, Сережа? — полушепотом произнес он, и голова его задергалась еще сильнее.

— Ни в коем разе! Я сказал чистейшую правду!

— В таком случае, знаешь, как это называется?

— Примерно.

— А я назову тебе точно. Это — подонство!

Сергей фыркнул.

— Увы, ничего оригинального. Можно было бы придумать и поостроумней.

— Ты — подонок! — начальник сорвался и перешел на крик. — И тебе не место в нашем коллективе!

— Подавать заявление?

— Ты устраиваешь здесь истерики, спекулируешь на самом святом — на матери! — а потом с ясными глазами затеваешь спектакли с «публичным раскаиванием»! Где же твоя совесть, в конце концов?!

— Как выйдешь из заводоуправления — направо… Так подать заявление?

— Сейчас же! Сию минуту!

— С пребольшим удовольствием! — Сергей осмотрел присутствующих. — Может, у кого-нибудь будут напутствия, пожелания?

— Ай-я-я-я-яй! — покачала прической Нина Сергеевна. — Вам не надоело, Сережа?

— Что именно?

— Вот это все… Сколько вас помню, столько и не перестаю удивляться. Вы же какой-то ненормальный!

— Допустим, надоело. Что дальше?

— Пора бы взяться за ум.

— Спасибо, учту! Больше ни у кого ничего? Тоже спасибо… — Он сел за свои стол, вынул из ящика стола листок и принялся писать, диктуя слова вслух: — «За-яв-ле-нне… Прошу уволить меня по собственному желанию, так как не только сам, но и все остальные тоже считают меня законченным подонком, а плодотворно трудиться в таком качестве очень трудно. Прошу в просьбе не отказать. Сильно вас уважающий С. Макаров…» — подумал и приписал: — «Извините за компанию»… — Прошел к столу начальника, положил перед ним написанное. — Когда прикажете считать себя уволенным?

— Сегодня! Берите обходной — и скатертью дорога! А за первую половину дня я ставлю вам прогул!

— Низкое вам человеческое спасибо! — чуть ли не до самого пола поклонился Сергей. — Лучших подарков к юбилею и не придумаешь! — Вернулся на место и стал укладывать вещи в «дипломат». — «К сожалению, день рождения только раз в го-оду!..»

— Ай-я-я-я-яй! — опять покачала головой Пина Сергеевна. — А ведь мы вам поверили, Сережа. Я, например, чуть не расплакалась. А вы так обманули.