Михаил мягко и решительно отодвинул Хамида, кивнул на Артура:

— Кто это?

— Это?.. Это работник, Михаил Иванович. Наводит немножко порядок. Наведет, уйдет.

— Почему не знаю? — прорычал Савостин.

— Хозяйка привела. Сказала, помогать будет.

Михаил сделал пару нетвердых шагов навстречу Артуру, спросил:

— Как зовут? Имя.

— Артур, — ответил тот, сглотнув сухость в глотке.

— Кто тебя сюда позвал, Артур?

— Ваша жена, Антонина.

— Зачем?

— Наверное, помочь.

— В чем?

— В работе.

— А у меня спросили? — возмущенно спросил Михаил.

— Придет время, спросим.

— Не понял? — Лицо Михаила стало медленно багроветь.

— Я был в доме, когда вы спали, — спокойно, не сводя с Михаила глаз, ответил Артур.

— Был, значит… пока я спал?

— Антонина подтвердит.

— Во как?

Михаил какое-то время с ненавистью смотрел на Артура, затем вдруг сгреб стоявший рядом бидон и с силой и непонятной злой веселостью запустил в него:

— Э-ээхх!

Артур увернулся, но Михаил зацепил следующий бидон:

— Убью!.. Покалечу!.. Сгинь, чтоб я тебя не видел!

— Михаил Иванович, — попытался вмешаться Хамид, хватая хозяина за рукава сорочки. — Хозяйка сейчас вернется. Он недавно приехал!.. Не надо драться, Михаил Иванович!

— Пока я сплю, она мужиков в дом? — продолжал бушевать Михаил, бросая в Артура всем, что попадалось под руки. — Шлюха!.. Курва!.. Проститутка!.. Где она?!

Артур уворачивался от летящих предметов, пробовал ответить тем же, а между ними метался Хамид, кричал:

— Успокойтесь… Скоро будет… Пожалуйста, Михаил Иванович!.. Сейчас ей позвоню!

— Я хочу убить этого человека! Почему он в моем доме? Кто его позвал?

— Михаил Иванович, пожалуйста… Не надо, Михаил Иванович!..

Артур подскочил к Савостину и мощным ударом ноги свалил его на пол, огрел сверху пластмассовым подносом и бросился к выходу.

Уже когда бежал по улице, слышал несущиеся из кафе вопли и угрозы пьяного Михаила. Оглянулся, увидел, как Хамид пытается затолкать хозяина в кафе, как суетится между ними Дильбар, как потешаются оставшиеся на обед шоферы, и заспешил дальше.



Нина с кокетливым сипловатым смешком усадила Артура перед зеркалом, тронула наманикюренными пальчиками ссадины на его лице.

— Михаил Иванович Савостин постарались?

— Какая разница? — огрызнулся Артур.

— Его почерк. Всё женихов гоняет.

— Каких женихов?

— Тонькиных. К каждому пеньку ревнует. Особенно когда подшофе.

— Ты откуда знаешь?

— А тут все всё знают. Живем как на вулкане. У одного лопнет, всех остальных трясет.

— Эй! — послышался крик из глубины магазина. — Есть кто?

— Есть. Бегу! — откликнулась продавщица и свойски подмигнула Артуру. — Потерпи. Отпущу человека, вернусь.

Она убежала, а Артур пододвинулся поближе к зеркалу, полюбовался побитой физиономией, огляделся. Комната маленькая, по-девичьи уютная, с раскладным диваном под стенкой, с фотографиями на стенах, на которых в разных видах была изображена Нинка.

Из музцентра неслась ритмичная музыка, Артур крутнул колесико, сделал звук громче, подошел к прилавку, стал рассматривать выставленные за стеклом продукты. Не заметил, как вошла Нинка.

— Голодный, наверное? — спросила она, наблюдая за ним.

— Не то слово.

— Сейчас сообразим. — Она вышла, слышно было, как задвинула засов, вернулась, незлобливо объяснила: — Пошли все к чертям!.. Заперла… А то никакой личной жизни.

— Думаешь, личная жизнь началась? — ухмыльнулся Артур.

— А это как пойдет. Вроде все с шутки, а там, глядишь, чем черт не шутит. — Нина присела напротив, мотнула густыми светлыми волосами. — А ты чего, герой, испугался, что ли? Боишься, что не выпущу?

— А если сам останусь? — вскинул Артур брови.

— Не уверена.

— Почему?

— Тонька просто так тебя не отпустит.

— Это мне решать.

— Тебе решать, а ей отвечать. — Нина взяла со столика крем. — Давай марафет наведу. — Она принялась осторожно наносить крем на ссадины Артура. — Знаешь, сколько ей лет?

— Не интересовался.

— Тридцать шесть… А Михаилу?

— Лет пятьдесят?

— Пятьдесят семь. Вот и рисуй картинку. Двадцать один год разницы.

— Нормально. Бывает и побольше.

— Бывает, — согласилась Нина. — У дебилов. Голова уже не варит, а глазки по сторонам все еще маленько шарят. Вот и гребет, что попадает под руку. Покрасивее да поглупее. Потом экзекуции друг дружке устраивают.

— Давно пьет?

— Раньше выпивал как все. За компанию. А как с машинкой что-то случилось, вот и ухватился за бутылку.

— А Антонина?

— А чего Антонина? Терпит. Знала, за кого шла.

— Красивая женщина.

— Согласна, красивая. Но поживешь с таким, за год старухой станешь.

— Пусть уйдет, пока не поздно.

— Куда?.. К кому? Кто ее возьмет? Мужика сейчас найти — все одно что белого медведя с полюса приволочь. Перебирала, капризничала, губки надувала, недотрогу строила, пока на стукнул тридцатник! Молодые уже не смотрят, а пожилые — это как одноразовый шприц. Одноразовое пользование, и то нерегулярно. Вот и согласилась на Савостина.

Нина закончила обрабатывать лицо Артура, внимательно посмотрела на него:

— А ты кто ей?

— Никто.

— А сюда зачем приперся?

— Работать.

— Нашел у кого работать, — расхохоталась Нина. — Да Савостин за копейку на чужой веревке повесится, чтоб свою не пачкать. Они ж живут как нелюди, никого в дом не пускают! Даже на праздники! — Она поднялась, делово спросила: — Говоришь, есть хочешь?

— И есть, и спать.

— Этим обеспечу. И другим тоже.

— Чем?

— Вниманием. Если влюблюсь.

— Давай пока не будем об этом, — поморщился Артур.

— Согласна. Начнем пока с еды. — Она дошла до порога, оглянулась: — А если Антонина заявится?

— Меня здесь нет. И не было.

— Соседи все одно стукнут.

— Значит, решай сама.

— Все вы, мужики, одинаковые, — мотнула головой Нина. — Всё валите на бабу! — и ушла к себе.

Артур посидел какое-то время перед зеркалом, затем подошел к дивану, сбросил кроссовки и, не снимая верхней одежды, тяжело завалился на бок.

Когда Нина вошла в комнату, Артур уже крепко спал, отвернувшись к стене. Нина поставила на стол поднос с едой и винным графинчиком, остановилась перед спящим, полюбовалась сильным телом, достала из шкафа легкое покрывало, укрыла им Артура, на цыпочках вернулась к двери, плотно закрыв ее за собой.



Проснулся Артур от того, что на него кто-то внимательно смотрел. Открыл глаза, какое-то время соображал, кто перед ним, затем сбросил ноги с дивана и сиплым от сна голосом спросил у сидевшей перед ним Антонины:

— Что?

— Чего по чужим углам ошиваешься? — ответила она вопросом на вопрос.

— Своего нет.

— Считай, уже есть.

— Где? — усмехнулся Артур.

— Там, где твои вещи.

Артур помолчал, окинул взглядом нетронутую еду, вино в графинчике:

— Может, сначала пообедаю?

— Дома пообедаешь.

— Дома — это где?

Антонина поднялась:

— Пошли.

— А Михаил?

— Разберусь.

Артур не спеша встал, взглянул на вошедшую в комнату Нину.

— Ухожу. Поесть не успел.

— В другой раз поешь, — пожав плечами, ответила Нина.

— Другого раза не будет, — взглянула на нее Антонина и уже с порога добавила: — И запомни, будешь на чужое рот раскрывать, зашью. Нитками. Суровыми!

— Не звала, сам забрел. А куда парню деваться, если взашей гонят?

— Я сказала, ты услышала.

Покинули магазин, не спеша побрели по улице.

Нинка вышла на веранду, какое-то время смотрела вслед, потом заводно крикнула:

— А если Михаил заглянет? Водку отпустить или тоже пусть приляжет? Место найдется!

Антонина дернулась, чтоб схватить с дороги какую-то палку и запустить в продавщицу, но Артур со смехом остановил ее, свойски приобнял за плечо.

— Успокойся. На то она и баба, чтоб кусать другую, — заглянул в глаза. — Чего ты такая?

— Какая?

— На всех кидаешься.

— Собака, знаешь, когда бывает злой?

— Когда голодная?

— И когда давно не гладили.

— А если погладить?

Савостина повернулась к нему:

— Хочешь попробовать?

— Всего лишь спросил.

Антонина не сразу, но вдруг с силой оттолкнула Артура:

— Чего брякнул?

— Пошутковал, Тонь.

— Муж!.. Слышишь, у меня муж! Если нужно, погладит. А случится, и морду набьет. Поэтому какая я, не тебе знать, не тебе судить, голубок. Запомни!

Развернулась, пошла дальше. Артур какое-то время смотрел ей вслед, усмехнулся и зашагал следом.



Михаилу было плохо. Он стонал, метался на диване, звал жену.

— Тоня!.. Антонина! Куда подевалась, гадина?! Подойди. Ей-богу, подохну.

Антонина неспешно и делово вошла в комнату, поставила на стул рядом с кроватью несколько бутылок пива, оттолкнула руку мужа, потянувшегося было за бутылкой.

— Совсем плохо?

— Хуже некуда.

— Потерпи, сейчас открою.

— Побыстрее, помру.

Антонина откупорила одну из бутылок, передала Михаилу. Тот стал пить жадно, безостановочно, поливая подбородок пузырящейся пеной. Вернул Антонине пустую бутылку, откинулся на мятую подушку, стал дышать часто и хрипло:

— Сейчас… сейчас отпустит. Боже, что это со мной?

— То самое, что и всегда. — Антонина повернулась, чтобы уйти. Но Михаил схватил ее за руку.

— Постой. Посиди рядом. Без тебя страшно. Пожалуйста, Тонечка, не бросай. Сейчас отпустит. О боже…

— В кафе нужно. Крышу перекрывают.

— Пусть перекрывают. Хамид присмотрит. Главное, чтоб я оклемался. А то, не дай бог, чего случится.

Антонина нехотя села рядом, взяла его опухшую руку, потрогала ссадины на лице и на голове.

— Будешь опять пилить? — слабо улыбнулся Михаил.

— Не буду. Надоело.

— Я больше ни грамма. Клянусь. Последний раз. Знаешь, из-за чего в этот раз сорвался?

— У тебя всегда есть причина, Миша.

— Из-за тебя, Тонечка. Из-за тебя. Помнишь эту компанию из шоферни? Ну, которая орала. Орала, а ты вертелась перед ними. Вертелась и даже с одним заигрывала. Помнишь?

— Все не можешь забыть?

— Не могу.

— Ну и дурачок.

— До гроба буду помнить. И не только это.

— А я не помню. — Антонина отложила его руку, поднялась. — Ничего не помню, ничего не знаю, ничего не было. А будешь ныть, вообще больше не приду.

Муж с трудом приподнялся, снова перехватил ее.

— Не буду. Больше не буду. Молчу. Забыл. Клянусь, Тонечка.

Из коридора донесся мужской кашель, Михаил напрягся:

— Кто это?

— Работник, — безразлично ответила Антонина.

— Какой работник?

— Наняла, пока ты пил. Не одной же горбатиться?

— А почему он здесь, в нашем доме?

— За инструментом пришел.

Михаил сел ровнее, спросил подозрительно:

— За каким инструментом? Позови, пусть войдет.

— Артур, — крикнула Савостина. — Зайди, хозяин хочет на тебя глянуть.

— Сейчас, — послышался в ответ голос, и вскоре на пороге возник Артур, молодой, подтянутый, в облегающей футболке. — Ну вот он я. — Он едва заметно кивнул. — Доброго здоровья.

— Какое, к чертям, оно доброе? — поморщился Михаил, внимательно глядя на незнакомого человека. — Говоришь, Артур?

— Артур.

— А я вроде тебя знаю, Артур. Морда знакомая. Пробую вспомнить.

— В кафе встречались. Вы еще на меня бидонами кидались.

— Бидонами?.. За что?

— Вам виднее. — Артур с улыбкой коснулся лба. — До сих пор след остался.

— Кажется, помню. — Михаил еще какое-то время внимательно смотрел на него, потом перевел взгляд на жену. — Откуда он нарисовался, Тоня?

— Приехал, — коротко и делово ответила Антонина. — Двоюродная тетка прислала.

— Зачем?

— Работать. Сам же говорил, что нужен работник.

— А почему именно… этот?

— Потому что молодой и работящий. К тому же родственник.

— Родственник?

— Сказала же, племянник. Двоюродный! — Антонина раздраженно откупорила еще одну бутылку пива. — Пей и не задавай дурацких вопросов. Оклемаешься, дам телефон тетки, она подтвердит.

— Мне бы идти, — показал Артур ящик с инструментом. — Народ без дела ошивается.

— Иди, — кивнула Антонина. — Я скоро тоже буду.

— Хорошего выздоровления, Михаил Иванович, — усмехнулся Артур и покинул комнату.

Михаил не ответил. Он сидел, не сводя с жены длинного и внимательного взгляда. Потом тихо произнес:

— Мне он не нравится.

— Почему? — Антонина насмешливо пожала плечами.

— Наглый… И молодой.

— Вспомни себя, когда был молодым. Тоже, видать, скромностью не отличался.

— Все равно не нравится.

Антонина нагнулась, поцеловала его в лоб:

— Глупый ты у меня, Миша, и не лечишься. Дурачок.

— Смотри, — погрозил Михаил пальцем. — И оглядывайся. Особенно когда в доме.



Трое нанятых рабочих меняли старую крышу на новую быстро, легко, профессионально. Брали с земли пачки черепицы, поднимали по лестнице, без страха передвигались по поперечинам, на веревках тащили тесаные бревна.

Артур трудился вместе со всеми проворно и азартно, будто всю жизнь проработал кровельщиком. Бегал с края на край, вовремя перехватывал тяжеленные пачки, поддерживал зависающие лаги.

Антонина сидела во дворе за столиком, прикрытым широким зонтом, наблюдала за происходящим на крыше.

На веранде Дильбар обслуживала прибывших водителей, расторопно приносила с кухни подносы с едой, даже успевала помочь некоторым машинам в парковке.

К Антонине подошел Хамид, некоторое время молча наблюдал за работой на крыше, потом произнес:

— Хорошего вы человека нашли, Антонина. Работящего.

— Пока работящий, потом посмотрим, — ответила Савостина. — Все портится, все прокисает.

— Нет, он работу любит.

— Он еще девок любит.

— Хорошее дело. Молодое. Как без этого жить, Антонина Григорьевна?

— Наверное, трудно. Или невозможно. — Савостина дождалась, когда Артур окажется на земле, велела Хамиду: — Позови его.

Тот мелким, быстрым шажком нагнал Артура, что-то сказал ему. Парень взглянул в сторону хозяйки, улыбнулся, отложил пачку черепицы, не спеша и с достоинством пересек двор.

— Слушаю, Антонина Григорьевна.

— Можешь без этого? — поморщилась она.

— Не могу. Не имею права. Ты хозяйка, я работник.

— Послушай, работник. — Антонина с прищуром смотрела на влажное от пота, сильное тело парня. — Поосторожней там. А лучше всего крутись на земле, а на верхотуру не лезь. Не дай бог, грохнешься.

— Жалко будет, если грохнусь?

— Себя жалко. Затаскают потом по ментам.

— Благодарствую за откровенность. Ты во всем такая?

— Еще не убедился?

— Не до конца.

— Ну, убедишься, скажешь.

— Если доживу.

— А куда денешься? Молодой, все впереди.

— Да и ты еще не совсем старуха.

От услышанного Антонина поперхнулась, негромко спросила:

— Как ты сказал?

— А чего? — широко улыбнулся Артур. — Разве я не прав? Любой молодой фору дашь.

— Ладно, иди, — махнула Савостина. — Но на крышу все-таки не лезь. Я запрещаю.

— Еще раз благодарствую. За заботу. — Артур наклонился, взял влажную и пухлую ее ладонь, поцеловал. — Буду делать как велишь, хозяйка, — и зашагал к рабочим.

Оглянулся, подмигнул, улыбнулся.

…Они не видели, что за происходящим издали наблюдал Михаил. Он стоял за двором кафе в зарослях молодой акации, дышал тяжело и болезненно, не сводил глаз с жены и молодого работника.

Потом развернулся и медленно побрел прочь.



Глубокой ночью тихо и звонко от сверчков. Почти не лаяли во дворах собаки, редко проносились по улице машины, и лишь трасса жила так, словно жизнь на ней не прекращалась.

Михаил сидел на диване, раскачиваясь вперед-назад. Бледный свет луны заливал окно. Тишина в доме пугала.

Михаил поднялся, медленно добрел до двери, вышел в коридор. И там тишина…

Михаил добрался до комнаты жены, дверь была приоткрыта. Осторожно заглянул, увидел полуприкрытое и полуобнаженное тело спящей, мягко зовущее в матовом лунном свете, хотел было поправить покрывало, но решил не будить, двинулся дальше.

Проверил еще одну комнату, вторую; стал подниматься по лестнице на второй этаж.

Дверь, за которой спал Артур, нашел почти сразу. Она тоже была открыта, до слуха доносилось негромкое ровное похрапывание.

Вошел в комнату, сел на стул напротив, некоторое время молча наблюдал за работником. Дотянулся до его плеча, легонько пошевелил.

Артур очнулся от сна почти сразу. Сначала удивленно, не узнавая в полутьме, смотрел на человека, потом резко сел на кровати.

— Кто это?

— Михаил Иванович, — ответил Савостин и вдруг тоненько рассмеялся. — Испугался?

— А то! Чего вы так?

— Не спится.

Артур сел поудобнее.

— А Антонина?

— Она спит. Крепко спит. Тяжелый день был.

— Ну да. Тяжелый, — согласился Артур. — Может, помочь чем надо?

— Мне? — удивился Михаил. — Уже не надо. Полегчало. А вот поговорить охота.

— Ну давайте. — Артур опустил ноги на пол. — Говорите.

Савостин помолчал, глядя на него, потом спросил:

— А ты кто, Артур?

— В каком смысле? — удивился тот.

— Откуда здесь взялся?

— Разве Антонина Григорьевна не сказала?

— Антонина Григорьевна?.. Антонина Григорьевна сказала, но есть вопросы. Ты надолго к нам?

— Как скажете.

— Скажу… Скажу, чтоб завтра же тебя тут не было.

— Это почему?

— Так хочу. Собираешь вещички… их у тебя не так много… Даю на дорогу деньги, и больше тебя здесь нет.

— Вещички?.. Прямо сейчас?

— Поговорим, и собирайся.

— Дела… — мотнул головой Артур и спросил в лоб: — Ревнуете, что ли?

— Нет, — повел тяжелой венозной рукой Михаил. — Не столько ревную, сколько боюсь.

— За Антонину?

— За себя. Сердце может не выдержать.

— Все-таки, значит, от ревности?

Савостин наклонился вперед, заговорил негромко, доверительно:

— Знаешь, сколько лет я ее добивался? Она меня в упор не видела. Ради нее поехал на Север… на газодобычу. Заработал там, построил вот эту домину, потом взялся за кафе. И все ждал, когда она сдастся. И она сдалась. Не сразу, с оговорками, но сдалась. Сам себе не верил, перестал выпивать, забыл всех друзей-товарищей. Только она! Единственная и любимая. Теперь понимаешь?

— Теперь понимаю, — кивнул Артур. — Но ведь опять пьете.

— Пью. От боязни, что уйдет. Соберет как-нибудь манатки и уйдет. Вот тогда не выдержу. Тогда точно с собой что-нибудь сделаю.

— Никуда она не уйдет. — Артур нашел джинсы, стал натягивать их. — Куда денется? Скоро сороковник, а там можно и в бабушки? Детей ведь у вас нет?

— Детей нет. Тоже проблема.