Теперь-то я понимаю, что подобная нечувствительность к температурам оправданна. Обитающие при минус 51 градусе Цельсия таумебы поедают астрофагов, раскаленных до плюс 96,415 градуса Цельсия. Все любят на обед горячее, верно?
А с какой скоростью таумебы размножаются! Я кинул им щедрую горсть астрофагов, чтоб не скучали. Это все равно, что добавить дрожжи в бутылку с подслащенной водой. Только вместо браги мы получаем новых таумеб. Теперь, когда их достаточно для исследований, я приступаю к работе.
Что произойдет с козой, если отвезти ее на Марс? Бедняжку ждет немедленная (и жестокая) смерть. Ведь козы не приспособлены к жизни на Марсе. А что произойдет, если поместить таумеб на планету, где условия не такие, как на Эдриане? Это я и хочу выяснить.
Рокки расположился в потолочном туннеле над главным лабораторным столом и наблюдает оттуда, как я имитирую новую атмосферу в вакуумной камере.
– Без кислорода, вопрос? – волнуется он.
– Без кислорода.
– Кислород опасный. – Получив ожоги внутренних органов, Рокки стал очень осторожным.
– Я дышу кислородом, все в порядке.
– Может взорваться.
Я снимаю защитные очки и смотрю вверх на эридианца.
– В моем опыте нет кислорода. Спокойно.
– Хорошо. Спокойно.
Снова приступаю к работе. Поворачиваю вентиль. Проверяю показания манометра, дабы убедиться…
– Точно без кислорода, вопрос?
– Там углекислый газ и азот! – отвечаю я, раздраженно глядя на Рокки. – Только углекислый газ и азот! И все! Больше не спрашивай!
– Хорошо. Больше не спрашиваю. Прости.
Честно говоря, Рокки не виноват. Гореть заживо ужасно. Итак, у нас есть две планеты. Нет, речь не о Земле и Эрид – это планеты, на которых мы живем. Нас интересует другая пара: Венера и Терция. Именно там бесконтрольно размножаются астрофаги.
Венера – конечно же, вторая планета нашей Солнечной системы. Размером примерно с Землю и с плотной атмосферой, состоящей из углекислого газа. Терция – третья планета в родной системе Рокки. По крайней мере, я называю ее так. У планеты нет имени на эридианском. Лишь условный номер: «Третья планета». У эридианцев нет древних народов, которые бы открывали небесные тела и называли бы их в честь богов. Они обнаружили другие планеты в своей системе лишь несколько веков назад. Но мне неудобно все время говорить «Третья планета», поэтому я выдумал имя Терция. Самое трудное в работе с инопланетянами и в спасении человечества от вымирания – постоянная необходимость выдумывать имена для всякой всячины.
Терция – крохотная планета размером примерно с нашу Луну. Но, в отличие от нашей соседки, Терции удалось обзавестись атмосферой. Каким образом? Понятия не имею. Ускорение силы тяжести на поверхности Терции слишком мало – только 0,2 g. И все же загадочным образом планета умудряется удерживать свою тонкую газовую оболочку. Если верить Рокки, она на 84 процента состоит из углекислого газа, на 8 процентов из азота, на 4 процента из диоксида серы, а остальное приходится на следовые газы. При этом атмосферное давление на поверхности Терции недотягивает до одного процента земного.
Проверяю датчики и одобрительно киваю. Я визуально контролирую опыт внутри контейнера и страшно горжусь своей придумкой. Предметное стекло тонким слоем покрывают астрофаги. Я направил сквозь стекло инфракрасные лучи, которые с обратной стороны привлекают астрофагов. Так же устроены двигатели вращения. В результате получаем равномерный слой астрофагов в одну клетку толщиной.
А затем я посадил туда таумеб. Они поедают астрофагов, и черное стеклышко постепенно становится прозрачным. Гораздо проще измерять уровень освещенности, чем количество микроскопических организмов.
– Ну вот… в вакуумной камере смоделирован верхний слой венерианской атмосферы. Старался, как мог.
Насколько я понимаю, зона размножения астрофагов в основном зависит от атмосферного давления. При сближении с планетой частицам, летящим на околосветовой скорости, приходится выполнять аэродинамическое торможение. Но за счет своего крошечного размера частицы быстро гасят скорость, одновременно поглощая все выделяемое тепло.
В итоге астрофаги останавливаются там, где давление составляет 0,02 атмосферы. Эту величину мы возьмем за стандарт. Такое давление венерианской атмосферы наблюдается на высоте порядка 70 километров, а температура там равна минус 100 градусов Цельсия (спасибо неисчерпаемым справочным материалам). Значит, такую же температуру надо установить для проведения опыта с имитацией венерианской атмосферы. Созданная Рокки система терморегулирования работает безупречно, даже на ультранизких температурах.
– Хорошо. Теперь Терция.
– Какова температура воздуха Терции на высоте, где давление составляет 0,02 атмосферы?
– Минус восемьдесят два градуса Цельсия.
– Ага, спасибо!
Перехожу ко второй вакуумной камере. Астрофаги и таумебы там расположены так же. Закачиваю нужные газы, имитируя воздух Терции, и выставляю температуру, соответствующую зоне с давлением в 0,02 атмосферы. Всю необходимую информацию я черпаю из уникальной памяти Рокки. Терция не слишком отличается от Венеры или Эдриана. В основном углекислота и немного других газов. Неудивительно – как только астрофаги видят большую концентрацию CO
2, то устремляются прямиком туда.
К счастью, эти планеты не окружены, к примеру, гелием – у меня его нет. А углекислый газ? Тут все просто. Его вырабатывает мой организм. Азот? Благодаря Дюбуа и выбранном им способе сведения счетов с жизнью, на борту имеется достаточный запас азота.
Впрочем, в атмосферу Терции входит еще и диоксид серы. Четыре процента от общего состава атмосферы. Слишком много, чтобы не принимать в расчет, поэтому придется сделать этот газ самостоятельно. В лаборатории имеется огромное количество различных химреактивов, но газообразного диоксида серы нет. Зато есть раствор серной кислоты. Я взял кусок медной трубки от сломанного холодильного змеевика и использовал в качестве катализатора. В итоге без хлопот получил диоксид серы в форме газа.
– Ну вот, Терция готова! – объявляю я. – Подождем часок и проверим, что получилось.
– У нас появилась надежда, – замечает Рокки.
– Да, у нас появилась надежда, – подтверждаю я. – Таумебы – ребята крепкие. Могут жить почти в вакууме, да и крайний холод им не помеха. Наверное, Терция и Венера им подойдут. Если жертвам таумеб нравится на этих планетах, то почему бы и самим таумебам не поселиться там же?
– Да. Логично. Все хорошо!
– Да, в кои-то веки все идет как надо.
И тут гаснет свет.
Глава 22
Кромешная темнота. Лампы вырубились. Мониторы не светятся. Даже светодиодные датчики на лабораторном оборудовании не работают.
– Так, спокойно! – громко говорю я. – Не волнуйся!
– А почему я должен волноваться, вопрос? – недоумевает Рокки.
Черт, ну конечно, он не увидел, что свет погас. У парня нет глаз.
– Только что вырубилось бортовое энергоснабжение. Все перестало работать.
Рокки беспокойно завозился в туннеле.
– Твое оборудование больше не шумит. А мое по-прежнему работает.
– Твое оборудование запитывается от твоего генератора. А мое – от корабля. Свет везде отключился. Ничего не работает!
– Это плохо, вопрос?
– Да, плохо. И помимо всего прочего, я ни черта не вижу.
– А почему все на корабле отключилось, вопрос?
– Понятия не имею! – сержусь я. – У тебя есть свет? Можешь чем-нибудь посветить сюда сквозь ксенонит?
– Нет. Для чего мне свет, вопрос?
Я ощупью пробираюсь по лаборатории.
– Где же лестница в командный отсек?
– Левее. Левее. Еще немного… да… а теперь вперед.
– Спасибо! – Хватаюсь за перекладину лестницы.
– Удивительно! Люди беспомощны без света.
– Именно, – отзываюсь я. – Жду тебя в командном отсеке.
– Хорошо. – Рокки топает по туннелю.
Забираюсь наверх. Там тоже темно. Вся аппаратура в командном отсеке отключилась. Экраны не горят. Даже сквозь иллюминатор шлюзовой камеры не проникает ни лучика – наверное, эта сторона корпуса сейчас, как назло, отвернута от Тау Кита.
– В командном отсеке тоже нет света, вопрос? – раздается голос Рокки, скорее всего, из пузыря.
– Нет… Хотя погоди… Кажется, я что-то вижу!
В уголке одного из экранов я замечаю красный сигнал. Тусклый, но все же свет! Сидя в пилотском кресле, всматриваюсь в темный пульт управления. Сиденье подо мной слегка покачивается. До конца я его не починил, но, по крайней мере, снова привинтил к полу.
В отличие от остальной поверхности пульта с плоскими сенсорными экранами, эта небольшая часть оснащена выпуклыми кнопками и жидкокристаллическим дисплеем. И одна из кнопок едва заметно светится. Естественно, я жму на нее. Мгновенно оживает дисплей. На нем появляется мозаичный низкопиксельный текст:
«Основной генератор:
отключен
Дополнительный генератор:
отключен
Батарея аварийного питания:
100 %»
– Ну и как мне переключиться на батареи? – бормочу я.
– Что-то нашел, вопрос?
– Минутку.
Я внимательно изучаю кнопки и, наконец, нахожу крошечный переключатель, покрытый защитным пластиковым колпаком. Рядом надпись:
«бат.». Это мне и нужно. Откидываю колпак и щелкаю переключателем.
Лампы в командном отсеке загораются слабым светом. Ничего похожего на обычную яркость. На пульте управления оживает самый маленький монитор и только он. В центре экрана возникает эмблема миссии «Аве Мария», а под ней текст:
«Загружаю операционную систему…».
– Частичный успех, – объявляю я. – Энергия поступает из аварийной батареи. Генераторы отключены.
– Почему не работают, вопрос?
– Не знаю.
– А как же твой воздух, вопрос? Нет энергии – нет жизнеобеспечения. Люди превращают кислород в углекислый газ. Когда закончится весь кислород, тебе станет плохо, вопрос?
– Все в порядке, – уверяю я. – Корабль довольно большой. Пройдет немало времени, прежде чем закончится кислород. Сейчас главная задача – найти причину сбоя.
– Техника ломается. Покажи мне. Я починю.
Кстати, неплохая идея. По-моему, для Рокки нет ничего невозможного. Либо он уникум, либо все эридианцы такие. При любом раскладе мне дико повезло. И все же… сумеет ли Рокки разобраться в земных технологиях?
– Подумаю. Но сначала я хочу понять, почему одновременно вырубились оба генератора.
– Хороший вопрос. Но важнее другое: можешь ли ты управлять кораблем без энергоснабжения, вопрос?
– Нет. Без энергии ничего не получится.
– Тогда самое важное: сколько осталось до того, как мы сойдем с орбиты, вопрос?
– Я… не знаю, – растерянно отвечаю я.
– Работай быстрее!
– Да. – Я указываю на экран. – Но я должен дождаться, пока прогрузится компьютер.
– Торопись!
– Хорошо, буду ждать быстрее.
– Сарказм.
Наконец, компьютер загружается, и на экране всплывает окно, которого я раньше никогда не видел. Я точно знаю, что произошел сбой, так как именно слово
«СБОЙ» выведено крупными буквами вверху экрана.
Больше никакого красивого интерфейса с его кнопками и иконками, как это было до отключения энергии. Теперь передо мной экран с тремя колонками белых букв на черном фоне. Слева китайские иероглифы, посередине русский текст, справа английский.
Думаю, при обычных обстоятельствах, система бы выбрала один язык в зависимости от того, кто именно читает текст. А этот аналог экрана «безопасной загрузки» не знает, кто прочтет сообщение, поэтому выводит его сразу на трех языках.
– Что происходит, вопрос?
– Появился экран с информацией.
– Из-за чего сбой, вопрос?
– Дай мне прочесть! – Иногда Рокки так переживает, что становится настоящей занозой в заднице.
Читаю отчет о состоянии системы.
«Источник аварийного питания:
включен
Батарея:
100 %
Расчетное время до окончания заряда:
04д 16 ч 17 м
Реакция Сабатье
[166]:
выключена
Химическая абсорбция:
включена. !!!ограниченное время использования, не возобновляема!!!
Терморегулирование:
выключено
Температура:
22°C
Давление:
40,071 Па
– В данный момент корабль сохраняет мне жизнь, но больше ничего не делает.
– Дай мне генератор. Я починю.
– Сначала я должен его найти, – отвечаю я.
Рокки с грохотом обрушивается в своем туннеле.
– Ты не знаешь, где находятся важные детали корабля, вопрос?!
– Вся информация хранится в компьютере! Я столько не запомню!
– Человеческие мозги совершенно бесполезны!
– Ой, да заткнись ты! – раздраженно кричу я.
Я спускаюсь по лестнице в лабораторию. Здесь тоже тускло горит аварийное освещение. Рокки следует за мной по туннелю. Хватаю сумку с инструментами и спускаюсь по следующей лестнице. Рокки упрямо идет за мной.
– Куда ты идешь, вопрос?
– В складской отсек. Это единственное место, которое я плохо изучил. Оно в самом низу обитаемого отсека. Генератор наверняка там, если только к нему предусмотрен доступ членов экипажа.
Из спальни заползаю в складской отсек. Рука болит. Пробираюсь вперед на четвереньках, чтобы проверить заделанную пробоину в шпангоуте. Боль в руке становится сильнее.
Последнее время рука саднит постоянно, поэтому я стараюсь не обращать на это внимания. Но больше никаких таблеток. Я от них тупею. Ложусь на спину и жду, пока утихнет боль. Люки доступа должны быть где-то здесь, верно? Я не очень помню схему корабля, но жизненно важное оборудование наверняка находится в обитаемом отсеке. Как раз на такой экстренный случай. Правильно?
И все же как я пойму, где генераторы? У меня же нет рентгеновидения… а впрочем…
– Рокки, здесь есть люки?
Пару мгновений эридианец молчит.
– Шесть маленьких люков, – отвечает он, стукнув по стене несколько раз.
– Шесть?! Черт! Подскажи, где первый. – Я кладу руку на потолок отсека.
– Опусти руку и вытяни ее влево…
Следуя указаниям Рокки, нахожу первый люк. Черт, его так просто не разглядишь. Аварийные лампы в спальном отсеке едва светят, а тусклые лучи, проникающие в складской отсек, едва рассеивают царящий там мрак. Люк доступа закрыт на простую задвижку, которая держится на обычном винте с плоской головкой. Я откручиваю винт с помощью короткой отвертки из набора инструментов. Люк распахивается. Внутри какая-то трубка с вентилем. Читаю надпись: «Отключение основной системы подачи кислорода». Сюда я точно не хочу влезать. Закрываю дверцу.
– Давай дальше!
С помощью Рокки я по очереди проверяю все люки. Да, его сонар позволяет «видеть», что находится за каждой дверцей, но толку от этого мало. Мне проще самому посмотреть, нежели слушать описание его ощущений, состоящее из скудного набора наших с ним общих слов.
Наконец, за дверцей четвертого люка обнаруживаю генератор. Он гораздо меньше, чем я ожидал. Сама ниша не более одного кубического фута в объеме. Генератор спрятан в черном футляре замысловатой формы, причем единственное, что указывает на назначение прибора – это надпись на нем. Я вижу две толстых трубки с отсечными клапанами
[167] и вроде бы обычные электрические провода.
– Нашел! – говорю я.
– Хорошо! – доносится из спального отсека голос Рокки. – Вынь и передай мне.
– Сначала хочу посмотреть сам.
– Ты плохо умеешь. Я починю.
– Генератор может не выдержать твою среду.
В ответ Рокки бурчит что-то неразборчивое.
– Если я не справлюсь, ты мне подскажешь, – настаиваю я.
Снова раздается ворчание.
По двум трубкам с отсечными клапанами наверняка поступают астрофаги. Я заглядываю поглубже в нишу и замечаю надписи: «топливо» и «слив». Все понятно. Вооружившись гаечным ключом, открываю кран на трубке с отработанным топливом. Как только соединение ослабевает, из трубки начинает капать темная жидкость. Выливается немного – только то, что скопилось между отсечным клапаном и ближайшим ко мне концом трубки. Это может быть любая жидкость, с помощью которой выводятся мертвые астрофаги. Несколько капель вязкого состава попало мне на руку. Похоже на масло. Кстати, отличная идея. Сгодилась бы любая жидкость, но масло легче воды и не вызовет на трубках ржавчину.
Далее я откручиваю трубку подачи топлива. Оттуда тоже выливается немного жидкости. Но она пахнет отвратительно.
– Фу! Гадость какая! – Морщась, я прикрываю нос ладонью.
– Что случилось, вопрос? – кричит Рокки.
– Топливо ужасно воняет, – отвечаю я.
Эридианцы не различают запахи. Я долго не мог объяснить Рокки, что такое зрение, зато с обонянием все оказалось гораздо проще – вкус эридианцы чувствуют. Ведь на самом деле, способность ощущать запахи – то же чувство вкуса, только на расстоянии.
– Запах естественный или химический, вопрос?
Я с отвращением принюхиваюсь.
– Пахнет, как протухшая еда. Обычно астрофаги не воняют. У них вообще нет запаха.
– Астрофаги живые. Могут и загнить.
– Астрофаги не могут загнить, – отмахиваюсь я. – Как они в принципе могут… О, НЕТ! ТОЛЬКО НЕ ЭТО!
Я провожу ладонью по смердящей жиже и выползаю из складского отсека. Затем, ничего не трогая испачканной рукой, поднимаюсь в лабораторию.
Рядом по туннелю грохочет Рокки.
– Что случилось, вопрос?
– Нет-нет-нет-нет! – срывающимся голосом кричу я.
Сердце бухает где-то в горле. Кажется, меня сейчас вывернет. Я вытираю ладонь о предметное стекло и пихаю его под микроскоп. Энергии нет, поэтому включить подсветку нельзя. Тогда я хватаю из ящика фонарь и направляю на предметный столик. Сойдет.
Заглянув в окуляры, понимаю, что оправдываются мои самые страшные предчувствия.
– Приехали…
– Что случилось, вопрос?! – Голос Рокки на целую октаву выше обычного.
Я закрываю ладонями лицо, пачкаясь вонючей жижей, но мне все равно.
– Таумебы. Они в генераторе.
– Они повредили генератор, вопрос? – допытывается Рокки. – Дай мне, я починю!
– Генератор не сломан. Если таумебы в генераторе, значит, и в топливных баках тоже, – упавшим голосом говорю я. – Таумебы сожрали всех астрофагов. У нас нет энергии потому, что нет топлива.
Рокки так стремительно задирает туловище, что ударяется о купол туннеля.
– А как таумебы попали в топливо, вопрос?!
– Я принес их в лабораторию. Но хранил не в герметичном сосуде. Наверное, несколько таумеб сбежали. На корабле полно щелей и отверстий, особенно после того, как мы чуть не погибли на Эдриане. Наверное, таумебы просочились в какую-нибудь крошечную дырочку в топливопроводе. С этого все и началось.
– Плохо! Плохо-плохо-плохо!
– Мы умрем в космосе. – Я начинаю учащенно дышать. – Мы застряли тут навсегда.
– Не навсегда, – возражает Рокки.
– Нет? – с надеждой спрашиваю я.
– Нет. Скоро мы сойдем с орбиты. А потом умрем.
* * *
Весь следующий день я исследую все трубки топливопровода, до которых могу добраться. Везде одно и то же. Вместо масляно-астрофаговой суспензии я обнаруживаю таумеб и (давайте называть вещи своими именами) их фекалии. В основном метан и целый ряд микрокомпонентов. Теперь понятно, откуда в атмосфере Эдриана взялся метан. Жизненный цикл и все такое.
Изредка попадаются живые астрофаги, но, учитывая подавляющее большинство таумеб в топливе, долго бедолаги не продержатся. Спасать жалкие остатки не имеет смысла. Все равно, что пытаться отделить здоровое мясо от поразившего его ботулизма.
– Безнадежно, – произношу я, швыряя на лабораторный стол последний образец топливной суспензии. – Везде таумебы.
– У меня есть немного астрофагов, – говорит Рокки. – Примерно двести шестнадцать грамм.
– Двигателям вращения этого надолго не хватит. Секунд на тридцать, не больше. Да и не выживут они. На моей стороне повсюду таумебы. Лучше сохрани астрофагов в целости у себя.
– Я сделаю новый двигатель! Таумебы превращают астрофагов в метан. Он реагирует с кислородом. Будет поджигание – будет тяга! Доберемся до моего корабля. Там полно астрофагов.
– В общем-то… неплохая идея, – задумчиво потираю подбородок я. – Использовать то, что напукали таумебы для передвижения в космосе.
– Не понимаю слово перед таумебами.
– Неважно. Погоди-ка, дай посчитать…
Беру планшет – лабораторный компьютер пока не работает. Удельный импульс метана я сейчас не припомню, но точно знаю, что реакция водорода с кислородом длится порядка 450 секунд. Что получится при наилучшем раскладе? У меня было 20 000 килограмм астрофагов. Допустим, все они превратились в метан. Масса корабля без топлива порядка 100 000 килограмм. Не знаю, достаточно ли у меня кислорода для реакции, но это пока можно опустить…
Мучительно пытаюсь сосредоточиться. Понимаю, что дико устал. Посчитав в приложении-калькуляторе, сокрушенно качаю головой.
– Не получится. Скорость корабля будет меньше 800 метров в секунду. Так мы не сможем избежать гравитации Эдриана, не говоря уже о том, чтобы пересечь систему Тау Кита, преодолев 150 миллионов километров.
– Плохо.
Я кидаю планшет на стол и тру глаза.
– Да. Плохо.
Рокки цокает по туннелю и останавливается надо мной.
– Дай мне генератор, – просит он.
– Зачем? Какой от этого прок? – уныло спрашиваю я.
– Я чищу и дезинфицирую. Удаляю всех таумеб. Делаю маленький топливный бак и заправляю своими астрофагами. Герметично закупориваю генератор. Отдаю тебе. Ты его подсоединяешь к кораблю. И энергоснабжение восстановлено.
– Да. – Я рассеянно потираю обожженную руку. – Хорошая мысль. Если только генератор не расплавится в твоей среде.
– Если расплавится, я починю.
На горстке астрофагов далеко не улетишь, но этого количества с избытком хватит, чтобы включить энергоснабжение корабля на… Не знаю, надолго ли… Ну, хотя бы до конца моей жизни.
– Хорошо. Ладно. Неплохая идея. По крайней мере, мы снова запустим всю аппаратуру на корабле.
– Да.
Я бреду к люку.
– Сейчас принесу тебе генератор.
Не стоило бы в таком состоянии орудовать инструментами, но я не отступаю. Я спускаюсь в спальный отсек, заползаю в подпол и отсоединяю генератор. А может, это резервный генератор. Понятия не имею. Главное, что он превращает астрофагов в энергию.
Возвращаюсь в спальню и кладу генератор в нашу с Рокки шлюзовую камеру. Он проводит шлюзование и переносит генератор к себе на верстак. Двумя клешнями эридианец тут же начинает копаться в устройстве, а третьей указывает на мою койку.
– Я работаю. А ты спи.
– Следи, чтобы таумебы не добрались до твоих астрофагов!
– Мои астрофаги плотно закрыты в ксенонитовом контейнере. Они в безопасности. Иди спать.
У меня болит все, особенно забинтованная рука.
– Я не смогу заснуть.
– Ты говоришь, что людям нужно восемь часов сна каждые шестнадцать часов, – строго говорит Рокки. – Ты бодрствуешь уже тридцать один час. Иди спать.
Я со вздохом сажусь на койку.
– Ты прав. Хотя бы попытаюсь. День выдался тяжелый. И вечер. Тот самый вечер трудного дня
[168].
Обессиленно падаю на койку и укрываюсь одеялом.
– Поясни последнюю фразу.
– Это из песни. – Закрываю глаза и бормочу: – И я работал, как собака
[169].
На мгновение я отрубаюсь…
– Ух ты! – Я рывком сажусь на койке. – Жуки!
[170]
Рокки от неожиданности роняет генератор.
– Какая-то проблема, вопрос?
– Не проблема. А решение! – Я спрыгиваю на пол. – Жуки! На моем корабле есть четыре маленьких зонда, названных «жуками». Они предназначены для отправки информации на Землю!
– Жаль, ты раньше не рассказал, – сетует Рокки. – Но ведь они используют то же горючее, верно, вопрос? А теперь все астрофаги погибли.
– Они работают на астрофагах, но каждый жук – это герметичный автономный аппарат. Жуки не подсоединены ни к бортовой системе подачи кислорода, ни к топливопроводу. И на каждом по 120 килограмм топлива! Да у нас полно астрофагов!
Рокки радостно машет руками.
– Достаточно, чтобы долететь до моего корабля! Хорошая новость! Хорошая-хорошая-хорошая!
Я машу в ответ.
– Похоже, мы все-таки выживем! Правда, чтобы добраться до жуков, мне придется выйти за борт. Скоро вернусь!
Я делаю шаг к лестнице.
– Нет! – Рокки подбегает к перегородке и громко стучит по ней. – Иди спать. Люди плохо соображают без сна. За борт опасно. Сначала отдых. Потом за борт.
– Ну, хорошо, хорошо, – закатываю глаза я.
– Спать! – командует Рокки, указывая на мою койку.
– Да, мамочка.
– Сарказм. Ты спишь, я сторожу.
* * *
– Мне уже не нравится эта затея, – жалуюсь я по радиосвязи.
– Выполняй задание! – тоном, не терпящим возражений, отвечает эридианец.
Я отлично поспал и проснулся полным сил. Вкусно позавтракал. От души потянулся. Рокки сделал новый, герметичный, полностью работающий генератор, который никогда не сломается. Я подключил его, и вся бортовая электрика мгновенно ожила.
Мы с Рокки обсудили, как лучше использовать жуков, чтобы вернуться к «Объекту А». Казалось, все прекрасно продумано. А теперь я стою в шлюзовой камере, полностью экипированный для выхода за борт, и вглядываюсь в бесконечную пустоту космоса. «Аве Марию» заливает отраженный от Эдриана бледно-зеленый свет, несколько лучей которого падают сквозь иллюминатор и на меня. Затем планета скрывается из виду, и я оказываюсь в темноте. Но ненадолго. Через двенадцать секунд я снова вижу Эдриан.
«Аве Мария» по-прежнему вращается. И это проблема. У корабля по бокам имеются небольшие маневровые двигатели на астрофаговой тяге, которые регулируют вращение в режиме центрифуги для создания искусственной гравитации. Сейчас двигатели, конечно, не работают: там, как и повсюду, полно испражнений таумеб.
Мне предстоит выйти за борт и вновь столкнуться с силой притяжения. Только вместо гравитации Эдриана на сей раз я испытаю на себе действие центростремительной силы, которая может зашвырнуть меня в открытый космос.
Что тогда, что сейчас мероприятие смертельно опасное. Так почему же нынешний выход за борт опаснее моей маленькой авантюры с пробоотборником? Потому что мне придется удерживать равновесие на носу корабля. Одно неверное движение, и поминай как звали.
Забрав пробоотборник, я старался держаться ближе к корпусу, использовал страховочные фалы, и вокруг было полно поручней, за которые можно схватиться в случае падения. Однако жуки спрятаны в носовой части корпуса, которая в режиме центрифуги все еще развернута внутрь, к хвосту. Таким образом, с точки зрения гравитации, обеспеченной центростремительной силой, жуки находятся наверху обитаемого отсека. Мне надо подняться на нос корабля и вытащить жуков. И при этом не поскользнуться. На носу фалы крепить некуда. Придется цеплять за ближайший снизу поручень. А значит, если я упаду, то успею развить скорость прежде, чем фал натянется до упора. Выдержит ли он? Если нет, центростремительная сила выкинет меня в космос, и я стану новым спутником Эдриана.
Страховочные фалы я проверяю четырежды. На всякий случай беру их побольше. Фалы прочно зацеплены за жесткий поручень у шлюзовой камеры и за мой скафандр. По идее, должны выдержать, если я упаду. Должны.
Делаю шаг за борт, хватаюсь за проем наружного люка и подтягиваюсь вверх. В тяжелом скафандре при полной гравитации я бы ни за что не справился. Носовой обтекатель поднят лишь слегка, и я не соскальзываю с корпуса. Еще раз проверяю фалы и потихоньку карабкаюсь вверх. Когда я двигаюсь, вращение сносит меня в сторону. Поэтому каждые пару футов я вынужден останавливаться, чтобы сцепление с корпусом свело бы на нет мое боковое смещение.
– Доложи обстановку, – раздается голос Рокки.
– Продвигаюсь, – отвечаю я.
– Хорошо.
Добираюсь до носа. Здесь, возле центра вращения, искусственная гравитация слабее всего – небольшой бонус. Вокруг лениво вращается Вселенная, делая полный оборот каждые двадцать пять секунд. Половину этого времени все видимое внизу пространство занимает Эдриан. Затем на пару мгновений мелькает ослепительно-яркая Тау Кита. А затем пустота. Несколько обескураживающе, но не критично. Лишь слегка раздражает.
Люк с жуками там, где и должен быть. Действовать надо аккуратно. Еще не хватало что-нибудь сломать. Корабль строился с тем расчетом, что экипаж не выживет и «Аве Мария» не вернется. Внутренний механизм активирует пиропатрон, и взрыв выбьет крышку люка. Затем жуки запускаются и летят на Землю. Прекрасная система, но когда я отправлюсь домой, крышка мне понадобится в целости и сохранности. Она крайне важна для аэродинамики.
Кстати, об аэродинамике. «Аве Мария» словно сошла со страниц романа Хайнлайна
[171]: сияющий серебром обтекаемый корпус с заостренным носовым обтекателем. Зачем все это кораблю, который никогда не войдет в атмосферу?
Дело в межзвездном пространстве. В космосе рассеяно крошечное количество водорода и гелия. Примерно один атом на кубический сантиметр. Но когда вы передвигаетесь с околосветовой скоростью, картина меняется. Вы не только сталкиваетесь с тучей атомов, но эти атомы, относительно вашей инерциальной системы отсчета
[172], весят больше обычного. В релятивистской физике полно странностей. Короче говоря, головной обтекатель мне нужен целым.
Крышка люка и пиропатрон прикреплены к корпусу шестью болтами с шестигранной головкой. Я достаю из пояса с инструментами торцевой ключ и приступаю к работе. Как только я откручиваю первый болт, он тут же соскальзывает вдоль головного обтекателя и падает куда-то в космическое пространство.
– Ой! – вырывается у меня. – Рокки, ты ведь умеешь делать болты, верно?
– Да. Легко. Зачем, вопрос?
– Я один уронил.
– Держи крепче.
– Чем?
– Рукой.
– Рукой я держу ключ.
– Второй рукой.
– Второй рукой я держусь за корпус, чтобы не упасть.
– Тогда используй третью ру… хмм… Достань жуков. А я займусь болтами.
– Договорились.
Приступаю ко второму болту. На сей раз я очень осторожен. На полпути убираю ключ и дальше работаю вручную. Толстые пальцы в перчатках слишком неуклюжи для такого. Только с этим болтом я провозился целых десять минут. Но я справился и, что самое главное, не выронил его. Убираю болт в поясную сумку. Теперь Рокки хотя бы поймет, что именно нужно скопировать. Следующие три болта я откручиваю ключом и смотрю, как они медленно скользят вниз по корпусу. Наверное, полетают какое-то время вокруг Эдриана, но недолго. Мизерное сопротивление, которое создается здесь наверху, постепенно погасит скорость, и в итоге болты упадут в атмосферу планеты и сгорят.
Остается последний болт. Но сначала я аккуратно приподнимаю свободный край крышки на ширину пальца, цепляю фал одним концом за отверстие для болта, а другим – к поясу на скафандре. Теперь ко мне прицеплены аж четыре страховочных троса. И это очень хорошо. Наверное, я выгляжу, как Человек-паук, – ну, и пусть! У меня на поясе с инструментами висят еще два смотанных фала, которые я при необходимости могу задействовать. Слишком много страховки не бывает!
Откручиваю последний болт, и крышка плавно скользит вниз по корпусу, но вскоре останавливается, повиснув на конце фала. Она несколько раз пружинит, затем ударяется о корпус и, наконец, слегка покачивается.
Заглядываю в отсек с жуками. Зонды там, где им и следует быть, каждый в своей нише. Четыре маленьких космических корабля абсолютно одинаковы, за исключением лишь именной гравировки на куполе топливного бака: «Джон», «Пол», «Джордж» и «Ринго».
– Доложи обстановку! – беспокоится Рокки.
– Собираюсь вынимать жуков.
Начинаю с «Джона». Его удерживает небольшой зажим, который я с легкостью открываю. За зондом виднеется баллон со сжатым воздухом и направленным наружу штуцером. Эта система предназначалась для запуска жуков. Им нужно оказаться подальше от корабля прежде, чем заработают двигатели вращения. Ведь даже очаровательный мини-двигатель испарит позади себя абсолютно все.
«Джона» удается вынуть без особого труда. Он больше, чем я ожидал, – размером почти с чемодан. Любой предмет покажется огромным, когда ты за бортом в скафандре и громоздких перчатках! Старина «Джон» еще и тяжеловат. Не уверен, что поднял бы его при земной гравитации. Пристегнув зонд к запасному фалу, перехожу к «Полу».
* * *
Когда нужно, Рокки может работать быстро. А сейчас как раз нужно. Мы кружим вокруг Эдриана по сомнительной траектории. Теперь, когда компьютеры и системы навигации снова включились, я вижу нашу орбиту. И выглядит она не очень: сильно вытянутая и в перицентре проходит слишком близко от планеты.
Каждые девяносто минут мы касаемся самого-самого края атмосферы. На такой высоте ее и атмосферой-то назвать нельзя. Так, несколько бестолково болтающихся молекул воздуха. Но их достаточно, чтобы совсем немного затормозить корабль. И из-за этого в следующий раз мы ныряем в атмосферу чуть глубже. Понятно, к чему я клоню?
Мы цепляем атмосферу каждые девяносто минут. И я честно не знаю, сколько раз мы проскочим без последствий. По какой-то причине у компьютера нет модели «странных эллиптических орбит вокруг Эдриана». Поэтому да, у Рокки запарка.
За каких-то два часа эридианец разобрал «Пола» и умудрился понять основные принципы его работы. Передать зонд Рокки оказалось непросто. Сначала пришлось соорудить специальный охлаждающий контейнер. Пластиковые детали жука просто оплавились бы в эридианской среде. В качестве термозащиты было решено использовать щедрый слой астрофагов. Хоть для человеческого тела они слишком горячи, но пластик не расплавят и, конечно, заберут лишнее тепло, неизменно сохраняя свои 96 градусов.