Рейн-Мари пыталась дозвониться до Армана, чтобы сообщить об Анни.

– Жаль, что Бовуар не может помочь тебе. Боюсь, что твои шансы на успех, и без того небольшие, рассыпаются в прах. – Дюссо отдал телефон Гамашу.

– Мне нужна карточка ЭМНП. – Арман подошел к Даниелю. – Я отдал ему мою.

Засунув руку в карман Даниеля, он нащупал карточку, пошарил в поисках монет.

– Дайте-ка посмотреть, – сказал Жирар, когда Арман вытащил руку из кармана.

В руке была только карточка.

– Может быть, послать с ним одного из них? – спросил Жирар, показывая на охранников.

– Non, нет нужды. Что он может сделать? Убежать? Обратиться в полицию? – Дюссо улыбнулся. – Все, что нам нужно, – это документы. Мне все равно, как он это сделает, но он будет действовать быстрее и эффективнее, если никто не будет сидеть у него на хвосте.

Арман повернулся к Даниелю:

– Мне нужно уйти, но я вернусь вовремя. Обещаю.

Он притянул Даниеля к себе, обнял. И прошептал:

– Я так горжусь тобой. Я тебя люблю.

Даниель кивнул.

Глава тридцать восьмая

Арман отпер дверь в их квартиру в Маре и сразу же подошел к книжному шкафу.

Пистолет по-прежнему находился там.

Он сунул его в карман пальто, запер дверь и вышел на улицу.

Но куда идти? Он понятия не имел, где Стивен и Плесснер спрятали улику, если она у них вообще была.

Может быть, Стивен и Плесснер обнаружили аферу – привлечение денег инвесторов под лживым предлогом, будто неодим будет использован в телекоммуникационных системах нового поколения?

Или все было по-честному и ГХС просто хотела защитить свой технологический прорыв, обещавший принести им миллиарды долларов?

Или речь шла о корпоративном шпионаже? Мошенничестве? Отмывании денег?

Что нашла в горах Патагонии молодая журналистка? И какое отношение ко всему этому имеет сход поезда с рельсов в Колумбии четыре года назад?

Что-то в этом было. Что-то достаточно жуткое, чтобы пойти на убийство. И теперь у Армана оставались считаные часы, чтобы узнать, что же это такое.

Арман стоял на тротуаре перед домом и смотрел то в одну сторону, то в другую.

Он действительно не знал, куда идти.

Наконец он повернул к Сене и пошел вперед, пытаясь замедлить свои бешено скачущие мысли, направить их ход в нужное русло.

Что им известно?

В какой-то момент Клод Дюссо дал понять, что он в курсе их разговора о Патагонии, который происходил в казематах под отелем «Георг V».

Это означало, что он знает все, о чем они говорили. А из этого вытекало, что среди них был информатор.

И это мог быть только один человек. Северин Арбур.

Что еще говорил Дюссо? Что смерти, о которых известно Гамашу, даже не верхушка айсберга. ГХС несет ответственность за гораздо большее количество смертей. В почти невообразимом масштабе.

Гамаш остановился, внезапно поняв, что стоит напротив больницы Отель-Дьё, где сейчас Анни рожает ребенка, а Стивен лежит при смерти.

Он сошел с тротуара и двинулся было ко входу. Но тут же повернул обратно.

Нет, он не поддастся почти непреодолимому искушению войти.

Это решение было настолько мучительным, что по его телу прошла дрожь, но он все же повернулся спиной к больнице и пошел дальше, кинув взгляд на собор Парижской Богоматери.

Потом он повернулся спиной и к собору, хотя позволил мыслям задержаться на героизме мужчин и женщин, которые бросились внутрь спасать экспонаты. Которые боролись с огнем, невзирая на грозившую им опасность.

Ад, может быть, и опустел, но среди людей тоже имелись свидетельства божественного. Хитрость, которой научил его Стивен много лет назад в саду Музея Родена, состояла в том, чтобы уметь видеть и то и другое.

Страшные деяния лежали на поверхности. Божественные нередко приходилось искать.

«И какие из них окажут большее влияние на тебя, garçon?» – услышал он голос Стивена и даже почувствовал его палец, упершийся ему в грудь.

Гамаш вдруг обнаружил, что стоит в полном одиночестве на мосту Сердец. Он остановился, чтобы заглянуть через край. Чтобы охладить и успокоить мысли. Вытянув руку, он нащупал старый камень, холодный камень парапета и посмотрел вниз на темную воду.

Клод Дюссо предложил ему загадать желание. И вероятно, ему тоже стоило бросить монетку в фонтан Морей. Конечно, это было высшим проявлением иронии – назвать место, где Террор забрал столько жизней, площадью Согласия.

Сколько пожеланий, сколько лихорадочных молитв остались безответными. Если только не считать ответом скольжение ножа гильотины. Любопытно, какое желание мог загадать Дюссо?

Гамаш повернул в сторону площади Согласия. Разум его наконец успокоился. Остановился на одной мысли.

Почему Дюссо пригласил его именно туда? К этому фонтану? К знаменитой колонне, занявшей место гильотины?

Арман стал мысленно перебирать все, что сказал ему Дюссо. И что сделал Дюссо.

У него распахнулись глаза.

– Боже мой, – прошептал Гамаш.

Он махнул проезжающему мимо такси. Ему нужно было вернуться на площадь Согласия, но по дороге он остановился у отеля «Лютеция».



Ален Пино уже покинул бар «Жозефина». В других барах и ресторанах гранд-отеля его тоже не было. На стойке регистрации Гамашу назвали номер, который снимает Пино.

Он подошел к портье:

– Скажите, месье Пино не бронировал в ресторане столик на сегодняшний вечер?

– Non, monsieur.

Арман знал, что это может быть и не так. Конфиденциальность была важной частью работы портье.

– Я буду вам весьма признателен за помощь, если вы найдете мне ресторан на сегодняшний вечер, – сказал он, пододвигая в сторону портье купюру в сто евро.

– Большинство наших гостей принадлежат к частным клубам.

– Я всегда хотел поступить в один из них. У вас есть предложения?

Он отошел от стойки с коротким списком в руке. В одно из названий портье ткнул пальцем.

«Cercle de l’Union Interalliée». То, что генерал де Голль называл французским посольством в Париже.

– Чем могу вам помочь, месье? – спросила у него тихим голосом хорошо одетая женщина, когда он вошел в частный клуб.

Гамаш слышал об этом месте, но прежде никогда сюда не заходил.

Клуб в Восьмом округе представлял собой место встреч дипломатов, политических деятелей, промышленников. Элиты Парижа.

Иными словами, советов директоров большинства крупных корпораций Европы.

Арман быстро, инстинктивно оглядел помещение.

Высокие потолки. Роскошный декор не изменился с прошлого века. И все же в его величии ничто не померкло.

Все здесь говорило о мощи и славе.

В этих стенах на протяжении столетия принимались решения, которые изменяли мир к лучшему или худшему.

Женщина у дверей наметанным глазом оценила этого человека. Ухоженный. Хорошее пальто, классический покрой. Без галстука, но в крахмальной белой рубашке, и под пальто пиджак от портного.

Элегантный мужчина. Явно имеющий немалый вес в обществе. Но такими были все, кто заходил в эту дверь. Иначе они не прошли бы дальше порога.

– Oui, merci. Я ищу одного из ваших клиентов. Месье Пино. Алена Пино.

– Может быть, вы член эквивалентного клуба? Например, монреальского «Мон-Руаяль»?

Как тонко дала она ему понять, что узнала в нем квебекца.

– Non. Я всего лишь клиент. Так месье Пино здесь?

– Я не могу вам сказать.

– Понимаю. Если бы он был здесь, не могли бы вы передать ему это?

Гамаш протянул ей визитку, и ее лицо озарилось улыбкой.

– Bienvenue[81]. Это, – она подняла его визитку ЭМНП, – и есть ваше членство в клубе. Вы не возражаете?

Выбрав бордово-синий галстук от Пьера Кардена, она дождалась, когда он завяжет узел, и жестом показала, чтобы он следовал за ней по широкой лестнице.

Наверху она сказала ему, понизив голос:

– Подождите здесь, пожалуйста.

Они находились у входа в просторную комнату, в которой отдельными островками стояли группки диванов и кресел.

Женщина подошла к компании мужчин и женщин, в которых Гамаш узнал членов совета директоров ГХС.

Пино поднял глаза на женщину-портье, когда та наклонилась и подала ему карточку. Затем он обвел взглядом комнату.

Остановился на Гамаше.

Поднявшись, Ален Пино сказал несколько слов собеседникам и последовал за женщиной к Гамашу.

Он был тучный и краснолицый от избыточного потребления вина и изобильных трапез в течение многих лет. И все же в нем ощущалась какая-то сила. Он, безусловно, был личностью.

Пино посмотрел на Гамаша и спросил у портье:

– Есть свободная комната?

– Конечно. Прошу за мной, джентльмены.

Они привела их в уютную комнату, стены которой были уставлены книжными шкафами. Там стояли два больших кожаных кресла с отпечатками тел, как будто в них все еще сидели призраки давно умерших членов клуба, не желающих расставаться с этим святилищем.

В камине лежали поленья, и портье, прежде чем уйти, зажгла их.

На приставном столике стоял графин с коньяком и пузатые стаканы.

– Принести вам что-нибудь? – спросила женщина.

– Non, Marie, merci. Полагаю, у нас будет разговор с глазу на глаз.

– Конечно, месье Пино.

Пино закрыл дверь и обратился к Гамашу:

– Я видел вас сегодня в «Лютеции». Кто вы? И… – он вернул ему визитку, – откуда у вас это?

– Меня зовут Арман Гамаш.

Глаза Пино широко раскрылись, он усмехнулся:

– Так вы Арман. Знаменитый Арман. Я ревновал его к вам много лет. Десятилетий. Сын Стивена.

Значит, Пино и Стивен все же знали друг друга, и, судя по всему, знали очень неплохо. Арман выдохнул, почти охнул. В первый раз чуть ли не за целую вечность он почувствовал облегчение. Наконец-то они пришли к чему-то. По крайней мере, он на это надеялся.

– Крестный сын, – поправил его Гамаш.

– Стивен не делал этого различия.

Он протянул руку, и Арман пожал ее, чувствуя ее упругую силу. Силу человека, которому всегда всего мало.

Алену Пино следовало бы родиться королем, а может, он и был королем в другой своей жизни. Гамаш мог бы представить, как он, закованный в тонны доспехов, сидит верхом на огромном, пошатывающемся под его весом боевом коне. Ведет свое войско в атаку, рубя и калеча любого, кто встанет на его пути к тому, чего он хочет.

Но времена теперь настали другие, и для того чтобы максимально приблизиться к той, прежней, власти, человек вроде Пино должен был оседлать не коня, а какую-нибудь огромную корпорацию. И такой корпорацией было агентство Франс Пресс, которое представляло собой власть, стоящую за властью. Оно могло создавать и губить политиков, правительства, промышленников. Корпорации.

И создавало, и губило.

– Значит, вы знаете Стивена? – сказал Арман, отказавшись от коньяка. – Я не был уверен.

Усаживаясь в кресло перед огнем, он взглянул на стоящие на каминной полке часы в виде кареты.

Одиннадцать тридцать.

– Он никогда не говорил вам обо мне? – спросил Пино. – Вероятно, нет. – Ошибиться в его разочаровании, даже обиде, было невозможно. – А вот о вас он говорил. – Пино подался к Гамашу. – Он?..

– В больнице. В критическом состоянии. Вы знаете, что случилось?

– Да. Дорожное происшествие. Водитель скрылся. Ужасно. Я пытался посетить его, но меня даже близко к нему не подпустили. – Глаза Пино, скрытые за складками морщинистых век, взыскующе смотрели на Гамаша. Проницательно. Исследовали собеседника. – Я полагаю, это не несчастный случай.

– Нет. Я там присутствовал. Это было спланированное покушение.

– Mon Dieu, – сказал Пино, откинувшись на спинку кресла. – Merde. Кто же мог пойти на такое? – Он помолчал несколько секунд, вглядываясь в Гамаша. – Вам что-то известно об этом? Стивен говорил мне, что вы возглавляете Квебекскую полицию.

– Возглавлял. Теперь я глава отдела по расследованию убийств.

Пино вскинул брови:

– Это не похоже на карьерный рост.

– Это и не было ростом. – Гамаш не стал развивать эту тему. – Вы слышали, что в одной квартире в Седьмом округе вчера утром было найдено тело?

– Нет.

Конечно, он не слышал. Полиция пока не давала этого сообщения.

– Там убили человека. Это произошло в квартире Стивена, убитого звали Александр Плесснер.

– О, черт. Я знаю месье Плесснера. Стивен познакомил нас несколько месяцев назад. Господи, да что же это такое? Что происходит?

Лицо Пино меняло цвет с красного на багряный. Гамаш подумал, не придется ли ему до окончания разговора делать Пино искусственное дыхание.

Насколько защищено его сердце под слоями амбиций и фуа-гра?

– Не знаю, – ответил Гамаш. – Надеюсь на вашу помощь.

– Как я могу помочь? – спросил Пино.

– Что вам известно о ГХС Инжиниринг?

– А-а, вот оно что.

– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.

– Я член совета директоров. Стивен пожелал выкупить мой пакет акций, чтобы самому стать одним из директоров. Я спросил его, зачем ему это нужно, но он не ответил.

– Как давно это было?

Пино задумался:

– Шесть или семь месяцев назад.

Приблизительно в это же время Жану Ги предложили работу в ГХС, подумал Арман. Стивен приводил свой план в действие.

– И вы согласились? Даже не зная, зачем он это делает?

– Конечно.

– Почему?

– Потому что он попросил. Мне больше ничего и не требовалось. – Пино посмотрел на Гамаша. – А вам потребовалось бы?

Арман едва заметно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Я был готов сделать это немедленно, но Стивен хотел подождать до последней минуты, до того утра, когда должно состояться собрание совета директоров. Он попросил, чтобы я хранил это в тайне. Вы не знаете, что он собирался сделать?

– Нет. Но вот что я нашел в его ежедневнике. – Арман показал Пино фотографию клочка бумаги. – Мы думаем, что АФП – это агентство Франс Пресс. Эти даты вам что-нибудь говорят?

Пино несколько секунд разглядывал фотографию:

– Да. Вот эта. Тогда исчез один из моих репортеров.

– Аник Гуардиола. В Патагонии.

– Вам что-то известно про нее?

– Мне известно, что ее смерть списали на несчастный случай. Но почти наверняка это был не несчастный случай. Что там произошло на самом деле?

– Я не знаю. Не знаю в подробностях. Мне следовало позадавать больше вопросов, когда ее тело было найдено. Проявить больше любопытства. Именно так я стал членом совета директоров ГХС. Ну, вы знаете.

Арман не знал. Но он знал достаточно, чтобы промолчать и позволить Пино говорить дальше.

– Полиция в Патагонии сказала, что это был несчастный случай. Я послал туда расследователей. Они обнаружили, что отсутствуют ее ноутбук, ее телефон и все ее записи. Но потом ее тело кремировали. Мы оказывали давление на власти, однако… – Он поднял свои мясистые руки.

– А о чем она собиралась написать?

– О качестве воды. Мы проследили ее встречи с различными корпорациями, в том числе и ГХС. В компании были очень откровенны, сказали, что она посещала предполагаемое место расположения водоочистной станции и шахту, которую они закрыли. Их очень встревожила ее смерть. Тогда они и предложили мне место в совете директоров. Как жест открытости и доброй воли.

Он сделал резкий вдох и долгий выдох.

– Это случилось четыре года назад. Похоже, они знали меня лучше, чем я сам. Их предложение взывало к моему эго. Меня ослепили имена других членов совета. Я был совершенно одурачен.

– И когда вы поняли, что все не так, как оно кажется?

– Только когда Стивен попросил меня уступить ему мое место в совете.

– Уступить? – переспросил Гамаш. – Он собирался уплатить вам сотни миллионов, не так ли? Вряд ли тут можно говорить о подарке.

– Вы многое знаете.

– Это верно, – сказал Гамаш, чье терпение таяло. – У меня есть информация. Пожалуйста, прекратите напускать туман. У нас нет времени.

– Да, он платил за акции, но не мне. Был создан трастовый фонд для жертв. Часть денег была отложена в пользу семьи моей убитой журналистки. Можете проверить.

– Жертв? Жертв чего?

– Не знаю. Я спросил Стивена, но он только сказал, что об этом станет известно на собрании совета директоров.

Арман кивнул, осмысливая услышанное. Похоже было, что Стивен придерживал информацию.

– Вы слышали что-нибудь о неодиме?

– Это редкоземельный металл, да? Мы выпустили о нем ряд статей пару лет назад. Они были очень популярны. А что?

– Шахту в Патагонии, приобретенную ГХС и вызвавшую интерес у Аник Гуардиолы, не закрыли. Компания добывала там неодим. Видимо, журналистке стало известно об этом.

Брови Пино взметнулись.

– Ха. Если это так, то мы имеем дело с сенсацией. ГХС не сообщала об этом совету директоров. Почему она хранила подобные сведения в тайне? Почему то, что Аник Гуардиола обнаружила эту информацию, стало для них проблемой? Ведь добыча неодима не объявлена вне закона?

– Я думаю, дело не в минерале, а в том, как они его использовали. Я думаю, молодая журналистка узнала слишком многое и ее убили, чтобы она не раскрывала рот. Стивен обратил внимание на опубликованную ею статью о поезде, сошедшем с рельсов в Колумбии. Не знаете, что это за история?

– Нет, понятия не имею. Вам придется мне напомнить. А для чего используется неодим?

– Батарейки. Ноутбуки. Жесткие диски, – перечислил Гамаш. – Но есть предположение, что этому металлу нашли и другое применение. Вы не знакомы с какими-нибудь инженерами, не работающими на ГХС, кто мог бы это знать?

– Моя невестка инженер. Работает в «Лавален». – Он вытащил телефон и позвонил.

Насколько было известно его невестке, никаких революционных новостей об использовании неодима не появлялось.

– Спросите ее, мог ли этот металл привести к сходу поезда с рельсов, – подсказал Гамаш.

Пино задал ей этот вопрос. Поморщился, выслушав ответ. Поблагодарил невестку и отключился.

– Она говорит, чтобы стащить поезд с рельсов, понадобился бы мультяшный магнит. По-моему, она решила, что я рехнулся.

Гамаш взглянул еще раз на записи Стивена:

– Этот сошедший с рельсов поезд каким-то образом связан с убийством журналистки. И другие даты тоже важны.

Пино встал:

– Мы должны это проверить. В архиве агентства Франс Пресс хранятся все старые материалы. Мы можем съездить туда.

Арман тоже поднялся:

– Вы можете получить доступ к вашим файлам откуда угодно?

– Да. Когда я ввожу пароль, мне верят, – улыбнулся владелец АФП.

– Bon. Тогда извинитесь перед вашими гостями, а я жду вас у входной двери.

Пино присоединился к нему минуты две спустя.

– Пришлось оставить трех недоумевающих друзей, включая бывшего премьер-министра Италии. Хотя, подозреваю, недоумение – его перманентное состояние. Я намекнул, что еду на встречу с любовницей. Надеюсь, они не увидят нас вдвоем.

– Ну, это еще не самое плохое, – сказал Арман.

– И то верно, – рассмеялся Пино. Он подал едва заметный знак, и шофер в ливрее поспешил к лимузину. – Мы можем воспользоваться моей машиной.

– Не стоит, – сказал Гамаш и попросил швейцара вызвать им такси, сказав, куда нужно будет ехать.

– La Défense, s’il vous plaît, – сказал швейцар водителю.

Пино открыл было рот, но, увидев строгий взгляд Гамаша, закрыл его.

Они проехали квартал, когда Гамаш наклонился вперед и сказал водителю:

– Но сначала нам нужно на площадь Согласия.

– Oui, monsieur.

– Я думал, мы едем в мой офис, – сказал Пино.

– Non, – ограничился коротким ответом Гамаш.

Пино устроился на заднем сиденье, размышляя о том, что уже много лет, даже десятилетий он не передвигался по Парижу в чем-либо ином, кроме собственного лимузина или вертолета.

Этот новый опыт ему не нравился.

На площади Согласия Гамаш быстро подошел к фонтану Морей. На глазах у водителя и Пино он снял туфли и носки, закатал брюки и забрался в фонтан.

Он засучил рукава и, опустив руки в ледяную воду, принялся шарить по дну, пока не нашел то, что искал.

Когда он вышел из фонтана, к нему подошла женщина и протянула ему монетку в два евро:

– Купите себе еды, месье.

– Merci, mais…[82] – начал было Гамаш, но она уже растворилась в ночи.

– И что это было? – спросил Пино, когда дрожащий от холода Гамаш вернулся в машину.

Всем своим видом призывая к молчанию, Арман раскрыл кулак.

На его ладони лежали два канадских пятицентовика. Крепко сцепленные вместе.

Глава тридцать девятая

Анни переводила дыхание после очередной схватки, и Жан Ги воспользовался возможностью выйти из палаты, чтобы принести ей воды со льдом. И самому прийти в себя.

Рейн-Мари вышла следом за ним.

– Арман уже должен быть здесь, – сказала она, понизив голос. – Почему его нет? Что-то случилось?

– Не знаю, – признался Жан Ги. – Но я уверен, что он был бы здесь, если бы смог.

– Что-то случилось. – Рейн-Мари оглянулась на закрытую дверь в маленькую отдельную палату, где ее дочка рожала собственную дочку. – Я ему позвоню.

Арман ответил мгновенно.

– Все в порядке? – спросил он без всяких преамбул.

Она почувствовала облегчение, услышав его голос, озабоченный, но и только.

– Да, все хорошо. Но это продлится еще несколько часов. Анни молодец. Зато Жан Ги сводит нас с ума.

Арман сумел выдавить из себя смешок:

– Именно это и делают мужья и отцы. Женщина теряет воды, а мужчина – разум.

Рейн-Мари рассмеялась:

– Уж ты-то точно потерял. Ты просто с ума сошел. Когда родился Даниель и у тебя спросили, не хочешь ли ты перерезать пуповину, ты расплакался. Я думала, ты его никогда не отдашь акушерам. – Молчание на линии. – Арман?

– Да, – сказал он. – Я это хорошо помню.

– Ты где? Я слышу шум.

– Я в такси, но приехать пока не могу. Позвони, если что-то случится. Скажи Анни, что я ее люблю. Скажи Жану Ги, чтобы сделал глубокий вдох…

– И глубокий выдох. Арман…

– Oui?

– Все хорошо?

– Да. Я приеду. Обещаю тебе.

Когда он отключился, Пино спросил:

– Ваша жена?

– Да. Моя дочь рожает. Они в больнице.

– Вы должны быть с ними.

Арман сжал в руке монетки и загадал желание, глядя на Париж – прекрасный, тревожный, яркий Париж, мелькающий за окном.

Когда они остановились перед башней ГХС в Ла-Дефанс, Арман расплатился с таксистом, потом ухватил за руку Пино, который направился было к башне, и повел его в другую сторону. К метро.

– Держите крепче бумажник, – велел Гамаш, – и никому не смотрите в глаза.

– Что?

Если Алену Пино не понравилась езда в такси, то здесь ему предстояло кое-что похуже.



Полчаса спустя они вышли на станции метро «Отель-де-Виль». Гамаш торопливо зашагал по темным пустынным улицам района Маре. Пино тащился за ним.

– Я думал, мы поедем в АФП, – сказал он в десятый раз. – Это совсем в другую сторону.

– Просто идите за мной.

Этот обходной маневр сжирал драгоценное время, которого Арману и без того не хватало. Но ему нужно было сбить с толку тех, кто отслеживал его передвижения по сигналу телефона, что не сработало бы в глубинах метро.

Теперь, когда он вышел на поверхность, они снова будут знать, где он находится, но им потребуется несколько минут, чтобы засечь его. Неразбериха была его другом. Ничего страшного, пока она не у него в голове.

– Это Национальный архив, – сказал Пино, глядя на ворота. – Что мы здесь делаем?

Арман попросил охранника позвонить мадам Ленуар, потом ответил Пино:

– Нам нужна помощь, чтобы найти эти даты в вашем архиве и выяснить наконец, что узнали Стивен и месье Плесснер.

Появилась Аллида Ленуар, и их пропустили внутрь.

– Мы больше ничего не нашли, – сказала она по пути в читальный зал.

– Где мадам Арбур? – спросил Гамаш.

– Все еще с нами.

– Хорошо.

Она оглянулась на крупного человека, с трудом поспевающего за ними:

– Вы ведь Ален Пино. Вы возглавляете агентство Франс Пресс.

– Я им владею, – просипел он. – А вот возглавляю ли я его, это еще вопрос. – Он остановился перед входом в читальный зал. – Боже мой! Это же…

– Юдифь де ла…

– Гранжер, – подхватил он и поспешил к ней с распростертыми руками. – Сто лет вас не видел. Тысячу. – Он поцеловал ее в обе щеки, улыбаясь во весь рот. – Что вы здесь делаете?

Она рассказала, он одобрительно кивнул и сказал, обращаясь к Гамашу:

– Хорошо. С Юдифью на борту у нас есть шанс. Она – лучший исследователь в бизнесе.

Пока Аллида и Юдифь готовили терминалы, Гамаш подозвал к себе Северин Арбур:

– Вы не возражаете, если я взгляну на ваш телефон?

Недоумевая, но без всякого волнения она протянула ему телефон.

Ален Пино подключился к собственному архиву, попутно поясняя:

– Как вам известно, мы храним в архиве все, что было опубликовано в прессе. Но может быть, вы не знаете, что мы также архивируем материалы, которые были набраны, но так и не появились в печати, а кроме того, исследования и заметки репортеров.

– Пожалуйста, отдайте мой телефон, – сказала мадам Арбур, протягивая руку.

Но вместо того, чтобы вернуть ей телефон, Гамаш спрятал его себе в карман.

Он знал, что она весь день сливала Клоду Дюссо информацию. Теперь с этим было покончено.

Пока они ехали в метро, пока Пино бормотал ругательства, Гамаш продолжал обдумывать то, что сказал ему Дюссо. И что сделал.

И что на самом деле могли означать эти монетки, брошенные в фонтан Морей.

Когда Гамаш обнимал Даниеля, не в первый, а в один из последующих разов, он засунул руку ему в карман. Чтобы вытащить оттуда намагниченные монетки.

Однако пятицентовиков там не оказалось.

Он попробовал еще раз, когда извлекал визитку ЭМНП. Однако и в этот раз ничего не обнаружил.