Он назвал страну.
— Правда? — Королева нахмурилась, подалась вперед. — И зачем им за нами шпионить?
— С этим государством возникли неприятности — и похоже, из-за меня. — По лицу помощницы мелькнула тень улыбки. А может, Хамфрису померещилось. Королева смотрела на него с пристальным любопытством. — В прошлом году, как вам наверняка докладывали, король Заид сделал одного из своих племянников главой полиции и разведки. По нашему мнению, он решил проверить, обладает ли мальчик — точнее, молодой человек — задатками лидера. Наверняка вы близко знакомы с принцем Фазалем.
— Очень близко, — кивнула королева.
— Насколько я знаю, он бывал в Виндзоре и Сандрингеме, когда учился в частной школе и в Сандхерсте. — Королева нахмурилась. Хамфрису рассказывали, что она относилась к молодому человеку как к члену семьи. — В Королевской военной академии отметили, что он не обладает задатками лидера, — продолжал он. — Меткий стрелок, чрезвычайно вынослив, но постоянно сбегал в Лондон, играл в казино, ввязывался в драки. Кажется, через два семестра его отчислили. Наше начальство приписало его поведение молодости и гормонам. Однако мы вряд ли выбрали бы его главой полиции или разведки.
— Согласна. — Хамфрис заподозрил, что, судя по тону королевы, молодой человек дерзнул обидеть ее собаку или даже лошадь.
— Как вам известно, результаты его деятельности в первые месяцы на этом посту можно назвать… неудовлетворительными. В тюрьмах стали чаще пытать заключенных — при попустительстве властей. Кое-кто из политиков пропал без вести: вероятнее всего, был убит. Ходят слухи — правда, неподтвержденные — что он регулярно отдает приказы доставить жертву к нему домой, дабы он лично нанес coup de grace
[47]. Активно выступает за войну в регионе. Когда я стал начальником разведки, то решил прекратить обмен разведданными с его ведомством. Я подозреваю, что ему ничего не стоит раскрыть наши источники. Разумеется, он был в ярости.
— Понимаю.
— Я думал, его дядя успел вам пожаловаться.
— Нет.
— Что само по себе интересно, мэм. Значит, тает либо влияние молодого человека, либо самого короля. А далее принц, видимо, взял дело в свои руки. Раз уж мы отказались делиться с ним необходимыми сведениями, он решил раздобыть их самостоятельно. В ходе расследования мы выяснили, что в течение нескольких месяцев он пытался получить от нашей разведки данные по целому ряду вопросов. В том числе касательно “Пояса и пути”.
— Как? — спросила королева.
— Что — как, мэм?
— Как именно он пытался получить данные?
— А-а-а. Выяснилось, что у него был информант в МИДе.
— Значит, все-таки “крот”, — спокойно заметила королева.
— Да, мэм, и мы…
— Но не в моем замке.
— Мэм, я как раз хотел…
— Извините. Пожалуйста, продолжайте.
Хамфрис написал возле пустующей рамки имя “Фазаль” и подчеркнул его.
— С помощью сведений, полученных от этого информанта, агент внедрилась в группу сотрудников разведки, которые собрались в замке. Поначалу она стеснялась и помалкивала, но на первых порах все робели. — Хамфрис задумался. — Если помните, мэм, в тот вечер вы могли видеть ее в гостиной у управляющего… — Он осекся, сообразив, что королева наверняка об этом забыла.
— Пожалуй, — мягко ответила королева. — Еще кофе?
— Я… э-э-э… — Хамфрис почувствовал, что у него пересохло во рту. Кофе остыл, но слуга молча подал ему горячий. Хамфрис одним глотком осушил чашку и смутился.
— Где я бишь?
— В гостиной управляющего, — напомнила королева. — Со шпионкой.
Хамфрис благодарно улыбнулся. Она внимательнее, чем кажется. И это прекрасно, учитывая обстоятельства.
— Да, конечно. Сперва предполагалось, что тем все и кончится. Гости должны были в тот же вечер разъехаться по домам, однако ведущий аналитик, который летел из Джибути, не сумел попасть на совещание: рейс отложили из-за грозы. Об этой-то грозе я и упомянул в самом начале, мэм. Той, что как бабочка… впрочем, неважно. Главное, что рейс из Дубая задержали на несколько часов, совещание перенесли и управляющий предложил гостям заночевать в замке, чего поначалу не планировалось.
— Да, он мне говорил.
— Великодушное решение. Он и не подозревал, во что это выльется. Гости, в том числе и самозваная доктор Стайлз, общались, пили, болтали. Говорят, к этому моменту она уже освоилась и вовсю шутила. Она всем понравилась. Если вдуматься, мэм, для этого нужна немалая сила духа.
— Неужели? — холодно парировала королева.
— Разумеется, ее деятельность заслуживает порицания, — Хамфрис пошел на попятный, — но порой невольно восхищаешься даже врагом. Стойкость перед лицом суровых испытаний…
— Вряд ли мое гостеприимство можно назвать “суровым испытанием”, мистер Хамфрис.
— Нет-нет, конечно нет. — Он отпил глоток кофе. — В общем, в первом часу ночи гости разошлись по комнатам. Их расселили в разных концах мансарды. Стайлз, точнее, шпионке, отвели комнату над покоями постояльцев.
Из широких окон Дубовой столовой, выходящих в квадрат двора, Хамфрису были видны эти покои — ряды готических окон в зубчатых каменных стенах, башенки, приземистые сторожевые башни. Ему нетрудно было себе представить, как разнервничалась неподготовленная молодая женщина, оказавшись взаперти в самом древнем обитаемом замке в мире, в окружении полиции и вооруженных гвардейцев. И пусть королева уверена, что отвага тут ни при чем, но Хамфрис считает иначе. Ему случалось видеть молодых женщин в подобных ситуациях, пусть и в других местах, и эти женщины служили отчизне, невзирая на трудности. Трудно переоценить их подвиг.
— Примерно в половине первого экономка встретила ее в коридоре: шпионка приняла ванну и направлялась к себе. Она была в полотенце, вторым обернула голову. Она сидела на корточках в коридоре и что-то искала. Экономка спросила, в чем дело, и шпионка ответила, что потеряла контактную линзу. Сперва эта информация не вызвала у нас интереса, но потом мы поняли, что это важно. Потому что, мэм, как мы выяснили позднее, у шпионки глаза были карие, а у Рейчел Стайлз голубые. А значит, без цветных контактных линз ее назавтра раскрыли бы в два счета.
Экономка предложила помочь ей искать, но она отказалась. А потом совершенно случайно — собственно, мэм, вся эта печальная история одна большая случайность — из своей комнаты вышел Максим Бродский: его разместили по соседству. Да, мы наконец дошли до мистера Бродского. Я к этому и клонил, ха-ха. — Он взял ручку и постучал по рамке с надписью “Бродский”.
— Он шел по своим делам. Но увидел эту девицу с полотенцем на голове, как она ползает по полу и что-то ищет, наклонился и предложил помочь. Эта ошибка, мэм, и стала его приговором.
Хамфрис выдержал эффектную, поистине пинтеровскую
[48] паузу. Казалось, сейчас объявят победителя телешоу “Лучший пекарь Великобритании”. Слушатели затаили дыхание.
Мистер Сингх прервал затянувшееся молчание:
— И тут мистера Хамфриса осенило, мэм. Настоящее озарение. До сих пор ума не приложу, как он догадался.
— Спасибо, Рави. — Хамфрис иронично тряхнул головой. — Я нипочем не справился бы без вас и ваших сотрудников. И сотрудниц, конечно же. Это заслуга всей команды.
— Но вы догадались свести воедино три абсолютно разных нити расследования. И это гениально.
Хамфрису хватило такта покраснеть. Он потупился, снял с колена невидимую пушинку, взял ручку и провел черту между пустой рамкой и фамилией “Стайлз”.
— Гениальность тут ни при чем, — возразил он, — чистое везение. К тому же, повторюсь, это заслуга всей команды. И…
— И что? — перебила королева. — В чем заключается гениальность?
Хамфрис постеснялся поднять на нее глаза и обнаружил, что рассказывает историю то ли Уиллоу, то ли Холли — в общем, одной из корги, свернувшихся калачиком на диване подле Ее величества.
— Мистер Сингх упомянул о трех нитях расследования. Шесть дней назад, когда мы уже занялись делом Стайлз, нам прислали онлайн анонимное сообщение о возможном шпионе. Информант оказался прав: мы быстро вычислили систему переводов на офшорный банковский счет. Но самое примечательное, что этот человек и на родине, и за рубежом общался с личностями, которых мы уже взяли на прицел. Все эти люди работают на принца Фазаля. Начальник группы дал отмашку руководителю подразделения компьютерной разведки, и он немедленно положил мне на стол требуемые документы. Кажется, мы как раз с вами беседовали, комиссар?
— Да, мы обсуждали герцога Эдинбургского…
— Неважно. Главное, что в деле Стайлз нам следовало искать того — точнее, ту, — кто выдает себя за специалистку по китайской экономике. И мы напали на след некой Аниты Муди, которая родилась в Гонконге, училась в Англии, бегло говорила на кантонском и мандаринском наречиях, да и внешне была похожа… Она-то нам и нужна, подумал я. Но дело было не только в этом. Вскоре после того, как вы ушли, комиссар, я принялся изучать досье Муди, думая о Стайлз, и вдруг все понял. А решила все одна простая деталь. Не информация о ее счетах, связях и местах, где она бывала, а название ее школы.
Хамфрис поднял глаза: стоящая в углу помощница зашлась кашлем. Наверное, пила воду и поперхнулась. Она смущенно подняла руку: дескать, не обращайте внимания, продолжайте.
— Муди училась в Эллингеме. Название показалось мне знакомым, и я вспомнил, что видел его в полицейских отчетах: Максим Бродский тоже учился в Эллингеме. Тут-то меня и осенило. Вот она, наша гостья. Вместо Стайлз в замке была Муди. А Бродский узнал ее, когда наклонился помочь. Муди была без парика, вдобавок у нее выпала линза, то есть один глаз был карий — ее натурального цвета. Наверняка Бродский сразу смекнул, кто перед ним.
Я проверил, в каком году Муди и Бродский закончили Эллингем, и выяснилось, что она училась на класс старше. А тех, кто на год старше, обычно запоминают — да вы и сами это знаете. Впрочем, вряд ли, мэм, вы же наверняка получили домашнее образование, но, поверьте на слово, обычно старших помнят хорошо. Более того, выяснилось, что они вместе занимались музыкой. Он аккомпанировал ей на концертах. То есть она просто не могла ему сказать: вы ошиблись, это не я. Причем Бродский знал ее как Аниту, а в замок она приехала как Рейчел. Он знал, что она певица, здесь же она представилась аналитиком из Сити. Это недоразумение требовалось срочно уладить, иначе утром он, чего доброго, рассказал бы кому-нибудь, что встретил однокашницу.
Хамфрис примолк. В столовой повисло молчание. Начальник МИ-5 сообразил, что говорит слишком быстро и, пожалуй, чересчур пылко, но он помнил свое озарение так ясно, словно пережил его только что. Он часто прокручивал в голове ту сцену и всякий раз вздрагивал от… вряд ли это можно назвать удовольствием (при таких-то обстоятельствах) — скорее удовлетворением.
— Боже милостивый, — наконец проговорила королева. — У вас отлично развито чутье.
— Да, мэм, — с откровенной гордостью согласился Хамфрис.
Она улыбнулась, и он вдруг подумал, что для дамы ее лет она исключительно хороша собой.
Хамфрис застенчиво потупился, чтобы не видеть ее сапфировых глаз, нацарапал “Муди” в последней незаполненной рамке схемы и провел линию между ней и рамкой с надписью “Бродский” в верхнем углу: получился треугольник.
— Вот так. Иностранное влияние на британские частные школы. Одна нечаянная встреча и… пожалуйста.
Королева не сводила с него пристального взгляда.
— Вы уверены, что это она его убила?
— Абсолютно уверен, мэм. Как только мы выяснили, кто она, сразу же проверили, совпадает ли ее ДНК с той, которую обнаружили в комнате Бродского. Совпала не только ДНК, но и отпечатки пальцев. Но, пожалуй, лучше пусть об этом расскажет комиссар.
— Как угодно, — неохотно откликнулся тот.
— Смелее, Рави, — подбодрил его Хамфрис, откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и подумал: не слишком ли неучтиво будет забрать схему с собой?
Комиссар обратился к королеве.
— Мисс Муди не сразу взялась за дело. Иначе и быть не могло. В отсутствие мистера Бродского она, вероятно, хорошенько все продумала. Потому что, видите ли… — Он замялся, не зная, как деликатнее выразиться, но потом вспомнил, что вообще-то на шашни Бродского с архитекторшей намекнула ему королева. — У него была назначена тайная встреча. С одной из ваших гостий. — Он взглянул на Ее величество: непохоже, что ей понадобится нюхательная соль. И все равно докладывать Елизавете II о подобных вещах ему было неловко.
— Мистер Бродский спустился в апартаменты к этой… даме и… все прошло хорошо. — Он почувствовал, что краснеет. — Потом он вышел во двор покурить. — Сингх кашлянул. Рассказ давался ему нелегко. — Когда он вернулся к себе, мисс Муди под выдуманным предлогом явилась к нему в комнату. В конце концов, они же знакомы со школы. Возможно, она рассчитывала его соблазнить, но вряд ли он… Ему, наверное, уже… в общем, он устал. И, очевидно, где-то под утро она его убила. Учитывая, что у него были сломаны шейные позвонки, скорее всего, она задушила его руками, а потом уже повязала ему на шею поясок. Он не ждал от нее ничего дурного, и ей наверняка не составило труда застать его врасплох. Она была невысокая, но сильная. Скорее всего, имела соответствующую подготовку. Вдобавок ею двигало отчаяние.
— Это ужасно, — сказала королева, и Сингх вдруг почувствовал себя так, словно рассказывает о страшной смерти молодого музыканта неравнодушной слушательнице, а не докладывает государыне о расследовании, и вспомнил те давние дни, когда дежурил в полиции.
— Да, мэм, — тихо проговорил он и заметил, что она прижала ногу к лежащей на полу собаке. Ему вдруг захотелось взять королеву за руку, но он, разумеется, не осмелился, и желание это прошло так же быстро, как появилось.
— Нужно было что-то делать с телом. Утром наверняка возникли бы вопросы. Она решила инсценировать несчастный случай. Больше всего она испугалась, что начнется расследование, да еще и гласное, и моментально выяснится, что настоящей Рейчел Стайлз в замке не было. Значит, необходимо сделать так, чтобы это оказалось трудно проверить. Но каким образом?
Вопрос был риторический, Сингх собирался дать на него ответ, но королева его опередила.
— Впутать в это дело меня, — мрачно сказала она. — Обставить все настолько омерзительно, что, если станет известно о случившемся, пострадает моя репутация.
Она была совершенно права, и Сингх изумился, как быстро она догадалась — так, словно уже знала.
— Именно, мэм, — кивнул он. — Мисс Муди инсценировала несчастный случай. Сняла с мистера Бродского одежду, надела на него халат, который выдают гостям замка. Обвязала его шею пояском, затянула узел, затолкала убитого в шкаф, второй конец пояска привязала к ручке. Но неправильно завязала узел…
— Мне известно про второй узел, — напомнила королева.
— Да, мэм. Разумеется. Поначалу нас сбило с толку, что на теле, между шеей и поясом, обнаружили волосок, который, как мы выяснили, принадлежал доктору Стайлз. Должен признать, из-за этого следствие на какое-то время зашло в тупик. Видимо, волосок упал с платья доктора Стайлз, в котором была мисс Муди.
— Так она была в чужом платье?
— Почти наверняка, мэм. Нам удалось выяснить, что она приехала в замок с чемоданчиком доктора Стайлз.
— Правда?
Сингх немного удивился. Странно, что королева заинтересовалась не чем-нибудь, а именно чемоданчиком. Да еще так искренне.
— Утром чемоданчик забрали из квартиры доктора Стайлз. По описанию он совпадает с тем, с которым мисс Муди прибыла в замок. Судя по размеру и форме, в нем наверняка были бумаги для совещания и платье для фуршета. Впоследствии чемоданчик пропал, так что наверняка мы не знаем.
— Да, — кивнула королева. — Да. Понимаю.
Взгляд у нее был странный. Проницательный. Задумчивый.
— Чемоданчик не играет существенной роли в расследовании, — услужливо заметил Сингх.
— Пожалуй, вы правы. Будьте добры, продолжайте.
— Что же до волоска, вряд ли мисс Муди специально оставила его на трупе. Она стерла отпечатки пальцев доктора Стайлз с тюбика губной помады, чтобы нельзя было определить ДНК. Потом оставила на тюбике отпечатки пальцев мистера Бродского и бросила помаду возле трупа.
— И трусики, если мне не изменяет память, — добавила королева. — Кстати, чьи они были?
Сингх диву дался — надо же, Ее величество подмечает мельчайшие детали, но потом вспомнил: Хамфрис настаивал, что трусики якобы принадлежат слуге королевы, и ее это явно задело.
— Мы считаем… — голос его дрогнул. — Э-э-э, судя по тому, что обнаружили в ванной комнате доктора Стайлз… она… в общем, у нее была менструация, мэм. Насколько мне известно, женщины в таких случаях берут с собой сменные…
— Ясно. Спасибо, комиссар.
— Вот мисс Муди и воспользовалась ими, чтобы представить все таким образом, будто мистер Бродский скончался в разгар…
— Да-а-а, — печально протянула королева. — Ее школьный товарищ… был незаурядным молодым человеком. Я с ним танцевала.
— Мне жаль, — сказал Сингх.
— Да. Мне тоже.
Он желал бы ее ободрить, но понимал, что продолжение этой истории вряд ли обрадует королеву.
— Возможно, мэм, вас интересует, чем же занималась доктор Стайлз, пока мисс Муди выдавала себя за нее?
— Пожалуй, — невозмутимо согласилась королева.
— Если угодно, мы можем поговорить об этом в другой раз.
Ее величество глубоко вздохнула.
— Нет. Расскажите сейчас.
В голосе ее сквозило сомнение. Наверное, она устала, подумал Сингх, после вчерашних торжеств. А может, догадывалась, что сейчас услышит.
— К тому времени, как сэр Питер раскрыл подмену, доктор Стайлз уже была мертва. Изначально мы полагали, что ее вынудили согласиться на эту мистификацию подкупом или шантажом, раз уж она не сообщила в полицию. Однако выяснилось, что никто не видел ее уже за сутки до того дня, как она должна была приехать в Виндзор. После гибели мистера Бродского детектив Стронг ездил ее допрашивать, но, получив сообщение сэра Питера, сообразил, что, скорее всего, разговаривал не с доктором Стайлз, а с мисс Муди.
Мы просмотрели записи с камер наблюдения в доме доктора Стайлз. Вечером, перед совещанием в замке, в подъезд вошел высокий мужчина в толстовке с капюшоном. Мы полагаем, что он втайне от доктора Стайлз пробрался в ее квартиру и подлил снотворное в бутылку с чем-то, что она могла выпить.
— В мое время это называлось “Микки Финн”, — заметила королева.
— Да, я слышал о нем. В данном случае, скорее всего, это был рогипнол, транквилизатор, с помощью которого молодые люди на свиданиях… гм… добиваются своего. Он притупляет бдительность и порой приводит к провалам в памяти. Еще от него может быть очень плохо на следующий день. Мы полагаем, что в тот вечер доктора Стайлз опоили рогипнолом, и наутро она решила, что подхватила какой-то вирус. Она написала коллегам, с которыми должна была встретиться на совещании по поводу “Пояса и пути”, что не сможет приехать, так как заболела, но, как выяснила служба компьютерной разведки, ее электронную почту взломали. Вы слышали о хакерах, мэм? Слышали. В общем, она отправила письмо, но оно так и не дошло до адресата.
Судя по записям с камер наблюдения, тот мужчина в толстовке с капюшоном по-прежнему был в ее квартире. Видимо, сперва планировалось, что он будет следить за ней, пока мисс Муди играет свою роль в замке, а потом доктор Стайлз придет в себя и вернется к нормальной жизни. Рогипнол довольно быстро выводится из крови. Доктор Стайлз вряд ли что вспомнила бы, но в целом ей ничто не угрожало — по крайней мере ее здоровью. Однако смерть Бродского спутала им все карты. Такая вот ирония судьбы. Мисс Муди сделала с его трупом то, что сделала, чтобы доктор Стайлз не услышала об убийстве и никому не сказала, что на самом деле в ту ночь ее не было в замке. Но этому и так не суждено было случиться. Что с вами, мэм?
— Все хорошо, комиссар. Я бы выпила еще чаю. Большое спасибо, — королева кивнула слуге, который налил ей чаю.
Сингх встревожился. Она вдруг побледнела, а ведь он еще не добрался до самой жути.
— Итак… остановите меня, если вам будет неприятно…
— Нет, пожалуйста, продолжайте.
— Мэм… — Он дождался, пока она сделает глоток чаю. — Незваный гость ненадолго покинул квартиру доктора Стайлз, но вскоре вернулся. Как они и опасались, мы заподозрили, что в замке произошло убийство. Мы полагаем, что доктора Стайлз накачали снотворным, чтобы она тихо лежала в спальне, пока в гостиной Анита Муди от ее лица общается с полицией. Но преступники оказались в ловушке. Подчиненные Стронга могли вернуться в любое время; нельзя же было все время держать доктора Стайлз на снотворном. К тому же прошло три дня, и очнувшись, она сразу смекнула бы, что это был вовсе не вирус. Возможно, даже вспомнила бы, что с нею проделали. Преступник выждал еще три дня. Мы полагаем, он продолжал пичкать ее транквилизаторами, сам же по электронной почте и в социальных сетях писал ее друзьям и коллегам, что ей нездоровится. Преступники не хотели, чтобы смерть доктора Стайлз связали с происшествием в замке. Служба компьютерной разведки выяснила, что хакеры даже не потрудились удалить сообщения. То есть знали, что доктор Стайлз их уже не прочитает.
Королева крепче прижалась ногой к теплому собачьему боку.
— Как ее убили?
— Водкой, мэм, — прямо ответил Сингх. — Смешанной с рогипнолом. Бутылка так и осталась стоять в квартире. Доктор Стайлз, должно быть, ничего не соображала, а потому и не сопротивлялась. Еще он втер кокаин ей в десны. Вот сердце и не выдержало.
Тикали часы из золоченой бронзы. Сопели собаки. Королева помрачнела.
— Необходимо… я бы хотела… — Она кашлянула, силясь справиться с волнением. Наконец ей это удалось, Ее величество выпрямилась, и голос ее, как прежде, звенел колокольчиком. — Доктор Стайлз была убита на службе. На моей службе. Надеюсь, когда я позвоню ее близким, чтобы выразить соболезнования, я смогу их заверить: мы приложили все усилия, чтобы убийцы понесли заслуженное наказание.
Хамфрис решил, что молчание его затянулось и нужно ободрить Ее величество.
— С кокаином они просчитались, мэм, — вмешался он. — Переборщили, как и Анита Муди. Накачай они Стайлз алкоголем с транквилизаторами, ее смерть никого не насторожила бы. Но они решили, что работники Сити балуются кокаином и так получится натуральнее. А в результате вышел скандал, сэр Питер Венн узнал о случившемся, переговорил с сержантом Хайгейтом и… получилось как получилось.
— Как именно? — уточнила королева.
Хамфрис указал на схему.
— Мы упомянули о трех убийствах. Анита Муди тоже мертва, мэм. Ее убили раньше, чем мы успели добраться до нее. Ее тело нашли через два дня после гибели Рейчел Стайлз. Тоже инсценировали самоубийство, но нам стало известно, что она боялась за свою жизнь.
— Да?
— Ее старый знакомый позвонил в полицию. Предположительно тот же самый, который анонимно сообщил нам о шпионе.
— М-мм…
— И Муди боялась не зря. Она провалила дело и понимала, что ее наверняка накажут: так и вышло. Согласно записям с камер наблюдения, в день ее смерти в подъезд ее дома вошел высокий блондин, а через полчаса вышел. Ни следов взлома на двери, ни чужой ДНК в квартире Муди не обнаружено — в общем, все вроде как указывает на самоубийство, но мы не сомневаемся, что ее убили. Она доставила своим кураторам немало хлопот, и в конце концов они от нее избавились. Быть может, им хотелось, чтобы справедливость восторжествовала. И если Анита завязала узел на шее Бродского неумело, то ее саму повесили вполне профессионально.
Судя по взгляду королевы, она не считала случившееся торжеством справедливости.
— Это ужасно.
— Да. Но есть одна важная деталь. Записи с камер наблюдения доказывают, что в момент гибели в квартире обеих женщин находился один и тот же человек.
— Ясно. — Ее величество приободрилась.
— Причем записи с камер наблюдения в подъезде Аниты Муди намного четче и преступник на них без капюшона. Мы установили его личность, это некий Джонни Хоген, мелкий преступник: его руками ведомство принца Фазаля обстряпывает делишки в Лондоне, чтобы не привлекать к себе внимания. Но мы-то знаем, на кого он работает, так что внимание к себе они все-таки привлекли. Хоген уже арестован, ему предъявлено обвинение в убийстве Стайлз. Мы обнаружили в ее квартире следы его ДНК. Он, разумеется, пытался подчистить за собой, но когда столько времени проводишь в одном месте, избавиться от следов поможет разве что паровая уборка. Вряд ли нам удастся доказать его причастность к гибели Муди, но полиция работает над этим.
Сингх кивнул.
— А чемоданчик из квартиры Стайлз передал Муди водитель посольства, — продолжал Хамфрис. — Принцу нравится считать себя профессионалом, но это не так. Водителя завтра депортируют. После нашей встречи я доложу обо всем премьер-министру. Принц дома, да и нам все равно до него не добраться, однако мы непременно доведем до сведения короля, что его племянник — опасный идиот, который запятнал репутацию государства. Быть может, мэм, вы тоже поговорите с королем? К вам он точно прислушается.
— Возможно. Попробую. Кстати, а что же шпион? В Министерстве иностранных дел?
— Его задержали вчера в Хитроу, — ответил Хамфрис. — По иронии судьбы, его рейс перенесли на несколько часов из-за грозы на юге Франции. А то мы уже собирались лететь за ним. Сэкономили время и силы.
— Хорошо. А теперь мне пора.
Королева расправила юбку и встала. Сингх и Хамфрис вскочили на ноги. Ее величество взяла сумочку и улыбнулась им.
— Отличная работа. Три убийства… Вы виртуозно провели расследование. Будьте добры, поблагодарите от меня ваших коллег за их старания. Это дело выбило нас из колеи. Тем приятнее, что мы снова можем спать спокойно.
— Это честь для нас, мэм. — Сингх отвесил полупоклон.
— Да, это честь для нас, — повторил Хамфрис.
Кстати о почестях… Сэр Гэвин Хамфрис… Эти слова эхом звучали в его голове, когда он собирал листы со схемой. Он надеялся, что ему пожалуют рыцарский титул, но думал, что лет через пять, не раньше. Сэр Гэвин Хамфрис. Жена будет на седьмом небе от счастья. Он нашел шпиона и между делом в одиночку раскрыл три убийства. Положа руку на сердце — что еще остается Ее величеству?
Королева в сопровождении конюшего и собак вышла из столовой.
Глава 31
Королева сидела в часовне, как вдруг за дверью послышался шум, вошел Филип и остановился на пороге.
— Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
— Ради бога.
Он медленно приблизился к ней и сел на свое любимое место.
— Том сказал, ты встречалась с тем идиотом из Ящика. — Он примолк, она ничего не ответила, и он продолжал: — Говорят, дело раскрыли. Нашли убийцу и так далее. Получается, наши слуги тут ни при чем.
— Ни при чем. Это был шпион.
— Это же все равно что жить в романе Ле Карре. Или ходить по минному парку.
Он усмехнулся своей шутке, но она даже не улыбнулась. Впрочем, он не обиделся. Он понимал, что разговор будет нелегкий.
— Том сказал, всего жертв было трое. Всем двадцать с небольшим. И со всеми жестоко расправились.
— Это правда.
Он посмотрел на алтарь, где на картине в стилистике Ренессанса была изображена Мадонна с младенцем.
— А ведь жить бы еще да жить.
— Да уж. Но… — Она осеклась. Обычно она не давала воли чувствам, всегда старалась держать себя в руках. Но сейчас не стала притворяться, будто ей все нипочем: сердце не камень, и Филип это отлично знает.
— Том сказал, дело распутал Хамфрис, — продолжал он. — Никогда бы не подумал.
— Да, я тоже не ожидала.
— С ума сойти. Мне все-таки кажется, кто-то его надоумил.
— Правда? — она бросила на мужа хмурый взгляд.
— Еще бы, — он кивнул. — Наверняка кто-то из подчиненных. Башковитый, но незаметный. Сделал дело, а вся слава досталась Хамфрису. Как думаешь?
Она немного успокоилась.
— Возможно.
— Он ведь наверняка получит награду? — Филип скривился.
— Непременно.
— И станет еще невыносимее.
Она в ответ лишь улыбнулась. Скорее всего, так и будет, но она, как никто, умела выносить невыносимое.
Филип накрыл ее руку своей мягкой прохладной ладонью, сжал ее пальцы.
— Зато они выяснили правду. Они поймали преступников?
— И преступниц. Да, поймали.
— Рад это слышать. — Он снова сжал ее ладонь.
Она не сказала ему о принце Фазале. Умолчала. Даже имя его выговорить не могла от злости на то, что он натворил — и наверняка избежит наказания; хотя, конечно, то, что его вычислили, немало уязвит его гордыню. По крайней мере, она надеялась на это.
— Ладно, пойду. Я сегодня ужинаю в городе. Перед отъездом надо кое-что сделать. — Филип встал.
— Погоди. Я с тобой.
Она взяла его под руку, и они вместе пошли по проходу к окну. Его окну. Оно олицетворяло вечность, возрождение и надежду. Она по-прежнему жалела и бедного молодого человека, задушенного в мансарде, и безвинную девицу, убитую в собственном доме, и даже третью, которая перед смертью натерпелась страху, но это окно придало ей сил спокойно вернуться в оживленный замок, где весь мир вращался вокруг нее.
Через два дня она с половиной слуг вернется в Лондон, чтобы подготовиться к церемонии открытия парламента. Жизнь все-таки продолжается. И нужно делать, что можешь. Сейчас, например, неплохо бы выпить джина.
— Вы уже знаете, что на вас напал тот же головорез, который убил обеих девушек?
Эйлин Джеггерд приехала в замок по приглашению Рози. Они поднялись на вершину Круглой башни, подальше от любопытных глаз.
Рози скривила губы в улыбке.
— Билли Маклахлен выяснил. У преступника, который сидит за решеткой, перебит нос и повреждена рука. Сломаны три пальца. Говорят, он жалуется на боль.
— Бедняга. — Эйлин поймала ее взгляд.
— Я не понимаю одного, — сменила тему Рози, — почему Гэвин Хамфрис? Почему именно он? Мне казалось, босс его на дух не переносит.
— Она ко всем относится спокойно. Разве что могла немного разозлиться.
— Но он ведь столько неприятностей ей причинил, — не сдавалась Рози. — Всем слугам жизнь подпортил. Тем более что она с самого начала знала: его версия с Путиным неверна.
— Значит, она решила, что никто лучше него не справится с задачей. Она не допускает, чтобы личные отношения мешали делу.
— Как ей это удается?
— Опыт. Многолетний опыт. Она блестящий политик — еще бы, столько лет на троне. Она мыслит стратегически. Ведь Хамфрис действительно справился с задачей.
Рози устремила взгляд вдаль. На восток вид с Круглой башни открывался до самого Шарда, который невольно отмерял расстояние от Виндзора до Тауэра — двадцать миль от крепости до крепости, Лондон посередине, как задумал Вильгельм Завоеватель.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Рози. — Босс действительно вычислила убийцу, но вряд ли ей удалось бы доказать, кто стоит за ним. Она выяснила, что речь действительно шла о шпионаже, и предоставила МИ-5 разбираться с остальным.
— Вот видите.
— Но почему она не сказала ему, что сама обо всем догадалась? Я видела ее в деле. Она же… наводила его на мысли. Причем так ловко, что он даже не замечал. Это она сказала ему про Эллингем. Она попросила Маклахлена анонимно сообщить МИ-5 об Аните Муди. И она позволила Хамфрису присвоить все заслуги.
Эйлин ухмыльнулась, убрала прядь волос с лица.
— Да, это на нее похоже. Я тоже на первых порах изумлялась, но со временем поняла, почему она так поступает. Она не хочет, чтобы подданные думали, будто она лезет не в свое дело.
— Но это же ее замок!
— Но не она возглавляет расследование. Допустим, она рассказала бы ему, что вам обеим удалось выяснить. И он догадался бы, что она сомневается в нем (хотя так оно и есть). Это наверняка задело бы его самолюбие.
— То есть она просто-напросто пощадила его эго?
— Сами подумайте: если она докажет, что он заблуждается, и тем самым унизит его, что случится в следующий раз, когда возникнет проблема? Он будет подозревать, что она снова вмешается в расследование. И перестанет ей доверять. А доверие для Ее величества значит очень многое. Оно важнее мелочных счетов. Он перестал бы ей рассказывать, как продвигается расследование. И что тогда?
— То есть он получит рыцарский титул и по-прежнему будет считать ее недалекой старушкой, которая живет в красивом замке?
— Но ради этой недалекой старушки он будет работать, не жалея сил.
Рози покачала головой.
— Все равно не понимаю. У кого же хватит…
— …выдержки?
— Да.
— Я бы сказала, у одного-единственного человека в мире. Наслаждайтесь общением с ним, пока есть такая возможность.
Они окинули прощальным взором простиравшийся перед ними пейзаж — от Длинной аллеи на юго-востоке до города на западе, а за ним и реки, что медленно и величественно течет из Оксфордшира в море. Сапфировое небо испещряли перистые облака. Близился июнь, и скоро в замке начнут готовиться к Аскоту.
— Я так понимаю, она вас отблагодарила, — заметила Эйлин, когда они спускались с башни. — Вы получили коробочку?
— Да. — Рози улыбнулась.
Неделю назад королева вызвала ее в Дубовую гостиную. Судя по всему, повод был формальнее, чем у обычных встреч. Босс была со свежей укладкой, в любимой юбке и кардигане; от ее любезной улыбки у Рози растаяло сердце.
— Я хочу вернуть вам долг, — сказала королева.
Рози смутилась: она не ожидала, что Ее величество знает об этом.
— Ну что вы, не стоит…
— Вы думали, я забыла, но я все помню. Леди Кэролайн назвала мне сумму.
Должно быть, она хочет вернуть деньги за корзины для пикника. В апреле они стоили целое состояние, и Рози купила их на собственные деньги, потому что не знала, как еще поступить. Она словом не обмолвилась о них королеве.
Но Ее величество протянула Рози не конверт с деньгами, а синюю картонную коробочку, которая стояла на столике перед ней. Коробочка оказалась на удивление тяжелая.
— Откройте.
Внутри оказалась серебряная шкатулка с синей эмалью размером с узкий клатч, с выгравированной под застежкой монограммою королевы. Рози открыла шкатулку: там лежал чек “Куттса” на точную сумму. Однако ее внимание привлек не чек, а сама шкатулка. Такую же Рози видела на столике у Эйлин в Кингсклере. Ее собственная теперь стояла на тумбочке возле кровати — во всех королевских резиденциях, где Рози бывала по работе. Наверное, думала Рози, до меня никто не додумался держать в ней масло ши.
— Она дарила вам по шкатулке после каждого дела? — спросила Рози у Эйлин.
Та рассмеялась.
— Нет, конечно. Но всегда что-то изобретала. Кажется, вы обещали, что мы прокатимся по парку. Я захватила костюм для верховой езды. Погода прекрасная: не будем терять времени.
Глава 32
Прошел год. Минула Пасха, за ней день рождения. Из новогоднего списка награжденных сэр Гэвин Хамфрис узнал добрые вести, о которых не смел и мечтать (но на которые все же надеялся). Как и сэр Рави Сингх — к собственному удивлению. Детектив Стронг был счастлив получить орден Британской империи. Приближалось очередное конное шоу.
До начала торжеств королева дала две личные аудиенции. Первую — молодому человеку, которого Рози пришлось поискать. В конце концов она обнаружила его в хостеле в Саутенде, где он время от времени подрабатывал чернорабочим. Молодой человек регулярно попадал в реабилитационные центры и не задерживался ни на одной работе. Рози поняла, что смерть матери стала для него тяжелым ударом (он тогда был подростком). А отца лишился в семь лет. Только старшая сестра не давала ему окончательно съехать с катушек, но теперь не стало и ее.
Рози сообщила о приглашении, и молодой человек испугался: ему нечего надеть.
— Об этом не беспокойтесь, — успокоила Рози. — Ей это неважно. Главное — найдите какой-нибудь пиджак. Так будет проще.
К замку он подходил с трясущимися от страха поджилками. Его пугала полиция у ворот, охрана на территории. Он уже привык бояться всех представителей власти, а тут, в этом гребаном замке, они как будто собрались скопом. Но стоило ему показать приглашение, и его тут же препроводили в обход очереди, как важную персону. У ворот его встретила женщина, которая ему писала (высокая, темнокожая, сексуальная — в общем, совсем не такая, как он представлял), и повела его отдельной дорогой на холм, минуя скопление публики, так что в конце концов они очутились там, где живет королева. Он не верил своим глазам.
Высокая дама провела его краем поросшего травой прямоугольного двора, окруженного серыми каменными зданиями, в угловую постройку — так называемую башню Брансуик. Они поднялись по лестнице, он подумал было, что теперь целую вечность проторчит в какой-нибудь зоне ожидания — или типа того, — но дама постучала в дверь, изнутри ответили: “Входите”, они вошли, а там… королева.
Настоящая королева. Прямо тут. Собственной персоной. Типа, одна, или почти одна, типа, с собаками, и еще у стола с напитками торчит этот чувак в перчатках. Комнатка небольшая, довольно темная, уставленная мебелью, какая бывает у королев — ну, типа, старая и на вид очень-очень дорогая, как из музея, — а вдалеке за окном тянется ряд деревьев, между которыми гуляют люди, обычные люди, как ни в чем не бывало, и знать не знают, что он, Бен, очутился в одной комнате с Ее настоящим величеством.
Он был как во сне. И очень-очень радовался, что догадался занять у администратора хостела какие-никакие ботинки. Кроссовки на этаком ковре смотрелись бы стремно.
— Доброе утро, мистер Стайлз. Спасибо, что пришли. Надеюсь, дорога вас не слишком утомила?
— Нет, Ваше величество.
Высокая дама, которая тоже была тут, предупредила его, что при встрече королеву нужно назвать “Ваше величество”, а потом говорить “мэм”, как “Сэм”, но не “мадам”, и обязательно поклониться, о чем он забыл. Ну е-мое! Он все-таки поклонился — лучше поздно, чем никогда. Ее величество улыбнулась. Улыбка очень ей шла. До чего ж она крохотная! По телику кажется выше ростом. И вся сияет. Непонятно почему, но выглядит офигенно.
— Будьте добры, Рози, попросите майора Симпсона минут через пять зайти к нам.
Высокая ушла, королева села, указала ему на кресло, он тоже сел, подошел чувак в перчатках, спросил, не хочет ли он что-нибудь выпить. Голос у чувака был ласковый, с легким шотландским акцентом, Бену он сразу понравился. Он не знал, что ответить, выпалил: “Что угодно”, и чувак принес ему стакан холодной воды с долькой лимона, ништяк.
Они разговорились — в смысле, они с королевой, чувак в перчатках молча торчал у стола, — Бен не помнил, сколько продолжался разговор: может, минуту, может, полчаса. И о чем они говорили, он тоже потом не помнил. Помнил только, что она была очень мила, расспрашивала про папу и сестру, сказала, наверняка с ним было трудно, ну так еще бы не трудно, и добавила, какой Бен молодец и как жаль, что сестра умерла. Причем говорила совершенно искренне. Он в этом не сомневался. В конце концов он перестал бояться и почувствовал себя… как дома. Типа, обычное дело во вторник с утра сходить во дворец. Все было круто.
Потом вернулась высокая дама с чуваком в шикарной форме, Бен сроду такой не видел — красно-черная, расшитая золотыми шнурками, вся грудь в медалях, ботинки блестят, ну просто кино, и королева встала, Бен тоже встал, она подошла к столику, там лежала подушечка, чувак в форме протянул ей подушечку, на ней черная бархатная коробочка, внутри два серебряных креста, один среднего размера, второй совсем маленький.
Королева посмотрела на Бена и сказала:
— Встаньте тут. — И указала перед собой. Строго так сказала, но по-доброму, и Бен сделал, как велели, а она говорит: — Мистер Стайлз, я знаю, что крест, который некогда вручили вашей матери, в прошлом году, к сожалению, исчез. Ваша сестра умерла на службе отечеству, я очень благодарна ей за службу — и вашему отцу, который отдал жизнь за родину. Примите мои соболезнования в связи со смертью вашей матери. — Она пожала Бену руку, взяла с подушки коробочку и вручила ему.
Он опустил глаза, и ей на руку капнули две слезы, получилось неловко, но после маминой смерти Бен разучился сдерживать слезы. Бывает. Королева словно и не заметила. Удостоверилась лишь, что он крепко держит коробку. А потом отступила на шаг, приветливо улыбнулась, Бен не знал, что сказать, и произнес: “Спасибо. Э-э-э, мэм. Я очень вам благодарен”.
Он вдруг осознал, что на самом деле она подарила ему не крест взамен утраченного и не его миниатюрную копию, а эту встречу — бог знает, сколько она длилась, десять ли минут, два ли дня: он словно угодил во временную дыру. Но Бен расплакался не на шутку, и лучше было уйти. На прощанье она что-то сказала, он не расслышал, высокая дама повела его из дворца, и как только они вышли из комнаты, он крепко обнял ее — он знал, что так делать нельзя, но все равно не сумел удержаться, — и она обняла его, спросила, все ли в порядке. Он ответил, да, спасибо, можно ведь ответить подробно, а можно коротко, вот он и ответил коротко, так всегда проще. Но она сжала его руку, точно он ответил подробно, и так за руку вела его по коридору, рассказывая что-то о памятной грамоте, которую ему должны вручить в дополнение к кресту, но он не слушал.
Бену даже не верилось, что он вновь получил Елизаветинский крест. Когда мама умерла, он поклялся, что в жизни его не наденет. Рейчел носила крест с гордостью, ей такие вещи больше по душе, а Бен наверняка посеял бы награду. Но эту точно не потеряет. В этом он даже не сомневался.
Вторую аудиенцию королева дала Мередит Гостелоу: Ее величество хотела видеть надгробие, которое архитектор по личной просьбе Елизаветы II придумала для очень необычной могилы.
Они встретились в замке, и королева повезла Мередит через Хоум-парк к Фрогмор-хаусу. На тамошнем кладбище покоились многие члены королевской семьи, в том числе и Виктория с Альбертом (они сами выбрали это место), и дядя королевы, Эдуард VIII: нельзя было допустить, чтобы его похоронили где-то еще.
Ухоженные могилы монарших особ располагались возле усыпальницы королевы Виктории, но королева повела Мередит Гостелоу дальше, туда, где к северу от озера Фрогмор маячили деревья. Если не знать, что там тоже могила, нипочем не догадаешься. В траве посреди цветущих колокольчиков белела асимметричная мраморная плита, на которой медными буквами было написано: “МАКСИМ БРОДСКИЙ. МУЗЫКАНТ. 1991–2016”.
Архитектор придирчиво осмотрела свою работу. Она впервые после установки видела готовую плиту. Проект получился очень простой (что ей было несвойственно), но эта простота стоила Мередит невероятных усилий: нужно было подобрать точный оттенок белого, найти подходящую глыбу мрамора, добиться идеальной асимметрии, выбрать стиль и размер букв, выверить интервалы и поручить работу лучшему скульптору. Она несколько дней готовила проект, а до этого несколько недель придумывала его.
— Вам нравится? — спросила Мередит.
— По-моему, получилось то, что нужно, — ответила королева. — Как вы считаете?
— Я всегда умудряюсь найти недочеты. — Мередит почувствовала, что королева ждала не такого ответа, и поправилась: — Но в целом получилось так, как я хотела. Надеюсь, мне удалось воздать ему должное.
— Надеюсь, вы не возражаете, что я попросила именно вас взяться за этот проект, — сказала королева.
— Признаться, я была удивлена.
— Мы ценим ваши заслуги. Поэтому и пригласили на прием. К тому же вы знали мистера Бродского.
Мередит вспыхнула.
— Можно сказать и так.
Они взглянули на надгробие.
— Вы тоже с ним танцевали, — пояснила королева, чтобы сгладить неловкость: ей не хотелось смущать Мередит.
Ее деликатность сработала. Мередит улыбнулась.
— Ах, если бы только это! И разве мне все это не приснилось?
— В каком-то смысле нам все это приснилось.
— Мне сказали — по секрету, разумеется, — что убийцу нашли, — призналась Мередит.
— Да, — подтвердила королева. — В расследовании фигурировало ваше имя. Я этого не хотела.
— Ну что вы, не стоит извинений. — Если, конечно, это было извинение. Мередит показалось, что королева извиняется. — Главное, что справедливость восторжествовала.
— В известной степени — да.
Они помолчали.
— Люблю колокольчики, — проговорила Мередит. — И вообще мне здесь нравится. Тут настоящий покой.
В этот миг над ними с ревом пронесся “боинг-737”, они переглянулись, и Ее величество рассмеялась. Но если не брать в расчет самолеты, Мередит совершенно права: место уединенное, умиротворенное. Королева долго его выбирала.
— Почему его похоронили именно здесь? — Мередит задала вопрос, ответ на который безуспешно искала с тех пор, как ей заказали надгробие. Похоже, никто не знал, почему так вышло. Прежде такого не бывало. Так не делали. Не было прецедентов.
— Потому что его больше негде было похоронить, — отмахнулась королева.
Из морга тело так и не забрали. Разумеется, рано или поздно посольство востребовало бы труп, но что потом? На родине у покойного никого не осталось. И королева рассудила, что человек, который так играл Рахманинова, заслуживает того, чтобы его помнили.
— Думаю, ему здесь хорошо, — сказала Мередит, присела на корточки (не без труда), протянула руку, погладила плиту, под которой покоился прах Максима. — Или одновременно плохо и хорошо, как это принято у русских. Мне бы хотелось здесь лежать. Да и кому бы не хотелось. Здесь как-то… спокойно, не правда ли?
На деревьях щебетали птицы. Мерно гудели насекомые, вдалеке ржали кони. Королева и Мередит постояли еще немного, впитывая солнечные лучи, испещрявшие землю тенями. Если бы не белый мрамор и не след от самолета в небе, можно было бы вообразить, будто за последнюю тысячу лет это место среди деревьев ничуть не изменилось: те же краски и звуки.
Наконец королева направилась к тропинке: