— Время смерти — три часа одиннадцать минут. Служба девять-один-один прибыла примерно через полчаса, но убитый не дождался. На лице кровоподтеки. Челюсть, похоже, сломана. На запястьях следы от веревки. Кроме того, кровоподтеки на гениталиях. Имеются признаки анального изнасилования. Все повреждения аналогичны повреждениям на теле Эдварда Миры. Оберните ему руки пленкой, — распорядилась она. — Плакат и веревку упакуйте и отправьте в лабораторию.

— Лейтенант, личность установлена. Джонас Бартелл Вайманн, проживал по этому адресу.

Ева надела очки-микроскопы и придвинулась ближе.

— Нос ему тоже разбили — похоже, резиновой дубинкой. Что камеры наблюдения?

— Жесткий диск и записи отсутствуют, — ответил Бакстер. — Признаков взлома нет. От свидетеля патрульные добились только одного: он не мог дозвониться до деда целый вечер.

— Давайте с ним поговорим. — Ева встала, переглянулась с Бакстером. — Трухарт, за мной. Бакстер, вызови чистильщиков и бригаду из морга. Посмотрим, что скажет Моррис. Позвони электронщикам — пусть проверят всю технику.

— М-м… — промычал Трухарт, идя вслед за Евой.

— Выкладывайте, детектив.

— Мы с Бакстером обыскали дом. Никаких признаков борьбы. Ни одна из постелей не смята. На кухне два домашних робота, но поскольку мы поняли, что расследование будете вести вы, то не стали выводить их из спящего режима.

— До них мы еще доберемся. Ну и хоромы!

— Так точно. Ах да… — Трухарт откашлялся. — В шкафу главной спальни обнаружили секс-робота.

— М-да? А откуда вы узнали, что это секс-робот?

Трухарт залился краской, что ему очень шло.

— Ну, понимаете, Бакстер сказал, что уже видел такую модель, и она создана именно с этой целью.

— Угу, — ответила Ева.

Кухня была оформлена в сверкающе-серебристом и глянцево-черном цвете. У Евы зарябило в глазах.

За квадратным стеклянным столиком на серебристом возвышении сидел человек. Голова его была опущена на руки, рядом стояла кружка с каким-то напитком. Когда он поднял голову, Ева увидела неправдоподобно красивое лицо, поэтично бледное от потрясения и горя. И очень молодое, отметила она про себя. Едва ли он совершеннолетний.

— Вы здесь главная?

Его голос напоминал звон колокола — глубокий, ясный, звучный.

— Лейтенант Даллас. Да, я здесь главная. А это детектив Трухарт. Сожалею о вашей потере, мистер Бейкер.

— Не понимаю… ничего не понимаю… дедушка… его убили… ничего не понимаю…

Ева бросила взгляд на патрульную, чтобы та испарилась, и села напротив Бейкера. Еще один взгляд, на этот раз на Трухарта, и новоиспеченный детектив послушно опустился на стул.

— В такие минуты всегда тяжело. Почему бы для начала вам не объяснить, как вы здесь оказались? Вы ведь не живете с дедом.

— Нет, сейчас нет. Жил какое-то время, когда только начал работать. Теперь гощу у него иногда. Дед ведь почти все время один.

— Когда вы приехали?

— Было уже поздно — скорее даже рано. Полчетвертого, кажется.

— Вы всегда приезжаете так рано?

— Нет. Просто дед не пришел на премьеру, а ведь он всегда… Я подумал, что он забыл или совсем закрутился. Даже обиделся немного. Это ведь моя первая…

Он умолк и поднес пальцы к глазам — золотисто-карим и покрасневшим от слез.

— «Как прикажете», — произнес Трухарт.

Бейкер уронил руки на колени и посмотрел на него.

— В прессе много писали о спектакле, — продолжил Трухарт. — Джонас В. Бейкер, исполнитель главной роли. До меня только теперь дошло. Я собирался сводить туда свою девушку. Вчера как раз была премьера, если не ошибаюсь?

— Да, первое представление. Это музыкальная комедия, — пояснил Бейкер Еве. — Я играю главную мужскую роль. Моя первая крупная роль. Мать сейчас в Австралии, а отец… да он бы так и так не пришел, даже если бы не был за границей. А вот бабушка с дедушкой приходят всегда.

— Бабушка с дедушкой? — переспросила Ева.

— Они давно в разводе, но ради моих спектаклей объявляют перемирие. Вчера бабушка не смогла вылететь из Чикаго. Отменили рейс — их там совсем замело. Обычно во время премьеры они оба сидят в зале. Центральные места в первом ряду. Дедушка встал на мою сторону, когда я выбрал театр, а не право, медицину, политику или еще какую-нибудь специальность, которая устроила бы родителей. Он поддерживал меня, помогал, пригласил пожить у себя, когда я только начинал.

Бейкер взял стоящую перед ним чашку, тут же поставил на место и отодвинул подальше.

— Дед ни разу не пропустил ни одной премьеры с моим участием, поэтому, когда он не пришел, я решил, что он просто опаздывает. В тот момент было не до того — думал только о работе, только о спектакле.

— Должно быть, вы расстроились, что его нет рядом, — вставил Трухарт. — Это же для вас такое большое событие!

— Самое большое в жизни.

— Наверное, у вас даже не было времени попытаться ему позвонить.

— Я звонил. Оставил пару видеосообщений. Последнее послал во время антракта. Довольно сердитое. Боже мой… Когда спектакль кончился, нас шесть раз вызывали на поклон и аплодировали стоя. А я все продолжал дуться!..

— Вы просто надеялись разделить свой триумф с дедушкой, — заметил Трухарт.

— В зале сидела моя девушка, но… мне нужен был именно он. Я мечтал показать деду, что его поддержка и вера в меня не пропали впустую.

— Вам хотелось, чтобы он вами гордился.

— Очень хотелось. Поэтому, когда он не пришел, не позвонил, даже сообщения не оставил, я подумал: «Ну и бог с ним» — и отправился праздновать. Пил шампанское, купался в лучах славы, особенно когда пошли первые рецензии. «Суперзвезда супермюзикла» — это про меня. «Синтетический актер, король сцены». Мы все просто парили, расходиться не хотелось. Решили пойти куда-нибудь перекусить, но я не мог избавиться от мысли о деде. Поэтому сказал остальным, что отлучусь ненадолго и присоединюсь к ним позже. — Бейкер перевел дыхание. — Было уже почти три. Я начал волноваться. Со мной был педагог по вокалу, моя девушка, бывшая девушка, актеры, с которыми я работал еще до Бродвея, друзья по Джульярдской школе[7] — в общем, все-все. А самый важный человек не пришел. Меня постоянно мучила мысль: «Почему же он не пришел?» И наконец я понял — бросил обижаться и понял: что-то случилось. Возможно, дед заболел или сломал ногу. Я приехал сюда, ожидая найти его в постели с температурой или на полу без сознания, хотя для своего возраста дед в отличной форме. Потом я открыл дверь и… Боже мой… Боже мой…

Бейкер крепко обхватил себя руками и начал покачиваться из стороны в сторону. По лицу у него струились слезы. Ева выждала минуту, прежде чем к нему обратиться.

— Мистер Бейкер…

— Джонас. Просто Джонас. Меня назвали в честь дедушки.

— Джонас, дверь была заперта?

— Заперта?.. Ах да. Я знаю код, и у меня есть ключ-карта. Я вошел и увидел его. Подумал: «Это неправда. Не может быть правдой». Стал звать его по имени…

Дыхание у юноши перехватило, голос дрогнул.

— Ничего, Джонас. — Тон Трухарта был ласков, как заботливое прикосновение матери. — Не спешите. Дайте себе время.

— Понимаете… Я не знал, что делать. Стоял столбом целую вечность и повторял, что это неправда. Потом опустил взгляд и увидел у себя в руке телефон. Даже не помню, как достал его из кармана. Набрал девять-один-один. Диспетчер повторял, чтобы я не волновался, дышал глубоко, говорил, что помощь на подходе. Потом приехала полиция. Все происходило как в замедленной съемке и в то же время очень быстро. Не понимаю, как такое возможно. Я даже не знал, чем ему помочь. А он всегда приходил мне на помощь…

— Вы все сделали правильно, — заверил Трухарт.

— Кто-то лишил его жизни. И лишил достоинства. Почему?

— Моя обязанность это выяснить. — Если Трухарт вел диалог размеренно, то Ева задавала вопросы быстро и коротко. — Когда вы говорили с дедом в последний раз?

— Вчера днем. Позвонил сказать, что билет ждет его в кассе, и сразу понял: он чем-то расстроен. Его старого друга Эдварда Миру убили. Подробностей дед не знал, но… — И без того бледное лицо Бейкера совсем побелело. — Господи… Сначала сенатор Мира, потом дедушка… Их убил один человек?

— Вы знали сенатора Миру?

— Конечно. Они с дедом дружат с колледжа. Мисс…

— Лейтенант. Лейтенант Даллас.

— Лейтенант, их правда убил один и тот же человек?

— Мы рассматриваем все возможные версии. — Ева немного помедлила. Бейкер невиновен. А если виновен, то и так все знает. — Между убийствами достаточно много сходства, поэтому я считаю, что это дело рук одного и того же лица или нескольких лиц.

— Но это просто… уму непостижимо!

— Тем не менее. В разговоре с вами дед высказывал какие-нибудь мысли по поводу убийства сенатора?

— Сам я весь ушел в репетиции, за новостями не следил и впервые услышал от деда. Он сказал, что сенатора Миру похитили и убили. Дед был потрясен — как я уже говорил, они дружили с юности. Я даже не вспомнил об этом разговоре, когда он не явился на премьеру. Мне и в голову не пришло, что он, быть может, оплакивает друга. Если бы я хотя бы на минуту забыл о себе и подумал о нем, то вспомнил бы и оставил его в покое. Но тогда я не пришел бы сюда ночью. Даже не знаю, что хуже.

— Сделанного не воротишь. А так как вы все-таки пришли, мы сможем начать расследование немедленно. Вы знаете кого-нибудь, кто мог затаить злобу на вашего деда? Или на них обоих?

— Пожалуй, нет. — Джонас откинулся на спинку стула, потер щеки, так что они слегка порозовели. — Они оба занимались политикой, а политики легко наживают врагов. Черт, а кто их не наживает? Не всем нравились дедушкины взгляды на экономику, но кто же станет из-за этого убивать? Взгляды сенатора Миры тоже устраивали не каждого. Я и сам не питал к нему особой симпатии…

— Вы его недолюбливали?

— Не могу сказать, что недолюбливал, просто считал его надутым мерзавцем… Я должен сообщить маме. Господи… и бабушке… — Он снова уронил голову на руки. — И брату… Моя сводная сестра сейчас в Австралии вместе с матерью, а Гэвин здесь, учится на юридическом.

— В Йельском?

Джонас слабо улыбнулся.

— Да, такова семейная традиция. Я пошел против течения — поступил в Джульярдскую школу и ни разу не пожалел. Нужно всем им сообщить. А еще дяде — маминому брату. Что же я им скажу?..

— Если хотите, могу им сообщить.

— Хочу, очень хочу, но я должен сделать это сам. Нехорошо будет, если они услышат от постороннего. Они ведь не увидят дедушку в таком состоянии? Мне бы не хотелось, чтобы они увидели то, что видел я.

— Не беспокойтесь. Медицинский эксперт обо всем позаботится и вернет ему достоинство. Обратитесь в морг к доктору Моррису. Он скажет, когда можно навестить вашего дедушку и распорядиться насчет похорон.

— Хорошо. — Измученные глаза Джонаса впились в Еву. — Я хочу сказать им — сказать себе, — что вы найдете тех, кто его убил, и засадите их за решетку. Так ведь и будет?

— Не сомневайтесь. Найти убийцу — моя работа, а к своей работе я отношусь серьезно.

— Хороший ответ.

— Мне нужно задать вам еще несколько вопросов, а затем можете позвонить родным.

Выйдя из кухни, Ева вполголоса сказала Трухарту:

— Ты все сделал правильно — помог ему успокоиться. Это требует большого такта и проницательности.

— Я его узнал. Про спектакль много писали. Я видел Джонаса на афишах, хотя и не помнил, что вчера была премьера. Должно быть, он хороший актер…

— Джонас в самом конце списка. Если это игра, он заслуживает «Оскара».

— На Бродвее дают не «Оскар», а «Тони».

— «Как прикажете», — ответила Ева, вызвав у Трухарта улыбку.

Пибоди она нашла с Бакстером. Бригада из морга как раз выносила тело, а чистильщики уже рассыпались по прихожей.

— Внук ни при чем, — сразу объявила Ева. — И все равно надо удостовериться. Трухарт, проверь список имен, которые назвал Джонас — с кем он был до трех ночи, а также на момент похищения и смерти сенатора. Просто на всякий случай — чтобы окончательно его вычеркнуть.

— Я привезла с собой Макнаба, — сообщила Пибоди. — Они с Рорком занимаются электроникой. Рорк уже проверил парадный вход. Никаких признаков взлома. По его мнению, тот, кто привез сюда Вайманна, воспользовался кодом и ключом.

— У них был ключ самого Вайманна.

— Мы прошлись по дому, — продолжил Бакстер. — Никаких признаков, что убитого связывали или били здесь.

— Может, замели следы? — Ева огляделась по сторонам, сунула руки в карманы. — Хотя скорее Вайманна отвезли туда же, куда и сенатора. У них есть специальное место для пыток. Нужно выяснить, когда забрали Вайманна и откуда. Почему, понятно и так. Мотив тот же, что и в случае с сенатором.

— А именно? — спросил Бакстер.

— Секс. Все сводится к сексу. По крайней мере, одна из убийц — женщина. Еще одна зацепка — Йельский университет. Оба убитых учились в Йельском. Оба приезжали туда с лекциями и на встречи выпускников. Оба занимались политикой.

— Секс и политика, — произнес Бакстер. — Обычная связка.

— А совпадения — фигня.

— Если хотите сказать, что совпадений не бывает, полностью согласен.

— Две подозреваемые и свидетельница, обеспечивающая алиби третьей, тоже связаны с Йельским.

Глаза Бакстера мрачно блеснули.

— Совпадение — фигня!

— О да. Двое богатых успешных людей. — Ева принялась мерить шагами комнату, рассуждая вслух. — Оба окончили Йельский, оба занимались политикой — в разных сферах, но оба стремились к власти. Первый убитый менял любовниц как перчатки.

— Вот бы мне так в его возрасте!

Ева бросила на Бакстера испепеляющий взгляд.

— Нужно проверить, какие достижения в этой области у второго.

— В спальне у него очень сексуальный секс-робот.

— Мне уже рассказывали.

— Сексуальный секс-робот сообщает, что в последний раз им пользовались тридцать два часа назад, — доложил спускающийся по лестнице Рорк. — Макнаб отвезет электронику в отдел. В ящике стола в кабинете хранится запасной мобильник. Им никогда не пользовались.

— А тот, которым пользовался Вайманн, исчез. Даже если на нем что-то есть, он все равно у преступников. Бакстер, вы с Трухартом займетесь профессиональными контактами убитого. Разведайте обстановку, проверьте алиби. Разыщите любовниц, если таковые имеются.

— Без проблем.

— Я пошлю вам имена и фотографии любовниц первого убитого. Посмотрим, не вспомнит ли их кто-нибудь из подчиненных второго. Пибоди, передай Макнабу, что мне нужен каждый байт с каждого устройства из этого дома и офиса сенатора. Все, что совпадает, исследовать в первую очередь. Это месть. Что сделали наши жертвы, еще и вдвоем, чтобы заслужить такую смерть? Скажи Макнабу прямо сейчас, и поехали в морг.

— Что хуже: завтрак после морга или морг после завтрака? — задумчиво произнесла Пибоди, поднимаясь по лестнице. — Скоро узнаем!

— Профессиональные контакты, — повторила Ева. — Проверка алиби.

— Лейтенант, сейчас пять утра, — напомнил Бакстер.

— Мы ведь не спим, — заметила Ева. — Почему бы и подозреваемым в убийстве не встать пораньше? Вперед!

— Сегодня мы с тобой будем пользоваться особой любовью, Трухарт.

— А мне будут какие-нибудь приказы, лейтенант? — спросил Рорк, когда Бакстер с Трухартом направились к выходу.

— Поезжай домой и купи очередной кусок Солнечной системы.

— Значит, впереди обычный рабочий день. — Рорк поглядел, как чистильщица в белом костюме упаковывает веревку. — У тебя тоже.

Он взял Еву под локоть и отвел немного в сторону.

— Думаешь, эти двое были партнерами в какой-то грязной секс-игре? Соучастниками изнасилования?

— Я пока ничего не думаю, но версию эту проработаю. Внук Вайманна сказал, что убийцы лишили его деда жизни и достоинства. И он чертовски прав. Сенатора с Вайманном не зря унизили, как не зря пытали и убили. По-моему, это месть. Только за что? Кого унизили эти двое?

— Что за преступление надо было совершить, чтобы кто-то счел такую смерть правосудием?

— Старые добрые приятели… Какие тайны их связывали? За всем этим кроется что-то… да, грязное. Я по-прежнему уверена, что это секс. Подбросить тебя до дома?

— Сам доберусь, спасибо. Береги себя, — вполголоса произнес Рорк. — Не только моего копа, но и ту девочку, которая до сих пор живет в тебе.

— За меня не беспокойся.

Рорк прижал руки к ее щекам и крепко поцеловал, прежде чем она успела его остановить.

— Не строй из себя недотрогу. Я позвоню, — добавил он, направляясь к выходу.

Ева перевела дыхание и обернулась — как раз вовремя, чтобы заметить, как ближайшая чистильщица улыбается сквозь лицевой щиток.

— Чего ухмыляетесь?

— Просто представила, как мужчина с такой внешностью целует меня в губы. От такой мысли трудно не улыбнуться. — Чистильщица взяла образец крови с пола. — С нашей работенкой каждый приятный момент на счету.

Пожалуй, подумала Ева. Сама она точно не нашла бы много поводов для улыбки, работая в морге.

— Черт побери, Пибоди, хватит лапать Макнаба за тощую задницу! Живо ко мне, а то пойдешь в морг пешком.

Ева уже открыла входную дверь, когда Пибоди сбежала по ступенькам.

— Откуда ты знаешь, что я его лапала?

— Я опытный детектив. — Ева глянула через плечо: чистильщица снова ухмылялась. — Еще один повод для улыбки?

— Мне сегодня определенно везет!

Глава двенадцатая

Пибоди нагнала Еву, наматывая на ходу шарф — морозно-голубой с ярко-зелеными зигзагами.

— Если убитые были приятелями, а мотив преступления — секс, возможно, они делили одних и тех же женщин.

Ева села за руль.

— Вот теперь голова у тебя работает.

— Она работает, даже когда я лапаю Макнаба за тощую задницу. Хотя вообще это был просто дружеский шлепок.

Пибоди влезла на пассажирское сиденье и блаженно вздохнула.

— О, у сиденья включен подогрев! Моя не слишком тощая задница в восторге.

— С этого момента обсуждать твою задницу или задницу Макнаба строго воспрещается.

Ева глянула в зеркало заднего вида, быстро перестроилась в другой ряд.

— Рорк выяснит у сотрудников отеля, пользовался ли Вайманн люксом Эдварда Миры, и если да, то кого туда приводил. Если удастся установить его связь с одной из любовниц сенатора, пойдет совсем другой разговор.

— С другой стороны, зачем держать в спальне секс-робота — а Макнаб говорит, что робот запрограммирован на изощренный и бурный секс, — если регулярно спишь с живыми телками?

— Ответ один: член.

— Ну да, как же я забыла? — Пибоди не стала упоминать о своей заднице, а просто с удовольствием устроила ее поудобнее на теплом сиденье. — Тебе не кажется, что аппетиты должны немного поутихнуть, когда у члена седьмой десяток за плечами? Фу, мне представился член с плечами… Неприятное зрелище.

— Спасибо, что поделилась. Когда чистильщики закончат, я сама обыщу дом. Держу пари на свою годовую зарплату, что найду там таблетки для повышения потенции и прочие средства сделать сексуальную жизнь длиннее.

— Или сделать длиннее член. Пари принимать не стану, поскольку в доме сенатора мы уже нашли таблетки для повышения потенции — вернее, в доме его деда, что гораздо противнее. У меня еще один вопрос.

Поскольку пробка на дороге не собиралась рассасываться, а рекламные экраны назойливо твердили про скидки на круизную коллекцию — интересно, это еще что за чертовщина? — Еве ничего не оставалось, как удовлетворить ненасытное любопытство Пибоди.

— Последний? — спросила она.

— Не обещаю. Так вот: почему мужики всегда охотятся за молоденькими? Пятидесятилетние папики ищут девушек до тридцати. Шестидесятилетние тоже. Те, которым за семьдесят, не отказались бы от двадцатилетней телочки, но готовы согласиться на тех, кому за тридцать или даже за сорок, если с двадцатилетними вышел облом.

— Ответ тот же: член.

— Почему?

Завернув за угол, Ева увидела группу туристов, столпившихся вокруг уличного продавца с тележкой. Их сумки и кошельки прямо-таки предлагали себя направляющемуся в ту же сторону хитроглазому вору-карманнику. Ева решила, что не может спасать всех и каждого, и поехала дальше.

— Член норовит убедиться, что ему по-прежнему двадцать и его хотят сексуальные партнеры того же возраста. Член отказывается признать, что принадлежит старику.

— В таком случае он занимается самообманом.

— Хорошо, что ты усвоила урок так рано. Многие женщины приходят к подобной мысли, только когда их собственная молодость позади. А теперь засунь этот чертов член в тот же ящик, что и задницы, и закрой крышку.

Пибоди выдержала паузу.

— Ты понимаешь, чем займутся член и две задницы, запертые в одном ящике?

Ева невольно рассмеялась.

— Пибоди, хватит думать о сексе!

— Трудно не думать о сексе, когда это мотив преступления.

— Ладно, ты права. Без секса тут явно не обошлось. Никто не станет насиловать мужика и бить его по яйцам, если секс ни при чем. Второй убитый дважды разводился — последний раз более шести лет назад. Мы проверим бывших жен, посмотрим, нет ли связи с первым убитым, но вряд ли жена или жены Вайманна стали бы ждать так долго, чтобы отомстить. Проверь, не встречался ли Вайманн с кем-нибудь.

— Держитесь, сайты сплетен, я иду!

Пибоди достала свой ППК.

Ева барабанила пальцами по рулю и читала очередное объявление: «Пляжное тело еще в январе! Только в «Стройняшке»! Бесплатная консультация!» Может, пляжное тело тоже входит в круизную коллекцию?

— Сценарий таков, — начала Ева, стараясь не обращать внимания на рекламу. — У сенатора с Вайманном маленький секс-клуб. В него вступают женщины из списка, которые либо заранее знают друг о друге, либо нет. Если не знают, такое открытие выводит их из себя. Если знают, то что-то пошло не так. Женщины организуют собственный клуб — клуб убийц.

— Если женщины вступали в секс-клуб, зная друг о друге, значит, дело дошло до каких-то совсем уж мерзостей.

— Изнасилование и есть мерзость. По-моему, когда двоим мужчинам в задний проход запихивают раскаленный предмет, это говорит именно об изнасиловании. Иначе можно пару раз пнуть по яйцам, и все…

— Больше похоже на клуб насильников, чем на секс-клуб, а женщин из нашего списка не насиловали.

— Так бы они нам и сказали! Зачем признаваться? Зачем предоставлять копам большой жирный мотив? Нужно проработать эту версию. Убийц было несколько. Когда люди вместе пытают и убивают, это говорит о неких узах, общей цели, а в нашем случае — общей ненависти. Нам известно, что сенатор сам впустил убийц. А значит, не чувствовал угрозы. Мужчина, для которого женщины — всего лишь вещи, сексуальные игрушки, — не воспринимает их как угрозу.

— Мы до сих пор не установили имени риелтора.

Большая пробоина, которую необходимо залатать, подумала Ева.

— Когда найдем риелтора, найдем и убийц. Хотя, вполне возможно, никакого риелтора не было. Скорее всего, это просто уловка. Нужно выяснить, когда и где похитили Вайманна. В конце концов мы обязательно узнаем, куда отвозили их с сенатором.

— Звучит оптимистично.

— Хранить секреты чертовски трудно — они давят на человека. Сохранить узы, приведшие к убийству, еще труднее. Одна из них непременно оступится.

Когда они добрались до места, Еве страшно захотелось кофе. Только не ту бурду, которая продается в гулком белом коридоре морга.

— Купи мне банку пепси и себе чего-нибудь.

Ева покопалась в карманах и протянула Пибоди пригоршню жетонов.

— После шоколада мистера Миры здешний шоколад больше пить не смогу. Даже тот, что у тебя в машине, недотягивает. Кофе здесь такой же мерзкий, как в Центральном. Чай?..

— Хочешь изучить полное меню, еще и продегустировать?

Услышав сладкий тон Евы, Пибоди подозрительно на нее покосилась.

— Или же предпочитаешь засунуть эти чертовы жетоны в автомат и купить чего-нибудь, пока я не пнула тебя под зад?

— Мой зад по-прежнему в ящике, — напомнила Пибоди, довольная собой.

В конце концов она купила пепси и диетическую газировку с вишневым вкусом. Автомат выплюнул заказ и принялся озвучивать пищевую ценность, которая, впрочем, равнялась нулю, но Ева уже отвернулась и зашагала по коридору. Она на ходу откупорила банку пепси, плечом открывая двери.

Еве следовало бы лучше знать Морриса. Разумеется, он был уже в прозекторской. Поверх костюма цвета мокрого камня накинут защитный балахон, на шее — переливающийся лиловый галстук, черные волосы заплетены в толстую косу. На заднем плане негромко играет музыка — что-то вроде джаза, как показалось Еве.

Моррис поднял голову. В руке у него был скальпель, но он еще не успел приступить к работе и сделать на теле Вайманна Y-образный разрез.

— Быстро вы приехали.

— Или медленно, учитывая, что вчера так сюда и не добрались.

Моррис отложил скальпель и указал на соседний резекционный стол.

— Я распорядился достать первого гостя из холодильника — догадывался, что сегодня-то вы точно приедете.

Он шагнул к телу сенатора и сделал свет поярче.

— В нашего нового посетителя я пока не заглядывал, однако на основе внешнего осмотра могу сказать, что повреждения схожие: кровоподтеки на лице и гениталиях, след от веревки на запястьях, признаки анального изнасилования посторонним предметом. В случае сенатора предмет был около двух дюймов в диаметре, с закругленным и более узким концом. Достаточно горячий, чтобы оставить сильные ожоги в заднем проходе и вокруг него.

Пибоди побледнела и отвернулась.

— Пресловутая раскаленная кочерга, — добавил Моррис, сочувственно похлопав Пибоди по плечу. — Предмет вводили несколько раз и с достаточной силой. Боль, конечно, была невыносимая. Судя, опять же, по внешнему осмотру, Вайманна насиловали тем же предметом.

— Это не объяснить никакой жаждой мести, — сказала Ева. — Может, мы имеем дело с командой садистов вроде Эллы-Лу Парсенс и Деррила Роя Джеймса?

— Не хотелось бы думать, что есть другие им подобные, — ответила Пибоди, по-прежнему стоя к столу спиной.

— Подобные им всегда найдутся…

Нет, подумала Ева, это не садисты вроде двух любовников-извращенцев, которых они недавно засадили за решетку. Тут другое.

— Обеих жертв выбрали намеренно, а не случайно. Кроме того, изнасилование, пытки и плакат на шее ясно говорят: «Месть».

— И какая! — добавил Моррис. — Согласен с твоим мнением насчет побоев: они нанесены гладкой резиновой дубинкой с утяжелителем. Кулаки в ход не пускали.

— Чтобы не сломать ноготок и не испортить маникюр. Это точно женщина. Вернее, женщины.

— Никаких признаков, что убитые сопротивлялись.

Не было шанса, подумала Ева.

— А следы от шокера есть?

— Один, еле заметный даже в очках-микроскопах. В области паха.

— Паха?

— Легкий удар током — достаточный, чтобы обездвижить и причинить боль, похожую на нападение разъяренного осиного роя. Однако не настолько сильный, чтобы вырубить окончательно. Вполне женское поведение.

Ева прокрутила сценарий в голове.

— Вдвоем они легко могли усадить его в кресло. Одна избивает, другая держит шокер. Входит мистер Мира, и они действуют по ситуации.

— Кстати, как Деннис? — спросил Моррис.

— Держится. Что-нибудь еще?

— Судя по следам на запястьях, а также недавно поврежденным мышцам рук и плеч, убитого подвешивали за руки, так что на них пришелся вес всего тела. Веревку сняли за час, максимум два до наступления смерти.

— Сенатор был жив, когда его повесили?

— Да, жив и с развязанными руками — пытался сорвать удавку. Под ногтями частицы его собственной кожи и волокна веревки.

Моррис перевел взгляд на шею убитого.

— Это был не резкий рывок, от которого ломается шея, как в случае с люком под виселицей или выбитым из-под ног стулом, а удушение. Под весом тела веревка затягивалась, давление росло, и сенатор постепенно задыхался. Умирал он медленно и мучительно.

— Не просто казнь. Казнь проводится быстро. Убийцы хотели, чтобы он знал, чувствовал, страдал. Это была пытка — до самого конца.

— Да. Страшная смерть. Больше никаких повреждений я не обнаружил. Сенатор регулярно делал пластику, чтобы подкорректировать лицо и фигуру, и мог похвастаться отменным здоровьем. Последний прием пищи состоялся около четырнадцати часов до смерти и включал омаровый суп, зеленый салат и вино «Пуи-Фюиссе». Поскольку во рту присутствуют следы рвотных масс, о количестве съеденного могу лишь догадываться.

— Что он сделал — что они оба сделали? Склоняюсь к изнасилованию, хотя подобную жестокость не объяснить даже изнасилованием.

— Может, дети? — Пибоди немного пришла в себя и осторожно пригубила газировку. — Может, они насиловали детей?

— Педофилия?.. Да, она способна вызвать подобную ярость. Однако нет никаких признаков, что убитые предпочитали детей. Первый, по крайней мере, регулярно занимался сексом со взрослыми женщинами. Но мы проверим. Чтобы счесть такое убийство правосудием, преступление должно быть не менее жутким.

— В таком случае оба хорошо его скрывали, — заметил Моррис. — Фигуры они публичные, и пресса каждый их поступок рассматривала под микроскопом. Чтобы скрыть жуткое преступление, требуется большое умение и труд, особенно если замешано несколько человек. Секреты редко остаются нераскрытыми.

— Согласна. Теперь, когда мы знаем, что речь идет о секрете — возможно, о жутком секрете, — его будет легче раскрыть. Тут картина примерно такая же, — сказала Ева, бросив взгляд на Вайманна. — Повреждения, причина смерти и все остальное. Если обнаружатся сюрпризы, звони.

— Обязательно. Кстати, сначала я не придал этому значения, но у сенатора есть маленькая татуировка.

— Многие делают себе татуировки.

— В том числе я. Из-за кровоподтеков я едва ее разглядел. Сделана в паху.

— У него татуировка в паху?! — изумилась Ева, а Пибоди громко охнула.

— Слева от основания пениса.

Моррис надел одни очки-микроскопы, другие подал Еве.

— Проверь второго, — распорядилась она, склоняясь над трупом. — Да, теперь вижу, хоть и с трудом. Похоже на кельтские руны… Но ведь Мира — фамилия не ирландская и не шотландская?

— Скорее, арабская или индейская, но… Да, у второго убитого такая же. Та же татуировка в том же месте.

— Можешь определить, когда ее сделали?

— Постараюсь. Возьму образец дермы, исследую сам и пошлю в лабораторию.

— Что же она значит? Пибоди, сделай снимок. Нужно проверить, есть ли у нее какой-то смысл.

— Ты ближе и в очках.

В ответ Ева только закатила глаза. Она достала телефон и сделала три снимка.

— Изображение нужно увеличить и подчистить.

— Давай сделаю, — тут же вызвалась Пибоди, но Ева уже звонила своему эксперту.

— Привет!

— И тебе привет, — ответил Рорк.

— У меня короткий вопрос — вдруг знаешь. Сейчас, подожди…

Немного повозившись с телефоном, Ева отправила Рорку фотографию.

— Видишь татуировку? Кожа вся в синяках, но…

— Вижу. Как-то вечером мы с приятелями напились и решили сделать себе такую же. Кельтский символ. Означает «братство».

— Братство… Да, подходит. Почему же вы не сделали татуировку, если были настолько пьяны?

Глаза Рорка озорно заблестели.

— Не настолько, чтобы позабыть, что в определенных деловых кругах особые приметы весьма нежелательны. Если тебе больше ничего не нужно, мне пора на встречу.

— Нет, у меня все. Спасибо. Иди, купи Солнечную систему.

Ева нажала на отбой, глянула на обоих убитых.

— Братство… — повторила она.

Они с Пибоди вернулись к машине и поехали в Центральное.

— Позвони Харво — спроси, не нашла ли Королева волос и волокон чего-нибудь интересного на веревке.

Пока Пибоди звонила в лабораторию, Ева набрала номер Миры.

— Ева?

— Извините, что так рано.

— Ничего, мы уже встали. Я все равно собиралась приехать на работу пораньше.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Сколько угодно и когда угодно. Могу сама к вам зайти.

— Это сэкономит мне несколько минут. Я должна вам кое-что сообщить: Джонаса Вайманна убили.

— Я… Мы его знали. Это близкий друг Эдварда.

— Умер той же смертью.

— О боже… Вы в Центральном?

— Скоро там буду.

— Выезжаю минут через десять.

— Можете передать трубку мистеру Мире?

— Да, конечно.