PEOPLE.COM
14 декабря 2019
Обвинения в убийстве по делу о Синеглазой Убийце Бойфренда сняты: Казинс выпущена из-под стражи
Автор: Талия Симс
Суд над семнадцатилетней Табитой Казинс завершился, и присяжные вынесли единогласный вердикт, признав Казинс невиновной по всем пунктам обвинения по делу об убийстве ее бойфренда, двадцатилетнего Марка Форрестера, принстонского чемпиона по плаванию. Новые улики доказали, что друг Форрестера, двадцатилетний Киган Лич, был более вероятной кандидатурой на роль убийцы, который использовал Казинс в качестве пешки, чтобы заманить Форрестера в лес.
«Я и подумать не могла, что он настолько ужасный человек, – сообщил People приближенный к Личу источник. – Он просто казался мне одним из тех парней, чья жизнь повернула не в ту сторону. Наверное, он ненавидел Марка за то, что у того было все то, чего не было у него самого».
Суд над Личем будет назначен в ближайшие несколько недель, однако отчеты с судебного заседания Казинс вполне четко рисуют портрет запутавшегося молодого человека с весьма явным мотивом. По словам присутствующих на суде, Лич был одержим Казинс на протяжении месяцев и искал мести после того, как она отвергла его ухаживания. Бутылка изотоника Gatorade, найденная в земле на месте преступления, имеет следы ДНК Лича и Форрестера, а история поисковых запросов на компьютере Лича показыdает, что тот думал, как можно выдать смерть Форрестера за несчастный случай.
«Я заметил, что его поведение было довольно эксцентричным за несколько недель до смерти Марка, – комментирует бывший коллега Лича, который пожелал остаться анонимным. – Плюс он даже не взял ни одного отгула после всего случившегося. Казалось, эта ситуация на него никак не повлияла».
После своего освобождения Казинс оказалась объектом всеобщего медийного интереса, попав под шквал запросов на интервью, и пока с ней невозможно связаться для получения комментариев. Многие источники утверждают, что в скором времени начнутся ожесточенные торги за право взять у нее первое телевизионное интервью. Также уже начались разговоры об издании книги, в которой Казинс должна будет рассказать всю историю и поведать миру, каково это – иметь репутацию убийцы, пока не доказали твою невиновность.


КОММЕНТАРИИ ОТКЛЮЧЕНЫ

PUBLISHERSWEEKLY.COM[23]
7 февраля 2020
Мемуары попавшей под суд юной девушки будут опубликованы после торгов
Автор: Харриет Бест
Восемнадцатилетняя Табита Казинс обвинялась в убийстве своего парня и была девушкой, стоящей за поднятой в прессе шумихой, охватившей в прошлом году всю страну. Теперь же она собирается публиковать мемуары после торгов, которые прошли среди восьми крупных издательств. Казинс предположительно будет писать книгу сама, вспоминая пережитый ужас в лесу и многонедельные страдания перед судом из-за того, что с ней обращались, как с монстром.
«Это по-настоящему увлекательная история, – говорит Эддисон Лоу, главный редактор победившего в торгах издательства Hartley Books, имеющего успешную историю публикаций бестселлеров среди мемуаров известных людей. – Читатели, наконец, смогут узнать все о Табите – девочке, которая вызвала интерес у целой страны».
Публикация мемуаров предположительно назначена на зиму следующего года.


1

Бэк

ВИДИШЬ? Я ЖЕ ГОВОРИЛ, что она ничего плохого не сделала. Так что возьми все свои слова и засунь их себе в задницу, офицер Олдмен.

И да, я больше ничего комментировать не буду. Мне уже, кажется, достаточно вопросов назадавали, сладость моя.

2

Элли

МЫ ПОЙДЕМ РАЗНЫМИ ДОРОГАМИ, я и Табби. Мы говорили о том, чтобы вместе поступить в Денверский университет, но Табби даже не подала документы. Сначала она сказала, что это из-за того, что она пропустила много уроков в школе, что она никогда не сможет наверстать упущенное. Но мы обе знаем, что это неправда. Она сидит дома и работает над книгой. Этого я совсем не понимаю, поскольку сидеть в четырех стенах я бы хотела в последнюю очередь после всего произошедшего.

После всего. После того, как Кигана приговорили к тюремному заключению, после того, как о Табби перестала ходить дурная слава и вместо этого она стала знаменитостью. Девушкой, которую не так поняли и на чьей жизни едва не поставили крест из-за того, что она подружилась с грустным одиноким парнем, который хотел больше, чем она могла ему предложить. Киган так и не признался в том, что сделал. Я не могу ничего с собой поделать и продолжаю следить за тем, что с ним происходит. Однако улики говорят об обратном. Скорее, даже кричать об обратном.

Табби должна прийти ко мне в гости, чтобы помочь мне собрать вещи. Мы все лето провели вместе, как в старые добрые времена. Мы смотрели глупые реалити-шоу, ходили на длинные прогулки и ели все те вкусности, которые ее мама нам настойчиво предлагала. Мы ни разу не говорили о Марке или о том, через что Табби пришлось пройти. Я ждала, что она сама поднимет эту тему, но она не подняла. Может быть, она уже устала говорить об этом. Каким-то образом наша дружба стала больше концентрироваться на мне, как будто Табби хотела уступить мне свое место под солнцем.

Я слышу, как она звонит в дверной звонок. Вдалеке кто-то едет на мотоцикле, и это всегда заставляет меня думать о Бэке. Я не видела его все лето, но я слышала, что он остается в Колдклиффе, чтобы работать в магазине, специализирующемся на продаже и ремонте байков. В любом случае, мне все равно. Мы с Далласом снова вместе. Ну, как бы. Мы еще пытаемся понять, можем ли мы быть чем-то. Он проведет в Колдклиффе еще год, так что мы не будем слишком далеко друг от друга. Может быть, у нас есть шанс.

– Я рада, что ты остаешься в городе, – говорит моя мама Табби. Спускаясь по лестнице, я вижу их обеих внизу. Мама обнимает Табби.

– Я тоже, – говорит Табби. – С этим местом связаны все мои воспоминания. Хорошие и плохие. Я не думаю, что я пока готова все это оставить позади.

«Тот день в лесу» – это название мемуаров, которые пишет Табби с помощью женщины по имени Ария, она писательница из Нью-Йорка, они подолгу разговаривают в «Скайпе». Конечно же, я не сомневалась, что будет книга. Я просто удивлена, что Табби пишет ее сама. Она говорит, что должна сама рассказать свою историю целиком, а не позволить это делать кому-то другому и исказить правду. Она хочет, чтобы люди ее понимали. Она хочет, чтобы цирк в СМИ закончился.

Да, она так это называет. Цирк. Она все еще регулярно появляется в статьях на веб-сайтах, даже на больших вроде People или Enquirer. Я не понимаю, откуда им всем всегда известно, где она находится. Когда мы ездили на шопинг в Боулдер через несколько недель после суда, в Интернете появилась фотография нас обеих со стаканами из «Старбакса». Я представляла собой размытое пятно рядом с Табби с наполовину обрезанным лицом. Табита Казинс и подруга.

– Хоть бы они оставили ее в покое, – повторяет мама. – Она уже и так через многое прошла.

Еще должны снять фильм про жизнь Табби, про дело и про все, что ей пришлось пережить. Я не знаю, кто будет играть Табби, и возьмут ли актрису на мою роль. Мне не нравится сама идея того, что другие люди будут все это разыгрывать и примерять на себя наши шкуры. Когда я спросила Табби, как она могла такое допустить, она лишь пожала плечами.

– Люди будут об этом говорить, несмотря на то, разрешаю я им это или нет, – сказала она. – Ты не понимаешь, каково это, когда весь мир говорит о тебе. Ты как будто бы трясешь стеклянный шар, наполненный снегом из вранья и правды, которые никогда не осядут.

Да, я не понимаю, каково это, и я сомневаюсь, что хоть когда-нибудь пойму. Драма преследует Табби. Моя мама спросила у нее, встречается ли она с кем-нибудь и есть ли у нее кто-нибудь особенный. Табби закатила глаза и слегка улыбнулась. Она получает кучу «фанатских писем» от людей со всего мира, которые утверждают, что всегда знали, что она невиновна. Они предлагают ей выйти за них замуж. Ее приглашают покататься на роскошных яхтах. Табби читает все письма, некоторые из них она даже зачитывает мне вслух.

– Эй, девочка-студентка, – окликает она меня сейчас, топая вверх по лестнице. – Нам лучше начать собирать твои вещи.

Табби беспощадна, когда дело касается деления вещей на «ерунду» и вещи, которые я должна взять с собой. Она укоризненно качает головой, когда я складываю в чемодан пару ботинок на платформе, и называет их «древними». Они с моей мамой прочитали книгу Мари Кондо о том, как избавление от хлама должно менять жизнь в лучшую сторону. Как будто это важно, сколько у тебя в комнате хранится вещей.

– Это так интересно, – говорит Табби. – Ты можешь выбирать, что возьмешь с собой. Мне даже немного жаль, что я не еду вместе с тобой.

– Мне тоже. – Я сажусь на край кровати. – Мы могли бы стать соседками по комнате, как мечтали. Без тебя все будет совсем не так.

Без Табби все будет по-другому. Но, возможно, это хорошо. Мы, наконец, перестанем биться за одно и то же место под солнцем, которое постоянно озаряло лишь Табби. Может, наша дружба из тех, которая станет крепче благодаря расстоянию.

– Мне просто нужно время, – говорит Табби. – Мой издатель хочет получить черновик к концу следующего месяца. Я думаю, что успею закончить к этому времени, но я не представляю, что было бы, если бы я еще и в колледж поступила. И еще мне нужно разобраться со всякими публичными делами. Плюс через несколько недель ко мне прилетают люди из Лос-Анджелеса по поводу фильма. Я постоянно говорю себе, что колледж никуда не денется.

Я киваю и пытаюсь понять, зачем ей все это. Такое ощущение, что после всего случившегося Табби разделилась на две абсолютно разные версии себя. Я знала девушку, которая ходила, как зомби, на протяжении многих дней после смерти Марка, девушку, которая кричала, когда ее арестовывали, плакала, когда я навещала ее в тюрьме. «Я его не убивала». Теперь же Табби намного жестче, как будто бы вокруг ее мягкой плоти образовался панцирь. Чтобы ее обидеть, нужно подобрать особо острые слова, иначе Табби может вообще ничего не услышать.

– Наверное, нам нужно с этим попрощаться, – говорит Табби, поднимая вверх что-то оранжевое, и из меня выбивает дыхание, когда я понимаю, что это такое. Толстовка Марка. Та принстонская толстовка, в которой я ходила в клинику. Табби ни разу не просила ее вернуть.

– Мне она не нужна, – говорю я. – Мне не нужно еще одно напоминание о… том, что было.

Табби раскладывает толстовку на кровати, складывая рукава таким образом, что получается человечек, который пытается сказать нам «стоп».

– И мне. Мне тоже не нужно еще одно напоминание.

Я не знаю, говорит ли она о моем аборте, о слухах, о смерти Марка, об ее отношениях с ним или же обо всем этом, вместе взятом. Несмотря на жару – наш кондиционер опять сломался, а папа только обещает его починить, – мои руки покрываются мурашками, когда Табби притягивает меня к себе, чтобы обнять.

– Я буду скучать по тебе, – говорит она, крепко сжимая меня в объятиях. Ее руки похожи на стальные тросы, обвившиеся вокруг меня. – Иногда мне кажется, что ты единственный человек, который знает, какая я на самом деле.

– Я буду слать тебе фотки в «Снепчате» каждый день, – говорю я. – Буду фоткать дерьмовую столовскую еду и комнату в общежитии.

У Табби теперь новый номер телефона, потому что со старым ее телефон разрывался от звонков и сообщений.

– Помни, ты обещала, – говорит она. – Но мы не так уж и далеко в любом случае. Я, скорее всего, буду почти каждые выходные к тебе приезжать. Ты от меня так просто не отвяжешься.

– Я и не хочу отвязываться.

Мне повезло, что у меня есть Табби. Нам повезло, что мы есть друг у друга. Мне повезло, что мои секреты не всплыли на поверхность и не разрушили фундамент, на котором мы можем продолжать строить наши отношения.

На телефон Табби приходит уведомление, и она улыбается, читая его.

– Слушай, мне надо идти. Я думаю, ты сама тут можешь со всем закончить, да?

– Конечно, – отвечаю я. – Но я думала, что ты останешься на ужин. Мама делает свой фирменный бефстроганов.

– Я знаю, – говорит она, – но у нас еще будет куча дней, когда я смогу насладиться бефстрогановом с Мэгги. Просто сейчас мне нужно быть в другом месте.

– Ладно, – говорю я. – Что ж, прощаемся.

– Не навсегда, – говорит она, обнимая меня еще раз. – Я люблю тебя, Элли, несмотря ни на что.

– Я тоже тебя люблю.

Затем она уходит, держа в руках толстовку Марка, и я понимаю, что она совсем не помогла мне ничего упаковать. Она всего лишь вытащила всю одежду из ящиков и скинула ее на пол в кучу «точно нет». У меня едва ли есть вещи, которые стоит, по ее мнению, брать с собой.

И тут я слышу его. Этот звук. Рев мотоцикла. Я бегу через коридор в комнату своих родителей, чтобы выглянуть в окно, ведущее на улицу. Бэк стоит рядом с моим домом, как я когда-то об этом мечтала. На секунду, всего лишь на краткий миг, мне кажется, что он приехал за мной, и внутри меня вскипают старые чувства. «Так я ему тоже нравлюсь все-таки».

Но затем я вижу оранжевое пятно на заднем сиденье его байка. Бэк протягивает Табби шлем. До того, как они уезжают прочь на скорости, она поднимает взгляд вверх, хотя она никак не может знать, что я стою и наблюдаю за ними.

Клянусь, она посмотрела вверх на меня и улыбнулась.

3

Бриджит

ТАББИ ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ, вернулась к себе в комнату. Она много спит, наносит все тот же макияж, ест ту же еду. Она проводит больше времени со мной, чем раньше, потому что она решила некоторые проблемы. До парней ей больше дела нет, или, по крайней мере, она так заявляет. Она читает и пишет, уходит на долгие прогулки, не говоря никому, куда идет. И родители позволяют ей это, потому что они знают, что у них никогда не получится вернуть себе ее расположение.

У нас с Табби все нормально, или, по крайней мере, настолько нормально, насколько это возможно. В каком-то смысле сейчас атмосфера в нашей семье стала лучше. Родители не были в восторге, когда Табби сообщила им, что хочет отложить поступление в колледж. Они обвинили ее в том, что она упускает возможность, но Табби их успокоила. «Колледж никуда не денется, – сказала она, спокойно и собранно. Теперь Табби всегда спокойная и собранная, как будто ее вспыльчивый характер остался в центре предварительного заключения. – Я должна воспользоваться другой возможностью».

Другая возможность – это ее книга. Табби сказала мне как-то, что хочет быть писательницей. Мне кажется, ей тогда было тринадцать, а мне одиннадцать, и мы только переехали в Колдклифф. Она сказала что-то вроде: «У меня есть истории, которые я когда-нибудь напишу. Вот увидишь». Мое одиннадцатилетнее тело тогда еще даже не знало, через что ему придется пройти.

Конечно же, я есть в книге. Я позволила Табби и Арии взять у меня «интервью». Ария была в своих слишком круглых, как у Гарри Поттера, очках. Я почти уверена, что они ей нужны лишь для того, чтобы классно выглядеть. Я заметила взгляды, какими обмениваются Табби и Ария, и задалась вопросом, не заняла ли Ария место Элли или же мое место.

Про меня написано в книге, но я не хочу ее читать.

Табби порывисто меня обняла, когда ее освободили после суда. Ее пульсирующее, напряженное тело прижалось к моему. Я не знала, когда она стала настолько сильной физически, или, возможно, она всегда была настолько сильной, а я просто замечала в ней другие качества. Пройдя через все это, я кое-что осознала. Мир видит то, что хочет видеть, и делает так, чтобы все видели то же самое. Если ты хочешь знать правду, то тебе придется копать и копать. Только вот у большинства людей не хватает на это энергии.

– Спасибо, – сказала Табби. Она знала про кроссовки.

Иногда я не могу заснуть, думая об этих кроссовках. Изменилось бы что-то, если бы я сказала правду, и хочется ли мне, чтобы что-то изменилось. «Те следы не мои, – я представляю, как это говорю. – Я не подходила к реке так близко».

Иногда я задумываюсь над тем, было ли самое ужасное, о чем думали люди в отношении ее, самым ужасным, на что она способна.

Теперь я ношу кроссовки фирмы «Саукони». И я бегаю как никогда быстро. Бо́льшую часть времени мои мысли не могут меня догнать.

4

Лу

КОМПЬЮТЕР МОЕЙ МАМЫ теперь защищен паролем, но это не останавливает меня от попыток его угадать, которые я предпринимаю, когда она принимает душ, уходит заниматься в спортзал или попить кофе с подругой. Я даже не знаю, зачем мне вообще нужно проникнуть в ее компьютер. Не то чтобы я ожидаю найти там какую-нибудь информацию про Табби. Наверное, мне просто скучно, а у скучающих девушек обычно бывают странные порывы.

Меня не стоит винить. Да, это был Киган, и я не понимаю, почему я раньше не поняла, что он психопат. (Я пошла с ним в лес одна! Честное слово, я никогда ничего подобного больше делать не буду.) Он знал, куда шел, у него была карта, и он соврал мне о том, когда ее распечатал. Плюс возле реки была найдена закопанная в землю бутылка с его ДНК на ней, а еще полиция нашла доказательства в истории его поисковых запросов. Я думала, что он был всего лишь жалким неудачником, но он оказался куда более жутким, чем я думала. Он продолжает настаивать на том, что никого не убивал.

Не то чтобы я верю ему. Просто меня зацепили его слова из последнего интервью. У меня сложилось впечатление, что он пытался сказать их лично мне. «Я не причастен к смерти Марка Форрестера. Я знаю, что есть человек, который должен мне поверить. Да, я совершал ошибки, но Табби стоит за всем этим. Это она все провернула. Где-то должны быть этому доказательства».

Где-то должны быть этому доказательства. И, возможно, я снова стала единственным человеком, который может их найти. Я не буду искать их ради Кигана или Бэка (боже, я понятия не имею, что я в нем нашла… С ним все кончено!). Я не буду искать их даже ради читателей «Острых граней». Я должна это сделать ради себя, потому что правда согревает меня по ночам так, как не согревал ни один парень.

В истории Кигана есть несколько нестыковок, но я никак не могу перестать думать об изотонике. Почему бы ему было не забрать бутылку с собой? Зачем оставлять ее там? Люди говорят, что она была чем-то вроде трофея, но Киган кажется не настолько глупым, чтобы оставлять следы на месте преступления. Предполагается, что он запаниковал, не зная, что с ней делать, потому что в лесу нет мусорных баков, а он должен был встретиться с Кайлой и не хотел, чтобы при нем были улики.

Он утверждает, что в тот день даже не пил Gatorade. Он говорит, что Табби, должно быть, взяла пустую бутылку у него из квартиры и сделала так, чтобы Марк из нее тоже попил, и это объясняет, почему на ней остались следы ДНК их обоих. Я не знаю, чему верить, но все это какой-то трындец, прошу прощения за выражение. Вероятность того, что так все и было, ничтожно мала, и это не играет Кигану на руку.

Летом я встретилась с Табби, чтобы попить кофе в «Старбаксе» в центре города. Было похоже, будто бы я встречаюсь со своей знаменитой подругой – по крайней мере, я себе представляла это именно так. Люди останавливались, чтобы сказать ей, что всегда знали, что она невиновна. Несколько девушек попросили у нее автограф и спросили про ее книгу. Табби терпеливо отвечала каждому, и улыбка не сходила с ее лица. Я не понимала, как ей это удается.

– Все такие милые, – сказала она, когда мы остались вдвоем. Холодный кофе, стоящий между нами на столе, начал отпотевать, – когда ты больше не представляешь угрозу.

Это были странные слова, но кто я такая, чтобы ее судить? Я, в отличие от Табби, не была под стражей. Я уверена, что такой опыт оставляет шрамы. Я хотела сказать Табби много всего. Я хотела извиниться за то, что вела себя как стерва, и прочее, но так и не выдавила из себя ни одного извинения. Может, я не чувствовала себя виноватой и до сих пор не чувствую. Может, дело было в том, что Табби не извинилась первой за то, что отобрала у меня роль Бланш и задурила мне голову разговорами о скауте.

В тот вечер я почему-то решила, что существующие, по мнению Кигана, доказательства могут быть на компьютере моей мамы. Я не знаю, продолжает ли моя мама видеться с Табби или нет, но раньше она с ней вела сеансы один на один. У нее должно было сложиться о Табби профессиональное мнение.

Я пробовала разные варианты паролей. Мамино второе имя, ее девичью фамилию, ее любимое вино, все те места, которые она хочет посетить. Сегодня я уже готова сдаться, когда решаю попробовать имя, которое еще не пробовала. Свое. Луиза.

И вот так просто я залезла в ее компьютер. Мне даже немного стыдно за то, что это отняло у меня так много времени. Не говори моим читателям «Острых граней».

Моя мама ушла на пробежку, а это означает, что у меня, скорее всего, остается не так много времени. К счастью, все ее папки с файлами названы по фамилии пациентов. Я нажимаю на папку «Казинс» и вижу тот же документ, что мне доводилось видеть раньше – в том же формате – но с абсолютно другим содержанием. Даже не похоже, что речь идет об одном и том же человека.

Говорит о навязчивых мыслях, о кошмарах по ночам. Плохо спит, чувствует себя отрезанной от мира, испытывает чувство вины. Боится признаться другим в том, что думает, что ее сестра сыграла роль в смерти Марка Форрестера. Опасается, что ее сестра не та, за кого себя выдает.

Я останавливаюсь на последней строчке, затем прокручиваю документ в начало. Файл принадлежит вовсе не Табби. В нем характеристика Б. Казинс. Бриджит. Файла Табби вообще нет, и я задаюсь мыслью о том, не прочитала ли я в прошлый раз имя пациентки неправильно или же моя мама работала с обеими сестрами Казинс.

Это неважно. Важно то, что родная сестра Табби думает, что она могла убить Марка.

У меня кружится голова, и я откидываюсь на спинку кресла. Солнце ослепительно светит с улицы, проникая в мамин кабинет через окно и оставляя желтые кляксы на ее столе. Знакомый смех заставляет меня подскочить. Мама вернулась с пробежки и теперь болтает с соседом. Я закрываю папку Бриджит и начинаю наблюдать за мамой в окно. Она стоит в лосинах из спандекса, положив руку на плечо мистеру Роту. Может быть, именно с ним она встретилась тогда в баре. Или же он один из ее новых мужиков, ведь у нее всегда теперь будет кто-то еще.

Я закрываю мамин ноутбук и выскальзываю из кабинета, оставив все так, как было до моего прихода. Я думаю о том, чтобы навестить Бриджит Казинс и как-нибудь разузнать у нее обо всем. Но Табби живет вместе с ней под одной крышей и сторожит свою сестру, как дракон. Может, Бриджит просто запуталась или что-то не так поняла. Или же она, возможно, единственная, кто находится к Табби достаточно близко, чтобы понимать то, что мы все упускаем из вида.

5

Киган

Я ЗНАЮ, ЧТО ВСЕ ДУМАЛИ, когда я был вместе с Марком. Все думали, что он дружит со мной из жалости, как из жалости добрый самаритянин берет себе бездомного пса. Выходит, даже после того, как Марка не стало, ничего не изменилось. Только вот я больше не бездомный пес. Наоборот, я теперь в клетке.

Даже не спрашивай, убил я его или нет. Я говорил правду, когда рассказывал о том, что было между мной и Табби. Если ты не веришь моим словам, сказанным ранее, то ты не поверишь и другим. Особенно после того, как она вышла к трибуне и наврала всем. Я ненавидел эту девчонку, потом я ее полюбил, и теперь я снова ее ненавижу, и я даже не знаю, что она по-настоящему испытывала ко мне.

Я помню, что она мне говорила. Наверное, я буду помнить эти слова до конца своей чертовой жизни.

Просто последуй моему совету: не давай ей говорить, не слушай ее, не смотри на нее слишком долго. Именно это меня и погубило. Никаких гребаных комментариев я больше давать не буду.

Hello America: Энн Леон берет интервью у Табиты КазинсВторник, 5 января 2021
Камера ее обожает. Она подчеркивает ее блестящие волосы цвета воронова крыла, берет крупным планом ее лицо, потому что к такому лицу очень просто приблизиться. Она бы не прославилась так, если бы не была такой красивой. Девушек каждый день в чем-то ошибочно обвиняют, но иногда красивым девушкам удается постоять за себя.
Сегодня она в передаче Hello America рассказывает о своей книге. О фильме. О жизни после «Того дня в лесу». Она сидит вместе с Энн Леон. Если верить слухам, ей предлагал интервью почти каждый новостной канал в Америке, но она захотела прийти на канал Hello America, захотела прийти к Энн. Если верить слухам, им пришлось заплатить ей сумму с шестью нулями.
«Иногда мне кажется, что все случилось вчера, – говорит она, глядя прямо в объектив камеры. – Я просыпаюсь в холодном поту, думая, что я все еще там, что я заблудилась в лесу и пытаюсь найти выход. До сих пор я иногда надеваю его толстовку, потому что это все, что осталось у меня от него». Даже ее слезы, катящиеся по щекам, прекрасны.
«Ты стала кумиром многих девушек, – говорит Энн. – Показала пример того, как оставаться сильной перед лицом неудач. То, что тебе пришлось пережить в прошлом году, было непросто. Как это повлияло на твои отношения с семьей и друзьями?
Табби коротко вздыхает.
«Это позволило мне понять, кто мои настоящие друзья, кто действительно мной дорожит. И эти люди останутся в моей жизни навсегда. – Она поворачивает голову в камеру. – Знаете, иногда ты узнаёшь, что люди тебя обманывают, и осознаёшь, что тебе будет лучше без них».
«Золотые слова, – говорит Энн. – Особенно сейчас, когда многие девушки чувствуют необходимость в том, чтобы угождать всем. Скоро выйдет фильм, основанный на твоей жизни. Вместо того, чтобы спрятаться, ты выступила вперед. Как думаешь, есть ли на это причина?
«О, безусловно, – ее ладони неподвижно лежат на коленях. Она знает, что именно сейчас скажет. – Все ждали, что я спрячусь. Но истории вроде моей необходимо предавать огласке. Я провела несколько месяцев своей жизни, обвиняемая в том, чего не совершала. Я пропустила свой последний год в школе, потому что я не могла вернуться туда после суда из-за разговоров обо мне. Я пропустила свой выпускной бал. Я знаю, это маленькие глупые вещи, но именно из таких моментов складывается жизнь. То, что я выставляю свою жизнь напоказ и рассказываю свою историю, – это мои попытки вернуть себе прежнюю жизнь».
Энн с пониманием улыбается. Она знает, что передачу смотрят миллионы. Она знает, что это интервью станет сенсацией на каждом веб-сайте.
«Табита, мы много говорили о прощении и о том, как продолжать жить дальше. Как оставить все позади, если цитировать твою книгу. Ты сказала кое-что очень запоминающееся в первой главе. „Когда все взгляды обращены на тебя, тебе не остается ничего другого, как заглянуть в себя. Я увидела там девочку, маленькую и напуганную. Теперь ее там больше нет, но есть я“. Что ты хочешь сказать людям, которые тебе не верили? Всем тем, кто сыграл роль в твоей жизни, изменив ее и твое самовосприятие?»
Табби улыбается Энн, затем прямо в экран миллионам зрителей по всей Америке и за ее пределами, легионам людей, которые верили ей и не верили. Проходит минута прежде, чем она отвечает. Возможно, она не знает, что сказать. Или же она ждала именно этого момента, чтобы обратиться ко всем сразу.
«Я бы сказала им не верить всему, что они слышат, – отвечает она размеренным голосом. – Я бы сказала им, что я всего лишь девушка, как и многие из них. – Уголки ее рта приподнимаются в усмешке, ставшей ее визитной карточкой. – И я бы сказала, что они могли знать всю правду только в том случае, если были бы мной».


6

Табби

НЕ ЗАБЫВАЙ, ЧЬЯ ЭТО ИСТОРИЯ.

Ты либо ждешь, что скажу я, либо тебе все равно, потому что у тебя уже сложилось обо мне мнение. И что, если ты попадаешь под вторую категорию? Поздравляю, ты из тех, кто подтверждает то, что каждая девушка думает. А именно то, что люди смотрят на нас и судят до того, как мы успеваем открыть наши рты.

Позволь, я просто скажу следующее: парни все еще у меня в голове. Она сложены там кучкой, почти как кукольные Кены, которые не пригодились для игры в дочки-матери, потому что это парни, и никто из них не хочет ни готовить, ни убираться. Парни всегда ждут, что кто-то наведет порядок за них.

Если же тебе пришлось ждать все это время моих слов, то, что ж, это мило. Только вот вовсе нет, потому что ты ждешь, что я выложу тебе все. Ты хочешь, чтобы я расстегнула молнию и достала все свои секреты один за другим, отполировала их до блеска, поставила на полку и все объяснила. Уликой номер один были бы найковские кроссовки и отпечаток, оставленный ими. Уликой номер два стала бы карта. Уликой номер три – наполненный камнями рюкзак, появление которого никто не смог толком объяснить. И старая добрая улика номер четыре: тот факт, что кто-то видел меня собирающей камни в корзину для пикника в день, когда все произошло. Я знаю, что люди все это обсуждают онлайн, даже настаивают на том, чтобы полиция продолжила расследование, потому что что-то было упущено из вида.

Что ж, если тебе действительно интересно узнать всю историю, то ты купишь мою книгу, да? Знаешь ли ты, что я всегда мечтала написать бестселлер New York Times до того, как мне исполнится двадцать? Почему двадцать, спросишь ты. Ну, потому что жизнь подвергает девушек давлению, и все хотят поднять фурор вокруг юного дарования. Я всегда знала, что могу писать. Что ж, теперь мир знает об этом тоже. (Да, Ария помогла мне, но всю тяжесть я взвалила на свои плечи. Как я и сказала: не забывай, чья это история.)

Я предположу, что у тебя уже есть моя книга или же ты ее скоро купишь, так что ладно, я поделюсь с тобой бонусным контентом. Я расскажу тебе историю о девочке, которой нравился не один мальчик, а больше. Ей нравилось, как они смотрели на нее, как они касались ее. Ей нравилось, какой могущественной она ощущала себя, когда они поклонялись ее телу. Неужели это так неправильно? Если ты киваешь, то, знаешь, никто не заставляет тебя читать дальше.

Но давай скажем, что кое-что всегда вставало на пути у каждого из мальчиков. Первый из них, которого ты по-настоящему любила, осыпа́л тебя обещаниями, а потом возвращался каждый раз к своей девушке. Затем он напился и врезался на машине в дерево, но винил тебя за то, что ты стала концом его футбольной карьеры, и все остальные тоже стали винить тебя. Следующий мальчик узнал об одном ничего не значащем поцелуе и разбил тебе сердце. А следующий, которому ты доверилась, оказался всего лишь холеным кобелем из колледжа. С ним в паре шел еще один мальчик, которому ты доверилась, но он не просто подставил тебя под удар, он тебя привязал и смотрел, как тебя бьют снова и снова.

Я провела почти два месяца в центре предварительного заключения для несовершеннолетних. Может, ты думаешь, что это ерунда, но тебе вообще доводилось бывать там? Это по-настоящему ужасное место, но оно дало мне время для размышлений. Мой мозг уводило в действительно темные места. И тогда, когда все становилось невыносимым, я обращалась против себя, равно как весь остальной мир был обращен против меня. Я считала себя виновной, хотя не сделала ничего плохого, если не считать того, что я доверяла свое сердце не тем людям. Я разрабатывала план убийства, как будто бы я была способна пойти на такое.

Давай кое-что проясним. Я ни разу не спала с Киганом Личем. Но я доверилась ему в другом смысле – ментально. Мы были друзьями, или, по крайней мере, я так думала. Я никому не рассказывала про нашу дружбу, потому что я знала, что все станут думать: «О, а вот и Табби, которая трахается с лучшим другом своего парня». Все было не так. Мы с ним скучали по Марку, и поначалу, я думаю, мы с ним ревновали Марка друг к другу. Я была новой блестящей вещью Марка, а Киган был его константой.

Но Киган убедил некоторых людей в обратном. В том, что я хотела бросить Марка и быть вместо этого с ним. Ты веришь ему? (Если да, то, серьезно?)

Я не обязана рассказывать тебе правду о том, что случилось в тот день в лесу. Но вот что, я тебя немного развлеку. Я попытаюсь запутать твои мысли так, как другие пытались запутать мои, чтобы я начала думать о себе самые плохие вещи.

Может, поход был моей идеей. Она была настолько же простой, какими были слова Марка, который сказал что-то вроде: «Да где у нас тут вообще места, куда ходят в походы?» И я сказала ему, что слышала про Мейфлауэрскую тропу, что мне хотелось бы пройтись по ней. С ним вместе, естественно. Парни обожают играть роль защитника. Как будто меня нужно защищать.

Ладно, хорошо. Итак, допустим, я хорошо ориентируюсь в лесу. Я не говорила ему, что была там раньше. Я не сказала ему, что я знала все тропинки. Я не сказала ему, что я знаю, где земля твердая, а где мягкая, что я могу практически танцевать на корнях деревьев, избегая при этом вывиха лодыжки. Марк стал строить из себя мачо, говорить мне, что мне нужна походная обувь и соответствующая одежда. Я позволила ему поиграть в мужчину, зная, что это будет последний раз, когда ему выпадет такая возможность.

Тсс. Все это чисто гипотетически, помнишь? Все было совсем не так, и ты уже в любом случае не изменишь обо мне своего мнения.

По этому сценарию, в котором я виновна, я использовала Кигана – одинокого грустного парня, который был очень даже не тайно влюблен в меня.

Мы вместе все изучили. Естественно, на его компьютере. Он решил, что мы собираемся в поход к Расколу. Он сказал, что Марк боится высоты, поэтому ему нужен будет хороший толчок, чтобы заставить его подняться туда. Я в шутку сказала, что толкать его лучше будет с Раскола, потому что таким образом мне не придется его бросать и разбираться с последствиями нашего расставания.

«Все, что угодно, для тебя, – сказал Киган. Сделать так, чтобы он запал на меня, было до смешного просто. Он отчаянно нуждался в человеческом тепле, – я готов на все, знаешь».

Но нам не нужны мальчишки, так ведь? Мы способны все делать сами.

Марк затеял ссору. Ну, по сути, мы с ним ссорились всю дорогу к Расколу. Мы ругались из-за прошлого года, из-за того, что происходило в этом, и из-за того, что будет в следующем году. Он обвинил меня в том, что я ревнивая и невыносимая. Я назвала его придурком. Я сверлила взглядом его спину и висящий на ней рюкзак. Он возмущался из-за того, что я попросила его нести рюкзак. Не верьте всему, что читаете, ребята, потому что Марк не был джентльменом, а всего лишь обычным чуваком, у которого чесались яйца от недотраха.

Итак, когда Марк спросил, что было в рюкзаке, я сказала, что там «вещи, которые нам могут пригодиться. А что, тебе тяжело его нести?». Он насупился и забросил рюкзак за плечи, потому что, естественно, наш великий Марк-Акула, (бывший) чемпион по плаванию, может безо всякого труда понести чертов рюкзак.

Марк вырвался вперед, потому что он был на пятнадцать сантиметров выше и, наверное, его еще подгоняли злость и тот факт, что ему хотелось доказать, что ему вовсе не тяжело нести рюкзак. Раскол виднелся впереди нас огромной темной громадой, и сердце замирало у меня в груди.

Когда мы оказались наверху, я поняла, что до жути боюсь высоты. Марк это почувствовал и смягчился по отношению ко мне. Ему нравилось, когда я была слабой.

– Не бойся, – сказал он. – С тобой ничего не случится.

Я опустила корзинку для пикника и уставилась на открывшийся вид. Мы его заслужили, верно? Повсюду виднелись деревья: зеленые и коричневые краски, а кое-где оранжевые и красные пятна на верхушках, которые как будто опалило солнцем.

* * *

Марк сел. Он снял рюкзак, что не было частью плана. Рюкзак гарантировал, что он упадет быстро, и ноша утянет его на дно, убьет его быстрее. Но ничего, все нормально. Когда он встанет и снова его наденет, тогда я все и сделаю.

Но Марк его открыл. Мой рот округлился от удивления в форме буквы «о», когда я увидела, что его брови сошлись на переносице, как происходило всегда, когда Марк был в замешательстве.

– Что за… – начал он, вскакивая на ноги. – Почему тут камни?

О, Марк. Он всегда тупил до последнего.

Я обдумывала последние слова, которые скажу Марку, но в тот момент я забыла их все. Он все еще пытался сложить все воедино, но время шло. В любую секунду он мог обо всем догадаться, и в любую секунду он мог начать двигаться, потому что он стоял очень близко к краю.

– Прости, – сказала я и вытянула вперед руки. Он инстинктивно подался вперед, как будто думал, что я его обниму. Но вместо этого я толкнула его ладонями в грудь, и он полетел с обрыва вместе с рюкзаком, висящим на одном плече.

Я кричала громче, чем он.

Я не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы спуститься вниз. Возможно, час, возможно, даже больше, но я бежала, падала, содрала ноги в кровь. Я выглядела ужасно, вся грязная и потная, и я вдруг поняла, что оставила корзину для пикника наверху, а в ней не было никакой еды – сандвичи, которые я сделала, остались в холодильнике. Я избавлюсь от них, когда вернусь домой. Важно было быть осторожной, чтобы мне все сошло с рук.

Поначалу я не увидела Марка. Было темно, и я испугалась, что у него получилось выбраться, что он, пошатываясь, брел по лесу, и мне придется догонять его, чтобы добить, как раненого зверя. Мне нужно было подобраться поближе к реке – та-да, отсюда и отпечаток обуви! – и именно тогда я наткнулась на его тело, плавающее в воде с растопыренными конечностями, как у морской звезды.

Ты спросишь, был ли он мертв к тому моменту или же мне пришлось его добить. И это как раз тот секрет, которого я никогда не раскрою. Может, я стояла и ждала, вынырнет ли он. Марк хвастался, что может задержать дыхание на пять минут. Я прождала десять.

Рюкзака же нигде не было видно. Несколько минут я его искала, шаря под водой руками, но потом я поняла, что река глубже, чем я думала, так что вряд ли у меня получится его найти, и мне нужно было поспешить домой.

Но перед тем, как уйти, я спрятала кое-что, принадлежащее Кигану, там, где его никто не найдет, если не будет знать, где искать. Бутылка изотоника Gatorade! Еще один гениальный штрих. Марк и Киган постоянно его пили. В бутылку Марка было довольно просто подлить немного водки, и даже если он это заметил, он ничего не сказал. Я хотела, чтобы он был несколько дезориентированным, чуть более медлительным, чтобы я могла все сделать правильно.

Я знала, что меня арестуют, но это ничего, потому что я также знала, что доказательств, достаточных для того, чтобы меня посадить, не будет.

Что касается дневника… Писала ли я в нем правду или же это все было враньем, потому что я знала, что дневник найдут? Тебе решать. Может, это была моя лучшая работа, моя самая гениальная вымышленная история, которую я придумала. Может, это все было правдой, написанной наивной влюбленной девчонкой.

Я поставила на кон собственное будущее, и, говорят, будто бы казино всегда выигрывает. Только это не проблема для юной девушки, которая в нем живет.

Если ты заглянешь в мой выпускной альбом средней школы, то ты увидишь мое полное надежд лицо и мою грудь, которая почти касалась моего подбородка. Уже тогда у меня была грудь, и я решила, что нужно ею пользоваться. Ты также увидишь мое прозвище – Котик Табби. Так ко мне никто не обращался, но мне было неловко без какого-нибудь прозвища. Кеннеди называла меня «секси», но она всех так называла. Наверное, она думала, что это делает ее классной. Ты увидишь мою любимую цитату: «Молюсь за диких сердцем, заключенных в клетках». Я всем говорила, что она из моей любимой пьесы Теннесси Уильямса, но на самом деле я просто увидела ее в одной из татуировок Анджелины Джоли.

Ты увидишь мою цель, мою сокровенную мечту, написанную на странице, которую все могут увидеть. «Я хочу стать автором бестселлеров к двадцати годам».

Я уверена, надо мной смеялись за моей спиной. Было глупо обнажать себя таким образом. Нужно было написать что-нибудь обычное, как делали все. «Я хочу стать богатой. Я хочу быть счастливой». Но если ты в курсе всего, то ты знаешь, что я вовсе не обычная, так ведь? Плюс я читала где-то, что вероятность чего-то добиться возрастает на пятьдесят процентов, если ты где-то это запишешь.

Я не знаю, что стало с моими одноклассниками, стали ли они богатыми или счастливыми. Но я, теперь уже девятнадцатилетняя девушка, и моя маленькая жизненная история вот-вот попадет в списки бестселлеров New York Times. Наверное, можно сказать, что я получила то, что хотела, хотя мне и пришлось сделать для этого кое-что из ряда вон выходящее.

Итак, ты действительно всему этому веришь?

Потому что я все это выдумала. Мне нужно быть поскромнее, но ты веришь моим словам, потому что я чертовски хорошо пишу. (Или потому, что тебе хочется найти повод для того, чтобы меня ненавидеть. В этом случае проблема в тебе.)

Я провела так много времени в заключении, не зная, чем себя занять, что я напридумывала кучу историй у себя в голове. Воображаемые друзья – потрясающая компания, когда ты одна лежишь в темноте, но воображаемые враги еще лучше. Я так много думала о том дне в лесу и обо всех тех днях, которые предшествовали ему, что у меня получилось придумать несчетное число версий одного и того же события. У меня получилось продумать, как бы я все провернула, если бы действительно хотела убить Марка. Я представляла себя в роли жертвы и в роли злодейки, но, скажи мне честно, разве ты в своей собственной жизни не играешь обе эти роли?

Вот что произошло на самом деле. Спешу предупредить тебя, все куда прозаичнее. Марк сжал мою руку, и его хватка была настолько сильной, что мне стало больно. Он сказал: «Мы идем в поход. Тринадцать километров. Я знаю, что ты не в форме, но ты справишься». (Очень мило, правда?) Я согласилась, потому что я любила его и, наверное, еще потому, что я хотела ему что-то доказать. Доказать, что я могу что-то.

Он жаловался и раздражался все сильнее по мере того, как мы заходили все дальше в лес. Он бесился из-за того, что я взяла корзину для пикника. Он раскритиковал меня за то, что я надела шорты вместо длинных штанов. Он посмеялся надо мной, потому что я накрасила губы помадой. (Извините меня за то, что я хотела хорошо выглядеть!) И когда мы дошли до Раскола (Марк добрался до него на несколько минут раньше, потому что ему надоело меня ждать), я гордилась собой. Знаешь, что он мне сказал? Он повернулся и произнес: «Ну, и долго же ты шла».

Затем он выпил свой изотоник и начал наезжать на меня за то, что я подкатывала к Кигану. Я начала плакать, потому что я не могу сдержать слезы, когда на меня кто-то кричит. Потом он на меня набросился, как будто хотел меня ударить. Именно в этот момент он потерял равновесие. Я никогда не забуду выражения его лица – смесь отвращения и шока. Я просыпаюсь и вижу это лицо перед глазами, как будто оно въелось в мой мозг, вместе с вопросами, на которые мне никто никогда не ответит. Если бы Марк не поскользнулся, то что бы он со мной сделал? Стала бы я той, кто оказался под водой? Или же он осознал, что вел себя как мудак, извинился и позволил мне рассказать свою версию того, что было с Киганом?

Я пыталась спуститься вниз и посмотреть, что стало с Марком. Но на протяжении всего спуска, клянусь, я слышала чье-то дыхание и время от времени еще и смех. Я знаю, что в лесу я была не одна. Когда я сообщила об этом копам, они сказали, что я получила психологическую травму. Они убедили меня в том, что мне все это почудилось. Я знала, что они не верят мне и не хотели верить ни единому моему слову.

А теперь давай начистоту. Спроси себя, действительно ты думаешь, что я его убила? И если твой ответ «да», то спроси себя, зачем я это сделала. Почему ты считаешь, что виновата я? Ответы на эти вопросы многое тебе расскажут.

Я сказала практически все, что хотела. Ты можешь меня любить или ненавидеть, делать из меня жертву или убийцу, но все равно ты меня запомнишь, а это, черт побери, хоть что-то да значит.

Может быть, я просто девушка, которая оказалась не в том месте не в то время.

Может быть, я просто девушка, которой пришлось слишком долго жить под пристальными взглядами, направленными на нее.

Может быть, я просто девушка.

Благодарности

Создание вымышленных персонажей – сложная работа, которая ведется в (иногда больном) воображении автора, но также включает в себя труд многих других умных и увлеченных людей. Мне, несомненно, повезло сотрудничать с полной энтузиазма командой в Imprint. Спасибо моим редакторам, Эрин Штейн и Николь Отто, за ваши замечательные предложения и за внимание, которое вы уделили моей рукописи. Я получила большое удовольствие от сотрудничества и редактирования вместе с вами.

Спасибо Конни Габберт и Натали К. Суза за создание дизайна такой потрясающей обложки, которая идеально передает знаменитый взгляд Табби. Также на очереди благодарности всей команде Imprint: Джессике Чан, Каролин Булл, Джоан Морган и Уэсли Тернер. Спасибо Дон Райан и Авии Перез за вычитку, Керри Джонсон – за ее волшебную техническую редактуру, а Реймонду Эрнесто Колону – за производство. Спасибо команде Fierce Reeds за маркетинг и работу с общественностью. Спасибо Кэти Робитски и звукозаписывающей команде Macmillan.

Спасибо моему волшебному суперагенту Хилари Джекобсон за веру в эту книгу и в мое творчество, а также спасибо Джози Фридман и Рэнди Адлеру в ICM за их тяжелую работу за кулисами.

Спасибо, Кейтлин Рашолл, за твою поддержку, подбадривание и советы. Спасибо Тарин Фагернесс за ведение переговоров касательно прав на издание книги на иностранных языках.

Большинство писателей никуда бы не продвинулись без своих друзей, которые также известны как люди, которые по-настоящему понимают, какие взлеты и падения существуют в издательском мире. Моим друзьям я должна отдать неимоверное количество любви.

Бесконечно обнимаю (и желаю, чтобы пачки чипсов со всеми вкусами никогда не заканчивались и не лопались) Эмили Мартин, которая является моим потрясающе гениальным критиком и еще более потрясающей подругой. Спасибо Саманте Джойс за то, что верила в меня и была рядом, когда я падала духом. Спасибо тебе за лучшие советы и гифки с пандами. Спасибо Марси Лин Кертис за наши веселые и часто сомнительные переписки, которые ни в коем случае не должны получить огласку. Спасибо Дарси Вудс за наш марафон телефонных звонков (#пузыривседелаютлучше) и Эрике Дэвид за писательскую поддержку и SOMA[24]. Спасибо талантливым, вдохновляющим участникам сообществ Sweet Sixteen и Sixteen to Read. Мы все еще вместе по истечении четырех лет, и я вас уважаю и обожаю все больше с каждым прошедшим годом.

Спасибо всем, кто читал первые черновые варианты этой книги и оказал мне поддержку. Я люблю вас всех.

Быть писательницей означает проводить много времени в одиночестве, что предполагает наличие понимающей семьи. Возможно, мое мнение предвзято, но у меня лучшая семья. Мои родители – Дэнис и Люси Барнс – знали, что мне суждено быть писателем и всегда поощряли мое творчество. Теперь, когда я сама стала родителем, я не могу подобрать слова, чтобы отблагодарить их за то, что они сделали, чтобы создать из меня того человека, которым я являюсь сейчас. Спасибо вам, мама и папа, за то, что позволили мне вырасти, считая мои огромные амбиции воздушными шарами, наполненными надеждами и оптимизмом, а не якорями. Пап, мне нравится думать, что от тебя я унаследовала (в некотором смысле) твое отношение к работе. Мам, я знаю, что от тебя мне досталась значительная часть твоей любящей веселье натуры. (О, и мне кажется, что в благодарностях к каждой книге я должна также благодарить вас за домашнюю еду и продукты, которые вы мне до сих пор приносите.)

Спасибо моей сестре, Эрин Шейкс, которая также является моей лучшей подругой и постоянно поддерживает меня во всех делах. Спасибо самой длинной в мире переписке в Messenger (простите нас, мужья) за удачные покупки сумок, за вечную возможность собраться и поехать в Sephora или на ужин с бутылкой (бутылками) вина. Спасибо Джермейн Шейкс за ее неиссякаемый оптимизм и жизнерадостность и спасибо Фионе за жесты королевского помахивания ладошкой.

Всем Флиннам спасибо за то, что вы читали и комментировали моих книжных детей с таким энтузиазмом. Спасибо моим родственникам со стороны мужа – Джиму и Дорин – за их вечную заинтересованность в том, что происходит в книжном мире и за радость хорошим новостям, касающимся меня. Спасибо моим золовкам – Сюзанне и Келли – за то, что они нашли время прочитать и рассказать друзьям о своих книжных племянницах.

Спасибо всей моей огромной семье – тетям, дядям, кузенам и кузинам – за вашу поддержку. Особо крепко обнимаю тетю Линду, дядю Тома и тетю Пэт. И спасибо тем, кого больше нет со мной рядом физически, но которые навсегда останутся в моем сердце: я знаю, что бабушка Гибб (Пчелка) и бабушка Барнс присматривают за мной с небес, и я чувствую их присутствие в своей жизни.

Спасибо моим подругам, старым и новым, за то, что вы являетесь теми самыми независимыми и вдохновляющими женщинами, которых я хочу видеть в своем окружении. И, как всегда, спасибо дамам с невозмутимыми лицами за море смеха и шутки по вселенной DC.

Стиву, человеку, который терпит меня ежедневно и который был рядом со мной еще до того, как я отправила свой первый запрос на публикацию. Спасибо за то, что позволил мне витать в облаках некоторое время, за то, что выделил место для моей огромной мечты, и за то, что помог мне преодолеть многие ментальные барьеры. Спасибо моим детям – Астрид и Каллену. Вы еще слишком малы для того, чтобы читать эту книгу (пока что), но ваши яркие, искрометные маленькие личности мотивируют меня каждый день. Астрид любит говорить: «Я люблю нашу семью». Я тоже ее люблю больше всего на свете.

Спасибо кофе, проще говоря, за все. Если не считать моего мужа, то ты моя самая большая любовь.

Спасибо вам, читатели, блогеры, учителя, библиотекари, продавцы книг. Ваша увлеченность делает писательское сообщество тем, чем оно является, и я безгранично благодарна тому, что являюсь его частью.

И, наконец, я хочу выразить любовь моему вдохновению – девочкам-подросткам.

Я хочу сказать всем Табби, Элли, Бриджит, Луизам, Кайлам и каждой девочке, которая чувствовала, что ее осуждают, используют или не понимают, каждой, которая чувствовала себя невидимой или оказалась под пристальным взглядом окружающих. Я слышу ваши голоса, и, что бы там ни было, верю в вас и вашу способность свершать великие дела. Я написала эту книгу и буду продолжать писать дальше ради вас и для вас.