Дмитрий Лазарев
Зона: перезагрузка. Хозяин Топи
© Лазарев Д., 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Пролог. Художник
Байкал. Деревня Листвянка. Девятнадцатый год метеоритного дождя
«Глеб!» – меня выбрасывает из сна, словно катапультой, но я все же успеваю сдержать рвущийся наружу крик. Впрочем, какой там сон, так, короткий провал в беспамятство. Сплю я в последнее время отвратительно. Большую часть ночи лишь дремлю вполглаза или лежу на спине, тупо пялясь в потолок, и только изредка проваливаюсь в тяжелое забытье, в сумме набирая часа полтора сна за ночь. И так продолжается уже две недели. Будь я обычным человеком, а не сувайвором, такой режим меня быстро доконал бы, но мой особенный организм пока держится. Рите не говорю – зачем ее беспокоить, ей и с Глебовыми кошмарами головной боли хватает.
Я не помню, что за сон видел перед самым пробуждением, но он определенно был связан с сыном. А еще он был каким угодно, только не позитивным. Что-то плохое случилось в этом сне, и именно с Глебом.
Мои сны… О, если б можно было от них просто отмахнуться! Как я скучаю порой по тому времени десять лет назад, когда кошмар был всего лишь кошмаром – после пьянки, или после похода в Зону, или… да мало ли может быть причин для плохого сна! Вот сейчас, например. Я уже долгое время дергаюсь из-за кошмаров моего сына – сына сувайвора и «лояльной». Потому что кошмары нам подобных – это не просто так. Для них не придумаешь естественную причину и не успокоишься. Потому что с нами ВСЕ непросто. В который уж раз убеждаюсь, что Зона никогда не отпускает нашего брата насовсем. Восемь лет назад, когда я послал лесом Посвященного-Катаева с его предложением о сотрудничестве, я надеялся прожить спокойную жизнь со своей семьей.
Наивный глупец! Спокойная жизнь – не для таких, как мы. Своим отказом я обеспечил нам восемь лет, и это еще до фига щедро. Надеяться на большее было бы уже излишним оптимизмом. Прошлое настигло нас, пора это признать. И то, что сейчас происходит с Глебом, – первый признак. А моя бессонница и сегодняшний кошмар? Второй этап? Зря я подключил Светлану. Она не может помочь. Просто не в состоянии. Я пытался залепить пробоину скотчем, но только потерял время. И сейчас что-то случилось. Мой внутренний голос твердит мне это без остановки, и я больше не стану его затыкать.
Осторожно, чтобы не разбудить жену, я выбираюсь из постели. Тихо сгребаю со стула свою одежду, а с тумбочки смарт и на цыпочках выхожу в коридор. Хорошо, что я всегда смазываю дверные петли по всему дому. Ни одна не скрипит. Вызываю Светлану. «Абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети». Черт! Сжимаю зубы. Предчувствия меня не обманули – началось. Нельзя было разрешать Глебу ночевать в ее доме. Утратил я бдительность за восемь лет, расслабился. Теперь буду расхлебывать.
Быстро одеваюсь. Надо ехать туда. Ключи от машины… Твою мать! Остались в спальне. Тихо открываю дверь и… натыкаюсь на тревожный взгляд сидящей на кровати жены.
– Тема, что происходит?
– Ничего, Рита. Не спится что-то. Решил прокатиться.
Ее глаза начинают искрить.
– Мне-то мозги не парь! Думаешь, я деревянная? Что-то с Глебом, да?
Вздыхаю. Впрочем, может, оно и к лучшему – в паре с женой у меня все получается лучше, чем в одиночку.
– Одевайся. Едем к Свете.
Рита чуть бледнеет.
– Вообще-то ночь на дворе.
Кидаю взгляд на часы, вижу на них 4:30 и мысленно чертыхаюсь. Но меня уже ничто не способно остановить.
– Разберемся! – бросаю я, беру ключи от машины и выхожу в коридор.
* * *
Ехать недолго, и дорога пуста, так что по пути пытаюсь дотянуться до Глеба ментально, почувствовать его. Обычно это получается, но иногда наш сын наглухо закрывается, будто запирает свое сознание в черный ящик. Он это делает инстинктивно, умеет же как-то! Для нас с Ритой эта его способность до сих пор остается загадкой. Мы понятия не имеем, откуда она у него взялась. Грешим на гремучий коктейль, созданный смешением наших с ней генов.
И то, что сейчас я не могу до него дотянуться, одновременно и тревожит, и немного успокаивает. Если бы Глеба куда-то увезли против его воли, он бы не закрывался, а наоборот – вопил бы о помощи во всех диапазонах. Вот разве что его вырубили и держат без сознания. Последняя мысль вызывает волну страха, и я непроизвольно притапливаю педаль газа.
– Легче, Тема! – Рита успокаивающе прикасается пальцами к моему запястью. – Сейчас колдобины пойдут, забыл?
Она права. Снижаю скорость: если мы во что-нибудь врежемся или откусим себе языки, угодив на полном ходу колесом в яму, – легче от этого точно никому не станет.
Но вот наконец и нужный поворот, навороченная дача какого-то крутого из Иркутска, а за ней, в глубине проулка, – незаметный домик с крутоскатной крышей. Там живет Светлана. А во дворе стоит ее «Санта-Фе»… Стояла… Черт! Внутренне закипая, останавливаю машину, выскакиваю, бегу к воротам. Жму на кнопку звонка. Слышу его дребезжащую трель где-то в глубине дома. И все, никакой реакции. Тишина. Впрочем, я к этому готов. Жестом прошу Риту постоять на стреме, отжимаю щеколду дровяного сарая… Полминуты – и я внутри. Дверь в дом закрыта на замок, но для меня с моими кинетическими способностями это не проблема. Легкое воздействие – запоры отщелкиваются, я вхожу. Внутри порядок. Полный. Никаких следов борьбы, равно как и поспешных сборов и бегства. Все аккуратно. Кровати заправлены, рюкзачка Глеба нет, сумки Светланы – тоже. Прислушиваюсь к эманациям… Ни страха, ни боли. На похищение не похоже совсем. Это что же получается – Светлана куда-то уехала и забрала нашего сына с собой?! И он поехал? С минуту перевариваю эту мысль, пытаясь преодолеть бурлящий гнев, но лишь до того мгновения, как следующая остужает меня холодным душем. Твою ж…
* * *
Когда я появляюсь из дровяного сарая, Рита уже не находит себе места от беспокойства.
– Ну что?! – сразу кидается она ко мне.
– Они уехали. Оба.
Глаза жены темнеют. Любому становится не по себе, когда она такая: гнев пьющей жизнь – штука очень опасная для окружающих. Но я спокоен.
– Светлана что, похитила Глеба?! – почти кричит Рита.
Криво улыбаюсь.
– Знаешь, дорогая, мне почему-то кажется, что наоборот.
Глава 1. Алина и Эдуард
Таганайская Зона
Им пришлось остановиться: в темноте скакать по курумникам – верный способ переломать себе все, что только можно. Да и отдохнуть надо бы: минувший день почти целиком состоял из безумных гонок на выживание. Правда, камни – не лучшее место для ночевки, но тут всяко спокойнее, чем в непосредственной близости от Топи: хотя бы показатели Н-детекторов не нагоняли страху – излучение более-менее в норме. Ну, по меркам Зоны, конечно. Ан-детекторы тоже молчали. Хотелось бы верить, что эта передышка продлится хотя бы несколько часов.
К счастью, среди многочисленных валунов хватало таких, на которых люди могли разместиться со спальниками, не рискуя свалиться. Алина Хомчик себе, во всяком случае, подобрала и, распределив дежурства, собиралась ближайшие три часа все же проспать, ну или хотя бы попытаться, если удастся выгнать из головы минувший день. Их осталось всего десять из начальных пятнадцати: пятеро оперативников, двое научников и трое «лояльных». Потери за первый день – треть отряда. Это и так-то кошмар, а если учесть, что они еще далеки от своей цели… Что останется от их отряда к моменту, когда они доберутся до центральной части Топи? И вообще, выберется ли хоть кто-нибудь из них отсюда живым?
Так, твою налево, подруга, ты что это удумала на ночь глядя мрачняка нагонять? А ну, отставить каркать! И без того тошно…
Алина поискала взглядом Эдуарда. Вот он, неподалеку от нее, облюбовал себе плоский, как стол, валун. Маловат, конечно, ноги свешиваться будут, но хоть прилечь можно. По-хорошему, ей бы с ним парой слов перекинуться на сон грядущий – тем-то накопилось дай боже. Вот только было у нее подозрение, что от таких разговоров может всякий сон отбить. Да и тишина стояла просто гробовая – ни комариного писка, ни стрекотания кузнечиков, ни шелеста листьев, так что даже шепот будет хорошо слышен всему отряду. А далеко не все, что они с Прохоренковым будут обсуждать, стоит слышать остальным. Нет, с разговорами лучше подождать до утра.
Наскоро перекусив сухпайком и запив его чаем из термоса, Алина принялась обустраиваться на ночь. Она боялась, что тяжелые мысли не дадут ей уснуть, заставив ворочаться на жестком камне, пока не наступит ее очередь дежурить, но неожиданно провалилась в сон, как в омут.
* * *
– Вот никогда ты меня не слушаешь!
– Лешка?!
Он стоит в нескольких метрах от нее и смотрит куда-то вдаль, а у ног его клубится желтая мгла болотного тумана. Алина помнит его прошлое появление и чем оно закончилось. Неужели снова? Морок, фантом?
– Боишься меня? – знакомый голос звучит глухо и в то же время с четко ощущаемыми нотками горечи. – Не веришь?
– А разве у меня нет оснований? – вырывается у Алины, хоть и знает она, что разговаривать с фантомом не стоит: если прямым пси-давлением он с ней не справился, будет морочить словами, которым нельзя доверять. Никак нельзя.
– Ты исходишь из неверного посыла. Не там видишь врагов.
– Ну да, конечно! Ты лучше знаешь. Ведь это ты, притворяясь моим другом, пытался натравить меня на моих спутников.
– Я пытаюсь достучаться до твоих промытых начальством мозгов, Алина, – с легким раздражением произносит «Лешка». – Появись я в своем настоящем обличье, ты бы меня и слушать не стала.
– Настоящем? – цепляется за это слово Алина. – Это в каком же? И прекрати, твою налево, уже стоять ко мне спиной, когда разговариваешь! Посмотри на меня!
Он поворачивается… Лешка как Лешка, только глаза желтые, тигриные, с узким вертикальным зрачком.
– Ты не поймешь, – с огорчением роняет он. – Недоверие, страх, враждебность – вот и все, что я получаю от вашего племени. Вы привыкли уничтожать то, чего не понимаете, и не обращать внимания на то, что вас используют.
– Кто?
– Догадайся с трех раз! – язвительно произносит он. – По чьей воле ты потащила сюда свой отряд?
– Полковник Гнедой?
– Он и те, кто выше. Твой спутник умнее тебя, он уже начал задавать правильные вопросы.
Алину неожиданно охватывает обида и какая-то глупая, детская иррациональная ревность: это нечто, притворяющееся Лешкой, конечно, говорит об Эдуарде. Может, конечно, в его словах и есть доля правды, но менее обидно от этого не становится.
– Так и говорил бы с ним тогда! – вырывается у нее.
– Он закрывается, – с сожалением говорит «Лешка». – В нем слишком много боли. Он никого к себе не подпускает. И нет того образа, который мог бы растопить лед. С тобой образ есть.
– Ну да, нашел дурочку! – сердито фыркает Алина. – Скопировал внешность моего парня и думаешь, я растаю?
– Ты хотя бы говоришь со мной…
– А зря, наверное… Кстати, «с тобой» – это с кем? Ты кто? Измененный? Мутант? Посвященный Таганайского Обломка?
– Тебе обязательна персонализация? Ну, пусть будет разум этого места. Суммарное сознание, так сказать.
– И чего же ты от меня хочешь, суммарное сознание?
– Раскрыть тебе глаза. Вы… – тут желтоглазый слегка запнулся, – люди, привыкли мыслить ограниченно, категорично: тут белое, там черное, тут свои, там враги. Но не все и не всегда так однозначно. Думаешь, ты работаешь на хороших парней? Защищаешь человечество от злобной Топи?
– А на самом деле, конечно, вы тут все белые и пушистые, так? – голос Алины сочится ядом.
– На самом деле… – желтоглазый сделал паузу, – ты и все твои спутники – подопытные крысы, которых запустили в лабиринт и над которыми ставят хитрый эксперимент.
Алина аж поперхнулась.
– Если ты думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову…
«Алина!»
Что за черт?! Чей это голос? Вроде знакомый, но звучит словно через подушку. И виски наливаются свинцовой тяжестью. Это-то с чего? Она сейчас спит, и это желтоглазое нечто внедрилось в ее сон и парит ей мозги? А кто тогда ее только что позвал? Или это все просто обычный сон, и она…
«Алина! Проснитесь!»
Какого…
– И очень зря, – нахмурился желтоглазый. – Думаешь, ты сейчас спишь? Да ты всю жизнь словно спишь наяву, Алина, и не желаешь замечать очевидного: тобой двигают, как пешкой на шахматной доске…
Ага, свежо предание. Что ж так голова болит-то, твою ж налево? Ведь не первая же ночевка в Зоне вроде, и никогда…
«Алина, очнитесь, это пси-атака! Он заговаривает вам зубы, в то время как…»
Ментальный голос захлебывается стоном боли, и тут Алина наконец узнает его – Эдуард. И в тот же миг искажается лицо желтоглазого – он больше ничем не напоминает Лешку. Он – воплощенная ненависть, нечеловеческая, безумная. Лицо раскалывается пополам жуткой, от уха до уха, пастью, напоминающей жабью, только наполненной зубами-иголками. Затем кожа начинает слезать с него, словно его полили концентрированной кислотой, а под ней… что-то мерзкое, зелено-бурое, то ли растительное, то ли вообще состоящее из болотной жижи, как те «зомби», от которых они вчера бегали. И боль нарастает. Стремительно, безжалостно.
Алина ставит ментальный щит и изо всех сил пытается дать себе пробуждающий импульс, вырваться из паутины кошмара наяву, но не получается: реальность сна прочна и прилипчива. Она наваливается, гасит попытки сопротивления, пытаясь задушить в своих мерзких объятиях…
«Алина!» – снова Эдуард.
И на сей раз она тянется навстречу, протягивает бесплотную энергетическую «руку», и ментальные «пальцы» Прохоренкова переплетаются с ее… И тут же становится легче, будто к разламывающейся голове приложили пакет со льдом. И мысли проясняются, перестают путаться. Вдвоем они упрочняют ментальный щит, хотя никто не учил их это делать – они же не псионики, в самом деле. Действовать приходится по наитию, но и у нее, и у Эдуарда как-то получается выступить единым фронтом.
Но желтоглазый не сдается. Теперь он уже ничем не напоминает человека. Это чудовищное и омерзительное нечто – помесь колоссальной амебы со спрутом. Щупальца тянутся во все стороны, в том числе и к ним с Эдуардом, а так как ментальный двойник научника уже стоит рядом, Алина естественным жестом, словно каждый день так делает, берет его за руку, и следующий удар Топи они встречают уже полностью совместно. Алина даже на мгновение пугается, ибо слишком тесно сплетаются их сознания, почти как тела страстных любовников, и вот уже невозможно понять, где она, а где он, или вовсе нет уже их по отдельности, а есть лишь единое сознание? Мгновенная вспышка страха перед потерей своей личности тут же отступает, потому что приходит понимание, что это симбиоз, а не взаиморастворение, временная интеграция, когда результат значительно превышает просто сумму составляющих.
Натиск Топи между тем усиливается – в самой середине грязевого спрута-амебы разверзается бездонная дыра-пасть, из которой потоком льется чистая ментальная мощь, которая (Алина это совершенно точно чувствует) просто смела бы их по отдельности. Поэтому она еще сильнее сжимает ментальную «руку» Эдуарда. Враг невероятно могуч, однако они гнутся, но не ломаются, как тот веник из притчи. Вот только чертова боль все нарастает, и Хомчик уже кажется, что ее голова сейчас взорвется. И взорвалась бы уже, если б не Эдуард. Держаться! Держаться, насколько хватит сил!
Вся ее реальность сейчас сужается до головной боли, пальцев Эдуарда и дыры-пасти грязевой амебы Топи…
Крик! А вернее, ментальное восприятие вопля дикой, невообразимой боли. В этот момент Алина с удивлением понимает, что это кричит «амеба», которая полыхает, как связка сухого хвороста, политого бензином. Боль и ментальный натиск мгновенно прекращаются, распадается их с Эдуардом ментальное единение, и Алину выбрасывает в обычную, физическую реальность.
* * *
Но огонь никуда не делся. Он все так же продолжал полыхать – большой костер в нескольких метрах от Хомчик. Костер, еще недавно бывший человеком, вернее, «лояльным». Роман. Псионик. Твою ж налево!
– Топь сломала его, – услышала Алина голос Эдуарда и развернулась к нему.
– Что?
– Я должен был это предусмотреть. – Лицо научника искажено страданием. – Мощный псионик, под катализатором, казалось бы, самый сильный из нас… Но Топь – ментальный монстр, это своего рода коллективный разум всей биосферы Зоны. Весь вчерашний день она пробовала его на зуб и ночью прокусила-таки, использовала его сверхвосприимчивость к ментальным энергиям. Проломила барьер, использовала его псионическую мощь против нас, дополнив своей. Очень сильный псионик превратился прямо в какого-то… пси-терминатора. Он подавил разум всех здесь, начав с Алекса как самого опасного… почти подавил. Ему требовалось время на это, поэтому он и говорил с вами… Если бы мы не объединились, он бы раздавил нас поодиночке.
– Почему он сгорел?
– Это я… – каким-то безжизненным голосом произнес Кирилл. На новообращенном «лояльном» пироманте лица не было. – Он… и меня подавил тоже, но потом… его контроль вдруг ослаб, и я инстинктивно…
– Кир, спокойно! – умение в нужный момент включать командный голос не раз уже выручало Алину. Помогло и сейчас. Расклеившийся было вчерашний боец, а ныне – «лояльный», только что спаливший своего товарища, взял себя в руки. Чуть ли не в буквальном смысле, если судить по бледному лицу, сжатым зубам и кулакам. – Ты поступил совершенно правильно – спас всех нас.
Хомчик повернулась к Прохоренкову.
– Я думала, разум «лояльных» подавить нельзя.
– Не вы одна, – хмуро произнес научник. – Но это, похоже, вопрос количественный. Не полный иммунитет, а просто очень высокая стойкость. А тут ментальная мощь Топи, помноженная на разогнанный катализатором разум Романа, дала нужную силу воздействия…
– Жуть! – Хомчик очень захотелось поежиться, но она сдержалась усилием воли. – И что же, теперь в любой момент…
– Нет, – Эдуард криво усмехнулся. – Из всего только что случившегося можно извлечь только один плюс: второго Романа Топи взять негде, а значит, нового взлома можно пока не опасаться.
– Ясно… – Алина помолчала. – А что насчет того, что тут болтал этот желтоглазый урод? Это все была ложь? Он просто тянул время?
Прохоренков вздохнул.
– Если бы…
Лицо Алины закаменело.
– А вот с этого момента…
– Командир! – подал голос Тимур. – Кажется, у нас гости.
Глава 2. Дрон
Таганайская Зона
Мы шли словно по минному полю. Топь здесь еще не была сплошной, но ее пятна располагались столь же часто, как и на шкуре леопарда. Только были намного больше. Порой казалось, что прохода между ними и вовсе нет, и тогда мы с Шахматистом собирались вместе… и думали в одном направлении. Мне очень хотелось верить, что эти легенды про сувайворов и про осознанную коррекцию ими реальности – не чушь собачья. То, что случилось в «заморе», – ничего не доказывает. Да и что, собственно, случилось, кроме того, что мы потеряли Блонди и сами чуть кони не двинули? Стойкость проверили – да, вроде в наличии, а вот с изменением реальности… Ну, желал я неистово, чтобы трижды проклятый «замор» кончился побыстрее. Он и кончился, но, может, сам по себе, а не потому, что того хотел один недоделанный сувайвор… или даже двое таких.
Топь пытается сжить нас со свету и весьма преуспевает. Мертвы уже трое из нашего отряда, мы с Шахматистом благодаря своим способностям пока держимся…
– Твою бабушку! Гребаная коряга!
…и Волчара с нами, потому что везучий. Но, может быть, везению можно помочь? Если правдивы истории насчет стойкости сувайворов, то почему бы не быть правдой тем, что касаются коррекции реальности? Как-то же мы с Шахматистом находим относительно безопасные тропы в почти сплошной Топи. Или мы, думая совместно об одном и том же, просто обостряли свое чутье, или… сами создавали эти тропы там, где их не было. От одной этой мысли у меня просто дух захватывало. Возможно ли такое? Об этом не худо бы спросить специалиста… Например, научника, который почти наверняка есть в отряде АПБР…
Скоро мы их найдем: может, благодаря везению и тому, что примерно знаем направление, в котором они движутся, а может, потому, что о них мы с Шахматистом тоже думаем синхронно и представляем, как находим их. И реальность откликается на наши хотелки. Странно, кстати, ведь реальность эта – чужая, враждебная, и Топь уже успела нам показать, что обладает собственным злобным разумом, стремящимся к нашему уничтожению. Здесь – ее вотчина, не наша, а значит, реальность тоже подчиняется ей. Так почему же мы до сих пор живы и даже как-то ухитряемся двигаться в нужном направлении? Или Топь распыляется, пытаясь одновременно уделать и нас, и апэбээровцев, и срабатывает закон двух зайцев, за которыми не стоит гнаться? Или… Черти полосатые! А что, если она просто позволяет нам соединиться с отрядом АПБР, чтобы потом было удобнее прихлопнуть всех нас разом?
Ну уж нет, нафиг об этом думать: это до свиданья, крыша, и здравствуй, паранойя, – мы будем сомневаться во всем, в каждом нашем шаге, а любую удачу рассматривать как расставленный Топью капкан. А тогда одно из двух: либо это поможет нам выжить, либо мы все тут рехнемся и сгинем ни за понюх табаку.
Наше движение замедлилось до предела. Обычный человек идет через незнакомое болото, пробуя зыбкую почву перед собой длинным шестом, а мы с Шахматистом поминутно останавливались, определяя дорогу силой мысли. Вернее, как я все более уверялся, создавая ее. Вот здесь остановиться, подумать, посмотреть на сомкнувшуюся перед нами кажущуюся непроходимой зелено-бурую жижу и представить, что вот здесь – слева и чуть наискосок вперед – почти безопасная тропка, где твердая почва лишь прикрыта тоненькой пленкой отвратительной грязи. Представить четко и ясно, чтобы и малейших сомнений не осталось, что так оно и есть на самом деле.
Реальность в Зоне – что пластилин, податливая, гибкая, из нее можно слепить почти все, что хочешь, если знаешь как и у тебя есть соответствующие способности. У нас они вроде есть. Ну-ка проверим… Шаг… Твердо! Отлично, еще шаг… Работает! Наша мыслекоррекция создала тропу до вон той, почти поглощенной Топью коряги.
Я повернулся к Волчаре:
– Следуй за нами строго след в след, понял?
– Как не понять! У вас же, бабушку вашу, предчувствия, – проворчал он.
Впрочем, по взгляду его я понял: подчинится. Волчара всегда бухтит и всегда недоволен, но чувствует, когда ему говорят разумные вещи. До коряги мы дошли без приключений. Волчара даже бухтеть перестал – настолько впечатлился нашими сусанинскими талантами: идем вроде бы по непроходимой Топи, а только подошвы толстые испачкали.
Мы остановились, чтобы сформировать продолжение тропы, и тут вдруг заговорил Шахматист.
– Слушай, командир, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся.
– Ну?
– Тебе не кажется, что мы фигней страдаем?
– В смысле?
– Ну, с тропой этой и с апэбээровским отрядом. Поняли ведь уже, что работает коррекция, не пора ли переходить к следующему этапу?
– Это к какому же? – продолжал тупить я.
– Ну подумай сам. Тут ведь Зона. Стало быть, появление всяких аномалий – в порядке вещей. Представь себе, что можно до предела повысить вероятность, например, возникновения прямо здесь пространственной аномалии, ведущей за Периметр. Или почти к самому Периметру.
Мы с Волчарой ошарашенно воззрились на нашего спутника. Даже для меня, уже начавшего свыкаться со своими новыми талантами, предложение Шахматиста показалось чересчур революционным и нереализуемым. Хотя…
– Ты рехнулся, твою бабушку?! – как всегда емко высказался Волчара. – Крыша едет от пси-давления? Блокиратор давно проверял?
– Да в порядке блокиратор! – с досадой отозвался Шахматист, глядя при этом только на меня. Понятно, что Волчара ему в этом деле не помощник, а вот если меня убедить, может, дело и выгорит. – Того Волан-де-Морта блондинистого помните? Как он от нас удрал?
– Через аномалию, вестимо, – ответил Волчара.
– А откуда она там взялась, как думаете? Сама по себе, стало быть, возникла? Именно в тот момент, когда этому уроду было нужно, и тут же, стало быть, закрылась? Что это, по-вашему, долбаное совпадение?
– Нет, – задумчиво ответил я. – Скорее всего, он ее создал.
– Ну и что, никакая мысль тебе в голову в связи с этим не приходит?
– Шахматист, ты, похоже, еще и головой стукнулся: кто он, а кто мы?! – снова влез Волчара. – Этот блондин – Измененный, а… постой, ты что хочешь сказать? – сталкер сделал шаг назад, поднимая автомат.
– Так, Волчара, тпру! – вмешался я. – Осади назад! И палец со спуска убери! Мы не Измененные, ясно? И не в процессе.
– А чего он тогда несет, Дрон?
– Шахматист просто немного увлекся. То, что с нами происходит, – это не изменение. Мы, похоже, сувайворами становимся.
– И с чего бы это вдруг? – подозрительно осведомился Волчара.
– Да чтоб я знал, черти полосатые! Оно просто есть, и все. Ментальная стойкость в наличии, повышенная сопротивляемость воздействию аномалий типа «замора» – тоже. А тропа… с тропой все не так просто. Мы не чувствуем ее, Волчара, а создаем. Пока что вдвоем, совместно. Сувайворская способность к коррекции реальности, управлению полями вероятности, похоже, не легенда, понимаешь? Не знаю, как в обычном мире, а в Зоне это все работает. Достаточно явственно представить, что события развиваются нужным нам образом… Например, что вот здесь, у нас под ногами, – не бездонная токсичная жижа, а твердая тропа, лишь прикрытая грязью.
С этими словами я шагнул вперед и действительно ощутил под ногой твердь. Обернулся на Волчару. Он смотрел на меня, а в глазах его плескался коктейль из страха, недоверия и растерянности.
– С вами рехнешься, вашу бабушку! – наконец заключил Волчара. – Супермены хреновы! А почему это только вы? – в голосе его на пару секунд проскочили нотки почти детской обиды. – А я что, рылом не вышел? А остальные?
– Да не знаем мы, Волчара, – устало сказал Шахматист. – Это лотерея какая-то безумная. Может, в генетике дело, может, еще в чем-то… Может, мы просто оказались в нужном месте в нужное время. Почему в Краснотайгинске сувайворами стали только Катаев со товарищи? Ну, вот и я без понятия. У нас с Дроном появились эти способности, стало быть, надо их использовать на полную катушку, если мы жить хотим, конечно.
– Дурдом! – Волчара закатил глаза. – Ну ладно, допустим, все так и есть. Делать-то что? Тропа тропой, но аномалия… Вашу бабушку, это, по-моему, перебор, а, Дрон?
Ага, Волчара признал меня авторитетом. Лестно-то как, черти полосатые! Прямо гордиться можно начинать. Да только он мне вопрос задал, а ответа на него у меня не было. Если честно, поначалу от предложения Шахматиста у меня тоже душа в пятки рухнула и дыхание перехватило. А еще слово «безумие» в голове закрутилось. Но это поначалу. А сейчас… Может, и не безумие. Своя логика в словах Шахматиста была. Не железобетонная, конечно, с натяжками, но все же… Да, сувайворству нашему несколько часов от роду. Опыта практически нет, способности только зарождаются. Тропа-то у нас получалась, но пространственная аномалия – штука совсем из другой лиги. И среда тут, как ни крути, враждебная. Блондинистый Измененный аномалию открыл, ну так ведь он тут свой. С чего бы Топи своему мешать? А мы – чужаки, которых эта самая Топь усердно прикончить пытается. Заманчиво, конечно, отсюда сразу на выход скакнуть мимо всех опасностей, но исподволь закрадывается мысль, что не может быть все так просто: раз-раз – и в дамки. А с другой стороны, не попробуешь – не узнаешь. Да и что мы теряем, в конце-то концов? Ну, в худшем случае не выйдет ничего – обидно, досадно, но ладно. Прежний-то план у нас в запасе останется – пойдем к этим чертовым апэбээровцам.
Вот только… и следующая мысль проморозила меня с головы до ног. Неправильно я оценил худший случай. Худший – это когда получится, но не совсем то. Дефективная аномалия, созданная сувайворами-самоучками, – куда как более погано, чем вообще никакой. Кто знает, что она с нами сделает? Шагнем в нее – и выпадем где-нибудь по частям или угодим прямо в сердце Топи, где доблестно утонем. Или…
– Дрон, ты чего застыл? – напомнил о себе Волчара.
– Давай уже, командир, решайся! – Шахматист разве что не подпрыгивал от нетерпения. – Апэбээровцы останутся как запасной вариант. Ты только подумай: если получится – мы же прямо на выход попадем!
– Ага, твою бабушку! – буркнул Волчара. – Или в пасть какой-нибудь годзилле вроде той, из торгового центра. Все бы вам по аномалиям скакать! Это ж лотерея, как вы не понимаете! В прошлый раз проскочили, но это не значит, что и сейчас так же получится! Да и как проскочили?! Нас раскидало, помните? Если б не это, может, все до сих пор живы были бы – и Галл, и Викинг, и Блонди!
– Или все мертвы, – глухо возразил Шахматист.
Волчара дернулся, словно от пощечины.
– Ты не знаешь этого!
– Вот именно. И ты не знаешь. Зона – чужая земля, Волчара. Враждебная земля. Каждый шаг по ней – риск, каждый лишний час здесь – шанс сдохнуть. А еще РПД. Сколько мы уже тут бродим? Скоро сутки. Пси-блокираторы, между прочим, не вечные. Апэбээровцы, может, и таскают с собой по четыре комплекта, а у нас всего два. А пси-давление – не единственный вредный фактор. Топать на выход пешком – значит нарываться на тяжкие последствия. Стало быть, если можно срезать…
– То надо срезать! – вмешался я, понимая, что Волчара сейчас начнет спорить, просто из принципа.
Я видел, как он открыл рот, набирая воздуха в грудь. Видел упрямый блеск в его глазах. Эти двое мало когда могли договориться. Потому что Волчара за надежность, он не доверяет аномалиям. А Шахматист… Он крепко уверовал в наши новообретенные способности. Возможно, слишком крепко. Но в его словах была немалая сермяга. Черти полосатые, да я не меньше Волчары опасался лезть в аномалию, которая тут возникнет, если у нас получится. Но Шахматист прав в одном: Топь хочет нас угробить, и чем дольше мы здесь находимся, тем больше шансов, что у нее это таки получится.
– Дрон… – начал было Волчара.
– Нет, хватит! Мы попробуем. Пойми, мы с Шахматистом, с нашей свежеиспеченной стойкостью, если что, продержимся дольше. Вся эта местная дрянь тебя же первого свалит. А я не хочу больше никого терять. Мы выберемся отсюда. Все выберемся. Если у нас получится создать аномалию, шагнем в нее вместе. Тебя тут не оставим, хоть ты и против. Потому что один ты отсюда не выйдешь. Теперь уже не выйдешь… Молчи, не возражай, черти полосатые! – повысил я голос. – Просто для тебя Топь – это Топь. Это мы можем сделать так, чтобы появилась тропа. Ты – нет. Если мы уйдем в аномалию, а ты останешься, ты – покойник, ясно? А мы уйдем.
– Вашу бабушку! – в отчаянии выдохнул Волчара.
* * *
Страх куда-то ушел. Вернее, ушел не совсем, остался зудеть где-то на периферии сознания, как пищащий ночью в комнате комар. Но его можно игнорировать. И я так и делал. Страх – это в том числе и сомнения. А тем, кто меняет реальность, сомнения противопоказаны. Нам нельзя сомневаться. Абсолютная и безусловная вера в то, что у нас получится, – вот наше главное оружие.
Мы с Шахматистом четко договорились о том, что будем представлять: где именно возникнет аномалия, куда она приведет, как скоро закроется. Тут как в показаниях при аресте: врать надо одинаково. Тогда у нас хороший шанс на успех. Волчара, к счастью, заткнулся и не мешал нам. Я видел, что он до сих пор против. Ну и ладно, зато потом, когда мы выберемся живыми, спасибо скажет. Нет, простого спасибо мало. Бутылку коньяка поставит. Каждому.
И мы с Шахматистом принялись за дело. Наша задача предельно ясна: вот здесь, в паре шагов перед нами, должно возникнуть некое энергетическое образование, из которого дохнет стылым и вонью какой-то химии – два главных признака пространственной аномалии, по которым ее можно определить без всякого ан-детектора. Первым эффектом наших настойчивых усилий стало то, что у меня заломило виски. Серьезно так заломило, хуже, чем с похмелья после крутой попойки. Судя по лицу Шахматиста, и с ним творилось что-то подобное. Затем перед глазами поплыли цветные круги, как бывает, когда смотришь на яркий свет. Что за черти полосатые?! Следом у меня возникло ощущение, что все мышцы в моем теле сводит судорога, и вдруг…
Несколько секунд мне казалось, что ощущения обманывают меня и резкий запах на самом деле – несколько изменившаяся вонь Топи, а холод – это меня до кучи ко всему остальному еще и знобить начало…
– Аномалия! – выдохнул, не веря, Волчара.
– Хватаемся друг за друга! – крикнул я.
Но мы не успели. Совсем чуть-чуть. Боль в голове усилилась, перед глазами у меня заплясали огненные мухи, а холод и запах пропали так же быстро, как и появились.
– Дьявол!! – Шахматист был вне себя.
– Нет, не он, – глухо ответил я. – Это Топь. Топь закрыла аномалию. Кажется, она наконец почуяла, что мы здесь, в ее владениях, творим всякие непотребства, и решила дать нам укорот.
Красное от гнева лицо Шахматиста начало стремительно бледнеть.
– Постой, но если почуяла, то, стало быть…
– За нами пришли, – каким-то деревянным голосом перебил его Волчара.
Я проследил за его взглядом, и тут мне стало по-настоящему холодно: зелено-бурая жижа Топи примерно в паре сотен метров от нас вспухла бугром, и этот бугор, стремительно удлиняясь, покатился на нас, будто под поверхностью двигалась какая-то здоровенная тварь.
* * *
Щелкнул затвор автомата Волчары.
– Много тебе пули помогут, – процедил Шахматист. – Щупальца вспомни – тех даже гранаты не шибко-то брали. Валить надо!
– Да куда ты свалишь, твою бабушку! Скорость этой штуки видишь – это ж долбаный глиссер! Догонит, как два пальца…
Последние слова звучали уже в аккомпанементе автоматной очереди. Пули без всякого видимого эффекта выбивали фонтанчики грязи из стремительно надвигающегося зелено-бурого извивающегося бугра.
Внезапно пришедшая в голову отчаянная мысль сработала как электроразрядник. Я схватил Шахматиста за руку:
– Делаем аномалию! На камни!
Секунду или две он смотрел на меня непонимающим взглядом.
– Что?! Но у нас же… – Тут глаза сталкера полыхнули. – Ох ты ж…
В следующее мгновение мы оба уже делали попытку номер два, не обращая внимания ни на приближающееся нечто, ни на головную боль, ни на круги перед глазами, ибо времени нам оставалось – всего ничего. Моя мысль была проста: Топь не хочет нас выпускать, это очевидно. Но мешать перемещаться в глубине ее владений – зачем бы? И фиг с нами, пусть мы соберемся все вместе – легче прикончить будет. Может, она и тварь эту затем послала, чтобы посмотреть, как мы выкручиваться будем. Что ж, смотри, гадина!
Ну же, аномалия, давай появляйся, где ты?! Я знаю, что тут и прямо сейчас возникнешь! Стылый сквозняк, химический запах, они ведь только что были здесь, почему бы им не появиться снова? Только по ту сторону пространственного туннеля будет нагромождение здоровенных валунов. Но пока лишь боль, страх, радужный хаос в глазах, заложенные уши от оглушительного грохота автоматных очередей и приближающаяся тварь… Гонка, кто раньше – мы или она. Ставка – наши жизни.
Краем глаза я вижу, что здоровенное порождение Топи уже совсем рядом, его змеиная шея с жуткой, уродливой большеротой головой и жабьей пастью вырастает из грязи. Сейчас один бросок – и ам!..
Но холод, спасительный холод возникает из ничего совсем рядом с нами. Мерцающая пространственная аномалия. Ощущение, что время застыло. Вернее, влипло в некую субстанцию наподобие патоки и тащится со скоростью черепахи… Но это только кажется. Мучительно медленно тянется моя рука к плечу Волчары, и пальцы смыкаются на нем. Плечо сталкера дергается, но он продолжает истерично и бесполезно давить на спусковой крючок, шпигуя созданное из грязи тело твари свинцом, от которого ей, само собой, ни жарко, ни холодно. Столь же мучительно медленно приближается жуткая пасть чудовища… Рывок! Это Шахматист захватил мое запястье и со всей дури дергает меня за руку, едва не отрывая ее.
Ам! Пасть твари всего чуть-чуть не достает до Волчары, зато с чмоканьем глотает его автомат. Кошмарная морда совсем близко и четко видна даже сквозь радужный туман в моих глазах. Но мы уже проваливаемся, и нас окружает холод, химический запах и мрак перемещения.
* * *
Удар! Посадка получилась жесткой. Мы с Шахматистом упали на камень, а матерящийся Волчара свалился на нас сверху, причем тут же соскользнул, но я инстинктивно схватил его, не давая рухнуть в провал между валунами – нам только вывихов с переломами сейчас недоставало для полного счастья. Уфф! Удержал. Мы выжили. Холод и резкий запах исчезли, аномалия схлопнулась, отсекая нас от чудовищного нечто, место которому – только в ночных кошмарах безумца.
– Смотрите, костер! – тихо проговорил раньше всех пришедший в себя от нашего смертельного трюка Шахматист.
Мы проследили за направлением его взгляда. Костер, да, только какой-то странный, шевелящийся. И запах… Черти полосатые, они там что, шашлыки жарят?! И в тот же миг мне стало понятно, что не шашлыки.
– Твою бабушку! – потрясенно выдохнул Волчара.
И я был с ним полностью солидарен, потому что примерно в полутора сотнях метров от нас заживо сгорал человек.
Глава 3. Фатум
Братск
Павла Горшина не оставляло беспокойство, причем он никак не мог понять его причины: контракт выполнен чисто, следов он, как всегда, не оставил. На него не могло пасть даже тени подозрения. Вечером отходит поезд на Иркутск, где в банке его уже ждет кругленькая сумма гонорара… Откуда же эта тревога? У Горшина не было привычки нервничать по пустякам: его работа как раз требовала прямо противоположного – почти абсолютного хладнокровия, и делал он ее хорошо. Один из лучших киллеров на территории России – не баран чихнул. Карьеру наемного убийцы без чутья не сделаешь, а коли оно есть, ему надо доверять. Похоже, что сейчас сигналы тревоги подавало именно чутье Павла, и нервы тут абсолютно ни при чем.
Чутье призывало его валить из города, причем немедленно, не дожидаясь вечернего поезда, который вдруг стал казаться ему столь же далеким и недоступным, как космический корабль на Марс. Валить, иначе…
– Павел Горшин?
Первым инстинктивным желанием Павла в ответ на этот вопрос было пристрелить спросившего. Остановило то, что все происходило в кафе, и отсутствие, собственно, оружия – от того, которым выполнял контракт, Горшин, разумеется, избавился. Реакция понятная и естественная уже хотя бы потому, что в Братск приехал Андрей Вольнов, а вовсе не Павел Горшин, – так по крайней мере значилось в паспорте, что лежал в нагрудном кармане его джинсовки. А раз так, от того, кто знал его настоящее имя, ничего хорошего ждать не приходилось. Но, несмотря на бурю внутри, внешне Павел остался совершенно спокоен и никак не отреагировал на обращение – мало ли какого Горшина там зовут?
– Да ладно вам, Павел, не притворяйтесь, я с вами разговариваю.
Горшин не спеша повернулся и смерил недоуменным взглядом двадцатипятилетнего рыжеволосого вихрастого юнца в рваных джинсах и водолазке.
– Вы мне?
Уголки рта парня чуть дернулись вверх в легком намеке на улыбку.
– А кому же еще?
– Вы меня с кем-то спутали.
– Отнюдь, и эта игра мне уже надоела. У меня к вам дело.
– Не ко мне, а к какому-то Павлу Горшину.
Рыжий вздохнул:
– Что же, я правда хотел по-хорошему.
Уже в следующий момент воля киллера растворилась в расширившихся зрачках парня, а в голове зазвучал его непререкаемый приказ: «Значит, слушай внимательно, что тебе надо сделать…»
* * *
– Ну, давай! – произнес Фатум, не оборачиваясь.
– Что? – ошеломленно спросила Рада.
– Спрашивай. Я же чувствую, у тебя на языке много вопросов вертится. – Палач безучастно продолжал смотреть в окно. – Психологи отживших говорят, что молчание – шаг к нервному срыву. – Мы, конечно, не такие, но рисковать все равно не стоит. Тем более ты второй после меня человек в команде.
Фатум замолчал, но недосказанность повисла в воздухе. Пиромантка достаточно долго работала с палачом, чтобы уловить это и встревожиться. Если не испугаться. В обычных вроде бы словах палача слышался тонкий налет угрозы и не прозвучавшее: «Ты молчишь, но я знаю – сказать тебе есть что. Значит, скрываешь. А если скрываешь, твоя лояльность под вопросом. А раз так, я не могу тебе доверять. И ты знаешь, что я делаю с теми из своих, кому не доверяю». Да, Рада знала, слишком хорошо знала, ибо именно ей потом приходилось заметать следы, сжигая до пепла тела не оправдавших доверия. Поэтому пиромантка невольно вздрогнула. Фатум стоял к ней спиной и не мог этого видеть, но каким-то образом почувствовал, и уголки его рта чуть дернулись вверх, обозначая усмешку.
Между тем Рада наконец решилась:
– Зачем нам все эти отжившие, босс? Киллеры, эфэсбэшник, аналитик АПБР – похитив их всех, мы могли привлечь к себе внимание. Что они могут такого, с чем не справятся Измененные?
Фатум вздохнул:
– Во-первых, мы понесли серьезный урон, но почти не продвинулись в поисках. Сынок сувайвора качественно закрывается от умений наших поисковиков, несмотря на то, что он еще мал. Интуитивный дар маскировки высочайшего уровня. Да, мы примерно представляем, где может находиться его отец, но это означает лишь, что мальчишки сейчас с ним нет. А раз так, своими методами мы его не найдем. А во-вторых, ты, может, и не поняла, с кем мы столкнулись на заброшенной базе АПБР под Дивногорском, зато я прекрасно понял. Это Михаил Стрельцов, сувайвор, который в свое время положил немало наших. Более того, именно он способствовал гибели Сида-Паука девять лет назад. Но есть нюанс: там он пожертвовал жизнью, и теперь мы имеем дело с фантомом-охотником. Создавать таких могут только Источники. Таганайский выдал задание нам. Значит, какой-то другой работает против нас. А ищет он наверняка того же, кого и мы, – мальчишку. Так пусть найдет.
– Что?! – Рада была ошеломлена. – И мы позволим ему это?
– Именно так, – палач наконец повернулся к своей помощнице, демонстрируя ей улыбку, больше напоминающую звериный оскал. – Вначале позволим, а потом заберем свою добычу.
– Но в прошлый раз мы вчистую проиграли ему схватку.
– Это так, но для того тут и отжившие. Аналитик и эфэсбэшник, используя свои каналы, наведут нас на Стрельцова. Как только его физиономия, проходившая в свое время по многим ориентировкам, появится на какой-нибудь из уличных камер, мы об этом узнаем. Проследим за ним до мальчишки, а потом киллеры убьют его. Из снайперских винтовок, не сближаясь.
Раде показалось, что она ослышалась:
– Фантома?! Из винтовок?!
Фатум рассмеялся.
– Бредово звучит, да? Но Лекс идет с нами не просто так. Иллюзионист обладает куда более широкими возможностями, чем ты думаешь, и одна из них – материализация фантомов. Стрельцов станет человеком из плоти и крови. Не очень надолго, но этого хватит. А пуля в голову есть пуля в голову.
– Но он же сувайвор. На него наши способности не действуют.
– В первую очередь он фантом, пусть и сделанный с сувайвора. И фантомная природа тут довлеет. Поверь, я в этом разбираюсь. Так что должно сработать. А когда он умрет…
Палач снова не договорил, но понять его было несложно: остальные Измененным – не помеха.
– А почему вы решили, что фантом Стрельцова преуспеет там, где не справились мы, и найдет мальчишку?
– Да потому что он и сувайвор тоже, Рада, а эти твари умеют такое, что недоступно даже нам.
Пиромантка хотела было еще что-то спросить, но их прервал стук в дверь.
– Что там? – раздраженно бросил Фатум.
В дверях показался рыжий псионик.
– Босс, эти отжившие кое-что нашли.
* * *
– Стрельцов? – спросил требовательно Фатум.
– И не только он, – эфэсбэшник обернулся. – С ним один из наших. Степан Гецко, Нижний Новгород, спецгруппа, управление «А» по борьбе с Измененными.
– Спецгруппа, значит, – усмехнулся палач. – Ну-ну!
– Интересно, на черта сдался Стрельцову этот отживший? – задумчиво произнесла Рада. – Обуза ведь, однозначно.
– Значит, мы просто чего-то не знаем, – нахмурился Фатум. – К тому же он не отживший, а «лояльный» с пока не установленным даром. Я столкнулся с ним под Дивногорском. Наш противник не глуп и ничего бессмысленного делать не станет. Но для чего бы там ни был нужен этот Гецко Стрельцову, в схватке он – плохой помощник. Его дар не боевой природы. И нам бы очень желательно узнать какой. – Он повернулся к аналитику АПБР. – Ты, случайно, не в курсе?
Тот помотал головой.
– Мне ничего не известно о «лояльных», работающих на ФСБ. Такого вроде бы не было со времен гибели полковника Сердитых…
– «Неизвестно», «вроде бы», – фыркнул Фатум. – Толку-то от тебя. Узнавай! – рявкнул он.
Тот часто закивал и снова занырнул в строчки информации на мониторе перед ним.
А молодец все-таки Уиз, – палач покосился на рыжего экспериментального псионика, – без всяких напрягов одновременно держит под контролем четверых отживших, причем не в режиме зомби, а в формате добровольно-принудительного сотрудничества. Обычному псионику такое не под силу.
– Что они сейчас делают? – спросил Фатум эфэсбэшника.
– Камера засекла их в кафе, здесь, в Братске. Сидят там уже давно, словно ждут чего-то.
Фатум чуть не спросил чего, но в последний момент удержал идиотский вопрос. Перед своими надо держать марку. И так ясно, что отживший не знает ответа. Да никто тут не знает, и это плохо. Палач нутром чуял, что у фантома Стрельцова и его напарника больше шансов найти мальчишку – сына сувайвора, – чем у команды Фатума, только не мог понять почему, и это нервировало новоявленного главу НМП, как и все, что он не контролировал. И ведь вроде бы рабочий план – дождаться, когда конкуренты найдут парня, а потом ликвидировать фантома, но если что-то пойдет не так, и сын сувайвора достанется врагу, Источник с Фатума шкуру спустит. Медленно и со смаком.
И тут, словно в ответ на его мысли, у палача резко заломило виски. «ФАТУМ!» – ментальный вопль Источника едва не расколол Измененному голову. Болезненно скривившись, он покачнулся и прислонился к стене, чтобы не упасть. Палач еще успел увидеть недоуменные взгляды Измененных и встревоженный Рады до того, как физическая реальность погасла, смытая потоком мыслеобразов и жуткой болью.
Когда все закончилось, Фатума мелко трясло, он был бледный и мокрый как мышь.
– Что такое, босс? – испуганно спросила Рада. Она, похоже, не ждала от сеансов связи с Источником ничего хорошего. И ее можно было понять.
– План меняется, – хрипло произнес Фатум. – Действуем следующим образом…
Глава 4. Глеб
Братск
– Глеб, а ты можешь сказать, куда мы все-таки едем?
В голосе тети Светы довольно явственно звучала тревога, и мальчик мысленно обругал себя: слишком давно он не говорил с ней своим особым голосом и не просил хорошо, вот она и занервничала. А тете Свете нельзя нервничать: она делает важное дело – везет Глеба туда, где Зовущий. Надо срочно исправляться.
– Сказать не могу, тетя Света. Я просто не знаю, как называется это место, – произнес Глеб своим особым голосом. – Зато я знаю, как туда доехать. Мы ведь говорили об этом, вы забыли разве?
Мальчик уже понял, как действует его особый голос, и внимательно смотрел в глаза тете Свете. Вот взгляд на мгновение стал мутным, словно невидящим, а потом вдруг изменился – всякая тревога и сомнения из него совершенно исчезли. Им на смену пришли облегчение, спокойствие и уверенность. На губах даже улыбка появилась.
– Ну да, точно! – воскликнула она, хлопнув себя по лбу. – У меня совсем из головы вылетело, прости.
– Это ничего, это бывает, – с радостным облегчением (уфф, пронесло!) заговорил мальчик. – Я тоже иногда что-то забываю. Вот три месяца назад забыл про день рождения Антошки Самохина, так он на меня даже обиделся. А за что, скажите? Ведь всякое случиться может. Я вот на вас не обижаюсь.
– Вот и хорошо, Глеб. И не надо. Какие могут быть обиды между друзьями? Ведь мы же друзья, так?
– Конечно, друзья, тетя Света. И вы на меня, если что, не обижайтесь.
– Договорились, – улыбнулась женщина и потрепала Глеба по голове. – Ты хороший мальчик, Глеб. Твои родители должны гордиться таким сыном.
– Угу.
Как все-таки хорошо, что тетя Света не вспоминает о своем брошенном в речку мобильнике, который так напугал недавно Глеба своим неожиданным звонком. Он был уверен, что это его родители ищут, и хорошо попросил тетю Свету выбросить телефон. Когда Глеб так просит, ему невозможно отказать. Вот и она не смогла. Сказала, что Глеб прав и телефон ей не нужен. Но мальчик все же чувствовал себя виноватым и решил потом, когда все кончится, непременно попросить папу купить тете Свете новый мобильник. В конце концов, тетя Света хорошая, помогает Глебу, и она не виновата, что он так не хочет, чтобы родители нашли его раньше времени. Мальчик тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний.
– Вы прямо езжайте, – сказал он, – вот по этой улице, не сворачивая, пока город не проедете.
– Как скажешь, Глеб.
Вела тетя Света уверенно, дорога была хорошая, без ям и колдобин. Мягкое покачивание убаюкало Глеба, и он незаметно для себя задремал.