Эсси расплакалась. Миссис Ярвуд была так добра, но Эсси просто вымоталась. Ей хотелось лишь одного, забраться к матери в постель и уснуть. Но она помнила о маленьких исхудавших сестрах.

— Спасибо. Я искупаю девочек, и мы придем.

— Вот это мне больше нравится, — сказала миссис Ярвуд, обнимая и поглаживая Эсси по спине. — Увидимся через часок.

Глава 12

Эсси постучалась в дверь миссис Ярвуд. Сестры стояли позади — в чистых платьях и с раскрасневшимися щеками. Дверь распахнулась, и миссис Ярвуд заключила их всех разом в свои объятия. В это время на Флору напал приступ кашля. Миссис Ярвуд склонилась к ней и приложила тыльную сторону ладони ко лбу девочки. Затем она проверила лоб Мегги и отступила назад, пропуская детей в прихожую.

— Леди, надеюсь, вы нагуляли приличный аппетит. Мистер Ярвуд уже поужинал, — сказала миссис Ярвуд, закрыв за гостями дверь и жестом приглашая их следовать за ней по коридору.

В прихожей стоял запах жареной говядины, и девочки с нетерпением потянулись на его зов.

Когда они проходили мимо гостиной, Эсси разглядела в ней мистера Ярвуда, который сидел в своем любимом кожаном кресле, курил сигару и читал «Таймс». Он быстро опустил газету и, расплывшись в приветливой улыбке, кивком приветствовал Эсси и ее сестер.

— Здравствуйте, мисс Мёрфи. Здравствуйте, юные леди.

— Добрый вечер, мистер Ярвуд, — ответила за всех Эсси, подталкивая девочек в сторону светлой кухни миссис Ярвуд.

Оказавшись на кухне, Эсси окинула взглядом ярко-желтые стены, занавески в цветочек и дверь, ведущую в богатый овощами огород. Паркетный пол был пропитан льняным маслом и отполирован до блеска, в отличие от грязных досок на кухне у Мёрфи.

Девочки расселись за круглым дубовым столом, уже сервированным суповыми ложками и голубыми льняными салфетками. Эсси развернула свою салфетку и жестом показала сестрам следовать за ней. Мегги подхватила свою салфетку, широким взмахом расправила ее и, рассмеявшись, разложила на коленях. Затем она выпрямила спину, словно ужинала в «Ритц».

Тем временем миссис Ярвуд разливала суп из большой кастрюли по синим тарелкам. Флора вытянула шею, принюхиваясь к парам, исходящим из кастрюли, а Мегги вопросительно поглядывала на миссис Ярвуд, не решаясь заговорить.

— Чечевичная похлебка с тмином. Я решила добавить сюда немного сидра, что остался от ветчины.

— Пахнет очень вкусно, — сказала Эсси, поднимая ложку и кивая сестрам, чтобы они повторяли за ней.

— Подождите! Еще кое-что, — всполошилась миссис Ярвуд и поспешила к холодильнику.

Достав из холодильника кувшин, она добавила каждому в тарелку по ложке сметаны и сверху посыпала петрушкой.

Эсси зачерпнула первую ложку и отправила в рот. Суп был жидковат, чувствовались легкая соль от ветчины и кислинка от сидра, а также сладковатость разварившейся чечевицы. Сметана придавала вязкость, а семена тмина оставляли теплый вкус аниса на языке.

— Тмин уже оккупировал весь мой огород, — посетовала миссис Ярвуд, указывая на буйную растительность среди аккуратных грядок моркови и помидорных кустов. — Было тепло совсем не по сезону… Так, вот вам добавки, мисс Мегги.

Миссис Ярвуд вновь наполнила пустую тарелку Мегги, приправив похлебку сметаной и зеленью.

Эсси укоризненно посмотрела на Мегги и предупредила:

— Не надо жадничать.

— Чепуха! Слышать этого даже не хочу. У девочек вон ножки, как спички. Им нужно питаться. Так ведь, Герти?

Герти оторвала взгляд от своей тарелки, где она зачарованно разглядывала сметанные узоры, плавающие в бульоне.

— Спасибо, миссис Ярвуд, — сказала она. — Это вкуснее, чем любое блюдо короля Георга, я уверена.

— Ешь, Герти, детка. Ешь вдоволь, — сказала миссис Ярвуд, поглаживая Герти по плечу, и, склонившись к Эсси, прошептала:

— Я добавила лишнюю щепотку тмина специально для девочек. Это согреет их изнутри и, надеюсь, поможет избавиться от скверного кашля.

Миссис Ярвуд была что-то вроде аптеки по соседству. Все в округе знали, если вы на мели и не имеете средств посетить врача или больницу, вы всегда можете обратиться к миссис Ярвуд. У нее всегда найдется порошок из чабреца и мирры, чтобы унять зубную боль, или мазь с лакрицей и календулой, избавляющей от сыпи, а от кашля у нее всегда есть горький сироп, подслащенный корицей, чтобы малыши могли проглотить ложечку этого зелья. Порой миссис Ярвуд оставляла ребенка у себя на пару дней, пока лихорадка не отступит.

Подкрепившись сытной и вкусной похлебкой, девочки оживились и разговорились. Герти принялась пересказывать пьесу, которую она изучала вместе с мисс Барнс. Щеки ее пылали, когда она описывала сцену грандиозного бала в Вероне — развевающиеся подолы шелковых платьев и Джульетта, скрыв лицо под маской, кружится в танце под руку с отважным незнакомцем.

— Вы только представьте себе зал, где стены и полы целиком из мрамора, а девушки одеты в шелковые платья разного цвета, который они могут выбирать себе сами! — восторженно говорила Герти.

— Я бы выбрала рубиново-красный, — заявила Флора.

— А я фиолетовый, — сказала Мегги. — А Эсси — синий. Ярко-синий.

— Ты угадала, — включилась в игру Эсси. — Только ты позабыла мои бриллиантовые серьги и золотые пуговицы… — Эсси осеклась.

Пуговица Герти! Что она сделала с ней? Но главное, что можно было бы с ней сделать? Фредди как-то упоминал, что к ним на развалины частенько наведывается хозяин ломбарда. Каменный, так, кажется, они его звали. В голове Эсси стал зарождаться финансовый план, и она дала себе зарок поговорить с Фредди. Возможно, ее план и не оденет их в шелковые платья, но подняться для старта поможет.

— Я бы выбрала белое с зеленым и фиолетовыми тесемками, — сказала Герти сквозь зубы, отчего миссис Ярвуд рассмеялась.

— Я и не сомневалась, малышка Герти, — сказа- ла она.

Когда с супом было покончено, миссис Ярвуд нарезала говядину толстыми кусками и подала ее с жареной картошкой, зеленым горошком и морковью со своего огорода. Она сделала на одну порцию больше и завернула ее в салфетку.

— Это возьмешь для Фредди, — пояснила миссис Ярвуд. — Бедняга… работает допоздна.

— Спасибо. Вы нас просто балуете, миссис Ярвуд, — сказала Эсси, обрадованная, что и Фредди достанется такое вкусное блюдо.

Девочки с завидным аппетитом принялись поглощать свои порции. Когда они закончили, Эсси подскочила, желая помочь убрать и вымыть посуду, но миссис Ярвуд ласково усадила ее на место.

— Просто посиди и отдохни, — сказала она. — Я уберусь, когда вы уйдете. Будет чем себя занять, пока мистер Ярвуд не покончит со своим кроссвордом. Он только приступил и будет очень недоволен, если я его отвлеку!

Говоря о своем муже, миссис Ярвуд нежно улыбнулась, и Эсси отметила, что в этот момент она превращалась в ту мечтательную невесту, что смотрела на них с фотографии в серебряной рамке, висевшей на стене у входа в кухню. Миссис Ярвуд проследила за взглядом Эсси и чуть заметно покраснела.

— В следующем месяце будет уже тридцать лет. Он собирался отправить письмо неподалеку от станции Виктория. Мы одновременно потянулись к почтовому ящику, и, как истинный джентльмен, мистер Ярвуд позволил мне первой опустить свое письмо. Наши взгляды встретились, и вот… — теперь лицо миссис Ярвуд было краснее свеклы, и она смущенно вытирала руки о фартук.

Флора захихикала, а Мегги уставилась на миссис Ярвуд, хлопая своими длинными ресницами. Миссис Ярвуд протянула руку и пощекотала ее под подбородком.

— Да, я знаю, история не очень романтичная — встреча у почтового ящика! Смешно, правда? Но в тот момент я почему-то сразу поняла, что мистер Ярвуд хороший человек. Добрый. Помню, первый раз он пришел к нам в родительский дом в среду и потом стал приходить каждую среду перед вечерними бухгалтерскими курсами. Так прошло несколько месяцев. Иногда по субботам мы шли в Гайд-парк прогуляться вокруг озера Серпентайн. Съедали по мороженому. Ванильному. Или клубничному…

Миссис Ярвуд встала из-за стола и подхватила свою тарелку.

— Я увлеклась. Да, мы не стали Ромео и Джульеттой, но были вполне счастливы. За год скопили деньжат и поженились. Внесли первоначальный взнос за этот дом, затем выкупили и садовый пристрой, что теперь вы снимаете. В конце концов, он нам он не понадобился… Не дал нам Бог детей. Так что мы рады, что приютили такую хорошую семью.

Эсси будет вечно благодарна Ярвудам за то, что они сдали свой садовый домик семье Мёрфи, иначе бы им пришлось прозябать с такими же нищими семьями в трущобах или, что еще хуже, в приюте. Ярвуды занимали основной дом с большей долей сада, а Мёрфи снимали пристроенную террасу с клочком земли, где хватало места лишь для курятника и пары грядок для зелени.

Вечерние лучи солнца заливали кухню золотистым светом. Эсси глубоко вздохнула и провела ладонью по тщательно отутюженной скатерти. Откинувшись на спинку стула, она представляла, как вся их семья обедает за таким же столом — девочки, Фредди и, конечно же, мама — трезвая.

Затем ее мысли коснулись Эдварда Хэпплстоуна — мужчины с зелеными глазами. И сетью морщинок вокруг глаз, когда он улыбался своими полными губами. Что-то произошло, когда их взгляды встретились… Следует ей ответить на его послание?

Пока Эсси пыталась ответить на собственный вопрос, миссис Ярвуд убрала со стола последнюю грязную тарелку, с грохотом опустив ее в раковину, и с хитрым выражением на лице обернулась к гостям.

— Мне вот интересно, а найдется ли у наших малюток в животиках еще местечко для десерта?

У Мегги округлились глаза, и она посмотрела на Эсси, чтобы удостовериться, не розыгрыш ли это.

— У меня тут после обеда осталось немного яблочного пирога — любимый десерт мистера Ярвуда, — сообщила миссис Ярвуд.

Она разделила кусок пирога на четыре дольки и разложила по синим блюдцам с фестончатыми краями.

Флора потянулась было к тарелкам, чтобы передать их сестрам, но тут послышался возглас миссис Ярвуд:

— Погоди!

Флора отдернула руки как ошпаренная.

— А как же вот это? — спросила миссис Ярвуд, доставая небольшую чашку. — Взбитые сливки! До завтра они испортятся, так что придется вам получить по двойной порции.

Эсси, когда еще только пришли, заметила на кухонном столе банку со сливками. Скорее всего, пригласив семейство Мёрфи на ужин, миссис Ярвуд вернулась домой и отправила мужа в магазин.

— Может, хоть немного нагуляете жирку, — приговаривала миссис Ярвуд, еле заметно хмуря брови.

— Так, а это для мисс Эсси, — объявила она, устанавливая напротив старшей сестры тарелку с самым большим куском пирога.

Эсси не была уверена, что сможет съесть еще что-нибудь. От постоянного недоедания ее желудок уменьшился. Чтобы не показаться невежливой, она взяла вилку и начала поглощать пирог, смакуя вкус запеченного яблока, отдающего ароматом бренди.

Заметив, как Флора, помогая пальцами, насадила на вилку внушительный кусок пирога и попыталась запихнуть его в рот, Эсси нахмурилась. Не успела она одернуть одну сестру, как Мегги собрала пальцем с опустошенной тарелки остатки маслянистых сливок и собиралась их облизать.

— Флора! Мегги! Что за манеры?! — процедила сквозь зубы Эсси, вспоминая, как сама облизывала ложку, которой готовила мама.

Тогда ей было не больше восьми, и мама ходила с большим круглым животом. Он напоминал ей созревшие яблоки «керри пепин», что росли у них на заднем дворе. Живот Клементины был так велик, что Эсси приходилось помогать матери завязывать тесемки на фартуке. Ох, как она любила, когда мама готовила яблочный пирог… Но так не бывало с тех пор, как погиб отец. Эсси казалось, что вместе с отцом семья Мёрфи потеряла и мать. Но для себя она твердо решила, что, по крайней мере, близняшки не будут так остро чувствовать отсутствие матери, как чувствуют это их старшие сестры и брат.

* * *

Эсси сидела в кресле-качалке в своей крошечной спальне и шила при свете керосиновой лампы, что коптила рядом. Она доделывала штаны для Фредди, которые ей удалось скроить из старого суконного одеяла, тайком подсунутого в ее корзинку миссис Рубен на фабрике. Утром она отпарит свое изделие, и если не присматриваться к стяжкам, то получились отличные крепкие рабочие брюки.

Перед глазами Эсси стоял безупречный костюм и выглаженная рубашка бригадира Фредди. Каково это, каждое утро облачаться в свежее белье? Еще она вспомнила его сильные руки. На мгновение игла замерла в руках Эсси, когда она представила себе, как вот такая рука ласкает ее щеку.

От таких мыслей ее бросило в жар. Не пыталась ли она вчера на Чипсайде произвести на этого мужчину впечатление, когда вздернула подбородок, воображая, что именно так должна вести себя истинная леди? Ведь она отчаянно хотела, чтобы он увидел в ней не жалкую фабричную работницу — сестру чернорабочего, а девицу, живущую в доме с позолоченными потолками, картинами на стенах и просторными коридорами.

Ей грезилось, что его мать или сестра, если есть таковая, обязательно должны быть среди тех протестующих у Монумента в белых платьях.

У Эсси уже резало глаза, когда она заканчивала обметывать края брюк. Вздохнув с облегчением, она аккуратно сложила брюки у себя на коленях, затем поднялась и оставила их на стуле. Переставив лампу на тумбочку, Эсси забралась на кровать и улеглась рядом с Герти. Сестра уснула в обнимку с блокнотом, который ей подарил мистер Ярвуд. Эсси осторожно забрала блокнот и положила его на тумбочку рядом с лампой.

Эсси понимала, что теперь следует погасить лампу и спать, но какое-то беспокойное чувство отгоняло сон. На другом краю кровати, прижавшись друг к другу, спали близняшки. Эсси приподнялась и понаблюдала, насколько часто и ровно они дышат, и отметила темные круги у них под глазами. Девочкам не было еще и десяти лет, но на их лицах уже отпечаталась стариковская усталость.

Снаружи доносились возгласы, крики и свист — это значит, что закрывался местный паб. По узким улицам и переулкам понеслась ирландская брань — местные обитатели разбредались по домам, шатаясь и благоухая пивом. Перед глазами Эсси всплыли рваные чулки матери. Неужели и она вот так же, как эти мужчины, ковыляла домой, спотыкаясь и бранясь, зная, что завтрашний день не принесет ничего, кроме несчастья? И на этой нерадостной ноте Эсси потушила лампу, подтянула тонкое одеяло к подбородку и уснула.

Глава 13

Кейт

Хайдарабад, Индия, наши дни



Кейт тряслась на заднем сиденье такси, несущегося по ухабистой дороге, и под вопли Леди Гаги наблюдала за пляской фиолетовой фигурки пластикового бога Шивы на приборной панели. Но даже самые высокие ноты поп-дивы не могли заглушить беспрерывный вой клаксонов и рев моторов, несущихся со всех сторон хайдарабадского шоссе, ведущего к старинной мечети Чарминар. Маркус сидел на переднем сиденье, опустив окно и держа камеру наготове. Скутеры и мотоциклы сновали между рядами автомобилей, выскакивая на тротуары. Воздух был насыщен выхлопными газами и острыми, будоражащими аппетит запахами готовящейся повсюду пищи.

Такси остановилось на светофоре, и машину тут же окружила стайка тощих ребятишек, они барабанили в двери и просовывали в окна ладошки, пока Кейт не решилась поднять стекло. Но дети не отставали, они смеялись, прыгали вокруг автомобиля, а когда он снова тронулся, стали строить пассажирам рожицы. Наглые, доведенные до отчаяния, но не озлобленные дети.

В Хайдарабаде поистине жизнь бурлила. Кейт еще никогда не видела такого хаоса. Но и в Индии она была впервые.

Маркус обернулся и, ухмыляясь, сказал:

— Такое трудно сразу принять.

— Это как… — закачала головой ошарашенная Кейт. — Как будто мир встал на дыбы!

И хотя Кейт предупреждали, что путешествие в Индию значительно отличается от посещения других мест, она самонадеянно не придавала этому особого внимания. И вот перед ней обычная индийская улица: женщины в ярких сари и платках с корзинами на головах, а их руки украшают золотые браслеты, нанизанные в несколько слоев. Неприступные женщины-шиитки, запакованные в черные хиджабы и паранджу, идут рядом с мужчинами в распахнутых рубашках, шортах и шлепанцах, и на каждом углу неугомонные лоточники в грязных шальварах расхваливают свой товар. А на тротуарах за столиками попивают чай долговязые юнцы в развеселых футболках от рок-группы «Колдплей» или драных майках с надписью «Я ненавижу Трампа».

Они миновали ряды обшарпанных бетонных построек, кишащих уличными торговцами, и впереди показалась мечеть Чарминар.

У Маркуса зазвонил телефон. Он достал его и поднял перед собой, чтобы посмотреть, кто звонит, и Кейт увидела на экране надпись — «ААА Оливия». Интересно, подумала Кейт, что же такого сделала эта Оливия, чтобы заслужить эту приставку «ААА», поднимающую ее имя на первое место в списке контактов. Кейт припомнила последнюю ее встречу с Маркусом. Это было пару месяцев назад на юбилее дома Тиффани в Нью-Йорке. Но та эффектная женщина в платье от Dolce & Gabbana, с которой он там появился, явно не была этой ААА Оливией. Кейт силилась вспомнить ее имя: Наталья? Натали? У нее были синевато-стальные глаза и волосы соломенного цвета, как у русской супермодели, плюс диплом с отличием бизнес-школы Уортона и новый офис на верхнем этаже здания «Джей Пи Морган».

Маркус слегка склонился над телефоном, пытаясь соблюсти конфиденциальность, и заговорил приглушенным голосом:

— Лив, я же обещал! Я здесь всего на пару дней, так что мы еще сможем увидеться в Галле… Хорошо, я позвоню тебе завтра. — Маркус обернулся и перехватил взгляд Кейт. — Тоже люблю тебя, — сказал он небрежно, отключил телефон и сунул его в нагрудный карман рубашки.

Кейт чуть не поперхнулась. Маркус произнес последние слова так легко и с такой нежностью, что это просто сбило ее с толку.

Нет, она не переживала за русскую богиню. Наталья (или Натали) могла бы устроить настоящую революцию в их бизнесе, имея на руках новые наработки по контролю коллекций и частных приобретений, с которыми она познакомила Кейт. Так что можно было не сомневаться, что за место у ее золотой руки выстроится длиннющая очередь претендентов.

Маркус поправил лежащий у него на коленях потертый футляр фотоаппарата. Ветер взъерошил его волосы, и одна прядь упала ему на лицо. Он поднял руку и потер подбородок, словно пытался принять какое-то решение. Руки у него были большие и сильные, мозолистые и опаленные солнцем, совсем не похожие на тонкие бледные руки музейных реставраторов и смотрителей — или даже руки хирурга Джона- тана.

На телефон Кейт пришло сообщение от сестры: «Обедаем в следующую пятницу, если вернешься в Бостон? Только мы. Джесс работает. Эмма в детсаду. Давай запланируем!»

Кейт быстро набрала ответ: «Конечно! К черту детсад, приводи Эмму. Жду с нетерпением. Целую».

Белла была права. Обдумывая связь между рисунками Эсси и пуговицей Беллы, Кейт все повторяла слова сестры, которые засели у нее в голове со вчерашнего ужина: самое ценное в жизни не может быть куплено или заменено.

Она скучала по своим еженедельным встречам с Молли, Джессикой и Эммой. Едва лишь Джонатан уехал, Кейт проводила у них по нескольку дней, лежа в обнимку с Эммой на диване перед телевизором. Они обе, вытаращив глаза, смотрели на выступления популярной музыкальной группы для детей — «Вигглз», как разодетые в цветные майки и трусы парни танцуют и распевают песенки под названием «Фруктовый салат», «Ням-ням» и «Большая красная машина». Джессика готовила приятную еду — спагетти с фрикадельками, курятину в вине и лазанью, а Молли взяла на себя бракоразводный процесс Кейт и помогала ей разобраться со счетами и квитанциями. А потом она присоединялась к ним на диване, положив голову на плечо Кейт, как делала это, когда они были детьми.

— Твои волосы опять лезут мне в нос, — жаловалась Молли, пока симпатичный парень из «Вигглз» грозил им с экрана пальцем, извиваясь под музыку.

* * *

Над бесконечным потоком машин все выше поднимались четыре минарета Чарминара, напоминая призрака, плавающего в раскаленном мареве. Движение становилось все плотнее и вскоре практически остановилось. Маркус рассчитался с водителем, подхватил свой кофр с фотоаппаратом и, открыв дверцу, скомандовал:

— Пошли.

Они оказались в круговороте уличного движения.

— Как красиво! — выдохнула Кейт, любуясь остроконечными арками и исламскими узорами, обрамляющими мечеть по периметру.

Маркус схватил ее за руку, притянул к себе и, лавируя между потоками рычаще-гудящих рикш и скутеров, потащил в переулок.

— Пошли сразу на базар, — закричала Кейт, стараясь перекрыть уличный шум. — Я хочу побыстрее увидеть торговцев.

— Прежде чем займемся делом, нам надо поесть.

— Где? — спросила Кейт, осматриваясь.

Неподалеку, на обочине стоял ларек, и продавец упаковывал в бумажный пакет аппетитный пирожок треугольной формы.

— Вон там Лаад базар, — махнул Маркус в направлении, куда устремлялись толпы людей.

Но Кейт уже была слишком голодна.

— Погоди-ка, — сказала она, подошла к ларьку и купила два пирожка, изрядно повозившись с незнакомыми деньгами.

— Кима самоса, — пояснил Маркус, разламывая свой пирожок пополам, который испустил насыщенный пряными ароматами пар. — Хайдарабадская кухня отличается от любой другой в Индии. Здесь эдакая смесь арабских и турецких кулинарных традиций.

Кейт уже дожевывала свою самосу, слизывая с пальцев остатки йогурта и бараньего фарша с чесноком.

— Невероятно вкусно, — подтвердила Кейт. — Может, еще взять?

— Поверь моему опыту, потом не сможешь оставаться в своем номере при закрытых окнах.

Подхватив Кейт за руку, Маркус повел ее по узкому лабиринту между рядами лотков и прилавков, заваленных рулонами яркой блестящей материи, увешанных гирляндами золотых браслетов с драгоценными камнями, заставленных глиняными горшочками с пряностями и специями разных цветов и оттенков. Наконец они вышли на центральную аллею, где ароматы специй, жареного мяса и пряного соуса карри перебивали вездесущий запах выхлопных газов.

Они подошли к крошечному проему в стене, и Маркус остановился. Пожилая женщина в розовом сари, позвякивая золотыми браслетами на руках, усадила их на деревянные ящики за уличный столик, накрытый клетчатой скатеркой. Они попросили по бутылке пива, и Кейт прильнула щекой к прохладному стеклу, чтобы хоть немного освежиться.

— Заказывай ты, — попросила Кейт. — Я съем все что угодно.

— Отлично, — усмехнулся Маркус.

У него на лбу выступили капельки пота, мятую льняную рубашку покрывали влажные пятна, но при всем при этом выглядел он совершенно непринужденно, не обращая внимания на вопящих торговцев и толпы покупателей.

— Сколько раз ты уже здесь бывал? — спросила Кейт.

— Четыре раза. Один раз просто как турист, когда мне было восемнадцать, и три раза по работе.

— По работе? — удивилась Кейт, вспоминая его глянцевые каталоги модной одежды и ювелирных украшений, на которые у него были длительные контракты. Правда, однажды в аэропорту Хитроу она видела журнал «Нэшнл Джеографик» с его обложкой.

— Озадачена, да? Ты думаешь, я занимаюсь просто модной одеждой и драгоценностями? Я обожаю моду — это провокация и люди веселятся. Люди — вот что меня действительно привлекает, а не мода…

— Я не это имела в виду, — смутилась Кейт, чувствуя, как у нее вспыхнули уши.

— Да я знаю, — отмахнулся Маркус, улыбаясь. — Мне нравится всматриваться в жизнь и пытаться ухватить то, что заставляет этот мир тикать. Знаешь, сколько военных фотографов снимают свадьбы?

— Серьезно?

— Абсолютно! Темное и светлое, Кейт. Ты не можешь постоянно пребывать на темной стороне, это раздавит тебя в конце концов.

Маркус умолк, стиснув челюсти, и Кейт заметила, как по его лицу пробежала тень, как тогда, в лондонском музее. Он хотел сказать что-то еще, но тут на столе появился настоящий парад из зеленых пластиковых тарелок с различными яствами.

— Боже!

Маркус взял на себя роль гида по заказанным им блюдам.

— Начни с вада с ростоквашей, — указал он на первую тарелку. — Клецки готовят с укропом и всякими специями, а соус — это простокваша с листиками карри, плюс ложечка йогурта, посыпанного зеленью кориандра.

Кейт последовала его рекомендациям и, отложив себе в тарелку порцию первого блюда, начала есть.

— Никогда не пробовала ничего подобного из индийской кухни, — отметила она вскоре.

— В наше время люди специально приезжают в Хайдарабад ради еды, точно так, как в прошлые века приезжали за алмазами и другими драгоценными камнями.

— А ты это не фотографируешь?

— Еду — нет, — пожал плечами Маркус. — Это не мое. Знаешь, я люблю просто… есть. Наслаждаться моментом, смаковать компанию.

Кейт поднесла салфетку к губам, чтобы скрыть румянец, заливший ее щеки. Да что с ней происходит? Возможно, жара и смена часового пояса берут свое.

Следующим блюдом стал чечевичный дал, приготовленный с тамариндом, что придавало особую остроту. Потом пошли: кебабы, маринованные с чили и кориандром (такие нежные, что буквально таяли во рту), и густая малай корма с клецками из сыра панир и картофеля. Но фаворитом для Кейт стал дум бирьяни — рис басмати, приготовленный с куркумой и другими специями с добавлением маринованного мяса и поданный с арахисовой масалой, смешанной с зеленым перцем чили.

Окунув кусочек лепешки роти в остатки масалы, Кейт любовалась архитектурными изысками мечети Чарминар, видневшейся в конце аллеи. Неподалеку от их стола располагался прилавок, увешанный нитями жемчуга. Здесь мало что менялось с течением времени, и поэтому нетрудно было представить себе, как несколько веков тому назад торговцы алмазами и шелками навьючивали волов товарами и отважно отправлялись в путь по узким тропам горных перевалов, путешествуя по Шелковому пути, ведущему в Персию. Кейт достала блокнот и записала свои впечатления. Затем быстро убрала блокнот и снова обратилась к трапезе.

Когда они покончили с принесенными блюдами, хозяйка убрала опустевшие тарелки, налила им по чашке чая и подала с печеньем в виде полумесяца со вкусом кокоса и шафрана.

Надкусив второй полумесяц, Кейт поинтересовалась:

— Здесь миллион забегаловок. Почему мы пришли именно сюда?

— Мне показал это место мой гид Аарав, когда я был здесь в прошлый раз. Кстати, ты познакомишься с ним сегодня. Он сведет нас с парой торговцев драгоценными камнями.

Маркус улыбнулся хозяйке и, соединив ладони рук перед собой, склонился в знак благодарности.

— Потрясающе.

И Кейт в очередной раз поразилась, как легко и непринужденно ведет себя Маркус с женщинами. Когда она только познакомилась с ним, то не сомневалась, что перед ней, по выражению Софии, малый не промах, но Маркус оказался вежливым и внимательным партнером. И в Лондоне они, как всегда, отлично сработались. Прежде чем сфотографировать экспонат, он выспрашивал о нем мнения Саанви и Гейл и буквально засыпал их вопросами. И дело здесь было не столько в его очаровательной учтивости — в чем он, безусловно, преуспевал, а в том, что его действительно интересовала компетентная оценка музейщиков. Кейт было стыдно признавать, что она посчитала его приятную внешность и обаяние за неотъемлемые атрибуты модного фотографа-плейбоя.

Маркус расплатился за их обед, и пожилая женщина просияла:

— Спасибо, сэр. Приходите еще. Индия навсегда поселится в вашем сердце.

* * *

Кейт и Маркус побрели в сторону базара. Она старалась не обращать внимания на кишащих вокруг них чумазых детей, игнорировала настырных торговцев, хватающих ее за плечи, призывая купить прекрасные изумруды, восхитительные золотые браслеты и сверкающие золотом сари. Какие-то женщины удерживали ее за руки, обещая сделать неотразимой при помощи татуировок, другие, украсив свои лебединые шеи бусами из жемчугов, извивались под ритмы индийской попсы.

Внимание Кейт привлекли кашемировые шали, она остановилась и купила одну синюю для Молли и бордовую для Джессики. И еще браслеты из зеленого стекла.

— Это для моей племянницы Эммы, — пояснила она Маркусу, заметив его взгляд.

— Кому сейчас нужны изумрудные часы? — усмехнулся он и тоже купил кашемировую шаль изумительного бирюзового цвета.

Он не стал пояснять, для кого приобрел шаль, но доплатил за подарочную упаковку.

— Здесь нет такого зеленого, за которым я охочусь, но этот тоже чудесный.

— Безусловно, — кивнула Кейт, наблюдая, как он убирает подарок в кофр фотоаппарата.

Они тронулись дальше. Маркус держал в руках фотоаппарат и, пока они пробирались сквозь толпу, часто фотографировал, но делал это очень тактично, с уважением к окружающим их людям. Он никогда не наводил объектив кому-нибудь прямо в лицо. Его заинтересовывали то детали мозаики на стене, то форма медного кувшина или тарелка бараньих кебабов, поджаренных с кориандром, тмином и чесноком.

Они снова остановились, чтобы посмотреть, как торговец специями достает из старой кирпичной печи, стоящей у него прямо позади прилавка, поднос с высушенными пряностями и размельчает их, чтобы приготовить гарам масала. Кейт купила пакетик для Молли, для которой карри, возможно, было самым любимым блюдом.

— И мне, пожалуйста, такой пакетик, — попросил Маркус. — Хотя вряд ли у меня получится воспроизвести какое-нибудь блюдо из тех, что мы сейчас ели. Вот если только попробовать приготовить бирьяни. А ты могла бы прийти и отведать, что там у меня получится.

— А где твой дом? Где живешь, когда не в разъездах? — спросила Кейт.

Она вдруг поняла, что никогда его не спрашивала об этом. Они много лет были знакомы, иногда вместе работали, но она понятия не имела, где он живет.

— В основном в Сиднее. Еще есть каморка со студией в Нью-Йорке. И в Париже, для выставок и показов.

— Отлично, — закатила глаза Кейт, — тогда мне будет проще простого прибыть к тебе на ужин из Бостона.

После этих слов Кейт захотелось оказаться в своем доме на Луисбург-сквер и, свернувшись калачиком на бархатном диване с кружкой горячего шоколада, погрузиться в интересную книгу. Она неосознанно потянулась к сапфировым серьгам Эсси, будто прикосновение к ним, подобно красным туфелькам Дороти, вернет ее домой. Ведь сейчас она оказалась в невероятных размеров стране Оз, и это было опьяняюще интересно и в то же время настораживало.

Маркус посмотрел на часы:

— У нас еще остается немного времени перед первой встречей, которую устраивает Аарав. Он будет ждать нас с торговцем алмазами вон в том переулке, откуда хорошо виден Чарминар. Очень скрытный персонаж. Торговец в восьмом поколении.

— Наверное, много чего может порассказать о прошлом своей профессии.

— Уверен! И здорово, что ты запланировала поездку к шахтам в Шри-Ланке. Шахты возле Ратнапуры — это совсем другое, по сравнению с местными. Я думаю, может получиться что-то весьма интересное, если связать фотографии этого базара — с помощью твоей статьи, естественно — с фотографиями шахт, чтобы люди прочувствовали путь драгоценных камней.

— Надеюсь, — усмехнулась Кейт.

— Завтра, после Голконды, я собираюсь съездить на пять дней в Галле, поваляться на пляже, перед тем как полезем в горы. Давай ты тоже. Я знаю, ты планировала засесть в отеле и начать писать, но кто же отказывается от отдыха у моря?

— Маркус, — начала Кейт, волнуясь. — А ты что… с кем-то там встречаешься?

Они шли сквозь толпу, натыкаясь на разгоряченные тела людей, и Кейт чувствовала, как их потная одежда липнет к влажной коже ее рук.

— Я слышала, как ты по телефону… — Кейт отвернулась.

Она не хотела, чтобы Маркус увидел ее смущение, ведь она только что проболталась, что подслушала его разговор с ААА Оливией.

— Да, я планирую провести там несколько дней с Лив, — Маркус замялся на мгновение. — Это моя дочь.

* * *

Ближе к вечеру, когда опустились сумерки и по всему городу разносился призыв к молитве, они оказались в плотном людском потоке. Кейт пришлось чуть ли не прижиматься к стене, чтобы избегать столкновения. Никогда еще ей не доводилось бывать в такой огромной толпе. Маркус остановился возле магазина, торгующего старинными фотографиями в диковинных рамках. Кейт заинтересовалась рядом ювелирных магазинчиков, что оказались напротив. Подсвеченные витрины сверкали образцами золотых цепочек и драгоценных камней, разложенных на бархатных подставках. У входа в магазин стояли торговцы и, перекрикивая друг друга, зазывали покупателей. Кейт достала блокнот и едва успела записать увиденное, как ее схватил за руку беззубый мужчина и потащил в магазин, куда зашел Маркус.

— Иди посмотри, — приговаривал он.

За прилавком стоял сутулый продавец, судя по всему, хозяин магазинчика. Он достал черно-белую фотографию победительницы конкурса «Мисс Мира» 1966 года. Ее осанка, пышные, с вороньим отливом, волосы и лакричного цвета глаза соответствовали бриллиантовой короне и скипетру. Но внимание Кейт привлекла одна репродукция, на которой, скорее всего, была запечатлена сцена из болливудского фильма — белый мужчина развалился на красном бархатном кресле. Он был разодет как хайдарабадский купец — бордово-золотистая туника, подбитый мехом халат и шелковый тюрбан кремового цвета, усеянный рубинами и бриллиантами. Кейт сразу узнала в этой фигуре одного из самых известных торговцев алмазами в древности.

— Кто это? — спросил Маркус и прищурился, пытаясь прочесть надпись.

Кейт улыбнулась. Она видела это лицо во многих книгах по истории.

— Жан-Батист Тавернье. Он написал тома о своих путешествиях по Голконде. В семнадцатом веке он шесть раз совершал вояжи из Европы в Индию. Правда, здесь промышляли и другие покупатели из Великобритании, Франции, Голландии и Бельгии. А у Ост-Индской компании были здесь свои собственные торговцы драгоценными камнями.

Кейт размышляла о голкондском неограненном алмазе, который она приметила в музее. Вполне вероятно, что он был продан на таком вот базаре, как тот, где они сейчас находились. Но куда он отправился потом? Как этот алмаз из голкондских рудников оказался в кольце, выполненном в технике шамплеве, и почему был зарыт в лондонском подвале?

Маркус спросил у хозяина магазина, сколько он хочет за репродукцию, и расплатился, не торгуясь.

— Да ты мог бы за эту цену купить и оригинал в масле! — удивилась Кейт.

Маркус пожал плечами и поднял картину перед собой.

— Знаешь, — начал он, рассматривая портрет, — мы прилетели сюда бизнес-классом, сели в такси с кондиционером и поселились в отеле, который раньше был дворцом. А такие люди, как этот персонаж, плыли на кораблях, рискуя попасть в бурю, нарваться на пиратов или подхватить цингу. Или добирались по суше, где их ждали болезни, грабежи и убийства. И плюс ко всему — жара! Ты можешь себе это представить?

— Только не в таком халате, — указала Кейт на картину. — Но я согласна, в этом и есть притягательная сила драгоценных камней.

Ей вспомнились слова Джорджа, что для него настоящий покупатель не тот, кто готов заплатить любую цену.

— Когда мы прикасаемся к драгоценному камню, в нашей душе вспыхивает нечто прекрасное, — прошептала она, скорее для себя.

Базар

Хайдарабад, Индия, 1630 г.

Экмель установил свой прилавок на самом краю базарной площади в нескольких шагах от Чарминара, чьи бежевые минареты возвышались над утренней дымкой, словно призрачные часовые. Базар только-только начинал оживать гулом и суетой.

Торговец камнями развернул на прилавке шкуру, но весь свой драгоценный товар оставил спрятанным под своим тюрбаном. Он всегда предпочитал стоять по окраинам базарной площади, держась подальше от торговцев коврами, местных попрошаек и горластых торговцев бриллиантами, которые, заняв центральные ряды, громко зазывали покупателей и бранились между собой до самого закрытия рынка перед вечерней молитвой.

Женщины в черных паранджах, лавируя между бадьями с рыбой и клетками с птицей, выбирали сушеные фрукты, орехи, бобы, рис и складывали покупки в корзины, что носили у себя за спиной. Ароматы жареного мяса, кардамона и тушеных абрикосов наполняли утренний воздух, смешиваясь с запахами пота лошадей, быков и резкой вонью шерсти коз, целое семейство которых томилось в загоне на южном конце базара.

Раскладывая алмазы в деревянной шкатулке, Экмель заметил молодого парня, стоявшего неподвижно среди базарного хаоса. Когда их взгляды встретились, юноша вздернул подбородок. Этот гордый жест не сочетался с его изможденным лицом и грязными босыми ногами. Экмель закрыл шкатулку и запер на ключ, наблюдая, как юноша, пробиваясь сквозь толпу, шел прямо к нему.

Когда парень был уже совсем рядом, Экмель положил руку на кинжал, висевший у него на поясе. Нужно было, чтобы этот нищий или раб ушел до того, как начнут подходить его покупатели.

— Я хочу, чтобы ты продал для меня кое-что, — заявил юноша, остановившись напротив прилавка.

Экмель тяжело вздохнул. Каждый день грязные мальчишки и тощие юнцы, такие же, как этот, приходили из форта Голконды или его окрестностей, босиком преодолевая горные хребты, чтобы попытаться продать здесь ворованные отрезы шелка, пыльные халаты или драгоценные камни. Он всегда гнал их прочь, что должен был сделать и сейчас, но какое-то необъяснимое достоинство этого юноши остановило Экмеля.

— Тебя как зовут, парень? — спросил он.

— Сачин.

— Покажи, что там у тебя? — попросил Экмель, качая головой.

Парень запустил пальцы под тюрбан и достал грязный тряпичный мешочек. Развязав шнурок, он вытряхнул на ладонь алмаз-сырец.

Без колебаний Экмель подхватил алмаз между большим и указательным пальцами и достал увеличительное стекло. Камень был чистейшей воды.

— Голконда, — выдохнул Экмель.

Юноша кивнул.

Экмель окинул взглядом базар — нет ли поблизости слуг короля. В последние месяцы они часто совершали облавы на рыночных торговцев, и если находили купленные у рабов ворованные алмазы, отправляли тех в темницу, а то творили что и похуже. Однако ему было жаль этого изможденного юношу.

— Ко мне сегодня придет иностранец, посмотреть алмазы, — сказал Экмель.

— Сможешь продать ему этот?

— Можно попробовать, — пожал плечами Экмель. — Но мои комиссионные будут большие, учитывая обстоятельства…

Парень никак не отреагировал.

— Я возьму половину, — уточнил Экмель.

Губы Сачина дрогнули, но он кивнул, соглашаясь.

— Теперь уходи, — распорядился Экмель. — Поешь что-нибудь и приходи сюда через час.

Сачин снова кивнул, было видно, как заходили ребра под его покрытой пылью кожей.

Бормоча себе под нос, что жена намылит ему шею, если узнает, Экмель сунул шкатулку под мышку для надежности, достал из кошелька монету и повел парня к прилавкам с едой. Обратившись к торговцу на своем родном языке, Экмель купил полную тарелку желтого риса, приправленного пряным чечевичным соусом. Он наказал юноше не шататься по рынку и направился к своему прилавку.

— Пожалуйста…

Экмель обернулся.

— Вы продадите алмаз по честной цене, правда? Мой брат умер, и нам нужно сделать подношение. Моя семья… — голос Сачина оборвался, как будто парню не хватало воздуха, и он так вымотался, что больше не мог говорить.

Экмель коротко кивнул.

— Я подумаю, что можно сделать.

* * *

Иностранец появился в назначенное время, но вместо привычных темных брюк и жилета, в которых он появлялся на базаре последние месяцы, на нем красовался персидский наряд — длиннополая рубаха из красного шелка, бордовый халат и золотистый шелковый тюрбан со вшитым по центру рубином величиной с человеческий глаз. Приняв это облачение в одежды по местной моде за знак доброжелательности, Экмель выложил перед ним алмазы в деревянной шкатулке и позволил не спеша разглядывать товар. Улучив момент, он подложил в шкатулку алмаз Сачина и затаил дыхание, когда иностранец взял его и принялся осматривать со всех сторон.

— Мы можем огранить его для вас, сэр, — предложил Экмель, жестами указывая на резчиков и полировщиков, расположившихся со своим оборудованием в дальнем конце базара.

Иностранец покачал головой:

— Мой покупатель предпочитает сам огранять и полировать. Сегодня я возьму этот алмаз и эти розовые сапфиры.

Экмель назвал цену. Как он и ожидал, иностранец предложил свою. Они упорно торговались, и Экмель уже готов был уступить, но, подняв глаза, он заметил Сачина, который со стороны наблюдал за сделкой. Парень сказал, что надеется на справедливую цену для своей семьи.

И вопреки здравому смыслу Экмель уперся.

— Этот алмаз, сэр, из Голконды. Только о таких говорят… чистейшей воды.

В конце концов сделка была заключена.

— Упакуйте камни для перевозки, — потребовал иностранец.

— Непременно!

Экмель поместил алмаз и три сапфира в кожаный мешочек, положил его в деревянную шкатулку и обернул ее белой хлопковой тканью. И наконец он запечатал сверток красным сургучом, оставив на нем оттиск своего кольца — его купеческой грамоты. Протягивая сверток покупателю, Экмель спросил:

— Осмелюсь поинтересоваться, сэр, откуда вы?

— Из Антверпена, — последовал ответ. — Но эти камни отправятся со мной в Бендер-Аббас, — добавил иностранец доверительным тоном, наклоняясь к Экмелю.

Возможно, к откровению его подвигла удачная сделка или раздразнили ароматы чая масала и мясного рагу, исходящие с противоположных рядов.

— У меня есть рекомендательное письмо к голландскому ювелиру — Полману, — зашептал иностранец. — Говорят, он покупает только лучшие камни. И только сам их обрабатывает, — он промокнул капельки пота с раскрасневшихся щек и помахал покупкой. — Увидимся в мой следующий приезд. Хорошего дня, сэр.

Глава 14

Эсси

Лондон, 1912 г.



Субботним утром Эсси, держа за руки близняшек, старалась не отставать от Герти, Фредди и его друга Денни, когда они поднимались по Вэст-Хилл в Уондсворте. Фредди всех убедил, что было бы хорошо навестить старика Каменного Джека — владельца ломбарда, который частенько заглядывал в паб «Золотое Руно», чтобы в конце рабочего дня пропустить с работягами пинту-другую пива.

Они вышли сразу после завтрака. Вереницы домов с однотипными фасадами тянулись вверх, огибая холм. Печные трубы дружно изрыгали клубы черного дыма.

Но теплые дни преобразили улицы. Цветочные горшки тонули в зелени молодого папоротника, благоухали цветами барвинка, петуньи и фуксии. По стенам распустил свои зеленые щупальца плющ. Эсси приостановилась возле одного палисадника, чтобы насладиться сладким ароматом звездчатого жасмина, свисающего с изгороди. Она представила себя теплым вечером лежащей на одеяле вот в таком садике, воздух насыщен весенними ароматами, рядом Флора, Мегги и Герти, и она читает им книжку «Ветер в ивах», подаренную мисс Барнс. Отправляясь дальше, Эсси сорвала одну веточку жасмина, рассчитывая поставить ее дома в банку с водой, и когда отрастут корешки, она высадит веточку на своем бесплодном участке.

Близняшки бежали вприпрыжку впереди всех, кружась возле фонарных столбов и лавируя между мужчинами в длинных плащах, толкающих тачки с соляными брикетами. Поравнявшись с кондитерской лавкой, они прильнули лбами к витрине, глазея на стеклянные банки, наполненные разноцветными конфетами и ирисками. Задирали головы, разглядывая лакричные косички, болтающиеся на веревочках, привязанных к потолку. Эсси могла лишь посокрушаться, что у нее нет ни пенни, чтобы купить сестрам пакетик анисовых шариков или лимонный шербет.

— Когда-нибудь я куплю вам по целому пакету всех этих сладостей. У вас будет столько ирисок, что от них вас будет просто тошнить, — заявила Герти.

— Не будет, — усмехнулась Мегги.

— Никогда! — поддержала ее Флора.

У Эсси сжалось сердце. Она не услышала от сестер ни единой жалобы, хотя на завтрак пришлось разделить вчерашние горбушки. Больше нечего было предложить. Даже яйца. И все же они весело скакали по улице и по очереди выкрикивали номера домов.

— Одиннадцать.

— Девять.

— Семь! — взвизгнула Мегги, указывая на синюю дверь.

От радости она запрыгала на месте и чуть не споткнулась о свои же ботинки.

Эсси прочитала трафаретную надпись над входной дверью.


Г. Ф. Лоуренс
Антиквар


Под надписью висела маленькая египетская статуя. Она раскачивалась на ветру и представляла весьма странное зрелище. Герти уставилась на нее как завороженная.

Эсси поправила свою шаль на плечах и взяла Фредди за руку, не давая ему войти.

— Ты же говорил, его зовут Каменный Джек и он держит ломбард?

— Так оно и есть! — возмутился Фредди. — Парни в «Золотом руне» говорят, он любитель выпить…

— Даже если то, что мы находим для него в старых домах, ничего не стоит, — вставил Денни.

— Это мы сейчас посмотрим, — сказал Фредди, похлопывая по карману своего пальто. — Думаю, он отвалит кругленькую сумму за то, что у меня есть.

Эсси подумала об их бригадире, чьи зеленые глаза под стать изумрудам. Эдвард Хэпплстоун. В тот день он распорядился, чтобы все прекратили работу и держали находку на высоко поднятых руках, чтобы он мог видеть ее. Но пока бригадир добрался до подвала, большинство рабочих продолжали хватать пригоршнями грунт и мусор и распихивать по карманам, прятать в кальсоны, ботинки, куда только возможно — как это сделал Фредди.

Денни и Фредди каким-то образом удалось спрятать ком сухого грунта размером с футбольный мяч прямо там, в развалинах, а потом они перетащили его домой. Не сразу, конечно. Сначала было несколько пивных раундов в «Золотом руне». Фредди старался не переборщить с выпивкой, да и кто сможет попрекнуть его порцией тушеной говядины по-ирландски под пару бокалов пива, которые он время от времени разделял со своими друзьями? Это лучше, чем черствый хлеб и сырая постель, что ждали его дома.

Эсси молчала. Скорее всего, Фредди и Денни потеряют работу или даже попадут в тюрьму, если кто-нибудь узнает, что они украли часть драгоценностей. Она видела в газетах сообщения о кражах на лондонских рабочих площадках. Всего несколько дней назад одно такое сообщение ей попалось на глаза в газете, в которую была завернута их копченая рыба.



В случае, если какие-либо предметы из этой находки будут утаены, проданы или переданы другому лицу или же организации и если я не буду уведомлен об этом, лицо, совершившее подобное, подвергает себя судебному преследованию.



Но, с другой стороны, Фредди рассказывал, как много там было всего и что никто не заметит пропажи нескольких бирюлек. Эсси вспомнила прекрасные ожерелья, которые были похожи на бутоны, скрепленные золотой цепочкой. Вспомнила драгоценные камни зеленого, голубого и красного цветов, проглядывающие из комков глины и грязи. И теперь она чувствовала себя так, будто на ней было надето очень узкое пальто, которое она не могла расстегнуть. Ей очень не нравилось сознавать, что Фредди и Денни присвоили себе то, что им явно не принадлежало. Но у нее в ушах стоял кашель Флоры и Мегги. И все, что они могли себе позволить, это растирать впалую грудь Флоры камфорным маслом и оборачивать бумагой. Их крохотная кухня была завалена мусором и битой посудой, а в камине поселились крысы. У нее перед глазами стояли нераспечатанные письма мисс Барнс, которые мама отказывалась даже вскрывать.

Затем она представила себе, что можно было бы сделать, будь у них больше денег. Они могли бы переехать в более просторный дом — возможно, даже оборудованный канализацией. Мама могла бы оставить свою прялку, и у нее стали бы заживать руки. (А почувствовав себя лучше, смогла бы она отказаться от выпивки?) Девочки закончили бы школу. Она посмотрела на Герти, идущую впереди со своим блокнотом под мышкой. Она никогда с ним не расставалась. Эсси купила бы ей, наконец, новый блокнот.