Зои Аарсен

Легкий как перышко

Zoe Aarsen

LIGHT AS A FEATHER



Text Copyright © 2013 by Zoe Aarsen

The author is represented by Wattpad.

Cover illustration copyright

Сover designed by Laura Eckes

© 2019 by Avery Muether

© Анна Сибуль, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2021



Пролог



Сейчас, вспоминая вечеринку в честь дня рождения Оливии Ричмонд, я понимаю, что мои первоначальные ожидания были настолько наивными, что их можно было бы даже назвать жалкими. Шла вторая неделя одиннадцатого класса старшей школы. До Осеннего бала оставалась неделя, поэтому больше всего я беспокоилась о том, пригласит ли меня на танцы какой-нибудь симпатичный парень.

Вайолет предложила сыграть в очень простую на первый взгляд игру. Не нужно заучивать правила, раздавать карты или разделяться на команды.

Только вот она не упомянула, что победителем в ее игре всегда становится она сама.

А также о том, что участие в игре может стоить жизни.



Глава 1



– Хм, ты не говорила, что Генри приедет домой на выходные, – упрекнула Кэндис Оливию, прервав ее монолог о поисках идеального платья для Осеннего бала.

Охота за ним началась еще летом – тогда у Оливии уже сложился определенный образ. Мы все без труда могли его себе представить: за время похода в торговый центр Оливия дважды в ярких деталях описала предполагаемый наряд. Платье мечты должно было быть цвета ванильной глазури: не настолько желтое, чтобы быть летним, не настолько белое, чтобы походить на платье невесты, и куда менее официальное, чем платье на выпускной. Подошел бы цвет экрю, яичной скорлупы, или любой другой подобный оттенок, который подчеркнул бы эффектный загар Оливии, заработанный ежеутренней греблей в летнем лагере в Канаде. Мои ежедневные пробежки под палящим солнцем Флориды не принесли мне такого темного цвета кожи.

Мы шли к дому Ричмондов от автобусной остановки, расположенной в паре кварталов от него. Мы планировали переночевать у Оливии, чтобы отпраздновать ее день рождения. Лямка моей сумки больно впивалась в плечо: пришлось все необходимые для вечеринки вещи взять с собой в школу, а потом и в торговый центр.

Стояла первая неделя сентября. Хотя я знала Оливию, Мишу и Кэндис всю жизнь, общаться с ними я начала только в этом семестре. Меня ни за что не пригласили бы на вечеринку в честь дня рождения кого-то из них в девятом или десятом классах. Я понимала, что возможность вхождения в их компанию (как и последовавшую за этим новообретенную популярность) дала мне произошедшая со мной за лето метаморфоза. Я еще только осваивалась в новом кругу и привыкала ко вниманию парней, которые раньше на меня и не взглянули бы.

Оливии позже всех из нас исполнялось шестнадцать – и ни у кого из нас в тот сентябрь еще не было собственной машины. Миша делила авто со старшей сестрой, которая, казалось, ее постоянно использовала. Разведенные родители Кэндис не разрешали ей садиться за руль, пока она не покажет им в табеле оценки получше. Это был тот редчайший случай, когда ее мама и папа сходились во мнениях. Ехать домой на автобусе не очень хотелось – но так мы меньше походили на «ботаников», чем если бы кто-то из родителей забирал нас из торгового центра на машине.

В тот день у нас было хорошее настроение: мы выпили сладкого кофе латте, потратили деньги родителей на сережки и книжки в мягких обложках – просто ради того, чтобы принести что-то новое домой к Оливии. Странно было бы уходить из торгового центра с пустыми руками – это казалось бы пустой тратой времени. Я купила себе сережки-подвески. Мне показалось, что они будут классно смотреться на Осенних танцах, если кто-то из парней все-таки пригласит меня.

Оливия бросила взгляд в сторону своего дома в конце квартала: это на его подъездной дорожке Кэндис заметила синий пикап Генри. Оливия сморщила свой ангельский носик и уперла руку в бок, словно возражая против присутствия старшего брата в их трехэтажном доме.

– Хм, я не знала, что он приедет, – заметила Оливия.

– Кто такой Генри?

Вайолет Симмонс была в городе новенькой. Только девушка, переехавшая в Уиллоу этим летом, могла не знать, кто такой Генри Ричмонд.

– Мой брат, – сообщила ей Оливия с отвращением в голосе.

– Ее ужасно симпатичный брат, – добавила Кэндис. Ее грудь была пышной, а голос – басовито-грудным. Ее фамилия была причиной, почему каждый человек в классе смеялся, когда заменяющий учитель зачитывал список и объявлял ее как «Коттон, Кэнди»[1]. Она не была такой красивой, как Оливия, но издалека – если солнце освещало ее под удачным углом и если потом прищуриться – походила на модель. В течение первых двух недель пребывания в круге общения Оливии я постоянно удивлялась произносимым низким грудным голосом мыслям и замечаниям Кэндис. Например, она предполагала, что мистер Тиррелл, учитель биологии, хорошо целуется. В конце десятого класса (в те времена, когда я еще была прежней версией МакКенны) ее отстранили от занятий на три дня после того, как тренер Хайленд во время физкультуры поймал ее под трибунами с Айзеком Джонстоном. Кэндис высказывала вслух все то, что было у нее на уме, и, хотя она казалась мне «прикольной», я все же ее немного опасалась. Скорее всего, она все дни напролет думала лишь о том, как бы поразвлечься с парнями.

– Ты невыносима, Кэндис, – закатила глаза Оливия.

Но не только Кэндис считала Генри симпатичным. Я сама была влюблена в него примерно со второго класса, когда в нашем маленьком городе еще существовала традиция приглашать всех учеников младшей школы на дни рождения.

Генри был на два года старше Оливии и недавно пошел в колледж в Нортвестерн. Он изучал социологию, а после окончания собирался заняться юриспруденцией. Я знала об этом, потому что выучила подписи ко всем его фотографиям в ежегодных школьных альбомах. В прошлом году Генри уже был выпускником, его приняли в Нортвестерн с хорошей стипендией, а я оставалась непримечательной десятиклассницей. Скорее всего, он ни разу не взглянул в мою сторону – даже когда наши пути пересекались в школьных коридорах. Если бы он и заметил меня, то вряд ли бы связал с той пухлощекой второклассницей, которая сидела за обеденным столом его родителей и пела при свете свечей «С днем рождения, Оливия», когда той исполнилось восемь.

– Мне кажется, это мило! Он вернулся домой на твой день рождения, – сказала Миша.

Она была полной противоположностью Кэндис. Маленькая и гибкая, Миша была школьной звездой по гимнастике. У нее были идеально прямые густые, тяжелые и блестящие каштановые волосы, достающие до талии. Она выбирала слова осторожно и была остра на язык – но за две недели нашего знакомства я поняла, что ее глаза скрывали целый океан мыслей.

– Он вернулся домой не ради моего дня рождения, – возразила Мише Оливия. – Скорее всего, он здесь из-за своей дурацкой ноги.

Генри выступал в составе теннисной команды старшей школы Уиллоу и впервые за двадцать лет привел ее к победе. Большую часть двенадцатого класса он играл со стрессовым переломом стопы. Генри обратился к врачу только после победы в чемпионате в Мэдисоне – после чего начал ковылять по школе в пластиковом гипсе. На выпускной церемонии он пересек сцену на костылях, и директор Ниландер одобрительно похлопал его по спине. Я знала об этом, потому что присутствовала на церемонии в качестве члена команды знаменосцев, хотя и была только десятиклассницей. Я держала огромной белый флаг в течение всего торжественного собрания под жарким июльским солнцем, наблюдая за Генри Ричмондом и восхищаясь его ростом, золотисто-каштановыми волосами и яркими зелеными глазами.

Было бы враньем сказать, что я не радовалась присутствию Генри в доме Ричмондов в ночь пижамной вечеринки Оливии. Мы подошли к дому – лагерь на ночь мы намеревались устроить в подвале. Мое сердце затрепетало при мысли о том, что я увижу Генри и, возможно, смогу заглянуть в его спальню.

Когда мы пересекали лужайку дома Ричмондов, нагруженные сумками из торгового центра вдобавок к школьным рюкзакам, стеклянная дверь открылась и на порог вышел сам Генри.

– Только посмотрите, кто наконец дома! Именинница! – крикнул нам Генри. Он небрежно покручивал на указательном пальце ключи от своего пикапа.

– Чего ты вернулся, ботан? – спросила Оливия, пихая его снятым с плеча рюкзаком. Он умело увернулся, явно привыкший к постоянным игривым потасовкам.

– Я бы ни за что не пропустил твою вечеринку принцесс, – поддразнил ее Генри, оглядывая нас. Я почувствовала, как краснеют мои щеки, в то время как он нас осматривает: компанию самых красивых шестнадцатилетних девушек старшей школы Уиллоу. Конечно, он знал Мишу и Кэндис, так как те давно дружили с Оливией. Наверное, он также заметил, что в хихикающей компашке не хватает одного лица: Эмили Моррис, рыженькой девчонки, которая летом переехала в Чикаго.

– Да уж, конечно, – усмехнулась Оливия. – Так где мой подарок?

– Мое присутствие и так уже подарок, – пошутил Генри. – Кроме того, твой день рождения завтра. Так что даже если я привез тебе кое-что классное из колледжа, то придется подождать до утра.

Я подумала о лежавших в моем рюкзаке серебряных сережках лентовидной формы, которые я собиралась утром подарить Оливии. На них я потратила большую часть денег, подаренных дедушкой, бабушкой и другими родственниками на мой собственный день рождения.

– Злюка, – ответила Оливия.

– Генри, ты уже знаком с Мишей и Кэндис. А это – Вайолет и МакКенна, – представила нас Оливия, кивая в сторону каждой из нас.

– МакКенна, – повторил он, оглядывая меня с ног до головы своими ярко-зелеными глазами. За время, прошедшее после выпуска Генри и начала летних каникул, я съездила во Флориду к папе и его жене Ронде, работавшей медсестрой. Она помогла мне скинуть девять килограммов, из-за которых мне приходилось в течение нескольких лет покупать вещи большого размера в специальных магазинах. Когда я вернулась домой в Висконсин, мама оценила мой новый внешний вид – и наконец смирилась с дороговизной глазных линз. Мне еще в третьем классе поставили диагноз «близорукость» – но только сейчас я смогла наконец-то освободиться от очков. Если верить Оливии, меня стало просто невозможно узнать. Наверное, это должно было бы меня оскорбить – однако мне польстило, что она находит меня привлекательной.

– Я тебя помню. Ты живешь на Марта-Роуд, да?

Столь внезапного внимания с его стороны было достаточно, чтобы заставить меня заикаться. Если бы я знала, когда Оливия приглашала меня к себе, что там будет и Генри, – скорее всего, я бы испугалась и отказалась: придумала бы какую-нибудь отговорку – например, что нужно ехать в город с мамой.

– Ага, – удалось ответить мне.

Удивляло не то, что он знал, на какой улице я живу. Это было известно всем еще с тех пор, когда мне было восемь: все ездили мимо нас. Наверное, меня поразило, что он помнил это спустя столько лет.

– Круто, – кивнул Генри, не улыбаясь.

Последовало мгновение неловкой тишины, и я боялась, что все (кроме Вайолет) думали об одном и том же: о той причине, по которой Генри все еще помнит меня. Об этом редко говорили в городе, а я и подавно предпочитала об этом особо не думать. К счастью, никто ничего не сказал.

«Ты МакКенна Брейди, та девочка»…

– У меня есть билеты на «Пэкерс» на завтра, – объявил Генри, нарушая тишину. – Мы с папой поедем на игру после визита к рентгенологу.

– Так и знала, – обратилась к нам Оливия. – Видите? Он здесь ради рентгена. Ему плевать, что мне исполняется шестнадцать.

– Я ничего не могу поделать с тем, что футбольный сезон начинается в день рождения моей сестренки, – поддразнил ее Генри. – А теперь, простите, мама попросила меня выполнить несколько поручений в городе.

* * *

На часах было уже почти шесть, и был вечер пятницы. Небо имело сиренево-голубой оттенок, как будто бы сейчас продолжалось лето, а не было начало сентября. Стояла сухая и теплая погода, так что на уроках я не могла сосредоточиться – мозг пребывал в убеждении, что все еще длятся каникулы. Было так тепло, что Оливия велела захватить на вечеринку купальники – если вдруг нам захочется окунуться в бассейн перед ужином. Я гадала, оставалось ли это в ее планах: хотя я уже надевала свой новый купальник пару раз у папы во Флориде, в многоквартирном доме, где он жил, – перед знакомыми в Уиллоу его демонстрировать еще не доводилось. Сама мысль о том, чтобы появиться в нем перед Генри, будоражила меня, и сердце начинало колотиться. Я лишь недавно скинула вес и все еще не могла поверить глазам, когда смотрела в зеркало. Мне всегда казалось, что килограммы могут как-нибудь внезапно вернуться.

Ричмонды были богаты – или, по крайней мере, финансово успешны настолько, что я была уверена: мама Оливии не вырезает купоны из воскресной газеты для покупки средства для мытья посуды или замороженных низкокалорийных ужинов, как моя. Можно легко предположить, что утром на подъездной дорожке Ричмондов Оливию будет ждать миленькая малолитражная машина с бантиком. Пришлось подавить внезапный всплеск зависти. Мне исполнилось шестнадцать в июле – и задолго до этого дня я знала наверняка, что машину мне уж точно не подарят.

Когда позади нас взревел двигатель пикапа Генри, Кэндис пробормотала:

– А нельзя, чтобы твой брат приехал, когда день рождения будет у меня?

* * *

Час спустя мы плавали в бассейне; разговор вернулся к предстоящим танцам. Я плескалась в дальнем конце бассейна, одной рукой придерживая розовый надувной матрас. Вполглаза наблюдая за приближением темных сердитых грозовых туч с юга, я одновременно приглядывала за раздвижными стеклянными дверями, ведущими в гостиную Ричмондов. Я лишь недавно подружилась с Оливией и не могла расспрашивать ее о брате – да и не была настолько уверена в своей привлекательности, чтобы подумать, будто он может мною заинтересоваться. Насколько я знала, Генри снова встречался с Мишель Кимболл, с которой у него были отношения в одиннадцатом и двенадцатом классах. Говорили, что они расстались в начале лета, потому что отправлялись осенью в разные колледжи. Мишель дружила с Амандой, старшей сестрой Миши, и я решила, что лучше не выказывать интереса к Генри.

«После танцев обязательно поедем к “Бобби”, – сказала Миша, и мое внимание вернулось к девочкам в бассейне, отвлекшись от мысли, что стеклянная дверь может в любой момент открыться, пропуская Генри. – Аманда и Брайан отвезут меня с Мэттом. Пит будет на машине?»

Вайолет навострила уши при упоминании Пита. Я гадала, рассказал ли уже ей кто-то в школе о том, что Оливия и Пит встречаются. Они влюбились друг в друга еще в четвертом классе. Если кто-то из парней Уиллоу и был недоступен – так это Пит. Вайолет должна была уже понять перед вечеринкой, что дружба с Оливией являлась чем-то вроде победы в социальной лотерее. Было бы крайне глупо с ее стороны проявить интерес к Питу, бросив тем самым вызов статусу Оливии. Наш городок – очень маленький, и мало кто из девочек будет с тобой общаться, если ты станешь врагом Оливии, Кэндис или Миши.

Мише невероятно повезло, что ее сестра Аманда была двенадцатиклассницей и встречалась с капитаном школьном футбольной команды. Пусть даже она все время использовала их общую машину – зато Мише не приходилось идти в школу пешком или ехать на автобусе, потому что Аманда всюду ее возила.

Ее популярность создала базу для Миши. Аманда была капитаном команды чирлидеров, а в этом году стала капитаном школьной сборной, будучи такой же гибкой и атлетичной, как и ее младшая сестра.

– Таков план, – лениво протянула Оливия, наблюдая за тем, как ее длинные платиново-светлые волосы струятся по поверхности воды. Пит был одиннадцатиклассником, как и мы. Ему только что исполнилось шестнадцать, и он получил права. Родители Пита купили ему черный «Инфинити», и с тех пор каждое утро он въезжал на школьную парковку, словно король.

«У Бобби» была единственной круглосуточной закусочной в городе – местом, где собирались крутые старшеклассники после школы и футбольных матчей. Даже McDonald’s и KFC закрывались в десять часов вечера. До одиннадцатого класса я отваживалась зайти туда с мамой только утром в выходные, чтобы позавтракать.

– Так каков план? Поедем вместе? Мой отчим психанет, если я скажу, что поеду только с Айзеком, – сказала Кэндис.

Она растянулась лицом вверх на плавучем матрасе цвета морской волны и водила руками по поверхности воды. Несмотря на весь ее аппетит насчет парней, Кэндис вроде как встречалась только с одним. Айзек (тот самый, который был причиной ее трехдневного отстранения от занятий в десятом классе) в этом году перешел в двенадцатый класс. Это был крупный парень с раскатистым смехом, он играл защитником в футбольной команде. Мне бы Айзек нравился, если бы каких-то пять месяцев назад он не дразнил меня «собакой» и «коровой». В этом году он пока что ни разу не отважился оскорбить меня. Вот какова сила привлекательности, поняла я: больше не нужно постоянно бояться глупых оскорблений. Айзек умом не блистал, что, кажется, беспокоило Кэндис – хотя ее тоже не торопились приглашать в Национальное Общество Почета[2].

– Ну, нужно понять, что будут делать вот эти две чудилы, – сказала Оливия, кивая на меня и Вайолет.

Мы с Вайолет обменялись быстрыми неприязненными взглядами с разных концов бассейна. У нас обеих не было парней или намеченных партнеров для бала. Так как моя привлекательность была им внове – парни, знакомые со мной с детсадовских времен, не знали пока, что с этим делать. Для них я все еще оставалась МакКенной Брейди, умной девочкой, которая нравится родителям и учителям. Девочкой с очками и брекетами, с которой кое-что случилось в третьем классе. И, хотя я чувствовала взгляды парней в школьных коридорах, я никак не могла понять – хватит ли кому-то из них храбрости первым признать, что я изменилась, и позвать меня на свидание.

Можно было взять все в свои руки и пригласить Дэна Маршалла, дружелюбного одиннадцатиклассника, чей шкафчик находился рядом с моим. Или Пола Фримана, который предложил мне свой конспект по алгебре после того, как я проболела неделю в конце десятого класса. Но приглашение на бал кого-то из них стало бы окончательным признанием поражения.

Появление Вайолет заинтриговало всю старшую школу. Люди нередко уезжали из города, как, например, Эмили, и исчезали из мира Уиллоу навсегда, несмотря на искренние обещания писать письма и посылать электронные сообщения. Однако среди учеников редко появлялся кто-то новый. Уиллоу уже лет десять не был городом, привлекающим новых жителей. Он располагался слишком далеко от Грин-Бей – так что родителям, работающим там, пришлось бы целый час ехать из дома на работу.

В восьмидесятых и девяностых тут процветал туризм для любителей природы, которые хотели увидеть побольше осенних листьев и вдохнуть чистого воздуха – чего не мог предложить Висконсин Деллс к югу от нас или округ Дор к востоку. Других причин приезжать в Уиллоу не было.

Большие корпорации не могли предложить поблизости хорошо оплачиваемую работу. Здесь не было крупной научно-исследовательской лаборатории, способной привлечь ученых высокого уровня. Пляж вдоль озера Виннебаго был скалистым и окруженным лесами – ничего похожего на белые песчаные пляжи Тампы возле дома моего папы. Наверное, можно было бы назвать Уиллоу приличным местом проживания, если ты – обитатель Висконсина и тебе нравится плавать на лодке.

Сам факт, что Вайолет была новенькой в городе, сразу же сделал ее знаменитостью старшей школы, а красота еще более усиливала интерес к ней. У Вайолет было личико в форме сердечка и широко расставленные ясные голубые глаза, которые казались пронзительно-яркими из-за контраста с очень темными волосами, обрамляющими лицо.

Ее кожа была фарфорово-белой – и это в городе, где в сентябре все девочки старательно демонстрировали свои достижения в плане загара, нарушая границы дресс-кода старшей школы короткими шортами и майками, стараясь выставить напоказ как можно больше загорелого тела. Даже через две недели после начала школьных занятий все мы плохо знали Вайолет. Она была скрытной и не принимала участия в общей болтовне – скорее всего, потому, что еще не была ни с кем из школы достаточно знакома, чтобы присоединиться к этому делу. Вайолет любила накручивать волосы на пальцы, слегка покусывая губы, и часто полностью уходила в собственные мысли за обедом, не принимая участия в разговорах, пока кто-нибудь не называл ее по имени. Все в ней было каким-то девически-романтичным – вплоть до крохотного старинного медальона на шее.

То, что она была новенькой, означало, что парни к ней не подходили – так же, как и ко мне.

– Тебе нужно позвать Джейсона, – сказала мне Миша, переплыв бассейн под водой и вынырнув рядом со мной. – Он сказал Мэтту, что ты симпатичная. Он точно согласится.

Осенний бал и абсолютно все, связанное с ним, приводили меня в ужас. Я никогда раньше не танцевала на публике – разве что на свадьбе моей кузины. Давящая необходимость найти партнера (иначе придется идти одной) была мне в новинку. Было неясно, чем для меня обернется отсутствие кавалера на балу, если никто так и не пригласит меня. Презрением Оливии? Исключением из престижной компании? Не угадаешь. В груди нарастало отчаяние: наступит вечер танцев, а у меня все еще не будет пары. В шкафу грустно висело лавандовое коктейльное платье. Я так и не надену его на танцы в следующую субботу – хотя тем вечером в бассейне Оливии я этого знать не могла.

– Если он думает, что я симпатичная, почему сам меня не пригласит? Мне не нравится, что приглашать должна я, – пробормотала я в ответ.

– Да ладно тебе, МакКенна! Сейчас же не Средние века. Тебе можно пригласить парня на танец, – пожурила меня Кэндис. – Тебе даже не нужно спрашивать напрямую. Просто постой возле его шкафчика и спроси, собирается ли он на танцы и пригласил ли уже кого-нибудь. Он все поймет. Парням частенько нужно подсказывать правильное направление.

– Это не очень романтично, – заметила я. Почему моя жизнь не могла быть такой, как у Оливии и Кэндис, к которым парни подходят сами? Страх получить оскорбительный отказ им неизвестен.

– А что насчет Трея Эмори для Вайолет? – предложила Миша. Оливия взвизгнула.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, а живот свело от страха. Трей Эмори учился в двенадцатом классе и, можно сказать, был словно бы с другой планеты. Он не играл в спортивных командах, не ходил на футбольные матчи и в целом держался подальше от остальных – если не считать периодических прогулок с парнями-скейтбордистами, которые часто пропускали уроки, чтобы покурить возле служебного входа в школьную столовую. Он буквально излучал опасность и загадочность – а еще у него была настоящая татуировка. Учителя его не любили. И, хотя большую часть своей школьной жизни он проучился в классе коррекции, Трей выиграл соревнование старших школ штата по проектированию мостов и интересовался продвинутой физикой.

И так получилось, что он жил рядом со мной.

Вряд ли мои новые друзья знали, где живет семья Эмори, или что иногда мы с Треем обмениваемся ритуальным взмахом руки, если, закрывая жалюзи на ночь, замечаем друга друга в окнах.

Однажды, ближе к концу десятого класса, когда я все еще была той прежней непопулярной МакКенной, мы одновременно вышли из дома в очень дождливое утро. Он даже не спросил, нужно ли меня подвезти. Просто помахал ключами и подождал на подъездной дорожке с включенным двигателем, пока я набиралась храбрости, чтобы пробежать сквозь стену дождя и забраться на пассажирское сиденье его старой побитой «Тойоты Королла». Когда мы проехали подъездную дорожку, я неловко поблагодарила его; всю остальную дорогу до школы мы ехали молча.

– О боже, точно! – согласилась Кэндис. – Он фрик, но симпатичный фрик.

– Кто такой Трей Эмори? – с невинным видом спросила Вайолет.

– Ты знаешь кто, – поддела ее Оливия. – Это тот сексуального вида двенадцатиклассник с темными волосами. Он еще постоянно носит зеленую армейскую куртку.

– Тот парень? Он пугает меня, – возразила Вайолет, откидываясь и позволяя волосам намокнуть.

Мы с Треем были в каком-то смысле друзьями, но я не посмела встать на его защиту. Меня мучило подозрение, что наше знакомство не будет благосклонно воспринято.

– Ну да, и что? Мне очень интересно, что там под армейской курткой, – продолжила Кэндис. Она была воистину неисправима.

Вайолет вскинула одну из своих стройных лилейных ног, потревожив поверхность воды и образовав вокруг себя расходящиеся в нашу сторону круги.

– Что бы у него там ни было – я не хочу, чтобы оно шло со мной на танцы.

Меня несколько взволновало то, что Миша предложила Трея в качестве потенциального бойфренда Вайолет, а не мне, – и почему-то почувствовала облегчение, когда та отмахнулась от этой идеи. Скорее всего, это было из-за того, что я так давно его знаю и поэтому отношусь к нему немного собственнически – хотя он никогда не давал мне повода думать, будто я ему нравлюсь.

* * *

Пару часов спустя, съев принесенную Генри пиццу, а также поданный родителями Оливии торт-мороженое, сопроводив его дурацким групповым исполнением «С днем рождения», мы впятером в пижамах спустились в подвал Ричмондов.

Кэндис зевала, пока мы листали каталог «Нетфликс».

Сейчас было только около одиннадцати вечера, а мы уже обсудили последние сплетни, Осенний бал и песни, под которые мы могли бы копировать движения из музыкальных клипов. В предыдущие две пятницы в это время мы впятером вываливались из кинотеатров, хихикая и визжа после просмотра ужастиков.

– Как насчет «Кровавого урожая»? – предложила Миша, которая больше всех любила страшилки… Ей почему-то нравилось, когда ее пугают до смерти.

– Давай, – скомандовала Оливия из своего гнездышка на диване. Из-под полосатого шерстяного одеяла торчала ее загорелая нога. Теплый летний вечер превратился в прохладную осеннюю ночь, и мистер Ричмонд спустился вместе с нами после ужина, чтобы зажечь в камине огонь. Я сидела на полу возле дивана, держась как можно дальше от камина. Как всегда, меня не покидал страх огня.

– Мне нравится Райан Мартин, – прокомментировала Кэндис во время начальных кадров фильма, когда Райан Мартин, голливудская звезда, изображая вампира, вместе со своим верным кланом приехал в фермерское сообщество как раз в тот момент, когда город готовился к ежегодному карнавалу.

Кэндис потянулась к пакету мини-претцелей, подвинутому Мишей, и засунула в рот сразу несколько штук.

– Не могу представить, чтобы такой клевый парень, как Райан Мартин, когда-нибудь приехал в такой унылый городишко.

– Эй, ты! Пит такой же клевый, как и Райан Мартин, – возразила Оливия.

Кэндис драматично закатила глаза, глядя на подругу, сидящую на другом конце дивана.

– Ну да, конечно. Как скажешь.

Я нервно улыбнулась, не отваживаясь комментировать. На мой взгляд, Пит Николсон был таким же сексуальным, как и Райан Мартин, и таким же недоступным. Пит походил на олимпийского спринтера или кого-то в таком роде. Высокий, с идеальными чертами лица, он казался не на своем месте в нашем городке. Большинство парней Уиллоу телосложением напоминали коренастых футбольных полузащитников и готовились в будущем унаследовать загибающиеся фермы своих отцов.

Парень Миши – Мэтт – был милым, но таким же маленьким и компактным, как она. Он носил бейсбольные кепки задом наперед и частенько использовал рэперские жесты, хотя единственным, что хоть как-то связывало его с рэперами, была команда по рестлингу.

Айзек – «то-парень-то-нет» Кэндис – отличался квадратной челюстью и, наверное, считался бы симпатичным в любой американской школе, но было слишком легко себе представить рыхлого, опаленного солнцем фермера, которым он станет лет через десять. Многие мужчины в городе выглядели так, как однажды будет выглядеть Айзек: их лица преждевременно покрывались морщинами из-за долгих часов, проведенных за рулем трактора под палящим солнцем, а грязь под ногтями им не удавалось вычистить даже перед походом в приличный ресторан, где они иногда ужинали по воскресеньям.

Вайолет смотрела на свои сложенные на коленях руки. Она редко упоминала парней или участвовала в разговорах о парнях в течение двух недель после попадания в наш круг. Может быть, она считала, что единственным парнем, достойным ее внимания, в Уиллоу был Пит.

– А в твоем родном городе было больше симпатичных парней, чем здесь? – внезапно спросила я, понимая, что даже не помню название места, где Вайолет жила до этого.

– Конечно, – ответила она. – То есть не так уж много, но, поскольку в моей предыдущей школе было три тысячи учеников, то понимаете… это чистая математика: из полутора тысяч парней симпатичных больше, чем один или два.

Три тысячи учеников. В нашей старшей школе едва ли три сотни набиралось. В каждом классе было меньше восьмидесяти ребят, большая часть училась в двенадцатом и меньшая – в девятом.

– Тысяча пятьсот парней, – мечтательно повторила Кэндис. – Не могу даже представить столько парней под одной крышей.

– Напомни, откуда ты? – спросила Оливия у Вайолет.

– Лейк-Форест, – ответила та. – Рядом с Чикаго.

Я лишь раз побывала в Чикаго. Моя мама училась там в колледже задолго до встречи с папой; с ним они учились вместе в Университете Висконсин-Шебойган. Мама была выпускницей бакалавриата и проходила начальный курс естественных наук для получения магистерской степени по биологии – тогда она еще мечтала стать ветеринаром. Он же был уже профессором психиатрии, на десять лет ее старше, и ему уже тогда нравились девушки помоложе. Бедная мама слишком поздно поняла (когда сама уже перестала быть молоденькой), что его предпочтения не изменятся и в будущем.

Я внезапно почувствовала укол вины за то, что бросила маму одну дома вечером пятницы. Прежде чем ко мне пришла популярность, мы по пятницам смотрели все наши любимые британские ситкомы до тех пор, пока лицо не начинало болеть от смеха. Скорее всего, она рада, что у нее появилось время на себя, но я все равно чувствовала себя неловко. Мне было немного жаль себя – единственную девушку в этом подвале, которая чувствовала, как на нее давит груз маминого одиночества.

– Боже, – пробормотала Оливия, – не могу дождаться, когда вырвусь из этого места и смогу жить в настоящем городе.

Мы все быстро потеряли интерес к фильму, и никто особенно не переживал за жителей терроризируемого вампирами города: всем просто хотелось, чтобы Райан Мартин почаще появлялся на экране. Меня стало клонить в сон, но я слишком хорошо знала, что происходит с первой заснувшей на пижамной вечеринке девушкой. Так что я встала, потянулась и сказала, что мне нужно наверх в туалет.

– Мне тоже, – объявила Кэндис и последовала за мной по лестнице на кухню.

– Одна из вас может воспользоваться ванной на втором этаже, – крикнула нам вслед Оливия.

Мы добрались до вершины лестницы, когда я неожиданно почувствовала себя странно – словно вор. Сверху доносились звуки телевизора. Миссис Ричмонд уже убрала торт-мороженое, и на кухне было тихо, не считая жужжания холодильника из нержавеющей стали.

– Комната Оливии направо после лестницы, – сказала мне Кэндис, заходя в туалет при кухне и включая там свет.

Я приблизительно помнила схему дома Ричмондов еще по тем временам, когда играла здесь в детстве. Направляясь по коридору к передней части дома, откуда можно было подняться на второй этаж, я остановилась и выглянула через окна на подъездную дорожку. Похоже, рядом с пикапом Генри была припаркована красная «Тойота». На ней был большой розовый бант. Я тут же отвернулась, чувствуя себя виноватой, что заметила большой подарок на день рождения Оливии до нее самой.

По пути наверх я услышала, как открылась дверь на втором этаже и в коридоре послышались звуки музыки. Внезапно на вершине лестницы появился улыбающийся Генри. Мы столкнулись на ступеньках. Он нес в левой руке пластиковый стаканчик и, очевидно, направлялся на кухню за новой порцией напитка.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила я в панике, понимая, что на мне очень-очень короткие красные шорты и открытая майка в качестве пижамы. Утром, готовясь к вечеринке и запихивая одежду в рюкзак, я не предполагала красоваться в таком наряде перед парнем.

– Не нужно так переживать из-за Осеннего бала, – заметил он.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, тут же краснея и надеясь, что он не подслушал наш разговор в бассейне.

– Это просто дурацкие танцы, – ответил он, пристально глядя мне в глаза. – Просто кучка идиотов хлопает в такт плохой музыке. Конец мира не настанет, если ты туда не пойдешь.

– Ну, это приятно слышать, потому что я и в самом деле вряд ли пойду, – сказала я и тут же поняла, насколько эти слова правдивы.

– На самом деле ты могла бы пойти, – возразил Генри, изучая мое лицо. – То есть, возможно, я буду в городе в следующие выходные из-за последней встречи с врачом. Было бы весело еще раз оказаться в школьном спортзале. А еще здорово было бы пошпионить за моей сестрой и испортить ей важную романтическую ночь. Если, конечно, отсутствие партнера – единственная причина, по которой ты не хотела идти.

Мое сердце заколотилось. Кажется, под его взглядом я уже начинала потеть.

– Ты что… приглашаешь меня на танцы? – смущенно улыбнулась я, отчаянно надеясь, что правильно его поняла. Если это не так и Генри все расскажет Оливии, я умру от стыда.

– Думаю, да, – сказал Генри. – То есть если так можно. Раз я технически больше не ученик Уиллоу, это ты должна пригласить меня.

– А, конечно, – ответила я, с трудом веря, что это на самом деле происходит. Что Генри Ричмонд на самом деле пригласил меня. – Но Оливия может разозлиться. Знаешь, ты ведь будешь рядом и сможешь испортить, как ты сказал, ее важную ночь.

Генри улыбнулся широкой улыбкой.

– Да ладно тебе, МакКенна. Она переживет это. Будет весело. Я неплохо знаю свою сестру и думаю, она предпочтет, чтобы ты была на балу со мной, чем вообще бы не пошла. Так что скажешь?

– Да, хорошо. Это было бы замечательно, – я не могла не улыбнуться так же широко, и у меня заболели щеки. – Можешь взять мой номер у Оливии, чтобы, ну, составить планы.

По пути в ванную я танцевала в темной спальне Оливии, стараясь не наступить на разбросанную по полу одежду и обувь. Возможно, это был самый счастливый момент моей подростковой жизни – парень из колледжа пригласил меня на Осенний бал, и он был намного симпатичнее всех, кто учился в старшей школе Уиллоу. Я улыбнулась собственному отражению в зеркале над раковиной Оливии. Кожа на носу немного облезла после загара, а волосы стали волнистыми после того, как я их высушила, быстро помывшись после бассейна перед ужином. Нужно будет в миллионный раз поблагодарить Ронду за то, что приготовила мне столько салатов за лето и потащила на пилатес.

Вымыв руки, я задумалась, пойдет ли на танцы Трей Эмори. Сама эта мысль казалась нелепой, так что я закатила глаза, все еще стоя перед зеркалом. Трей вряд ли наденет полиэстровый костюм, чтобы появиться в школьном спортзале. Да и танцевать, хлопая и притопывая под красно-черными флажками, он не станет. Такие парни, как он, не интересуются танцами, и потому предложение Миши Вайолет позвать его казалось нелепым. Этого никогда не будет. Но интересно, что он подумает, когда узнает, что я иду с Генри Ричмондом. Хотя, возможно, ему будет все равно.

Вернувшись в подвал, я увидела, что фильм уже заканчивался, а Кэндис выключает лампы по обеим сторонам дивана, чтобы сделать атмосферу более подходящей для историй о привидениях.

– Ты первая, Миша, – настаивала Оливия. – Миша рассказывает лучшие истории о привидениях, – сообщила она Вайолет.

Глаза Миши загорелись энтузиазмом.

– Ладно… Как насчет Кровавой Хизер?

– О нет, – застонала Кэндис. – Ты всегда ее рассказываешь. Я уже слышала ее миллион раз.

– Да, но Вайолет-то не слышала, – сказала Оливия.

Я примерно понимала, о чем они говорят, но подробно ничего не помнила. Истории о привидениях – то, что дети, у которых есть старшие братья и сестры, слышат раньше остальных. Важная информация о свиданиях тоже относилась к таким вещам. У меня не было старших брата или сестры, а моя кузина Криста уехала из Уиллоу с тетей Джо-Анной и дядей Марти, когда я была в седьмом классе.

– Ладно-ладно, – согласилась Кэндис. – Но пусть это будет сокращенная версия. Полный рассказ займет всю ночь.

Я была не в настроении слушать историю о привидениях. Меня не покидало возбуждение после разговора с Генри на лестнице, и я едва могла усидеть на месте. Снова подумалось, что, несмотря на слова Генри, Оливия разозлится, если он придет на бал со мной. Миша, возможно, тоже – если ее старшая сестра решит, что я пытаюсь задвинуть бывшую девушку Генри на задний план. Один поход наверх в ванную слишком усложнил мне жизнь – изначальный восторг прошел.

Миша, торжественно понизив голос до тихого шепота, начала взволнованно рассказывать историю.

– Часть тридцать второго шоссе проходит через кладбище Святого Августина. Это рядом с аэропортом. Моя семья раньше проезжала его каждое лето по пути в наш летний домик у озера Верхнее…

– А что стало с летним домиком? Нам обязательно нужно поехать туда на рождественские каникулы, – прервала ее Кэндис.

– Теперь там живет мой дядя Роджер. Хватит прерывать, – возмутилась Миша. – Так вот. За пару миль до кладбища находится маленький бар, который называется «У Свена». Это просто маленький обветшалый спортивный бар. Ну, вы такие знаете, со светящимися кружками пива в окнах. Так вот, босс моей мамы отправляется туда как-то прошлой зимой после работы, чтобы посмотреть игру «Пэкерс». Он заказывает пару стаканов пива. Ему, наверное, не стоило бы в таком виде садиться за руль, но он решил, что все нормально, потому что не чувствует себя пьяным. Посетители бара в это время обсуждают надвигающуюся метель. На дворе декабрь, и уже темно. Дороги пустовали из-за прогноза погоды, а вокруг там – одни только фермы.

Мы все внимательно слушали, наклонившись вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. Телевизор все еще работал, но музыкальные клипы крутились без звука.

– И вот он едет по дороге, а вокруг падает снег. Сначала всего пара крошечных снежинок, различимых в свете фар, но потом снегопад усилился. Босс моей мамы так занят был наблюдением за снегом, что с трудом заметил девочку, идущую вдоль шоссе. Со спины она кажется юной – ну, знаете, нашего возраста. В одной руке несет туфли. Он гадает, не мерещится ли ему. Снегопад все усиливается, а на девушке нет даже пальто, потому он решает, что она попала в неприятности и ее нужно подвезти домой. Он опускает окно и спрашивает, нужна ли ей помощь.

Девушка садится на заднее сиденье машины и спихивает все его флаеры на другую сторону. Мама работает агентом по торговле недвижимостью, – пояснила Миша для Вайолет, не осознавая, что и я никогда раньше не слышала этой истории и не откажусь от пояснений. – Так вот, в машине ее босса на заднем сиденье много флаеров про продаваемые дома. В итоге он спрашивает, почему девушка бродит на улице в метель, и смотрит на нее в зеркало. Он сказал, что она была красива и совсем не дрожала, хотя одета была только в свитер. К ее ресницам прилипли снежинки, но она словно и не замечала этого.

На губах Миши начала появляться тень улыбки. Могу поклясться, она наслаждалась нашим напряжением – тем, как мы вслушивались в каждое слово. Миша начала перескакивать с настоящего времени на прошлое, спеша поскорее поделиться всей историей, рассказывая ее так, словно произошла она всего пару дней назад.

– Он спросил девушку, куда ее отвезти, и она дала ему адрес какой-то улицы и пояснила, как туда доехать. Он остановился перед домом с соответствующим адресом, а потом посмотрел в зеркало. У него чуть не случился сердечный приступ. Потому что теперь ее лицо было окровавлено. Словно кровь шла отовсюду: из носа, глаз и даже рта…

– Фу! – вскрикнула Оливия, хотя уже слышала историю Миши раньше.

Та продолжила:

– Он дернул руль, и машина съехала в кювет. А когда повернулся посмотреть, в порядке ли девушка, ее уже не было. Он вышел из машины: вдруг каким-то образом она выпрыгнула из салона? Но ее нигде не было. Словно она вообще никогда не существовала. – Миша замолчала для драматизма, ее глаза горели. – Только вот флаеры на заднем сиденье были покрыты кровью.

– Вау, – торжественно произнесла Вайолет, будто верила каждому слову.

– Мамин босс вытащил машину из кювета, отправился в город в метель и пошел сразу в полицейский участок.

– Это лучшая часть, – сообщила нам Кэндис.

– Итак, он ввалился в полицейский участок с колотящимся сердцем и весь в поту – боялся, что снова глянет в зеркало заднего вида и увидит ее, истекающую кровью в его машине. Он подбежал к копу за стойкой регистрации и начал: «Со мной приключилось безумие. Я увидел девушку, идущую вдоль дороги. Спросил, нужно ли ее подвезти», а полицейский просто посмотрел на него и спросил: «А потом вы посмотрели в зеркало заднего вида и она исчезла?»

Мне стало зябко. История была глупой, но Мише отлично удавалось сделать ее страшной.

– А мамин босс говорит: «Да! Откуда вы узнали?» Разве не жуть? А полицейский такой: «Каждую зиму приходят люди и рассказывают ту же самую историю». Оказывается, сорок лет назад одну девушку сбила машина в метель, когда она возвращалась домой из бара «У Свена». Преступник просто бросил ее умирать на дороге в снегопад. Согласно легенде о Кровавой Хизер, призрак девушки является только тем, кто уезжает из «У Свена» и едет домой мимо кладбища в метель. Ее видят только мужчины.

– Отличная работа, – похвалила Оливия Мишу. – А как насчет истории о шести белых лошадях?

– Боже, нет! – запротестовала Кэндис. – Она слиииишком длинная.

Вайолет села прямо на полу и сложила руки на коленях. Спокойно, тихим голосом и вскинув одну бровь, она спросила:

– А как насчет «Легкий как перышко, твердый как доска»? Вы когда-то в это играли?

Оливия закатила глаза.

– Ох, последний раз в средней школе.

– Мне она не нравится. – Кэндис покачала головой. – Не хочется связываться с духами. Слишком страшно.

– Это не духи, – встряла я. – Это групповой гипноз. Моя папа писал об этом. Вот почему это срабатывает лучше с детьми, чем со взрослыми. Повтор строк гипнотизирует всех участников игры. – По правилам один участник придумывал сложную историю о смерти другого участника, который лежал распростертый на полу. Все остальные игроки становились на колени вокруг лежащего, подсунув кончики пальцев под его тело. В конце истории – как правило, необычайно кровавого или такого глупого, что раздавалось хихиканье, – все кроме «жертвы» должны были пропеть: «Легкий как перышко, твердый как доска» и поднять лежащего к потолку, используя лишь легкое давление кончиков пальцев. Я так и не смогла понять, как это работает, потому что в детстве, когда несколько раз играла в это и гипноз удавался, тело легко поднималось над головами. Неизбежно состояние гипноза прерывалось одним из игроков, который своим хихиканьем портил эффект, так что тело поднятой в воздух «жертвы» падало на пол.

– Я в это вообще не верю, – сказала Кэндис, заставив меня почувствовать себя идиоткой, что вообще заговорила. Что-то странное происходит во время этой игры. Когда все получается, страшно аж до жути.

Вайолет улыбнулась и пожала плечами.

– Я просто предложила.

– Давайте сыграем! – настояла Миша, стащив подушку с дивана. – Я хочу быть первой рассказчицей.

Тут телефон Оливии звякнул: пришло сообщение.

– Это Пит, – объявила она. – Уже полночь, он хотел первым поздравить меня. Разве это не мило?

Мы все согласились, что это мило. Миша решила сделать Оливию первой героиней нашей игры. Меня мучили сомнения по поводу участия, хотя умом я понимала, что папины слова – правда. В этой игре нет ничего оккультного или мистического. Но придумывать истории о смертях казалось неправильным. Смерть уже посещала мой дом, и мне не хотелось искушать ее, даже ради всего лишь игры.

Оливия легла на спину, положив голову на подушку на коленях у Миши. Я опустилась справа от Оливии, лицом к Вайолет, севшей слева. Кэндис встала на колени у ног Оливии и пощекотала их, так что та начала брыкаться и извиваться, а Миша тем временем начала свой рассказ. Оливия случайно выбросила ногу слишком высоко и заехала Кэндис в подбородок.

– Ой! – вскрикнула Кэндис.

– Не щекотаться! – потребовала Оливия.

– А ну, все замолчите! – властно приказала Миша. – Чтобы все сработало, все должны быть серьезны! Правда.

Мы все понемногу успокились. Миша подождала, пока потрескивание огня не стало единственным звуком в подвале. Вдалеке слышался шум ток-шоу, которое родители Оливии смотрели двумя этажами выше, – до нас доносились приглушенные аплодисменты его зрителей. Миша положила кончики пальцев на виски Оливии и сосредоточилось на необычном описании ее будущей смерти, как и следовало по правилам игры.

– Это была ночь перед Осенним балом, – начала Миша жутким голосом.

– Только не ночь перед танцами, – расстроилась Оливия. – Можно мне умереть в ночь после танцев, чтобы мне удалось пошалить с Питом в последний раз перед смертью?

Кэндис усмехнулась:

– Ты уже и так достаточно пошалила с Питом.

Мы с Вайолет покраснели. Ни одной из нас пока не рассказали все детали того, как именно «пошалили» Оливия с Питом. Мы были одиннадцатиклассницами, так что, естественно, нам было любопытно, кто из нас уже дошел до кульминации отношений. Я едва прошла даже хоть какую-то часть пути, не считая парочки весьма сдержанных поцелуев, которыми я обменивалась с парнем по имени Роб, живущим в том же доме, что и папа с Рондой. Я ничего не знала об отношениях Вайолет с парнями – но, кажется, ей было так же неловко, как и мне.

– Тихо! – приказала Миша. – Я рассказчица, и мне решать! Ладно, хорошо. Это была ночь после Осеннего бала. Родители Оливии Ричмонд посадили ее под домашний арест за то, что она задержалась на танцах, невинно заснув с Питом в большом поле за школьным стадионом. Как бы Оливия ни настаивала, что ее вина только в том, что ей хотелось спать, – ей не верили. Родители знали, что их дочь и ее парень давно «озабочены» и не смогли бы воздержаться от нескромных объятий.

– Ты отвратительна, – заметила Оливия, не открывая глаз.

– Проблема в домашнем аресте, – продолжила Миша, – состояла в том, что Пит пообещал показать Оливии что-то очень особенное в ту ночь, ночь после танцев. Поэтому Оливия подождала, пока родители уснут, и решила тайно покинуть дом, чтобы встретиться с ним у озера Шавано.

Кэндис издала многозначительный звук «ооо», заработав себе сердитый взгляд Миши.

– Она вылезла из постели и переодела синюю атласную пижаму на узкие джинсы и просто потрясающий кашемировый свитер, который ее лучшая подруга Миша подарила ей на шестнадцатый день рождения.

– Хорошо придумано, – прошептала Кэндис слева от меня.

– Она подняла окно спальни на втором этаже и вылезла наружу. Но ткань ее узких джинсов зацепилась за ржавый гвоздь в оконной раме. Она с силой дернула ногу, пытаясь вырваться, но выпустила из рук сточную трубу и упала вперед. Ее штаны порвались, и она свалилась на землю, при падении сломав шею. Однако сразу она не умерла. Она сделала свой последний мучительный вдох, когда солнце поднялось над горизонтом.

Два дня спустя в похоронном доме, к ужасу ее друзей и любимых, тело Оливии лежало в гробу легкое как перышко, твердое как доска!

– Легкое как перышко, твердое как доска, – пропели все мы одновременно, а наши пальцы мягко толкнули тело Оливии вверх.

– Не работает, – заметила Кэндис после пяти повторов фразы.

– Я ничего не чувствую, – объявила Оливия, открывая глаза, и села.

– Можно я попробую? – спросила Вайолет, глядя прямо на Мишу.

– Конечно, – сказала Миша и передала ей подушку, лежавшую на коленях.

Когда Вайолет поменялась местами с Мишей, в ее поведении что-то изменилось. Впервые с нашей встречи она словно полностью проснулась, а не грезила наяву. И впервые той ночью мне показалось, что Вайолет действительно рада приглашению на вечеринку.

Глава 2

– У Оливии Ричмонд было все, чего могла пожелать себе девушка. Красивый дом, идеальные прямые светлые волосы, привлекательный парень и близкий круг друзей. Она начала свой одиннадцатый класс в старшей школе, имея все возможности этого мира. Она только что получила совершенно новенький красный «Приус» на шестнадцатилетие, и все в старшей школе Уиллоу знали, что той осенью ее назовут Королевой бала.

Я не отваживалась поднять взгляд на Вайолет, но упоминание нового красного «Приуса» привлекло мое внимание. Откуда она знала, что в этот самый момент на подъездной дорожке Ричмондов стоит красная «Тойота»? Догадалась?

Стиль повествования Вайолет заметно отличался от манеры рассказывать Миши. Она не пыталась говорить пугающим голосом, а вела повествование ровно, уверенно и торжественно, словно это все было правдой. Вайолет говорила, а время будто замедлило ход. Я слышала, как напольные часы Ричмондов стучат на верхнем этаже, слышала, как тихо сглатывает Кэндис в двух футах от меня. Дыхание Оливии стало ритмичным, но неглубоким, а ресницы трепетали так, словно она спала. Медальон Вайолет отражал свет пламени камина и отбрасывал блики на стены подвала.

– В вечер перед Осенним балом, когда футбольная команда старшей школы Уиллоу собиралась обыграть команду Кеноши на другом конце штата, Оливия составляла план большого свидания с Питом. Она уже нашла идеальное платье сливочного цвета, новые сережки, которые будут красиво свисать с ее ушей, едва касаясь загорелых плеч. Но ей все еще не хватало идеальной пары туфель под платье, а времени почти не оставалось. Она объявила своим подругам в пятницу после школы, что поедет в торговый центр в Грин-Бей, чтобы найти их. Прошерстив весь молл и в конце концов вынужденная удовольствоваться не совсем идеальной парой, Оливия обнаружила, что ее новенькая машина, подарок на день рождения, не хочет заводиться. Она раз за разом пыталась запустить двигатель, но ничего не получалось.

Тяжелые грозовые тучи затянули небо. Одноклассник Оливии, узнавший машину на парковке, предложил подвезти ее. Она согласилась. Они отправились в долгий путь в их маленький городок по лесистому загородному шоссе. Голова Оливии была заполнена мыслями о предстоящем бале и возникших трудностях из-за необходимости завтра утром вывозить машину с парковки молла. Капельки дождя превратились в град. Прежде чем Оливия и ее одноклассник поняли, что происходит, в них врезался несущийся навстречу грузовик, водитель которого не увидел их из-за поворота. Ребра Оливии были раздроблены, внутренности лежали на переднем сиденье разбитой машины. Правую руку отрезало – после града ее нашли в двадцати футах от места аварии. Обе ноги придавило приборной панелью, так что Оливия оказалась прижата к сиденью и не смогла бы спастись, даже если бы осталась в сознании и попыталась бы выползти из машины. Когда водитель грузовика смог наконец остановить его и бросился к автомобилю узнать, выжили ли пассажиры, ему пришлось отвернуться – Оливию практически обезглавило. Голова болталась на плечах, держась на паре мышц и кусочках кожи – ее просто срезало с позвоночника.

Через три дня, когда потрясенная семья и горюющий город Уиллоу собрались на похороны Оливии, ее тело лежало в гробу, легкое как перышко, твердое как доска.

Я была так поражена кровавыми деталями и спокойствием, с которым Вайолет оборвала жизнь Оливии словами, что даже не думала о том, сработает ли гипноз. Комната наполнилась странным статическим электричеством. Краем глаза я увидела, что огонь в камине стал выше и ярче, чем раньше. Всего час назад, когда я ходила в туалет, дрова уже потухали и мерцали изнутри красноватым огнем. Это так смутило меня, что я промолчала, когда подруги начали повторять за Вайолет «Легкое как перышко, твердое как доска». И я по-настоящему испугалась, когда все же присоединилась к ним, а неподвижное тело Оливии поднялось, словно невесомое. Меня охватило неприятное чувство, будто кто-то или что-то тайно за нами наблюдает.

– Легкое как перышко, твердое как доска, – торжественно повторяли мы, очень медленно, дюйм за дюймом, поднимая тело Оливии кончиками пальцев. Тут я осознала, что очень хочу, чтобы трюк не удался.

«Это всего лишь игра», – напомнила я самой себе.

Мы встали с колен, когда Оливия поднялась на уровень наших глаз. Мы продолжили поднимать ее до уровня плеч. Ее руки были скрещены на груди, серебристые светлые волосы свисали к земле.

– О господи…

* * *

Именно Кэндис разрушила заклятие. Мы все резко вернулись в реальность, и прежде, чем мы вообще успели почувствовать вес тела Оливии на наших руках, она свалилась на землю с громким стуком и теперь добродушно потирала зад. Меня накрыло облегчение.

– Спасибо, девочки! – с сарказмом заметила она, совсем не пострадав после падения на ковер.

Мы все и раньше играли в эту глупую игру – когда были помладше и сами проходили через это, – но все, кроме меня, были довольны этим маленьким успехом. Казалось, Вайолет так умело заколдовала нас, целиком и полностью, что мы даже не прикладывали усилий, чтобы слова возымели действие.

– Это было поразительно! – воскликнула Миша. Ее лицо озаряла улыбка.

В отличие от моих восторженных подруг, я переживала из-за того, что только что произошло: из-за удивительно реалистичных подробностей, рассказанных Вайолет, и легкости, с которой мы подняли Оливию с пола. Что-то в подвале, а точнее, что-то в Вайолет изменилось. Ее жуткий рассказ был таким реалистичным, словно она вспоминала настоящее событие, а не придумывала его на ходу.

Это было похоже на то, как, наконец, понимаешь, что в пальце заноза: она не причиняет особой боли, но и забыть про себя не дает.

С первого дня Вайолет в школе она мне казалась сдержанной, даже скромной. Однако, выступая в роли рассказчицы, Вайолетт показала, что при определенных обстоятельствах она может стать центром внимания. Не исключено, что она притворялась интровертом в первое время общения с нами, и ей нужно было время, чтобы расслабиться в присутствии малознакомых людей. Я могла это понять – сама стеснялась незнакомцев, – но это не объясняло, откуда Вайолет узнала о «Приусе» на подъездной дорожке. Я не могла расспрашивать ее при Оливии – испортила бы сюрприз, – но играть мне больше не хотелось.

– А кем был водитель? – спросила Оливия. – Я бы с кем попало не поехала из Грин-Бей.

– И ты пропустила деталь: где именно Оливия купила платье мечты? – поддразнила Миша Вайолет.

– Точно. Хорошо бы узнать, где найти это платье, – согласилась Оливия.

Вайолет покраснела, ее алебастровая кожа стала темно-розовой.

– Простите, я не предсказываю будущее, – она глянула прямо на меня и добавила: – Просто придумываю историю.

– Можно, я следующая! – настояла Кэндис, плюхнувшись на колени.

Мы снова сели в наш маленький круг. Подружки жаждали увидеть, сможет ли Вайолет провернуть трюк во второй раз. Предупреждающий голос в голове настаивал: «Не делай этого снова. Только не с другим человеком». Однако я боялась, что мое нежелание участвовать рассердит остальных. С самой начальной школы мне хотелось вернуться в круг друзей Оливии. Я не собиралась все испортить, из-за нелепой игры показав себя боязливой, как малолетка.

– Ладно, всем нужно успокоиться и сосредоточиться, иначе ничего не сработает, – напомнила нам Вайолет и поправила голову Кэндис на подушке, лежащей на полу перед ее коленями.

Она постучала кончиками пальцев по вискам Кэндис и уставилась на потолок, погрузившись в мысли.

– Кэндис Коттон. Что же нам делать с Кэндис Коттон?

Как только в ее голове сформировалась история, выражение лица Вайолет поменялось. Ее взгляд стал увереннее, и она посмотрела на Кэндис, которая, как и следовало, закрыла глаза и скрестила руки на груди – как и Оливия до нее. Именинница же заняла место у ног Кэндис и, повернув руки ладонями вверх, положила два пальца ей под пятки. Та сделала глубокий вдох, готовясь к ужасной истории Вайолет. Ее грудь поднималась на вдохе и опускалась на выдохе.

– Это случилось в октябре. Семья Кэндис была далеко от Уиллоу, неожиданно отправившись в путешествие. Кэндис радовалась возможности показать новый бикини на пляже и впервые в жизни поплавать в океане. В тот день волны были слабыми, поэтому она отказалась от предложения родителей поучиться кататься на серфинге и пошла одна к воде. Сначала Кэндис держалась берега, не уходила слишком далеко от того места, где ее братья строили замки из песка. Вода была теплой и соблазнительной, совсем не такой холодной, как она думала. Кэндис пошла дальше, погрузившись по бедра, и оставалась на месте, пока не почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы справиться с сильным течением.

После ее исчезновения братья рассказали родителям, что Кэндис ушла глубже в воду, прямо к волнам, словно у нее была некая миссия. Без страха, как будто бросала вызов океану: приди и возьми меня. Они сказали, что ее накрыла волна, и океан просто поглотил ее целиком, окутав волной и унеся прочь. Тело Кэндис выбросило на берег три дня спустя, в двух милях от того места, где она зашла в воду. В ее волосах запутались вонючие водоросли, а рыбы съели ее глаза и губы.

Я почувствовала, как Кэндис дернулась под моими пальцами, услышав такое ужасное описание своего трупа.

– Когда ее убитые горем родители опознали ее разлагающееся тело в кабинете судмедэксперта, вонь была уже невыносимой. Тело лежало на металлическом столе для аутопсии… легкое, как перышко, твердое как доска.

– Легкое, как перышко, твердое как доска, – повторили мы.

Невероятно, но тело Кэндис, которая была тяжелее и крупнее Оливии, поднялось в воздух так же легко, как и тело ее предшественницы. Приподнимая ее, я не смела смотреть на других девушек из-за страха разрушить их восторг, хотя мое сердце колотилось от ужаса. Мы подняли Кэндис на два фута над землей, когда вдруг она вздрогнула и упала.

– О боже мой, это безумие! – завизжала она, прижимая руки к щекам. Ее глаза светились и слезились от возбуждения. – Я и правда чувствовала, как вы меня поднимаете!

Подруги кипели энтузиазмом, взбудораженные нашим успехом. Я молчала и улыбалась, словно мне весело, но на самом деле молилась, чтобы кто-то достал «Твистер» или предложил заняться чем-то другим – чем угодно. Вайолет стала героиней вечеринки. Тепло, которое я почувствовала после встречи с Генри, полностью испарилось. Конечности похолодели от страха – такое же чувство охватывало меня при просмотре фильмов ужасов. Я очень надеялась, что это ощущение скоро пройдет. Смутившись, я задумалась, одну ли меня пугают гротескные детали, которые Вайолет с такой легкостью вплетает в свои истории. Возможно, она некий социопат, а мы не замечали ее ментального расстройства все эти две недели, отвлекшись на большие невинные голубые глаза и длинные ресницы.

– У тебя так хорошо получается! – воскликнула Миша.

– Да, ничего так, – согласилась Вайолет.

Слова прозвучали так, словно она не пыталась казаться скромной, а просто не хотела, чтобы мы придавали ее таланту рассказчицы слишком большое значение.

– Я даже на пляже раньше не бывала, – сказала Кэндис, – только на озере Виннебаго, а это не считается. Но все было так по-настоящему! Я почти почувствовала соленый запах воды, пока ты рассказывала историю.

– Так весело! Я рада, что ты предложила эту игру, – в восторге заявила Оливия, а потом внезапно указала прямо на меня. – Пусть МакКенна будет следующей!

– Нет-нет, – возразила я, протестующе подняв руки. Я нехотя наблюдала, как другие выслушивали свои истории, но собственную узнать не стремилась. – Это слишком странно.

– Давай, МакКенна! – подначивала меня Кэндис. – Ты должна попробовать. Мы все участвуем.

«Только не Вайолет», – подумала я.

В конце концов пришлось лечь на пол, устроив голову на диванной подушке. Кончики пальцев Вайолет коснулись моих висков – холодное прикосновение к голове, такое легкое, что я едва его почувствовала.

– Оу, – сказала Вайолет, как только прикоснулась ко мне. Кажется, она удивилась. – Это будет тяжело. – Брови Кэндис, сидевшей у моих ног, тревожно поползли вверх.

Миша и Оливия обменялись озабоченными понимающими взглядами.

– Почему? – спросила я, глядя на Вайолет.