Дебс не могла остановиться. По её лицу текли слёзы. Наконец она унялась, но взглянула мне в лицо и снова рассмеялась.

Я пнул каменное крыльцо паба. Я не знал, почему она смеётся.

Я не знал, почему не смеюсь я.

В конце концов она смогла остановиться.

– Холодно, – сказал я жёсткому воздуху.

Её широко открытые глаза блестели. Она покачивалась из стороны в сторону. На сто процентов живая, будто бы после пробежки, Дебс развернулась ко мне. Я не хотел слушать про волка, я не хотел идти в зал к рассказчикам. И я не знал, почему теперь я жалел, что нас выкинули. Наверняка, мне просто было обидно, что Дебс может радоваться так, как я не могу. Я оставил её на холоде, вернулся внутрь, заказал газировку и сел у окна.

Спустя несколько минут вошла Дебс. Она тоже купила газировку и подошла ко мне.

– Боже, это было очень смешно, – сказала она.

Я мрачно кивнул.

– Живот болит, – сказала она. Потом бросила на меня неловкий взгляд и добавила, – я не могла остановиться.

Она пыталась сдержать улыбку, но не смогла.

Я выдавил улыбку в ответ. Я хотел бы относиться к происходящему так же, как Дебс. Может, когда-нибудь у меня это и получится.

– Ну, чем займёмся? – спросила наконец Дебс.

– Хэ зэ.

– Не хочу тут сидеть.

– И я.

Она позвонила родителям, но они не ответили.

– Твоя бабушка может нас довезти?

Я позвонил бабушке, но она не ответила.

– Значит, мы застряли здесь до одиннадцати, – сказала Дебс.

Я подавил стон.

* * *

Во время перерыва рассказчики заполнили бар. Женщина с огромными ногами косилась на нас.

– Чудила, – пробормотала Дебс.

– У неё наверняка волосатые ноги, – сказал я.

Дебс посмеялась.

Женщина увидела, как смеётся Дебс, и так разозлилась, что я подумал, она подойдёт к нам. Но её опередил бородач с большим стаканом пива. Его обтянутый джинсами живот выглядел, как большой пляжный мяч.

– Я пробегусь по второму подъезду, чтобы уж точно…

– Прощенья просим, – сказал он с американским акцентом, – Мы любители.

– Давай. Послушай, а Боровика нет дома?

Дебс покосилась на него.

– Не появлялся. Наша печать цела.

– Ладно, звони.

Солдатов положил трубку и задумался. Захотелось самому поехать на Строительную, обойти все подъезды дома и заодно найти мужчину, который видел парня в штормовке. Позвонил Мухин и сказал, что место работы жены Боровика установить не удалось.

– Неужели, – сказала она, брызжа ехидством.

– Значит, вам нравятся истории? – спросил бородач.

Дебс открыла рот – вероятно, чтобы сказать что-то обидное. Поэтому заговорил я.

– Мы пришли послушать про волка.

– Вы, детишки, интересуетесь волками? – уточнил бородатый, присаживаясь.

Дебс бросила на меня встревоженный взгляд. Повисла неловкая тишина.

– Я как-то раз встретил волка, – сказал он.

– Где, в зоопарке? – спросила Дебс.

– Нет, в Сибири.

Мы с Дебс переглянулись.

– Это было в лесу во время похода.

– Неужели? – спросила Дебс.

– Да.

Больше он ничего не сказал.

– Так что случилось? – спросила Дебс.

– Это конец.

– Хорошая байка, – сказала Дебс.

– Это не байка, – улыбнулся бородач. – Каждую ночь они собирались на хребте. Смотрели на меня. И всё. Просто смотрели. И как-то ночью один волк просунул голову в мою палатку.

Я уставился на него.

– Ну конечно, – сказала Дебс. – Вы не застегнули палатку?

– Он просунул нос через молнию внизу и открыл её.

– Ну конечно, – повторила Дебс.

– Есть одна история про волков, – невозмутимо сказал он, – Но я не знаю, правдивая или нет. Она из моей части мира.

– Неужто вы встретили оборотня? – спросила Дебс.

– Хотите услышать? – весело спросил мужчина, будто не замечая потока оскорблений.

– Да, – ответил я.

– Это история о мальчике по имени Шим.

– Я думала, она о волках, – съязвила Дебс.

– Заткнись, Дебс, – сказал я.

Она покосилась на меня, но замолчала.

– Продолжайте, – попросил я, – мы слушаем.

– Итак, история началась, когда Шим был маленьким. Он жил с родителями и сестрой недалеко от большого северного леса. Это был очень большой и очень тёмный лес. И в нём водились волки. Пока нормально? – он улыбнулся.

– Да, – сказал я, бросая взгляд на Дебс.

– Шим был совсем ребёнком. Он был весёлым мальчиком, ему всё нравилось: лес, трава, небо. Однажды из леса вышел медведь. Его приманил запах еды. Семью Шима это удивило. Его отец попытался прогнать медведя, но только разозлил его, да так сильно, что медведь напал на семью. Он одним ударом убил отца Шима. Мать схватила детей и побежала в лес. Но медведь – быстрый зверь, он догнал мать и убил её. Просто. Одним ударом. Он убил бы Шима и его сестру, но тут появился отряд воинов. Они охотились в лесу и услышали крик матери и плач детей. Воины сразились с медведем. Это был огромный медведь, дикий, и битва длилась долго. Но храбрые и сильные воины одолели медведя. И спасли сестру Шима. Но самого Шима и след простыл.

– Что с ним случилось? – спросил я.

– Воины искали его много часов, но стало слишком темно, и им пришлось вернуться в деревню. Они забрали сестру Шима с собой.

– А что с Шимом?

– Помните, что в лесу жили волки? – спросил бородач.

– Как мы могли забыть, – ответила Дебс.

– Она нашли Шима. Он заполз глубоко в лес, и его нашли волки.

– И съели? – предположила Дебс.

– Нет, вырастили как одного из своих детей.

– Волчий младенец, – сказала Дебс.

– Именно, – сказал мужчина, – волчий младенец. Потом волчий мальчик. Прошли годы, сестра Шима выросла. Она всё так же жила с племенем, которое её спасло. Но они были кочевниками, и теперь жили в другой части страны. Однажды сестра Шима стирала одежду в реке. Это было ранней весной, во время оттепели, лёд только начинал сходить.

Я вспомнил, как в «Зове предков» люди пересекали замёрзшую реку. Лёд сломался под их ногами, и они утонули.

– По реке плыли огромные льдины. Как острова или плоты. Сестра Шима стояла на берегу, отдыхая от работы, и вдруг увидела на одной из льдин мальчика. Она не поверила своим глазам. Мальчик смотрел на неё. А она смотрела на него. Она так удивилась, потому что узнала его. Это был Шим. Но он вырос. Он стал уже почти мужчиной. Но это несомненно был Шим, она знала это. Он прыгнул с одной льдины на другую. Но он двигался уже не как человек, а как волк. «Шим!» – звала она, – «Шим!» Он ничего не сказал, но перепрыгнул на другую льдину. Казалось, он хочет переправиться через реку. Вдруг сестра Шима заметила движение на другом берегу и увидела, что там на снегу собрались волки. И она поняла, что Шим пытается добраться по льду не до неё, а до волков. Он начал меняться. Он был уже не мальчик. И не мужчина. Он становился волком. И когда он совершил последний прыжок, его превращение закончилось. На берег приземлился уже настоящий волк. «Шим!» – крикнула она, но волк присоединился к стае и вместе с ней ушёл по заснеженному берегу в лес.

– Что было дальше? – спросила Дебс.

– Ничего, – сказал я. – Это конец. Она больше его не видела.

Мужчина посмотрел мне в глаза, улыбнулся и кивнул.

– Что думаете? – спросил он, внезапно развеселившись и отпивая из своего стакана.

– Ну, неплохо, – сказала Дебс. В её устах это было высокой похвалой.

– Спасибо, – сказал бородатый. – Как я сказал, мы любители. О, идут обратно.

Он кивнул, залпом допил пиво – почти полстакана – вытер бороду и вернулся с остальными в комнату рассказчиков.

Несколько минут мы сидели в тишине. Я смотрел в окно на холодную чёрную ночь.

– Можем пойти домой пешком, – предложила Дебс.

Кусочек льда ударился в окно, сотрясая раму.

Дебс позвонила родителям, я позвонил бабушке, но они не ответили.

– Я знаю короткую дорогу, – сказала Дебс.

Глава 33. Тьма

Двадцать минут мы спускались по дороге, извивающейся на склоне горы. Ветер ревел в ушах. Потом Дебс свернула под деревья. Под ними темнота была почти полной. Я врезался в Дебс.

– Осторожнее! – сказала она.

– Ты уверена, что знаешь дорогу?

Дебс пошла вперёд по грязной тропинке. Я шёл за ней, но когда она крикнула, чтобы я торопился, её голос звучал далеко впереди. Я поспешил на голос, открывая глаза шире, но всё равно ничего не видя. Мне приходилось прощупывать дорогу ногами, потому что я не видел, куда иду.

Я врезался во что-то одновременно мягкое и твёрдое. Мои зубы щёлкнули, я издал тихое «ох!»

Оно издало тихий скрежет, и вспыхнувшее пламя зажигалки высветило Дебс.

– Осторожнее! – сказала она.

– Сама осторожнее!

Зажигалка потухла. Светился кончик сигареты. Дебс пошла дальше.

Я стоял и смотрел на оранжевый огонёк.

– В Юконе люди умерли, когда выбрали дорогу, как дураки! – крикнул я, следя за плавающей оранжевой точкой.

– Ню-ю-ю-ю, кон-ечно ты можешь пойти другой дорогой, если тебе эта не нравится, – парировала она.

– Ха. Ха.

– Хотя бы лучше твоих шуток.

– Я не шучу шутки.

– Я знаю.

Мы шли в тишине. Я вспомнил историю, которую мне рассказывала мама. Про нечисть, которая завела пьяного в болота и утопила.

Такое вполне могло случиться со мной.

– Шевелись, – Дебс была дальше, чем я думал, ориентируясь на свет сигареты.

В кронах деревьев стенал ветер. Я наступил в глубокую лужу и выругался.

Сигарета описала полукруг, опускаясь на уровень бедра.

– Зачем ты добилась, чтобы нас выставили? – спросил я у сигареты. – Вот же фигня.

Тишина. Оранжевая искра поднялась, засветилась ярче, опустилась.

– Знаешь, кто ты? – спросил я, подходя.

– Нет. Но спорю на косарь фунтов, что ты мне скажешь.

– Ты идеальный мизантроп.

– Ты хотя бы знаешь, кто такой мизантроп?

– Да, – сказал я. – И ты мизантроп.

Сигарета поднялась, засветилась ярче, побледнела и улетела в сторону.

Тьма. Хлюпанье обуви.

– Эй! – я старался рассмотреть хоть что-нибудь.

Я пробежал несколько шагов, остановился.

– Не бросай меня!

Я слышал шипение ветра между деревьев.

– Дебс! Это не смешно!

Ветер шумел.

– Дебс!

Из тьмы раздался её голос, далёкий и еле различимый.

– Сам ищи дорогу домой, дитё, если тебе надоели мизантропы!

– Дебс!

Нет ответа.

– Ох, да ЛАДНО!

Я сорвался в медленный бег, боясь снова врезаться в Дебс или сорваться с обрыва. Но ещё больше боясь потерять её.

Вдруг она закричала.

– Дебс!

Нет ответа.

– Это не смешно! – крикнул я.

Ветер носился между крон.

– Хватит прикалываться!

Я бежал вперёд вслепую.

– Дебс!

Ничего.

– Дебс!

Землю сотряс грохот. Всё дрожало так, будто на меня летел истребитель. Грохот расползался, усиливался, перешёл из земли в моё тело. В тот же момент раздалось грубое рычание, будто завёлся двигатель. В воздухе мелькнуло что-то, что было больше человека. Оно неслось на меня. Времени не было. Оно коснулось моей руки и пропало.

– Дебс! – крикнул я что было силы.

Нет ответа.

Я бежал туда, откуда слышал её последний раз.

– Дебс!

Я сильно ударился обо что-то головой.

– Э-эй! – крикнул я.

– Ау! – сказала Дебс.

Я резко сел. Голова кружилась.

– Дебс?

– Э-э-р-р-р-р-р.

– Дебс!

Разыскав в своих вчерашних записях телефон Кухарева, позвонил ему на работу. С облегчением вздохнул, когда тот поднял трубку.

Я схватил её.

Она закричала.

– Здравствуйте, Кухарев! Солдатов говорит. Мы договаривались о встрече… Вы не забыли?

– Дебс, всё нормально, это я!

– Доброго здоровья, – сухо ответил Кухарев. – Сегодня не могу. К сожалению, занят!

Она вцепилась в меня.

– Если вы не возражаете, я сам к вам приеду.

– Господи, – выла она. – Господи.

– Понимаете… Вы застали меня сейчас случайно. Я уже собрался уезжать. По поручению руководства, – не сразу ответил Кухарев. Чувствовалось, что он был застигнут врасплох предложением Солдатова.

– Что случилось? Ты в порядке?

– Пусть вас подменят, доложите руководству…

Она пахла землёй, её губы – мокрыеи как будто восковые – упирались мне в щёку. Она сжала меня крепче и застонала мне в шею. Потом оттолкнула меня, с трудом поднялась и зашлёпала прочь. Я бросился за ней, но поскользнулся.

– Это невозможно! – заметно беспокоясь, ответил Кухарев. – Меня подменить не смогут. Срочное дело. Давайте увидимся послезавтра.

– Дебс!

– Послезавтра? Странно, – удивился Солдатов. – Тут интересы вашего друга!

Мои пальцы зацепили её куртку, и тут что-то ударило меня по голове сбоку. Из моих глаз посыпались искры.

– Ну что я могу поделать. Послезавтра я буду у вас.

– Не бей меня!

– Минуточку! Скажите, где работает жена Боровика? – быстро спросил Солдатов, чувствуя, что Кухарев собирается положить трубку.

Её дыхание дрожало от слёз. Я ждал.

– Во ВНИИхиммаш, – буркнул тот. – Извините, зовут! – И в трубке сразу же раздались частые гудки.

Она стала успокаиваться.

Солдатов вытащил из пачки папиросу и задумался. Увиливает Кухарев. На срочное дело сослался. Выходит, друга в беде оставил? Ну и гусь! Он снял трубку. Звонил Мухин.

Деревья – судя по звуку, ели и сосны – вздыхали.

– Поезжай во ВНИИхиммаш, – сказал Солдатов, – жена Боровика там работает.

– Что случилось, Дебс?

В начале третьего в кабинет вошел Петухов.

Дебс стояла недвижимо, и вдруг побежала.

– Можешь поздравить. С кражей у Белкина порядок. Тараторку задержал. Это ее работа. Улики полные… Загляни на минутку.

Я побежал за ней, догнал её.

Известие не обрадовало Солдатова, хотя это дело не давало ему покоя уже полмесяца. Новое задержание нарушало ритм работы сегодняшнего дня.

– Ты видела? – спросил я.

– Хорошо. Разбирайся. Зайду попозже. Вскоре объявился Мухин.

Она не останавливалась.

– Это я. Выяснил наконец, – докладывал он, – жена Боровика уже с год как уволилась.

– Что случилось?

– Куда перешла?

Дебс не ответила. Она полностью сконцентрировалась на ходьбе.

– Никому не ведомо. Подала заявление об уходе и больше не появлялась.

Несколько минут спустя мы вышли на асфальт. Теперь я кое-как видел силуэт Дебс. Она всё ещё шагала. Мы дошли до деревни, и в свете фонарей я наконец увидел Дебс. Грязь на щеке, остекленевшие глаза. Случилось что-то плохое.

– Возвращайся, – вздохнул Солдатов.

Мы почти дошли до места, от которого должны были пойти в разные стороны, но я не хотел оставлять её. Поэтому перекрёсток я прошёл вместе с ней. Она резко повернулась ко мне. На её лице было выражение, которого я раньше не видел: настоящий страх.

И опять телефон. На этот раз внутренний.

– В чём дело? – спросил я.

– Товарищ капитан, по графику в семнадцать ноль–ноль у вас прием населения, – напомнил дежурный.

Она шагнула назад, и я понял, это был самый настоящий ужас.

– Спасибо… Знаю.

– Не подходи ко мне!

Он встал из–за стола, подошел к окну. На улице светило яркое осеннее солнце. За забором строительной площадки золотились листья несрубленных деревьев, обреченно стояли опустевшие одноэтажные домики, подготовленные к слому. Вдалеке – трубы ТЭЦ, над ними полосы дыма.

Мёртвые листья прилипли к её куртке, её одежда была в грязи. Её глаза расширились, и я понял, что источник её ужаса – я. Она боялась меня.

До приема посетителей осталось меньше полутора часов.

– Но я должен убедиться, что ты в порядке.

«Заскочу в столовую управления», – подумал Солдатов и быстро убрал в сейф папки с документами.

– Не. Подходи.

Из кабинета Петухова послышалась громкая женская речь. Это Верка–Тараторка доказывала свою «правоту». Она уже судилась, но поговаривали, взялась за ум.

Она поспешила прочь по улице. Я смотрел, как она механически шагает. Потом пошёл за ней.

«Загляну», – подумал Солдатов.

Она услышала мои шаги и развернулась.

Задержанная, всхлипывая громче, чем надо, отвечала на вопросы задиристо, не забывая при этом аккуратно вытирать слезы, стараясь не задеть крашеные ресницы. Петухов незаметно кивнул Солдатову головой. Дал понять, что все у него идет так, как надо. Он был явно доволен. Кража из квартиры зубного врача–протезиста Белкина доставила немало хлопот работникам райотдела. За две недели он успел написать несколько жалоб.

– Уходи! – крикнула она во весь голос. – Уходи!

– Можно, я закурю? – вскинула ресницы Тараторка. Петухов подал ей пачку сигарет. Тараторка закурила свою, с длинным фильтром. Лицо ее преобразилось, стало бесстрастным. Однако, не удержавшись, она настороженно взглянула на Солдатова.

– Дебс, я просто хочу…

– Успокоились? – обратился к ней Петухов. – Давайте, Вера, по душам.

– Я его видела. Я видела волка.

– Еще чего… – взорвалась она. – По душам! Разжалобить хочешь? Зазря в обходительность играешь…

Я смотрел на неё.

– Не хотите по душам – можно и по–формальному, – невозмутимо проговорил Петухов.

– Ты привёл его, – сказала она. – Ты привёл смерть.

– Вы, Вера Евгеньевна, напрасно так. Руганью делу не поможешь, – вмешался Солдатов. – Ругань–то, она чаще от слабости и собственной несправедливости.

От этих слов я застыл как столб, как статуя.

Верка исподлобья настороженно посмотрела на Солдатова.

Секунду она раскачивалась, будто сошла с ума, будто была кем-то ещё, а не Дебс, а потом побежала по улице.

– Не понимаю, чего она упрямится, – обратился к нему Петухов. – Доказательств у нас больше, чем надо. Кофточку у нее отобрали – это раз… – начал перечислять Петухов.

– Я их с рук в универмаге за полсотни купила! – отрезала Верка.

Глава 34. Кроссовки

– У Насти Хлюстовой из мебельного гранатовые сережки изъяли – это два.

Эта дурацкая ужасная комната с вешалкой, растениями и издающим желудочное бурчание радиатором.

– У нее, а не у меня изъяли! – Тараторка глубоко затянулась. – Мало ли у кого такие сережки! Если ворованные, с нее и спрос.

Иэн в своём низком кресле и своих дурацких синих кроссовках. Золотое обручальное кольцо блестит в свете электрической лампы. Снаружи зимняя темнота.

– А Хлюстова сказала, что купила у вас. И свидетель есть. Вот почитайте, – Петухов протянул протоколы допросов.

– Прежде всего я должен сказать, Лукас, – говорит Иэн мягко, – что эти сессии конфиденциальны.

Но она на них даже не взглянула. Отвернулась.

Я думал о том, что констебль Стрэнг знал про мои проблемы в школе. Школа ему это рассказала. Хотя не имела права. Вся эта конфиденциальность – просто ложь.

– Давайте очную ставку. Хочу я посмотреть на эту Хлюстову. В ее глаза бесстыжие! – Она взглянула на Солдатова ясными зелеными глазами. В них уже не было злости. Они безмятежно лгали.

– То есть, – сказал Иэн, – я не расскажу бабушке. Или твоим учителям. Важно, чтобы ты это понял.

– С Тихим тоже очную ставку хотите? – спросил Петухов. – Вы ему, Вера Евгеньевна, кое–что из вещей передали…

– Она что, ваша бабушка?

– И до Тихого добрались?! Я этой стерве магазинной гляделки набок сверну! – Она вскочила со стула. – Раскапывайте еще двадцать, тридцать доказательств, все равно кража не моя!

– Прости?

Солдатов тяжело вздохнул, глядя на Тараторку.

– Почему вы назвали её «бабушка»? Она не ваша бабушка, правда ведь?

– Что ж получается? Опять вы из–за денег себя не пожалели? Что муж и дочь скажут? – спросил он.

Иэн коротко обдумал мои слова.

– Что скажут, то и скажут, – ответила безразлично, – дочь жалко. А муж… был, да сплыл, о нем думать нечего. А вы–то чего заботу проявляете? – уже со злостью спросила она.

– Твоя бабушка, – поправился он.

– С мужем–то расписаны?

Желудок радиатора начал издавать забавные звуки. Третье кресло – бабушкино – было сдвинуто назад. Я смутно ощущал его, сбоку и сзади от себя.

– Была.

– Итак, ты решил вернуться, – сказал Иэн.

– Значит, еще одна фамилия прибавилась?

Он что, хотел награды за указание на очевидные вещи? Он слишком широко раскинул ноги, очень самодовольно. Руки расслаблены. Руки, лживые, как эти синие кроссовки, детская обувь на старике.

– А какая разница? Не все ли равно, под какой фамилией на нарах валяться. Меня и без фамилии, кому надо, знают. Не перепутают.

За Иэном было окно, за окном была темнота. Какое-то время я вглядывался в неё.

Солдатов смотрел на нее и вспоминал, как на прошлой неделе зубной протезист Белкин величественно вошел в его кабинет. Привычным движением пригладив прядь волос, протянул листки бумаги.

Тишина становилась неловкой.

– Пока вы разыскиваете преступников, я уточнил стоимость похищенного. Прошу вас приобщить это к делу.

– Я полагаю, вы хотите поговорить о том, за что меня отстранили? – спросил я.

Солдатов внимательно прочитал заявление, отпечатанное на машинке; указанная в нем сумма значительно превышала первоначальную.

– Можешь говорить о чём хочешь.

– Я смотрю, вы энергичный человек.

Это было неожиданно.