Натали Доусон

Зал фей

Глава 1

Не подлежит сомнению истина: чтобы началась одна история, другая должна закончиться. Эта история начинается с последнего выхода на сцену миссис Фолбрайт, по совести говоря, на редкость неприятной, сварливой и жадной старушки. К счастью, в нашем повествовании эта почтенная дама появляется уже после своей неожиданной кончины, лежащая молча, как ей и полагается, в неприлично роскошном гробу, – ее внук и единственный наследник расстарался.

Достоинства последнего пристанища миссис Фолбрайт громким шепотом обсуждали две ее ближайшие подруги, пока викарий, ежась под холодным ноябрьским дождем, с трудом выдавливал из себя добрые слова в адрес покойницы.

– Кистей могло бы быть и поменьше, – ворчала сухопарая дама в порыжевшем черном плаще – его надевала на похороны еще ее давно почившая матушка.

– Вот именно, как будто мы хороним епископа! – Низенькая толстушка едва могла сдержать завистливый вздох. – Впрочем, чего еще можно ожидать от Бартоломью? Уж поверьте, он растранжирит все свое наследство за каких-нибудь полгода, а то и меньше!

– Полагаю, ему хватит и трех месяцев, – кивнула подруга и неодобрительно взглянула на викария – пора бы уже заканчивать церемонию, пока кто-нибудь не подхватил простуду и не последовал за миссис Фолбрайт. – Дорогая Пейшенс откладывала каждый пенни.

– И могла бы отложить еще, если бы ее труды не были так внезапно прерваны, – многозначительно заметила полная дама.

– Да, смерть порой бывает внезапна, даже, осмелюсь сказать, чересчур внезапна, – вторая леди зябко передернула костлявыми плечами.

– Говорят, доктор Хаддон сделал все, что мог…

Тон толстушки явно противоречил ее словам, и тощая дама несколько раз энергично кивнула, так, что капюшон сполз ей на плечи, подставив дождю редкие седые букли.

– Вот только нам с вами никогда не узнать, так ли это, – заявила она, почти не понижая голос. – Болтают, что доктор Хаддон уже не проявляет такого внимания к пациентам, как в прежние годы, когда он только начал практику и должен был заслужить свою репутацию. И слишком часто доверял смешивание лекарств своему ученику, этому бестолковому Чарли! Мы уже говорили об этом третьего дня с миссис Хилл: кто знает, что он там намешал для миссис Фолбрайт, и не благодаря ли его средству Бартоломью может теперь позволить себе выпивать и играть в карты больше прежнего! Не зря же доктор Хаддон пообещал ей изготовить новое лекарство, да так и не успел это сделать…

Викарий, наконец, угомонился, и могильщики резво принялись опускать гроб в раскисшую землю. Прихожане оживились, предвкушая скорое окончание церемонии и поминальный завтрак, от которого ожидали обилия, соответствующего роскоши заказанного Бартоломью гроба.

И только стоявшие за спиной старых сплетниц две дамы в темных накидках и одинаковых шляпках с вуалью не торопились вслед за остальными.

– Теперь ты видишь, что натворила! – прошипела одна из них, резко стряхивая капли с зонтика. – Репутация твоего отца почти погублена, пациенты могут отказаться от его услуг, и все из-за твоей глупости! Неужели ты все еще веришь, что Бартоломью женится на тебе теперь, когда у него достаточно денег, чтобы уехать в Лондон и выбрать себе в жены настоящую леди?

Вторая дама, вернее, чуть полноватая девушка лет семнадцати, чье расстроенное личико надежно скрывала вуаль, жалобно шмыгнула носом.

– Я не думала, что все так случится, матушка! И отец уже простил меня! Вы же не считаете, что болтовня этих старых ведьм имеет какое-нибудь значение для пациентов отца, которые знают и уважают его уже двадцать лет?

– Простил! Да отец простит тебя, даже если ему придется просить милостыню из-за твоей… твоей… – Возмущенная миссис Хаддон не могла подобрать слов, чтобы описать преступления своей дочери, и даже не заметила, что Кэтрин ко всем своим прегрешениям еще и назвала старыми ведьмами самых что ни на есть почтенных дам Стоунфолла.

К счастью для мисс Хаддон, договорить ей не дал сам доктор Хаддон, опоздавший на прощание с одной из самых щедрых своих пациенток из-за срочного вызова в гостиницу «Гусь и пони». Одна из служанок глубоко порезала руку стеклом, выпавшим из старинного буфета.

– Наконец-то вы здесь! – Миссис Хаддон потянула супруга за рукав, побуждая его оторвать взгляд от неровного холмика, под которым нашла свой приют миссис Фолбрайт. – Идемте же, вам надо показаться на людях и изобразить подобающую скорбь, но ни в коем случае не чувство вины! Мы должны сделать все возможное, чтобы показать, с каким усердием вы пытались облегчить недуг бедной старушки!

Доктор Хаддон только слегка махнул рукой с зажатым в ней небольшим саквояжем в сторону гордо проплывающих впереди траурной процессии подруг миссис Фолбрайт.

– Полагаю, это бесполезно, дорогая. Судьи уже вынесли свой приговор, нам остается лишь смиренно покориться и с достоинством принять тяжкую участь рабов на сахарных плантациях. Если, конечно, нам не придет охота поднять пиратский флаг и грабить суда всех величеств без разбору. – Тучный доктор Хаддон с неожиданной резвостью обернулся и подмигнул дочери.

Кэтрин хихикнула и тут же прикусила губу, радуясь, что под густой вуалью мать не сможет разглядеть выражение ее лица.

– Что ж, если вам даже во время траурной церемонии никак нельзя обойтись без своих нелепых шуток, не говорите после, что это из-за моего дурного воспитания ваша дочь останется старой девой! – Миссис Хаддон решительно зашагала вперед и скоро догнала прихрамывающую супругу викария, которую заботливо подхватила под руку, хотя на самом деле терпеть не могла старую сплетницу.

– Уверен, вы прекрасно воспитали всех наших детей, моя дорогая, – пробормотал вслед супруге доктор Хаддон, но его улыбка стала грустной. – Идем, Кэтрин, не стоит заставлять твою матушку сердиться больше, чем может позволить себе ее желчный пузырь.

Кэтрин порадовалась, что мать не слышит этих слов, обсуждение подобных материй доктору Хаддону было строго запрещено даже в стенах собственного дома, за исключением приемной, не говоря уж о людных местах.

Девушка оперлась на руку отца, и они вместе поспешили за удаляющейся процессией, начало которой уже вытекло с кладбища и устремило свои жидкие воды в сторону дома миссис Фолбрайт.

Вымученные шутки отца ненадолго развеселили мисс Хаддон. Где угодно сейчас хотела бы оказаться Кэтрин, в ледяной пустыне или в чаще леса, полной ухмыляющих фейри, лишь бы не в душной, заставленной тяжеловесной мебелью гостиной миссис Фолбрайт.

Чувствовать на себе неодобрительные взгляды старых сплетниц и молодых завистниц – это она еще смогла бы вынести, но только не насмешливый взгляд Бартоломью. А в том, что этот взгляд будет именно насмешливым, Кэтрин не сомневалась.

Стоило ли спорить с матерью, когда миссис Хаддон упрекала ее в глупости? В самом деле, как же она была глупа! Должно быть, все здравомыслие в семье Хаддонов досталось старшим детям.

Маргарет удачно вышла замуж четыре года назад, и с тех пор все ее письма родным были наполнены описаниями чаепитий в изысканном доме ее свекрови и проделками маленького Уолтера. Джонатан благодаря своим выдающимся успехам в учении уже получил приход и женился на самой некрасивой из своих прихожанок, чем, без преувеличения, осчастливил ее отца, владевшего гостиницами в трех городках графства. С тех самых пор преподобный Хаддон все чаще поручал проповедовать и заниматься благотворительностью своему помощнику, а сам проводил время на морских курортах, заводя светские знакомства с легкостью образованного человека, умеющего поддержать остроумную беседу. То, что он порой забывал в гостях жену, словно трость или зонтик, никто из новых знакомых не поставил бы ему в упрек, а что думала бедная Эммелина, их не интересовало.

Доктор Хаддон, привыкший возделывать свою ниву денно и нощно, не одобрял образ жизни сына, но привычно гордился им, как и высоким положением, которое получила Маргарет благодаря замужеству.

После того как с родителями осталась одна лишь Кэтрин, Хаддон не спешил поощрять попытки супруги найти дочери мужа. И дело было не столько в юном возрасте Кэти, сколько в нежелании доктора проводить вечера, свободные от вызовов к больным, вдвоем с женой.

Пока Кэтрин была с матерью, доктор Хаддон мог использовать часы досуга, как ему заблагорассудится. Миссис Хаддон любила устраивать у себя чаепития для своих подруг из благотворительного общества, а несколько своеобразное чувство юмора доктора обычно доводило почтенных дам до желудочных расстройств. Чаще всего ему же и приходилось потом лечить эти расстройства, и помощник доктора, Чарли Баттенхейм, однажды поплатился недельным обедом за то, что пошутил на этот счет. «В самом деле, – заявил Чарли, – когда нашему доктору будет не хватать больных, способных оплатить лечение, он сумеет создать их сам. Это ли не чудо творения? Воскресить, убить и воскресить снова!»

Кэтрин тогда хохотала так, что едва не начала заикаться, но миссис Хаддон, чей слух способен был вызвать зависть даже у кошки, за три квартала слышавшей приближение тележки молочника, пришла в ярость.

Чарли тотчас был сурово наказан, да и Кэтрин едва не лишилась обещанной поездки в Брайтон, где доктор Хаддон обычно проводил первую неделю июля вместе с семьей, оставляя трепещущих пациентов в давно уже нечутких руках старого доктора Торнеби, ушедшего на покой еще до рождения старшей мисс Хаддон.

Глава 2

Сейчас Кэтрин чинно сидела на жестком стуле в самом затененном углу комнаты и вспоминала эти слова Чарли. Где-то он теперь? После случившегося доктор Хаддон отказался держать у себя Баттенхейма в качестве помощника, и мысли о бедном Чарли, которым пришлось пожертвовать ради блага ее семьи, отравляли едва ли не каждый час в жизни Кэтрин.

Почему, почему в самом деле нельзя воскресить миссис Фолбрайт? Если бы существовали такие способы, такие лекарства, Кэтрин не пожалела бы ни единого пенни из своего небогатого приданого, чтобы вернуть в этот мир старую скрягу.

Мисс Хаддон осторожно покосилась в сторону Бартоломью. Гадкий лицемер с видом самой что ни на есть настоящей утраты печально покачивал головой в ответ на бесконечные повторения сочувственных речей, столь же неискренних, как и его горе.

В том, что Бартоломью не поможет ей теперь, Кэтрин не сомневалась. Во всех их детских играх юный Фолбрайт выигрывал за счет ловкости и обмана, а не потому, что другие дети были менее сообразительными. Сестрам Хаддон позволялось играть с Бартоломью, пока их мать и миссис Фолбрайт обсуждали последние сплетни и старые рецепты, но Маргарет всегда была слишком скучной, чтобы придумать что-нибудь интересное. К тому же она, как и другие ее ровесницы, была по уши влюблена в обаятельного хитреца, что делало ее бесполезной в компании проказников. Кэтрин, тогда еще слишком маленькая, чтобы пережить первую детскую влюбленность, удостоилась дружбы Бартоломью за свою смелость и умение лазать по деревьям не хуже мальчишек. Кроме того, эта мисс Хаддон рисовала лучше всех юных леди Стоунфолла, включая тех, кто уже успел найти себе жениха.

Альбом Кэтрин покрывали карикатурные изображения соседок, их мужей, детей и даже собак, обычно походивших на своих хозяев вытянутой челюстью, визгливым лаем или неутомимым стремлением совать нос в чужие дела. Мисс Хаддон показывала заветный альбом только близким друзьям, ее мать навсегда отобрала бы у нее бумагу и карандаши, если бы увидела хотя бы один из рисунков. К примеру, портрет той же миссис Фолбрайт, держащей в руках голову Медузы Горгоны. Лицо несчастной Медузы, в котором безошибочно угадывались черты супруги викария, было искажено от ужаса, змеи в волосах отпрянули назад, насколько можно, но миссис Фолбрайт с победным ликованием потрясала перед носом своей жертвы указательным пальцем, очевидно, читая той очередную нотацию о том, как надлежит выглядеть настоящей леди.

Бартоломью чуть ли не на коленях умолял Кэтрин подарить ему этот портрет, чтобы повесить в своей комнате, но мисс Хаддон держалась стойко.

– Когда я стану знаменитой художницей, подобно мисс Уотлингер, я продам тебе портрет твоей бабушки за двести или даже за пятьсот фунтов. Но не раньше! – Кэти не представляла, сколько могут стоит картины мисс Уотлингер, но тогда пятьсот фунтов казались ей баснословной суммой.

Если бы она могла получить хотя бы треть этих денег! Да даже четверть! Последние четыре года мисс Хаддон лелеяла свою заветную мечту и даже осмелилась однажды попросить у отца выдать ей часть ее приданого, чтобы эту мечту исполнить. Увы, доктор Хаддон, от которого, при его-то профессии, можно было ожидать определенной широты взглядов, и слышать не захотел о желании своей дочери.

– Уехать в Лондон, чтобы учиться живописи! Да после такого позора твоя мать не осмелится показать из дома даже кончик своего носа! У всех вас был вполне приемлемый учитель, он научил тебя держать карандаш и кисть, а дальше ты можешь развивать свое дарование, сколько тебе угодно. Хотя, признаться, язвительные шаржи на наших соседей еще не говорят о том, что ты талантлива.

Конечно, доктор Хаддон видел кое-какие страницы в альбоме дочери, Кэтрин сама иногда показывала ему свои наброски, чтобы развеселить отца после тяжелого дня. И вот ее доброта обернулась против нее самой!

Мисс Хаддон попыталась заговорить о растущей славе мисс Уотлингер, но доктор Хаддон прервал разговор, сославшись на недостаток времени. А Кэтрин-то надеялась, что он поддержит ее в неизбежном сражении с матерью! Увы, похоже, ей придется на всю жизнь остаться недоучкой, марающей бумагу как придется, когда другие женщины уже протискиваются между плотно сдвинутыми мужскими плечами, стремясь сделать карьеру на поприщах, сотни лет до того считавшихся уделом мужчин. И некоторым удавалось достичь успеха! Но среди этих женщин не будет мисс Хаддон. Ее имя не украсит собой художественные галереи, не появится в газетах, не будет вызывать восхищение и зависть у других девушек, побоявшихся бросить вызов условностям.

«Лучше бы они отпустили меня тогда, весной, – думала теперь Кэтрин с каким-то мстительным чувством, вызывавшим у нее одновременно удовлетворение и стыд. – Сейчас миссис Фолбрайт принимала бы у себя лишь нескольких приближенных, закоренелых сплетниц, а Бартоломью еще лет десять пришлось бы дожидаться своего наследства! И, конечно, отец не страдал бы от того, что у него уменьшилось количество пациентов, а матушке не нужно было заискивать перед женой викария! А бедный, бедный Чарли! И я, боже мой, я не была бы такой несчастной!»

Мисс Хаддон поняла, что вот-вот расплачется, и стиснула кулачки, чтобы сдержать слезы. Почти сразу она вспомнила о дыхательных упражнениях, которым учил ее отец, и постаралась успокоиться, пока ее затравленный вид не привлек внимания находящихся в комнате людей. И без того она уже слышала свое имя, громким шепотом произносимое поочередно теми самыми дамами, которые позволили себе прямо на кладбище нелестные высказывания о докторе Хаддоне.

Ну, конечно, они, как и ее собственная мать, уверены в том, что Бартоломью ухаживал за ней только ради того, чтобы доктор Хаддон свел в могилу его единственную родственницу, чье крепкое здоровье не позволяло ему надеяться в ближайшие годы стать полноправным владельцем Фолбрайт-лодж. Тот факт, что доктор Хаддон уволил своего помощника, только подогрел котелок, в котором, тесно прижатые друг к другу, кипели местные сплетни. Что ж, если так, выходит, что Кэтрин соблазнила Чарли Баттенхейма, и, обманутый ее мнимыми добродетелями, юноша совершил преступление, подмешав отраву в лекарство миссис Фолбрайт. И как это его не арестовала полиция!.. Вот что занимало теперь устроившихся на самом большом диване дам. А мисс Хаддон еще осмелилась прийти сюда вместе с родителями и сидит как ни в чем не бывало, но она напрасно ждет, Бартоломью ни за что не подойдет к ней!

Свидетельства старого доктора Торнеби, подтвердившего, что миссис Фолбрайт скончалась от внезапного сердечного приступа, мало помогли доктору Хаддону. В определенных кругах Стоунфолла его репутация пошатнулась, если и не вовсе погибла, и попытки миссис Хаддон сделать вид, что все случившееся – лишь досадное стечение обстоятельств, не могли уже ничего исправить.

«Зачем мы здесь? – Кэтрин посмотрела сперва на мать, с видом полной покорности судьбе выслушивавшей болтовню викария, затем на отца, рядом с которым остался лишь его верный друг и старый учитель доктор Торнеби. – Наша храбрость только раззадоривает сплетниц. Того и гляди, они прямо обвинят нас в убийстве миссис Фолбрайт! Скорей бы уже все закончилось! Как было хорошо прежде, когда женщинам не дозволялось участвовать в похоронах! Все эти ведьмы сидели бы по своим домам или собирались бы изобретать все эти гнусные слухи тайком, делая вид, что скорбят о безвременно почившей подруге. И почему они не выказывают своего презрения Бартоломью, как будто он здесь вовсе ни при чем!»

Здесь, конечно, мисс Хаддон обманывала сама себя, полагая, что не знает причины, по которой только лишь ее семья лишилась уважения и дружбы лучшего общества Стоунфолла. Ее отец никому не рассказал о том, как все было на самом деле, вся вина досталась ему и Чарли.

К тому же в большинстве семей было хотя бы по одной дочери, племяннице или внучке, которой необходимо искать жениха, а избытка завидных женихов в Стоунфолле в последние пять-шесть лет не наблюдалось. Мистер Фолбрайт, рано потерявший родителей и воспитанный бабушкой, всегда считался прекрасной партией, а теперь, когда можно было не опасаться, что суровая миссис Фолбрайт лишит его наследства, если ей не понравится выбор внука, Бартоломью превратился в желанный трофей.

И, уж само собой, он не свяжет свою судьбу с дочерью доктора, на чьей репутации его же усилиями поставлено несмываемое пятно.

«Проклятые лицемеры! – По дороге домой, после того, как эта пытка наконец закончилась, Кэтрин дала себе волю, мысленно перебирая все известные ей ругательства, почерпнутые у Чарли Баттенхейма и все того же Бартоломью. – Как же мне хочется уехать отсюда! Хоть бы Маргарет пригласила меня погостить месяц или два! Я бы согласилась сколько угодно вытирать нос и читать сказки ее капризному Уолтеру, лишь бы только не дышать ядовитым воздухом Стоунфолла, только бы не видеть все эти лица! Да разве ж свекровь Маргарет захочет принять у себя заблудшую овцу?»

На это нечего было и надеяться. Кэтрин уже представляла себе, как запрется в своей комнате и вволю порыдает, до тех пор, пока губы не опухнут, а глаза не превратятся в две щелочки, отсвечивающие мутно-серым, когда ее мать внезапно остановилась, не дойдя до своего палисадника каких-нибудь пятнадцать футов.

– Гостиница! Ну, конечно! Как хорошо, что эта горничная порезала руку именно в гостинице!

– Моя дорогая, даже в такой несчастный день подобные речи непростительны! – Доктор Хаддон повернулся к жене с возмущенным видом, но она не дала ему продолжить.

– Бог мой, конечно, я не рада, что бедняжка поранилась! – отмахнулась миссис Хаддон от непрозвучавших обвинений в жестокосердии. – Если бы не она, вы не упомянули бы о гостинице, а я бы не вспомнила, что у нас есть Томас!

– Ваш брат? – после некоторой паузы переспросил ее супруг. – Признаться, я думал, своим недавним подарком он заслужил хотя бы такую малость, как задержаться в вашей памяти на три-четыре недели!

– Окорок был хорош, не спорю, но его письмо, полное такого отвратительного самодовольства!.. Вот уж о чем я предпочла поскорее забыть! – возразила миссис Хаддон и тут же оборвала сама себя. – Как бы там ни было, я не собираюсь говорить ни о корзине, ни об этом безграмотном послании! Мы уже все обсудили, и я не вижу необходимости тратить время, восхваляя окорок и абрикосовый джем миссис Лофтли!

– Надо же, а я полагал, вы так впечатлены кулинарными талантами супруги вашего дорогого брата, что готовы отдать им должное прямо посреди улицы, – доктор оглянулся на дочь, чтобы убедиться, что его не самая остроумная шутка хоть немного развеселит Кэтрин, но девушка так и не подняла вуаль поверх шляпки, не желая, чтобы подглядывавшие в окна соседки видели ее унылое лицо.

– О, ну конечно, сейчас вы устроите целое представление, жаль только, зрителей маловато! Старый пес Солбернов совсем оглох, а мистер Солберн, должно быть, не скоро проснется после очередной порции бренди. – Миссис Хаддон, когда хотела, не уступала мужу в язвительности.

Однако же сейчас она не собиралась вступать в словесную перепалку, поэтому удовольствовалась сконфуженным взглядом, брошенным ее мужем в сторону соседского сада, где на террасе дремали под одним пледом уже упомянутый пес и его престарелый хозяин.

– Я пытаюсь сказать вам, мой дорогой, что в этом письме Томас упоминал о венчании своего служащего, не помню, как там его звали. Мало того, братец со свойственным ему многословием сетовал, что остался без помощника.

– Да, я что-то такое припоминаю, однако же с тех пор прошло несколько недель, неудивительно, что детали изгладились из моей памяти… – Доктор Хаддон хотел поскорее оказаться в благословенной тишине своего кабинета и не мог понять, что за охота пришла его жене заниматься болтовней в двух шагах от калитки.

– Не перебивайте же меня! – От этого возгласа пес Солбернов приподнял седую морду и неуверенно огляделся, пытаясь понять, не пора ли поднять тревогу. Но голос звучал знакомо, и верный страж снова опустил голову на ботинок дремавшего хозяина.

– Итак, Томасу нужен помощник. И наша Кэтрин поедет в Кромберри и займет место за конторкой в «Охотниках и свинье»!

– Что?! – в один голос воскликнули отец и дочь, одинаково пораженные этим заявлением.

Теперь уже зашевелился и мистер Солберн, поэтому миссис Хаддон потрудилась, наконец, открыть калитку и направиться к парадной двери своего дома, а доктор и Кэтрин поспешили за ней, исполненные любопытства и тревоги.

Мистер Томас Лофтли не был в доме Хаддонов популярной персоной. Его сестра считала ниже своего достоинства гордиться родственными узами с человеком, содержавшим гостиницу, пусть даже эта гостиница была удачно расположена и приносила ее владельцу неплохой доход. И раздражало миссис Хаддон даже не столько само неблагородное занятие ее братца, и не то, что мистер Лофтли, однажды овдовев, женился снова на женщине моложе себя лет на двадцать. Нет, выводило из себя почтенную супругу доктора название гостиницы, которое ее брат, несмотря на все увещевания, сохранил после прежнего хозяина.

«Охотники и свинья»! Как можно уважительно относиться к заведению с подобным названием?! Да разве какая-нибудь благородная особа позволит настолько унизить себя, чтоб остановиться у мистера Лофтли? Только всякий сброд в дождливую ночь не погнушается попросить кров и дешевую выпивку в гостинице, чье название говорит само за себя!

И миссис Хаддон было совершенно неважно, что в «Охотниках и свинье» останавливалось немало представителей самых благородных фамилий Британии, ведь нельзя было добраться до Бата, не посетив Кромберри. Нарисованная на прибитом над входом щите сцена относила любознательного зрителя к временам Карла Первого, судя по одежде трех всадников, с недоумением взирающих на разлегшуюся посреди дороги свинью.

Мистер Лофтли в один из своих редких визитов к сестре рассказывал племянникам, что, по преданию, свинья так и не согласилась сдвинуться с места, а так как принадлежала фермеру с весьма буйным нравом, охотники побоялись причинить упрямице вред и вынуждены были вернуться без добычи. Расстроенные, они свернули под убогий навес перед скромным домишком, который тогда и был приютом для путников, проезжающих через Кромберри. Под этим навесом один из охотников предавался унынию и возлияниям так долго, что хорошенькая дочь хозяина показалась ему прекрасной феей, способной своими чарами вернуть охотникам удачу. Отец девицы не стал чинить препятствия влюбленным и поспешил устроить венчанье, пока его будущий зять еще находился под влиянием чар, заключенных в бочке его лучшего вина.

Благодаря средствам своего зятя и романтической истории, обросшей со временем всеми признаками местной легенды, заведение приобрело черты респектабельности, а с ними и популярность у приличных путешественников, направлявшихся в Бат или возвращавшихся оттуда. В память об удачном стечении обстоятельств, поспособствовавших процветанию его семьи, младший сын охотника, унаследовавший после смерти деда гостиницу, нарек ее тем самым прозванием, что так раздражало миссис Хаддон.

И сейчас доктор Хаддон не мог поверить своим ушам.

– Кэтрин поедет в «Охотников и свинью»? – изумленно переспросил он.

– Отослать ее из Стоунфолла – лучшее, что мы можем придумать, чтоб хотя бы попытаться спасти ее репутацию. Через год-другой сплетни утихнут, – с уверенностью бывалой сплетницы заявила миссис Хаддон. – Пусть помогает дядюшке и тетушке, там она, по крайней мере, будет слишком занята, чтобы делать глупости или переводить бумагу на картинки, от которых за милю веет желчностью старой девы! И кто знает, может, ей повезет найти себе жениха среди постояльцев гостиницы, как повезло той девице из легенды!

Доктор не нашелся, что ответить. Когда его супруга говорила таким уверенным тоном, спорить с ней было бессмысленно. К тому же, судя по выражению лица Кэтрин, она отнюдь не была расстроена ожидающей ее переменой. Пусть даже мать намекнула на ее будущую судьбу старой девы.

В самом деле! Уехать подальше от Бартоломью и его рискованных затей, не видеть больше ни чинных собраний стоунфоллских дам, ни неодобрительно поджатых губ Рэйчел и Оливии, еще недавно считавшихся лучшими подругами Кэтрин! Погрузиться в шумный, пестрый, незнакомый мир дядюшки Томаса! Мистер Лофтли всегда нравился маленькой племяннице своей непохожестью на других ее родственников. Пожалуй, в кои-то веки мать нашла решение, которое полностью устраивало все заинтересованные стороны.

Глава 3

О пользе этого решения мисс Хаддон старательно пыталась не забыть, пока тряслась в изобилующем дурными запахами дилижансе в Кромберри. До этого славного маленького городка можно было бы добраться и на поезде, на что втайне надеялась Кэтрин, но матушка сочла этот вид путешествия неприличным для одинокой девушки…

И вот теперь Кэтрин вынуждена была терпеть все неудобства, какие только могут сопровождать небогатого путешественника, – сквозняки и духоту, впивающиеся под ребра трости и зонтики других пассажиров, отдавленные ноги, чиханье и кашель со всех сторон. Если что в таких условиях и могло порадовать бедняжку, так это то, что поездка не была чрезмерно продолжительной.

«Еще три или четыре часа, и я упала бы в обморок», – думала Кэтрин, с трудом пробираясь к выходу между корзинками и саквояжами, с которыми ее попутчики не пожелали расстаться во время путешествия. Багаж самой мисс Хаддон был привязан на крыше дилижанса, и ей нужно было сосредоточиться, чтобы не забыть ни одной картонки – навряд ли дядюшка Томас купит ей тотчас новую шляпку или, уж тем более, кисти и краски.

Кэтрин не успела сделать шаг на подножку, как споткнулась о выставленный в узкий проход длинный черный зонт сидящего у самого выхода господина и буквально выпала из дилижанса прямо в руки ожидавшему ее дядюшке Томасу.

Подхватив племянницу, тучный мистер Лофтли только крякнул, но даже не пошатнулся.

– Вот и ты, дорогая. – Над пухлыми щеками весело сияли круглые голубые глазки, мясистый нос бойко втянул следовавший за Кэтрин шлейф запахов, и дядя Томас покачал головой. – Моя сестра могла бы позаботиться, чтобы тебе было удобно доехать до нашей скромной обители, но Энн, как обычно, поступает по-своему. Если бы не ее телеграмма, твой приезд и вовсе был бы сюрпризом! Идем же поскорей, должно быть, у тебя каждая косточка болит после этой колымаги.

Кэтрин поцеловала дядюшку в подставленную щеку, с ненавистью бросила последний взгляд в утробу дилижанса и махнула рукой в сторону крыши.

– Мои платья и все остальное… Их нужно забрать, дядя Томас, – робко сказала она, не зная еще, как отнесется мистер Лофтли к тому, что его племянница привезла с собой столько всего.

– Разумеется, милая. – Дядюшка Томас кивнул ожидающему под навесом слуге. – Сэмюэль заберет багаж, там ведь, должно быть, есть бирки с твоим именем.

Дождавшись благодарного кивка, мистер Лофтли подхватил Кэтрин под руку и повлек внутрь гостиницы, которая отныне должна была стать ее новым домом. В угасающем свете пасмурного дня мисс Хаддон не успела разглядеть прославленный щит с охотниками и свиньей и тут же решила завтра с самого утра непременно полюбоваться на вывеску и зарисовать ее в свой альбом. В прежние времена она бы послала картинку Бартоломью и сделала бы еще две для своих подруг, но теперь, как она это хорошо понимала, в Стоунфолле у нее не осталось ни одной родственной души. Кроме разве что отца, но только не в том, что касалось ее живописи.

Едва Кэтрин успела сделать несколько шагов по пушистому серо-коричневому ковру, как из-за конторки выскочила высокая худая женщина в бирюзовом платье и крошечном кокетливом чепчике.

– Ах, милая, ты приехала! – воскликнула она, несколько раз при этом взмахнув длинными руками. – Боюсь, сейчас я не могу встретить тебя со всем радушием, на какое способна, но мне просто необходимо прийти в себя после всех этих ужасов!

– Каких ужасов, тетя Мэриан?

Кэтрин ни разу не встречалась ни с одной из миссис Лофтли, но помнила слова матери: «Первая жена Томаса была толстой и вульгарной, она выглядела как торговка устрицами, да она и была дочерью торговца! Неудивительно, что после ее смерти Томас решил выбрать совсем другую женщину, вот только зачем ему надо было жениться на дочери аптекаря, тощей и вертлявой, к тому же годящейся ему в дочери!»

– О, не обращай внимания на эту болтовню. С тех пор как Арчи решил жениться и оставить нас, бедняжке Мэриан пришлось тяжело. Правда, потом все наладилось… – вмешался мистер Лофтли и тут же оборвал сам себя: – У нас в Кромберри и в самом деле произошло кое-что неприятное, но молодым девицам вроде тебя об этом знать не положено. Да и нам всем уже пора забыть об этом, случилось-то все, кажется, в самом начале осени… Мэриан, покажи Кэти ее комнату и помоги освежиться с дороги, а потом мы, наконец, сядем за стол. Твой дилижанс опоздал по меньшей мере на два часа, и жаркое, должно быть, уже перестояло.

Кэтрин смутилась, ей показалось, что в словах дядюшки звучит упрек, как будто это она виновата в опоздании дилижанса, но мистер Лофтли смотрел на нее все так же радушно, и девушка немного успокоилась. Очевидно, ей придется привыкать к манерам своих родственников, которых она, к несчастью или к счастью, знала так мало.

– Идем, горячая вода уже давно готова, Салли поставила в твоей комнате свежие цветы и постелила новое покрывало. – Несмотря на свою усталость, миссис Лофтли, кажется, готова была трещать без умолку. – Ты займешь одну из комнат для гостей, мы так решили с твоим дядей, ведь каморку Арчи мы уже приспособили под комнату для слуги или служанки кого-нибудь из постояльцев.

В последних словах прозвучала гордость, тетя Мэриан явно хотела дать понять племяннице, что в «Охотниках и свинье» останавливается только самая респектабельная публика.

Кэтрин подобрала юбку и заторопилась вслед за тетушкой по широкой лестнице, застеленной длинной ковровой дорожкой того же цвета, что и ковер в холле. На площадке второго этажа начинался короткий коридор, который вел к более длинному и широкому, пересекающему все здание. В этот коридор выходили двери номеров, всего в «Охотниках и свинье» их было четырнадцать. В дальней части коридора находилась лестница в чердачные помещения, где проживали слуги, хранились запасы постельного белья, полотенец, фаянсовых кувшинов для умывания и множество других необходимых для содержания гостиницы вещей. Обо всем этом Кэтрин имела самое смутное представление и испытывала страх при мысли, что уже завтра ей придется заменить свою тетю. Этот страх затуманил бы ей голову, если бы не другие, более приятные и волнующие мысли, которые она так и этак перекраивала в своей кудрявой головке на протяжении всего пути до Кромберри. Даже случившаяся в Стоунфолле печальная история слегка померкла в ее сознании.

Работа! Она будет работать! Уже завтра из легкомысленной бестолковой девицы она превратится в серьезную, ответственную барышню, способную обеспечить себе пропитание и не нуждающуюся ни в заботе родителей, ни в содержании, выделяемом своим женам мужьями, порой скаредными и мелочными. Миссис Хаддон ни словом не упомянула о жалованье, которое будет получать Кэтрин от своего дяди, – говорить с дочерью о деньгах почтенная матрона считала вульгарным. Однако же Кэти надеялась, что у ее дяди хватит здравого смысла платить ей хоть что-то в дополнение к жилью и пропитанию, которые она получит в «Охотниках и свинье» на правах родственницы хозяев. Молодой девушке нужны некоторые средства на необходимые мелочи, а о том, что часть из них она собирается тратить на принадлежности для рисования, мисс Хаддон пока решила благоразумно умолчать.

Кэтрин была уверена, что такое место, как популярная гостиница, предоставит ей неиссякаемый источник сюжетов для своих зарисовок – ведь здесь должна быть целая ярмарка самых разнообразных типажей! Кроме того, окрестности Кромберри весьма живописны, судя по тем пейзажам, что она успела рассмотреть сквозь забрызганное грязью окошко дилижанса. Вот только будет ли у нее время на прогулки со своим альбомом? В этом девушка начала уже сомневаться.

Миссис Лофтли провела ее по коридору в самую последнюю комнату. Как раз напротив двери начиналась лестница в мансарду, узкая, но тоже застеленная дорожкой, чтобы приглушить звук шагов. Кэтрин догадалась, что этот номер наименее удобен из всех имеющихся в гостинице – ведь мимо двери постоянно пробегает прислуга, но не стала высказывать свое недовольство. В конце концов, ее могли поселить и в каморке Арчи в этой самой мансарде.

Тетушка Мэриан распахнула дверь, и Кэти ахнула от удовольствия. Комната была прелестна – молочного цвета обои в мелкие незабудки, шторы и покрывало голубые, слегка потертым голубым штофом обит крошечный диванчик у окна и уютное кресло возле незатопленного камина.

На туалетном столике стоял расписанный синими цветами фаянсовый кувшин с горячей водой и небольшой тазик. Сэмюэль уже втащил в комнату часть багажа и сложил его у распахнутых дверей большого шкафа, выкрашенного в белый цвет. «Надо будет попросить у тетушки разрешения расписать его такими же незабудками, как на обоях», – пронеслось в голове у Кэтрин.

– Ватерклозет и большая ванная сразу за лестницей, – поторопилась рассказать тетя Мэриан, заметив взгляд племянницы в сторону кувшина и тазика. – Мы не смогли оборудовать отдельными ванными все номера, слишком мало места, но в этой части коридора мы стараемся размещать только леди. Зато все комнаты отапливаются горячей водой, которая бежит по трубам! В комнатах есть и камины, мы растапливаем их по просьбам постояльцев. Если тебе захочется вечером посидеть у огня, тебе придется самой принести из подвала дрова.

Кэтрин кивнула. Общая с другими леди ванная и туалетная комната – к этому ей придется привыкнуть. В скромном домике доктора Хаддона и речи не заходило о ватерклозете или обогреве при помощи горячей воды. Судя по всему, дела дядюшки Томаса шли прекрасно, раз уж он смог позволить себе все эти новшества. Признаться, о чем-то подобном мистер Лофтли, кажется, писал сестре два или три года назад, но Кэти была тогда слишком юна, чтобы задумываться о подобных вещах. Теперь же она сможет пользоваться плодами прогресса – ну разве не чудесно?

Миссис Лофтли, судя по беспокойным движениям рук, ждала от племянницы какой-то реакции на свои слова, и Кэтрин поспешила удовлетворить тщеславие тетушки, расхвалив и комнату, и удобства, и все, что она успела увидеть.

– Общая гостиная, ресторан и наши с Томасом комнаты расположены внизу. – На узком, но миловидном лице миссис Лофтли проявился румянец. – На этом этаже есть небольшая комната для отдыха, где могут уединиться и отдохнуть те из постояльцев, кто не любит большое общество. Обычно в этой комнате, мы зовем ее «Залом фей», проводит время одна наша постоянная гостья, миссис Дримлейн…

– «Зал фей»? – перебила тетушку удивленная Кэтрин.

– О, я забыла сказать, что у каждой комнаты в нашей гостинице есть свое название, – затараторила миссис Лофтли. – Твоя называется, конечно, «Комнатой с незабудками». Общая гостиная внизу – «Залом герцогини». Как утверждал прежний владелец гостиницы, однажды здесь останавливалась герцогиня Девонширская, уж не помню, какая по счету. Остальные названия ты скоро узнаешь, сейчас я не буду отвлекать тебя, пора готовиться к ужину.

– А «Зал фей»? – не удержалась Кэти.

– Ах, тут нет ничего волшебного, дорогая, – засмеялась тетушка Мэриан. – Просто эта комната отделана зеленым бархатом и цветочными гирляндами. Миссис Дримлейн очень любит ее, хотя, признаться, зеленый цвет портит оттенок лица, я бы ни за что не выбрала для своего будуара зеленый, но миссис Дримлейн уже слишком стара, чтобы придавать этому значение.

Сэмюэль сложил у шкафа последние картонки, слегка поклонился хозяйке, приветливо улыбнулся ее племяннице и вышел.

– Очень милый молодой человек, все известные его предки служили в нашей гостинице, – сообщила миссис Лофтли и сочла, что на этом первое знакомство племянницы с «Охотниками и свиньей» можно заканчивать. – Теперь я оставлю тебя, дорогое дитя, через четверть часа тебе надлежит спуститься вниз, пройти в коридорчик за конторкой и зайти во вторую дверь слева – там мы обедаем с твоим дядей, когда нет необходимости садиться за стол вместе с постояльцами. За обедом мы поговорим обо всем…

Тетушка не договорила фразу, неловко улыбнулась и оставила, наконец, Кэтрин одну.

Глава 4

Юная леди не стала тщательно разбирать багаж, на это у нее не было ни времени, ни сил. Как только одно из платьев показалось Кэтрин менее измятым, чем остальные, она умылась и поспешно надела его, продолжая осматривать свое новое пристанище. На полочке над камином поместятся привезенные ею книги, а на маленьком секретере с пюпитром удобно будет делать зарисовки. Внутрь можно спрятать альбомы с рисунками, судя по висящему на цепочке ключику, секретер запирается. Перед отъездом Кэтрин со слезами сожгла несколько альбомов – она не могла увезти с собой все и не хотела оставлять свои тайны в родительском доме. Оставшиеся два, с самыми удачными рисунками, лежали в шляпной картонке, и тетушка Мэриан могла бы задать несколько не самых приятных вопросов, доведись ей посмотреть на изображенные в альбоме лица.

Навряд ли дядя или тетя будут за ней шпионить, но все же Кэтрин решила принять меры тотчас же. Альбомы, а также несколько перевязанных лиловой ленточкой писем были спрятаны в самый широкий нижний ящик, а ключик девушка пока положила в одну из снятых перчаток. Позже она придумает тайник понадежнее.

Закончив с самым важным делом, девушка выглянула в окно.

По главной улице, довольно широкой по меркам Стоунфолла и освещенной несколькими газовыми фонарями, спешили люди – Кэтрин заметила не менее дюжины человек. У себя дома увидеть столько народу сразу ей доводилось только воскресным утром, когда соседи дружно направлялись в церковь. Вот хорошо одетые дама и джентльмен свернули к входу в гостиницу. Должно быть, постояльцы ходили прогуляться перед ужином.

На углу, где улица пересекалась с другой, менее широкой, мисс Хаддон заметила еще одну вывеску и, хоть и не смогла разглядеть, что на ней нарисовано, догадалась, что в том доме находится паб, также принадлежавший ее дядюшке.

В «Охотниках и свинье» был свой ресторан для респектабельных постояльцев, но дальновидный мистер Лофтли не захотел возлагать все свои упования только на гостиницу. Железная дорога уже несколько лет позволяла путешественникам миновать Кромберри без остановки, и в будущем поток постояльцев мог и вовсе иссякнуть. А вот желание пропустить по стаканчику так же неистребимо, как пыль или насморк.

Миссис Хаддон строго-настрого запретила дочери приближаться к пабу, но сейчас Кэтрин, позабыв о наказе, замерла у окна. Она внезапно начала испытывать странное чувство, как будто кто-то невидимым пером щекотал ей лоб, шею, ладони. От этого ощущения ей нестерпимо хотелось вертеть головой во все стороны, хватать руками первые подвернувшиеся предметы и, наконец, поскорее достать карандаши и кисти.

Она даже подошла к зеркалу, кривовато вставленному в дверцу шкафа, чтобы посмотреть, не появилась ли у нее какая-нибудь сыпь. Как дочь доктора, Кэтрин вполне могла предположить, что поездка в дилижансе не обойдется без неприятных последствий.

Но лоб выглядел таким же высоким и гладким, как всегда, а вот воротничок синего платья сбился набок, вьющиеся волосы тут и там выскользнули из закрученной узлом косы и свисали на уши и шею. В остальном из зеркала смотрело на мисс Хаддон ее привычное изображение, пусть и не перепачканное краской и не светящееся лукавой улыбкой, из-за чего круглые щечки становились неприлично пухлыми.

– Ох, я выгляжу здоровой, даже чересчур, но что же со мной происходит? – Мисс Хаддон поглядела на свои руки и вдруг громко хлопнула в ладоши.

Кажется, она догадывается, что это за чувство. Свобода! Настоящая, а не воображаемая, как во время долгих прогулок подальше от родного дома, когда Кэти начинало казаться, будто невидимая, но туго скрученная нить наматывается на катушку и тянет ее обратно. Свобода от Стоунфолла с его душными гостиными, материнских нотаций, насмешек Бартоломью и несчастной первой влюбленности…

Возможно, все еще наладится. Так или иначе.

Долго раздумывать времени не было, жаркое дядюшки, должно быть, уже скорчилось от недостатка внимания, и Кэтрин поторопилась на встречу с ним. Перед этим она, правда, еще раз хлопнула в ладоши, когда поняла, что не станет отказываться от добавки, если тетушка Мэриан ей предложит. Дома миссис Хаддон постоянно ограничивала дочь, считая ее недостаточно стройной для своего возраста, и доктор Хаддон, увы, поддерживал в этом жену. Здесь же, как надеялась Кэтрин, на ее сторону встанет дядя Томас, чей обширный живот явственно говорил о любви к обильному столу. А возможно, и к посиделкам в пабе, но эту склонность его племянница разделять, к счастью, не собиралась.

Кэтрин заперла дверь и направилась обратной дорогой вниз, в холл. По пути она рассматривала другие выходящие в коридор двери, аккуратные, выкрашенные белой краской, с голубыми нарисованными номерами. За какой же из этих дверей находится «Зал фей»? А другие комнаты, как они называются? Сколько же всего ей предстоит узнать! И сколько из этого она забудет в первые же четверть часа?..

На прощанье отец подарил ей блокнот, обернутый серебристо-серой тканью. «Тебе он пригодится, дорогая, – доктор Хаддон ласково поцеловал дочь, но глаза его безрадостно потухли. – Записывай все, что тебе скажут дядя и тетя о твоих новых обязанностях, иначе ты растеряешься в незнакомом мире, и некому будет тебе помочь».

Кэтрин не смогла, да и не собиралась сдерживать слезы. Она поблагодарила отца, но не стала говорить эту банальную фразу, так часто встречавшуюся ей в романах: «Вы когда-нибудь сможете простить меня?» Кто бы мог подумать, что она станет нуждаться в этих напыщенных словах! Конечно, отец простил ее, да доктор Хаддон и не верил всерьез в злой умысел, просто не смог бы представить себе, что его Кэти способна на такое злодеяние. Легкомыслие Чарли Баттенхейма, оставившего работу в неподходящий момент, и злосчастное стечение обстоятельств – вот в чем причина смерти миссис Фолбрайт. Не более того.

На отъезд дочери он согласился больше ради спокойствия миссис Хаддон, и Кэтрин прекрасно это осознавала. И сейчас ей не стоит задумываться ни об одиночестве отца, ни о судьбе Чарли, которому непросто будет устроиться, ни уж тем более о своем разбитом сердце. Иначе, увидев ее унылый вид, тетушка и дядюшка тотчас отошлют ее обратно из опасений, что она превратит их процветающую гостиницу в обитель печали.

Навряд ли, конечно, мистер и миссис Лофтли выразились бы так банально-поэтично, но сути это не меняло. Кэтрин надлежит быть такой, какой ее хотят здесь видеть. Скорее всего, от нее не потребуется чего-то выдающегося. Быть услужливой, вежливой, все успевать и никому не докучать – примерно так представляла себе Кэтрин обязанности служащего в гостинице.

Надежды на обильный и вкусный стол дядюшки вполне оправдались, но Кэтрин и представить себе не могла, что все остальные ее упования чуть было не разрушились еще до того, как она переступила порог «Охотников и свиньи»!

За едой мистер и миссис Лофтли расспрашивали Кэти о ее поездке, о том, как обстоят дела у мистера и миссис Хаддон, у Маргарет и Джонатана, но спустя некоторое время Кэтрин показалось, что их оживление несколько преувеличено. Дядя и тетя то и дело переглядывались и досадливо отводили взгляд, словно каждый из них не решался сказать нечто неприятное и пытался переложить эту обязанность на другого. Наблюдательный взгляд художника позволил Кэтрин заметить эту неловкость, и она сама начала ерзать на стуле и поглядывать по сторонам. Что-то определенно должно было произойти…

Наконец, миссис Лофтли намеренно кашлянула, и ее супруг решительно отложил вилку и нож.

– Кэти, дорогая, есть кое-что, о чем мы хотели с тобой поговорить, – начал он и тут же умолк, чтобы вытереть вспотевшее лицо большим полостатым платком.

– Что-то случилось? Тетушка Мэриан говорила о каких-то ужасных событиях в Кромберри, они касаются вас? – Молодая девушка выпрямилась и замерла в ожидании дурных вестей.

– О, боже мой, конечно, нет! – миссис Лофтли отмахнулась салфеткой, которую зачем-то взяла в руки. – То, что случилось в сентябре, ужасно, но не имеет отношения к нашим делам. Твой дядюшка хотел сказать только, что, когда он писал сестре об уходе нашего Арчи, он и подумать не мог, что твоя матушка захочет отправить тебя помогать нам!

– Вы нашли кого-то на замену своему служащему! – Внезапное понимание придавило Кэтрин, и она откинулась на спинку стула, не думая о том, как выглядит при этом ее фигура. – Я приехала напрасно!

Миссис Лофтли бросила салфетку себе на колени и дотянулась до Кэти, чтобы ободряюще погладить ее по руке. Укоризненный взгляд ее был обращен к мистеру Лофтли, который явно не помогал супруге в напряженный момент.

– Это не совсем так, дитя мое, – пропыхтел мистер Лофтли. – Признаться, сперва мы были озадачены телеграммой твоей матушки, но, подумав как следует, я нашел прекрасное решение!

– Можно подумать, вы один его нашли, – фыркнула тетушка Мэриан, и ее муж снова потянулся за платком. – Так вот, дорогая, отчасти ты права. Мы не могли справиться без помощника и наняли одну молодую девицу на замену Арчи.

Кэтрин вся сжалась. После того как она увидела свою милую комнатку и ощутила в воздухе привкус свободы, удар показался ей смертельным. Но миссис Лофтли еще не закончила.

– Однако же эта девушка прежде работала сиделкой в нашей богадельне, ухаживала за больными стариками, читала им, писала за них письма родным, развлекала их детскими играми, которые они только и могут теперь понять… Словом, она не была простой служанкой и не делала грязную работу, так как происходит из приличной семьи, потерявшей все свое достояние, и получила кое- какое образование. Наши бедные старики очень привязались к Бетси, хотя ее характер и оставляет желать лучшего, и благотворительное общество попросило ее два-три раза в неделю приходить в приют, чтобы исполнять свои прежние обязанности. Конечно, работа в «Охотниках и свинье» куда престижнее, да и платили Бет в богадельне сущие гроши, но попечители приюта согласились взять туда ее бабушку безо всякой платы, за что Бетси должна быть им благодарна… Вот мисс Вортекс и попросила у нас позволения покидать гостиницу, чтобы помогать в приюте. А мы с твоим дядей не смогли отказать ей, ведь тем самым мы бы оскорбили дам-попечительниц…

Кэтрин представила себе незнакомую Бетси этаким ангелом возмездия, отнимающим у нее самой надежду на избавление от удушающей атмосферы Стоунфолла, и горько вздохнула. Она все еще не понимала, что хочет объяснить ей тетушка Мэриан.

Миссис Лофтли умолкла, чтобы глотнуть из бокала разбавленного водой вина, и дядюшка Томас подхватил нить беседы своими пухлыми пальцами.

– Так вот, Кэти, мы, конечно же, не могли отказать дамам-благотворительницам, тем более что твоя тетя состоит в этом самом дамском комитете. Но отпускать Бетси оказалось довольно хлопотно для нас, ведь ее кто-то должен был заменять на эти часы. Я или твоя тетя и прежде подменяли Арчи, если ему нужно было взять выходной или выйти куда-нибудь, но это случалось не чаще раза в неделю. Теперь же нам постоянно приходится отрываться от собственных дел, чтобы провести три или четыре часа за стойкой, – он устало покачал головой, словно это был непосильный труд. – Мы так и этак думали, как бы нам облегчить себе жизнь, и телеграмма моей сестрицы, сперва нас озадачившая, позже показалась нам перстом божьим, указующим, как надобно поступить.

От неожиданного пафоса, прозвучавшего в последней фразе мистера Лофтли, Кэтрин едва не рассмеялась, если б только ее так сильно не одолевала тревога о своем будущем. Кажется ли ей, будто в словах дяди Томаса появился намек на благоприятный исход дела?

– Словом, мы решили, что твой приезд очень кстати, – миссис Лофтли не пожелала отдать все лавры рассказчика своему муженьку. – Пока Бетси исполняет свой христианский долг в богадельне, ты будешь занимать ее место за стойкой. А в остальное время ты можешь помогать мне с составлением списка блюд для обедов и ужинов, относить на почту письма наших постояльцев и заниматься множеством другим дел. К тому же тебе, конечно, надлежит участвовать в делах нашего благотворительного комитета, дочь доктора никак не может остаться в стороне от помощи страждущим! Словом, дитя, тебе не стоит беспокоиться, что в Кромберри ты никому не нужна. Мы с твоим дядей так рады твоему появлению, ведь ты такая милая и славная девочка! Да и мне порой не хватает наперсницы, не могу же я обсуждать свои заботы с прислугой!

– Вот все и устроилось, – радостно закончил мистер Лофтли, едва тетушка Мэриан сделала паузу. – Мы не сможем платить тебе столько, сколько получает Бетси, ведь прежде мы платили только одному Арчи. Так тебе и не придется много тратить, ведь ты не станешь платить за кров и стол! Не правда ли, мы с твоей тетей нашли такое удачное решение всех проблем, что даже сам мировой судья позавидовал бы?

Кэтрин с облегчением закивала, но тут же посчитала необходимым подняться со стула и обнять и расцеловать поочередно дядю и тетю. Ее не отправят обратно и не станут нагружать тяжелой работой! Пускай у нее будет не так уж много денег, зато она останется в Кромберри, в своей милой комнатке, которую она уже успела полюбить. При мысли о дамском комитете она едва не перестала улыбаться, подозрение, что и ей придется посещать богадельню, слегка подпортило ее радость, но Кэтрин тут же одернула себя. Нельзя быть неблагодарной! Самое главное – она остается у дядюшки Томаса. И постарается подружиться с Бет.

Довольные друг другом, все трое приступили к десерту, приготовленному миссис Лофтли нарочно по случаю приезда племянницы.

Глава 5

Кэтрин в изнеможении откинулась на спинку жесткого стула. Часы в холле, аляповатая подделка под французских мастеров, еще даже не собирались бить полдень, а она уже опасалась, что не доживет до вечера.

Сегодня дядюшка Томас нарочно дал Бетси выходной, чтобы Кэтрин могла освоиться на новом месте, не смущаясь совершать ошибки под чьим-то пристальным взглядом. Предполагалось, что мистер и миссис Лофтли сами покажут Кэти все, что она должна увидеть, и расскажут все, что ей надлежит крепко запомнить.

Полчаса назад тетушка Мэриан отправилась вздремнуть после завтрака с двумя дамами, на протяжении нескольких лет останавливащимися в лучших комнатах в «Охотниках и свинье» по дороге в Бат, так что хозяйке попросту необходимо было проявлять любезность. До этого завтрака миссис Лофтли торопливо, перескакивая с одного на другое, посвящала племянницу в тайны своего то ли ремесла, то ли искусства. В блокноте Кэтрин уже появилось множество отрывочных записей, ни одна из них не была доведена до точки, и бедная девушка надеялась, что позже сможет разобрать свои собственные каракули, так непохожие на ее обычный округлый почерк.

Несмотря на то что постояльцы занимали сейчас только половину комнат, дел в гостинице хватало всем – лакею и двум горничным, поварихе и ее помощнице, приходящей прислуге, которую приглашали для выполнения тяжелой и грязной работы. И, конечно же, сидящей за конторкой служащей, которой сегодня оказалась Кэтрин.

Она уже три или четыре раза обежала едва ли не все старинное здание, спеша передать поручения горничным, напомнить поварихе о торжественном обеде, заказанном городским судьей по случаю венчания дочери, отыскать двух мальчишек-посыльных, прячущихся в крошечном садике с колодой карт. И при этом она постоянно должна была сидеть на своем месте, приветливо улыбаться гостям, отвечать на их вопросы (а что она могла сказать о Кромберри, которого еще совсем не видела?), принимать у них письма и записывать в большую конторскую книгу разнообразные требования, пожелания, жалобы. И ни в коем случае ничего не перепутать!

В те несколько минут, что она успела провести в тишине и одиночестве, Кэти попыталась зарисовать на последней странице своего блокнота тучную фигуру дядюшки, склонившегося над бумагами в крошечном кабинете, открытая дверь в который находилась совсем рядом с конторкой. Но пальцы девушки дрожали после того, как ей пришлось отнести тяжелый поднос с завтраком в номер мистера и миссис Донстер, не пожелавших спуститься в ресторан. Отбросив бесполезный карандаш, Кэтрин тяжело вздохнула. Она привыкнет, как привыкла Бет. У нее просто нет другого выхода. Не возвращаться же домой с позором, признав свою никчемность! После чая тетушка Мэриан обещала сменить ее, и Кэтрин надеялась, что у нее хватит сил немного прогуляться по Мэйн-стрит, посмотреть модные магазины и нарядные домики самых достойных жителей Кромберри.

Колокольчик у входной двери звякнул, и в холл вошел высокий мужчина в теплом плаще. Не тратя время на оглядывание по сторонам, он снял шляпу и немедленно двинулся к конторке. На лице его появилось и тут же исчезло удивленное выражение – верно, он ожидал увидеть на месте Кэтрин мисс Вортекс.

– Добрый день, мисс, – голос его звучал глуховато и как-то устало. – Запишите там у себя, что карета мистера Голдвина готова, он может забрать ее, когда пожелает.

– Да, сэр, я непременно… – Кэтрин сбилась на середине любезного ответа, когда заметила за спиной мужчины горничную, поправлявшую подушки на стоявших в холле диванах. Лицо Сары побледнело, глаза расширились от испуга – хоть сейчас рисуй с нее иллюстрацию к романам мисс Радклифф.

– Очень хорошо, мисс, – мужчина резко кивнул, его темные волосы с редкими проблесками седины взметнулись вокруг нахмуренного смуглого лба. Кажется, скомканный ответ Кэти его не удивил. – Всего хорошего!

Тем же решительным шагом он направился к выходу. По дороге гость коротко кивнул горничной, которую не заметил прежде, но Сара, вместо того чтобы вежливо поклониться, ответила таким же быстрым кивком и набросилась на бедные подушки так, словно собиралась вытрясти из них рождественский снегопад. Едва за мужчиной захлопнулась дверь, как Сара выронила подушку и повернулась к Кэтрин.

– Вы только посмотрите, мисс! Да как он смеет так спокойно являться сюда и пугать добропорядочных людей! После того что случилось, ему бы лучше сидеть в своей конторе и не показывать носа на улицу!

При первом знакомстве Сара показалась приветливой и старательной девушкой, и этот прилив возмущения изумил Кэтрин.

– А что случилось, Сара? – осторожно спросила она.

– Ах, мисс Хаддон, вы же только вчера приехали! – Сара приблизилась к конторке, голос ее зазвучал тише, как только она заметила открытую дверь в кабинет мистера Лофтли. – Надо думать, ваши дядя и тетя не стали сразу пугать вас нашими ужасами!

– Конечно, я ничего не знаю… – начала Кэтрин, но тотчас же ей вспомнилась фраза, произнесенная накануне миссис Лофтли. Тетушка тоже говорила о каких-то ужасах, и сейчас ее племяннице больше всего на свете захотелось узнать, в чем тут дело.

Кэти посмотрела на своего дядю. Похоже, мистер Лофтли проиграл неравный бой с пришедшей поутру почтой и сейчас благостно дремал, чуть склонившись набок в своем уютном кресле.

– Идемте к окну, – Кэтрин выбралась из-за конторки, мельком порадовавшись, что стул двигается по мягкому ковру бесшумно. – Там мы не потревожим дядюшку.

Сара поторопилась вслед за мисс Хаддон. Новая слушательница – просто подарок для любителя рассказывать страшные истории, а Сара, судя по всему, как раз и была такой любительницей.

– Не прошло и двух месяцев, мисс, как в нашем Кромберри убили девушку! Задушили и столкнули с моста в Кром! – преувеличенно громким шепотом начала свой рассказ Сара.

– Ох! – Кэтрин и помыслить не могла, что история и впрямь окажется леденящей. Кража церковной утвари или побег школьной учительницы со старшим сыном викария – вот на какие ужасы мог рассчитывать Стоунфолл. Ну, по крайней мере, до того, как в его истории оставила свой след мисс Кэтрин Хаддон. Но жестокое убийство – удел более крупных городов. В этом смысле Кромберри превзошел ее родной городок. Примерно так успела подумать Кэти до того, как Сара продолжила, не вполне удовлетворенная реакцией мисс Хаддон на поразительное известие. Поистине, Кэтрин могла бы охнуть дважды или даже трижды, если уж не захотела падать в обморок, как сестра Сары, проживавшая на ферме и не привыкшая к злодействам, творящимся в городах.

– У нашего Крома сильное течение, бедняжку унесло бы далеко от города, если б вокруг ее рук не обвилась сеть старого Подрика Плама. Он всегда ставит свои сети ниже моста, сколько бы судья Хоуксли ни запрещал ему браконьерствовать прямо в городе! Так Подрик и вытащил несчастную утопленницу, тут уж судье пришлось поблагодарить его, ведь иначе мисс Грин не смогли бы отыскать. И никто бы не узнал об этом страшном злодеянии!

– Бедная девушка не могла упасть с моста сама? Здесь в самом деле произошло убийство? – Кэтрин не знала, стоит ли доверять словам Сары, может быть, горничная просто любит поболтать и склонна преувеличивать?

– О, мисс Хаддон, ну как же иначе, если у нее на шее был багровый след от веревки или ремня? – Сара, кажется, собралась обидеться на посмевшую усомниться в ее словах мисс Хаддон, но желание довести рассказ до конца пересилило. – И доктор, и полицейский сержант, и сам главный констебль Грейтон не сомневаются – негодяй сперва задушил мисс Грин, а потом уже сбросил с моста в реку.

– Это и впрямь ужасно, – примирительно сказала Кэтрин, догадавшаяся по выразительному лицу горничной о подступающей обиде. – Но кто же убийца? Чем бедная мисс Грин заслужила такую жуткую смерть?

– Конечно же Дик Харт! – убежденность Сары заставила ее повысить голос, и обе девушки тут же испуганно обернулись. Но из кабинета мистера Лофтли не было слышно никаких звуков, до них не доносилось даже его сопения, и Кэти нетерпеливо повернулась к собеседнице.

– Кто такой этот Дик Харт?

– Как же это я все время забываю, что вы еще никого тут не знаете! – Пухлые руки Сары взметнулись вверх и тут же снова опустились к оборке чистого фартука, которую она сминала пальцами во время своего захватывающего рассказа. – Дик Харт – брат Джона Харта, того самого, что только что был здесь и разговаривал с вами о карете мистера Голдвина!

На этот раз Кэтрин охнула с должным чувством, и Сара довольно кивнула. Еще бы, не каждый день разговариваешь с братом настоящего убийцы!

– Но… почему этот Дик Харт убил ее? – В голове у мисс Хаддон появилось сразу слишком много вопросов, но она благоразумно решила не вытряхивать все сразу – Сара явно вознамерилась удовлетворить ее любопытство. Только бы их никто не прервал! Но в холле было пусто и тихо, постояльцы разошлись по своим делам, прислуга занималась уборкой, и девушки могли без помех продолжить беседу.

– Они были помолвлены! – Сара явно собиралась выдавать поразительную историю частями, причем каждая последующая часть была невероятнее предыдущей, сама мисс Рэдклифф могла бы почерпнуть у горничной умение вести рассказ так, чтобы захватить слушателя безраздельно.

– Помолвлены? – Кэтрин прижала ладонь ко рту. – Бедную девушку убил ее собственный жених?

– Мистер Джон Харт держит контору по перевозке самых разных грузов во многие города графства, а еще его работники ремонтируют кареты и повозки, как вот экипаж мистера Голдвина, застрявшего в Кромберри из-за поломки кареты.

Похоже, Сара решила сделать отступление от главной истории, и Кэтрин нетерпеливо нахмурилась – какая разница, что там с этими каретами!

– Дик – младший брат Джона Харта и помогает ему в конторе, да и сам разъезжает иногда, если надо договориться с кем-нибудь о большом грузе в другом городе, – как ни в чем не бывало продолжила горничная. – А мисс Грин – дочь хозяйки шляпной лавки. Они и познакомились в лавке, куда Дик Харт пришел за перчатками для своей матери. Я знакома с продавщицей из магазина, что напротив лавки миссис Грин, так вот, Сью говорила мне, что Дик просто голову потерял, по нескольку раз в день прохаживался мимо шляпной лавки, покупал ненужные перчатки и платки, потом стал дарить их мисс Грин. Она, понятное дело, сперва отказывалась, а потом стала принимать подарки, ее матушка придумала продавать их заново, ведь они все были новехонькие!

Кэтрин пожалела на мгновение бедного Дика Харта. Увидеть свои подарки возлюбленной выставленными в витрине лавки – тут кто угодно ожесточится! Но неужели эта практичность привела его в такое раздражение, что он совершил убийство? Тогда уж логичнее было бы прикончить матушку мисс Грин!

Сара, не подозревающая о том, куда способны завести сумбурные мысли ее собеседницу, сделала глубокий вдох и продолжила, все тем же театральным шепотом:

– В положенное время Дик сделал мисс Грин предложение, и она его приняла. Джону Харту уже тридцать шесть лет, он овдовел семь лет назад и не собирается жениться снова. Значит, все его дело достанется Дику, так что младший Харт может считаться завидным женихом!

– Но она все же любила его? – Кэтрин вправе была надеяться на романтическую историю, раз уж ей пришлось слушать про повозки и кареты.

– Вот уж чего не знаю, мисс, того не знаю! – Сара резко одернула свою оборку. – Люди говорят, между ними сперва все было хорошо, свадьбу собирались устроить в январе… Но вот потом вроде как кошка меж ними пробежала. Или даже целая свинья, – неожиданно добавила Сара, видимо, вспомнив название гостиницы мистера Лофтли. – Дик-то часто бывал в разъездах, не мог сопровождать мисс Грин на все танцы и гулянья, а зачем тогда нужен жених? Самое приятное время помолвки они проводили почти что порознь, и, как подозревает Сью, сердце мисс Грин начало склоняться к кому-то еще.

– Дик Харт узнал об этом и убил ее из ревности? – подхватила Кэтрин.

– Погодите, мисс! – осадила ее Сара. – Весь город так думает, хотя миссис Грин утверждала поначалу, что ее Энн была честной девушкой и ждала жениха, сидя дома с рукодельем. Но потом, как все открылось, ей пришлось замолчать…

– Что открылось?! – Неужели и этот момент истории еще не самый драматичный?

– То и открылось, что мисс Грин ждала ребеночка! Можете вы такое представить? – Сара округлила глаза и широко развела руками, словно призывая в свидетели весь белый свет.

Кэтрин, которая еще полчаса назад не подозревала о существовании мисс Грин и братьев Харт, только покачала головой. Что, если бы миссис Хаддон могла видеть дочь сейчас? Она бы немедленно потребовала у дядюшки Томаса уволить Сару, а Кэтрин бы запретила даже вспоминать об этой истории. Молодая девушка, даже если она дочь врача, должна быть ограждена от подобных рассказов. Как же хорошо, что мать осталась в Стоунфолле, а не привезла ее сама! Миссис Хаддон некоторое время размышляла о поездке, но нежелание видеть брата, его жену и, в особенности, намалеванную на вывеске свинью, пересилило в кои-то веки заботу о приличиях, и Кэти поехала в Кромберри одна.

Сара веско кивнула.

– Еще бы! Никто не мог такого себе представить, да только это истинная правда! Доктор, который осматривал мисс Грин, рассказал судье и полицейским, а те уж своим женам и матерям, и через два дня об этом знали уже все в Кромберри. Все, кроме Дика Харта, который как раз уезжал по каким-то делам и вернулся только на четвертый день после того, как нашли труп мисс Грин.

– Если он был в отъезде, как же он мог убить ее? – Кэтрин, похоже, устанет удивляться рассказу Сары больше, чем она успела устать от работы.

– Именно так и говорят они оба, и Дик, и его брат! Конечно, наутро после убийства Дика видели в Солтене, это подтвердили люди, к которым старший Харт послал Дика улаживать дела, да только никто не знает, в какое время он уехал! Сержант уверен, что Дик мог встретиться с мисс Грин около полуночи на мосту, убить ее и успеть в Солтен к завтраку!

– Но он может быть и невиновным! – возразила Кэтрин. – Если никто не видел, как он встречался с мисс Грин, почему все считают его убийцей? Что, если это тот, другой человек, с которым мисс Грин встречалась тайком?

– Вот потому Дика до сих пор и не посадили в тюрьму! – с явным сожалением ответила Сара. – Судья никак не может решиться отдать такой приказ, да и Джон Харт нанял брату защитника, как он там называется…

– Адвокат, – подсказала Кэтрин.

– Да-да, нанял адвоката! Да только к чему это, все ведь знают, как было дело!

Пренебрежительная уверенность Сары показалась Кэти неприятной, но она слишком сильно хотела услышать продолжение истории, чтобы читать горничной нотации.

– И как же? – только и спросила она.

– Должно быть, мисс Грин призналась ему, что носит дитя, и попросила поторопиться со свадьбой, пока ее особенное положение не стало заметным. А Дик сообразил, что ребеночек-то не его, ну и обозлился! И задушил изменницу! Уж такой он, горячий нравом, несколько раз судья назначал ему штрафы за драки, а однажды и вовсе чуть не убил кого-то из работников своего брата, когда поймал того на краже денег из конторы!

Что ж, подобная трагедия была вполне возможна, и Кэтрин не нашлась, что ответить. Она не знала тех людей, но могла посочувствовать и несчастной мисс Грин, и ее жениху, неважно, виновен он или нет. Мисс Хаддон хорошо представляла себе, что значит попасть в беду из-за неодолимой страсти, пусть ее страсть и была иного свойства.

Часы внезапно заполнили холл немелодичным перестуком металлических молоточков, и Сара испуганно обернулась.

– Ах, мисс, уже полдень! Пора мне бежать наверх, прибираться в комнате миссис Тафф. К часу она непременно вернется с прогулки и, если порядка не будет, нажалуется на меня хозяйке!

– Конечно-конечно, – рассеянно ответила Кэтрин.

Горничная устремилась к лестнице, а мисс Хаддон еще некоторое время смотрела в окно, выходящее на Мэйн-стрит. Услышанная история расстроила ее, и Кэтрин, чтобы отвлечься, принялась рассматривать публику, прохаживавшуюся по улице. Изредка проезжал какой-нибудь экипаж, но в это время года открытые коляски не пользовались популярностью, а разглядеть, насколько элегантны сидящие в каретах пассажиры, не было возможности.

Появились два всадника, их кони чинно переступали тонкими ногами по щербатой мостовой, и Кэти подумала, что видела таких благородных животных лишь несколько раз в жизни, когда в Стоунфолл приезжали богатые владельцы расположенных в округе поместий. Должно быть, и эти джентльмены не живут в Кромберри, а заехали по каким-нибудь делам.

Когда всадники поравнялись с «Охотниками и свиньей», Кэтрин сумела как следует разглядеть их профили. В том, что перед ней – родственники, сомнения не было. Одинаково крупные, утолщающиеся книзу носы, толстоватые губы и темно-рыжие волосы – как будто это один человек раздваивается, отражаясь в оконных стеклах. Впрочем, ехавший чуть впереди мужчина мог уже сейчас считаться полным, в то время как его спутник обещал стать таким лишь через восемь-десять лет. Должно быть, именно столько и разделяло братьев, за отца и сына они уж никак не смогли бы сойти.

Пока Кэтрин рассматривала джентльменов, ее любопытство не догадалось шепнуть ей, что глазеть в окно на незнакомых мужчин по меньшей мере неприлично. Напротив, она едва ли не носом прижалась к стеклу, пытаясь заметить все новые и новые детали их облика – ей уже отчетливо представилось, как она рисует в альбоме обоих всадников, преувеличенно полных и спорящих перед крошечным зеркалом, чей нос больше походит на нос их далекого предка, основателя династии. А сам этот предок с язвительной усмешкой взирает на братьев с висящего рядом портрета.

Конь старшего из мужчин опережал другого не более чем на фут, и мисс Хаддон неторопливо поворачивала голову вслед за удаляющимися джентльменами, когда первый, следуя за какой-то неизвестной мыслью, вдруг повернул голову и неспешно оглядел фасад гостиницы. Его взгляд показался Кэтрин не то мрачным, не то сонным, как будто мужчина боролся с дремотой, которую навевала степенная поступь коня. Прежде чем девушка успела отодвинуться от окна или хотя бы сделать вид, что рассматривает что-нибудь более отдаленное, нежели проезжающих мимо джентльменов, крупные серые глаза мужчины нашли ее взгляд. Кэтрин растерянно моргнула, конь сделал следующий шаг, подбородок мужчины опустился не более чем на треть дюйма, чтобы тотчас занять прежнее положение, и вот Кэти уже смотрит сперва на его ухо, затем на затылок, а через мгновение перед ней уже проплывает профиль младшего брата. Второй джентльмен даже не заметил, что его родственник пошевелил головой, в тот самый миг он с тем же надменным видом кланялся кому-то, находящемуся на другой стороне улицы. Из-за лошадей Кэтрин не могла разглядеть, были это две дамы в старомодных шляпках или молодой викарий, скорее даже, его помощник, решительным шагом направляющийся в сторону книжной лавки.

– Вот куда мне надо поскорее заглянуть, – пробормотала Кэти, все еще ощущавшая непонятное смятение. Мужчине, посмотревшему на нее, было не меньше сорока пяти лет, и его никак нельзя было назвать привлекательным, но его взгляд, из отрешенного на мгновение ставший вдруг цепким и чуть удивленным, смутил девушку.

Запоздалое чувство, что она повела себя неподобающим образом, попыталось настичь ее, но Кэтрин решительно отбросила его, постаравшись сосредоточиться на других, не менее важных вещах. Разузнать у тетушки, кто эти джентльмены, попытаться нарисовать профиль любого из них в блокноте, да поскорей, пока черты не стерлись из памяти, сбегать в книжную лавку спросить, где в Кромберри продаются кисти и карандаши, наконец, вспомнить, что она должна делать прямо сейчас, – не слишком ли много для одной семнадцатилетней девицы?

Надо отдать мисс Хаддон должное – она сперва вернулась за конторку и заглянула в блокнот, чтобы прочесть заметки о наставлениях миссис Лофтли, и только после этого, убедившись, что именно сейчас ей никуда не надо бежать, взялась за карандаш.

Глава 6

– Что ж, Кэтрин, ты прекрасно справилась со всеми поручениями на сегодня. – Миссис Лофтли с довольным видом заняла место за конторкой. Еще бы, почти весь день ее не было видно в холле, и ее племянница могла только гадать, действительно ли тетушка занята неотложными делами или просто решила устроить себе каникулы. – Еще одна просьба, дорогая: отнеси наверх чайный поднос для миссис Дримлейн и можешь отдохнуть, спуститься в ресторан выпить чаю или пойти прогуляться, пока еще не совсем стемнело. Только, бога ради, никуда не сворачивай с Мэйн-стрит!

Вчера Кэтрин удивилась бы истеричным оттенкам, прозвучавшим в последней фразе миссис Лофтли, но после рассказа Сары тревога тетушки была понятной.

Девушка послушно кивнула, ей казалось, что к окончанию этого трудного и долгого дня у нее не останется сил даже на то, чтобы открывать рот и шевелить губами. Назавтра свое место за конторкой займет Бет, но тетушка Мэриан уж наверняка придумает для племянницы немало поручений. И этот или похожий на него день повторится, а за ним другой, третий и так до тех пор, пока… Пока что? Увы, на этот вопрос мисс Хаддон не могла ответить, а потому постаралась запереть его поглубже в своем разуме, как и многие другие, попытавшиеся окружить ее, словно изогнутый частокол. Она не станет думать об окончании своей службы у дядюшки в первый же день, иначе она, чего доброго, заподозрит, что разочарована произошедшей в ее жизни переменой. Ну, нет, этого Кэтрин не допустит. Отъезд из Стоунфолла – счастье для нее, и вот так она и будет считать! Глазеющие на нее постояльцы, усталые ноги и ноющая спина – не самая высокая цена за возможность больше никогда не видеть ухмыляющуюся физиономию Бартоломью!

И, похоже, она должна быть признательна мисс Вортекс за то, что та согласилась работать в «Охотниках и свинье», и еще больше за то, что Бетси решила оставить себе время на посещение приюта для одиноких стариков. Ведь иначе Кэтрин либо пришлось бы нести непосильную ношу, либо и вовсе вернуться в ненавистный Стоунфолл.

С этими утешительными мыслями Кэти направилась на кухню за чаем для миссис Дримлейн.

С трудом удерживая на одной руке тяжелый поднос, Кэтрин сперва робко постучалась, а затем отворила дверь, украшенную небольшой гирляндой из резных зеленых листьев и побегов, похожих на виноградную лозу. Именно за этой дверью, как сообщила ей миссис Лофтли, и находился «Зал фей». Но и без подсказки можно было догадаться, что здесь не просто жилая комната – дверь с резьбой была в коридоре единственной.

В «Зале фей» обнаружился прозаический зажженный камин, и его теплое пламя в первый момент привлекло внимание девушки. Она еще не успела повернуть голову, чтоб осмотреть убранство комнаты, как кто-то шевельнулся в полосатом кресле, придвинутом почти к самому камину.

– И каким ветром к нам принесло эту малиновку? – прозвучавшие неожиданно слова едва не привели к катастрофе – поднос в руках мисс Хаддон дрогнул, зазвенела ложечка, чуть сдвинулась изящная этажерка с пирожными и сконами.

– О, дорогая, я вовсе не собиралась тебя пугать! Поставь куда-нибудь этот поднос и подойди поближе. Твоя тетушка говорила, что ожидает еще одну помощницу, но я, признаться, не думала, что ты окажешься такой молоденькой!

Голос был странный. Вроде бы и низкий, глуховатый, старческий. Но прозванивала в нем какая-то дребезжащая струна, как будто посреди мерного гудения вялого речного потока слышится звон капель, падающих в воду с поднятых весел.

В обладательнице голоса, поднявшейся из кресла навстречу девушке, Кэтрин сперва ничего примечательного не разглядела. Старая, очень старая дама, намного старше миссис Хаддон и даже покойной миссис Фолбрайт. Золотисто-коричневое платье из толстого шелка казалось дорогим, но было ли оно современным или старомодным, мисс Хаддон оценить не могла. Почтенные дамы в Стоунфолле выглядели куда скромнее в своих потертых, не раз перешитых туалетах.

Платье, конечно, Кэтрин рассмотрела позже. Сначала она встретилась взглядом с большими бледно-голубыми глазами, глядящими на нее поверх сдвинутых на кончик крепкого носа очков. На глаза нависали морщинистые веки в прожилках, но миссис Дримлейн смотрела на этот мир так же невозмутимо и пристально, как это было тридцать, сорок или даже пятьдесят лет назад.

Сейчас объектом ее внимания стала Кэтрин, и старая дама даже не пыталась скрыть своего любопытства. Леди, напротив, почувствовала себя неловкой и растерянной. Ей очень хотелось получше разглядеть и старушку, и комнату, тем более что посмотреть было на что.

Вдумчивый читатель, к счастью, не отягощенный всеми этими сумбурными чувствами, к приведенному выше описанию миссис Дримлейн мог бы добавить язвительные морщинки вокруг истончившихся губ, несколько дорогих колец на узловатых некрасивых пальцах и, наконец, небрежно свисающий с подлокотника кресла газетный лист. Почтенная леди, читающая лондонскую газету! Несмотря на всеобщее, казалось бы, стремление к прогрессу, эти слова – «леди» и «газета» – до сих пор не могли встать рядом в одном предложении в большинстве умов, в особенности мужских.

Но миссис Дримлейн, о чем Кэтрин еще только предстояло узнать, а читателю можно сообщить и пораньше, не разделяла ни ханжеских убеждений, ни революционных теорий. Она просто проводила свою старость так, как ей хотелось, и не давала никому за то отчета. Благо, она могла себе это позволить в той степени, какой в ее возрасте было достаточно.

«Зал фей», что бы там ни говорила миссис Лофтли об испорченном цвете лица, как нельзя лучше подходил в качестве обрамления для миссис Дримлейн. Зеленые бархатные портьеры, два дивана и несколько кресел, обитые полосатым бело-зеленым штофом, и три изящных, но местами поцарапанных столика явно были приобретены предприимчивым мистером Лофтли на распродаже имущества в каком-нибудь поместье. Наследники, должно быть, так стремились избавиться от старья, принадлежащего их покойным дядюшкам или тетушкам, что добавили к мебели и несколько прелестных ваз с пасторальными сюжетами, выглядящих почти целыми, и две картины с изображением Титании. Если, конечно, упитанную девушку в развевающихся покрывалах, с непрактично длинными для лесной чащи волосами и в сопровождении свиты, состоящей из всяческих эльфов и фей, можно было назвать Титанией.

Так или иначе, зеленый ковер с цветочным узором, картины и портьеры в целом вполне оправдывали посвящение комнаты феям, а вот что касается зала… Здесь мистер Лофтли явно преувеличил. Но не будем осуждать его за это, «зал» и в самом деле звучит лучше, нежели «комната». А ведь он мог назвать свою вторую гостиную «Обитель фей» или, чего доброго, «Убежище дивного народца». Для «Охотников и свиньи» это было бы уж слишком.

Итак, возвращая читателя к текущему моменту, стоит заметить напоследок, что встреча с миссис Дримлейн оказалась вторым толчком после переезда к Кромберри, что направил течение, управляющее судьбой Кэтрин, в совершенно другое, неожиданное и никем не запланированное русло.

Пока же мисс Хаддон неловко поклонилась и кое-как водрузила свою ношу на столик рядом с креслом.

– Добрый вечер, мадам, – пролепетала она, боясь совершить еще какую-нибудь оплошность.

– Я напугала тебя, дитя? – миссис Дримлейн убедилась, что ее сконам ничего не грозит, и снова устроилась в кресле. Газета соскользнула на пол, и Кэтрин, едва не сбив столик, поспешила поднять ее.

– Нет… Не совсем. – Девушка уже досадовала на себя. Казалось бы, встречи со стоунфоллскими дамами из благотворительного общества должны были закалить ее или, во всяком случае, подготовить к знакомствам с самыми грозными типажами, но сейчас она не ощущала в себе твердости духа, чтобы представить портрет миссис Дримлейн в своем альбоме. – Просто… мой отец называл меня малиновкой.

– Ах вот в чем дело… – протянула старая дама. – Возьми в том шкафу еще одну чашку и присядь, думаю, чая и пирожных здесь хватит на двоих.

– Разве я могу?.. – Кэтрин посмотрела на собеседницу с еще большей растерянностью.

– Пить чай с постояльцами? – миссис Дримлейн усмехнулась. – Разумеется, можешь, если тебя пригласили. Твоя тетушка, открою тебе эту тайну, только этим и занимается, если только повезет с приглашением. Второй секрет – я ее приглашаю нечасто. Боюсь, она довольно скучна, а тратить время за чаем на скучных людей я уже не могу себе позволить. А мисс Вортекс и без того проводит слишком много времени со стариками, чтобы тратить его на меня совершенно бесплатно! Да не стой же, дорогая, делай, как тебе велено!

После этого окрика Кэти буквально метнулась к стеклянной горке, установленной в проеме между окнами. Внутри обнаружилось несколько красивых чашек и других предметов из тонкого фарфора – благородные останки старинного сервиза, не пережившего несколько поколений владельцев. Должно быть, посуда досталась мистеру Лофтли вместе с горкой на том же самом аукционе, где он приобрел и другие предметы для украшения своего «Зала фей».

Кэтрин осторожно взяла чашку с блюдцем, придерживая их так, чтобы не звенели друг о друга. Вот интересно, ее руки дрожат от усталости или от волнения, вызванного встречей со старой леди? Миссис Дримлейн не сказала ничего особенного, лишь назвала ее малиновкой…

Пухленькая и розовощекая, Кэтрин и в самом деле напоминала птичку своей живостью. Доктор Хаддон нередко говорил, что хотел назвать дочь Робин, но миссис Хаддон решительно не позволила. Шутил он или говорил правду, Кэти не знала, но это детское прозвище казалось ей тайной только ее и отца. И вдруг незнакомая женщина, едва глянувшая из глубин кресла, называет ее точно так же! Впору подумать, что в «Зале фей» могут случаться чудеса. Кто знает, как на самом деле выглядят феи? Может быть, через несколько столетий они становятся похожи на миссис Дримлейн?

Дольше подумать об этом у Кэтрин не было времени, она подошла к камину и осторожно села в кресло напротив миссис. Оно было поставлено так, что становилось ясно – кому-то почтенная леди все же оказывает честь, приглашая на чаепитие. Кто же это, если не миссис Лофтли и Бет, Кэти еще только предстояло узнать.

– Что ж, я уже знаю, что ты – племянница Томаса Лофтли, – миссис Дримлейн приняла свою чашку твердой рукой, пальцы ее не дрожали. – Твой отец – доктор, и ты могла бы удачно выйти замуж в своем городке, но твои родители отправили тебя сюда. Вероятно, этому есть какая-то причина? Поведай мне свою страшную тайну, облегчи душу!

Кэтрин не сразу поняла, что миссис Дримлейн шутит. В первые мгновения она ошарашенно смотрела на старушку. Разве можно об этом спрашивать вот так, без обиняков, едва знакомого человека? Матушка Кэти, да и ее ближайшие подруги всегда казались девушке довольно бесцеремонными, но и они обычно тратили некоторое время на светские условности, прежде чем вцепиться в жертву своего любопытства.

Миссис Дримлейн громко рассмеялась. Ее смех напомнил Кэтрин хрипловатое похохатывание старого мистера Солберна, не расстававшегося со своей трубкой.

– А я-то думала, ты не из робких барышень, раз уж согласилась занять место за стойкой в «Охотниках и свинье». По словам твоего дядюшки, ты росла бойкой девочкой, несмотря на все попытки матери усмирить твой нрав. Прости меня за эту прямоту, ты еще не можешь представить, каково это – проводить все время в одиночестве или с людьми, чье общество тебя не развлекает. Я не требую настоящей исповеди, но расскажи хоть что-нибудь! Что за место твой… Стоунхолл? Какие люди там живут, какие сплетни в моде? Несмотря на удачное расположение Кромберри, это довольно унылый городишко, а поехать куда-то еще у меня уже нет сил.

Кэтрин немного подумала и решила не сердиться.

– Стоунфолл намного меньше Кромберри, как мне кажется, – неуверенно ответила она. – И там редко случается что-нибудь по-настоящему интересное.

– Фи, дорогая, ты говоришь, как подобает скучной молодой леди с ровным пробором и кривыми зубками, из-за чего она лишний раз не улыбнется. – Похоже, миссис Дримлейн готова была вот-вот разочароваться в своей новой знакомой. – Давай попробуем еще разок. Ты сбежала из своего скучного Стоунфолла или тебя услали родители с глаз долой?

– И то и другое, миссис Дримлейн! – Кэтрин решила, что может выдать некоторое количество правды. Ей начинала нравиться и прямота старой дамы, и эта комната, и пирожные… – Матушка решила, что мне лучше будет уехать после одной… неприятной истории, а я начала дышать свободней после того, как вчера вышла из дилижанса.

Кэти умолкла. Вчера? В самом ли деле она только вчера переступила порог «Охотников и свиньи»? Сейчас ей казалось, что она оставила свой дом месяц назад, не меньше.

– Что ж, надеюсь, тебе и дальше будет чем дышать, – усмехнулась миссис Дримлейн. – Не позволяй твоим дядюшке и тетушке нагружать тебя сверх меры, они навряд ли станут платить тебе столько же, сколько наемной служащей. Я вижу, что ты устала, а ведь тебе, должно быть, хочется пойти на прогулку, увидеть новые места, познакомиться со своими сверстницами… Чем ты любишь заниматься? Вышивки, сентиментальные романы, садоводство, сюсюканье вместе с подругами из благотворительного комитета над бедными, дурно пахнущими младенцами?

– Рисовать! – выпалила Кэтрин, передернувшись при мысли о бедных младенцах.

– Сельские пейзажи, должно быть? Коридор на этом этаже пустоват, думаю, ты могла бы украсить его несколькими картинами.

– Чаще всего мои работы не годятся для показа публике. – Кэти невольно улыбнулась, представляя, как постояльцы дядюшки Томаса толпятся в коридоре, мешая другу другу, чтобы рассмотреть ее рисунки. Затем находят себя и с возмущением покидают гостиницу, пообещав никогда больше не появляться в «Охотниках и свинье».